На четырнадцатые сутки погода испортилась. Под вечер тучи заволокли небо, начался шторм. Задул резкий, холодный ветер. Море, еще недавно спокойное и гладкое как зеркало, теперь вставало дыбом, грохотало и бешено пенилось. Попрятались даже чайки, сопровождавшие пароход. Громадные крутые волны обрушивались на носовую часть, вода захлестывала судно, и ветер гнал потоки по палубе, окатывая стекла рубки. Судно металось, как раненый кит, — оно то проваливалось в пучину, то снова взмывало на поверхность. «Сокол» содрогался от вибрации. Казалось, еще минута — и он разлетится вдребезги.

Капитан не покидал рулевой рубки. Он видел, как падает барометр, и следил за рулевым, честя его на все корки за неумелость.

— Да, при таком шторме нечего и думать о том, чтобы наверстать потерянное время, — сказал он старшему помощнику.

— Жаль, ходу-то всего с неделю осталось, — покачал головой тот.

Капитан шагнул к компасу, проверил курс.

— Хорошо, если еще больше не опоздаем.

— Пока зы здесь, капитан, я бы сходил взглянуть, как там у нас в третьем трюме, — сказал помощник. — Мне еще в Сан-Франциско казалось, что новые грузчики крепят ненадежно, а теперь мне слышится подозрительный треск. Как бы там не перебило весь груз к чертовой матери...

— Верно, ступайте. Только этого нам не хватало. Можно сказать, на пороховой бочке сидим! Позвоните мне снизу.

Сандерс взял карманный фонарик и пошел. Ураганный ветер никак не давал открыть дверь, и ему пришлось налечь на нее всем телом.

Стоя у окна рубки, капитан Бивер вглядывался в мглу, будто чего-то ждал. Потом он услыхал, как снова открылась дверь. В рубку с воем ворвался ветер. Повернув голову, Бивер увидел Дюваля с листком бумаги в руке.

— Что у вас?

Дюваль шагнул поближе, протянул листок:

— SOS, капитан.

Бивер прочел:

«"НЬЮ-БЭДФОРД" ПОТЕРЯЛ ВИНТ. ВОДА ПОСТУПАЕТ В МАШИННОЕ ОТДЕЛЕНИЕ. НАСОСЫ НЕ СПРАВЛЯЮТСЯ. ПОЛОЖЕНИЕ СЕРЬЕЗНОЕ. ПРОСИМ ОКАЗАТЬ НЕМЕДЛЕННО ПОМОЩЬ И СНЯТЬ КОМАНДУ. НАШЕ МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ 150 МИЛЬ К СЕВЕРО-СЕВЕРО-ВОСТОКУ ОТ МЫСА СИРЕТОКО. СООБЩИТЕ ВАШИ КООРДИНАТЫ И ВРЕМЯ ПРИБЫТИЯ».

Капитан помрачнел и несколько секунд молчал, уставившись на Дюваля, потом сказал:

— Когда приняли?

— Только что, сэр.

Капитан метнулся к карте, провел несколько линий.

— Вон они где! — показал он. — Но мы ничего не можем сделать. Они очень далеко от нас. Нет. Мы не сумеем им помочь.

Дюваль в ужасе смотрел на капитана.

— Но не можем же мы нарушить законы моря, сэр! Наш долг — попытаться спасти людей.

Капитан вскинул голову.

— Не вам учить меня законам моря, как-нибудь сам разберусь! Я вам сказал: помочь не можем. Мы не изменим курса ни на один градус.

Стараясь не смотреть на капитана, Дюваль возразил было:

— Но я подумал, что их команда...

— Хватит! — перебил капитан. — Думать предоставьте мне! На сигналы с этого судна не отвечать! Ступайте!

Дюваль осуждающе глянул на капитана и вышел.

А Бивер вернулся к окну рубки и снова стал глядеть во мглу. На миг ему вспомнилась гибель его собственной шхуны, разбившейся много лет назад на рифах, и он представил себе, что творится сейчас на гибнущем «Нью-Бэдфорде». Ему стало жутко, он явственно видел, как капитан стоит на мостике и всматривается во тьму — не появятся ли какие-нибудь огни; они означали бы, что его призыв услышан и к нему спешат на помощь. Но Бивер быстро подавил в себе это чувство и стал думать о грузе, который надо срочно доставить в Россию. И о денежной награде, ожидающей его в Сан-Франциско. Раздался телефонный звонок.

— Капитан слушает!

— Говорит старший помощник. В трюме полный разгром. Крепления сорваны. Ящики разбросаны. Много разбитых. Какие будут распоряжения?

— Проклятие! — закричал капитан. — Немедленно бросить туда всех, кто не на вахте!

— Есть, сэр, — ответил Сандерс.

Швырнув трубку на рычаг, капитан пробормотал:

— Какие это, к черту, грузчики. Дерьмо!

И снова стал напряженно всматриваться во мрак.

Всю команду подняли. Сорвали с коек даже тех, кого укачало. Боцман Гендерсон провел матросов к третьему люку, отдраил стальную крышку и велел спускаться по трапу на нижнюю палубу. Одетые слишком легко, люди ворчали: ледяной ветер пронизывал до костей. Когда трюм осветили лампами на удлинителях, взорам всей команды представилось довольно безрадостное зрелище. Кругом валялись разбитые ящики, по всему трюму были разбросаны винтовки, а поверх них — груды консервных банок. Ящики покрупнее громоздились один на другом, грозя вот-вот свалиться от качки и разлететься вдребезги.

Мартин распиливал доски для обрешетки, другие собирали винтовки и складывали у переборки.

— Ух ты! — закричал Чернявый, подняв винтовку и прицеливаясь. — Бьюсь об заклад — из такой вот штучки можно выбить глаз с тысячи ярдов!

— Тут этого добра хватит, чтоб выбить глаза всем русским! — подхватил Гуннар. — Сезон охоты на красных открыт, разрешения не требуется! — И он загоготал.

— Как, ты и женщин собираешься убивать? — с комическим ужасом спросил Кармайкл.

— Не бойся, только тех, кто старше двадцати! Ну, а другие сами будут не рады, что живы остались, когда я за них примусь.

Эти гнусные шуточки вызвали общий смех. Мартин делал вид, что не слышит, но у него все переворачивалось внутри. Винтовки валялись под ногами, мешали работать, и он решил убрать их в сторону. Он нагнулся, взял винтовку в руки, и сразу по спине у него побежали мурашки. «Джек, — услышал он голос Нельсона, — не дай им превратить тебя в убийцу!» В ужасе Мартин швырнул винтовку на пол и посмотрел на свои руки: они были жирные от смазки. Он стал лихорадочно обтирать их о штаны. У него была одна только мысль: бежать отсюда без оглядки, чтобы не видеть этих людей, не прикасаться к этому оружию.