Истории, основанные: на запрете «Не смотри», одни из древнейших. Господь позволил Лоту уйти из Содома, сказав ему: «Не оглядывайся». Но жена Лота оглянулась и превратилась в соляной столб. Орфей спустился в Аид, чтобы вернуть свою жену из царства мертвых. Бог подземного царства Аид сказал: «Не оглядывайся, пока не выйдешь наружу». Орфей оглянулся и потерял ее. У первой земной женщины Пандоры был ящик. Ее предупреждали, чтобы она его не открывала, но она открыла, и из него высыпались все беды и несчастья человечества. А когда сюжет имеет такое широкое распространение, это явно не случайно. В мифах и сказках всех народов говорится о вещах, на которые нельзя смотреть. Но мы прекрасно знаем, что это иносказания, притчи В детстве, сидя на материнских коленях, мы впитываем в себя эти основополагающие правила, чтобы в дальнейшем они помогли нам выжить.

Государственный секретарь Джеймс Эддисон Бейкер III родился в Техасе, а образование получил в Принстоне. Он знал Библию и был знаком с классическими языческими мифами. Что-то в нем откликалось на их древние предостережения.

Но, кроме этого, Бейкер был рациональным человеком. И поэтому ко всему сверхъестественному, необычному и сказочному, будь то в частной жизни или общественной, он относился с большой долей скепсиса, разумеется не распространяя это отношение на христианство. Вот и сейчас его реакцию можно было выразить так: «Бедняга Ли, наркотики совсем лишили его ума» — или: «Ну вы же понимаете — опухоль мозга. Он вручает мне этот конверт, словно это ящик Пандоры, и говорит: „Не смотри!“».

Поэтому, естественно, он вскрыл его, едва выйдя за порог. Хотя бы таким образом он мог возместить потраченное время. У него по-прежнему не было ни мобильного телефона, ни официальных бумаг государственного значения, ни секретаря, которому он мог бы отдать распоряжения. Дорога до лифта и спуск должны были занять по меньшей мере четыреста двадцать секунд — вполне достаточно, чтобы прочитать последнюю волю Ли Этуотера и оценить попытку умирающего повлиять на происходящее уже из могилы.

Сначала он читал молча.

Джеймс Бейкер в течение уже долгого времени был общественным человеком, вследствие чего у него выработался механизм строгой внутренней цензуры по отношению к любому, устному или письменному, высказыванию. Всем было известно, что Бейкер абсолютно бесстрастен. Ходило мнение, что прийти к Бейкеру — это все равно что «сесть напротив гладкого черного шелкового полотнища… ни одна морщинка не искажает его идеальной поверхности, лишь изредка ледяная улыбка появляется на его губах. С помощью точных замечаний, высказываний и цитат он умеет направлять разговор в нужное ему русло».

Не отрываясь от письма, он нажал на кнопку лифта. Когда кабинка поднялась на этаж и двери с шипением раздвинулись, он вошел внутрь, продолжая читать. Он ощущал присутствие других людей: сестры в зеленоватом халате и пациента на каталке, он чувствовал, что находится под надзором камеры слежения, и тем не менее у него вырвалось: «Так его растак!» Он произнес это приглушенным голосом, но достаточно отчетливо для того, чтобы это слышали окружающие. «Чертов Этуотер окончательно рехнулся!» — добавил он.

«Это никогда не должно выплыть наружу, — сказал он уже про себя. — Эту бумагу нужно уничтожить». И он не ошибался. Ибо в ней было разрушено все, что отличает, разумное поведение от свободы мысли, здравомыслие от непредсказуемости, крамолу от умеренности и частное от общественного. Так, например, военным свойственно разыгрывать сценарии, начинающиеся с посыла «Что, если…». Что мы будем делать, если в России победит контрреволюция и они выпустят ракеты по Молдове, Украине и Берлину? Как мы поступим, если в Соединенных Штатах начнутся гражданские волнения? Каковы будут наши действия, если Китай вступит в войну с Японией? Любое существо хоть с каплей здравого смысла сочло бы, что решать это надо будет тогда, когда это произойдет. Однако вояки придерживаются иного мнения! И когда какой-нибудь либеральный доброхот передавал прессе подобные сведения, общественность реагировала на это так, словно президент собирался засадить в концентрационные лагеря всех, кто в 1968 году голосовал против Ричарда Никсона. Если какое-нибудь влиятельное лицо отпускало грязную шутку или засовывало свои член в ящик хитроумной Пандоры, это могло не только разрушить его карьеру, но и уничтожить весь режим. Особенно если на стороне противников имелся какой-нибудь Ли Этуотер, который знал, как этим воспользоваться Этот меморандум, или как его там называть, был чистым безумием. Даже подозрение о том, что у кого-либо из администрации могла возникнуть такая идея, всех их уничтожит.

И тем не менее Джеймс Бейкер не сжег этот листок и не разорвал его на мелкие кусочки, чтобы съесть их. Он положил его в карман и сохранил.