Rob Dougan — Born Yesterday [instrumental].
Винсент Блэквелл, замок Грикс 2000 г:
«Глядя в небо, мы всегда видим прошлое. Мы видим призраков Вселенной…
Когда наше Солнце погаснет, мы узнаем об этом только через 8 минут. Солнца не станет, но я успею выкурить целую сигарету, прежде чем пойму это. Затем, мир погрузится в вечный полумрак давно погасших звёзд. Нас и нашу планету будет освещать только то, чего уже давно нет.
Но ещё долгие миллиарды лет наше солнце будет звездой в чьем-то небе, в чьем-то, но уже не в нашем».
Винсент и Алиса Блэквелл. 25 августа 2014 г.
Я здесь, с ней. Она, я и наш ребенок. Где-то есть точка невозврата, после неё уже ничего не исправишь, и мы на самом пороге этих событий.
Сидим и обнимаемся на лавке. Алиса крутит в руках дурацкую игрушку, которую я выиграл в тире. Идиотский единорог с радужной гривой, держащий ветряную вертушку. Игрушка правда нелепая, но Алиса она почему-то заворожила. Она подула на вертушку, и та со скрипом закрутилась, будучи сделанной на «тяп-ляп».
— Что было, когда тебя спас Уолтер? — спросила она задумчиво, — Первые ощущения.
Странный вопрос.
— Что тебя интересует, душа моя? Тема не из приятных.
— Расскажи, что видел и чувствовал.
Ещё более странно.
— Было жутко. Всё плыло перед глазами, не мог пошевелиться и осмотреться. Тело отказало, и это был полный паралич. Я едва говорил, даже моргать было невероятно сложно. Почему ты спрашиваешь?
— Я много думала о том, как работает Искупление, — начала она медленно, подбирая каждое слово очень тщательно, — Что мы знаем? Что оно просто возвращает душу в тело вполне натуральным способом, то есть… — наморщила нос, — Непротивоестественно, без помощи Некромантии, как это бывает с демонами.
— Ну да, так и есть. Хотя мне всё-таки кажется, что это скорее не лекарство от смерти, а стимул или последний шанс. Просто эти ощущения… — я задумался. Воспоминания какие они (эти ощущения) неприятные, и это факт, — Жизнь возвращается, но тело сопротивляется…
— У меня тоже такое было, — кивает спокойно, — Как ускоренное развитие ребёнка. — смотрит на меня с прищуром и что-то обдумывает, — Ты видел, как выглядит Искупление?
— Нет.
Очевидно, мой ответ её расстроил, потому что ради этой детали она и затеяла разговор, это я понял по недовольному сопению, которое прозвучало очень тихо.
— Лис, говори прямо! Вижу же: ты ходишь вокруг да около.
Вздох и потупленный взгляд мимо меня был знаком: она не просто скрывает «что-то», это целая большая история, которой она не хотела делиться. Я нетерпеливо шлёпнул её по бедру и это отдалось горячей волной у меня в паху, но не время для похоти.
— Есть ещё деталь, которую мы с тобой знаем об Искуплении: это то, что последняя живая энергия уходит в какой-то предмет, который для человека важен.
Она снова перешла на тщательный подбор слов и выражалась с осторожностью.
— Да, я тоже слышал об этом. К чему ты ведёшь!? — снова шлепок по её очаровательному бёдрышку и теперь у меня эрекция.
— А то, что в Фисарию приехал цирк Сигора и дал последнее шоу, — это прозвучало зловеще и как-то потусторонне, отчего я не сразу понял смысл, — Элайдже было 11, и они с отцом без конца прыгали в воду с горок…
Снова подула на единорога, в копыте которого была зажата вертушка.
Ветряная вертушка. Папа держал её перед смертью, а там была надпись «Всегда с тобой». Вот дьявол!!! Это был ключ к смерти Некроманта все эти годы, и хуже того, что эта ерунда всегда хранилась в Мордвине у меня под носом.
— Ты побледнел, — она погладила меня по щеке ласково, — Ты злишься?
— Конечно я злюсь, — рыкнул в ответ, — Из-за моей тупости нам пришлось умереть!
Дьявол… но умрём-то мы только 6 сентября, а сегодня 24 августа.
Меня бросило в жар. Дурно и так, чёрт подери, душно!
Моя девочка слишком хорошо меня знает, потому что смотрела проницательно и задумчиво:
— Даже и не думай, — проурчала она без улыбки, — Не выйдет. Я очень мало знаю о магическом мире, но о законе сохранения энергии догадываюсь. Будь уверен: прошлое не меняют, а мы ведь сейчас в прошлом. Винсент, ты уже пробовал, но и я тоже… мы ничего не изменим из того, что уже случилось.
— Лис… — старался уговорить её, но она была непреклонна, — Подумай! Всего-то и надо: забрать из Мордвина игрушку и дать с ней поиграться Элайдже до летального исхода. Мы знаем где и когда он будет, тебе просто нужно в определённый момент вложить её в руку. Ты не умрёшь, я не умру, у нашего ребёнка будет шанс родиться в семье, Энди не останется сиротой, Артемис не лишится глаза, а Сакраль не останется без магии. Произошла катастрофа, а в наших силах её исправить, разве разумно будет проигнорировать шанс?
— Винсент, я сказала «нет»! — сурово ответила она и кинула игрушку на землю, — Подумай о другом: в магии будет дыра, энергетическая воронка. Всплеск Некромантии всё равно имеет место быть и инферны Некроманта всё равно падут как тряпичные куклы, выпуская грязную магию в воздух, а, следовательно, я всё равно упаду от избытка грязи. Ты прикрываешься общим благом, но на уме у тебя личные мотивы, а ты знаешь, что магия такого не приемлет!
— Я устал жертвовать всем ради «всеобщего блага», это всё миф! — повысил голос я случайно, — Что в итоге? Я один!
— Раз ты один, то у тебя было много времени подумать! — вспылила она, вставая с лавки.
— И о чём?
— О том, что если Искупление Элайджи всё время хранилось в Мордвине, то как его достал слепой Уолтер?
Я замер, понимая, что упустил эту деталь из виду. Ну как «деталь»… это из разряда «а слона-то я и не заметил».
— Мне стыдно, — виновато и поражённо прошептал я, глядя в глаза моей разъярённой искорки, которая наверняка думала об этом больше, чем я, — Алиса, объясни мне.
Но она не хочет, а меня изнутри раздирает сразу коктейль чувств, среди которых вина, любопытство и… снова похоть. Чёрт, Блэквелл, подумай о чём-то кроме секса!
— Всё просто: у Вон Райнов всегда было запасное Искупление.
Сказала это так, будто это очевидно.
— И у тебя есть версия того откуда у Вон Райнов ещё один демон, — предполагаю я, но Алиса резко становится безразличной, хотя я понимаю, что она просто прячет эмоции, — Миледи, я требую ответов!
— Это перебьёт твои моменты одиночества, в которые ты будешь обдумывать всю эту теорию, вместо того, чтобы глазеть на фигуристых женщин.
— Это прямо-таки дьявольская схема по сдерживанию моего тестостерона.
Дала мне почву для размышлений, зная мою страсть к загадкам. И ведь только ей известно, что загадки я люблю больше, чем разовый секс. Единственное, что сильнее моей тяги к головоломкам — страсть к Алисе, от которой я всё забываю напрочь и все эти тонкости моей натуры она задействовала в последние минуты, и это поистине коварный план в стиле Алисы Блэквелл.
Я давно не пользуюсь кристаллом силы, даже успел отвыкнуть от этой зависимости, но всё же блеск магических кристаллов очень завораживает, поэтому я кручу в руках тот самый, за счёт которого попал сюда в этот раз. Пустой, разряженный, но завораживающий. Из тех десяти, что заряжала Алиса, три было абсолютно идентичных, огранённых рукой одного мастера, и вот этот один из них, как и тот, что я нашёл на Кастерви.
— Такой маленький, но такой мощный… — прошептала Алиса, — Крупинка, а переместил тебя сквозь время.
Открываю её рабский медальон и прячу там эту маленькую волшебную крупинку. Не знаю… может она зарядит его и зачем-то он ей пригодится. Или продаст…
Моя рука коснулась её щеки, и Алиса прошептала:
— Винсент, мне очень сложно противиться приказу. — она так печально выглядит. Я каждый раз вижу, как она чешет свои знаки Лимбо.
— Я не оставлю тебя, Алиса, даже не начинай! Тебя преследует два мира, ты за себя толком постоять не можешь!
— Но тогда рано или поздно… я не хочу так.
— Лис, меня убить не так-то легко!
Я её не убедил, вижу.
Жутко от того, что то счастье, что я испытываю в этот момент, закончится, и это случится уже совсем скоро, ведь я — Винсент Блэквелл, мне не положено быть счастливым, судя по упорству судьбы, которая с каждым днём изощряется надо мной.
А дальше я по её требованию рассказывал про каждый шаг Эндрю и Артемиса.
— Лис, ты что так меня взглядом буравишь?
— Я хочу сегодня тебя кое-куда сводить.
— Куда?
— В Нотр Дам!
— Ммм… зачем? Тебе же Соборы не нравятся?
— Всё изменилось. Там есть кое-что, что ты должен узнать.
— Ты можешь мне рассказать.
— Думаю, лучше показать.
— Интрига! Это хорошее?
— Сначала тебе так не покажется, но потом… наверное, тебе станет в чём-то легче.
И как это понимать? Больше она не говорила ни слова. Мы добрались до Парижа путая следы, постоянно оглядываясь. Проходя по улицам этого чудесного города, полного суеты, я вдруг понял, что вот так всегда: мы всегда спешим и тратим время лишь на всё, что угодно, кроме как на любовь.
— Почему мне надо это увидеть?
— Потому что я не имею права вмешиваться в твоё прошлое. Ты должен сам к этому прийти.
Мы тратим наше время на что-то постороннее. Так нельзя, это неправильно!
Мы будто прокляты. Прокляты судьбой, прокляты магией, прокляты любовью.
Не должно быть так.
Мне плохо. Нет, не сейчас…
Да что происходит!? У меня видимо галлюцинации, потому что в глазах потемнело, и лишь там, где мы стоим, более или менее светло.
Плохое предчувствие. Всё как-то не так… слишком тихо, а это ведь самый центр Франции, здесь даже ночью должно быть шумно, но не в этот раз… шестое чувство, переплетаясь с многолетним опытом войны, подсказывает мне «будь на чеку», но помимо этого я вижу, что Алиса на глазах меняется: она тоже что-то почувствовала.
— Дыши, Винсент… дыши. — в её глазах тревога, а в моих… в моих — только Она.
Она снова оглядывается, и тут я понимаю: это то самое, это конец. Крепко держу её за руку, и смотрю по сторонам, потому что чувствую опасность уже очень чётко.
Такое случается внезапно, бывает даже, что предпосылок к тому нет, но что-то в воздухе меняется едва ощутимо, только лично для меня этого достаточно и я сразу делаю вывод: соберись, Блэквелл.
— Чувствуешь? — очень тихо и крайне монотонно задаю вопрос Алисе, а сам чувствую, как её ручка тянется мне за пояс, где лежит кинжал.
Она чувствует. Может с отставанием буквально на долю секунды, но она тоже вся напряглась.
Я понимаю: единственное, что действительно страшно для меня, это если Алисе будет больно, а она жутко уязвима для надзирателей. Медленно снимаю её тонкий кардиган и закрываю её лицо от трав надзирателей, ловлю обречённый взгляд и мне становится не по себе.
— Что-то не так?
Именно. Кинжал, что она достала у меня из-за пояса, теперь устремлён не на врага, а на меня.
— Не могу, — говорит сквозь зубы, — Я не могу тебя потерять!
Я вижу, что она борется, но ещё узнаю и этот её решительный взгляд, полный обречённости: она делает выбор и он для меня роковой.
— Милая, ты больше ничего не бойся, — шепчу убедительно, но самого меня разрывает страх, — Ну поранишь меня, ну и что?
Нет, она не поранит. Это же машина убийств, которой я сам её сделал, и сейчас её дух слаб настолько, что она больше не может бороться с приказом моего брата.
Она убьёт меня. Единственный шанс этого избежать — набраться сил, но у неё их нет. Пользоваться последними резервами Квинтэссенции категорически нельзя, ведь она истощит себя и ребенка, а больше вариантов и нет. …Или есть?
— Винсент, — её голос срывается, — Ты не должен видеть меня такой…
Я вижу всё в замедленном действии, и хуже всего то, что лишь глаза подчиняются особой тягучести времени. Тело словно онемело, а я вдруг понял, что магия стала грязнее и поэтому я не могу полноценно воспользоваться своей силой, которая словно тягуче разгонялась по жилам.
Вся чистота, весь свет сконцентрировался в руках Алисы, которая использовала последние силы на то, чтобы отдалить меня, а её глаза теперь заплывали чернотой, но было ещё кое-что: свет из её ладоней медленно переплывал ко мне, в то время, как тень завладевала моей хрупкой беременной женой.
Ещё я увидел деталь, которая тревожным звоночком отдавала мне в мозг с самого начала этого путешествия: очень осторожные чёрные лапы через чур опрятного огромного пса, который караулил за углом. Курт… чёртова псина Роланда Вон Райн. А это значит, что всё это время его хозяин был рядом и выжидал моего отбытия.
Если кого и стоит бояться из ныне живущих, так это Роланда. Это опасный человек, лишённый всего святого в душе, он ничем не лучше Элайджи, только сделан из живой плоти и крови, но убить его крайне сложно. Если инферны, охраняющие Элайджу, напрочь лишены интеллекта, то Лимбо, окружающие Роланда, крайне опасны своей расчётливостью и преданностью хозяину. Роланд и сам по себе опасен, будучи сильным магом, он умён и осторожен, но главное — неясность его целей. Он вырос в тени своего отца и под его гнётом. Если Уолтера никогда не прельщало возглавить клан, то Роланда к этому готовили с детства, он жаждал этого, однако Алистер не торопился передавать борозды правления.
Я не могу оставить свою жену здесь одну, рядом с этим человеком.
— Не смей, Алиса! Я нужен здесь…
— Ты нужен живым, — слетает с её губ очень отрешенно. В её руках с побелевшими от напряжения костяшками зажат мой кинжал, который должен войти в моё сердце как нож в масло, и она… она этого не допустит. На моих глазах Алиса становилась тусклой, будто тот удивительный свет, из которого она создана, угасал…
— Алиса, не используй её! Это билет в один конец…
— Ты не должен видеть этого. — повторяет она.
Свет и тени играли по своим зловещим правилам, разделяя нас с Алисой, и в глазах моей девочки была обречённость:
— Люблю… — прочитал я по её губам, и её последний свет унёс меня по временному тоннелю.