Заключительный этап поездки. Таинственный адрес. Казалось бы, отсутствие подробностей должно окрылять. Пасть неизвестного демона, три часа. Чертовски круто.

Тара опустила окно и высунулась из него, как ребенок.

– Так мы можем хотя бы узнать? Где, я имею в виду?

Стив заливал топливо с измученным видом родителя, который появляется во время долгого путешествия: обещающий, что мы еще далеко от места назначения.

– Тара, любимая, перестань изводить человека. Ты покинешь игру, если заставишь его сказать больше, чем следует. – Меня беспокоило то, что Стив знал. Это было что–то, что причиняло ему боль. Беспокоило его. Он даже мне не хотел рассказывать.

Тара залезла обратно и зарылась в сиденье.

– Не важно. Что есть, то есть.

Вернулись с чего начали. Каждые пять миль ее настроение резко менялось от беспокойства к притворству, что ей все равно. На самом деле, я не мог винить ее за это.

– Ты что–нибудь хочешь? Чипсов? Колы? Член? – Это было рискованно для меня, шутить сейчас на тему секса. Я мог легко считаться бесчувственным, блять, счастливым ублюдком, который мог получить нагоняй, который мне не нравился.

– Это всё, о чем ты можешь думать?

Именно так.

Логически я понял, почему она так сказала, да.

– Думаю, что я зависим от тебя.

– Хмм. – Она грызла ноготь и смотрела в окно, пока ее ноги отбивали дробь. – Очень жаль.

– Да, мне тоже.

Как будто я укусил ее, она стрельнула в меня ослепительным взглядом карих глаз.

– Никто тебя не заставляет.

Я хмуро усмехнулся.

– Что?

– Что?

– Почему ты смеешься? Что тут смешного?

– Ты как всегда.

– Прекрати тупить.

– Прекрати тупить.

Она уставилась на меня. Я не знаю, почему я повторил за ней, это просто… случилось.

– Ты повторяешь за мной?

– Ты повторяешь за мной?

Она смотрела на меня несколько секунд.

– Как по–детски.

Я уставился на нее, желая поцеловать. Обнять. Удержать ее страхи в заключении.

– Как по–детски. – Мой голос смягчился.

Наши взгляды задержались друг на друге еще, прежде чем она прошептала:

– Мне страшно.

Через секунду я уже держал ее в объятиях, а потом на своих коленях, когда этого оказалось недостаточно.

– Я здесь до конца. С тобой. – Я прижал ее голову к своему плечу. – Я твое прикрытие, любимая. Твой щит. Ничто не причинит тебе вреда. – Я погладил ее по голове и поцеловал. – Позволь мне сражаться вместе с тобой, детка.

***

Я держала Люциана за руку, втайне благодаря, что он рядом. Возможно, я и не могла признаться в этом вслух, но я больше не скрывала это от себя. Я уже начинала жалеть, что мы не можем остаться в нашем маленьком коконе лимузина, изолированные от остального мира. Тогда мы были бы в порядке, и никто бы не вмешивался в нашу идиллию.

Мы остановились около полудня. Небольшой причудливый дом в старомодном районе. Мой желудок напрягся. Все во мне знало, кто там жил.

– Вероятно, дом моих родителей. – Вот. Я произнесла это вслух.

Люциан поцеловал мою руку, чем вызвал всевозможную панику в моем теле. Не глядя на него, я отдернула руку. Я не могу сделать это прямо сейчас, не могу отвлекаться от всего, из–за того, что он заставлял меня чувствовать. Мне нужно сосредоточиться на том, что грядет. Необходимо быть готовой.

Доминирование над демоном. Доминировать… над демонами. Я делала это. Уже. Терапия, помнишь? Много, очень много. Ничего из этого не может прикоснуться ко мне без моего согласия. Я узнала все способы изоляции страданий и отключения их от меня. Вот почему я не могу справиться с чувствами Люциана в настоящий момент. Как я должна справиться с этим и подавить страхи о моем прошлом? Но я могла справиться с прошлым. Я делала это тысячи раз.

Так откуда беспокойство? Страх?

Все эти часы терапии. Все эти деньги. Деньги бабушки. Я уставилась на дом. «Война Доминантов». Один миллион долларов. Привезти бабушку домой. Нет пути назад. Я глубоко вздохнула и почувствовала былую решимость, нерушимо напрягающую мой позвоночник, скрывая мое сердце, мою душу. Это как надеть хорошую пару перчаток, чтобы не испачкать руки. И мне было комфортно, дома, с ними. Я улыбнулась Люциану.

– Готов?

Его взгляд полный беспокойства почти казался предательством. Я, черт возьми, не нуждалась в слабых партнерах. Мне нужно быть жесткой. Мне нужно быть бдительной. Мне нужен самый сильный Дом.

Полагаю, это я была им, в конце концов.

Я вышла из машины, никого не дожидаясь. Им лучше не отставать.

Подойдя к двери, я постучала, а потом позвонила в дверь. Дверь сразу же открылась, и мужчина смутился.

– Извините, я ожидал, что это садовник.

Я прикрыла рукой глаза.

– Я Тара Риз. Меня направили сюда, чтобы… – Я смотрела несколько секунд. Вот дерьмо. Это была единственная деталь, которую я мысленно не отрепетировала.

– Чтобы встретиться с вами, – добавил Стив справа от меня.

– Да. – Я улыбнулась. – Чтобы встретиться с вами.

Черты его лица оставались скрыты в тени двери.

– И кто вы такая? – Нежный перелив в его голосе был приятным. Добрый. Странно.

– Ааах, верно. – Я посмотрела на Стива, который уставился на меня со страдальческим взглядом. – Кем я могу бы–ы–ыть?

– Его дочерью.

Сердце вздрогнуло, и я улыбнулась.

– Вы все слышали. Ваша… давно потерянная дочь.

Дверь резко открылась, и я встретила встревоженный синий взгляд стареющего мужчины. Возможно, ему было около шестидесяти. Я с улыбкой помахала.

– Сюрприз! – Я повернулся к Люциану, нуждаясь в чем–то. – Вот это – Люциан. Оч… очень дорогой, ценный мой друг. – Я стояла рядом с ним, и он крепко обнял меня за плечо. Я махнула на Стива. – И Стив. Еще один настоящий… голубой друг.

Мужчина, казалось, наконец–то опомнился и покачал головой.

– Входите. Извините, я просто… взволнован.

– Конечно, – сказала я громко. – Кто бы не был? – Мы проследовали за ним, и я сбежала из смертельных объятий Люциана, которые призывали меня, чтобы я в нем нуждалась. Счастье, что он это не понял.

Я оглядела небольшую гостиную. Все было… безликим. От недавно очищенного бежевого ковра до немного изношенного коричневого дивана и кресла. Единственным личным штрихом, который я заметила, была высокая книжная полка, разбухшая от стоящих на ней мягких переплетов. Она немного кренилась в сторону, рядом тяжелым кожаным креслом, где очевидно часто сидел и откуда тянулся за книгами читатель.

Не совсем белые стены были совершенно голыми, окна прикрывали простые шторы. Что ж. Мой отец, безусловно, был никудышным дизайнером.

Я поняла, что искала в затемненной комнате намеки на свое прошлое, на человека, который меня произвел на свет, но там ничего не было. Только книжная полка и кресло. Какие люди могли жить в таком месте более чем несколько дней и не оставить свой отпечаток на вещах? Мой внутренний психоаналитик вскочил, чтобы предоставить ответ. Те, кто прятались от самих себя или кого–то еще.

Слева, за приоткрытой дверью, оказалась небольшая спальня с аккуратно застеленной кроватью. Комната отца? Это казалось вероятным, так как комната выглядела безлико, как и гостиная. Как я должна была доминировать над демоном, когда он не дал мне даже намека?

– Эм, присаживайтесь. Я сделаю чай. – Его сморщенный лоб говорил о многом. Он беспокоился о том, почему я появилась непрошено, после стольких лет. И он хотел, чтобы я исчезла снова.

– У вас есть кофе? – спросила я, поддаваясь порочной необходимости все усложнить. Я посмотрела на Люциана. – Если только вы, ребята, не хотите чаю.

– Мне все подойдет, милая.

Черт возьми, серьезно? Неужели он будет таким все время? Изводить меня? Как предатель?

Отец кивнул, рассеянно глядя перед собой.

– Кофе. Я принесу.

Люциан и Стив окружили меня между собой и сели по обе стороны, давая поддержку, в которой, как они думали, я нуждалась. Действуя так, будто я уже не делала все это. Их ждет большой сюрприз.

Мы тихо сидели, пялясь на гостиную. Я держала руки на коленях, убедившись, что Люциан понимал, что я не хочу, чтобы меня трогали.

Я поймала себя на том, что внимательно прислушиваюсь к звукам из кухни, в поисках намека на другого человека, какой–нибудь небольшой звук, указывающий на присутствие матери. Я ждала звук другого голоса. Женского. У меня была одна фотография матери и отца, которую позволила бабушка. Она редко говорила о них, и это всегда было горько слышать. Несколько раз она даже зашла так далеко, что сказала, что она бы не плюнула на них, даже если бы они горели. Для нее это было равносильно утверждению, что человек заслуживает гореть в аду вечность.

Большую часть времени я была осторожна, убедившись, что не задаю слишком много вопросов, чтобы не расстраивать ее. Каждый раз, когда любопытство и одиночество брало верх, и я спрашивала, она становилась угрюмой и агрессивной на несколько дней. Теперь я знала, что это был ее способ справиться с болью, но в то время это чувствовалось еще одним предательством.

Интересно, видели ли они мои фотографии? Знают ли что–нибудь обо мне? Я предполагала, что нет. Чувством бабушки по отношению к ним всегда и навеки было: «Они мертвы для меня». Что делало их для меня мертвыми тоже. Я потеряла годы, желая, чтобы у меня был выбор в этом вопросе.

Мой… отец вернулся с подносом и поставил его на журнальный столик. Он был идеальным хозяином, спрашивал про сливки и сахар, как будто это самая важная тема, которую мы могли обсудить. Когда у каждого была чашка, он, наконец, сел.

Мы все выглядели как присяжные в вынесении смертного приговора, никто из нас не хотел быть там и судить. Никто из нас не хотел быть ответственным за смерть другого, независимо от преступлений. И все же это была наша задача.

Не надо было судить. Факты ясны. Осталось только вынести приговор.

– Так. – Я ярко улыбнулась ему, моя профессиональная маска прочно встала на место. – Как дела?

С тем же успехом, я могла говорить по–русски, он бы все равно ничего не понял.

– Отлично, хорошо, – в итоге пробормотал он. – А у тебя?

– О, супер! Я была по соседству и подумала… уже давно пора сломать лед и навестить родителей. Согласен?

Более обеспокоенный виноватый взгляд. Отец поставил чашку и положил обе руки на свои загорелые, расслабленные колени, приоткрыв рот.

Мы все ждали.

– Я не знаю, что сказать, Шейла.

– Шейла? Кто такая Шейла? – Я отбросила раздражение, которое угрожающе гудело по нервной системе.

Он уставился на меня в замешательстве с отвисшей челюстью, осторожно моргая.

– Это… было имя, которое мы дали тебе. О, дорогая, мне жаль.

– Я Тара. – Мой голос был жестким, давая ему понять, что имя ничего не меняет, мне все равно, кто его дал. – Бабушка… может сказать тебе.

– Да, да, конечно. Тара. – Он откашлялся. – Я уверен, что тебе нужны ответы. – Его тон показывал, что предоставление этих ответов, будет дорого ему стоить.

– Нет. Не совсем. Я все знаю, и с этим все в порядке.

– Так и есть? – Впервые он встретился со мной взглядом, хотя бы на секунду.

Я махнула рукой. – Я имею в виду, что в порядке, насколько это только возможно. Разумеется, у меня была терапия, вещи такого рода необходимо… решать должным образом. – Я кивнула и отпила кофе.

– Мне очень жаль, – сказал он, искренне сожалея.

– Чего жаль? Ты и… моя мать поступили правильно, отдав меня бабушке. Наверное, это было очень сложно для вас обоих. Я не могу представить, что отказываюсь от полных прав на своего ребенка из–за того, что не имею достаточно средств для его содержания. Я искренне сочувствую вам обоим. Но бабушка проделала потрясающую работу. Я люблю ее за это.

Я действительно могла бы обойтись без его постоянного выражения замешательства. Как будто это все было для него новостью. Гул раздражения снова угрожал не опустить этот момент. Я огляделась.

– Так… где же она?

– Она… больше не здесь.

Я посмотрела на него.

– Развод?

– Она умерла. Много лет назад. – Глубокая боль в его голосе звучала так, будто это случилось совсем недавно.

Я кивнула, ожидая прихода боли. Чего угодно. Но у меня не было ничего, кроме пустоты. Я предполагала, что этого можно ожидать, не имея связи. У меня никогда ее не было, поэтому я справилась. Ее смерть меня не коснулась.

– Так жаль это слышать. Как она умерла?

Он посмотрел на свои руки, сжатые на коленях.

– Проблемы со здоровьем. – Он посмотрел на меня. – Она… знаешь, действительно любила тебя. Тебе нужно это знать.

Меня поразила искренняя симпатия к этому измученному старому незнакомцу. Он сильно пострадал, все еще страдал. Я смягчилась.

– О, я в этом уверена, я уверена, что это так.

– Твоя… бабушка была замечательной женщиной. Я ей благодарен. – Его тон и слова, показывали что–то другое, но я не была уверена, что именно. Это была не злость или обида. Больше похоже на сожаление.

– Я тоже.

– Как она?

– О, в порядке. Отлично.

– Здоровье?

Почему он спрашивает? Что он знает?

– Энергичная, как обычно. Сильна, как бык.

– По–прежнему упрямая, как осел?

Я засмеялась.

– Да, она такая. – Я кивала, размышляя, как долго мне придется это выносить, прежде чем для зрителей будет достаточно. По крайней мере, у меня не было матери. Иначе… Ну, я не уверена, что смогла бы так легко справиться.

– Тара…

Я посмотрела на мужчину и приготовилась к тому, что вызывало слезы на его глазах.

– Мне нужно, чтобы ты кое–что знала. – Его голос сгустился и задрожал, когда он пригладил несколько волосков на голове. – Твоя мать… умерла при родах. – Он вытер слезы со своего лица. – У нее был рак, и она отказалась от лечения, поскольку оно могло нанести тебе вред. И… это ее убило. Она просто не была достаточно сильной, чтобы бороться и вынашивать тебя. И я не мог… выносить… после этого, видеть тебя. – Он подавился всхлипом. – Я был бесполезен как отец, родитель, личность. Я оставил тебя в шаге от дома твоей бабушки как… – его голос превратился в слабый шепот, – …как какой–то пакет, просто почту.

Я крепко держалась за образ своего психотерапевта. Сочувствующая, но отстраненная.

– Мне жаль, что тебе пришлось через это пройти. Я не знала.

Он снова посмотрел на меня в замешательстве, не беспокоясь о слезах, которые катились по его лицу.

– Я так часто хотел присутствовать в твоей жизни. Я думал о тебе, мечтал о тебе. Но… я не смог… каждый раз, когда я пытался, я трусил.

Он сжал руки и продолжил.

– Твоя бабушка меня ненавидит. Это справедливо. Она много лет подряд пыталась заставить меня стать отцом. Я – сраный неудачник. – Вздохнув, он взял чашку кофе, она громко позвякивала на блюдце, расплескивая содержимое. Сдавшись, он поставил ее на стол.

Я посмотрела на Стива и наклонила голову. Наверное, он мог сказать что–нибудь утешительное?

– Это можно понять, мистер… Риз. – Он ненадолго посмотрел на меня, его глаза расширились, но он продолжил. – Должно быть, вам было очень тяжело. Потерять свою жену. Вы, наверное, действительно ее любили. Храни ваше сердце.

Его слова меня успокоили, и я даже немного расслабилась. Наш Стив скрывает еще один талант? Распорядитель похорон?

– Я действительно ее любил. – Мой отец всхлипнул, и его худые плечи поднялись. – Любил больше жизни.

И своего собственного ребенка. Не забывай об этом. Я шикнула на внутренний голос в моей голове. Говорить об этом вслух не имеет смысла. Я осторожно глубоко вдохнула, искусно поставив эмоции на место.

Я огляделась, чувствуя усталость. Что дальше? Сказать, что эта новость ничуть меня не расстроила, было явным признаком того, что я действительно свободна от любых демонов. Я поставила кофе.

– Что ж, мы должны следовать расписанию. – Я встала. – Это такое… облегчение, что мы, наконец, встретились.

Он встал, вытирая глаза.

– Правда? – Слезы снова потекли, и я не могла не подумать, как странно все это выглядело. И унизительно.

– Это действительно так. – Я обняла Люциана и крепко к нему прижалась. – Как кусочек паззла, вставший наконец–то на место. Спасибо тебе за это. Честно.

Он покачал головой, выглядя жалко, как и всегда. Мы поспешили к входной двери, готовясь уйти.

– У тебя милый дом.

– Спасибо, – пробормотал он позади нас.

Я как могла быстро добралась до машины, игнорируя умоляющий взгляд Люциана. Не сейчас. Без сомнения, он думал, что я плохо справилась. Без разницы. Я не собиралась фальшивить с эмоциями. Какое это доминирование? Я знаю, что в первый раз, вероятно, получила низкие баллы за проявление гнева по отношению к этой суке, Рите. В этот раз это не повторится.

Мы ехали в тишине несколько миль, и я вдруг вспомнила о своем скрапбуке дома, который начала, когда мне было пять лет. Я никогда не говорила бабушке, но там была речь о моих настоящих родителях. Мне нужно было заполнить ее воображаемыми предметами, представляя ту жизнь, которую я бы могла иметь. Возможно.

Я постучала в темную панель передо мной, и она опустилась.

– Ты можешь вернуться? Я кое–что забыла.

Стив сделал паузу, но кивнул.

– Конечно. Безусловно.

– Спасибо. – Я откинулась назад и посмотрела в окно, молясь, чтобы Люциан не заговорил.

– Что ты делаешь, любимая?

– У меня есть скрапбук дома. – Я отмахнулась и пристально рассматривала окрестности, которые мы только что проехали. – Просто хочу кое–что взять.

– Хорошо, детка. – Он погладил мою руку, и я изо всех сил старалась не съежиться от слабости.

Я вышла из машины, когда мы остановились у дома отца, подошла к двери и постучала. Когда он ее открыл, я улыбнулась.

– Извини, что снова беспокою.

– Нет, нет. – Он быстро открыл дверь. – Что случилось?

– Ну, – я рассмеялась. – Это глупо, но… я завела скрапбук, и мне было интересно, может быть, ты сможешь дать мне что–нибудь, что будет обозначать каждый год моей жизни? Это может быть что угодно. Пусть даже мелочь.

Странная просьба на мгновение ввела его в замешательство, но в конце концов, он отошел в сторону.

– Я уверен, мы найдем то, что тебе нужно. Проходи.