Сегодня Дениза с Марселлой в свободное время вытащили меня на прогулку.

— Ни к чему, Сюзон, бродить всюду в одиночестве, — заявила Дениза, — хотя я, конечно, понимаю — любовная тоска.

— Да какая там любовная тоска! — фыркнула Марселла, — это у нее в крови. Она обожает бродить где попало.

Марселла как всегда попала в точку. Умеет она ляпнуть, как по заказу, этого у нее не отнять. Говорит все прямо, как на духу. Вкупе с наблюдательностью, живым умом и язвительностью это составляет гремучую смесь.

Мы прогуливались по дорожкам парка медленным шагом. Дениза и Марселла держали меня под руки с обеих сторон. Наверное, для того, чтобы я ненароком не сбежала. Погода была отличной: светило солнце, дул легкий теплый ветерок, а небо было изумительно голубым.

— Какая красота! — вздохнула Дениза.

Марселла подтвердила это кивком, хотя, как мне кажется, не обращала на погоду никакого внимания. Ее всегда интересовали люди, а не красоты ландшафта.

— Хорошо, что дождя нет, — заключила она.

— О нет, не надо о дожде, — взмолилась Дениза, — тебе нельзя даже думать о дожде. Как только ты скажешь слово «дождь», он появляется, как по заказу.

Марселла улыбнулась.

— Кстати, Сюзон, что тебе сказала принцесса? — спросила она у меня.

— Корила меня за рассеянность, — ответила я.

— У нее ангельское терпение, — фыркнула Дениза, — я бы не выдержала.

Марселла посмотрела на нее скептически:

— Ангельское, вот как? На мой взгляд, даже для человеческого оно слабовато.

— Перестань.

— Это ты перестань. Разве я говорю неправду? Все это знают. Так же, как и о рассеянности Сюзон. Впрочем, на этой неделе она превзошла себя. Кто пытался нащупать ручку двери на противоположной от нее стене?

Дениза фыркнула.

— Пять минут пыталась наколоть на вилку одну-единственную горошину, а потом сунула в рот пустую вилку.

— Сначала пыталась выпить воду из пустого стакана, а потом уже налила ее.

— Эй, я все еще здесь, — напомнила им я, уязвленная такими наблюдениями.

— Да, — Марселла обернулась ко мне, — не хочешь объяснить нам, что все это значит?

— Не хочу.

— Это понятно, — заявила Дениза, — любовь.

— Не верю я в это, — подруга упрямо тряхнула головой, — вчера весь вечер ломала голову. Не похожа она на влюбленную.

— Глупости, — отмела это Дениза, — каждый реагирует по-своему.

— Возможно. Но есть и общие признаки. Ты только вспомни, Дениза, как она себя ведет. Она не смущается, не краснеет, не опускает глаза, а трясется. Знаешь, что это мне напоминает? Страх. Сюзон, чего ты боишься?

— Крыс, пауков и тараканов, — отозвалась я, не покривив душой.

Дениза, сдвинув брови, посмотрела на меня:

— Перестань.

Марселла засмеялась:

— Ничего мы от нее не добьемся, даже если из кожи вон вылезем. Сюзон, можно подумать, мы выпытываем у тебя государственную тайну. Ты влюбилась или нет?

— Я уже сто раз отвечала на этот вопрос. Конечно, нет.

— Я так и думала.

— А что же ты тогда смотрела на него так, словно он вырывает сердце из твоей груди? — сердито спросила Дениза.

Я представила, как Гранден это делает, и мне стало нехорошо. Марселла поддержала меня за локоть.

— Тебе плохо, Сюзон?

— Немножко, — я втянула в легкие побольше воздуха, — совсем чуточку.

— С чего это вдруг? — подозрительно спросила она, — ну-ка, выкладывай. Что-то мне это совсем не нравится. Уж не водишь ли ты нас за нос?

Дениза радостно закивала головой, довольная, что подруга наконец встала на ее точку зрения.

— На какой вопрос я должна сперва ответить? — я приподняла брови, — почему мне плохо или не вожу ли я вас за нос?

— Вот, пожалуйста! — воскликнула Дениза, — из нее ничего не вытянешь. Ну, абсолютно ничего.

— Тебя тошнит? — настаивала на своем Марселла.

— Нет.

— У тебя что-то было с этим брюнетом?

— Господи! Да нет же! Мне надоело, что вы задаете одни и те же вопросы снова и снова.

Я отвернулась в сторону, начиная жалеть, что поддалась на их уговоры и отправилась на прогулку. Сидела бы сейчас в своей комнате, читала книгу или просто смотрела в окно, и никто бы меня не теребил. Как это утомительно!

— Мы их задаем для того, чтобы ты ответила хоть на один из них.

— Я отвечаю.

— Правдиво ответила, — уточнила Марселла.

— Хочешь сказать, что я лгу?

— Не сердись, — Дениза помотала головой, — Марселла хочет сказать, что ты отвечаешь уклончиво и мы ничего не можем понять.

— А вам и не нужно ничего понимать.

— Мне это нравится, — фыркнула Марселла, — недаром говорят, что не суди по внешнему виду. Посмотришь на нее и начинаешь думать, что она мягкая, неуверенная, скромная, застенчивая и легко поддающаяся влиянию девушка. А на самом деле…

— Что на самом деле? — спросили мы с Денизой в один голос.

Переглянулись и одновременно пожали плечами.

— На самом деле Сюзон тверда, как кремень. Она только делает вид, что очень слаба и вот-вот отдаст Богу душу. Для того, чтобы это сделать, придется немало потрудиться и то, не факт, что это произойдет.

— В тихом омуте черти водятся, — кстати припомнила народную поговорку Дениза.

— Как вы мне надоели, — простонала я.

Они захихикали.

— У меня есть тетушка, — заговорила Дениза, — так вот, она уже лет десять как собирается помереть и каждый месяц говорит об этом, стонет, жалуется на свои многочисленные болячки. «Погодите немного, — говорит она, — недолго вам осталось меня терпеть. Ничего, ничего, я скоро умру и освобожу вас от своего утомительного присутствия». Но вот только это еще не произошло. И вряд ли, произойдет в ближайшие сорок лет.

— У меня тоже есть такая тетушка, — припомнила я тетю Камиллу.

— О — о, — протянула Марселла, — так это у вас семейное.

И они вновь расхохотались, только на сей раз куда громче. Я тяжело вздохнула. Это не подруги, а божеское наказание. И почему они постоянно надо мной потешаются? Точнее, потешаются все время, свободное от назойливых выпытываний имени моего мифического возлюбленного.

— Мадемуазель де ла Фонтэн! — услышали мы чей-то голос, — мадемуазель де ла Фонтэн, подождите, пожалуйста!

Мы остановились и обернулись. По тропинке бежала моя служанка.

— Что случилось? — удивленно спросила я.

— За вами приехали из дому, мадемуазель, — запыхавшись, ответила служанка.

Меня удивили слова «за вами». Она сказала «за вами», а не «к вам» и это было странно.

— Иди, — Марселла мотнула головой, — наверное, что-то срочное.

Я кивнула им на прощанье и пошла за служанкой.

Приехал отец. Увидев меня, он расцвел радостной улыбкой и заключил в объятия.

— Сюзон, девочка моя, как я по тебе соскучился!

— Я тоже, папа, — отозвалась я счастливо.

— Как у тебя дела? Никто не обижает?

Я помотала головой.

— Мне кажется, ты похудела. Ты плохо кушаешь, Сюзон. Этак, от тебя скоро кожа да кости останутся.

Улыбнувшись, я взяла отца за руку и вдруг заметила, что она перевязана.

— Что это? — спросила я встревожено.

— Последствия одного опыта. Пустяки, — он махнул этой рукой, словно показывая, что беспокоиться не стоит, — Алиенор, наверное, рассказывала тебе.

— О маркизе де Брейле? Рассказывала, — подтвердила я, — что вы готовили на сей раз?

— Одну очень гремучую штуку. Колба взорвалась и меня задело осколком.

— Прямо, как на войне, — рассмеялась я, — мамочка не говорила, что вы подожжете дом?

— Она сказала, что из-за нас он взлетит на воздух.

Мы переглянулись и одновременно фыркнули.

Наконец, отец перешел к сути дела. Он обвел взглядом мою комнату и произнес.

— Вещей у тебя немного, слава Богу. Собирайся, Сюзон. Вели служанке уложить их поскорее. Мы уезжаем домой. Я уже обо всем договорился с ее высочеством. Она тебя отпускает.

— Ну, еще бы, — машинально отозвалась я и в изумлении вытаращила глаза, когда до меня дошел смысл его слов, — что случилось? Почему, папа?

— Дома тебя ждет приятный сюрприз, — он засмеялся и подмигнул мне, — даже Каролина одобрила его. Он ей очень понравился.

— Я не понимаю, папочка. Что понравилось маме?

— Узнаешь.

Он больше ничего не сказал и мне пришлось удовлетвориться этим. Любопытство меня так и распирало. Хотелось поскорее очутиться дома и узнать, что за сюрприз они мне приготовили.

— Но почему меня забирают со службы? — задала я последний вопрос, — это необходимо? И мама не была против?

— Мама выбрала то, что лучше для тебя, Сюзон.

Очень интересно. Что же все-таки произошло? Я была не в силах дожидаться служанку и принялась сама запихивать вещи как попало. Как же иначе, ведь я никогда ничем подобным не занималась. Отец, понаблюдав, как я пытаюсь утрамбовать шмотки в сундуке, не выдержал и присоединился ко мне. Крышка никак не желала закрываться. Совместными усилиями мы подналегли на нее и все-таки закрыли. Отец перевел дух и сел на сундук.

— Уф, — сказал он, — не понимаю, зачем тебе столько вещей, Сюзон. Ты вполне могла бы обойтись половиной.

— Не могла бы, — отозвалась я, — здесь только самое необходимое.

Он неопределенно протянул «Умм» с самым лукавым видом.

— Значит, ее высочество знает, что сегодня я уезжаю? — задала я интересующий меня вопрос.

— Да, я сам поговорил с ней. Мне пришлось долго ждать, пока она меня примет. Но зато мне совсем не пришлось ее уговаривать.

— Наверное, она смотрела на тебя, как на избавителя.

Я прыснула и рассмеялась.

— А что ты натворила, Сюзон?

— Ничего. Ее высочеству не нравится моя рассеянность.

— А кому она нравится! Помнится, дома ты обещала, что будешь следить за собой.

Кивнув, я уселась с ним рядом.

— Значит, ничего этого ты не делала. Надеюсь, ты хоть слышала, что тебе говорили?

Посмотрев на меня, отец понял, что нет. Он хмыкнул и понятливо кивнул.

— Ясно.

— Папочка, — я дернула его за рукав, — ты ведь не станешь говорить об этом маме?

— Конечно, не стану. Каро до сих пор не может понять, что тебя нельзя переделать по своему усмотрению. Нужно просто смириться. Как я.

— Я не попрощалась с подругами, — вспомнила я.

— Ничего, Сюзон. Надеюсь, они поймут, что ты не могла этого сделать.

— Я ушла и ничего им не сказала.

— А что ты могла им сказать? Ты ведь сама не знала, что уезжаешь.

— Да, — согласилась я, — но все равно, нехорошо.

— Напиши им записку, — предложил папа.

Я подумала и признала, что это хорошая идея. Несколько минут у меня ушло на то, чтобы отыскать в комнате хоть самый плохонький листок бумаги. Потом я долго думала, что же им написать. Так что, когда я наконец созрела, пришла моя служанка и нужно было поторапливаться. Поэтому, моя прощальная записка вышла какой-то скомканной. Я отдала ее горничной и велела передать Марселле. Уверена, читать они ее будут вместе.

Вещи снесли вниз, к карете. Отец подхватил меня под руку и повел следом.

— Папочка, что же все-таки за секрет? — спросила я, хотя понимала, что он мне ничего не скажет.

Но попробовать-то стоило.

— Дорогая, — улыбнулся он, — потерпи немного. Скоро все узнаешь.

Мучаясь любопытством, я сидела в карете с отцом и болтала о пустяках. Как только я пыталась подобраться к сути вопроса, он мигом замолкал и хитро улыбаясь, переводил разговор на другую тему. Я еще немного попыталась пробить оборону, но потом оставила свои попытки. Ничего, скоро мы приедем домой и там я все узнаю.

Настроение у меня было чудесным. Я возвращалась домой, что может быть лучше? Но было еще кое-что. Я покинула Лувр, а значит, конец истории с трупом и убийцей. Я никогда больше не увижу их обоих. Какое счастье! Теперь я наконец могу спокойно вздохнуть и сбросить напряжение, которое давило на меня на протяжение нескольких дней. Лишь тогда, когда напряжение покидает тебя, начинаешь понимать, как оно было невыносимо. Все позади, словно страшный сон. В самом деле, вполне можно считать, что мне приснился кошмар. Несколько затяжной кошмар, но он, слава Богу, позади. Неприятно, но не более того. Мало ли, что нам снится! Утром снова будет солнце и свет его прогонит нечисть из темных углов. Да здравствует солнце!

Дорога была достаточно утомительной для людей и с гораздо более крепким организмом, чем у меня. Так что, когда мы приехали домой, я чувствовала себя невыносимо усталой. Меня всю растрясло на нашей сельской дороге и слегка мутило. Это прошло нескоро, но уже когда я ступила на твердую землю, стало легче.

Мама вышла встретить нас на порог дома. Я сразу это заметила, ее четкий силуэт вырисовывался на фоне двери, и помахала ей рукой. Мама помахала в ответ.

Когда мы взошли на крыльцо, она обняла меня и спросила:

— Хорошо доехали?

— Да, мамочка, — согласилась я.

Отец поцеловал ее в щеку и вопросительно приподнял брови, словно задавая какой-то вопрос. Мама в ответ загадочно улыбнулась и кивнула головой. Их безмолвный диалог не ускользнул от моего внимания.

— Что происходит?

— Ты непременно обо всем узнаешь, моя дорогая, — засмеялась мама, — только сперва тебе следует отдохнуть с дороги, переодеться и пообедать.

Отдохнуть мне действительно следовало, а об обеде я думала с гораздо меньшим энтузиазмом. После долгих часов изматывающей тряски желудок с негодованием отвергал эту идею.

— А нельзя ли наоборот? — предприняла я последнюю попытку, — сперва новости, а потом все остальное?

— Нет, Сюзон. Пойдем же. Я очень рада, что ты приехала. Тебе понравилось в Лувре? Ты видела короля? Говорят, он очарователен.

— Вполне может быть, — отозвалась я.

— Но ты что думаешь?

Я призадумалась. Честно говоря, совсем запамятовала, как он выглядит. В мозгу плавало несколько смутных образов, но ни об одном из них я не могла сказать с уверенностью, что это король.

Мама терпеливо дожидалась ответа.

— Я не помню, — честно призналась я.

— Боже, Сюзон! Ну, как можно этого не помнить? О чем только ты думаешь!

Задав этот риторический вопрос, она подтолкнула меня к лестнице.

— Надеюсь, ты еще помнишь, где находится твоя комната.

Улыбнувшись, я отправилась наверх.

Служанка Анна просияла, увидев меня. Она долго тараторила, пересказывая мне последние новости, и при том ловко помогая мне приводить себя в порядок.

— Анна, — я бросила на нее любопытный взгляд, — ты знаешь о сюрпризе, который приготовили для меня?

— Конечно, мадемуазель, — кивнула она.

— Что это за сюрприз?

— Это секрет, мадемуазель. Мне не велели болтать об этом.

— Ну, Анна, ну пожалуйста! — взмолилась я, — скажи мне! Никто не узнает, обещаю.

— Нет, нет, мадемуазель, нельзя.

Я скорчила унылую гримасу, но сдаваться не собиралась.

— Ну хотя бы намекни, Анна.

— Я не могу, мадемуазель. Я дала слово, что буду молчать.

— Это просто невыносимо, — я вздохнула.

К обеду приехала Алиенор с мужем. Вид у них обоих был загадочный. Обняв меня, сестрица зашептала на ухо:

— Тебя ожидает сюрприз, Сюзон. Замечательный сюрприз! — и она засмеялась, так что я едва не оглохла.

Я потерла ухо рукой:

— Это так весело? У меня чуть голова не лопнула.

— Извини.

— Нет, ну скажи мне, Нора. Что еще за сюрприз и чем он так замечателен? Я имею право знать.

— Разумеется, имеешь, — с легкостью согласилась она, — и узнаешь. После обеда.

— Если не умру до этого от любопытства, — мрачно отозвалась я.

— Не умрешь, — Алиенор чмокнула меня в щеку, — я ужасно рада за тебя, котенок.

Мои родные проявили удивительную солидарность в попытках скрыть от меня новость. Если бы они столь же сплоченно взялись за наше хозяйство, оно было бы уже процветающим.

Вздохнув, я подступила к Эрнесту, он был последним. Но и здесь у меня ничего не вышло. Он лишь улыбался и качал головой:

— Нельзя, нельзя, Сюзон. Ваши родители просили меня молчать. И Алиенор будет сердиться.

Я прекрасно знала, как может сердиться Алиенор и прекратила свои расспросы.

За обедом все были веселы и оживлены. Я, как обычно, не принимала участия в разговорах. Меня никто не тревожил. Давно канули в Лету те времена, когда мама спрашивала: «Сюзон, детка, почему ты так плохо кушаешь?» В ответ я недоуменно приподнимала брови и осведомлялась: «Что ты сказала, мамочка?»

Но на этот раз я внимательно прислушивалась к разговорам, надеясь, что они потеряют бдительность и проговорятся. Но как назло, родные не проронили ни слова о загадочном сюрпризе. Это было очень досадно.

Наконец, обед закончился. Все встали из-за стола. Мама повернулась ко мне и сказала:

— Пойдем в гостиную, дорогая. Нам нужно поговорить с тобой.

Я облегченно перевела дух. Наконец-то я все узнаю!

С довольным видом я отправилась вслед за мамой в гостиную. Мы расселись на стульях. Эрнест пристроился рядом с Алиенор. Папа остался стоять у окна.

— Сюзон, детка, — начал он торжественно, — тебя ждет большая новость и, надеюсь, приятная.

Остальные заулыбались.

— Ну говорите же, не томите душу, — взмолилась я, — я уже устала ждать этого светлого момента.

Засмеявшись, Алиенор подмигнула мне.

— Я счастлив сообщить тебе, — продолжал отец, — что очень хороший человек попросил твоей руки.

Я осталась сидеть с раскрытым ртом.

Тут вмешалась мама:

— Очень приличный молодой человек со связями в обществе и состоянием. Он обещал позаботиться о тебе и найти место при дворе.

Конечно, мамочка взялась за свое, любимое. В ее понятии хороший человек — это тот, у кого много денег и связей и который сумеет устроить свою жену при дворе. Не учитывается лишь то, что мне это место нужно как прошлогодний снег.

Впрочем, эти мысли мелькнули и исчезли. Я размышляла, кто бы это мог быть. Молодой человек? В округе нет молодых людей, способных сделать мне предложение, за исключением молодого соседа. Но он никогда не станет этого делать. А даже если б и осмелился, мама быстро указала бы ему на его место и вредность непомерных запросов. Дело в том, что наши семьи трудно назвать не то, что богатыми, но даже со средним достатком. Моя мама никогда не отдаст меня замуж за бедного соседа.

Но если не он, тогда кто же? Уж не маркиз де Бреталь, в самом деле. Ему сорок пять, и жена, подобная блуждающей тени его никак не устроит. Его идеал — веселые, жизнерадостные, деловитые пышечки, лучащиеся здоровьем. На меня он смотрит с откровенной жалостью, мол, ваша стройность, мадемуазель, граничит с истощением.

Пока мама перечисляла достоинства моего жениха, я ее совершенно не слушала, занятая своими мыслями. Наконец, Алиенор потрясла меня за плечо:

— Очнись, Сюзон. Ты совсем окаменела от счастья.

— Я что-то пропустила? — очнулась я.

— Все, — фыркнула сестра, — но это не столь важно. О его достоинствах ты еще успеешь узнать, тем более, ты уже знаешь кое-что.

— Что? — не поняла я, — я его знаю?

Мама покачала головой:

— Сюзон, нельзя быть столь рассеянной.

— Ты называла его имя? Кто это? Как его зовут?

— Как, ты еще не догадалась? — удивился отец.

— Я не понимаю вас, — отозвалась я, вставая, — откуда мне знать, кто просит моей руки? Ко мне-то он не обращался.

Алиенор, довольная, словно кошка, слопавшая миску сметаны, снизошла до меня и сообщила:

— Его имя — Гастон Гранден, милая.

— Что? — я так и села и, кажется, мимо стула.

Мне показалось, что я падаю. Это имя отозвалось эхом у меня в ушах. В глазах помутилось. Смутно помню, как все засуетились и забегали. «Ей плохо! Дайте же воды! Анна! Воды! Сюзон, что с тобой?»

Придя в себя, я увидела отца, держащего в руке стакан с водой перед моим лицом. Он был встревожен.

— Выпей, Сюзон.

— Господи, что с тобой такое? — ахнула мама.

— Подождите, — тихо и размеренно сказала я, отодвинув от себя воду, — я что-то плохо расслышала имя. Как, вы сказали, его зовут?

— Месье Гранден, — тихо и испуганно повторила мама.

— Боже, — я закрыла лицо руками, — вы сошли с ума.

— Сюзон, ради Бога, — папа попытался обнять меня, но я стряхнула его руки и встала. Повернулась к Алиенор.

— Кажется, я знаю, чья это идея. Ты на самом деле думала, что меня обрадует эта новость, Нора?

— Сюзон, сядь, ты бледна, как смерть, — торопливо заговорила она.

— Нет, я не сяду! Не заговаривай мне зубы! Нора, я его не выношу! Не выношу, поняла? Как ты могла сказать им такое? Зачем ты это сделала?

Глаза Алиенор стали круглыми и испуганными:

— Но Сюзон, я не хотела ничего плохого, клянусь! Что с тобой, дорогая? Ты же влюбилась в него с первого взгляда!

Я выхватила стакан из рук отца, размахнувшись и облив себя водой, швырнула его в стену.

— Ты спятила! Никто не может влюбиться в это чудовище!

Мой поступок произвел на них впечатление разорвавшейся бомбы.

— Боже мой, Боже мой, — прошептала мама, — Сюзон, детка, пожалуйста, успокойся. Все девушки выходят замуж.

— Ну и пусть выходят. Пусть выходит за него, кто хочет. А я не хочу! И не выйду никогда! — я топнула ногой.

— Но дорогая…

— Ни за что, никогда в жизни!

— Но Сюзон, он приедет завтра. А твой отец уже дал свое согласие, — пробормотала мама.

— Вот пусть он за него и выходит!

— Он очень красивый мужчина, дорогая. Он тебе понравится.

— Меня от него тошнит!

— Сюзон, ты словно маленький ребенок. Успокойся. Нет ничего позорного в том, что ты влюбилась.

— Я не влюбилась!

— Детка, это происходит со всеми.

— О да, я помню, когда-то…

— В первый раз это всегда страшно.

Они кивали головами одновременно, словно сговорились свести меня с ума. Я не знала, что мне сказать еще, чтобы убедить их поверить мне и не делать этого.

— Вы не слышите меня! — завопила я, сжимая пальцами виски и завизжала так, что сама едва не оглохла.

Завизжала я от бессилия. Боже, мои родные сошли с ума! Они уверены, что я влюблена в Грандена и боюсь в этом признаться. И очень рассержена разоблачением. О-о, да это и представить страшно! Господи, я не могу их переубедить. Что бы я ни говорила, в ответ слышала лишь одно: «Нет ничего страшного в том, что ты влюбилась дорогая». Сама мысль о том, что я могу в него влюбиться, повергала меня в ужас.

Я визжала до тех пор, пока у меня не перехватило горло. Потом упала на стул и зарыдала. Перепуганные родственники не знали, что делать. Отец отнес меня в комнату, Анна отпаивала водой, мама гладила по голове и умоляла успокоиться. Я не могла успокоиться. Мне было плохо лишь от одной мысли, что я выйду замуж за убийцу. Что он обнимет меня своими руками, этими жуткими руками с длинными тонкими пальцами, напоминающими щупальца осьминога. Теми самыми руками, которыми он задушил Элизу. От них разило мертвечиной.

От подобных мыслей мне стало дурно и вырвало. Это еще больше напугало всех. Отец послал за врачом, невзирая на то, что денег было мало и вполне возможно не хватило бы до конца месяца.

Приехавший доктор дал мне успокоительное, отчего я вскоре заснула. Вернее, провалилась в темную, глубокую яму сна.

Мне снился Гранден с щупальцами вместо рук, росшими прямо из плеча. Такое зрелище вызвало бы судороги и у более выдержанных людей, чем я. Он подходил ко мне, жутко улыбаясь, так что кровь в жилах стыла, и говорил: «Сюзон, ты должна выйти за меня замуж. У тебя такая нежная шейка, душечка». При этом его щупальца угрожающе шевелились и тянулись ко мне.

Я проснулась с воплем, обливаясь холодным потом. Ну и жуть! Какая гадость мне снится в последнее время! Пытаясь справиться с собой и остановить дрожь, я обхватила себя руками.

Этот кошмар никогда не закончится. Я была глупа, когда думала, что все в прошлом. А когда я была умна? Вот оно меня и настигло. И не сбежать, не спрятаться. Я почувствовала, что схожу с ума. Подавив звук, вырвавшийся из горла и напоминавший поскуливание собаки, я встала с постели и подошла к окну.

Что мне делать? Что мне теперь делать? Мне нужно было сразу рассказать о случившемся, рассказать всем. Тогда Грандена посадили бы в тюрьму, а я была бы в безопасности. Как можно было быть такой идиоткой?

Рассказать всем? Но это и сейчас не поздно сделать. Конечно! Об этом нужно рассказать родным. Пусть они знают, за кого выдают свою дочь.

Я выскочила в коридор, забыв, что на дворе глубокая ночь и все спят.

Распахнув дверь родительской спальни, я подбежала к кровати. Мама, всегда спавшая чутко, уже проснулась и села на постели, с удивлением смотря на меня.

— Сюзон, что случилось?

— Мама, я должна вам это рассказать! — выпалила я.

Мама толкнула отца в бок:

— Проснись, Шарль. Ну же, — она потрясла его за плечо.

Отец с трудом открыл глаза и пробормотал:

— Ну, в чем дело?

— Мне кажется, снова нужно послать за доктором.

— Я здорова! — я топнула ногой, — но я должна вам это рассказать!

— Сядь сюда, Сюзон, — мама указала мне на место рядом с собой, — что ты должна нам рассказать?

— Боже мой, Сюзон, — простонал отец, — неужели, твоя новость не могла подождать утра?

— Нет, не могла, — отрезала я, — он — убийца и я не могу больше это скрывать.

— Я не пойму, о чем она говорит, — беспомощно развел руками отец, взглянув на маму.

Она погладила меня по плечу.

— Успокойся, Сюзон. Что произошло?

— Гранден — убийца. Он убил женщину, задушил ее голыми руками. Я сама это видела.

Мама вытаращила глаза, потом вздохнула:

— Господи, а я уж было подумала! Ей приснился плохой сон. Сюзон, дорогая, это всего лишь сон.

— Это не сон! — вскричала я, — это случилось на самом деле, мама!

— Пойдем, милая, — она встала и обняла меня за плечи, — пойдем, ты ляжешь в постель и постараешься заснуть. Плохие сны тебе больше не приснятся, обещаю.

Я бросила умоляющий взгляд на отца и едва не застонала. Он смотрел на меня с жалостью.

— Вы не верите мне!

— Ну конечно, мы тебе верим, — мама погладила меня по голове, — ужасный сон, а ты слишком чувствительная девочка. Успокойся. Сюзон, утром все покажется тебе совсем не страшным.

Я покорно позволила увести себя в комнату, уложить в постель и накрыть одеялом. Мама заботливо подоткнула его, словно я была маленькой девочкой. Она говорила успокаивающие слова, гладила волосы, поцеловала в лоб, а потом спросила:

— Все хорошо, милая?

— Ты думаешь, я лгу, мама? — я взглянула на нее, — или считаешь, что я не способна отличить сон от яви?

— Ночью со сна все слишком смазано, — туманно отозвалась она, — постарайся уснуть, детка. Тебе станет гораздо легче.

— Ладно.

Постояв еще немного у кровати, мама вышла за дверь. И вовремя. Еще немного — и я бы снова завизжала. Удержало меня лишь одно — снова поднимется суматоха, а назавтра меня, чего доброго, определят в дом для умалишенных.

В такой ужасной ситуации я никогда еще не оказывалась. Мне никто не верит, меня считают нервной, чувствительной и неуравновешенной. На все мои протесты и объяснения меня будут гладить по голове и говорить, что это всего лишь дурной сон. Или что я совсем сошла с ума от счастья.

Я не спала всю ночь, разглядывая потолок и опасаясь хоть на миг смежить веки. Я опасалась дурных снов. И жуткой действительности тоже. Неизвестно, что хуже. Мне почему-то казалось, что уж лучше кошмары. Во всяком случае, тогда я была бы уверена, что это всего лишь сон и утром все будет по-другому. А сознавать, что действительность еще хуже — это просто ужас.

Когда за окном начал брезжить рассвет, я встала и устроилась на подоконнике, поджав под себя ноги и водя пальцем по стеклу. Я всегда любила так сидеть. В детстве меня часто искали на самых различных подоконниках, если не обнаруживали в других местах. Я обожала прятаться за портьерой и отгораживаться от окружающего мира. Может быть, поэтому я и выросла столь рассеянной, ушедшей в себя. И конечно, именно из-за этой дурацкой привычки я и попала в такую ужасную историю.