Несмотря на ветер, дождь и снег солдаты продолжали неутомимо преследовать нас, как волки, почуявшие раненого детеныша бизона. Теперь они разделились на мелкие отряды и преследовали нас по очереди. Когда один отряд уставал, ему на смену приходил другой. Лошади у них тоже отдыхали, зато наши теряли последние силы. Они как будто не торопились захватить нас и были вполне довольны тем, что не теряют нас из виду. Тень был уверен, что они хотят выжать из нас все соки и взять без боя. Если майор Келли рассчитывал на это, то он был последним дураком, потому что воины Тени дорожили своей свободой. Как бы они ни были измучены голодом и холодом, они все равно предпочитали смерть плену и доказали это в один пасмурный промозглый день.

Мы проезжали по продуваемому со всех сторон лугу, когда майор Келли решил покончить с нами. Усталые и голодные, на качавшихся от слабости лошадях индейцы дрались как загнанные волки. Тень оставил меня в овражке за кустами, и я слышала, как он возбужденно кричал: «Эй, братья! Сегодня отличный день, чтобы умереть!».

И многие из них умерли. Солдат было гораздо больше, и изможденные и плохо вооруженные индейцы прямо смотрели в глаза смерти. Тридцать воинов погибли почти сразу, и пятнадцать были ранены. Но они продолжали драться, пока Тень не подал знак к отступлению. Индейцы разлетелись в разные стороны, как пепел на ветру, а поисках укрытия на заросших лесами склонах гор. Майор Келли не преследовал нас. Наверное, ему не хотелось подвергать себя опасности в лесу, а может быть, он просто-напросто устал от нас. Кто знает…

Тень и я мчались что было сил до темноты, а когда наконец остановились на берегу реки, как по волшебству, к нам присоединились наши воины. Нам нечем было накормить лошадей и нечем развести костер. Только воды у нас было вдоволь. Еще не успела взойти на небо луна, как умерли десять раненых.

Когда их похоронили и в лагере стало тихо, Тень созвал воинов на совет. Из семидесяти человек в живых оставались только тридцать. Довольно долго он молчал, всматриваясь в их лица.

– Вы хорошо сражались, – торжественно проговорил он. – Сколько б ни осталось на нашей земле индейцев, самые храбрые сейчас находятся тут или лежат мертвые на поле боя. Завтра солдаты вновь нападут на нас. И я думаю, что они не должны нас найти. Нам надо разойтись отсюда по одному в разные стороны, пока нас защищает темнота.

Воины недовольно загудели, когда разобрались, о чем им говорит Тень, однако он не обратил на них никакого внимания.

– У нас нет еды, нет оружия, нет здоровых лошадей. Если, мы сейчас сделаем передышку, то потом опять сможем сражаться. Если мы останемся, солдаты всех нас перебьют.

– Два Летящих Ястреба прав, – поддержал его Бегущий Теленок. – Зиму надо переждать. Когда начнется Сезон Новой Травы, мы снова сможем сражаться.

Поднялся Черный Лось. Он уже давно хотел занять место Тени и теперь понял, что наступил его час. С высоко поднятой головой он вышел на середину круга.

– Мы будем сражаться! – заявил он. – Если Два Летящих Ястреба растерял всю свою смелость, я готов вести вас!

– А кто пойдет за тобой? – с презрением спросил Бегущий Теленок. – Два Летящих Ястреба сказал мудрые слова. Нас осталось меньше тридцати. У меня нет пуль и остались всего две стрелы. – Он усмехнулся и ударил себя рукой в грудь. – Я так же храбр, как все вы, но не хочу идти на бледнолицых с двумя стрелами!

Воины рассмеялись, но это был горький смех. Когда опять стало тихо, Тень сказал:

– В сражениях наша жизнь, и мы сражались долго и неустанно. Однако с самого начала мы знали, что в этом сражении нам не победить. Пусть будет, как я сказал. Сегодня мы все разъедемся в разные стороны, а завтра пусть приходят солдаты и ищут ветер в поле. – Тень втянул носом воздух – Призрачное Лицо, – сказал он, едва заметно улыбаясь. – К утру все тропинки будут покрыты снегом.

На мгновение наступила тишина, и, хотя воины молчали, мне казалось, что их души беседуют между собой. У меня комок застрял в горле. Эти притихшие мужчины были воинами, которых роднило между собой нечто большее, чем узы родства. Их связывали не слова, а любовь и взаимопонимание. Никто не произносил прощальных слов. Разве лишь Большой Конь стремительно вскочил на ноги и крикнул:

– Хопо! Поехали!

И он оставил круг в сопровождении воинов-сиу. Остальные разъезжались по двое, по трое, тихие, как висевшие над нашими головами тучи. Последними были Бегущий Теленок и его товарищи-апачи. Тень и Бегущий Теленок пожали друг другу руки.

– Мы неплохо сражались, чика, – сказал Бегущий Теленок, употребив слово апачей, которое означает «мой брат».

С этими словами он исчез, словно растворился в ночи.

Мне было жаль расставаться с Бегущим Теленком. Он был хорошим человеком, храбрым воином и верным другом. И я знала, что Тень будет скучать по нему еще сильнее меня. Долгие вечера они проводили в нескончаемых беседах, вспоминая навсегда ушедшие времена и тревожась о будущем, в котором не видели для себя места.

Мы опять остались одни. Тень и я. Довольно быстро, наученная нашими бесконечными переездами, я собрала нехитрые пожитки и погрузила их на свою лошадь. Едва мы двинулись на восток, с неба начали падать первые снежинки.

На рассвете Тень остановился под скалой. Позади нас землю укрывало толстое снежное одеяло, и, пока мы спешивались, от наших следов ничего не осталось. Замерзнув и устав после долгой езды, я быстро расстелила шкуры в самом сухом месте, какое только смогла найти, после чего, не обращая внимания на боль в спине и голодное урчание в животе, легла и заснула.

Когда я открыла глаза, солнце стояло уже высоко над головой, а Тень молча сидел рядом. Не говоря ни слова, я встала, и через несколько минут мы уже ехали дальше.

Дни и ночи слились у меня в один голодный кошмар. Лошади тоже мучались. От них остались лишь кожа да кости, и я не могла скрыть слез жалости, когда видела, как они стараются пробиться сквозь снег к траве, которой давно не было в помине. Я все время ощущала голод и боялась, как бы моя усталость не повредила ребенку.

У Тени оставалось шесть стрел и совсем немного пуль, поэтому мы ели все, что могли поймать, – мышей, ящериц, змей и иногда белок, – если нам особенно везло. Когда-то я и смотреть не стала бы на такую еду, а теперь глотала все подряд и жалела, что мало.

Мы бежали от преследователей, как звери от охотников, и я не понимала, почему бы им не оставить нас в покое. Почему бы им не отправиться домой, где их ждут, и не дать нам отдыха. Ведь мы больше ничем не могли им навредить.

В конце ноября мы набрели на одинокий фургон в небольшой долине. Наверное, целый час мы наблюдали за ним, пока Тень не решил, что в нем никого нет. Не видно было никаких животных. И дым тоже не вился ни над костром, ни над самим фургоном.

Мы медленно съехали с горы, спешились и подошли к двери. Не выпуская из рук ружья, Тень заглянул внутрь. Я шла следом за ним, желая хоть немножко погреться в четырех стенах.

В фургоне было чисто. Старик и старуха лежали на матрасе в углу и удивленно повернулись к нам, когда я закрыла за собой дверь. Они оба побелели, как снег, при виде Тени и его ружья.

– Еды, – сказал Тень. – Быстро дайте еды.

– У нас самих мало, – проговорил старше, не сводя глаз с ружья. – Немножко бекона и кофе.

– Давайте, – коротко приказал Тень.

Женщина вылезла из угла, накинув себе на плечи одеяло.

– Пожалуйста, не убивайте моего мужа, – попросила она. – Он ничего вам не сделает.

Я обратила внимание, что у него нет одной руки, а другая зажата в кулак. Не снимая с себя шкур, я присела к очагу, потому что в фургоне оказалось не намного теплее, чем на улице. Вся мебель была, по-видимому, сожжена.

Тень стоял посреди комнаты с ничего не выражающимся лицом. От страха старуха порезала палец, нарезая бекон, и пролила драгоценные капли кофе, который поставила подогреть на плиту. Вскоре комната наполнилась восхитительными запахами, и у меня потекли слюнки. Мы с Тенью с жадностью набросились на еду, а старики молча следили, как мы облизываем жирные пальцы. Кофе был горький, но зато горячий, и я с сожалением вздохнула, когда кружка опустела. Потом в фургоне воцарилась еще более тягостная тишина.

– Пожалуйста, – молила старуха. – Мы не сделаем вам ничего плохого.

Две крупные слезы потекли у нее по щекам.

– Не проси, – приказал ей старик. – Имей гордость.

Она в отчаянии повернулась ко мне:

– Ты – белая женщина. Будь же милосердна…

– Она не белая, – с возмущением оборвал ее старик.

– Белая! Ты посмотри на ее волосы.

– Женщина, которая заводит шашни с краснокожим, ничем не лучше скво, – заупрямился старик, но все-таки прикусил язык, увидев, как потемнел лицом Тень.

Я положила руку Тени на плечо и попросила на языке шайенов:

– Пожалуйста, не обращай внимания. Он боится, и сам не знает, что говорит.

– Он похож на всех белых, которые ненавидят всякого, у кого не такая, как у них, кожа.

– Пожалуйста, Тень… Не надо больше убивать.

– Не думай, что это доброта. Они заслужили смерть. К тому же нам нужен дом.

– Хватит убивать, Тень. Остановись.

Я редко с ним спорила, и моя настойчивость явно пришлась ему не по нраву.

– Скоро должен родиться ребенок, – твердо сказал он. – Ты не можешь рожать в снегу.

– Я не буду здесь рожать!

– Анна, будь благоразумна. Подумай о ребенке.

– Я думаю, поэтому не хочу, чтобы он родился в доме, в котором его отец совершил убийство. Наш ребенок не будет виноват ни в чьей смерти.

Вздохнув, Тень сдался.

– Отлично. Однако я настаиваю на том, чтобы провести здесь ночь. Тебе надо отдохнуть.

Против этого я не стала возражать, как не сказала ни слова, когда Тень прогнал старика с его ложа, чтобы устроить меня поудобнее. Хотя матрас был совсем тонкий, а простыня грязноватая, все равно это не то что лежать на холодной земле. Едва моя голова коснулась подушки, как я заснула.

Проснулась я через двенадцать часов, отлично отдохнув. Тень же всю ночь следил за стариком и старухой, поэтому вид у него был усталый, тем не менее, когда я предложила ему поспать, он отказался и мы ушли.

– Спасибо, – сказала я на прощание.

– Не думай, что это доброта, – стоял на своем Тень. – Они все равно скоро умрут от голода. Или замерзнут. Пуля была бы куда милосерднее.

– Не хочу брать их смерть на свою совесть. И так мы забрали у них чуть не последнюю еду.

– Анна, нам всем приходится иногда стыдиться своих поступков. Но мы должны выжить.

– Бесчестно брать последнее у старых и беззащитных. И стыдно.

Мои слова задели его, и я немедленно пожалела о них. Все, что он делал, он делал ради меня и нашего ребенка.

– Прости, – прошептала я. – Я не хотела тебя обидеть.

– Мне нечего тебе прощать, – ответил он, и на этом разговор закончился.

В начале декабря наши преследователи наконец-то отстали от нас. Мы еще несколько дней старались ехать быстро, чтобы удостовериться в этом, вставали на рассвете, ложились на закате и весь день проводили в седле, лишь изредка позволяя себе передышку. Один раз Тень заметил оленя, но он был слишком далеко для стрелы, а палить из ружья Тень не решился, чтобы не привлечь внимание солдат, которые могли случайно оказаться поблизости.

Еще через несколько миль мы оказались возле заснеженной горы, и я уже настолько устала, что почти не могла шевелиться. В первый раз Тень помог мне слезть с лошади. Потом, положив ружье на плечо, он повел наших лошадей к небольшой пещере, в которой едва хватило места для нас двоих. Я расстелила одеяла, а Тень привязал Солнышко к одинокому дереву, но оставил на воле своего умного коня.

Весь день меня мучили боли, и я жалела, что с нами нет Молодого Листка. Ребенок должен был вот-вот родиться, и я ужасно боялась. Не дай Бог, что-нибудь пойдет не так. Мало ли что могло случиться, а я ничего не знала и не умела.

Когда Тень вошел в пещеру, ему, как всегда, хватило одного взгляда на меня, чтобы понять, о чем я думаю. Ласково повторяя мое имя, он опустился рядом со мной на одеяло и обнял меня, отчего моих страхов как не бывало, и я спокойно уснула, положив голову ему на грудь.

Когда я открыла глаза, уже было утро. Я лежала одна. Услыхав выстрел, я вскочила на ноги, едва дыша от страха, и бросилась к выходу.

Солдаты отыскали нас… Тень убит… Ранен… К счастью, я увидела, как он спускается на Красном Ветре с горы, да еще везет оленью тушу.

Мы уже два дня ничего не ели, и у меня заранее текли слюнки, когда я разжигала костер. Я полезла за горшком, и тут меня схватило. Такого со мной еще никогда не было. Меня словно разрывало на части… Подавив рыдание, я опустилась на одеяло из шкуры бизона.

– Тень! Скорей! – прошептала я. – Пожалуйста, скорей. Я боюсь.

– Анна!

– Началось. Тень, я боюсь.

– Не бойся, – сказал он и поправил упавшую мне на лицо прядь волос. – Все будет в порядке.

Я кивнула и схватила его за руку, когда опять начались схватки.

Все утро Тень не отходил от меня, вытирал мне со лба пот и жалобно смотрел на меня. Схватки становились все чаще, и я так сжимала ему руку, что она покраснела и распухла.

Время от времени он принимался рассказывать мне о прежних временах, и я старательно вслушивалась в каждое его слово, чтобы немножко забыть о нечеловеческой боли. Он вспоминал о своей матери, которая умерла, когда ему было всего пять лет, от какой-то болезни бледнолицых.

– Ты похожа на нее, Анна, – с нежностью проговорил он. – Такая же добрая и красивая. Нашему сыну очень повезло, что у него такая мать.

Его слова согревали мне душу. Но я думала, что повезло мне, потому что Тень был моим мужем и отцом нашего ребенка.

Когда у меня начинала болеть спина, он тер ее, и боль проходила. Мне казалось, что уже прошло несколько дней, и тут мной овладел другой страх.

Я вспомнила рассказы о женщинах, которые никак не могли разродиться, которые рожали мертвых детей или сами погибали от кровотечения…

Не в силах ничем себе помочь, я расплакалась. Мне не хотелось умирать; Мне хотелось родить своего ребенка и состариться рядом с Тенью, чтобы он всегда обнимал меня.

Полил дождь. Вскоре он перестал, и снаружи было на удивление тихо, словно все живое затаило дыхание. Откуда-то издалека до меня донеслось конское ржание. В мгновение ока Тень оказался у входа в пещеру.

– Нас нашли шпионы майора Келли? – спросила я.

– Это не Келли.

– Если не Келли, то кто же?

– Седьмая армия, – спокойно сказал Тень и рассмеялся. – Я знал, что они придут. Хотя бы из-за Кастера. Они никогда нам не простят.

– Беги, Тень! – завопила я. – Беги немедленно, пока не поздно.

– Поздно.

Он встал, снял куртку, а потом принялся разрисовывать себе лицо и грудь красной краской. Я смотрела на него, и мне казалось, что это не краска, а самая настоящая кровь.

Потом он взял свой боевой головной убор. Тень исчез, и на его месте появился воин Два Летящих Ястреба. Я знала, что он выйдет навстречу солдатам и что он погибнет, как подобает воин-шайену, с оружием в руках и с молитвой Великому Духу на устах. И хотя я понимала, что у него нет ни одного шанса на спасение и что он сдастся, если я его попрошу, я не могла выговорить ни слова.

Приготовившись к бою, Тень взял меня за руку, и я почувствовала, что мое сердце переполнено любовью к высокому красивому мужчине, стоявшему возле меня на коленях.

– Анна, я люблю тебя, – тихо сказал он. – Вырасти нашего сына сильным и храбрым. Не позволяй ему забывать, что в его жилах течет кровь многих великих воинов-шайенов.

– Не позволю, – обещала я, подавляя рвавшееся у меня из груди рыдание.

Я слышала, как он подозвал коня, и мысленно видела его уже верхом. Теперь я знала точно, что больше никогда его не увижу. С трудом добралась я до выхода из пещеры. Внизу было много солдат. Они представляли собой красочное зрелище в своих синих мундирах и с бело-красным флагом, трепетавшим на ветру. Впереди я заметила двух индейских проводников, которых легко было отличить от остальных.

Все, что случилось потом, случилось очень быстро.

Тень всегда питал глубокое отвращение к индейцам, которые перешли на службу к бледнолицым, поэтому он первым делом вскинул ружье и двумя пулями без промаха уложил их. Мертвые индейцы еще не успели упасть на землю, как от отряда отделились шесть всадников и галопом помчались наверх, стреляя на ходу. Пули поднимали вокруг Тени фонтаны земли, и я мысленно кричала ему, чтобы он бежал быстрее и где-нибудь спрятался до лучших времен. Однако он стоял, не шелохнувшись, как статуя из камня.

Потом всадники подъехали уже слишком близко, и я увидела, как один из них целится прямо в грудь Тени. Тогда я завопила что было силы: «Нет, Джош, нет!» – и выкатилась из пещеры. Я падала и падала, переворачиваясь с боку на бок и через голову, и мне было очень больно, а потом из меня хлынула теплая вода. «Тень!» – закричала я. Меня будто разорвало пополам. А потом я опять падала в глубокую черную бездну.

Последней моей мыслью было, что я умираю, и я очень обрадовалась, потому что не сомневалась в смерти Тени.