В 1975 году в лаборатории приматов при Висконсинском университете, которой тогда руководил психолог Гарри Харлоу, на свет появилась маленькая обезьянка вида макак-резус по имени Джейн. В первый же день жизни ее разлучили с матерью. В дикой природе такое отделение дитя от матери означало бы верную гибель для малыша, однако Джейн попала в хорошие руки: впредь о ней должен был заботиться опытный в общении с животными технический персонал лаборатории. Джейн будет хорошо питаться и содержаться в тепле и чистоте. Ее поместили в клетку с проволочным каркасом, чтобы Гарри и члены его исследовательской команды могли изучить природу любви.

Первые признаки любви и привязанности появляются у людей еще в младенческом возрасте. Считается, что способность к эмоциональной близости и эмпатии к окружающим берет начало из тесной связи ребенка с матерью. Но как возникает любовь младенца к маме? И как эта изначальная любовь превращается в способность взрослого человека демонстрировать нежные чувства к возлюбленным и супругам?

В 1940–1950-х годах, когда в психологии доминирующее положение занимали теории психоанализа и бихевиоризма, было принято считать, что сильная привязанность ребенка к матери связана с основной потребностью младенца – потребностью в питании, главным образом в материнском молоке. Ученые считали, что маленькие дети ассоциируют свою мать с утолением голода, а чувство любви и привязанности они объявили побочным продуктом этой ассоциации. Однако профессор Харлоу не был в этом уверен. Благодаря экспериментам Павлова с собаками он знал, что позитивно ассоциироваться с едой может любой объект. Каждый раз, когда Павлов давал собаке пищу, он звонил в колокольчик. Через некоторое время у подопытного животного, стоило ему заслышать звон колокольчика, начиналось слюноотделение. Рефлекс сохранялся даже тогда, когда пса переставали кормить. И самое важное, по прошествии длительного срока колокольчик переставал вызывать эффект слюноотделения, то есть связь между звуком колокольчика и пищей разрывалась. Такой тип ассоциаций совсем не похож на любовь между матерью и ребенком. Даже тогда, когда мать перестает быть основным кормильцем ребенка, его любовь к ней обычно не угасает. Даже наоборот, усиливается и превращается в чувство, связывающее на всю оставшуюся жизнь. Такую любовь трудно объяснить простым удовлетворением первичных потребностей. У Харлоу возникла другая гипотеза: любовь сама по себе – жизненно важное условие для здорового развития, причем не менее важное, чем еда и вода.

Идеи Харлоу шли вразрез с распространенными в те времена взглядами, в соответствии с которыми любовь не выполняет никакой значимой функции в развитии человека. Родителей часто предупреждали, что проявление чрезмерной любви к детям может привести к возникновению проблем с психикой и что пользы от нее для воспитания нет никакой. «Когда у вас возникнет искушение погладить своего ребенка, вспомните, что материнская любовь – опасная штука», – писал Джон Уотсон, ведущий психолог того времени.

Когда Харлоу приняли на работу в Висконсинский университет, он должен был заниматься изучением способностей крыс к обучению – например, как они учатся проходить лабиринт, чтобы достать еду; но университет все тянул с отведением необходимых ресурсов и помещения для проведения исследований. Когда он в очередной раз пожаловался друзьям за ужином, что ему никак не выделят лабораторию, один из гостей посоветовал ему забыть о грызунах и начать работать с обезьянами. Харлоу мысль понравилась, и он взялся за дело, превратив пустующее здание в нескольких кварталах от университета в передовой вольерный комплекс для колонии обезьян. Работать со взрослыми особями, которых нужно содержать в одиночных клетках, оказалось трудно, а потому ученый начал работать с малышами. Их, правда, приходилось сначала держать в инкубаторах и лишь затем переводить в клетки, днище которых к тому же нужно было застилать пеленкой, чтобы она впитывала выделения.

В отличие от жестких и холодных проволочных стен клеток мягкая пеленка привлекала обезьянок. Когда возникала необходимость менять пеленку, малыши нередко цеплялись за нее и всячески демонстрировали негодование – точь-в-точь как человеческие дети, которые не хотят никуда идти без своего мягкого одеяльца или любимой игрушки. Что за странная привязанность к пеленке? Совершенно очевидно, что она не удовлетворяет никаких основополагающих потребностей, не утоляет ни голод, ни жажду.

Харлоу заподозрил, что малыши чувствуют психологический комфорт от контакта с теплой, мягкой и пушистой пеленкой, потому что она обладает определенными качествами, характерными для тела их матери. Так у него родилась гипотеза о том, что «контактный комфорт», как он назвал наблюдаемое им явление, имеет большое значение для маленьких обезьян. Харлоу провел очень интересный и оригинальный эксперимент, поделив малышей на группы и отдав их на попечение суррогатных матерей разного типа. Первый тип был сделан из деревянных блоков, обитых губчатой резиной и мягкой хлопковой махровой тканью. Внутри таких «мамаш» была ввинчена лампочка мощность 100 ватт, которая, нагреваясь, выделяла тепло. В верхней части фигуры были приделаны круглые обрезки дерева, изображающие глаза и нос. В результате получилось нечто мягкое и теплое. Суррогатные матери второго типа были сделаны из проволочной сетки и не были обиты махровой тканью. Обниматься с такой мамой было не очень-то и приятно – ведь она, по сути, представляла собой простой проволочный каркас.

«Матерей» поселили в отдельные помещения, но их клетки были соединены с «жилыми комнатами» малышей, так что обезьянки могли свободно переходить от одной «матери» к другой. В одних случаях бутылочку молока вешали на проволочную «маму», в других – на тряпичную. Как ни странно, большую часть времени Джейн и остальные обезьянки, участвующие в эксперименте, проводили, вцепившись в тряпичную суррогатную мать, независимо от того, у какой из «матерей» находилась бутылка с молоком. Если бутылка находилась у проволочной «мамы», малыши выпивали как можно больше молока за как можно меньшее время, а затем стремглав бежали в клетку к тряпичной «маме». Когда в клетку с малышами подкладывали новую и немного пугающую обезьянок игрушку, например механического медвежонка, который бил в барабан, они все бежали к тряпичной «матери» безотносительно того, у нее или нет они получали молоко. Похоже, психологический комфорт, ассоциировавшийся с близким контактом, усиливал в маленьких обезьянках чувство привязанности.

В другом ряде исследований Харлоу выращивал одну группу обезьянок только с теплой тряпичной суррогатной матерью, а другую отдавал на попечение холодной проволочной «маме». У обеих «матерей» была бутылочка с молоком. Хотя малыши из обеих групп набирали вес с одинаковой скоростью, те, кто жил с проволочной «мамой», чаще страдали от диареи и проблем с пищеварением. Физический дискомфорт, особенно проблемы с пищеварением, часто служат признаком психологического стресса. Похоже, отсутствие того самого «контактного комфорта» вызывало у обезьян стресс.

Мы привыкли считать, что наши базовые физические нужды мощнее всех остальных потребностей, но Харлоу сделал поразительное открытие: проволочная «мама», удовлетворявшая потребности в молоке, была «биологически адекватной, но психологически несостоятельной». Данные работы профессора Харлоу до сих пор часто цитируют и используют как прекрасную иллюстрацию того, насколько важен близкий контакт между матерью и ребенком для его развития и психологического здоровья. Маленькие обезьянки предпочитали тряпичную суррогатную мать, потому что она была мягкой, пушистой и теплой, как настоящая обезьяна. Похоже, она заменяла детенышам то недостающее им социальное тепло, которое в реальности им давала бы настоящая мать. Наш мозг не всегда отделяет физические характеристики от психологических.

 

Теплая встреча или холодный прием?

Связь между температурой и социальным комфортом очевидна и ощущается человеком с самого рождения. Те, кто заботится о нас в младенчестве, одаривают нас своей любовью и заботой, и мы всегда чувствуем их близость. Благодаря физическому контакту мы привыкаем ассоциировать тепло с непосредственной близостью к другим людям. Эта ассоциация возникает у нас и во взрослой жизни. Когда мы попадаем в одно помещение с большим количеством людей, или салон самолета, или классную комнату, или лифт, окружающая температура повышается, потому что тела излучают тепло. Теплая погода, как правило, тоже ассоциируется с более тесным взаимодействием, хотя и не всегда в позитивном смысле: преступления, связанные с межличностными конфликтами, в жаркую погоду учащаются.

Связь между физическим теплом и теплом общения нашла отражение даже в языке. Например, мы описываем наших друзей как людей мягких, теплых и даже горячих, а врагов – как черствых, жестких, холодных. С одним человеком у нас могут быть теплые и нежные отношения, которые согревают душу, а у другого нас может ждать холодный прием, который леденит сердце. Все эти метафоры возникли благодаря тому, что мы описываем эмоции по аналогии со свойствами физического мира. Более того, когда мы думаем о тепле общения и когда ощущаем тепло телом, у нас активизируются одни и те же участки мозга. Эта связь между физическим и социальным выражается в том, что телесное ощущение тепла или холода способно влиять на наши суждения и поведение – хотя мы и не всегда осознаём, что именно происходит и почему мы поступаем так, а не иначе.

Рассмотрим подробнее один эксперимент, который нейробиологи провели с добровольцами. Испытуемые согласились, чтобы их мозг сканировали, пока они будут выполнять различные действия. Сначала участники эксперимента читали нежные послания от близких друзей и членов семьи, такие как: «Когда я чувствую себя совершенно потерянным, я всегда обращаюсь именно к тебе» или «Я люблю тебя больше всего на свете». Во второй части эксперимента добровольцам время от времени давали держать в руках теплый пакет или сжимать резиновый мяч. По словам участников опыта, в помещении им становилось теплее тогда, когда они читали нежные послания, нежели тогда, когда читали нейтральные сообщения вроде: «У тебя кудрявые волосы» или «Мы знакомы с тобой уже десять лет». Еще испытуемые говорили, что, держа в руках теплый пакет, они ощущали более тесную связь с окружающими, чем когда сжимали мяч.

Сегодня в научном мире накапливается все больше свидетельств того, что человек от рождения проводит связь между теплом, с одной стороны, и благополучием, доверием и безопасностью, с другой. Иными словами, эта способность заложена в нас генетически. Ощущение тепла формируется в участке мозга под названием «островок», который спрятан глубоко в мозговых структурах. Считается, что он принимает участие в организации ощущений как физической температуры, так и социальной, то есть чувств доверия и эмпатии, а также социальной изоляции и душевного дискомфорта.

На латыни этот отдел называется insula, что в переводе означает «остров». Если снять внешний слой мозга, то увидишь кусочек коры, который действительно выглядит как островок посреди волнистой поверхности. Островок регистрирует физический и психологический опыт, помогая перекинуть мостик между температурой и ощущением социальной близости. Он функционирует как своеобразный коммуникационный центр, как ретранслятор, передающий сигналы между психологическими и физическими ощущениями, причем в обе стороны.

Связь между физическим и социальным теплом, о которой мы говорили выше, распространяется и на наши действия. Во время одного эксперимента, проводившегося под видом маркетингового исследования для оценки определенной категории продуктов, исследователи просили людей составить свой рейтинг «горячих» и «холодных» терапевтических подушек. Испытуемых спрашивали, насколько хорошо, по их мнению, греют или охлаждают представленные марки подушек и стали бы они их рекомендовать своим друзьям и знакомым. Затем добровольцев попросили принять участие в онлайн-игре в инвестиции, в ходе которой респонденты должны были решить, сколько денег они готовы вложить в некий фонд в надежде получить значительный доход от инвестиций. После того как испытуемые трогали холодные подушки, они подходили к своим анонимным партнерам по трасту с меньшим доверием и инвестировали меньше денег по сравнению с тем, как поступали, когда трогали теплые подушки. Исследователи обнаружили, что островок активизируется сильнее, когда люди трогают холодные подушки и когда принимают решения об инвестициях после ощущения холода. Так возникло предположение о частичном совпадении зон мозга, где происходит «измерение» температуры и принятие решений о том, насколько можно кому-то доверять. Физическое ощущение холода делает нас менее доверчивыми.

Ознакомившись с такими результатами, невольно задумываешься: как температура может повлиять на решения? Скажем, будут ли судьи более снисходительными, если повысить температуру воздуха в зале суда? Может, и стереотипные представления об итальянцах как о горячих и дружелюбных, а о шведах как о холодных молчунах отчасти появились вследствие различий в среднегодовой температуре в этих странах?

Устройство нашего мозга подсказывает, что связь между физическим и социальным теплом должна действовать в обе стороны. Если «нейронный измеритель температуры» работает в двух направлениях, то не только физическое тепло будет порождать ощущение социального комфорта, но и обратное тоже будет верно. В одном эксперименте участников просили восстановить в памяти день, когда бывший друг или подружка их отвергли, и попытаться вспомнить, какая тогда была температура в помещении. Большинство опрашиваемых ответили, что воздух в комнате был прохладнее, чем обычно – особенно по сравнению со случаями, когда они чувствовали себя желанными членами своего сообщества. Ощущая себя отвергнутыми или изолированными, мы склонны испытывать потребность в горячей пище (в тарелке теплого супа) и горячих напитках (в чашке крепкого чая).

Тяга к физическому теплу, которую человек испытывает, когда ощущает себя социально отвергнутым, помогла мне объяснить себе интересный случай, произошедший с моей дочерью. Любому родителю знакомо острое чувство беспокойства, которое испытываешь, когда впервые оставляешь своего ребенка с няней. Возможность провести ночь в тишине, отоспаться и поваляться в ванной, никуда не торопясь, делает разлуку для родителя, конечно, чуть более приемлемой. Но во всех случаях это доставляет немало хлопот, особенно если твой ребенок еще не умеет говорить, зато способен быть очень голосистым, когда нужно выразить свое нежелание отпускать тебя.

Впервые мы с супругом решились уехать из дома без нашей дочери Сары, когда ей было почти два года. До этого и он, и я ездили в командировки, но ни разу одновременно. После того как на протяжении двух лет мы отлучались только поодиночке, мы с мужем решили, что пора уже выбраться куда-нибудь вдвоем. План был таков: оставить Сару на попечение моей мамы, которую дочь называла мабушкой, а самим уединиться где-нибудь на лоне природы на долгие-предолгие выходные.

Итак, мы с мужем нашли замечательный уголок для ночлега с завтраком на берегу океана в парке-заповеднике у мыса Пойнт-Рейес. Место было настолько тихое и удаленное, что даже мобильная связь пропадала, а единственный проводной телефон был предназначен только для чрезвычайных ситуаций. Мы спали, ели, гуляли, снова спали – полная релаксация. Вернулись в цивилизацию хорошо отдохнувшими и жадными до новостей: как у нас идут дела, когда нас нет?

Как и можно было ожидать, после того как мы вышли из дома, по словам моей матери, потекли реки слез, но они высохли, как только наша машина скрылась за поворотом. Видимо, Сара быстро смирилась с тем, что мы действительно уехали. Однако дочь не захотела ни смотреть мультики, ни читать книжку, ни даже играть с новой игрушкой, которую ей купила бабушка. Она попросила надеть на нее теплую и пушистую пижаму и до конца уик-энда не разрешала ее снять. Бабушке такое желание показалось немного странным, но она поспешила согласиться: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.

В те времена я не знала, что и думать насчет внезапной одержимости моей малышки пижамами. Но поскольку эта страсть быстро прошла – как только мы с мужем вернулись домой, пижама перестала интересовать дочку, – то я и позабыла о случившемся. Вспомнила только через несколько месяцев, когда наткнулась на исследование профессора Гарри Харлоу, которое стало уже классикой в психологии и в котором прослеживалась связь между физическим теплом и чувством любви и близости. Только тогда я осознала, что, должно быть, есть связь между желанием Сары оставаться в пижаме и ее потребностью чувствовать себя в теплых, надежных и заботливых руках. Харлоу не одевал своих обезьянок в удобные пижамы, но то, что происходило с его подопытными, не очень уж отличалось от того, что переживала Сара. Физическое согревание может сделать социальную изоляцию менее болезненной.

Одиночество действительно ощущается как социальный холод. Когда знаешь о существовании подобной взаимосвязи между физикой тела и психологией, понимаешь, почему появляются и становятся популярными книги практических советов с заголовками вроде: «Куриный суп для души». За свою почти двадцатилетнюю историю эта книжная серия завоевала любовь миллионов читателей по всему миру, рассказывая им истории из жизни реальных людей – истории успеха и любви. Люди знают: в этих книгах они найдут то вдохновение, которое особенно нужно в моменты, когда тебя бросил любимый человек или чувствуешь себя оторванным от всех. Многие, впрочем, не знают, что в процессе чтения было бы совсем неплохо и впрямь поесть горячего куриного супчика. На самом деле существует целый ряд оздоровительных программ в духе «помоги себе сам», которые можно смело рекомендовать человеку, чувствующему себя одиноким. Эти программы не трудно внедрить в свою жизнь, когда понимаешь, насколько тесно душа и тело связаны друг с другом. Можно отправиться в отпуск в жаркие страны, надеть уютный теплый свитер или даже приготовить себе горячий глинтвейн – все это действительно может помочь почувствовать себя не таким одиноким и изолированным. Обратное, похоже, тоже в силе. В холодный зимний вечер вы с большей готовностью примете предложение посмотреть жизнеутверждающую романтическую комедию, а не драму. В студеную пору мы охотнее ищем психологическое тепло в виде «женских» романтических историй. Наше тело и окружающая температура оказывают огромное влияние на разум.

«Взаимозаменяемость» душевных волнений и температурных ощущений помогает нам понять и такие психические нарушения, как сезонное аффективное расстройство, или сезонную депрессию. Симптомы этого расстройства, как правило, возникают в зимние месяцы года, когда на улице темно даже днем. От обычной депрессии сезонная отличается тем, что в остальное время года люди, страдающие ею, чувствуют себя вполне здоровыми, особенно в солнечный летний период. Исследования этого расстройства до сих пор сосредоточивались преимущественно на связи между уменьшением количества дневного света и депрессией, однако низкая температура, возможно, тоже вносит свою лепту в усиление чувства печали и одиночества, которое испытывают больные. Возможно, зимний холод имеет особое значение для усугубления депрессии. Людям, страдающим сезонной депрессией, обычно советуют пользоваться соллюкс-лампами, но, возможно, больше тепла тоже пошло бы им на пользу.

Проще говоря, когда человек находится в тепле, он чувствует себя лучше и реже страдает от одиночества. Наверное, не случайно некоторые из самых важных в истории человечества политических встреч состоялись в теплой, задушевной обстановке. Например, Кэмп-Дэвид, загородная резиденция президентов США со времен Франклина Рузвельта, которая ютится в лесистых горах Мэриленда, не раз становилась местом встреч мировых лидеров, во время которых им удавалось преодолевать политические противоречия и находить удачные решения. Именно там в 1978 году Джимми Картеру удалось убедить президента Египта Анвара Садата и премьер-министра Израиля Менахема Бегина заключить Кэмп-дэвидские соглашения, которые стали важной вехой в мирном урегулировании конфликта на Ближнем Востоке. Там же в 2012 году президент Обама провел саммит стран «Большой восьмерки». Похоже, когда люди сидят возле теплого камина, у них усиливается ощущение взаимопонимания и единодушия. В результате становится не так трудно найти путь к обоюдовыгодному сотрудничеству. Тепло помогает нам чувствовать себя ближе друг к другу.

 

Отказ ранит не только душу

Еще несколько десятилетий назад нейробиологи выяснили, что в восприятии физической боли принимают участие строго определенные нейронные цепи. Что бы с вами ни случилось – укололись иглой, обожгли руку или вывихнули голеностопный сустав, – в анализ и регистрацию боли включаются примерно одни и те же нейронные цепи. В эту «болевую матрицу» входят такие области мозга, как островок, передняя поясная кора и соматосенсорная кора головного мозга, которые получают и обрабатывают информацию, поступающую от органов чувств. Позже ученые сделали еще одно важное открытие: подобно тому, как чувства одиночества и холода связаны между собой, так и физическая боль связана с болезненными переживаниями и чувствами – и телесная, и эмоциональная боль в немалой степени регистрируются одними и теми же участками мозговых структур. Мы воспринимаем эмоционально негативные ситуации как наносящие физический вред независимо от того, чем именно они нам грозят и с каким ущербом мы можем из них выйти – с задетым самолюбием или разбитым сердцем.

С эволюционной точки зрения очень разумно использовать одни и те же зоны мозга для восприятия и социальной, и физической боли. Получается значительная экономия ресурсов. Вместо того чтобы создавать совершенно новую, отдельную область мозга для осознания боли социальной отверженности, наша древняя система передачи болевых импульсов эволюционировала в сторону расширения своих функций так, чтобы в нее включились и другие формы боли. Лучше всех, наверное, такой подход описал нейробиолог из Стэнфордского университета Роберт Сапольски: «Эволюция – кустарь, а не изобретатель».

На самом деле легко себе представить, как система передачи болевых ощущений смогла расширить сферу своей деятельности, чтобы регистрировать также боль, возникающую в процессе социального взаимодействия. Многие приматы, в частности человек, имеют продолжительный период младенчества. Это означает, что поддержка социальных контактов в раннем возрасте (для получения еды, крова и защиты) имеет ключевое значение для выживания. Если разлука с человеком, который заботится о малыше, равнозначна угрозе существованию, то душевная боль, вызываемая расставанием, может давать подопечному адаптационное преимущество. Она будет заставлять его держаться поближе к тому, кто его опекает. Наверное, те младенцы, которые лучше других научились использовать этот механизм как социальную тревожную сигнализацию (если чувствовали себя покинутыми опекуном), имели больше шансов на выживание и процветание. Так, в процессе эволюции в генетическом коде человека закрепился механизм, служащий одновременно двум целям.

Двое нейробиологов из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, Наоми Эйзенбергер и Мэтт Либерман, придерживаются мнения, что наши механизмы восприятия физической и социальной боли на самом деле представляют собой одну систему. Все началось в 2003 году, когда ученые провели эксперимент, в рамках которого просили добровольцев принять участие в компьютерной игре под названием «Кибермяч». Она напоминает американский футбол. Компьютер добровольца подключен к единой сети с компьютерами еще двоих игроков. Своих партнеров испытуемый не видит, он получает лишь самые общие сведения о них: имена, возраст, немного информации о том, чем они интересуются и занимаются в жизни. На протяжении определенного времени участники играют в мяч втроем, но в какой-то момент двое других игроков перестают подключать к игре добровольца и начинают перебрасываться мячом только между сомой. Доброволец может лишь сидеть и наблюдать – он изолирован, исключен из игры.

На самом деле других игроков нет – игру контролирует компьютер. Но доброволец этого не знает. Пока он играет, а затем лишь наблюдает за игрой, будучи из нее исключенным, ученые следят за его мозгом. Так, они обнаружили, что на втором этапе эксперимента часть «нейронной болевой матрицы» испытуемого, а именно островок и передняя поясная кора (ППК) головного мозга резко активизируются. Выходит, помимо обработки негативных эмоций ППК выполняет и другую функцию, а именно функцию нейронной системы сигнализации. Она предупреждает о том, что определенное действие, реакция или событие находятся в конфликте с общей целью. Например, ППК может «проснуться» в супруге в случае, если на вопрос жены, полнит ли ее новое платье, он, не подумав, ответит: «Да». При допущении подобной оплошности ППК генерирует особый электрический сигнал, который доносит до остальной части мозга информацию о том, что возникла проблема. Поэтому о ППК нередко говорят как о нашем «вот черт!»-датчике, который привлекает внимание и помогает осознать: что-то здесь не так. Поэтому неудивительно, что эта зона мозга активизируется тогда, когда мы чувствуем себя отверженными или попавшими во враждебную социальную ситуацию. Физическая боль, первичный сигнал о наличии проблемы, тоже активизирует именно эту область мозга.

Поскольку мозг не всегда проводит четкое разграничение между физической и социальной болью, некоторые из методов, применяемых для облегчения физической боли, могут сослужить нам службу и тогда, когда мы мучаемся от боли иного рода. Люди, принимающие ацетаминофен или тайленол курсами на протяжении нескольких недель, сообщают, что стали в меньшей степени чувствовать себя социально изолированными в повседневной жизни. Исследования показали, что реактивность «болевой матрицы» их мозга действительно снизилась. Дневная доза тайленола ослабляет переживание задетого самолюбия, которым часто сопровождается социальная изоляция. Такой эффект медикамента, наверное, можно объяснить его свойством снижать чувствительность нейронных цепей, участвующих в обработке сигналов боли.

Социальная изоляция – естественная часть жизни. У каждого из нас бывают моменты, когда мы чувствуем себя недооцененными на работе, отвергнутыми любимым человеком или оскорбленными в лучших чувствах друзьями. Конечно, приятного в этом мало, но все же душевную боль не спутаешь с физической. Интересно, как нам удается различать эти два вида боли, если оба чувства обрабатываются одним и тем же биологическим субстратом в мозге. Эволюция нашла решение, как удовлетворить нашу потребность в заботе: она вложила в нас еще и потребность в социальных связях, на разрыв которых организм реагирует чувством боли. Терять любимого человека – это по-настоящему больно.

Теперь, когда мы понимаем связь между душевной и физической болью, мы начинаем догадываться о том, как лучше взаимодействовать с окружающими, особенно в случаях, когда нам необходимо, чтобы они показали себя с лучшей стороны. Например, если отчитывать отдельных работников за сорванный проект или недостаток коллегиальности, можно запустить отклик нервных связей в «болевой матрице» сотрудников, что приведет к снижению производительности и дальнейшему ухудшению трудовых показателей, а вовсе не к их повышению. Когда срабатывает социальная тревожная сигнализация, у мозга остается меньше сил на то, чтобы мыслить продуктивно о текущих задачах. Лучше действовать по-другому: следует развивать взаимоотношения, помогающие людям чувствовать себя единой командой. Тогда и производительность их труда вырастет. Просто чувствуя связь с коллективом, мы работаем лучше. Упражнения в тимбилдинге, которые помогают работающим вместе людям относиться друг к другу с большим доверием даже физически, помогают почувствовать и духовное единство. Есть такое классическое упражнение на доверие: человек, стоящий спиной к группе людей, падает назад, прямо на руки – хочется верить, надежные и заботливые – своей команды. Физический и психический мир человека представляют собой единое целое, их нельзя отделить друг от друга и разложить по полочкам. Как только вы это поймете, у вас появится больше шансов научиться предохранять себя от эмоциональной боли – точно так же, как вы умеете ограждать себя и своих близких от боли физической.

 

Расстояние имеет значение

В одном из экспериментов, проведенных в лаборатории по изучению приматов профессора Гарри Харлоу, Джейн и другие детеныши макаки были перемещены из своих клеток в новое помещение, заваленное незнакомыми игрушками, которые производили странные звуки и движения. Больше всего страха на обезьянок нагоняли механические медвежата с барабанами. Испугавшись незнакомой обстановки, Джейн стала искать свою теплую и мягкую тряпичную «маму». Как любой маленький ребенок, попавший в непривычную и пугающую обстановку, Джейн начала метаться туда-сюда: то к «маме», чтобы прижаться к ней, пока не успокоится и не наберется смелости, то обратно к игрушкам, чтобы продолжить исследование окружающей среды. А потом снова к «маме», чтобы удостовериться, что та на своем месте, там, где Джейн ее оставила. Но другие обезьянки, чьи «мамы» были сделаны из холодной проволоки, вели себя совершенно по-иному. Они блуждали по комнате, как будто искали свою настоящую мать. Хотя у проволочной «мамы» было молоко, молодые обезьянки не жались к ней.

Как выяснилось, не только тепло является неотъемлемой частью социального контакта с тем, кто о тебе заботится. Оказывается, значение имеет также и близость к нему. Для малыша важно находиться на расстоянии вытянутой руки от родителя, чтобы тот мог защитить его от хищников и врагов. Физическая близость означает связь и безопасность. Удивительнее всего в эксперименте Харлоу было то, что маленькие обезьянки не видели смысла оставаться вблизи проволочной «матери», хотя она и снабжала их едой. Может, все дело в том, что эмоциональная дистанция по большому счету тождественна физической удаленности? Если детеныши-обезьянки не чувствовали социальной связи со своей проволочной «мамой», то, возможно, они и не испытывали потребности в физической близости к ней?

Самый известный пример крепкой взаимосвязи между физической и эмоциональной дистанциями взят из исследований, проведенных психологом Стэнли Милгремом из Йельского университета в 1960-х годах. Ученого интересовал вопрос, как люди могли мириться с такими злодеяниями, как холокост, поэтому он решил выяснить, насколько далеко способны зайти люди, выполняя распоряжения авторитетного лица. И выяснил. Оказалось, что большинство добровольцев не задумываясь делали то, что им приказывали, даже если подчинение приказу означало совершить поступок, шедший вразрез с совестью, например применить удар электрическим током к совершенно незнакомому человеку. Помимо этого Милгрем выяснил, что от физической дистанции между людьми в немалой степени зависит то, насколько велика вероятность, что они применят электрошокер друг к другу. Похоже, физическая близость порождает психологическую связь.

Вот как проходил эксперимент, организованный Милгремом. Людям предлагали 4,5 доллара за участие в тестировании, целью которого являлось якобы изучение человеческой памяти. Из них четыре доллара давали собственно за участие в эксперименте и 50 центов – на оплату проезда. (В 1960-х годах четыре доллара были вполне приличным вознаграждением за четыре часа работы, особенно для голодных студентов, а 50 центов с лихвой окупали стоимость билета на автобус в оба конца.) По приезде в лабораторию Милгрема добровольцы знакомились с руководителем эксперимента – сурового вида мужчиной в сером лабораторном халате. Затем мистер Уильямс, как он представлялся, знакомил участника с еще одним человеком, вроде бы таким же добровольцем, приехавшим для участия в эксперименте, хотя на самом деле это был специально нанятый для исполнения роли актер. Затем мистер Уильямс объявлял, что один из добровольцев будет исполнять роль учителя, а другой – ученика. Чтобы определить, кому какая роль достанется, оба участника тянули жребий – клочок бумажки из кубка. Конечно, жребий был липовый: на всех бумажках было написано слово «учитель». Просто второй доброволец делал вид, что ему досталась роль ученика.

Затем учителя и ученика отводили в разные комнаты, связанные между собой переговорным устройством, и учителю давали список слов, которые ученик должен был запомнить. Учителю объясняли, что он должен прочитать весь список по переговорному устройству, а затем, начиная сначала, еще раз прочитать слова по очереди, дожидаясь ответа ученика. Ученик же должен был подобрать слово, составляющее пару первому. Каждый раз, когда ученик подбирал неправильное слово, учитель должен был бить его током, от раза к разу повышая вольтаж. Чтобы учитель знал, каково это – получить удар током, мистер Уильямс еще до начала эксперимента давал участнику испытать на себе силу такого удара. Учитель действительно был убежден, что он применяет к ученику настоящий, хоть и дистанционный электрошокер. К системе был подключен магнитофон, и после каждого наносимого за ошибочный ответ удара раздавались предварительно записанные крики страдающего от боли человека.

До эксперимента Милгрем провел опрос среди студентов Йельского университета (которые не участвовали в этом опыте) и профессиональных психиатров, чтобы узнать, сколько, по их мнению, человек, следуя инструкциям руководителя теста, действительно станут применять электрошокер к незнакомому человеку. И студенты, и психиатры считали, что таковых будет немного, от силы один процент. Эксперимент Милгрема показал: 65 процентов! Двадцать шесть человек из сорока продолжали давить на кнопку, пока не «попотчевали» своего напарника по эксперименту максимально возможным 450-вольтовым ударом три раза. В стандартной американской розетке подается ток под напряжением 120 вольт, в европейской – 220, так что можете не сомневаться: 450 – это очень больно.

И мужчины, и женщины с одинаковой готовностью давили на кнопку электрошокера до «победного конца». И самое поразительное, такое единодушие наблюдалось во всех случаях, независимо от того, в какой среде Милгрем проводил свой эксперимент: среди студентов Йельского университета или более широкой выборки из генеральной совокупности. Однако, как выяснилось, один фактор способен влиять на вероятность применения электрошокера к незнакомому человеку, который остается неизменным. Этот фактор – физическое расстояние между испытуемыми. Учитель менее склонен применять электрошокер, если ученик находится поблизости, например в той же комнате, а не в другой. Физическая близость, похоже, внушает ощущение определенной духовной близости, поэтому учитель не готов причинить много страданий человеку, находящемуся рядом.

Почему физическое расстояние меняет готовность причинить боль другому человеку? Мы понимаем других и ассоциируем себя с ними в немалой степени под влиянием физической близости. Информация о физическом расстоянии встроена в «схему» человеческого мозга. Чем ближе к нам возможная опасность, тем в более глубокие структуры мозга переносится обработка информации о вероятности нависшей над нами угрозы, а именно: от лобной доли коры – к более рудиментарным областям в центре мозга. Когда мы находимся в непосредственной близости от кого-либо или чего-либо, в мозге активизируются его более примитивные области, способные помочь нам лучше понять, что чувствуют окружающие. Сокращение физической дистанции открывает путь к более прочной эмоциональной связи, в то время как увеличение ассоциируется с охлаждением отношений и разрывом.

Глядя на то, какое влияние физическое расстояние оказывает на ощущение психологический близости, можно извлечь важный урок, который следует помнить, общаясь в виртуальном пространстве. Сегодня настоящие встречи регулярно заменяются видеоконференциями в самых разных случаях: и когда надо провести презентацию для клиента, и когда совету директоров нужно выработать стратегию, и даже когда нужно пройти собеседование для поступления на работу. Конечно, у виртуального общения есть преимущества, например экономия времени и средств на дорогу. Но у него могут быть и свои недостатки. Наш мозг нельзя отделить от тела. Физическое расстояние усиливает ощущение психологической дистанцированности, и это, как ни печально, научный факт. Короче говоря, если вы хотите поговорить с кем-нибудь с глазу на глаз, вам стоит позаботиться о том, чтобы оказаться с этим человеком в одном помещении. Учитывая имеющиеся данные о влиянии физического расстояния на представления о психологических расхождениях, можно сказать, что важные переговоры не стоит проводить по видеосвязи. Оставаясь на расстоянии от собеседников, вам будет труднее настроиться на одну волну с ними, доверять им и в итоге прийти к взаимовыгодному решению. Если вы претендуете на получение должности и у вас есть выбор – прийти на личное собеседование или провести его по видеосвязи, вы, скорее всего, выиграете, выбрав первый вариант. Физическая среда вызывает в нас чувство близости или удаленности, даже если мы этого не замечаем.

Наше тело определяет нашу привязанность к другим людям. Точно так же, как одиночество вызывает физическое ощущение холода, а социальная боль переживается как физическая, так и нравственные проступки могут сопровождаться физическим отвращением. Неслучайно родилась фраза: «Только тот взойдет на гору Господню, у которого руки незапятнаны и сердце чисто». Между физической и моральной скверной всегда проводилась параллель.

 

Очищаем тело

Что связывает леди Макбет, все религии мира в истории человечества и всех родителей, которые моют своим детям рот мылом? Все они верят в то, что физическая и нравственная чистота связаны. И христианский обряд крещения, и иудейский ритуал окунания в микве представляют собой процесс физического и символического омовения от нечистот. «Встань, крестись и омой грехи свои», – сказано в Библии. Связь между физической и нравственной чистотой нашла отражение и в исламе. Считается, что ритуалы омовения помогают очиститься от демонов-искусителей. В трагедии Шекспира леди Макбет все старается отмыть свои руки от крови короля Дункана, пытаясь на самом деле очистить свое сознание от вины за его убийство.

Люди часто думают о морали, используя понятия физической чистоты. Вот почему, вспоминая случаи собственного морального падения, например когда мы соврали кому-нибудь или списывали на экзамене, у нас часто возникает настойчивое желание умыться. Физический акт очищения помогает почувствовать себя лучше, чище, в том числе и психически. Причем связь между духовным и телесным «строго специализированная». Когда в одном исследовании добровольцы в ролевой игре по просьбе организаторов врали, оставляя сообщение с неверным содержанием на автоответчике или отправляя его по электронной почте, затем они выбирали средство гигиены, помогающее очистить именно ту часть тела, которая была причастна к совершению дурного поступка. Те, кто соврал по телефону, отдавали предпочтение жидкости для полоскания рта, а те, кто отослал ложное сообщение по мейлу, чаще выбирали средство для дезинфекции рук.

Испачкав руки, мы их моем. Сделав глоток скисшего молока, мы моем рот. Такая «специализация» очищения вполне разумна с функциональной точки зрения: мы избавляемся от вредных веществ и сокращаем риск заразиться и разболеться. Тот факт, что «специализация» переносится и на сферу психологии, на психологическое состояние осквернения и очищения, может служить прекрасным примером того, как регулирование нравственного поведения может строиться на процедурах физического очищения и избавления от недугов. Кроме того, это замечательно иллюстрирует то, что одни и те же нейронные цепи в нашем мозге способствуют «профилактике» болезней. В процессе эволюции мы просто дополнили новыми функциями старые, уже существующие модели поведения. Получается, что наша способность рассуждать об абстрактных понятиях – от любви до морали – управляется конкретным опытом поведения в реальном мире.

Действия, направленные на очищение, действительно помогают почувствовать себя лучше и вернуть себе ощущение нравственной чистоты. Душ, принимаемый после того, как человек изменил своему супругу, может сослужить гораздо лучшую службу, чем просто избавить предателя от физических улик: он помогает освободить сознание от чувства вины. Люди регулярно прибегают к омовению, чтобы разделаться с чувством вины и другими негативными эмоциями. Порой достаточно просто умыть руки.

В библейской истории о суде над Иисусом рассказывается о том, как его арестовали и привели к правителю Иудеи Понтию Пилату. Тому не хотелось выносить проповеднику смертный приговор, но на него оказывалось определенное давление. В конце концов Пилат взял кувшин с водой и публично умыл руки, тем самым продемонстрировав собравшимся, что он неповинен в пролитии крови Иисуса и что его руки чисты.

Тело воплощает в себе абстрактные понятия в самом что ни на есть буквальном смысле – физическом. Нарушение этических норм действительно приводит к загрязнению души. Чтобы почувствовать себя лучше, очистите свое тело. Если, чувствуя себя физически чистыми, вы стали свидетелем аморального поступка, например аборта или употребления наркотиков, в таком случае вы будете склонны к вынесению более сурового «приговора». Вот уже несколько лет эта корреляция между физическим и нравственным – основная тема исследований психолога из Иллинойского университета Дава Коэна. Один из вопросов, которыми задается ученый, звучит так: насколько всеобъемлюща связь между физическим и нравственным отвращением? В поисках ответа он изучал различные культуры и религии и нашел несколько интересных расхождений между ними, в частности в отношении моральных прегрешений. Так, например, для мусульман и христиан даже наличие нечистых помыслов считается грехом. А вот для последователей индуизма и иудаизма значение имеют лишь действия: можешь предаваться каким угодно негативным и нечестивым мыслям, если не будешь при этом претворять их в жизнь.

Сравнивая, как люди различных вероисповеданий оценивают степень аморальности разных мыслей и поступков, Коэн смог документально подтвердить силу чистоты. Он обнаружил, что, когда люди потирают руки, как будто моя их, они выносят более суровые оценки в отношении чужих проступков, чем те, кто не делал подобного жеста. Но самое удивительное другое. Как доказал Коэн, движение, имитирующее мытье рук, провоцирует вынесение более строгого приговора за аморальные мысли прежде всего у мусульман и в меньшей степени – у протестантов, в то время как у индуистов и иудаистов только аморальное поведение оценивается как неподобающее. Иными словами, если связь между физической и душевной чистотой можно считать универсальным понятием для всех культур, то представления о том, что именно следует считать скверным, сильно разнятся.

При совершении плохого поступка мытье рук помогает человеку почувствовать себя лучше. Но когда дело доходит до вынесения морального приговора другим людям, чьи поступки кажутся нам отвратительными, то ощущение собственной чистоты делает нас более суровыми в оценках чужого «грязного» поведения, а в некоторых религиях – и чужих нечистых помыслов.

Слияние представлений о душевной и физической чистоте не ограничивается только сферой моральных прегрешений или дурных деяний. Как подсказывает одна из самых популярных песен Оскара Хаммерстайна, «Я смою этого мужчину с моих волос», мы верим, что способны смыть с себя грехи или, по крайней мере, плохие чувства из-за возникшей ситуации или испорченных отношений. При этом мы также верим, что можно смыть и хорошее, особенно удачу, как будто, моя руки, мы порываем с прошлым. Среди спортсменов такое бывает нередко. Они могут весь сезон не стирать, например, нарукавную повязку или пару носков, если с ними началась победная серия, из страха, что физическое очищение «избавит» их и от психологически удачного настроя.

Поэтому, кстати, и неудивительно, что готовность людей делать ставки в азартной игре зависит от их предыдущих побед и поражений, от того, какая у них началась полоса – удач или неудач. Но и в этой ситуации отношение к ставкам зависит от того, мыли они перед этим руки или нет. Если игрок не мыл руки, то в случае, если у него пошла полоса удач, он будет каждый раз повышать ставки, а если началась полоса неудач – делать этого не станет. Те же, кто помыл руки, сделают свою ставку независимо от того, какая у них до этого шла полоса. Люди как будто живут с мыслью – по крайней мере на уровне подсознания, – что умывание снимает с человека влияние предыдущей полосы, будь то везение или невезение. Таким образом, результаты, полученные до умывания, перестают иметь значение. Когда понимаешь, что мозг воспринимает физическую и душевную чистоту как взаимозаменяемые в целом состояния, то всякие ритуалы, поступки и решения, которые прежде представлялись лишенными смысла и логики, вдруг начинают казаться гораздо более разумными и обоснованными.

* * *

Очищение тела определенно способствует психологическому благополучию, но не только оно одно. Движение тоже важно. В следующей главе мы подробно изучим связь между физическими упражнениями и остротой ума. Почти во всех книгах, посвященных физкультуре, подчеркивается, какое большое значение имеют упражнения для физического здоровья. Но подавляющее большинство из них уделяет гораздо меньше внимания тому, как можно использовать занятия для повышения своей сообразительности и проницательности. Физические упражнения есть инструмент для приведения себя в хорошую интеллектуальную форму; это фитнес для ума.