Прошло еще несколько дней и я поняла, что облегчения мне не дождаться. Я слишком много надежд возложила на родственников Элизы. Как будто мне стало легче оттого, что ее труп нашли. Так вот, не стало, ни капельки. Напротив, возникло ощущение, что стало еще хуже.

Я просто не представляю, что мне делать. Как поступить. Да что я могу? Ведь я слабая, беспомощная девушка. Мне становится дурно при виде крови, я до ужаса боюсь, что Гранден узнает… Я многого боюсь. Если я начну перечислять это здесь, мне места не хватит.

Но все же, меня грызло чувство, что кое-что я могу сделать. Например, сказать все де ла Рошу. Да, это сделать я могу. И подозреваю, что после этого мне станет гораздо легче. Но мешает то, что я уже солгала ему. Сказала, что понятия не имею, кто убил Элизу. Как я скажу ему, что это неправда? Как потом посмотрю ему в глаза? Нет, это совершенно невозможно.

Видно, не будет мне облегчения.

Что сделали бы на моем месте разумные люди? Они непременно подняли бы шум, сообщили об убийстве куда следует со всеми подробностями. Убийцу бы поймали и посадили в тюрьму, где ему и место. А сами они были бы в полной безопасности. А что делаю я? Я молчу, делая вид, что ничего не случилось, облегчая жизнь Грандену. И почему? Из-за дурацкой трусости. И кому от этого лучше? Только убийце, больше никому. Даже мне. Мне, если подумать, хуже всех, особенно если представить, как умело я умею скрывать свои чувства. С такими способностями меня нужно показывать людям для примера, как НЕ НАДО делать.

Сегодня я видела Грандена. Он подошел и пригласил меня на танец. Я услышала это, наверное, с пятой попытки, потому что от ужаса приросла к полу, оглохла и ослепла и лишь тупо повторяла: «Что?» Когда до меня дошел смысл вопроса, я с трудом смогла сдержать вздох облегчения. Со страху мне показалось, что Гранден спрашивает меня, зачем я смотрела, как он убивает Элизу или что-то в этом духе. Бог мой, что я, зациклилась на этом?

Но танцевать с ним не пошла. При мысли о том, что он возьмет меня за руку, меня начинало трясти. Свой отказ я сформулировала просто: помотала головой, уговаривая себя не падать в обморок. Вот потеха была бы людям! Человек пригласил девушку на танец, а она в обморок хлопнулась.

Когда Гранден отошел с недоумевающим выражением лица, Дениза наклонилась ко мне и спросила:

— Что с тобой, Сюзон? Уж не влюбилась ли ты в этого красавчика?

— Кто, я?! — ужаснулась я.

Спятили они все, что ли? Сначала Алиенор, потом Дениза. Что за наказанье! Неужели, им в голову не приходит ничего другого?

— Бедная девочка, — вздохнув, посочувствовала мне Дениза, — кажется, это серьезно.

— Что ты имеешь в виду?

— Чувства. Неужели, это с тобой наконец случилось?

— Что «это»? — уточнила я.

— Ты влюбилась.

— Кто?

— Да ты, глупышка.

— В кого?

Подруга посмотрела на меня и покачала головой.

— Сама знаешь.

— Ничего я не знаю, — упрямо заявила я, — глупости.

— Но это же видно невооруженным глазом.

— Твоему невооруженному глазу не помешали бы очки.

Дениза засмеялась:

— Сюзон шутит, значит она спустилась с небес на землю. Как бы то ни было, я ценю твой выбор. Потрясающий мужчина.

О да, тут я была с ней согласна. Гранден потрясал меня до спинного мозга. Мне уже начали сниться кошмары с ним в главной роли. В роли монстра.

— Ты, наверное, считаешь себя очень умной, — отпарировала я.

— Хочешь сказать, что я — дура? — обиделась Дениза.

— Не дура, но делаешь неправильные выводы.

— Не юли. Ты просто не хочешь признаваться. Не пойму только, что в этом стыдного.

Признаться, мне это надоело. Где ты, спокойная жизнь? Ни минуты покоя. Какие же нужны силы, чтобы все это выдержать. Алиенор, Дениза со своими глупыми, неправдоподобными догадками. И самое жуткое — Гранден. У меня такое впечатление, что он заменил дьявола. Только дьявол — это нечто страшное, но абстрактное. А Гранден — существо реальное, и что самое ужасное, находится чересчур близко от меня.

Когда мы с Денизой возвращались к себе, в коридоре опять наткнулись на Грандена. Я вцепилась в руку подруги так, что она едва не взвыла и прошипела:

— Пойдем отсюда.

— Погоди ты, — рассердилась Дениза, ничего не понимая и пытаясь освободить свое запястье, — не видишь, он хочет поговорить с тобой.

— Пойдем отсюда, — повторила я, начиная тянуть ее вперед.

— Стой, Сюзон, мне больно. Да остановись же! Не будь такой трусихой, по-моему, ты ему нравишься.

— Пойдем отсюда!

Ничего другого не приходило мне в голову. Я сдвинула наконец Денизу с места, преодолев ее сопротивление и мы начали подниматься по лестнице.

На повороте я выпустила руку подруги и почти бегом помчалась в свою комнату.

Господи, когда я прекращу так отвратительно себя вести? Если так будет продолжаться, он обо всем догадается. Нельзя выдавать себя с головой. Нужно взять себя в руки. Иначе, он задушит меня также, как задушил Элизу. Своими ужасными руками.

Я зажала рот рукой и почти упала в свою комнату, распахнув дверь. Кинулась к окну, потянула раму и жадно вдохнула в себя свежий воздух. Стало немного легче.

— Сюзон, — услышала я и обернулась.

Это была Дениза. Она, разумеется, и не подумала оставить меня в покое. Мне никогда не дождаться этого счастья.

— Что с тобой происходит, Сюзон? Ты ведешь себя как-то странно.

Она закрыла за собой дверь и села на стул, внимательно глядя на меня.

— Странно? — повторила я.

— Да, странно. Неужели, ты не видишь, что он тоже к тебе неравнодушен?

Это «тоже» меня умилило почти до слез. Я была готова рыдать от злости и отчаянья, что меня никто не понимает.

— Мне все равно, — злобно отозвалась я, — гораздо больше меня волнует, что на улице сильный ветер.

— Причем тут ветер? — она приподняла брови.

— Он растрепал мне волосы.

— А зачем ты открывала окно?

— Не знаю.

— Сюзон, на каком свете ты находишься? — Дениза закатила глаза, — нельзя быть такой рассеянной. Даже принцесса это заметила. Как-то она сказала, что приняла на службу блуждающего призрака.

— Я похожа на призрака?

— Я скажу тебе, на кого ты похожа! — вспылила подруга, — на человека, которого прибили поленом по голове, и он до сих пор не знает, на месте она или нет.

Сравнение у нее получилось очень образным. Я даже представила себе этого бедолагу, который никак не может сообразить, где же находится его голова и что с ним произошло.

— Не надо злиться, — сказала я наконец.

— На тебя невозможно не злиться, — в раздражении отозвалась она, — ты ведешь себя так, что очень хочется стукнуть поленом. Не думаю, что что-то изменится.

— Где ты возьмешь здесь полено? — спросила я с живым интересом, — сейчас лето.

Дениза подскочила, схватила с туалетного столика гребень и запустила им в меня. Я успела увернуться.

— Вот тебе вместо полена! — прокомментировала она свой жест.

— Что ты привязалась к полену?

Кажется, мы обе успели к нему привязаться, как к родному. Вот уже минут пять с полной серьезностью обсуждаем именно его.

— Это я привязалась к полену? — воскликнула она, — да я тебя сейчас отколочу!

Я огляделась по сторонам, надеясь найти хоть что-нибудь, чем можно было бы обороняться от взбесившейся Денизы.

И в этот момент открылась дверь и в комнату вошла Марселла. Она оглядела нас и сразу обо всем догадалась. У Марселлы нюх на такие события как у собаки.

— Эге! Вы кажется подраться собрались?

— Вовсе нет, — Дениза перевела дух и заулыбалась.

— Тебе показалось, — добавила я, поднимая с пола многострадальный гребень.

Однако, Марселлу так просто не проведешь.

— Мне не показалось, — твердо сказала она, — ну-ка, признавайтесь, что не поделили. Дениза, на тебя это не похоже. Здесь замешан мужчина? Так, Дениза?

Она не сводила своего инквизиторского взгляда с подруги. Дениза не выдержала и пяти секунд, с Марселлой тягаться — себе дороже.

— Это все из-за нее! — выпалила она, указав на меня.

— Она хотела треснуть меня поленом, — пожаловалась я.

— Каким еще поленом? Где вы взяли полено летом?

— Ненавижу это полено! — взорвалась Дениза, топая ногой.

— Успокойтесь, — прервала возобновляющуюся ссору Марселла, — Сюзон, оставь полено в покое. Дениза, объясни, в чем дело.

Трясясь от негодования к полену, та в нескольких словах выложила ей свою версию событий. Марселла слушала с огромным интересом, бросая на меня любопытные взгляды. Наконец, произнесла:

— Согласна. Сюзон, ты ведешь себя странно.

— Ну и что, — отозвалась я не слишком любезно.

Против Марселлы было два средства: уйти и не слушать, либо грубить в ответ. Уйти из своей комнаты я не могла, с какой это стати я должна уходить из собственной комнаты?

— Что за мужчина? — поинтересовалась Марселла.

— Я не знаю, как его зовут, — к Дениза постепенно начало возвращаться обычное расположение духа, — но он очень привлекателен: черные волосы, темные глаза, тонкий профиль. А фигура! — она даже зажмурилась, как кошка от удовольствия, — восхитительный мужчина!

Марселла усмехнулась.

— Надо же, кого себе выбрала наша недотрога! Нужно отбить его у тебя, Сюзон. Ты наверняка не знаешь, что с ним делать.

— Забирайте и оставьте меня в покое, — отозвалась я.

Они мне так надоели, что захотелось завизжать. А что, если и правда завизжать? Может быть, отстанут? Вряд ли. Я стиснула зубы и сжала кулаки.

Марселла засмеялась. Дениза мотнула головой в мою сторону:

— Вот, видишь? Она просто издевается над нами. Нет, чтобы рассказать, поделиться… Вцепилась мне в руку, аж искры из глаз посыпались. Точно, синяки будут.

— Покажи.

Марселла оглядела запястье подруги и вынесла вердикт:

— Не будут.

— Но они уже начинаются, — не успокаивалась Дениза, — вот, уже пятна появились. Здесь и здесь.

— Не махай у меня перед носом своей рукой. Сюзон, ты в самом деле влюбилась?

Я на мгновение закрыла глаза.

— А что, похоже?

— Очень похоже. Не нужно так переживать, детка. Это совсем не страшно, поверь мне. Я тоже влюблялась и, как видишь, жива и здорова.

— Рада за тебя, — процедила я сквозь зубы.

— Нельзя быть такой скрытной, — вступила Дениза со своей партией, — мы же подруги. И ничего от тебя не скрываем. Признайся, влюбилась?

— Ох, — застонала я, — я устала. Мне плохо.

— Он тебя обидел, да? — на лице Марселлы появилось искреннее участие, — каков наглец. Конечно, тебе плохо. Мне бы тоже было плохо.

— Да тут любому станет плохо, — заключила Дениза.

Меня уже и вправду начало мутить. Еще немного — и они смогут убедиться, как именно мне плохо.

— Я вас умоляю, пожалуйста, уйдите, хорошо?

— Мы не уйдем, пока ты не признаешься, — не согласилась Дениза.

— Ну хватит, — возразила Марселла, — ей и в самом деле нужно побыть одной. Может быть, она хочет поплакать. Но Сюзон, потом ты нам расскажешь?

— Непременно, — подтвердила я, глядя, как они продвигаются к двери.

Неужели, они уходят? Или мне мерещится? Я пообещала бы им все, что угодно, лишь бы они ушли и оставили меня в покое.

— Пойдем, — Марселла потянула Денизу за руку.

Та ободряюще мне подмигнула и открыла дверь.

Девушки вышли в коридор, я уже облегченно перевела дух, но не тут-то было. В самую последнюю минуту дверь приоткрылась, в щель заглянула Дениза и шепотом спросила:

— Скажи хотя бы, как его зовут?

— Пойдем, Дениза, — Марселла вытащила подругу в коридор и плотно закрыла дверь.

Спасибо и на том.

Ох, уж эти вездесущие подруги, сующие всюду свои любопытные носы! Ну, что я им сделала? Почему они выдумывают такие гадости обо мне?

Я подошла к столу, налила в стакан воду из графина и выпила ее залпом.

Последнюю неделю я чувствовала себя неважно. Была вялой и слишком рассеянной. До такой степени, что сидя за столом, забывала, поела я уже или нет. Это не могло закончиться добром. На меня уже начинали косо подглядывать. Впрочем, я и раньше считалась самой странной из всех фрейлин, которые были, есть и будут служить принцессе. Я вела себя нетипично для фрейлины, которые должны выполнять пожелания ее высочества, всюду приглядывать и наблюдать. А еще, большинство девушек, попадающих на службу к принцессе, весьма успешно принимали участие во всевозможных дворцовых интригах. Рассеянность для этого не подходит. Я же являла собой совершенно противоположный образ. Это за мной следовало приглядывать, чтобы я не выкинула что-нибудь по рассеянности. Так что, неудивительно, что меня всегда считали странной. Странно только одно: почему меня до сих пор не выгнали со службы. Вот, это загадка так загадка.

В конце недели мне выпала очередь почитать принцессе перед сном. Она вызвала только меня одну. Мне бы насторожиться, но я ни на мгновение ни усомнилась.

Я читала книгу, а принцесса сидела перед зеркалом и причесывалась, хотя обычно это делала одна из нас.

— Мадемуазель де ла Фонтэн, — вдруг сказала она.

Достаточно громко. Но надо знать мою рассеянность, я просто не обратила на это внимания, продолжала читать до тех пор, пока случайно не подняла на нее глаза и не увидела, что принцесса развернулась ко мне и смотрела в упор.

Я уронила книгу на пол, потом подняла ее и сунула подмышку.

— Д… да, ваше высочество?

— Вы вообще когда-нибудь слышите, что вам говорят?

— Да… м-м-м… конечно… чаще всего…

Я замялась, не зная, что добавить еще. Ясно, что мне неспроста задали этот вопрос.

— Чаще всего? Это интересно. Потому что, меня вы чаще всего не слышите. О чем вы думаете, мадемуазель де ла Фонтэн?

Я пожала плечами и едва не уронила книгу снова. Поймав ее на лету, я стиснула переплет обеими руками, прижав к груди.

— П… простите, ваше высочество.

— Положите же эту книгу куда-нибудь! — рассердилась принцесса, — что за наказание Господне!

Я сунула книгу под стул и выпрямилась, глядя на принцессу во все глаза.

— Глядя на вас, можно подумать, что умом вас Бог обидел, — продолжала она, — но я знаю, что это не так. Вы не глупы, но рассеянны ужасно, просто ужасно. И ничего вас не берет, — внезапно она рассмеялась, — я просто не знаю, что с вами делать. Боюсь давать вам самое простое поручение, потому что вы непременно все перепутаете и сделаете как раз наоборот. А как вы читаете! Просто уму непостижимо! Вы думаете, о чем вы читаете, мадемуазель?

— Конечно, ваше высочество, конечно, думаю, — поспешила заверить ее я.

— Неужели? Тогда повторите последнюю прочитанную фразу.

Вот тут она меня уела. Я ее не помнила, хоть убей. Принцесса приподняла брови, дожидаясь моего ответа, потом хмыкнула, понимая, что это напрасная трата времени.

— Скажите хотя бы, как называется эта книга.

— Сейчас, — я наклонилась, чтобы поднять ее, но принцесса махнула рукой.

— Господи! Сядьте, де ла Фонтэн.

Я послушно опустилась на стул. Принцесса продолжала, закончив причесывать волосы и откинув их назад:

— Когда вы поступили ко мне на службу, я видела, что вы рассеянны. Вместо того, чтобы слушать, вы рассматривали птичек за окном. Но сейчас это нечто немыслимое. Начать с того, что, когда я попросила вас подать мне флакон с духами, вы дали мне щипцы для завивки волос.

Я ужаснулась. Господи, неужели и правда перепутала? Как я могла! С ума сойти! Неудивительно, что она так злится.

— Простите, ваше высочество.

— Но это еще не все, — не замолкала принцесса, — после того, как я не взяла у вас щипцы, вы сунули мне румяна. А теперь, как выяснилось, даже не помните об этом. Что с вами происходит, де ла Фонтэн?

— Ничего, ваше высочество, — поспешно ответила я.

— Не пытайтесь меня в этом уверить. Вы, наверное, воображаете, что этого никто не замечает. Однако, вы ошибаетесь, мадемуазель. Вид у вас как у зайца, за которым бежит гончая. Чего вы боитесь?

Я замотала головой. Ни за что ей не признаюсь, даже если она начнет меня пытать. Хотя, пожалуй, это неудачное сравнение. Если начнет, то выложу все, даже то, чего не знаю. Ужасно боюсь боли.

— Собственно говоря, это ваше дело. Но хочу вас предупредить, де ла Фонтэн, что, если вы влезли в какое-то нехорошее дело, лучше прекратите. Это может быть опасно.

Я присела.

— Благодарю вас, ваше высочество.

— А теперь идите, — принцесса махнула рукой на дверь, — надеюсь, вы слышали хоть что-нибудь из того, что я сказала. Кстати, читаете вы скверно. Просто сил нет, слушать, как вы бубните. Хуже, чем Лагранж, честное слово. Ступайте же.

Я снова присела и выскользнула за дверь. Неужели, это так очевидно, что даже принцесса догадалась? А ведь ей нет до меня никакого дела. Вот так. Что же теперь делать?

Этот вопрос я задавала себе уже сотни раз и ни разу не ответила. Ну не знаю я, что делать, не знаю! Боже мой, почему это происходит именно со мной? Почему ни с кем-нибудь другим, с Марселлой, к примеру? Почему я так несчастна? О-о, какая я бедная, несчастная, перепуганная, слабая, маленькая девушка! И я заплакала, уткнувшись лицом в подушку. От такого любой бы заплакал. Как тут не расстроиться, если я совсем одна наедине с ужасной тайной, и никто не может мне помочь!

Выплакавшись, я вытерла слезы платочком и вспомнила о том, что сегодня утром мне принесли несколько писем из дому, и что я забыла их прочесть. Неудивительно, что забыла, я же сунула их в ящик стола. У меня есть неприятная привычка забывать о вещах, как только они исчезают с глаз моих.

Я развернула первое письмо, которое написала мама. Конечно, она как обычно учила меня, как следует заводить полезные знакомства и стать незаменимой. Как ребенок, ей-богу! До такой степени не знать собственную дочь. Даже если я и последую ее советам, стану пытаться разыскать тех людей, которые по мнению мамочки могут быть полезными, то ничего хорошего из этого не выйдет. Когда у меня что-нибудь выходило хорошо?

Читая ее письмо, я натолкнулась на следующие строки: «Сюзон, главное, не соверши глупости и не влюбись в абсолютно бесполезного человека». Неужели, Алиенор что-то ей сказала о том случае? Конечно, сказала! Некоторым женщинам нельзя доверять никаких секретов, все равно разболтают. И, как будто этого мало, еще и такого насочиняют, что волосы дыбом встают. Вот и Алиенор не смолчала.

Папа писал совсем о другом. Он старательно перечислил все новости, не забыл и про подожженный дом, правда, с его слов выходило, что загорелись только портьеры. «Только»! Слышала бы его мама, как бы она разозлилась! Это были ее любимые портьеры. Впрочем, я считаю, главное, что все остались живы и здоровы.

После новостей папа осведомлялся о моем здоровье и самочувствии, хорошо ли я кушаю и вовремя ил ложусь спать. В этом все мои родители. Мама плетет интриги, а папа заботится о более насущном. Точнее, он пытается это делать, но выходит это у него из рук вон плохо. Даже не знаю, в кого я собственно пошла. Возможно, во мне собралась вся их недальновидность и непрактичность, бесхозяйственность и откровенная лень. Папа весь в своих опытах, иногда он забывает поесть, если мы ему об этом не напомним. А мама вечно обдумывает интриги мирового масштаба, забывая о том, что нужно вести хозяйство и экономить деньги. Она — прирожденная интриганка, насущные проблемы выводят ее из себя.

Так уж получилось, что до замужества за домом присматривала Алиенор. А теперь все идет своим чередом. Вполне возможно, что мы вскоре совсем разоримся. Меня это почему-то не волнует. Чему удивляться, ведь я такая же непрактичная, ленивая и рассеянная, как и мои родители.

Третье письмо было от Бернарда, моего кузена. У нас с ним сохранились прекрасные дружеские отношения, и когда мы долго не видимся, то вознаграждаем себя письмами. Точнее, Бернард вознаграждает, а я вечно забываю написать ему ответ.

Итак, кузен писал по своему обыкновению только о себе, своих проблемах, удачах и поражениях. Слог у него легкий и приятный, я всегда зачитываюсь его историями. Но этот раз он подробно, на трех страницах описал свою только что приобретенную лошадь, все в деталях, только портрет не нарисовал. Какая она красавица, да какая она породистая, да как с места берет галоп. И что он уже успел проверить ее на выносливость и на скорость, и пришел в полнейший восторг. В общем, не лошадь, а клад. Потом сообщил мне, что та девушка, в которую он влюбился месяц назад, его глубоко разочаровала, и что это была совсем не любовь, а пустое увлечение. Зато новая девушка — просто прелесть и что он от нее в полном восторге.

За последние два года девушки у Бернарда сменялись с калейдоскопической быстротой, по крайней мере, в письмах. Только я запомню, как зовут одну, как непременно появляется другая. Вскоре я поняла, что запоминать их имена бессмысленно, оставила усилия и всех их именовала просто: «девушка».

Бернард старше меня на четыре года, сейчас ему двадцать один год. Жениться он в ближайшем будущем не собирается, участь холостяка его устраивает как нельзя лучше. Тем более, что жениться ему рано. У него еще ветер в голове гуляет, это даже я чувствую, не говоря уже о наших родителях, которые называют его прямо — повеса.

Впрочем, повеса или нет, но читать его письма очень весело. Я так смеялась, что совсем забыла о своих горестях. Потом сложила все письма в шкатулку, приспособленную специально для этой цели и убрала подальше. Письма я не даю читать никому. Не люблю этого, ведь они предназначены для меня одной. А у Марселлы и Денизы, особенно у Денизы есть нехорошая привычка считать все письма своими. Мало того, что они постоянно читают друг другу послания от поклонников, так еще и требуют того же от меня. Я всегда отговариваюсь тем, что у меня нет никаких поклонников. Но даже если б и были, никогда бы не стала читать подругам их послания. Не люблю, когда они начинают всюду совать свои любопытные носы.

Ко мне вновь вернулась задумчивость, но усиленно жалеть себя я перестала. Бессмысленное это занятие и очень вредное. И я знаю это, а всю сознательную жизнь только этим и занимаюсь.

В дверь осторожно постучали. Я в это время валялась на постели, сбросив туфли и потому подскочила. Стараясь нащупать ногой хоть один из предметов обуви, я лихорадочно оправляла платье, одновременно пытаясь пригладить волосы. Но ничего толком у меня не вышло. Одну из туфлей я загнала под кровать так основательно, что для того, чтобы достать его, понадобилось бы залезать туда до половины. Поправляя волосы, я случайно зацепила шпильку, она вывалилась и несколько прядей рассыпались. Так что, зрелище я представляла собой презабавное.

— Кто там? — с отчаяньем спросила я.

Делать все равно нечего. Нужно подать хоть какие-нибудь признаки жизни.

— Сюзон, — услышала я голос Денизы, — можно к тебе?

— Н… нет. Прости, Дениза, я… э-э-э… я…

Мои неуверенные и жалкие оправдания не произвели на нее никакого впечатления. Подруга открыла дверь и заглянула вовнутрь.

— Что ты делаешь? — спросила она, окидывая меня заинтересованным взглядом.

Я постаралась принять самый непринужденный вид.

— Пытаюсь причесаться, — отозвалась я, — так что, сама понимаешь…

— Пытаешься? — переспросила девушка, заходя и закрывая за собой дверь, — да, это заметно, что пытаешься. Может быть, тебе помочь?

Я кивнула, понимая, что от нее не отвязаться, а также то, что самой мне ни за что не справиться. Дениза подхватила гребень и принялась ловко орудовать над моей прической. Вскоре я стала походить на приличного человека, а не на пугало огородное.

— Ну вот, — заметила Дениза, — теперь куда лучше. Ты уже пришла в себя?

— А что случилось? — я приподняла брови.

— Ну, не надо, — она захихикала, — я все понимаю. Наверное, все глаза уже выплакала, думая о своем предмете страсти. Только вот, о котором?

Я молча смотрела на нее, ничего не понимая и начиная раздражаться. Кого еще она решила приписать мне в любовники? Оказывается, их много. Если хочешь узнать подробности своей личной жизни, обратись к подругам. Они тебя просветят так, как тебе и не снилось. Узнаешь много нового из того, чего никогда и не подозревала. В общем, подруги всегда выручат тебя в этом случае.

— Что ты имеешь в виду? — все же спросила я.

— Я вот вспоминала твою встречу с жгучим брюнетом и вдруг меня озарило.

— Да? — вежливо осведомилась я.

— Есть ведь еще один. Помнишь, на приеме ты еще пошла с ним танцевать, а потом так долго разговаривала, что я даже начала опасаться, как бы принцесса тебя не хватилась. А потом совсем куда-то исчезла. Так это он — твой избранник?

— Не помню, — отрезала я сердито.

— Ну, как же? Такой симпатичный шатен. Просто поразительно, какие мужчины обращают на тебя внимание! Один другого краше. Скоро ты приберешь к рукам всех более-менее красивых, а бедные женщины останутся ни с чем.

— Дениза, — начала я, но подруга меня перебила.

— И кому ты отдаешь предпочтение? Первому или второму? На твоем месте я предпочла бы брюнета. Он мне нравится больше.

— Дениза…, - снова попыталась я ее прервать.

Куда там! Если Дениза оседлает своего любимого конька, ей нет удержу.

— И потом, вместе с ним ты смотришься куда эффектней. Шатен тебя бледнит. И потом, мне кажется, он настроен как-то несерьезно. Все смеялся, забавлялся, а брюнет…

— Хватит, — отрезала я, сумев вклиниться в этот поток.

— Не сердись, — примирительно заметила Дениза, — ты им нравишься. Обоим. Я заметила.

Я без сил опустилась на кровать. Господи, когда же это закончится!

— Ну, признайся, кто из них тебе нравится больше, — настаивала подруга.

Мне уже хотелось ее пристукнуть. Или заткнуть чем-нибудь рот, чтобы она хоть немного помолчала. Я стала оглядываться по сторонам в поисках подходящего предмета. Ничего подходящего не обнаружила, кроме одинокой туфли. Не запихивать же ее в рот Денизе, в самом деле.

— Нельзя быть такой скрытной. Я тебе постоянно рассказываю о таких вещах.

— У меня болит голова, — сказала я.

— Ты плакала? Вот поэтому она и болит. Ничего, выпей воды, полегчает.

— Я не плакала.

— А что еще ты тут делала так долго?

— А что, тут больше делать нечего, кроме как плакать?

— В одиночестве — да, — она захихикала.

— Боже, — простонала я.

— Сюзон, — Дениза недолго думая, присела рядом со мной, — ты слышала последнюю новость?

— Нет.

— Ну конечно, кого я спрашиваю! Ты помнишь Луизу Фернье? Она тоже была фрейлиной ее высочества.

— Кто это?

— Сюзон, это уже слишком! Ведь вы знакомы. Марселла была с ней более близка, они считались подругами. Вспомнила?

— Должно быть, у нее железные нервы, если она могла терпеть Марселлу, — не смолчала я.

Дениза покачала головой. Кажется, она осуждала мою неумеренную язвительность.

— Марселла вовсе не такая плохая, — встала она на ее сторону, — правда, такая же язва, как и ты. Вот с ней ты быстро нашла общий язык. Да, она еще была помолвлена с каким-то молодым человеком.

— Кто, Марселла?

— Сюзон, — тут Дениза тяжело вздохнула, — спустись с небес и слушай. Разве я говорю о Марселле?

— Только что ты о ней говорила.

— С тобой нужно иметь огромное терпение, — она покачала головой, — я говорила о Луизе. Это Луиза была помолвлена с молодым человеком.

— Ты хочешь сказать, что теперь она вышла замуж за него?

— Я ничего подобного сказать не хочу. Она вообще не вышла замуж. Теперь она занимает куда более высокое положение, чем вначале. Всех оставила с носом.

Я пожала плечами, не понимая, что имеет в виду Дениза. От нее ведь можно ожидать чего угодно. Когда она начинает болтать, то остановить ее может лишь прямое попадание пушечного ядра. И в болтовне Дениза отличается непоследовательностью. Она перескакивает с одного на другое так скоро, что вы не успеваете следить за ходом ее мысли, для нее совершенно понятной, но тайной за семью печатями для остальных.

— Кто кого оставил с носом? — спросила я, пытаясь расставить точки над «и». Нужно в конце концов определиться.

— Сюзон, ты меня не слушаешь, — упрекнула подруга, — я уже полчаса пытаюсь тебе объяснить, что говорю о Луизе. О Луизе Фернье!

— Да, я помню. Так это она оставила всех с носом. Понятно. А каким образом?

— Иногда мне кажется, что ты сию минуту спустилась с Луны и не понимаешь, где находишься. Об этом уже неделю говорит весь Лувр! Луиза стала фавориткой короля!

— Понятно, — сказала я, — а что такого интересного ты хотела мне сообщить?

Дениза возвела глаза к потолку. На ее лице было ясно написано, что она не понимает, как со мной вообще можно разговаривать. А может, она искала там того самого пресловутого терпения, которого ей так не хватает?

— Ты просто невыносима, — заявила Дениза наконец, — это я и имела в виду. Простая фрейлина стала фавориткой короля. Разве это не удивительно?

— Наверное, она хорошенькая, — предположила я.

— Кто? Луиза? Ничего подобного!

— Хочешь сказать, что она страшная, как смертный грех? — изумилась я, — кошмар! Теперь понимаю, что об этом говорит весь Лувр!

Подруга схватила подушку и ощутимо треснула меня по спине.

— Прекрати! Ты еще хуже Марселлы. Не выводи меня из себя! Сама прекрасно знаешь, что таких страшных во фрейлины не берут. Луиза довольно мила, но нет в ней ничего особенного. Ее нельзя назвать ни красивой, ни хорошенькой. Так, не пойми что.

— Ты просто завидуешь, — догадалась я.

— Там абсолютно нечему завидовать. Если бы ты напрягла свою дырявую память вместо того, чтобы язвить, то сама вспомнила бы, как она выглядит. Я не преувеличиваю нисколько.

А вот в это я не верила. Слышала собственными ушами, как Дениза описывала невесту одного из мужчин, который ей как-то приглянулся. Услышав это описание, вы бы посочувствовали и бедной девушке, вынужденной жить с такими дефектами внешности, и несчастному жениху, который всю жизнь будет вынужден такое терпеть. А когда я увидела эту особу собственными глазами, то заметила, что она очень даже хорошенькая. Во всяком случае, не хуже самой Денизы. Так что, ее описанию Луизы я не поверила ни на грош. Тем более, что в памяти начали смутно оживать какие-то образы. Вроде бы, я начинала припоминать эту самую Луизу. Очень даже симпатичная девушка.

— Но конечно, мне жаль, что его величество обратил свое внимание на столь ничтожную особу, когда кругом столько красавиц. Ты, к примеру.

— Меня не припутывай, — предупредила я ее.

— Да, верно, с тобой бы ничего не вышло. Ты наверняка никогда не поняла бы, что именно тебе хотят сказать.

И Дениза расхохоталась самым возмутительным образом. Теперь была моя очередь схватить подушку и стукнуть ее по макушке. Она ничуть не обиделась, продолжая помирать со смеху.

— Ну, признайся, Сюзон, ты рассеянна до изумления. Никогда не забуду, как бедный виконт де Севинье пытался за тобой ухаживать. Мы с Марселлой едва не скончались от смеха. Да-да, сейчас ты спросишь, что еще за виконт и почему ты его не знаешь. Забудь.

И она продолжала веселиться. Глупое создание. Я кинула в нее подушку и сердито отозвалась:

— Ты такая же язва, как и Марселла. А может быть, даже хуже.

— Я пошутила. Но все же, Сюзон, нельзя быть столь оторванной от реальности. Нужно изредка прислушиваться к тому, что происходит. А то, так ты пропустишь собственную свадьбу. Ну, признайся же, в кого ты влюблена? В шатена или брюнета?

— В обоих сразу.

— Сама ты язва, — заключила Дениза, вставая, — никаких сил нет с тобой разговаривать.

Я не сделала никаких попыток смягчить впечатление. Может быть, теперь она уйдет.

Дениза ушла не сразу. Она еще минут пять пыталась разузнать о предмете моей страсти, но так как я сама не имела об этом ни малейшего понятия, то подруга так ничего и не выяснила, и ушла обиженной на мою скрытность.

Перед уходом она сказала:

— Никогда больше не буду ничего тебе рассказывать. Может быть, тогда ты поймешь, как некрасиво поступаешь.

— Ты не сумеешь, — хмыкнула я, — это выше твоих сил.

Злобно фыркнув, Дениза вылетела за дверь и громко ею хлопнула. Я не поленилась встать и запереть ее за ней. Хотя бы сегодня нужно быть уверенной, что ко мне в комнату больше никто не вломится требуя, чтоб я немедленно выложила, в кого же все-таки влюбилась. Ну, что за странное любопытство!