Соломон пришел в себя от того же монотонного протяжного звука. «Ш-ш-ш. Ш-ш-ш. Ш-ш-ш». За которым следовало мягкое прикосновение к его лицу. И ощущение тепла.

Хаос. Вновь удерживала его в своих руках. Осыпая его холодное лицо бесконечными теплыми поцелуями. Это было пределом того, что он когда-либо хотел, все, чего он желал. Раствориться в ней. В этом ощущении. Соломон осознал, что лежал рядом с ней в кромешной тьме. Неважно, что это была тьма. Он обернул свои руки и ноги вокруг нее, холодный пол неумолимо царапал его нагое тело. Они жались друг к другу. Он не хотел думать о том, что должно последовать за этим. Как это произойдет. Или по какой причине.

- Я боюсь, - горько выдохнула она ему в грудь. – Никогда в жизни я еще не была так напугана, Соломон. Я так боюсь. Так боюсь.

Господь. Господь поможет им. Он не произнес ни единого слова утешения, лишь крепче сжал ее в своих объятиях. Он не мог выдавить из себя ни единого. Соломон ощущал только страх и ужас от того, что она готова была расплакаться прямо сейчас. Она была на грани ужаса.

- Мы должны попытаться сбежать.

Он не знал, откуда именно изнутри пришли эти слова. Но они были сказаны с силой хрупкого желания к сопротивлению.

- Как? - прошептала она в полнейшем отчаянии.

Да, именно в этом и была загвоздка, разве не так?

- Я не знаю, нам просто необходимо сделать это. - Он прекрасно понимал, что они не смогли вырваться отсюда. Но он лучше предпочтет умереть в попытке сбежать, чем столкнется с реальностью лоботомии, которую хотят провести эти животные. - Когда они придут за нами, нам нужно быть наготове. Нам нужно бороться.

Она издала горький всхлип и кивнула.

- Хорошо. Я постараюсь сделать все возможное. Я сделаю все, что смогу. Мне так жаль. Мне так жаааалллль.

Теперь пришла его очередь издавать успокаивающие звуки и укачивать ее, пока они лежали на полу, цепляясь друг за друга, борясь каждую пару секунд за то, чтобы быть ближе друг к другу, чем они уже есть.

Соломон не был уверен, когда именно он уснул, но он очнулся ото сна, услышав металлический скрежет. И, прежде чем он смог отреагировать, то осознал, что дверь отрылась и тут же закрылась.

- Что происходит? - прошептал Соломон.

- Еда, - ответила Хаос

При упоминании этого слова он понял, как сильно голоден. Они оба поползли на запах пищи и добрались до нее за пару мгновений. Словно полубезумные животные, они загребали пальцами холодную кашу в большой миске, засовывая руками ее в рот. Его уши заполнили звуки их заходящегося дыхания, стонов и громкого чавканья, когда они боролись за то, чтобы разделить каждую крупинку каши.

- Вот, ты доедай это, - внезапно проговорила она. - Я больше не могу проглотить ни кусочка.

- Ты должна есть, несмотря ни на что, тебе нужны силы.

- Ты в ней нуждаешься больше, - запротестовала она, сдерживая всхлип в горле.

- Тогда давай вместе, - грубо настоял он. - Мы съедим все вместе.

Она подчинилась, издавая еле слышные всхлипы, и когда они закончили, он привалился спиной к стене, ощущая, как его сердце сжимается от боли. Из-за того, что их принудили, заставили делать то, что ощущалось, словно самая унизительная пытка. Хаос подползла к нему, прижимаясь так тесно, как только могла. Он крепко обнял ее в ответ.

- Как ты думаешь, что они задумали? - он больше не мог находиться в неведении, незнание было самым страшным из всего происходящего.

- Шесть дней на подготовку, - прошептала она. - Он дал тебе немного времени, чтобы прийти в себя.

Его внутренности скрутило от этой новости.

- Как по-христиански с его стороны, - он старался пошутить, но его голос надломился от страха. - У тебя есть какие-то идеи по поводу того, что он запланировал сделать?

- Нет, - проговорила она поспешно. - Ему нравится разнообразие. Я никогда прежде не видела того колеса, на котором тебя...

- Ш-ш-ш, - зашептал он успокаивающе, когда она задохнулась в конце фразы. – Все было не так ужасно, как могла выглядеть, правда, я немного устал.

Правда была в том, что это было самой странной разновидностью пытки, которую бы он никогда не смог представить, даже если бы попытался сделать это.

- Поэтому я не знаю, что он будет делать дальше. Каждый раз, когда он делал это со мной, то никогда не повторялся.

Его сердце отчаянно сжалось в груди, и он притянул ее к себе сильнее.

- Мне жаль, - напрягся он, целуя ее макушку с закрытыми глазами. - Мне так жаль.

- Это мне должно быть жаль, - рыдала она горько, уткнувшись ему в грудь. - Я такая идиотка! - прокричала она, прежде чем разразиться горьким, безутешным рыданием.

Соломон позволил ей выплакаться. Ей было необходимо излить всю свою горечь, страх и боль, он не мог представить, как сильно она страдала и что ощущала. Чувство вины с легкостью могло сокрушить ее разум.

- Ш-ш-ш, ш-ш-ш, - прошептал он, укачивая ее так же, как и она его до этого. - Я с тобой, - утешал он. - Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Его слова словно вытягивали на поверхность еще больше ее страданий, заставляя чувствовать себя еще более бессильным с каждой следующей секундой.

- Эй, послушай, - проговорил он, немного встряхивая ее. - Тише, послушай меня. Послушай меня. - Она боролась изо всех сил, чтобы взять свои эмоции под контроль, но ее вдохи продолжали вырываться громкими всхлипами, когда Соломон ласково погладил ее лицо в темноте.

- Нам нужно придумать план, - сказал он. - Давай обсудим наш план. Давай поговорим о вещах, которые мы хотим сделать после того, как сбежим, хорошо? Как, например... о свадьбе? Тебе нравится эта идея? Тебе хотелось бы устроить свадьбу в огромной церкви? Или, может, на пляже? Или на самой высокой горной вершине? Держу пари, тебе бы это понравилось, не так ли? Расскажи мне, как будет выглядеть твое платье, Красавица. Поговори со мной. Сколько детей ты хочешь? Пять? А может, десять?

Хаос всхлипнула и обхватила его лицо ладонями, целуя его.

- Мы должны сбежать, - проговорила она, задыхаясь ему в рот.

- Да, - ответил он, целуя ее в ответ. - Именно так, Красавица. Мы сбежим, ты и я. И мы убежим для того, чтобы у нас была замечательная совместная жизнь, ты меня слышишь? - его голос прохрипел от напряженных слов, и она часто закивала, прежде чем начала спускаться поцелуями по его груди. Осознав, что она собирается сделать, он быстро потянул ее вверх.

- Только после того как я помоюсь, Красавица.

- Мне плевать, - прошептала она, обезумев, стараясь добраться до его паха.

- Пожалуйста, Хаос, нет. - Он был покрыт засохшими рвотными массами и прочими постыдными телесными выделениями. - Поцелуй меня, просто поцелуй меня, - пробормотал он, притягивая ее к своему рту.

Этого было недостаточно, но это было все, что они имели сейчас. И они поглощали друг друга в неистовом поцелуе, словно до конца их жизней оставались считанные минуты. Соломон увлек ее вместе с собой на пол, заключая в своих объятиях так сильно, как только мог. Его мышцы дрожали от усталости, и, прежде чем осознал это, он сделал то, что поклялся ни за что не делать.

Он провалился в сон.

Дверь распахнулась настолько внезапно, что у него не было возможности подумать. Но его тело, по-видимому, запомнило его план сбежать, и в то же мгновение, как только свет прорезал тьму камеры, он устремился вперед, нанося удар по лодыжкам одного из вошедших. Его затопило ощущением надежды, когда они, недовольно заворчав, свалились на пол. Хаос закричала истошным криком женщины, которая бросается в нападение.

Он кричал сам себе: "Держи их!"

Соломон сражался с мужчиной, чтобы обезвредить его, удерживая, крепко цепляясь за него пальцами, смутно соображая, что еще больше голосов наполняет комнату.

- Он сопротивляется! - мужчина, находившийся под Соломоном, ахнул, когда палец Соломона погрузился в уголок его глазницы. Он мучительно взревел, и боль взорвалась в задней части головы Соломона, будто от удара в гонг в его ушах. В глазах потемнело.

* * *

Соломон быстро заморгал, воспроизводя произошедшее, словно раздробленные кусочки изображения. Он находился в лежачем положении. В церковном зале. Его голова была склонена набок, и он предпринял попытку пошевелиться. Связан. Он ощутил узлы веревок на щиколотках, коленях... запястьях и плечах. Мастер пребывал в разгаре проповеди, прихожане бушевали и рукоплескали ему, а также все сильнее топали ногами, пока этот звук не начал вибрировать у него в груди. «Аминь» и «Аллилуйя». «Восхваляем, Господи, тебя».

Никогда на протяжении всей его жизни божественные слова не вызывали в нем столько ужаса. Он начал бороться и сопротивляться. Что должно произойти? Где Хаос? Он силился рассмотреть, что находилось позади него. Но не мог видеть ее. Он не мог слышать ее. Что они сделали с ней? Что если они причинили ей боль?

- Хаоооос! - взревел он.

Ее крик разрезал воздух, протяжный и надломленный. Это сокрушило его. О, Господи, это окончательно его добило. Он ответил ей пронзительным ревом, наполненным гневом. Затем еще одним и еще одним, стараясь изо всех сил быть как можно громче, чем все остальные звуки, наполнявшие помещение.

Внезапно ему в рот затолкали грязную тряпку, за которой последовала широкая полоска скотча. Все, что он слышал, были лишь крики и рыдания Хаос. Они не старались заткнуть ее. Казалось, будто им нравилось это, словно они этого желали. И внезапно он пожелал всем существом, чтобы она не давала им того, чего они так жаждали. Ни единого звука. Ни единого гребаного звука.

Мужчина, который являлся по его предположению Мастером, навис над ним, облаченный в какое-то просторное одеяние, в капюшоне, покрывающем его голову и скрывающем лицо, тем самым напоминая ему гнилую репу. Почему он прятал себя? Зачем он вообще делал это?

- И Господь не пощадил даже своего единственного сына, посему его кровный сын будет наказан за грехи человечества. Он также подверг его пыткам и наказанию, возлагая на него все нечестивые прегрешения зла. Прямо на его тело.

Соломон изо всех сил старался рассмотреть, что тот делает в изножье стола. Он держал в руках деревянную чашку и неспешно склонил ее. Острая боль пронзила Соломона, и он закричал что есть мочи, чувствуя, как жидкость льется по его ногам. Он кричал и дергался в удерживающих его веревках, пока это чудовище продолжало свою проповедь, опустошая ужасное содержимое на обе его ноги.

Его тело сотрясалось от неистовой боли, а голову наполняли ужасающие крики Хаос. Он удерживался в сознании за этот звук, заставляя себя цепляться за него. «Не прекращай кричать, не отпускай меня, не отпускай меня».

Глаза Соломона закатились от агонии, и, казалось, что они уже не вернутся в прежнее положение, следом Мастер стал поливать раскаленным огнем его живот, заставляя внутренности плавиться внутри него. Затем пытка перешла на его грудь, это действие заставило его затаить дыхание, и он задыхался от зловонного запаха, что исходил от тряпки, которой был заткнут его рот.

- Хватит, - проговорил Мастер, вытаскивая кусок грязной тряпки. – Не могу позволить тебе задохнуться во время подготовки.

Соломон кричал изо всех сил, пока у него больше не осталось дыхания.

- А теперь порка розгами, сын мой.

Внезапно Соломона освободили и рывком сдернули со стола. Его шумное дыхание отчасти напоминало рев, пока он крутил головой по сторонам. Они прижали его к чему-то плоскому, и необычная форма этого предмета и угол наклона заставили его принять полусогнутое положение. Только верхняя часть его груди была крепко закреплена к твердой поверхности.

- Поскольку наш Господь претерпел святое сечение розгами, поэтому нашему сыну тоже следует принять участие в этом Божественном величии.

Неистовая боль пронзила ягодицы и спину Соломона, забирая все силы из его ног, но то, каким образом он был привязан, заставляло его болтаться в воздухе без опоры, мышцы его рук и ног дрожали, пока Мастер продолжал свою безумную проповедь. Каждое последующее торжественное слово сопровождалось резким болезненным ударом по его спине, начиная с плеч и до самых щиколоток.

Лицо Соломона прижалось к жесткой поверхности, и его взгляд упал на Хаос, которую подтащили ближе, заставляя наблюдать за происходящим. Это были страдания, которым ее подвергли в наказание, он понимал это. Наблюдать за тем, как того, кого она так любит, подвергают пыткам и причиняют боль. Она рыдала и кричала, но он не слышал ее. Все, что он мог различить своим слухом, были лишь сильные удары его бешено колотящегося сердца, что отдавались в его ушах, в то время как яростные удары разрывали его плоть.

Неистово содрогаясь, он стиснул зубы и не сводил взгляд с ее лица - с ее глаз. Он отметил, что где-то в глубине его разум пребывал в состоянии отрицания мучений, и единственное, что ему оставалось, это искать спасение в молитвах. Он молился. Не о смерти на это раз, он молился о том, чтобы остаться в живых. Он неистово желал жить. Жить и заставить их всех заплатить за то, что они делали с ними.