Личность Соломона пробивалась из бездны, которая нас потрясает. Он, кажется, справился с роковым наследием преступного отца и матери-прелюбодейки. Неотвратимость кровной мести и братоубийство он подавил своим делом мира, которое нашло конкретное выражение в мудрости судьи, внутренней и внешней политике, представлении государства и правлении. Он отказался от позиции триумфатора, обходился без образа врага, опирался не на политику силы и войны, а мудрую дипломатию и торговлю.
Его открытость миру достойна удивления: в свой аппарат правления он берет чужеземцев, чужеземки украшают его гарем и обеспечивают стойкие добрососедские связи, «закордонные» рабочие строят храм, который отражает его идею мира. Соломон открыт и привержен традициям одновременно: в строительстве храма направление на чужие образцы, но в Святая Святых он помещает древнеизраильскую святыню — ковчег.
Целью всех его усилий было установление равновесия между просвещенным царским правом и древнеизраильским родовым. Израиль был объединен Соломоном в сложное единое целое, причем обращалось достаточно внимания на растущие различия племен и народов. Фанатизм и догма были для него неприемлемы. Итак, Соломон представляется нам как «осчастливленный жизнью».
Тем более удивительно, что библейское предание рисует отнюдь не то, хотя дело мира Соломона, мудрость и справедливость, строительство им храма вполне представлены как кульминационные пункты его «счастливой отмеченности». Но дейтерономистические редакторы смотрели на Соломона с позиций критики. Они подразделяли жизнь Соломона на две фазы: «осчастливленную» и «омраченную»: «Во времена старости Соломона жены его склонили сердце его к иным богам, и сердце его не было вполне предано Господу Богу своему, как сердце Давида, отца его. И стал Соломон служить Астарте, божеству Сидонскому, и Милхому, мерзости Аммонитской. И делал Соломон неугодное пред очами Господа и не последовал Господу, как Давид, отец его. Тогда построил Соломон капище Хамосу, мерзости Моавитской, на горе, которая пред Иерусалимом, и Молоху, мерзости Аммонитской. Так сделал он для всех своих чужестранных жен, которые кадили и приносили жертвы своим богам. И разгневался Господь на Соломона за то, что он уклонил сердце свое от Господа Бога Израилева, Который два раза являлся ему и заповедал ему, чтобы он не следовал другим Богам; но он не исполнил того, то заповедовал ему Господь [Бог]» (3 Царств 11.4-10).
Оценка религиозности Соломона удивительно противоречива. Его отход от веры Господу однозначно осуждается и одновременно прощается как старческая глупость. И в то же время отход Соломона от традиционной веры Господу описывается как только частичное отступничество. Но наиболее изощренный способ снятия вины библейские редакторы предлагают, когда пытаются отступничество Соломона от чистой веры Господу приписать его чужеземным женам. Вновь старый и излюбленный мотив Евы. Однако все попытки прощения доказывают только одно: для авторов Библии религия Соломона стала камнем преткновения.
Напрашивается вопрос, достаточно ли авторы Библии поняли религию Соломона? Сомнение здесь вполне уместно, так как строгий, фанатичный монотеизм, который служил мерой библейским авторам, является в первую очередь продуктом их собственного времени. Соломон просто не вписывается в этот фанатизм. Его религия была более открытой и широкой, нежели у тех, кто передавал его историю.
На то, что Соломон плохо вписывается в библейскую, т. е. строгую веру в Господа, указывает незначительный штришок в предании о Соломоне. Он касается того, что Соломон долго правил и умер в мире. Согласно строгой теологии яхвистов, которую исповедовали авторы Библии, Соломон должен был понести наказание еще при жизни, чего не происходит, как авторы ни настаивают. Таким образом, они придумывают особую милость Господа, снизошедшую на Соломона (3 Царств 11.11). Наказание настигло его только после смерти, когда царство было раздроблено. Все это к тому, что мы должны глубже проникнуться мотивами, которые определяют религию Соломона.
Бог отцов, Элохим и Господь
Вначале нужно обратить внимание на сложное развитие древнеизраильской веры в Бога, затем охарактеризовать ее напряженные отношения с хананейско-древневосточной религией и задаться вопросом, как религия Соломона вписывается в эту цепочку.
У Бога Древнего Израиля много имен, в которых находят отклик разнообразные божественные воплощения.
Патриархи Ветхого Завета знали своего Бога как «Бога отцов» (Исход 3.15), иногда говорится о «Боге моего отца» (Бытие 31.5; 29.42; 43.23; Исход 3.6), иногда выступает «Бог отцов» вместе с именем патриарха — «Бог моего отца Авраама» (Бытие 26.24), иногда называются имена разных патриархов — «Я Бог отца твоего, Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова» (Исход 3.6). «Бог отцов» иногда носит явно странное имя как «Щит Авраама» (Бытие 15.1), «Страх Исаака» (Бытие 31.42; 54), «Мощный Бог Иаковлев» (Бытие 49.24). Редко, но все-таки впечатляюще появляется «Бог отцов» вместе с именем собственным «Израиль», а также «Пастырь» или «твердыня Израилева» (Бытие 49.24).
Бог отцов по своей сути является первоначально безымянным божеством, которое почиталось кочевыми родами. Как божество рода оно сливалось с предками рода — с Авраамом, Исааком и Иаковом. Но число «три» не стоит понимать столь однобоко, ведь по поводу объединения рода Авраамова с восточно-иорданским родом Нахор говорится: «Бог Авраамов и бог Нахоров да судит между нами, — Бог отца их!» (Бытие 31.53). Это попытка свести нескольких «богов отцов» с единством одного «Бога отцов» — в соответствии со ставшим позже определяющим монотеизмом Израиля.
Бог отцов был божеством рода, которое представлялось исключительно лицом, а не святым местом. Будучи божеством кочевников, оно не привязывается к месту, сопровождает тех, кто еще не стал оседлым. Оно проявляло себя не как в театре, громом и молниями, землетрясениями и извержениями. Бог отцов кочевых родов и племен не имеет природных черт, не связан с плодородием земли и не образует таинства жизни и смерти в природе. Напротив, он проявляется как Бог пережитого, заботясь и защищая кочевников и полукочевников, дает им множество наследников. Бог отцов — это Бог чаяний, открывающий перед кочевниками счастливое будущее.
Странствующие чада Бога отцов не оставались навсегда кочевниками или полукочевниками, а соприкасались с другими оседлыми богами, когда осели на ханансйской земле, с их божествами Элохим, которые связаны с определенными местами, священными скалами, источниками и деревьями. Но соприкосновением дело не кончалось: Бог отцов кочевников и Элохим хананеев сливались друг с другом. И Элохим наследовались и переходили в израильскую веру.
Таким является «Бог вечности» в Вирсавии, в честь которого Авраам вырастил тамариск, залог союза, который заключили он, переселенец Авраам, и местный Авимелех (Бытие 21). В Вирсавии почитаем также «Бог, который меня видит», он является перед Агарью, наложницей Авраама, и предсказывает ей сына Измаила (Бытие 16). Для Бога Вефиля устанавливает патриарх Иаков памятный камень, после того как это божество явилось ему в виде небесной лестницы и предсказало богатое потомство и завоевание земель (Бытие 28).
У Иакова — свой «Бог с лицом», с помощью которого он выдерживает до конца поединок, и его отпускают только после того как он получил от Бога благословение и новое имя. Иаков становится Израилем (Бытие 32). Таким образом, не удивительно, что Иаков в древнехананейском городе Сихеме ставит жертвенник и призывает «Бога Израиля», так назван участок земли, которую купил Иаков-кочевник (Бытие 33.20). Знаменательно, что имя «Израиль», которое позже дало название народу, является составной частью хананейского Бога.
Бог отцов и Бог местный, кажется, не враждуют, а дополняют друг друга. В то время как Бог отцов дает кочевникам защиту, заботу и благословение на потомство, с принятием местных божеств в израильскую веру усиливается святость земли, где поселяются кочевники.
Их вера в Бога отцов ни в коем случае не развивалась в фанатической обособленности, а открывалась божественному опыту оседлого хананейского населения. Но и это не все, древнеизраильской вере в Бога не хватало еще одного имени, третьего и самого важного — имени Господа, с кем неразрывно связан Исход Моисея из Египта. Библейское предание рассматривает введение Господа как особое событие, которое означало перелом в древнеизраильской религии.
Обстоятельства известны: израильтяне жили в Египте — как раз во времена Рамзеса II (1292–1225 до н. э.) как рабы, пока не появляется Моисей. Он убивает египетского надсмотрщика и должен бежать в страну Мадиамскую. Там следует знаменитое откровение у горящего куста терновника. Господь, неизвестный до этого времени израильтянам, появляется в имени своем: «Господь, Бог отцов ваших, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова, послал меня к вам. Вот имя мое на веки и памятование о Мне из рода в род» (Исход 3.15).
Моисей был основателем веры в Господа. Ему удалось — согласно Библии — совместить кочевническую религию Бога отцов с почитанием Господа. Вероятно, это не было слишком трудно, так как оба — Бог отцов и Господь — творят свои божественные дела в истории. Господь проявляется как Бог-спаситель, который сделал возможным исход из Египта, сопровождая и охраняя кочевье по пустыне, пообещал переселение в Палестину. Более того, Господь дал войску Моисея право и закон — 10 заповедей и повел себя не только как Бог истории, но и как Бог «общественного порядка», хотя Господь в отличие от Бога отцов у кочевников властно вмешивается в природу: во время откровения Моисея горит терновник. Чермное море расступается, пропуская израильтян, гора Синай сотрясается, — он остается вездесущим Богом, который не заставляет подчиняться себе. Поэтому вышло так, что поклонение ему лишено эффекта.
В отличие от Бога отцов и Элохим Господь обладает одной только ему присущей чертой: претендует на почитание себя одного и «проявляет ревность», когда его исключительность не уважается. Господь — это агрессивный Бог, Бог священной войны, который, восседая в ковчеге, борется за свой народ против всех врагов.
Бесспорным является то, что смесь различных религий существенно способствовала установлению того сообщества, которое назвало себя «Израиль». Как проходил этот сверхнапряженный процесс, мы не знаем. Возможно, решающий шаг был сделан на том сходе в Сихеме, когда Иисус призвал чтить Господа вначале колена Вениаминовы, Ефремовы и Манассиины, позже к ним присоединились другие колена (Иисус Навин 24). Осуществление этого стало возможным благодаря тому, что Господь в Сихеме слился с почитаемым там Богом Израилевым. Таким образом, следовало бы связать возникновение и распространение имени «Израиль» со сходом в Сихеме.
Низложение священника Авиафара
Что объединяет Соломоново отношение к религии с этим эпизодом? Один важный штрих еще раз возвращает нас к тем драматическим дням, когда Соломон защищал свое царство. Событие, сыгравшее большую роль, мы до сих пор еще не исследовали: изгнание священника Авиафара, который стал на сторону Иоава. Соломон не велел убивать Авиафара, слишком силен, вероятно, был страх перед священником. Того только лишили своей должности и сослали в маленькое поселение севернее Иерусалима, на территории колена Вениаминова.
То, что, на первый взгляд, кажется выведением из строя высокого представителя противоположной стороны, при ближайшем рассмотрении означает намного больше. С Авиафаром исчезла фигура, выступавшая за неукоснительное сохранение древнеизраильской религиозности. Авиафар был хранителем ковчега, все еще почитаемого боевого символа, и олицетворением древнеизраильской веры. Это выражается также и в том, что ряд его предков ведет к роду священников, которые когда-то распоряжались ковчегом в Силоме (1 Царств 14.3; 22.11–20).
Важно, что Авиафара заменили не священником из рода священников, а Садоком, который не мог похвастаться «древнеизраильской галереей предков». Следовательно, его назначение должно иметь другие причины. Садок впервые появляется не с Соломоном, еще во времена Давида он играет среди священников выдающуюся роль. Вместе с Авиафаром он определен хранителем святыни в Иерусалиме и его имя называют даже перед именем Авиафара — признак выдающегося положения.
Почему называли двух священников? Предположительно, Авиафар являлся хранителем древнеизраильских традиций священников, а Садок — представителем иерусалимских культовых традиций.
Важное указание дает имя: Садок — это предположительно краткая форма от Мслхиседек, которое означает больше, чем просто какое-то лицо и первоначально, вероятно, было титулом хананейско-исвуссейского царя-священника в Иерусалиме. В этом качестве мы встречаемся с ним уже в истории Авраама. Он подает Аврааму хлеб и вино и благословляет его от имени Бога Всевышнего и называется священником Мелхиседеком, царем Салимским (Бытие 14). Это место говорит об очень многом, так как вводит нас в до-израильскую историю религии и свидетельствует о существовании доизраильского Бога.
Нет сомнений, что при взятии Иерусалима царем Давидом Бог Всевышний и Господь (Элохим и Яхве) объединились в культ Яхве (Господа). Священник Садок, кажется, был выходцем из иевуссейских священнических кругов, но не мог продолжать быть царем-священником в Иерусалиме при израильском приоритете. Его должность была ограничена исключительно обязанностями священника: царь-священник Мелхиседек превратился в священника Садока.
Мы можем точнее представить процесс передачи. Псалом 110 описывает как раз тот ритуал, в ходе которого Мелхиседек был однажды низведен с трона в Иерусалиме Элохом. Однако то, что царю иевуссеев первоначально было обещано Богом Всевышним после иерусалимского возведения, было обещано Господом царю Давиду: «Клялся Господь и не раскается: Ты священник вовек по чину Мелхиседека» (Псалом 109.4).
Давид и его приверженцы занимают место Мелхиседека, царь Израиля становится первосвященником. Это заходит так далеко, что среди пяти имен царя Давида одно указывает на Бога Всевышнего: «Давид… которого поставили высоко» (2 Царств 23.1). А иевус-сейский царь-священник Садок, напротив, был разжалован в простые священники.
Принятие культа иевуссейского Бога Всевышнего в культ поклонения Господу, включая и должность Мелхиседека, произошло во времена Давида, так как Садок на своем высоком месте упоминается в его время. Но, должно быть, возникли трения между священниками с обеих сторон. В этот момент на сцену выходит царь Соломон: ссылка Авиафара и возвышение Садока в первосвященники указывают на то, что Соломон больше покровительствовал иевуссеям и хотел ослабить влияние древнеяхвистской группы.
Какие последствия имело вливание иевуссейского культа к яхвистам? С полным правом мы можем сказать, что вера Господу (Яхве) была расширена на целый порядок. Важные сведения дает здесь история встречи Авраама и Мелхиседека: «И Мелхиседек, царь Салимский, вынес хлеб и вино, — он был священник Бога Всевышнего — и благословил его, и сказал: благословен Авраам от Бога Всевышнего, Владыки неба земли» (Бытие 14.18).
С принятием иерусалимского Бога Всевышнего израильская религиозность неслыханно, «универсально» расширилась. Границы древнеизраильского верования — родового (Бог отцов), местного (Бог Всевышний), национального (Господь) были подорваны, и Богу Израиля приписали создание неба и земли.
Передача качеств Творца Богу Израиля невозможно переоценить. То, что возникло в доизраильском культе Бога Всевышнего и отсюда было перенесено на Господа, для неискушенного читателя Библии ошеломляющее открытие. Как само собой разумеющееся предстает на первых страницах Библии процесс сотворения мира Господом. На самом деле превращение Господа в Бога-создателя произошло сравнительно поздно, после того как Давид и Соломон переделали доизра-ильскую историю сотворения иерусалимским Богом Всевышним. Или, выражаясь научно, то, что поставлено составителями в начало Библии, по отношению к традиции является лишь позднейшим продуктом израильской истории религии!
Кто оказал влияние на расширение древнеизраильской веры? Шло ли это от Давида или только от Соломона? Мы отдаем предпочтение Соломону, так как Давид, очевидно, ограничивался поддержкой древнеизраильских традиций. Хотя он и дал древнеизраильскому ковчегу право на жительство, но, согласно кочевым традициям, установил его в палатке, хотя и купил у иевуссея в Иерусалиме кусок земли (гумно Орны), поставил там жертвенник, а не храм по «чужеземным» образцам. Давид, кажется, не очень тянулся к чужим культовым традициям. В противоположность этому Соломон решительно расставляет акценты. Он делает Садока религиозным авторитетом и открывает для себя «чужеземный» образ, чего мы не видели у Давида.
Остается еще удивляющий всех псалом 109, который дает царю в Иерусалиме вечное первосвященство «по чину Мелхиседека». Какой царь имеется в виду? С большой охотой текст относят к древним временам царствования, ведь трудно себе представить, что позже можно было бы так естественно приобщиться иевуссейской традиции Мелхиседека. В заголовке псалом приписывается Давиду. И если бы это все было исторически верно, то он стал бы тогда не просто царем, но царем-священником. Давид представлял бы собой тогда «сакрального» царя.
Или же псалом 109 имеет в виду Соломона? Не он ли «священник по чину Мелхиседека»? На первый взгляд, такое могло быть, ведь даже в двух местах говорится о том, что царь Соломон выполняет функции первосвященника: жертвоприношение в Гаваоне и освящение храма. Но выступал ли Соломон как первосвященник «по чину Мелхиседека»? Чтобы ответить на этот вопрос, нам придется внимательнее рассмотреть действия Соломо-на-первосвященника во время храмового праздника:
«И стал Соломон пред жертвенником Господним впереди всего собрания Израильтян, и воздвиг руки свои к небу… Когда Соломон произнес все сие моление и прошение к Господу, тогда встал с колен от жертвенника Господня, руки же его были распростерты к небу. И стоя благословил все собрание Израильтян громким голосом… И царь и все Израильтяне с ним принесли жертву Господу… В тот же день освятил царь среднюю часть двора… В восьмой день Соломой отпустил народ…» (3 Царств 8.22–54, 62, 64, 66).
Действует ли Соломон здесь как священник «по чину Мелхиседека»? Существенный аргумент говорит против: царь-священник — это воинственный царь: «Господь одесную Тебя. Он в день гнева Своего поразит царей…» (Псалом 109.5).
Такая характеристика царя-священника подходит не Соломону, царю мира, а воинственному Давиду. Таким образом, мы приходим к волнующему результату: Давид принял на себя доизраильскую традицию царя-священника в Иерусалиме. Он был воинственным царем-священником «по чину Мелхиседека». Соломон тоже перенял традицию царя-священника, сглаживает воинственные черты и превращает воинствующее царство священников в духовное мирное царство. Оно ограничивалось мирными акциями: молитвой и заступничеством, благословением и жертвой. Это очень хорошо выражается уже известными нам словами благословения: «Благословен Господь, Который дал покой народу своему Израилю» (3 Царств 8.56).
И ни слова об «уничтожении врагов».
Итог: Соломон делает еще один шаг в сторону oi отца Давида, стирая воинственные черты в образе царя-священника.
Чужие боги в Иерусалиме
Наследование Израилем хананейского культа Бога Всевышнего не подвергалось критике в библейской традиции. Ввиду исключительного почитания Господа, который не терпел возле себя иных богов, это удивляет, тем более, что на критику нарывается попытка Соломона вобрать другие элементы хананейской религии. К открытости миру Соломона относится, бесспорно, то, что он терпел чужеземные культы своих жен: единственный случай в древнеизраильской истории. Таким образом, Соломон практиковал религиозную терпимость; ортодоксальные почитатели Господа — к ним относятся также авторы Библии — усматривали в этом отход от веры отцов.
Конечно, Соломону пытались найти оправдания, представляя благосклонное отношение к богам своих жен как старческую глупость. Но такой подход не историчен, поскольку Соломон женился не старым, а как раз молодым царем. В рамках матримониальной политики он начал допускать культы своих жен довольно рано.
Некоторые культовые места чужих богов находятся вне Иерусалима, на Масличной горе, которая позже по этой причине была названа «Гора порчи». На Масличной горе находились капища Хамоса и Молоха, возможно, также Милхома. Удивляет только то, что в предании о Соломоне капища на высотах для Хамоса и Молоха указывались точно — на «горе, которая пред Иерусалимом». Точного местонахождения культовой святыни Астарты не указывается. Может быть, это место замалчивалось специально? И находилось ли оно вообще на Масличной горе?
Не исключено, что «Соломоново» капище Астарты было помещено на «Горе порчи» в более поздних записях (4 Царств 23.13). Эти заметки связаны с яркой культовой политикой царя Иосии, который заставил разрушить капища на высотах спустя триста лет. Триста лет существовало допущенное Соломоном почитание чужих богов в Иерусалиме. Становится ясно, что речь могла идти не только о частных культах жен Соломона. Чужие культы сами просачивались на религиозную почву, находили широкое одобрение и уважение народа.
О характере почитаемых божеств мы знаем очень мало. Бог Хамос был национальным богом моавитян. Он изображен на уже упоминаемой нами стеле Меша, где называется впервые во внебиблейских источниках израильский царь (Омри). Стела датируется IX веком до н. э. и прославляет могущество царя Меша и его бога Хамоса:
«Я Меша, сын Хамоса, царя Моава. Мой отец был царем Моава 30 лет, и я стал царем после моего отца. Я построил эту культовую высоту для Хамоса в Кириафе… потому что спас меня от всего, он дал мне увидеть мое торжество от всех моих ненавистников. И люди Гада жили в стране Аштарот с незапамятных времен. И царь Израиля построил себе Аштарот. Но он напал на город и взял его и убил весь народ (из?) города (как жертву?) для Хамоса из Моава. И вернул оттуда жертвенник Аре л… и поставил его перед Хамосом в Кириафе… И Хамос говорил мне: «Иди возьми святыню Израиля». Тогда ночью я пошел и нападал с рассвета до полудня. Я взял его и всех их убил: 7000 мужчин, женщин и рабынь, так как я посвятил их Аштар-Хамос. Я взял оттуда (предметы?) Господа и принес их Хамосу. И царь Израиля построил место и жил в нем, когда боролся против меня. Тогда Хамос изгнал его от меня…».
Стела Меша была создана добрых полстолетия после царя Соломона во времена царя Ахава (871–852 до н. э.). Образ бога Хамоса, должно быть, не изменился за это время. Другими словами, царь Соломон ничего не имел против того, чтобы принять культовое божество в Иерусалиме, со всеми его исключительно воинственными чертами. Как и Господь, ведет Хамос священную войну. Осознавал ли Соломон боевой характер моавитянского божества?
Библейское предание не дает ответа. Однако не так уж трудно найти его. К «терпимости Соломона» совсем не подходит взращивать озлобленность чужих богов. В конце концов, это были божества его жен, с которыми он находился в мирном сосуществовании.
Трудно также восстановить допускаемый Соломоном культ Молоха, в честь главного бога аммонитян. Предание о Соломоне переносит капище Молоха на Масличную гору, и пророку Иеремии позже известно место под названием Тофет, в долине сыновей Енно-ма, где, как сообщается, происходило жертвоприношение мальчиков и девочек (Иеремия 7.31). Из этой архаичной традиции принесения в жертву людей, кажется, так и просится имя Молох, которое первоначально означало ни много ни мало «дары посвящения».
Культ Молоха, должно быть, ослеплял израильтян. Сообщается, что иудейский царь Ахаз (742–725 до н. э.) провел «своего сына сквозь огонь» (4 Царств 16.3). Во всяком случае, принятие культа Молоха Соломоном никак не увязывается с человеческими жертвами. Таким образом, подтверждается наша уверенность, что, допустив чужих богов, Соломон не проявлял насилия.
Почитание Астарты
Соломон не побоялся допустить в Иерусалим культ своей финикийской жены, который она исповедовала в своей семье: культ Астарты. Это необычное явление особенно не одобрялось кругом староверов: принятие бога женской природы, ведь древнеизраильскому Господу были присущи однозначно «мужские» черты. Хотя сам Господь принадлежал к «культу без изображения», однако как «мужской» бог войны он вывел войско Моисея из Египта, как «мужской» бог Завета диктовал заповеди и законы на горе Синай. Он мог почитаться как «Бог отцов», но не как «Бог матерей»; как Бог Израиля он вступил в единоборство с Иаковом (Бытке 32). Только Богу-мужчине могли быть доверены те многочисленные судилища, слова-приказы, призывающие к войне и уничтожению, которые сотни раз встречаются на страницах Ветхого Завета. «Женские» черты, кажется, чужды Господу. Даже там, где он появляется как Бог предсказаний, где он по-доброму обращается к своему народу, «женские» качества не играют никакой роли.
Хотя израильская религиозность обязывала не изображать Бога, кажется, существовала наивная убежденность в том, что Бог — мужчина. В некоторых местах все-таки существуют следы божеств-женщин, почитаемых в Израиле. Один из этих следов ведет нас к Рахили, любимой жене патриарха Иакова. Она, как сообщается, уходя, взяла с собой «бога дома» (терафим). Когда ее отец Лаван, пораженный потерей охраняющего дом божества, угрожает вору смертельным наказанием, Рахиль прячет божество под седлом верблюда и сама садится сверху (Бытие 31.34). Столь неуважительное обхождение с домашним божеством не могло не понравиться библейским авторам. Нам же эта история показывает, что по крайней мере в домашнем обиходе божества чтились, да и речи не могло быть о строгом монотеизме.
И Мелхола, дочь Саула и жена Давида, также имела домашнее божество. Когда Саул преследует Давида, Мелхола кладет статую на постель Давида, чтобы обмануть слуг Саула: «Мелхола же взяла статую и положила на постель, а в изголовье ее положила козью кожу и покрыла одеждою» (1 Царств 19.13). Конечно, библейские авторы рассказывают эту историю скорее в духе «бурлеска о богах», но зато подтверждают почитание терафимов.
Почитание терафимов было преимущественно женским делом. В их изготовлении тоже, кажется, в основном принимали участие женщины. Из времен Судей нам известна жена некоего Миши, которая изготовила терафим, вероятно, вырезала или нарисовала отличное изображение, которое вначале почиталось как «частная святыня», а позже играло некоторую роль в благочестии израильского племени Дана (Судьи 17).
Три истории с терафимами доказывают, что ортодоксальный монотеизм был необязателен ни в ранний период, ни во времена судей, ни во времена царей. Господь мог вести себя как официальный «государственный» Бог, но в домашней обстановке большой популярностью пользовались и другие божества. Поэтому есть причины трактовать многочисленные найденные статуэтки — преимущественно женские фигурки — как терафимы. Они изображались обнаженными с вытянутыми или скрещенными руками, иногда прижимали руки к животу. Могли изображаться воинственными или божествами-защитницами, сопровождали свадебные церемонии, часто представали как снимающие покрывало богини.
Соломон шагнул еще дальше. Его занимали не терафимы, он приблизился к одной из великих божеств Древнего Востока, Астарте, которой отвел право жить в Иерусалиме. При этом бросается в глаза, что авторы Библии избегают называть Астарту — в отличие от Милхома, Хамоса и Молоха — «мерзким истуканом».
С Астартой в Иерусалиме был введен культ, который великолепно характеризуют «женские» черты образа Бога. Библия, к сожалению, не дает особенно запоминающегося образа этой богини. Зачем объективно рисовать чужую богиню, если она воспринимается как угроза культу Господа? Но древневосточные источники позволяют нам восстановить эфемерный образ этой богини, так как в ней соединяются многочисленные черты почитаемых на Древнем Востоке «богинь-жен-щин». Астарта — это только одно из множества ее имен. Происходит ее имя от вавилонского «Иштар». На арамейском оно звучит Аттар, или Аштарт, на еврейском — Ашторет.
В предании о Соломоне Астарта называется «божеством Сидонским». Это очень трудно восстановить, так как в сидонско-финикийском пантеоне богов «богиней Сидонской» преимущественно называют Атирату, супругу главного бога Эла. Это подтверждают по меньшей мере найденные в Угарите, античном Рас-Шамре, древнехананейские тексты XII столетия до н. э. Так о царе Керете сообщается, что он совершает паломничества в капище Астарты, чтобы испросить себе невесту, и там дает обет обеспечить себе мужское потомство. После захода солнца, на третий день, добрался он до святилища Атирату, богини Сидона.
Астарта же, напротив, играет важную роль в мире сидонских богов. Царь Керет, например, сравнивает красоту своей невесты с «грацией Астарты».
В пантеоне богов Астарта остается невыразительной, в отличие не только от Атирату, но и от активно действующей Анат, которая играет важную роль в угаритской драме богов. Анат является возлюбленной бога плодородия Ваала, судьбу которого она разделяет борясь, сострадая и охраняя. Анат считается богиней войны:
Смотри, Анат борется на равнине,
Она ведет бои между двумя городами,
Она разбивает народ морского побережья,
Уничтожает людей с Востока.
Головы были под ней как комья земли.
На ее руках — как будто саранча,
Как куски коры платанов руки воюющих.
Она прикрепила головы у себя на груди,
Крепко привязала руки к своему поясу,
Она погружала колени в кровь сильных,
Бедра — в сгустки крови бойцов.
Анат является одновременно дикой, кровожадной воительницей и любящей женщиной. Она любила Ваала и последовала за ним в мир мертвых:
Дева Анат искала его,
Как сердце коровы ищет своего теленка,
Как сердце овцы — своего ягненка.
Так любила Анат Ваала.
Она позволяет взойти на себя быку Ваалу, играет на лире и поет в честь Ваала, «князя земли»:
Ваал лег голый и схватил нижнюю часть ее живота ,
Анат легла голой и схватила его яички.
Ваал стал быком,
Дева Анат стала коровой…
Она вымыла свои руки, дева Анат.
Она хватает лиру,
Сажает Рогатого себе на грудь,
Она воспевает любовь всесильного Ваала,
Любовь «князя земли».
Жестокая и любящая Анат — часто встречающееся, но наивное представление о «мирном» божестве-женщине. Богини тоже страшны, хотя характер их злости иной, чем у богов-мужчин. Женские боги убивают, но делают это безудержно, свободно, из жалости. Их злоба органична. Боги-мужчины, наоборот, убивают холодно, даже «бюрократически», в рамках «положенного», например, Священной войны.
О жестокой Анат в Рас-Шамре/Угарит нам хорошо известно. Астарта же проявляется очень скромно. И все-таки скудные свидетельства об Астарте в Рас-Шамре/Угарит дают возможность сделать вывод: Астарта часто называется именем Анат. Так, царь Керет сравнивает красоту своей невесты с «миловидностью Анат», а также с «грацией Астарты». Как и Анат, Астарте присущи воинственные черты. Она оправдывает надежды, как охотница, скачет на коне, и ее проклинают как мстительницу.
Атирату и Анат в мире богов угаритов играют большую роль, чем Астарта. Но привлеченные нами документы относятся к XII и XIII столетиям. Несколько столетий спустя картина, должно быть, изменилась. В первое тысячелетие до н. э. Атирату и Анат уходят на задний план, а передний завоевывает Астарта. Это особенно отчетливо видно, когда мы читаем о конце Саула. Его доспехи были выставлены филистимлянами в храме Астарты (1 Царств 31.10). И в Финикии дела Астарты пошли вверх. Так, царь Хирам из Тира, торговый партнер Соломона, до основания обновил ее храм. В 875 до н. э. — 50 лет спустя после смерти Соломона даже произошло возвышение одного жреца Астарты в цари финикийцев. Речь идет об Итоваале, отце Иезавели, которая позднее вышла замуж за североизраильского царя Ахава. Таким образом, мы приходим к историческим корням, когда говорим, что Соломон распорядился построить капище Астарты для своей финикийской жены.
Черты Астарты станут более явными, если мы рассмотрим ее первый образ, который предстает перед нами в вавилонско-аккадском мифе о «Нисхождении Иштар в преисподнюю» — предание VII столетия до н. э. Иштар, дочь бога Луны Син, покидает свой дом и отправляется в «страну, откуда не возвращаются». Она проходит семь врат загробного мира, где стражники отнимают у нее все украшения и одежду. Далее попадает во владения богини смерти Аллат. Последствия ужасны. На земле засыхают растения, люди и животные теряют способность к зачатию. К счастью, вмешивается бог богов Эйа. Иштар освобождают из загробного мира, она возвращается на землю и дает жизнь плодородию и зачатию. Нет сомнения, что Иштар поклоняются как богине природы.
Она олицетворяет вечное «умри и восстань». В ее судьбе отражается круговорот природы, который воспроизводится в культовой мистерии. Но у Иштар есть и отрицательные качества. У ассирийцев она становится «госпожой борьбы и раздора», которая ведет свой народ к победе. В более поздние времена изображается на многочисленных сирийских и финикийских монетах времен римских императоров с короной — как хранительница города.
Следует выделить еще одну черту Иштар-Астарты — в Сидоне ее воспринимают как богиню неба, из этого города была, вероятно, родом жена Соломона. В надгробной надписи сидонского царя идет речь об «Астарте великого неба». Священной для нее была звезда Венера, что уже известно из вавилонской традиции. Таким образом, не удивительно, что Астарта часто изображается с диском солнца или лунным серпом. На изображении в Кадеше (Северная Сирия) Иштар-Астарта предстает с солнечным диском и лунным серпом на голове, стоя на льве. Иногда из солнечного диска выступают два коровьих рога. Однажды, как сообщается, Астарта надела себе в качестве царского украшения коровью голову. Это напоминает о египетской богине Хатор, «коровья внешность» которой, очевидно, была перенесена на сидонскую Acтapтy. Ее именем даже названа хананейская местность: Аштарот Кварнаиль («Астарта с рогами»).
Позже и греки почувствовали значительную симпатию к Астарте, «царице неба», они назвали ее «Афродита Урания», и даже христиане не могли распрощаться с «небесной» Астартой. Место Астарты заняла Мария — «regina coeli», «царица неба».
Астарте в Древнем Востоке отводилось значительное поле деятельности. Какие черты приняла «Соломонова Астарта», точно сказать нельзя. Поклонялись ли Астарте Сидонской только как «городской богине» жены-финикийки Соломона или она считалась богиней войны? Последнее может оспариваться, потому что к терпимости Соломона воинственные, насильственные черты вряд ли подходили. Но как обстоят дела с поклонением Астарте как богине природы, символу жизни и смерти? Поклонялись ли ей, как богине неба? Свидетельства из более позднего времени указывают на то, что культ царицы неба в Иерусалиме мог быть очень популярным. Во всяком случае пророк Иеремия бичует — спустя 200 лет после Соломона — в своей храмовой речи культ богини неба.
В культе богини неба речь вполне могла идти о частном культе, так как о походе в храм не говорится ничего. В другом месте доходит прямо-таки до настоящей стычки между пророком Иеремией и поклонниками царицы неба. При этом выясняется, что культ осуществлялся только женщинами, которые приносили в дар царице неба жертвы, курили фимиам и давали обеты. Смысл культовых приношений был в обеспечении пищей (Иеремия 55.15). Царицу неба чествовали также как царицу плодородия.
Стоит, пожалуй, обратить внимание на то, что царь Соломон занимался не только религиозной политикой под знаком взаимной терпимости, которая вела к тому, что из образа чужого божества были удалены все насильственные черты, но для него было так же важно смягчить «мужские» черты древнеизраильского Господа при помощи «женских» черт богини-женщины. Господу Богу была дана Астарта — богиня плодородия и природы.
Эти догадки, столь яростно отвергаемые библейскими авторами, невозможно переоценить. Они создали равновесие между древнеизраильской исторической верой и живыми, принадлежащими природе феноменами, заключенными в зачатии и рождении животных и людей.
Потустороннему Господу Богу добавлен при помощи Астарты образ, который олицетворял явления природы по эту сторону жизни.
Загадочные колонны храма
Соломон построил Астарте капище, но обращает на себя внимание, что среди чужих божеств нет Ашеры, обычно часто упоминавшейся богини, которая пользовалась в Иерусалиме особой популярностью. Действительно ли у Соломона с этой богиней не было никаких дел? Такое вряд ли можно предположить, ведь в более поздних текстах Ветхого Завета Астарту иногда путают с Ашерой. Переводчики еврейской Библии употребляют вместо Ашеры имя Астарты (2 Паралипоменон 15.16; 24.18).
Однако и в более ранних традициях, которые можно отнести к досоломоновым временам, Астарта и Ашера подменяют друг друга: Ваал появляется иногда с Астартой (Судьи 21.3), а иногда с Ашерой (Судьи 3.7).
Это укрепляет впечатление, что в имени Астарты соединены различные женские божества: не только вавилонянка Иштар и угаритки Атирату и Анат, а также хананейская Ашера.
В характере Ашеры много загадочного. Женщины были особенно преданны ей. Для нее создавали культовые образы и разбивали священные рощи, так Ровоам, сын Соломона. Мальчики-любовники выполняли непристойные обряды, допускались формы культовой проституции (3 Царств 14.23). При царе Манассии (696–642 до н. э.) доходило даже до установления изображения Ашеры в Иерусалимском храме (4 Царств 21.7). Конец этому положил только царь Иосия (4 Царств 23).
Иногда именем Ашеры обозначается не только богиня, но и объект ее культа: деревянный столб (Второзак. 16.21), который по высоте мог превосходить алтарь (Судьи 6.25). Все говорит о том, что речь шла о священных деревьях, о древах жизни, которые должны быть «вырваны», по мнению противников Ашеры (Мишна 5.13). Мишна, более поздний иудейский комментарий к Библии, хочет представить Ашеру как нечто большее, чем «живущее дерево».
Поклонение древу жизни — Ашере восходит к Соломону. Когда мы описывали Соломонов храм, мы не останавливались подробно на двух колоннах, которые были расположены перед храмом. Они относятся к самым загадочным элементам храма Соломона. В библейском предании они называются Яхин и Боаз, но эти имена тоже окутаны тайной.
Ссылались на обелиски перед египетскими храмами. Как форма колонн, так и, особенно, украшение Яхина и Боаза говорят против идентификации. Другие вспоминали о скинии на высотах. Третьи исходили из практических соображений. Согласно последнему предположению, обе колонны могли служить канделябрами (ср. с финикийскими алтарными светильниками) или для сжигания ладана, или как колонны-факелы. Но против всех этих теорий говорит их высота. Некоторые исследователи считали колонны инструментами для подсчета ночи и дня, чем они приближались к космическому символизму, который уже господствовал в традиции талмуда. По этому предположению, Яхин должен был изображать луну, а Боаз — солнце. Следующее символическое направление толкования видит в обеих колоннах изображение облака и огня, которые сопровождали и защищали израильтян при исходе из Египта (Исход 13.21; Левит 14.14).
Объяснение сбивающих с толку возможностей содержит неоспоримый факт: обе колонны не несут никакой архитектурной функции. Они ничего не подпирали в храме, и это при том, что были примерно 12 м высотой, а их диаметр — 1,90 м. Свободно стоящая пара колонн перед храмом известна нам не только по Иерусалиму. Так, Геродот сообщает, что в Тире перед храмом Мелькарт стояли две колонны: «Ия видел его (храм), богато украшенный и с многими подарками от освящения, и стояли в нем три колонны, одна из чистого золота, другая из смарагда, который невероятно светился в темноте…».
Раскопки в финикийском Библе тоже выявили свободно стоящие колонны храма времен Среднего царства, и потом еще есть известный нам храм Ваал-Хаддада в Асоре, который был разрушен в XIII веке до н. э. И перед ним тоже стояли две колонны. Параллели доказывают, что пара колонн перед храмом Соломона соответствовала финикийской строительной традиции. Таким образом, усиливается историческая достоверность, согласно которой кузнец Хирам из Тира велел отлить колонны Соломонова храма из меди.
Важно, что у колонн перед храмом Соломона отсутствует цоколь основания, он растет как дерево из земли. На это указывают еще и другие отдельные, с трудом поддающиеся восстановлению данные. Так, на колонны были помещены капители с узорами, к которым прикреплены 400 гранат — в два ряда вокруг обеих капителей.
То, что речь идет о символах деревьев, не так уж и притянуто, и подтверждается многочисленными параллелями: уже у входа в храм Нинхурсаг в Уре стояли две обитые медью деревянные колонны, которые не выполняли несущей функции. В период Ларсы в Уре у входа в крепость были поставлены колонны — пальмы из глиняного кирпича. Насколько живуча была традиция колонн-деревьев, показывает ассирийский храм Сии в Хоршабаде VIII века до н. э., который — как и храм Соломона — украшали две свободно стоящие колонны: стволы пальм с бронзовой обивкой, напоминавшей чешуйчатую кору пальмы.
Мы можем пойти дальше. Священные деревья издавна тесно увязываются с богиней Иштар-Астартой. Это показывает настенная живопись из Мари, которую можно датировать временем царя Хаммурапи, к сожалению, она в сильно поврежденном состоянии. Сейчас находится в Лувре. Справа узнается финиковое дерево с голубем в кроне, символом Иштар-Астарты. Два других стилизованных дерева стоят по флангам дворца, в котором можно видеть Иштар-Астарту, возводящую на трон царя.
Но самое впечатляющее изображение для наших связей — Идалион на Кипре. Там была найдена модель храма Астарты, напоминающая голубятню. Перед храмом есть две колонны, они увенчаны цветами лилии или лотоса. Таким образом, вероятно, найдена убедительная параллель к Соломоновым колоннам, которые свидетельствуют о своем отношении к культу Астарты. Но, и это должно быть сказано, модель храма из Идалиона относится к VIII–VII векам, т. е. является более поздней по отношению к храму Соломона. С другой стороны, религиозные художественные мотивы в своей сути имеют удивительную способность выживания, так что позволительно сделать вывод: колонны храма Соломона представляют собой священные деревья Ашеры-Астарты, согласно древней месопотамской традиции, которая ведет через финикийского мастера Хирама из Тира прямо в Иерусалим.
Теперь мы понимаем удивительное следование преданию о Соломоне, которое хотя и сообщает о культе Астарты Соломона, однако не локализует культовой святыни. Это удивительно, так как она находилась, по нашему предположению, на видном месте перед храмом Соломона в образе двух монументальных колонн-деревьев. Этот факт должен быть столь неприятен верным Господу авторам Библии, что они его опустили.
На Астарту указывают также оба имени, которыми называются колонны, — Яхин и Боаз: «И он (Хирам) установил колонны перед притвором храма; ту, которую установил по правую руку, он назвал Яхин, а ту, что поставил по левую руку, он назвал Боаз» (3 Царств 7.21).
Что бы могли означать эти имена? Боаз означает «сила». Яхин, пожалуй, — «защищать, сохранять». Итак, был предложен следующий смысловой перевод: «Господь установит свой трон навсегда (jachin); в силе (boas) Господа пусть царь радуется!». Но достойно внимание и то толкование, которое предложил X. Брастон. Он указал на новопуническую надпись, которая возвращает нас к Астарте-Анат. Там богиня Анат называется «дочерью Боаза». Боаз — это еще одно имя для Ваала, того хананейского бога, которого боялись религиозные круги, как несущего угрозу их вере.
Если наша идентификация обеих колонн храма с капищем Астарты убедительна, то это может иметь далеко идущие последствия для восстановления религии Соломона. Пока что мы встречались с божествами женского пола из досоломоновых времен только как с домашним божеством. При Соломоне же, напротив, женское божество — Астарта — переживает значительное повышение. Она выступает уже не в функции богини дома, которая, вероятно, почиталась только в узком кругу семьи, а вырастает до «богини царства» и получает право жительства в главной святыне Израиля, Иерусалиме. Соломон не только уважает традиционный узкий женский семейный культ, но и придает ему общественное значение. Мы должны показать глубокий гуманизм религии Соломона. Женщинам и их религиозности была дана доныне невиданная высокая оценка. Был ли Соломон в этом отношении великим революционером? Или только усилил тенденцию, исподволь всегда действовавшую? Мы можем дать положительный ответ на оба вопроса. Соломон был в состоянии опереться на высокую оценку женщин и их религиозности в древнеизраильском обществе, которая передается также и библейскими авторами. Широко известные примеры — властные женщины времен Судей, например, Девора, которая официально исполняла обязанности судьи и как предводитель войска привела к победе несколько израильских племен в решающей битве на «водах Мегиддо». Девору называют «пророчицей», личностью, воодушевляемой религией, которая поет песнь о победе израильтян над хананеями (Судьи 5).
Рис. 27. «Интронизация царя Мари Астартой» Около 1700 до н. э.
Наравне с Деворой вспоминается и другой образ: Иаиль Кенеянка, которой приписывают убийство военачальника Сисары (Судьи 5). И Сепфора, жена Моисея, представляется нам как женщина, проявляющая религиозную активность.
Она провела церемонию обрезания взрослого Моисея: «Ты жених по крови у меня» (Исход 4.25). используя старинный обычай.
И Мариам заявляет о себе в религиозном отношении: она поет знаменитую песнь о спасении людей Моисея после удавшегося исхода из Египта (Исход 15). Остается еще одна простая женщина из народа по имени Анна, которая молится в храме Силома и не только благодарит Господа за рождение своего сына Самуила, но и воспевает Его присутствие (1 Царств 2).
Когда Соломон помещает в Иерусалиме женский культ, то этим он предает гласности тайную традицию древнеизраильского общества и делал ее официальным государственным культом. Последнее означает больше, чем нам было до сих пор известно, для религиозности женщин. Соломон ставит памятник женской религиозности в Иерусалимском храме в образе двух колонн, он освобождает женскую религиозность от оков домашней тюрьмы. И хотя бы это следовало оценивать как революционный вклад Соломона в религию.
Понятно, что авторы Библии постарались не увидеть восстановленной нами связи и ни одним словом о ней не обмолвились. Они не дают никакого объяснения загадочным именам «Яхин» и «Боаз», за которыми скрываются связи с Ваалом и Анат-Астартой. Таким образом, была предпринята попытка — посредством стратегии умолчания — спасти то, что еще можно спасти в отношении Соломона и строительства храма. Капище Астарты вначале не афишируется (3 Царств 11.5), позже вообще затемнили ее первоначальное местонахождение и, как другие капища, перенесли на Масличную гору (4 Царств 23.13). Но и эта подмена всплывает в связи с яростной реакцией царя Иосии, который жил триста лет спустя после Соломона.
Еще одна возможность подчеркнуть «бесстыдство» культа Астарты — вспомнить об истории с раем, где наряду с древом познания появляется древо жизни, гарантирующее вечную жизнь. В нем продолжает жизнь дерево Астарты, просто как символ плодородия, однако людям путь к древу заказан. И Ашера-Астарта не может помочь.
Ее лишают власти, и херувимы препятствуют доступу к древу бессмертия. Так, в райских кущах можно почувствовать нечто от борьбы против Ашеры-Астарты, которую развязали библейские авторы, но не Соломон.
Для авторов Библии было важно не связывать слишком тесно Соломона и Ашеру-Астарту. Это становится понятным, если вспомнить, насколько Ашера-Астарта была популярна в Израиле. В раскопках вблизи иудейского города Лахиша были сделаны сенсационные находки. Одна из найденных надгробных надписей, которую можно было датировать VIII веком, была расшифрована следующим образом: «Будь благословен Уриаху Яхве и его Астарта…».
Все указывает на то, что Ашера рассматривалась как супруга Господа. Это значит, что единому Богу-мужчине самым интимным образом в помощь давалась богиня природы. То, что сочетание «Яхве и его Астарта» было не единственное в своем роде, показывают другие археологические находки 1975/76 г. в Кунтилат Адшруд, 80 км к югу от Кадеша. Здесь, на иудейском юге на пересечении торговых путей, которые вели из Газы в Элат и из него — в синайскую область, группа археологов обнаружила обломки двух кувшинов с удивительными надписями и рисунками. Финикийская роспись оказалась благословением, в которых упоминают и Яхве и Астарту: «Амарийя сказал(а) своему господину: «Будь благословен Яхве и его Астарта…».
Рис. 28.
Древо жизни, по краям два льва.
Рисунок на сосудах Кунтилат Адшруд.
VIII в. до н. э.
Не удивительно, что один из рисунков демонстрирует древо жизни, по бокам которого находятся два льва — с давних пор символ Астарты. Еще одна надпись называет имя «Обадийу, сын Адна», тоже адресат благословения Яхве. Имя Адна встречается также во 2-й Книге Паралипоменон (17.14), что позволяет нам датировать надписи IX столетием.
Совершенно загадочен еще один рисунок на глиняном кувшине: играющая на лире женщина, рядом с которой две фигуры с фаллосами. Может быть, речь идет об Ашере, а стоящий слева — это Господь, которого сопровождает оруженосец? Ответ, конечно, гипотетичен. Однако играющую на лире женщину — угаритскую Анат, двойника Астарты — мы уже встречали в воспевании по случаю победы в честь Ваала. Могли ли Анат и Ашера слиться столь тесно, что Анат поднялась до играющей Ашеры? А если бы эта фигура действительно была идентична с Господом, стал бы он похож на бога плодородия Ваала?
Рис. 29 Рисунок на глиняном кувшине
Надписи и рисунки объясняют, что «Яхве и его Ашера» оказывали значительное влияние на израильское религиозное сознание. Не только внушаемая Библией исключительность Господа, а также поклонение «Богу без изображения» в Израиле должны быть переосмыслены по причине найденных надписей, но прежде всего надо, чтобы получила новую оценку роль Соломона в процессе «астартизации» религии.
Итак, подводя итог, мы можем сказать: создание капища Астарты в районе священного храма в Иерусалиме более чем показывает, что для Соломона важно было дополнить строгую религию Господа женскими чертами и смягчить поклонение Ему, как Богу единому, элементами хананейской языческой религии. Более того, он возвел домашний частный культ в ранг «официального», чтобы религия женщин могла заслужить более высокую оценку. Это глубочайшее стремление Соломона надо понять верно: представлять религию, которая направлена не на фанатичное отделение, а на слияние и дополнение другим божественным опытом. В этом смысле религия Соломона оказывается существенной составной частью концепции мира, которая противилась нетерпимости древнеизраильской эры Господа.
Соломон и Ваал
Чтобы понять религию Соломона, мы были вынуждены выйти за пределы Ветхого Завета. И нам стало понятно, что Соломон имел ярко выраженное открытое понимание религии. Насколько сильно он доверялся чужим богам, демонстрирует его обращение к культу Астарты. Но как обстоят дела с хананейским богом Ваалом, который в Ветхом Завете предстает как противоположность Господу? В предании о Соломоне нет ни одного слова о Ваале, так что, возникает впечатление, тот не доставлял особенных хлопот.
Молчание говорит о многом, ведь Ваал царит во всех религиозных отношениях как до Соломона, так и после него. Вот несколько примеров. После того как войско Моисея пришло в долину Иордана, возник спор с моавитянами, которые поклонялись богу Ваалу на горе Ор. Валаама, ясновидящего Ваала, призывают про-клять израильтян. Но он не может, ведь Господь ему приказывает прославлять Израиль (Числа 22).
Израильтянам не оставалось ничего лучшего, как броситься на шею Ваалу Пефору. Последствия были ужасны. Господь велит повесить предводителя «перед Господом перед лицом солнца». И по приказу ревнивого, гневного Господа происходит убийство в семьях. При этом немалую роль играет тот факт, что израильтяне сочетались супружескими узами с моавитянскими женщинами (Числа 25.1).
Во времена Судей — примерно за 100 лет до Соломона — обращает на себя внимание Гедеон благодаря своей любви к Господу, ведь он в Офре разрушил жертвенник в честь Ваала а также образ Астарты, которые были сооружены его отцом (!). За это его назвали Иероваалом — «Пусть Ваал судится с ним!» (Судьи 6.25).
Но самые мрачные преследования поклонников Ваала происходят при североизраильском царе Ахаве, примерно через 60 лет после смерти Соломона. Царь Ахав женился на Иезавель, финикийской царевне, которая по-настоящему ввела культ Ваала в Самарии, особенно на горе Кармил. Последствия для нее и 400 пророков Ваала ужасны. Пророки были жестоко убиты пророком Илией (3 Царств 18), а Иезавель приняла позорную смерть от Ииуя (4 Царств 9).
Несмотря на все отвратительные мероприятия, Ваал остается в Израиле божеством, пользующимся расположением. И так происходит, что отношение царей к культу Ваала является для авторов Библии критерием высокой оценки или порицания. Они милостливы только к некоторым царям, например к царю Иезекии, который грубо относился к культу Ваала, и к царю Иосии, ему якобы удалось окончательно разрушить господство культа Ваала.
Господь против Ваала — так можно описать длящиеся столетиями разногласия в древнеизраильской истории религии. Но что же отвращало в Ваале, что вело к его полному ненависти порицанию и оставило широкий кровавый след в Библии? Дать приемлемый ответ трудно, потому что Библия почти не дает материала для полемики.
Однако найденный в Рас-Шамре текст меняет картину. В сирийско-палестинском регионе ему как богу грома и молнии и хранителю дождя придают глубокий смысл. Он царит над людьми и природой
Я один был как царь над богами,
делал жирными богов и людей,
насыщал толпы на земле.
Ваал — бог, способный к физическому совокуплению, и связан нежными чувствами со своей возлюбленной Анат. Он входит в нее в образе быка. Кроме того, он впутался в невероятную борьбу за жизнь. Победой кончается его борьба против Иама, бога моря, которая запечатлена в ликующем возгласе-
Иам действительно мертв ,
Ваал есть царь!
Победитель Ваал решает вместе со своей супругой Анат построить храм-дворец. Из Ливана привозят кедры, золото и серебро. Его господство не знает границ.
Я один царь богов,
Кто на самом деле имеет власть над богами
и людьми ,
И я владею толпой на земле.
В качестве опасного противника Ваала выступает Мот, бог загробного мира. Ваал без борьбы сдается и добровольно спускается в преисподнюю. Его постигает смертная участь, гонец Ваала плачет:
Мертв Великий Ваал,
Умер царь земли.
Анат, жена его, находит труп и хоронит его с громкими воплями на святой горе Цафон (Сион). А земля между тем покинута:
Анат поднимается, чтобы отомстить за Ваала. Мота хватают, режут на куски, сжигают и пепел развевают над полем. И на тебе, Ваал пробуждается из мертвых и снова становится властелином.
Природа просыпается для новой жизни:
С неба прольется масло,
Ручьи потекут медом,
Великий Ваал жив,
царь, господин, он есть.
Ваал восседает па царском тропе,
Сын Дагана нa своем месте властителя.
Каждый год люди отмечают праздник Ваала, вероятно, в связи с тремя праздниками, среди которых самый важный Новый год, отмечаемый осенью. Освящение храма, свадьба с Анат, траур по мертвому Ваалу, его возвращение из царства мертвых, его интронизация на горе Цафон — все отмечалось в том же порядке, праздник угасания и возрождения, отражающий круговорот в природе.
Угаритскому мифу о Ваале принадлежит ключевая роль, но имелся не один Ваал. Он мог воплощаться во многие образы: каждому месту — свой Ваал! Так происходит, что в Библии говорится о «Ваалах». Вот неполный список библейских Ваалов: Ваал Верит, Ваал Гад, Ваал Хамон, Ваал Зебуб, Ваал Хацир, Ваал Хармон, Ваал Маон, Ваал Перацим, Ваал Шамина, Ваал Татар и Ваал Цафон. Наряду с этим есть еще много семитских имен, которые не упоминаются в Библии. Одним словом, Ваал — это бог, ему поклоняется все древневосточное культурное пространство в Сирии, Палестине и Египте.
И Соломон мог не войти в отношения с Ваалом? Очень сомнительно! В то время как в истории Валаама израильтянам, верным Господу, запрещается брак с моавитянками, даже карается смертью, брак Соломона с женщиной-моавитянкой не подвергается критике. В то время как жена-финикийка Ахава Иезавель становится жертвой верующих в Господа, Соломонова жена-финикийка остается невредимой. В то время как где-то постоянно разрушают капища Ваала, Соломон слывет царем, который первым обеспечил чужим богам доступ в Иерусалим.
Однако какова связь Соломона с Ваалом? Много об этом говорят, но Библия… молчит. А ведь разрешенный Соломоном культ Астарты, в котором поклонялись также Ашере и Анат, немыслим без поклонения Ваалу. Следовательно, вне страниц предания о Соломоне Астарта и Ашера объединяются с Ваалом.
Входило ли в планы библейских авторов идеализировать этот образ? Или существует другое объяснение этой стратегии умолчания? Поиски ответа на вопросы привели нас к смелому предположению: имелось положительное наследие Ваала, которое противостоит полному ненависти порицанию Ваала израильскими пророками и авторами Библии. Чтобы ощутить это, не надо смотреть в исторические книги, следует обратиться к культурным традициям, принятым в Иерусалимском храме. Все зафиксировано в культовых песнях, преимущественно в псалмах Библии.
Совершенно очевидно, что главные черты бога Ваала переносились на Господа.
Подчеркнем сразу же первое и самое важное: царствие Господне! Неоспоримым фактом израильской истории религии является то, что царство Божие первоначально не соответствовало образу древнеизраильского Господа.
Только под влиянием хананейских богов Эла (Бога Всевышнего) и Ваала Господь был введен в должность царя: «Господь — царь», — так постоянно говорится в псалмах, особой группе среди других многочисленных разновидностей псалмов (Псалмы 46, 92, 94, 95–98):
«Пойте Богу нашему, пойте; пойте Царю нашему, пойте, ибо Бог — Царь всей земли; Бог воссел на святом престоле своем» (Псалом 46.8). «Господь царствует: он облечен величием, облечен Господь могуществом и препоясан» (Псалом 92.1). «Ибо Господь есть Бог великий и Царь великий над всеми богами» (Псалом 94.3). «Господь царствует: потому тверда вселенная, не поколеблется» (Псалом 95.10). «Господь царствует: да радуется земля» (Псалом 96.1). «Господь царствует, да трепещут народы! Он восседает на херувимах: да трясется земля» (Псалом 98.1).
Даже эти немногие места показывают, что Господь чествовался как царь в рамках торжества, которое было связано с храмом Соломона. Праздник общин предназначен для восхваления Бога; торжественно звучит призыв: «Господь царствует!». Поэтому ряд исследователей утверждают: праздник восхождения на царство Господа отмечался ежегодно. В этом утверждении есть что-то стоящее, ведь и интронизация Ваала праздновалась в это же время. Во время этой церемонии царь Рас-Шамры на крыше храма приносил жертву и ставил шатры!
Но тезис все же вызывает сомнения, так как нигде в Ветхом Завете не указывают прямо на такой праздник. И потом тут может возникнуть важнейший контраргумент: ни в одном из псалмов о Господе-царе не говорится об интронизации Господа, ведь его господство с самого начала не подвергается сомнению. «Престол Твой утвержден искони», — говорится в псалме (92.2). Именно здесь проявляется решающее различие между царствами Ваала и Господа: в то время как Ваалу приходится бороться за свое царство и иногда его даже отправляют в потусторонний мир, Господь стоит в стороне от борьбы за жизнь и смерть. Ваал становится царем, а Господь является им.
Ваал становится царем посредством борьбы с богом моря Иамом. Его победа с самого начала не бесспорна, хотя к борьбе он побуждает себя таким образом:
Ха, твои враги, Ваал.
Ха, ты разобьешь своих врагов,
Ха, ты заткнешь им рты.
Ваал борется не только с Мотом, у него появляются и другие противники, так, например, загадочное существо по имени Таннин или семиголовый змей Левиафан — все они олицетворение сил Хаоса, которые угрожают любому порядку, тем самым и господству Ваала. Хотя Ваал и побеждает силы Хаоса, смерти ему избежать не удается.
А Господь? Конечно, он остается трансцендентным богом, не позволяя вовлечь себя в борьбу за власть. Господь гарантирует миру стабильность. И все же, следы борьбы с Хаосом, жертвой которой падет Ваал, накладывают отпечаток и на образ Господа:
Возвышают река, Господи,(Псалом 92.3)
Возвышают реки голос свой,
Возвышают реки волны свои.
Но паче шума вод многих
Силен в вышних Господь.
В шумных потоках воды живет, без сомнения, хананейский бог моря Иа. Так же ясно, что Господь справляется с силами Хаоса, не отдавая себя, как Ваал, изнуряющей борьбе. Наверняка царство Господа, эпизод борьбы с Хаосом были взяты из хананейской религии Ваала, но в Иерусалиме обрели другую форму, так что Господь остается трансцендентным богом, хозяином жизни и смерти.
Еще одну особенность Господа можно отнести к Ваалу: представление о Боге, «едущем на облаках». Мы помнили, что Господь в Соломоновом храме восседает на херувимах и летит на «крыльях ветра», окутанный темными облаками (2 Царств 22.11; Псалом 17.11). В другом псалме говорится: «…делаешь облака Твоею колесницею, шествуешь на крыльях ветра…» (Псалом 103.3; также Второзак. 33.26).
А как называют Ваала? «Едущий на облаках» (rkn'rpt); под дождь, дарующий жизнь, становится Анат: «Она (Анат) черпала воду и мылась росой неба и маслом земли, моросящим дождем едущего на облаках, росой, пролитой небом, моросящим дождем, пролитом для нее звездами».
Так Господь связывается с Ваалом мотивом «едущего на облаках». Но замена происходит не только в небесном регионе, о «месте жительства» на земле тоже можно так сказать. Местом жительства Ваала считалась гора Цафон, по названию которой Ваал часто называется Ваал Цафон. На Цафоне Анат торжественно хоронит Ваала, когда он становится жертвой Мота, на Цафон Ваал возвращается после своего воскрешения; и на Цафоне строится Ваалов храм-дворец, на его освящение Ваал приглашает так:
Посреди моего убежища, бога Цафона,
на священном месте, моем убежище,
на любимом мной месте, на холме победы.
Цафон долгое время оставался загадкой, в нем видели Гору Севера. После исследований Отто Ейсфельда стало ясно, что речь идет о горе высотой 1770 м, Джебель Эль-Аквра, на побережье Средиземного моря, на севере Сирии, 30 км севернее Рас-Шамры. И тут происходит удивительное, оказывается, что и Господь живет на Цафоне, как можно прочесть в псалме 47.3:
Прекрасная возвышенность,
Радость всей земли гора Сион;
на северной стороне
ее город великого Царя.
Сомнений нет, гора Сион, на вершине которой находится храм Соломона, идентифицируется с местом жительства Ваала. Но там уже живет не Ваал, а Господь. Господь взял себе Цафон-Сиоп и лишил власти Ваала.
Есть еще и другие черты хананейской религии Ваала, которые влились в теологию Иерусалимского храма. Так, царство Ваала слывет «вечным царством»: «Ты (Ваал) получить вечное царство, царство твое от поколения к поколению».
О царстве Господа говорится почти то же самое: «Царство Твое — царство всех веков, и владычество Твое во все роды» (Псалом 144.13).
Насколько глубоко миф о Ваале проник в религию Господа, показывает псалом 28, в основе которого лежит хананейский гимн Ваалу:
Глас Господень над волнами:(Псалом 28.3-11)
Бог славы возгремел ,
Господь над водами многими .
Глас Господа силен,
Глас Господа величествен.
Глас Господа сокрушает кедры,
Господь сокрушает кедры Ливанские и Сирион ,
подобно молодому единорогу.
Глас Господа высекает пламень огня.
Глас Господа потрясает пустыню;
потрясает Господь пустыню Кадес.
Глас Господа разрешает от бремени ланей
и обнажает леса;
и во храме Его все возвещает о Его славе.
Господь восседал над потопом,
и будет восседать Господь царем вовек.
Господь даст силу народу Своему,
Господь благословит народ Своим миром.
Господь в этом псалме создан по образу Ваала. Его гремящий голос приводит в волнение все. О Ваале же говорится: «И поднимет он свой голос к облакам, молнии засверкают… Ваал подает священный громоподобный голос».
Ливан и Сирион встречаются также в мифах о Ваале, ведь оттуда идет кедр для храма-дворца Ваала. Однако Господь сокрушает кедры из Ливана и Сирио-на, как будто нужно сокрушить храм Ваала. Нет сомнения, что стилизованный под Господа гимн Ваалу пропет в Иерусалимском храме. Там прозвучал призыв чести, но он уже относился не к Ваалу, а вечному царю — Господу.
В этом месте мы прервем наше исследование проникновения мифа о Ваале в религию Господа. Оно показывает, что Ваал не только вызывал ненависть и с ним боролись, но и то, что его черты были унаследованы. Превращение Ваала нужно рассматривать в непосредственной связи с иерусалимским культом храма.
И, наконец, вопрос: когда произошло это проникновение? Наш ответ: начало ему положил Соломон. Смелый тезис, так как в предании о Соломоне об этом ничего не говорится. Однако мы уже знаем, что авторы Библии преподносят образ Соломона в рамках дозволенного.
Кто же еще кроме Соломона мог бы взять на себя ответственность за подобные вещи? После него шансы для позитивного пересмотра образа Ваала были бы почти сведены к нулю. Уже через 60 лет после Соломона в Самарии вспыхивает кровавая война против Ваала и поклоняющихся ему. Она отражена, например, в борьбе Илии против пророка Ваала (3 Царств 18) или в политической борьбе Иоаса (845–818 до н. э.), который будучи радикальным яхвистом уничтожил с корнем пророчицу Иезавель и всех наследников Ахава (4 Царств 9).
Насколько стало проще приобщаться к позитивному наследию Ваала после Соломона? Цари Аса (908–868 до н. э.) и Иосафат (868–847 до н. э.) характеризуются как верные яхвисты; Иорам и Агасия, следующие за ними цари в Иерусалиме, описываются как приверженцы Ваала, за что они и были убиты ревнителем Господа Ииуем.
Уже эти небольшие по количеству замечания показывают, что борьба между сторонниками Господа и Ваала приняла острейшие формы непосредственно после смерти Соломона и не щадила царей тоже.
В Иерусалимском храме времена благоденствия для Ваала скоро закончились. Очевидным это делает тот знаменитый союз (840 до н. э.), который заключил первосвященник Иода между народом, царем и Господом (4 Царств 11). Он оказался при этом строгим последователем Господа, ведь храм Ваала и алтари были разрушены, а пророки Ваала убиты.
Вражда между Господом и Ваалом не угасала. Об этом свидетельствует борьба пророков против Ваала, а также враждебная по отношению к нему реформа царей Иезекии и Иисуса. Невероятно, чтобы в атмосфере ненависти, создавшейся после Соломона, Ваал мог быть позитивно унаследован. Только лишь Соломонова эпоха не вела борьбы против него. Это прямо указывает на то, что позитивное проникновение Ваала припадает на время Соломона, то время, которое отличалось невиданной ни до ни после терпимостью по отношению к чужим богам.
Хотя Библия замалчивает эту связь событий, есть несколько достойных внимания моментов, которые подкрепляют наш тезис. Мы уже упоминали колонны Яхин и Боаз, следы культа Ваала-Астарты. Другой культовый объект Соломонова храма приведет нас тоже к культу Ваала: «Медное море», колоссальный водный бассейн, который стоял на 12 быках. По три быка указывали, соответственно, на четыре стороны света (3 Царств 7.23).
Воспроизведение этого культового сооружения хотя и спорно, но в его культовом символическом значении сомнений не содержит. Сакральные водные бассейны, священные пруды и озера неоднократно зафиксированы в Древнем Востоке.
Энеи Ур-Нанс, резиденция которого находилась ок. 2700 до н. э. в шумерском Лагаше, сообщает, что он построил сакральный водный бассейн Апсу. Хозяином Апсу был бог Энки/Эа, храм которого в Эриду называется «Дом океана». В Вавилоне и Ассирии в храмах тоже сооружали Апсу. Иногда они представляли земное море, иногда подземное, иногда подземный океан, которые, будучи миром Хаоса, угрожали мировому порядку. Древнемесопотамские традиции продолжали действовать вплоть до культа Ваала, в котором хаотические силы воды представляются в борьбе между Ваалом и Иамом, богом моря.
Рис. 30. «Медное море» перед храмом Соломона
Ограждения прудов у храма Ваала в Баальбеке тоже украшены морскими мотивами, среди которых тритоны и нереиды воплощают волны и ветры. И статуи быков указывают на Ваала. Как и его отец Эл, он представлен быком. В этой связи следует вспомнить о раскопанных Ядином фрагментах базальтового фундамента статуй из Асора (XIII в. до н. э.) с быками, на котором стоял первоначально Ваал-Хаддад. Более поздние изображения показывают Ваала тоже стоящим на быке. Одна из статуй была найдена во дворце ассирийского царя в Арслан Таш, другая происходит из Дьекке, 30 км от Алеппо, и датируется VIII или VII веком до н. э.
Имеются еще более близкие параллели «Медному морю», в котором объединены друг с другом мотивы быка и моря. У нас есть изображение одного, к сожалению, пропавшего рельефа храма Музазира в Урарту, северо-восточнее Ашшура, VIII столетие до н. э., на котором видны два бассейна, стоящие на бычьих ногах. Диаметр бассейна 2,2 м; у Соломонова моря диаметр в два раза больше.
По нашему мнению, «Медное море» перед храмом Соломона — дань мощному потоку влияний, имевших место по всему Востоку, и прежде всего в культе Ваала. Если в некоторых псалмах о Господе-царе говорится, что «Его престол над водой», то это высказывание имеет свое символическое выражение в воде «Медного моря».
Рис. 31.
Бассейн на бычьих ногах времен Саргона II
Музазир (721–705 до н. э.)
Кто входил в храм, миновал укрощенные воды Хаоса, дальше была Святая Святых, где восседал Бог. Библия молчит на эту тему, поскольку она во власти мифической религии Ваала. Но какая иная символика могла быть у «Медного моря»? Для практических целей, для очищения священников оно было более чем возвышенным.
Мифические познания о хаотической силе вод и о дающих жизненную силу священных деревьях Астарты-Ашеры были введены Соломоном в храмовый культ в Иерусалиме и несколько изменены. Повелитель Хаоса уже не Ваал, не Астарта-Ашера, а Господь. Вода и дерево выступают как символы человеческого глубинного опыта.
Перспективы ослепительны и бесконечны одновременно. Они делают храмовую гору похожей на рай. Обычно не задумываются над тем, что библейский рай мог находиться на горе, гак как, если верить географии рая, там есть не только Древо жизни, но берут начало четыре реки — Евфрат, Тигр, Гион и Фисон (Бытие 2.10). Гион является единственным источником, который берет начало на юго-восточном склоне города Соломона, и здесь Соломон был возведен на престол. Так обнаруживается удивительная связь: храмовая гора идентифицировалась не только с божественной горой Цафоном, но и раем.
Рис. 32. Бассейн из Аматонта (Кипр). VI век до н. э.
Библия только указывает на эту связь. Ее изложение четко придерживается древневосточной традиции.
Уже во II тысячелетии до н. э. появляется рельеф из гипса, который прикреплен к колодцу храма в Ашшуре. В центре стоит Горный бог, его можно узнать по чешуйчатому рисунку в виде скал на юбке и головном уборе. От его бедер отходят плодоносящие стебли, а в руках он держит другие «древа жизни», которые жуют ягнята. По обе стороны от него две нимфы, они держат в руках сосуды, из которых бьют водные струи. Все вместе это изображает горный рай, который свидетельствует о дарующей жизнь силе воды и деревьев.
Маленькая ассирийская статуэтка из слоновой кости XV столетия до н. э. напоминает нам о библейском рае. Горный бог в платье из камней выливает из сосуда четыре потока райских рек. И в настенной живописи из Мари объединяются мотивы священной горы, рек, дарующих жизнь, и плодоносящих деревьев жизни. Справа и слева от деревьев стоят быки, они ставят свои копыта на груду камней, символ священной горы… У подножия дворца — две богини источников, из сосудов которых четырьмя потоками вытекают реки.
Рис. 33. Горный бог с нимфами (Ассирия).
II тысячелетие до н. э.
Эти примеры показывают, что по существу некоторые моменты в теологии Иерусалимского храма имеют древневосточные корни: Сион — храмовая гора, Гион — райская река жизни, колонны храма — символы древа жизни. Все это свидетельствует об удивительной открытости религии Соломона к явлениям обычной жизни.
Может быть, стоит уделить немного больше внимания язычеству Соломона. Дело в том, что мы знаем, куда могут завести слепая вера людей и общественные системы. Скорее, чем когда бы то ни было, необходимо опомниться, чтобы спасти и сохранить изувеченную и разрушенную природу. Конечно, перенос Соломоном в историческую религию Господа природных явлений воплощает все черты проекта, обусловленного временем, который выражался в формах, сегодня нам чуждых, — в тенденции к обожествлению природы и стремлению объяснить природное божественным. Соломон видел взаимодействие исторической религии и язычества. Такой взгляд сегодня уже не актуален. Тем не менее мы говорим об крупнейшей идее содействия: восстановление равновесия между историей, творимой людьми, и изуродованной этими же людьми природой. Религиозная мудрость Соломона могла бы принести свои плоды, почувствуй человек свою эпохальную ответственность.