Вдохновило: One Republic — Lullaby, Океан Ельзи — Обійми, Bring Me The Horizon — Deathbeds.

Позже магия подарила нам сына, а потом дочь ещё через 5 лет. Эндрю, Селена, Александр и Ассоль. На этом мы остановились, ведь Ассоль была очень на меня похожа, что и было целью Винсента. Четверо Блэквеллов разделили между собой четыре Стихии, а Винсент и я обучали их искусству покорения энергии.

Мордвину пришлось не легко, выбирая наследника, ведь каждый из наших детей по-своему открыл для себя секреты замка. Эндрю манило военное искусство, в этом он был непобедим, как и Винсент, но поддавался слабости Саламандры: был слишком импульсивен и порой забывал о холодном рассудке. Он успел познакомиться со своей биологической матерью и тяжело принял то, что кровью он со мной никак не связан, но мы пережили это спокойно. Хуже было, когда пришлось сказать ему о его биологическом отце. Винсент был непреклонен: «Он должен узнать, Алиса!», — говорил он мне, — «Он — Герцог, рано или поздно кто-то раскроет тайну его происхождения, и тогда это будет травмой и предательством с нашей стороны». Энди было десять лет, и в этот раз он ушёл в себя надолго.

Ничего не помогало, целых полтора года он был замкнутым и каким-то вечно больным. Попросился на обучение в Ординарис, что мы выполнили, закрепив за ним надёжных людей, только маленький Герцог уже тогда был слишком похож на своего отца (настоящего, а не биологического), поэтому с лёгкостью обходил телохранителей, доводя меня до белого каления. Сбежал… его не было несколько дней, мы с Винсентом кинулись на поиски, но долго блуждали безрезультатно.

Я нашла его интуитивно. Подошла тихо и села на асфальт рядом с ним, а он дёрнулся от неожиданности и поднял бездонные глаза, в которых было отчаяние. Ему было жутко больно, он чувствовал себя брошенным, одиноким и обманутым. Энди всегда боготворил Винсента, обожал, почитал, стремился быть на него похожим, новость о том, что он не его отец была убийственной и возобновила боль о том, что я не его мама.

У меня душа разрывалась. Я прижала его к себе и разревелась, чего никогда не позволяла себе при людях, но мысль о том, что я могла потерять моего Энди была просто невыносима. Я помню каждую минуту той боли, как умоляла моего мальчика оставаться моим сыном, а потом мы долго говорили, чего к тому моменту не делали давно. Он вернулся домой любящим, моим любимым маленьким дракончиком, который навсегда остался моим защитником.

Селена никогда не стремилась управлять, любила созидать, строить, творить. Её талант находить спрятанное неоднократно выбивал меня из колеи, ведь я прятала заряженные кристаллы главным образом от неё. Бог знает, куда бы она могла отправиться, если бы воспользовалась ими.

Только меня ей не перехитрить.

Ксандр. Эндрю ждал его появления больше всех и так вышло, что магия услышала его мольбу о брате. К тому времени Энди на клеточном уровне сопротивлялся самому слову «сестра», ведь с Селеной у них была война за игрушки, а вот с Ксандром они крепко дружили, но всегда конкурировали, доводя меня до грани контроля. Ксандр раздувал Огонь Энди на раз-два, а тушила их естественно я. Мой младший сын был идеальным стратегом, и однажды почти обыграл Винсента в шахматы, чем мы безумно гордились.

Когда я забеременела в следующий раз, это было настоящим даром небес. Дети подросли, Эндрю как раз был очень замкнут из-за новости о своём происхождении и к тому моменту появление сестры для него было чем-то на гране восхищённых вздохов. Он был покровителем Ассоль и сдувал с неё пылинки, младшая сестрёнка для него была отдушиной, но этот трепет и близко не стоял рядом с тем, что испытывал Винсент. Ему было 46 лет, и поздний ребёнок был новой волной жизни. Ассоль была для него особенной, и, как он и просил, она была похожа на меня. Маленькая непоседа с янтарными глазами, пшенично-золотыми непослушными волосами, смуглой кожей и редкими веснушками, она действительно походила на меня сверхъестественно, только взгляд Винсента — взгляд Блэквеллов. Странным образом, уже повзрослев, она напоминала тигрицу из-за особого магнетизма янтарных гипнотизирующих глаз хищника и пшенично-медовых локонов, которые пружинили от её лёгкой походки. Это единственный ребёнок, имя которому выбрал мой муж. Изначально он хотел назвать малышку Алисой, но я сопротивлялась повторению имён так же, как он протестовал тому, чтобы я назвала Ксандра Александром, и тогда он выбрал «Ассоль», а второе имя «Квинтэс».

Южное крыло Мордвина мы решили отдать нашей Саламандре Эндрю, ведь именно южная часть Колыбели Стихий стоит на горячих гейзерах, символизируя Огонь, восточное, как символ Земли, — Селене, западное — Ксандру (даже отдали ему спальню Феликса), а в Северном мы жили с Ассоль, ведь она была самой младшей.

Сакраль был собран практически по осколкам, но мы сделали это вместе с нашими друзьями и союзниками, которые положили жизни на алтарь возрождения нашего мира. На пути к нашей цели было множество препятствий, мы многих потеряли и многое обрели. В память о тех, кто не увидел Возрождённый Сакраль, мы воскрешали и прививали древние традиции, почитая предков и их вклад в наше настоящее. Сакраль воспарил, обрёл новую мощь, новый дух, а люди постепенно сняли шоры, опомнились от долгих лет угнетений и ненависти.

Было написано множество книг, мы с Уолтером собирали знания по крупицам, записывая всё и публикуя. Катрина Риодран посвятила себя изучению фольклора и веры Сакраля, она с моей подачи исправила информацию о силе Пятой Стихии, воспользовавшись моими остаточными воспоминаниями. В это была вовлечена и моя любимая баронесса Николь Корфадон, но она занималась направлением не энергетическим, а изучала передачу знаний через поколения. Уолтер вместе с Алексом и Ирэн написал труд по знаниям островитян Убуда, так же изучал жрецов, и с Винсентом капал историю Элементалей.

Несколько раз я была слишком быстро к демоническому срыву, но выход нашёл мой муж, предложив изучить этот вопрос как можно глубже. Сам не вмешивался, ведь знал, как сильно я стыжусь этой темы, но был человек, который не понаслышке был осведомлён о демонизме — Ирэн. С ней мы создали целый труд на эту тему, который был опасен, ведь по нему можно было создать демона, однако так же он нёс в себе тайны Искупления, оружия против демонов и мой прецедент — как вернуться к жизни лишь за счёт воли и любви. Эта книга была настолько же страшным оружием, как и гримуар Элементалей, который переходил из поколения в поколение Герцогов Мордвин, но нашим потомкам нужно было это знание, и его воплощение в книгу помогло мне бороться с искушением.

От всех нас остался след в Вечности, Сакраль впредь обрёл то, что знали мы. Мы сделали невозможное и каждый из нашей команды был Великим человеком, каждый по-своему.

А потом потеря: Уолтер умер от сердечного приступа, а Ирэн ушла в себя. Надо сказать, она любила своего Графа той самой любовью до гроба, и умерла совсем недавно, до последнего дня приводя труды Уолтера в порядок. У них было двое наследников двух древних семей, и эти Вон Райны не повторяли пороков своих предков, а замок Дум стал совсем не мрачным.

Как же их не хватает… но смерть — лишь новая ступень, её нечего бояться.

— Никто не живёт вечность, — тихо прошептала я тому, кто всегда был и будет частью моей души. Нет, не главной частью, но неотъемлемой, — Даже Архимаги, Арти…

Он не знал, как реагировать, его единственный глаз захлопал длинными ресницами ожидая от меня подсказки, но я лишь посмотрела на моего друга с любовью и заметила, что с возрастом он сохранил свою милую нелепость и такой дурацкий, но до боли смешной юмор. Не отрастил пуза — это плюс.

— Винсенту совсем сложно, — говорила я, — Он всё ещё держит четыре стихии, он всё ещё Хранитель.

— Пусть переложит на Эндрю часть энергетических обязанностей.

— Артемис, так нельзя. Магия знает своего Хранителя. Пока он жив, на нём бремя, но он его нести уже не может.

Я знала о чём говорила и заглянула в будущее не от праздного удовольствия, а от отчаяния, ведь Винсент сидел в своём кабинете в кресле, безучастно уставившись в одну точку, он ни на кого не реагировал, не откликался на своё имя, погрузившись в магию. Лишь я могла позвать его, и он сразу улыбался, словно всё время был тут. Я знала, что это значит, ведь переживала такое в том будущем, которое не случилось: это бремя Хранителя, которое тебе не по плечу.

Я бы никогда не смогла сказать этому человеку, что он больше не может справляться со своими обязанностями, ведь он всю свою жизнь работал, не покладая рук. И тогда я во второй раз в своей жизни заглянула в будущее.

— Что ты увидела? — осторожно спросил Артемис.

— Я была далеко, — загадочно улыбнулась я, — И сейчас я хочу сделать то, что когда-то сделал Эдаман Вон Райн, только немного иначе.

— Ты дашь мне инструкции? — с грустью сказал мой друг, понимая, что эта беседа приближает наше расставание.

А мы ведь так друг друга любим… С момента как я увидела его на том снегу в крови, в свою первую неделю в Мордвине, как посмотрела на него и внутри меня что-то перевернулось.

— Не инструкции, но я дам надежду. — я сделала паузу и посмотрела туда, где тяжело вздохнул Винсент, хватаясь за голову. Ему опять больно, он снова теряет себя, забывая, где реальность. Зная, что я переживаю, мой муж с тяжестью встал и ушёл, хромая на свою заражённую ногу, — Арти, — позвала я тише, — Мы ещё обязательно с тобой встретимся, но иначе. Квинтэссенция не может умереть, не может исчезнуть раз и навсегда, как и любая другая энергия. Человек — это не мешок с кровью, это бессмертная энергия в оболочке. Только тело может умереть, а то тепло, — я коснулась щеки своего Арти и убрала слезу, — То тепло отрывается от оболочки, но не исчезает.

— Я понимаю, что ты пытаешься мне сказать: с Винсентом сейчас происходит именно это, но ты…

— Арти, это одно и тоже. Он не сможет без меня, а я без него. Пройдёт неделя, месяц, и я уйду за ним, но позвольте мне уйти вместе с ним, — а дальше я сказала то, что должна была, ведь это необходимо оставить, — Запомни: ещё много поколений я буду рождаться в людях, не проявляя силу, никто и ничто не сможет заставить Несущего Свет проявить и десятой части того, что могу я, ведь никто не сможет выдержать хаоса моей магии.

— …Но? — улыбнулся Арти и шмыгнул носом.

— Я буду спать до тех пор, пока не увижу в Зеркале нужного мне Элементаля.

— А ты увидишь?

— Увижу. Однажды Винсент родится снова, и тогда рожусь я, такая как сейчас, и он будет тоже такой как сейчас. Я не знаю, может это случится через тысячу или две тысячи лет, но мы снова будем людьми, снова будем любить, терять, дарить жизнь.

— И в этой любовной эпопее будет место другу? — грустно улыбнулся он и снова шмыгнул носом.

— Обязательно.

И будет место нашим детям, ведь теперь я знаю, что именно так появились четыре семьи древних Элементалей. Четыре камня во внутреннем Круге Крови воздвигла та любовь, что была между мной и моим Винсентом-Ксандром когда-то в начале мира.

Арти прижал меня так крепко, долго говорил со мной, вспоминая кусками какие-то события, смеялся сквозь слёзы, целовал мои щёки.

— Али, ты — моя семья, а Винс — он ведь мой друг.

Я знала это, а он в свою очередь знал, что назад дороги нет.

— Арти, — позвала я нерешительно, в потребности огласить кое-что, что жутко меня тревожило, — Артемис, ты ведь позаботишься об Ассоль?

Это значило больше, чем могло показаться, но он меня понял и осторожно кивнул:

— Алиса, Винсент ведь против…

— Он думает, что твой сын слишком на тебя похож и это не так далеко от истины, но я вам доверяю. Ты ведь никогда не позволишь ему обидеть мою дочь?

— Я вышибу из дебила все мозги, если он хоть на секунду заставит её страдать.

— Она ведь не так проста, как ты думаешь. Ты видишь в ней меня, но это значит ещё и то, что она умеет за себя постоять. Я боюсь лишь, что Филипп слишком вскружил ей голову… будь к ним обоим строг.

— Я обещаю тебе, сестрёнка. Я буду счастлив, если наши дети будут вместе. Мне только жаль, что… — он запнулся и прижал меня к себе, — Али, ну почему всё так? Я так хочу пережить это вместе с вами!

Эта беседа была последний с моим самым в мире любимым Арти. Я шла по коридору в жажде зарыдать и едва это не сделала, как передо мной вырос огромный плечистый мужчина, ключица которого была на уровне моих глаз. К ощущению недостатка роста я привыкла за столько лет существования бок о бок с Винсентом, но принять то, что передо мной мускулистый переросток, который называет меня басом «мама» — вот к этому привыкнуть сложно.

Я подняла голову, а на меня смотрела пара сканирующих глаз. У всех моих детей такой взгляд, это как Винсент говорит, признак породы Блэквелл, но в быту от этого некомфортно. Хорошо то, что никто так и не может читать мои мысли…

— Ничего сказать не хочешь? — прозвучал один единственный вопрос.

Селена похожа на моего мужа внешне очень сильно, Ксандр ни на кого конкретно, но по большей части напоминает Феликса и мою мать, Ассоль похожа на меня и характером и внешностью, а вот характер Винсента отразился в единственном не родном ребёнке, может поэтому под его влиянием я чувствую себя такой… уязвимой?

— Мам, — позвал он тихо и присел в коленях, чтобы заглянуть мне в лицо, — Ты ведёшь себя… ты всегда странная, но сейчас просто за гранью обычного!

И, может мне кажется, но Эндрю чувствует меня тоньше всех, хотя в этом может посоревноваться Ассоль.

— Всё хорошо. — отвечаю я с улыбкой, но он не верит, резко прижимая меня к себе своими медвежьими лапами. — Энди, ты чего?

— Не обманывай, — тихо говорит он и прижимается ко мне отчаянно, — Мам, ну зачем вы так? Не надо… мы этого не переживём, я… я не смогу без вас.

Вот это тяжелее всего. Смотреть в глаза детей… в эти четыре пары таких родных глаз, которые всегда смотрели на тебя с безусловным доверием, чтобы не случилось. Которые ждали до темна, когда ты вернёшься домой, будили ночью, когда им страшно, плакали, когда что-то случалась, доверяя самое сокровенное. Это взрослые люди с душами детей — моих детей, которые всегда будут искать меня наивно вглядываясь в грозовые тучи.

Мою голову сдавливает Примаг Саламандра в отчаянных объятиях, но я не обращаю внимания на силу давления, лишь слушаю оглушающий стук сердца, которое будто выламывает ребра моего сына, чтобы что-то сказать мне.

— Я ведь всегда с тобой, Энди, — шепчу ему я, а он шмыгает носом. Плачет.

Отрывается от меня и отворачивается, пряча голову в ладони. Поворачивается искажённый болью, и прижимает голову к моей груди:

— Ты ведь знаешь, как ты мне нужна! Ты ведь настоящая, моя… — голос срывался, а я уже не сдерживаю слёз, слушая эти признания с болью, — Я ведь всё сделаю, чтобы вы ещё остались, мам! Ну скажи, что мне сделать! Архимагом стать?

— Энди… — снимаю перчатку и задираю рукав, обнажая сине-белую руку, — Ты знаешь, что это значит. У папы тоже самое с обеими ногами.

Он знает. Мы выдохлись, отжили свои человеческие жизни и не можем больше сдерживать магию. Никто из известных Архимагов не держался столько, сколько держались мы.

— Есть два варианта: пройдёт неделя, две и уйдёт он, — тихо объясняю я Энди, а он внимательно слушает, успокаиваясь на моей груди, — Он будет мучится, но уйдёт так или иначе. Но хуже будет, когда я без него сойду с ума. Повезёт, если при этом я сдержу Некромантию, но в любом случае плохо будет всем. К сожалению, я не уйду быстро, потому что не смогу, тогда придётся тебе или Ксандру впихнуть в меня искупление, что вы себе никогда не простите, ведь будете думать, что убили меня. Это первый вариант, а второй — мы уйдём добровольно и вместе. Без мук и катастроф.

— Без катастроф? — переспросил он едко, — Потерять вас — катастрофа для всех, но для нас это будет просто невыносимо! Что с нами будет? Мы ни разу без вас не получали новые уровни магии, но будь уверенна, что это случится с каждым!

Сил на споры у меня не было, а здравый смысл настаивал: и не пытайся, это бесполезно. И тогда я прибегла к тем методам, которые всегда выходили лучше всего:

— Дракончик, — ласково зову его я. Так мы с Винсентом называли его в детстве. Когда он ещё не был в два раза больше меня, — Ты же помнишь сказку про Ксандра и Квин, правда?

Это могло показаться глупым, но, поскольку я знала, что близится конец, эти новогодние праздники мы провели всей семьёй буквально как раньше. Будто четверо взрослых Блэквеллов (хоть Селена уже давно носит другую фамилию) — всё ещё дети. Мы не растекались по разным концам замка, не занимались делами, а просто пили вместе какао, играли в снежки, смотрели детские рисунки и занимались всякой ерундой. А потом Винсент читал нам всем сказку про Квин и Ксандра под музыку моей шкатулки.

— Помню, — ответил Энди и снова шмыгнул носом, а потом отстранился и жалобно посмотрел на меня, беря мою ладонь и целуя её сквозь слёзы, — Ты и папа всегда будете с нами… — сказал он, но я не видела веры в его глазах.

— Ну? Почему ты в это не веришь?

Отвёл взгляд и зажмурился:

— Вы будете с ними, но не со мной. Энергию притягивает кровь… проводник. Я буду навсегда лишён вашего благословления.

— Энди, — позвала, но он не поднял глаз, — Энди! — вышло на этот раз, — Ты — мой, мой до мозга костей, моя Саламандра, мой сын, мой защитник. Я обещаю тебе, — сказала я с чувством, — Слово Блэквеллов, слово Квинтэссенции — я буду с тобой. Всегда, никогда не брошу, только когда подглядывать будет отвратительно мерзко, — добавила я и улыбнулась, а он нервно хихикнул, кивая одобрительно, — И мы будем с вами, когда вы получите новые уровни магии, а вы обязательно станете сильнее, но не торопитесь с этим! И много-много внуков — я рассчитываю на это и буду с ними, ты меня понял? А если их не будет хотя бы десяток, то папа будет трясти Сакраль и устраивать извержения…

— Это я помню, мам! — снова показались белые зубы в озорной улыбке, — И Мордвин будет светиться миллионами огней на каждый новый год и в каждое 26 августа, да?

— Так и будет, милый. — улыбаюсь ему и целую в лоб, — И каждую грозу я жду вас под дождём, очень-очень сильно жду. И следи за сестрой… глупостей натворит.

— Точно натворит. — согласился он, — Наводнения точно ждать стоит!

Он плакал, как ребёнок. Взахлёб.

Я целовала его мокрые глаза, щёки. Как много лет назад, когда для этого я присаживалась на корточки.

А сейчас стаю на цыпочках и еле достаю.

— Ты мой сын. Всегда помни, ладно? Я — твоя мама, иначе быть не может.

Он кивнул и отступил в сторону, прислоняясь головой к холодной стене.

Ему очень больно, а будет ещё больнее. А потом он смирится и поймёт простую истину: любовь не проходит. Никогда. Он будет чувствовать нас с Винсентом, разговаривать с нами, будто мы живые — просто не сможет обнять. А я буду его окутывать облаком чистой магии, оберегая от бед, бестелесными губами целовать на ночь и отгонять кошмары.

Уже позже я села на ковёр перед креслом, где сидел Винсент, и положила голову ему на колени. Он не сразу заметил моё присутствие, но всё же положил руку мне на голову и виновато улыбнулся, глядя чёрными глазами:

— Прости, Квин… моя искорка.

В последнее время такое часто. Он мечется в той реальности, что рисует его мозг, и иногда думает, что он Ксандр, а я Квин. И магия всё чаще поглощает его, а вернуться с каждым разом всё сложнее — я знаю.

— За что ты извиняешься?

— Тебе ещё жить да жить, — начал он, — Справишься без меня?

Я ожидала этого разговора, и подготовилась. Я залезла к нему на руки, вцепившись руками и ногами, словно ребёнок, и дышала его запахом отчаянно:

— Что я без тебя? Одно крыло, — голос сорвался, — Всего одно крыло, милый, без тебя мне не летать.

Покровительственно обнял и целовал в волосы. Наши крылья — наши метки Вечности, они ведь и правда не созданы быть по отдельности, и я не представляю своей жизни без моего любимого и единственного мужчины, который заставляет меня летать, как людям и не снилось.

Мы вместе много лет, но я каждое утро просыпаюсь с мыслью, что мне мало. Нам не бывает скучно, всегда есть о чём поговорить, но самое ценное — молчать вместе и понимать, о чём думает мой любимый человек без слов и телепатии. Это истинная магия, она не в искрах и не в телекинезе, она между людьми: во взглядах, в ощущении друг друга, в детях, которые рождаются от такой любви, и в самом воздухе.

Мне в жизни очень повезло: я прожила большую её часть рядом с Гением. Многим не дано было даже пройти мимо, или удавалось, и они впредь помнили это ощущение, а я… я засыпала с ним и просыпалась, спорила, целовала, любила и обижалась, боготворила, сопротивлялась — всё это было ярко и неповторимо, но самое невероятно во всём мире то, что Он любил Меня. Гений во всём, такой сложный, непредсказуемый, и всё же, как бы сложно иногда мне ни было, я с трепетом вспоминаю каждую минуту рядом с этим человеком.

Он — мой мир, а наши дети — наша Вечность.

— Мы не может бросить детей вот так… — шепчет он мне хрипло, заглядывая в глаза растерянно и с тенью тоски.

— Они поймут.

— Лис, так нельзя! — хрипло шептал он, придя в себя окончательно, — Ты должна остаться. Ассоль ещё девчонка, ей всего 19.

— У неё есть семья, Винсент, наша семья. Они поймут, они знают, что такое наша с тобой связь. Ты — моя жизнь, я не оставлю тебя одного никогда, ты же помнишь, что я обещала.

— И что будет дальше? — она отстранил меня немного, чтобы заглянуть мне в глаза.

Мои изумруды. Мой неизменно статный, благородный и красивый мужчина. Его усталость отпечаталась на лице, и в последнее время он сильно осунулся, хотя все те годы, что мы вместе, я отдавала ему всю себя и столько любви, сколько могла. А могла я много.

— А дальше мы будем вместе просто уже иначе.

— И детей не бросим?

Сердце ёкнуло. Жуткая тревога парализует меня, как подумаю, что дети останутся одни, но иначе нельзя.

Хуже всего будет Эндрю. Мы уйдём и в его душе разрастётся пустота, которую заполнит необузданная сила. Пройдёт время, прежде, чем он поймёт — мы всегда с ним, несмотря ни на что. И тогда он пройдёт испытание силой, он справится. Но какой ценой?

За Селену и Ксандра волнуюсь меньше всех. У Селли есть семья. Замечательный муж Кайл Гринден и сын. Все они будут горевать, но разделят это между собой и всё будет хорошо.

Ксандр ударится во все тяжкие. Ветреный, как положено его стихии, он будет метаться, но разум, тем не менее, будет холоден. Он — самое сильное звено в нашей цепи, и дело не в уровне магии даже, а в остром цепком мышлении, в способности чувствовать других, но быть невнимательным к себе. Как Винсент. Жаль, что он сам пока не осознаёт своих способностей — он будет достойным правителем, возможно даже Великим.

Ассоль. Моя маленькая непоседа… её ждёт то, чего она ищет — приключения, достойные нашей семьи. Меня скручивает изнутри, когда понимаю, что всё это она пройдёт не со мной за руку. Я буду рядом, буду, но сможет ли она услышать меня?

Милая, родная моя, будь осторожна. Ты даже представить не можешь, что тебе предстоит. Но на этом пути есть свет — поверь мне, я бы не повела тебя в темноту. Там в конце, все четыре пути стихий сойдутся вместе — так задумано, так правильно, но будет участок, где каждый пойдёт по одиночке. Просто идите на свет, я проведу, как вела Винсента, просто одета буду в звёздный свет, как и мой муж. Мы будем повсюду.

Наши дети должны понять, что мы больше не можем жить. Та тяжесть, что лежит на плечах Винсента — это всё небо, весь мир и вся магия. Он терпит сквозь зубы и пелену на глазах только ради меня.

— Обещаю тебе, мы будем с ними, и главное: вместе. Вопреки смерти.

— Вопреки… — повторил он свою мантру, и облегчённо улыбнулся.

Я поцеловала его нежно, вкладывая всю свою любовь до последней капли. Таких поцелуев не будет ещё несколько тысяч лет или больше — кто знает? Мне казалось, что времени больше нет, что даже шторы перестали поддаваться движению воздуха, а огонь в камине перестал мерцать.

Я напевала под нос музыку нашей шкатулки — это мелодия наших душ, переплетённых в любви. Винсент слушал, словно кот, глядя масленым взглядом, будто перед нами не смерть, а вечная жизнь.

Мир замер и это не метафора. Время, движение планет, гравитация и свет далёких звёзд подчинились правилам нашего последнего уединения душ, которое уже никогда не прекращалось.

Мой Бог и я, его ангел. Теперь мы повсюду, но всегда вместе.

…Вопреки!