К. Г. Банкер приходит приблизительно к тем же выводам, что и Джо Броз.

Он производит несколько иные арифметические действия, но приходит к тому же итогу:

Джон Линкольн Бигл работает без выходных по четырнадцать часов в день над военным фильмом — Гейтс предоставляет «Юниверсал секьюрити» неограничные права = значит, Джон Линкольн Бигл работает на войну, а поскольку это невозможно, то на нечто равноценное войне.

В течение довольно долгого времени он размышляет над тем. не уволить ли Мела Тейлора. Ему нравится логика Дэвида Хартмана. В этом мире, с точки зрения Банкера. существуют куда более таинственные вещи, нежели коэффициент интеллекта и уровень образования. То и дело одни выигрывали, а другие оказывались в проигрыше. И рано или поздно психологи, социологи и составители тестов должны были осознать, что они занимаются измерением совершенно не тех параметров. Им предстояло найти новые параметры для определения победителей и неудачников. А потом новые единицы для измерения этих параметров. И им никого уже не удастся убедить в том, что этими параметрами будут являться власть и деньги.

Но еще сложнее было догадаться о том, что с победителями и поигравшими произойдет завтра. Или, скорее, каким будет выглядеть это завтра, потому что мир постоянно менялся — и то, что делало тебя победителем сегодня, могло превратить тебя завтра в проигравшего.

Именно на это он и решает положиться в конечном счете.

Банкер знал, почему Тейлор ненавидит Броза. Ему рассказывал Грифф: это была одна из его любимых историй. Авторитет Джо сильно вырос в глазах К. Г. после того, как он вернул домой Гриффа. Кто бы мог подумать, что Престон Гриффит окажется таким слабаком и превратится в несчастного сопливого наркомана. Хотя это определение не совсем точно. Он превратился в очаровательного, циничного и умного наркомана. С большим багажом, полным отсутствием иллюзий и страстью к использованию опиума и его производных.

Чертов Вьетнам. Следующую войну надо будет организовывать как следует. Ни у кого из вернувшихся не осталось о ней приятных воспоминаний. Может быть, за исключением Джо Броза. Хотя и он не считал ее хорошей войной. Джо никогда в этом не признается, но после возвращения ему потребовалось несколько лет на то, чтобы прийти в себя.

Они вернулись героями с войны, организованной К. Г. Американскими героями, спасителями мира, готовыми управлять им во имя всеобщего блага. И они неплохо справились с этим. Если бы Грифф вернулся таким, каким его все ожидали увидеть, из него получился бы замечательный зять. Самый лучший. Он мог бы стать наследником Байкера. Подарить ему внуков. Банкер чувствовал, что в нем течет хорошая кровь. Уже не говоря о крепком семени. Еще до его отъезда во Вьетнам стало известно, что у него есть внебрачный сын, хотя все и старались это замять. Дочка К. П проплакала из-за этого чуть ли ни целый месяц. Детское баловство. Но потом они помирились и все уладили. Но то, каким он вернулся…

Так что в следующий раз лучше устраивать войну как следует.

И тем не менее он не уволил Тейлора, хотя знал, что тот никогда не изменится ни в лучшую, ни в худшую сторону. Но Банкер считал, что изменится сама маленькая вселенная, вращавшаяся вокруг данной конкретной тайны, и тогда то, что еще вчера было ошибочным, станет правильным и верным. Тейлор был упрям и настолько ненавидел Джо Броза, что тот не мог обвести его вокруг пальца.

К. Г. любил Джо и чувствовал себя обязанным ему. И тем не менее он подозревал, что Джо водит их за нос. Надо ж было так войти в кабинет к Хартману! Именно так и должен был поступить человек, не ощущающий за собой никакой вины. А если все это не было спектаклем, тем лучше для него и пусть ему повезет с этой роскошной бабой.

В конечном счете К. Г. назначает Шигана временным главой Лос-Анджелесского филиала, так что Тейлор оказывается у него в подчинении — пусть помучается.

— Оставь Броза в покое, — говорит он Тейлору. — Он отличный сыщик. А вот если он что-нибудь разнюхает, перехвати у него это и заткни ему глотку.

В паспорте Дэвида Хартмана значилось, что он принадлежит к епископальной церкви. Небольшая ложь, которая создавала ему в Ираке большие удобства. Судя по всему, ни в паспортной службе, ни среди приближенных главы государства никто не читал журнала «Премьер» или колонок Шери и Сыози, так как никто ему не сказал: «А я читал о бармицве, которую ты устроил своему сыну. А какая может быть бармицва, если ты не иудей?»

Если бы с Хусейном встречался Джеймс Бейкер или Джордж Буш, это наверняка не прошло бы незамеченным. Но на приезд в Багдад Дэвида Хартмана ни одно серьезное средство массовой информации внимания не обратило. У Хартмана было с собой рекомендательное письмо от президента, в котором в цветистых арабских выражениях сообщалось, что его предъявитель действует по поручению и от лица президента. Сразу после встречи с Хусейном это письмо было Хартманом уничтожено. В отличие от записки Этуотера, которая продолжала храниться в его сейфе.

Несмотря на то что Саддам по своей природе был очень осторожным и подозрительным человеком, предложение Хартмана не вызвало у него особого удивления. Естественно, он предъявил свои условия. Кроме этого, поскольку он находился в крайне затруднительных обстоятельствах, он потребовал, чтобы кое-что было предоставлено Соединенными Штатами немедленно в качестве подарка и жеста доброй воли, который скрепит их предстоящую сделку.

Хартман ответил, что это звучит вполне резонно.

Кроме этого, было бы нелюбезно отказываться от экскурсии по Багдаду, которую ему предложил хозяин. Поэтому Хартману пришлось остаться на ночь. На следующий день он вылетел в Рим, где встретился с некоторыми старыми знакомыми и коллегами по бизнесу, которые входили в запутанную сеть личных связей, управляющих Италией. По словам Хартмана, он искал банк, которому можно было бы доверить крупную сумму денег. Желательно какой-нибудь филиал американского банка, потому что, если финансирование — по крайней мере, на бумаге — будет осуществляться Штатами, Америка сможет предоставить определенные гарантии. И его друзья порекомендовали ему несколько таких банков.

Хартману очень не хотелось улетать. В Риме было что-то завораживающее. Будучи праотцем всех городов, он во многом определил развитие цивилизации. Из него родились империя, богатство, власть, коррупция и неисчерпаемые возможности. И здесь, как нигде в другом месте, вековые руины говорили Хартману о том, что в феномене Голливуда нет ничего нового. Этот город убеждал его в том, что и ранее совершались великие безумства и это не приводило к крушению, а, напротив, лишь прибавляло ему славы.

Из Рима он отправляется в Женеву на еще одну банковскую конференцию. Когда все дела закончены, банкир пожимает ему руку и со смешком произносит:

— Только не берите в секретарши Фон Холл, и все будет хорошо.

Швейцарские банкиры умеют сохранять свой имидж: сдавленный смешок уже означает безудержное веселье.