Испытывая глубокую печаль, Хаос лежала молча и совершенно неподвижно, она ждала его возвращения. Ни один из них не бывал в этих местах прежде, и на протяжении всех шести лет она, прибывая в безмолвии, представляла себе этот момент. Физическая боль была желанным отвлечением от боли, пустившей корни в ее душе. Так много вопросов вертелось в ее голове: почему, что, когда, кто? Почему в этот раз Мастер превзошел себя в жестокости? Что бы это могло означать? Когда это испытание закончится? И кто скажет ей, что делать дальше?

Ее ни о чем не предупредили. Что если она сделает что-то неправильно?

«Верни нашу жертву».

Это было единственное указание. Никаких подробностей. Она не могла позволить Соломону обратиться к властям. Никто не должен знать. Никто не должен знать о том, что произойдет в будущем, эти судьбоносные события не должны быть предотвращены. Это слишком важно. Как для самого города, так и для его окрестностей.

Хаос напряглась всем телом, когда Соломон вновь приблизился к ней. Почему она не была подготовлена к этой части ее миссии? К его прикосновению. Ее тело было таким слабым, уязвимым, податливым. Все время, что она находилась в этом жалком состоянии, он держал ее за руку. Он был добрым, ласковым и теплым. Она вспомнила, как запаниковала, когда Соломон отпустил ее руку. Ей нужно быть осторожной. Очень осторожной с этим мужчиной. Соломон являлся очень могущественной жертвой, и это единственное, что Хаос смогла узнать от Мастера. Неужели он был таким же особенным, как и она? Обладал каким-то даром?

- У меня есть только аспирин и ацетаминофен, - негромко произнес Соломон.

Хаос вела внутреннюю борьбу с собой, разрываясь между тем, чтобы вслушиваться в его слова или просто ощущать их. Проникаясь его голосом, она вспомнила: достаточно кивнуть в знак согласия. Слова Соломона несли в себе своеобразную чарующую силу. Почти как у ее бабушки. Успокаивали разум; Хаос постаралась поддаться этой силе - так она исцелится быстрее.  Хаос испытывала на себе физическое наказание так много раз, что этот этап стал для нее обыденным и скучным. В основном потому, что от нее требовалось оставаться неподвижной. Хаос настолько же сильно ненавидела это, насколько была хороша в этом деле. И учитывая степень ее повреждений, по всей видимости, ее неподвижность продлится дольше, чем обычно. Ее тело ощущалось на три размера больше и ни осталось, ни единого места, что не молило бы о том, чтобы кто-то прекратил эту боль.

Мастер всегда был экспертом в истязании без малейшего контакта. И если он решил нанести удар, от него, как правило, не оставалось и следа. Мастер мог сокрушить без переломов, избивать без синяков, растерзать без открытых ран. Он мог сломить дух, не нарушая целостности костей и плоти, это была его специальность.

Но в этот раз... она почувствовала или ей показалось, Мастер изменил тактику. Она чувствовала, что в ее теле не осталось ни одной целой частички. Сломленные тело, разум, дух и даже сердце. В этот раз его работа была впечатляющей. И хотя Хаос долго и упорно тренировалась, чтоб противостоять пыткам Мастера, ей не удалось избежать последствий его сокрушительной силы. Так много раз она слышала от Мастера, как сильно он ненавидел причинять ей боль. Но его любовь к миру превосходила по силе желания его плоти. И теперь, после того как оба испытали муки, они вступили на святой и праведный путь искупления.

Хаос позволила Соломону приподнять ей голову над подушкой, чтобы она смогла проглотить лекарство, и ее тело тут же содрогнулось от боли.

- Проклятье, мне так жаль, - сказал Соломон.

Почему он извиняется? Хаос ненавидела те звуки агонии, которые издавала. Она надеялась, что боль скоро прекратится, и Соломон перестанет так странно себя вести. Ей не нравилось быть жестокой, но иногда это было необходимо. Меньшее, что от нее требовалось для выполнения своей миссии, так это беспокоиться о себе самой.

Все, что Хаос нужно, для того чтобы восстановиться, - это уединение и возможность хотя бы в течение двенадцати часов побыть в тишине, и тогда она будет в порядке. А также постараться не зацикливаться на куче вопросов, на которые не было ответов, но которые возвращали ее страхи и ощущение жуткой боли.

- Ничего, если я задам еще несколько вопросов?

Прежде чем осознать поспешность своего ответа, Хаос кивнула. Отдых казался невозможным, пока она участвовала в допросе Соломона. Кто знает, может, это хороший способ отвлечься, а ее организм знал, в чем он нуждается сейчас. Хаос вздрогнула, когда он снова осторожно взял ее за руку, но его тепло мгновенно успокоило ее. После испытаний, которым подвергал ее Мастер, он использовал горячие простыни, чтобы обернуть ими Хаос; в конечном счете это стало для нее определенным символом комфорта. Правда, только до тех пор, пока полотно не высыхало. Тогда это превращалось в иную форму наказания – удушение. Пеленание, как называла это Бабушка.

- Тот, кто сотворил с тобой такое... живет где-то поблизости?

Хаос ответила двумя пожатиями. Она ненавидела ложь, но не могла поставить под угрозу миссию.

- Он из соседнего города?

Она снова сжала его руку два раза.

- Далеко отсюда?

Почему ему не давал покоя этот вопрос? Какая разница, где находился сейчас ее обидчик. Хаос снова сжала два раза, что означало "нет".

- Значит, этот родственник прибыл издалека? - не унимался Соломон.

Находя это приемлемым, Хаос ответила "да" одним рукопожатием.

- А сейчас он поблизости?

Нет. Она сжала два раза его руку.

- Ты считаешь, что он вернулся туда, откуда пришел?

Чтобы наконец покончить с этой темой, Хаос ответила, сжав руку один раз.

Соломон испустил звук, похожий на разочарование, или это было облегчение? Хаос молча замерла, сосредоточившись на прикосновении его руки. Он был вдвое крупнее ее. Хаос была уверена, что он даже больше Мастера. Но гораздо нежнее. Отчасти такое чарующее влияние на нее производил его голос. Хаос напомнила себе, что в ее обязанности, как избранной, входила необходимость обезопасить жертву. Если это подразумевало, что от нее требовалось поддаться его чарам, пусть так и будет.

- Думаю, тебе стоит отдохнуть, пока я не найду зарядку для телефона, - наконец, принял решение Соломон.

Хаос одарила его сильным пожатием, дав понять, что отдых ей очень необходим.

- Я не собираюсь использовать телефон, чтобы сообщать кому-либо о происшедшем, - поспешил заверить он.

Тогда зачем он ему нужен?

Словно почувствовав ее беспокойство, он добавил:

- На всякий случай, если возникнут новые проблемы.

Хаос позволила себе немного расслабиться.

- Я дам тебе вздремнуть. Далеко не уйду, буду все время в доме, хорошо?

То внимание, которое он оказывал ей, было завораживающим. Казалось, ее тело шло вразрез с ее разумом, когда она пожала руку дважды, что означало несогласие.

- Ладно, ладно, - прошептал он и придвинулся ближе. - Я побуду с тобой рядом, пока ты не уснешь?

Она сжала его руку один раз, и ее тело начало расслабляться. На инстинктивном уровне Хаос чувствовала себя в безопасности рядом с ним. За последние годы она узнала, что последствия физической травмы могут быть непредсказуемыми. Они могут заставить думать и говорить такие вещи, которыми не хотелось бы делиться. Постыдные вещи.

Хаос не была уверена, как долго пролежала, прежде чем ей завладели кошмарные видения. На этот раз ей снилось, что ее заживо съедали муравьи, пока она была привязана к муравейнику. Хаос была уверена, что этот кошмар вызван воспоминанием о детеныше опоссума. Мастер любил создавать украшения из костей животных. Каждое воскресенье, бродя вдоль одинокого шоссе, они проводили в бесконечных поисках нового материала для его работ - останков жертв автомобильного движения. Мастер уверял, что Бог создал всех животных в угоду человеку, чтобы тот мог использовать их так, как пожелает. В тот раз им попался раненный детеныш опоссума, в котором все еще теплилась жизнь.

- Похоже, он отбился от стаи, - размышлял Мастер, заставив Хаос поднять детеныша и положить его в мешок.

Позже Хаос должна была уложить все найденные останки на гигантские муравейники, чтобы убедиться, что никакое другое животное не растащит их в поиске пищи.Когда ей было девять, ее нарекли Избранной. Тогда у нее не было специальной подготовки, и она была очень зла на Мастера.

- Он страдает, ему больно! Вы сказали, что такая учесть ожидает только мертвых животных, но малыш жив, и он плачет!

Мастер рассмеялся, словно поведение Хаос было невероятно забавным.

- Он все равно умрет, независимо от обстоятельств, Избранная.  И это флюиды души, а не слезы.

Флюиды души. Высокопарность фразы привела ее в ярость, и тогда Хаос высказала Мастеру все, что думает о нем.

- Это подло! - кричала она на него. Мастер продолжал смеяться громче прежнего, и Хаос определила свою дальнейшую судьбу следующей фразой: - Вы - глупец!

Это был первый раз, когда Хаос разозлила Мастера. Впервые она ощутила его секретные методы воздействия. Без каких-либо видимых проявлений он ранил ее тело изнутри. Кто бы мог подумать, что такую боль может причинить простой палец. Он поразил ее в голову, шею, спину и живот.

После того как Хаос усвоила урок Мастера, ей следовало перенести скелет животного на солнце, чтобы завершить дело, просушив их. Затем ей показали, как просверлить отверстия в костях. Мастер проткнул мочки ее ушей большой иглой и принудил носить ушные кости черепа мертвого опоссума.

- Возможно, это поможет тебе быть более послушной, - сказал Мастер.

Со временем Избранная стала питать трепетные чувства к костям. Они были странными и уродливыми, и их было трудно различить с первого взгляда. И это было так похоже на нее саму. Связанные невидимой нитью, они были словно близнецы, животного и человеческого происхождения. Когда Мастера не было рядом, другие смеялись над ней, называя ее Опоссумом. В глубине души Хаос не возражала. Ей даже нравилось такое сравнение. Пока она не совершила ошибку и не рассказала Мастеру, что ее имя теперь не Избранная, а Опоссум. В гневе он вырвал ее украшения из ушей и разбил кости детеныша опоссума о камни.

- Это богохульство - испытывать любовь к животным, а не к Богу! - ответил Мастер.

Хаос знала, ему лучше не перечить. Чтобы избежать очередного урока послушания, она кивнула в согласии. И только в моменты одиночества, сидя в углу своей кельи, она оплакивала потерю единственного друга.

Конечно, со стороны это выглядело глупо. Дружить с ушной костью опоссума.

Во время Испытания Бодрствованием Хаос впервые увидела кошмар. Мастер терпеливо обливал ее обнаженное тело из специального шланга на протяжении нескольких часов. Ледяная вода, словно шипы, пронизывала ее кожу, пока она висела, закованная в кандалы. Это ощущалось так, словно ее тело, объятое огнем, пожирали муравьи. Именно в тот момент она потеряла сознание, и ей приснилось, что она была привязана к муравейнику вместе с детенышем опоссума. Она не могла двигаться или говорить, но она была жива. Все, что она могла делать, это плакать, но никого это не волновало, насекомые даже не замечали этого, поскольку это всего лишь флюиды ее души. Как это случилось с опоссумом, муравьи, как и положено, поедали ее, поглощали ее плоть без остатка, а она в это время умирала медленно и тихо.

Это был мучительный кошмар; как и та реальная, ужасающая боль, терзающая ее тело, этот сон оставался единственной связью, которая у нее была с животным, когда Хаос окончательно попрощалась с ним. Она не была уверена, но полагала, что опоссум стал частью ее. Хаос не могла сказать точно, но... ей бы этого хотелось.

Однако впервые кошмар шел по другому сценарию. Кто-то услышал, как она тихо плакала и безмолвно кричала. Хаос не могла видеть человека, что опустился на колени рядом с ней и взял ее руку в свою. Но она чувствовала, это был он. Соломон мягко убаюкивал ее.

Ужас растаял вместе с оковами, которые тянули на дно. Ее тело поднималось, покидая этот ужасающий кошмар, оказавшись в чистом воздухе, окутанное солнечным светом, где не было ни муравьев, ни страха, ни боли. Золотые солнечные лучи окружали ее и детеныша опоссума.

А этот голос. Хаос наконец поняла, насколько он был знаком ей. Голос пронизывала теплота, как будто он принадлежал солнцу. Звучал мягко, но сильно и уверенно, как проступающие лучи сквозь штормовое облако. Это было так не похоже на все то, что ей когда-либо приходилось слышать и переживать.

***

Исчерпав силы, Соломон уронил голову на постель, все также придерживая девушку за руку. В какой-то момент его разбудил звук ее всхлипов. Ей нужна была медицинская помощь, но, когда Соломон попытался высвободить свою ладонь, чтобы встать и предпринять что-нибудь, девушка еще более отчаянно вцепилась в его руку.

Оставаясь на месте, Соломон сидел возле нее, все больше ощущая свою бесполезность и беспомощность. Именно тогда он предположил, что девушке приснился кошмар. Нужно спеть, чтобы успокоить ее, осенила его мысль. Но какую песню? Была только одна, которую он знал полностью и считал универсальным средством от всего на свете.

Он запел, понизив голос, чтобы не разбудить девушку. И к его удивлению это сработало. Он ощущал, как с каждой секундой ее маленькие пальчики медленно расслаблялись. Все внутренности Соломона сжались, когда он бросил взгляд на ее изуродованное побоями лицо. 

Продолжив произносить молитву Святому Петру, Соломон снова окинул взглядом тело девушки, оценивая ущерб. Осталось кое-что, что нужно сделать. На данный момент лишним это не будет.

Мгновение спустя он мягко освободил свои пальцы из ее руки и поднялся. Скорее всего, она будет очень голодна, когда проснется. И, несмотря ни на что, ей придется поесть, чтобы набраться сил. Пока девушка спала, у него было время, чтобы позаботиться о Мисс Мэри, а также заехать в продуктовый магазин и купить еды. Сам он, по большей части, питался блюдами готового приготовления из банок, но лишь потому, что не было повода оттачивать свои кулинарные способности. С момента, как Соломон потерял невесту, ему не представилось ни одного случая.

Прежде чем отвернуться, Соломон в последний раз посмотрел на незнакомку перед ним. Прилив неизвестных ему чувств нахлынул вместе с осознанием того, что он все-таки нашел ее. Спас. Потому что ему удалось ее услышать. Бог оказался на их стороне, когда голос девушки донесся до Соломона. Он часто мог слышать, как его невеста, стойко выдерживая все, что с ней не происходило, взывала к нему. Прошло полгода с тех пор, как он подавил в себе бешеную одержимость найти хотя бы ее останки. Ему просто... нужно завершить начатое.

И вот теперь, после того как Соломон, наконец, заключил перемирие с Богом, в его хижине лежит эта незнакомка. Почему, почему все вокруг подвергались смертельным избиениям? Почему Бог не направил Соломона к его невесте, почему не указал путь, не помог найти ее? Почему? Что Соломон натворил такого, чтобы заслужить все эти мучения?

Это пожирало его заживо. Но в один прекрасный день его дядя, наконец, привел Соломона в чувства. В буквальном смысле этого слова. Соломон не был уверен, что потрясло его больше: сам удар или то, как мастерски дядя его нанес. Своему собственному племяннику. Но, видимо, требовалось гораздо большее. Будучи в стельку пьян, он извергал поток оскорблений на свою покойную мать и проклинал Бога, на чем свет стоит.

- Бог забрал ее, как забрал мою мать. Для того чтобы мучить меня! Уничтожить мою душу, а тело оставить в этом мире, как живого мертвеца! Она сделала это, она позволила этому ублюдку сделать это, и твой глупый любящий Бог позволил это!!!

Соломон до сих пор помнил ту сцену, как его дядя спокойно встал из-за стола и хорошенько врезал ему прямо по губам. Он растянулся плашмя на полу, когда палец дяди уткнулся в него, а лицо оставалось спокойным и невозмутимым, как в самый ясный день.

- Это за твою мать. Бог может распоряжаться твоей судьбой, как ему вздумается, но не смей так говорить про мою сестру, ты слышишь меня?! Она любила тебя больше собственной жизни!

Эти слова заставили вскипеть его кровь, а сердце дрогнуть, и слезы, которые он никак не мог пролить, наконец, заструились по его щекам. Это был день, когда все изменилось. Он расставил многие точки над i, и Соломон отпустил тяжесть на сердце впервые за долгое время. Сильный гнев, который преследовал Соломона с самого детства, ушел. Он больше не хотел мстить отцу, не хотел покончить с собой, Соломон больше не хотел убивать и точка. Осталось только... чувство легкости, которое вытеснило его смятение. Он бы не назвал это умиротворением, но и кромешный ад от него отступил.

Соломон поправил красно-каштановые волосы девушки, которые покрывали ее плечи. Измазанные засохшей кровью и спутанные, они все равно казались густыми. Боже, ей понадобится ванна. Но все, чем он располагал, - это жалкий душ. Возможно, завтра Соломон смоет с нее влажной губкой грязь вместе со всеми ужасными воспоминаниями.