– Ладно, делать нечего, – нахмурив брови, произнес Калеб, – сегодня можешь переночевать здесь. Завтра заберешь вещи из своего пансиона.

Девушка уставилась на него, не в силах унять трепещущее сердце. Ее охватила какая-то смутная тревога: она останется – а он ее изнасилует… Что, если ему втемяшилось сделать из нее содержанку? Так же, как Дункан Страйкер когда-то поступил с ее матерью… Нет, она ни за что не согласится. Уж лучше голодать и ютиться по углам, чем стать тем, кем была мама!

С огромным усилием она собрала волю в кулак и на едином дыхании выпалила:

– Не могу!

– Чего не можешь?

Чувствуя, как щеки снова заливает краска стыда, она проговорила едва слышным шепотом:

– Я не могу… не могу быть вашей… вашей… Ну, вы сами понимаете.

– Мне не нужна любовница, тем более постоянно находящаяся в моем доме, мисс Макгир. Мне требуется экономка, словом, кто-то, кто сможет готовить мне еду и присматривать за усадьбой, пока я буду ездить по делам на ранчо.

Округлив глаза, Келли молча смотрела на него снизу вверх, с трудом соображая, что сказал этот красавец. Господи, неужели ей наконец повезло?

Неужели не придется устраиваться в салун? Какая удача! Поработает в этом чудесном доме, а когда поднакопит денег – уедет из Шайенна и навсегда забудет о прошлом. Устроится в маленьком городке, где никому не будет дела ни до нее, ни до того, каким образом зарабатывала на жизнь ее мать. И никогда в жизни не увидит больше Ричарда Эштона – и Калеба Страйкера тоже!

– Вы это серьезно? – прошептала она.

– Совершенно серьезно. Спальни расположены наверху. Выбирай любую, какая больше понравится, кроме той, что в дальнем конце коридора. Это моя.

– Благодарю вас, мистер Страйкер, вы так добры! Калеб фыркнул. Ничего себе! Как только его не называли в свое время, но уж добрым – никогда. Прислонившись к дверному косяку, он смотрел вслед девушке, поднимающейся наверх по устланной ковром лестнице. Вот она исчезла из виду, а затем послышались ее приглушенные шаги, на секунду замирающие и тут же возобновляющиеся вновь, по мере того как она заглядывала в комнаты, выбирая себе спальню по вкусу. Он явственно представил, как она смешно морщит носик, обнаружив, что дверь в конце холла заперта.

Тут он услышал, как открылась и захлопнулась дверь рядом с комнатой мамы, и тихо ругнулся сквозь зубы. Вот, значит, как! Хороший выбор она сделала, нечего сказать! «Значит, будем соседями», – подумал он, чувствуя, как внезапно дрогнуло сердце.

Замерев возле широкой, отделанной медью кровати, Келли осторожно протянула руку и дотронулась до мягкого покрывала из голубого бархата. Никогда в жизни не доводилось ей бывать в такой бесподобно красивой, изысканной спальне! На окнах висели белые кружевные занавеси, пол покрывал пушистый ковер с вытканным орнаментом из ярких цветов, стены оклеены обоями в бело-голубую полоску. Был здесь даже камин с полкой из вишневого дерева. За складной ширмой Келли обнаружила белую эмалевую ванну, над резным дубовым туалетным столиком висело изящное зеркало. Келли и не представляла, что в мире может существовать такая красивая комната.

Испустив восхищенный вздох, девушка бросилась на кровать, поглаживая ладонями шелковистый бархат. Теперь она будет жить здесь, в огромном доме Дункана Страйкера. С его сыном…

Она вспомнила тяжесть мощных рук на своих плечах, вкус его поцелуя, запах разгоряченного мужского тела и снова вспыхнула. Ее никто еще так не целовал. Как будто он хотел осушить ее, выпить все ее жизненные соки, лишить всякой воли, подчинить себе и… Она вспомнила, как сама загорелась от его поцелуя, словно охваченное огнем деревце, как затрепетала в его руках, забыв обо всем на свете…

Такого больше не должно быть. Такого больше и не будет. Она – его экономка, кухарка, но и только.

Келли повернулась на бок, закрыла глаза, удовлетворенно вздохнула и вскоре заснула, а во сне увидела искрящуюся разноцветными пузырьками белоснежную ванну и себя, подающую хозяину обед из семи – не меньше! – вкуснейших блюд.

Яркие солнечные лучи защекотали щеку Келли, и она, сладко потянувшись, перевернулась спиной к окну. Так не хотелось расставаться со сладостными грезами!

Она поуютнее завернулась в хрустящие простыни и сквозь полудрему стала вспоминать приснившееся. Она только что была принцессой и жила в великолепном дворце; вокруг сновали бесчисленные слуги, готовые в любую минуту выполнить самое сумасбродное ее желание; казна ломилась от денег, а шкафы – от платьев, туфелек, шляпок и перчаток. И что самое главное – в нее влюблен прекрасный принц. Высокий, темноволосый, широкоплечий. Он ее обожал, боготворил, обращался с ней как с драгоценной хрустальной чашей…

Сладкие воспоминания прервал резкий стук в дверь. Келли очнулась и быстро села в кровати, недоуменно оглядываясь по сторонам. Где это она? – мелькнула мгновенная мысль, но тут волной нахлынули события минувшего дня. Она в доме Калеба Страйкера!

– Вы проснулись, мисс Макгир?

Снова вернулся к официальному тону! От звука властного, глубокого голоса Келли невольно вздрогнула.

– Да, проснулась. А что?

– Ничего особенного, просто хочу сообщить, что время завтрака давно прошло, в остальном, мисс, все в полном порядке. – После этой насмешливой тирады Калеб раздраженно поинтересовался: – Вы всегда спите допоздна?

– Нет… Простите, я сейчас спущусь.

– Будьте так любезны.

Выскочив из кровати, Келли бросила взгляд в зеркало. Боже милостивый, что за вид! Волосы растрепаны, платье, которое она не удосужилась снять накануне, смялось и имело неопрятный вид. Видимо, ночью она ворочалась с боку на бок. Как же теперь выйти к… хозяину?

Что ж, делать нечего. Она кое-как привела в порядок прическу, решительным движением отворила дверь и спустилась вниз по лестнице.

Очутившись на кухне, Келли на мгновение замерла. Такого она еще не видела! Просторное помещение, залитое веселым солнечным светом; в углу огромный квадратный стол, окруженный четырьмя стульями с высокими спинками; чугунная плита, встроенная мойка для посуды. Возле боковой двери – удобная кладовка, которую можно использовать под буфетную, где она обнаружила великое множество полок, заставленных кулями с мукой, сахарным песком и кукурузной крупой, замороженным мясом, консервированными овощами и фруктами и банками с душистым медом. На отдельной полочке выстроились в ряд полупрозрачные чайные сервизы дорогого китайского фарфора, хрустальные рюмки и бокалы. На другой сверкала начищенная до блеска утварь для ежедневного пользования.

– Боже мой, Фанни! – вырвалось у восхищенной девушки. – Как же ты могла все это оставить?! И как скучаешь теперь по всему этому великолепию!

Через полчаса она позвала Калеба завтракать. Усевшись за стол в просторной столовой, он, изогнув дугой бровь, ожидал, что она ему подаст и как будет обслуживать.

Намеренно избегая его изучающего взгляда, Келли поставила перед ним тарелку, затем налила в чашку душистый кофе и отошла в сторону. Только теперь она позволила себе посмотреть на красавца метиса. Интересно, какой будет его реакция на ее стряпню? Раньше ей не так уж часто доводилось готовить.

Калеб с некоторой опаской уставился в тарелку, не решаясь взять в руки вилку. Омлет пережарен, бекон обуглился с концов, бисквиты выглядят так, словно хранились в витрине булочника по крайней мере года два-три.

Наблюдая за выражением лица Калеба, Келли почувствовала, как у нее сжимается от страха сердце.

– Ну что же, неплохо, совсем неплохо, – произнес наконец Калеб поощряющим тоном. – А вы что, есть не хотите?

– Здесь? – Девушка ошарашенно обвела взглядом шикарно обставленную столовую, оклеенную золотистыми обоями в голубую полоску, резной дубовый стол и хрустальные канделябры. – С вами?

Калеб передернул плечами.

– Естественно. Что здесь такого?

– Но что подумают люди, когда узнают, что вы завтракали с наемной прислугой?

Он вскинул на нее серые глаза, в одно мгновение превратившиеся в холодный лед.

– Плевать я хотел на то, что скажут люди, ясно? Однако если вы предпочитаете есть на кухне, – будьте любезны.

Да, подумала Келли, это было бы гораздо удобней, но ей не хотелось дать понять Калебу, что она его боится. Секунду помедлив, она поставила вторую тарелку – для себя – и села подле Калеба.

Завтрак прошел в гробовом молчании.

Даже не глядя на Келли, Калеб всем своим существом ощущал ее присутствие за столом, чувствовал каждый взгляд, который она бросала на него из-под полуопущенных ресниц, и прекрасно понимал, что ей крайне неловко есть вместе с ним.

Как же, ведь он хозяин, и она, нанятая прислуга, не имеет никакого права садиться с ним за стол. Ему тоже было не по себе, но по иной причине: не давал покоя запах, исходящий от ее волос, тревожило шуршание юбок при малейшем ее движении – да и что говорить, само ее присутствие будоражило кровь.

Минувшей ночью Калеб почти не сомкнул глаз. Стоило забыться на мгновение сном, возникало запрокинутое к нему испуганное лицо Келли, полные розовые губы, похожие на набухшие под знойным солнцем бутоны. Руки еще помнили тепло ее тела, необыкновенную хрупкость талии, мягкую нежность кожи.

Ночь напролет он метался в кровати, думая об этой девушке, представляя ее рядом с собой в постели. Он, конечно, допустил немыслимую ошибку, решив оставить ее в доме. И уж вовсе незачем было предлагать постоянную работу в поместье. Но сейчас, за завтраком, у него не хватало духу высказать, что он передумал. Она ведь осталась совсем одна в целом свете, и Калебу вдруг страстно захотелось и дальше заботиться об этом несчастном, отвергнутом существе.

Калеб резко отодвинул тарелку в сторону и поднялся из-за стола.

– Через десять минут уходим.

– Уходим?

– Да, заберем ваши вещи у старухи Колтон.

– Ах, вот как…

– Именно так, – бросил он через плечо и вышел из комнаты.

На улице он оседлал коня, прошелся с ним пару раз по двору, не столько выгуливая лошадь, сколько стремясь привести в порядок собственные мысли. За свою жизнь он немало наделал глупостей, но поселить рядом с собой столь сильное искушение в лице этой прелестной девушки было наибольшей из них.

Она молода.

Она, что бы ни говорили, невинна. Она таит в себе опасность.

Келли вышла на крыльцо пятью минутами позже, и Калеб, бросив на нее взгляд, сразу понял, что она приложила максимум усилий для того, чтобы хоть как-то привести себя в порядок. Платье, конечно, не мешало бы хорошенько погладить… Однако, оценивающе оглядев девушку с ног до головы, Калеб не мог не признать, что выглядит она потрясающе.

– Готова? Короткий кивок головой в ответ. Калеб легко подбросил ее в седло и впрыгнул сзади. Обхватил рукой ее тонкий стан и сразу же ощутил неуловимый запах девичьих волос, защекотавший щеки и ноздри.

Усмехнувшись, он тронул коня шпорами и натянул поводья. По дороге ни один из них не проронил ни слова, пока они выезжали с 17-й улицы и огибали Рэнсом.

Поравнявшись с пансионом Колтон, Калеб спешился, накинул поводья на забор и, обхватив Келли за талию, помог ей спешиться, при этом задержав руки чуть дольше, чем дозволяли приличия. На какое-то мгновение их глаза встретились.

Калеб пробурчал сквозь зубы что-то неразборчивое, отвернулся и пошел вверх по лестнице; Келли молча последовала за ним.

На стук дверь отворила сама Мод Колтон, собственной персоной, презрительно хмыкнув при виде входящей Келли. «Ну и карга!» – подумал Калеб. Змеиный ротик без губ, мерзкий, подозрительный взгляд хитрых прищуренных глазок, подозрительно следящих, как они поднимаются в каморку Келли.

Девушка, едва дыша, толкнула дверь и остановилась на пороге.

– Вам не надо сюда входить.

– Это еще почему? – громко спросил Калеб, бросив многозначительный взгляд на застывшую внизу Мод Колтон, умирающую от любопытства. – Мы же не одни, за нами наблюдает почтенная матрона.

– У этой матроны самый длинный язык в городе, сэр, – прошептала Келли и дернула плечиком, понимая, что спорить с ним бесполезно. Так или иначе, он поступит так, как посчитает нужным.

Калеб стоял на пороге клетушки, молча наблюдая, как Келли собирает в потертый мешок свои скромные пожитки.

– Все? – наконец спросил он.

Келли кивнула, не в силах признаться, что это дранье было всем, чем она обладала.

– Отлично. Сейчас заглянем к Брюстеру, там вы сможете заказать все необходимое.

– Но я… я не могу…

– Ну не мне же в конце концов покупать вам одежду и тем более нижнее белье! Как-то, знаете, не очень удобно, – заметил он ничего не значащим тоном. – Рассматривайте это как часть служебных обязанностей, хоть мы это пока и не обговаривали.

– Вы действительно так считаете?

Ответом была иронично приподнятая бровь.

– А вы?

Келли молча кивнула. Завязывая свой мешок, она бросила прощальный взгляд на каморку, служившую ей прибежищем, и вышла наружу. Ощущая на спине ядовитый взгляд миссис Колтон, она без особого труда представила, какие кривотолки поползут к вечеру по городу: Келли Макгир принимает в спальне мужчину средь бела дня! Какой кошмар!

У Брюстера Калеб прикупил несколько платьев, две пары обуви, синий бархатный жакет, чулки, шляпку, перчатки, кружевной воздушный зонтик, белоснежную ночную сорочку и даже веер из пушистых перьев. Не забыл также щетку для волос, гребни и шпильки, потом настоял на том, чтобы она сама выбрала нижнее белье. Когда все свертки были аккуратно уложены в сумку, он бросил поверх бутылку с розовой водой, запах которой он обожал с детства.

Келли густо покраснела, услышав, как Калеб велел Эду Брюстеру записать все покупки на его счет. Прежде чем заполнить соответствующую графу в толстом гроссбухе, Эд стрельнул в нее любопытным взглядом, что, конечно, не укрылось от смущенной Келли, как не укрылась от нее и неодобрительная усмешка на тонких губах Марты Брюстер.

– Чувствую себя какой-то содержанкой! – вырвалось у Келли, о чем она сразу же пожалела: кем, как не содержанкой, была ее мать?

Но Калеб только пожал плечами, выходя из магазина Брюстера, словно не расслышав невольного восклицания.

– Подождите немного, я забыл купить сигары, – спокойно произнес он.

Келли снова кивнула. Наблюдая за игрой мальчишек на улице, она так увлеклась, что не сразу расслышала знакомый голос за спиной. Повернувшись, она увидела приближающегося Ричарда Эштона. Как всегда процветающий, он вышагивал в темно-коричневом костюме, шикарной полосатой рубашке и черном котелке. Красивый молодой человек, с копной волнистых светлых волос, карими глазами и обаятельной улыбкой; он мог бы ей понравиться, если бы относился к ней с должным уважением, а не с той обычной презрительно-небрежной усмешкой, что постоянно витала на красиво очерченных губах при общении с ней.

– О, какой счастливый день! – пропел Ричард, останавливаясь рядом. – С утра разыскивал вас по городу. И где это вы прятались все это время? – При этих словах он слегка ущипнул Келли за локоток.

– Нигде.

Ричард игриво подхватил ее под руку.

– Мои предки вчера уехали, – сказал он, подталкивая ее плечом и играя глазами, – так что мы могли бы закатить веселенькую вечеринку. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю?

Келли отчаянно затрясла головой. Господи, только бы никто не услышал его мерзкого предложения!

– Я заеду за вами около восьми. Согласны?

– Она занята.

Услышав голос Калеба Страйкера, Келли почувствовала огромное облегчение.

– Этот господин доставил вам неприятности, мисс Макгир?

– Да… то есть нет. – Келли замолчала, не зная, что еще сказать. Дело осложнялось тем, что отец Ричарда Эштона был не только одним из самых состоятельных людей в Шайенне, но являлся еще и городским судьей.

– Зато он досаждает мне, – спокойно заметил Калеб.

Он сунул коробку с сигарами в руки растерянной Келли, схватил Ричарда за грудки и приподнял его в воздухе.

– Мисс Макгир с сегодняшнего дня работает у меня экономкой, – выплевывая слова прямо в лицо Эштона, процедил он. – И мне бы не хотелось, чтобы вы приставали к ней на улице. Надеюсь, я доступно излагаю?

Ричард с вызовом уставился на Калеба; в его глазах сквозило явное пренебрежение.

– Да кто вы такой, позвольте спросить?

– Я человек, вознамерившийся выбить из вас душу вон, если вы еще раз осмелитесь близко подойти к мисс Макгир.

Смертельная бледность залила лицо Эштона, но, оглянувшись по сторонам, он промолчал: слишком много зевак столпилось вокруг. Келли тоже краем глаза заметила, что на пороге магазина появилась чета Брюстеров в окружении еще нескольких любопытных.

– Тебе меня не запугать, грязный метис! – сквозь зубы процедил Ричард. – Руки прочь!

Удар мощного кулака Калеба не заставил себя ждать. От неожиданности Эштон хрюкнул и тут же застонал; из разбитого носа хлынула кровь.

– Калеб, его отец судья!

– Плевать мне на это, даже если бы его отцом был сам президент Соединенных Штатов! – резко бросил в ответ Калеб. – Этому типу следует поучиться манерам, прежде чем открывать рот на публике. – Он вперил взгляд в Ричарда. – Советую впредь не распускать руки.

Бросив на него последний многообещающий взгляд, Калеб подсадил Келли на жеребца, швырнул пакет с покупками на переднюю луку, легко взлетел в седло позади девушки и направил коня к своему дому.

Стараясь избегать любопытных взглядов толпящихся на тротуаре зевак, Келли низко опустила голову. Господи, у нее и без того не лучшая репутация в городе, а к вечеру и от нее ничего не останется, стоит лишь Брюстерше повидаться с миссис Колтон и обменяться с ней мнениями о событиях сегодняшнего дня. Уж эти кумушки сумеют раздуть все до неузнаваемости и разнести дальше. К заходу солнца все начнут судачить, что между Калебом и Ричардом произошла из-за нее стычка прямо на улице, и ни у кого не останется больше сомнений, что она пошла по стопам матери.

На какое-то мгновение она решила сказать Страйкеру, что передумала, что не будет у него работать, что собирается покинуть Шайенн, есть у нее деньги или нет.

Однако здравый смысл взял верх над эмоциями: у нее не хватило бы даже на железнодорожный билет; ей не к кому обратиться за помощью, негде переночевать. И если уж говорить начистоту, ей совсем не хотелось уезжать из дома Калеба Страйкера – и от Калеба Страйкера тоже. Как бы глупо это ни звучало, но с ним она чувствовала себя в безопасности. Вручить себя его попечению было все равно что доверить овечку охране льва, но… ему удалось поставить на место Ричарда Эштона! И хоть ее пугала какая-то неведомая тайна, скрывающаяся в глубине его стальных глаз, пугала ярость, с которой несколько минут назад он накинулся на Эштона, пугали рассказы о нем, ходившие по городу, но… она его не боялась.

Доехав до дома, Калеб помог ей выбраться из седла, передал пакет и коробку с сигарами и повел жеребца в конюшню.

Келли проводила его глазами и взбежала по ступеням в дом. Поднявшись в свою комнату, она разложила на кровати обновки, восхищаясь щедрыми подарками. Три новых платья! У нее никогда в жизни не было трех платьев одновременно. Две пары обуви – простые добротные ботинки на каждый день и пара бальных лаковых туфелек, хотя Келли никогда раньше не доводилось посещать балы, да и вряд ли когда-нибудь придется.

Тонкие пальчики с удовольствием погладили бархатный жакет, дотронулись до мягкого пера на шляпке. Очаровательная шляпка! Нежные розочки, белые перья, широкая шелковая лента. Не удержавшись, девушка надела шляпку и подвязала ее под подбородком темно-синей лентой, которая великолепно подчеркивала цвет ее глаз, делая их ярче и глубже. Келли взяла с кровати новый веер и, любуясь своим отражением в зеркале, стала неторопливо им обмахиваться.

Калеб, тихо поднявшийся по лестнице и оставшийся не замеченным увлекшейся девушкой, застыл в дверном проеме. Глядя, как грациозно Келли стоит перед зеркалом, он почувствовал, как что-то замирает глубоко в груди. Ее огромные синие глаза подернулись мечтательной дымкой, но в них таилась многообещающая страстность; приоткрытые губы, казалось, ждут поцелуев. Его поцелуев… Тут Келли стала медленно двигаться под звуки музыки, которую слышала лишь она одна. Калеб едва не застонал от охватившего его желания.

– Могу ли я потанцевать с вами?

Келли крутанулась на каблуках и вскрикнула от неожиданности, увидев Калеба в дверях своей комнаты. Его глаза светились удовольствием; он успел переодеться, теперь все на нем было черное, что очень выгодно подчеркивало смуглую кожу и серые глаза. Келли отметила, что ремень для револьвера – черной кожи, без украшений и довольно поношенный – он так и не снял. Кольт свободно покоился на бедре метиса, от чего она сразу вспомнила, что этот человек крайне опасен, постоянно готов к отпору с любой, с самой неожиданной стороны, даже в своем собственном доме.

– Вы давно тут стоите? – спросила она, чувствуя, как дрожит ее голос.

Замерев в дверях, он и так, казалось, заполнял все пространство спальни, а уж вступив в комнату, и вовсе подавил ее своим присутствием.

– Ну не так уж и долго.

Он пересек комнату и, протянув к ней руку, подошел совсем близко.

Не произнося ни слова, забрал у нее веер и бросил его на кровать, потом обнял ее и стал вальсировать по спальне, держа ее на приличествующем расстоянии, как того требовал этикет, но ее тело от его близости мгновенно зажглось огнем.

Решившись наконец посмотреть ему в лицо, она едва не задохнулась, поймав на себе жаждущий взгляд полуприкрытых длинными ресницами сверкающих глаз. Сдерживая рвущееся дыхание, она промолвила:

– Мы не должны так… – Она с трудом подавила всхлип, непроизвольно возникший в горле. – Это не совсем…

– Правильно? – Он изогнул бровь, что, как ни странно, стало для нее привычным.

Келли кивнула. Какой потрясающий танцор! Какое изящество движений! Кто бы мог подумать? А вот она, видимо, его разочаровала – никак не могла собраться и попасть в такт, потому что ее мучила одна-единственная мысль: они здесь совершенно одни в ее спальне.

Вот он развернул Келли, и на глаза ей попалась широкая кровать, показавшаяся ей такой огромной, что заполняла всю комнату. Жарко вспыхнув, она подняла на него глаза и облизала пересохшие губы.

– Все в порядке, – успокаивающим голосом произнес гигант. – Ничего не случилось, мы просто танцуем.

– У вас хорошо получается.

– Моей маме хотелось, чтобы я выучился танцам белых людей.

– Она ведь была индианкой?

– Да, из племени лакотов.

– Фанни рассказывала мне, что до двенадцати лет вы жили с индейцами. Это правда?

Калеб кивнул; из его глаз вдруг исчезло всяческое выражение.

– Вам там нравилось?

– Да.

– А вы туда возвращались после того, как уехали?

– Нет.

– Почему?

– Не знаю. По всей вероятности, мне слишком нравилось проводить время, выпивая с друзьями, играя в карты, гуляя с… – Он остановился на полуслове, вовремя вспомнив, чем занималась мать Келли. – Когда я решил вернуться, оказалось, что уже слишком поздно. Начались столкновения, а я не захотел оказаться вовлеченным в них, потому что сочувствовал обеим сторонам.

Красивым жестом развернув девушку, Калеб замер, но не выпустил ее из объятий. Мягким, обволакивающим взглядом обвел ее лицо. Когда он продолжил, голос прозвучал печально:

– Большинство полукровок не ощущают себя счастливыми ни там, ни тут, они нигде не приходятся к месту. Им трудно, а иногда и просто невозможно решить для себя, к какому же миру они принадлежат – к тому или к этому. Я не отношу себя к их числу. Я испытываю огромное уважение к народу моей матери, но и в белых людях мне многое близко.

– Но Фанни говорила, что вам пришлось покинуть город из-за вашего отца…

Калеб снова кивнул.

– У вас были с ним конфликты?

– О, мы с ним дрались едва ли не каждый день. Целых пять лет.

– Пять лет? Почему же вы дрались?

– Из-за любой ерунды. Он хотел стереть из моей памяти воспоминания о том, что я наполовину индеец, хотел подогнать меня под свои мерки, чтобы я верил в то, во что верил он сам. – Калеб потряс головой. – Но я не мог стать таким, я был молод, горд и не менее упрям. И чем больше он настаивал на своем, тем сильнее я сопротивлялся его воле. Я прекрасно понимал, что он стыдился того, что моя мать была индианкой, а я, его единственный сын и наследник, – полукровкой. За это я его ненавидел.

Подняв голову, Келли смотрела на него. Хотелось сказать что-нибудь успокаивающее, но слова, как на зло, не шли в голову.

Заглянув ей в глаза, Калеб прочел ее мысли, словно они были на листе бумаги. Она его пожалела. Какого черта, подумал он, взял и раскрыл первой попавшейся девчонке душу, разболтался тут о своем прошлом! Раньше никогда бы не подумал сделать подобное. Ему вовсе не нужна ее жалость!

С губ Келли слетел легкий вздох. Дыхание ее было таким нежным, теплым, от изящно очерченного рта не оторвать глаз. Да что там говорить, он хотел эту девушку. Прямо сейчас. Здесь. Сам не знал, почему, но – хотел. Какая разница – почему? А может, причина все-таки была? Он одинок, она тоже, но достаточная ли это причина?

Внезапно он выпустил ее из своих объятий и твердым шагом направился к двери.

– К обеду меня не ждите, – буркнул он на ходу и вышел, оставив ее посреди комнаты.