— Неправильно? — словам удалось вырваться из моего горла, хотя мне казалось, что шею стянуло удавкой. Как он мог такое сказать? Я никогда не чувствовала ничего более правильного. Я смотрела на него, касалась его и чувствовала нечто большее, чем я сама. Словно моя жизнь настолько всецело связана с его жизнью, что я не могла представить, как жить без него.

Я проглотила комок в горле.

— Ты так говоришь, словно ждёшь, что миссис Пратт отругает нас. Мы не дети, — дети не сталкиваются с тем, через что мы прошли вместе. Дети только слышат о подобных вещах в захватывающих историях перед тем, как уснуть в тепле и безопасности своих постелей.

Ни один из нас уже целую вечность не был в безопасности или тепле. Мы держались ради этого. Я не позволю ему сейчас отступиться от нас. Я махнула рукой, обводя жестом вересковые пустоши.

— Здесь нет никого, кто стал бы осуждать нас. Рэтфорд не стоит между нами. Есть только ты и только я.

Уилл стянул фуражку и запихнул её глубоко в карман пальто.

— И что мы должны делать, когда это грандиозное приключение закончится?

— Мы найдём свой собственный путь. — Разве не это мы делали? Мы выжили. Мы самостоятельно проложили путь через всю Англию. Несомненно, мы могли найти способ быть вместе.

— С чем? — Уилл опустил руки вдоль боков. — У нас ничего нет. У меня ничего нет. У меня нет никакого образования. У меня нет семьи, нет дома, нет денег, нет работы, нет имени. Что я могу тебе дать, кроме своей любви?

Я почувствовала, как первая слеза скользнула по моей щеке, и я смахнула её.

— Мне все равно. Этого достаточно для меня.

— Любовь не прокормит нас, — Уилл отвернулся и пошёл к остаткам сломанной повозки, которая теперь представляла собой лишь гору гниющего дерева и сорняков.

Нет. Все это неважно. Будущее не написано на камне. Моя жизнь так сильно изменилась за год. В это же время в прошлом году у меня были любящие родители и дом. У меня было хорошее образование, а также уроки музыки и рисования. Среди моего класса меня уважали и обожали. Сейчас же у меня тоже не осталось ничего. Я не знала, куда заведёт меня будущее, но знала, что нужно верить — я смогу заставить хорошие события произойти в моей жизни.

— После всего того, что мы сделали, ты так мало веришь в себя? В нас? — я подошла к нему, потянувшись к его руке и той лёгкой связи, что мы делили. Мою руку отбросило в сторону, когда Уилл оторвал здоровенный кусок доски от сломанной двуколки.

— Ты когда-нибудь голодала? — он шлёпнул доску на изгиб руки и потянулся к следующей. — Потому что я голодал. Ты можешь представить, что смотришь на своего ребёнка после двух дней без еды и говоришь ему, что хлеба нет? Ничего нет! У меня не было ничего! Я привык к лишениям. Я всю свою жизнь прожил бедняком, и это, моя дорогая Мег, никогда не изменится. Мой отец умер в канаве, забитый до смерти мужчинами, которые смеялись, делая это. Его мёртвое тело разорвали собаки и канюки, ведь у него ничего не было, и никто его не похоронил, потому что никому не было дела.

Уилл прерывисто выдохнул.

— Никому, кроме меня, а мне не хватило сил. Если бы Рэтфорд не подобрал меня в тот день, я бы умер той же ночью. Никто бы никогда не узнал о моем существовании.

Мои слезы беспрепятственно текли по лицу. В глазах Уилла блестели слезы, которые он отказывался пролить. Я хотела обнять его, утешить, но я никак не могла спасти его от этой боли.

Он шлёпнул ещё один кусок дерева в кучу на изгибе его локтя.

— Я любил отца, а он любил меня, — его твёрдый взгляд буравил меня. — Поверь мне, этого оказалось недостаточно.

— Но Оливер и Люсинда…

Уилл дёрнул другую доску, ломая её напополам.

— Оливер и Люсинда не собираются содержать нас всю жизнь, и они не должны этого делать. Я не буду жить за счёт их благотворительности, — Уилл сгорбил плечи, словно под грузом тяжкого бремени. Затем он зашагал обратно прямиком к хижине. — Я должен сам встать на ноги.

— Это не означает, что мы не можем быть вместе, — я чувствовала глубинную рану, пульсирование которой угрожало сокрушить меня. Я любила его. Моё сердце принадлежало ему. Даже если в данный момент он говорил разумные вещи, я знала — это неправильно.

Он — все, чего мне хотелось. Мы могли найти свой путь, лишь бы мы оставались вместе. Где-то в пустошах заржала лошадь. Уилл поднял голову.

Когда звук утих на пронзительном ветру, он снова перевёл взгляд на меня. Положив обломки двуколки у двери коттеджа, Уилл всмотрелся в моё лицо таким напряжённым взглядом, что моё сердце взмолилось к нему.

Он провёл кончиками пальцев по моей щеке, смахивая жгучие слезы. Его губы слегка приоткрылись, словно он хотел поцеловать меня. Я видела сдержанность в его глазах.

— Ты соблазняешь меня, — прошептал Уилл, когда я подалась ближе к нему.

Мне нужно почувствовать его руки вокруг себя, знать, что у нас есть шанс.

Уилл сделал шаг назад, превращая небольшое расстояние между нами в зияющую пропасть.

— Я бы уничтожил тебя, Мег, — он сделал ещё один шаг. — Ты заслуживаешь большего, чем я когда-либо смогу тебе дать.

Уилл ушёл от меня на бесплодные вересковые пустоши, и садящееся солнце превратило его всего лишь в ещё одну тень.

Воздух вырвался из меня сдавленным рыданием. Уилл уходит. Он не останется со мной. Теперь я это знала, и осознание разрывало моё сердце на части.

Я чувствовала это. Глубоко в моей груди что-то надорвалось. Я стиснула руки в кулаки и сжала их вместе, пытаясь защититься от глубинной боли, но я не могла остановить её.

Моё сердце разбито.

Развернувшись, я поискала остальных, хотя слезы продолжали литься из глаз. Я не знала, куда подевались Оливер и Люсинда.

Это не имело значения.

Я одна.

Каждая часть моего тела казалась сделанной из свинца, когда я слепо обходила хижину сзади. Сквозь слезы я нащупала защёлку на двери экипажа и открыла её. Мне понадобились все мои силы, чтобы взобраться наверх, закрыть дверь и рухнуть на бархатную скамейку.

Я заплакала. Безудержные сокрушительные рыдания сотрясали меня, пока я пыталась дать выход боли, струившейся из моего разбитого сердца.

Уилл любил меня. Этого недостаточно. Он любил меня недостаточно или, возможно, слишком сильно. Конечно, я не хотела голодать, но здесь не оставалось места для компромисса, не оставалось никакого способа улучшить положение дел.

От меня ожидалось, что я буду сидеть и ждать, пока он не сделает своё состояние, и только потом мне будет разрешено иметь к нему чувства? Это время уже миновало.

Уилл хороший. Он казался моей второй половинкой, но сейчас он разорвал меня на куски. Во второй раз он предал моё доверие. Хуже этого ничего и быть не могло.

Когда я почувствовала, что больше не могу плакать, я заставила себя приподняться и уставилась на собственные колени. Было темно. Дым из дымохода клубился в воздухе, окрашивая прохладную ночь запахом горящего дерева и какой-то жареной птицы.

Оливер, должно быть, установил силки.

Видят небеса, он бы не сумел подстрелить несчастное существо.

Каждая мысль, проносившаяся в моей голове, напоминала палку, бесцельно плывущую по извилистому ручью. Я не хотела видеться с другими. Я не хотела, чтобы они знали, что я плакала.

Я глубже закуталась в капитанский мундир. Хотя мне и больно, но я должна встретиться с этим лицом к лицу. Я нуждалась в помощи Уилла, но придётся продолжать в одиночку, и я справлюсь. Это принесёт страдания, но я справлюсь.

Покусывая губу, я собралась с духом и открыла дверь экипажа. Я не знала, как долго я плакала — мне известно лишь то, что ветер утих, а ночь украла остатки дневного тепла. Я наблюдала, как призрачный туман поднимается над пустошами, и чувствовала себя абсолютно одинокой.

Это напомнило мне о жестокой и трагической истории, которую я читала — о горькой любви и затерявшемся на пустошах духе женщины, убитой горем и жестоким обращением. Я чувствовала себя немного похожей на неё, потерянной и снедаемой любовью.

Туманы словно звали меня, приглашая навсегда затеряться в своих холодных объятиях.

Оттуда показалась фигура, белые клубы тумана вились вокруг его ног и лица.

— Уилл? — моё сердце ёкнуло и ожило, затем сильно забилось, когда мною овладел страх. Походка мужчины отличалась от походки Уилла. Пока он приближался, мой взгляд остановился на пистолете, нацеленном мне в сердце.

— Добрый вечер, Маргарет, — его голос звучал хрипло, словно он не пользовался им годами. Хорошее чёрное пальто облегало его фигуру, а на его морщинистом лице виднелись густые венгерские усы. Единственная белая прядь выделялась в лохматых черных волосах.

Рэтфорд.

Не понимаю, откуда мне это известно, но я знала. Он походил на физическое воплощение своего дома — внешне элегантный, внутри безумный.

— Добрый вечер, милорд, — я вздёрнула подбородок, сохраняя спокойствие. Он не выстрелит в меня. Он нуждался во мне. Всегда нуждался.

— Я бы попросил тебя сделать одолжение и не кричать, — он склонил голову, не отрывая глаз от ключа на моей шее. — Видишь ли, я уже столкнулся с юным Уильямом на пустошах.

Уилл выдал меня Рэтфорду? Он бы этого не сделал. Что бы он ни говорил, он бы этого не сделал.

— К сожалению, Уильям оказался не столь сговорчив в отношении моего плана, как ему следовало. Боюсь, мне пришлось наказать его.

Новый укол страха пронзил меня. Глаза Рэтфорда блеснули.

— Если ты сделаешь, как я скажу, никто не пострадает. Но стоит тебе ослушаться меня, и бедный Уилл может закончить свою жизнь так же, как и начал: достаточно трагично.

Моё сердце сжалось, и я боялась, что мне может сделаться дурно.

— Что вы с ним сделали?

— Ничего, что нельзя исправить, если ты сделаешь, как я тебе сказал. А теперь иди и принеси пластины, — он взмахнул тройным стволом пистолета в сторону экипажа. — Мы собираемся прогуляться, только ты и я.

Я проглотила тяжёлый комок в горле. Какой выбор у меня был?