Не знаю, почему, но новости в этом доме разносятся моментально. Не успел Этьен раскрыть рот и озвучить новый вариант моего имени, как его тут же повторила Эвелина. Утром она называла меня не иначе, как Беллой. Я пробовала возмутиться, но это ни к чему не привело. Она упрямо утверждала, что «Белла» звучит красиво и все тут. Пришлось махнуть рукой. Красиво, так красиво. Им, конечно, лучше знать. Но все-таки, мне интересно, известна ли Эвелине история о шкатулочке, к которой просто позарез нужно подобрать ключик. Бедняга Этьен уже никогда не сможет это осуществить, если сказал мне правду о своем желании. Впрочем, мне абсолютно не было его жаль.

Спустя неделю мы получили приглашение на прием к барону де Кастро. Эвелина пришла в восторг от новой возможности развлечься, но если кто и был рад, так это я. Вероника жила в нескольких лье от моего дома, к тому же, я была уверена, что она непременно пригласит и моего отца. Я не видела его уже месяц. Старые обиды быстро забываются, когда находишься вдали от дома. Хотя уверена, что увидев отца, я тут же о них вспомню.

Оставшиеся до приема два дня Эвелина не могла усидеть на месте. Она замучила меня подробностями своего туалета, бегая советоваться. Не понимаю, почему она считает меня таким знатоком в этой области. Я посоветовала ей сходить к своему братцу и не ожидала такой бури возмущения в ответ.

— Как ты можешь, Белла! — вскричала она, — Огюстен ничего не понимает в женских нарядах! И потом, он никогда не стал бы мне ничего советовать. Это женское дело.

Я-то по глупости и молодости лет думала, что герцог прекрасно в этом разбирается, просто не хочет посвящать свою сестру в подробности обучения. Не стала спорить, лишь пожала плечами.

— Мне кажется, это платье тебе идет, — сказала я, — что же касается того, модно это или нет — я понятия не имею. Не забывай, я только что приехала из деревни. Это ты должна меня учить, как следует одеваться.

— Но ты ведь была на королевском приеме, — жалобно протянула Эвелина.

— Ты тоже, — напомнила я.

— Да, но я ничего не запомнила.

— Я тоже не запомнила.

— Почему? — приступила она к допросу с пристрастием.

Не говорить же ей о сильно стянутом корсете? Или сказать? Что в этом такого особенного? И я сказала. Эвелина захихикала.

— Я помню твою тонюсенькую талию. Так завидовала тебе тогда! Нужно будет попросить Мими, чтоб она затянула меня потуже.

Вот и понимай, как хочешь. Разве я не распиналась минут десять о том, как мне было плохо? Так плохо, что я была не в состоянии даже рассмотреть как следует наряды парижских модниц.

— Эви, — тяжело вздохнув, заговорила я, — тебе никогда не ломали ребра?

— Конечно, нет, — она вытаращила глаза, — а почему ты задаешь такой странный вопрос?

— Потому что, в тесном корсете ты сполна испытаешь это ощущение. И могу заметить, что удовольствия это тебе не доставит.

— У тебя были сломаны ребра? — прошептала Эвелина.

— Были, — я поморщилась от не слишком приятного воспоминания, — и не только ребра. Я ломала руку и ногу. Помню, папочка очень боялся, что я на всю жизнь останусь хромой и кривой.

— И что?

— Как видишь, — я пожала плечами, — я не хромаю и кажется, не особенно кривая.

Она прыснула.

— Ты вовсе не кривая. Я поражаюсь твоей способности относиться ко всему столь легкомысленно. Ведь это, наверное, было больно? Я не знаю. Я никогда ничего не ломала.

— Конечно, ты ведь была послушной девочкой и вела себя как полагается.

— А ты?

— Я была отпетой хулиганкой. Я дралась как мальчишка, лазала по деревьям и крышам, каталась по перилам и скакала на лошадях так, как это не снилось многим лихим наездникам. Именно поэтому у меня столько поломанных костей. Ты ведь не думаешь, что я похожа на ангелочка?

Эвелина рассмеялась.

— Даже не зная о твоем героическом прошлом, этого не скажешь. Не представляю, как это можно делать. Ты права, я в детстве была очень тихой и спокойной. Это Огюстен постоянно носился. В этом вы с ним похожи.

Мы еще немного побеседовали о детстве, причем, воспоминания у нас были абсолютно разными. Я рассказала, как спустилась по печной трубе в кухню и до смерти перепугала кухарку, принявшую меня за черта. Я немало способствовала этому будучи перемазана сажей по уши, так еще и подвывая при этом. А Эвелина в ответ поделилась со мной тем, как она как-то залезла в материнскую шкатулку и надела на себя все драгоценности, лежащие там. За это ее оставили без обеда и заперли в комнате.

— Меня не запирали в комнате, — смеялась я, — это было бесполезно. Я в совершенстве изучила путь вниз по карнизу. И обеда не лишали. Напротив, папочка очень беспокоился за мою фигуру, считая, что я слишком тощая. Впрочем, все его усилия были бесполезны. Я до сих пор тощая.

— Ты вовсе не тощая, — запротестовала Эвелина, — ты просто очень стройная.

— Да, стройная до прозрачности. Мадам, вас унесет порывом ветра.

Мы переглянулись и расхохотались.

— Но все-таки, — девушка задумчиво окинула взглядом платья, разбросанные на кровати, — что же мне надеть?

— Надень красное, — посоветовала я.

— Боюсь, оно уже вышло из моды. Ну почему ты не смотрела по сторонам?

— А ты почему не смотрела?

— Я… хм… в общем…

Кажется, она смутилась. Я приподняла брови.

— Эви, куда это ты смотрела? А?

— Никуда, — насупилась она.

— Ну-ка, выкладывай.

— Не скажу.

Это было забавно. Я и без ее откровений догадывалась, в чем дело. Чем может быть занята девушка, если она не разглядывает туалеты дам? Если, конечно, она не затянула корсет до полного отупения.

— Кто же привлек твое внимание? — не отставала я, любуясь ярким румянцем, залившим ее лицо.

— А ты не скажешь Огюстену?

— Ни за что, — пообещала я.

— Этьену тоже не говори. Он поднимет меня на смех.

— Да никому я не собираюсь ничего говорить!

— Поклянись.

О Господи! Кажется, она хочет узнать, когда закончится мое терпение.

— Может, еще и кровью расписаться? — раздраженно фыркнула я, — ты ведешь себя как ребенок.

— Прости, — Эвелина глубоко вздохнула, — его имя Арманд де Ривери.

— Понятно. Ну и как он?

— Ты это о чем?

— Симпатичный?

Для того, чтобы с ней разговаривать, нужно предварительно котел каши съесть.

— Очень, — она снова покраснела как маков цвет.

Сейчас мне казалось, что она много меня младше. Лет этак на десять.

— Блондин или брюнет?

— Ну почему ты спрашиваешь? — попробовала возмутиться Эвелина, — зачем это тебе нужно знать?

— Ну как же. Мне интересно. Тебе трудно его описать? Ну ладно, не напрягайся. Все равно, я его увижу. Он ведь будет на приеме Вероники?

По густому румянцу, залившему многострадальную Эвелину я поняла, что будет.

— Ты тоже хороша, — вдруг напустилась она на меня, — кто на королевском приеме кокетничал с молодым человеком?

— Кто? — спросила я без задней мысли.

— Ты, кто еще.

— Я? С каким еще молодым человеком?

— Таким высоким и симпатичным.

Я напрягла свою память.

— Не помню.

— Как это, не помнишь? — поразилась Эвелина, — ты со многими кокетничала?

— Я ни с кем не кокетничала. Не знаю, почему ты так решила.

— А я видела, как он тебя куда-то повел, — не унималась она, — я ничего не стала говорить Огюстену. Думаю, ему это незачем знать.

— Повел меня? Куда?

Эвелина посмотрела на меня так, словно сомневалась в моих умственных способностях.

— Это тебе лучше знать.

— Но ты ведь могла запомнить направление. Ах, да! — вдруг озарило меня, — вспомнила! Мне нужно было подышать свежим воздухом и я спросила у него, где находится балкон. Мне было дурно.

Эвелина покачала головой с таким видом, словно я сказала ей какую-то глупость. Кажется, она до сих пор не могла взять в толк, как о таком можно забыть. Не знаю, почему я должна помнить разные пустяки.

Прием у барона де Кастро запомнился мне лишь благодаря его окончанию. Но об этом чуть позже.

Начать с того, что на приеме я обнаружила знакомые лица. Там были подруги Вероники, мадам де Санти, графиня де Сент-Берри и ее дочь, все так же насуплено смотрящая в мою сторону. Мне захотелось показать ей язык, но по понятной причине я удержалась. С самой Вероникой приходилось общаться очень немного. Она была хозяйкой и поэтому, разумеется, не могла оставаться на одном месте. Она беседовала со многими, давая им понять, что все здесь — гости желанные.

С первой минуты нашего появления ко мне намертво прилип знакомый молодой человек. Я быстро вспомнила его имя, так как на сей раз меня ничто не отвлекало. Корсет был затянут как полагается и именно так, как мне этого хотелось. Хотя Эмили пыталась что-то там сказать о женской талии, я резко оборвала ее, рявкнув, что предпочитаю, чтоб у меня не было ее вовсе, чем умирать в страшных мучениях. Зато Эвелина что-то была бледна и мало разговаривала. Я шепотом поинтересовалась у нее, в чем дело, но получила лишь маловразумительный ответ. Подумав, что она переживает из-за предмета своей страсти, я оставила ее в покое.

— Сегодня вы хорошо себя чувствуете, герцогиня? — заботливо поинтересовался де Пуайе.

— Лучше не бывает, — заверила я его.

— Тогда я приглашаю вас на танец.

По-моему, у него какой-то нездоровый интерес к танцам. На танец я согласилась и в процессе поняла, что это уже не столь сложно, как мне казалось раньше. Наверное, я начинаю привыкать. Де Пуайе воспользовавшись некоторым уединением, вновь начал нашептывать мне всевозможные комплименты. Нужно заметить, я узнала о себе много нового. Оказывается, главное — это расставить нужные акценты. И я уже не ехидная и язвительная, а веселая и открытая, не прямая и резкая, а прямодушная и добросердечная, не худая как истощенная газель, которую месяц не кормили, а изящная и грациозная и много всего другого. Не скрою, это было приятно слышать, и в то же время, забавно, потому что я, конечно, обладаю массой недостатков, но никогда не стремлюсь их отрицать.

Когда я отдыхала после третьего или четвертого по счету танца, то заметила Эвелину, танцующую с очень интересным молодым человеком. Наверняка, это и был загадочный незнакомец, которого она так не хотела мне описывать. Удивляло лишь выражение лица Эвелины. Оно было страдальческим, хотя она это пыталась скрыть. Не пойму, почему она так переживает. Или ее братец уже успел сказать, что этот тип не годится ей в женихи?

Я уже собралась спросить об этом у самой Эвелины, но отвлеклась на уже знакомую мне черноволосую даму, рассматривающую меня столь же пристально, не мигая, в упор. Признаюсь, сегодня я выглядела намного лучше, чем на королевском приеме. Что это она на меня так уставилась? Может быть, ревнует? К кому? Подойти, что ли, спросить? Пусть забирает и оставит меня в покое.

— Почему вы так на него смотрите? — услышала я вопрос назойливого кавалера и обернулась.

— На кого?

— На графа, — хмурясь, пояснил он.

Я вновь взглянула на незнакомку. Уж на кого, а на графа она не походит. На графиню — еще куда ни шло.

— Почему вы говорите о ней, как о мужчине? — поинтересовалась я.

— Потому что вы смотрите на графа де ла Важери.

— Не знаю никакого графа, — отмахнулась я.

— Но как же, он стоит рядом с графиней де Токелен.

— У нее черные кудри? — уточнила я.

Де Пуайе кивнул, все еще мрачный, как туча. Странно, что он так реагирует на мое любопытство.

— Так вот, я смотрю на нее.

— Зачем?

— Просто так.

— Герцогиня, вы лишаете меня своего внимания и это больно ранит меня.

Надо же, какой нежный! Не знаю, что можно ответить на такое. Я с трудом запомнила, как его зовут. Неужели, это меня к чему-то обязывает? Мужчины — странные создания. После двух дней знакомства они тут же начинают предъявлять какие-то требования.

— Месье, я оказываю вам столько же внимания, сколько и всегда, — ответила я.

— Но почему бы вам не увеличить его?

Я ненадолго задумалась. Почему? Понятия не имею. Он мне не нравится. Просто не нравится и все тут. Но не говорить же это вслух.

— Вы слишком нетерпеливы, месье де Пуайе.

— О, будьте уверены, герцогиня, я могу ждать столько, сколько потребуется. Если б только я был уверен, что вы не уделяете больше вашего драгоценного внимания другим лицам.

— Вы имеете в виду графиню де Токелен? — фыркнула я.

Мне стало смешно. Некоторые мужчины доходят до абсурда, ревнуя объект своей страсти к каждому столбу.

— Герцогиня, вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Сделайте свой выбор скорее, если это возможно.

— Вот теперь я точно не понимаю, что вы имеете в виду. Какой выбор? Вы еще помните, что я замужем?

— Муж у вас есть, согласен, но вы его, конечно, не любите, герцогиня.

Я едва не открыла рот от такой прозорливости. Это что, так заметно?

— Почему вы так решили, месье?

Он скорчил пренебрежительную гримасу:

— Если вы его любите, то очень искусно это скрываете. За все время, что я вас знаю, вы ни разу на него не взглянули.

— Вы полагаете, что очень хорошо меня изучили? — сдержала я улыбку.

— Такие вещи видны сразу.

— Ну и что? — меня это начало раздражать.

— Если вы не любите мужа, значит, должны любить кого-то другого. Это закон природы. Не я его придумал.

Ну надо же, он еще помнит про какие-то законы! Отвратительный нахал.

— Вы имеете в виду себя, месье? — уточнила я.

— Очень хотелось бы на это надеяться, — тихо прошептал де Пуайе.

Боюсь, в моем случае законы природы на тебя не распространяются.

— Мы могли бы познакомиться поближе, — еще тише заметил он.

А вот этого мне хотелось бы меньше всего. Не знаю, почему, но он так меня раздражал, что хотелось его стукнуть. Так как сделать этого было нельзя, я терпела, скрипя зубами.

Наш слишком тесный тет-а-тет нарушил герцог и это был тот случай, когда я действительно этому обрадовалась. Отведя меня в сторону с каким-то незначащим вопросом, он спросил:

— Он очень вам надоел?

— Почему вы так решили?

— Вы стоите с таким лицом, словно у вас болят зубы. Или они действительно болят?

— Нет, он действительно мне жутко надоел. Но я не думала, что это так заметно.

К нам подошла бледная Эвелина и тут же вцепилась в мою руку. На сей раз я соизволила это заметить.

— Что с тобой? Тебе плохо?

— О, как я тебя понимаю! — простонала она, — как я тебя понимаю!

— Да в чем дело?

— Ни в чем, — Эвелина мотнула головой.

— Но я же вижу, что ты едва на ногах держишься. Перестань, Эви, говори, я никому не скажу.

— Ох, — выдохнула она, — ты была совершенно права. Этот корсет не стоило так сильно затягивать.

Я закусила губу, пряча рвущийся наружу смех. Как вам это нравится? А ведь я ее предупреждала! Она думала, я впустую сотрясаю воздух? Ну, и что теперь делать?

Именно этот вопрос и задала мне Эвелина.

— Шнуровку следует ослабить, — предложила я единственный известный мне вариант.

— Как? — трагическим шепотом осведомилась она, — здесь полно народу.

Да, я уже успела заметить, что проклятый корсет сильно вредит мозгам. Но не до такой же степени.

— Ты ведь не собираешься делать это здесь. Нужно пойти куда-нибудь, найти место, где никого нет и там этим заняться.

— Пойдем, Белла, — взмолилась Эвелина, — поможешь мне это сделать.

— Я? — я приподняла брови, — я не умею этого делать.

Теперь она посмотрела на меня как на дуру.

— Считаешь, это очень трудно?

— Не знаю. Никогда этим не занималась. Вот что, попроси своего брата.

— Ты что?! — ахнула Эвелина тихо, но достаточно выразительно.

— А что такого? Или он тебе не брат?

— Но Огюстен тоже не умеет этого делать.

Тут я фыркнула. Нельзя же быть такой наивной, в конце концов! Уж что-что, а это он умеет делать в совершенстве.

— На королевском приеме именно он это сделал, — сообщила я, — и вполне удачно.

Эвелина посмотрела на меня очень жалобно.

— Тогда может быть, ты его попросишь?

— Не могу. Два корсета за неделю — это слишком. Он меня убьет.

— А так он убьет меня, — она всхлипнула.

— Но ведь это твой корсет, а не мой. Тебе, конечно, очень идет это платье. Но мне кажется, что лучше иметь возможность дышать свободно, а не через раз.

— Ну, пожалуйста, Белла! — девушка взяла меня за руку, — я боюсь, он так кричит, что меня в дрожь бросает.

— Не бойся, здесь он не будет кричать.

— Все равно, будет так смотреть… Ну скажи ему, Белла! Ты ведь уже привыкла, а я не могу.

— Очень мило, — хмыкнула я, — значит, пусть он смотрит на меня, как крокодил на добычу. Спасибо.

Она прыснула и тут же поморщилась.

— Мне больно. Неужели, тебе меня совсем не жалко?

Я выругалась сквозь зубы. Ну, за что мне это наказание? Что я такого сделала? Почему я должна обращаться к герцогу с такими идиотскими просьбами? Ведь это ее брат, в конце концов! И ее корсет! Где была моя голова, когда я рассказала ей об этом?

Пришлось выполнить ее просьбу. Нельзя сказать, что герцог очень обрадовался. Он раздраженно заметил:

— Почему я должен это делать?

— А кто? — резонно спросила я.

— Вы.

— Я? Я не умею.

— Невелика наука.

— Возможно. Но у меня нет такого опыта, как у вас.

Тут герцог посмотрел на меня так, словно раздумывал, сейчас стукнуть или чуть погодя.

— У вас слишком длинный язык, — сообщил он мне и отправился к сестре, чтобы высказать ей все, что он о ней думает.

Прошло наверное минут двадцать, когда Эвелина подошла ко мне вполне довольная, но немного смущенная.

— Он сказал, что выкинет все корсеты в доме.

— Очень хорошо, — фыркнула я, — может быть, тогда ты перестанешь затягиваться до потери сознания.

— Ты сама хороша, — обиделась она.

— Я здесь не при чем. То была инициатива Эмили. Понимаю, она хотела, как лучше, но получилось, как обычно.

Тем временем, Вероника предложила гостям небольшую прогулку по живописным окрестностям. Я была согласна с ней в том, что окрестности у нас действительно живописные и на них стоило посмотреть. Огорчало лишь одно: что мой отец не счел нужным присутствовать на ее приеме. Было немного обидно. Впрочем, не думаю, чтоб он знал, что я буду здесь находиться. Папочка никогда не любил шумные сборища.

Предложение Вероники было встречено всеобщим одобрением, хотя на прогулку отправились не все. Кое-кто остался, например, барон. Но никто и не ожидал, что он отважится на такое. Это в его-то возрасте.

— Я никогда не бывала здесь, — заметила Эвелина по пути, — как красиво! Тут совсем близко ваше поместье, Белла? Ты, наверное, все здесь знаешь.

Я кивнула. В детстве мною были обследованы все, даже самые отдаленные уголки этой местности. Я уже упоминала, что прекрасно ориентировалась здесь.

Мы свернули на боковую тропинку. Я оглядывалась по сторонам, ища хоть какие-нибудь изменения, хотя понимала, что взяться им неоткуда. Если я покинула это место, то это не значит, что все должно прийти в упадок. Не такая уж я важная птица.

Наверное, именно по этой причине я и заметила то, чего в обычном состоянии не заметила бы никогда. Сперва мне в глаза бросилась примятая трава. Приостановившись, я вгляделась в это. Кажется, здесь что-то тащили. Не очень давно, но и не вчера. А вон там, чуть дальше кусты был поломаны. Не нужно думать, что я великий следопыт, ничего подобного, просто такие следы заметил бы и слепой. Трава была примята потому, что наступила осень и она давно пожелтела, а значит, не распрямится. Кусты поломаны так, словно сквозь них что-то волокли. А на одной из веток белел маленький клочок материи.

Тут я совсем остановилась. Мне это очень не нравилось. Я шагнула ближе, приглядываясь к клоку матери. Не очень плотный наощупь, но и не прозрачный. Что бы это могло быть? На батист не похоже. Это мог бы быть обрывок платка, но ткань недостаточно изысканная для этого предмета. И еще кое-что. Очень неприятно пахло.

— Что-то случилось? — спросила Эвелина, останавливаясь, — почему ты стоишь?

— Сейчас подойду, — пообещала я и шагнула дальше в кусты.

Ох, лучше бы я этого не делала! В кустах я увидела труп. Впрочем, это был уже не труп. Тогда я поняла значение слова «останки». Да, это были именно останки, иначе не назовешь. И самое неприятное то, что я именно это и ожидала увидеть. Но одно дело ожидать, и совсем другое — увидеть.

Мне стало нехорошо. На такое зрелище нельзя смотреть вообще, а долго в особенности. Не думаю, что оно могло кому-нибудь доставить удовольствие. Я отступила на шаг назад, зажав руками рот. Потом еще на один. Господи, только бы меня не стошнило прямо здесь!

— Что случилось? — испуганно спросила Эвелина, увидев мою ретираду и разглядев выражение лица.

Герцог, напротив, не стал ничего спрашивать, а решительно шагнул в кусты. Впрочем, он покинул их очень скоро.

— Что там? — побледнела Эвелина, собираясь пойти посмотреть тоже.

— Стой на месте, — велел ей брат.

Она повернулась ко мне:

— Белла, почему ты такая? Что ты там увидела? Почему я не могу на это посмотреть?

— Там совершенно не на что смотреть, — сказал герцог.

Я наконец отняла руки от лица и сделала глубокий вдох. У меня дрожали пальцы и я спрятала их за спину.

— Это просто безобразие! — возмутилась Эвелина, порываясь шагнуть в кусты, — почему мне нельзя? Я уже взрослая.

Герцог крепко взял ее за руку:

— Мне все равно, что ты взрослая, но туда ты не пойдешь.

— Но я хочу посмотреть, что там такого! Пусти меня! Ты ужасный эгоист!

— Там птичка, — сообщил он замогильным тоном.

— Птичка? — она захлопала ресницами, — поэтому вы так позеленели?

— Дохлая птичка, — уточнил добрый братец.

— О Господи, — вырвалось у меня.

Прекрасное сравнение, лучше не бывает! Меня точно сейчас стошнит. Я метнулась в противоположную сторону, стремясь быть как можно дальше от злополучных кустов. Ухватилась рукой за ствол дерева и немного постояла так, пытаясь отдышаться. Кажется, стало лучше. Немного.

Я обернулась и успела заметить, как любопытствующая Вероника, спросив:

— Что случилось? — шагнула в кусты прежде, чем герцог успел ее остановить.

Она так завизжала, что я, стоящая поодаль, едва не оглохла.

То, что произошло потом, не стоит описывать. Все и так понятно. Разумеется, поднялась суматоха, были и крики и охи-вздохи, и слезы. Женщины окружили рыдающую Веронику, которая между всхлипами все же умудрилась сообщить окружающим, что именно она увидела и даже успела узнать.

— Это же Марианна! — рыдала она, — я ее сразу узнала!

Господи, да она просто уникум! В том, что там лежит, нельзя и человека-то признать сперва, а уж знакомого!

Подошел герцог, таща за собой упирающуюся Эвелину и сквозь зубы бросил:

— Пошли отсюда.

— Ты просто ужасен! — возмущалась сестра, — мы даже не узнали, как она туда попала!

— Если ты немедленно не пойдешь, куда следует, я тебя поколочу, — пообещал он, — на виду у всех. Надоело, черт возьми!

Она обиделась и всю дорогу не проронила ни слова. Мне же было абсолютно неинтересно, что там за Марианна и как она туда попала. Это пришло позже. А в тот момент я лишь старалась сдержать определенные позывы. И лишь когда мы оказались в карете, везущей нас домой, я могла вздохнуть спокойно.

— Вечно вас черт несет куда попало, — сказал мне герцог.

— Фу, как грубо! — не выдержала Эвелина.

Он мрачно посмотрел на нее и она отвернулась к окну, поджав губы и всем своим видом выражая презрение.

— Зачем вы полезли в кусты? — продолжал допрашивать меня герцог.

Я пожала плечами.

— Нечего дергаться. Что вы там забыли?

Вот пристал, как банный лист! Ну, откуда я знаю, зачем?

— Понятия не имею, зачем, — зло отозвалась я, — просто так. Трава была примята, и клок ткани на ветке! Откуда мне было знать, что там труп?

— Какой ужас! — ахнула Эвелина.

— Помолчи, — отрезал ее брат.

— Ты просто отвратителен! — вспыхнула она.

— Вы еще и следопыт, — это относилось ко мне.

Я и без того была взвинчена, а это оказалось последней каплей.

— Пошли вы к черту, — бросила я.

— Так тебе и надо, — заметила злопамятная Эвелина, состроив брату гримасу.

— Отлично, — перекосился герцог, — что еще?

Мы обе отвернулись к окну, а Эвелина в довершение всего еще и засопела, демонстрируя обиду.

Но надолго ее не хватило. Она была общительной девушкой и не могла долго дуться. Искоса посмотрев на меня, она спросила:

— А почему ты не завизжала?

— Не знаю.

— Баронесса визжала так, словно ее режут. Я бы тоже, наверное, завизжала.

Ну, а я не завизжала. Это что, имеет какое-то значение? Я вообще не имею привычки визжать.

— А ты видела раньше какие-нибудь трупы? — продолжала допытываться она.

Честное слово, Эвелина со своей детской непосредственностью доведет меня когда-нибудь до нервной трясучки.

— Конечно, — отозвалась я, — каждый день. С утра встану и любуюсь.

— Не надо так злиться. Я просто спросила.

— Ты, прежде чем спросить что-нибудь, подумай, — сказал герцог, наверное, позабыв, что его недавно послали к черту.

В общем, когда мы приехали домой, то успели раз три переругаться насмерть. Эвелина, разумеется, не смолчала и выдала брату по первое число. А там, слово за слово, и меня припомнили. А я не могу молчать, когда меня поминают такими словами.

Я сидела в своей комнате, усталая, злая и голодная, послав к черту заодно и Эмили, которая сунулась ко мне с расспросами. Эвелина пришла чуть позже и робко постучав в дверь, прошептала:

— Я могу войти?

Я кивнула. Она прокралась через комнату и села рядом.

— Что же все-таки произошло с той бедняжкой?

— Я этого не знаю, — отозвалась я, — думаешь, она мне сказала?

— Ужасное происшествие. Как же она туда попала? — Эвелина вздохнула, — так хочется узнать.

— Узнать можно.

— Как? — она живо обернулась ко мне, ее глаза загорелись.

Ну, что поделать с таким любопытством?

— Есть ведь Вероника.

— Баронесса де Кастро! Да, верно. Но как мы узнаем?

— Очень просто. Я напишу ей письмо и спрошу.

— Какая ты умная! — ахнула Эвелина, всплеснув руками, — мне это и в голову не пришло.

Конечно, это была лесть чистой воды, но все равно приятно. Я улыбнулась.

— А Огюстен? — вновь спросила девушка.

— Он читает чужие письма?

— Нет.

— Тогда все в порядке. Лично я не собираюсь ему ничего говорить. А ты?

— Я тоже, — она фыркнула.