Оборотни с планеты Зима

При всей кажущейся новизне и суперсовременности своих сюжетных находок и фантастических идей, писатели-фантасты наших дней нередко повторяют давно известные мифы и сказки. Потаённые желания и опасения человечества, оказывается, почти не изменились с древних времён. Талантливые писатели только приоткрывают над ними завесу.

В романе Урсулы Ле Гуин «Левая рука тьмы» события происходят на планете Гетен, прозванной землянами Зимой: очень уж суровым был её климат. Холод и стал причиной того, что у её аборигенов сформировался особый тип сексуальности. Компенсируя высокую смертность новорождённых, эволюция позаботилась о возникновении у гетенианцев таких мощных всплесков сексуальной активности и плодовитости, на которые уроженцы Земли не способны. Потому-то для обитателей планеты стали типичными сценки, подобные этой:

«Рядом с домом, среди размокших клумб, луж, покрытых ломкими ледяными корочками, и быстрых, нежноголосых весенних ручьёв, прямо на покрытой первой зеленью лужайке стояли и нежно беседовали двое юных влюблённых. Их правые руки были судорожно сцеплены — одна в другой. Первая фаза кеммера. Вокруг них плясали крупные снежинки, а они стояли себе босиком в ледяной грязи, держась за руки и ничего не замечая вокруг, кроме друг друга. Весна пришла на планету Зима».

Главной особенностью половой системы жителей Гетена, впрочем, были не сами по себе циклические всплески сексуальности. Чудо заключалось в её полной смене: в периоде кеммера гетенианцы превращались то в мужчин, то в женщин. В промежутке между такими метаморфозами они, по словам Ле Гуин, оставались андрогинами. (Не путать с андроге нами — мужскими половыми гормонами! «Андроги ны» — «мужеженщины», от греческих слов «андрос» — мужчина и «гине» — женщина). На взгляд сексолога, эта авторская формулировка не совсем точна. Большую часть своего полового цикла гетенианцы были не андрогинами, а, скорее, мужчинами-гипогениталами с минимальным уровнем выработки гормонов.

«Из полевых записей исследователей межпланетной экспедиции, высадившейся на планету Гетен (Зима).

Сексуальный цикл гетенианцев колеблется от 26 до 28 дней. В течение первых 21–23 дней индивид входит в состояние кеммера — период наибольшей сексуальной активности. В первой его фазе он по-прежнему андрогинен. Половые признаки и потенция у него не появятся, если он окажется в изоляции. Таким образом, гетенианец в первой фазе кеммера к половому акту не способен. Однако сексуальная активность уже в этой фазе весьма сильна, она оказывает в этот момент решающее влияние не только на личность данного индивида, но и на его социальную и духовную жизнь и деятельность. Когда индивид обретает партнёра по кеммеру, его гормональный статус получает дополнительный стимул (по всей вероятности, за счёт прикосновения, при котором возникает не выясненная пока секреторная деятельность, а может быть, и появляется особый запах), и в итоге один из партнёров приобретает гормонально-половой статус, мужской или женский. Половые органы при этом претерпевают соответствующие внешние изменения, усиливаются эротические ласки, и второй партнёр, подстёгнутый переменой, происшедшей с первым, обретает все признаки противоположного пола. Исключений практически не бывает. Если же и возможно проявление у обоих партнёров одних и тех же половых признаков, то эти случаи настолько редки, что их можно и не учитывать. Если у первого из партнёров кеммер успел достигнуть своего полного развития, то второй проходит первую фазу значительно быстрее; если же оба вступают в состояние кеммера одновременно, то развитие фаз происходит медленнее. Нормальные индивиды не имеют предварительной предрасположенности к мужской или женской роли; то есть они даже не знают, кем будут в данном конкретном случае — женщиной или мужчиной, и не способны выбирать. Когда половая определённость достигнута, она не подлежит изменению до полного окончания кеммера. Кульминационная фаза продолжается от двух до пяти дней, во время которых половое влечение и потенция достигают своего максимума. Эта фаза завершается почти внезапно, и, если зачатия не произошло, индивиды в течение нескольких часов возвращаются в бесполое состояние.

Если же у индивида, выступившего в женской роли, наступает беременность гормональная активность организма, естественно, продолжается, и в течение 8,4 месяца беременности, а также всего периода кормления грудью (6–8 месяцев), молочные железы максимально развиты; бёдра становятся шире. С прекращением лактации индивид постепенно возвращается в бесполое состояние до следующего цикла. Не прослеживается никакого физиологического привыкания к роли, так что мать, родившая нескольких детей, может с тем же успехом стать отцом ещё нескольких».

Первым контактёрам с цивилизацией Гетена подобные метаморфозы показались отталкивающими.

«Что значит друг в этом мире, — размышляет землянин Дженли Ай , — где любой друг может стать твоей возлюбленной с новым приходом луны? Навсегда запертый в рамках своей мужественности, я не мог бы стать другом никого из этой расы, то ли мужчин, то ли женщин. Ни тех, ни других, но тех и других одновременно, подчинённых странным циклическим изменениям, зависящим от фаз луны, меняющих свой пол при прикосновении ладоней. Оборотни уже с колыбели. Не может быть между нами ни дружбы, ни любви».

Гетенианцы, в свою очередь, не жалуют землянина. Король Арговен говорит:

«Я не знаю, что за чертовщина сидит в вас, господин Ай: то ли вы сексуальный извращенец, то ли искусственно созданное чудовище, то ли действительно пришелец из великой пустоты космоса».

От этого безумного беременного короля и зависят судьбы героев романа — Дженли и его знакомого гетенианца, чьё полное имя звучит по-феодальному роскошно и романтично: Терем Харт рем ир Эстравен, лорд Эстре.

Эстравен с риском для жизни ценой нечеловеческих усилий и жертв спас Дженли, выкрав его из концентрационного лагеря. К землянину он относится с трогательной материнской нежностью. Верзила-негр, которому он едва достаёт по грудь, кажется гетенианцу

«хрупким, незащищённым, открытым, уязвимым; даже половые органы его всегда находятся снаружи, он не может втянуть их в брюшную полость, спрятать. Его имя — крик боли».

Так что размышления об оборотнях были со стороны спасённого землянина верхом неблагодарности. И, ночуя в одной палатке со своим спасителем, с которым они вместе бегут, пересекая вечный ледник, из тоталитарного государства Оргорейн, он, в конце концов, отказался от прежних предубеждений. Мало того, их взаимная приязнь переросла в любовь.

 

Превратности майората, или «Ромео и Джульетта» в «голубых» тонах

В Европе был когда-то обычай майората. Чтобы не дробить феодальное владение, оно целиком наследовалось старшим сыном властителя. Младшие братья получали дворянский титул, свидетельствующий об их аристократическом происхождении, но право на владение родовым гнездом переходило к ним только после смерти прямого наследника.

На планете Гетен система майората приобрела особую сложность. Ведь властелин феодального поместья («очага») мог быть не только отцом, но и матерью своего потомства. «Родными по крови» считались лишь те из его сыновей, которых он сам родил и выкормил грудью. Например, все дети князей Эстре носили родовое имя Эстравен (то есть «выходец из очага Эстре»), но прямым наследником мог быть лишь старший из «родных» сыновей.

Порой такая система майората давала сбои, что ставило властелина и его подданных в щекотливое, а иногда и в опасное положение. Ле Гуин создала подлинный шедевр, поведав историю соперничества за право наследовать очаг Эстре.

Всё это случилось с далёким предком героя «Левой руки тьмы» Терема Эстравена.

«Давным-давно между княжеством Сток и княжеством Эстре земли Керм шла тяжкая распря. Налёты и грабежи с обеих сторон продолжались в течение трёх поколений, и конца этому спору не предвиделось, ибо спор был связан с земельными владениями. Хорошей пахотной земли в Керме мало, и слава любого княжества — в протяжённости его границ, а правят там люди гордые, вспыльчивые, отбрасывающиечёрные тени.

Случилось так, что родной сын и наследник лорда Эстре во время охоты бежал на лыжах по Ледяному озеру в первый месяц весны, попал в трещину и провалился под лёд. Однако, положив поперек полыньи одну лыжу, он всё-таки выбрался из воды. И оказался в не менее ужасном положении: он промок насквозь, а было очень холодно, к тому же близилась ночь. Юноша не чувствовал в себе сил, чтобы добраться до дому, — до Очага было не менее десяти километров вверх по склону холма, — а потому направился к деревне Эбос на северном берегу озера. Когда наступила ночь, всё затянуло туманом, спустившимся с ледника, и над озером спустилась такая мгла, что он ничего не видел перед собой, не видел даже, куда ставит лыжи. Он шёл медленно, опасаясь снова провалиться, холод пробирал его до костей. Он понимал, что скоро не сможет двигаться. Наконец сквозь туман и ночь он разглядел впереди огонёк. Он снял лыжи, потому что берег озера здесь был неровным, каменистым и местами совсем лишённым снега. Едва держась на ногах, из последних сил устремился он к этому огоньку, находившемуся явно в стороне от Эбоса. Оказалось, что это светится окно одинокого домика, со всех сторон окружённого густыми деревьями тор, единственными, что могут расти на земле Керм. Деревья тесно обступили домик, и, хотя они были невысоки, он буквально тонул в их ветвях. Юноша застучал в дверь и громко позвал на помощь; кто-то впустил его в дом и подвёл к огню, пылающему в очаге.

В доме оказался только один человек. Он раздел Эстравена, одежда которого задубела на морозе, словно превратясь в железный панцирь; потом завернул его голого в меховые одеяла и, согревая собственным телом, изгнал ледяной холод из заледеневших членов. Потом напоил горячим пивом, и юноша в конце концов пришёл в себя и вгляделся в своего спасителя.

Человек этот был ему незнаком; они были примерно ровесниками и смотрели друг на друга. Оба были красивы, стройны, хорошо сложены, смуглы, с тонкими чертами лица. Эстравен заметил в чертах незнакомца пламя кеммера. И сказал:

— Я Арек из Эстре.

— А я Терем из Стока, — откликнулся тот.

При этих словах Эстравен рассмеялся, потому что был ещё слишком слаб, и сказал:

— Значит, ты отогрел меня и спас от смерти, чтобы потом убить, Стоквен?

— Нет, — ответил тот, протянул руку и дотронулся до Эстравена, чтобы убедиться, что холод совсем покинул тело юноши. И тут Эстравену, хотя ему оставалось ещё день или два до наступления кеммера, показалось, что в душе его разгорается огонь. И оба они застыли, едва касаясь друг друга руками. — Смотри, они совсем одинаковые, — сказал Стоквен и положил свою ладонь на ладонь Эстравена, и ладони действительно почти совпали: одинаковой длины и формы — словно левая и правая рука одного человека, просто сложившего их вместе. — Я тебя никогда раньше не видел, — сказал Стоквен. — И мы с тобой смертельные враги.

Он встал, подбросил дров в камин; потом вернулся к своему гостю.

— Да, мы смертельные враги, сказал Эстравен. — Мы заклятые враги, но я дал бы тебе клятву кеммеринга.

— А я тебе, — сказал Стоквен.

И тогда оба поклялись друг другу в вечной верности, а в земле Керм — как тогда, так и сейчас — клятва эта нерушима и неизменна. Ту ночь и следующий день и ещё одну ночь провели они в хижине на берегу замёрзшего озера. Наутро небольшой отряд явился из княжества Сток, и один из пришедших узнал наследника лорда Эстре. Не говоря ни слова, он без предупреждения вытащил нож и на глазах у юного Стоквена, на глазах у всех зарезал Эстравена, вонзив клинок ему в грудь и горло. Юноша, обливаясь кровью, замертво рухнул на холодную золу в очаге.

— Он был единственным наследником Эстре, — сказал его убийца.

Стоквен ответил:

— В таком случае кладите его в свои сани и везите в Эстре: пусть его с честью там похоронят.

А сам вернулся в Сток. Однако убийцы хоть и пустились было в путь, но не повезли тело Эстравена домой, а оставили в дальнем лесу на растерзание диким зверям и той же ночью вернулись в Сток. Терем в присутствии своего родителя по крови лорда Хариша рем ир Стоквена спросил их:

— Сделали вы то, что я велел вам?

— Да, — ответили они.

И Терем сказал:

— Вы лжёте, ибо никогда не вернулись бы из Эстре живыми, если бы выполнили мой приказ. Итак, вы не выполнили его и вдобавок солгали, чтобы скрыть это; я требую изгнать этих людей из Стока.

И по приказу лорда Хариша убийцы были изгнаны из Очага и княжества и объявлены вне закона.

Вскоре после случившегося Терем покинул родной дом, сказав, что мечтает некоторое время пожить в Цитадели Ротерер, и на целый год исчез из княжества Сток.

А в княжестве Эстре всё это время тщетно искали юного Арека в горах и на равнинах, а потом оплакали его гибель: горько оплакивали его всё лето и осень, ибо он был единственным родным сыном князя и его наследником. Однако к концу месяца Терн, когда тяжёлым снежным покрывалом накрывает землю зима, пришёл со стороны гор некий лыжник и подал стражнику у ворот свёрток, закутанный в меха, сказав:

— Это Терем, сын сына лорда Эстре.

А потом, подобно камню, скатывающемуся по крутому склону горы, он ринулся на своих лыжах вниз и исчез из виду прежде, чем кому-то пришло в голову задержать его.

В свёртке оказался новорождённый младенец. Он плакал. Люди отнесли его к лорду Сорве и передали то, что сообщил незнакомец; и душа лорда, исполненная тоски, узнала в младенце своего утраченного сына Арека. Он приказал объявить ребёнка сыном своей семьи и дал ему имя Терем, хоть подобное имя никогда раньше не встречалось в роду Эстре.

Ребёнок рос красивым, умным и сильным; это был смуглый и молчаливый мальчик и все видели в нём сходство с пропавшим Ареком. Когда Терем вырос, он был объявлен лордом Сорве наследником Эстре. И тут ожесточились сердца многих сводных его братьев, отцом которых был старый князь; каждый из них обладал своими достоинствами и силой, каждый претендовал на наследство. И они сговорились устроить юному Терему засаду, когда тот в одиночку отправился поохотиться в первый месяц весны. Юноша оказался хорошо вооружён, и заговорщикам не удалось застать его врасплох. Двоих он застрелил в тумане, что толстым покрывалом укутывает Ледяное озеро в начале весны, а с третьим дрался на ножах и убил его, хотя и сам оказался тяжело ранен — в грудь и в шею. После схватки он бессильно стоял над телом брата и смотрел, как на землю спускается ночь. Терем слабел и страдал от боли, раны его обильно кровоточили, и он решил обратиться в ближайшую деревушку Эбос за помощью, однако во тьме и тумане сбился с пути и забрёл в густой лес на восточном берегу Ледяного озера. Там в зарослях деревьев тор он заметил уединённую хижину, открыл дверь, вошёл, но был слишком слаб и не смог разжечь огонь в очаге, а без сил упал на его холодные камни и лишился чувств. Кровь же продолжала сочиться из его открытых ран.

Среди ночи кто-то тихонько вошёл в хижину. Увидев окровавленного юношу, лежавшего у очага, человек так и застыл на пороге. Потом торопливо устроил удобное и тёплое ложе из меховых одеял, вынув их из сундука, развёл в очаге огонь, промыл и перевязал раны Терема. Заметив, что юноша пришёл в себя и смотрит на него, он сказал:

— Я Терем из Стока.

— А я Терем из Эстре.

И оба вдруг умолкли. Потом юноша улыбнулся и спросил:

— Ты перевязал мои раны и спас меня, чтобы потом убить, Стоквен?

— Нет, — ответил старший из этих двух Теремов.

Тогда Эстравен спросил:

— Как случилось, лорд Стоквен, что ты, правитель княжества, оказался здесь один, в столь опасном месте, на спорной земле, из-за которой идёт вражда?

— Я часто прихожу сюда, — ответил Стоквен.

Он взял юношу за руку, чтобы проверить нет ли у него жара; на какое-то мгновенье его ладонь легла на ладонь юного Эстравена — каждый палец, каждая линия этих двух рук в точности совпали, словно то были руки одного человека.

— Мы с тобой смертельные враги, — сказал Стоквен.

— Да, мы смертельные враги. Но я никогда не видел тебя раньше.

Стоквен чуть отвернулся.

— Когда-то очень давно я однажды видел тебя, — сказал он. — Я очень хотел бы, чтобы между нашими Очагами установился мир.

И Эстравен сказал:

— Клянусь, что между мной и тобой всегда будет мир.

Оба они поклялись хранить мир и больше уже ни о чём не говорили. Раненый уснул. Рано утром Стоквен покинул хижину, но вскоре из деревни Эбос за Эстравеном пришли люди и перенесли его домой в Эстре. Больше ни один человек не осмеливался оспаривать волю старого князя: справедливость его решения доказана была кровью троих сыновей, пролитой на льду замёрзшего озера; и после смерти старого Сорве лордом Эстре стал Терем. Уже через год он прекратил распрю, передав половину спорных земель княжеству Сток. За это, а также за убийство трёх своих братьев его прозвали Эстравен-Предатель. Однако имя его, Терем, по-прежнему очень часто дают детям княжества Эстре».

 

Нравы андрогинов на планете Гетен

Гетенианский жест соприкосновения ладонями, переходящий в судорожное сцепление переплетёнными пальцами, — великолепная художественная находка Ле Гуин. Это — ёмкий и многогранный символ. Если сексуально одарённым землянам лишь суждено

то для гетенианцев касание тел и ладоней становится началом цепи эндокринных реакций, превращающих их в мужчину или в женщину; он приводит к возникновению сексуальной страсти, к вступлению в половой акт и, в конечном итоге, к размножению.

Характерен один из эпизодов совместного перехода беглецов через студёное бескрайнее ледяное плато. У гетенианца наступил кеммер. Находясь в тесной палатке с землянином, Эстравен боялся ненароком коснуться своего спутника. Как вспоминал впоследствии Дженли Ай, он

«смотрел на меня прямо и нежно. Всё это время он старался избегать меня настолько, насколько в таких условиях возможно избегать друг друга».

Самому Дженли было несравнимо проще. По гетенианским меркам, на сильную и необоримую страсть земляне и вовсе не способны. «Должно быть, — размышляет Эстравен, — это весьма странное и не слишком активное половое влечение, раз оно растянуто на целый год и всегда точно известно к мужскому или женскому типу оно относится». Кроме того, Дженли чувствовал себя самым обычным гетеросексуальным мужчиной и считал, по крайней мере, в ту пору гомосексуальную связь для себя неприемлемой: «Я тогда совсем не желал отдавать свою веру, свою дружбу мужчине, который одновременно был женщиной». Словом, землянин не испытывал особых неудобств и, тем более, мучений.

Между тем, Эстравена, буквально трясло от сексуального желания. Позже Дженли рассказывал об этом:

«— Я не должен тебя касаться, — сказал он очень напряжённо и отвернулся.

— Понимаю. И полностью с тобой согласен, — ответил я, ибо мне казалось, как возможно и ему, что именно из того сексуального напряжения, что возникло тогда между нами, — теперь допустимого и понятного, хотя и неутолённого, — и родилось ощущение той уверенности во взаимной дружбе, той самой, что так нужна была нам обоим в этой ссылке и так хорошо была доказана долгими днями и ночами нашего тяжкого путешествия. Преданность и дружба эта вполне могла бы быть названа более великим словом: любовь».

Итак, соприкосновение телами и ладонями представляет собой важнейший элемент полового цикла гетенианцев. Оно запускает череду гормональных и морфологических изменений, приводящих к возникновению сексуального влечения и к половой близости.

Читателя, знакомого с биологией земноводных, это наводит на озорные ассоциации, мало уважительные по отношению к гетенианцам. Ведь эффект их взаимного касания очень уж похож на безусловный рефлекс, заставляющий самца-лягушку сжимать в своих объятьях самку.

«С появлением первых тёплых весенних дней, — пишет русский физиолог И. Р. Тарханов , — наступает, как известно, и весьма горячая половая жизнь у лягушек; в ту пору самцы этих животных, побуждаемые половым инстинктом, приближаются к самкам, обхватывают их своими передними лапками и судорожно держат их в этом положении в течение нескольких дней. Самец выжидает в таком положении выхода яиц из клоаки самки и тут же оплодотворяет их выбрасываемой им семенной жидкостью. По выведении самкой всех яиц заканчивается, по-видимому, половой акт самца, и он, сходя с самки, освобождает её совсем и больше к ней не возвращается».

Физиолог рассказал о немилосердных опытах Спаланцани и Гольца, проведенных этими учёными на спаривающихся лягушках. Самцу можно перерезать хребет с проходящим в нём спинным мозгом, отрезать голову — ничто не заставит его разжать «любовное объятие» и выпустить из цепких лап подругу. Стоит, однако, выдавить семенную жидкость из семенных пузырьков «страстного любовника», и «любви» как не бывало.

Неужели нет никакой разницы между страстным объятием самца-лягушки и любовным жестом гетенианцев, соприкасающихся ладонями?! Ведь и тот и другой, казалось бы, относятся к разряду безусловных рефлексов, не зависящих от воли и от тончайших переживаний, называемых любовью. Но, конечно же, аналогия между этими двумя физиологическими актами лишь кажущаяся. Жест соприкосновения ладонями приобретает у каждого отдельного гетенианца особое эмоционально окрашенное значение, становясь выражением индивидуального выбора объекта влечения или даже любви. Подобно двуликому Янусу, кеммер имеет двойное значение. С одной стороны, он — проявление стихийной силы, похожей на ту, что овладевала греческой поэтессой Сапфо:

Недаром к мощной стихии полового влечения на планете Гетен относятся с полным уважением и пониманием.

«У каждого гетенианца раз в месяц бывает отпуск; ни один из жителей, кто бы он ни был по своему положению, не обязан работать, если он находится в кеммере (во всяком случае, его нельзя насильно заставить трудиться). Никто не может быть изгнан из „дома любви“, даже если у него нет денег или он кажется кому-то неприятным. Всё как бы отступает перед регулярно появляющимися „томлениями страсти“».

Но, с другой стороны, как ни силён инстинкт телесного соприкосновения гетенианцев, он всё-таки подвластен сознательному контролю. Не так уж он неизбежен и неодолим, секс в периоде кеммера! В этом плане показательна история с неким Гаумом, который своей яркой красотой произвёл неизгладимое впечатление даже на землянина Дженли. «Он был поразительно хорош собой по меркам любой расы и любого пола; я просто глаз от него не мог отвести», — признаётся он. Так вот, этот самый Гаум по заданию контрразведки своей страны, пытался соблазнить Эстравена, чтобы выведать у него какие-то важные секреты. На сей счёт есть дневниковые записи героя книги:

«Гаум полагает, что меня можно подкупить, и явно намерен попытаться сделать это, действуя своими собственными, весьма любопытными методами. Он либо следил за мной, либо приставлял ко мне наблюдателей — во всяком случае, я был у него под присмотром, — так, им известно, что я, например, вступлю в первую фазу кеммера на двенадцатый или тринадцатый день этого месяца. Именно поэтому он, якобы случайно, и подвернулся мне в самом расцвете собственного кеммера, явно стимулированного гормонами, чтобы соблазнить меня. „Чисто случайная“ встреча на улице. — „Терем! Я вас целых полмесяца не видел! Где это вы прятались? Пойдёмте, выпьем по кружке пива“.

Он выбрал пивную рядом с одним из государственных Домов любви. Но заказал не пиво, а „живую воду“: явно не собирался терять время даром. После первой рюмки он положил руку мне на ладонь и, приблизив своё лицо к моему, страстно прошептал: „ведь мы не случайно встретились сегодня: я ждал вас. Молю: будьте моим кеммерингом!“ — и назвал меня моим домашним именем. Я не отрезал ему язык только потому, что с тех пор, как покинул Эстре, не ношу с собой ножа, и сообщил, что намерен в ссылке блюсти воздержание. Он продолжал ворковать и цепляться за руки. Гаум в состоянии кеммера особенно красив и очень рассчитывал на свою красоту и сексуальную неотразимость, зная, по-моему, что я никогда не принимаю средства, снижающие половую активность, так что особо упорствовать не стану. Он забыл, что отвращение действует порой не хуже иного лекарства. Я освободился из его объятий — разумеется, не совсем оставшись равнодушным — и предложил ему воспользоваться услугами ближайшего Дома любви. И тут он посмотрел на меня с ненавистью, достойной сострадания, потому что, как бы недостойны ни были его цели, сейчас он находился в глубоком кеммере и был очень сильно возбуждён».

Вот так «безусловный рефлекс» телесного соприкосновения!

Теперь понятно, почему не сработал этот сложный механизм при встрече обоих Теремов, Эстравена со Стоквеном, его отцом (точнее, матерью!). Дело, похоже, не только в том, что оба они были вне кеммера. На планете Гетен инцест (половая связь родителей с детьми) категорически запрещается.

Иначе обстоит дело с братской любовью, перерастающей в плотскую. В подобных случаях гетенианский брак разрешён, но в отличие от супругов, не состоящих в кровном родстве, братьям-любовникам строго запрещено давать друг другу обет вечной любви. Как только у одного из них рождается сын, второй должен покинуть и своего бывшего супруга, и родной очаг. Так, по-видимому, гетенианцы борются с накоплением генетических сбоев, которыми чреваты близкородственные браки.

Тут мы сталкиваемся с очень важной сюжетной линией романа Ле Гуин.

 

Любовь братская и не только…

Читатель знакомится с Эстравеном в тот момент его жизни, когда он занимает важный пост главы правительства в королевстве Кархайд. В то время герой романа вёл холостяцкий образ жизни, обходясь без кеммеринга. Между тем, так было не всегда. Главным событием, во многом определившим характер Терема Эстравена, была его любовь к старшему брату Ареку. (Ле Гуин мастерски играет повторами наследственных имён своих персонажей и циклическим повторением роковых событий в их жизни!) Когда у них родился сын Сорве, то, следуя строгому обычаю, отец новорождённого должен был покинуть своего брата-супруга и оставить родной очаг. Арек, родивший их сына, остался дома и был провозглашён лордом-наследником Эстре.

Вынужденный разрыв любящих братьев чем-то напоминает горькую судьбу андрогинов, согласно Платону, разделённых суровым Зевсом напополам. Читатель особо остро посочувствует тоске разлучённых Эстравена и Арека, когда чуть позже прочтёт соответствующую выдержку из «Диалогов» философа. Старший брат так и не пережил разлуки с любимым. Он умер, прислав своему бывшему супругу прощальное письмо, полное поэзии и боли, в котором утверждал, что их руки соединились навеки. И хотя Арек ушёл из жизни, Терем по-прежнему чувствовал, как ладонь брата касается его ладони. Он поминутно вспоминал любимого, вёл с ним долгие беседы во сне.

Терем решил не возвращаться в родной очаг, ограничиваясь лишь перепиской со старым лордом Эстре, своим отцом (вернее, матерью), и сыном Сорве. Когда его встретил и полюбил Аше, Терем пошёл навстречу чувству этого прекрасного человека. Целых семь лет они были кеммерингами, причём Терем стал отцом двух сыновей, рождённых Аше. Увы, всё это не стёрло из памяти прежнюю любовь к брату Ареку. Аше, страдая от неразделённого чувства, покинул Терема, приняв обет целомудрия. Когда рескрипт безумного короля объявил Эстравена предателем, и любые контакты с опальным министром стали смертельно опасными, Аше, пренебрегая запретом, поспешил на помощь бывшему супругу, которого любил по-прежнему.

Из дневника Эстравена:

«В течение последних трёх лет мы не виделись, и всё же, когда я заметил его в вечерних сумерках под каменной аркой ворот, мне сразу вспомнилась прежняя теплота наших отношений, словно расстались мы лишь вчера; я сразу понял, что в нём живы любовь и преданность; именно эта любовь и послала его навстречу в час невзгод. И чувствуя, что вновь запутываюсь во всём этом, я рассердился: любовь Аше всегда заставляла меня идти против собственной воли.

Я прошёл мимо него. Мне необходимо было быть жестоким, так что нечего было тянуть, нечего притворяться добреньким.

— Терем, — окликнул он меня и пошёл следом. — Терем, я пойду с тобой.

Я не ответил.

— Десять лет назад тоже был месяц Тува, и мы дали клятву …

— А три года назад ты первым нарушил её и покинул меня. Впрочем, ты поступил разумно.

— Я никогда не нарушал клятву, которую мы тогда дали друг другу, Терем.

— Что ж, верно. Нечего было нарушать. Всё это было неправдой. Во второй раз такую клятву не дают. Ты и сам это знаешь; да и я тогда знал. Единственный раз по-настоящему поклялся я в верности, так никогда и не произнеся этого вслух, потому что это было невозможно; а теперь тот, кому я поклялся в верности мёртв, а моя клятва давно нарушена, так что никакой обет нас не связывает. Отпусти меня.

Я говорил гневно, но обвинял в нашей трагедии не Аше, а, скорее, самого себя; вся прожитая мною жизнь была словно нарушенная клятва. Но Аше этого не понял, в глазах его стояли слёзы, когда он сказал:

— Пусть нас не связывает клятва, но я очень люблю тебя».

Встреча с Дженли, круто переменившая жизнь Эстравена, была для него вдвойне судьбоносной. Землянин был посланцем Эйкумены, федерации планет, намного опередивших в своём развитии Гетен. В союзе с ней Эстравен видел прямой путь к тому, чтобы исцелить социальные язвы своей родины. Свою жизнь отныне он отдал благородной цели — вступлению Гетена в галактическое содружество. Эта задача оказалась неимоверно трудной и смертельно опасной, приведя Эстравена к опале. «Я стал изгнанником ради вас, Дженли», — признался гетенианец.

Землянин тогда так и не понял, что это было своего рода признанием в любви. Ведь Терем стал изгнанником второй раз в своей жизни, а впервые он пошёл на это из-за своей любви к брату-супругу Ареку. Два человека — покойный брат и землянин — совместились в чувствах и в судьбе Эстравена. Недаром в телепатической связи, вступать в которую Дженли обучил Терема, землянин говорил с ним голосом Арека.

Эстравен достиг поставленной им цели: он спас Дженли от гибели, выкрав его из концентрационного лагеря; он заставил короля Арговена заключить договор с делегацией из просвещённого космоса. Всё это досталось непомерно высокой ценой: Терем погиб, оставаясь «Эстравеном-Предателем», объявленным в пределах своего государства и родного очага вне закона. И лишь с его смертью землянин понял, что потерял не только союзника, верного друга и спасителя, но и горячо любящего человека. Вот тогда-то, чтобы смягчить горечь своей утраты, Дженли отправился в путешествие к домашним Терема, к старому лорду Эстре.

«— Мы с вашим сыном прожили вместе несколько долгих месяцев. Я был с ним рядом, когда он умер. Я принёс вам его дневники. И если бы я мог что-то рассказать вам об этих днях…

Лицо старика по-прежнему ничего не выражало. Это спокойствие трудно было нарушить. Но тут неожиданно из затемнённого угла на освещённое пространство между огнём и камином вышел юноша; неяркие отблески пламени плясали на его лице; он хрипло проговорил:

— Его ещё называют Эстравен-Предатель.

Старый князь посмотрел сперва на юношу, потом на меня.

— Это Сорве, — сказал он, — наследник Эстре, сын моего сына.

У них не существует запрета на инцест, я достаточно хорошо это знал, но всё же мне, землянину, трудно было воспринять это сердцем и странно было видеть отсвет души моего друга на лице мрачного, с яростно блестящими глазами мальчика. А когда я, наконец, снова заговорил, голос мой слегка дрожал:

— Король намерен публично отказаться от своего приговора. Предателем Терем не был. Разве имеет значение, как его называют глупцы?

Князь медленно и спокойно ответил.

— Имеет, — сказал он.

— Вы прошли через Ледник Гобрин вместе с ним? — спросил Сорве. Вы и он? Вдвоём?

— Да, прошли.

— Мне бы хотелось послушать историю об этом переходе, господин Посланник, — сказал старый князь очень спокойно.

Но мальчик, сын Терема, с трудом, заикаясь, проговорил, перебивая старика:

— Вы ведь расскажете нам, как он умер? Расскажите о других мирах, что существуют среди звёзд … и о других людях, другой жизни?»

Это весьма многообещающая и символическая встреча. Речь идёт не только о новых горизонтах, открывшимся перед жителями планеты Гетен и представителями древнего рода Эстре. Новыми чувствами проникся и землянин:

«Я даже думаю, — размышляет Дженли , — что в итоге окажется возможной и супружеская любовь между гетенианцем-андрогином и однополым гуманоидом, хотя подобный союз, безусловно, будет бесплодным. Это, разумеется, ещё нужно доказать; Эстравен и я не доказали ровным образом ничего, если не считать области высших чувств».

В свете подобных размышлений и переживаний, интерес землянина к юному Эстравену выглядит мечтой о воскресении утраченной любви. Это отнюдь не свидетельствует о педофилии Дженли. Мальчиком Сорве назван лишь условно. На самом деле он — «стройный мрачноватый ноша лет девятнадцати-двадцати; во внешности и движениях его была девичья грация, однако ни одна девушка не могла бы так долго хранить столь мрачное молчание». «Девичья грация» — слова, которые в равной мере подходят и к лорду-наследнику из Эстре, и к Гермафродиту из «Метаморфоз» Овидия Назона (чуть позже читатель познакомиться с мифом об этом андрогине). Сочетание этих слов призвано оправдать в глазах читателя те гомосексуальные чувства, которые Сорве и Гермафродит будят, казалось бы, у вполне гетеросексуальных мужчин. Наличие влагалища (или возможность его появления по ходу кеммера) делает как бы несущественным тот немаловажный факт, что комплект гениталий и того и другого включает половой член!

Но в отличие от женоподобного героя греческой мифологии, обладать которым не прочь похотливые мужские существа мифов, юный гетенианец наделён вполне зрелым и сложным мужским характером. Об этом свидетельствует его суровость, так не свойственная, по мнению Ле Гуин, «молодым леди». Лишённый с детских лет родителей, подавленный несправедливой клеветой, преследующей его отца, Сорве вполне созрел для высокой и преданной любви к землянину. Ведь тот в глазах юноши — герой, восстановивший честь отца, совершивший вместе с ним немыслимый подвиг. Вместе с тем, он человек, вобравший в себя отцовский образ. Мало того, юный Эстравен угадывает тоску землянина по утраченному другу и его горькие сожаления о нереализованных любовных чувствах обоих.

Оба, землянин и юный Сорве, неудержимо тянутся друг к другу. «Мрачная молчаливость», так не вяжущаяся с «девичьей грацией мальчика», растаяла при первой же их встрече, сменившись восторженными расспросами об отце, о совместном подвиге Дженли и Эстравена, об их сверхчеловеческих усилиях во время переправы через ледник, о Космосе, о гуманистических принципах планет Ойкумены.

Нельзя забывать и о том, насколько изменился за время пребывания на Гетене старший из них — Дженли. Он настолько «огомосексуалился», что лица и голоса людей, прибывших в составе галактической делегации, кажутся ему странными и «извращёнными». С трудом ему удалось совладать с этими чувствами, и лишь общение с молодым врачом-гетенианцем вернуло Дженли утраченное им душевное равновесие. «Его спокойный голос, его лицо — молодое, серьёзное лицо не мужчины и не женщины, а просто человека ! — принесли мне облегчение; его лицо было таким, как надо…» .

Разумеется, столь полное гомосексуальное обращение Дженли выглядит наивно. Оно отражает распространённый миф о том, что совращение (или перевоспитание) способно изменить сексуальную ориентацию человека. Сексология свидетельствует, что это вовсе не так. Сила гомо- или гетеросексуального потенциала и их сочетание друг с другом у каждого индивида определяется, прежде всего, биологическим причинами. Воспитание или совращение накладываются на врождённые особенности человека и выявляют то, что изначально (со второго триместра внутриутробной жизни) заложено в него природой. Полученное воспитание может повлиять на формирование половых предпочтений лишь в рамках, заранее очерченных природой. Если Дженли оказался чувствительным к любовным чарам гетенианцев, это свидетельствует о достаточной выраженности его врождённого гомосексуального потенциала.

 

Метаморфозы вечной темы

Тема двуполости отнюдь не нова ни в мировой литературе, ни в религиозных культах. Её корни уходят вглубь тысячелетий, во времена, когда у человечества и письменности-то ещё не было. Вариант подобного мифа, записанный римлянином Овидием, имеет сравнительно недавнюю историю: ему «всего лишь» 2000 лет. Поэт рассказывает о 15-летнем сыне Гермеса и Афродиты. Красивый мальчик неосторожно забрёл на берег прозрачного озера, где жила нимфа Салмакида.

Художники изображали Гермафродита прекрасным юношей с женской грудью и мужским половым членом. Излюбленные сюжеты античных скульпторов — козлоногий сатир, фавн (у римлян) или Пан, похотливо преследующие и насилующие Гермафродита. Сам он в любовных сценах всегда пассивен. В отличие от этого юного и нежного создания, двуполые герои ещё более древних мифов в полной мере наделены и мужской мощью, и женской плодовитостью. Именно такими предстают андрогины в знаменитом диалоге древнегреческого философа Платона. Даже боги испугались их могущества:

«Когда-то наша природа была не такой, как теперь, а совсем другой. Прежде всего, люди были трёх полов, а не двух, как ныне, — мужского и женского, ибо существовал ещё третий, который соединял в себе признаки этих обоих, сам он исчез, и от него осталось только название — андрогины, из которого видно, что они сочетали в себе оба пола — мужской и женский. Кроме того, тело у всех было округлое, спина не отличалась от груди, рук было четыре, ног столько же, сколько рук, и у каждого на круглой шее два лица, совершенно одинаковых; голова же у этих двух лиц, глядевших в противоположные стороны, была общая, ушей имелось две пары, срамных частей две, а прочее можно себе представить по всему, что было сказано. Передвигался он либо выпрямившись — так же, как мы теперь, но в любую из двух сторон, — либо, если торопился, колесом, занося ноги вверх и перекатываясь на восьми конечностях, что позволяло ему быстро бежать вперёд. Страшные своей силой и мощью, они питали великие замыслы и посягали даже на власть богов.

И вот Зевс и прочие боги стали совещаться, как поступить с ними, и не знали, как быть: убить их, поразив род людской громом, как когда-то гигантов, — тогда боги лишатся почестей и приношений от людей; но и мириться с таким бесчинством тоже нельзя. Наконец Зевс, насилу кое-что придумав, говорит:

— Кажется, я нашёл способ и сохранить людей, и положить конец их буйству, уменьшив их силу. Я разрежу каждого из них пополам, и тогда они, во-первых, станут слабее, а во-вторых, полезней для нас, потому что число их удвоится. И ходить они будут прямо, на двух ногах.

Сказав это, он стал разрезать людей пополам, как разрезают перед засолкой ягоды рябины. И у каждого, кого он разрезал, лицо и половина шеи поворачивались в сторону разреза, чтобы, глядя на своё увечье, человек становился скромней. И бог поворачивал лица и, стянув ото всюду кожу, как стягивают мешок, к одному месту, именуемому теперь животом, завязывал получавшееся посреди живота отверстие — оно и носит ныне название пупка. И вот когда тела были таким образом рассечены пополам, каждая половина с вожделением устремлялась к другой своей половине, они обнимались, сплетались и, страстно желая срастись, умирали от голода и вообще от бездействия, потому что ничего не хотели делать порознь. Тут бог Зевс, пожалев их, придумывает другое устройство: он переставляет вперёд срамные их части, которые до того были у них обращены в ту же сторону, что прежде лицо, так что семя они изливали не друг в друга, а в землю, как кузнечики. Переместил же он их срамные части, установив тем самым оплодотворение женщин мужчинами, для того, чтобы при совокуплении мужчины с женщиной рождались дети и продолжался род, а когда мужчина сойдётся с мужчиной — достигалось хотя бы удовлетворение от соития и они могли передохнуть, взяться за дела и позаботиться о других своих нуждах. Вот с каких давних пор свойственно людям любовное влечение друг к другу, которое, соединяя прежние половины, пытается сделать из двух одно и тем самым исцелить человеческую природу.

Итак, каждый из нас — это половинка человека, рассечённого на две камбаловидные части, и поэтому каждый ищет всегда соответствующую ему половину. Мужчины, представляющие собой одну из частей того двуполого прежде существа, которое называлось андрогином, охочи до женщин, и блудодеи в большинстве своём принадлежат именно к этой породе, а женщины такого происхождения падки до мужчин и распутны. Женщины же, представляющие собой половинку прежней женщины, к мужчинам не очень расположены, и их больше привлекают женщины. Зато мужчин, представляющих собой половинку прежнего мужчины, влечёт ко всему мужскому; уже в детстве они любят мужчин, и им нравится лежать и обниматься с мужчинами. Такой человек непременно становится любителем юношей.

Когда кому-либо, будь то любитель юношей или всякий другой, случается встретить как раз свою половину, обоих охватывает такое чувство привязанности, близости и любви, что они поистине не хотят разлучаться даже на короткое время. И люди, которые проводят вместе всю жизнь, не могут даже сказать, чего они, собственно, хотят друг от друга. Ведь нельзя же утверждать, что только ради похоти столь ревностно стремятся они быть вместе. Ясно, что душа каждого хочет чего-то другого, чего именно она не может сказать и лишь туманно догадывается о своих желаниях. Таким образом, любовью называется жажда утраченной целостности и стремление к ней».

Платон, живший за пятьсот лет до Овидия, не сам придумал этот миф; он стал ему известен от орфиков — последователей древнейшего культа Диониса. Так что миф об андрогинах пришёл к нам из глубины тысячелетий, возникнув на самых ранних этапах развития человеческой культуры. Сказания о беременных богах, также как и статуэтки богинь, наделённых мужской бородой, были и у древних египтян, и у индусов, и у греков. Известен, например, миф о беременности Гора, одного из главных богов египетского пантеона. Всё это свидетельствует о том, что тема двуполости играла важную роль в религиозном мировоззрении первобытных людей.

Сейчас трудно установить назначение этих мифов. Наверняка можно утверждать лишь то, что с их помощью уточнялась роль каждого из полов в деторождении.

Миф, пересказанный Платоном, утверждает, что половое разделение (а вместе с ним и любовное влечение, как гетеро-, так и гомосексуальное) пришло в наш мир на смену эре двуполых андрогинов, неспособных к размножению. В его основе лежит историческое открытие: люди узнали о том, что у ребёнка есть не только мать, но и отец. То, что сейчас известно даже малым детям, для наших предков долгое время оставалось тайной. Роль материнства была очевидной всегда, но то, что зачатие — результат полового акта и что оно вызвано попаданием спермы в половые пути женщины, стало известно людям лишь в ходе их наблюдений над одомашненными животными. Мы можем предположить вероятное время подобного открытия и возникновения мифов, его формулирующих: это случилось в эпоху перехода от собирательства к скотоводству и земледелию.

Между тем, то была переломная эра в истории человечества, когда власть в первобытном обществе стала переходить от женщин к мужчинам. Падение матриархата сопровождалась тем, что дети, которые прежде учитывались по линии матери, стали причисляться к родне отца. Одновременно с патрилинейностью возникло и право наследования отцовского имущества. Становление новых отношений и понятий не обходилось без ожесточённой борьбы. Из глубины веков до нас дошли легенды и сказания, пытающиеся поставить под сомнение роль каждого из полов в деторождении. Многим религиям присущи мифы о непорочном зачатии. Их идеологическая направленность и связь с попытками защитников матриархата удержать уходящую от них власть, очевидны: участие отца в деторождении, мол, вовсе не обязательно. Сохранились в памяти людей и контрмифы, придуманные мужчинами. Так, нартский богатырь Сослан был рождён не женщиной, а каменной глыбой, на которую упало семя его отца. Подобные мифы есть и у других народов.

Разумеется, древние идеологические споры сейчас не актуальны, их пропагандистская подоплёка давным-давно позабыта. Живучесть же мифов объясняется их родством с какими-то неизменными свойствами человеческой психологии. Эти сказания задевают некие вечные струны в половом самосознании людей. Кто из мужчин, если и не завидовал яркости оргазма, переживаемого женщиной, то уж, по крайней мере, не желал бы хотя бы приблизительно получить представление о том, что она в этот момент испытывает?! Из психоанализа известен женский комплекс зависти к мужскому члену, который своими истоками уходит в детские наблюдения девочек. В отрывке из романа Ле Гуин, процитированном ранее, этот комплекс претерпел весьма красноречивую метаморфозу. Эстравен якобы не завидует наличию члена у своего друга-землянина, а, напротив, испытывает жалость к его владельцу (слегка комичную, если подумать!). Но, если бы столь энергично отрицаемой зависти не было бы на самом деле, то не возникла бы и нелепая забота гетенианца о том, что верзила-негр может повредить свой чересчур громоздкий орган.

Вскользь замечу, что мифологическое творчество, подобное созданию легенд о Гермафродите, возможно и в наши дни, причём оно свойственно людям, порой вовсе не знакомым ни с языческими мифами, ни с Платоном, ни с «Метаморфозами» Овидия. Мой пациент, например, создал компьютерное изображение своей жены, снабжённое грудными железами и фаллосом — мужским членом в состоянии возбуждения и готовности к половому акту. Он наслаждается, наблюдая половой акт этого андрогина с собственным изображением, создавая из обеих подвижных компьютерных фигурок самые замысловатые позы.

Что же такое гермафродитизм и приносит ли двуполость счастье?

 

Гермафродитизм — причины и клиника

У всех позвоночных животных генетический пол определяется в момент оплодотворения яйцеклетки их матери сперматозоидом отца. Всё зависит от возникшего сочетания половых хромосом. Женщинам (и самкам животных) свойствен ХХ («икс — икс») — хромосомный набор. Мужчины (и самцы) имеют по одной женской Х-хромосоме и одной мужской, получившей из-за своего сходства с буквой латинского алфавита название Y («игрек») — хромосомы. До третьего месяца развития в утробе матери будущие мальчики и девочки ничем друг от друга не отличаются. Разный набор хромосом (ХХ или ХY), свойственный эмбрионам обоих полов, поначалу себя ничем не проявляет. Лишь после 7-ой недели начинается половая дифференциация — развитие зародыша идёт или по женскому, или мужскому типу. Её сроки у разных видов животных, разумеется, не совпадают, зато неизменна суть: наличие ХY-хромосомного набора влечёт за собой закладку зародышевых яичек, а сочетание двух Х-хромосом — закладку яичников.

Зародышевые яички (в отличие от яичников эмбриона) с момента своего возникновения начинают функционировать как эндокринные железы, продуцируя половые гормоны. Гормоны — это высокоактивные вещества, вырабатываемые организмом в очень малых количествах и влияющие на обмен веществ, рост и развитие всех органов и тканей. Они получили своё название от греческого hormao — «возбуждать», «двигать». Вырабатывают их железы внутренней секреции, названные так потому, что секреты, то есть продукты их жизнедеятельности, не выводятся из них наружу или в полости организма, а поступают в кровь и разносятся по всему телу. Андрогены вырабатываются, в основном, в мужских половых железах — в яичках. Красноречив перевод этого греческого слова: «андроген» — «рождающий мужчин».

Кроме андрогенов зародышевые яички выделяют вещество, формирующее развитие тканей плода. Оно приводит к исчезновению (редукции) так называемых мюллеровых протоков, и, напротив, вызывает рост и развитие вольфовых протоков зародыша, дающих начало органам мужского полового аппарата. Если яички отсутствуют (при их ранней гибели или при ХХ-хромосомном наборе), развиваются не вольфовы, а мюллеровы протоки, которые преобразуются в матку, маточные трубы и влагалище.

В норме к концу внутриутробного развития рождается либо мальчик с генетическим набором XY и половыми органами, сформированными по мужскому типу, либо девочка с женскими внутренними и наружными половыми органами и с ХХ-хромосомным набором во всех клетках тела.

Такой нормальный ход событий может нарушаться, например, из-за неправильного распределения хромосом по клеткам. Оплодотворённая яйцеклетка при этом оказывается не со стандартным, а, положим, с XXY-хромосомным набором. В таких случаях рождается мальчик, но его яички в дальнейшем будут неполноценными. Бывают и другие нарушения хромосомного набора, что вызывает те или иные отклонения в строении половых органов.

Наконец, уродства гениталий могут вызываться не сбоями в хромосомном аппарате, а гормональными нарушениями. Если в организме беременной чересчур возрастает уровень гормонов коры надпочечников (то ли по причине повышенной функции этой парной железы внутренней секреции, то ли в связи с проведением по недосмотру гормональной терапии), возникают уродства женского полового аппарата плода. К подобным же изменениям приводит и адреногенитальный синдром самого плода — врождённое заболевание, сопровождающееся гипертрофией коры надпочечников. При этом рождается девочка с чрезмерным развитием клитора, который выглядит как недоразвитый член; с той или иной степенью заращения влагалища; с уродством половых губ. Подобная беда объясняется тем, что надпочечники при адреногенитальном синдроме вырабатывают избыток веществ, близких по своему химическому строению и действию на организм к мужским гормонам. В таких случаях говорят о ложном женском гермафродитизме.

Однако очень редко бывают и истинные гермафродиты, у которых есть и влагалище, и половой член. Такое случается при закладке зародышевых желёз обоих полов — мужского и женского. В хромосомном наборе таких людей кроме женской хромосомы, должна быть также и мужская (либо хотя бы её часть). В подобных случаях новорождённый обычно появляется на свет с уродливым строением половых органов: той или иной степенью приближения гипертрофии клитора к недоразвитому половому члену; с мочеиспускательным каналом, открывающимся на нижней поверхности такого аномального члена; с уродством половых губ, напоминающих как бы раздвоенную мошонку; с заращением влагалища.

Итак, истинный гермафродитизм чаще всего не приносит особой радости, поскольку он сопровождается гормональной недостаточностью, требующей врачебной коррекции. Исключительно редко всё же бывают и индивиды, которые могут вступать в половую связь с представителями обоих полов, используя и мужскую и женскую ипостаси своего тела. Такой случай наблюдали знаменитый немецкий учёный Рудольф Вирхов и его сотрудники Шульц и Фридрейх.

«Эти авторы описали гермафродита Катарину Гоман, который считал себя мужчиной и с 16 лет имел половые сношения с женщинами. В 20 лет у него появились менструации, увеличились грудные железы, и он стал жить с мужчинами как нормальная женщина. В 42 года после прекращения месячных, переменив имя Катарина на Карл, он женился и имел сына. При его обследовании, Вирхов нашёл живых сперматозоидов; в то же время правильные менструации свидетельствовали о существовании функционирующего яичника».

(Ауслендер; цитирую М. Б. Медведеву).

У истинных гермафродитов, подобных Карлу (Катарине) Гоман врачи констатируют наличие как зрелого яичника, так и яичка (расположенных каждый на своей стороне тела). Подобный феномен вызван, во-первых, соответствующей хромосомной аномалией (наличием участка Y-хромосомы, встроенного в Х-хромосому), а, во-вторых, необычным механизмом взаимодействия гипоталамуса, гипофиза и половых желёз обоих типов.

Классические андрогины из мифа, пересказанного Платоном, отличались удвоенной мужской и женской мощью, но они, будучи самодостаточными в половом плане, вовсе не нуждались в сексуальных партнёрах извне. Такая особенность андрогинов представлялась верхом счастья для любителей плотских утех, живших в средние века. Великий пересмешник Франсуа Рабле придумал для украшения Гаргантюа, героя своей бессмертной книги, озорную эмблему. К его кокарде

«была приделана эмалевая фигурка, изображавшая человека с двумя головами, повёрнутыми друг к другу, с четырьмя руками, четырьмя ногами и двумя задами, ибо, как говорит Платон в „Пире“, такова человеческая природа в её изначальной мистической сущности. Вокруг этой фигуры было написано греческими буквами: „Любовь не ищет своей выгоды“».

Словом, в ироничном французском варианте (в отличие от текста самого Платона!) андрогин предстаёт созданием, вечно совокупляющимся с самим собой. При этом Рабле пребольно лягнул апостола Павла, пародийно «проиллюстрировав» проповедуемый им идеал христианской любви к ближнему: «Любовь <…> не ищет своего».

Гермафродит в поэме Овидия имеет все возможности, чтобы вступать в любовные связи как с мужчинами, так и с женщинами. Между тем, ему, скорее, свойственно девичье поведение. Овидий рисует своеобразный и, в то же время, легко узнаваемый образ — юношеское начало определяет эротическую привлекательность Гермафродита не столько для женщин, сколько для техизмужчин, кого возбуждает как женское, так и мужское тело. Примечательно при этом, что сам Овидий явно предпочитал женщин (то есть его половая ориентация была, скорее, гетеро-, чем бисексуальной):

В «Метаморфозах» поэт конструирует особо соблазнительный для себя сексуальный объект (не надо забывать, что вкусы Овидия сформировались в императорском Риме, известном своей гедонистической погоней за наслаждениями). В его изложении похотливая нимфа, вешаясь на шею своего избранника, отнюдь не вызывает полового желания ни у него, ни у читателя. Юношеское начало, привнесённое сыном Гермеса, облагородило эротическую природу андрогина. Для Овидия преображённый Гермафродит куда более привлекателен, чем похотливая женщина или робкий асексуальный мальчик, взятые по отдельности.

Казалось бы, Гермафродит из античного мифа — предел мечтаний гомо- и бисексуалов всех времён и народов. Им представляется, что, обладая таким партнёром и отдаваясь ему, они могли бы обрести всю мыслимую полноту счастья. Это вполне соответствует ответам, которые сексолог получает, спрашивая иных своих пациентов о том, каков их эротический идеал.

— Я мечтаю о юноше с влагалищем! — не задумываясь, часто выпаливают они.

Между тем, подобное заявление — приём психологической защиты, призванный оправдать в глазах мужчины его гомосексуальность, если он стремится быть «нормальным, таким как все». В его восприятии наличие влагалища у партнёра как бы снимает разницу между девиантным и стандартным типом влечения. Так, по крайней мере, ему кажется.

В реальности же чаще наблюдается совсем иное. Наличие у возможного любовника (как, например, у танцора из шоу транссексуалов) грудных желёз, скорее, отталкивает геев, чем привлекает их. Встретив свой надуманный идеал, «ядерный» гомосексуал не испытает никакой радости от лицезрения у партнёра женских половых признаков.

Гермафродит Карл (Катарина) Гоман, в отличие от мифологических андрогинов, вполне реальный человек. Рассказ о подобных объектах любви будоражит мечты людей совсем иного склада, чем гомо- и бисексуалы. Способность полноценно жить как с мужчинами, так и с женщинами, сопряжённая к тому же и с возможностью оплодотворения партнёрши, и с возможностью отцовства, вызывает зависть у многих представителей обоих полов, вполне нормальных в плане их сексуального влечения. По своей сути, это инфантильное чувство, родственное детским переживаниям. Ведь мальчики и девочки, испытывающие любопытство к анатомическим особенностям женщин и мужчин, нередко мысленно ставят себя на место представителей противоположного пола. Подобное любопытство, сохраняясь во взрослом состоянии, приобретает оттенок лёгкой зависти. Она чрезвычайно распространена как среди мужчин, так и женщин, что нашло своё отражение в мифах и сказках многих народов.

В полном соответствии с удвоенными половыми возможностями Гомана, его половая ориентация носила истинно бисексуальный характер. Поведение этого знаменитого гермафродита идеально соответствовало особенностям ситуации — в период влюблённости в мужчину он вёл себя по-женски, после женитьбы стало доминировать его мужское начало. Казалось бы, как не позавидовать такому счастливцу, который не ведал никаких ограничений в своих сладострастных похождениях! На деле, однако, всё обстоит гораздо менее радостно и гармонично. Ведь людей, подобных Гоману, очень немного, точнее, их единицы. Обычно же пациенты, родившиеся истинными гермафродитами и обладающие, как яичником, так и яичком, не способны к полноценной половой жизни ни с мужчинами, ни с женщинами, поскольку их половые органы, как правило, недоразвиты. Если же речь идёт о ложном гермафродитизме, который встречается в практике врача не столь уж редко, то о сексуальной гармонии при нём не может быть и речи. Член у таких пациентов обычно недоразвит; скорее, он представляет собой гипертрофированный клитор. Наличие влагалища вовсе не радует больных, поскольку влечения к мужчинам у них нет. Словом, суровая реальность свидетельствует о том, что зависть к гермафродитам, по меньшей мере, не оправдана.

Как соотносятся реальные и мифологические андрогины с фантастикой Ле Гуин? И насколько вероятен тип сексуальности, придуманный писательницей?

 

Сравнительная сексология: земляне и гетенианцы

То, что Гоман на сороковом году жизни вновь предпочёл близость с дамами и женился, определялось не только тем, как изменился его гормональный статус. Речь идёт и об особой врождённой способности его мозга испытывать влечение как к мужчинам, так и к женщинам. В подобном случае функционируют нервные центры, определяющие половое поведение как по мужскому, так и по женскому типу; Гоман был истинным бисексуалом. К этому вопросу мы ещё не раз вернёмся.

Приведенный обзор механизмов, регулирующих стандартное половое развитие, а также сбоев, порождающих отклонения от нормы, вполне достаточен, чтобы определить степень фантастичности идей Ле Гуин. Напомню, что в мире, придуманном ею, сочетание истинного гермафродитизма с бисексуальным влечением и способностью к размножению является абсолютной нормой. Зато в условиях Земли оно наблюдается чрезвычайно редко. И всё же, при всей фантастичности, подобное положение вещей не столь уж невозможно.

Гораздо более сказочной представляется идея писательницы о циклической смене пола. По земным меркам подобное совершенно немыслимо. Между тем, сексологу не составляет большого труда представить механизм, обеспечивающий такой тип сексуальности. Достаточно предположить, что половые железы гетенианских гермафродитов способны продуцировать гормоны, подавляющие секреторную активность желёз противоположного типа. Иными словами, если в ходе кеммера первой пробудилась активность яичек, то они выделяют не только андрогены, но и вещества, снижающие чувствительность яичников к гонадотропным гормонам гипофиза. Если же по тем или иным причинам (скажем, из-за наличия партнёра в мужской фазе кеммера), яичники опередили развитие мужских гениталий, то развитие пойдёт в противоположном направлении.

Интенсивный рост полового члена и простаты, или, напротив, матки, влагалища и молочных желёз, позволяющий этим органам достигать максимального развития в течение нескольких недель гетенианского цикла, фантастично, но не столь уж невозможно.

И всё же, если само по себе наличие нейроэндокринного механизма, обеспечивающего подобный тип сексуальности, представляется врачу достаточно логичным, то эволюционные процессы, выработавшие у гетенианцев циклическую смену пола, вызывают сильнейшее сомнение. Дело в том, что эволюция создаёт новые формы лишь на основе уже имеющихся в природе. Наличие у всех достаточно высоко организованных животных двух полов — необходимость, вызванная интересами эволюции: половая специализация земных животных является важным фактором, обеспечивающим их выживание и видообразование планетарной фауны. При этом самки отвечают за количественную сторону популяции, а самцы контролируют качество потомства.

Хотя мы уже коснулись этой темы в первой главе книги, повторим азы эволюционной теории Дарвина. В двух словах она сводится к следующему.

Природа — огромная лаборатория, где создаются новые виды животных, а старые либо изменяются, либо исчезают. Происходит это из-за жестокой конкуренции животных в борьбе за выживание. Скажем, менее быстрые антилопы, отстающие от стада, станут добычей хищника и не оставят потомства.

Наследуются лишь те признаки, которые вызваны изменениями (мутациями) в молекулах ДНК (в веществе наследственности, находящемся в ядрах клеток). Любые мутации носят случайный характер. При этом в популяции остаются либо полезные, либо нейтральные изменения, так как носители вредных мутаций отбраковываются естественным отбором, не оставляя после себя потомства. Полезные мутации, делая животное более приспособленным (более быстрым, сильным, незаметным или ядовитым и т. д.), приводят к тому, что его потомки станут в популяции (в совокупности особей одного вида, живущей на одной территории) более многочисленными, чем потомки остальных животных. В конце концов, это приводит к появлению нового вида, представители которого не способны к скрещиванию с животными родственных видов. (Я опускаю детали процесса видообразования — степень изоляции популяции и т. д.).

Ле Гуин — не биолог, что порой её подводит. Так ли уж разумно, что она почему-то сделала своих гетенианцев темнокожими? На студёной планете они вряд ли могли бы выжить, да ещё и стать доминирующим видом. Избыток меланина, пигмента клеток кожи, защищает человека от палящих лучей солнца. Но при дефиците ультрафиолета в организме темнокожих не образуется витамин Д, без которого люди не могут выжить. Негр Дженли, посланный на Гетен из-за своего сходства с аборигенами, — потомок африканского народа. Современные американские негры могут выжить в северных широтах только за счёт витаминов, принимаемых извне. Кстати, напомню, что наши отдалённые предки, были темнокожими (хотя и не неграми, раса которых появилась сравнительно поздно). Из Африки, прародины человеческого вида, к далёкому северу уходили те, кто мог там выжить, чья кожа в силу мутаций имела мало пигмента. Так образовалась белая раса, заселившая Европу и выжившая там, несмотря на ледниковый период.

Для нас важнее, однако, не столько проблема цвета кожи гетенианцев, сколько отрыв их сексуальности от всего, что могло бы иметь место в животном мире Гетена.

Смелость фантастического замысла Ле Гуин состоит в том, что она придумала более радикальную мутацию, чем та, что привела к появлению на Земле кроманьонца. Что бы произошло, если бы у наших предков появилась не только мужская избирательность и способность любить, но и сама половая принадлежность стала бы не постоянной, раз навсегда определённой сутью человека, а менялась бы в ходе следующих друг за другом половых циклов? Может быть, такое человечество стало бы более человечным?

 

Бисексуальная утопия Ле Гуин

Разумеется, как всякое талантливое произведение искусства, «Левая рука тьмы» не исчерпывается несколькими темами или целями, которыми, возможно, руководствовалась Ле Гуин в ходе работы над романом. И всё же, главные мысли этого шедевра фантастики нетрудно «вычислить».

Писательница создала гомосексуальный мир. Даже при наступлении кеммера, гетенианцы остаются юношами или мужчинами. Гаум, охваченный эротическим влечением к Эстравену, и Эстравен, которого неудержимо влечёт к Дженли, оба сохраняют свой мужской облик и склад мышления. Одно лишь позволяет догадаться, какого пола гениталиями они располагают на новом витке их сексуального цикла: наличие мужского члена у объекта их влечения. Мужчинами их воспринимает и Дженли. Характерен диалог землянина с Эстравеном, который пытается узнать, что представляют собой женщины, которых он никогда не видел. Дженли в затруднении: «Терем, ну не могу я объяснить тебе, что такое женщины! Тебе этого не понять. В некотором смысле женщины для меня куда более чужие, чем ты. Куда больше „инопланетяне“. С тобой я как-никак одного пола…» Фактически, настоящими женщинами гетенианцы становятся на очень короткий период — на время беременности, родов и вскармливания младенца грудью.

Итак, Гетен — обитель мужчин-гомосексуалов. Стала ли их планета более мирной и счастливой по сравнению с Землёй? Похоже, что ненамного: гетенианцы избежали больших войн, им неизвестно атомное оружие, но о том, что такое убийство, коварство, вооружённые стычки из-за земельных угодий, какова жизнь в концлагерях, они знают не хуже землян.

Возможен ли мир менее агрессивный и более сплочённый, чем наш? Как этого достичь? Ле Гуин придумала три модели мира, не ведающего убийства: хайнскую сверхцивилизацию, покончившую с войнами; землю «зелёных человечков», анализирующих сны и потому избегающих насилия в реальной жизни (роман «Слово для „леса“ и „мира“ одно») и бисексуальное сообщество планеты О, все члены которого связаны узами любви и родства (рассказ «Ещё одна история, или Рыбак из Внутриморья»).

Читатели (и почитатели) Ле Гуин знакомы с её удивительно красивой и печальной новеллой «Ожерелье», которую писательница включила в качестве пролога в роман «Мир Роканона», написанный в самом начале её писательской карьеры. В возрасте 65 лет она вновь вернулась к этой теме, но решила её по-новому, придумав счастливый конец истории. К тому времени ей стала известна японская легенда, удивительно похожая на «Ожерелье». Речь шла о рыбаке Юрасиме, таком красивом, что в него влюбилась морская царевна и увлекла его в свои подводные чертоги. Он провёл с ней несколько ночей, но дома его ждали жена и голодные дети. «Отпусти меня ненадолго домой, а потом я вернусь к тебе», — попросил он морскую царевну. «Царевна потупила очи. Горе её было безмерно, но противиться она не стала. „Возьми с собой вот это, — молвила она, подавая возлюбленному прелестную крохотную шкатулку, запечатанную сургучной печатью. — И не открывай её, возлюбленный мой Юрасима“». Рыбак вышел на берег, но не узнал родной деревни и не нашёл никого из родных. Ему поведали, что в незапамятные времена жил рыбак по имени Юрасима, сгинувший в морской пучине. Прошёл век с тех пор, как умер последний из его потомков. Бедный юноша вернулся к морю и раскрыл шкатулку. «Белый дымок вырвался изнутри и развеялся по ветру. В тот же миг волосы Юрасимы стали белыми, а сам он начал дряхлеть и обратился в глубокого ветхого старца. В бессилии он пал на песок и тут же умер».

В рассказе «Ещё одна история, или Рыбак из Внутриморья» речь идёт о талантливом юноше Хидео, жителе одной из деревень аграрной планеты О. Как и все аборигены, он вырос в очень дружной семье. Родственные чувства членов этой сложной семьи были такими глубокими и всеобъемлющими, что любовные гетеро- и гомосексуальные приключения Хидео, покинувшего родную планету ради карьеры учёного, не могли их компенсировать.

Когда молодой человек ненадолго посетил родительскую семью, то, по закону относительности, он оказался намного моложе своих сверстников. Девушка, любившая его, вышла замуж, но осталась бездетной; прежний друг-любовник женился; родители одряхлели. Несмотря на все печальные для него перемены, уже само пребывание в семейном очаге делало его счастливым. Когда же Хидео снова вернулся к любимой научной работе, он почувствовал себя таким несчастным и одиноким, что разразился рыданиями и впал в депрессию. Между тем, изобретение, над которым работал коллектив сотрудников, включавший Хидео, позволяло мгновенно перемещать живой объект из одной точки вселенной в другую. В ходе экспериментальных исследований на родную планету О отправили его самого. Хидео достиг цели, оказавшись в нужном месте, но из-за сбоя во времени это событие произошло на много лет ранее вылета, опережая самый момент проведения эксперимента. Молодой человек перенёсся в тот самый день, когда он ещё только улетал учиться на другую планету. Окружающие, хотя они и заметили его явное возмужание, подумали, будто он так и не покинул родной очаг.

«Мать, увидев меня, естественно, решила, что я не сел на борт корабля, что в последний момент мне отказали мужество и решительность — так подсказывало её первое же порывистое объятие. Неужели сын действительно отказался от судьбы, ради которой собирался пожертвовать всем и вся? — о, я хорошо знал, что творится сейчас у матери в голове и на сердце. Прижавшись щекой к её щеке, я шепнул: — „Я уезжал, мама, но я вернулся. Мне уже тридцать один год. Я вернулся, мама…“»

Возникла парадоксальная ситуация: научной лаборатории Хидео ещё не существовало, об изобретении, над которым он работал, пока ещё никто не знал. Другой, на его месте, отправился бы назад, явился бы с почти законченным открытием, которое поразило бы весь учёный мир, поставив его впереди всех сотрудников, в том числе и действительных руководителей научного проекта. Вместо этого, Хидео, помолодевший на десять лет, остался дома, вступил в очень сложный брачный союз, сделавший для него возможной любовь как с девушкой, так и с парнем. Он нисколько не жалел о скромной судьбе фермера, с которой связал себя на всю оставшуюся жизнь. Таков сюжет рассказа.

Юноша избежал судьбы Юрасимы в силу парадоксального случая и дорожа особой притягательностью семейного уклада, сложившегося на планете О. Вот каким придумала его Ле Гуин, вложив его описание в уста Хидео:

«Основой социального устройства на О — мира с невысоким и стабильным уровнем населения — служат не столь города и страны, сколько рассеянные деревни или ассоциации фермерских хозяйств. Всё население состоит из двух половин или каст. Всякий новорождённый относится к материнской касте, а в целом все аборигены делятся на Утренних, чьё время от полуночи до полудня, и на Вечерних, чьё время соответственно от полудня до полуночи. Изначальная социальная функция каст заключалась предположительно в соблюдении экзогамии и предотвращении инбридинга на удалённых, изолированных от внешнего мира фермах, — в силу того, что вступать в связь или брак на О допустимо только с представителем противоположной касты. Для индивида принадлежность к одной из каст не менее значима, чем собственные половые признаки, и играет решающую роль в его сексуальном выборе.

Брачный союз, именуемый седорету, включает две пары — одну Утреннюю и одну Вечернюю; гетеросексуальные пары именуются Утренними или Вечерними в зависимости от кастовой принадлежности женщины, а гомосексуальные — женские Дневными, а мужские — Ночными.

Столь негибкая структура семейного устройства, в котором каждый из четвёрки должен быть сексуально совместим со всеми остальными (а двое из них могут оказаться абсолютно ему незнакомыми), требует, естественно, некоторой предварительной подготовки. Составление новых седорету — излюбленное занятие моих соотечественников. Поощряется экспериментирование, новые четвёрки складываются и распадаются, парочки то и дело, „пробуют“ одна другую. Множество браков начинается с любви одной парочки, не суть важно, гетеросексуальная она или гомосексуальная, к которой потом „подшивается“ ещё одна или два отдельных кандидата.

Разумеется, есть множество людей, никогда не вступивших в брак. Учёные, странствующие проповедники, бродячие актёры и специалисты Центров крайне редко обрекают себя на гнетущую неизменность сельского седорету. Многие присоединяются к бракам своих братьев и сестёр в качестве дядюшек и тётушек с весьма ограниченной и чётко очерченной мерой ответственности; они вправе вступать в связь с любым из супругов, подходящим по касте — таким образом седорету разрастаются порой с четырёх до семи-восьми участников. Дети от подобных связей называются кузенами. Дети одной матери считаются братьями и сёстрами; дети Утренних находятся в свойстве с детьми Вечерних. Братья, сёстры и двоюродные кузены не вправе вступать в браки между собой, свойственники же — вполне».

К примеру, Дохедри, отец Хидео, Утренний мужчина, полюбил его мать Исако, принадлежащую к касте Вечерних. До этого он долгие годы был гомосексуальным партнёром парня по имени Кап. Создавая седорету, все трое выбрали девушку Тубду. Та вначале была против, так как Кап пришёлся ей не по душе, но она слишком привязалась к девушке Исако, чтобы отвергнуть брачное предложение всей троицы. К тому же младший брат Капа Тобо так очаровал Тубду, что стал её любовником и дядюшкой седорету. Как свидетельствует Хидео:

«Пословица „Браки заключаются Днём“ гласит о связях между женщинами. А вот как раз любовь между отцом и матерью, отличавшаяся подлинной страстью, всегда была нелёгкой и балансировала на краю душевной муки. Ничуть не сомневаюсь, что счастливым и лучезарным своим детством мы обязаны той непоколебимой радости и силе, которую Исако и Тубду черпали одна в другой.

У Тубду, Утренней жены нашего седорету, было двое детей от Капа: Исидри, годом старше меня, и Сууди, на три года моложе. Дочки Утренних, они доводились мне свойственниками, как и их кузен, сын Тубду от дядюшки Тобо, брата Капа. С вечерней стороны нас, детей, было двое — я и моя младшая сестрёнка Конеко (Котёнок)».

В детстве особой привязанностью друг к другу отличались Хидео, Исидри и Конеко. Став постарше, Хидео не обходил любовными забавами почти всех Утренних сверстников окрестных деревень, но постоянно он был привязан к «дорогому сердцу юноше» по имени Сота из соседнего поместья. Между тем, перед самым его отъездом из дома на другую планету, в любви к своему Вечернему брату-свойственнику призналась Исидри. Брачный расклад, существовавший до временного сбоя, включал замужество Исидри с неким пожилым проповедником, а также брак Соты с Конеко. Известие о последнем вызвало у прежнего Хидео жгучую ревность, сменившуюся затем чувством трогательной благодарности к обоим, к любовнику и к сестрёнке.

Вернувшись как бы неизменившимся, а на самом деле повзрослевшим и умудрённым знаниями, Хидео вступил в седорету с Исидри и Сотой; последний же стал мужем Конеко (как это случилось и в прежнем варианте). Новая семья оказалась счастливой и многодетной. Хидео, трудясь на ферме, не пренебрёг и своими познаниями в темпоральной физике. Он написал научное исследование, отослав свою работу тем, с кем прежде был знаком и дружен, но кто в новой реальности из-за случившегося сбоя во времени так никогда не встретился с ним. Анализ таких парадоксов и стал темой научных изысканий Хидео.

Мир, придуманный Ле Гуин, крайне интересен, но, на взгляд сексолога, утопичен. Забегая вперёд, скажем, что писательница переоценила распространённость и возможности бисексуальности. Истинная бисексуальность, когда оба потенциала, гомо- и гетеросексуальный, одинаково выражены — большая редкость. Кроме того, многие «ядерные» гомо- и гетеросексуалы попросту неспособны на бисексуальную активность, ограничиваясь, часто вопреки своему желанию, одни близостью с представителями собственного, а другие — противоположного пола. Наконец, у большинства тех мужчин, которые практикуют бисексуальный образ жизни, он носит, скорее, инструментальный характер. Геи вступают в связь с женщинами, чтобы замаскировать характер своей ориентации, неодобряемой обществом («камуфлирующая гетеросексуальная активность гомосексуалов»). Однако, по мере их выхода из периода юношеской гиперсексуальности, их половые связи с женщинами перестают удаваться. Большинство же гетеросексуалов, практикующих транзиторную или заместительную гомосексуальную активность, при первой же возможности переключается на женщин, вовсе не соблазняясь прелестями лиц своего пола. По-видимому, для того, чтобы мир, придуманный писательницей, стал реальностью, одних лишь перемен в отношении общества к однополой любви мало; столь кардинальные отличия объяснимы лишь перестройкой на биологическом уровне, а это вряд ли возможно вне рамок фантастики.

Но если сексологические аспекты утопии Ле Гуин спорны, то её человечность и справедливость не может не вызывать уважения. В её мире есть место для всех. «Ядерные» гомосексуалы могут легко пристроиться к мужскому составу седорету, избегая близости с жёнами. «Ядерные» гетеросексуалы вольны поступать прямо противоположным образом. Влюблённые юноша и девушка по всем правилам избирательности могут подобрать себе точно такую же пару, замкнутую друг на друга. Гомосексуальные связи в таком случае легко заменятся чисто дружескими, что, конечно же, не угрожает стабильности семьи.

После знакомства с «Рыбаком из Внутриморья» читатель видит «Левую руку тьмы» в новом свете. Действительно, гомосексуальный мир Гетена ничуть не счастливее земного, где правит гетеросексуальное большинство. Но в романе Ле Гуин гомосексуальное влечение Эстравена к Дженли приносит пользу в общепланетарном масштабе, позволив аборигенам приблизиться к сообществу сверхцивилизованных планет, достигших гармонии и покончивших с агрессией.

Не вызывает сомнений гомосексуальная (гомогендерная) направленность романов Урсулы Ле Гуин. «Левая рука тьмы» — ни что иное, как апология (защита) геев. Зачем это понадобилось писательнице?! Будь она геем, то есть мужчиной с гомосексуальным половым влечением, её мотивация была бы вполне понятной — каждый кулик хвалит своё болото. Но, слава Богу, абсолютное бескорыстие замечательной романистки не вызывает подозрений ни у кого. Нельзя уличить её и в нездоровом пристрастии к порнографическим вывертам, которыми страдают иные фантасты. Цитата из сочинения дамы-фантастки Ноэми Митчинсон, приведённая в начале первой главы, наглядно демонстрирует разницу между опусом графоманки и талантливым произведением мудрого и честного мастера.

Всё дело в стремлении Урсулы Ле Гуин к справедливости. Недаром «матриарх научной фантастики», как привычно её именуют, по своему духу принадлежит к движению шестидесятых годов прошлого века, отстаивавшему равноправие и человеческое достоинство во всех сферах человеческой жизни. Его представители боролись с расовой сегрегацией, с военным вмешательством США во Вьетнаме. В эти же годы началось движение за отмену позорного уголовного преследования гомосексуалов, за равные права геев с гетеросексуальным большинством. Гомосексуалы остро нуждались в поддержке честных творчески одаренных людей. Ле Гуин не обманула их надежд.