Звук: David Bowie — Ost moulin rouge nature boy.

Я стучу в дверь спальни Энтони Саммерса. Уже почти утро, он только вернулся с пьянки, а я после собрания не выходила из своей комнаты. В голове полная апатия. Я пыталась заплакать сегодня, чтобы выбросить наружу эту боль, но не могла; хотела выйти из себя и получать удовольствие, но тоже не могла вопреки приказу. Я в тупике.

Эта скотина открывает дверь, по пояс раздетый. На его теле еле заметные метки магии, скорее смахивающие на татуировки зэка: смазанные, грубые, грязные. Это плохой человек, магия его не признаёт.

— Пришла всё-таки… — хамски улыбается он, — Проходи, детка, — пригласил меня, и я переступила порог с тяжестью, — Я ведь с первого взгляда понял, что трахну тебя. Но ты далась мне не так легко…. — он продолжает нести какой-то бред раздутого до небес пикапера, с такой отвратительно самоуверенной интонацией, — Какого это: быть рабой этого чудовища? Он ненавидит меня и всё равно отдал бриллиант своей коллекции, чтобы я драл тебя как шлюху.

Я нервно обхожу спальню, смотря в огонь камина. Пытаюсь не слушать, но слова всё равно ранят. Хочу всё сделать быстро.

Он подходит ко мне сзади, берёт за плечи и скидывает с меня тонкую накидку, в которую я закуталась, в надежде защититься от внешнего мира. Как глупо искать защиты… Его губы на моей шее оставляют влажную дорожку и наверняка засосы. Нет возбуждения, нет интереса.

Раздражение, брезгливость, неприязнь. Руки Саммерса сразу хватают меня за грудь, он упирается своим членом мне в зад и начинает ритмично тереться, дыша как собака.

Отвращение, жуткое отвращение. Он разворачивает меня к себе и целует в губы, быстро двигая языком. Я отвечаю на поцелуй, борясь с жаждой его убить.

Меня сейчас вырвет.

Медальон не жжёт, подтверждая мою давнюю догадку: запрет заключался в моём желании заняться сексом, а то, что происходит сейчас, никак не связанно с бабочками в животе. Это не измена, это… насилие.

Он елозит по мне своей изолированной в брюках эрекцией, и я понимаю, что буквально пару минут и ткань его брюк отделяют меня он моего полного унижения.

Хочу его убить.

Нет, нельзя. Я должна терпеть.

Саммерс отлипает от меня и тащит за руку к столу.

— Давай, иди сюда, здесь я насажу тебя. Давай, сучка, трогая меня.

Комок в горле. Я преодолеваю расстояние до стола с невероятным усилием. Он подсаживает меня, хватая за бёдра и садит, раздвигая мне ноги. Саммерс ещё раз целует меня, как будто заглатывая. Расстёгивает ширинку, обнажая напряженный член, берёт его в руку и смотрит на меня с гадской улыбкой.

— Давай, возьми его…

Я смотрю в глаза этому подонку с испепеляющей ненавистью.

— Где твоя инициатива, гадина! Договор был другой… Тогда будешь сосать, пока я не скажу остановиться. Соси!

Я не могу. Не могу! Зачем всё это? Я не буду. Задыхаюсь от чувств.

В замедленном движении я вижу, как Саммерс пытается ударить меня по лицу. И бьёт. Сплёвываю кровь. Поворачиваюсь к нему, его лицо искажено гневом, он ужасен. Он рвёт моё платье на плечах, достаёт кинжал из сапога и режет подол.

Не могу сопротивляться, мне нельзя.

Одной рукой он мастурбирует себе, а другой берёт меня за голову и притягивает к своему члену.

Я не прикоснусь к нему…

Сопротивляюсь.

Снова удар. Коленом в голову. Падаю. Голова кружится, зрение начинает подводить. Боль — ничто, в сравнении с унижением. Хочу освободить магию, забыться, но не могу — приказ.

Страшный сон, отвратительный сон. Снова удар. Ногой в живот. И вот удары пошли один за другим, я сбилась со счёту. В ушах звенит, мой жар доводит меня до полуобморочного состояния, с трудом понимаю, что происходит.

Чувствую, что этот ублюдок уже взгромоздился на меня сверху и его губы начали засасывать мою кожу на шее, декольте…

«Винсент! Умоляю, спаси… я не могу» — взмолилась я своему единственному богу.

Это ужасно. Его руки роются в моих юбках, и вот он вводит пальцы в меня очень жёстко.

Нет. Нет… НЕТ! Захлёбываюсь от слёз.

Я не могу пошевелиться, адреналин у мага провоцирует магию, а мне ей пользоваться нельзя.

Но я — это моя воля, а не только магия.

Адских усилий стоит мне дотянуться до его руки, что долбит пальцами мою вагину. Ломаю его руку. Кричит.

Это сделало его только злее. Здоровой рукой он стимулирует свою эрекцию, но я уже ничего не вижу, слёзы катятся градом, застилая глаза туманом.

Закрываю их и хватаюсь за голову, царапая на себе кожу. Хочу смыть с себя слабость, унижение, слюни этого урода. Сколько секунд меня отделяет оттого, как он меня изнасилует? Голова звенит, я горю изнутри. Как бы я сейчас была рада грозе, той энергии, что она даёт, заставляет моё сердце биться ровно, приводит в порядок мысли… но мне нельзя. Хочу убить этого ублюдка как можно более жестоко, чтобы он страдал, а потом сжечь его и развеять пепел, будто и не было человека, который меня сломал и унизил. Но это ничего не изменит, я не смогу забыть…

На мой лоб ложится прохладная ладонь. Это не прикосновение Саммерса, это кто-то другой.

Мои глаза открыты, но толку от этого ноль, потому что слёзы всё катятся и катятся. Меня словно парализовало, даже моргать не могу. Прохладные руки отрывают мои пальцы от головы и проводят тыльной стороной ладони по оставшимся засосам на шее.

Тошно от самой себя. Я не хочу быть собой, мне противны мои мысли и тело, хочется смыть с себя ту грязь, в которой я испачкалась, но это невозможно.

— Оставьте меня в покое… — вырывается у меня очень слабо.

Пытаюсь сфокусироваться, выходит с большим трудом, смогла различить только очертания.

Винсент Блэквелл сидит передо мной на корточках и смотрит на меня:

— Что же ты наделала!? Я ведь не про эту сделку говорил!

Его голос не гневный, а скорее отчаянный. И правда: как я здесь вообще оказалась? Молчу, не в силах ничего сказать. Он берёт меня на руки и несёт в спальню. Больно. В грудной клетке сплошная гематома, травма черепа, сломано запястье. Винсент положил меня в мою кровать и начал очень бережно раздевать. Периодически я слышала его тревожные вздохи и комментарии:

— Твои бедные ребра… не двигайся, Лис, лежи так и не двигайся, — мокрое теплое полотенце осторожно касалось моего лица, впитывая кровь, а потом Винсент повернул мою голову и охнул, увидев травму головы, — Господи!

Ерунда. Знаю, что заживёт. Как на собаке.

— Алиса, спи.

Нет! Нет! А вдруг…? Вдруг это снова повториться? Он будто читает мои мысли, потому что я слышу успокаивающий голос:

— Я рядом, никому не дам тебя в обиду, спи! Спи, дурочка…

Я помню, как он дал мне сонное зелье, а потом сел рядом и ждал пока я усну, всё это время гладя меня по голове. Спасибо, мой Ангел… за сны без сновидений, за то, что пришёл на помощь. Не хочу просыпаться.

Я себя ненавижу. Ненавижу.

Меня зовут Алиса. И… кажется, меня сломали.