Бигл возвращается к монтажу. Ему уже заведомо известен результат. Он уже просмотрел второй эшелон вьетнамских фильмов, в которых картина событий не столько воссоздавалась, сколько переиначивалась. И как догадывался Бигл, именно к этому он должен был подвести Америку.

Бигл включает центральный экран, и на нем начинают мелькать кадры «Беспримерного мужества».

Он отказывается от «Взвода», «Проигравших», «Садов камней», «Отголосков войны» и «Доспехов» — от всех этих претенциозных и патологических упражнений в ненависти к себе.

Один за другим Бигл заполняет экраны новыми изображениями:

И все угрызения совести исчезают. Отступают пораженческие настроения. В этих фильмах вьетнамцы изображены такими же жестокими, как нацисты, и такими же коварными, как японцы. Американские же захватчики выглядят невинными жертвами. И на бессмертный вопрос Рембо: «Ну, на этот-то раз мы победим?» — звучит громогласное «да!».

Вот оно. Вот так это должно выглядеть.

Все вырубить. Экраны гаснут, и наступает тишина.

«Неужели нашел? — спрашивает Бигл самого себя. — Неужели получилось? Или нет?»

Да, вот он — главный миф. Америка непобедима. Америка хорошая. Она проигрывает, опускается на колени, но это лишь придает ей очарования. Может, пора отмотать пленку чуть назад?

Бигл читал «Американское мифотворчество» и пришел к выводу, что книга весьма убедительна. Он не сомневался в том, что в секретных лагерях никто не занимался мифотворчеством. Кроме того, он знал, что «Беспримерное мужество» — это фантазия, основанная на реальных событиях, которые, в свою очередь, базировались на художественном вымысле, и там снималось несколько голливудских актеров. Полковник в отставке специального подразделения Джеймс Гритц лично участвовал в двух спасательных операциях в 1982 году. Спонсорами выступили Уильям Шатнер — «Капитан Керк», выложивший десять тысяч долларов за приобретение авторских прав, и Клинт Иствуд, раскошелившийся на тридцать тысяч. Клинт встретился с бывшим актером, а в тот момент президентом, Рональдом Рейганом, чтобы познакомить его с сюжетом, о чем свидетельствует следующая телеграмма, посланная Гритцу в Таиланд:

«27 мы с Клинтом встречались с президентом. Он сказал дословно следующее: „Если вы вытащите хотя бы одного американского военнопленного, я начну Третью мировую войну, чтобы освободить остальных". Сугубо секретно».

Однако Гритцу не удалось отыскать даже этого одного военнопленного. Впрочем, как и ЦРУ, которое в течение нескольких лет занималось тайными поисками.

Бигл понимает, что внедрить военнопленных во Вьетнаме или Лаосе не представляло особых трудностей. Этим занимались постоянно. Разве Гитлер не переодевал мертвых поляков в немецкую униформу для того, чтобы оправдать вторжение в Польщу? Не только переодевал, но и снимал их на кинопленку. Разве инцидент в Тонкине, вследствие которого Соединенные Штаты направили во Вьетнам полмиллиона человек, не был инсценирован?

Если все сделается быстро — найти военнопленных, объявить войну, выиграть ее, вытащить пострадавших и отпраздновать победу, — никто даже не успеет задать вопроса или в чем-либо усомниться.

Вот и ответ. Внедрить во Вьетнам военнопленных. И освобождать их не с помощью какого-нибудь полоумного Чака Норриса или Рембо, а используя для этого все вооруженные силы Соединенных Штатов, включая авиацию, флот и десант Это будут не отдельные военные действия, не эскалация, а грандиозное мероприятие, превышающее по масштабам высадку в Инчхоне — марш-бросок к Ханою, захват коммуняк, обвинение их в военных преступлениях, расстрел и парад победы. Вот это сработает. Радость. Упоение победой. И венки славы.

Но почему-то все это не радовало Бигла. Что же было не так?

Катерине Пржизевски было тридцать восемь лет. Она была в разводе, дочери — шестнадцать, сыну — десять. Не работай она в сфере кинематографа и живи где-нибудь не в Голливуде, она бы считалась очень симпатичной женщиной. У нее были натуральные рыжие волосы, прекрасная кожа и ярко-голубые глаза. Но, существуя между работой и детьми, она не могла себе позволить посещать клуб здоровья. И хотя в качестве личного секретаря Бигла она неплохо получала, ежедневные занятия с личным тренером были исключены. Поэтому она не могла похвастаться ни плоским животом, ни стальными мышцами. Она никогда не становилась жертвой хирургического вмешательства и не имела никаких имплантатов, поэтому от глаз у нее разбегались морщинки, а среднего размера груди обвисали, когда она стояла, и делались плоскими, когда она ложилась.

Но Биглу она нравилась. Она была компетентна, спокойна и не стремилась стать актрисой. Или продюсером, или сценаристом, или директором, или еще кем-нибудь в кинобизнесе. И она не считала, что приготовление кофе, заказ мест в ресторане, отправка его одежды в химчистку или покупка подарков его жене являются проявлением сексизма с его стороны. Короче, она делала все возможное, чтобы упростить его жизнь. И ей нравилась эта работа, она любила своего начальника, и ее вполне устраивала зарплата.

Время от времени он спал с ней. И она даже не знала, огорчает ли ее то, что их чувства не переросли в любовь и законный брак или хотя бы в страстный роман. Она мало интересовалась сексом, возможно, потому, что работа и дети отнимали почти все силы, а возможно, такова была ее природа. Если кого-то это и заботило, то скорее Бигла, чем ее. Он считал, что хорошие, честные, разумные и заботливые люди должны выглядеть как Китти, а женщины с внешностью Джекки неизменно завистливы, заняты самолюбованием и поглощены исключительно собственной персоной. Он злился на себя за то, что стоило ему удовлетворить свою потребность, и он тут же забывал о Китти, начиная желать… более «голливудскую» женщину. Более сексапильную, красивую, непредсказуемую, как, например, — и это просто выводило его из себя — его жена.

Китти прекрасно ладила с сыном. Ему нравилось учиться, и он явно имел склонность к научным занятиям, что чрезвычайно радовало его мать. Он не принимал наркотиков, не пил и не курил, как это нынче принято к школах. Хотя одному Богу известно, сможет ли он сохранить эти похвальные качества в юности.

То, что ими не обладала ее дочь Агнес, было очевидно. Несмотря на все усилия матери, она продолжала считать, что живет в кукольном мире Барби, где Кен подарит ей розовый «корвет» лишь за то что у нее идеальная пластмассовая фигурка, длинные волосы и белые сапожки на высоком каблуке.

Агнес бросила школу, гуляла с мальчиками, курила марихуану и мечтала стать актрисой. Китти боролась с этим и в то же время мирилась, внушая: себе что все рано или поздно кончается и в мире, где существуют СПИД, подростковая беременность, убийства и кражи, поведение Агнес можно считать еще вполне приемлемым.

И вдруг у ее дочери начала расти грудь.

Сначала Китти решила, что ей это кажется. Потом она подумала, что у Агнес наступил очередной период роста. И лишь затем ее охватил одуряющий страх при мысли о том, что ее дочь беременна. Она попыталась поговорить с Агнес, но та все отрицала, как это умеют делать подростки.

И Китти зашла в ванную, когда дочь мылась под душем. Китти клялась, что это произошло случайно, и, возможно, даже сама в это верила. И тут она увидела разрез и швы в том месте, где в грудь Агнес был вставлен имплантат.

После чего между матерью и дочерью происходит королевская схватка.

Агнес сообщает, что сделала это для того, чтобы подстегнуть свою актерскую карьеру. Она убеждена, что лишь размер груди мешал ей сыграть целую серию главных ролей в кино и на телевидении, и скороговоркой выдает целый список актрис, чья судьба изменилась после операций по имплантации.

Она скрывает от матери, где взяла деньги на операцию, и это пугает Китти больше всего. Откуда у шестнадцатилетней девчонки такие деньги? Ведь каждая грудь стоила от тысячи до трех тысяч долларов. И какой сумасшедший врач мог взяться за такую операцию, не спросив разрешения у родителей?

Никогда еще Китти не испытывала такого страха. Ее дочь отбилась от рук, и она не знала, как ее вернуть обратно. Выпороть? Запереть? Пригрозить изгнанием из дома? Все это только заставит Агнес еще больше отстраниться и подтолкнет ее к дальнейшему занятию тем, с помощью чего она заработала на операцию.

Чем определяется родительская власть? Когда-то — культурой, которая требовала, чтобы ребенок уважал родителей. Но телевидение, рок-н-ролл и доктор Спок уничтожили это. И теперь единственными рычагами оставались насилие и зависимость. Но как она может сделать Агнес зависимой от себя? Единственный способ — это обеспечить ей актерскую карьеру.

И как раз это Китти имела возможность сделать. Место, которое она занимала, подходило для этого как нельзя лучше. В конце концов, Китти была личным секретарем одного из самых успешных и влиятельных режиссеров. Более того, его губы прижимались к ее обнаженному телу и он входил в ее плоть. Она имела полное право обратиться к нему с просьбой. И он будет обязан ей помочь. Он просто должен спасти ее девочку.

С другой стороны, она не сомневалась в том, что ее просьба вызовет у Джона раздражение — он терпеть не мог, когда кто-нибудь из его сотрудников пытался протолкнуть сценарий или актера, руководствуясь личными интересами. Поэтому она долго колебалась. Особенно учитывая то, что он, по-видимому, был сейчас очень занят и одержим каким-то новым замыслом. Поэтому она решила дождаться подходящего момента. Который, казалось, никогда не наступит. И чем больше она ждала, тем больше в ней копилось обиды и возмущения.

Было самое начало двенадцатого — Китти посмотрела на часы, — когда Джон Линкольн вышел из просмотрового зала.

Он чувствовал, что замысел сложился, и в то же время он не был в этом уверен. Все было логично и требовало воплощения: вернуться во Вьетнам и на этот раз одержать победу. Что же ему мешало это сделать? Ему надо было с кем-нибудь это обсудить. На самом деле он и из зала-то вышел только затем, чтобы увидеть какое-нибудь человеческое лицо.

— Ты когда-нибудь смотришь фильмы о войне? — спрашивает он Китти.

Но Китти не расположена обсуждать фильмы о войне. И вообще она не хочет говорить на те темы, которые нравятся Биглу. Впервые в жизни она хочет, чтобы он занялся ее проблемами — однако еще не знает, как к этому подступить.

Бигл считает ее абсолютно «правильной». Среднестатистической американкой.

— Что ты думаешь о войне во Вьетнаме? — спрашивает он.

— Джон. Мистер Бигл…

Он бросает на нее полный недоумения взгляд.

И единственное, что ей остается, это выпалить: «Я хочу, чтобы ты в своем следующем фильме снял мою дочь». Это вырывается из нее, как приказ. Так не разговаривают секретарши со своими начальниками, так возмущенные матери требуют, чтобы их дети привели в порядок комнату.

— А?

— Пусть это будет маленькая роль. Но главное, чтобы она была.

— Китти…

Губы у нее начинают дрожать. И она боится расплакаться. Может быть, если бы она сказала: «У меня трудности, и мне нужна твоя помощь», он бы ответил: «Конечно, давай посмотрим, что здесь можно сделать». Но она не умела просить об услугах и не знала, как это делается. Кроме того, ей было стыдно, что она не может справиться с собственной дочерью, она стыдилась того, что та сделала с собственным телом, и хотела сохранить это в тайне. Поэтому вырвавшиеся у нее слова прозвучали в таком командном тоне: «Я хочу, чтобы ты в своем следующем фильме снял мою дочь».

— Послушай, что с тобой такое…

— Ты сделаешь это для меня или нет?

— В моем следующем фильме не будет никаких ролей, — отвечает Бигл, и это истинная правда.

— Какая… — она не позволяет себе произнести «чушь», но это и так понятно.

— Я даже не знал, что твоя дочь — актриса.

— Да, актриса. И к тому же хорошая, — говорит Китти, хотя не имеет ни малейшего представления о том, что такое хорошая актриса, и даже предполагает, что ее дочь — отвратительная актриса.

— А мне казалось, ты говорила, что она зубной техник.

— Нет, она актриса, и я хочу, чтобы ты дал ей роль.

— Я буду использовать только настоящих людей, — говорит Бигл, — никаких актеров.

— Значит, используй ее как настоящего человека.

Бигл, который не может сейчас не воспринимать все буквально, вынужден сказать «нет».

— Ах ты… безмозглая сволочь! Я тебя ненавижу!

— Елки-палки, что на тебя нашло?

— И не смей даже заикаться насчет потрахаться! Ты спал со мной, и я ни разу ни о чем тебя не просила! Эгоистичная тварь! Если ты не дашь моей дочери роль — самую маленькую, эпизодическую…

— А-а-а…

— Если ты не дать ей роль, я ухожу.

— Да для нее нет роли, идиотка! Ты что, не понимаешь?

— Тогда я увольняюсь.

— Ну и увольняйся. Будь здорова. — Потрясенный и возмущенный этой выходкой, Бигл приходит к выводу, что, вероятно, он ошибался, видя различия между звездами и обычными женщинами, и что на самом деле «обычность» не делает последних ни на йоту лучше. Эта ужасная мысль приводит его в глубокое уныние.