На следующий день Джонатан приехал рано вечером. Глория открыла дверь на первый же его стук и, нежно улыбаясь, посмотрела на него.

— Я видела в окно, как ты подъехал. Не знаю, как ты можешь так быстро бегать по этой лестнице?

Он внезапно побледнел.

— Что с тобой? — встревожилась Глория. — У тебя что-то болит? Не нужно было так торопиться.

Она взяла его за руку и провела в квартиру.

— Заходи и садись.

— У меня перехватило дыхание не от бега, а от тебя, — сказал он. — Ты меня просто нокаутируешь. Ты похожа на розу — такая же прекрасная, бархатистая и ароматная. — Он дотронулся до рукава ее декольтированного платья из блестящего атласа.

— Как называется этот цвет? Солнечный?

— Я называю его сливочно-желтым, — сказала она внезапно охрипшим голосом.

— Ты выглядишь так, что тебя можно съесть, но не как сливочное масло, а как сладкий персик. Обожаю фрукты.

Она покраснела, и Джонатан улыбнулся.

— Я еще ни у кого не видел такой красивой кожи.

Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Ему вдруг захотелось снять с нее эти простенькие жемчужные сережки и одеть бриллианты.

— Хочешь выпить? — спросила Глория в надежде отвлечь его.

Его жаркий взгляд проникал, внутрь через ее кожу и зажигал кровь. Ей необходимо было что-то делать со своими нервно трясущимися руками. С тех пор, как она приехала в Лондон, Глория не выпила и стакана вина. И в лучшие свои дни она не имела пристрастия к алкоголю, но после истории в Ливерпуле она поклялась не брать в рот и капли спиртного.

«Вот снова она не здесь», — подумал Джонатан, увидев в ее глазах мрачную тень воспоминаний. Она часто так ускользала от него. Может быть, когда-нибудь она расскажет ему, что ее так тревожит.

— Нет, — сказал он. — Нам нужно идти. У нас всего час до ужина. Хотя я бы предпочел остаться здесь.

От его раздевающего взгляда в ней поднялась волна страха и возбуждения. Нет, сказала она себе. Она не будет думать о прошлом. Она не будет думать ни о чем, что может оттолкнуть от нее Джонатана…

— Я бы очень хотела остаться, — сказала она. — Но ты сказал, что надо идти.

Когда они сели в машину, Джонатан повернулся к ней:

— Надеюсь, ты не будешь скучать на ужине в честь моего партнера. Я давно хотел тебя с ним познакомить. Он прекрасный человек с отличным чувством юмора.

Он поцеловал ее нос, потом выпрямился и посмотрел на нее. Когда их взгляды встретились, она увидела, что его глаза потемнели от знакомого ей желания. Он наклонился к ней еще раз и легко дотронулся губами до ее губ.

Глория отчетливо поняла, что он спрашивает разрешения. Ее обдало жаром. Она придвинулась ближе к нему.

Когда он почувствовал первое прикосновение ее языка, его сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Мышцы напряглись, по коже побежали мурашки.

Боже, как он хотел ее!

— Любимая, — прошептал Джонатан, поглаживая пальцем ее щеку. В его глазах стоял невысказанный вопрос.

— Нам надо ехать, — с сожалением сказала Глория. — Ты говоришь, это важно.

— Конечно, но и это тоже очень важно.

Она кивнула и, положив руку ему на грудь, почувствовала, как сильно бьется его сердце. Так же сильно, как и ее.

— Еще есть время.

— Даже, если бы не было, — еле слышно сказал он и снова поцеловал ее, на этот раз так, что она еще острее почувствовала силу его желания.

Отпустив Глорию, Джонотан выпрямился на своем кресле и пристально посмотрел ей в глаза. Оба почувствовали, что за эти несколько драгоценных мгновений пропасть между ними сократилась на тысячу миль.

— Мы пересекли черту. Назад пути нет, — сказал Джонатан с волнением. И добавил, вздохнув: — Но сейчас действительно надо ехать.

Пока они ехали, Джонатан держал ее за руку. Они говорили очень мало: слова ничего не значили.

Джонатан почувствовал, как она напряглась, когда они подходили к частному аэродрому.

— Мы полетим? — настороженно спросила она.

— Ты боишься летать?

— Нет. Вообще-то мне даже нравится. Теперь понятно, почему ты говоришь, что у нас мало времени.

— Да, и теперь нам придется поторопиться. Он схватил ее за руку и они побежали к самолету. На бегу она повернулась к нему:

— Ты пилот?!

— Да.

Они остановились перед небольшим самолетом. Джонатан подхватил Глорию на руки и поднялся в кабину.

— У тебя невероятно много талантов.

— Рад, что ты заметила.

Смеясь, Джонатан занял свое кресло и жестом пригласил ее сесть в другое.

— Пристегнись, пожалуйста, — сказал он. Сейчас полетим.

Глория еще не успела решить, готова ли она, когда они уже поднялись в воздух.

— Не могу поверить, что мы летим, но мне ужасно нравится.

Глория рассмеялась, и сердце Джонатана переполнилось восторгом. Доставлять удовольствие любимой женщине было для него самого необъяснимым удовольствием. Он не мог припомнить, чтобы с ним такое когда-нибудь случалось.

— Мы пока укладываемся во времени. Но нам нужно быть там быстрее, чем я предполагал.

Глория кивнула, вспоминая обрывки его разговоров по сотовому телефону, которые она расслышала. Кажется, он сказал, что они летели на север. Это было бы замечательно, но ведь это довольно далеко. Успеют ли они вовремя?

Она откинулась на сиденье и начала разглядывать кабину. Но ее взгляд все время возвращался к его уверенным, сильным рукам. Ей нравилось смотреть, как он управляет самолетом. Даже, если у них не будет ничего больше в этот вечер, даже если они взлетят немедленно снова после посадки, этот вечер все равно похож на сбывшуюся мечту, потому что Глория ощущала себя совершенно свободной.

— Тебе нравится, любовь моя?

Она кивнула, не желая словами нарушать очарование момента.

Неожиданно для Глории, самолет начал снижать высоту. Именно в этот момент, когда она смотрела на с невероятной скоростью приближающуюся землю, Глория поняла, что этот город ей знаком. На лбу у нее выступил пот, руки затряслись… Ливерпуль! Милостивый боже! Почему она не заставила его сказать, куда они едут, вместо того чтобы вести себя, как подросток на первом свидании под луной. «Назад! мысленно кричала она. — Назад немедленно!»

Самолет приземлился, проехал по полосе и оказался у большого ангара. Из него вышли люди и направились к самолету. Они махали руками, приветствуя Джонатана. Он улыбнулся и помахал им в ответ.

Когда он повернулся к Глории и увидел ее бледное лицо, его улыбка сразу же исчезла.

— Тебя напугала посадка? Он взял ее за руку.

— Да, наверное, — пробормотала она.

Он нагнулся к ней, отстегнул ремни и поцеловал ее в щеку.

— Извини. Я не подумал. Я очень люблю летать и забываю, что другим не все моменты полета нравятся. Пошли, мы поедим и выпьем что-нибудь прохладительное, и тебе станет лучше.

— Конечно.

Но как она могла почувствовать себя лучше здесь, в городе, где умер ее отец и где жила ее мачеха? Глория убеждала себя, что Ливерпуль достаточно большой город и что она не увидит свою мачеху. И потом, они ведь вернутся в Лондон сегодня же…

Глорию охватило чувство вины при мысли о женщине, которая когда-то была близка ей и которая была так же одинока в этом мире, как и сама Глория. Она тряхнула головой, чтобы отогнать эти мысли. Возможно, однажды она позвонит мачехе, может быть, даже повидается с ней. То, что произошло два года назад, уже не имело для нее такого значения. Благодаря Джонатану.

Пока они ехали в машине от аэродрома, Глория не проронила ни слова. Когда они подъехали к ресторану и зашли в фойе, Глория извинилась и прошла в дамскую комнату. Посмотрев на себя в зеркало, Глория ужаснулась.

— Ради бога, хотя бы губы помадой подведи, — прошептала она самой себе.

— Ты всегда разговариваешь сама с собой?

Увидев в зеркале отражение другой женщины, Глория чуть не упала в обморок. Это было вполне вероятно, что они встретятся, но она не хотела в это верить.

— Элизабет, — выдохнула она. Женщина, которая была всего на тринадцать лет старше Глории, которая стала ей матерью и другом, улыбнулась.

— Да, для меня это тоже неожиданность. Когда ты прошла мимо меня, я подумала, что у меня галлюцинация. Я совершенно не ожидала увидеть тебя здесь. Почему-то я не думала, что ты решишься вернуться в Ливерпуль.

— Я… здесь в гостях.

Никогда в жизни Глория не чувствовала себя настолько ошеломленной. Она была уверена, что, если чуть пошевельнется, то немедленно упадет, и почувствовала, как прежняя жизнь снова втягивает ее в свой водоворот, вонзается в нее сотнями кинжалов, заставляя сердце истекать кровью. Неужели она была настолько глупа, что думала, будто сможет спрятаться от нее?

— Я убежала, — выпалила она. — А ты осталась, и тебе пришлось отвечать за все одной.

Элизабет пожала плечами.

— Ты знаешь, это оказалось не так уж страшно. Мое дело слушалось в суде, и с меня сняли обвинение в мошенничестве. То же самое было бы и с твоим отцом, если бы он не умер.

Элизабет грустно улыбнулась:

— Я искала тебя, но не могла нигде найти. Глория медленно покачала головой:

— После самоубийства отца я решила, что будет безопаснее поселиться в большом городе, где меня никто не знает. Я выбрала Лондон.

Мачеха удивленно посмотрела на нее:

— Ты уехала в столицу? А я почему-то думала, что ты прячешься где-нибудь в глуши.

Глорию охватило чувство вины. Она опустила глаза.

— Прости.

Элизабет протянула к ней руку, но тут же убрала.

— Мы не были преступниками, Глория. Ни ты, ни я, ни твой отец. — Она снова улыбнулась, на этот раз более радостно.

— А ты не изменилась. Может быть, немного похудела, и глаза стали еще больше. — И тихо добавила: — Кажется, это было в другой жизни.

— Да, в другой. — Глория почувствовала, что у нее в глазах закипают слезы.

Минуту обе женщины боролись с переполнявшими их чувствами. Элизабет первой удалось побороть замешательство:

— Мы не можем здесь оставаться навсегда, сказала она.

Глория кивнула. Однако она должна сказать еще кое-что. Глубоко вздохнув, она посмотрела на свои руки и сказала:

— Я так сильно испугалась… Но не хотела, чтобы ты отвечала за все.

На этот раз Элизабет все-таки дотронулась до руки Глории.

— Поверь, я никогда не хотела скомпрометировать тебя. Сначала я закрывала глаза на то, что делал твой отец. Потом… уже было невозможно что-либо исправить. Но я понимаю, сколько было принесено уже вреда, и все это открылось. Я не нашла лучшего способа исправить положение, как выступить открыто в его защиту.

Она помолчала, изучая шелковую обивку диванчика, на котором они сидели.

— И сейчас некоторые утверждают, что я, кроме мошенничества, занималась еще и проституцией. Но я могу с этим справиться. — Она улыбнулась. — У меня теперь своя фирма, мы нанимаем временных рабочих по обслуживанию офисов. Она работает довольно неплохо, во всяком случае, клиенты не жалуются. — Она снова помолчала. — Я не могу выразить, как мне жаль, что все так случилось. Но мне действительно больно. Надеюсь, ты когда-нибудь поверишь мне.

Глория энергично замотала головой.

— Не надо, Лиз. Это мне должно быть стыдно. Я же убежала, а ты осталась. — Она сжала руку Элизабет в своих руках. — Я должна была остаться рядом с тобой.

Элизабет погладила ее ладонь.

— Ты любила своего отца. Ты не поверила мне, когда я говорила, что у него могут быть неприятности. — Она вздохнула. — Да, тебе было лучше остаться, но ты была сломлена: сначала его виной, потом его смертью. Ты была в отчаянии, и я не знала, как тебе помочь. Ты так страдала, весь твой мир рушился на моих глазах, а я ничего не могла изменить, хотя вовсе не хотела причинять тебе боль. Глория кивнула.

— Я знаю. — Она попыталась улыбнуться. Теперь я знаю, что отец хотел навязать тебе свой образ жизни. Он всегда мечтал быть… более преуспевающим, заработать больше денег.

Она снова тряхнула головой, обуреваемая сразу несколькими чувствами: разочарованием, грустью, раскаянием, жалостью к отцу.

— Его тянуло к людям, которые говорили о «легких» деньгах и о «легких» способах их заработать. Отмывание денег. Как он мог не думать о том, что с такими знакомыми он обязательно окажется втянутым в преступление? Устраивал вечеринки и приглашал сомнительных людей. Позволял играть в незаконные азартные игры. Это было ужасно. Он думал, что станет важным, богатым, уважаемым.

— Но ему самой судьбой было предназначено ничего этого не иметь, — мягко сказала Элизабет. — Долгое время мне было очень больно думать о том, что он покончил жизнь самоубийством, но потом я поняла, что это неизбежно должно было произойти. Он жил в воображаемом мире. Действительность его убила.

Глория издала звук, похожий одновременно на смех и на всхлип.

— Он всегда был мечтателем, который ненавидел реальность, — с грустью продолжала Элизабет. — И совершенно запутался. Но я все равно его любила.

— И поэтому ты позволила ему втянуть себя в его дела, принимала участие в вечеринках его клиентов. — Глория вздохнула. — Я начала это понимать совсем недавно. Мне было гораздо проще винить во всем тебя, а не отца. — Она с раскаянием посмотрела на Элизабет. — Я все-таки верю, что он не думал, что все зайдет так далеко.

— Майкл должен был бы знать, что ты не сможешь остаться в стороне, что вся эта грязь коснется тебя. Но он был мечтателем, и не очень умным. Он не понимал, как тебе пришлось туго, когда ты потеряла мать.

— А тебе — когда ты потеряла моего отца. Элизабет кивнула.

— Могло бы быть и хуже. — Она поморщилась. — Если бы не несколько настоящих друзей, которые поручились за меня, я могла бы оказаться в тюрьме. — Она тяжело вздохнула. Но давай не будем больше об этом говорить. Расскажи мне, что привело тебя в Ливерпуль на вечеринку моего друга.

— Твоего друга? Брендона?!

Элизабет заметила реакцию Глории и закусила губу.

— Да. Он один из тех немногих, кто поверил мне. Он нанял для меня хорошего адвоката, и мы выиграли.

— Я приехала с его партнером. — Глория беспомощно откинулась на спинку дивана.

— С Джонатаном Крейгом? — изумленно спросила Элизабет. — Но как?..

— Я познакомилась с ним в здании, где теперь работаю. Я занимаюсь бухгалтерским учетом — у одного столичного бизнесмена.

Элизабет тщетно пыталась удержать радостный смех.

— Вот это мне нравится! Вот это да! А твой отец был уверен, что у тебя не хватит жизнестойкости, чтобы выжить в этом мире. — Она схватила Глорию за руку. — Моя дорогая Девочка, я горжусь тобой.

— Спасибо, — рассеянно промолвила Глория. Она снова думала о Брендоне. — А ты и Джонатана тоже знаешь?

— Знаю. Глория, дорогая, он замечательный человек. Он всегда так помогал мне. — Элизабет наморщила лоб. — Кажется, ты уехала до того, как я познакомилась с Джонатаном. Очень хороший человек. — Она погладила Глорию по руке, одновременно взглянув на часы. — Боже милостивый! Мы сидим тут уже целую вечность. Если мы не появимся в ближайшие пять минут, эти двое вышлют поисковую группу.

— Ох, ты права! — Глория вскочила на ноги и бросилась к двери.

— Помни о походке, — мягко сказала Элизабет. Так она когда-то наставляла маленькую Глорию.

— Да, я помню. — Глория взяла мачеху за руку. — Идешь со мной?

Элизабет поднялась с дивана.

— Мне казалось, что ты будешь лучше чувствовать себя без меня.

Глория повернулась и посмотрела ей в глаза.

— Нет, — твердо сказала она. — Мне будет лучше, если ты будешь со мной. — Она крепко держала мачеху за руку. — Я очень надеюсь, что ты когда-нибудь простишь меня за то, что я вот так убежала. Я была так напугана, так боялась того, что могло бы случиться. Тюрьма, позор, унижения, оскорбления в газетах… — Она печально улыбнулась. — Теперь, когда я думаю об этом, мне кажется, что я тоже смогла бы победить их.

Элизабет кивнула.

— Согласна. И мне не за что тебя прощать, Глория. Я виню только себя за то, что позволила Майклу втянуть меня в эту глупую историю. Я должна была остановить его, когда поняла, что все так серьезно. — Она задумчиво покачала головой и посмотрела на Глорию. Но это в прошлом. А сегодня есть сегодня. Пойдем, малышка.

Глория смотрела на мачеху, вспоминая, сколько раз Элизабет говорила это ей раньше. Теперь она глубоко раскаивалась за два года молчания, но не жалела, что уехала в Лондон. Она занималась делом, которое обеспечивало ее заработком и было довольно интересным. Ей от всего сердца хотелось, чтобы она не исчезала из Ливерпуля, но она не могла сожалеть о тех успехах, которых она добилась в Лондоне… или о встрече с Джонатаном Крейгом!