Ennio Morricone — Poverty.
Утро началось не стандартно, потому что не было обычной дозы Некромантии, что теперь наваливается изо дня в день. Я даже привыкла и теперь не строю такую трагедию из-за того, что раньше вызывало ужас. В этот момент просто нужно отложить все дела подальше и спокойно принять волну. Не знаю почему это происходит именно утром, вряд ли это какой-то особенный закон магии, скорее всего просто моя физиология. Организм привык к этой процедуре, хотя ощущения по-прежнему не комильфо! Я могу лежать или сидеть, но в любом случае в этот момент я даже думать не могу. Чувство, как будто у меня не мозг, а шар с водой, он словно опухает, простые мысли кажутся просто невероятной по сложности задачей, а органы чувств отказывают. Но 10–15 минут в день подобных процедур — вполне терпимо. С каждым днём я трачу на это всё больше и больше времени, увеличивая дозу Некромантии. Теперь я запросто справляюсь с той дозой, что раньше вызывала обмороки, но если я перебарщиваю с очисткой магии, то всё заканчивается текущей из меня чернотой, которая ведёт к совершенно непредвидимому результату. Иногда я задыхаюсь, иногда меня парализует, иногда просто лежу и не шевелюсь. Сегодня этого не было, хоть я и ждала. Я лежала и концентрировалась на грязной магии, но её не было.
Но это не особо меня заботит, к выходкам Некромантии я могу привыкнуть, а вот к чему иммунитет так и не вырабатывается, так это к моему сожителю! Я совершенно путаюсь в тараканах, находящихся в голове у Винсента. От момента, когда он ласков со мной, до момента, когда он меня оскорбляет или кидает, буквально считаные секунды. Снова были разговоры, снова непонимание, снова потрясающий секс, и снова я сижу и думаю: в какой момент он так резко решил хлопнуть перед моим носом дверью?
Я приготовила еду, позавтракала совершенно с молчуном Флэтчером.
— Никогда такого супа не ел… — бурчал он, зачерпывая ложку.
— Ну и как?
— Повара Блэквеллов не перестаёт приятно радовать.
— Это я готовила.
Это не отпугнуло его, он доел всё до последней капли и сухо мне кивнул.
А потом мне сообщили, что Люцифер вернулся. Умница мальчик! Проскакал весь Сакраль, избегая пленений, чтобы вернуться домой к любимому хозяину. Я чесала его громадную морду и неустанно хвалила, а он довольно фыркал, позируя мне своей статью.
Зашла к маленькому Эндрю в спальню, Линда кормила его в этот момент. Чудесный малыш, такой очаровательный! Он мало плачет, в основном лежит и за всеми наблюдает, спит хорошо, ест тоже, меняется каждые пару часов. Мне кажется, что если я пропущу хоть день его жизни, то уже не узнаю. Я нравлюсь ему, он куксится, когда я отдаю его со своих рук Линде, наверно потому, что он мной питается. Звучит жутковато, но в этом ничего страшного нет! Младенцам нужно грудное молоко, потому что оно мягче и полезней коровьего, тоже самое с магией, вокруг меня она намного чище, поэтому малышу так спокойно рядом. Маленький Эндрю похож на Феликса Блэквелла, хотя пока судить сложно.
Пошла в каминный зал, где висел портрет Феликса, чтобы сравнить с малышом Энди образ его деда, но, открыв дверь, я тысячу раз пожалела, что родилась. Я увидела своего мужа, пристающего к какой-то полураздетой женщине, которая расстёгивала ему брюки.
В этот момент до меня наконец дошёл смысл слов «Я изменил тебе», ведь раньше были лишь отголоски понимания. Я отвергала обиды и боль, пряталась за безразличием, но это отложенные ощущения, которые настигли меня в миг созерцания.
И раньше было больно от этой мысли, но сейчас… меня скрутило изнутри одним тугим жгутом, затошнило, замутило, всё свело от обиды и боли.
Знаете, что такое измена? Измена человека, которому действительно веришь, которого боготворишь? Не дай Бог это узнать, ведь слово «мука» открывается в новом значении, обретая будто второе дыхание к словообразованию.
Меня болью не удивишь, но в этом случае я развожу руками…
Такая измена, пусть даже ожидаемая — это повод доказать, что ты — ничто, просто потому что я, вся такая когда-то неприступная и гордая, рассчитывающая только на свою силу и мозг, трясущая холодным мышлением и отсутствием розовых очков, доверилась (идиотка!) кому-то, думала, что он защитит меня, но на деле он сделал мне больнее, чем его грёбанный брат, чуть меня не убивший.
И вот кто большее зло после этого?
В такие моменты можно составить список тех качеств, что ты когда-то в себе наивно лелеяла и взращивала в свете персональных софит, а потом взять и торжественно зачеркнуть это, потому что всё это превращается в ничто.
Считала себя интеллектуалкой? Зачеркни, потому что можно было догадаться, что всё так выйдет.
Сексуальной? Зачеркни, ведь тебя только что променяли на что-то в красном белье и с рабочим ртом.
Красивой? Зад этим себе подотри.
Что ещё? Ах… «особенной» — моё любимое! Особенной и самой лучшей я была до момента, когда впервые раздвинула ноги, как и «недоступной», все эти пункты моего списка рассыпались вдребезги, будто и не было.
Я совсем забыла про мою былую гордость: сильная.
Я не сильная. Сильная не позволила бы слезам наполнить глаза, сильная бы… не знаю, что она бы сделала, но уж точно бы не начала ронять солёные капли абсолютно молча, пока чёрные глаза Винсента становились зелёными.
Хотелось оправдать его попытку измены приступом магии, которая, как очевидно, в этот раз его захлестнула. Я чувствовала какой-то странный запах оттуда, где стояли пустые тарелки Винсента. Еда так не пахнет. Только к чему оправдания, если он уже изменил мне до этого, в чём смело признался. Поэтому…
Поэтому в миг, когда его глаза стали изумрудными, мои — чёрными.
Малодушно, но ведь я уже осознала крушение моего образа сильной женщины, поэтому к чему борьба?
Кажется, по коридорам Мордвина оглушительно прогремел гром, и, кажется, мерцал свет, а в башни с флагштоками, держащими гордый красно-золотой флаг с воинственным волком Блэквеллов, одна за другой начали бить молнии, но я смутно помню.
Стоп. Я не слабая.
Уйми слёзы, Алиса, ведь слабая ты не нужна.
Нужна машиной убийств, покорной и безжалостной. Такой и буду: демонессой, Герцогиней Мордвин, хладнокровной манипуляторшей с глазами дьявола.
Эндрю, прости, что не увижу твою первую улыбку.