1 глава
Мистер Фербенкс долго обдумывал ситуацию, которая сложилась при данных обстоятельствах, и не видел другого выхода из нее. Он оказался в тупике, из которого не было выхода. Он весь в долгах и расплатиться с ними не представляется возможным. Имение уже заложено, заложена даже мебель и фамильные драгоценности, из тех, которые оценщик согласился принять в качестве оплаты. Так что, иного решения не существовало. Даже если он застрелится, впрочем, мистеру Фербенксу совершенно не хотелось этого делать, ничего не изменится. Тогда он оставит дочь без средств к существованию, и ей придется самой зарабатывать себе на жизнь и кусок хлеба. Зная Гвенни, он был уверен, что работать она не будет. А если у нее и возникнет это желание, места девочка все равно не найдет. И дело было не в умении, Гвен была образована и достаточно умна. Все дело было в отвратительном характере Гвен.
Мистер Фербенкс вздохнул. Видимого облегчения ему этот вздох не принес. Он понял, что это вряд ли решает проблему и протянул руку к шнуру. Пару раз одернул, но потом взял себя в руки. Это нужно сделать, это необходимо сделать. У него нет другого выхода. И потом, рано или поздно это все равно произойдет. Так почему не сейчас?
На звонок пришел дворецкий и внимательно посмотрел на хозяина.
— Смит? Пригласите… да, пригласите мою дочь, пожалуйста.
— Хорошо, сэр, — Смит направился к двери.
Он нашел дочь хозяина в библиотеке. Гвен занималась книгами, которые пришли в негодное состояние. Она собирала листы, прошивала их и подклеивала. Гвенни вообще очень любила возиться с книгами. Она много читала и умела бережно с ними обращаться. Для нее лучшим удовольствием было просидеть весь день в книгохранилище, перебирая и сортируя толстые лохматые тома. Гвен даже составила картотеку, каторжный труд, который для любого другого оказался бы непосильной и скучной задачей.
— Мисс Фербенкс, — заговорил дворецкий, — прошу прощения.
Девушка подняла голову, отрываясь от своего занятия.
— Что? — осведомилась она.
Гвендалин Фербенкс недавно исполнилось восемнадцать. Довольно высокая, стройная и хорошо сложенная. Пышные, кудрявые от природы черные волосы и зеленые глаза, прямой нос и пухлые губы, маленькие, аккуратные уши, скрытые завитками волос, изящные руки и ноги. Гвен была красива и знала об этом. Но видимого облегчения это ей не приносило. Возможно, она сумела бы сделать головокружительную партию, если б отец сумел вывезти ее в свет, но в семье Фербенксов не было денег на это дорогое удовольствие. Так что, девушка в прямом смысле слова прозябала в глуши. Поэтому, Гвен, раз и навсегда осознав, что ее внешность вызывает в окружающих людях восхищение, перестала думать об этом и надеяться на перемены в жизни. Так что, к своему внешнему виду она относилась несколько небрежно, не тратя на его улучшение много времени и сил. Зачем, если ее все равно почти никто не видит?
— Ваш батюшка хочет вас видеть, мисс Фербенкс, — ответил дворецкий на ее вопрос, — он у себя в кабинете.
— Иду, — Гвен встала и оправила платье.
Отряхнула его от мелких клочков бумаги и вышла за дверь.
— Что случилось, папа? — спросила она, когда оказалась в кабинете отца, — ты хотел поговорить со мной? О чем?
Мистер Фербенкс тяжело вздохнул, набираясь мужества.
— Сядь, дорогая, — сказал он, — я хочу обсудить с тобой одно обстоятельство.
Гвен села и приготовилась слушать. Она смотрела на отца внимательно, но без особого интереса. Девушка не ждала от этого разговора ничего важного.
— Ты, полагаю, хорошо знакома с нашим соседом, Гвенни?
— С которым? — она приподняла брови.
— С мистером Лестрейджем.
— Утверждать, что я его хорошо знаю, было бы неправильно, — отозвалась Гвен, любившая точность, — но кое-какие эпизоды из его насыщенной событиями жизни мне известны, как и всем. И потом, я его видела несколько раз.
— Да, конечно, — вновь вздохнул мистер Фербенкс.
— Что такое, папа? Тебя что-то беспокоит?
— Дело в том, Гвен, что мы с покойным отцом мистера Лестрейджа были хорошими друзьями. И вполне естественно, что судьба его сына меня очень волнует. Тем более, что между нами всегда существовала некоторая договоренность. Это касалось наших детей.
Гвен кивнула головой, показывая, что слушает его.
— Видишь ли, дорогая, вчера вечером я беседовал с мистером Лестрейджем на эту тему. Выяснилось, что он совсем не против моего предложения. И мы договорились, что… что…
Мистер Фербенкс запнулся. Он понимал, что новость окажется для дочери неожиданностью. А уж то, приятной или нет, на этот счет у него не было не малейших сомнений.
— Да, папа? — спросила Гвен, подавляя зевоту.
— Ты должна выйти за него замуж, Гвенни.
Она уставилась на него, позабыв закрыть рот.
— Э-э-э, что? — проговорила девушка, обретя дар речи.
— Замуж, Гвен, — повторил отец, но уже не так уверенно.
— Папочка, ты болен? — Гвен пристально вгляделась в него, — мне кажется, у тебя поднялась температура. Ты говоришь такие вещи..!
— Я здоров, — отозвался мистер Фербенкс, — абсолютно здоров. И говорю совершенно серьезно.
— Да кто же в здравом уме захочет выйти замуж за мистера Лестрейджа?
Мистер Фербенкс выдал еще один вздох, который не произвел на его дочь никакого впечатления, а только уверил в том, что родитель находится на наивысшей стадии неуверенности. Впрочем, Гвенни не нужна была такая уверенность. Отец не зря опасался ее реакции. Характер у дочери и вправду был не сахар. Самой отвратительной чертой по его мнению было упрямство. И когда на Гвен накатывало это упрямство, ее никто не мог переспорить или в чем-либо убедить. Она упорно стояла на своем, не воспринимая никаких разумных доводов. И если ей чего-либо не хотелось, проще было пробить головой каменную стену, чем сдвинуть ее с намеченной позиции.
— Милая, пойми, это очень важно, — с обреченным видом начал мистер Фербенкс.
— Неужели? Надо же такое сказать! Я должна выйти за Лестрейджа! Ты хочешь сказать, что более худшего мужа для меня не найдется? Ты слышал, какие слухи о нем ходят? Ты что, не понимаешь очевидных вещей?
— Я никогда не верил пустым слухам и тебе не советую это делать.
— Но ведь у тебя есть глаза, я полагаю? Ты когда-нибудь видел его трезвым?
— Гвенни! — громко запротестовал мистер Фербенкс, — это случилось всего раза два, не больше.
Гвенни хмыкнула.
— Я и видела его всего два раза, — уточнила она, — наверное, мне повезло наткнуться именно на эти злополучные случаи.
— Совершенно верно, — обрадовался отец, думая, что дочь сделала разумный вывод.
Но напрасно.
— Так вот, папочка, я не хочу выходить замуж за человека, который пьет как сапожник и о котором ходят такие слухи, даже если ты советуешь к ним не прислушиваться. Он и без этих слухов не кажется мне привлекательным женихом. Полагаю, это все.
Гвен встала и повернулась к двери.
— Сядь на место, Гвенни, — остановил ее мистер Фербенкс.
Она обернулась.
— Папа, ты знаешь, что не сумеешь меня переубедить. Лучше и не пытайся. Полагаешь, я настолько не уважаю себя?
— Я прошу тебя всего лишь сесть на этот стул.
Помедлив, Гвенни выполнила его просьбу.
— Хорошо, — мистер Фербенкс кивнул, — я понимаю, что это тебе не нравится. Но у нас в самом деле нет другого выхода. Ты ведь знаешь, в каком состоянии находятся наши дела. Не для кого не секрет, что мы небогаты.
— Не скромничай, папа, — усмехнулась Гвен, — скажи прямо: мы бедны. У нас нет денег даже на то, чтобы заплатить за визит доктора.
— Вот именно, — подтвердил он, — но есть еще кое-что, куда более худшее.
— Что может быть хуже?
— Мы в долгах, Гвенни.
— Ты в долгах, — уточнила она.
— Пусть будет так. Это ничего не меняет.
— Меняет. Это говорит о твоей безответственности, — завила Гвен со свойственной ей прямотой.
Она частенько выпаливала самые неприятные новости и известия, но никто еще не мог упрекнуть ее в том, что она привирает.
Мистер Фербенкс подавил вздох и покачал головой.
— Допустим. Но теперь поздно говорить, кто в этом виноват. Главное то, что у нас нет денег и их не будет, если ты не согласишься на брак с Лестрейджем.
— О Боже, — простонала Гвенни, — сколько раз я могу тебе повторять, папа! Я не выйду за него. Не выйду.
— Почему?
— Не хочу.
Выслушав столь веский аргумент с самым покорным видом, мистер Фербенкс поднял руку, останавливая дальнейшие возражения.
— А теперь выслушай меня, Гвен. Я знаю все, что ты хочешь мне сказать. Ты уже произнесла достаточно слов, но все они сводятся к одному: ты не хочешь выходить замуж за Лестрейджа. Да, я это понял. Но есть кое-что важное. Я уже встречался с судебным приставом и он мне сказал, что если к началу следующего месяца я не уплачу проценты, они придут описывать имущество. Заберут все: картины, мебель, фамильные драгоценности и даже этот стул, на котором ты сейчас сидишь. А потом выкинут нас на улицу, потому что дом заложен тоже.
— Приятные новости, — съехидничала Гвен, — как я не догадалась, что дом ты тоже заложил. Наверняка, ты заложил бы даже меня, если б судебный пристав согласился принять это в качестве оплаты.
— Ты перестанешь или нет? Я еще не закончил. Мистер Лестрейдж согласился одолжить мне необходимую сумму с условием, что я позволю ему на тебе жениться.
— Теперь ты хочешь сказать, что это он предложил тебе этот выход? Папочка, придумай что-нибудь более убедительное. Зачем ему жениться именно на мне, если уж у него возникло столь странное желание? Он мог бы выбрать кого-нибудь более подходящего для этой цели, а главное, не обремененного материальными проблемами. Хотя, конечно, я сомневаюсь, что в округе найдутся родители, которые согласятся выдать свою дочь за это сокровище. А-а, — вдруг выпалила она, — я поняла. Именно в этом все и дело. Так?
Отец насупил брови и посмотрел на свою дочь так укоризненно, что она без слов поняла, что попала в точку.
— Ну? — спросила она с торжеством, — так как?
— Да, — проскрипел мистер Фербенкс, так не хотелось ему признавать ее правоту, — его опекун заявил, что не позволит ему распоряжаться деньгами, пока он не остепенится.
— О Господи! — засмеялась Гвен, — в таком случае, наш соседушка никогда не сможет этого сделать. Опекун до самой старости будет водить его за ручку.
— Гвенни, прекрати! — воскликнул мистер Фербенкс, — Джек не такой уж и плохой. Просто он еще молод.
— Если б все люди в молодом возрасте вели себя так, как он, то наш мир давно бы превратился в Бедлам. А истина в том, что некоторые никогда не осознают до конца что значит слово «остепениться». В частности, что под ним подразумевает опекун мистера Лестрейджа?
— Он должен жениться.
— А, как же я сразу не догадалась! Значит, все упирается в то, чтобы отыскать ту, которая согласится на это.
— Гвенни…
— Нет, не я, — перебила она его, — и не думай, папочка.
— Ты уверена, Гвен?
— Абсолютно.
— Что ж, — мистер Фербенкс вздохнул, устанавливая рекорд по частоте, — через неделю нас выгонят из дома. Мы окажемся почти на улице. Правда, у меня есть небольшой домик в пригороде, но…
— Как? Он еще не заложен? — преувеличенно удивленно воскликнула Гвен.
Ее отец заскрипел зубами.
— Полагаю, у тебя пройдет все твое ехидство, когда ты узнаешь, что у нас нет средств содержать даже такой небольшой дом, как этот. И выход из этого положения один: нам обоим придется работать.
— Работать? — переспросила Гвен.
— Да, работать.
— И кем же я могу работать?
— Гувернанткой или компаньонкой, — припечатал мистер Фербенкс.
— Ты серьезно, папочка? — изумилась Гвен, — ни одна мать, если у нее, конечно, осталась хоть капля здравого смысла, не доверит своего отпрыска такой гувернантке, как я.
— Придется учиться.
— И чему же я могу научить детей, папочка?
— Во всяком случае, они сумеют научиться язвить и ехидничать по любому поводу.
Гвен рассмеялась.
— Это забавно. А ты? Что за работу ты себе подыскал, папа?
— Я могу устроиться управляющим в имение…
Дочь вновь перебила его, на сей раз расхохотавшись громко и весело.
— Это было бы потрясающе! Можешь устроиться к тому, кому надоело его имение и он хочет пустить его по ветру. «Управляющий»! Человек, который не сумел справиться с собственным имением! Ты себе льстишь, папочка.
Мистер Фербенкс открыл было рот, чтобы как следует отчитать свою дочь за дерзость и непочтительность, но тут же передумал. Во-первых, он давно знал, что это совершенно бесполезно. Самое ужасное было то, что Гвен, как ни крути, была права и возразить ей было трудно. Ее аргументы по большей части всегда были точны. А во-вторых, он нашел другое средство.
— Что ж, — он пожал плечами, — тогда мы будем жить на то, что принесешь ты, дорогая дочь.
Гвен примолкла. Она некоторое время смотрела на отца и размышляла, ища хоть какой-нибудь выход. Она была не глупа и поняла, что отец все же прав. Выхода у них все равно не было. Бесполезно сейчас говорить, что вина за то, что они почти разорены лежит только на нем. Этим уже ничего не исправить. Стало быть, либо она пойдет работать гувернанткой или компаньонкой, либо… Нужно смотреть правде в глаза, ей никогда не удастся найти приличное место по двум причинам. Первой была ее внешность. Не каждая хозяйка дома согласится иметь в доме красивую гувернантку или компаньонку, особенно если у нее уже подросли старшие дети мужского пола. Второй причиной была ее неопытность в воспитании детей, а также полная неспособность к обучению оных.
Итак, ей придется выходить замуж за мистера Лестрейджа. Гвен была достаточно разумна, чтобы понимать это, но сама перспектива нисколько ее не радовала. Честно говоря, было просто тошно.
Мистер Фербенкс не сводил взгляда с ее лица, следя за работой мысли. Он хорошо знал свою дочь. Если отрицательной ее чертой было упрямство и всепоглощающее ехидство, то к положительным можно было причислить некоторую логичность. Если Гвен удавалось убедить, не заставить, а именно убедить и привести самые разумные и веские доводы, которые она не сможет опровергнуть, то она уже не протестовала. Правда, выполняла свои обещания она так, что иногда волосы на голове вставали. Но все-таки, выполняла.
— Хорошо, папа, — выдавила наконец из себя Гвен после продолжительного молчания, — значит, вопрос стоит так: либо работа, либо замужество. Любая на моем месте не колеблясь выбрала бы работу, зная об исключительных достоинствах жениха. Но так как гувернантка из меня, как лодка из дырявого корыта, приходится признать, что выхода нет.
— Значит, ты согласна? — уточнил мистер Фербенкс.
— Нет, не согласна. И никогда не соглашусь. Но приходится подчиняться обстоятельствам. Считай, что я сложила оружие.
— Но ты выйдешь за него замуж, Гвен?
— Придется, наверное. Но после этого не говори, что я веду себя не так, как полагается замужней даме. Я буду делать то, что считаю нужным.
— Да, конечно, дорогая, — покладисто кивнул мистер Фербенкс, — ты и так делаешь, что хочешь.
Тут Гвен скорчила самую жуткую из своих гримас и поднялась на ноги.
— Это все?
— Нет, погоди. Мы еще не закончили. Нужно обсудить некоторые вопросы насчет твоей свадьбы.
— Ненавижу это слово, — прошипела девушка, — давай договоримся, папочка. Вместо слова «свадьба» ты будешь говорить — «злосчастное недоразумение».
— Но Гвенни, это же…
— Иначе я вообще ничего не буду с тобой обсуждать, — отрезала она.
— Но Гвен! — взмолился мистер Фербенкс, — это нехорошо. Что скажут люди?
— Здесь нет людей, кроме нас с тобой. А я заверяю тебя, что ничего не скажу на эту тему. Ну так как, согласен?
Он махнул рукой с досадой, признавая свое поражение.
— Ладно, тогда поговорим насчет этого злосчастного недоразумения. Оно состоится ровно через неделю и тебе следует заняться туалетом.
— Что ты хочешь этим сказать? — Гвен приподняла брови, — я должна сшить себе платье для церемонии злосчастного недоразумения?
— Нет, — мистер Фербенкс никогда не требовал от дочери невозможного.
В частности, он превосходно знал, что она и пуговицу пришить не в состоянии.
— Вообще-то, платье уже готово. Точнее, оно уже куплено.
— О-о, папочка, значит, на платье ты все-таки нашел деньги? А как же проценты?
— Деньги дал мистер Лестрейдж, — вздохнул тот печально, понимая, что сейчас начнется.
Но Гвен ограничилась тем, что хмыкнула:
— О-о, вы все предусмотрели! А как же размер?
— Я отлично знаю твои размеры.
— Все это так отвратительно, что очень хочется тут же бежать искать работу, — заявила Гвен, — горничной, кухарки, дворника, наконец.
— Милая, ты ведь совершенно не умеешь готовить.
— Ну и что, — девушка тряхнула волосами, — как мне это надоело!
— Кстати, нужно разобрать фамильные драгоценности, чтобы подыскать подходящие к свадеб… то есть к платью для злосчастного недоразумения.
— Что ты подразумеваешь под словом «разобрать»? — отозвалась Гвен, — что там разбирать? Или ты уже запутался в одном-единственном кулоне и паре серег?
— Не преувеличивай, Гвен. Их гораздо больше. Но конечно не столь много, как хотелось бы.
— Да, тогда тебе нашлось бы, что заложить, — съехидничала ласковая дочурка, — хотелось бы надеяться, что там остались вещи, на которые судебный пристав еще не наложил свою карающую длань.
Мистер Фербенкс бессильно махнул рукой, не пытаясь возражать. Он часто думал, где допустил ошибку в воспитании дочери и знал, что никогда не занимался им как таковым. Так что, жаловаться нужно было только на себя самого. Ей изначально было дано слишком много воли, а это всегда вредно. В противном случае, Гвен научилась бы по крайней мере держать язык за зубами.
— Скажи Эмми, чтоб она начала собирать твои вещи, — сказал он совершенно другое.
— Папочка, злосчастное недоразумение случится лишь спустя неделю. Не думаешь же ты, что Эмми будет укладывать вещи так долго?
— Хорошо, — вздохнул мистер Фербенкс напоследок, понимая, что разговор закончен, — поступай, как знаешь.
Всю неделю Гвен с тоской размышляла, что за чудесная жизнь ее ожидает после замужества. С муженьком, о котором ходят самые неприятные слухи. К примеру, поговаривали о том, что он частенько устраивает у себя в поместье вечеринки, на которых присутствуют женщины не самого приличного поведения. В таких случаях Гвен всегда делала вид, что ничего не слышит или чем-то сильно отвлечена. Но на самом деле, конечно, не пропускала ни одного слова. Жизнь в деревне была однообразна и скучна, и даже такие новости были развлечением, хотя жизнь веселого соседа Гвен не интересовала.
И что же теперь выходит? Что этот развеселый джентльмен теперь станет ее мужем? Можно ли представить себе нечто более худшее? Теперь судачить будут и о ней. Пусть это будут совсем другие новости, но в них будет звучать ее имя. К примеру, так: «Ах, бедняжка мисс Фербенкс! Надо же такому случиться! В каком же они были бедственном положении, что отец согласился на этот брак?» Хотя нет, все будет куда проще. Скажут, что мисс Фербенкс с ее длинным язычком это заслужила.
День свадьбы или, как настаивала Гвен, злосчастного недоразумения был самым неприятным для девушки. Для начала, все кругом беспрестанно нахваливали ее замечательный туалет и очаровательную внешность. Это чрезвычайно сердило Гвен и она была довольно взвинчена, когда спустилась по лестнице, где ее и встретил отец.
— Боже мой, дорогая! — воскликнул он, — ты восхитительно выглядишь! В этом платье ты особенно похожа на свою бабушку, а она была замечательной красавицей.
— Мои поздравления бабушке, — буркнула Гвен, — мою внешность оставь в покое, папочка. Лучше вспомни, какое теперь меня ожидает восхитительное будущее. Замужем за алкоголиком, развратником, дебоширом и транжирой — это же просто мечта!
— Гвенни, Джек вовсе не таков, — попытался возразить мистер Фербенкс, — ты, как обычно, все преувеличиваешь. Если и были какие-нибудь единичные случаи, то это не значит, что они происходят постоянно.
— Пьяный дебош раз в неделю — единичный случай? Или ты имеешь в виду, что он случился единожды за целую неделю? Тогда конечно, он просто образец для подражания. Представляю, что было бы с нашими соседями, если б он устраивал это чаще.
Отец сокрушенно покачал головой, но спорить не стал. Гвен всегда преподносила факты таким образом, что звучали они просто ужасно, но придраться ни к чему было нельзя. Ведь, если честно, она была права, не так ли?
Так что, мистер Фербенкс просто взял дочь под руку и повел во двор, где стоял приготовленный экипаж. Это была огромная старая карета, в которой без сомнения разъезжала еще прабабка Гвен. Во время езды она отвратительно скрипела и качалась, превращая поездку в мучение.
По пути мистер Фербенкс пытался завести разговор на тему будущей счастливой жизни Гвен, проговорив с нарочитой бодростью: «А вот у Джека замечательный фаэтон!» Но дочь так взглянула на него, что он осекся.
Двери церкви были открыты, но когда Фербенксы вошли вовнутрь, то увидели, что она была почти пуста, если не считать пастора, его помощника, которые были облечены в парадные одеяния и семейной пары Уиллфридов, ближайших соседей и друзей семейства Фербенксов. Они обменялись приветствиями, причем миссис Уиллфрид смотрела на Гвен с искренним сочувствием, что еще больше разозлило ее. Вот, ее уже начинают жалеть!
— Мистер Фербенкс, мисс Фербенкс, — с улыбкой поприветствовал их пастор, — проходите. Придется немного подождать, господа. Мистера Лестрейджа пока нет.
— Который час, папочка? — осведомилась Гвен елейным голоском, садясь на скамью.
Достав часы, мистер Фербенкс сообщил ей, что уже почти два.
— Почти — это сколько?
— Без двух минут, дорогая.
— Ясно, — коротко отозвалась она, отчего у отца возникла безумная надежда, что этим она и ограничится.
Ничуть не бывало.
— Мистер Лестрейдж столь пунктуален? Он явится минута в минуту? Это приятно.
Мистер Уиллфрид хмыкнул и выразительно покосился на жену. Та кротко вздохнула. Будучи соседями и близкими друзьями, они были осведомлены о некоторых качествах мисс Фербенкс. Но так как о качествах ее будущего мужа они были столь же осведомлены, ее выходка не показалась им чрезмерной. Напротив, они считали, что девушка превосходно держит себя в руках.
Впрочем, до двух часов Гвен вела себя почти образцово. Она сидела на скамье и разглядывала убранство церкви, хотя видела его уже сотни раз. Периодически она наклонялась к отцу, чтобы узнать у него, который час. Услышав, что уже два, она спросила:
— Папочка, ты ничего не перепутал? Это злосчастное недоразумение состоится сегодня? Или в какой-нибудь другой день?
— Сегодня, Гвенни, не беспокойся.
— О, я не беспокоюсь. Я вовсе не тороплюсь. Я могу подождать еще лет десять. Просто мне хотелось бы знать, ты в этом точно уверен?
— Да, я уверен в этом, Гвенни. Я это знаю совершенно точно, ведь я сам назначил день сва… то есть, этого события.
— Должно быть, ты позабыл сообщить об этом нашему восхитительному жениху, папочка, — съязвила она.
— Дорогая, Джек отлично знает день и час.
— Остается только восхититься его памятью, — продолжала Гвен, — кажется, он запустил развитие склероза.
— Не сердись, Гвенни, Джек просто задерживается.
— Я заметила. Меня просто поражает, что я должна дожидаться этого идиотского представления, будто бы мне оно больше всех надо.
— Тише, дорогая, — мистер Фербенкс бросил беспокойный взгляд на соседей, но они были заняты своей беседой.
Гвен замолчала, сдвинув брови. Ею все больше овладевало раздражение и справедливая злость на мистера Лестрейджа, который заставлял их его дожидаться. Она давно бы ушла, будь ее воля. Но пока ее останавливали правила приличия и присутствие третьих лиц.
Спустя десять минут она поднялась на ноги и медленно обошла всю церковь, делая вид, что увлечена фресками и витражами. На самом деле девушка просто не могла усидеть на месте. Соседи наблюдали за ней, качая головами, а мистер Фербенкс был как на иголках. Наконец, он не выдержал, встал сам и подошел к ней.
— Сядь, милая, — попросил он очень мягким тоном.
— А скажи-ка мне, папочка, — начала Гвен тихо, — сколько времени сейчас?
— Половина третьего, дорогая.
— Половина третьего, вот как? Ну, и где же этот распрекрасный женишок? Уж не послать ли за ним нарочного, чтоб его привели под белы рученьки? Кстати, это было бы нелишним. Вряд ли, он сумеет устоять перед алтарем ровно. Его просто необходимо поддерживать.
— Ну что ты, Гвенни, — замотал головой мистер Фербенкс в полнейшем отчаянии, начиная сердиться на забывчивость Джека, — он придет, вот увидишь.
— О, ты меня успокоил, — скривилась Гвен, — я-то думала, что может быть, он передумал на мне жениться. И знаешь, папочка, меня это совсем не огорчает. Видимо, в исключительных случаях этот достойный всяческого подражания сэр проявляет редкостное благоразумие.
— Милая, я тебя умоляю, пожалуйста, сядь и подожди, — взмолился несчастный отец, — я уверен, Джек сейчас придет. С минуты на минуту.
Гвен посмотрела на него своим знаменитым взглядом взбешенной фурии и отвернувшись, направилась к противоположной стене, с преувеличенным вниманием рассматривая затейливый витраж, которыми их церковь могла гордиться.
Когда стрелки часов подобрались к без четверти три, Гвен подошла к отцу, встала напротив него и заявила:
— Все, пожалуй, хватит.
— Но Гвенни…
— Я ухожу. Если твой протеже все-таки явится, сам улаживай с ним все вопросы. Можешь обвенчаться, если он будет настаивать.
— Но дорогая, я уверен, что он…
— Ты полчаса назад был уверен. Если мы должны тут заночевать, чтобы дождаться мистера Пунктуальность, то предупредил бы сразу. Я бы захватила подушку и одеяло.
Мистер Уиллфрид отвернулся, чтобы сдержать улыбку, а миссис Уиллфрид всплеснула руками:
— Это просто некрасиво, наконец! Так опаздывать!
— О, меня это нисколько не удивляет, мэм! Напротив, если он все-таки явится к концу дня, это будет просто изумительно.
Гвен развернулась и направилась к выходу. Мистер Фербенкс подскочил и кинулся за ней, приговаривая на ходу:
— Гвенни, детка, подожди хоть пять минут, умоляю! Милая, ну хоть минуточку, — он схватил ее за руку, задерживая у двери, — я уверен… О-о! — воскликнул он с огромным облегчением, — вот и Джек!
И в самом деле, около церкви остановился щегольский экипаж, который Гвен осмотрела с критическим интересом.
— Но папа, это не фаэтон.
— А что это, если не фаэтон? — спросил он машинально, наблюдая, как на землю спускается молодой человек, которого он хорошо знал, — ну вот и Джек, наконец!
— Это кабриолет, — отозвалась Гвен.
— Надеюсь, ты не собираешься выяснять это сейчас?
— А почему нет? Мы куда-то торопимся, папочка?
— Гвенни, — вздохнул отец, — не начинай снова. Видишь, Джек уже приехал и наше ожидание вознаграждено.
— Что-что? — она повернулась к нему, — ты сказал «вознаграждено»?
Мистер Фербенкс на всякий случай отступил в сторону.
— Пожалуйста, Гвенни, я не так выразился, вот и все.
— Может быть, нам еще и поблагодарить мистера Совершенство за то, что он, наконец, соизволил явиться? Может быть, ты ему еще и на шею бросишься?
— Гвенни…, - усилием воли согнав с лица страдальческое выражение, мистер Фербенкс повернулся к подошедшему мужчине и выдавил из себя вымученную улыбку, — здравствуйте, Джек. Наконец-то вы прибыли.
Молодому Лестрейджу было двадцать восемь лет, но он все еще находился на попечении опекуна. На то было распоряжение его отца, который слишком хорошо знал характер сыночка и его стремление весело пожить. Поэтому, Джек был очень недоволен предсмертным распоряжением отца. Лишь женитьба могла освободить его от столь назойливой и унизительной опеки, и он, наконец, решился сделать этот шаг, хотя не испытывал к тому никакого стремления. Его вполне устраивала его холостая жизнь, и никто не мог бы сказать, что он обделен женским вниманием, так как был весьма хорош собой, умел с шиком тратить деньги и делать красивые подарки.
Гвен с непроницаемым лицом оглядела своего предполагаемого мужа и выдала:
— Папочка, полюбуйся на это. Я была права, когда говорила, что трезвость — это не его добродетель. Мистер Пунктуальность пьян в стельку.
— Я тебя умоляю…, - начал мистер Фербенкс.
Но тут молодой Лестрейдж усмехнулся и сказал:
— Уверяю вас, мисс Фербенкс, я выпил лишь для храбрости.
— О-о, ну если для храбрости…, - процедила она в ответ.
Мистер Фербенкс покраснел и пробормотал:
— Не так уж он и пьян, дорогая.
— Я бы назвал это «подшофе», — заключил Джек, — ничего особенного.
— Избавьте нас от того, как бы вы могли бы это назвать, — отрезала Гвен, — конечно, это милый пустячок по сравнению с тем, на что вы способны. Ну, папочка, я тебе признательна! Ты нашел мне замечательного мужа! В нем столько достоинств, что я просто не знаю, с которого начать.
— Начните с того, что я обладаю отчаянной храбростью, мисс Фербенкс, — Джека эта тирада только позабавила, тогда как отец девушки просто не знал, куда деваться и решил, что провалиться сквозь землю — наилучший выход из ситуации.
— Дорогая, — сказал он тоскливо и взял Гвенни под руку, — пойдем. Думаю, нас уже заждались.
— Только не говори, папочка, что это я всех задерживаю вот уже целый час.
— Не час, но минут десять уже наверняка, — вставил Джек.
— У вас есть часы? Выбросите их. Они вам совершенно лишние.
— Дорогая, пойдем, — взмолился отец счастливой невесты, — не надо, прошу тебя.
Пастор и его помощник при виде входящей троицы поспешили на свои места. Они тоже устали ждать и считали выходку Лестрейджа возмутительной.
Люди, стоящие перед алтарем представляли собой очень живописную группу. Гневная невеста, кусающая губы от ярости, ухмыляющийся жених, от которого ощутимо попахивало винным перегаром, бледный отец невесты, сжимающий руки и наивно думающий, что этого никто не видит, и суровые свидетели, косящиеся на опоздавшего с осуждением, а на невесту — с сочувствием, таким явным, что ей жгло спину.
Наконец, пастор произнес последние слова обряда и закончил:
— А теперь поцелуйтесь, дети мои.
Гвен презрительно фыркнула и демонстративно отвернулась. Мистер Фербенкс подтолкнул ее к жениху, точнее уже мужу и прошипел:
— Гвенни, перестань, так полагается.
— Целуй его сам, если хочешь. У меня слишком тонкое обоняние, — прошипела она в ответ едва слышно.
— Гвен…
— Ничего-ничего, — отозвался Джек, — я не настаиваю. Вдруг ей станет плохо.
У мистера Фербенкса стал такой вид, словно он вот-вот упадет в обморок.
— Ну, если это все… — сказала Гвен, — мы можем идти, надеюсь?
— Да, конечно, моя драгоценная женушка, нам уже пора, — съехидничал новоявленный муженек, — не стоит здесь задерживаться.
— Я потрясена, вы говорите о задержке!
— Гвенни, — завел старую песню мистер Фербенкс.
— Надеюсь, ты доволен, папочка. Должен же быть здесь хоть один довольный человек.
— Два человека, — вмешался Джек, показывая два пальца, — я второй.
— О Боже, — едва слышно простонал отец девушки.
Свадьба удалась на славу.