Звук: London Music Works — Inception (Time) [feat. Steve Mazzaro].
Запись из дневника Уолтера Вон Райна от 2001 года.
«Лишь человек воспринимает мир с позиции повелителя всех процессов, и это не столько комплекс Бога, сколько избалованность и эгоцентризм, присущий королевским отпрыскам, рожденным на всё готовое.
Лишь человек (из всех прочих творений магии) подразумевает течение реки, смену сезонов и лунных циклов, восход солнца, как что-то рутинное и должное.
Но разве Солнце должно подниматься каждое утро на небосклон только потому что человек так привык? Разве?
А ведь эта мощная, почти всесильная звезда — центр нашей Вселенной. Она никому не обязана доказывать свою значимость и тем более не должна играть по правилам бездумного существа, имя которому человек.
Солнце греет и светит по своим законам, имея свои на то причины.
Оно играет свою роль не ради человека, а ради той звезды, что ласково отдаёт ему свой свет взамен теплу».
Замок Грикс, 2001 год.
Винсенту Блэквеллу было двадцать три года, когда он приехал на похороны Маркиза Барко в старый замок Грикс и был удивлён нежданному завещанию, в котором Маркиз, не имея наследников, передал Винсенту своё главное сокровище — древнюю библиотеку, который хранил за семью печатями. Тогда Блэквелл действительно опешил, ведь это было несказанное богатство, в библиотеке Барко хранились древние манускрипты, самые ценные книги и вообще всё наследие Сакраля, которому всегда завидовали Герцоги Мордвин, и это невиданное богатство досталось Винсенту, чему был неподдельно горд Феликс Блэквелл.
— Винс! — узнав новость, заговорил отец и даже встал, пожимая руку сыну и хлопая по плечу, — Это… это так потрясающе, что и словами не передать! Ты получил великий дар, сохрани его в целости, не пускай на ветер! В книгах библиотеки Грикс — прошлое, настоящее и будущее, в них весь Сакраль и его величие. На свете есть лишь две ценности: знание и сила, и эти вещи всегда будут дороже денег. Сила досталась тебе по праву рождения, но знание… это лично твоя заслуга, ведь Маркиз никого и никогда к своей библиотеке не подпускал.
— Честно, пап… — смущённо начал тогда Винсент, — Я думал… думал, что из всех своих учеников, он выберет Уолтера. Уолтер — гений, он и сам пишет книги, и он так трепетно к этому относится. Я даже и мечтать не мог, что всё это достанется мне, да и… выходит я друга предал, по голове его прошёлся?
— Маркиз сделал выбор. Уолтер поймёт, я в этом уверен.
И Уолтер действительно понял. Тогда они шли по замку вместе последний раз как друзья и говорили о том, что их объединяло: о будущем:
— Я много думал о том плане, что ты предложил, Винс, — завёл тему Уолтер, — Это очень цинично, противоестественно, иногда вульгарно, ещё чаще жестоко, и всё же гениально.
— Я всё равно это сделаю! — криво улыбнулся молодой Винсент Блэквелл, закуривая сигару и выпуская клубы дыма изо рта, — И знаешь, Уолт, именно твоя персона сыграла в этом плане ключевую роль.
— С чего это?
— Ты тот Вон Райн, что заставил меня смотреть на неприемлемые вещи другими глазами, — он прикрыл глаза и сладко затянулся, выпуская дым из ноздрей, — Селекция! — произнёс он неоднозначно и сделал паузу, будто пробуя слово на вкус, — В Мордвине это слово всегда звучало как ругательство, но… это всё фальшь, притворство. Все мы на самом деле выведены нашими предками… просто Вон Райны — единственные кто в этом честны.
— Хоть в этом! — с улыбкой добавил Уолтер.
— И всё же… ваши близкородственные браки, скрещивания с древними семьями и просто с генетически одарёнными — чем это хуже аристократических браков? Цель одна — сохранение крови…
— Нет! — перебил Уолтер, — Бездарное скрещивание аристократов — не есть селекция. Селекция не сохраняет кровь, а делает её лучше.
— Не умничай, я знаю это… просто если выбирать между бездумным скрещиванием, и улучшением «породы», то я выберу второе, безусловно.
— И поэтому ты решил выводить новую породу магов?
— Я назову этот проект «Кастерви». Начну с экспериментальных городков, не бросающихся в глаза, а в доменах буду копить лучший «материал» точечно, потом сгребу на одну галеру и нанесу удар по генофонду Сакраля. Улучшенные гены будут расползаться из деревень и посёлков незаметно, города буду очищаться от смрада разлагаемых нравов! Маги вырождаются, — задумчиво сказал тогда Винсент, а Уолтер закусил губу в порыве что-то сказать, но лишь поразился тонкому чутью молодого Герцога, ведь тогда не было явных предпосылок к вырождению Сакраля, лишь потому что Вон Райны делали многое ради того, чтобы это скрыть, — Я вижу это во всём: в пренебрежении к традициям, в обращении с магией, в безответственности перед предками, — Герцог тогда повернулся и очень властно и серьёзно посмотрел на друга, — Я вижу это в их глазах.
Уолтер тогда невольно прищурился и проморгался, потому что в этот миг глаза странным образом зачесались.
— И что в моих глазах? — спросил Вон Райн, — Что ты видишь во мне?
— Вижу ум, стремление и амбиции, — улыбнулся Блэквелл, — Вижу перспективу, множество великолепных идей, вижу в тебе Советника Сакраля, человека, который собирает мир по крупицам, делая его лучше, — а потом он снова затянулся и спустя несколько секунд выдохнул дым, глядя на тлеющий пепел, — Вижу человека, против которого не хотел бы играть никогда, ведь ты дальновиден и холоден, когда дело доходит до стратегии. Тебя сложно переиграть, но… — улыбка, — Я попробую. Ведь у нас с тобой нет выбора, да?
Эта улыбка не была весёлой, скорее свидетельствуя об обречённости их дружбы:
— Выбора действительно нет, — тяжело вздохнул Уолтер, — Мы можем упираться и хвататься за дружбу, терять время на бесполезные действия, но нас всё равно столкнут лбами. А можем… — рассуждал он, — …Разойтись добровольно, сберечь то, что было, спрятать это ото всех.
— До каких пор?
Уолтер посмотрел на небо хмуро:
— Не знаю… наступит ведь момент! Может это будет как ядерная бомба — БА-БАХ! — он активно жестикулировал, что было ему не свойственно, — Может всё небо свалится тысячей горящих камней, а взрывная волна пронесётся через весь Сакраль!
— А может, — замечтался Винсент, — С неба в шпили Мордвина ударил молния…
— Или… — не унимался Уолтер, — Я стану бесполезен для своей семьи, потеряв глаза от натуги!
И они громко засмеялись не понимая тогда, что каждое из этих событий действительно случится в один день.
— И тогда, — Блэквелл повернулся к Уолтеру, положил большую ладонь ему на плечо и посмотрел очень серьёзно, — Ты снова будешь моим другом?
— Я всегда буду твоим другом, Винс.
— Уолтер, пожалуйста, никогда не предавай меня, — будущий Суверен Сакраля в эти секунды был очень уязвим и искренен. Его лицо стало грустным, но в глазах была надежда, — Мы потеряли их всех: Кэсси, Грега и Ирэн, остались только ты и я.
— Знаю, — опустил глаза Уолтер и нахмурился. А потом потёр локоть там, где была скрыта метка родства душ, такая же как и у Винсента — они поставили их после смерти Грега Гринден, обещая нести свою дружбу всю жизни несмотря ни на что, — Ты один у меня остался, Винс, и так и будет.
— И даже… — осторожно затеял тему Винсент, — Даже когда библиотека достанется мне?
— На это я не злюсь, — улыбнулся тридцатилетний мужчина со светло-голубыми искрящимися жизнью глазами, — Ты это заслужил!
— Думаю, решающий аргумент в мою пользу был в том, что Барко боялся планов твоего отца.
— Решающим аргументом было то, что он читал небо!
— Ох, Уолт! В том и дело: он читал небо, ты читаешь, а я… — он хмыкнул, — Я пренебрёг этим и не научился.
— Ты пошёл другим путём, Маркиз это прекрасно видел. Мы обсуждали это… — Уолтер улыбнулся и посмотрел в открытое окно на сумеречное небо, на котором появилась звезда, — Таких как ты больше нет.
— Я уникален!
— И это чистая правда, а знаешь почему?
— Почему?
— Потому что… — Уолтер указал на единственную зримую звезду на небе, — Видишь этот холодный свет звезды?
— Конечно. Это Венера.
— «Утренняя и вечерняя звезда, Путеводная». Если посмотреть на звёзды в телескоп, то можно чётко оглядеть их очертания, но Венера — исключение. Её свет рассеян, это связанно с особой атмосферой, которая не пропускает чужой взор.
— Бабушкины присказки, Уолт! Она чёткая, рельефная и… — Винсент улыбнулся, — Я смотрел на неё, и ничего в жизни красивей не видел. Манящая!
— Ты видишь сквозь её атмосферу, я давно заметил, когда нас ещё обучал Маркиз. Так вот эта планета — твой спутник в течении жизни…
— Это плохо. Венера — плохой знак. — в миг помрачнел молодой Герцог, отчего между его густых бровей залегла морщинка.
— Так говорят, но я не вижу ничего плохого.
— Утренняя звезда — визитная карточка Люцифера.
— Венера — символ первого и последнего света. Она путеводная, она единственная в своём роде.
— И моя уникальность в том, что я вижу её очертания?
— Твоя уникальность в том, что ты видишь чётко то, что остальные не способны увидеть. Ты видишь то, что есть, но скрыто — это путь во тьме.
— Ты тоже видишь то, что скрыто, Уолт!
— Нет же… это другое! Ты видишь те пути, что скрыты от всех остальных, и главное… — Уолтер снова задумчиво посмотрел на далёкую таинственную Путеводную Звезду, которая устрашала Сакраль своей загадочностью и символизировала лишь зло называемое «Квинтэссенцией», — Вообрази: однажды… Венера потухнет. Перестанет нести свет и тогда люди собьются с пути. Долгие тёмные ночи не будут рассеиваться светом Утренней звезды, приносящей вместе со своим удивительным светом надежду, ведь перед восходом солнца, небо освещает Она. Стережёт небо от тьмы.
— Солнце взойдёт и без звёздочки! — хмыкнул Винсент, — Оно взойдёт в любом случае.
— Уверен? А если оно приходит лишь за Ней?
— Это было бы очень красивой и грустной легендой.
— Ну а вдруг? Вдруг Солнце тоже идёт на зов Путеводной Звезды? Но однажды Она будет лишь частью той черноты на бескрайнем небе. — Уолтер стал немного печальным, но Винсент не вешал нос от этих умозаключений:
— Даже тогда я буду видеть её!
— Чёрной потухшей точкой, безжизненным камнем, не отражающим свет?
— Уолтер, — хмыкнул Винсент, — Небесное тело не может не отражать свет звезды, завязывай свои гипотезы! Даже если эту планету не будет видно с Земли, то я всё равно увижу её как объект, отражающий свет солнца. Её туман, возможно, не будет нагревать её как другие планеты, пряча от тепла, но свет… минимальный, но будет! Раз так, то я всегда увижу её, ведь я наместник Огня. Возможно ты и прав на счёт тех путей, что я вижу назло остальным, но вряд ли это так значимо, как ты пытаешься представить.
— Ты не просто их видишь, ты можешь идти по ним даже когда света нет. Во тьму: вслепую, на ощупь. Вопреки.
— Вопреки! — повторил Винсент свою мантру, даже не предполагая тогда какой длинный и извилистый путь его ждёт.