«Да пошла она, эта чертова рок-музыка! — воскликнул Том в телеинтервью 2000 года. — Я ненавижу ее! Я чертовски устал от нее. Это идиотская трата времени».
Он не имел в виду, что игра на гитаре, басу или ударных была пустой тратой времени (хотя в тот момент он уже не был так зациклен на музыке, как раньше). Он имел в виду все то, что рок-музыку сопровождает: мифологию и маркетинг. В работе над новым альбомом он каждый раз заставлял Radiohead заново искать себя, но в тот момент было трудно понять, в каком направлении им следует двигаться. Том даже не мог заставить себя слушать «ОК Computer». Он перечитал все статьи, говорившие об их последней пластинке сначала как о лучшем альбоме года, а затем как о лучшем альбоме всех времен, но проблема заключалась в том, что влияние Radiohead было слышно во многих новых записях Других музыкантов; Тому это совсем не нравилось.
«После „ОК Computer" был период, когда я слышал, как Другие люди имитируют то, что сделали мы, и мне, честно говоря, не нравилось это звучание, — заявил музыкант в интервью немецкому телевидению. — Я думал: „Господи, вот что значит потакать своим желаниям. Неужели я во всем виноват? Это действительно ужасно".
Когда я слышал по радио людей, подражающих мне, то самого себя не мог больше слушать, — добавил Том. — Я готов был на что угодно, лишь бы не быть похожим на себя» . Конечно, он не отвечал за тех, кто имитировал Radiohead, и на самом деле гораздо больше повлиял на других музыкантов их предыдущий альбом, «The Bends». Они слушали его и понимали, что смогут повторить эту запись, если приложат достаточно усилий. А скопировать «Paranoid Android» пытались немногие. Искатель талантов звукозаписывающей компании «Fierce Panda» Саймон Уильямс отметил, что после «ОК Computer» ему стало попадаться гораздо меньше новых групп в стиле инди. Так продолжалось до того момента, когда «The Strokes» нашли способ упростить задачу, снова сыграв рок-песни на трех струнах, и это повлекло за собой массовую продажу гитар.
В 1995 году, еще до записи «ОК Computer», Том говорил, что хотел бы начать заниматься электронной музыкой. «Я по-хорошему завидую, когда слышу альбом Трики или какой-нибудь отличный джангл лейбла „Warp", — сказал он Теду Кесслеру в интервью для «NME» . — Такое ощущение, что они работают практически в одиночестве, и им не приходится сражаться за свое гитарное соло, как обычно бывает в традиционных рок-группах».
Однако реакция на «ОК Computer» совершенно выбила Тома из колеи, и даже после года бездействия он еще не был готов снова сочинять музыку. Тем не менее в феврале 1999 года пять участников Radiohead собрались в студии в Париже. В первый раз ребята пришли на запись, не имея понятия о будущем направлении работы. Эд и Колин хотели, чтобы следующий альбом стал возвратом к простоте. «Мое предложение состояло в том, что после „ОК Computer" нужно сказать: „Давайте-ка вернемся к старым добрым песням на три с половиной минуты"», — говорит Эд. Колину к тому же казалось, что электронная музыка, которой Том теперь увлекался, слишком претенциозна и лишена эмоций.
Все это привело к тому, что встреча была довольно неприятной, а сессии показались им худшими за всю их творческую карьеру. Том пока не определился с тем, что им нужно делать дальше, но совершенно четко знал, чего он делать точно не хочет. Они пытались что-то играть, но Тому не нравилось буквально все, он носился туда-сюда по студии, останавливал запись, настаивал на том, чтобы они попробовали что-то другое. Но что? Он не знал. Камнем преткновения оказались две вещи: звук гитар и звук его собственного голоса — эти составляющие прежде были крайне важны для успеха Radiohead.
«Я не хотел использовать свой голос, — заявил он в телеинтервью. — Мне казалось, мы по-прежнему способны писать хорошие песни, но нельзя же все время полагаться только на надрывный юношеский вокал. Давайте попробуем что-то другое. Может получиться не хуже» .
Том чувствовал, что сложившееся преставление о Radiohead становится серьезной помехой. «В конце концов теряешь способность создавать что-то новое, — говорит Том. — Идентичность постоянно встает у тебя на пути» . Изначально ложный угол зрения, который появился благодаря альбому «The Bends», окончательно превратился в кривое зеркало и начал мстить своим создателям. Остальные участники группы поняли и оценили позицию Тома. Они осознавали, что он не хочет повторять то, что уже делалось в предыдущих альбомах, но они также интуитивно понимали, что его перфекционизм мешает им сделать хоть что-нибудь. Что еще хуже, многие из их споров относились совсем не к музыке.
«Это был просто срыв, — пояснил Том в разговоре с Ником Кентом. — Кошмар. Если честно, я вел себя как гребаный идиот. Стоило кому-нибудь что-то мне сказать, как я тут же огрызался в ответ и обрушивался на него со злобной критикой. Я был в полном раздрае».
Найджел Годрич начал терять терпение. В интервью с Ником Кентом для «Mojo» он сказал, что они вели себя как «группа актеров разговорного жанра». Иногда роль звукорежиссера, особенно по отношению к Тому, заключалась в том, чтобы выступать «обвинителем на суде». «Моя работа напоминает работу психолога, — признался Найджел в 2006 году в интервью журналу «Rolling Stone» . — Человеческие отношения — очень сложная штука. Эл во многом дипломат. Джонни — замечательный парень, он легко взрывается и легко отходит. А вот Том, как мне кажется, по большей части король саморазрушения. Так что я просто пытаюсь мешать ему уничтожать собственные создания, ведь зачастую он сам не понимает их ценность».
Radiohead попали в замкнутый круг. Лишив себя эмоциональной разрядки, функцию которой выполняла музыка, Том впал в депрессию, а его депрессия препятствовала сдвигу ситуации с мертвой точки. Группе оставалось только ждать. Главная проблема состояла в том, что ему надоела так называемая «эмоциональная музыка». После длительного турне Тому казалось, что вся она насквозь фальшива, и, когда он пел свои песни, у него было ощущение, что он всех обманывает. Именно поэтому он так увлекся Autechre или Aphex Twin — они находили новые пути самовыражения, избегая того, что он называл теперь розовыми соплями, столь популярными в рок-среде. Это означало, что Том вообще больше не хотел писать стихи. Тексты всегда были краеугольным камнем и основой для музыки Radiohead, еще со времен первого мини-альбома «Drill»; теперь все изменилось. Том был сыт по горло тем, как поклонники ковыряются в его текстах, пытаясь найти в них ключ к его внутреннему состоянию. Теперь он собирался тщательно спрятать свои чувства. «Даже сейчас большинство интервью крутятся вокруг подтекста моих песен, — говорил он. — Меня без конца спрашивают: „Вы поете о себе?" Но ведь ясно же, что если я использую чужие голоса, то пою не о себе».
На самом деле среди поклонников группы всегда были одержимые фанаты, которые искали в песнях Radiohead своего рода инструкцию, превращая композиции вроде «Exit Music» и «The Bends» в некое подобие повседневных мантр. Бесконечное механическое воспроизведение его собственных чувств казалось Тому безнадежно жалким занятием. Его беспокоили более важные вещи. Он был захвачен идеей влияния глобального рынка на искусство, когда художественное произведение приравнивается к банке кока-колы и паре кроссовок, превращаясь в товар. Он читал книги либеральных и левых авторов вроде Ноя Хомски и Наоми Кляйн. Книга «No Logo» Кляйн, полемика о вездесущности рекламы, произвела такое сильное впечатление на группу, что они даже собирались назвать так очередную запись.
Но все-таки для Тома именно музыка всегда была способом выражения эмоций. Добровольно и намеренно исключив ее из своей жизни, он обрек себя на движение по спирали вниз, в бездну. Для чего еще нужна музыка, как не для выражения чувств? Остальные участники группы не знали, что делать с солистом, они вообще не понимали, чем заниматься в студии.
«Фил, Колин, я — все мы на разных этапах стояли перед подобной дилеммой, — сказал Эд в разговоре с Ником Кентом. — Как можем мы внести вклад в новую музыку? Мы все невольно размышляли, не лучше ли просто уйти. Так что поначалу все шло очень мучительно».
После месяца пребывания в Париже группа сдалась и стерла большую часть того, что удалось записать. «Вскоре все мы оказались в безвыходном положении, — рассказывает Фил. — Париж стал для нас ловушкой, в которую мы сами себя загнали». Тогда они перебрались в «Меdlеу Studio» в Копенгагене, но и там сессии продолжались лишь две недели, а дела шли еще хуже. Что делать в студии группе с тремя гитаристами в составе, если на записи гитары вообще не предусмотрены? «Две недели в Копенгагене стали для нас сущим кошмаром, —- заявил Эд журналу «Q» . — В результате у нас на руках оказалось пятьдесят катушек двухдюймовой пленки, каждая по пятнадцать минут звучания музыки. И ни одной законченной композиции».
Раньше, когда Том приносил в студию демо-версию, ребята понимали, что им делать. Как правило, работа состояла в том, что Йорк играл на акустической гитаре и пел, а остальные участники пытались выстроить вокруг мотива песню, добавляя бас-гитару и ударные. На этот раз демо-версии Тома зачастую представляли собой набор сэмплов и странных шумов и шелестов. Никто не понимал, как с этим работать.
В апреле 1999 года они переехали в Басфорд-парк в Глостершире в попытке возродить успех начального периода работы над «ОК Computer», но медленный, мучительный процесс проб и ошибок, отбраковки результатов продолжился и там. Словно издеваясь над собой, Том поставил в студии офисную доску и записал на ней названия композиций, над которыми они работали. Их было пятьдесят или шестьдесят. И практически ни одна не закончена. Некоторые он даже не показал остальным участникам, другие оставались не более чем идеями.
Как ни странно, с наибольшим энтузиазмом к новому направлению Radiohead отнесся Джонни Гринвуд. К 1998 году он был признан одним из самых оригинальных и выдающихся гитаристов своего поколения, но начинал он на клавишных и явно не хотел застревать в традиционном роке. Как-то раз он сказал, что часто ощущал Radiohead как отдельную сущность, шестого участника коллектива, который начинал кричать «надоело!», если они повторялись, и заставлял группу в следующий раз делать принципиально иное.
Конечно, были моменты, когда остальные музыканты думали: раз уж Том и Джонни так хотят создать электронный альбом, может, лучше оставить их наедине с этим замыслом? Но Том был непреклонен в своем желании сделать альбом именно Radiohead. Он говорил, что ему не хватит уверенности, чтобы работать в одиночку. Дела стали понемногу налаживаться, когда он купил пианино. Он не мог сочинять песни на пианино с той легкостью, с которой делал это на гитаре, однако новый способ работы помог ему выйти из творческого тупика. Подобно Тому, Джонни почти полностью отказался от гитары в пользу игры на древней версии синтезатора «Ondes Martenot».
По крайней мере теперь они точно могли не опасаться того, что повторяются. Темп работы ускорился. В июне 1999 года Эд О'Брайен начал вести студийный онлайн-дневник, и первая запись заканчивалась примечательной строчкой: «Офигенная репетиция. Как здорово игратьв нашей группе».
Неделю спустя оптимизм сошел на нет, ситуация вернулась в прежнее русло. «Удивительно депрессивный день, — написал Эд 27 июля, — но теперь у нас хватает опыта, чтобы понимать: все не может складываться так, как на прошлой неделе».
К тому моменту многие в группе, особенно Джонни, стали подумывать над тем, что, возможно, работать было бы легче, если установить срок сдачи записи звукозаписывающей компании. 4 августа состоялся очередной разговор «по душам». И снова музыканты осознали, что за все это время они усвоили только одно — как не надо работать. Но сколько можно учить один и тот же урок? «Семь лет ушло на то, чтобы обрести подобную свободу, — говорит Эд, — мы действительно всегда этого хотели; но как же хотелось послать все это к чертям».
Неудивительно, что работа отнимала столько времени. Представьте, что группа людей, никогда не игравших на музыкальных инструментах, внезапно решила записать диск. Прежде всего участникам группы пришлось освоить новые инструменты. «Я потратил целый год только на то, чтобы научиться работать на компьютере», — позднее сказал Колин.
В сентябре 1999 года наконец была готова новая студия в Оксфордшире, и ребята почувствовали себя гораздо комфортнее. Это был удачно переоборудованный живописный амбар в сельской местности, неподалеку от того зала, где они впервые репетировали вместе. Там был высокий сводчатый потолок, превосходная акустика и натуральная реверберация звука. К этому времени все музыканты освоились в новом формате группы. После многомесячных терзаний внезапно все встало на свои места. Единственным источником тревоги теперь служило наличие собственной студии: группа опасалась, не убьет ли удобство их творческие порывы.
«Вы обустраиваете свою студию, и первое, о чем приходится думать: „Ну все, теперь мы так глубоко залезли в собственную задницу, что вряд ли вылезем с другого конца", — рассказывал Том в интервью «Нот. Press». — Думаю, в связи с этой мыслью на всех иногда накатывал панический страх. Мы всегда мечтали о студии, но когда наша мечта исполнилась, все были сильно ошарашены тем, что можно прийти поработать в любое время и никому за это не надо платить».
Тем не менее работа закипела. Хотя много времени и сил тратилось на цифровую обработку композиций, вся музыка писалась вживую. Способ работы отличался от традиционного, когда песни сначала записываются, а потом микшируются на компьютере. Том придумал странный, неожиданный прием для изменения звука своего голоса: он стал записывать его непосредственно через антикварный синтезатор, на котором они работали. Эффект превзошел все ожидания: ничего похожего на привычное звучание, а ведь этого Том и добивался. Его раздражал собственный вокал и набившие оскомину гитарные пассажи, но теперь нашелся способ это преодолеть.
Кроме того, Том придумал прием, позволявший сохранить тексты, которые раньше неизменно оказывались в мусорной корзине. Он просто разрезал их, положил в шляпу, а затем хорошенько перемешал. «Получилось по-настоящему круто, — признался он в интервью голландскому телевидению, — потому что.. . я сумел сохранить эмоции изначальных текстов, но зато теперь в них не было никакого надрыва».
По иронии судьбы в это время «надрывность» стала необычайно популярна среди групп, черпавших вдохновение в альбомах «The Bends» и «ОК Computer»; о худшем развитии событий Том не мог и помыслить. Он осознал, что, какими бы искренними ни были твои переживания, они кажутся насквозь фальшивыми, пройдя сквозь машину музыкальной индустрии. Прошло много времени, прежде чем Том привык к тому, что изо дня в день, концерт за концертом ему нужно выдавать давно переставшие волновать его проблемы за что-то, что его действительно заботит на данный момент. Это серьезно подорвало его уверенность в себе, но запись «Тhе National Anthem» помогла вновь ее обрести.
В основу композиции лег рифф, который Том освоил еще в 16 лет. В середине 1990-х группа записала вариант этой песни, но музыканты решили, что она слишком хороша для обратной стороны сингла. К тому же им никак не удавалось ее как следует свести. Сейчас Том много слушал Чарльза Мингуса и хотел добиться того же агрессивного звука, который присутствует на пресловутом альбоме «Town Hal l Concert» 1962 года. Предполагалось, что это всего лишь репетиция к альбому Мингуса, но вместо этого запись была целиком опубликована в качестве концерта. Большинство присутствовавших в зале думали, что слушают презентацию нового альбома, а не плохо отрепетированный истерический джем «кто во что горазд», во время исполнения которого Мингус призывал публику требовать возврата денег за билеты. Тогда это было расценено как полная катастрофа, но для Тома концерт был тем самым вдохновенным хаосом, к которому он стремился.
К сожалению, он знал, что будет трудно объяснить, чего он хочет, музыкантам, привыкшим к классическим сессиям. В прошлом его приводили в отчаяние некоторые профессиональные исполнители, которые приходили в студию, делали ежедневную работу и уходили. Ему нужен был принципиально иной подход. Тогда Джонни обратился к главе музыкального отдела Абингдонской школы, сменившему Теренса Гилмор-Джеймса, и спросил его, не знает ли тот хороших музыкантов, играющих на медных духовых. Новый руководитель порекомендовал учителя той же школы, Энди Буша, отличного джазиста.
«Мне кажется, сначала они попросили своего лондонского агента найти им парочку струнных музыкантов, но тот опыт оказался не слишком удачным, — поделился Энди с автором этой книги. — Я уверен, что в музыкальном плане они получили бы то, что хотели, но их раздражала работа по расписанию, к которой привыкло большинство сессионных музыкантов. Иногда случалось так, что человек приходил, ждал часа три и просто уходил, ничего не сделав. Ничего личного. Ребята уже не раз не смогли найти общий язык с теми, кто работает строго по часам. Они хотели отыскать человека, которому будет близок их способ Работы. В идеале — того, кому интересна их музыка. Я оказался таким человеком и, соответственно, привлек других Ребят, которым нравилась группа Radiohead еще до нашей встречи».
Итак, Энди собрал группу из восьми музыкантов, и они прибыли в Оксфордшир, чтобы помочь основному составу. Дл я всех это был странный, но вдохновляющий опыт. Джонни передал приглашенным музыкантам партии, которые предполагалось сыграть, но вскоре стало ясно, что в этом не было никакой необходимости. Саксофонист Стив Хэмильтон, игравший в джазовых сессиях, рассказал автору этой книги, что они были вольны делать все, что пожелают.
«Джонни Гринвуд показал нам наши партии, которые были рассчитаны буквально на пять минут, — вспоминает он, — и мы быстро их сыграли. Там была ключевая партия, которую ребята хотели слышать, но, как мне кажется, на таком, подсознательном, уровне. Мы лишь очень поверхностно переварили это, а потом принялись играть собственную версию и создавать дополнительный шум».
Поначалу такой подход не работал. Духовые музыканты не привыкли играть в столь свободной, импровизационной манере, и им трудно было понять, чего хотят от них Джонни с Томом. В первую очередь, потому, что те и сами не понимали, чего хотят.
«Нам никак не удавалось собрать все воедино, — рассказывает сакс-баритон Стэн Харрисон, который также принимал участие в записи. — Не было единства. Тогда я сказал Тому и Джонни Гринвуду: „Решение есть — вы должны дирижировать нами. Если хотите, чтобы мы играли громче, — покажите рукой вот так, мягче — вот так, более неистово — еще как-нибудь. Так, по крайней мере, мы лучше поймем общий замысел"».
Однако Том и Джонни сомневались. Во-первых, главной идеей была импровизация, а во-вторых, оба чувствовали себя слегка неуютно при мысли о том, что им придется дирижировать группой талантливых, профессиональных музыкантов. [С похвальной скромностью] они понимали, что их творческая энергия и воображение зачастую превосходят их технический уровень как исполнителей. Да кто они такие, чтобы «дирижировать» кем-либо? Но когда они признали, что сессия нуждается в управлении, дело сдвинулось с мертвой точки.
«Кто-то из них признался: „Раньше я никогда не делал ничего подобного и понятия не имею, что из этого выйдет", — рассказывает Стен. — Мы начали играть, и несколько секунд они просто прыгали на месте, крутились вокруг. Кажется, с моей стороны был Том, а с другой — Джонни. Мне жаль, что тот момент никто не снимал на камеру. Это было ужасно забавное зрелище. Совершенно внезапно они взяли на себя роль дирижеров, а ведь буквально десять секунд назад отчаянно сопротивлялись и сходили с ума от одной мысли об этом!»
День был жарким, но Том окунулся в роль дирижера с энтузиазмом и энергией, которые заразили и вдохновили музыкантов. «Казалось, он изображает Джексона Пол-лока, — вспоминает Стив. — Он скакал вверх-вниз, вел себя как на сцене, но в откровенно преувеличенной манере. Это выглядело слегка чудно. По природе своей музыканты обычно замкнуты и погружены в себя, но так все и было. Своими движениями он в точности пытался показать, чего ждет от нас. Мне вообще сложно сказать, что именно он делал! Но это заводило нас. Он обливался потом, поскольку прыгал уж очень активно».
Том действительно так энергично прыгал и метался, что — как сам позднее признался — кончилось тем, что он подвернул ногу. Тем не менее он был доволен результатом. Он хотел создать нечто противоречивое, жесткое и энергичное, подобное нервному состоянию, которое человек испытывает в пробке, и музыкантам удалось достичь желаемого. В окончательной версии можно четко расслышать яростные автомобильные гудки.
«Однажды я сказал им: „Вы же знаете это чувство, когда часа четыре стоишь в пробке и в ответ на неосторожную реплику готов придушить человека?"», — объяснил Том в интервью журналу «Juice» .
Приглашенные музыканты не смогли избежать и пресловутого перфекционизма группы. Том и Джонни были в восторге и полны энтузиазма по поводу услышанного, но продолжали думать, что можно сделать композицию еще лучше. «Они приходили и говорили: „Это очень здорово, просто блестяще, нам нравится эта запись", — рассказывает Стив. — А потом: „Может, еще разок?" Это для них обычное дело: „Отлично получилось, а теперь давайте-ка попробуем еще раз по-другому"».
Тем временем остальные участники группы продолжали приходить на репетиции и восхищаться результатом. «Работать с ними — настоящее удовольствие, — говорит Стив. — Они были такими доброжелательными. Они все время повторяли: „О, просто восхитительно, спасибо за то, что приехали и помогли нам". Было даже неудобно, как они нас расхваливали. Ведь, честно говоря, получалось не так уж замечательно. Мы просто топтались вокруг инструментов и пробовали то одно, то другое».
Всех гостей особенно поразили творческие отношения между Томом и Джонни. «Том не слишком много с нами общался, — рассказывает Стив. — Он как бы вел корабль, а Джонни выполнял роль первого офицера, отвечающего за то, чтобы доносить до нас художественные задачи. Я помню, мы работали очень интенсивно, но никогда еще мне не приходилось участвовать в записи, где по-настоящему можно делать все, что хочешь, не ограничиваясь никакими рамками.
Помню, как-то после очередной сессии мы садились в машину с одним из музыкантов. Обычно после репетиции все ворчат и чем-нибудь недовольны, но тут мы делились друг с другом: „Как-то странно, даже пожаловаться не на что". Они действительно очень симпатичные ребята. Они приготовили для нас отличный обед, и музыка была хорошая, и сами парни просто чудо! »
Вкупе с необычайно цепляющим басовым риффом, сделанным Томом, трек «The National Anthem» доказал, что электронная музыка Radiohead ничуть не уступает их рок-композициям. Несколько месяцев спустя, когда они играли его вживую для французского телеканала, ребята показали сессионным музыкантам, насколько ценят их вклад.
«В Париже приятной неожиданностью для меня стало представление всех нас по случаю выхода платинового диска „Kid А", — рассказал Стив. — Многие группы не заботятся подобных вещах, а они сочли необходимым благодарить нас лично. Я помню, что был очень доволен этим. Они пригласили нас в комнату, где были представители [французского телевидения] „Canal Plus", и Том сказал: «Я рад поблагодарить вас за усердную работу и подарить вам эту пластинку". Исключительно приятно! Я был искренне тронут. В наше время так почти никто не поступает».