Далеко не все мои расследования заслуживают того, чтобы о них рассказывать подробно. Работа есть работа. Но некоторые дела не только остались в моей памяти, но и вошли в мою жизнь, иногда опытом для ума, иногда практикой для сердца. Такой была и эта история. Собственно, это первое дело, о котором я решилась рассказать, надеясь, что события эти достаточно увлекательны, чтобы отвлечь читателя от моей литературной неопытности.

Джим Стонер появился в моей конторе очень рано. Как правило, в это время я еще не начинаю работать. Но в этот день я была на месте даже раньше Ари (Ари – это мой секретарь). Бывают в жизни дни, когда все происходит не так, как обычно. Это был именно такой день.

Моими клиентами часто были те, кто знал меня еще по адвокатской практике. Это были люди, так или иначе, мне знакомые. Вы поймете меня, если я скажу, что несколько смутилась, увидев человека, входившего в мой кабинет. Прежде всего, он принадлежал, к другому поколению. На вид Стонеру было лет семьдесят. Одет он был так, как, наверное, одевались пару десятков лет тому назад люди со средним достатком. Он слегка прихрамывал, но чувствовалось, что это не привычная хромота подагрика, а скорее результат недавней травмы. Вообще он производил впечатление человека еще достаточно крепкого и жизнелюбивого.

Входя, Стонер задержался у двери, словно то, что он увидел, не соответствовало его ожиданиям. Мне пришлось проявить инициативу.

– Проходите, пожалуйста, вот здесь вам будет удобно, – я подождала, пока посетитель устроится в кресле, – что привело вас ко мне?

Пауза затянулась, я уже собиралась сказать еще что-нибудь, чтобы подбодрить пожилого человека, но тут он, наконец, заговорил

– Возможно, мое дело покажется вам не столь интересным, но я просто не знаю, куда мне еще обратиться. Дело в том, что в моем доме происходят очень странные вещи. Человек я весьма пожилой, да что там лукавить, старый. При этом я совсем одинок. Год назад умерла моя сестра, единственный близкий, человек. Я вдовец. Жену похоронил, скоро уж будет десять лет с того черного дня. Другой себе не искал, стар я для этих проблем, да и разве отыщется еще на свете такая, как была моя Джудит. Жаль, что Господь не дал нам детей. Ну да на все воля Его. У сестры, правда, есть дочь, значит, племянница моя, но она живет где-то очень далеко, только раз ее за всю жизнь и видел, еще, когда сестра в гости с ней приезжала, да ей тогда не больше года было. Замужем она за человеком хорошим, так говорила сестра. Ну да что, у молодых своя жизнь! Ну, заморочился я по-стариковски. А надо бы о деле.

– Никогда не знаешь, какие факты окажутся важными... – проговорила я, чтобы поддержать разговор.

– Так вот, домик у меня небольшой, но есть второй этаж. На первом у меня только маленькая прихожая да кухня, а спальня, библиотека да и все прочие удобства на втором этаже. Купили мы этот домик давно, еще молодыми были, тогда лестницы не были помехой. Это теперь моим старым ногам работа... Несколько дней назад сидел я вечером в библиотеке, моя любимая комната. Сидел, значит, я там, да задремал, видать. Вдруг слышу: ходит кто-то внизу. Кто бы это мог быть? – спросил я себя, да стал потихоньку спускаться, ну чтобы посмотреть. А внизу никого. И дверь на засов закрыта. Ну, думаю, верно, приснилось что-то в дреме-то. Подождал секунду-другую, на всякий случай, тихо. Точно приснилось. Я бы про это и забыл вскоре, но через два дня история повторилась. Да и после этого я вряд ли решился бы беспокоить вас. Но вчера утром я едва не сломал себе шею на лестнице. Опять услышал эти странные звуки, заторопился, а тут еще... одна из ступенек подвела. Дом-то ведь старый. Видать в этом месте дерево уж никудышнее. Как я еще за перила уцепился. Ушибся сильно, а так ничего. Так вот в этот-то раз точно кто-то был в моем доме. Видел я, как дверь за ним захлопнулась, да и засов был отодвинут. Ну, скажите, кому понадобилось что-то в доме старика? Денег у меня в доме нет, драгоценностей каких-нибудь никогда не было. Нет в моем доме ничего ценного, это я точно знаю. Может, зря вас своими глупыми жалобами донимаю, да только что-то страшит меня. Может, найдете время разобраться и с этой загадкой?

* * *

Такое дело и такой клиент появились в моей практике впервые. Посудите сами, никакого преступления еще нет. Да и будет ли оно? Я задумалась, а мой посетитель, по-видимому, понял эту невольную паузу по-своему.

– Я, конечно, человек небогатый. Но деньги у меня есть. Я заплачу, сколько скажете. Я спрашивал, сколько берут за услуги детективы. Так вот, я обязательно заплачу, даже не сомневайтесь.

– Не волнуйтесь, я совсем не о том задумалась. Видите ли, как бы это лучше объяснить? Ведь расследовать пока собственно нечего, поскольку почти ничего не произошло. Как я понимаю, вы хотели бы выяснить, кто побывал несколько раз в вашем доме, скажем так, не представившись хозяину?

– Да, и что ему было нужно?

– Хорошо, могу я посмотреть ваш дом?

– Конечно! Я ведь понимаю.

– Тогда, если это вас устроит, я наведаюсь к вам часов в шесть вечера, хорошо?

– Да, да. Спасибо вам, что не отказались, я вас буду ждать. Я ведь тут совсем рядом живу, два квартала пройти.

– Я вызову вам такси, Ари!

– Нет, нет, что вы! Я же сказал, что это совсем рядом, мне полезно ходить пешком.

– Ну, как хотите. До вечера.

– До свидания, госпожа Адамс. Еще раз спасибо, жду вас вечером.

* * *

Я слышала, как Стонер попрощался с Ари, и как захлопнулась входная дверь. Уже протянув руку к телефону, я услышала звуки, заставившие меня вскочить с места и броситься на улицу вслед своему недавнему посетителю...

Старик лежал на тротуаре. Автомобиль, сбивший его, уже скрылся за поворотом, но я успела заметить, что это был темно-синий фургон, вроде тех, что перевозят почту.

Да, дело оказалось не таким уж простым. У меня еще не появилось никаких версий, но было совершенно ясно, что между странными событиями, о которых поведал мне клиент, и тем, что случилось только что, есть какая-то связь.

Ари, оказавшийся тут же, как всегда? вовремя, сообщил мне, что уже вызвал врача и позвонил в полицию.

К счастью, Джим Стонер был жив и быстро пришел в себя. Как я сказала, Ари уже позаботился о враче, машина которого вскоре подъехала к тому месту, где мы стояли. После предварительного осмотра доктор и мой секретарь перенесли пострадавшего в помещение нашей конторы. Похоже, на сей раз, Стонеру крупно повезло. Он получил несколько неприятных ушибов, скорее всего, у него было сотрясение мозга, но его жизни эти травмы не угрожали. Несколько дней в больнице, и он сможет спокойно вернуться к себе домой.

– Как же это вы так неосторожно? Пропустили бы машину, прежде чем переходить. Тут ведь и движения особого нет, улица тихая, – доктор укоризненно посмотрел на старика.

– Да не было никакой машины, не знаю, откуда она и взялась...

– Вы хотите сказать, что, когда вы начали переходить на другую сторону улицы, вы осмотрелись и не видели никакой машины? – вмешалась я в разговор.

– Ну да! Хорошо, что я успел отскочить, а то не говорил бы сейчас с вами...

– Да, тогда у вас был бы собеседник посерьезнее, – грустно пошутил доктор.

* * *

Когда я увидела входящего комиссара Катлера, моим первым чувством было удивление. По сути дела, пока происшествие не выходило за рамки дорожно-транспортного. При чем же здесь криминальный отдел?

– Доброе утро, комиссар, неужели этот вызов показался вам таким серьезным, что вы не решились передать предварительный осмотр места происшествия никому из своих подчиненных?

– Эпизод, конечно, не назовешь редким или загадочным. К сожалению, подобные неприятности случаются с людьми еще слишком часто, но тут ведь есть одно обстоятельство...

– Обстоятельство?

– Да, даже два.

– Ну, об одном из них я, пожалуй, могу догадаться. Не уверена, что вы легко припомните, когда было на этой улице что-нибудь, нуждающееся во вмешательстве полиции...

– А тот факт, что именно на этой улице находится офис моего знакомого детектива? Не удивлюсь, если пострадавший окажется вашим клиентом. Я прав?

– Как всегда.

– Как вы себя чувствуете? – Катлер подошел к полулежащему в большом мягком кресле Джиму Стонеру.

– Спасибо, комиссар, не могу сказать, что чувствую себя прекрасно, но все же лучше, чем мог бы, после всего, что случилось.

– Вы не заметили, какой это был автомобиль? Может, хотя бы цвет...

– Темный! Он был темный! И, мне так кажется, большой, понимаете...

– Автомобиль был темно-синего цвета, – мне необходимо было вмешаться в разговор, чтобы дать немного успокоиться Стонеру. Чувствовалось, что он очень напуган, хотя держался он превосходно. Его состояние выдавал только взгляд, ну, и дрожащие руки.

– Может, вы и номер разглядели, коллега?

– Он был слишком далеко. Практически только мелькнул, скрывшись за поворотом. Но мне показалось, что это был почтовый фургон.

– Почтовый? Очень может быть.

– У вас есть какая-то информация?

– Да, пожалуй, есть. Примерно полчаса назад был угнан почтовик, недалеко от вашей улицы. Водитель остановился на минутку, чтобы купить сигарет, и зашел в кафе, а машину в это время угнали, и что-то мне подсказывает, что ее очень скоро найдут. Кто же это мог так хотеть вашей смерти? – этот вопрос был уже обращен к пострадавшему.

– Не знаю. Врагов у меня нет. Да и откуда им взяться?

– Скажите, а у вас есть завещание? – я понимала некоторую бестактность своего вопроса, но надеялась, что меня поймут правильно.

– Завещание мы написали еще при жизни моей жены. Джудит была образованной женщиной, она все понимала в делах, я привык во всем на нее полагаться... Да, собственно, что мне завещать? Разве что дом.

– И кому же вы завещаете его?

Старик вдруг задумался. Он выглядел совершенно растерянным, будто только сейчас осознал какую-то странность в событиях прошлого, неожиданно извлеченных сейчас из его памяти.

– Когда мы подписывали у нотариуса бумаги, то я ведь не думал, что останусь вдовцом, – наконец, заговорил он, – все свое имущество я оставлял Джудит, а она, я думаю, мне…

– Вы что же не знаете текста этого завещания? – удивилась я, – но вас ведь должны были с ним ознакомить, хотя бы после смерти вашей жены.

– Да, так оно и было, но... – чувствовалось, что какая-то мысль внезапно поразила Джима Стонера так, что он стал сомневаться, стоит ли ему сообщать нам остальную информацию.

– Так что же вы хотели сказать? – не выдержал затянувшейся паузы Катлер.

– Дело в том, что... Это я сейчас вспомнил, а тогда не обратил на это особого внимания... Да и не до того мне было. Конвертов-то было два! Один господин Шефнер открыл, а второй... Он мне сказал, что по распоряжению завещательницы, так он назвал мою Джудит, второй конверт можно будет вскрыть только после моей смерти. Но зачем? Странно.

* * *

Мой клиент пролежал в больнице значительно дольше, чем предполагал доктор, осмотревший его сразу после происшествия. И дело было не в сотрясении мозга, которого, к слову, у Стонера не было. В таком возрасте потрясения и переживания способны надолго выбить человека из колеи.

Мы с моим другом журналистом Дэвидом Сомсом навестили старика в клинике. Конечно, главная цель этого визита была связана с расследованием, но он так обрадовался нам, что я не решилась сразу заговорить о делах.

– Как вы себя чувствуете? – задала я вопрос, такой естественный в этих обстоятельствах.

– Спасибо, уже значительно лучше, – заверил нас Стонер, хотя вид его совсем не подтверждал сказанные слова.

Однако он искренне улыбался, что было уже неплохо. Мы поговорили о погоде, о ценах и даже о телевизионной передаче, которую я ни разу не видела. Тут на высоте оказался Дэвид, впрочем, профессия репортера светской хроники обязывала его быть в курсе всех телевизионных проектов.

– Возможно, вы уже скоро будете дома, – решила я, наконец, повернуть разговор в сторону, нужную для дела.

– Доктор советует мне не спешить, но вы можете и без меня осмотреть дом, – удивительно точно понял мой вопрос Стонер, – все ключи у меня с собой.

* * *

Так что первый осмотр дома мы провели с Дэвидом в отсутствие хозяина, но, разумеется, имея на это его разрешение и все необходимые ключи.

Дом был, конечно, старый. Но при этом как снаружи, так и внутри он выглядел ухоженным и очень уютным. Такие дома привораживают своих хозяев. О них с грустью вспоминают, если приходится уехать надолго или насовсем.

Мы поднялись на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице. Внимательно осмотрели верхнюю ступеньку. Она была действительно сломана, впрочем, не настолько, чтобы нельзя было на нее становиться. Но пожилой человек, к тому же в спешке, вполне мог свалиться вниз и неизвестно, чем это могло бы ему грозить, ведь лестница была довольно крутая.

– Как ты думаешь, – мой вопрос отвлек Дэвида от изучения этой злополучной ступеньки, – мог кто-нибудь специально устроить так, чтобы старик упал?

– Я тоже подумал об этом. На сто процентов гарантии бы не дал, но очень может быть, хотя, если кто-то действительно хотел таким образом совершить убийство, то способ ненадежный и слишком рискованный для того, кто не живет в доме. Насколько мне известно, Стонер жил один. Помогала ему по хозяйству девушка, которую прислали из бюро по найму, но она приходила по утрам, когда хозяин был дома. Ключей он ей не давал.

– Откуда ты все это знаешь?

– Ты никогда не станешь первоклассным детективом, если не научишься каждое утро просматривать газеты. Эти сведения газетчики раздобыли в полиции.

– Зачем мне газеты? Разве у меня нет знакомого репортера? – усмехнулась я

Мы прошлись по комнатам второго этажа. Две спальни, библиотека маленькая и удивительно уютная гостиная. Мебель везде стояла старая, с выцветшей обивкой, но все здесь было каким-то прижившимся, даже часы в библиотеке показывали раз и навсегда установившееся время, именно установившееся, а не остановившееся. Просто не верилось, что тут можно чего-то бояться. Но ведь кто-то покушался на пожилого и совершенно безобидного человека. Если не в этом доме, то уж там, на улице, возле нашей конторы совершенно точно был убийца. Зачем ему нужна была смерть Джима Стонера?

Мы не нашли ничего, за что можно было бы ухватиться в этом расследовании, если его можно было так назвать. После бесполезной экскурсии по старому дому Дэвид заторопился в свою редакцию, а я отправилась в больницу, чтобы встретиться с клиентом и взять у него записку к господину Шефнеру, у которого я намеривалась получить очень важную информацию.

 

Завещание

– Нет, милая барышня. Конверт может быть открыт только при наличии условий, обозначенных завещателем, или, в исключительном случае, по решению суда. Что касается вскрытой части завещания, то с ней я могу вас познакомить, если господин Стонер выразил такое желание.

Яков Шефнер открыл один из ящиков своего огромного письменного стола и достал толстую папку, в которой не без труда отыскал нужный документ.

Собственно, этот документ меня интересовал очень мало, поскольку я догадывалась о его содержании, а раздобыть информацию, ради которой я и заявилась сюда, мне, скорее всего, не удастся.

– Вот то, что я могу вам показать.

– Спасибо,

Я взяла бумагу, мучительно пытаясь придумать предлог, чтобы вернуться к разговору о таинственном конверте и надеясь таким образом раздобыть хоть какие-нибудь существенные факты. Машинально стала читать.

– Черт возьми, вы именно этот документ зачитывали моему клиенту? В день оглашения завещания его жены?

– А что заставляет вас в этом сомневаться? – в голосе адвоката чувствовалось вполне искреннее удивление.

– Но мой клиент утверждает, что он владеет только старым домом. Кому же в таком случае принадлежат упомянутые здесь акции?

– Никому в настоящий момент.

– Но этого не может быть! При существовании единственного наследника в лице...

– ...Что ж, мне придется вам объяснить, случай действительно очень редкий, но все абсолютно законно. Все ценные бумаги принадлежали Джудит Стонер, своему мужу она завещала только процент прибыли с этих акций, зачисляемый ежегодно на соответствующий счет в банке. Управление акциями было поручено нашей фирме. За последние годы процент доходности этих акций существенно вырос, что подтверждает мое мнение об усопшей, как об исключительно мудрой деловой женщине. Конечно, завещание можно было оспорить, но никто этого не сделал. Джим Стонер никогда ничего не смыслил в финансовых делах. На жизнь ему хватало, даже более того, при его весьма скромных запросах.

– Кто, кроме вас и Стонера, знает о содержании этого завещания? – вопрос вырвался у меня еще до того, как сформировалась первая стоящая мысль.

– Не думаю, что кто-то этим особо интересовался, хотя старик мог рассказать о завещании кому угодно. Точно могу утверждать лишь о сестре Стонера и моем секретаре. Они присутствовали при оглашении документа.

– А почему присутствовала сестра Стонера?

– Прочитайте внимательно, она там упомянута. – Шефнер указал на документ, который я держала в руке.

Я просмотрела еще раз открытую часть завещания и действительно нашла там женское имя, на которое не обратила внимания раньше. Сестре мужа Джудит оставила очень неплохую сумму, но это, если не сравнивать со стоимостью ценных бумаг, которые оставались под управлением адвокатской фирмы до конца жизни моего клиента. Поскольку Шефнер получал за это управление некоторый процент от суммы дохода, то он был заинтересован, чтобы его клиент жил как можно дольше. Об этом я подумала вскользь, но тут же сама себе возразила, что утверждать это наверняка нельзя, пока мы не знаем содержание закрытой части завещания.

– Но вы ведь знаете, кто упомянут и в той части завещания, которая не оглашена?

– Разумеется, ведь я составлял этот документ. Надеюсь, вы не предложите мне нарушить тайну, доверенную мне клиентом?

– Нет, я понимаю, что вы это сделаете только по решению суда, – вынуждена была признать я.

* * *

В моей голове стала вызревать первая версия случившихся событий, но мне явно не хватало информации. Да, Джудит Стонер была необыкновенной женщиной. Я не слишком разбираюсь в биржевых операциях, но вполне могу понять, что тот, кто десять лет назад вложил свои сбережения в акции «Экстроподиума», либо был на редкость прозорливым человеком, либо владел информацией, закрытой для большинства людей.

Нужно только понять, что лет пятнадцать назад никто еще ничего не знал о Доме моды «Экстроподиум». На том месте, где сейчас находится офис и демонстрационный комплекс этой известной фирмы, располагался стандартный и отнюдь не процветающий магазин готовой одежды. Все началось с того, что дочь владельца этого самого магазина вышла замуж за молодого, но, как показало время, очень одаренного модельера. Свой медовый месяц они провели весьма необычно. С группой друзей-энтузиастов они придумали и просто за смешные деньги подготовили грандиозное, по меркам тихого провинциального города, рекламное шоу. Это почти дилетантское мероприятие стало началом традиции, превратившей ничем до этого не выделявшийся из прочих городок в самое притягательное место для тех, кто связал свою жизнь (хоть в какой-то мере) с миром моды. И было бы очень неплохо поинтересоваться, курсом акций, упомянутых в завещании.

 

Скромное наследство Джудит Стонер

Я поняла, что мне нужно срочно поговорить с Дэвидом, он лучше меня разбирается в некоторых вещах, кроме того, мне сейчас были очень необходимы его вопросы. А в это время разыскать его можно только по телефону. Я набрала номер и мне довольно долго пришлось ждать, пока мой друг обратит внимание на свой мобильный. Наконец, я услышала его голос и шум, который превращал в совершенно идиотский мой первый вопрос, вырвавшийся до того, как я успела подумать:

– Алло, Дэвид, ты где сейчас? У меня новости.

– Я в машине, через час буду у тебя. А что за новости?

– Вот приедешь, тогда и расскажу.

– Ты хочешь, чтобы меня оштрафовали за превышение скорости?

– Ну, вот, а говорят, что нетерпеливыми и любопытными бывают только женщины.

– Уговорила. Буду минут через сорок.

– Купи по дороге биржевой вестник

– Неужели ты опять решила начать читать газеты?

– Мне нужна информация, которую можно посмотреть именно там, но я надеюсь, что искать ее будешь ты.

– Не надейся!

– Посмотрим.

Через полчаса в моем кабинете мы сделали еще одно замечательное открытие. Кстати, «Биржевой вестник» мы буквально вырывали друг у друга из рук после того, как я рассказала о тексте завещания.

– Ничего себе, скромное наследство! Это же получается, что на сегодняшний день тот, кто унаследует акции Джудит, станет не просто богатым, а сказочно богатым, за такие деньги некоторые люди могут и убить...

– Остается выяснить, кто эти некоторые люди. Думаю, что в пресловутом конверте есть имя и точные координаты того, кто нам нужен.

– Я бы на твоем месте не преувеличивал значение этого конверта. Давай лучше полагаться на здравый смысл. Мы знаем, покойная госпожа Стонер была женщиной умной и практичной. Только очень серьезные причины могли заставить ее поступить таким образом. Понятно, что основной капитал она завещала тому, чье имя станет известно широкой публике только после кончины Джима Стонера...

– Но это же значит, что она не хотела, чтобы ее муж узнал об этом человеке! Так, похоже, я знаю, что мне нужно делать. Наверняка это как-то связано с прошлым Джудит, с тем временем, когда она еще не была замужем за Джимом Стонером!

– А почему ты считаешь, что эта тайна не могла появиться позднее. Джудит была достаточно независима, она вела очень активную жизнь. Если хочешь знать, мне не верится, что она могла быть так уж привязана к простаку Джиму.

– Ничего ты не смыслишь в женской психологии! Если бы у нее был другой мужчина, она бы просто оставила своего, как ты говоришь, простака. А, если она этого не сделала, то ничего серьезного в ее личной жизни не происходило. Не стала бы она из-за какого-то мимолетного увлечения все это затевать.

– Ну и кто же, по-твоему, этот таинственный наследник?

– Есть у меня одно соображение, но нужно его проверить.

* * *

Мне не давала покоя мысль об акциях. Ведь Джудит, на первый взгляд вовсе не была связана с фирмой «Экстроподиум» Она не имела никакого отношения к этому бизнесу. Да, судя по всему, она была гениальным биржевым игроком, но именно поэтому я считала, что у нее должна была быть информация. Настоящие игроки используют интуицию, только тогда, когда она подкреплена надежными фактами. Но даже, если покупка этих акций была случайной удачей, у этого случая тоже должны быть причины. Нужно узнать все, что можно о прошлом этой незаурядной женщины, прежде всего, желательно узнать о времени, когда она еще не была женой Джима Стонера, я была уверена, что именно в том времени я и отыщу ответ на свой вопрос, но я понимала: здесь будет трудно обойтись без помощи полиции.

* * *

С комиссаром Катлером мне удалось встретиться только вечером: в управлении его не было, телефон его целый день не отвечал. Скорее всего, он скрывался от вездесущих, а вернее «везде нос сующих» журналистов.

Когда я уже решила, что сегодня не удастся ничего вытащить из полиции, Эрик Катлер сам объявился в моей конторе. Понятно, что его интересовало дело Стонера, а вернее те факты, которые удалось раскопать мне. Я поведала ему о завещании, но и ему было, чем меня удивить.

– Завтра мы ожидаем приезда племянницы господина Стонера. Этти Саротти, так она теперь зовется. Она была очень огорчена всем случившимся, когда я сегодня беседовал с ней по телефону. Живет она не так уж и далеко, в Стэрленде, но приехать к нам и навестить дядю в больнице сможет только завтра, так как сегодня у нее свои проблемы: ее дочь собирается замуж, и именно сегодня будущий жених намерен просить ее руки. Кстати, она вдова, уже пять лет.

– Любопытно было бы взглянуть на всю эту компанию, – задумчиво проговорила я.

– Вот именно, – энергично поддержал мою идею комиссар, – собственно, за этим я к вам и пришел. У нас нет официального повода вызвать в управление ее дочь, а тем более ее жениха, но вам, для того чтобы посетить эту семью, как я понимаю, нужен только их адрес. У меня нет никаких причин скрывать эту информацию, поскольку она не является секретной.

– Что ж, ехать туда не больше часа. Если я потороплюсь, то вполне уложусь в рамки времени, удобного для визитов, и при этом застану, скорее всего, там всех, кто нас сейчас интересует.

– Значит, договорились?

– Разумеется, ведь наши интересы совпадают. Но я хотела бы вас еще попросить об одном одолжении.

– С удовольствием почувствую себя полезным, – улыбнулся комиссар.

– Видите ли, я считаю важным понять, почему Джудит Стонер оставила такое завещание, но для этого нужна информация обо всей ее жизни. Откуда она родом, например? Если из провинции, как я подозреваю, то, как давно и почему она появилась в Сент-Ривере? Как и на что она жила? Кто были ее родители? Ведь, по сути, у нас сейчас информация только о семье Стонера.

– Я понимаю, – согласился со мной Эрик Катлер, – но ведь Джудит Стонер не может иметь отношения к тому делу об умышленном наезде, которое расследую я. Просто хочу сказать, что в моем распоряжении может оказаться далеко не вся информация. В полицейской картотеке вряд ли есть что-нибудь определенное. От потерпевшего мы можем узнать только то, что он сам знает, да и, если он еще захочет об этом рассказать. Во всяком случае, мне он сказал, что у его жены не было своей семьи. Когда он на ней женился, по его словам, она была совершенно одна на белом свете.

– Но ведь можно хотя бы выяснить, где она родилась?

– Это уже известно, она родом из Гринвера Д.

– Это точно?!

– Конечно, а что вас так удивило?

– Но ведь «Экстроподиум» тоже начинался в Гринвере Д!

– Может, это и объясняет происхождение ее интереса к их акциям.

– Вполне возможно. Но пока посмотрим на вероятных наследников Стонера. Когда вернусь, где мне будет легче вас найти?

– Я буду в управлении. Удачи вам.

 

Этти Саротти

Стэрленд принадлежит к числу тех небольших городков, которые невозможно назвать провинциальными. Когда встречаешься с людьми, живущими в них, создается впечатление, что здесь просто не знают о существовании других городов. Найти дом, где снимали квартиру Этти Саротти и ее дочь, мне удалось очень быстро.

Я приехала как раз вовремя. Все были в сборе. Племянницей Джима Стонера оказалась очень симпатичная миниатюрная блондинка лет сорока. У нее были изумительные синие глаза, лишенные того холодка, который свойственен этому цвету. Ее вовсе не возмутило мое неожиданное вторжение, она, казалось, была даже рада новому человеку.

– Меня зовут Мэриэл Адамс, – представилась я, – частный детектив, расследую обстоятельства покушения на вашего дядю.

– О! Неужели дела так серьезны, что дядя обратился еще и к частному детективу? Ведь этим случаем занимается полиция? Полицейский комиссар сегодня говорил со мной по телефону.

– Полиция занимается только тем, что произошло на дороге, но господин Стонер обратился ко мне по другому поводу. Машина сбила его как раз на той улице, где находится мой офис, буквально через несколько секунд после того, как он попрощался со мной.

– Вот как?! Ой, извините, вы же с дороги, проходите. У нас тут небольшой ужин, может, составите нам компанию?

– С удовольствием.

За столом было еще двое: некрасивая полноватая девушка, совершенно не похожая на свою мать, и худой долговязый парень, к которому так и приклеивалось определение «проныра».

Пока мы ели, разговор вертелся, в основном, вокруг предстоящей свадьбы.

Вдруг зазвонил телефон. Этти сняла трубку. Она явно смутилась, и ее ответы были столь лаконичны и расплывчаты, что не оставляли сомнения в романтическом происхождении этого звонка. Когда она закончила свой короткий разговор, щеки ее слегка порозовели, ей было неудобно, но, тем не менее, приятно. Я вскользь подумала, что пять лет одиночества слишком много для такой привлекательной вдовы.

Мы перешли в другую комнату и там, наконец, я смогла перейти к делу, ради которого приехала.

– Скажите, госпожа Саротти, как часто вы бывали в Сент-Ривере?

– Я вообще не уверена, что была там. Может, в детстве с мамой.

– Значит, вы никогда не видели своего дядю?

– Нет. Это, конечно, покажется вам странным, но все дело в моем отце. Он запретил маме встречаться с братом и его женой, почему, я не знаю. Сначала мне не говорили, так как я была маленькой, а потом папа умер... Да я об этом особо и не задумывалась. На похоронах моей мамы, она умерла совсем недавно, дяди не было, хотя перед смертью мама просила меня связаться с ним, если что. Я так и сделала. Правда, по телефону со мной говорила какая-то женщина, но ведь ему передали?

– Думаю, что да. Понятно, что и ваша дочь в Сент-Ривер наведывается не часто?

– Милена? Да, раньше она не бывала там, но Артур живет в столице, и теперь я думаю...

– Значит, молодые будут жить не с вами?

– Конечно, ведь у Артура там есть ресторан, а над рестораном большая и удобная квартира, – чувствовалось, что говорить все это ей нравилось.

Я задала еще несколько вопросов, но ничего существенного не выяснила. Распрощавшись с гостеприимной хозяйкой, я поспешила на автобус, чтобы вовремя выехать в Сент-Ривер.

В голове уже выстраивалась некая логическая цепочка, если не объясняющая почти все, то, несомненно, ясно указывающая на то, что я должна сделать следующим шагом.

Комиссар ждал меня в полицейском управлении, хотя было уже поздно. Кроме нас с Катлером и дежурной бригады в здании никого не было. Я рассказала обо всем, и мы приступили к обсуждению дальнейших планов.

 

Гринвер Д

– Неплохо было бы выяснить, как обстоят дела у этого Артура. Где он был в те дни, о которых рассказывал старик и в тот день, когда Стонера сбила машина. Кстати, есть ли у него водительские права? – Этот вопрос был обращен уже ко мне.

– У меня не было повода, чтобы спросить об этом...

– Да, разумеется. В этом деле нужно соблюдать осторожность. А знали ли они об особенностях завещания Джудит? И могли ли узнать об акциях? Все это предстоит проверить, но сделать это будет нелегко.

– Понимаете, комиссар, получается странная картина, если тот, кто сбил старика, знал о ценных бумагах, то зачем ему нужно было проникать в дом? Если это предполагаемый наследник, то что он там искал? Красть именные акции бессмысленно.

– В дом он, быть может, проник, чтобы убить старика.

– И что же ему помешало? Нет, не убедительно.

– Может вы и правы, тогда сделаем так: я попрошу налоговиков собрать для меня всю информацию о женихе, а вы попробуйте выяснить что-нибудь о прошлом Джудит Стонер. Думаю, вам неплохо бы съездить в Гринвер Д, именно там, кажется, находится основное управление «Экстроподиума». Что-то мне подсказывает, что эту даму там должны помнить. У вас есть ее фотография?

– Вы будто читаете мои мысли. Да, я сделала себе копию их свадебной фотографии.

– В гринверской полиции меня неплохо знают, я там начинал свою службу. Я позвоню туда и попрошу помочь вам. Я мог бы послать туда инспектора, но там нужны именно вы, к тому же к делу о наезде прошлое покойной не имеет никакого отношения, во всяком случае, объяснить необходимость данной командировки моему начальству было бы непросто.

– Я бы все равно туда поехала, зачем же нам мешать друг другу?

– Да это я так, неудобно как-то, вы ведь не работаете в полиции.

– Но я – детектив, а это дело становится все интереснее.

– Что ж, удачи вам, сейчас позвоню в Гринвер Д.

* * *

В Гринвер Д я поехала следующим утром, на поезде. В дороге я могла подумать и подготовиться к предполагаемым встречам и разговорам. Но в голову лезли совершенно бесполезные мысли. Например, я думала о странном названии этого городка. Помню, как-то мне рассказывали, что сначала появилось поселение, которое основали Братья Гринверы, построившие там свои двенадцать домов и огромную ткацкую фабрику. Но когда стали развиваться железнодорожные линии, они прошли чуть в стороне. Станцию, ближайшую к этому теперь уже городку, назвали Гринвер Д, туда постепенно перебрались предприятия и большинство жителей. Почти опустевший с малоэтажными постройками, окруженными бурно разросшейся зеленью, по нынешним меркам, крошечный городок стали называть Старым Гринвером. Сейчас там есть несколько маленьких и уютных гостиниц для туристов, любителей провинциального быта и природных красот. Этот бизнес кормит очень немногочисленное население этого странного места. А Гринвер Д стал относительно большим городом, и сейчас его знают во всем мире как центр современной моды.

На вокзале меня встречал симпатичный паренек в форме полицейского, который должен был внести необходимый официоз в мою неофициальную деятельность.

Главный офис Дома Моды «Экстроподиум» занимал пятиэтажное здание в центре города. К этому зданию примыкали недавно выстроенные демонстрационный павильон и огромный магазин одежды. Весь комплекс смотрелся весьма солидно и служил великолепным свидетельством процветающего бизнеса.

Первым, с кем мне удалось поговорить, был старший менеджер отдела по подбору кадров. Он был одним из тех, кто принимал активное участие в создании фирмы. Я показала ему фотографию:

– Не встречался ли вам кто-нибудь из тех, кого вы видите на снимке?

– Пожалуй, лицо этой дамы, – он указал на Джудит, – кого-то мне смутно напоминает, но вспомнить что-либо конкретное я не могу. Нет, мне очень жаль.

Человек пять, из тех, с кем я здесь поговорила, в той или иной степени повторили эту же мысль. Это заставило меня кое-что предположить. Но, чтобы подтвердить, или опровергнуть мою неожиданную догадку, мне нужна была дополнительная информация. Добыть ее мог для меня только Дэвид. Я позвонила ему из местного управления полиции, куда мы пришли во второй половине дня вместе с тем детективом, который везде сопровождал меня.

– Дэвид, мне срочно нужны сведения о тех, кто создавал фирму «Экстроподиум», желательно раздобыть их фотографии, – выпалила я, едва услышав знакомый голос и даже забыв о приветствиях.

– Ты где? Я целый день тебя ищу. Почему не отвечает твой сотовый?

– Я в Гринвере Д, потом я тебе все расскажу, но сейчас собери мне ту информацию, о которой прошу, это очень важно.

– У тебя все важно.

– Ну не ворчи. Сделаешь?

– Когда я тебе мог в чем-нибудь отказать? Ладно, куда прислать материал?

– В местное управление полиции, по факсу, запиши номер.

 

Марта Критц

Я пробежала глазами краткие сведения об истории создания фирмы. Там было много интересного, но не имеющего никакого отношения к нашему делу. А вот и сообщения о тех нескольких энтузиастах, которые семнадцать лет назад придумали, как маленький магазинчик дешевой одежды превратить в шикарный Дом Моды, предприятие, дающее прибыли, о которых не может мечтать ни одна другая фирма, занимающаяся подобным видом бизнеса.

Просмотр этих материалов я начала с фотографий. Меня заинтересовал нынешний генеральный директор «Экстроподиума». Звали его Ронен Критц. Он постоянно жил в Гринвере Д, в статье говорилось, что он сирота. Его воспитала незамужняя тетка, которая посвятила ему всю свою жизнь, дала ему прекрасное воспитание и образование. Нет, ничего особенного в его биографии не было, а вот снимок, на котором он был запечатлен в момент какого-то светского мероприятия, привлек мое внимание. Ронен был довольно высокого роста (насколько об этом можно было судить по фотографии), худощав, лицо его было приятным, с притаившейся во взгляде улыбкой. Но главное, что бросилось мне в глаза, было его несомненное сходство с весьма заинтересовавшей меня дамой. Это было очень похоже на фамильное сходство, но, если судить по возрасту, этот молодой человек мог быть или младшим братом Джудит, или…

* * *

Когда я позвонила госпоже Критц, она, как ни странно, сразу согласилась встретиться со мной.

Марта Критц поразила меня тем, что абсолютно не соответствовала стереотипу, закрепившемуся в сознании большинства людей относительно старых дев. Даже в свои, отнюдь не молодые, годы она выглядела потрясающе: небольшого роста, но фигура безупречна, минимум косметики, серые глаза выразительны, возраст практически не определяем, разве что взгляд отражает опыт прожитых лет и накопившуюся невеселую мудрость. Встретила она меня достаточно приветливо, без настороженности.

– Проходите, милая, я решила, что все равно невозможно сейчас удержать это все в тайне, да и нужно ли? Джудит нет, а кому еще бояться этой правды?

– Значит, Джудит была...

– Моей младшей сестрой.

– Младшей?

– Да.

– Мои комплименты вряд ли способны вас удивить, – воскликнула я.

Госпожа Критц промолчала, но легкий румянец, появившийся на ее щеках, показал, что мое удивление доставило ей удовольствие.

– Джудит была на целых восемь лет моложе меня. Мы рано остались без родителей. В семнадцать лет я стала для сестры и нянькой, и воспитателем. Она тогда училась в школе. У нас были очень скромные средства, оставшиеся после смерти бабушки, которая воспитывала нас до этого момента. Я устроилась работать в магазин одежды, тот самый, с которого началась история «Экстроподиума». Зарплата у меня была небольшая, но я могла заплатить за пансион Джудит и жить хоть и скромно, но не бедно. Кроме того, хозяин предоставлял мне за очень небольшую плату вполне сносную квартирку рядом с магазином, так что в какой-то мере я была еще и сторожем. Джудит приезжала на выходные и каникулы. Неплохое это было время. Но вот сестра подросла, и тут начались проблемы. Она стала очаровательной кокеткой, веселой, доброй, но легкомысленной и доверчивой. Едва достигнув восемнадцатилетнего возраста, она страстно влюбилась в молодого оболтуса, который оставил ей в память об их пылкой и вечной любви золотое колечко и малютку сына.

– Значит, у Джудит был сын, когда она выходила замуж за Джима Стонера?

– Сын-то у нее был, но об этом, насколько я понимаю, и сейчас никто не знает. Со Стонером сестра познакомилась, когда ездила в Сент-Ривер, чтобы попытаться найти работу. Работу она действительно нашла. Устроилась официанткой в ночной клуб, там ее и увидел Стонер. А ведь он романтик, этот неуклюжий и простоватый Джим. Он решил, что спасает бедную крошку от горькой доли, когда предложил ей стать его законной женой. Джудит ведь наврала ему столько, что сама запуталась в своем вранье. Она сказала, что одна на белом свете. Что воспитывалась в приюте и родителей своих не помнит. Как она могла рассказать о мальчике? Рони фактически стал моим сыном. Не знаю, были ли у моей сестры какие-нибудь материнские чувства, но я никогда не видела у нее в глазах ни нежности, ни тревоги, когда она изредка навещала нас. Да я была этому только рада. Для меня племянник с самого начала, с того самого момента, как я впервые взяла его на руки, стал смыслом и радостью всей моей жизни. Это лучший подарок, который могла сделать мне младшая сестра. Я благодарна была ей тогда и буду благодарна до конца своих дней. Оказалось, что у Джудит был еще и незаурядный талант. Она быстро разобралась в биржевых играх и спекуляциях и умела на этом неплохо заработать. У нее появились деньги, и она очень щедро помогала мне. Я смогла оставить работу и полностью посвятить себя нашему мальчику. Все, что было дальше, вы наверняка уже знаете. В газетах написано, что на старого Стонера кто-то покушался. Что имя этого убийцы можно узнать, если открыть второй конверт завещания моей сестры. Так вот, это ложный след. Я полагаю, что могу вам открыть тайну этого пресловутого конверта.

* * *

По дороге в Сент-Ривер у меня было время поразмыслить. Я пыталась объективно разобраться с фактами, которые стали мне известны. Теперь я, можно сказать, знаю, кому были завещаны акции, составлявшие довольно приличное состояние. Конечно, преуспевающему Рони Критцу эти деньги вряд ли были нужны настолько, чтобы он был готов ради них пойти на убийство.

Но с другой стороны, акции – это не только деньги. А если Критц хотел по какой-то причине добраться до контрольного пакета? Это мотив. Впрочем, нет, представить себе этого человека за рулем почтового фургона я никак не могла.

На вокзале я неожиданно столкнулась с комиссаром Катлером. Пришлось заехать в полицейское управление. Комиссар выслушал меня и задумался.

– Стонер женился на девушке из ночного клуба, поэтому муж его сестры запрещал своей жене поддерживать отношения с братом. Банальная история. У девушки был сын и, скорее всего, именно ему она завещала свои акции. Конечно, там могут быть упомянуты и наследники самого Стонера, но это уже не столь важно, поскольку ими мы и без того занимаемся вплотную. Что ж, нет смысла теперь запрашивать разрешение суда на вскрытие конверта. Так я понимаю, коллега?

– Думаю, вы правы.

– Мне тоже удалось кое-что выяснить. У Артура стопроцентное алиби на тот день, когда был совершен умышленный наезд, но вот что касается посещений старого дома, то картина здесь оказалась забавной. Мы показали его фотографию нескольким соседям Джима Стонера. Так вот, трое из них заявили, что видели этого молодого человека на своей улице. Когда я пригласил его в управление для беседы и предъявил ему показания свидетелей, он сразу признался. Он не дурак и сразу смекнул, что отрицание очевидного факта грозит ему куда большими неприятностями. Будущая невеста говорила ему о доме в Сент-Ривере, который должен перейти им с матерью по наследству, вот он и задумал перед тем, как решиться на женитьбу, осмотреть потенциальное приданное. Первый-то раз он всю ночь прятался в какой-то кладовке, а во второй – еле унес ноги. Если бы старик не свалился с лестницы, то непременно бы познакомился с будущим родственником. Пройдоха! Но не убийца.

– А как он попадал в дом?

– Через дверь, – усмехнулся Катлер, – он хотел основательно рассмотреть будущую собственность: насколько дом надежен, какой ремонт нужен, ну, понимаете. Он приходил, когда там была девушка, которая помогает старику по хозяйству, она ему открывала, но не следила за гостем, ни куда он направился, ни когда ушел.

Я хотела еще кое-что уточнить, но у комиссара на столе зазвонил телефон. Сначала он просто слушал, затем коротко ответил, что выезжает, и положил трубку.

 

Еще одно покушение

– Да, к сожалению, коллега, у меня неприятная новость. – хмуро сказал Эрик Катлер, – несколько минут назад в центр Бермана была в тяжелом состоянии доставлена Этти Саротти. Ее сбила машина на третьем шоссе, недалеко от ресторана «Биг роад». Похоже, она вышла из этого ресторана и собиралась ехать домой. Вряд ли она там была одна, но о происшествии заявил служащий автостоянки, куда делся спутник пострадавшей, если он был, пока неясно. Вы едете со мной?

– Конечно, еду. Странное совпадение, вам не кажется?

– Не думаю, что это совпадение, – возразил мне комиссар.

– Вот и я не думаю. А что это была за машина, известно?

– Такси.

* * *

Ресторан «Биг роад» был очень популярен среди людей, которые имели средний достаток и были среднего возраста. Здесь превосходно готовили, причем, учитывались интересы и тех, кто придерживается какой-либо диеты, и вегетарианцев и ценителей экзотических блюд, и просто любителей поесть. Музыка была живая и тоже довольно разнообразная. Опять же, программа составлялась таким образом, чтобы удовольствие получили, если не все, то большинство, при этом никто не испытывал раздражения. Как это достигалось? Это было, видимо, коммерческой тайной. Даже Дэвид не смог мне ответить на этот вопрос. Зал был оформлен несколько старомодно: тяжелые бархатные темно-зеленые портьеры на окнах, круглые столики, накрытые белыми льняными скатертями с неяркой вышивкой по краям, керамические кувшинчики и вазочки с цветами, – все это, тем не менее, создавало атмосферу, пусть и не домашнего, но все же уюта.

Пока мы ехали к месту происшествия, я попыталась мысленно извлечь хоть что-то из уже известных мне фактов. Здание, первый этаж которого занимает ресторан, находится рядом с перекрестком, оно располагается вдоль третьего шоссе, с той стороны, где автостоянка и автобусная остановка. Комиссар сказал, что машина сбила Этти, выехав на тротуар, в таком месте, что нельзя было точно определить, шла ли она к стоянке, или хотела уехать автобусом. Надеюсь, что у нас будет возможность выяснить, как это было на самом деле, это может внести хоть какую-то определенность. У Этти не было своей машины, значит, если она направлялась к стоянке, то была с кем-то, кто привез ее в своем автомобиле. Если же она собиралась уехать автобусом, то, по крайней мере, из ресторана она могла выйти и одна, впрочем, это всего лишь вероятно, здесь слишком много есть вариантов развития событий. Мне пришлось отложить размышления до того момента, когда мы получим всю имеющуюся информацию.

На месте происшествия нас ждал молодой инспектор дорожной службы. Эксперты уже заканчивали свою работу. Мы прошли в небольшое помещение при автостоянке, где и встретились с главным свидетелем Жоржем Кононом. Жорж держался молодцом, но чувствовалось, что ему это дается непросто.

– Знаете, я до сих пор не могу прийти в себя, – взволнованно начал он рассказывать, едва Эрик Катлер назвал свое имя. – Это случилось прямо на моих глазах. Женщина шла по этой дорожке в сторону автобусной остановки. Я еще подумал, какая симпатичная.

– Она что хотела перейти шоссе? – не дал ему разговориться комиссар.

– Нет, она спросила нашего охранника, не знает ли он, когда будет автобус. А когда узнала, что ждать еще целых сорок минут, попросила его вызвать такси. Он вызвал. Ей бы лучше было подождать возле нас, а она решила постоять прямо у шоссе. Когда она увидела машину, то подошла очень близко к дороге. Вообще-то ситуация вполне привычная, но автомобиль вместо того, чтобы притормозить… Вы же видели там очень невысокий бортик тротуара и нет ограждения, вот он и наехал на нее почти не снижая скорости. Я думаю, что он это специально сделал.

– Вы разглядели человека за рулем? – без всякой надежды на положительный ответ спросила я.

– Что вы! Салон машины не был освещен, фары ярко вспыхнули, а вокруг уже было темно, время-то позднее.

– Ну, вы сказали «он», вот я и подумала, – оправдала я свою наивность.

– Да это я так, – смутился Жорж Конон, – ведь трудно себе представить, чтобы женщина такое сделала.

– Всякое бывает, – задумчиво проговорил Катлер.

Больше ничего важного мы здесь не узнали. Но мы понимали, что кое-что можно выяснить в ресторане, куда мы и отправились после короткого разговора с охранником автостоянки, который подтвердил рассказ Конона.

Поскольку происшествие произошло за пределами «Биг роад», в ресторане все было как обычно. Посетителей было достаточно, но и свободный столик вполне можно было найти. По залу сновали официанты, на эстраде пианист играл что-то спокойное и мелодичное. К нам подошел метрдотель, пожилой невысокого роста чуть полноватый человек в безупречном черном вечернем костюме. У него было очень приятное лицо, но чувствовалось, что он или устал, или не совсем здоров.

– Патрик Руже, – представился он.

Комиссар показал ему свое служебное удостоверение и назвал мое имя, а также объяснил, что хочет задать несколько вопросов в связи с тем, что произошло рядом с рестораном. Вернее, он хотел бы узнать все, что удастся, о пострадавшей, возможно, кто-то обратил на нее внимание.

– Сейчас меня подменит Янош, – сказал метрдотель и жестом подозвал одного из официантов, – нам лучше поговорить не здесь. Вот, пройдите сюда, – он открыл дверь в небольшой кабинет, – я через пару минут вернусь.

Он действительно присоединился к нам очень быстро, мы даже не успели обменяться парой слов. Вслед за ним тот, кого он назвал Яношем, вкатил столик с тремя дымящимися чашками кофе, тарелкой с несколькими аппетитными бутербродами и вазочкой с печеньем. Я мысленно поблагодарила его за это, по достоинству оценив аромат хорошо сваренного кофе.

– Я запомнил эту женщину, – заговорил Патрик Руже, не дожидаясь вопросов, – она пришла часов в семь, назвала свое имя и сказала, что для нее должен быть заказан столик.

– Так и было? – уточнил комиссар.

– Да, разумеется, – очевидно, она собиралась здесь встретиться со своим другом.

– Это понятно, непонятно только, почему столик заказывала она. – проворчал Катлер, а я едва сдержала улыбку.

Я понимала, что имя, даже если бы оно было не настоящее, дало бы нам дополнительную информацию о человеке, который пригласил Этти на это роковое свидание.

– Нет, вы не правы, – возразил Руже, заказ, возможно, сделал и оплатил ее друг, но он не хотел, чтобы засветилось его имя, – обычно так поступают женатые мужчины, когда приходят к нам со своими подругами в тайне от жены.

– Понятно. Ну, так состоялось свидание? Видел ли кто-нибудь этого таинственного поклонника? – спросил комиссар с плохо скрытым неодобрением этой обычной практики.

– Нет, я точно знаю, что он не пришел. Она немного подождала, потом я заметил, что она пытается кому-то дозвониться по своему сотовому, но, похоже, там не отвечали.

– Вы наблюдали за ней? – удивилась я.

– Да, не то, чтобы наблюдал, но народу-то еще было мало, а на нее и смотреть было приятно. Потом, видно, он сам ей позвонил, она сразу встала и ушла, и не расстроенная, а скорее, взволнованная, так мне показалось. Ну, а после прибежал Жорж с автостоянки и рассказал, что женщину какой-то мерзавец задавил. У него на глазах, мол, все было. Он ведь от нас звонил и в полицию, и в неотложку. Его каморка закрыта была, а там оба телефона его, он от волнения все ключа найти не мог. Потом оказалось, что ключ-то он в руке держал.

– Бывает, – только и сказал Эрик Катлер.

Не так много мы выяснили, да и то, что выяснили, не слишком проясняло ситуацию. Если у покушения на Стонера был вполне понятный мотив, то в покушении на Этти мне не виделось никакого смысла.

Отсюда мы поехали в центр Бермана. Мы встретились с главным врачом. Комиссар должен был обсудить с ним меры безопасности, поскольку не было никакой гарантии, что тот, кто хотел убить женщину там на шоссе, не постарается проникнуть в больницу, чтобы не дать ей выжить. Этти все еще находилась между жизнью и смертью, врачи старались спасти ее, но надежды почти не было. Была сделана уникальная операция, но результат никто не мог предсказать. Нас конечно, к ней не пустили. У ее постели постоянно находилась Милена, а в коридоре, ведущем в реанимационное отделение, мы неожиданно увидели Артура, будущего зятя Этти. Больше всего меня поразил тот факт, что его глаза были явно покрасневшими от слез.

После посещения больницы мы решили, что лучше разъехаться по домам и отдохнуть. Катлер подбросил меня до дома по дороге в управлении, где ему еще нужно было пересесть со служебной машины на свою малолитражку.

Этот день был такой длинный и тяжелый, что мне уже не хотелось даже думать, тем более, что с каждым фактом, который мы добывали в последние пару дней, все только еще больше запутывалось. Версии разлетались одна за другой. Мотив был только у Ронена Критца, если только допустить, что эти акции вдруг показались ему жизненно необходимыми. Вопрос еще – знал ли он об этом завещании? Марта, например, узнала о пресловутом втором конверте только из газет после происшествия со Стонером.

Но все эти вопросы я отложила на завтра. Усталость вычистила мои мысли даже от минимума информации. Уже засыпая, я подумала о том, что неплохо бы все же поговорить с этим господином Критцем.

* * *

Как ни странно, с этой мыслью я и проснулась на следующий день. Поэтому, позвонив Ари, сразу отправилась в полицейское управление. Я знала, что в это время комиссар должен быть в своем кабинете.

Раннее утро радовало хорошей погодой. Небо было чистым, но солнце еще не нагрело воздух и камни. Было приятно пройтись пешком, что я и сделала. По дороге зашла в свое любимое кафе и выпила обязательную для себя чашечку кофе. Кофе всегда благотворно воздействует на мое воображение и главное – на мою память. Я вдруг отчетливо вспомнила один момент своей поездки в Стэрленд, и это воспоминание несколько изменило мои планы.

Комиссара я действительно застала на месте. Он выглядел уставшим, ему, видимо не удалось как следует выспаться.

– Доброе утро, коллега, встретил он меня своим обычным приветствием, – надеюсь на ваши идеи, поскольку мои уже иссякли.

– Было бы неправильно обмануть ваши надежды, – ответила я.

– Ага, значит, идеи есть? – голос Эрика Катлера стал несколько бодрее, или мне показалось?

– Да, не без этого, – усмехнулась я, – но сначала хотелось бы попросить вас помочь мне встретиться с Роненом Критцем…

– Да, эта мысль и мне приходила в голову, нужно выяснить, знал ли он вообще о завещании своей матери, – прервал меня комиссар.

– И это тоже, – согласилась я, – но думаю, что сначала мне нужно поговорить с Миленой Саротти.

– Вы думаете, что ей что-то известно, кроме того, что она уже сказала полиции? Или вы ее подозреваете?

– Подозревать ее, пожалуй, не в чем, но о поклоннике своей матери она может что-нибудь знать.

– Да, это верно. Но она утверждает, что о свидании в этом ресторане не знала…

– У меня появилась мысль о возможном мотиве покушения на Этти.

– Что-то я сегодня не очень понимаю ход ваших мыслей.

– Ну, у кого мог быть мотив?

– Уж не думаете ли вы, что кавалер госпожи Саротти хотел ее убить из ревности? Или она ему наскучила, и он не видел другой возможности от нее избавиться?

– Ну, комиссар, вам бы романы писать, – усмехнулась я.

– Значит, у вас предположения вполне разумные? Так поделитесь с полицейским комиссаром, поскольку у него явный застой в мозгах.

– Ну, пока это не мысли, во всяком случае, нет еще ничего конкретного. Если хотите, меня в эту сторону толкает интуиция.

– Мне нравится, что ваша интуиция, наконец, тоже включилась в расследование этого ненормального дела, – улыбнулся комиссар.

– Понимаете, ревность и усталость от длительных отношений не очень ложится на мое представление об Этти. Она не из тех женщин, которые цепляются за мужчин, да и на кокетку не очень похожа. Она нравится мужчинам спокойным и основательным.

– Почему вы так решили?

– Считайте это подсказкой именно моей интуиции, – ответила я, но подумала в этот момент о Кононе и Руже.

– Что ж, Милену, скорее всего, можно сейчас найти в больнице. Я утром звонил туда. Госпожа Саротти все так же, без сознания, но нет и симптомов ухудшения ее состояния, так мне сказала говорившая со мной дама. Поезжайте туда, а я позвоню дежурному врачу и попрошу, чтобы вам помогли встретиться с девушкой и поговорить в спокойной обстановке.

– Спасибо, комиссар, это было бы просто замечательно.

– Я не сопровождаю вас, поскольку понимаю, что ей легче будет говорить с вами. Я вызову вам такси.

– Спасибо, я тоже так думаю.

 

Таинственный поклонник

Милена действительно была в больнице. Благодаря звонку Эрика Катлера, мне дали возможность с ней поговорить в достаточно комфортной обстановке. Это был кабинет для ночных дежурств. Поэтому кроме большого письменного стола с компьютером и настенным шкафчиком, здесь был мягкий диван и пара кресел, между которыми стоял низкий овальный столик. В углу у двери рядом с умывальником небольшой шкаф, в котором я увидела кофеварку и набор необходимой посуды, а рядом с этим шкафом стоял холодильник.

Нас оставили вдвоем, мы разместились с ней на диване. Чувствовалось, что девушке очень тяжело. Она, как мне показалось, похудела, но это ей шло. Если бы не заплаканные глаза, и покрасневший нос, я бы даже сказала, что она похорошела. Впрочем, я вряд ли сейчас могла бы судить об этом объективно. Милена вызывала, прежде всего, сочувствие.

– Как мама? – спросила я, и голос мой невольно дрогнул.

– Так же, – почти шепотом ответила мне Милена.

– Вы извините меня, Милена, но нужно ведь найти этого мерзавца.

– Я понимаю, конечно. Вы хотели меня о чем-то спросить?

– Да, только не обижайтесь, если мои вопросы покажутся вам слишком…

– Не волнуйтесь, я ведь знаю, что вы не из любопытства спрашиваете.

– Ваша мама овдовела пять лет назад, так?

– Да.

– Она женщина привлекательная, наверняка за ней ухаживали мужчины?

– Наверное, только она не стремилась к повторному браку, это я не потому, что мне это было бы неприятно, но мама и вправду не хотела…

– И были причины?

– Ей нелегко жилось с папой, у него был тяжелый характер.

– Он ревновал ее?

– Ревновал, конечно. Но это было не постоянно. Он любил маму и… даже не знаю, как вам это объяснить.

– Неважно, я не об этом хотела спросить. Не казалось ли вам последнее время, что за мамой кто-то ухаживал? Что у нее с кем-то были, или хотя бы намечались какие-то отношения, ну хотя бы дружеские?

– Ничего определенного не могу сказать. Но недавно ей кто-то прислал цветы, еще было несколько телефонных звонков, но только… – она задумалась.

– Что, только?

– Или все только начиналось, или этот человек ей не очень нравился.

– Почему вы так решили?

– Она несколько раз отказывалась с ним встретиться, насколько я поняла из ее реплик…

– А вчера вы знали, что она пойдет на встречу с кем-то?

– Нет, я была здесь в Сент-Ривере. Мама тоже, мы встречались с отцом Артура. А потом, я думала, что мама поехала домой. Постойте, я вспомнила! Ей кто-то звонил. Когда она отвечала, она старалась говорить потише. Я только услышала, что она раза три повторила – ну хорошо. Мне почему-то кажется, что мама не доверяла этому человеку. Странно как-то.

– Что именно?

– Понимаете, мне не понятно, почему она не хотела, чтобы я знала о нем, почему ни разу не пригласила его к нам в дом? И, если она встречалась с ним, то почему не делала это открыто?

– Может, он женат?

– Только не это! – горячо возразила Милена. – на это мама бы никогда не пошла.

– Почему вы так в этом уверены? – спросила я, но сама внутренне была с ней согласна.

– Просто поверьте мне, мама не стала бы даже разговаривать с таким ухажером.

– Но она могла и не знать.

– Если бы она не знала, то зачем бы таилась? Нет, тут что-то другое, я уверена.

Больше из этого разговора я ничего не узнала. Но теперь можно было предположить, причем, с достаточно большой долей вероятности, что в ресторан Этти была приглашена своим таинственным поклонником. И только тот, кто пригласил ее, мог точно знать, что она там будет. Поэтому именно он в этих обстоятельствах становился главным подозреваемым. Понятно, что это он позвонил ей и по какой-то причине отменил свидание. Он был уверен, что она пойдет на автобусную остановку, знал он, что автобус придет не скоро. Да, она заказала такси, ее убийца необязательно предвидел этот вариант, но мог его предполагать, поэтому поспешил. Впрочем, может быть, он имел возможность наблюдать за ней? Все это очень похоже на истину, но не объясняет главного, что мне так и не удалось понять. Мотив! Я по-прежнему не понимала, зачем? Допустим, женщина не отвечала взаимностью, отвергала ухаживания, но разве за это убивают? Да и, к тому же, опять орудием убийства выбран автомобиль. Нет, это не может быть совпадением. Скорее всего, оба покушения совершил один и тот же негодяй. Но чего он добивался? Получить состояние, оставшееся после смерти Джудит может только Ронен Критц. Хотя спрятанную в закрытом конверте часть завещания мы не видели, о его содержании сделали вывод только на основании слов Марты Критц. Конечно, сложно себе представить, кто еще мог быть там упомянут, версия с сыном наиболее логична. Допустим, что получение этих акций по каким-то причинам оказалось именно сейчас крайне необходимым для Ронена Критца., и он решился на убийство старика Стонера, хотя я не могу себе представить, как именно он мог это сделать, впрочем, все равно не мешало бы выяснить, есть ли у него алиби на это время. И, если даже принять эту маловероятную версию, причем здесь Этти Саротти? Разве ее смерть может как-то повлиять на события, связанные с наследством Джудит? Впрочем, а вдруг там упомянуты и наследники Стонера? Это, пожалуй, может быть мотивом. Да, разговор с этим молодым человеком необходим, возможно, этот разговор даст информацию, которая хоть что-то объяснит, или даст новое направление моим мыслям. Ведь пока я чувствовала себя в тупике. Да и хотелось бы иметь представление о нем как о человеке. Выходя из больницы, я заметила мужчину, стоящего у информационного компьютера, и с удивлением узнала в нем Патрика Руже. Он тоже меня заметил и узнал.

– Добрый день, – заговорил он со мной, видимо пытаясь, но безуспешно, вспомнить мое имя.

– Здравствуйте, Патрик, не ожидала вас здесь встретить, надеюсь, у вас нет серьезных неприятностей.

– Нет, я заехал, чтобы узнать о самочувствии Этти Саротти.

– Разве вы были с ней знакомы?

– Нет, я ее видел только в тот день, а имя… В газетах ведь пишут об этом происшествии.

– Понятно, – хотя я мало что понимала.

– Знаете, не могу не думать о ней, такая приятная женщина, и такое несчастье. Вот был в этих краях, да и решил…

– Да, конечно, – только и смогла сказать я.

Простившись с Руже, я покинула здание центра Бермана.

* * *

Думать об этой странной встрече я не стала. В подозреваемые Патрик Руже явно не годился, ведь в момент происшествия он находился в ресторане на глазах у нескольких свидетелей. Я решила в первую очередь позвонить Марте Критц, поскольку толком не представляла, как мне связаться с ее племянником. Комиссар вряд ли тут мог помочь, ведь формально Ронена трудно было привязать к событиям в Сент-Ривере. О том, что его не было там в день покушения на Стонера, он уже сообщил комиссару. А что его может связывать с Этти? Если он не захочет говорить на эту тему, так имеет на это полное право. Я же хотела просто попросить Марту устроить мне встречу с Критцем в неофициальной обстановке. Возможно, в таком разговоре мне будет легче получить и нужную информацию и представление о человеке, что не менее важно, особенно тогда, когда фактов не хватает, и я слабо себе представляю, в какую сторону направить мысли.

Марта сразу взяла трубку, словно ждала моего звонка.

– Здравствуйте, это Мэриэл Адамс, вы помните меня? – проговорила я скороговоркой.

– Помню, милая, вы – не такая уж серая пташка, чтобы я могла вас сразу забыть – в ее голосе была слышна улыбка. – У вас остались вопросы ко мне?

– Вопросы появились, но не к вам, а к вашему племяннику. Мне хотелось бы поговорить с ним, но я не уверена, что…

– Ну, что вы, Рони с удовольствием поговорит с такой красивой женщиной как вы, только я не представляю, чем он может вам помочь. Он ведь совсем ничего не знал.

– И он ничего не знал и о завещании Джудит?

– Конечно, нет! Собственно я тоже не знаю точно, просто предположила. Кому же еще она могла оставить свои акции, если не оставила их Джиму?

– Вы совсем исключаете возможность какой-нибудь тайной страсти?

– Единственной ее страстью в последние годы жизни были деньги. Нет, не подумайте, что она была скупой. Просто ей нравилось увеличивать свой капитал. Она очень хорошо разбиралась в бизнесе. Рони относился к ней довольно холодно, это и понятно, но к ее советам, нечастым, правда, прислушивался. Мне иногда казалось, что она была не совсем женщиной…

– Но Рони родился у нее от человека, которого она любила, или, по крайней мере, считала, что любит.

– Это так, но после родов, а она рожала тяжело, Джудит очень изменилась. Врачи говорили, что такое бывает, и что это пройдет, но она так и не стала прежней. Мне иногда думалось, что во время родов ей подменили душу.

– Что ж, если все это так, то, может, мне и не стоит беспокоить господина Критца. – Я сама почувствовала, что моя фраза прозвучала двусмысленно, но Марта правильно меня поняла.

– Нет, раз уж вы хотели с ним поговорить, то лучше пусть этот разговор состоится. Я приглашаю вас в субботу к нам.

– А вы уверены, что…

– Уверена, и вы не сомневайтесь. Ждем вас в субботу.

Что ж цель достигнута. Посмотрим, что это нам принесет. До субботы оставалось еще время, чтобы попытаться раздобыть дополнительную информацию. Сначала я позвонила комиссару Катлеру. Мы договорились, что я сейчас подъеду в управление. Я вызвала такси, и через несколько минут уже входила в знакомый кабинет на седьмом этаже.

– Возможно, сейчас, – осторожно начала я нужный мне разговор после обычных приветствий, – обстоятельства дела и собранный по нему материал позволяют вам обратиться в суд для получения распоряжения на конфиденциальный допрос Якова Шефнера?

– Вы просто читаете мои мысли, – удивил меня комиссар, – я уже послал запрос в секретариат суда.

– Отлично. Хорошо бы получить сведения о содержании скрытой части завещания Джудит Стонер до субботы.

– Почему?

– В субботу я встречаюсь с Роненом Критцем, хотелось бы пойти туда, уже владея информацией. Надеюсь, это возможно?

– Да, я запросил разрешение на раскрытие наиболее важной информации частному детективу, помогающему следствию в интересах Милены Саротти.

– Милены?

– Мне пришлось попросить ее нанять вас, поскольку в противном случае я не надеюсь получить подобное разрешение. Ведь завещатель хотел скрыть информацию именно от Джима Стонера, а, если вы действуете в его интересах, то это может неоправданно нарушить права завещателя.

– Да, как я сама об этом не подумала?

– Кроме того, вы должны будете подписать обязательство не разглашать полученную вами информацию.

– Конечно, я подпишу.

– Что ж будем надеяться, что все это сработает достаточно быстро. Дал ли что-нибудь разговор с Миленой?

Я рассказала комиссару и о разговоре с дочерью Этти, и о своих соображениях по поводу мотива для второго покушения.

– Но в случае, если в скрытой части завещания упомянуты наследники Джима Стонера, главным подозреваемым становится Ронен Критц. Однако мотив его, пожалуй, сможет обосновать только психолог. Мы наводили справки о состоянии его финансов и о положении в фирме. И то, и другое не дает повода для подозрений.

– Думаю, что у нас есть более подходящий кандидат.

– Вы имеете в виду загадочного поклонника?

– Да. Этти могла рассказать ему о предполагаемом наследстве, допустим, она об этом знала, или догадывалась, когда же случилось несчастье со Стонером, она могла заподозрить своего ухажера, или даже в чем-то уличить.

– Что ж, этот сюжет понятен, но слишком много допущений. Кстати в такси, которое сбило госпожу Саротти, были найдены отпечатки пальцев, разумеется, их там оказалось море, но нашему эксперту удалось, не без помощи компьютерной программы, обнаружить пару отпечатков, которые совпадают с теми, что были сняты с поверхности дверцы в почтовом фургоне. Если учесть, что это за машины, вряд ли подобные отпечатки могут служить доказательством, но если мы найдем того, кто оставил эти следы, то, по крайней мере, сможем точно сказать, что он побывал в каждой из этих машин. И, если этот человек еще и окажется в числе знакомых потерпевшей, то это будет не просто совпадением.

Я не могла не согласиться с Эриком Катлером.

– В архиве, как я понимаю по этим отпечаткам ничего не найдено? – На всякий случай уточнила я.

– Нет, ничего, – ответил комиссар

 

Тайна второго конверта

Присутствовать на конфиденциальном допросе Якова Шефнера я не могла, по закону его проводил комиссар один на один со свидетелем, записи не производились.

В результате, мы, наконец, узнали, кто был упомянут в закрытой части завещания Джудит Стонер. Да, Джудит была очень умной и предусмотрительной женщиной. Она понимала, что управление акциями – слишком обременительная забота для ее мужа, поэтому она не стала перекладывать это на его плечи, но позаботилась о том, чтобы он ни в чем не нуждался. Фактически, она составила это второе завещание для его удобства и, если хотите, позаботилась о том, чтобы наследники не ждали с нетерпением его кончины. Она обязала адвокатскую фирму сохранить в тайне имена наследников акций. Их было двое – Ронен Критц и племянница Джима Этти Саротти. Джудит считала, что о втором конверте никто, кроме Джима и его сестры, не будет знать. Да и вряд ли это кого-нибудь заинтересует. Она знала этих людей достаточно хорошо, но, видимо всего не учла. Как разворачивались события дальше и почему они привели к таким печальным последствиям, можно было только предполагать.

Этти так и не пришла в себя, хотя и появилась надежда, что это произойдет. Ее состояние стабилизировалось, она уже самостоятельно дышала, и приборы обнаруживали мозговую активность, пусть и очень слабую. Но до того момента, когда ей можно будет задать вопросы, было далеко в любом случае.

А было бы очень важно спросить у нее, знала ли она, что фактически является наследницей целого состояния. Если знала, то откуда? Сообщала ли она этот факт кому-то еще. И чуть ли не самыми важными были сведения о том, с кем у Этти была назначена встреча в ресторане «Биг роад», почему эта встреча не состоялась? Ответ на этот вопрос давал нам имя убийцы, в чем сейчас я уже не сомневалась.

Но Этти Саротти не могла ничего сказать, и нам оставалось только строить предположения.

 

Ронен Критц

В Гринвер Д я поехала автобусом, перед этим заскочила в центр Бермана. Меня пропустили к Этти, я рассчитывала застать там Милену, но неожиданно столкнулась с Патриком Руже.

Заходя в реанимационную палату, естественно, я постаралась войти тихо, поэтому Патрик не видел меня и продолжал говорить, обращаясь к Этти и, видимо, считая, что в этом состоянии она хоть и не может ответить, но слышит его.

– … хорошая девочка. Я отправил ее немного отдохнуть и выпить чашечку кофе, тут внизу есть маленькое кафе. А вот у меня нет детей. Так сложилась жизнь. Живу один с тех самых пор, как Ирен ушла от меня. Не хотел, знаете, больше страдать. Я ведь не красавец, не богач, да и образован не больно. В общем, не герой.

Я поняла, что нужно подать голос, чтобы не усугублять ситуацию и кашлянула. Патрик вздрогнул и оглянулся.

– А, это вы, здравствуйте, а я вот тут…

– Извините, я зашла только узнать, как дела, да хотела повидать Милену. – Я старалась говорить как можно мягче.

– Милена должна быть внизу в кафе. Она так устала. Артур не может часто ее подменять, а оставлять Этти на сиделок они не хотят.

– Я понимаю. Хорошо, что вы…

– Знаете, я ведь совсем один, мне нетрудно, – он, наконец, успокоился и даже слегка улыбнулся, – врачи говорят, что, скорее всего, она выживет. Правда, предстоит долгое лечение, возможны последствия, но главное ведь, что будет жить.

– Вы правы. Ну, мне пора.

Всю дорогу я думала об этом человеке, и вообще о людях и их судьбах. Невольно мысли перескочили на того, кто придумал и осуществил этот, по сути своей, трусливый план убийства. Полиция уже выяснила, что машина принадлежала небольшой фирме, которая занималась частным извозом в этом районе. Водитель, работавший в тот день на этом автомобиле, зашел перекусить домой, поставил машину, как всегда под окном, но, понятно, не смотрел на нее все время, да и не думал, что она может привлечь угонщиков, особо дорогих и новых автомобилей в таких фирмах не бывает. Таксист заявил об угоне сразу. Долго искать не пришлось. Машина была брошена там же на третьем шоссе у въезда в Национальный парк. На бампере и правом переднем колесе оказались засохшие капли крови. Это была кровь Этти. От мысли, что за несколько минут до совершения убийства тот, кто его совершил, спокойно разговаривал со своей жертвой по телефону, мне стало не по себе.

* * *

В доме Марты Критц меня действительно ждали. У меня даже сложилось впечатление, что мне были рады. Вечер оказался очень приятным.

В этом доме была атмофера покоя, уюта и какого-то душевного тепла.. Чувствовалось, что Ронен не только по-родственному привязан к женщине, которая заменила ему мать, но и по-настоящему ее любит. Было между ними даже нечто большее, чем просто любовь. Было глубоко осознанное уважение. Нет, я не могла ни на одно мгновение представить, что этот умный, добрый и необыкновенно обаятельный мужчина мог убить, да еще таким способом. Мне даже не хотелось переходить к каким – то запланированным мною вопросам. Тем более, что говорили мы о вещах куда более интересных и возвышенных, чем те, к которым я должна была бы вернуть своих собеседников. К тому же я понимала, что разговор о матери вряд ли доставит Ронену удовольствие.

– Вы ведь хотели меня о чем-то спросить? – напомнил он, когда мы сидели в гостиной и пили кофе.

– Да, конечно, – пришлось ответить мне, – даже не спросить, а попросить кое-что вспомнить, но я понимаю, что, возможно, эти воспоминания будут для вас не самыми приятными.

– Если вас интересуют мои воспоминания, связанные с Джудит, то их не так уж много, мы ведь мало общались.

– Я понимаю, что пока вы были ребенком, она не слишком стремилась к этому общению, но, когда вы повзрослели, разве не пыталась она оказывать на вас влияние? У меня сложилось впечатление, что она была властной женщиной, или я не права?

– Не знаю, наверное, доля истины в ваших словах есть, но ее властность не была открытой, или агрессивной, каким-то образом она умела так повернуть человека, что он и не догадывался, что выполняет ее волю, но все это не коснулось меня. Иногда я ее ненавидел, иногда жалел, но никогда не понимал. А, знаете, я сейчас подумал, что я ее никогда и не презирал.

– Мне сказали, что она хорошо знала особенности вашего бизнеса?

– Да, тут она действительно была специалистом высшего класса, хоть и не имела ни специального образования, ни обширных знаний, но у нее было какое-то удивительное чутье. Кроме того, она была незаменима, когда требовалась какая-нибудь информация.

– Если вдруг вам была нужна ее помощь, вы звонили ей?

– Конечно, в основном, именно так и было, но тут все было очень просто, она ведь была одним из самых крупных наших акционеров и почти до самой смерти была членом правления.

– Вы знали, как она собирается распорядиться своими акциями? В случае.. Ну, она ведь болела и, возможно, знала о том, что может случиться.

– Она знала, что умирает, но никогда об этом не говорила. Во всяком случае, со мной.

– Вы когда-нибудь встречались с Джимом Стонером?

– Нет, ни разу.

– А она рассказывала о нем?

– Когда я был ребенком, она, как вы правильно предположили, меня почти не замечала и общалась, в основном с мамой, к их разговорам я не прислушивался. А когда я стал взрослым, мы говорили только о бизнесе.

– И вы не знали ничего о ее завещании?

– Я и сейчас не знаю, все, о чем пишут газеты – сплошные догадки, поскольку вы же не видели этой части завещания своими глазами?

– Не видела, вы правы.

– Я читал, что эта женщина, племянница Джима, приходит в себя, это правда?

– Есть надежда, что она будет жить, но пока она еще не говорит и никого не узнает.

– Ее охраняют?

– Да, разумеется.

Я поняла, что, если не считать прекрасно проведенного вечера, моя поездка в Гринвер Д ничего не добавила к тому, что мы уже знали. Впрочем, это не совсем так. Я чуть больше узнала о странной человеческой судьбе, которая оставила шлейф событий не в прошлом, а в будущем.

 

Джим Стонер

За всеми событиями последних дней я как-то забыла, что моим клиентом в этом деле был Джим Стонер. Но его проблема давно решилась. Он уже все знал о своем непрошенном госте и даже успел с ним познакомиться. Артур приходил к Стонеру со своими извинениями и с тех пор они с Миленой не забывали старика. Это все мне рассказала Милена, когда я позвонила ей по дороге из Гринвера Д. Но себя я мысленно обругала и решила в понедельник обязательно навестить пожилого человека. Так я и сделала.

Утром я заскочила к себе в контору, сказала Ари, куда направляюсь, попросила его сообщать мне по телефону обо всем, что будет происходить в мое отсутствие, и пошла пешком к старому дому Джима Стонера.

Я позвонила, нажав большую черную кнопку очень старого дверного звонка. Звук этого представителя явно прошлого века был громким и каким-то пронзительным. Мне пришлось ждать несколько минут, прежде чем Джим открыл, старик жил один, девушка, которая у него работала, видимо еще не пришла, а преодоление пути от библиотеки, где он обычно обитал, до двери требовало времени.

Стонер обрадовался мне, чувствовалось, что ему сейчас очень необходим собеседник, ведь за всю его жизнь вокруг него не происходило столько невероятных событий, сколько произошло за последние недели. Он сразу засуетился и, несколько смущаясь, предложил мне выпить с ним чаю прямо здесь, внизу, в просторной и уютной кухне, поскольку он привык не только пить чай, но и принимать нечастых гостей именно здесь.

Мы расположились у накрытого белой льняной скатертью стола, на который Джим поставил две большие аппетитные чашки с горячим и ароматным чаем, кувшинчик со сливками, вазочки с печеньем, с конфетами и с лимонным мармеладом.

– А я уж думал, что вы совсем обо мне забыли, – заговорил Джим Стонер, – да и дело вон какой оборот приняло, кто ж мог подумать?

– Да, уж вы извините меня.

– Что вы, я ведь ни к тому сказал, – смутился Стонер.

– Как вы себя чувствуете? – переключила я разговор.

– Да уже нормально, мне повезло гораздо больше, чем бедняжке Этти.

– Конечно, но врачи говорят, что появилась вполне ощутимая надежда.

– Слава Богу, а то ведь молодая женщина, что за мерзавец на это пошел? – старик вздохнул и задумался. – Дочка у нее хорошая, да и парень этот не такой уж... – Стонеру так и не удалось подобрать нужного слова, и он смущенно замолчал.

Какое-то время мы сидели молча, я чувствовала, что Джим хочет сказать что-то такое, о чем ему непросто начать разговор. И я была права.

– Вы ведь видели это парня… Ну, сына моей Джудит, о котором пишут газеты?

– Да, я позавчера говорила с ним.

– Он похож на нее?

– Похож, если судить по той фотографии вашей жены, что я видела. Это ваша свадебная фотография.

– Да… – он опять вздохнул, – А ведь я впервые за всю жизнь обижен на нее, вы только поймите меня правильно, ведь у меня мог бы сейчас быть сын, – голос старика дрогнул. – Я бы любил этого мальчика как родного, я бы все для него сделал, и никакого второго конверта бы не понадобилось.

– Я вас понимаю, – мне очень хотелось сейчас, чтобы мои слова звучали убедительно, – но ваша жена любила вас и боялась потерять. Она была очень молода, когда солгала, тогда, возможно, искренне полагала, что позднее во всем вам признается, но, чем больше была ее привязанность, тем дальше она старалась отодвинуть это признание. Я думаю, что было именно так.

– Возможно, вы и правы. Странная штука судьба. Я ведь в эти ночные клубы никогда не ходил до того раза, да и после не заглядывал. Спиртные напитки меня никогда не привлекали, а голые барышни и подавно, извините, – он смутился, а я улыбнулась, чтобы показать, что поняла причину его смущения. – Тогда меня затащил товарищ, мы с ним вместе служили в армии, не виделись больше года, знаете, как это бывает.

– Да, – кивнула я.

– Так вот, мы туда зашли, это был клуб «Полнолуние», впрочем, вы-то вряд ли там бывали.

– Действительно, не приходилось, – улыбнулась я.

– Ну, выбрали мы столик подальше от сцены и подозвали официантку. Этой официанткой и была Джудит. Мой приятель уже был нетрезвый, он начал к ней приставать, сказал какую-то непристойность. И тут я увидел, что девушка готова расплакаться. Я сразу понял, что она тут новенькая, может, не по своей воле. В общем, когда мы с товарищем вышли оттуда, и я посадил его в такси, сам я не уехал, а стал ждать, когда это заведение закроется. Долго пришлось ждать, но, наконец, выпроводили последних посетителей, закрылась дверь со стороны улицы, погас свет, кроме небольшой лампочки над входом. Потом открылась дверь со стороны небольшого дворика, примыкавшего к зданию клуба, и оттуда потянулись бармены, официантки, музыканты. Я ее сразу узнал. Без шляпки, хотя было уже довольно холодно, в стареньком пальтишке, маленькая, худенькая, вся какая-то взъерошенная…

Стонер встал и стал готовить свежий чай. Затем остановился и посмотрел в мою сторону, но словно не на меня смотрел, а просто о чем-то вспомнил, или подумал.

– Подождите секундочку, я сейчас.

Он вышел их кухни, и я слышала, как стал подниматься по лестнице. Вернулся он быстро, минут через пять-десять, с большим фотоальбомом в руках. Придвинув свой стул и освободив место на столе, Джим Стонер положил альбом передо мной и открыл его. Я увидела большую старую черно-белую фотографию, на которой, конечно же, была Джудит. На вид ей можно было дать лет пятнадцать. В черном строгом платье, тоненькая. Темные волосы мягкими волнами спадают на плечи, оставляя открытым милое личико с огромными глазами, которые настолько выразительны и хороши, что заслоняют, делают несущественными остальные черты этого, все же красивого и юного, лица. Да, эту девочку невозможно было представить в той роли, в какой ее увидел молодой Джим Стонер. Теперь легче было понять все те события, о которых я услышала от него.

– Вот такой она была тогда. – сказал он с какой-то особой нежностью, – Когда я к ней подошел, она испугалась, и мне пришлось ей объяснять, что я хочу всего лишь поговорить. Наконец, она успокоилась, поверила мне. Потом грустно так посмотрела и сказала, что очень устала, хочет отдохнуть, ведь вечером ей опять на работу. Тогда-то я и предложил ей бросить эту работу. Она невесело улыбнулась и сказала, что рада была найти хоть такую. Она была права. Тогда было очень трудное послевоенное время. Тысячи людей не имели никакой работы, а значит, вынуждены были не жить, а выживать, простаивая в очереди за бесплатной похлебкой и ночуя, где придется. Ну, а в ответ я неожиданно, даже для самого себя, предложил ей стать моей женой. Однако, сказав эти слова, я в них сразу поверил сам и горячо стал убеждать Джудит. А доводы нашел. У меня была работа и по тем временам вполне приличная зарплата, я снимал квартиру в небогатом, но достаточно благополучном районе. Были у меня и кое-какие накопления. Я ведь воевал, мне были выплачены некоторые деньги, ну, это-то вы должны знать.

Я кивнула в знак согласия.

– И она сразу согласилась? – спросила я.

– Нет, не сразу, но я ее убедил, предложив зарегистрировать наш брак в мэрии, а если все пойдет хорошо, тогда уж и обвенчаемся, и свадьбу сыграем по всем правилам.

– Так и было?

– Да, на следующий день, после посещения мэрии Джудит переехала ко мне и навсегда оставила работу. Впрочем, после того как она уговорила меня сыграть на бирже, используя часть накопленных мною денег, все в нашей жизни пошло немного по-другому, да вы это и сами понимаете.

– А та свадебная фотография когда была сделана? – спросила я, и мне это было действительно любопытно, поскольку на том снимке Джудит выглядела старше и вообще иначе, словно это была другая женщина.

– Так уж получилось, что венчание и свадьба несколько запоздали, мы ее отыграли, когда прожили уже восемь лет.

– Тогда понятно, – улыбнулась я.

Дальше Джим Стонер рассказывал, как они с Джудит постепенно выбирались из нищеты, как купили этот дом, как радовались ему и старались сделать его уютным. Я понимала, что эти воспоминания ему сейчас очень важны, да и мне, если честно было интересно, я словно читала никем пока не написанный роман.

Расстались мы уже после полудня. Я поблагодарила Джима за гостеприимство и интересный разговор, обещала, что еще буду его навещать и держать в курсе событий, он пытался заплатить мне за работу, но поскольку на решение его конкретной задачи я времени почти не потратила, ни о каком гонораре не могло быть и речи. На том мы расстались.

 

Версия

Ари мне не звонил, значит, ничего пока не произошло. Поэтому, не заходя в свою контору, я поехала в полицейское управление, чтобы обсудить с Эриком Катлером все, что мы на сегодня узнали. Мои поездки, встречи и разговоры постепенно помогли мне кое-что понять. И у меня, наконец, появилась версия, в которую прекрасно укладывались все события, единственное чего я не могла сказать точно – это имя преступника и его адрес. Но кое-какие соображения у меня появились и на этот счет.

На всякий случай я позвонила Эрику Катлеру, чтобы убедиться, что застану его на месте. К счастью, все было именно так, как мне было нужно. Но я поняла, что мой звонок был не лишним, когда, поднявшись на седьмой этаж, почувствовала запах кофе.

– Приветствую вас, коллега, похоже, начинается работа, – в голосе комиссара появились знакомые интонации, предвещающие финал очередной запутанной истории.

– Пока это работа воображения, – внесла я свою долю скепсиса.

– Ваше воображение, основанное на гениальной интуиции, является катализатором наших, прежде всего, моих мыслительных процессов – бодро возразил мне Эрик Катлер.

– Звучит как формулировка нового закона. Я бы назвала его так: Закон о неизбежности раскрытия преступлений путем использования фантазий Мэриэл Адамс и интеллекта полицейского комиссара Эрика Катлера – не сдержавшись, я откровенно рассмеялась.

– Красиво, черт возьми, получилось! – Подхватил Катлер. – Но сначала мы выпьем по чашечке кофе, чтобы привести в рабочее состояние комиссара вместе с его мозгами, поскольку упомянутый комиссар почти не спит вторые сутки.

– Святое дело, – согласилась я.

Какое-то время мы действительно молча пили кофе. Впрочем, это было совсем недолго.

Наконец, комиссар заговорил:

– Вы сказали, что готовы предложить свою версию, а я бы очень хотел ее выслушать, поскольку и у меня есть соображения. Что-то мне подсказывает, что наши версии вряд ли будут противоречить друг другу.

– Но сначала я хотела бы задать вам один вопрос: мы знаем, что запечатанную в этом пресловутом втором конверте часть завещания видел только Яков Шефнер, так?

– Да, именно так.

– Есть вероятность того, что этот текст видел еще кто-нибудь?

– Вероятность есть всегда, другое дело, насколько она велика.

– Ну и насколько?

– Думаю, что незначительно. Шефнер не станет никому показывать документ, если это не положено по закону. Эта особенность характера фактически его кормит. Да и зачем? Теоретически ему могут предложить взятку, но для того, чтобы заплатить за эту информацию достаточно серьезные деньги, нужно иметь о ней представление. Но если уже есть это представление, то зачем платить? Так что, скорее всего, кроме Якова Шефнера, никто содержание этой части завещания не знает.

– Он сам и печатал этот документ?

– Конечно. Так положено по закону в подобных случаях.

– Я знаю, как положено, но меня интересует, как это было на самом деле. Я знаю случаи, когда этим правилом пренебрегают.

– Вы, коллега сегодня что-то не похожи на себя. Неужели вы верите, что Джудит допустила бы подобное нарушение? Ведь она наверняка жестко все проконтролировала.

– Да, вы правы. Просто хотелось отсечь все случайности. А теперь давайте сведем воедино все, что мы знаем. Итак, с достаточно большой долей вероятности мы можем предположить, что покушение на Джима Стонера совершил человек, который знал о существовании акций и считал, что сможет до них добраться после того, как уберет со своего пути старика. Вы согласны со мной?

– Ну, если речь идет о вероятности, то мне нечего возразить.

– Таким образом, – продолжила я свои рассуждения, – мы получаем некое противоречие: С одной стороны, Ронен Критц получил бы акции в случае смерти Стонера, но он не знал о завещании своей матери, кроме того, он вряд ли бы совершил убийство, да еще таким способом, впрочем, это мое мнение, а не факт. С другой стороны, Яков Шефнер знал об этой части завещания, но смерть старика ему ничего не давала, скорее даже наоборот, ведь за управление акциями он получает свой процент только, пока жив Джим Стонер. Мы и так заходим в тупик, а тут еще происходит второе покушение.

– Да, уж… – вздохнул комиссар.

– Хочу обратить ваше внимание еще на один нюанс. Создается впечатление, что первое преступление было продумано хуже. Почтовый фургон не удалось как следует разогнать, Стонер успел заметить машину и отскочить. Похоже, убийца действовал на удачу. Ему казалось, что он мало, чем рискует. Второе преступление явно было спланировано лучше, тщательней. Убийца назначает жертве свидание в ресторане, который расположен у самого шоссе, на окраине города рядом с национальным парком. Туда можно доехать на автобусе, или на такси. Он знает, что у Этти нет машины. Он договаривается с ней встретиться прямо в ресторане. Подозрительная подробность, но по какой-то причине, Этти не обращает на нее внимания, ну и вряд ли она опасалась за свою жизнь. Да и с чего бы? Он выясняет расписание автобусов и звонит женщине в ресторан, чтобы отменить свидание, в такое время, когда она не сможет сесть на автобус сразу, как только выйдет из ресторана. Он знает, что она либо будет ждать на остановке, либо вызовет такси. Кроме того, я думаю, что убийца уже знает тот факт, что некий таксист в это время ужинает и ставит свою машину возле дома, а, значит, нет необходимости угонять случайную машину. Вот так все и получается. Врачи считают, что, если к Этти Саротти вернется сознание, это будет чудом, особенно, если вернется память, амнезия – это самое легкое последствие тех травм, которые она получила.

– Вы считаете, что пригласил Этти в ресторан хорошо знакомый ей человек?

– Ну, посудите сами, разве женщина согласилась бы сама добираться за город на автобусе для свидания с незнакомым человеком?

– Я не понимаю, как она согласилась на таких условиях встретиться и со знакомым, – в голосе комиссара опять появились ворчливые нотки.

– Не знаю, как этот таинственный кавалер объяснял Этти необходимость подобной встречи, но, думаю, что ее все это тоже устраивало.

– Почему вы так думаете?

– Милена мне рассказала, что Этти по какой-то причине скрывала своего поклонника. Если она права, то встреча, подготовленная таким образом, могла ее устроить.

– Может, он женат?

– Милена говорит, что это исключено, и я с ней согласна.

– Мне остается поверить в очередной раз вашей интуиции. Но что тогда?

– Есть разные варианты, но давайте все же сначала разберемся с фактами.

– Согласен.

– Итак, будем считать, что мы знаем: есть некий человек, который заманил Этти Саротти в ловушку и пытался убить, и это, между прочим, ему почти удалось. Теперь нужно выяснить, зачем он мог это сделать, и почему это ему удалось?

– То есть, мотив и возможности?

– Вот именно! Начнем с мотива, этот человек не наследник Этти, у нее одна наследница, которая имеет алиби, да и маловероятно ее участие в подобном преступлении. Единственным вероятным мотивом для убийства мне видится желание некого субъекта избавиться от опасного для него свидетеля.

– Вы предполагаете, – тут же включился в мои рассуждения комиссар, – что Этти располагала информацией, опасной, для этого, как вы выразились, субъекта?

– Или он так считал, по какой-то причине, – осторожно согласилась я

– И что же это могла быть за информация? Я вижу, что у вас есть версия.

– Вот тут мы должны вспомнить о первом покушении. Мы знаем, что от смерти Стонера выигрывали два его наследника: сын его покойной жены Ронен Критц и его племянница Этти Саротти. Мы считаем, что эти наследники к покушению не причастны, поскольку, во-первых, не знали о своем предполагаемом наследстве, во-вторых, у каждого из них есть алиби, подтвержденное весьма солидным количеством свидетелей. Идем дальше. Тогда, быть может, наш господин икс знал об этом наследстве и имел возможность до него добраться?

– Ну, человека, который точно знал все об этом наследстве, мы знаем, однако, как он мог бы до него добраться?

– Став, например, мужем симпатичной вдовы.

– А что? Он – вдовец. Вполне мог бы претендовать на такую роль. – подхватил мою мысль Катлер.

– Правда, Этти не слишком откликалась на его ухаживания, как мы знаем из слов ее дочери.

– Интересно, почему… – Эрик Катлер, похоже, вполне искренне удивился.

– Господи, комиссар! Это-то как раз вполне можно понять, ведь он ей в отцы годится! – воскликнула я.

– Ну, пожалуй, – комиссар смутился, – однако представить себе, как он угоняет почтовый фургон…

– А почему мы считаем с самого начала, что преступление совершает и замышляет один и тот же человек?

– Вы думаете о сообщнике?

– Или наемнике?

– Интересный подход, который в какой-то мере объясняет некоторые моменты.

– Ну, так что вы думаете о моей версии?

– Логика в ваших рассуждения присутствует, но что с доказательствами? Мы же не можем обвинить человека в преступлении, только потому, что он обладал по долгу службы нужной информацией и имел статус вдовца, а ведь если выделить из ваших рассуждений чистые факты, то больше ничего нет.

– Да, это верно, но я вот о чем подумала, если мы не заблуждаемся, то факт возвращения к жизни Этти Саротти не может не спровоцировать преступника на новое преступление.

– Поэтому мы и приняли все возможные меры для обеспечения безопасности Этти в больнице. – заметил комиссар.

– Вы уверены, что ваши меры гарантируют стопроцентную безопасность?

– Ничего стопроцентного не существует в природе, – философски заметил Катлер и задумался. Затем продолжил, – человек с оружием в комнату, где находится пострадавшая, не проникнет, а вот человек со шприцем? Мы, конечно, договорились с администрацией центра Бермана, что они будут использовать для ухода за нашей подопечной постоянный состав врачей, сестер и сиделок. Но кто может поручиться, что никого из этих людей нельзя купить? Я уже не говорю о существовании всяких других причин, которые могут заставить кого-то из медперсонала действовать в интересах преступника.

– И поэтому я подумала: лучше бы нам знать, когда этот господин икс решит перейти к действиям.

– Я согласен, что лучше, но каким образом мы можем об этом узнать?

– А это может быть только в том случае, если мы сами эти его действия спровоцируем.

– Что ж это действительно мысль. Вы правы, – комиссар опять погрузился в раздумья, – ну так может, попросим вашего друга Дэвида дать в его газете некую полезную для нашей затеи информацию? А за его газетой могут и другие…

– Вы читаете мои мысли, – улыбнулась я.

Я тут же позвонила Дэвиду и попросила его приехать в управление.

– Но я на работе, – возразил мой друг, занимаясь, видимо, чем-то очень важным в редакции своей газеты.

– Скажи своему шефу, что здесь ты получишь сенсационный материал, – подсказала я ему простое решение.

– И это правда?

– А ты решил, что я учу тебя врать начальству?

 

Ловушка

Уже на следующий день в газетах и в сети появилась сенсация: «Этти Саротти пришла в себя и узнала свою дочь. Она пока не сообщила ничего существенного для следствия, и еще неясно, помнит ли она события, которые предшествовали несчастью с ней, но сейчас она находится под действием специальных препаратов, после использования которых, как утверждает ее лечащий врач, сможет уже завтра утром дать показания. Комиссар Катлер, ведущий это расследование, находится в больнице и будет ждать нужного момента, поскольку придает показаниям потерпевшей большое значение. Он заявил прессе, что Этти Саротти, возможно, даже назовет имя преступника».

Этот текст мы запустили с такого момента, чтобы у нашего господина икс было время для придумывания плана, но чтобы его не хватило для того, чтобы этот план стал безупречным.

Все было подготовлено и на предполагаемом месте преступления. В реанимационной палате стояли две ширмы, они там стояли постоянно. Их только чуть отодвинули от стены, за этими ширмами находился человек, хорошо подготовленный к нападению на преступника в условиях ограниченного пространства, он был вооружен специальным пистолетом для усыпления животных. Камеры слежения тоже установлены в этой палате постоянно, и к ним привыкли, изображение идет на монитор в кабинете дежурного врача, о чем, разумеется знают все. Присутствие в этом кабинете комиссара после сообщений прессы тоже выглядело вполне логично. Вообще все, что делалось в больнице, делалось вполне открыто. Разумеется, это не касалось спрятавшегося за фирмой оперативника. А вот наблюдение за домом и конторой Шефнера велось с большой осторожностью.

Мы понимали, что все ожидаемые нами события были всего лишь вероятны, но с другой стороны, мы надеялись, что поставили преступника в такие условия, в которых он побоится бездействовать, слишком многое для него решали, по нашим предположениям, показания Этти.

Из сотрудников больницы в наши планы был посвящен только лечащий врач, который, по нашей просьбе, согласился ответить на некоторые вопросы журналистов.

Среди представителей прессы, правду знал только Дэвид, который и поднял волну в СМИ.

Еще нам пришлось открыть суть нашего плана Милене, с которой мы взяли слово, что она не расскажет о том, что ей стало известно даже Артуру.

Пришлось до следующего дня не пускать в палату к Этти и Руже, но он, тем не менее, не захотел уехать из больницы и расположился в вестибюле центра, недалеко от приемного отделения.

К вечеру все участники этой операции были в состоянии охотничьего азарта. Но шли минуты, часы… А ничего не происходило.

Как ни странно, первую информацию мы получили от полицейского детектива, который вел наблюдение за домом Шефнера. Он сообщил, что в десять часов вечера из подъезда вышел секретарь адвоката, в руках которого был небольшой чемоданчик. Судя по всему, сам Шефнер остался дома, в его окнах горел свет. За машиной, на которой уехал секретарь, легко организовали наблюдение, вскоре стало понятно, что молодой человек направляется в аэропорт. В аэтопорту его уже ждал другой детектив.

Но от наблюдений за секретарем Шефнера нас отвлекли события, развернувшиеся в реанимационной палате. За всем, что там произошло, мы с комиссаром наблюдали по монитору в кабинете дежурного врача. Вместе с нами был и лечащий врач Этти.

Время уже приближалось к полуночи, когда мы увидели, что в палату вошел довольно крепкий молодой человек, одетый в белый халат и докторскую шапочку. Лицо его было скрыто маской, но так и было положено заходить в реанимационный блок. Полицейский за ширмой, подал нам знак, что все видит и готов к необходимым действиям.

– Это ваш сотрудник? – спросил комиссар доктора, указывая на монитор.

– Я его не узнаю, – неуверенно ответил тот, – да и не должен был никто из нашего персонала сейчас туда входить. Сиделку мы вызвали от пациентки пять минут назад, как и договаривались. Это уже была вторая ее отлучка.

В это время неизвестный уверенно подошел к шкафчику с медицинским оборудованием. Было видно, что он быстро отыскал то, что ему было нужно. Когда он повернулся в сторону камеры, мы увидели у него в руках шприц. Такой наглости, самоуверенности и наивности никто просто не ожидал. Впрочем, все задуманное сработало как часы. Не успел объект сделать шаг в сторону кровати, как из-за ширмы показалась рука с пистолетом. Выстрела слышно не было, но мы увидели, как человек в белом халате покачнулся, глаза его удивленно округлились, хотя, возможно, мне это показалось. Полицейский успел его подхватить и аккуратно уложить на пол. Затем появились еще двое полицейских с носилками. Так что в управление подозреваемый был доставлен в спящем состоянии.

Мы дождались того момента, когда в палату вошла Милена, и только после этого вздохнули с облегчением. Что ж теперь можно отправляться отдыхать до утра. Но в это время на связь с комиссаром вышел детектив, который вел секретаря Шефнера. Я видела по выражению лица Катлера, что произошло что-то неожиданное.

– Я еду в Аэропорт, – устало проговорил Эрик Катлер, – молодой человек попытался пересечь границу с фальшивыми паспортами.

– И сколько при нем было паспортов? – удивилась я.

– Пока мне сообщили о двух.

– Он что же оба предъявил на паспортном контроле? Или его обыскивали?

– Нет, похоже, не то и не другое, но подробности я смогу узнать только на месте. Вас подбросить домой, или, может…

– Конечно, я поеду с вами.

 

Беглец

По дороге я думала о секретаре Шефнера. Невольно вспомнила и своего Ари. Я подумала, что секретарь больше всех подходит на роль сообщника. Но в момент, когда над его патроном нависла угроза, а в этом я уже почти не сомневалась, он пытается бежать. А, может, это часть их общего плана? Все-таки смысла в этом побеге я не видела. Но было очень интересно, как он будет объяснять свой поступок? Впрочем, скоро мы все узнаем.

В аэропорту нас встретил полицейский детектив и провел в кабинет начальника паспортной службы, где пока и находился задержанный.

Да, все оказалось даже интереснее, чем я могла предположить. Я впервые рассмотрела секретаря Якова Шефнера, хотя видела его пару раз в кабинете адвоката, но там я его просто не замечала. Ему было на вид лет 30. Высокий стройный, спортивный. Очень приятное, даже можно сказать красивое лицо. Оказалось, что при нем было не только два паспорта. В чемоданчике, с которым он вышел из квартиры своего шефа была обнаружена большая сумма денег. Как он собирался провезти ее? Ведь на таможне ему пришлось бы объяснять, зачем он везет столько наличности. Но самое интересное нам рассказал чиновник, который проверял его паспорт. Оказывается, второй паспорт у этого бедолаги лежал в том же кармане, что и тот, который он собирался предъявить, и он их вытащил вместе, второй просто зацепился за обертку первого, и получилось так, что один оказался у него в руках, а второй на столе. На обоих документах была фотография одного и того же человека, при этом фамилии были разные и, как мы теперь понимали, совсем не совпадали с настоящей фамилией того, кто был на фотографиях. Все это было более чем странно, это было похоже на неподготовленное спонтанное бегство в состоянии паники. Значит, все же этот человек и был сообщником, иначе, что его так напугало? Но кого же задержали в больнице? Два сообщника для этого дела – явный перебор. И вдруг у меня словно что-то щелкнуло в голове.

– Комиссар, – тихонько обратилась я к Катлеру, – а за Шефнером кто-то еще наблюдает?

– Конечно, но он дома, никуда не выходил.

– Попросите кого-нибудь наведаться в его квартиру.

– Но… Ладно. – к счастью, как потом оказалось, комиссар и в этот раз поверил моей интуиции.

Допрос начал следователь из пограничной службы, поскольку дело пока не получило статус криминального.

– Назовите свое настоящее имя – обратился он к человеку, который для нас все еще оставался просто секретарем адвоката Якова Шефнера.

– Фрэд Стафс, – отвечая, он почему-то посмотрел в мою сторону.

– Как вы можете объяснить наличие у вас фальшивых документов?

– Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы.

– Вы хотите пригласить своего адвоката?

– У меня нет адвоката, – усмехнулся Стафс, – смысл его усмешки нам был вполне понятен.

Я поняла, какую тактику он избрал, и было ясно, что ничего интересного мы здесь сейчас больше не услышим.

В очередной раз зазвонил телефон комиссара. Он слушал, и было видно, что информацию, которую ему сейчас сообщали нельзя назвать приятной.

– Господа, – обратился Эрик Катлер к пограничникам, тон его был официальным и мрачным. – Находящийся здесь господин Стафс подозревается в ограблении квартиры господина Шефнера и в покушении на его жизнь. Криминальная полиция Сент-Ривера просит передать задержанного под опеку центрального полицейского управления, для продолжения расследования по этому уголовному делу. Все необходимые документы будут вскоре доставлены курьерской службой.

И тут секретарь сломался: он закрыл лицо руками и заплакал, такого мне еще не приходилось видеть, и в этот момент я готова была его пожалеть.

Нам пришлось подождать, пока из управления привезли необходимые бумаги. Затем Стафса увезли. Но предварительно он подписал протокол, в котором, кроме описания состоявшегося не слишком продуктивного допроса, было зафиксировано желание задержанного сотрудничать со следствием.

– Ну, увидев деньги, я тоже подумал о таком варианте, – проговорил Катлер, когда мы расположились в его джипе. – но мне кажется, коллега, что ваша версия более детальная. Хотелось бы узнать ее до серьезного разговора с господином Стафсом.

– Конечно, разумные люди отложили бы разговор до утра, – ответила я, – но мне все равно нормально не уснуть, так что надеюсь на кофе и дельный разговор в вашем кабинете.

– Нет никаких возражений, ни против кофе, ни против разговора, – улыбнулся комиссар.

 

Ошибка

Через полчаса мы уже сидели в кабинете комиссара, пили кофе и пытались выстроить из всех имеющихся фактов непротиворечивую и логичную картину совершенных преступлений, их причин и последствий.

– Итак, я хотел бы знать, какая мысль заставила вас вспомнить о Шефнере именно в тот момент? – начал разговор Эрик Катлер.

– Именно в этот момент я догадалась, что секретарь адвоката, а не сам Шефнер и есть тот загадочный поклонник Этти Саротти, о котором мы так много думали и говорили.

– Но он лет на десять моложе ее!

– Вот именно! Это и смущало Этти! Она ему попросту не верила, хотя его ухаживания ей льстили. Понимаете, я в этот момент вспомнила разговор по телефону, который происходил на моих глазах в Стэрленде в день помолвки Милены и Артура. Конечно, она тогда говорила именно со Стафсом. Когда я это поняла, все сразу выстроилось в моей голове во вполне логичную версию событий, не вписывается в нее сейчас только человек, которого задержали в больнице, но, возможно, сейчас общими усилиями мы и этому факту найдем объяснение.

– Что ж, давайте попытаемся, – согласился со мной комиссар.

– Вернемся к мотиву и возможностям, – начала я свои рассуждения, – мотив очевиден – деньги. Стафс мне кажется представителем любопытного сочетания психологических типов. Он – неудачник. Это, надеюсь, не требует комментариев. В его возрасте должность секретаря с заработком, не позволяющем ему даже снимать приличное жилье, ведь он живет в дешевом пансионате какого-то благотворительного фонда, так?

– Да, – поддержал меня Катлер, – с этим я согласен.

– Но он обладает привлекательной внешностью, видимо нравится женщинам. Поэтому в нем есть все черты потенциального брачного афериста. Возможно, я в чем-то ошибаюсь, но мне кажется, что события развивались так. Он знал, как минимум, о наличии второго конверта с завещанием Джудит Стонер, не мог он не знать об акциях, ведь фирма Шефнера осуществляла управление ими. Десять лет назад, все это, возможно, было для него лишь любопытным фактом. Но умирает сестра Джима Стонера. Джим в это время слегка приболел и не мог приехать на погребение, он просит своего адвоката передать некую сумму наличными дочери своей сестры, на которую ложатся все хлопоты по организации похорон. Понятно, что с этим поручением в Стэрленд едет именно Стафс. И тут он видит очень симпатичную вдову, не настолько пожилую, чтобы отказаться от ухаживаний за нею. Он понимает, что она наследница Стонера. Ничего не зная о сыне Джудит, он предполагает, что именно ей со временем достанутся весьма доходные акции, но нужно понимать, что ему, даже без акций, дом Стонера и его счет в банке кажутся богатством. Он начинает обхаживать Этти. Он уверен в своей неотразимости, но не понимает, что его молодость и привлекательность в представлениях такой женщины как госпожа Саротти – не достоинство, а безусловный недостаток. Однако Этти льстит его внимание, и она не спешит решительно отвадить нежданного поклонника. Она принимает какие-то знаки его внимания, возможно, несколько раз встречается с ним, но скрывает свои романтические приключения от дочери и ведет себя совсем не так, как рассчитывал Стафс. Что-то происходит в его жизни такое, что он не может уже просто спокойно ждать наследства. Ему необходимо было что-то предпринять, чтобы создать, спровоцировать нужные ему события. И еще, мы считали, что в дом к старику проникал только Артур, поскольку он сразу в этом признался. Однако, мне кажется, что там побывал и Стафс. Он действительно хотел убить старика, но не смог. Не такое это простое дело, как оказалось. Тогда не получилось даже покушения. Хотя, если принять во внимание сломанную ступеньку, то попытка все же была. Понятно, что доказать это сейчас будет трудно, но нам важно сейчас хотя бы понять. Думаю, что там на улице, возле моей конторы, было уже фактически второе покушение на Стонера. Оно не было хорошо продумано и спланировано, просто совпали некоторые моменты. Например, секретарь пришел к старику с каким-то поручением от своего шефа, но не застал его дома и видел, как тот входил в двери моей конторы. А на соседней улице стоял почтовик. Бог знает, что он подумал, но предпринял попытку. Он неудачник и его покушение было неудачным.

– Не думаю, что удача могла бы повернуться к нему лицом при таких обстоятельствах, – философски заметил комиссар.

– Если бы он на этом остановился, возможно, впервые в жизни ему бы повезло, поскольку ни мне, ни вам не приходило в голову подозревать в этом покушении секретаря адвоката, – попыталась пофилософствовать и я. – Да и кто вообще обращал на него внимание?

– Однако, следствие выясняет, что у Джудит был наследник посерьезнее, чем племянница Стонера. – заметил Катлер. – об этом пишут газеты, поскольку фирма «Экстроподиум» – это объект постоянного внимания прессы.

– Это не охладило, судя по всему, нашего альфонса. О том, что Этти все же упомянута в закрытой части завещания, Стафс не знает, хотя может и догадываться. Мог, к примеру, что-то случайно услышать. В любом случае, он продолжает свои ухаживания. А тут у госпожи Саротти много хлопот, связанных с предстоящей свадьбой, и ей надоели уже странные отношения, которые в ее понимании ни к чему не могут привести. Она просит молодого человека больше ей не звонить. Или как-то еще показывает ему свое решительное нежелание продолжать этот роман. Но ему и в голову не может прийти, что он ей просто неинтересен, он начинает думать, что она догадывается о его причастности к покушению на Стонера. Теперь он уже не о наследстве думает, он боится. Страх увеличивает его подозрения, он становится более настойчивым, а Этти это начинает просто раздражать. Тогда подозрения превращаются в уверенность. Страх перед разоблачением делает Стафса безжалостным и хитрым, он разрабатывает план устранения опасного свидетеля. Как все происходит, мы уже говорили, и я не думаю, что сильно ошибались на этот счет. Могу только добавить, что, скорее всего, Стафс уговорил Этти встретиться с ним для последнего разговора, после которого обещал оставить ее в покое. Когда вчера газеты сообщили, что Этти может заговорить, он впал в состояние, которое назвать паникой было бы слишком слабо. Мы думали, что убийца не остановится перед повторной попыткой, но мы не учли его характер, характер жалкого и трусливого ничтожества. В этом была наша ошибка. Сбить женщину угнанным автомобилем на загородном шоссе – это одно, а проникнуть в охраняемую больницу – это совсем другое. Он действительно не остановился перед еще одним преступлением. Ему ведь нужны были деньги. Яков Шефнер ему доверял, в меру, конечно, но об этих деньгах Стафсу узнать удалось. Как он расправился с Шефнером?

– Точно еще неизвестно, но, похоже, это отравление снотворным, адвокат жив только благодаря вашему внезапному озарению. Счет уже шел на минуты… Он в больнице… А кто же тогда был там в палате? Неужели он кого-то нанял?

– Комиссар, вам обязательно нужно подумать о писательской карьере, – усмехнулась я. Все, наверняка, гораздо проще и прозаичнее, боюсь, что утром вам придется извиняться. Если бы он, как вы говорите, кого-то нанял, то зачем бы ему убивать Шефнера и пытаться бежать с поддельными паспортами?

– Но что тогда в палате у Этти делал этот человек?

– Не мешало бы спросить его об этом, прежде, чем усыплять. Но мы все ждали там убийцу. Надеюсь, он нас поймет.

 

Подробности от убийцы

Конечно, все мои предположения, так уверенно изложенные полицейскому комиссару, могли опять оказаться ошибочными, но тогда вы вряд ли бы читали эти строки.

Остается кое-что добавить и уточнить. Начну с того, что ошибка полиции при попытке взять убийцу с поличным в реанимационной палате центра Бермана обнаружилась еще до того, как мы с комиссаром приехали из аэропорта в управление. Просто была ночь, и дежурный инспектор опоздал немного с докладом, в котором не видел ничего срочного. Поэтому молодой медик-практикант, дежуривший в эту ночь в соседнем с реанимацией блоке и заблудившийся в похожих коридорах типового здания больницы, проснулся на удобном диване в кабинете комиссара, где его ждали наши извинения, объяснения, а также кофе, бутерброды со всякими деликатесами и мои любимые миндальные пирожные. У него было прекрасное чувство юмора, поэтому он по достоинству оценил этот полицейский розыгрыш.

* * *

Я не присутствовала на допросе Фрэда Стафса, что я думаю вполне понятно читателю, но все, что он тогда рассказал, я могла узнать не только из протокола, но и из газет, которые проявили большой интерес к этому делу.

Мысль поухаживать за наследницей Джима Стонера действительно пришла в голову Стафса тогда, когда он познакомился с Этти в Стэрленде во время похорон ее матери. Он утверждал, что женщина действительно ему понравилась, и в тот момент он вовсе не думал о ее предполагаемом наследстве.

События приняли криминальный оборот, по словам Стафса, тогда, когда он был загнан в угол своими неудачами. Яков Шефнер в очередной раз отказался повысить ему жалованье, а, имея постоянную работу в течение более чем пяти лет, он потерял право пользоваться дешевой благотворительной квартирой. Для него это было серьезной проблемой. У него не было близких, которые могли бы его поддержать. Воспитанник приюта, Фрэд не умел толком распоряжаться даже тем минимальным доходом, который у него был. Кроме того, он не обладал ни сильным характером, ни твердыми моральными принципами.

В тот день, когда Стонер впервые пришел ко мне в качестве клиента, Стафс должен был доставить ему чек по поручению своего патрона. Сумма, проставленная на чеке, была сопоставима с годовым доходом секретаря Шефнера, и это было в день, когда в пансионате, где он жил, его предупредили о том, что он должен освободить комнату, которую занимал. На поиски новой квартиры ему предоставили не больше трех месяцев. Фрэд видел, как старик входил в мою контору и понимал, что ему придется подождать.

Ожидая, он подошел к киоску и рассматривал там витрину. Поскольку он ничего не покупал, продавец его не заметил. Обычный киоск, где можно купить пачку сигарет, зажигалку, или жевательную резинку. Он находится на углу, где от нашей улицы отходит небольшой переулок, со стороны которого и подъехал почтовый фургон. Стафс увидел выходящего из дверей конторы Стонера и открытую дверцу фургона одновременно. Решения, как он говорил, никакого не было, он действовал как под наркозом. Потом раскаивался, но признаваться не пошел, боялся. Он утверждал во время следствия, а потом и во время судебного разбирательства, что не думал ни о каком наследстве, что им руководила только обида на свою несчастную судьбу. Но я не отказалась от мысли, что на старика он покушался дважды, поэтому считаю, что у него просто был хороший опыт работы у очень толкового адвоката. Он понимал, что такие показания делают его первое покушение не преднамеренным, а совершенным по действием депрессивного состояния и неконтролируемых эмоций. Что касается второго покушения, мои догадки оказались довольно близкими к истине, во всяком случае, в изложении обвиняемого.

Суд учел раскаянье преступника, его жизненные обстоятельства и тот факт, что ни одно из его преступлений не имело фатального исхода. Приговор был сравнительно мягким, его не усугубила даже покупка фальшивых документов, которые оказались настолько топорно сделанными, что их просто не приняли в расчет, как мне показалось.

 

Лирическое послесловие

Это послесловие адресовано тем читателям, которым не безразличны человеческие судьбы, переплетенные в клубке описанных выше событий. Тем, кому не хочется ставить точку в этом повествовании, не узнав о том, что же случилось потом с участниками этих драматических событий.

* * *

Начну с себя, поскольку то, что вы сейчас прочитали – моя первая литературная проба. Моим первым читателем был мой друг Дэвид Сомс.

– Знаешь, что вызовет недоверие читателей, – спросил он, дочитав мое творение до конца.

– И что же? – приготовилась я отражать его язвительные замечания по поводу моих литературных способностей.

– Преуспевающий адвокат и частный детектив ездит то на автобусе, то на поезде, неужели не может обзавестись хоть каким-нибудь автомобилем?

– Но ты же знаешь, что усадить меня за руль можно только под дулом пистолета, у меня хроническая автофобия!

– Я-то знаю, но ведь читателю это неизвестно.

Так вот, объясняю. Я могу позволить себе купить автомобиль и даже не самый плохонький, но тогда мне нужно будет нанимать еще и шофера, а это уже слишком большие расходы для моего пока еще не настолько процветающего бизнеса. Поэтому я пользуюсь услугами общественного транспорта, а иногда меня избавляют от этой необходимости мои друзья: журналист Дэвид Сомс и полицейский комиссар Эрик Катлер.

* * *

Этти Саротти пришла в себя через неделю после того, как Фрэд Стафс начал давать показания. Амнезии у нее не было, если не считать того факта, что она совсем не узнала человека, который был у ее постели в этот важный момент. Мой проницательный читатель уже догадался, что это был Патрик Руже.

Я навестила госпожу Саротти в больнице уже тогда, когда к ней вернулась способность не только говорить, но и улыбаться. Она была еще очень бледной, коротко подстриженные волосы пока не отрасли, но при этом она казалась помолодевшей лет на десять.

– Вы знаете, Милена с Артуром решили отложить свою свадьбу на целый год, – сказала мне она после обычного диалога с обменом приветствиями и вопросами о самочувствии.

В голосе явно проступали грустные интонации.

– Но доктор говорит, что вы вряд ли раньше сможете самостоятельно ходить, – возразила ей я, – ваши дети хотят, чтобы это была настоящая красивая свадьба, чтобы вы могли не только присутствовать на ней, но и танцевать.

Это была не единственная причина. Милена призналась мне по секрету, что они надеются через год отыграть сразу две свадьбы.

* * *

Когда Джим Стонер опять появился на пороге моего кабинета, я невольно внутренне напряглась, но, увидев, что он улыбается, поняла, что он зашел ко мне в этот раз не в качестве потенциального клиента.

– Вот зашел поделиться своей радостью: еду в гости к сыну.

Он сказал: не «к сыну моей покойной жены», а просто «к сыну». Я поняла, что не ошиблась в этом молодом человеке.

– Я очень рада за вас и за Ронена, я уверена, что ему тоже не хватало отца.

– Он приезжал ко мне в гости, – в глазах старика заблестели слезы. – Разве у моей Джудит мог родиться плохой мальчик? А как он на нее похож!

* * *

Это дело было не первым в моей детективной практике. Возможно, оно было и не самым удачным, но именно оно заставило меня попробовать себя в роли автора. Мне захотелось не только рассказать о своей работе, но попробовать объяснить читателям, а заодно и себе, что все в этом мире связано, что, рано или поздно, за каждое свое решение, за каждый свой поступок человеку приходится отвечать. Я говорю сейчас не только о Фрэде Стафсе. Кто знает, появилось бы в моей практике дело о покушении на хозяина старого дома, или нет, если бы Джудит призналась своему мужу в том, что у нее есть сын?

 

Еще одна загадка

Когда я поставила последнюю точку в этом повествовании, я была уверена, что независимо от судьбы написанного мною произведения, я к нему больше не вернусь в качестве автора. Но жизнь иногда любит показывать нам, что мы над ней не имеем власти.

Через год я получила приглашение на свадьбу. Точнее, как и планировали Милена и Артур, это были две свадьбы.

Приглашены были и мои друзья.

Ну и что? – скажете вы. Стоило ли на это сообщение тратить время и бумагу? Не спешите отмахиваться от меня, если у вас хватило терпения дочитать до этих строк.

И я, и мои друзья решили принять это приглашение. Свадебную церемонию проводили в католическом соборе, оказалось, что оба жениха католики. Все было очень торжественно и трогательно, невесты были красивы, женихи светились счастьем, и можно было бы об этом вообще не рассказывать, если бы не мелочь. Когда все гости оказались за великолепным свадебным столом, вдруг обнаружилось, что пропал один из женихов. Все видели, как Патрик Руже стоял у алтаря, кое-кто помнил, как он вместе со своей женой поднимался по ступенькам ресторана, принадлежащего Артуру, а именно там и был накрыт праздничный стол. Но куда он исчез уже в зале этого же ресторана, никто не мог сказать. Понятно, что тревожиться стали не сразу, а тогда, когда его отсутствие уже нельзя было не замечать.

Нам с комиссаром пришлось взять на себя расследование этого странного происшествия, ну не вызывать же на свадьбу следственную бригаду!

Сначала, естественно, мы стали расспрашивать Этти.

– Мы вошли сюда вместе, – уверенно сказала она, – но затем мне показалось, что Патрик кого-то увидел...

– Среди гостей? – спросил комиссар.

– Нет, он смотрел в сторону стола, а там суетились официанты, – произнесла Этти, но уверенности в ее голосе, как мне показалось, не было.

Теперь нам мог помочь только Артур. Мы надеялись, что, во-первых, своих официантов он знает, а во-вторых, сможет организовать все так, чтобы, не устраивая излишнего шума, мы могли бы с каждым из них побеседовать.

– Я, конечно, знаю своих ребят, – заверил нас Артур, – могу прислать их вам по одному, но…

– Посмотрите, для начала, все ли на своих местах, – попросила я.

Вскоре это было проверено, и оказалось, что никто не исчез. Никто из них не вел себя подозрительно. Все четко выполняли возложенные на них обязанности.

Этти уже начала нервничать, Милену пришлось отправить к гостям, чтобы не дать распространиться ненужным разговорам, хотя кое-кто уже начинал подходить к нам с вопросами. Мы вынуждены были сказать, что Патрик неважно почувствовал себя, переволновался, но скоро обязательно вернется к своей жене и к гостям.

Тогда мы стали по одному опрашивать всех, кто сегодня обслуживал это так хорошо начинавшееся торжество.

Я не буду описывать вам все эти беседы, поскольку они оказались совершенно безрезультатными. Никто, не разговаривал с Патриком, никто не видел, чтобы он выходил из здания. Конечно, были осмотрены все помещения, в которые он мог бы заглянуть, правда, никто даже не задал вопроса, а зачем ему туда заглядывать, и почему бы ему оттуда уже не вернуться?

Вы можете себе представить, как чувствовала себя Этти. Она уже не могла оставаться на виду, и я увела ее в небольшую комнату, которая, видимо, выполняла роль кабинета Артура.

Милена принесла нам туда напитки и что-то на тарелках, но нам было не до еды.

Впрочем, там было хотя бы тихо, и я, наконец, смогла сосредоточиться.

Сначала я заговорила просто для того, чтобы как-то успокоить, если это было вообще возможно, госпожу Руже.

– Вы ведь не думаете, что он мог попросту сам куда-нибудь сбежать? – задала я неприятный вопрос и сама же отметила его бессмысленность, – сбегают женихи до церкви, или, если уж совсем не повезет, из церкви, но чтобы после?

– Конечно, нет, – отозвалась Этти, скорее всего, просто, чтобы не молчать.

– Еще нелепее было бы предположить, что Патрика похитили, – продолжила я свои рассуждения.

– Но его нет! – Воскликнула Этти, видимо, ей мое второе предположение показалось более вероятным.

Мне вдруг расхотелось продолжать свои размышления вслух, так как они, по идее, дальше могли быть все более мрачными.

Поэтому я задала себе вопрос, а что, собственно, я знаю об этом человеке? И я вспомнила тот день, когда увидела его впервые. Он тогда выглядел очень уставшим. Стоп! Но почему? Народу в «Биг роад» было немного, никаких неприятностей внутри ресторана тоже тогда не случилось. Конечно, он мог бы переживать случившееся на шоссе, но Руже выглядел не столько подавленным, хотя и веселым его нельзя было назвать, сколько именно больным! Но, если бы он действительно заболел, то на следующий день вряд ли бы отправился в центр Бермана, чтобы справиться о состоянии здоровья незнакомой ему женщины. А даже, если бы и способен был на такое, я помню, что в больнице он выглядел вполне здоровым.

Впрочем, он пригласил нас с комиссаром в кабинет, и там через некоторое время уже выглядел значительно лучше.

– Послушайте, а как у Патрика со здоровьем? – спросила я.

– Ну, я не доктор, чтобы знать все до точности… – начала отвечать мне Этти, но я не дала ей договорить, поскольку уже чувствовала, что, пусть и не осознанно пока, но двигаюсь в своих мыслях в правильном направлении.

– Он никогда не говорил вам о своей аллергии?

– Да, вдруг оживилась госпожа Руже, у него есть такая проблема, он не переносит рыбу, для служащего ресторана это настоящая беда, но есть таблетки, нужно только не забывать их принимать.

– А сегодня на столе есть рыба?

– Наверное, как же без нее…

– А где он обычно держит свои таблетки? Наверное, не в кармане свадебного костюма?

– Нет… Господи, он ведь свадебный костюм одевал здесь в квартире Артура!

– Я думаю, нам стоит подняться в эту квартиру. У вас есть ключ.

– Нет, но я знаю, где он должен быть.

Мы поднялись на второй этаж, и тут же услышали, как кто-то, находящийся внутри квартиры тарабанит в дверь, судя по всему уже не только руками и ногами. Этти подскочила к двери.

– Патрик, это ты? – выкрикнула она.

Стук сразу прекратился.

– Этти, выпусти меня отсюда! – раздался голос Руже, – кто-то меня закрыл, я уже час тут торчу.

Ключ действительно висел на месте, и пленник был вскоре освобожден из своего заточения.

Мы все спустились к свадебному столу. Осталась неразрешенной только одна загадка, кто и зачем закрыл дверь квартиры, в которую Руже поднялся за своими таблетками.

Конечно же, он не на официантов посмотрел, он просто увидел на столе рыбу и вспомнил о своей аллергии.

Возможно, вам показалось, что все эта история испортила свадьбу и праздничное настроение, но это не так.

Это было недоразумением, досадным и какое-то время очень неприятным.

Но если бы вы видели счастливое лица господина и госпожи Руже, вы бы, возможно, как и я поняли, что у судьбы не бывает пустых проказ. Этти поняла, насколько ей действительно дорог человек, ставший ее мужем, не всем везет это понять в день свадьбы.

А Руже понял, что есть на свете женщина, которая очень им дорожит, и это именно та женщина, которую он полюбил. Кто знает, удалось бы ему поверить в свое счастье без этого забавного испытания?

О том, как мы догадались, где может быть пропавший жених, или точнее уже муж, я рассказала Дэвиду и комиссару в машине, когда мы ехали домой.

И мы всю дорогу смеялись, вспоминая разные забавные истории, которых в детективной практике тоже бывает предостаточно.

– Но кто же запер Руже в квартире, и как это получилось, – вдруг опять вернулся к тайне закрытой комнаты Дэвид.

– Я могу пока ответить лишь на второй вопрос, – начала рассуждать я, – понятно, что это будет гипотеза, но вполне вероятная. Руже, зная о своей слабости и о том, что на столе обязательно будет рыба, конечно, позаботился о лекарстве, чтобы не портить себе праздник. В суете приготовлений к венчанию оставил таблетки в кармане брюк, или пиджака от того костюма, который он сменил на свадебный. Увидев на столе рыбу, он вспомнил о своей проблеме и помчался наверх, собираясь выпить там лекарство и вернуться. В квартире три комнаты, он вошел в одну из них, а кто-то, тоже, возможно, что-то забывший в этой же квартире, зашел в другую комнату, не догадываясь, что он в квартире не один. И выходя, этот кто-то машинально закрыл дверь, поскольку ключ Руже, видимо, оставил в замке. Не обратить внимание, что дверь квартиры открыта и в ней торчит снаружи ключ, скорее всего, могла только Милена, но это уже самое смелое мое предположение.

А теперь я могу в этой истории поставить точку. Но только в этой.

 

Место происшествия

Некоторые люди притягивают события. Дэвид утверждает, что я тоже обладаю этим неоднозначным свойством. Прав он, или нет, я не знаю. Чтобы об этом судить, нужна более внушительная статистика. Как говорится: поживем – увидим. Но история, которую я сейчас хочу рассказать, в какой-то мере подтверждает его мнение.

* * *

Даже от самой интересной и любимой работы иногда хочется отдохнуть. Что значит отдохнуть? Прежде всего – сменить обстановку. В наше время это не так уж просто.

Я всего лишь хочу сказать, что все мы иногда любим поиграть в другую, отличную от повседневной, жизнь. Но игрушки у каждого свои: кто-то берет с полки исторический, или фантастический роман, кто-то погружается в виртуальный мир, кто-то крутит старые киноленты, а кто-то покупает старинный замок.

Конец недели был удивительно спокойным, и я решила уйти домой пораньше, полностью полагаясь на своего секретаря.

С секретарем мне очень повезло. Прекрасно знающий свое дело, молодой человек обладал еще и тем редким качеством, которое присуще только крайне малому числу служащих. Он умел содержать все в образцовом порядке и при этом быть абсолютно незаметным, появляясь именно в те моменты, когда его присутствие оказывалось необходимым. Единственное, что меня в нем раздражало, это его имя. Представляете? Его звали Авриэль! Впрочем, после непродолжительных пререканий мы решили, что я в исключительном порядке могу называть его просто Ари.

Ну, так вот, я была уже у двери, когда телефонный звонок заставил меня вернуться.

– Детективное агентство Мэриэл Адамс, – привычно отрапортовала я.

– Привет сыщикам и сыщицам!... – жизнерадостно прозвучало в ответ.

– Привет прессе! – узнала я голос Дэвида.

– Есть заманчивое предложение, отказы не принимаются.

– Надеюсь, ты не осмелишься предложить мне работу?

– Нет, уверен, мое предложение придется тебе по вкусу. Ты ведь слышала о замке Ферни?

– Знаю только, что его купил на аукционе какой-то денежный мешок: то ли Стоун, то ли Кроун...

– Верно! Роберт Кроун, он отреставрировал эту груду камней, обустроил всеми современными удобствами и теперь, похоже, почувствовал себя истинным аристократом...

– Любопытно, но...

Я хотела объяснить своему другу, что прошлое меня вовсе не интересует, я бы лучше поговорила о чем-нибудь относящемся к будущему, но Дэвид не дал мне развить мою мысль.

– Перехожу к сути: – перебил он меня чуть ли не на полуслове, – свой торжественный переезд из нормального жилища в это древнее, хоть и отремонтированное, историческое сооружение он решил отметить в лучших аристократических традициях. Мне удалось попасть в число приглашенных, а ты, надеюсь, будешь меня сопровождать.

– У меня были другие планы, – слегка слукавила я, – но, чтобы не жалеть об упущенной возможности, пожалуй, не стану отказываться от твоего любезного предложения.

– Рад это слышать, – я услышала усмешку в голосе моего друга, но решила не обращать на нее внимания, – я за тобой заеду завтра часов в шесть, тебе хватит времени, чтобы стать неотразимой?

– Вполне.

Какая женщина не хочет быть, прежде всего, красивой? Можно долго рассуждать о душевных качествах и об интеллектуальных способностях, но, если среди комплиментов, которые мы слышим в свой адрес, не будет ни слова о тех достоинствах нашей внешности, которые мы так стремились подчеркнуть цветом, формой и прочими ухищрениями полного набора одежды, прически и макияжа, ваши слова пролетят мимо нашего слуха, господа представители сильного пола.

Итак, вечер и полдня я посвятила необременительным, потому как приятным, хлопотам. Глянув на себя в зеркало примерно за полчаса до прибытия Дэвида, я поняла: время потрачено недаром.

Мой друг был, как всегда, пунктуален, и уже примерно в семь часов вечера мы въехали во внутренний двор величественного сооружения под названием «Замок Ферни». Впрочем, здесь нас приятно удивил факт существования прекрасного и вполне современного подземного гаража. Это внушало надежду на то, что гостеприимные хозяева, играя в исторические игры, тем не менее, не пренебрегли мелочами, которые обеспечивают вполне комфортное существование в древних стенах.

 

Действующие лица

Честно говоря, я думала, что гостей будет значительно больше.

Думаю, мне стоит поподробнее рассказать о некоторых присутствующих, поскольку они имели непосредственное отношение к тем событиям, ради которых я и затеяла свое повествование.

Представьте себе просторную комнату с неправдоподобно высоким сводом, с узкими и тоже достаточно высокими окнами, зарешеченными кружевной вязью, которую просто не поворачивается язык назвать решетками. На стенах живописные портреты каких-то толи далеких предков нынешних хозяев замка, толи его бывших владельцев, а может, вообще исторических знаменитостей, знание истории не входит в число моих достоинств. Вдоль стен удобные диванчики, обитые атласом очень приятной цветочной расцветки в голубых тонах, между которыми расставлены забавные кривоногие столики. Почти весь пол закрывает огромный серо-голубой ковер. В такой обстановке и представьте себе участников и свидетелей происшествия.

Итак, список действующих лиц:

Роберт Кроун – хозяин замка, на вид ему не больше пятидесяти, худощав, подтянут, даже спортивен. Старается казаться этаким практичным циником, но... (впрочем, это уже мое собственное впечатление, не подкрепленное никакими фактами).

Мишель Кроун – молодая жена хозяина замка. Очень хороша. К мужу, несомненно, сильно привязана,... по крайней мере, но возможно существование и более сильного чувства. Дэвид, конечно, не посчитал бы это фактами, но я доверяю своей интуиции.

Марика Кроун – вдова племянника хозяина. Красива и умна, говорят, это редкое сочетание, но в этой небольшой компании таких уже две. Причем, как это ни странно, мы сразу испытали друг к другу несомненную симпатию. Даже тот факт, что Дэвид пялился на Марику почти весь вечер, не изменил моего отношения к ней.

Морис Парр – банкир, миллиардер, страстный коллекционер портретной живописи. Думаю, его пригласили, чтобы показать коллекцию замка, но, скорее всего, он уйдет разочарованным. Даже мне, хотя мои знания в этой области весьма поверхностны, совершенно понятно, что полотна, развешанные на стенах этого архитектурного памятника, если и имеют некоторую ценность, так только для историков.

Доктор Карл Тарни – преуспевающий врач. Ему лет тридцать пять. Он очень мил и импозантен. Настойчиво ухаживает за молодой вдовой. Интересно, как к нему относится сама Марика? Красивая была бы пара.

Джим Сотти – этот явно не в своей тарелке. Интересно, каким образом он попал в число приглашенных? Типичный провинциал. Даже скорее житель деревни. Может быть, сын состоятельного фермера. Надо же! И этот не сводит глаз с Марики.

Это главные участники событий, ну, и мы с Дэвидом, конечно..

 

Морис Парр

Всего приглашенных было человек двадцать. Программа этого приема не отличалась ни оригинальностью, ни особым разнообразием. Нам показали несколько наиболее интересных и, главное, уже полностью отреставрированных комнат. Все они выглядели как павильоны для съемок исторических фильмов, впрочем, некоторый уют в них все же ощущался. Затем мы прошли в парадную столовую, где нас всех усадили за длинный стол, уставленный различными блюдами. Ужин, конечно, был великолепен, я никогда еще не видела на одном столе такого количества разных деликатесов. Описать это изобилие мне ужасно сложно, ведь многие блюда я видела вообще впервые и не знала, как, впрочем, и сейчас не знаю, их названия. Спасибо хозяйке, которая тактично и мило с мягким юмором и едва заметной иронией объяснила нам, что мы можем найти и в какой посуде. По крайней мере, я смогла понять, где тут рыба, где мясо, а где овощи. Но все, что я решилась попробовать, было вкусно.

Десерт и вино были поданы в ту комнату, которую я описывала выше. Очевидно, предполагалось, что именно в это время гости будут приятно общаться и обмениваться мнениями. Но общий разговор возник только тогда, когда большинство гостей, что называется, откланялись. Остались только те, кого я назвала действующими лицами, и мы с Дэвидом, разумеется. Причем, мы задержались только потому, что Марика о чем-то спросила Дэвида, который просто не мог ограничиться лаконичным и точным ответом, мне же пришлось слегка поморочить голову симпатичному доктору.

Начал разговор наш гостеприимный хозяин, считая, очевидно, что это его обязанность – развлекать гостей.

– Что вы скажете о портретной галерее замка? – спросил он Мориса Парра, – эти картины мы приобрели вместе со стенами, на которых они висят.

– Стены произвели на меня гораздо большее впечатление, – чуть насмешливо ответил Парр.

– Неужели, среди этих полотен нет ни одного, достойного внимания. – Продолжил разговор Кроун.

– Ну, я не слишком внимательно осмотрел вашу коллекцию, однако, если бы здесь оказались портреты, написанные рукой мастера, я бы их уже увидел.

– Готов спорить, что, по крайней мере, один такой портрет есть, но вы, похоже, его не заметили, – неожиданно вступил в разговор Джим Сотти.

– И где же он, – Парр несколько картинно встал и осмотрелся.

– Не в этой комнате, хотя большая часть коллекции замка действительно находится здесь, – уточнил Джим

– Но я не видел картин в других комнатах, я хотел сказать, портретов, в столовой действительно висит вполне сносно написанный пейзаж, но это вне сферы моих интересов.

Насколько я помню к этому времени другие разговоры в этой комнате сошли на нет, и все, даже те, кто просто молчал, оказались невольными участниками начинавшейся дискуссии.

– Нет, я имею в виду именно портрет, – возразил молодой человек, – и утверждаю, что его писала рука мастера, и великого мастера!

– И где же вы высмотрели этот, как я понимаю, шедевр? – язвительно поинтересовался коллекционер.

– Он висит в небольшом коридорчике, ведущем от лестницы к столовой, в которой мы недавно ужинали.

Морис Парр уже собрался было ответить. Судя по его мимике, спор мог разгореться не шуточный, но тут открылась дверь и симпатичная девушка, в строгом темно-синем платье и белом кружевном передничке вкатила столик, на котором внизу стояло несколько бутылок вина, а сверху поднос с чистыми бокалами, хрустальная ваза с фруктами и конфетница с шоколадными фигурками.

– Это замечательное вино, мне доставили его из подвалов замка Азари, – гордо произнес Роберт Кроун, собственноручно разливая по бокалам густо-розовый напиток. Девушка в форме горничной, когда все бокалы были наполнены, обошла присутствующих, предлагая вино, фрукты и конфеты.

– А давайте пойдем и посмотрим этот портрет, – неожиданно предложил Парр, вернувшись к прерванному спору.

Все поддержали это предложение, поскольку спор между Джимом Сотти и владельцем одной из самых богатых в нашей стране коллекций портретной живописи заинтриговал нас, похоже, только доктора Тарни сейчас волновали совсем другие мысли и чувства. Я заметила, что он несколько раз доставал из кармана свой телефон и часто поглядывал на часы.

Теперь я должна упомянуть несколько деталей, важность которых станет вскоре вам вполне понятной. Как я уже сказала, только что было подано вино. Когда все отправились смотреть на портрет, большинство держали свои бокалы в руках. Исключение составили только Морис Парр и Роберт Кроун, они даже не прикоснулись еще к вину. Оба они сидели у небольшого симпатичного столика, занимавшего пространство между двумя диванчиками.

Мы все встали со своих мест и отправились вслед за Джимом. Я уже не слишком хорошо помню, что представляла собой наша компания в этот момент. Если бы я знала тогда, что все это будет важно, возможно была бы внимательней. Помню только, что мы с Дэвидом замыкали это шествие, впрочем, нет, Морис Парр шел за нами.. Очень жалею, что мне не пришло в голову оглянуться, когда мы покидали комнату.

Мы поднялись по широкой лестнице, свернули в маленький коридорчик, он вел в парадную столовую. Стена, на которой висел тот самый портрет, была украшена еще парой картин, изображающих замок Ферни.

Попробую описать по памяти то, что мы тогда дружно рассматривали. Полотно было небольшим, мне показалось, впечатление от него несколько ухудшала излишне массивная рама. Это был портрет девушки. Ее нельзя было назвать красивой, чуть длинноватое лицо, бледное, с тонкими губами, словно плотно сжатыми, но глаза были необычны, я вдруг почувствовала, что юная аристократка едва сдерживает слезы, как это удалось художнику?

Да, при ближайшем рассмотрении портрет действительно оказался довольно занятным, но это на мой непросвещенный взгляд. Что касается специалиста, а роль такового здесь, естественно, принадлежала владельцу одной из самых значительных и дорогих коллекций портретной живописи, то Парр был явно разочарован.

– Лет через двести, быть может, эта работа и будет представлять некоторый интерес, но только не сейчас. – Вот так он отозвался об увиденном.

Джим попытался было затеять с ним дискуссию по этому вопросу, но вскоре понял, что это бесполезно. Авторитет его оппонента был слишком значителен.

Когда мы все вернулись в гостиную, первым собрался уходить доктор, так как ему позвонил пациент. Он очень хотел подвезти Марику, но выяснилось, что она не собирается домой. Родственники пригласили ее погостить в замке, и она приняла это приглашение. Если честно, то мне это показалось странным. Причем странным казалось и то, что пригласили, и то, что согласилась. Мне подумалось, что между Мишель Кроун и племянницей ее мужа отношения были не самыми дружескими. Стали прощаться и остальные, в том числе мы с Дэвидом. Все наперебой благодарили хозяев за прекрасный вечер, сыпали комплиментами и в адрес очаровательной хозяйки, и в адрес этого величественного дома, так замечательно возвращенного к новой жизни благодаря энергии и деньгам господина Кроуна.

Я точно помню, что Морис Парр взял свой бокал и другой протянул хозяину замка со словами:

– Похоже, только мы с вами не попробовали это прекрасное вино...

 

Происшествие

А дальше произошло невероятное. Парр залпом выпил вино, затем вдруг схватился за горло и с какими-то странными хрипами повалился на пол. Хорошо, что доктор Тарни еще не успел уйти, хотя его профессиональные навыки понадобились только для того, чтобы констатировать смерть.

* * *

Все произошло так быстро и так неожиданно, что все растерялись и не знали, как поступить. Первым опомнился Дэвид. Он позвонил в полицию и предупредил всех присутствующих о том, что для них же самих лучше не покидать этот дом до прибытия следственной бригады. Это не слишком понравилось, прежде всего, доктору.

– Видите ли, – обратился он к Дэвиду, видимо признав его главным на этот момент, – у меня очень тяжелый пациент, мне недавно позвонили, ему стало хуже…

– Я понимаю, доктор, – мягко возразил мой друг, – но неужели никто из ваших коллег не может вас выручить, ведь, возможно, это убийство.

– Хорошо, – согласился вдруг Тарни, – позвоню, пожалуй, доктору Франку, он там недалеко живет, да, вы правы…

Все разбрелись по комнате, в ожидании полиции. Разговаривать никому не хотелось, все были растеряны.

– Карл, – вдруг позвала Марика, и доктор Тарни мгновенно оказался возле нее. Она что-то тихо сказала ему, и он сел с ней рядом.

Джим Сотти подошел к нам с Дэвидом.

– Нехорошо, – неожиданно сказал он, – просто нелепая ситуация.

– Да, что уж тут хорошего? – поддержал этот странный разговор Дэвид.

– Вы не понимаете! – чуть раздражено произнес Джим, – я ведь с ним спорил!

– Ну и что? – удивилась я.

– Ведь полиция будет выяснять…

– Вы что же считаете, что там работают идиоты? – его волнение мне действительно казалось странным, – а господин Кроун был недоволен оценкой своей коллекции, – тихо добавила я.

* * *

Полицейский комиссар оказался моим хорошим знакомым, а точнее, мы уже успели стать друзьями. Еще, будучи адвокатом, я как-то пару раз принимала участие в процессах по делам, блестяще завершенным возглавляемой им следственной группой. Кроме того, мы иногда сотрудничали, если вдруг пересекались проблемами. Да, это был Эрик Катлер. И он сразу же заметил меня:

– Вот уж не надеялся встретить вас здесь, Мэриэл. Вы тоже были в числе приглашенных, или вас уже успели пригласить нам в помощь?

– Что вы, комиссар. Я здесь в качестве частного лица. В общем, рядовой свидетель...

– Нам повезло, что на месте происшествия оказался такой свидетель.

Спустя несколько минут приехала следственная бригада. До чего странно выглядело все это современное оборудование на фоне этих почти музейных декораций.

После того, как видеокамера запечатлела место происшествия во всех подробностях, заглянув в каждый уголок замка, а прибывший медэксперт бегло осмотрел тело, покойника увезли для более тщательного изучения. Предварительное заключение было вполне однозначным – отравление.

Я исподволь поглядывала на всех невольных участников драмы, и мне почему-то подумалось, что никто из присутствующих не испытывает никакого беспокойства, за исключением, быть может, доктора, который скорее всего если и волновался, то о своем пациенте.

Никто не был по-настоящему опечален, да это и понятно: Морис Парр был мало знаком даже с хозяином дома, да и симпатичным человеком его трудно было назвать. Насколько мне известно, он был одинок, редко покидал свой дом, гостей у себя принимал еще реже. Интересно: кто наследует все его богатство?

– О чем задумались, коллега? – от неожиданности я вздрогнула. Катлер стоял рядом и так же, как и я, разглядывал расположившихся в разных концах комнаты гостей Кроуна. Сам хозяин замка в это время о чем-то разговаривал с молоденькой девушкой в форме горничной. Если я не ошибаюсь, это она подавала нам то самое вино.

– Я вот о чем думаю, комиссар... Обычно принято считать, что люди, невольно оказавшиеся в роли свидетелей преступления, как правило, нервничают, даже если не имеют никакого отношения к происшедшему...

– А вы уверены, что здесь имеет место именно преступление?

– Нет, не уверена, но все же умер человек, даже если это был несчастный случай, мне не понятно...

– И что же Вам непонятно?

– Как бы это лучше сформулировать?... Люди не то... чтобы спокойны. Нет, каждый из них по-своему возбужден, но мне почему-то кажется, что им скорее любопытно. Их волнует причастность к чему-то необычному, ведь, к счастью, такие происшествия происходят не каждый день.

– Пожалуй, вы правы... Об этом стоит подумать.

Комиссар подошел к Роберту Кроуну.

– Скажите, а где находился господин Парр, когда подавали вино, – спросил он хозяина.

– Вот тут, – показал Кроун на тот столик, за которым еще совсем недавно сидел Морис Парр и рассуждал о портретной галерее замка.

Комиссар внимательно осмотрел столик и все, что было вокруг. Он подозвал одного из сотрудников экспертной группы, и тот какое-то время собирал вокруг столика и на нем все, что можно было собрать. Я поняла, что комиссар ищет следы яда. Нужно было понять, как и кто мог отравить вино, которое выпил Парр. Впрочем, факт, что было отравлено именно вино, можно было считать лишь наиболее вероятным, но нужно было дождаться результатов анализов и вскрытия.

– Сейчас я хотел бы поговорить с каждым из присутствующих, – громко сказал Катлер, обращаясь сразу ко всем – я понимаю, что время позднее, поэтому постараюсь не задержать вас надолго. Я бы хотел сначала поговорить с вами, Мэриэл, – сказал он, и мы поднялись на второй этаж в кабинет Кроуна, который тот предоставил в распоряжение полицейского комиссара для проведения предварительного опроса свидетелей. Вместе с нами поднялся и Дэвид, комиссар не возражал.

 

Следствие и первые факты

Я рассказала как можно подробнее обо всем, что происходило в замке этим вечером, стараясь не упустить ни одной детали, Дэвид немногое мог добавить к моему рассказу. Теперь Эрику Катлеру, как он сам признал, было значительно легче говорить с остальными свидетелями. Поскольку комиссар настоял на нашем участии в этой процедуре, я могу рассказать о ней довольно подробно. Первым был доктор Тарни, он был единственным, кто по-настоящему спешил покинуть место происшествия.

– Насколько хорошо вы знали господина Парра? – спросил комиссар, после всех необходимых формальностей.

– Мы ни разу не встречались до этого момента, – ответил доктор, но мне показалось, что он хотел что-то добавить.

Я не ошиблась, Тарни заговорил, не дожидаясь следующего вопроса.

– Я бы хотел вам кое-что сообщить, хотя это, конечно, нужно будет проверить, -он сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями, – да, я никогда не встречался с покойным раньше, но я знаком с его лечащим врачом и считаю, что у доктора Крафта есть для вас очень важная информация.

– А вы нам эту информацию сообщить отказываетесь? – на всякий случай спросил Эрик Катлер, хотя ответ был очевиден.

– Видите ли, я не могу вам ничего сообщить, не нарушая врачебной этики, информацию я получил случайно, да могу и ошибиться. Я всего лишь предположил, а доктор Крафт, я думаю, не станет от вас ничего скрывать.

– Но факты, на основании которых вы сделали ваше предположение, разве вы не можете сообщить?

– Кое-что могу, но, поверьте мне, вам лучше поговорить с Крафтом.

– Ну хорошо, спасибо вам, доктор. Вы можете быть свободны.

– Спасибо, но не могли бы вы разрешить и Марике Кроун покинуть замок? Я обещал отвезти ее домой.

– Если вы задержитесь на несколько минут, пока мы зададим ей пару вопросов, если вам не сложно, пригласите ее, пожалуйста, сюда.

Марика была совершенно спокойна. Впрочем, это было понятно. Неприятно, когда подобное происходит на твоих глазах, но вряд ли Марика была знакома со старым коллекционером, а смерть незнакомого старика, хоть и неприятна, но не способна по-настоящему потрясти.

Катлер задал несколько обычных вопросов, включающих анкетные данные, а затем перешел к собственно деловой части разговора.

– Были ли вы знакомы с покойным до встречи на этом приеме?

– Да, – неожиданно ответила Марика., – господин Парр – мой довольно близкий родственник.

– Как часто вы с ним встречались, и как складывались ваши отношения?

– Какие отношения, комиссар? Дядюшка Морис терпеть не мог всех своих родственников, не думаю, что я была исключением. Еще ребенком, я, возможно, видела его на каких-нибудь родственных мероприятиях, но не помню. Я упомянула о наших родственных связях только потому, что, если бы я этого не сделала, было бы подозрительно, вы ведь все равно бы об этом узнали, не так ли?

– Скорее всего, да.. Значит, вы с ним не встречались, и на наследство не рассчитываете?

– Ну, почему же, – усмехнулась Марика, – если мне что-нибудь перепадет, не откажусь и буду весьма довольна.

– Я вижу, вы не слишком опечалены, – заметил Катлер.

– Не думаю, что кто-то будет по-настоящему горевать, хотя по-человечески всегда жаль, если кто-то внезапно умирает, да еще вот так. Но я не собираюсь притворяться. К тому же, если дядя Морис решил уйти из жизни, то это его право, – Марика пожала плечами и посмотрела на комиссара, как мне показалось, с некоторым вызовом.

– Так вы считаете, что это было самоубийство?

– А что же еще? Мы все пили это вино. Если яд оказался в бокале Мориса Парра, то, кто его мог туда всыпать?

– Думаю, что ваши выводы несколько поспешны.

– Возможно и так, я всего лишь предполагаю, могу себе это позволить, поскольку не служу в полиции.

– Конечно, – согласился Эрик Катлер, – что ж спасибо за откровенность, вы можете покинуть замок, но просим не покидать города, не сообщив об этом нам, до окончания следствия.

– К счастью, никакие путешествия не входят в мои ближайшие планы, до свидания, господа. Всегда готова помочь, комиссар.

– Скажите, Марика, – вмешалась в разговор я, – вы ведь не хотели сегодня уезжать из замка?

– Да, Роберт предложил мне погостить у них несколько дней, я хотела воспользоваться этим, чтобы немного сменить обстановку и пожить в замке – она улыбнулась, – все мы любим немного поиграть в другую жизнь… Но я понимаю, что мое пребывание здесь после всего случившегося будет слишком тяжелым испытанием для Мишель, она была не в восторге от этой идеи, а мне свойственно человеколюбие

Марика удалилась. Комиссар задумался.

– В ее словах по поводу возможного самоубийства есть некое рациональное зерно, – вдруг заявил он. – прежде, чем мы продолжим опрос свидетелей, я бы хотел кое-что обсудить с вами. А точнее давайте постараемся вспомнить все, что касается этого единственного бокала, в котором оказался яд.

– Замечательная мысль, комиссар, – поддержала я, – давайте.

– Итак, вспомните все, что сможете, начиная с того момента, как появились бокалы и вино.

– Вино вкатила на двухъярусном столике девушка, вы могли ее видеть, комиссар, она была в той комнате, где все произошло, в тот момент, когда вы вошли. С ней в это время разговаривал Кроун.

– Да, я помню ее. Продолжайте.

– Сверху стояли пустые бокалы, ваза с фруктами и еще две с конфетами.

– Нет, – поправил меня Дэвид, – с конфетами была только одна вазочка.

– Не спорю, может быть. Внизу стояло несколько бутылок вина. Кроун взял одну из бутылок, открыл ее и разлил вино по бокалам.

– Как он открывал бутылку?

– Штопором, штопор тоже, видимо, лежал наверху, рядом с бокалами, просто по степени его наклона трудно сказать, что он брал что-то с нижней полочки. Слегка склонился, чтобы взять бутылку за горлышко, и все.

– Да, я тоже так думаю, – поддержал меня Дэвид в ответ на взгляд комиссара в его сторону.

– Как присутствующие брали бокалы? Все ли пили это вино?

– Мне кажется, что это вино пили все, Но никто не вставал, чтобы взять бокал, девушка подвезла столик с угощением к каждому из гостей. Комната не такая уж большая, это не заняло много времени. Все, кроме Кроуна и Парра держали свои бокалы в руках, во всяком случае, так было, когда мы отправились смотреть портрет.

– Значит, какое-то время бокал Парра оставался в комнате, на тот момент – в пустой комнате?

– Да, очевидно, так.

– Но ведь туда мог зайти кто угодно?

– Ну, да…

– Это, пожалуй, усложняет дело. Придется опрашивать не только гостей, но и слуг Кроуна, всех, кто был в замке к моменту, когда вы пошли смотреть портрет.

– Вы, правы, комиссар.

– Что ж, давайте пригласим этого молодого человека, – комиссар заглянул в свой блокнот, – Джима Сотти.

Не смотря на наш с ним разговор, чувствовалось, что Джим нервничает.

– Были ли вы знакомы с господином Паром до этого вечера?

– Нет, я его впервые увидел здесь, и сразу скажу, что он мне не понравился.

– Только потому, что не разделил ваши взгляды на живопись?

– Да при чем тут живопись? Он слишком хорошо в ней разбирается, чтобы не увидеть очевидного!

– Вы не могли бы уточнить?

– Старик прекрасно видел, что это Рамбье! Зачем он хотел всех убедить, что это дешевая поделка?

– А, может, вы ошиблись?

– Пригласите специалиста, для вас это не проблема, и, если я ошибаюсь, готов год работать маляром на строительстве какого-нибудь храма.

– Что ж, если выяснится, что это имеет отношение к делу, специалиста мы пригласим, а пока давайте вернемся к событиям сегодняшнего вечера. Не заметили ли вы чего-нибудь такого, что могло бы помочь следствию?

– Не знаю, что вы имеете в виду, но я считаю самым странным именно то, о чем сейчас сказал.

– Что же вы думаете, что его за это отравили?

– Нет, конечно…Но все остальное было в пределах привычного.

Мне очень хотелось задать еще один вопрос, но я понимала, что он будет воспринят как бестактность, и решила не задавать его, по крайней мере, Джиму Сотти.

О Мишель Кроун, которая вошла в кабинет своего мужа после того, как оттуда вышел Сотти, можно было смело сказать, что она сейчас – просто комок нервов. У нее были чуть покрасневшие веки, нос тщательно припудрен, но именно это указывало на то, что еще несколько минут назад эта женщина плакала. Еще мне показалось, что она выглядит очень испуганной. Почему-то глядя на нее я вспомнила о служаночке, которая угощала нас тем самым вином. Мысль всего лишь мелькнула и исчезла, поскольку комиссар начал разговор с госпожой Кроун.

– Скажите, пожалуйста, – Эрик Катлер старался говорить как можно мягче, очевидно, заметив состояние Мишель, – как давно вы познакомились с господином Парром?

– Его пригласил Роберт, я никогда раньше с ним не встречалась.

– Разве вы не обсуждали с ним список приглашенных.?

– Конечно, обсуждали, но почему я должна была возражать против этого человека? Он известный коллекционер, а Роберту хотелось показать наши портреты такому специалисту…

– А как вы сами оценивали вашу коллекцию?

– Я в этом совсем ничего не смыслю, вот Джим, он говорил, что есть несколько приличных портретов и даже пара ценных.

– Скажите, Мишель, – вмешалась я, не удержавшись от того, чтобы задать вопрос, мучивший меня с того момента, как я появилась в этом замке и рассмотрела всех присутствовавших там, – а как на ваш прием попал Джим Сотти?

– Джим? Но... Джим – архитектор. Он руководил восстановительными работами, кроме того, он талантливый художник. Разве вы не знали об этом? Он, правда, не очень похож на художника, да и на архитектора...

– А Морис Парр знал, кто такой Джим? – опять подключился к разговору комиссар.

– Не знаю... Представления гостей сейчас вышли из моды, люди умудряются как-то сами... Но Джим так всегда стесняется. Вот вы же не знали...

Собственно, после этого разговор не принес нам больше никакой интересной информации.

Наконец, в своем кабинете появился Роберт Кроун. Он был хмур, но относительно спокоен.

– Я думаю, что вы были знакомы с господином Парром до этого вечера, раз пригласили его, – комиссар не столько спросил, сколько аргументировал свое утверждение.

– Я не был знаком со всеми, кого мы пригласили, это ведь дань традиции, если хотите, игра, у которой есть свои правила. Например, пригласить Дэвида Сомса мне посоветовал редактор «Интерньюс». Я, разумеется, не раз читал его репортажи и счел эту идею удачной. Правда, пользуясь случаем, мне бы хотелось попросить господина Сомса…

– Не волнуйтесь, я представляю приличную газету, – с достоинством отреагировал Дэвид.

– Да, я собственно не сомневался… Так вот, с господином Парром мы в родстве, не знаю, сказала ли вам об этом Марика. Разумеется, Морис не самый приятный и общительный представитель нашего семейства... Был. Но я пригласил его не столько как родственника, сколько как специалиста, Джим мне кое-что объяснил, но мне не хотелось бы полагаться только на одно мнение, ну я ведь не думал, что все так обернется, мне думалось, что старику нужно иногда выбираться из своей дорогой берлоги, и, кроме того, мне известно, что он честолюбив… В общем, я надеялся и ему доставить удовольствие.

– Насколько мы выяснили, бокал с вином, который взял для себя покойный Морис Парр некоторое время стоял в комнате, из которой вы все ушли рассматривать портрет, так?

– Да, точнее, там было два бокала: мой и Парра.

– Разумеется, наш эксперт успел проверить ваш бокал, там было вино и больше ничего, но вы ведь из него не пили?

– Нет, так уж получилось.

– Вы понимаете, что за время вашего отсутствия в комнату мог зайти кто угодно?

– Конечно, но кроме нас с женой и гостей, в замке в это время оставалось только трое слуг. Ведь наш прием, собственно, подходил к концу.

– Вы уверены, что на момент происшествия в замке никого больше не было, кроме названных вами людей?

– Я думаю, что это лучше уточнить у нашего дворецкого, Тома Снайка, он должен знать, кто и когда уходил.

– Что ж, давайте, поговорим с ним, и с теми вашими слугами, кто сейчас в замке, кстати, вы не знаете в какое время, было разлито по бокалам вино?

– Ну, за минуты я не поручусь, но подать его в большую гостиную Луиза должна была ровно в девять часов тридцать минут, несколько минут ушло на то, чтобы открыть бутылку, разлить вино по бокалам, подать его всем присутствующим…

– Значит, смотреть портрет вы отправились примерно около десяти часов.

– Может, минут за пять до этого времени.

– Ну, хорошо, давайте поговорим с вашим Томом...

– Снайком.

– Да.

Том оказался еще достаточно молодым мужчиной внушительного телосложения и с добродушным круглым лицом. Волосы его были коротко подстрижены, и вообще он больше был похож на профессионального телохранителя, чем на дворецкого.

– Скажите, Том, – спросил его комиссар, покончив с формальностями, – можете ли вы точно сказать, кто из слуг находился в замке после половины десятого.

– Конечно, остались только те, кто здесь постоянно живет: я, как вы видите, Луиза Барини, это наша новенькая горничная, она и за столом прислуживает, когда нужно, ну и постоянный официант Якоб Маккорди, но он приболел, поэтому вино уже подавала Луиза.

– Вы уверены, что никто не мог остаться, или проникнуть в замок в это время?

– В это время открытой остается только парадная дверь. Всех кто работал на кухне и двух приходящих горничных я сам провожал и закрывал за ними двери, а проникнуть? Это как же? Через окно? Или какой подземный ход? Не знаю, что вам и сказать…

– Ну, хорошо, будем считать, что все благополучно ушли, и никто сюда не проникал. Мог ли кто-нибудь из тех троих, что остались в замке, незаметно пройти в большую гостиную в промежутке времени: от без пяти минут десять до четверти одиннадцатого?

– Да, кто угодно мог. Мы друг за другом не следили. Я был в каморке у парадной лестницы, но я там был один. Луиза крутилась по дому, но я ее не видел, а Якоб был в своей комнате в западном крыле, но вполне мог спуститься по боковой лестнице, и никто бы его не увидел. Только кому это было нужно? Кто из нас мог знать этого старика? А уж тем более искать его смерти, небось, наследников среди нас нет.

– Ну, бывают и другие причины для убийства, – пробурчал комиссар, без особой уверенности в голосе. – Будьте добры, пригласите сюда Луизу и узнайте, насколько сложно вашему Якобу прийти к нам. Если что, вам придется проводить нас к нему.

– Хорошо, господин комиссар.

Луиза была похожа на испуганного ребенка, который нашкодил и ждет неминуемого наказания. Возможно, я утрирую, но именно этот образ возник в моем сознании, как только девушка вошла в кабинет. Рост у нее, можно сказать, был средний, да и худой ее нельзя было назвать, но почему-то она казалась маленькой и какой-то хрупкой. Вьющиеся рыжеватые волосы слегка растрепались, лицо ясно говорило о том, что Луиза только что плакала. Это заметил и Эрик Катлер.

– Не стоит так расстраиваться, – просто таки по-отечески начал он разговор, – мы понимаем, что это происшествие не из приятных, но такое иногда случается. Или у вас есть более серьезный повод так остро переживать случившееся?

– Я только устроилась на работу, комиссар, и недели еще не проработала, а тут такое… – неожиданно довольно низким голосом ответила Луиза.

– Я понимаю, но нам нужно задать вам несколько вопросов, так что, постарайтесь успокоиться и вспомнить хорошенько все, что происходило сегодня вечером, все до самых незначительных мелочей.

– Я постараюсь.

– Вот и прекрасно. А как вы попали на эту должность?

– Я позвонила по объявлению, я искала работу. Ну, меня сразу привлекло это объявление, интересно ведь, старинный замок, да и жалованье здесь приличное, мне и сейчас не хотелось бы потерять это место.

– А почему вы должны его потерять? – удивился комиссар.

– Но ведь это я подавала это вино.

– Ну и что? Или это вы всыпали яд в бокал?

– Нет, что вы!

– Тогда и не о чем так переживать. Расскажите лучше, что вы делали после того, как подали это вино, и покинули большую гостиную.

– Я пошла в буфетную, навела там порядок, вообще, это не моя работа, но Якоб же заболел, да и там почти нечего было делать. Затем, я еще раз заглянула в гостиную, я слышала шум голосов, и мне хотелось убедиться… Ну, что мною все довольны.

– И что же там происходило?

– Я видела, что все встали и вышли, они направились в сторону парадной лестницы, это другая дверь, не та, в которую я заглянула.

– А больше вы не возвращались в эту комнату?

– Нет, пока не поднялся этот переполох.

– А от кого вы узнали о том, что случилось?

– Ко мне постучал Том, он сказал, что один из гостей хозяина отравился вином…

– Вы не были знакомы раньше ни с кем из присутствующих сейчас в замке?

– Я знакома с госпожой Кроун.

– Вы имеете в виду Марику? – уточнила я.

– Да, я работала у нее некоторое время. – ответила Луиза, и мне показалось, что она несколько успокоилась.

– Когда это было? – спросил комиссар.

– Год назад… Но я всего лишь приходила к ней убирать квартиру два раза в неделю.

– Понятно.

Луиза ушла, и я подумала, что наш разговор несколько утихомирил ее воображение, как минимум.

Якоб Маккорди все же вошел в кабинет хозяина, но выглядел он действительно неважно. Он, пожалуй, был самым старшим из всех присутствующих, если не считать покойника, впрочем, его-то уже увезли. Высокий и худой, с коротко подстриженными абсолютно седыми волосами. Глаза очень темные, настолько, что трудно было сказать, какого они на самом деле цвета. Густые темные брови, тонкие, или плотно сжатые губы, над чуть коротковатым подбородком, слегка длинноватый нос. В общем, не знаю, удалось ли мне передать впечатление, которое производил этот человек. Но о себе скажу, что я даже поежилась под его пристальным и настороженным взглядом.

– Извините, нас, господин Маккорди, что пришлось поднять вас с постели, – начал комиссар.

– Не нужно извиняться, комиссар, – перебил Катлера Якоб, – я ведь понимаю, что это не праздные беседы. Спрашивайте.

– Хорошо, спасибо. Вы, как я понимаю, все интересующее нас время, находились в своей комнате?

– О каком времени вы говорите?

– Примерно с половины десятого вечера.

– Да, в это время я уже ушел к себе, Луиза сама предложила мне… Хорошая она девочка, старательная, услужливая.

– Вы давно служите у Кроуна?

– Очень давно, комиссар, я еще его родителей помню, я единственный из слуг, кто переехал вместе с ними из городского дома, где они раньше обитали, – едва заметная улыбка промелькнула на его лице.

– Были ли вы знакомы до этого дня с господином Парром? – продолжал спрашивать комиссар, хотя, уже не рассчитывая на сколько-нибудь существенную информацию.

– Ну, это как посмотреть. Я его, пожалуй, несколько раз видел, но сомневаюсь, что это можно назвать знакомством.

– Что ж, как я понимаю, вы вряд ли можете добавить к уже сказанному, что-нибудь существенное.

– Если не сочтете за дерзость, господин комиссар, то, с вашего позволения, скажу. Я бы на вашем месте не искал убийцу, есть ли смысл убивать тяжело больного старика, которому и так немного осталось.

– Откуда вы это знаете?

– Я прислуживал за столом, случайно видел, как господин Парр во время ужина выпил таблетку. Это лекарство и мне знакомо, к сожалению. Это очень сильное обезболивающее…

– Вот оно что! Ну, спасибо, господин, Маккорди. Извините, что побеспокоили, выздоравливайте.

 

Мотивы и возможности

– Что ж, – сказал комиссар, когда мы остались в кабинете Кроуна втроем, – У меня пока появилась только одна разумная версия. А у вас, коллега?

– Догадываюсь, о чем вы подумали, но не кажется ли вам, что для самоубийства было выбрано слишком странное место, да и время, – возразила я.

– Это, конечно, так, но если мы начнем сейчас разбираться с мотивами и возможностями, то получится, как я подозреваю, не менее странная картина.

– И все же.

– У меня есть предложение: сегодня уже очень поздно, но завтра утром предлагаю встретиться у меня в кабинете, – ведь вы, друзья мои, как ни крути, свидетели.

– Ну, если свидетели, – усмехнулся Дэвид.

– Договорились, – улыбнулась я.

* * *

На следующее утро мы собрались в кабинете комиссара довольно рано. Это особенно сложно было для Дэвида. Он представляет собой классический образец совы. Но дело было не столько моим, или комиссара, сколько нашим общим, и это разбудило, если не самого Дэвида, то уж его тщеславие точно. Одно дело узнавать о следствии, когда оно уже закончено, другое – принимать в нем активное участие.

Когда мы, наконец, расположились возле большого комиссарского стола, Эрик Катлер, как и должно было быть здесь, заговорил первым.

– Думаю, что в этом деле самый сложный вопрос – это мотив! Но и с возможностями все не так уж просто. Слишком много подозреваемых…

– Вот и нужно сейчас постараться вычислить, у кого это совпало: и мотив, и возможности. – Продолжил мысль комиссара Дэвид.

– Боюсь, что для того, чтобы говорить о мотивах, нам не хватает информации, например, мы не знаем, кто станет наследником Мориса Парра, – возразила я.

– Я уже успел поговорить с его адвокатом, вернее с представителем адвокатской фирмы Портера, которая обслуживала его коллекцию. Похоже, именно коллекция портретной живописи была главной заботой и для него, и для фирмы. Но завещание находится именно у них и будет оглашено, как и положено, после похоронной церемонии. Однако я уже послал им запрос на копию, которую доставят нам в ближайшее время.

– Что ж тогда можно пока поговорить о тех, кто имел возможность положить яд в бокал, – подвела я итог нашему предварительному обсуждению, – мы уже выяснили, что это мог сделать кто-то из слуг, находящихся на тот момент в замке. Все трое фактически имели такую возможность, но зачем? Здесь мы опять спотыкаемся о проблему мотива. Поэтому я предлагаю для начала вспомнить, кто находился вблизи злополучного бокала после того, как стало ясно, кто из него будет пить.

– Да, тут вам с Дэвидом неплохо бы вспомнить все, даже самые мелкие, подробности этой части вчерашнего вечера. – поддержал мою мысль комиссар.

– Не возражаю, – согласился Дэвид.

– Что ж, – начала я, – разливал вино Роберт Кроун, но он не знал, кто и какой бокал возьмет, мало вероятно, чтобы он действовал на удачу в таком вопросе.

– Да, уж… – только и сказал на это мой друг.

– Затем подавала вино Луиза, в принципе, она могла отравить Парра, и именно его, но попробуйте найти для этого хоть мало мальски разумную причину. А вот дальше уже все становится более интересно, поскольку этот бокал, наконец, обретает своего вполне конкретного хозяина. Бокал стоит на столике. Парр не спешит пробовать вино, он увлечен спором с Джимом Сотти, увлечен настолько, что, забыв о напитке, предлагает всем пойти на второй этаж и рассмотреть портрет, вокруг которого и разгорелась дискуссия. Никто не возражает, поскольку, по-моему, все чувствуют, что это самая интересная часть этого вечера. Вот теперь я попробую вспомнить в каком порядке Кроуны и их гости покидали гостиную, у кого была хоть пара секунд для того, чтобы всыпать, или влить яд. Сам Кроун сидел за одним столом со старым коллекционером, но он встал и подошел к двери первым, насколько я помню. – Я посмотрела на Дэвида.

– Я тоже помню, что как только Парр предложил отправиться на второй этаж, Кроун встал и подошел к двери, ведущей на ту лестницу, которая ведет к нужному месту, – согласился со мной Дэвид.

– Вслед за ним поднялась Мишель, да она и сидела далековато от Мориса Парра. Затем Марика. Вместе с ней поднялись со своих мест доктор и Джим, и что-то мне подсказывает, что их в этот момент не слишком интересовал не только господин Парр, но и предмет спора. Мы с Дэвидом вышли из гостиной вслед за этими тремя, а последним ее покинул Парр. Получается, что именно он и мог отравить свой бокал, незаметно для других.

– Интересно… – задумчиво проговорил Эрик Катлер.

В это время на его столе зазвонил телефон.

После того как комиссар положил трубку, он немного помолчал, словно переваривая только что полученную информацию, затем сообщил нам факт, который подтверждал, и удивительно точно, только что нами полученный вывод.

– Это звонили из лаборатории. В правом кармане пиджака Мориса Парра обнаружены очень мелкие осколки стекла. Это осколки медицинской ампулы, в которой мог находиться цианид, очень небольшое его количество было выявлено на ткани этого же кармана. Похоже, что Парр раздавил ампулу, вылив ее содержимое в свой бокал, после чего осколки от этой ампулы положил в свой карман, а по дороге где-то их выбросил, они ведь должны были быть совсем маленькими, потом их просто растащили на обуви, да и кто их искал вне комнаты? Кругом ковровые покрытия. Да еще и лестница… Но в его действиях просто отсутствует всякая логика!

– Да, уж, – поддержала я комиссара, – самоубийца, заметающий следы своего преступления.

– А если ампулу подложил в карман Парра настоящий убийца, чтобы запутать следствие и привести нас к мысли о самоубийстве, – предположил Дэвид.

– Можно было бы это предположить, если бы там была именно ампула, или полный набор осколков, – возразила я, – а иначе, как ты себе это представляешь? Парр обнаруживает у себя в кармане осколки ампулы и спокойненько их выбрасывает на ковер, даже не предпринимая попытку выяснить, что это за стекла и как они попали в его карман? Да и как это вообще можно было все проделать? Он что под гипнозом был? А мы все? Ну, чисто теоретически это еще можно держать в голове, и все же мне это кажется маловероятным.

– Что ж, боюсь, что в предварительном слушанье этого дела в суде, версия самоубийства окажется самой убедительной, – вздохнул комиссар.

– Но почему именно в этом месте и именно в это время? – возмутилась я.

– Это слабое звено гипотезы о самоубийстве, но факты указывают на то, что возможность была только у самого Парра и слуг, однако у слуг не было мотива.

– А у Парра? У него есть причины для самоубийства?

– Ну, если подтвердится, что он был неизлечимо болен…

– А еще нет заключения?

– Должны вот-вот доставить, но по телефону доктор Вильсон мне сказал, что, скорее всего, это подтвердится. Он сказал, что точно сможет это сказать только после получения результатов лабораторных исследований.

– Ну, допустим, что он был тяжело болен и не хотел жить, боялся боли, не хотел пережить все стадии болезни, допустим. Но, что он не мог сделать это у себя дома, где его никто бы не увидел, где не нужно было все делать тайком? – продолжила я излагать аргументы в пользу своего несогласия с версией самоубийства, – да и зачем ему было бы тогда затевать этот странный спор? Лично мне кажется, что Джим ничуть не хуже его разбирается в живописи. Я видела картины Рамбье в национальном музее, стиль, несомненно, тот же, хотя я, разумеется не специалист.

– Да, мне кажется, что Сотти не зря так горячился, а старик вел себя очень странно, – поддержал меня Дэвид.

В этот момент наш разговор прервал дежурный инспектор, который занес комиссару курьерскую почту.

Комиссар распечатал конверты, и мы получили, во-первых, подтверждение факта наличия у Мориса Парра неизлечимой болезни, из-за которой временами он мог страдать от сильных болей. Во-вторых, – копию завещания. И тут был сюрприз: свои деньги господин Парр разделил поровну между оставшимися родственниками, которых даже не потрудился перечислить поименно, а свои картины он завещал национальному музею, к завещанию прилагалась подробная опись полотен, входящих в эту коллекцию.

Да, работа адвокатам предстояла нешуточная. Странно, что им не удалось убедить своего клиента написать более внятный текст завещания. Впрочем, судя даже по моим впечатлениям, убедить в чем-то этого господина было весьма непросто, особенно, если он что-то уже для себя решил. Данное завещание только подтвердило мое вначале довольно поверхностное мнение.

– Теперь мы знаем, что вчера в замке присутствовали, как минимум, двое их тех, кто получил от смерти старика некую выгоду, но очень сомнительно, что эти двое вчера об этом знали, – прокомментировал Дэвид полученные нами новые факты, – боюсь, что все же версия самоубийства выглядит самой логичной.

– Но не кажется ли вам, что было бы не лишним выяснить, откуда взялась ампула с цианидом, ведь это, насколько я понимаю, своего рода редкость. В нашей стране этих ампул нет со времен второй мировой войны, во всяком случае, нет в открытом медицинском обороте, – заметила я.

– Да, поддержал меня Катлер, – я уже направил несколько запросов, чтобы прояснить ситуацию, но не надеюсь на ответы. Вернее, ответы будут, но они вряд ли нам помогут. Цианид в ампулах – это очень странно.

– А почему вы думаете, что яд был в ампуле? – спросил вдруг Дэвид, – а если это были осколки от ампулы, в которой находилось совершенно безобидное вещество, а цианид попал на ткань совсем по-другому.

– Теоретически и такое возможно, но уж больно странное совпадение, – высказал свое сомнение комиссар. – Думаю, что нужно действительно поговорить с лечащим врачом Парра, возможно, он что-то прояснит. Он сегодня будет на приеме в поликлинике, нам стоит наведаться туда, к концу приема. Или вы не поедете со мной?

– Я, к сожалению, должен сейчас ехать в редакцию, но, надеюсь узнать от вас все новости, – сказал Дэвид.

– А я, разумеется, с вами, – ответила я на взгляд комиссара в мою сторону.

 

Доктор Реджинальд Крафт

Мы появились в кабинете доктора Крафта как раз тогда, когда его прием закончился, и он вполне мог уделить нам несколько минут. Светловолосый и белокожий, доктор выглядел явно моложе своих лет, впечатлению молодости способствовал и невысокий рост. Но, приглядевшись, я поняла, что ему уже наверняка больше пятидесяти, и еще, что он очень устал. Эрик Катлер предъявил свое служебное удостоверение и представил доктору меня, сказав, что я принимаю участие в данном расследовании по его просьбе. Впрочем, мне показалось, что доктор пропустил мимо своего сознания всю эту информацию.

– Так что же вы хотели узнать у меня, если, как я понимаю, вскрытие уже произведено, а, значит, о его болезни вы знаете.

– Да, но мы также знаем, что он умер от отравления цианидом, у нас есть основание подозревать, что господин Парр ушел из жизни добровольно, или вы считаете, что такое невозможно? – спросил комиссар, заметив, что доктор Крафт усмехнулся.

– Разрешите мне усомниться в этом. Пожалуй, я не думаю, что эта версия удачна хотя бы потому, что место и время для самоубийства выбрано уж точно не стандартно. Но дело не только в этом. Морис очень страдал от своей болезни, боялся приступов боли, которые случались у него все чаще, но умирать он не хотел. Буквально несколько дней назад он интересовался у меня, сколько ему нужно протянуть до того момента, когда его болезнь, благодаря открытиям современной медицины, перестанет быть смертельной, он читал медицинские журналы, следил за телепередачами, выискивал соответствующие новости в сети. Нет, я не верю в его добровольный уход, да еще при таких обстоятельствах, если, конечно, все, что по этому поводу сообщили газеты, действительно правда.

– Более, или менее, – подтвердил комиссар, очевидно, имея в виду газетные публикации.

– А мог ли у него быть цианид, причем в ампуле? – спросила я.

– Не знаю… – доктор задумался. – Не скрою, он просил меня достать ему яд, на тот случай, если он вдруг поймет, что в его жизни ему уже не светит выздоровление, а дожить до последней стадии своей болезни он очень боялся. Но цианид в ампуле… Впрочем, с его деньгами можно достать многое.

– Значит, яд у него все же мог быть? – уточнил комиссар.

– Мог, но я не могу утверждать, что был. – ответил доктор Крафт.

– Значит, вы ему эту услугу не оказали?

– Нет, комиссар, я не давал ему яд, вы ведь об этом?

– А что вы можете сказать о своем пациенте, как о человеке? Насколько легко и приятно было с ним общаться?

– Морис Парр не был приятным собеседником, хоть и был прекрасно образован, много повидал, много знал и понимал. Но все, что он накопил в этой жизни: деньги, картины, знания… – все это было бесполезной кучей хлама, и для него и для других. Не уверен, что объяснил вам, но это мое представление об усопшем…

– Ну, почему же, из того, что я о нем узнал за последние сутки, пожалуй, складывается именно такое впечатление. Спасибо, доктор, что ответили на наши вопросы.

– Всегда к вашим услугам, комиссар, – он сделал небольшую паузу, словно сомневаясь, стоит ли продолжать, – но не верьте, что Морис себя убил. Он мог бы убить, но только не себя. Во всяком случае, не сейчас.

 

Наследники

Похороны состоялись на следующий день. Скромная гражданская панихида, покойный был убежденным атеистом. Народу было довольно много, но собственно родственников оказалось всего пятеро. Именно эти пятеро и были приглашены в дом к усопшему для оглашения его последней воли. Присутствовали и мы с комиссаром. Перед самой этой процедурой нам удалось переговорить с нотариусом фирмы Портера, которому было поручено зачитать документ.

– Скажите, вы точно знаете, что сегодня сюда явились все родственники господина Парра, которые, как мы уже знаем, являются и его наследниками. – спросил комиссар Катлер

– Это все, кого мы знали в этом качестве, но текст завещания и имена наследников будут опубликованы в газетах, если есть еще претенденты, то у них на то, чтобы заявить свои права, есть полгода. – спокойно ответил адвокат.

Похоже, ему завещание клиента не казалось таким уж странным.

* * *

Но на присутствующих текст, который зачитал нотариус фирмы Портера произвел вполне ожидаемое впечатление.

Марика Кроун не сдержала смех, хотя сразу же извинилась перед присутствующими, впрочем, некоторым ее смех показался просто нервным.

Итак, любой человек, который сможет доказать свое родство с усопшим Морисом Парром, может рассчитывать на получение наследства. На сегодня таких наследников было пятеро, и доля каждого из них была внушительной. Понятно, что они не могли сразу получить свои деньги, в завещании были дополнительные распоряжения, внесенные туда, как я понимаю, по настоянию адвоката, составлявшего этот документ. На адвокатскую фирму возлагалась обязанность обратить в деньги всю недвижимость господина Парра, за исключением портретной коллекции, которая в течение недели должна быть передана национальному музею. Полученная после продажи недвижимости сумма должна быть вложена на счет покойного, после чего должно состоятся второе собрание наследников, где будет объявлена окончательная сумма, которая подлежит разделу между всеми, кто будет иметь право на наследство на тот момент. Каждый из наследников имеет право осуществить проверку всех действий адвокатской фирмы и подать иск в случае, если посчитает, что действия фирмы нанесли ущерб его интересам. На это предоставляется дополнительный срок – тридцать дней со дня оглашения суммы, полученной в результате выполнения всех пунктов дополнительных распоряжений.

Все это значило только одно: в течение некоторого времени вокруг миллиардов скончавшегося эксцентричного богача будет развиваться достаточно опасная интрига. Он задал такие правила игры, которые позволяли практически каждому его наследнику, или потенциальному наследнику влиять на результат. У меня появилось предчувствие, что смерть Мориса Парра будет не единственной загадкой, с которой нам предстоит разбираться. Как же верны оказались эти предчувствия.

Думаю, имеет смысл рассказать о тех пяти наследниках, которые уже были известны на момент оглашения завещания.

Двое из них известны вам, это Роберт Кроун и Марика Кроун. Теперь об остальных:

Дженифер Парр – дочь двоюродного брата Мориса Парра. Этой даме было лет пятьдесят. Судя по всему она была не так благополучна в плане стабильности своего финансового положения, как упомянутые раньше Кроуны. Она работала в рекламном агентстве секретарем, снимала квартиру на окраине Сент-Ривера, и на работу ездила автобусом.

Фредерик Санте – внучатый племянник Парра со стороны его сестры, умершей лет двадцать назад. Ее муж скончался пятью годами позднее. Родители этого молодого человека умерли, еще тогда, когда он был школьником. Так что, похоже на этой родственной ветви Санте оказался единственным сохранившимся росточком. Ему лет двадцать пять. Работает шофером такси, живет в Стренчфилде, в собственном доме, который остался ему в наследство от родителей.

Дэнис Зальцман – полковник в отставке, участник войны, троюродный брат покойного, возраст по виду определить сложно, но, судя по биографии, он должен быть старше своего умершего кузена. Выглядит вполне обеспеченным, на похороны приехал на собственном автомобиле, за рулем которого сидел шофер с военной выправкой.

Эти люди были определены в качестве родственников завещателя на момент его похорон, но список этот был пока открытым, что прекрасно понимали и мы с комиссаром, и представители адвокатской фирмы. Все, изложенные мною выше, сведения мы получили от нотариуса. Но нам было желательно поближе познакомиться с этими людьми. Хотя тогда мы двигались в этом направлении скорее интуитивно, чем осознанно. Поскольку никто, кроме Кроунов, не мог быть прямо причастен к тому, что произошло в замке Ферни. Но была вероятность причастности кого-то из наследников к появлению у Мориса Парра ампулы с цианидом. Впрочем, я подумала о том, что будет очень сложно связать воедино эти события. Достать ампулу с ядом для смертельно больного престарелого родственника – это не то же, что влить этот яд в его бокал с вином. Конечно, если подтвердится версия о самоубийстве, то можно будет говорить о некоторой моральной ответственности, но это, пожалуй, вопрос очень спорный.

В общем, с этого грустного мероприятия мы ушли, не получив никакой ценной информации, а у меня в душе поселилась какая-то необъяснимая тревога, происхождение которой носило явно иррациональный характер.

– Да, коллега, – сказал комиссар, когда мы сели в его машину, – похоже, эта история становится все бессмысленней. Это же надо! Оставить такое завещание!

– Да, дядюшка Морис пошутил, – невесело усмехнулась я, – как бы его шутка не обернулась бедой.

 

Подробности от Дэвида

Мы решили поехать пока в управление полиции, где вскоре обещал появиться и Дэвид. По пути комиссар подбросил меня в мою контору, куда я заскочила, чтобы убедиться, что там не произошло ничего такого, что бы требовало моего срочного вмешательства. Ари сообщил мне, что назначил встречу двум потенциальным клиентам, но в их проблемах не было ничего срочного. Поэтому со спокойной совестью я поехала с комиссаром.

Дэвид, как оказалось, был уже на месте и ждал нас, общаясь с дежурным инспектором.

Мы поднялись на седьмой этаж, устроились в креслах вокруг комиссарского стола. Я приготовилась к тому, что Эрик Катлер сформулирует сейчас главную проблему, и мы начнем ее обсуждать, но вдруг заговорил Дэвид.

– У меня есть информация, которую не мешало бы обдумать, – неожиданно заявил он, – вы знаете, что у Парра есть дочь?

– Дочь?! – воскликнули мы с комиссаром почти одновременно.

– Да, эта скандальная история произошла около трех десятков лет назад, если точно, двадцать восемь, когда Морис Парр еще не был ни старым, ни богатым. Не был он и столь известным коллекционером. В общем, я захотел выяснить, с чего началась его знаменитая коллекция, ну и стал копать в разных архивах. Редактор не возражал, ведь смерть миллиардера сейчас очень заинтересовала читающую публику. Оказалось, что самый известный в нашей стране собиратель портретной живописи сам в молодости пробовал себя в качестве художника. Сейчас о нем много пишут, но о его занятиях живописью никто не упоминает. А он, тем не менее, учился в художественной академии и был даже лауреатом одного из конкурсов юных дарований. Но не это главная сенсация, он, собственно, особых успехов на этом поприще так не достиг, а быть ремесленником не захотел. Коллекционировать портретную живопись он начал тогда, когда стал наследником Кристофера Парра, брата отца. Капитал, который ему достался от его дяди, был не так уж значителен, но в наследство входил трехэтажный старый особняк в Мэрвике, а в нем оказалось несколько портретов известных мастеров, в том числе Рамбье и Ризотти. Ну, дальнейшую историю его процветания сейчас знают все. А вот, что я раскопал в старой подшивке своей любимой «Интерньюс». Юная манекенщица Стэлла Роджерс, едва начавшая свою карьеру на подиуме, вынуждена была оставить работу, так как родила дочь от некого Мориса Парра студента художественной академии. Она возбудила дело о признании отцовства и взыскании некоторой суммы с отца ребенка на содержание дочери, а также она возбудила дело о возмещения ущерба, в связи с потерей работы. Суд признал Мориса отцом ребенка и принял решение в пользу истицы. Денег тогда у Парра не было, сумма была слишком велика для его тощего бюджета, ему грозили серьезные санкции, но Стэлла вдруг отказалась от своих притязаний и исчезла, скорее всего, покинула страну. Итак, было несколько легенд по этому поводу, например, в одном дамском журнале была публикация, в которой говорилось о том, что Стэлла Роджерс вышла замуж за принца одной восточной страны, и он увез ее к себе на родину. Ну и остальные в той или иной степени перепевки этой байки.

– Значит, сейчас дочери Парра где-то в районе двадвати восьми, – произнес комиссар, об этом же подумала и я.

– А как Стэлла назвала девочку, нигде не упоминается? – спросил комиссар, опять совершенно в унисон с моими размышлениями.

– Упоминается в той же заметке, где и говорится о восточном принце. Девочку звали Луиза.

– Интересно, а есть где-нибудь фотографии этой самой Стелы Роджерс? – поинтересовалась я.

– Есть, но на них лучше всего можно рассмотреть ее ноги, а лицо либо снято нечетко и в профиль, либо наполовину закрыто шляпой. Кое-где упоминается, что она была натуральной блондинкой, и ее волосы имели чуть рыжеватый оттенок.

– Что ж, комиссар, неплохо бы собрать материал об этой малышке Луизе, – заметила я.

– Вы какую из них имеете в виду? – спросил Эрик Катлер.

– Думаю, что хорошо бы все знать об обеих, а вдруг их биографии пересекутся?

 

История Стэллы Роджерс

Мы решили, что выяснить все подробности биографии Луизы Барини, горничной Кроунов, проще комиссару. Дэвиду мы поручили собрать все материалы о Стэлле Роджерс и Морисе Парре, какие он только сможет раскопать в старых газетах, журналах и в сети. Я же займусь поисками настоящих фактов о жизни Стэллы Роджерс и ее дочери.

Для начала я отправилась в фирму «Стиль», там Стэлла начинала свою карьеру манекенщицы, впрочем, похоже, что продолжение этой карьеры так и не состоялось. Для этого мне пришлось выехать в Мэрвик, именно там располагался офис этой фирмы.

Небольшое двухэтажное здание находилось совсем рядом с набережной, его легко было найти, поскольку поблизости были в основном маленькие уютные ресторанчики и кафе. День был жаркий, и я с удовольствием вошла в прохладный вестибюль. Там никого не было. На первом этаже я увидела приоткрытую дверь и заглянула туда. Комната было маленькой и какой-то захламленной. Вдоль стен стеллажи, забитые множеством картонных папок, посредине огромный и какой-то несуразный стол, заваленный тоже папками. За столом сидел симпатичный молодой человек, темноволосый и очень смуглый в легкой белой рубашке из полупрозрачного материала. Он поднял голову и посмотрел на меня, как мне показалось, очень странным взглядом, словно прикидывал, что на меня можно надеть.

– Вы опоздали, – вдруг заявил он, – приходите через неделю, но приходите, у вас, несомненно, есть шанс.

– Спасибо, – сказала я, вдруг сообразив, что происходит, – но я не думаю, что мое дело может подождать целую неделю.

– Но… – хотел было возмутиться мой собеседник.

– Мое имя Мэриэл Адамс, – не дала я ему продолжить, – я частный детектив и нахожусь здесь по поручению центрального полицейского управления.

Комиссар Катлер позаботился о документе, подтверждающем мою миссию, но он не понадобился. Мне поверили без всяких бумажных доказательств.

– Извините, мое имя Рауль Раэс, я просто подумал… – он смутился.

– Ничего, я понимаю, что детективы у вас бывают гораздо реже, чем барышни, желающие стать фотомоделями, – улыбнулась я.

– Так чем я могу быть полезен, – сразу успокоился Рауль.

– Я бы хотела навести справки о женщине, которая работала в фирме «Стиль»…

– Это вам лучше всего обратиться в отдел по подбору кадров, идемте, я вас провожу туда.

– Спасибо, но я не договорила. Эта женщина работала в фирме тридцать лет назад.

– О! Тогда, возможно, в архиве есть какие-то сведения, но сегодня у нас там закрыто.

– Конечно, архив это тоже неплохо, но, возможно, среди ваших сотрудников есть кто-то, кто работал в фирме и в те годы?

– Пожалуй, есть. Секундочку.

Он взял телефонную трубку и набрал номер, судя по количеству цифр, внутренний.

– Привет, Энжи, это Рауль, да он самый. Тут из центрального управления полиции интересуются нашей сотрудницей, которая работала в фирме тридцать лет назад, может, поможешь? Понятно, если вспомнишь…Ну, так мы сейчас нагрянем.

* * *

Вот так я и познакомилась с Анжелой Барт, или просто Энжи, как зовут ее те, кому посчастливилось с ней подружиться.. Ее уютный кабинет полностью отражал стиль и характер этой женщины. Я и сейчас не знаю, сколько ей на самом деле лет, да это и не имеет никакого значения. Она всегда будет молодой и красивой. Высокая, стройная, грациозная… Да, просто невозможно перечислить все достоинства этой удивительной женщины. Как я узнала потом, никакой официальной должности она уже не занимала, но без нее слово «Стиль» просто потеряло бы свое значение, она была и душой и талисманом и одной из тех, кто создавал эту фирму.

– Так вы и есть тот самый представитель столичной полиции, о котором говорил Рауль, – удивленно воскликнула она, увидев меня.

– Да, я представляю сейчас интересы центрального полицейского управления, -подтвердила я, – Мэриэл Адамс, частный детектив.

– А в детективных романах полиция и частные сыщики всегда соперничают, – улыбнулась Энжи.

– Возможно, так и было когда-то, а может, это придумали писатели, ведь если существуют и те и другие, значит, в этом есть смысл, – ответила я улыбкой на ее улыбку.

– Хотите кофе? – спросила она и меня, и Рауля.

– Нет, спасибо мне нужно бежать, пока меня не хватились начальники – отказался Рауль и, попрощавшись с нами, ушел.

–Конечно, хочу, – ответила я.

Мы выпили по чашечке кофе, разговаривая о чем-то малозначительно, но беседа доставляла мне удовольствие.

И только тогда, когда Энжи убрала со стола кофейные чашки, мы заговорили о деле.

– Так о ком вы хотели бы узнать?

– О манекенщице Стэлле Роджерс, двадцать восемь лет назад она, по нашим сведениям, работала в вашей фирме, возможно, вы ее помните? – спросила я.

– Еще бы мне ее не помнить, – улыбнулась моя собеседница, – мы были подругами. Но она давно уехала и живет где-то в Европе. Сначала она мне писала, потом присылала открытки, но вот уже лет пятнадцать, как я ничего о ней не знаю.

– Меня, собственно, интересует как раз ее прошлое, то, что случилось с ней до отъезда.

– Вы, очевидно, имеете в виду историю с ее дочерью?

– Да.

– А могу я узнать, почему вдруг возник этот интерес?

– Разве вы не помните, как звали отца ее дочери? – удивилась я.

– Его звали Морис, а вот фамилию я уже, пожалуй, не вспомню.

– Морис Парр, о его смерти уже несколько дней пишут во всех газетах.

– Ах вот оно что! Но какое отношение может иметь к его смерти история почти тридцатилетней давности?

– К смерти эта история, понятно, отношения не имеет, но господин Парр был очень богатым человеком, и он оставил весьма странное завещание…

Я интуитивно понимала, что лучше направить разговор именно в эту сторону, как показали дальнейшие события, это было очень правильно. Я рассказала Энжи об условиях завещания, и она поняла, что для меня, прежде всего, важно найти дочь ее давней подруги.

– Дело в том, что девочку Стэлла не взяла с собой, она оставила ребенка в приюте, тогда искренне считая, что временно. Давайте-ка, я вам все расскажу по порядку, тогда, возможно, вы сами разберетесь, что в этой информации представляет для вас интерес.

– Да, это было бы самым лучшим вариантом, – согласилась я.

– Тридцать лет назад, – начала свой рассказ Анжела Барт, – я была молодой и нахальной особой. Денег у меня не было, но было много амбиций, идей и, слава Богу, друзей. Мы открыли с друзьями небольшую рекламную фирму для сети магазинов одежды «Стиль», организовали для них пару удачных рекламных кампаний за такие деньги, за какие сейчас не возьмется работать даже начинающий дизайнер-одиночка. Но тогда этот рынок не был так забит. Мы уговорили владельцев этой сети в рекламных целях разработать собственную коллекцию одежды на ближайший сезон и, разумеется, провести шумный показ этих моделей. Вот так нам и понадобились демонстраторы одежды. Понятно, что мы не стали тратить деньги на приглашение известных профессионалов, мы объявили набор молодых и жаждущих известности кандидатов в топ-модели, как это бы назвали сейчас. Среди них и была Стэлла. Когда прошли первые показы, Стэлла сразу привлекла к себе внимание. Не то, чтобы она была очень красивой, дело было не в этом. Она была обладательницей всего набора достоинств, которые необходимы, чтобы нравиться публике. Фигура ее была безупречной, тогда еще это было востребовано, натуральные светлые волосы с рыжеватым отливом, большие выразительные глаза удивительного янтарного цвета. Кроме того, она была смелой и артистичной, обладала природной грацией и чувством меры, надеюсь вы понимаете, что я имею в виду. Ее сразу заметили журналисты, но она не позволяла себя фотографировать для журналов, таковы были условия контракта с нашей фирмой. Кто знает, как бы сложилась ее жизнь и судьба, если бы она не влюбилась в этого негодяя Мориса. Он сумел подобраться к ней, предложил позировать для портрета. Ну, а потом, сами знаете, как это бывает. Мы с ней были почти ровесницами и сразу как-то сошлись характерами, подружились, понятно, что дело было не только в возрасте. Она пришла именно ко мне со своей проблемой, когда поняла, что беременна. Разумеется, она сообщила эту новость и будущему папаше, но тот заявил, что создание семьи и отцовство не входит в его ближайшие планы. Редкостный был мерзавец. Стэлла это тоже поняла, и ее пылкая любовь очень скоро превратилась в не менее страстную ненависть. Среди моих друзей был молодой адвокат Алекс Эскин, ему и принадлежала идея обращения в суд. Он блестяще провел этот процесс, но за время судебных разбирательств произошли два знаменательных события, изменивших наши первоначальные планы. Сначала о планах. По решению суда Стэлла получила право вписать в свидетельство о рождении дочери имя ее настоящего отца, на Мориса легла ответственность за дальнейшую судьбу его дочери, он был обязан выплатить кругленькую сумму на содержание ребенка, да еще и содержать Стэллу, до тех пор, пока она не сможет вернуться к своей работе. Стэлле действительно было трудно, в том числе, и материально, но не деньги привлекли ее в нашем общем плане. Мы понимали, что этим решением суда мы ставим крест на его карьере художника. Морис не был богат, а чтобы заниматься живописью, нужно было снимать помещение под мастерскую, покупать холсты, краски, да и платить за учебу в академии. Рассчитывать на стипендию он тогда не мог по двум причинам: во-первых, возраст, слишком поздно он поступил учиться, ему ведь тогда было уже под сорок, а во-вторых, при назначении стипендий в академии учитывали не только талант художника, но и его человеческие качества. Как вы понимаете, этот случай показал не самые лучшие стороны характера Мориса Парра. Однако, за время этого процесса родилась Луиза и Алекс предложил Стэлле стать его женой. Она приняла его предложение, и теперь скандал уже не был им нужен. К тому же они посчитали, что обрели счастье, как ни странно, именно благодаря недостойному поведению Мориса. По их мнению уже за это можно было оставить его в покое. Они решили уехать на родину Алекса и там начать свою новую жизнь. Что вскоре и сделали.

– Но почему Стэлла не взяла с собой Луизу? – не могла не спросить я.

– Она не знала толком, куда они едут, что их там ждет, Европа тех лет не была так уж привлекательна в плане материального благополучия. Найти сходу работу было непросто. В общем, они сочли за лучшее – поместить девочку временно в приют. Но, как это бывает, все складывалось совсем не в соответствии с намеченными планами. Прошел год, прежде чем Алекс устроился на постоянную работу. А Луиза опять не могла работать поскольку, теперь уже ждала ребенка от мужа. Карьера Алекса складывалась вполне удачно, но жена родила ему двойню. Я предполагаю, что тут еще есть причины и психологические. Луиза не стала желанным ребенком для ее матери. Будучи беременной, Стэлла переживала абсолютно не те эмоции, которые способствуют развитию материнских чувств. Так или иначе, но прошло три года, а девочка все еще оставалась в приюте. А тут появилась семья, которая захотела удочерить малышку. Это были простые люди. Женщина работала поварихой в том самом приюте. Ее муж служил садовником. Своих детей у них не было, по какой-то причине они не могли произвести на свет собственного ребенка. А девочка была такая славная, я ведь ее навещала время от времени. Иногда всерьез жалею, что сама не решилась ее удочерить. Стэлла дала свое согласие, и ее дочь обрела новую семью. Как это часто бывает в таких случаях, семья продала свой дом и уехала куда-то в другое место, где никто не знал, что их дочь не является их кровным ребенком.

– А вы не знаете фамилию этой пары?

– Нет, у меня не было повода этим интересоваться, но я думаю, что для полиции не проблема – все это выяснить. Адрес приюта я вам, конечно сейчас запишу. Вообще факт усыновления, насколько я знаю, не разглашается из гуманных соображений. Но в этом случае…Надеюсь, Луиза не потеряла право на наследство своего родного отца?

– Нет, не потеряла, это ведь он от нее отказался, а не она от него. Ее права в этом случае полностью сохраняются. В силу ее малого возраста, вопрос об удочерении решался без ее участия, следовательно, закон не предусматривает лишение ее прав наследования имущества ее кровного отца, если в завещании это не было отдельно оговорено. Но Парр не оставил подобного распоряжения.

На этом, собственно, полезная для дела часть нашего разговора и закончилась. Но нам было очень приятно пообщаться и просто так. Энжи рассказывала забавные случаи из жизни фирмы «Стиль» и из своей жизни, расспрашивала меня о моей необычной, по ее представлениям, работе. Советую читателю, который заинтересовался моими дилетантскими текстами, запомнить имя Энжи Барт, поскольку однажды ей тоже пришлось быть моей клиенткой. Но в тот день, когда мы с ней познакомились, кто мог это предполагать?

 

Трагедия в доме Дэниса Зальцмана

Домой я вернулась поздно вечером, но не удержалась и позвонила Дэвиду.

– Да, то, что мне удалось выловить в прессе и в сети, мало, что добавит к твоему рассказу, – заявил Дэвид, выслушав мой отчет по поездке в Мэрвик, – все, что противоречит этим фактам, скорее всего – просто вымышленные байки.

– А что выяснил комиссар? – спросила я, – пару раз звонила ему, но он не смог со мной поговорить: то был на совещании у начальства, то был занят.

– Мне тоже не удалось его поймать так, чтобы можно было нормально разговаривать, боюсь, что нам придется потерпеть до завтра. Встретимся в управлении?

– Да, как и договаривались.

Но, едва я положила трубку и хотела пойти на кухню, чтобы выпить стакан сока, как мой телефон зазвонил.

– Да, – коротко откликнулась я , будучи уверенной, что услышу опять голос Дэвида, вспомнившего еще что-то, по его мнению, важное. Но это был Эрик Катлер.

– Приветствую вас, коллега, – начал он с привычной фразы, – вижу, что вы уже вернулись, надеюсь, что не с пустыми руками, но беспокою я вас по другому поводу.

– Что-то случилось, – догадалась я.

– Да, я сейчас еду в дом полковника Зальцмана, он убит. Поскольку мы с самого начала ведем это дело вместе, я подумал, что…

– Конечно, если вы согласны заехать за мной…

– Вы не очень устали?

– Комиссар, неужели вы думаете, что после вашего сообщения я смогу уснуть?

– Тогда через десять минут я заеду за вами, да, кстати, Дэвид тоже обещал приехать.

* * *

Вот так мы все и оказались в доме отставного полковника Дэниса Зальцмана. Дом Зальцмана, нужно сказать, был таким же внушительным, как и его автомобиль, да и как он сам, при жизни.

Сейчас это было просто тело пожилого человека убитого выстрелом из огнестрельного оружия, предположительно, из пистолета, как нам сказал встретивший нас на месте происшествия инспектор, который прибыл туда по вызову. В доме уже работала следственная бригада.

– Выстрел в голову, – стал докладывать инспектор комиссару, как только тот представился, – рядом с правой рукой потерпевшего мы нашли пистолет, из него недавно стреляли, сначала подумали было, что это самоубийство, но как только приехал эксперт, стало понятно, что это всего лишь инсценировка. Выстрел был сделан с такого расстояния, что это ни в коем случае не может быть самоубийство.

– Кто первый увидел все это? Кто звонил в полицию? – спросил комиссар, рассеянно наблюдая за действиями экспертов.

– Его шофер Тим Солтинг, он привез его пару часов назад из театра, старик очень любил балет. Затем Солтинг поставил машину в гараж и хотел, как обычно, занести хозяину ключи и идти к себе, парень живет в этом же доме. Его комната на втором этаже. Тим увидел открытую дверь кабинета, в кабинете горел свет, вот он сюда и вошел, ну а тут все это… Он говорит, что еще почувствовал запах пороха.

– Он ни с кем не столкнулся, как я понимаю, – комиссар не спросил, а уточнил.

– Нет, он подумал о самоубийстве, поэтому даже не стал осматривать кабинет как следует, сразу позвонил в полицию, а, выходя, закрыл кабинет на ключ.

– Где он сейчас?

– У себя в комнате. Вы хотите с ним поговорить?

– Да, похоже, он пока единственный свидетель. Пригласите его сюда, пожалуйста.

 

И опять мотивы

Это был именно тот шофер, которого я уже видела за рулем автомобиля Дэниса Зальцмана. Помните? Он привозил полковника на похороны Парра.

– Извините нас, господин Солтинг, – начал комиссар разговор со свидетелем, – время, конечно, позднее, но я не стану вас задерживать.

– Какие могут быть извинения, комиссар, я не скоро смогу уснуть, а уж нынешней ночью…

– Я вас понимаю, у меня к вам несколько вопросов.

– Спрашивайте, конечно, отвечу с полной откровенностью, все, что знаю.

– Вы давно работает у Зальцмана?

– Я у него служил в части, потом вышел в отставку, по состоянию здоровья, сердце стало беспокоить, вот врачи и посоветовали перейти на гражданский способ жизни. Получил я небольшой пенсион, снял квартиру, не здесь, в Тотридже, славный городок. Прожил там год. Все ничего, здоровье поправил, но я – человек одинокий, так уж получилось. Скучно без работы. Ну а полковник Зальцман приехал как-то в Тотридж отдохнуть, вот мы с ним там и встретились. Он ведь тоже вдовец, бездетный. Он мне предложил поработать у него, пенсия у меня небольшая, да и я же говорю, скучно мне было… В общем, согласился. Опять же, столица…

– Он нанял вас в качестве шофера?

– Не совсем. По договору я жил в его доме, присматривал за хозяйством, если было нужно, конечно, возил его на автомобиле.

– Что значит, присматривал за хозяйством?

– Ну, нанимал людей: механика, повара, садовника, женщин для уборки в доме и во дворе. Еще следил за их работой, ну я не знаю, как назвать эту должность. Иногда он просил почитать ему газеты, у него была катаракта, а операции он боялся.

– Получается, что вся его жизнь, с момента, как вы поступили к нему на службу, проходила у вас на глазах? – подвел итог услышанному Эрик Катлер.

– Можно сказать и так, – подтвердил Солтинг.

– Тогда, быть может, вы знаете человека, который мог желать смерти полковнику?

– Если бы я верил в то, что покойники могут возвращаться в мир живых, я бы сказал сейчас, что это дело рук Мориса Парра.

– У покойного господина Парра были причины для этого?

– Да, не знаю, стоит ли об этом говорить, оба они уже в другом мире, где наше правосудие не сможет их достать…

– И все же?

– Дело в том, что у полковника была очень странная реликвия, с военного времени. Он ведь служил в контрразведке… Ну, ладно, скажу. У него все послевоенные годы хранилась ампула с цианидом, которую он конфисковал при задержании какого-то очень знаменитого агента. Он этой реликвией очень гордился, но показывал ее не всем. Хотя, похоже, все, кто бывал в его доме, об этой ампуле знали. Недели три назад к нему приезжал Морис, а через два дня полковник вдруг обнаружил пропажу своей реликвии. Он очень расстроился. Я слышал, как он звонил Морису и говорил ему, что намерен обратиться в полицию, но я не думаю, что он сделал бы это. Ведь хранение таких вещей тоже может быть не совсем законным.

– Да, пожалуй, если бы Парр был жив, его можно было бы считать подозреваемым, сейчас эта версия отпадает. Но, возможно, у кого-то еще был мотив для убийства господина Зальцмана?

– Возможно, но он так мало встречался с людьми, ни с кем не ссорился, даже не знаю, кто бы это мог быть.

– А у полковника было написано завещание? – спросила я, так как это, пожалуй, было единственное направление, которое можно было исследовать, отвечая на вопрос «зачем?».

– Об этом вам лучше спросить его адвоката, господина Фроста, Энтони Фроста. В прихожей над телефоном висит список номеров, там есть и номер телефона адвоката.

– Пожалуй, пока все, – подвел черту комиссар, – не будем больше вас задерживать. Если вспомните что-то важное, позвоните мне, или госпоже Адамс.

Эрик Катлер достал из своего бумажника мою визитную карточку и отдал ее Тиму Солтингу.

 

Луиза Барини

Только тогда, когда мы уже ехали в машине, я спросила у Эрика Катлера, узнал ли он что-нибудь о горничной Кроунов.

– Идея была хороша, но пока все мимо. Родители Луизы живут в Эрджине, у них там небольшой домик, который они превратили в нечто вроде пансионата. В сезон сдают комнаты отдыхающим. Доход небольшой, но они не бедствуют и не скучают. Луиза уехала из Эрджина в Сент-Ривер, как только закончила школу. Мечтала стать актрисой, но ничего из этой затеи у нее не получилось. До Кроунов работала в гостинице «Корона». По возрасту она тоже не подходит на роль дочери Стэллы Роджерс. Ей только двадцать пять лет.

– Да, этих двух Луиз объединяет только имя, остается проследить судьбу той Луизы, которая нам нужна, через приют, – подвела я итог.

– Видимо, но для того, чтобы раскрыть тайну усыновления, нужно решение суда. Завтра запрошу его, опираясь на обращение адвокатской фирмы Портера. А на сегодня, надеюсь, все.

* * *

На следующее утро мы опять собрались в кабинете комиссара. Нужно было проанализировать все собранные факты и выработать план дальнейшего расследования. Если вчера было ощущение, что тайна готова открыться, то сегодня уже так не казалось.

– По крайней мере, мы теперь знаем, откуда могла появиться ампула с ядом. – начал разговор Эрик Катлер, когда мы устроились в креслах вокруг его стола.

– Вот именно – могла, – тут же прокомментировал Дэвид.

– Ну, если пропажа ампулы с ядом, причем именно цианидом, у одного из наследников Парра считать простым совпадением с тем фактом, что сам Парр отравился этим же ядом, то я, пожалуй, сочту, что в этом деле слишком много совпадений, – возразила я.

– Однако, если даже это была та самая ампула, то украсть ее мог только сам Морис Парр, значит, опять всплывает версия самоубийства, а мотив? Ну не могу я представить, что ему вдруг пришло в голову уйти из жизни именно там, и именно во время этого приема. Зачем? Почему? – продолжил свои скептические рассуждения Дэвид.

– Да, пока мы не поймем причины всего того, что произошло, нам не распутать этот клубок нелепых загадок – заметил комиссар, у которого, судя по всему, тоже не было особого оптимизма в оценке наших ближайших перспектив.

– Но, – решила я вернуть своих друзей в рабочее русло, – есть пара причин, по которым Морис Парр мог быть убит.

– Одна очевидна, – сразу включился в мои рассуждения Дэвид, – это его наследство, быть очень богатым всегда было опасно, но что ты еще имеешь в виду?

– Как мы уже знаем, покойный был не слишком приятным, к тому же еще и не очень порядочным человеком, – такие люди способны возбуждать ненависть.

– Убийство из мести? – уточнил комиссар.

– А почему бы и нет? – продолжила я развивать свою мысль, – причем в этом случае мы получаем чисто психологически некоторое представление о преступнике.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Дэвид.

– Я берусь с значительной долей вероятности утверждать, что убийца не принадлежал к ближайшему окружению Парра.

– Понимаю вашу мысль, – подхватил Катлер, – этот человек, видимо, не знал о болезни Парра, иначе он либо совсем отказался бы от мысли о мести, считая, что тут уже достаточно потрудилась судьба, либо его план не включал бы такой легкий уход из жизни для столь ненавидимого врага.

– Вот именно!

– Тогда, возможно вы не против будете прокатиться в Эрджин, маленький, тихий курортный городок? – спросил меня комиссар, на его лице, наконец, появилась улыбка.

– Это прекрасная идея, – тут же согласилась я.

– А я готов тебя отвезти, – предложил Дэвид

– А твой шеф тебя не потеряет?

– Нет, его очень заинтересовало это дело, он понимает: у нашей газеты здесь есть преимущество, поскольку репортер «Интерньюс» оказался в центре событий. Так что, один звонок в редакцию – и я командирован в Эрджин.

– Ну а мне придется писать кучу запросов, – вздохнул комиссар, – нужно ведь собрать максимум информации обо все других, кто был в замке Фэрни в тот злополучный день, да и убийство Зальцмана требует определенных усилий, оно может иметь и свой собственный сюжет, хотя такое совпадение я бы посчитал очень странным.

– А вдруг кто-то решил угрохать полковника именно сейчас, надеясь на то, что полиция сочтет это связанным с делом Парра, и пойдет по ложному следу, предоставляя возможность настоящему преступнику скрыться, или хотя бы замести следы.

– Хорошая мысль, коллега, улыбнулся Катлер.

* * *

От Сент-Ривера до Эрджина по скоростной трассе всего пара часов езды. В полдень мы с Дэвидом уже ехали по маленькому и уютному городку, где не было ни высотных зданий, ни автомобильных пробок. Пансионат с непритязательным названием «Тихий уголок» находился в очень живописном и действительно тихом месте, если не считать шелеста набегавших на берег волн.

Госпожа Барини оказалась симпатичной моложавой полной брюнеткой, очень улыбчивой и наверняка разговорчивой. Ее мужа пока не было видно. По дороге мы с Дэвидом договорились, что снимем в этом пансионате на пару дней комнату. Я чувствовала, что здесь прямой разговор не даст никакого результата. Люди этой среды, как правило, очень настороженно воспринимают вопросы о своих близких. Кроме того, мне почему-то казалось, что здесь есть информация, которую нам не захотят открыть добровольно.

– У меня как раз освободилась замечательная комната, из окна такой вид! Да, вы просто не захотите уезжать, – щебетала хозяйка пансионата, провожая нас действительно в очень симпатичную комнату на втором этаже.

Когда Эмилия Барини спросила нас о том, чем мы в жизни занимаемся, Дэвид сказал, что он репортер газеты «Интерньюс», но здесь совсем не по работе, решили вот с подругой отдохнуть у моря пару дней, после этого в мою сторону уже никто даже не смотрел, было же понятно, кто тут главный.

Когда мы с Дэвидом остались в комнате одни, я предложила ему подумать, как нам вызвать на откровенность нашу милую хозяйку.

– Знаешь, простые расспросы нам мало помогут, нужно ей как-то рассказать историю Парра, его смерти и завещания, все равно это уже не секрет, возможно, какие-то материалы она читала в газетах, но если это хоть как-то касается их дочери, она обязательно проговорится. Только нужно именно ее вынудить начать этот разговор – предложила я.

– Все очень просто, – подхватил мою идею Дэвид, – купи газету, где есть хоть что-то об этом происшествии, и начнем об этом говорить между собой за ужином, но так, чтобы она слышала.

– Не слишком ли явно? – ведь в газетах писали, что на том смертельном ужине присутствовал репортер «Интерньюс».

– Ну и что? – возразил мой друг, – подозрительно будет как раз, если мы об этом не будем говорить, ведь следствие еще не закончено, газеты комментируют его ход. Понятно, что меня это должно интересовать в первую очередь. Мы ведь ни о чем ее не будем спрашивать.

– Может, ты и прав, – согласилась я, – если она промолчит, это тоже знак, ведь ее дочь оказалась причастна в какой-то мере к этим событиям. Она не может этим не интересоваться. Я хочу, чтобы она узнала о завещании, об этом писали только вскользь, по-моему.

– Об этом вообще не писали, по просьбе комиссара.. Эта информация появится в газетах только через три дня.

– Но об этом могли рассказать журналистам, например, те, кто присутствовал на оглашении завещания, – наивно предположила я.

– Зачем? Им что нужна куча новых претендентов?

На ужин нас пригласили тогда, когда мы уже прилично проголодались. Поэтому, прежде чем завести разговор о происшествии в замке, мы отдали должное кулинарным способностям нашей милой хозяйки.

За столом кроме нас никого не было. Очевидно, на этот момент мы были единственными постояльцами «Тихого уголка» Ужин был простым, но безумно вкусным. Вообще дома я заменяю ужин апельсиновым соком, или нежирным йогуртом, но, находясь на чужой территории, даю себе поблажку. Я с огромным удовольствием поглотила изрядное количество жареного картофеля, румяного с потрясающей хрустящей корочкой, нежнейшую отбивную, острый, но именно настолько, насколько я люблю, овощной салат. Говорить я была готова только тогда, когда перед нами появились чашки с великолепно сваренным кофе.

– Вы не подскажете, – обратился Дэвид к госпоже Барини, – где можно купить свежую вечернюю газету?

– Ты не мог бы хотя бы здесь обойтись без газет, – недовольно проворчала я.

– Но я должен хотя бы узнать, как там продвигается следствие?

– Вот вернемся – и узнаешь, тебе-то уж точно все сообщат. Или ты тоже решил записаться в наследники?

– Я бы не против, только увы, в моих жилах течет кровь Сомсов, и только Сомсов. Никаких Парров, или там Кроунов в моем роду не встречалось.

– Теперь у бедного старика появится столько кровных родственников, что все это наследство растащится по мелочи.

– Ну, это еще как сказать, ты что думаешь, что всем будут просто верить?

– А как можно проверить?

– Не волнуйся, проверят.

– Вы не об убийстве в замке говорите? – спросила нас Эмилия, садясь с нами за стол и налив себе чашку кофе.

– Да, мы ведь там тоже были в тот вечер, – подтвердил и объяснил Дэвид.

– А у меня там дочь работает, у этих Кроунов, – тут же сообщила госпожа Барини.

– Это не такая, рыженькая?

– Да, она у нас светловолосая.

– Симпатичная девчушка, как вы ее отпускаете в такую даль? Она мне показалась совсем малышкой.

– Ей уже двадцать пять. Мы не можем ей запретить ничего. Но у нее неплохая голова на плечах, и мы за нее спокойны, хоть и очень скучаем иногда. Но разве удержишь сейчас молодых возле дома? Она у нас в актрисы метила, да только пока господам прислуживает. Впрочем, эти Кроуны хоть достойно платят. До этого она в гостинице работала, так совсем за гроши!

– А как же карьера актрисы? Она передумала?

– Слава Богу, что передумала. Мы с отцом этому только рады, но и не в горничных же всю жизнь ходить, она ведь в школе хорошо училась, осенью учиться пойдет в университет. Будет учительницей.

– И то правильно, – подвел итог Дэвид.

– А что за стариком большое наследство осталось? – вдруг спросила Эмилия.

– Да немалое…

– Я что-то не очень поняла, разве он, старик-то этот, что умер на этом банкете, завещание не написал?

– Написал, только очень странное, он оставил свое состояние, все, кроме картин, всем своим родственникам, поровну. Но дело в том, что имена этих родственников он не указал. И теперь всякий, кто сможет доказать свое кровное родство с усопшим, может получить часть наследства.

– Да уж, очень это несерьезно. И много нашлось этих кровных родственников?

– Сначала было пять, но теперь на одного меньше.

– Фальшивый оказался что ли?

– Нет, его убили вчера. Вот я и хотел газеты посмотреть, может, там уже прояснилось что-нибудь.

– Какой ужас! Кого убили-то? Что за человек? Молодой? Или…

– Да, нет. Старше даже Мориса Парра. Отставной полковник, герой войны.

– Ну да, земля ему пухом.

На этом наш разговор и закончился, так как в столовую зашел высокий седой мужчина. Это был Филипп Барини. Эмилия засуетилась вокруг мужа, а мы пошли к себе.

– Ну, что скажешь, – спросил меня Дэвид, входя вслед за мной в наше временное жилище и плотно закрывая за собой дверь.

– А что сказать? Вела она себя естественно…

– Да, я тоже ничего не заметил.

– Похоже все мимо. Но есть все же некоторые детали…

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, например, крошка Луиза совсем не похожа на своих родителей. Они оба они крепкие, со смуглой кожей. Эмилия темноволосая, да и муж ее, он сейчас, седой, но вряд ли был блондином. А вот Стэлла была блондинкой, и, заметь, волосы у нее тоже были рыжеватыми. Опять эти чертовы совпадения!

– Ну, насколько я об этом слышал, светловолосый ребенок может родиться у любого относительно белого человека, а вот наоборот, только в случае соответствующей генетической цепочки…

– Ну, не знаю, в генетике я не разбираюсь, все равно мне это кажется подозрительным, хотя больше зацепиться не за что.

– Ну, у нас еще есть день завтра…

* * *

Вечером мы просто побродили у моря, даже не пытаясь ничего обсуждать. Комиссару не звонили, да и он молчал. Вообще мы чувствовали, что нам необходима пауза.

Вернулись мы с прогулки довольно поздно. Поднялись на второй этаж, ополоснулись по очереди в крошечной душевой, включили телевизор, чтобы посмотреть новости. Но и по телевизору тоже ничего интересного нам не рассказали.

Когда мы уже мысленно смирились с бесполезно потраченным временем, кто-то тихо постучал в нашу дверь. Дэвид встал с кресла и пошел открывать.

– Извините, я услышала, что у вас еще работает телевизор, вот и решилась вас побеспокоить, – произнесла Эмилия Барини, входя к нам в комнату.

Дэвид предложил ей кресло, а сам сел на кровать.

– Я ведь вас сразу узнала, – неожиданно обратилась она ко мне, – вы меня уже не помните, да это и понятно, со сколькими людьми вам приходиться говорить. Вы ведь однажды были по делу в нашем городе. В гостинице у Питера, девушку искали, она потом дочкой этого знаменитого режиссера оказалась. Я в той гостинице работала.

– Да, дело это я хорошо помню.

– Ну а меня вы просто тогда и не заметили, ни к чему... Это мне было любопытно.

– А сейчас вы хотите что-то рассказать? – догадалась я.

– Да, хочу вам рассказать правду про нашу Луизу. Мы с мужем посоветовались, да и решили, что скрывать уже бессмысленно, да и почему девочка должна быть обижена, если ей полагается какая-то часть из денег ее кровного отца?

– Значит, Луиза – дочь Стэллы Роджерс и Мориса Пара?

– Да.

– Но возраст? Фамилия – это понятно, вы ее удочерили и дали ей свою фамилию, но двадцать пять лет – это не двадцать восемь.

– Я вам сейчас все расскажу. Не только время управляет судьбой, иногда и наоборот бывает. – Она вдруг задумалась. Мы ее не торопили. Затем Эмилия продолжила, – мы с Филиппом всегда жили душа в душу. Очень уж любили друг друга. Бывает в мире такая любовь. Я думаю не каждому дано ее пережить, но за счастье судьба всегда плату берет. Не могли мы с ним родить ребенка. И он, и я, – оба здоровы, но не могу я от него забеременеть. Врачи говорят, что это бывает не так часто, но так уж нам было суждено. Мы любили друг друга и смирились. Я устроилась работать в приют поварихой. Детей там было немного, я их всех до сих пор помню. Когда там появилась Луиза, я сразу к ней привязалась. Директриса это заметила, вызвала меня к себе и сказала, что не может меня оставить на должности. Все работающие в приюте ко всем детям должны одинаково относиться, а моя любовь к девочке была уже слишком заметна даже для взрослых. Дети-то чувствуют куда лучше. Я даже заплакала. Не потому, что теряла работу. С моей профессией устроиться не проблема, но расстаться с малышкой – это было для меня настоящим горем. Однако, оказалось, что, не работая в приюте, я имела гораздо больше прав. Я стала навещать Луизу, покупать ей игрушки, сладости, она сама назвала меня мамой. Я не хотела думать о том, что меня могут разлучить с этим ребенком. Бог пожалел меня. Луизе было чуть меньше трех лет, когда ее кровная мать дала согласие на удочерение. Мы очень быстро оформили все документы, и я все боялась, что какая-нибудь мелочь мне помешает, или Стэлла передумает. Мне казалось невероятным, что можно отказаться от такого ребенка, она была такая красивая, нежная, ласковая девочка. Но, к счастью все получилось. Нам выдали ее новое свидетельство о рождении, это для девочки, и папку с документами, подтверждающими факт удочерения, это для нас. Мы сразу уехали из Мэрвика, но я все равно не могла успокоиться. В свидетельстве о рождении Луизы, поскольку это разрешено законом, мы изменили дату рождения так, что она стала на год моложе. Она была такой маленькой и хрупкой… На новом месте мы прожили еще два года, но тревога не покидала меня, это стало похоже на болезнь. Я пошла к психоаналитику, и он посоветовал нам переехать еще раз, сменив фамилию. Так мы и сделали. При смене документов мы еще раз изменили дату рождения Луизы. Ей было пять лет, но выглядела она совсем крошкой, вот мы и записали ей еще на два года меньше. Только после этого я почувствовала себя спокойнее. Умом-то я понимала, что закон на нашей стороне, но мы простые люди, а этот мир так несправедлив. Мы сделали все, чтобы нас было очень непросто отыскать. А сейчас наша девочка уже может узнать правду, мы знаем, что это не повлияет на ее отношение к нам.

– Вы хотите сказать, что Луиза и сейчас ничего еще не знает? – удивилась я.

– Конечно, пока не знает. И я хочу вас попросить позволить нам самим ей все сказать. Я звонила ей сегодня и просила приехать, завтра мы ей все скажем.

– Да, конечно, так действительно будет лучше, – было трудно с этим не согласиться.

 

Тим Солтинг

На следующий день мы позвонили Эрику Катлеру. Он нам сказал, что у него есть новости, но лучше об этом поговорить в его кабинете. Мы тоже не стали выкладывать свою информацию по телефону. Любопытство подстегивало нас, поэтому в здание полицейского управления мы вошли в то время суток, которое еще можно было назвать утром.

Комиссар выглядел уставшим, но не растерянным, похоже, полученная им за время нашего отсутствия информация, кое-что прояснила. Но он не захотел нам ничего рассказывать, пока не выслушал все наши новости.

– Опять наследников стало пятеро, – сказал он, когда я закончила рассказ о нашей поездке, – но следствию это ничем не помогает. Если девушка не знала о том, что она дочь Мориса Парра, то говорить не о чем. Кроме того, где бы она достала такой яд? Единственное, что мне не нравится в этом наборе фактов – это ее присутствие в доме фактических родственников. Странное совпадение.

– А, может это и не совпадение? – вопрос возник в моем сознании, и я мгновенно его озвучила, именно в этот момент я поняла, что мне нужно сделать.

– О чем вы сейчас подумали? – тут же спросил комиссар.

– Нам нужно еще раз поговорить с Робертом Кроуном, но не в его владениях, а, например, здесь, в вашем кабинете, – ответила я.

– Хорошо, так и сделаем, сегодня же позвоню ему, думаю, что он не станет отказываться. Но этот разговор вполне может и подождать. А пока у меня есть новости, которые нужно обсудить прямо сейчас. Я вам говорил вечером перед вашей поездкой в Эрджин, что намерен собрать сведения обо всех, кто, так, или иначе, оказался впутанным в это дело. На следующий день с утра я этим и занялся. Конечно, послал запрос на материалы связанные с удочерением Луизы, но сейчас это уже неважно. Важным оказалось совсем другое. Среди прочего, я запросил в военном ведомстве информацию о службе полковника Зальцмана и капитана Тимоти Солтинга. Да, я выяснил, что именно до этого звания он дослужился, прежде, чем вышел в отставку по состоянию здоровья. Ничего особенного в сообщении об этих двух офицерах не было, кроме одного любопытного факта. Тим Солтинг действительно служил в той же части, что и Зальцман, но тогда, когда полковник уже вышел в отставку. Разминулись они всего двумя неделями. Это, конечно, мелочь, но как же тогда рассказ Солтинга о том, как он поступил на работу к своему бывшему командиру?

– Ну, он мог просто неточно выразиться, или мы могли его не так понять, – предположил Дэвид.

– Я тоже так подумал, поэтому и решил с ним еще раз поговорить, – согласился комиссар, – но мне это не удалось. Тим Солтинг исчез. Его не оказалось в доме полковника, его мобильный телефон отключен. Его нет ни в одной из гостиниц Сент-Ривера, во всяком случае, под своим именем. Я получил разрешение суда на объявление в розыск свидетеля Тимоти Солтинга. Для того, чтобы запустить этот процесс мне понадобилась фотография этого человека. В его комнате в доме полковника остались какие-то вещи, но ни документов, ни фотографий там не было. Тогда я подумал, что его фото должно быть в кадровом архиве той части, в которой он служил. И действительно по моей просьбе мне выслали по факсу эту фотографию. А теперь посмотрите на его портрет и вы.

Если комиссар хотел нас удивить, то ему это вполне удалось. Мы увидели фотографию симпатичного человека в военной форме, но это был совсем не тот человек, с которым мы разговаривали в доме полковника.

– Боюсь, нам придется поискать того господина, которого мы узнали под именем Тима Солтинга – сказала я.

– Это я понял еще вчера, – усмехнулся Эрик Катлер. Вот и предлагаю сейчас подумать, как мы будем решать эту неожиданную загадку. Хотя она может быть и не связана с происшествием в замке Ферни.

– Наверняка мы это утверждать пока не можем, да и загадка сама по себе весьма интересная, – тут же заявил Дэвид с нескрываемым удовольствием.

– Сложность еще и в том, что всю информацию о взаимоотношениях между лже – Солтингом и Дэнисом Зальцманом мы получили из, мягко говоря, не слишком надежного источника, – озвучила я то, что все уже и без меня поняли.

– Да, – согласился Катлер, – нам лучше сразу отбросить все, что он нам говорил и для начала отобрать только те факты, которым мы можем верить.

– Но тогда и вопрос с ампулой остается открытым, – заметила я.

– То, что у полковника была такая реликвия со времен войны, подтвердил и Кроун, – ответил мне комиссар.

– Но был ли конфликт с Парром по этому поводу?

– Вот тут уже ничего нельзя утверждать. Сейчас нам неплохо бы понять, есть ли у нас вообще в этом деле надежные источники информации, – отметил весьма непростую проблему Эрик Катлер.

– Да, согласилась я, – полковник вел такой образ жизни, что найти людей, которые могли бы о нем хоть что-то рассказать, нам будет непросто. Что мы о нем сейчас знаем? Что он ветеран войны, во время войны служил в контрразведке, так?

– Да, после войны получил назначение в учебный полк для старших офицеров, там, в основном читал лекции.

– Еще мы знаем, что он любил балет и регулярно посещал музыкальный театр, – добавил Дэвид, – я думаю, что в этом самом театре нам могут рассказать очень много интересного. Его не могли там не заметить. И, еще, я уверен, что был кто-то, кто разделял это его увлечение. С кем-то он обязательно должен был обсуждать спектакли и премьеры, ведь об этом не заговоришь с кем попало.

– А что, ведь дельная мысль! – я с гордым удивлением посмотрела на своего друга.

– Что ж, друзья мои, – явно повеселел комиссар, – а не сходить ли вам сегодня в театр?

– Давненько я не видел хороший балетный спектакль, – улыбнулся, Дэвид, – но как быть с билетами? Впрочем, позвоню-ка я своему редактору.

 

Катарина Савельи

Два билета на вечерний спектакль в музыкальный театр удалось достать только благодаря усилиям главного редактора «Интерньюс» Честно говоря, даже если забыть о нашем расследовании, посещение театра, именно этого театра, было для меня очень приятным событием. Возможно, вы сочтете меня старомодной занудой, но я не слишком люблю современную музыку, не то, чтобы я ее совсем отрицала, иногда под настроение я могу послушать и танцевальные мелодии, или рок-композиции, но когда музыки просит моя душа, я предпочитаю слушать классику. Больше всего я, конечно, люблю оперу. Но от хорошего балетного спектакля тоже получаю огромное удовольствие.

Мы попали на замечательный балет Антона Крамера «Ночная элегия» Надеюсь, мой читатель способен меня понять. Погрузившись в звуки, одной из самых красивых балетных увертюр я забыла о том, что меня привело в этот зал, и вспомнила только тогда, когда упал занавес в конце первого акта.

Мы вышли в вестибюль. Здесь суетились нарядные люди. Кто-то брел к буфетным стойкам и барам, кто-то вполголоса разговаривал о чем-то со своим спутником, или спутницей. В общем, царила атмосфера временного пространства для временного единства незнакомых или малознакомых людей. Удивительна вещь происходит в этих театральных «прихожих»: незнакомые между собой люди сближаются, а близкие отстраняются. Вроде все вместе и в то же время каждый сам по себе. Рядом со мной стояла пожилая дама в элегантном вечернем платье. Не знаю, по каким приметам, но я почувствовала, что эта женщина бывает здесь достаточно часто, что бы обратить внимание на пожилого отставного полковника, большого любителя балета.

– Вы не подскажете, где продают программки, – спросила я ее.

– Вон там у двери, ведущей в ложи бельетажа, видите там стоит женщина в униформе, – она показала рукой в нужном направлении и приветливо улыбнулась.

– Огромное спасибо – поблагодарила я ее, стараясь придумать еще какой-нибудь вопрос для продолжения разговора.

– А вы впервые здесь? – неожиданно спросила она меня.

– Да, не то, чтобы впервые, но бываю здесь нечасто – ответила я.

– Да, у молодых нет времени, – я поняла, что моей собеседнице приятно поговорить, и я с удовольствием пошла ей навстречу.

– Времени, к сожалению, действительно не хватает, а вы здесь часто бываете?

– О, я хожу почти на все премьеры, а понравившиеся спектакли посещаю иногда по нескольку раз.

– Завидую вам.

– Значит, вы любите балет?

– Да и балет тоже, но мое главное увлечение – это опера! – я сказала это совершенно искренне.

– А ваш молодой человек? – она кивнула в сторону подошедшего к нам в двумя чашечками кофе Дэвида, – разделяет ваше увлечение?

Своим кофе Дэвид угостил нашу новую знакомую, впрочем, это его ничуть не огорчило.

– В какой-то мере, – улыбнулась я, – но он как раз предпочитает балет.

– Странно, но мужчины чаще предпочитают балет, чем женщины, – наша собеседница многозначительно усмехнулась, – не представиться ли нам друг другу?

– Мэриэл, – назвала я себя, – а это Дэвид, – я посмотрела в сторону моего друга, и он неожиданно грациозно изобразил легкий поклон.

– Меня зовут Катарина, – с вполне уместной едва заметной кокетливостью представилась наша новая знакомая, – я бы хотела во втором акте пригласить вас в свою ложу. Я всегда покупаю ее целиком, чтобы иметь возможность пригласить туда друзей.

– Спасибо, с удовольствием принимаем приглашение, – ответил Дэвид за нас двоих.

У нас были неплохие места в партере, но смотреть балет из ложи было значительно приятнее. И даже не в том дело, что было лучше видно, и впереди не маячили ничьи головы, было в этих старинных креслах, обитых мягкой бархатистой тканью густо-вишневого цвета, что-то от другого времени и другого пространства, в общем это была игра в ту романтику, которая тайно продолжает жить в наших душах даже тогда, когда мы становимся прагматичными представителями нынешнего века. Пока шел спектакль, мы не разговаривали. В антракте, я, наконец, решилась направить разговор в нужную сторону.

– Скажите, Катарина, а среди ваших друзей не было полковника Зальцмана?

– Конечно, я была хорошо знакома с полковником, можно вполне назвать это даже дружбой. Но…

– Да, мы знаем, – ответила я на ее недосказанную мысль, есть люди, с которыми лучше не лукавить, – его убили, и, как это ни грустно, именно поэтому мы оказались здесь.

– Значит, вы хотите расспросить меня об этом человеке, чтобы решить загадку его смерти?

– И найти преступника

– Я постараюсь вам помочь, хотя все это так грустно.

– Милая Катарина, я потому и говорю с вами так откровенно, что вы мне нравитесь и, кроме всего прочего, я получаю удовольствие от общения с вами.

– Вы очень милая девочка, Мэриэл. Так что вы хотели бы узнать.

– У меня есть предложение: спокойно досмотреть спектакль, получив от него нормальное и всеми нами вполне заслуженное удовольствие, а затем Дэвид отвезет нас ко мне, я угощу вас кофе с бисквитами, и мы обо все поговорим.

– Отличное предложение, – улыбнулась Катарина.

После этого мы спокойно досмотрели замечательный балет Антона Крамера

 

Орден черной луны

Всю дорогу от театра до моего дома мы посвятили впечатлениям от спектакля и разговорам о музыке. Дома я заварила кофе нарезала лимон, открыла коробку с бисквитами, все это я поставила на чайный столик в гостиной. Мы разместились вокруг него в низких мягких креслах и только тогда приступили к деловому разговору.

– Так насколько хорошо вы знали покойного господина Зальцмана, – решилась я задать не очень корректный вопрос, но от него зависели все остальные вопросы, – извините меня, Катарина, за бесцеремонность, но, поверьте, это не праздное любопытство.

– Я понимаю, моя дорогая, не смущайтесь, если вам нужна моя откровенность, то она к вашим услугам… Я очень близко знала полковника и давно. Когда-то он был молодым лейтенантом, а я была балериной. Правда мы не виделись много лет и здесь, в Сент-Ривере встретились, можно сказать, случайно, но когда-то…Я не знаю, какая именно информация вас интересует, но готова рассказать все, мне это даже будет приятно, старые люди любят поговорить о прошлом.

– Так ваша любовь к балету – это не просто увлечение?

– Не просто… Балет – это для зрителей красивое хобби. Для балерины – это судьба. Ради балета мы отказываемся от многого, не все из нас, но и не все достигают таких вершин, каких удалось достигнуть Екатерине Савельевой, которая превратилась сейчас в престарелую любительницу театральных зрелищ Катарину Савьели.

– Так вы – Катя Савьели? – с таким восторгом воскликнул Дэвид, что это вызвало смущенную, но одновременно довольную улыбку Катарины.

– Да, так меня назвали здесь.

Поскольку я не репортер светской хроники и в балете обыкновенный зритель – дилетант, я лишь смутно помнила, это имя, но общение с бывшей звездой балета мне сегодня доставляло немалое удовольствие, мне она просто была очень симпатична, без всякой причины. Однако пришлось вернуться к прозе вопросов, которые должны были пролить свет на некоторые неприятные события.

– Вы сказали, что знаете Дэниса Зальцмана много лет, так?

– Да, и готова это подтвердить. Мы познакомились, пожалуй, лет сорок назад, точнее даже ровно сорок один год. Он тогда был совсем молоденьким и очень симпатичным. Меня только пригласили оттанцевать сезон в пяти спектаклях музыкального театра Сент-Ривера. Для молодой русской балерины это было очень неплохим началом карьеры. После первого же спектакля я проснулась знаменитой. Но с Денисом мы познакомились до моего триумфа. Мы жили в одной гостинице, несколько раз видели друг друга в ресторане, и он однажды решился ко мне подойти. Что мы тогда говорили друг другу, я не помню, но он был очень рад узнать, что я балерина. Он ухаживал за мной очень красиво, но мне кажется не думал, что меня ждет слава, поэтому позволил себе влюбиться. Да, молодые люди, сейчас в это трудно поверить…

– Ничего подобного, – тут же воскликнул мой друг, – и нужно сказать, что смотрел он сейчас на Катарину так, что трудно было усомниться в его искренности.

– Спасибо, милый Дэвид, но в те годы я была действительно хороша. – Катарина задумалась, словно мысленно ушла в те далекие времена, затем продолжила, – наш роман длился недолго, точнее – до генеральной репетиции, на которую я пригласила Дэниса. Там я его видела в последний раз перед нашей многолетней разлукой. Дэнис Зальцман по-настоящему знал и понимал балетное искусство. Понимал он и балерину Катю Савьели. Он понимал ее лучше, чем она понимала себя. Он ушел из моей судьбы, увидев и осознав, что ему не стоит соперничать с балетом в сердце балерины. Тем самым, признав первым то, что потом подтвердила рукоплескавшая мне много лет публика. Но это он мне объяснил только через много лет.

– То есть, это он вам объяснил тогда, когда вы встретились с ним совсем недавно? Не с молоденьким лейтенантом Дэнисом, а с отставным полковником, ветераном войны, господином Дэнисом Зальцманом?

– Именно так.

– Как грустно. И теперь ваши отношения продлились не дольше.

– Это было грустно тогда, а сейчас мне встретился совсем другой человек. Тогда балет разлучил нас. Сейчас между нами не было ничего общего, кроме любви к балету.

– В тот день, когда его убили, он тоже вернулся из театра, вы с ним виделись тогда?

– Да, была премьера очень неплохой современной постановки Дон-Кихота.

– Скажите, а на спектакле он был вместе со своим шофером?

– Своим шофером?! У него не было никакого шофера…

– Но ведь его привез в театр и отвез затем домой Тим Солтинг, который назвался его шофером, впрочем, и Тимом Солтингом он тоже именно назвался.

– Да с ним в театре был человек с таким именем, но Дэнис представил мне его как своего друга, однополчанина. Он гостил у Дениса и действительно помогал ему последние пару недель, поскольку у Дениса сильно ухудшилось зрение. Не настолько, чтобы отказаться от посещения театра, но водить машину уже было невозможно. Вы подозреваете, что этот человек и убил его?

– Похоже на то, но почему, зачем ему это было нужно?

– Кто знает… Дэнис служил в годы войны в таком ведомстве…

– Кстати, а он не показывал вам свою реликвию?

– Вы и об этом уже знаете? Нет, не показывал, но рассказал, покаялся…Я советовала ему отдать эту реликвию туда, где ей и надлежит быть, но он говорил, что боится, а мне кажется, что просто не хотел расстаться с такой вещью…

– Не хотел расстаться с ядом? – искренне удивилась я.

– С ядом? – теперь уже удивилась Катарина, – при чем здесь яд?

– Но я имела в виду ампулу с ядом, а вы о чем?

– Я об ордене.

– О каком ордене?

– Так вы об этом ничего не знаете? Ведь его квартиру наверняка внимательно обыскали, или нет?

– Конечно, там были осмотрены все уголки. Но что за орден, в чем он вам покаялся?

– Он все послевоенные годы хранил у себя знаменитый Орден черной луны.

– Орден черной луны?! – воскликнули мы с Дэвидом нестройным дуэтом.

– Вот вам и мотив! – Подвела я итог только что услышанному, – некто назвавший себя Тимом Солтингом охотился именно за этим орденом. Ну, о некоторых обстоятельствах я могу догадываться. Исходя из того, что продать такую вещь практически невозможно, он либо сумасшедший коллекционер, либо выполнял заказ такого сумасшедшего коллекционера. Он знакомится с полковником в Тотридже, представившись ему под именем офицера служившего в том же полку, в котором проходил службу Зальцман в конце своей военной карьеры. Остается только гадать, как ему удалось настолько втереться в доверие к Дэнису Зальцману, что тот приглашает его погостить в своем столичном доме. Здесь он ждет благоприятного момента, чтобы выкрасть ценную реликвию, возможно, вначале он должен был ее еще найти. Допускаю, что убийство полковника не входило в его планы, но тут Зальцман неожиданно становится одним из претендентов на наследство Мориса Парра, и у Солтинга, вернее, лже-Солтинга, появляется соблазн избавиться от Зальцмана и спокойно выкрасть ценность, о которой, кроме него, как он, видимо, думает, никто не будет знать. Пока полиция будет искать убийцу Зальцмана среди претендентов на наследство миллиардера, Солтинг без помех вывезет орден из страны и доставит туда, куда ему нужно. А поскольку бывший обладатель ценной реликвии мертв, никто ее и не подумает искать у него. Что ж, теперь неплохо бы все же найти этого господина. Но мы о нем ничего не знаем, и фотографии никакой нет. Приметы – это слабая зацепка, он легко избавится от всех этих примет, если захочет.

– Пожалуй, здесь я могу вам помочь, неожиданно заявила Катарина, – дело в том, что когда мы встретились с Дэнисом, он меня не сразу узнал, это и понятно, но я его узнала. Мне не хотелось открывать себя, во всяком случае, я не сразу на это решилась, и тогда… В общем я его сфотографировала тайком, должна признаться, что фотография – это сейчас еще одно из моих увлечений. Так вот в кадр попал и тот, кого вы называете Солтингом. Правда снимок получился не очень четким, но ведь в полиции есть специалисты, которые его обработают до нужного состояния, не правда ли?

– Катарина, вы – просто гениальная женщина, – не сдержала я своего восторга.

 

Роберт Кроун

Мы не стали ждать следующего дня, и позвонили комиссару еще до того, как Дэвид отвез домой Катарину.

Катлер был уже дома, но это не помешало ему сразу взяться за дело. Фото было обработано и разослано всем полицейским участкам. Секретным распоряжением была разослана и ориентировка на поиск национальной исторической реликвии Ордена черной луны, как раньше считалось безвозвратно утерянной в годы войны. А мы, наконец, могли вернуться к решению загадки таинственного отравления в замке Ферни.

Утром мы опять собрались в кабинете комиссара, куда приехал и Роберт Кроун. Он заметно нервничал. Впрочем, кто бы на его месте мог быть спокойным.

– Я не знаю, комиссар, что еще вы можете из меня выжать, – но обещаю ответить на все ваши вопросы с максимальной искренностью и правдивостью. Эта история совершенно не укладывается в голове. Я могу только одно решение предложить, но зачем он сделал это в моем доме? Почему именно в этот момент? Ну, неужели вы всерьез можете подозревать меня? А ведь кроме меня и самого Парра, кто мог подойти к этим чертовым бокалам?!

– Скажите, Роберт, – вклинилась я в его эмоциональную речь, – как среди ваших слуг оказалась Луиза Барини?

– Луиза пришла по объявлению…

– Это я знаю, но почему вы именно ее взяли. Вы платите ей как опытной горничной, а между тем… – я очень многозначительно посмотрела на него.

– Хорошо, – я все объясню, но поверьте, это все только на уровне неосознанных эмоций, я не думал, что… Ладно, давайте я расскажу все с самого начала.

– Это будет наилучшим вариантом, – улыбнулась я.

– Дело в том, что Луиза очень похожа на одну женщину, так похожа, что я просто онемел, когда ее увидел.

– На Стэллу Роджерс?

– Да, вы, судя по всему, уже все знаете о прошлом Мориса.

– Ну, не все, – возразила я, – раз побеспокоили вас.

– Собственно, я не думаю, что это имеет отношение к делу, но вам виднее. Морис был старше меня, но и я не мальчик уже. А когда-то мы были оба и моложе и… Тогда нам казалось, что наш главный порок – это бедность. Морис мечтал о карьере художника, но обучение этому ремеслу весьма недешево. Ему удалось поступить на учебу в художественную академию только тогда, когда ему уже значительно перевалило за тридцать. Да, что там говорить, уже было почти сорок. Он свой возраст скрывал, но я-то знал правду. Это все мелочи, так… по ходу. Просто я хотел объяснить, как получилось, что мы обитали в одной компании. В Мервике я тогда поселился не случайно.

– Давайте определимся по времени, когда это было? – уточнила я.

– Ах, да! Это было тридцать лет назад. Мне тогда было почти двадцать, а вот моя жена еще даже не родилась, – Кроун улыбнулся, – В Мэрвик я приехал в поисках не слишком тяжелой, но доходной работы. Город курортный, праздничный… Там познакомился с очень энергичной девушкой, которая пыталась создать рекламное агентство. Тогда это было новинкой.

– Девушку звали Анжелой Барт?

– Да, именно так. Вы, я вижу, уже многое и сами знаете, Энжи была очень милой, но главное – она обладала сильным и независимым характером, вокруг нее все просто вертелось и кипело. Как ей это удавалось, Бог знает, но она всегда могла найти нужную сумму под очередную свою идею, впрочем, только на нее. Тем не менее, и нам перепадало от ее замыслов, поскольку она давала нам подработать. Сейчас один из ее проектов известен как довольно процветающая рекламная фирма «Стиль». Не смотря на свою привлекательность, Энжи не заводила никаких романов, мне кажется мужчин пугала ее внутренняя сила. Однако, я какое-то время был в нее почти влюблен. Я не случайно упомянул «Стиль» именно в связи с этим замыслом неугомонной Энжи и связаны события, о которых я должен сейчас рассказать. Фирма обслуживала сеть магазинов одежды. Я думаю, что это действительно было хорошей идеей – создать собственный демонстрационный комплекс. Когда эта идея стала воплощаться, Анжела начала приглашать к сотрудничеству молодых художников и девушек для показа образцов одежды, манекенщиц, как это тогда называли. Я встретил Мориса на набережной. Он пожаловался, что совсем на мели, вот я и рассказал ему о задумке Анжелы Барт. Идея рисовать модели платьев и костюмов не вызвала у Мориса энтузиазма, но ему нужны были деньги, и он решил попробовать. Так он оказался на первом мероприятии Энжи, где и увидел Стэллу. Луиза ее точная копия, если такое вообще возможно, но, как ни странно, она не производит такого впечатления. Дело, видимо не только в чертах лица. В Стэлле было что-то такое, что заставляло вас не только видеть ее красоту, но и…В общем, она бы разбудила мужчину даже в евнухе. Мне кажется, что именно ее выход на подиум определил успех всего этого предприятия.

Но внешность, вернее, зрительные впечатления бывают иногда так обманчивы… Кто мог бы подумать, что эта роковая женщина готова пожертвовать властью над толпой поклонников, во имя тихого семейного счастья с одним единственным человеком. Если бы я тогда мог хотя бы это предположить, я бы сделал все, чтобы она стала именно моей женой. Впрочем, я был слишком молод, чтобы ее заинтересовать. Морис тоже не смог пройти мимо такой женщины. Он захотел написать ее портрет. Она отнеслась к нему с доверием, поскольку поначалу он ей показался просто стариком. Нет, он выглядел вполне прилично, но для такой юной девочки и тридцатилетний мужчина мог показаться старым. Он пустил ей пыль в глаза, внушив, что ее хочет увековечить великий художник, впрочем, скорее всего, он и сам в это верил.

– А он написал этот портрет? – неожиданно спросила я.

– Да, и неплохо его продал, что позволило ему продержаться на плаву и не пытаться даже работать на фирму «Стиль».

– Интересно, где сейчас этот портрет? – задумчиво проговорил Дэвид

– В моем городском доме, – удивил нас Кроун, – я выкупил его еще десять лет назад, увидев в доме случайного знакомого.

– Ну, историю отношений Стэллы и Парра, мы теперь понимаем неплохо, – вступил в разговор комиссар, – но пока это не объяснило, почему вы взяли на работу совсем неопытную девушку.

– Я же говорил вам, что все это на уровне эмоций, – продолжил свое объяснение Роберт Кроун, – я помнил этот суд, ну между Морисом и Стэллой. Я не забыл какой она тогда выглядела, растерянной и униженной. Когда Луиза пришла наниматься ко мне на работу, она понимала, что шансов у нее немного, но в ее взгляде было такое странное сочетание мольбы и отчаянной веры в чудо, что ее сходство со Стэллой стало просто невероятным. Я простой грешник, госпожа Адамс, – мне было приятно сыграть роль доброго господина, – он усмехнулся, – я просто реализовал в какой-то мере то, что не мог сделать тогда почти тридцать лет назад.

– Вы догадались, что эта девушка – дочь Стэллы? – спросил Эрик Катлер.

– Эта мысль мелькала у меня, но я убедил себя, что этого просто не может быть. Да и возраст не совпадал.

– А нельзя ли нам взглянуть на портрет Стэллы? – спросил вдруг Дэвид.

– Почему нет? – согласился Кроун, – да хоть прямо сейчас, сядем в машину, и через десять минут будем там. Ключи у меня в машине лежат.

– Тогда едем, – решительно заявил комиссар, понятно, что и я не стала возражать.

 

Мотив для самоубийцы

Вскоре мы уже входили в двери внушительного трехэтажного особняка на тихой респектабельной улице в северном районе Сент-Ривера.

Хотя хозяева этого дома переехали жить в свой замок, здесь не было ни малейшего ощущения заброшенности. Порядок в доме поддерживали заботливые руки очень старательных людей. Паркет был натерт до блеска. На ковровых покрытиях ни намека на пыль. Мы поднялись по широкой лестнице на второй этаж, свернули направо, прошли по коридору и, наконец, вошли в большую квадратную комнату, напоминающую небольшой музейный зал. Из мебели здесь был только небольшой старинный, или стилизованный под старину квадратный столик на изогнутых, украшенных резьбой ножках и два мягких кресла, с высокими спинками и деревянными резными подлокотниками. Стены комнаты были увешаны картинами, расположенными, казалось, совершенно случайным образом. Я уже упоминала, что не являюсь знатоком живописи, поэтому не скажу об этой коллекции ничего: ни хорошего, ни плохого. Меня интересовал только один портрет, и я его сразу увидела. Он был совсем небольшим. Был ли действительно Морис Парр талантлив, или так уж хороша была сама девушка, но впечатление от этого портрета было потрясающим. Описывать это изображение – зря терять время. Слова бессильны передать прелесть этого образа и те эмоции, которые он вызывал. Понятно, что можно написать набор привычных штампов о золоте блестящих густых волос пышным каскадом спадавших на обнаженные девичьи чуть угловатые плечи, об огромных сияющих глазах, о чувственных губах… Но это будет лишь небольшая часть образа под действием которого мы находились пару минут.

– Действительно Луиза очень похожа на мать, – сказал комиссар и задумался, причем надолго.

* * *

Заговорил Эрик Катлер только тогда, когда мы вернулись в управление и заняли свои места вокруг его стола.

– Кажется, я понимаю, что произошло в замке Фэрни. – произнес он и посмотрел сначала на меня, затем на Дэвида.

– И что же, – осторожно полюбопытствовала я.

– С самого начала все было похоже на самоубийство: яд мог быть у Парра, в свой бокал только он мог что-то положить, напомню, что частички цианида были у него в кармане. Но что нас смущало?

– Что? – подыграл комиссару Дэвид.

– Нас смущал вопрос: почему в этом месте и именно в этот момент? Так?

– Меня это и сейчас смущает, – заметила я, но комиссар меня не услышал, похоже.

– Так вот, – продолжал он, – он действительно постоянно держал в своем кармане ампулу с цианидом, которую украл у своего кузена. Держал на случай, если его окончательно загонит в угол его болезнь. Там на приеме у своих родственников он сначала не думал ни о болезни, ни о смерти. Он даже затеял спор о живописи с молодым художником. И, если бы он ушел с этого приема чуть раньше, он сейчас был бы жив, так как он не увидел бы Луизу. За столом на ужине прислуживал ведь еще Якоб?

– Да, – подтвердила я.

– Когда он увидел девушку, у него произошел эмоциональный срыв. Я не думаю, что он узнал в ней дочь, он узнал в ней женщину, которую когда-то любил!

– Что же он на ней не женился? – удивилась я.

– А разве мы знаем, что на самом деле между ними произошло? Мы выслушали только тех, кто отстаивал правоту Стэллы! Но почему мы решили, что это – единственная правда? Личность этой Стэллы, между прочим, тоже не однозначна! Оставить свою дочь в приюте и отказаться от нее через три года – это тоже, я вам скажу, говорит многое о женщине. А, если он все же ее любил? Если они поссорились, да еще по ее вине? Разве такого не могло быть?

– Все, конечно, могло быть, – пожала я плечами, – но что вы хотите этим сказать?

– А вы представьте себе, что он мог почувствовать, когда увидел перед собой эту девчушку?

– Пожалуй, мне это сложно будет представить, – серьезно заявил Дэвид.

– Ведь прошло тридцать лет, а его любимая не изменилась! Ну, подумайте! Ведь он старый, одинокий и смертельно больной, а она все такая же! А в кармане цианид, и так просто раз и навсегда избавиться от этой боли! Не только от физической, а и от душевной! Нет, как хотите, друзья мои, другого решения я не вижу.

У меня было много возражений, но действительно не было другого решения.

С тем мы и расстались в тот день. Дэвид отвез меня в мою контору, а сам поехал в редакцию.

 

Проблема

На меня навалилась чудовищная лень. Мне не только не хотелось заниматься никакими расследованиями, но и просто выйти из конторы – для меня вдруг стало неразрешимой проблемой. Я не хотела ни думать над версией комиссара, ни искать свой собственный вариант интерпретации всех этих событий, связанных с замком Ферни и его обитателями.

Но дельная мысль все же прорвалась в мой забастовавший мозг, но только после того, как я за каких-то полтора часа заработала, как мне кажется, самый нелепый свой гонорар.

Я отправила Ари в банк оплачивать счета, а сама включила телевизор и глазела на экран. Там в это время всегда показывают бесконечные истории о таких запутанных отношениях между людьми, что если бы все это было на самом деле, человечество давно уже перестало бы существовать.

Телефонный звонок вывел меня из полудремы. Я взяла трубку с твердым намерением избавиться от любого клиента, что бы он мне не предложил. Счет мой был в том состоянии, которое вполне позволяло мне расслабиться и послать к черту работу, когда мне было попросту лень.

– Детективное агентство Мэриэл Адамс, – привычно отрапортовала я.

– Вы должны немедленно приехать, – заявил кто-то мне в ухо властным, хорошо поставленным сопрано.

– Извините, – в моей короткой реплике четко прозвучал вопрос, но на мою собеседницу это не произвело никакого впечатления.

– Я пришлю за вами машину. – Как ни в чем ни бывало, продолжала она. – Я заплачу вам втройне, но вы должны прибыть сюда немедленно, – в голосе послышались истерические нотки, похоже, неизвестная дама была не в такой уж хорошей форме.

– Может быть, вы объясните мне, что, собственно, случилось? – я еще не потеряла надежды избавиться от работы, несмотря на обещанный тройной гонорар.

– Вы должны это видеть!

– Что именно?

– Когда увидите, все сами поймете…

– Но, видите ли, как раз сейчас я очень занята…

– Откажитесь от того, чем вы заняты, я оплачу и вашу неустойку!

Разговор продлился еще минут десять, и я поняла, что от этой клиентки мне не отвертеться. Вскоре появился Ари и сообщил, что у нашего порога меня ждет машина. Как мне не хотелось покидать свое кресло! Но пришлось, выбора мне просто не оставили. Автомобиль мягко заскользил по дороге, шелестя дорогими шинами. Мы отправились опять в Северный район.

* * *

В этом районе Сент-Ривера я бываю не часто. Хотя сегодня я приехала сюда уже второй раз. Здесь живут весьма состоятельные люди, которые обслуживаются солидными адвокатскими фирмами. Пару раз, пожалуй, у меня были такие клиенты, но, как правило, это были люди не случайные. А сейчас все было не так. Клиентка явно меня абсолютно не знала, скорее всего, нашла мой телефон по справочнику, да и заниматься ее делом мне почему-то не хотелось. Я, собственно, и не знала еще, что мне предстоит за работа, но желание отвертеться от нее меня не покидало.

Наконец мы подъехали к дому. Я вышла из машины и почти сразу столкнулась с высокой и стройной пожилой женщиной, облик которой абсолютно не соответствовал портрету, созданному моим воображением по голосу, звучавшему в телефонной трубке.

– Идите сюда, вы должны их найти, это просто свинство! – услышала я именно тот самый голос.

Мы стояли на пороге небольшого, но симпатичного коттеджа. Хозяйка сама открыла дверь, и мне ничего не оставалось, как только пройти вслед за ней внутрь. Вот это да! Дом был абсолютно пуст.

– Теперь вы понимаете, что произошло, я приехала сегодня утром, открываю дверь и вижу то, что видите сейчас и вы…Ничего!

– Но почему вы не вызвали полицию? – мне кажется, в моем вопросе было гораздо больше здравого смысла, чем во всей этой ситуации.

– Еще чего не хватало! – возмущенно заметила пострадавшая, – да я не подпущу к своему дому ни одного остолопа из этого скопища бездельников, которые только и делают, что распускают сплетни про порядочных людей, не хватало, чтобы они еще притащили сюда журналистов!

Мне сразу вспомнились мои друзья: полицейский комиссар Катлер, умница и великолепный профессионал, неисправимый романтик, а также журналист Дэвид Сомс, никогда не дающий в свою газету информацию, которую он не проверил самым тщательным образом. Но дама, которая навязала все-таки мне свою проблему, судя по всему, никогда не меняет своих взглядов, даже под давлением очевидных фактов. Тем более, было бы верхом наглости предположить, что на нее окажут влияние слова едва знакомой представительницы частного сыска. Я промолчала и, поскольку других вариантов не было, стала обдумывать свои дальнейшие действия.

Для начала я вместе с хозяйкой обошла весь дом, убедившись, что пусто было везде, остались только встроенные шкафы и кухонное оборудование, кухня вообще практически не пострадала от нашествия оригинальных грабителей. Сопровождая меня в экскурсии по своему дому, Сара Битнер, так звали мою клиентку, говорила без умолку, что абсолютно не давало мне сосредоточиться, а у меня появилось стойкое чувство, что решение этой проблемы где-то совсем рядом.

– Госпожа Битнер, – прервала я ее очередной монолог, – вы ведь сказали, что открыли дом своим ключом? Значит, дверь не была взломана, так?

– Да, это верно, но замок, между прочим, поддался не сразу!

Конечно, замок я внешне осмотрела, но для того, чтобы точно сказать, что он не был взломан, нужна экспертиза. И все же моя интуиция мне подсказывала, как минимум, две мысли: во-первых, замок все же открывали и закрывали ключом, во-вторых, тот факт, что с ним было что-то не так, ведет к пониманию истины. Вот только что это за истина? Какое-то смутное ощущение не давало мне покоя, что-то еще в этом доме было не так, как должно было быть, даже с учетом странных обстоятельств этого явно несерийного ограбления. Я уже хотела было попробовать объяснить Саре Битнер, что без вмешательства полиции ей и мне все равно не обойтись, а заодно рассказать ей о замечательном профессионале и чутком мудром человеке, Эрике Катлере, но тут меня вдруг осенило!

Вот какое ощущение не давало мне покоя! Запах! Ну, конечно! В доме пахло совсем не так, как обычно пахнет в обжитом доме.

Господи, до чего же я глупа! Ведь это первое, о чем я должна была подумать!

– Скажите, Сара, а на сколько дней раньше вы вернулись из своего путешествия?

– Раньше?

– Ну, вы ведь планировали приехать через пару дней? Или я ошибаюсь?

– Ну, да, конечно, но я жду в гости сына! Поэтому и приехала сегодня, чтобы сделать ему сюрприз…

Она вдруг замолчала, взгляд ее замер, а лицо стало заливаться краской…

– Вы ведь не ставили машину в гараж?

– Нет, я так была удивлена и расстроена, что мне было не до этого, а потом я позвонила Габриелю, и он поехал за вами…

– Где у вас ключ от гаража?

– Он в сумке.

Мы вместе направились к гаражу. На замке, как я и предполагала, была пломба, точно такая, видимо, была и на входной двери, когда ее открывала моя клиентка. Сара заметила только то, что ключ не сразу провернулся, но, думаю, что если поискать на пороге, остатки пломбы можно обнаружить. В доме еще чувствовался запах свежей краски, он был едва уловим, так как ремонтные работы были, наверняка, завершены еще несколько дней назад. Скорее всего, если бы госпожа Битнер приехала хотя бы на день позднее, все ее вещи, аккуратно упакованные и составленные в ее вместительный гараж, стояли бы уже на своих местах. А я спокойно закончила бы свой рабочий день, без этих хлопот.

– Габриель отвезет вас домой, – каким-то совершенно новым голосом сказала Сара Битнер, – сейчас я выпишу чек.

– Чек? О чем вы говорите? – искренне удивилась я.

– Что вы?! Вы даже не представляете, как вы мне помогли! Хороша бы я была, если бы обратилась в полицию!

* * *

Вечером эту забавную историю я рассказывала Дэвиду.

– Она хотела к приезду сына сделать ему сразу несколько сюрпризов, всякие приятные пустячки, которые есть в каждой семье, но кроме этого, она решила сделать небольшой косметический ремонт. Сара оставила ключи фирме, которая взялась привести в порядок ее коттедж и попросту об этом забыла.

– Очередная нелепая история из твоей практики, – подвел итог Дэвид.

– А ведь точно – нелепая, но очень поучительная! – в голове моей что-то щелкнуло, и все события выстроились в четкую логическую цепочку.

– Дэвид, ты ведь на машине? – спросила я.

– Ясное дело.

– Поехали!

– Куда?, можно узнать? Или ты сама за руль сядешь?

– В замок Фэрни, – оставила я без ответа иронию моего друга, мне было не до нее.

 

Последняя версия

Когда мы подъехали к замку, было уже довольно поздно, но еще не настолько, чтобы нельзя было побеспокоить его обитателей. Мы остановились перед закрытыми воротами. Я попросила Дэвида посигналить, и когда он это сделал, вышла из машины и подошла к небольшой боковой калитке, которая вскоре открылась. Я увидела перед собой крепкую фигуру Тома Снайка.

– Здравствуйте, Том, – начала я с приветствия, надеясь, что меня тут не совсем забыли.

– Здравствуйте, госпожа Адамс, – проявил чудеса сообразительности и памяти Снайк, – вы к госпоже Кроун?

– Нет, я бы хотела поговорить с Луизой, если она еще в замке.

– Она покидает нас завтра, – заулыбался Том.

– Ну, так вы проводите меня в ее комнату?

– Конечно, конечно, проходите.

Он посторонился, и я вошла во двор. Мы зашли в замок не с парадного входа, а через какую-то боковую дверь. Поднялись по лестнице на третий этаж прошли по довольно мрачному коридору и остановились перед массивной дверью. Том постучал.

– Да, кто там? – услышали мы низкий, но сейчас как-то странно зазвеневший голос Луизы.

– Луиза, – мягко, я бы даже сказала, почти нежно заговорил Снайк, – с тобой хочет поговорить госпожа Адамс, она специально приехала сегодня, чтобы застать тебя еще в замке.

– Да, да, конечно, секундочку, – за дверью послышались легкие шаги, и дверь открылась.

Луиза посторонилась, чтобы я могла войти. Я вошла и плотно закрыла за собой дверь. Затем огляделась. Комната была небольшой, но удобной и уютной. Чувствовалось, что девушке здесь нравилось. Вряд ли я могла бы объяснить, по каким приметам я это определила, но я это чувствовала и готова была отстаивать свою точку зрения, впрочем, никто со мной и не спорил.

– Вы уезжаете? – вопрос был глупым, но надо же было с чего-то начать.

– Да, господин Кроун сказал, что при сложившихся обстоятельствах, мне неудобно находиться в замке в качестве… – она смутилась.

– Вы поэтому плакали? – Прямо спросила я.

– Я не.. Нет, не поэтому… – она замолчала, и я видела, что слезы уже снова заполнили ее глаза.

– Послушайте, Луиза, я, конечно, не священник, но могу принять вашу исповедь и даже гарантировать ее тайну. Вы ведь видели, как Морис Парр вылил яд в бокал вашего хозяина, сейчас мы уже знаем, что не только хозяина, но и родственника? – девушка посмотрела на меня с восхищением и страхом (мне так показалось). – Вы поменяли бокалы местами? Почему?

– Я же не думала, что это яд! – она на этот раз громко разрыдалась, и мне пришлось потрудиться, чтобы успокоить ее.

– Мне теперь все понятно. Вы действительно не представляли, что было в этой ампуле, растерялись и не знали, как поступить…

– Ну, да, если бы я подняла шум, а это оказалось в худшем случае глупой шуткой? Возможно, господин Кроун бы и не очень рассердился, но вечер был бы испорчен, а виноватой считалась бы я? Ну, я и решила, что будет лучше, на всякий случай переставить бокалы, пусть мол, сам с собой шутит...

– Не расстраивайтесь, вы ведь спасли жизнь господину Кроуну.

– Но… – она опять горько заплакала, и я прекрасно понимала, какая мысль скрыта за этим "но".

– Главное, что я вам верю. Возможно, вам следовало бы рассказать обо всем хозяину, а не принимать столь рискованное решение, но, может быть, вашими действиями руководил кто-то свыше. Во всяком случае, уже ничего не исправишь, и вам лучше ограничиться этой беседой и не посвящать в свои переживания больше никого. На меня можете полностью положиться.

* * *

Уже примерно через час я, наконец, села в машину Дэвида, он встретил меня вопросом.

– Значит, это было не самоубийство?

– Если и самоубийство, то не преднамеренное...

– Это что-то новое!

– Видишь ли, Парр не собирался сам отправляться на тот свет, он ведь мог это сделать в любой другой момент. Нет, вчера им владела страсть более сильная, чем страх перед болью или воспоминания о вселенской любви, комиссар – неисправимый романтик.

– Ты не можешь изъясняться попроще?

– Картина, на которую указал неугомонный Сотти, действительно ранее неизвестный портрет Рамбье!

– Откуда ты знаешь?

– Предполагаю, что Джимми разбирается в живописи ничуть не хуже умершего. А Парр, разумеется, понял, что перед ним подлинник Рамбье, и захотел им завладеть, но на следующий день хозяин мог бы пригласить специалиста и выяснить, чем он владеет. Тогда заполучить или выкупить портрет было бы проблематично, и дело не только в цене. Кто мог дать гарантию, что Кроун захочет продать единственное ценное полотно из своей небольшой коллекции?

– Да... Маловероятно. Так он что же собирался потом проникнуть в замок и украсть картину?

– Тебе тоже нужно писать романы! Нет, Парр не собирался красть картину, но отравление хозяина замка было одним из пунктов его плана. Потом он мог просто прийти с соболезнованием к безутешной вдове, и она, если бы не подарила ему это полотно, то, наверняка, ее вполне можно было бы уговорить продать его.

– Но он же понимал, что его могут заподозрить?

– Почему? Осколков ампулы ведь у него не нашли. Ты забыл этот факт? Крошки стекла и капельку цианида обнаружили эксперты только потому, что исследовали одежду, снятую с трупа. Ампулу тогда обнаружили бы у того, кого старик хотел сделать козлом отпущения. И он бы позаботился, чтобы это обнаружили.

– Но почему никто не сказал, что ему подложили в карман осколки ампулы?

– А ты бы сказал? То-то же! Скорее всего, эти осколки обнаружил у себя Джим Сотти. Поэтому он так нервничал, а вовсе не из-за своего спора с покойным.

– Значит, яд Парр выпил по ошибке?

– Думаю, было бы справедливо, чтобы все думали, так, как сочинил наш милый комиссар Катлер.

– А ты еще что-то выяснила?

– Я побеседовала с Луизой, которая, кстати, завтра покидает замок

– Она замешана в убийстве?

– Сложный вопрос... Мне удалось добиться ее признания, но имеет ли смысл посвящать в это кого-нибудь еще? Она всего лишь думала о людях лучше, чем они того заслуживают.

– Но мне-то ты скажешь?

– Тебе скажу. Ты ведь ни за что не причинишь неприятность такой хорошенькой женщине. Она работала у Кроунов совсем недавно и дорожила этим местом, поэтому очень волновалась о том, все ли в порядке. Она заглянула в гостиную, чтобы убедиться, что ею все довольны, в тот самый момент, когда мы отправлялись смотреть на портрет. Она видела, как Парр что-то вылил в бокал ее хозяина!

– Но почему она не подняла шум?

– В том-то и весь фокус! Она не предполагала, что замышляется убийство, и решила, что этот странный старик просто задумал какой-то глупый розыгрыш. Не зная, как поступить, девушка просто переставила бокалы. Когда же все произошло, она, естественно, испугалась. А теперь ты можешь представить, что она, бедная, чувствует.

– Да, ведь теперь она знает, что этот странный старик был ее отцом. Но как ты все же догадалась?

– Когда я разговаривала с Сарой Битнер, у меня возникла ассоциация с большой гостиной в замке Кроунов в момент, когда там работала следственная бригада. Меня там тоже все время мучило какое-то несоответствие! И вдруг я четко вспомнила именно Луизу. У нее были заплаканные глаза. Все вокруг были абсолютно спокойны, а она... Еще, правда, была Мишель с ее страхом…

– Ну а Мишель? Она-то чего испугалась?

– Разве ты не заметил, что она боготворит своего мужа? Любящая женщина просто чувствовала, кому на самом деле грозила опасность.

 

Что было потом

Состоялось судебное разбирательство, и суд признал факт самоубийства. Правда романтическая версия комиссара не была внесена в постановление. Фальшивый Тимоти Солтинг был найден убитым в гостинице приграничного городка Сент-Базеля. Ордена при нем не оказалось, но в брючном кармане была найдена скомканная квитанция на отправленную бандероль. Полиции удалось отследить ее. И действительно именно в этой бандероли находился уникальный орден. Теперь его можно увидеть в экспозиции национального музея. Впрочем, многие из вас историю возвращения ордена знают не только из моего повествования.

С Катариной мы до сих пор дружим, время от времени она приглашает нас в свою ложу, и не только на балетные спектакли. Она бывает частенько у меня в гостях и очень любит слушать мои рассказы.

* * *

Через год после всех этих событий, в газетах сообщалось о поминальном приеме в замке Ферни. Это послужило поводом к нашим воспоминаниям. Тогда я и решила записать всю эту историю. Дэвид помог мне вспомнить некоторые детали.

– Но почему ты не сказала правду комиссару? – опять спросил меня мой друг.

– Комиссар – лицо официальное, на подобное сообщение, он просто обязан был бы отреагировать и провести тщательное расследование. А Луизе и без этого было нелегко. Понятно, что ее бы все равно не осудили, но молва иногда бывает хуже приговора. Кому это принесло бы пользу?

– А вот сейчас ты напишешь свой роман, и все обо всем узнают все равно. – никак не мог успокоиться Дэвид.

– Написать роман – это даже не пол дела, для того, чтобы об этом, как ты говоришь, все узнали. Для этого его еще нужно издать. А когда это произойдет, никому моя история уже не сможет повредить. Да и разве я использую настоящие имена героев?

* * *

– Почему бы тебе хотя бы сейчас не сообщить обо всем этом нашему другу комиссару Катлеру? – опять спросил меня Дэвид

– Зачем?! Чтобы испортить Луизе жизнь, а Морису Парру поминальный прием? – грустно усмехнулась я.

 

Эту историю можно было бы с полным основанием назвать фантастической, именно так я воспринимала рассказ хрупкой темноволосой девушки, сидящей в моем кабинете напротив меня в кресле для посетителей.

Девушка назвала себя София Робинс. Она была такая миниатюрная, что казалась совсем юной. Но это впечатление сразу пропало, когда она заговорила. Ее лицо мне показалось знакомым, но я не обратила на это особого внимания, мне ведь приходится разговаривать с таким количеством разных людей…

Думаю, что стоит привести ее рассказ как можно подробнее.

 

Рассказ Софии Робинс

– Это была пятница, – начала свой рассказ София, – последний рабочий день недели создает у меня всегда хорошее настроение. Не то чтобы мне не нравилась моя работа. Скорее, наоборот. Но даже очень приятные обязанности все же остаются обязанностями. А выходные дни дарят приятную иллюзию свободы. Канун выходного дня дает еще больше: предвкушение свободы. Итак, настроение у меня было превосходное, я включила свою любимую музыку. Забравшись в кресло, открыла только вчера купленную новую книгу моего любимого писателя Павла Амнуэля и окунулась в мир необыкновенных приключений и сногсшибательных идей. Те, кто любит хорошую фантастику и музыку в стиле «дрим», меня поймут, остальные пусть поверят на слово – я наслаждалась. Из этого состояния меня вывел звук, который словно ворвался из другой реальности, настолько он был невероятным. Я никогда не слышала выстрелов из огнестрельного оружия, поэтому, когда выскочила из своей квартиры, то не испытывала ничего, кроме удивления и смутной тревоги. Из квартиры напротив выскочил сосед Ион Боул, отставной военный, который сразу разрешил все мои сомнения. Всего несколько мгновений назад в нашем подъезде кто-то действительно стрелял, я почувствовала странный запах. Ион сказал, что это запах пороха, и пошел звонить в полицию. Полицейские появились в считанные минуты. Похоже, в том, что это были не новогодние хлопушки, никто не сомневался. Но не было ни одного последствия этих загадочных выстрелов. Полицейские осмотрели все стены, двери, окна и даже перила. Никаких следов пуль. Не было ни раненых, ни, слава Богу, убитых. Были осмотрены и квартиры. Их всего четыре. Дом наш – старый, двухэтажный. В нем два подъезда, всего восемь квартир. Моя квартира и Боула на первом этаже. На втором – одна совсем пустует уже несколько лет, а в другой живет одинокий старик. Старик странноватый и не слишком общительный, но безобидный. Полицейский инспектор так долго не мог до него дозвониться, что стали уже подумывать, а не взломать ли дверь. Но, как оказалось, в этом не было никакой необходимости. Пожилой человек не слишком хорошо слышит, к тому же, возможно, задремал, да и пока сообразил и дошел до двери… В общем, и здесь не было ничего такого, что могло бы вызвать подозрение. Полицейские осмотрели и пустую квартиру, оперативно связавшись с ее хозяином.

– Сколько было выстрелов? – спросила я.

– Мне показалось, что два. Но это было так неожиданно, что, возможно, мое сознание не зафиксировало, как минимум, еще один выстрел. Боул утверждает, что насчитал их три, – ответила София и продолжила, – Конечно, отсутствие следов какого-либо преступления, с одной стороны, радовало. Но оставались вопросы, на которые сложно было найти ответы. По крайней мере, ничего вразумительного не приходило мне в голову. Эта загадка не давала мне покоя и на следующий день. Но затем другие дела вытеснили из моего сознания мысли об этой странной ситуации.

Возможно, воспоминание о непонятном выстреле вообще стерлось бы из моей памяти, но неожиданно события той пятницы напомнили о себе.

– Подождите, прежде, чем вы продолжите свой рассказ, я хотела бы хоть немного узнать о вас самой. С кем вы живете? Чем занимаетесь? Как обычно строите свои взаимоотношения с людьми, надеюсь, вы меня понимаете?

– Да, я понимаю вашу мысль, и, наверное, следует немного рассказать о себе, так как, сама того не желая, я оказалась в центре загадочных, можно даже сказать, невероятных событий. Мое имя – София, для родителей и моего друга Алекса – просто Сонечка. Работаю я в «Доме моды». Нет, я не модель. С моим ростом (153 см) я могла бы демонстрировать разве что одежду для детей школьного возраста, -она улыбнулась, весьма красноречиво оглядев себя, – моя должность более скромная, но моя работа мне нравится. Я – компьютерный график. В мои обязанности входит доводка моделей, которые разрабатывают наши художники, а также дизайн рекламных материалов. Мне 25 лет. Несмотря на маленький рост, моя внешность меня вполне устраивает. Я пока не замужем, но у меня есть жених. Алекс через месяц оканчивает университет, когда он приедет, мы поженимся. Ничего не поделаешь, он учится за границей Квартира, в которой я сейчас живу, когда-то была куплена моими родителями. Они сейчас перебрались в столицу, так как любят суету больших городов. А я не могу жить далеко от моря. У меня есть старенький, но надежно пока работающий автомобиль, который и дает мне возможность работать там, где мне интересно и жить там, где хочется... Вот видите, моя жизнь протекала до настоящего момента вполне спокойно, можно даже сказать, скучно.

– Не скажу, что мне теперь все понятно, но я хотя бы попробую понять ваше восприятие событий, – важно проговорила я, не желая признаться в том, что мне было просто любопытно.

– Это было уже во вторник, – продолжила свой рассказ София. – Я пришла с работы несколько позднее, чем обычно. Мы готовили рекламное шоу, что бывает не так уж часто. Пришлось задержаться, так как сроки подготовки были довольно сжатыми. Не скажу, что я так уж устала, но готовить ужин не хотелось, и я ограничилась йогуртом. Решила для себя, что лягу спать пораньше,.но все же не заглянуть в компьютер, по крайней мере, в свой почтовый ящик, не могла. Там для меня, как всегда вечером, было несколько строк от Алекса. Я как раз читала его письмо, когда в мою дверь позвонили. Хочу заметить, что меня это очень удивило. Обычно, если кто-то из моих друзей или близких хочет меня навестить, то это бывает в другое время, да и, как правило, я знаю об этом заранее. Но звонок был, и я пошла открывать дверь. За дверью никого не оказалось, я уже хотела ее захлопнуть когда вдруг увидела его. Он лежал прямо у моего порога. Я скорее почувствовала, что он уже мертв, чем поняла. Сейчас я понимаю, что нужно было вернуться в свою квартиру и позвонить в полицию, но я так растерялась, что вместо этого побежала к соседу. К счастью, Ион был дома. Он взял инициативу на себя: звонил в полицию, затем встречал следственную бригаду… Я даже не представляла, какие еще меня ждут неприятности.

– Я не стану оспаривать тот факт, что это было крайне неприятно, и то, что это произошло рядом с вашей квартирой неприятно вдвойне, вы знали этого человека? – спросила я.

– Нет, – я сразу поняла, что незнакома с ним. Могу только сказать, что этот мужчина был не молод и, как бы это точнее объяснить, не из тех, кого я встречаю каждый день, вы меня понимаете? Полицейский инспектор попросил меня вглядеться в лицо этого человека, он предположил, что, возможно, мы раньше встречались. Но я точно знаю, что никогда не видела его. Однако все было не так просто. Вообще, количество странностей в этом происшествии явно превышает предел естественного. Посудите сами: кто-то позвонил в мою дверь, но получается, что, скорее всего, это был тот, кого убили. Отпечаток его пальца остался на кнопке моего звонка. Значит, его убили в тот момент, когда он звонил. Рядом с его правой рукой был найден пистолет, недалеко от тела валялась гильза от патрона. Но не нужно было быть специалистом, чтобы понять: из этого пистолета не стреляли, во всяком случае, недавно. Выстрела никто не слышал, но сомнений быть не могло, что стреляли в него с близкого расстояния, в голову. Я вспомнила странный звук, который прозвучал в нашем подъезде в пятницу. Тогда как раз все слышали выстрел и ощущали запах пороха, но не было никаких последствий. А сейчас были последствия, но никто не слышал выстрела. Насчет запаха не могла бы утверждать точно, слишком много было других впечатлений. А тут еще при осмотре карманов погибшего был обнаружен листок из блокнота, на котором, как говорят, его рукой был записан мой адрес. Я почувствовала, что полицейский, который задавал мне вопросы, с недоверием относится к тому, что я отвечаю. Знаете, мне стало страшно. Действительно: тело обнаружила я, о том, что был звонок в мою дверь, никто, кроме меня, не знает. От моих слов зависит очень многое, но подтвердить их просто некому.

* * *

Рассказ Софии вызвал у меня несомненный интерес, но зачем она пришла ко мне? Ведь расследованием убийства занимается полиция. К тому же все происходило в Эрджине. Девушка словно подслушала мои мысли.

– Мне мама посоветовала обратиться к вам, вы однажды помогли ей…

– Вот почему мне показалось знакомым ваше лицо, вы очень похожи на свою маму. Да, я помню ту небольшую проблему…

– Мама об этой проблеме другого мнения, – улыбнулась София.

– Так чего вы от меня хотите? Это ведь убийство, и следствие в руках профессионалов.

– Я прошу вас тоже принять участие в расследовании, но, в отличие от полиции, полностью поверить мне, тому, что я рассказала.

– Вы думаете, что следователь, ведущий это дело, вам не верит?

– Он считает мои показания и некоторые мои поступки странными.

– Ну, это бывает в начале.

– Я очень прошу вас!

– Хорошо, я попробую. Но мне придется поехать с вами в Эрджин.

– Конечно! Вам будет у меня очень удобно. Моя квартира не такая уж маленькая, есть совершенно отдельная спальня…

– А что, в вашем городке нет гостиницы?

– Есть, конечно, но я подумала, что… К тому же мне просто страшно. Я кажусь очень глупой?

– Да нет, я вас понимаю, да и на самом деле, пожалуй, лучше мне быть поближе к месту происшествия. Если вас не стеснит мое присутствие.

– Я вам так благодарна!

– Благодарить меня пока еще не за что. Посмотрим еще, насколько я окажусь вам полезной. Я думаю, что вечером смогу быть у вас.

– Я сегодня взяла выходной, и до вечера буду у мамы, а потом могу заехать за вами.

– Хорошо, так и договоримся. Часов в семь будет нормально?

– Конечно.

* * *

Прежде чем уехать из Сент-Ривера, я хотела кое-кого повидать. Например, неплохо бы побеседовать с Эриком Катлером. Да и Дэвида нужно предупредить, что я уезжаю, возможно, на несколько дней. Почему-то мне не хотелось пользоваться телефоном. До полицейского управления я прошлась пешком. Это ведь совсем недалеко, да и погода в этот день стояла не жаркая. Комиссара не было на месте, и мне пришлось его подождать. Дежурный инспектор заверил меня, что он будет с минуты на минуту. Похоже, он не был в этом так уж уверен. Просто ему не хотелось, чтобы я уходила. Мы успели выпить по чашечке кофе и обсудить все прелести сегодняшней погоды, пока я, наконец, не услышала знакомый голос.

– Приветствую вас, коллега, почему-то мне кажется, что я услышу от вас нечто любопытное.

– Здравствуйте, комиссар, не знаю, смогу ли я вас удивить, но рассчитываю на вашу дружескую помощь.

Мы поднялись в кабинет на седьмом этаже. Устроившись в удобном кресле у стола, я решила начать разговор, если не издалека, то и не сразу переходя к сути своей просьбы. Надеюсь, что у меня получилось сказать это достаточно небрежно:

– Вы когда-нибудь были в Эрджине?

– Нет, но очень странно, что вы именно сейчас об этом спросили.

– Странно?

– Да, так как я именно сегодня собираюсь туда в связи с весьма необычным делом. У меня такое чувство, что мы там с вами встретимся. Разве я не прав?

– Вы едете в Эрджин? – я не скрывала своего удивления.

– Через пару часов я уже должен быть в автобусе.

– Я думаю, что моя клиентка не откажется подбросить вас туда на своем автомобиле.

– А вашу клиентку зовут случайно не София Робинс?

– Именно так ее и зовут, я даже не стану от вас это скрывать, так как без вашей помощи мне в этом деле не разобраться, надеюсь, вы не будете возражать против нашего сотрудничества?

– А когда я возражал? – Улыбнулся Эрик Катлер, – она наняла вас как детектива, или как адвоката?

– Как детектива. А ей нужен адвокат?

– Не думаю, хотя у следователя есть какие-то подозрения. Значит, нам опять предстоит совместная работа? – в голосе комиссара сквозило неприкрытое удовольствие.

– Так вы едете с нами или все же автобусом? – спросила я на всякий случай, хотя ответ был очевиден.

– Конечно, с вами. Ведь по дороге мы можем и кое-что обсудить. Впрочем, у нас есть и сейчас некоторое время, вы можете мне рассказать все, что вам известно?

– Разумеется, могу. Госпожа Робинс не рассказала мне ничего такого, чего бы не знала полиция.

Я пересказала комиссару содержание моего разговора с клиенткой, не забыв подчеркнуть, что верю каждому ее слову. Собственно, за это она мне и платила.

– Да, ничего нового вы мне действительно не сообщили, все это я уже знаю, но мне есть, что добавить к вашей информации.

– Ну, не стану отрицать, что рассчитывала на это, – улыбнулась я.

– Из пистолета, который лежал рядом с убитым, стреляли, но не в этот день. Эксперт склоняется к тому, что выстрел был сделан дня три-четыре назад. Точнее определить невозможно, но и этого достаточно, чтобы предположить, что выстрелы, наделавшие столько шума и не имевшие никаких последствий, были сделаны именно из этого оружия. Личность погибшего установлена, и это первый сюрприз. Звали его Грегори Шайн, всего месяц назад освободился из заключения. Он отсидел полный срок 7 лет, за ограбление. Я посмотрел материалы того старого дела. Он ограбил квартиру очень богатого человека и известного коллекционера ювелирных изделий из жемчуга, причем, ограбление он совершил через пару часов после погребения хозяина квартиры. Энтони Кранц скончался на девяносто восьмом году своей вполне удавшейся жизни в кругу, как минимум, уважающих его близких и друзей. У него была одна из лучших жемчужных коллекций. Она была небольшая, но очень дорогая. Вот эту самую коллекцию и попытался украсть Грегори Шайн. Попался Шайн весьма неожиданно не только для него самого, но и для полиции. Он проник в дом, когда там никого не было. Траурная церемония проходила у сына покойного. Сигнализация была удачно отключена, сигнала на пульт не поступало. Никто ничего не заметил, вор действовал умело и не спешил. Ценные экспонаты знаменитой коллекции были им аккуратно упакованы и сложены в специально приготовленный чемодан. Все прошло гладко. Грегори незаметно покинул дом Кранца вместе с драгоценностями. Но затем совершенно глупо проявил невнимательность при переходе через десятое шоссе. Его сбил грузовик, который, к счастью, прилично затормозил перед поворотом. Поэтому грабитель-неудачник остался жив, хотя долго пробыл в больнице, откуда сразу попал в тюрьму. Он, конечно, пытался отказаться от чемоданчика, но это было достаточно глупо, так как происшествие произошло не в безлюдном месте, и свидетелей, видевших его перед происшествием на шоссе и подтвердивших, что этот предмет был у него в руках, было несколько. В показаниях двух свидетелей был еще один интересный момент. Они утверждали, что человек с чемоданчиком был не один, что рядом с ним шел еще мужчина. Но Шайн решительно заявил и на следствии, и затем в суде, что действовал в одиночку, и после своего удачно завершенного дела ни с кем не встречался. Когда его спрашивали, что он собирался делать с украденными жемчугами, он отвечал, что собирался их продать. Он, видите ли, не знал, что это известная коллекция. Лично мне это сочетание безупречно осуществленного ограбления и последовавших за ним явных глупостей кажется очень подозрительным. В квартире у Кранца он все же оставил следы. Впрочем, от них было бы мало пользы, если бы он не попался. В картотеке на него ничего не оказалось. Теперь неплохо бы понять, зачем он приехал в Эрджин? Как оказался в этом доме? Кто и почему в него стрелял? Вот на эти вопросы я и хотел бы знать ответ.

– А я хочу добавить еще один вопрос: почему этим происшествием занялось центральное управление столичного комиссариата?

– На этот вопрос мне ответить как раз несложно. Дело в том, что один предмет из коллекции не был возвращен. Это перстень с черной жемчужиной. Его не оказалось в чемодане. Теоретически он мог просто потеряться. Прежде чем коллекцию передали в полицию, она передавалась через несколько рук. Все, кто мог заглянуть в чемодан, оказались под подозрением, но когда подозреваемых слишком много, то установить истину почти невозможно. Когда Грегори Шайн оказался на свободе, за ним решили, на всякий случай, приглядывать. Но в течение месяца эти наблюдения не дали ничего интересного. Жил он в своей маленькой квартирке на окраине Сент-Ривера. По вечерам подрабатывал в ресторане рядом с домом. Там, скорее всего, рассчитывались с ним ежедневно, да еще и подкармливали его. В его положении это был идеальный вариант. Как только Шайна оставили в покое полицейские наблюдатели, его убили. Согласитесь, коллега, что это чертовски подозрительное совпадение.

– А что говорил по поводу этого перстня несостоявшийся грабитель?

– Он сказал, что вытащил из ящика, в котором хранилась коллекция, все, что там было, но не помнит такого кольца. Может, его там и не было?

– Шайн знал, что за ним ведется наблюдение?

– Во всяком случае, мог и заметить. Никто этого особо не скрывал.

– Значит, мог заметить и убийца.

– Мог, конечно.

– Он с кем-нибудь встречался после освобождения? Или, быть может, хотя бы говорил по телефону?

– По телефону он говорил трижды. Со старой знакомой, как мы предположили. Еще два раза он звонил в кафе на муниципальной площади. Но говорил только с барменом. Бармен выкрикивал в зал имя Сэм, но там не было того, кто был ему нужен. Теперь с этими сведениями нужно еще поработать.

– Все, что вы мне сейчас рассказали, очень интересно и несколько меняет мое представление об этих событиях. Думаю, что было бы неплохо присмотреться к соседям Софии. Если она рассказала о себе всю правду, а я думаю, что это именно так, то ее жизнь вряд ли могла пересекаться с жизнью Грегори. Но ведь кого-то он искал в этом доме? Кого? Зачем? Хотя здесь может оказаться и что-то вовсе безобидное: например, он искал дешевое временное жилье. Эрджин – недорогой, но все же курортный городок. Гостиница, или пансионат для Шайна – роскошь, а вот снять комнату…

– Может быть, и так, но за это не убивают!

– Заметьте, что убийца, скорее всего, ждал свою жертву у квартиры Софии. А может, он сам дал этот адрес…

– Опять же возникает интерес к живущим в этом подъезде… Хотя, возможно, и наоборот, зачем убийце наводить следствие на дом, в котором он живет

– Стоит присмотреться не только к живущим в этом подъезде, но и к имеющим ключи от одной из четырех квартир, что вы скажете о таком варианте?

– Да, возможно и такое… В Эрджине уже собирают для нас информацию обо всех, кто живет в этом доме или жил в последние лет десять. В базе данных центрального управления на этих людей нет ничего интересного. Все они законопослушные граждане… В общем, пока у нас нет ни одного досье и ни одной стоящей зацепки.

* * *

По дороге мы не стали отвлекать Софию разговорами. Хотелось просто подумать, чем мы и решили занять себя в пути. Я, например, сообразила, что о краже в доме Кранца наверняка писали газеты. Прямо из машины позвонила Дэвиду. Нужно сказать, что я забегала к нему в редакцию перед отъездом, чтобы хотя бы коротко рассказать то, что не составляло секрета для прессы. На данный момент это было достаточно много информации. Но Дэвид был так занят, что нам даже не удалось толком поговорить. Сейчас мы восполнили этот пробел в нашем общении и проболтали почти час. Кроме всего прочего, я попросила моего друга посмотреть архивы газеты семилетней давности и найти все сообщения, так или иначе связанные с ограблением в доме коллекционера. Он обещал это сделать и переслать все найденные материалы по электронной почте.

Когда мы приехали на место, было уже довольно поздно. Комиссар отказался от не слишком настойчивого приглашения госпожи Робинс и отправился в гостиницу. Это было совсем рядом.

Квартира, в которую мы вошли, была действительно просторная. Она состояла из двух уютных спален, разделенных квадратным холлом. Мебели было немного: у стены стоял большой телевизор на низенькой тумбочке незатейливого дизайна. Напротив мягкий диван, обитый темно-серым ребристым материалом, и два таких же кресла. Посредине низкий столик: то ли очень старый, то ли стилизованный под старину. София предложила поужинать. Я сказала, что по вечерам стараюсь не есть, но с удовольствием выпью чаю.

Во время чаепития мы разговорились о вещах, очень далеких от проблемы, ради которой я здесь оказалась. Выяснилось, что мы любим читать одни и те же книжки, а вот музыкальные предпочтения у нас несколько отличаются, хотя не настолько, чтобы мы не могли оказаться в одном концертном зале. Вскоре нам уже было проще обращаться друг к другу просто по имени, причем в той форме, которая обычно принята между друзьями. На разговор о соседях мы перешли как-то совсем незаметно. Выяснилось, что даже своего ближайшего соседа Иона Сонечка знает очень мало. А уж старика со второго этажа вообще видит очень редко, да и ни разу с ним не разговаривала, если не считать обычных приветствий при встрече.

– А сколько примерно лет этому Боулу? – вырвался у меня неожиданный вопрос.

– На вид ему не больше сорока, – ответила София после некоторого раздумья.

– Он живет один?

– Да, он разведен уже несколько лет. Иногда к нему приезжает дочь. Девочке лет восемь.

– Он ни разу не пытался поухаживать за тобой?

При других обстоятельствах если бы я и задала этот вопрос, то, видимо, не в такой форме, но тут он у меня, что называется, вырвался и очень смутил мою собеседницу.

– Ну, если быть откровенной, то я чувствую, что нравлюсь Иону, однако наши отношения никогда не выходили за пределы добрососедских. Ион всегда очень внимателен и приветлив…

– Понятно. Впрочем, вряд ли это имеет отношение к делу, – я вдруг вспомнила о существовании жениха и поняла, что мой интерес был несколько некстати.

Мы еще немного поболтали, но усталость давала себя знать, пора было отправляться спать, на завтра было намечено много дел.

* * *

Когда я проснулась, то не сразу сообразила, где нахожусь. Я почти никогда не ночую в незнакомых квартирах. Часто бываю в других городах, но там, как правило, останавливаюсь в гостиницах или заведениях, которые их заменяют. Бываю, конечно, хоть и редко, у друзей, живущих не в Сент-Ривере. Но это не считается, так как эти квартиры мне хорошо знакомы.

Однако я быстро все сообразила и посмотрела на часы. Было шесть утра. Я накинула халат и вышла их комнаты. Вкусно пахло кофе и тостами. Хозяйка собиралась на работу.

– Я не думала, что ты так рано встанешь, – улыбнулась Сонечка, – кофе будешь?

– Конечно, только умоюсь и переоденусь, – бодро ответила я.

– Давай, а я пока приготовлю.

После легкого завтрака София уехала на работу, а я включила компьютер, чтобы посмотреть, нет ли материалов от Дэвида. Хотя времени прошло не так уж много, кое-что я все же получила. Очевидно, это были материалы, которые хранились в электронном архиве газеты. Там было несколько деталей, о которых не упоминал комиссар Катлер, но это были мелочи, которые ничего не добавляли к фактам, уже известным. Правда, Дэвид писал, что продолжает поиск, и существовала еще надежда отыскать важный факт, который помог бы распутать это дело. Но пока нужно встретиться с комиссаром. Может, у него есть что-нибудь новое. Никаких идей у меня так и не появилось, хотя я понимала, что, скорее всего, события последних дней как-то связаны с тем, что произошло семь лет назад. Ведь Шайн был на свободе всего месяц, почти все это время он был под наблюдением. Конечно, его телефонные разговоры толком не прослушивались, и никто не контролировал его почту. И над этим стоило подумать. В отчетах наблюдателей было упомянуто, что Грегори трижды звонил по телефону. Номера, по которым он звонил, были установлены. Один раз он звонил женщине, с которой, возможно, когда-то был в дружеских отношениях. Они были примерно одного возраста. Разговор был в спокойном тоне и достаточно долгим. По крайней мере, так его описал наблюдатель. У полиции тогда не было повода выяснять содержание этого разговора. Но теперь ситуация изменилась. Надо бы спросить комиссара. Два других звонка были сделаны в небольшое кафе, расположенное на муниципальной площади в Сент-Ривере. Но оба раза это был короткий разговор с барменом, который брал трубку. Очевидно, тот, кого ожидал там найти Грегори, так и не пришел.

Без наблюдения полиции Шайн прожил всего четыре дня. Что же случилось за это время? С кем он успел встретиться или поговорить? Судя по всему, в центральном управлении смерть Шайна связывают с пропавшим перстнем. И действительно это единственный факт, который мог бы дать какой-то понятный повод для убийства этого человека. Впрочем, смысл этого повода был слишком туманным. Да, пора мне повидать Эрика Катлера. Я взялась за свой телефон…

Мы договорились встретиться возле гостиницы и вместе отправиться полицейское управление Эрджина. Решили, что представим меня как адвоката, об этом мы договорились и с Софией, чтобы не вызывать лишних вопросов и не осложнять отношений. Кто знает, как здесь относятся к частной детективной практике. Да и убийствами частные детективы все же занимаются крайне редко. Правда, необходимость услуг адвоката тоже вызывала сомнение, но выбор у нас был небольшой, и мы сочли этот вариант наиболее удачным.

 

Комиссар Эли Франк

Однако в комиссариате Эрджина меня ждал сюрприз. Местный комиссар Эли Франк хорошо меня знал, однажды нам пришлось принимать участие в расследовании одного весьма любопытного дела, как-нибудь я о нем тоже напишу. Тогда комиссар Франк был еще простым инспектором и работал в полиции Мервика. Он даже не поинтересовался моим статусом в этом деле. И, кажется, был вполне доволен моим участием в расследовании.

Мы расположились в кабинете Франка. Сначала решили посмотреть всю информацию, собранную по делу, здесь, на месте. Фактов было собрано море, но не было ничего такого, что могло бы дать жизнь хоть одной разумной версии. Не было данных, которые хоть как-то бы указывали на связь кого-нибудь из живущих или ранее живших в доме, где произошло убийство, с убитым. Мне нечего было добавить в копилку собранной информации. А вот комиссар Катлер, оказывается, уже получил отчет инспектора, беседовавшего с женщиной, к которой звонил Шайн, и с барменом, от которого, впрочем, было мало толку, действительно, мало ли кто звонит в течение дня. Анна Симонс была очень удивлена, когда Грегори объявился. Они не виделись и даже не общались по телефону уже несколько лет. Действительно знакомы с детства, в юности даже были помолвлены, но, как выразилась Анна, Грег слишком любил деньги и при этом совсем не хотел работать, поэтому так и сложилась его жизнь. Вместо свадебного путешествия на двадцать третьем году жизни Грегори Шайн отправился в бега из-за кражи денег из кассы магазина, в котором работал. В полицию хозяин магазина не стал обращаться, но Шайну пришлось исчезнуть на несколько лет. После этого пути Анны и ее бывшего жениха разошлись. Когда Грег вернулся домой, Анна уже была замужем. Не было никаких выяснений отношений. Пару раз Грегори ей звонил, чтобы узнать, как у нее складывается жизнь, но даже не пытался с ней встретиться. В этот раз он долго рассказывал о себе, о том, что с ним приключилось, чувствовалось, что он очень жалеет о бессмысленно растраченной жизни. В том, что сообщила инспектору эта женщина, не было почти ничего нового, кроме одной фразы. В разговоре Шайн сказал, что никогда бы не решился на ограбление квартиры коллекционера, если бы не один «гад», именно так он и выразился. Он ничего не сказал полиции об этом человеке только потому, что хотел бы сам с ним разобраться, и он уже знает, где тот затаился.

Это была зацепка, хотя она могла и оказаться ложной. Но все же возникала мысль о том, что, во-первых, убитый не просто так оказался в этом городе, и тот, кто его убил, видимо, имел основания опасаться Грегори Шайна. А еще убийца должен был иметь какую-то связь с коллекцией Кранца, ведь совершенно понятно: именно он навел на нее потенциального вора. Остается вопрос, почему убийство произошло именно в этом доме? Почему это случилось у двери в квартиру Софии Робинс? Откуда Грегори взял адрес Софии и зачем? Абсолютно понятно, девушка не могла иметь отношения к событиям семилетней давности. Может, тот, кто записал адрес для Шайна, просто неправильно указал номер квартиры? Правда, с тем же успехом он мог неправильно указать и номер дома, да и вообще написать адрес от фонаря. Но странные выстрелы без последствий, прозвучавшие именно в этом подъезде, именно этого дома, наводил на мысль о неслучайности совпадения всех этих фактов. Однако мысль эта возникала скорее интуитивно и не опиралась на четкие логические построения. Резкий звонок телефона прервал мои размышления. Эли Франк взял трубку. Минут пять он внимательно слушал. Сам он не сказал ни слова, из чего я сделала вывод, что ему просто сообщили новые данные, и была права.

– Удалось определить владельца пистолета, найденного возле тела Шайна. Этот пистолет принадлежал сыну Энтони Кранца, Артуру Кранцу. Артур утверждает, что пистолет пропал не из дома отца, а из его собственной спальни в тот день, когда была похищена и коллекция, но тогда он об этом не заявил, так как не был уверен, а потом как-то не было смысла об этом говорить. Преступника задержали, коллекцию вернули, а пистолет стоил значительно меньше утраченного кольца. Да и вещи Шайна не раз осматривали. Если он и взял пистолет, то, скорее всего, давно от него избавился.

– Его объяснения могут быть и абсолютно правдивыми, но мне все же кажется странным, что он столько лет молчал о пропаже оружия… – прокомментировал новость комиссар Катлер. – Во всяком случае, мы получили еще одно доказательство связи этого убийства и неудавшегося ограбления. Только было ли оно неудавшимся?

– Прошу прощения, господа комиссары, – обратилась я к своим собеседникам, – возможно, я скажу нечто банальное и само собой разумеющееся, но не кажется ли вам, что семь лет назад нормального расследования этого ограбления попросту не было, поскольку грабитель был пойман случайно. Коллекция, почти полностью, была возвращена. А на некоторые мелочи просто не обратили внимания. Понятно, что никто не хотел для себя лишней работы. Потерянное кольцо наверняка было застраховано, наследники не обладали азартом коллекционеров. Они получили свои деньги, остальное их не очень заботило. Но остались неразрешенными несколько вопросов, да и сейчас к ним добавились новые. Например, откуда Шайн получил все сведения: и о коллекции, и о возможности ее похищения? Насколько я поняла, интеллектуалом его назвать было трудно, но сигнализацию явно отключал специалист, который очень хорошо разбирался в некоторых вещах, о которых, как я подозреваю, покойный Шайн мог иметь лишь смутное представление.

– Так вы думаете, что у него был сообщник? – задумчиво проговорил Катлер, – впрочем, я тоже склоняюсь к этой мысли. Кто-то руководил действиями Шайна.

– Вот именно, – подтвердила я, – я предлагаю начать именно с расследования того ограбления, возможно, это выведет нас на факты, которые помогут понять и то, что произошло здесь.

– Я считаю это вполне разумным, – согласился Франк, – запрошу материалы из центрального архива, или вы это сделаете? – спросил он у Эрика Катлера.

– Без разницы, – ответил Катлер, – запрашивайте, я только позвоню, чтобы ускорить это действие.

 

Место происшествия и действующие лица

После этого первого нашего разговора мы договорились встретиться в этом же кабинете ближе к вечеру. А пока Эрик Катлер решил поработать с информацией о жильцах дома, в котором произошло убийство. Теперь, вооруженный некоторыми новыми фактами, он надеялся там найти что-то важное, чего не разглядели раньше. У Эли было много дел и без этого, а я решила вернуться в квартиру своей клиентки, чтобы проверить, нет ли чего-нибудь новенького от Дэвида. Еще у меня было такое чувство, будто что-то мы упустили, не факт, а скорее какое-то впечатление, какую-то деталь. В общем, мне нужно было просто посидеть в тишине и подумать. Подходя к дому, я огляделась: прямо у подъезда был прекрасный ухоженный палисадник, и стояли симпатичные скамеечки, на одной из которых сидели две пожилые женщины и что-то оживленно обсуждали. С моря сюда долетал свежий ветерок, и я подумала, что по вечерам здесь всегда кто-то, наверное, отдыхает. Если бы в подъезд зашел кто-то посторонний, его наверняка бы заметили.

И действительно, когда полицейский инспектор опрашивал жителей окрестных домов, некоторые упомянули, что видели мужчину, входившего в подъезд, по фотографии опознали убитого. Сомнительно, чтобы убийце удалось пройти в дом незаметно. Но он мог уже находиться там, если жил в одной из квартир. Теоретически это могли быть всего трое: София Робинс, Ион Боул и Яков Крауз, старик, живущий на втором этаже. Была еще пустующая квартира, в которую мог ночью, например, пробраться кто угодно, если у него был ключ. Но никто из троих никогда не слышал до этого печального события о Грегори Шайне, а пустую квартиру тщательно осмотрели и никаких следов пребывания там убийцы не обнаружили. В квартире все было покрыто пылью: трудно было не оставить хоть какой-нибудь след. Все эти мысли промелькнули в моей голове, пока я шла по улице и входила в подъезд. Когда я уже открывала дверь, почувствовала, что кто-то появился за моей спиной. Я оглянулась и увидела невысокого худощавого пожилого человека, одетого в белую хлопчатобумажную рубашку и светло-серые мешковатые брюки. На какое-то мгновение мой взгляд задержался на лице Якова Крауза, я поняла, что это был он. В руках у него была связка ключей. Я машинально поздоровалась, а он как-то невнятно ответил. Затем стал подниматься по лестнице. Подумалось, что он, конечно, стар, но не настолько, насколько мне это представлялось по рассказу Софии.

Еще я подумала, что выстрелить удобнее всего было тому, кто мог неслышно спуститься именно с верхнего этажа. Но зачем старику убивать Шайна, что между ними могло быть общего?

Однако, неплохо бы выяснить все обо всех возможных действующих лицах этой драмы. Причем, кандидатов не так уж много, судя по всему.

 

Кое-что о пропавшем перстне

Дэвид не обманул мои ожидания. Я получила от него столько материала, что могла бы смело взяться за книгу об этом ограблении. Оказывается, интерес к этому делу держался довольно долго. Главная интрига вертелась вокруг пропавшего перстня. Интересно, что подобных жемчужных коллекций в мире всего семь, если, конечно, где-то нет тайного владельца. Коллекционными являются только украшения, существующие в одном экземпляре. Особо ценятся те, которые имеют собственную легенду. Исходя из этого, перстень с черной жемчужиной был самым ценным экспонатом коллекции Кранца. За ним была не кровавая, а скорее забавная легенда. Считалось, что этот перстень приносит удачу в делах, но только тому, кто сумеет его украсть. Впрочем, Энтони Кранц не нуждался в магических свойствах черной жемчужины. Он прожил долгую и вполне счастливую жизнь, а этот экспонат просто купил на аукционе. Но, тем не менее, ему действительно очень везло. При жизни его ни разу не ограбили.

Среди всех рассказов о жемчужных коллекциях, об этом ограблении, о коллекционерах, аукционах, выставках мое внимание привлекла байка о том, что между Энтони Кранцем и одним из его друзей было заключено пари. Саймон Корби, так звали этого друга, поспорил с Кранцем, что сумеет украсть его уникальный перстень и проверить, обладает ли он магическим свойством. Было ли на самом деле такое пари, или журналист придумал его, но какой-то эпизод был в основе. Неплохо бы выяснить, какой именно.

Когда я мысленно прокрутила в голове все известные мне факты, у меня появилась пара идей. Одна из них – это побеседовать с господином Корби.

Своей мыслью я поделилась с комиссаром Катлером, позвонив ему пол телефону. Выслушав меня, он заметил:

– Допрашивать этого господина мы вряд ли имеем право, его связь с убийством, которое произошло здесь, весьма сомнительна, но, если вы возьметесь поговорить с ним, то буду рад содействовать. Ваша интуиция слишком часто приводила нас к успеху, чтобы пренебрегать ею. Да и вряд ли найдется мужчина, который откажется ответить на ваши вопросы, – если я не ошибаюсь, это был комплимент.

Выяснить координаты человека, который и не думает скрываться, для полиции – задача простая. Через час я знала, что Саймон Корби сейчас отдыхает в Мервике. Он снимает номер в «Лагуне». От Эрджина до Мервика на автомобиле не более сорока минут. Я позвонила Софии, и мы договорились, что съездим вечером туда на ее машине.

 

Саймон Корби

В холле отеля «Лагуна» было темновато, но зато прохладно. Корби в номере не оказалось. Администратор, которого мы попросили нам помочь, был очень любезен. Он не поленился связаться с ним по телефону и сказать, что его хотят видеть две очаровательные девушки. Саймон Корби, конечно, был заинтригован, и вскоре служащий отеля провел нас в ресторан, где мы и встретились с немолодым, но очень симпатичным человеком. Он заказал нам по чашечке кофе и фрукты, поскольку от ужина мы отказались. Меня вполне устраивала обстановка, в которой мы начали наш разговор. Когда я назвала себя и сказала, чем я занимаюсь, господин Корби не скрывал своего удивления. Я рассказала ему о событиях в Эрджине, но это он мог бы узнать и из газет.

– Все это любопытно, но ведь вы разыскали меня не для того, чтобы рассказать о преступлении, к которому я не имею никакого отношения? – спросил Корби, выслушав мой рассказ. – Или, возможно, вы каким-то образом считаете меня причастным к этим событиям?

– Ну, так далеко в своих подозрениях я не захожу, – невольно улыбнулась я, – но у меня есть к вам вопрос, ответ на который, возможно, поможет нам. Убитый, как я вам уже рассказала, ограбил более семи лет назад дом вашего друга Энтони Кранца. Коллекцию вернули наследникам, но был потерян один экспонат, один из самых ценных.

– Да, я знаю, об этом тогда много писали…

– Конечно, но в одной из статей я нашла сообщение о пари, которое именно вы заключили с господином Кранцем как раз по поводу перстня с черной жемчужиной, или это художественный вымысел?

– Да нет, случай такой был, но все, кто при этом присутствовали, понимали, что это всего лишь шутка. А знаете, эта вечеринка ведь снималась на видео, у меня тогда был юбилей, не стану признаваться, сколько мне исполнилось в тот день, но копию этой записи могу для вас сделать.

– Я была бы вам очень признательна за копию, но меня интересуют люди, которые были свидетелями этого пари, а о них можете рассказать только вы сами.

– Что ж, тогда могу вам предложить вот что: я позвоню своему секретарю и он привезет диск, который я потом скопирую для вас, если будет нужно. Мы сможем его посмотреть прямо у меня в номере, если вы не возражаете.

– Думаю, что мы не возражаем, – я посмотрела на Сонечку.

– Конечно, конечно, – энергично согласилась она.

На все, что было связано с доставкой диска, включая наше перемещение в номер, который занимал Корби, ушло чуть больше часа. У меня мелькнула было мысль, что мы зря морочим человеку голову и тратим свое время, но продолжать эти размышления я не стала, хотя и не очень понимала, что собираюсь искать на этих кадрах.

 

Юбилей Саймона Корби

Этот небольшой ролик был явно снят профессионалом. Смотреть его было очень приятно. Чувствовалось, что люди, пришедшие на вечеринку в дом Корби, хорошо знали юбиляра и уважали его. Было сказано много теплых и, что важно, искренних слов, часто звучали шутки и смех. В общем, я понимала, почему хозяин дома хранит эту запись. Об эпизоде, который я считала важным, особо рассказывать нечего. Саймон, конечно, представил всех, на кого я обратила внимание, но подозревать кого-нибудь из этих людей даже в знакомстве с Грегори Шайном было бы слишком нелепо. Марк Шуман, друг детства Саймона рассказал старый анекдот о суеверии. Одна из присутствующих женщин Камила Фортье, так назвал ее Корби, психолог по профессии, заметила, что не каждое суеверие – просто выдумка, кстати, лицо госпожи Фортье мне смутно кого-то напоминало. Она объяснила, что, если люди верят в какую-то примету, то она сбывается именно потому, что в нее верят. И привела в качестве примера магическое свойство перстня, принадлежащего Энтони Кранцу. Она рассказала, что бывший владелец кольца, тот, кому оно принадлежало до Кранца, действительно украл эту вещицу. Он затем нажил огромное состояние и был уверен, что благодаря именно магии черной жемчужины. Хотя наверняка ему помогала не жемчужина, а вера в ее силу. Его наследники получили перстень, можно сказать, честным путем, и пустили по ветру все, что им досталось.

Корби заметил, что этот рассказ вряд ли что-нибудь доказывает, но он готов украсть у старого приятеля его драгоценность, чтобы проверить ее магию. Вот, собственно, и все. Корби рассказал мне обо всех, на кого я обратила внимание. Его гости были людьми вполне симпатичными и не могли иметь ничего общего с Грегори Шайном. Моя мысль о том, что пари могло спровоцировать преступление, сейчас уже не казалась мне такой удачной. Я подумала, что ничего ценного для нас эта запись не содержит, и хотела сказать, что копию делать незачем. Но передумала. Пусть будет – решила я. Как показали дальнейшие события, это было принятое интуитивно, но очень верное решение.

 

Еще один странный выстрел

Саймон Корби оказался прекрасным легким собеседником, остроумным, интересным и обаятельным. Мы провели замечательный вечер в его обществе. Домой вернулись поздно. Но Сонечка все равно заглянула в свой почтовый ящик. Мне показалось, что письмо от жениха ее чем-то расстроило, но спрашивать было неудобно, а сама она не захотела со мной откровенничать. От Дэвида тоже было письмо, но оно не содержало ничего нового по делу. Спать мы отправились довольно поздно. Было уже далеко за полночь. Однако я долго не могла уснуть. Меня мучила мысль, что сегодня что-то важное проскочило мимо моего сознания. Было чувство, которое я назвала бы чувством проскользнувшей мимо какой-то возможности. Я стала вспоминать весь этот вечер, словно прокручивая кадры отснятого фильма. Но так ничего и не придумав, уснула.

Проснулась я от сигнала моего телефона, как мне показалось, отчаянно трезвонившего. Время было совсем еще раннее, часы показывали без десяти минут пять. Я нажала кнопку связи на своем аппарате, испытывая вполне понятную тревогу.

– Извините, Мэриэл, – услышала я голос комиссара Франка, – но я подумал, что ваше присутствие на месте происшествия будет не лишним…

– Какое происшествие, Эли? Что случилось? – прервала я его.

– Мы сейчас едем в Мэрвик. Вы ведь встречались там с Саймоном Корби?

– Да, – подтвердила я.

– Кто-то стрелял в него…

– Где? Когда? Мы ведь уехали от него очень поздно!

– Я сейчас заеду за вами, по дороге все объясню.

– Хорошо.

Я постаралась собраться не только быстро, но и тихо. Сонечке я написала записку, о том, что пришлось срочно уехать вместе комиссаром, и что все расскажу, когда увидимся вечером.

В четверть шестого я уже сидела в машине и слушала рассказ Эли Франка. Эрик Катлер был здесь же.

– Около двух часов ночи из Мервика позвонил мой знакомый инспектор, рассказывалЭли Франк, – он дежурил на центральном пульте в управлении и получил сообщение о том, что на пороге отеля «Лагуна» выстрелом из пистолета был тяжело ранен их постоялец Саймон Корби. Поскольку именно этот инспектор сообщал мне информацию о местонахождении Корби, он счел необходимым тут же об этом происшествии информировать меня, и правильно сделал, между прочим.

– Да уж, – коротко прокомментировал Катлер и тут же обратился ко мне, – кто-то знал о том, что вы собираетесь встретиться с этим человеком?

– Кроме Софии и вас, никто.

– Очень странная история… Вам удалось узнать что-то определенное?

– Да, ничего особенного он нам не рассказал. Такой спор был, но это была шутка на дружеской вечеринке, ничего существенного это не дает.

– Но, похоже, кто-то считает иначе, – заметил Эли Франк.

– Если только эти события действительно хоть как-то связаны между собой, – отозвался Эрик Катлер, и в его скептицизме был несомненный смысл.

Возле отеля нас ждал невысокого роста коренастый инспектор. Мы прошли за ним в кабинет дежурного администратора, именно он и обнаружил на ступеньках Саймона Корби, едва-едва, но живого.

– Я видел, как он выходил из дверей на улицу, – начал свой рассказ Вилли Янсон, так звали этого администратора, – меня это удивило, ну, понимаете, я ведь давно знаю господина Корби, он каждый год у нас останавливается на пару недель. Он, бывает, принимает у себя гостей, иногда они у него засиживаются допоздна, но, чтобы гулять ночью по улицам? Такого ни разу не было. Не то, чтобы это была такая уж невозможная вещь, но все равно странно.

– Мы ушли от него где-то около полуночи, – вступила я в разговор, – он собирался отдыхать. Мы настояли на том, чтобы он нас не провожал к машине. Расстались у лифта.

– Вы не посмотрели на время, когда господин Корби выходил из отеля, – спросил комиссар Катлер Вилли Янсона.

– Посмотрел, конечно, я уже говорил инспектору, что был час ночи с четвертью, ответил Янсон.

– Сейчас мы уже знаем, – пояснил комиссар Франк, – что около часу ему звонили на мобильный, в это время в компании сотовой связи ищут аппарат, с которого звонили. Но не думаю, что это что-то нам даст, поскольку, если открыто звонили с какого-то аппарата, то, скорее всего, владелец этого аппарата совершенно никакого отношения к этим событиям не имеет. Впрочем, выяснить все равно не мешает, время-то было позднее, какие-то детали могут оказаться важными.

– Вы не выяснили, – озвучила я мысль, которая внезапно посетила меня, – все ли обитатели дома, в котором убили Шайна, ночевали в своих квартирах?

– Конечно, поинтересовались, – ответил Эли Франк, – но тут нам здорово не повезло.

– Что значит – не повезло? – насторожилась я.

– Фактически этой ночью, из тех, кто нас интересует, в своей квартире ночевала только ваша София. Так что, сегодня придется выяснять, где и кто был. Вот если бы дома не было кого-то одного, все было бы значительно проще, хотя и необязательно, – как-то слишком уж сложно объяснил мне свои мысли комиссар Франк.

Из отеля мы поехали в Центр неотложной хирургии и травматологии. Туда был доставлен Саймон Корби. Нам позвонили, что он пришел в себя и сказал несколько слов, которые были записаны на диктофон дежурившим там инспектором.

После этого ему сделали укол, и он уснул. Мы уже знали, что у него хорошие шансы выжить, хотя пуля попала в сердце.

По данным медиков о положении пули в теле потерпевшего и по положению самого тела, которое догадался сфотографировать Янсон до того как Корби положили на носилки, баллисты рассчитали, откуда примерно стрелял убийца. Впрочем, это можно было сообразить и так. Было просто понятно, откуда это удобно сделать. Вокруг «Лагуны» очень много зелени, стреляли слева из-за кустарника, выстрела никто не слышал. Скорее всего, пистолет был с глушителем. Если бы дежурный администратор не забеспокоился и не вышел на улицу, чтобы посмотреть, все ли в порядке, Корби могли обнаружить только утром, и тогда он не имел бы практически шансов выжить. Конечно, кто-то из загулявшихся допоздна постояльцев тоже мог бы его найти, но в этом отеле принято было проводить вечера и даже ночи в развлекательном комплексе в этом же здании.

«Тем не менее, все случилось, как случилось, Слава Богу Корби был найден вовремя. Операция прошла успешно, пулю извлекли, швы наложили, все должно быть нормально, – думала я, пока мы ехали, – это было бы очень несправедливо и печально, если бы он умер».

В палату к Саймону Корби мы не пошли, в этом не было смысла, раненый спал. Мы расположились в небольшом кабинете на первом этаже. Диктофонная запись была небольшой, но содержала действительно интересный факт. Оказывается, примерно в час ночи Саймону позвонила какая-то женщина, она назвалась матерью Софии Робинс и сказала, что волнуется за дочь, которая не вернулась домой к ночи, а она знает, что девушка уехала на встречу с ним. Он естественно тоже заволновался, поскольку понимал, что к этому времени, мы должны были бы уже доехать до дома. Женщина сказала, что она через десять минут будет у гостиницы с машиной и будет рада, если он ей поможет в поисках.

Дальше можно было не объяснять. Как только Корби оказался на неплохо освещаемом крыльце «Лагуны» в него выстрелили. В своей белой рубашке, он был удобной мишенью.

В этой информации было два существенных факта: во-первых, время – на то, чтобы занять огневую позицию, убийце понадобилось десять минут, хотя он мог звонить и уже с места. Но тогда нужно предположить, что убийцей является именно звонившая женщина, или эта женщина была рядом с убийцей и знала о его планах. Впрочем, зачем тогда целых десять минут? Во-вторых, убийца знал о нашей встрече с Корби, но, скорее всего, не знал моего имени. Я опять подумала о соседях Софии.

Свои соображения я изложила комиссарам по дороге в Эрджин.

– Нам еще предстоит собрать кое-какие факты, возможно, они помогут выбрать направление дальнейшего расследования, – заговорил Катлер после моих рассуждений, но мне кажется, что сейчас имеет смысл вам, Мэриэл, вернуться в Сент-Ривер. Есть несколько моментов, на которые вы сами обратили наше внимание, связанные с событиями семилетней давности.

– Вы хотите, чтобы я с кем-то переговорила? – догадалась я.

– Да, прежде всего с сыном Энтони Кранца. Почему все же он не заявил о пропаже оружия? Его версия не слишком убедительна. Кроме того, неплохо бы встретиться с этой женщиной, которой звонил Шайн после своего освобождения. Вдруг она еще что-нибудь важное вспомнит. Ну и, может, Дэвид сходит в это кафе на Муниципальной площади нужно бы найти кого-то, кто бывал там семь и более лет назад, вы ведь понимаете мою мысль.?

– Понимаю, конечно. Хорошо, поеду, но я бы хотела иметь при себе фотографии как можно большего числа участников, или хотя бы потенциальных участников всех событий. Вдруг обнаружатся какие-то связи, о которых мы и не догадывались… Да, пожалуй стоит поговорить и с той дамой, которая на юбилее Корби рассказывала о перстне, все же этой ночью звонила Саймону женщина …

– Поговорите, но не думаю, что эта женщина могла бы звонить ему ночью, скорее, она может расширить наши представления об окружении Корби, что, как показали последние события, будет не лишним.

 

Артур Кранц

Встретиться с Артуром Кранцем оказалось не так просто. Он, как вдруг выяснилось, начал политическую карьеру, то есть превратился из нормального человека в усиленно охраняемый объект. Для чего вокруг всякого политика средней руки суетится всегда столько народу, мне никогда не было понятно.

– Когда человек становится публичным, – объяснил мне Дэвид, – его вполне можно занести в группу риска, просто потому, что гораздо у большего количества людей есть повод желать ему, если уж не смерти, то всяческих сложностей в жизни – точно.

Именно Дэвид помог мне решить эту проблему, ведь с журналистами никто их политиков ссориться не хочет.

Кранц принял нас в своем кабинете. Держался он так важно, что мне было очень трудно относиться к происходящему серьезно. Я вспоминала, как вел себя его отец на юбилее у Корби, и думала о том, что данном случае последующее поколение явно уступает предыдущему в умении вести себя умно и естественно.

Дэвид предложил Артуру несколько стандартных репортерских вопросов, которые обычно задают не слишком еще раскрученным политикам, а затем представил ему меня.

– Детектив? – удивился Артур Кранц, – но чем я могу быть вам полезен, милая девушка. Извините, но так трудно красивую молодую женщину воспринимать в такой роли…

– А вы и не воспринимайте, – улыбнулась я, – просто удовлетворите мое любопытство.

– Что ж, попробую, спрашивайте.

– Более семи лет назад в вашей жизни были не слишком приятные дни: умер ваш отец, и была ограблена его квартира, причем, что особенно неприятно, в день его похорон, так?

– Вопрос, разумеется, риторический...

– Да, несомненно. Но я сейчас не о похищенной коллекции. В тот день у вас еще кое-что пропало, но выяснилось это совсем недавно.

– Вы о пистолете?

– Да, именно о нем. У меня к вам просьба. Я ведь не служу в полиции и записей, как видите, не веду, если вы попросите меня не использовать нигде эту информацию, я вашу просьбу выполню, конечно, если это не связано с преступлением. Так вот я хочу знать правду: почему вы тогда, семь лет назад, не заявили о пропаже оружия?

– Вопрос не такой простой, как вам кажется.

– А мне он и не кажется простым. Но поймите, сейчас речь идет об убийствах, никогда не знаешь, какая информация может пригодиться. Что-то заставило вас тогда промолчать. Что?

– Попробую объяснить, хотя и сам не могу сказать, что все понимаю досконально. Сначала я действительно не заметил пропажу пистолета. Ведь речь шла о краже жемчуга. А потом… Дело в том, что пистолет был в моем доме, а не в доме отца, ну и как бы я это объяснил? Его не мог украсть тот…

– Шайн…

– Ну, да. Тогда кто? И зачем? Ведь не было ни одного выстрела! А вы бы на моем месте захотели все это поднимать? Кроме того, детектив из страховой компании и так меня обхаживал…

– Страховая компания проводила расследование?

– Да, они всегда пытаются найти похищенную вещь, если она была застрахована на случай кражи. Кому же охота за просто так деньги платить? Не знаю, помог ли я вам хоть чем-нибудь, но мне больше не в чем признаваться.

– Еще один вопрос: где вы держали пистолет?

– В ящике небольшого туалетного столика в нашей спальне.

– У вас с женой общая спальня? Извините, но это сейчас вопрос по существу.

– Да, я понимая. У нас спальня общая.

– Спасибо за откровенность. Возможно мысль, на которую вы меня навели, окажется полезной. Спасибо и удачи вам на выборах.

 

Анна Симонс

Значит пистолет был похищен не из дома Энтони. Тогда сомнительно, очень сомнительно, чтобы Грегори имел отношение к этому пистолету и к его краже, по крайней мере, тогда, когда он ограбил дом Кранца старшего. Но дом Артура не подвергался никаким налетам. Значит, пистолет мог украсть только тот, кто бывал в этом доме. Тот, кто мог спокойно ходить здесь, не опасаясь того, что его застанут в таком месте, как спальня хозяев. Я опять подумала о сообщнике, который, похоже, был достаточно близок с семьей Кранца, а, возможно, даже был членом этой семьи.

Визит к Артуру Кранцу не занял у нас так уж много времени. Дэвид поехал в редакцию, по пути завез меня в мою контору.

– Вам звонила некая Анна Симонс, – чуть ли не с порога сообщил мне Ари, – она сказала, что ее направили к вам из полиции, она по делу Грегори Шайна.

– Она оставила свои координаты? – поинтересовалась я.

– Да, есть и телефон и адрес. – ответил мой секретарь.

Через минуту эти данные были уже передо мной.

– Отлично. Ари, найди мне, пожалуйста, номер телефона Камилы Фортье, она – психотерапевт, – попросила я, набирая номер Анны Симонс.

– Да, слушаю, – ответил мне чуть хрипловатый женский голос.

– Анна Симонс? – уточнила я.

– Да, – подтвердила Анна.

– Это Мэриэл Адамс, частный детектив, мой секретарь сказал мне, что вы звонили.

– Совершенно верно. Я сначала звонила в управление, а там мне порекомендовали поговорить с вами, это даже хорошо, что вы не служите в полиции, официально. Я не очень уверена, что мои сведения представляют такой уж интерес, но молодой человек, который меня расспрашивал о Греге, просил, если я вдруг что-то вспомню… Может, мне лучше подъехать к вам? Я сейчас в машине…

– Конечно, вы запомните адрес?

– Разумеется, говорите.

– Улица Фарадея 22

– О, это совсем рядом. Минут через десять я буду у вас.

– Прекрасно, я вас жду.

Госпожа Симонс действительно приехала вскоре. По-моему, прошло даже меньше десяти минут. В мой кабинет вошла миниатюрная женщина средних лет, которую нельзя была назвать моложавой, но она была очень приятной и даже привлекательной, оставаясь в стиле своего возраста. Все в ней было как-то к месту, ничего не нарушало общей гармонии ее индивидуальности. Мне она сразу понравилась, и дальнейшее общение показало, что первое впечатление не было ошибочным.

– О! Вы так молоды, – искренне удивилась она, смягчив свой возглас улыбкой.

– Этот недостаток вполне исправим, – ответила я тоже улыбаясь, – устраивайтесь, – я показала рукой на кресло рядом со своим столом, – выпьете кофе?

– Не откажусь.

– Ари! – позвала я.

Иногда мой секретарь бывает таким умницей. Как он угадывает вкусы некоторых моих посетителей, я никогда не пойму. Но те, кому повезет ему понравиться, получают всегда именно тот кофе, который предпочитают. Что сейчас был именно тот случай, я заметила по благодарной улыбке, с которой Анна Симонс посмотрела на Ари.

– Как я поняла из нашего короткого телефонного разговора, вы вспомнили какой-то факт, или разговор, который вам кажется важным? – перешла я к делу без особых предисловий.

– Я, конечно не уверена, что это так уж важно, возможно, я не скажу вам сейчас ничего нового, но действительно вспомнила, как еще до того случая… До ограбления, Грег звонил мне. Ваш инспектор ведь меня спрашивал о другом времени, поэтому об этом разговоре я вспомнила только тогда, когда прочитала о ходе следствия в газете. Вы уж меня извините, я не пытаюсь вмешиваться не в свое дело, просто подумалось…

– Говорите, Анна, очень хорошо, что вы делитесь своими мыслями, вы ведь знали этого человека.

– Вот именно! В этом все дело! Я прочитала, что ограбление было совершено очень ловко. Если бы Грегори не угодил тогда под грузовик, у него все могло получиться, ведь так?

– Ну, не совсем. Ведь он не для того украл эти жемчуга, чтобы ими просто любоваться. А продать их было бы очень сложно, практически невозможно, конечно, если у него заранее не было заказчика.

– Так вот, я думаю, что у него был этот самый заказчик! Мало того, я думаю, что кто-то очень хитрый руководил действиями Грега! Грег был не слишком умен, и уж точно его нельзя было назвать удачливым и ловким. Он был большим фантазером и всегда путал свои фантазии с реальной жизнью. Как я уже говорила, он мне позвонил незадолго до своей последней глупости. Я тогда овдовела, и он об этом узнал. Начал говорить разную ерунду, о своих чувствах, например… Вот в этом разговоре он упомянул своего друга, дескать есть очень умный человек, он знает как жить и скоро поможет ему, Грегу зажить по-человечески. Мне бы тогда расспросить его, да, может, заставить подумать… Но так уж получилось, не до него мне было. Да и он ведь все время что-то придумывал. В общем, не отнеслась я к тому разговору серьезно. Жалею об этом, может, спасла бы его, уберегла бы и от тюрьмы и от смерти…

– Ну, это вы зря. Свой выбор за себя сделал он сам. Но не было ли в том разговоре каких-то более конкретных деталей? Постарайтесь вспомнить.

– У меня осталось впечатление, именно впечатление, никаких слов я не помню, что этот человек был старше его и образованней. Он упоминал, что-то… В общем, боюсь ошибиться, но я почему-то думаю, что его друг, как он называл, делал сигнализацию для банков.

– Это уже что-то.

– Но это не точно…

– Я понимаю, но в этом может быть что-то. Спасибо вам, Анна. Было очень приятно с вами познакомиться.

– Мне тоже. И все же мне жаль этого глупого человека, тяжело и от мысли, что быть может…

– Не думайте об этом, Анна. Никто не может знать своего будущего, не говоря уже о чужой судьбе.

 

Новости из Мэрвика

Поскольку мне уже было, что сообщить, я позвонила в Эрджин. Позвонила в управление, надеясь застать там обоих комиссаров. Я не ошиблась, хотя мне и пришлось подождать, пока они соберутся к одному телефонному аппарату.

После того как я рассказала им о своих разговорах с Артуром Кранцем и Анной Симонс, мы договорись, что я обязательно схожу, в кафе на Муниципальной площади, вместе с Дэвидом, конечно. Я не стану говорить с барменом. Он уже рассказал все, что мог, да и работал он в этом кафе чуть больше года. А нам сейчас были интересны события семилетней давности, и даже раньше. Присутствие Дэвида было необходимо, поскольку Шайн в этом кафе посещал именно бар, куда женщины, как правило, не заходят. Это я объясняю лишь тем читателям, которые не знают это кафе. Кроме того, комиссар Катлер обещал поручить кому-нибудь из толковых инспекторов собрать информацию об окружении Артура, о его родственниках и друзьях. Кто-то ведь украл его пистолет, возможно, это было именно во время похорон. Если честно, мы даже приблизительно не знали, какую информацию для нас сможет добыть этот инспектор, но надеялись, что что-то сообразим, наткнувшись на нужные факты.

А вот когда мы обсудили все мои новости, комиссар Франк сообщил мне о том, что удалось выяснить в связи с покушением на Саймона Корби. К счастью, Саймон, хоть и был еще очень плох, но жив. Операция прошла удачно, и прогнозы врачей были весьма оптимистичны.

Итак аппарат, с которого звонили Корби, принадлежал Анджею Квятковскому, студенту из Варшавы, который приехал на несколько дней в «Лагуну» отдохнуть после успешно завершенной экзаменационной сессии. Анджей утверждает, что аппарат его был украден в баре, о чем он действительно заявлял администратору отеля. По крайней мере, понятно, что убийца был, или была, в этом баре, но там за этот вечер побывало такое количество разных людей, что знание этого факта мало, чем могло помочь. Аппарат так и не удалось найти, как и звонившую по нему женщину. В общем, эта ниточка так и оборвалась, не дав никакого результата.

– Так, что, коллега, вся надежда на вас и на те факты, которые вы сможете отыскать в столице, – сказал мне Эрик Катлер, – думаю, что через пару дней и я буду уже в Сент-Ривере. Вот только закончим здесь опрос свидетелей, и я просмотрю кое-какие архивные материалы. Нужно понять, почему Шайн приехал сюда, но может случиться и так, что ответ на этот вопрос мы найдем совсем не там, где сейчас ищем.

 

Камила Фортье

– Я вам еще нужен сегодня? – спросил меня Ари, и только тогда я заметила, что время уже вполне можно назвать вечерним.

– Нет, – ответила я, – если ты нашел для меня координаты Камилы Фортье.

– У нее, конечно, не самое оригинальное имя, но среди психотерапевтов, работающих в Сент-Ривере, чье имя занесено в медицинский телефонный справочник, она одна. Вот ее номер телефона, – Ари появился перед моим столом и положил передо мной листочек с именем и номером телефона, – вы сами ей хотите позвонить, или…

– Сама, – не дала я ему развить мысль, – можешь идти домой, спасибо.

– Не за что. Не забудьте, что завтра утром вы назначили встречу клиенту.

– Спасибо, Ари. Не забуду. До свидания.

– До свидания.

Ари вскоре ушел домой. Я хотела отложить разговор с Камилой Фортье до завтра. Позвонила Дэвиду, но он сказал, что не может пока уехать из редакции, что-то они там горячо обсуждали. Отправляться домой мне не хотелось. Вот я и позвонила по телефону, который нашел в справочнике Ари. Конечно, это могла оказаться совсем не та Камила Фортье, которая мне нужна.

– Алло, – услышала я довольно певучий голос, который показался мне знакомым.

– Это Камила Фортье? – спросила я.

– Да, я вас слушаю.

– Меня зовут Мэриэл Адамс, – представилась я, – частный детектив.

– Здравствуйте, Мэриэл, – я вас прекрасно помню.

– Извините меня, я не уверена, что звоню именно тому, кто мне нужен, но голос ваш мне тоже показался знакомым, – извините, что не вспомнила…

– Не стоит извиняться, вы встречаетесь с такой массой разных людей, а для меня встреча с вами, конечно, была событием. Так кого вы ищите?

– Скажите, вам знакомо имя Саймон Корби? Или Энтони Кранц?

– Знакомы, и тот, и другой. Саймон Корби консультировался у меня, а с Энтони Кранцем я познакомилась на юбилее у Корби.

– Значит, именно с вами я и хотела бы поговорить.

– Я ничуть не против. С удовольствием помогу, чем только смогу. Может быть поужинаем где-нибудь. Я сейчас одна дома. Муж уехал отдыхать. Готовить для себя одной нет никакого желания. Так как?

– Давайте. Говорите, где.

– Предлагаю ресторанчик «Театральный» на старой набережной недалеко от моста.

– Да, я знаю. Договорились.

– Давайте встретимся там через полчаса.

– Отлично.

Я добиралась до места на такси. Приехала чуть раньше Камилы и заняла свободный столик в очень удобном месте, где можно было спокойно поговорить. Для тех, кто не бывал в этом ресторане, скажу только, что он небольшой очень уютный и действительно напоминает буфет в старом провинциальном театре. Музыка тут негромкая, звучит непонятно, откуда, оркестра нет. Здесь не принято танцевать и отмечать юбилеи. Сюда заходят просто вкусно поесть и пообщаться с друзьями.

Когда я увидела входящую в дверь ресторана Камилу, я ее сразу вспомнила. Нет, она не была моей клиенткой. Эта история была удивительной и забавной, произошла она несколько лет назад.

 

Виртуальная драма

Все началось с того, что мне пришлось всерьез заняться компьютером. К этому меня вынудили обстоятельства, к которым я была не готова.

Нет, компьютер у нас был, можно сказать, давно, но занимался им мой секретарь. Ари подключил его к сети, вел электронную переписку от моего имени. Создал всякие архивы. В общем, использовал настолько, насколько это было возможно и удобно.

Но однажды мой секретарь взял длительный отпуск, так как заболел его дядюшка, очень пожилой и очень богатый. Не думаю, что Ари был так уж привязан к этому прожившему довольно долгий век господину, но и подозревать его в неискренности родственных чувств повода у меня не было.

Почти сутки, проведенные в компании моего нового электронного друга, доставили мне много хлопот, но и немалое удовольствие тоже. Оказалось, что все не так уж и сложно. Я даже обменялась парой электронных писем с Дэвидом. Первое мое письмо содержало восторг по поводу моих успехов, второе – просьбу о помощи. Впрочем, к приходу Дэвида я уже и сама разобралась.

Так или иначе, но через три дня я уже смело встречалась и общалась с этим гениальным изобретением. И как же это оказалось кстати!

Я уже привыкла к тому, что люди ведут себя не совсем обычно, когда им приходится обращаться за такой нестандартной помощью, как помощь частного детектива. Но, тем не менее, я не перестаю удивляться разнообразию этой необычности. Например, клиент, о котором идет речь в этой истории, прежде чем зайти в мою контору, минут десять расспрашивал меня о всяких пустяках, не переступая порога.

– Я не уверен, что поступаю разумно, что обращаюсь за помощью к женщине, – начал он, оказавшись, наконец, в кресле для посетителя.

– Вы вполне можете найти и детектива-мужчину, – не без сарказма заметила я.

– Вы наверняка меня не так поняли, я нисколько не сомневаюсь в том, что ваши профессиональные достоинства не уступают... Но сможете ли вы меня понять, не осуждая...

– Если вы не будете говорить загадками, я смогу ответить на этот ваш вопрос... как минимум.

– Понимаете, я женат!

– Это, конечно, может создавать некоторые проблемы, – усмехнулась я, – но здесь я вряд ли чем-то могу быть полезна...

– Хорошо, я вам все расскажу, а вы уж решайте сами, хотите ли вы мне помочь.

– Я вас внимательно слушаю.

– Женат я уже десять лет. У меня замечательная жена и двое детей, две девочки, хорошие, послушные... Все как в любой благополучной семье. Я мог бы прожить до конца своих дней, считая себя вполне счастливым человеком, но вот случай, безобидный... Ко мне зашел один приятель, он холостяк, из тех, кого обычно не замечают женщины, знаете, есть такие ребята...

– Я вас понимаю.

– Так вот, он попросил меня дать объявление через компьютерную сеть, есть такие сайты, где одинокие люди могут познакомиться. У него нет дома компьютера, а на работе он не хотел этим заниматься... Впрочем, я бы тоже не стал это делать с рабочего места. Я, конечно, сделал то, что он просил. Можно было бы забыть об этом эпизоде, но в меня словно бес вселился, я вдруг стал постоянно думать о тех женщинах, которые читают эти объявления. Я вдруг почувствовал, что моя жизнь какая-то серая, скучная, мне стало не хватать какой-то интриги, или приключений, что ли. Кончилось тем, что я сам написал объявление от своего имени, вернее, имя-то я как раз не указывал, а вот все остальное написал честно. Мол, женат, но хочу встретить женщину, которая поймет мои мысли и чувства...

– И вам ответили?

– Я получил только одно письмо от одной единственной женщины, но какое письмо. Она поняла все, она поняла даже то, чего я сам в себе не понимал. Мы стали переписываться. Понимаете, я, словно заново родился! Я должен был ее увидеть, поговорить с ней... Мне было безразлично, красива она или нет, сколько ей лет... Все это не имело никакого значения, так как в наших отношениях было то главное, чего мне не доставало в моей прошлой жизни. Я нашел человека, душа которого устроена, так же как и моя собственная. Вы осуждаете меня?

– Пока я не услышала ничего такого, что нуждалось бы в какой-либо оценке с моей стороны, вы встретились?

– Мы договорились о встрече. Я ждал ее в кафе «Вечернее меню», это недалеко отсюда...

– Да, знаю, я иногда обедаю там.

– Так вот, она сказала, что специально для того, чтобы я ее узнал, она оденет лиловый костюм, цвет, который немногим к лицу, поэтому одежду этого цвета встречаешь не часто...

– Может быть… Действительно, в моем, например, гардеробе этот цвет отсутствует, – прокомментировала я, – Вы дождались ее?

Я видел, как она вышла из машины, подошла к двери... еще несколько мгновений, и мы бы встретились, но тут из кафе выходила группа молодых людей, они заслонили ее от меня, когда же... Она словно растаяла! Я выбежал на улицу, ее нигде не было.

Вы уверены, что это была именно она?

Конечно, на ней был лиловый костюм, время было именно то, о котором мы договорились. Она уже заходила внутрь... Нет, такие совпадения просто невероятны!

Вы хорошо ее разглядели? Смогли бы, например, узнать, если бы столкнулись случайно на улице?

Не знаю, вряд ли... Хотя...

Ну, что вы запомнили? Какой она вам показалась?

Невысокая, изящная, волосы каштановые...

Да... Под ваше описание можно найти несколько тысяч женщин только в нашем городе. Вы говорили, она вышла из машины. Это было такси?

Нет, но... Понимаете, я тоже подумал об этом, если это ее машина, то можно как-то выяснить...

И вам удалось что-нибудь узнать?

– Примерно через час после того, как все случилось, в эту машину сел пожилой мужчина, я задержал его на пару минут и спросил о женщине, приехавшей с ним, но он сказал, что, скорее всего, я ошибся, так как за рулем был только он, и пассажиров у него сегодня не было. Не знаю, что и думать...

– Номер вы не догадались запомнить?

– Что вы, даже записал. Вот...

Он вытащил из внутреннего кармана своего пиджака маленькую записную книжечку, быстро нашел в ней нужную страницу и показал мне. Я перенесла этот номер на листок для заметок, который всегда лежит на моем столе. Но зачем мне это было нужно, я в тот момент мало представляла. Да и вообще это происшествие мне казалось каким-то нереальным. Мне, если говорить честно, не хотелось им заниматься. Не потому, что я как-то осуждала действия этого человека, нет. Я даже могла его понять, хоть он в этом и сомневался. И все же в душе моей поднимался какой-то внутренний протест.

Вы можете мне не поверить, но я совершенно уверена, что уже тогда обо всем догадалась, просто ситуация казалась мне слишком нелепой, чтобы в нее поверить. Почему я решила заняться поисками этой виртуальной возлюбленной, навсегда останется для меня тайной.

Начала я с того, что позвонила комиссару Катлеру.

– Комиссар, вы не можете сделать для меня одну любезность, – начала я медовым голосом.

– Конечно, могу, если это в моих силах и не противоречит закону, – как всегда, осторожно ответил комиссар.

– Ну, тут, как посмотреть... Мне нужна одна информация.

– Что-то вы сегодня, коллега, слишком уклончивы, может, перестанете меня интриговать и скажете, что же это за информация?

– Я хочу узнать все, что можно, о владельце машины... – я назвала номер.

– Вы понимаете, что я не имею права распространять данные о частных лицах, если нет на то уважительных причин, но если такие причины существуют...

– Да я, честно говоря, не уверена, что владелец этой машины имеет отношение к тому делу, над которым я сейчас работаю...

– Но ведь вы как-то вышли на этот номер?

– Этот номер мне дал клиент, но история, с которой он ко мне пришел, может оказаться очень далекой от того, что могло бы заинтересовать полицию...

– Что-то я вас сегодня совсем не понимаю.

– Хорошо, комиссар, я сейчас приеду к вам в управление и расскажу все в общих чертах, не называя имени...

– Жду вас у себя.

* * *

– Да… С одной стороны, это дело может не стоить выеденного яйца, а с другой, я бы не прочь убедиться, что с этой дамой все в порядке. – Сказал комиссар, выслушав мои объяснения.

– В том-то и дело, что история вроде бы виртуальная, но лучше бы в этом убедиться.

– Ну, хорошо, большого вреда не будет, если мы посмотрим эту информацию…

Вскоре я совершенно точно знала, что ни машина, ни ее владелец к исчезновению женщины в лиловом костюме никакого отношения не имели.

Я сообщила об этом клиенту. Но что делать дальше? Я подумала, что неплохо бы знать содержание последних писем, которыми обменялись влюбленные, перед тем как договорились о встрече. Я еще раз набрала номер:

– Я понимаю, что это не согласуется с правилами этики, но если обстоятельства таковы, что…

– Вы хотите посмотреть наши письма?

– Не все… Только последние, в которых шла речь о встрече…

– Они у меня сохранились… Я перешлю их вам, если скажете адрес…

* * *

Понятно, что я не стану здесь приводить строки писем, которые все же носили достаточно личный характер, тем более, что никакой особо важной информации я в них не обнаружила, но думаю, именно тогда ко мне пришла мысль, благодаря которой все разъяснилось. Это была мысль не о пропавшей женщине, а о той, которая в данных обстоятельствах оказалась в стороне, хотя это странное происшествие ее касалось ничуть не меньше, чем главных героев. Мне пришлось опять воспользоваться телефоном.

– Скажите, а как выглядит ваша жена, опишите мне ее.

– Жена? Что за странная мысль пришла Вам в голову?

– И все же…

– Не знаю, право, вы меня озадачили… Рост у нее средний… Волосы темные…

– Она работает?

– Конечно, в поликлинике и еще по четвергам дома ведет прием…

– Она – врач?

– Психотерапевт.

– Вот как? А она не догадывалась о ваших проблемах?

– Думаю, что нет… Она всегда так поглощена своими делами, что… – в его голосе невольно прозвучала горечь, или мне это показалось?

– А в какой поликлинике она принимает?

– Я надеюсь, вы не собираетесь…

– Нет, не волнуйтесь, я не буду ничего ей рассказывать, скорее, наоборот…

– Право, это уж точно ложный след…

Но я его уже не слушала… Я получила адрес поликлиники, нужно было поговорить с этой женщиной, я была уверена, что она сможет ответить мне на все вопросы, или почти на все.

Как я и предполагала, это была очень симпатичная миниатюрная женщина с ласковыми глазами и легкой улыбкой, которая не задерживалась на губах, а как бы солнечным зайчиком освещала все ее лицо. Когда я представилась и объяснила цель моего визита, лукавить тут не имело никакого смысла, она мне все рассказала.

– Дело в том, что время от времени я просматриваю эти объявления, иногда натыкаюсь на объявления своих пациентов…

– И как вы их узнаете?

– Это трудно объяснить, но когда знаешь человека так, как я…

– Вы увидели и это объявление, и сразу поняли, кто его написал?

– Скажем так… Предположила. Видите ли, объявление действительно было не стандартным… Нет, женатые мужчины иногда прибегают к услугам интернета, чтобы… Ну вы, наверное, понимаете… А тут было совсем другое… Я не была уверена, и письмо написала просто, чтобы убедиться, а потом все так закрутилось…

– Но когда вы убедились, не проще ли было просто поговорить?

– Было бы проще, но… Не знаю, поймете ли вы меня, я сама стала дорожить этой перепиской и этими отношениями. Мы десять лет вместе! Но мы не знали друг друга! Я боялась потерять то, что появилось между нами только через эти письма…

– Но в любом случае, это не могло продолжаться вечно. Рано или поздно…

– Да, в тот день я решила все прояснить раз и навсегда.

– Почему же вы ушли?

– Я увидела его глаза и поняла, что он меня не узнал… Мне вдруг захотелось, чтобы все осталось так, как было… Я не подумала, что он может обратиться к детективу.

– Думаю, услуги детектива вам больше не нужны, хорошо, что он еще не заявил в полицию.

– Да, действительно хорошо, – она улыбнулась, – я обещаю вам сегодня же все уладить.

– Да! А машина? Вы действительно приехали на машине?

– Конечно, нет, просто она так стояла, что мне пришлось ее обходить, но, видимо, в той версии событий, которой придерживался мой муж, должна была быть машина…

– А ты не боишься, что эта романтическая история закончится разводом? – задал свой вопрос Дэвид, когда услышал от меня эту некриминальную историю.

– Нет, эти двое слишком дорожат друг другом, правда, чтобы это понять, им понадобился Интернет! – так я ответила тогда Дэвиду.

 

Психологический портрет Саймона Корби

Сейчас у меня появилась возможность узнать, насколько я была права. Камила устроилась в кресле напротив. Мы заказали себе легкий ужин, состоящий из фруктового салата, нежирного сыра и кофе.

– Теперь и я вас вспомнила, – улыбнулась я своей собеседнице.

– Ну, я бы по голосу тоже вряд ли вас узнала, но имя ваше мне забыть трудно.

– Можно поинтересоваться, как вы уладили тогда вашу виртуальную проблему? – не удержалась я от вопроса.

– В тот же день, после разговора с вами, я, как и обещала, во всем призналась мужу. Но оказалось, что он уже ждал моего признания. Это вы навели его на мысль, спросив, как выглядит его собственная жена. Он вспомнил, и все вдруг понял. Так что, проблема разрешилась гораздо проще, чем я ожидала. После этой истории многое изменилось в наших отношениях. Знаете, как-то странно, я никогда не применяла к себе то, что сотни раз говорила людям, приходящим ко мне за помощью…

– Давать советы самому себе, видимо сложнее, чем другим, – заметила я.

– Но вы ведь не только об этом хотели меня спросить?

– Да, не только. Вы уже упомянули в нашем телефонном разговоре юбилей вашего пациента Саймона Корби.

– Вы меня неправильно поняли. Он не был моим пациентом. Вообще немного встретишь людей, настолько же психически здоровых и гармоничных, как Саймон. Нет, он всего лишь обратился ко мне за консультацией по поводу своего сына.

– А у его сына были проблемы?

– Не думаю, что это были проблемы психического здоровья, скорее, характера.

– Извините, конечно, это к делу, моему делу, не относится, – я виновато улыбнулась, поскольку понимала, что поставила своими вопросами мою собеседницу в неловкое положение.

– Я не уверена, что это не относится к вашему делу, – неожиданно возразила Камила, – извините, но я рассуждаю, как психолог. Вы знаете, какой мотив к умышленному убийству ставится исследователями психологических причин противоправных действий на одно из первых мест?

– Честно, говоря, я не очень знакома с подобными исследованиями.

– Так вот, одной из таких причин является зависть. Вы человек в значительной степени рациональный, поэтому, как правило, опираетесь на рациональные мотивы, и вы абсолютно правы, с точки зрения расследования основной линии того, или иного преступления. Но иногда преступник совершает и не совсем рациональные действия, скажем так, действия, которые сложно или невозможно оправдать с точки зрения здравого смысла, понимание подобных нюансов, позволяет найти даже в гениально задуманном плане преступника слабое место, или вообще роковую ошибку. В данном случае, я имею в виду покушение на жизнь Саймона Корби. Мне кажется, что у этого преступления могут быть не только рациональные мотивы. Я думаю, что преступник мог просто изобрести мотив для убийства Саймона, убедить себя в необходимости этого шага, а на самом деле удовлетворить зов своей черной зависти. Видите ли, такие люди, как Корби, постоянно провоцируют тех, кого мы называем завистниками. Этот порок, к сожалению, распространен значительно больше, чем нам порою кажется.

– Вы хотите сказать, что проблема взаимоотношений Саймона Корби с его сыном шла от чувства зависти? Но как это может быть применимо к сыну?

– Неужели вы в подростковом возрасте никогда не завидовали взрослым? Даже, если этими взрослыми были ваши родители?

– Ну, понятно, что таких моментов было море, но это совсем не то. Это мимолетные всплески, которые мы просто потом перерастаем. Разве детская зависть может стать причиной серьезного конфликта?

– Иногда эта, как вы сказали, детская зависть накладывается на первые уже не детские проблемы, так было и с сыном Саймона. Я расскажу вам этот случай просто для того, чтобы вы поняли то, о чем мне хотелось бы вас предупредить. Я не называю вам имени этого мальчика, а у Саймона пятеро детей от первых двух браков. Это позволяет мне преподнести эту историю как некий абстрактный пример. То, что вы назвали перерастанием детской зависти, я отношу к процессу психологического развития, или психологического взросления. Но психологическое развитие и взросление очень часто тормозится физиологическими проблемами. Вернее, неправильным отношением молодого человека к этим проблемам. Он часто путает одно с другим. Так обычное влечение к противоположному полу превращается во вселенскую любовь, неудачный опыт которой, может показаться подростку глобальным крушением всей его жизни. Такая гиперболизация первого сексуального влечения, свойственна большинству подростков, у большинства первый опыт связанных с этим отношений бывает неудачным, но далеко не всегда это становится настоящей проблемой, требующей вмешательства специалиста. Чаще всего, срабатывают внутренние механизмы интеллектуально-психологической защиты. Проще говоря, разум помогает сердцу, психика подростка методом проб и ошибок находит. в конце концов, комфортный режим существования в новых условиях. У разных людей это происходит по-разному, но не буду сейчас нагружать вас теорией. Все это я упомянула лишь для того, чтобы объяснить с чего начинался тот самый конфликт, о котором сейчас пойдет речь.

– Видимо, сын Саймона влюбился, – не удержалась я, чтобы не продемонстрировать свою проницательность.

– Да, именно это и произошло, но были в этом весьма банальном эпизоде свои особенности. Во-первых, девушка была старше на пару лет и значительно сильнее по типу психики. Кроме того, она не отличалась ни добрым сердцем, ни устойчивыми моральными принципами. Она была умна, по-своему, конечно. Разумеется, обладала привлекательной внешностью и была уверена в себе.

– В таком случае, я вполне могу понять парня. Такие женщины редко терпят неудачи в личной жизни, – заметила я.

– Да, вы правы. Возможно, если бы она совсем не обратила внимания на юного поклонника, история имела бы и вполне банальное продолжение, и привычную развязку. Но, по какой-то причине, девушке захотелось поиграть в игру, которую, она, видимо, считала забавной и безопасной. Она не только принимала ухаживания молодого человека, она внушала ему надежды на развитие их отношений. Она согласилась прийти на семейный праздник, посвященный дню рождения его отца.

– Вы хотите сказать, что эта пара тоже присутствовала на том юбилее?

– Нет, это было за год до юбилея, – Камила задумалась, и мне пришлось напомнить о себе.

– Так что же произошло за год до этого юбилея?

– Тогда народу было совсем немного, все, как всегда, вертелось вокруг Саймона. Меня там не было, но я представляю, как это происходило. Так вот, когда наш герой пошел провожать свою даму, он попытался выяснить свои перспективы, совершенно серьезно полагая, что перед ним единственная женщина на свете. Она же просто посмеялась над ним. Если бы она ограничилась только упражнениями в своем весьма своеобразном остроумии, влюбленный мальчишка, возможно, просто бы обиделся. Наверное, чувство обиды было бы не стойким, но сигнал к его разуму пошел бы… В общем, все могло быть весьма предсказуемым. Однако, чертовка сравнила парня с его собственным отцом. Она сказала примерно следующее: чтобы стать героем ее романа, он должен был бы иметь хотя бы сотую долю ума, обаяния и прочих достоинств Саймона Корби, а так он всего лишь бледная тень настоящего мужчины. Мальчик, к счастью, все же был достойным сыном своего отца, только не успел к тому моменту еще развить унаследованные от него качества. Поэтому он впал не в отчаянье, а в ярость, которую выплеснул на Саймона, ничего толком не понимающего. Саймон пришел ко мне за советом и помощью именно потому, что не мог понять сына. Чисто детская зависть к взрослому, а потому свободному, богатому и независимому человеку – это действительно мелочи, причем временные, поскольку каждый в душе понимает, что все это еще придет. Кроме того, ребенок, пусть неосознанно, но понимает, что он не готов еще нести ответственность за свободу. Здесь же брошенное равнодушной рукой зерно зависти упало совсем на другую почву.

– Что-то я запуталась, сын завидовал взрослому статусу своего отца, или каким-то конкретным его качествам?

– Хороший вопрос, Мэриэл. В момент, когда эта барышня произнесла свой циничный монолог, она, можно сказать, расправилась, с наивной детской завистью мальчишки, который все же любил своего отца и гордился им. Но она подняла из глубин его души, еще пока не умеющей защищаться от зла, мерзкий осадок зависти чужому везению. Мне пришлось очень серьезно потрудиться, чтобы сменить его установки. Вы ведь прекрасно знаете, как человек разумный, что никакой удачливости и везучести в природе не существует. Это миф, миф который невольно и не задумываясь над этим, рождают и поддерживают такие люди, как Саймон Корби. Попробую выделить ряд особенностей этого человека, которые способствовали возникновению легенды о его невероятной дружбе с госпожой Фортуной. Во-первых, его категорическое нежелание говорить с кем-либо о своих проблемах, неудачах и горестях. Но это вовсе не значит, что ничего этого в его жизни никогда и не было. Просто он сильный человек, умеющий держать удар и встречать с улыбкой любую проказу судьбы. Во-вторых, его щедрость и умение радоваться любому чужому, а не только своему, успеху. В-третьих, это мгновенная реакция на проблемы других людей, причем он не спешит строить сочувственную гримасу, он сразу прикидывает, чем может помочь, он начинает искать если не выход из сложной ситуации, то уж точно способ смягчения ее последствий. Эти качества не облегчают жизнь человеку, всяких неприятностей и проблем у него ничуть не меньше, чем у любого другого, но этого никто не замечает, а раз не замечает, то считает, что этого просто нет, люди не анализируют, они доверяют своим впечатлениям, не все, но подавляющее большинство. Таких как Корби немного, и именно они возбуждают жгучую зависть тех, кто не умеет распорядиться своей жизнью и не готов нести ответственность за это неумение, им легче найти виноватого, например, вот такого, как им кажется, баловня судьбы. Мерзкое чувство – зависть, но, к сожалению, пока достаточно распространенное.

– Я вас понимаю, Камила. Вы хотите сказать, что решение убить Саймона Корби могло возникнуть не только на почве рационального мотива, что тот, кто в него стрелял, вполне мог придумать такой мотив, подталкиваемый своей ненавистью и завистью. Тогда получается, что нам имеет смысл искать не только среди тех, кому была нужна смерть Саймона по каким-то конкретным причинам, но и среди тех, кто этой смерти желал на уровне своих инстинктов. Это открывает еще одно направление поисков. И я чувствую, что в этом есть смысл, поскольку в оценке Саймона Корби я с вами согласна. Я мало его знаю, но в данном случае тоже руководствуюсь своим впечатлением. Остается понять, кто в его окружении мог его ненавидеть на почве зависти.

– Именно это я и хотела вам посоветовать, хотя допускаю, что могу ошибиться.

– А у вас нет кандидатов на эту роль?

– Я не настолько хорошо знаю его окружение. Мой психологический портрет – это результат моего общения только с ним самим. Но я обещаю вам подумать над этим.

– А знаете, у меня ведь есть запись той вечеринки, на которой вы рассказывали об истории перстня с черной жемчужиной. Кстати, я вас не узнала, увидев на экране.

– В этом как раз нет ничего странного, мы виделись с вами всего один раз, вы никогда не видели моих фотографических или видеоизображений. Да и мысли ваши были нацелены совсем на другое.

– Видимо, вы правы. Я хочу вам предложить копию этой записи. Возможно, вы вспомните что-то важное, или кого-то, кто подтолкнул вас к тем размышлениям, которые вы мне сейчас весьма убедительно изложили. Кто знает, а вдруг на этом человеке сойдутся еще какие-нибудь факты.

– Что ж неплохая мысль. Пришлите мне эту запись. Вот моя визитная карточка, там есть адрес.

Камила вытащила из бокового карманчика своей сумки визитную карточку и отдала ее мне.

 

Кафе на муниципальной площади

Камила хотела подвезти меня до моего дома, но я отказалась и вообще большую часть пути прошла пешком, мне хотелось подумать. Наш довольно долгий разговор заставил меня задуматься о многом, но более всего о личности убийцы. Как часто мы ошибаемся в оценке предполагаемых действий преступника именно потому, что неправильно его оцениваем, зачастую ожидая от него поступков, продиктованных нашей, а не его логикой, забывая, что он принимает решения, согласуясь со своим виденьем ситуации, опираясь на свои, а не наши, представления о том, что для него хорошо, а что – плохо.

На следующий день мы собирались с Дэвидом посетить кафе на Муниципальной площади, чтобы попытаться собрать там информацию о сообщнике Грегори Шайна, а, возможно, и его убийце. Кроме того, я была почти уверена, что этот же убийца стрелял и в Саймона Корби. Во всяком случае, пуля, извлеченная из сердца Саймона, была выпущена из такого же оружия, как и та, что убила Грегори. Да и телефонный разговор, выманивший Корби из его комнаты в «Лагуне», прямо указывал на эту связь. Смущало меня только то обстоятельство, что звонила женщина. Женщина не могла встречаться с ним в этом кафе, во всяком случае, в баре. Да и не верилось мне, что женщина была специалистом по сигнализации. Впрочем, женщин-детективов тоже не так уж много.

Вечером, вернувшись домой, я пыталась смотреть телевизор, читать, слушать музыку, в общем, отвлечься, но ничего не получалось: мысли все равно вертелись вокруг последних событий и вопросов, на которые я пока так и не смогла ответить. Хорошо еще, что смогла уснуть.

В кафе мы с Дэвидом появились между завтраком и обедом, когда там было почти пусто, а значит, мы могли поговорить с теми, кто обычно обслуживал посетителей. Я заказала себе кофе и пару бутербродов, чтобы не сидеть без дела, к тому же я не позавтракала, поскольку утром мне было лень готовить. Дэвид прошел в бар, чтобы найти там кого-то, кто смог бы снабдить нас нужной информацией. Мы очень надеялись, что сможем найти такого человека. Мой друг отсутствовал довольно долго. Я даже подумала, что здесь нас постигнет неудача, но оказалось, что все не так плохо. Дэвид появился в сопровождении высокого и очень худого мужчины лет шестидесяти, который не принадлежал к обслуживающему персоналу, но был постоянным обитателем этого кафе вот уже почти десять лет. Он назвал себя Виктором Гросманом. Виктор жил неподалеку, был одинок. Пару лет назад овдовел. У них с женой был небольшой, но приносивший постоянный доход магазинчик на старой набережной, где они торговали разной мелочью для домашнего хозяйства. Но вести этот нехитрый бизнес в одиночку Гросман не захотел, продал магазин, положил вырученные деньги в банк и жил на проценты. Ему вполне хватало этих денег. Дэвид сказал, что Виктор по фотографии вспомнил Грегори и готов ответить на мои вопросы.

– Спасибо, что согласились помочь нам, – начала я разговор после того как Дэвид представил меня.

– Да, почему бы не помочь? Если смогу. Да мне и любопытно. А парня этого я помню, он одно время частенько сюда приходил, а потом пропал. Я слышал, что он под машину угодил, а затем в тюрьму его посадили, и что он квартиру какого-то богатого человека ограбил... Подробностей уже не помню, давно это было.

– Да, примерно так все и было, – подтвердила я, – а не помните ли вы, не было ли у него друзей, с которыми он здесь в этом кафе встречался?

– Почему же не помню, одного помню точно, может, еще были, даже, наверное, но хорошо помню я одного. Дика Тернера. Его тут все знали, золотые руки были у Дика, и голова светлая, эх, – Виктор вздохнул, – царство ему небесное, славный был человек. А с этим Грегори он не то, чтобы дружил, разговаривать любил, спорил, иногда чуть до драки не доходило.

– А о чем? – спросила я, чувствуя, что это очень важно.

– Споры у них разные были, все не вспомнишь, столько лет прошло, но сдается мне, что Дик пытался этому Грегори доказать, что человек не деньгами счастлив, а тем, что может от них не зависеть. Может, я не так складно сказал, как это у Дика выходило, но по смыслу-то верно, я всегда ему верил, да и жизнь оказалась на его стороне, ведь так?

– Но я так понимаю из ваших слов, что Дик Тернер умер?

– Два года назад. Сердце…

– Вы говорите, что хорошо его знали, он чем занимался?

– Так я говорю – он ведь все умел. У нас в магазине такую сигнализацию установил, что за все время никто и не пытался к нам сунуться. Есть, конечно, специальные фирмы, но против Дика Тернера…

Из дальнейшего разговора мы больше не узнали ничего такого, что могло бы считаться полезной для нашего расследования информацией. Виктор говорил, что в окружении Грегори были еще разные люди, он любил поговорить и старался всегда привлечь к себе внимание, но конкретно никого больше господин Гросман ни по имени, ни по каким-то внешним приметам вспомнить не смог.

Да, Дик Тернер вполне мог, судя по всему, научить Грега Шайна обращаться с сигнализацией, хотя не верилось, исходя из того, что мы узнали о Тернере, что этот человек мог кому-то объяснять, как отключить замысловатое устройство, чтобы проникнуть в чужую квартиру. Но на эту роль пока просто не было другого кандидата. И, тем не менее, в сообщники Дик Тернер не годился, и не мог быть убийцей, поскольку умер еще до того, как Шайн вышел на свободу. Когда мы вышли на муниципальную площадь, мне позвонил комиссар Катлер, причем уже из своего кабинета.

 

Факты и размышления

Не прошло и получаса, как мы уже все втроем расположились у большого комиссарского стола.

– Да, улов невелик, – грустно подвел итог комиссар всему, что услышал от меня. Фактов совсем мало, одни теории.

– А что удалось выяснить вам? – спросила я.

– Да, собственно, тоже похвастаться нечем. Как вы уже знаете, в связи с покушением на Саймона Корби только у вашей клиентки есть алиби. Хотя теоретически можно предположить, что пока вы крепко спали, она села в свою машину, поехала в Мервик, украла в баре телефонный аппарат, позвонила Саймону, спряталась в кустах с оружием и выстрелила, когда тот вышел на крыльцо.

– Это скорее похоже на сценарий для кино, чем на реальную версию, – усмехнулся Дэвид.

– Тем не менее, один из детективов Франка усиленно копает в этом направлении, – серьезно заявил комиссар.

– Боюсь, мне придется выехать опять в Эрджин, – заключила я.

– Это вы еще успеете, – заметил Эрик Катлер, – а пока давайте подведем итоги и договоримся о дальнейших действиях.

– Давайте, – согласилась я.

– Из выявленных фактов, – начал свои рассуждения комиссар, – выстраивается такая цепь событий: более семи лет назад некий господин икс познакомился в баре кафе на Муниципальной площади с Грегори Шайном, человеком с буйной фантазией, склонного к авантюрам и не обремененного нравственными принципами.

– Добавьте к этому портрету любовь к шальным деньгам и нежелание работать, – не удержалась я от замечания.

– Принимается, – улыбнулся Катлер, – господин икс рассказывает Грегори о жемчужной коллекции Энтони Кранца, фактически подбивает его на ограбление квартиры коллекционера в очень удобный для этого момент.

– Вы уверены, что только подбивает? – высказал сомнение Дэвид.

– Разумеется, не уверен, но я пытаюсь ничего лишнего не домысливать, а опираться на уже установленные факты, – ответил комиссар, – согласно материалам судебного разбирательства Шайн действовал самостоятельно, без сообщников. Конечно, следствие было проведено не слишком тщательно. Можно было при помощи несложного эксперимента доказать, что Шайн самостоятельно отключить сигнализацию не смог бы, но никто даже и не подумал это проверить.

– А чтобы это дало? – с сомнением спросил Дэвид, – ну, допустим, он мог бы заявить, что у него все получилось случайно? Абсурд, но формально могло быть и так… Раскрутить Шайна на правдивые показания не удалось, Это тоже факт, и с этим мы не можем не считаться. А установить истину сейчас нам намного труднее.

– Против этого никто не спорит, – вставила я свое замечание, – но нам все равно придется искать ответы на все, в том числе возникшие уже сейчас, вопросы. А они связаны, так или иначе, с событиями семилетней давности.

– Я продолжаю, – вернул нас комиссар Катлер от теоретических рассуждений к реалиям настоящего момента, – так, или иначе, но Шайн успешно проникает в квартиру и забирает коллекцию жемчуга, а также никем не замеченный покидает дом Кранца, но вот дальше начинаются вещи, которые требовали, безусловно, более тщательного расследования. Удачно покинув ограбленную квартиру, Шайн попадает под грузовик на десятом шоссе. При этом, он не может объяснить, как это произошло, но два свидетеля утверждают, что видели рядом с ним человека, очень похоже, что именно этот человек и способствовал такому развитию событий. Следующая загадка того давнего происшествия состоит в том, что, хотя чемоданчик с драгоценностями находят при Шайне, точнее рядом с ним, в момент аварии. Но среди экспонатов нет одного из самых дорогих, перстня с черной жемчужиной. Остается в связи с событиями того времени упомянуть еще и факт пропажи из дома Артура Кранца пистолета. Возможно, оружие было похищено во время похорон Энтони Кранца. Хоронили его именно из этого дома. Поскольку перстень был застрахован, а наследники не были коллекционерами, эта история могла бы на этом и закончиться. Но, видимо, Грегори все же знал гораздо больше, чем сказал во время следствия. Почему он промолчал о своем наставнике?

– Я вижу два наиболее вероятных ответа на ваш вопрос, – включилась я в ход рассуждений комиссара, – возможно, он боялся своей откровенностью навредить себе больше, чем это уже случилось, но более вероятным я считаю вариант, при котором, он просто рассчитывал получить со своего бывшего сообщника некую компенсацию. Он рассчитывал на то, что сумеет его найти, и, видимо знал, как это можно сделать.

– Да, скорее всего ваш второй вариант, коллега, ближе к истине, – признал Эрик Катлер. – Когда он освобождается из заключения, он сразу приступает к поискам.

– Вы имеете в виду его звонки в кафе?

– Думаю, что это было только отчасти, он заметил, что за ним установили наблюдение, поэтому, его второй звонок в бар я считаю просто отвлекающим маневром. Я думаю, что в первый раз он спросил Дика Тернера, но ему сказали, что тот умер, а второй раз он позвонил просто, чтобы закрепить внимание полиции на этом кафе. Он знал, где искать того, кто ему был нужен, но не хотел наводить на этого человека полицию. Кстати, искал ли он Тернера, мы можем проверить прямо сейчас. Когда мы спрашивали бармена, кому звонили в те дни, в которые были зафиксированы звонки Шайна, он не мог вспомнить всех, поскольку за день звонило очень много народу, причем примерно в одно время, то есть, тогда когда в баре толпился народ. Но, если спрашивали Дика, он вспомнит, скорее всего.

– Да, пожалуй, стоит действительно этим поинтересоваться. Но почему не было это выяснено сразу, в тот день когда Шайн звонил в кафе, – спросил Дэвид

– Наблюдателю было дано распоряжение, выяснить с кем говорил объект, а не с кем его разговор не состоялся. Тогда ведь думали только о пропавшем перстне, никто не мог предположить, что придется искать убийцу. Хотя, конечно, это было все же упущение. Но давайте позвоним.

Звонок комиссара, как и ожидалось, подтвердил нашу версию. Дика Тенера действительно спрашивали, примерно в тот день, когда наблюдатель зафиксировал звонок Грегори Шайна.

– Возникает вопрос: зачем же Грегу нужен был Дик? – задала я вопрос, на который тут же сама и попыталась ответить, – скорее всего тот, кто нужен был Шайну, был их общим знакомым!

– А верно! – оживился Дэвид. – Дик ведь мог раскрыть тайны сигнализаций и ловушек не Грегу, а тому, другому!

– Вот именно, – поддержал эту версию Катлер, – причем Дик, возможно, и не догадывался, что обучает будущего грабителя.

– Кажется, я догадываюсь, как все было! – воскликнула я, – Тогда, семь лет назад. Дом Кранца в день его похорон стоял практически пустым. Слуги помогали в доме Артура. Об ограблении никто даже не думал, ну до таких ли мыслей? Господин икс открыл дверь со стороны переулка и отключил сигнализацию не вечером, когда туда должен был прийти Шайн, а еще днем. Он спокойно зашел в дом и взял перстень! Его-то интересовал именно перстень! Когда вечером туда пришел Шайн, перстня в коллекции уже не было. Но Шайн об этом экспонате узнал только от полиции, когда его стали расспрашивать. А в доме он взял действительно все, что там оставалось, он же не сверял по описи. Наш господин икс проследил за тем как Шайн вошел в дом и вышел из него. Было уже довольно темно, Грегори, видимо направлялся к месту заранее назначенной встречи, а его сообщник шел за ним по пятам и, улучив момент, вытолкнул Грега на шоссе под колеса машины.

– Хорошая версия, коллега, – согласился со мной комиссар, – очень вероятная, осталось только найти этого господина икс.

– И объяснить, что же произошло в Эрджине, – заметил Дэвид.

– А затем в Мэрвике, – закончила я формулировку следующей задачи.

– Какая-то часть понятна, – задумчиво произнес комиссар, – а где-то полный бред.

Понятно, что как только Грегори почувствовал, что за ним перестали наблюдать, он нашел своего бывшего сообщника и, скорее всего, позвонил ему. Понятно, что сообщник заманил Шайна в подъезд и там в него выстелил, но зачем он стрелял перед этим событием? И он ли это стрелял? Почему все происходило в этом доме и в этом подъезде? Связано ли происшествие в Мэрвике с событиями в Эрджине? Если судить по содержанию злополучного телефонного разговора, состоявшегося у Саймона Корби с какой-то незнакомкой, то все эти события связаны, но как? И кто эта незнакомка? Не она ли стреляла в Саймона? Если она, то почему? В общем, если с событиями прошлого все более, или менее понятно, то события последних дней не укладываются ни в какую логику…

– Когда мы сталкиваемся с подобными загадками, – попыталась рассуждать я, – то обычно либо нам не хватает каких-то фактов, либо мы пытаемся включить в ситуацию факты не имеющие к ней никакого отношения.

– Если фактов не хватает, их нужно искать, а вот выделить и отделить лишнее? Можно попытаться… – практически согласился со мной комиссар.

– Что в нашей цепочке событий выглядит особенно нелепо? – спросила я.

– Выстрел без последствий в Эрджине и то, что Саймону Корби звонила именно женщина, – сразу отреагировал Дэвид.

– Давайте теперь попытаемся выстроить цепь событий без учета этих двух фактов, – продолжила я свои размышления.

– Без этих фактов? – Эрик Катлер задумался, а затем продолжил, – господин икс, видимо предложил Шайну встретиться и назвал адрес, по которому тот должен был его найти, но назвал не свой адрес, а Софии Робинс, когда Шайн позвонил в дверь Софии, икс спрятался этажом выше, спустился на один пролет и выстрелил. Звука выстрела никто не слышал, так как пистолет, скорее всего, был с глушителем. Факт, который не мешало бы выяснить, при таком раскладе – почему именно этот адрес? Почему именно этот дом?

– Может, он живет, или жил раньше, по соседству? – предположила я.

– Может, и так, – согласился Катлер, – А вот события в Мэрвике уж совсем не укладываются в нашу версию.

– Так может, они и не связаны… – попытался рассуждать Дэвид, – может у этих событий своя, другая логика?

– Но Саймона из номера выманили под имя Сонечки! – воскликнула я.

– Да, но откуда этот икс, или его сообщница, если она была, могли знать о вашей поездке и о том, что вы уже уехали из Мэрвика?

– Ну, в Мэрвике он мог за нами следить, а вот откуда он узнал, что мы туда приедем? – это один из ключевых вопросов!

– Вы с кем-нибудь обсуждали свои планы? – спросил меня комиссар.

– Нет, только с вами, а затем с Сонечкой мы договорились по телефону о нашей совместной поездке, но я ей даже не сказала, что мы едем встречаться с Корби. Просто сказала, что нужно для очень важного разговора съездить в Мэрвик.

– Тогда, утечка информации могла быть только из отеля… – заметил Дэвид

– Ну, вот, пожалуй, это и стоит проверить, – подвел итог комиссар.

– Нам опять придется ехать на побережье, – заключил Дэвид.

– Ты со мной? – на всякий случай спросила я своего друга.

– Конечно, не автобусом же тебе ехать. – ответил он, не задумываясь, – А меня редактор командировал на сбор информации именно по этому делу. У нашей газеты тут неплохие шансы.

Мы уже собрались покинуть кабинет комиссара, когда на его столе зазвонил телефон. Начав разговор, Эрик Катлер жестом показал нам, чтобы мы не уходили. Я догадалась, что этот звонок был связан с нашим общим делом.

– Звонил Эли Франк, – сказал комиссар, положив трубку, – в Мэрвике в «Лагуне» убита женщина, одна из служащих отеля.

– Ее тоже застрелили? – спросил Дэвид.

– Нет, она задушена. Ее тело обнаружили в пустующем номере. Горничная зашла туда, чтобы подготовить номер для заселения, а там наткнулась на тело официантки из бара. Так что, если вы меня захватите, то я тоже поеду на побережье, надеюсь, мы все поедем сразу в «Лагуну»?

– Да, похоже, там нас ждут не только новые вопросы, но и ответы на некоторые старые, – ответила я за себя и за Дэвида.

– Вы так думаете? – с сомнением в голосе спросил комиссар.

– Вы же знаете, что я не люблю совпадений, а здесь их и так с перебором.

 

О пользе современных телефонных аппаратов

По дороге в Мэрвик комиссар рассказал нам все, что успел узнать из короткого разговора с Франком. Убитая работала в «Лагуне» уже пять лет. Звали ее Сара Гофман. Ей было чуть больше сорока. Жила она неподалеку от отеля. Не замужем, детей нет. Вот собственно и все, что мы знали, когда подъехали к отелю «Лагуна».

Как я и рассчитывала, у отеля нас встретил Эли Франк. Мы сразу поднялись в тот номер, в котором была обнаружена убитая женщина. Понятно, что тело уже увезли, и работа следственной бригады к этому моменту тоже была закончена. Просто Эли хотел нам показать все, включая место происшествия. Это был дорогой одноместный номер.

– Тело Сары Гофман лежало поперек этой кровати, – начал объяснять нам комиссар Франк, – никаких следов борьбы. Доктор предположил, что ее сначала оглушили, ударили чем-то по голове, а потом уже… При осмотре номера под кроватью нашли ее телефонный аппарат. Преступник не забрал его, видимо, потому, что спешил, сразу не смог найти. Не догадался поискать под кроватью, может, не было времени…Это было его упущением.

– Да, там ведь мог быть номер с которого ей звонили перед смертью, или на который она сама звонила. – заметил Дэвид

– Ей действительно звонили, но с таксофона, который расположен рядом с отелем, это мало, что дает. С номерами, по которым она звонила с этого аппарата и с теми, которые связывались с ней, конечно, мы поработаем, но я почти уверен, что это ничего не даст. Скорее всего, выяснится, что это вообще не ее аппарат, она могла его просто украсть, или что он принадлежит ей, но тот, кто нам нужен с ней не связывался иначе, чем через таксофон… И все же.

– Значит, какая-то польза от этого аппарата есть? – догадалась я.

– Да, это хороший дорогой аппарат с диктофоном и функцией автозаписи.

– И что это значит? – спросила я.

– Допустим, вы говорите с бизнес партнером, стал объяснять мне Эли, – у вас очень важный разговор, который вы хотите слово в слово передать другому своему партнеру по бизнесу, вы нажимаете кнопочку автозаписи, и весь ваш разговор записывается на встроенный в аппарат диктофон. Очень удобно.

– И у нее на диктофоне была запись? – догадалась я.

– Да, она, видимо, что-то чувствовала и записала два своих последних разговора. Они оказались весьма интересными. Конечно, найти этого господина по голосу будет непросто, или точнее, маловероятно, что это вообще возможно. Но если у нас появится подозреваемый, ему не отвертеться!

– Можно и нам прослушать эти записи? – спросил Эрик Катлер, на всякий случай.

– Разумеется, но только уже у меня в кабинете. Думаю, что есть смысл продолжить наш разговор в Эрджине.

– Я не возражаю, – ответил Катлер, – кстати, а почему о происшествии сообщили вам, а не в комиссариат Мэрвика.

– Нет, из отеля позвонили туда, куда и следовало, а уже из местного комиссариата сообщили мне. Дело в том, что совсем недавно я у них запрашивал информацию обо всех женщинах, работающих в «Лагуне», ну они и связали эти два факта…

– Ясно. Что ж, едем в Эрджин. – скомандовал комиссар.

– Постойте, – вмешалась я в разговор комиссаров, – а разве мы не можем осмотреть квартиру убитой? Да и неплохо бы поискать тут ее подруг, например.

– На квартиру мы сейчас заглянем, а вот подруга ее как раз живет в Эрджине.

 

Тайны Сары Гофман

Сара действительно жила рядом со своим местом работы. Квартира состояла из маленькой спальни, такой же маленькой гостиной с крохотным кухонным уголком. Мебель была только самая необходимая. Одежды в шкафу было немного, вещи были дешевыми, но все было чисто выстирано, выглажено и аккуратно разложено по свои местам. В ванной тоже было очень чисто. Полотенца сухие, тюбики закрыты, щетки чисто вымыты и расставлены по местам. Вообще в этой квартире возникало два ощущения: здесь жила очень аккуратная, до педантизма, женщина, но жила она здесь временно. Ощущение временности возникло у меня, едва я переступила порог этой квартиры, но объяснить его происхождение я бы, пожалуй, не смогла.

– В отеле о ней говорили, что она всегда все делала очень аккуратно и точно, – сказал Эли, словно прочитав мои мысли.

– Насколько я поняла вас, в отеле никто с Сарой особо не сближался? – уточнила я у комиссара Франка, когда мы уже садились в машину, чтобы ехать в Эрджин.

– Ее подруга тоже работает в «Лагуне», горничной. На работу ездит на машине. У нее старенькая малолитражка, осталась в наследство от мужа, семь лет назад она овдовела и вынуждена была пойти работать, пока был жив ее муж, она не работала.

– У мужа была хорошо оплачиваемая должность?

– Нет, он развозил газеты, но, видимо им хватало. Она сидела дома и присматривала за дочерью. Девочка в этом году окончила школу. Вы хотите, чтобы мы сначала поговорили с Полиной Гриффин? Это имя подруги Сары.

– Так было бы разумно, чтобы потом уже обсудить все собранные факты.

– Хорошо, давайте заедем сначала к ней.

Комиссар на своем джипе поехал впереди, а мы в машине Дэвида следом.

* * *

Полина Гриффин, конечно, очень удивилась, увидев всех нас на пороге своего дома. Она, несомненно, понимала, что ее обязательно будут расспрашивать о Саре, но что приедет такая делегация, она не ожидала. Комиссар Франк объяснил женщине, что мы из столицы и находимся здесь по делу, которое, возможно, связано с убийством ее подруги.

После спартанской квартиры Сары коттедж Гриффинов выглядел просто роскошно. Он был двухэтажным, но весь первый этаж был как бы служебным. Здесь располагалась просторная чистая кухня переходящая в непарадную столовую, две небольших комнатки, в которых хранился всякий инвентарь. Они были приоткрыты, поэтому я и разглядела. Все остальное пространство представляло собой что-то вроде расширенной прихожей.

Полина пригласила нас подняться на второй этаж, где была уютная гостиная, и можно было догадаться о наличии еще трех комнат. В гостиной стоял большой, но не новый телевизор, напротив которого был мягкий диван, обтянутый, местами уже потертой, кожей и два похожих на этот диван кресла. Вся эта мягкая мебель была расставлена вокруг низкого овального столика, украшенного кружевной салфеткой и стоящей на ней хрустальной вазой с искусственными цветами. Мы все устроились на диване и кресле, хозяйка села в другое кресло. От кофе, чая, или напитков мы отказались, мотивируя тем, что у нас нет много времени. Похоже, это вполне устроило хозяйку.

– Мы бы хотели, чтобы вы рассказали нам о вашей погибшей подруге, начал разговор комиссар Франк, – что она была за человек? Что происходило в ее жизни последнее время? В общем, расскажите все, что знаете, и вспомните, никогда ведь нельзя заранее сказать, какой факт окажется важным.

– Я понимаю, – ответила Полина, – постараюсь. Мы подружились с Сарой сразу, как только она пришла работать в «Лагуну» Наверное, мы так сблизились потому, что я и сама там работала еще очень мало. Но у меня еще и не было опыта, а Сара уже работала в отеле.

– Вы не помните в, каком? – решил уточнить Катлер.

– Если я не ошибаюсь, она говорила, что работала в отеле «Корона», но я точно помню, что это было в Сент-Ривере.

– Значит, она жила раньше в столице? А она не объясняла, с чем был связан ее переезд в Мэрвик, – спросила я.

– Как же, объясняла, конечно. Она переехала поближе к своему другу.

– Этот друг живет в Мэрвике? Вам приходилось его видеть? – я вдруг почувствовала, что мы приблизились к очень важной информации.

– Вообще, Сара уж больно много нагоняла таинственности вокруг этого друга, я даже одно время думала, что никого у нее нет, что она все придумала. Но, с другой стороны, она ведь женщина привлекательная… Была. С чего бы ей в такие игры играть? Правда?

– Наверное, – согласилась я.

– Так вот, один раз я его увидела. Это было совсем недавно. Я ехала на своей старушке домой, в районе семнадцатого шоссе была пробка. Сижу в машине, от нечего делать по сторонам глазею. Вы ведь знаете это место, где семнадцатое шоссе пересекает большую кольцевую дорогу, там еще небольшой сквер. Вот там в этом сквере я их и увидела. Правда издалека, так что небольно разглядела его, но хотя бы видела, что он есть.

– А почему вы решили, что она тогда была именно со своим другом?

– Ну, я, конечно, сомневалась, поэтому на следующий день осторожно так ее порасспросила, она мне сама рассказала, что между ними вчера очень важный разговор состоялся, что скоро она сможет к нему переехать, вот только одну проблему нужно решить. Ну, и опять сплошная таинственность. А потом через пару дней я видела ее заплаканной, но она мне ничего не сказала, говорить с ней и так непросто было, а уж в тот день. Тогда еще у нас в «Лагуне» человека на крыльце подстрелили, она в ту ночь работала, так что, может, еще потому и расстроенная была, такое ведь нечасто бывает, слава Богу.

– А работала она хорошо, ею довольны были в отеле? – спросил Эрик Катлер.

– Да, она все умела делать и делала очень хорошо, аккуратно. Так-то она в баре числилась официанткой, ну, если кто выпивку в номер заказывал, она доставляла, а потом следила, чтобы посуда вернулась в бар. Но иногда она и горничным помогала, и в ресторане… Работы она не боялась, и все делала очень… – она замялась подбирая нужное слово.

– Педантично, – подсказал Дэвид.

– Вот-вот, именно! – обрадовалась Полина и благодарно посмотрела на моего друга.

– А что вы вообще о ней знаете? О ее жизни, о семье? Она рассказывала вам о себе хоть что-то? – опять включилась в разговор я.

– Говорить о своем прошлом она не любила. Ну, да если женщина дожила до сорока лет, оставаясь одинокой, можно догадаться, что не все в ее жизни заладилось. Только раз у нас с ней был откровенный разговор, а потом, и до самого конца, она уже больше так не расслаблялась. А в тот единственный раз у нее был день рождения, это было 28 августа. Я ей купила цветы, бутылку хорошего вина, подарок небольшой. Она растрогалась. Обе мы работали в утреннюю смену, после работы зашли в ее квартирку. Открыли вино выпили…Понемножку. Разговорились, я уж не помню с чего… Только тогда она мне рассказала немного о детстве своем, она жила вдвоем с матерью, отца не помнила, был ли он у нее, ну я имею в виду, законный, муж ее матери… Да это неважно. Мать не слишком ее баловала, да и, похоже, не очень и любила. А когда ей десять лет исполнилось, мать вышла замуж, а через год родила ей сводного братишку. Она сначала обрадовалась, и только позднее стала понимать, что совсем лишней стала в этой семье. Ну, а дальше история обычная для симпатичной девчонки, которая своим близким не нужна. Девичье сердце тепла ищет, а находит одни неприятности да проблемы. Связалась она с каким-то негодяем. Ушла с ним из дома, он ее к наркотикам пристрастил, она бы совсем пропала, да взялся за нее, полицейский инспектор. Приютил ее у себя, книжки с ней читал в театры ее водил, разговаривал с ней о жизни, вот у него она и нашла свою настоящую семью.

– А имя этого полицейского она не называла?

– Как же, называла, звали его Генрих Гофман, она ведь даже его фамилию себе взяла. Только так я толком и не поняла, почему она из этой-то семьи ушла. Вроде и сам Генрих, и его жена Хельга любили ее, ни словом, ни делом ни разу не обидели…

– А она от них ушла?

– Дело в том, что когда она про все остальное рассказывала, то мы с ней уже не одну рюмку выпили. Слова у нее путаться стали, мысли перескакивали с одного на другое. Но я хорошо помню, что со своим нынешним другом она познакомилась в Сент-Ривере. Она говорила, что человек он богатый, но несвободный. Я переспросила ее, женатый, что ли? Она толком не ответила, но про жену его ни слова так и не сказала. В общем, я так и не поняла, в чем там была проблема.

– Как вы думаете, – спросила я, – она любила этого человека.

– Сказать точно, я, конечно, не могу, тут и самому в себе порой бывает трудно разобраться, но если говорить о какой-то романтической, или пылкой страсти, вряд ли... Но отношениями этими она очень дорожила, думаю, они для нее были словно последней надеждой.

Скажу честно, что хотя еще с полчаса мы слушали рассказы Полина Гриффин, ничего важного, или интересного она нам больше не сообщила.

* * *

От дома Полины Гриффин мы сразу поехали в управление. Все уже порядком устали, но нужно было все факты собрать воедино, расставить в нужном порядке и выработать план действий назавтра. По дороге я позвонила Сонечке и сказала ей, что нахожусь в Эрджине, голос у нее был какой-то напряженный, но она меня заверила, что очень рада будет моему, пусть даже весьма позднему, вторжению.

Мы привычно разместились вокруг комиссарского стола, правда, было тесновато, поскольку комиссаров было двое, да и кабинет у Эли поменьше, чем у Эрика Катлера.

Конечно, прежде всего, мы хотели прослушать записи последних телефонных разговоров Сары Гофман. Первый разговор, это было несложно выяснить, состоялся на следующий день после покушения на Саймона Корби. Сара говорила с мужчиной, скорее всего, именно тем другом, о котором нам рассказала Полина.

Запись с аппарата Сары была уже перенесена на кабинетный диктофон комиссара Франка. Он нажал кнопку и мы услышали:

Сара: Алло, Сэм, это ты?

Сэм: Да, мне нужно с тобой поговорить.

Сара: Приходи в гостиницу. Это ты сделал?

Сэм: Держи язык за зубами.

Сара: Да, разве ж я не понимаю? Ты за меня не беспокойся.

Сэм: Хорошо. Теперь не о чем волноваться. Когда приеду, я тебе позвоню. Теперь у нас все будет замечательно. Можешь предупредить свое начальство, что скоро уволишься.

Сара: Ох, Сем, мне даже не верится…

Сэм: Я никогда не бросаю слов на ветер.

На этом первая запись обрывалась. Вторая была совсем короткой

Сара: Сем, я боюсь. Полиция проверяет всех женщин, работающих в отеле. Я даже об увольнении не стала заикаться, чтобы не привлекать к себе внимания.

Сэм: Не стоит волноваться. Обычная работа. У них ничего нет. Я внизу.

Сара: Поднимайся на двенадцатый этаж сто двадцать третий номер. Дверь Открыта.

Эли Франк выключил запись. Несколько секунд мы сидели молча.

– В этом сто двадцать третьем номере ее и нашли вскоре. – сказал комиссар Франк, хотя подумали это все.

– Картина этого преступления понятна, – продолжил разговор Эрик Катлер, – этот Сэм зашел в номер, где его ждала Сара. Выбрал момент, ударил ее по затылку, она потеряла сознание, он накрыл ее лицо подушкой… Затем просто сел в лифт, спустился вниз и спокойно покинул здание «Лагуны» В это время народ снует туда-сюда, кто его мог заметить?

– Да… – протянул Дэвид, – и никаких следов!

– Ну, пальчиков в номере – море, а что толку? – ответил на реплику Дэвида Эли, – Разве его пальчики обнаружатся в полицейском архиве. Но я лично на это не надеюсь.

– Я бы тоже не стал, – поддержал коллегу Катлер.

– Сейчас главный вопрос – кто такой этот Сэм? – сказала я, просто для того, чтобы произнести это, наконец, вслух.

– Боюсь, что выяснить это по голосу будет невозможно, – с сомнением произнес комиссар Франк, – хотя мы, конечно, дадим прослушать запись как можно большему количеству людей, которые могли бы быть хоть как-то причастны хотя бы к одному из событий, попавших в этот странный водоворот. Но вы ведь приехали тоже не с пустыми руками? – обратился он, прежде всего, ко мне.

Я рассказала Эли Франку все, что узнала в Сент-Ривере, по ходу мы еще раз расставили факты в том порядке, в который мы их уже однажды уложили. Теперь в эту череду пришлось включить еще одно убийство. Прослушанная нами запись со значительной степенью вероятности указывала на то, что этот Сэм совершил, кроме убийства Сары Гофман, как минимум, еще и покушение на Саймона Корби.

Эли Франк сообщил нам, что возможно завтра врачи разрешат навестить Корби в больнице. Из реанимации его уже перевели в палату интенсивной терапии. Палата находится под охраной и под постоянным наблюдением. Уход осуществляется постоянным составом врачей и медсестер. Кроме того, у его постели все время дежурят либо его жена, либо кто-то из сыновей.

– Знаете, о чем я подумал, – вдруг заявил Эли Франк, – может, вы, Мэриэл, его завтра навестите? Вы не работаете в полиции, кроме того, на вас ему просто будет приятнее смотреть. Да и эту вашу психологическую теорию, может, рассказали бы ему, вдруг это поможет ему вспомнить имя человека, который с удовольствием нашел бы тот самый повод, о котором говорила ваша знакомая, забыл ее имя

– Камила Фортье, – подсказала я, – с удовольствием поговорю с господином Корби, если ни у кого не будет против этого никаких возражений.

Возражений ни у кого не оказалось. Решили, что завтра с утра я отправлюсь в больницу, Дэвид меня подвезет. После этого я сама себе придумала еще один визит. Возможно, он будет и бесполезным, но никогда ничего нельзя утверждать наверняка. Я предположила, что неплохо бы встретиться с тем полицейским, который когда-то приютил на несколько лет Сару Гофман, ведь она даже носила его фамилию. Комиссар Катлер обещал с утра заняться его поисками, связавшись с кадровым отделом центрального полицейского управления.

После этого Дэвид подвез меня к дому моей клиентки. Он пытался уговорить меня ехать в гостиницу, время для визита действительно было не очень удобное, но я чувствовала, что мне необходимо быть здесь.

 

Некриминальные проблемы Софии Робинс

Как только Сонечка открыла мне дверь, она сразу жестом показала, что мне следует стараться не производить лишнего шума. Сама она тоже говорила очень тихо. Я отказалась не только от позднего ужина, но и от чая. Соня заглянула в свою спальню, а затем мы с ней тихонько проскользнули во вторую спальню, которую в свой прошлый визит занимала ночью я. Из всего этого я сделала вывод, что в Сонечкиной комнате спит кто-то, кого она не хотела бы разбудить. Я была абсолютно права. Когда мы закрыли за собой дверь, моя клиентка мне все объяснила.

– Ион попросил меня на пару дней приютить его дочь. Она приехала к нему еще позавчера. С тех пор, как бывшая жена Иона вышла вторично замуж, девочке было, очевидно, очень неуютно в этой новой семье. Она и раньше с удовольствием переехала бы к отцу, но судебный процесс выиграл адвокат ее матери, а право голоса у нее появилось только тогда, когда ей исполнилось 10 лет, это было как раз позавчера. Она оставила своей матери письмо и сбежала к отцу. А у Иона срочное дело в Сент-Ривере, вот он и попросил меня присмотреть за дочкой в его отсутствие. Мне нетрудно, она очень хорошая девочка, послушная, ласковая, – Сонечка улыбнулась, но я заметила, что улыбка ее была невеселой.

Я была абсолютно уверена сейчас, как минимум в двух вещах: во-первых, у моей клиентки неприятности, причем не связанные с криминальной историей, ради которой она меня наняла, во-вторых, проблемы Боула тут абсолютно не причем, даже наоборот, они помогают ей держать в относительно нормальной форме свою нервную систему.

– Послушай, – я взяла Сонечку за плечи и развернула лицом к себе, она послушно посмотрела мне в глаза, – ты можешь ничего мне не говорить, если считаешь, что так для тебя будет легче, я не стану тебя ни о чем спрашивать, но подумай. Это ведь как сосед в купе поезда дальнего следования. Я закончу свое расследование, и каждый из нас поедет дальше своим маршрутом. Мы можем никогда больше и не встретиться…

– Как грустно, – Сонечка вдруг улыбнулась, – да ничего страшного не произошло, кроме того, что Алекс разорвал наши отношения. Я просто осталась брошенной невестой.

– О чем-то таком мне и думалось. Извини, можешь не отвечать, если не хочешь, он это как-то объяснил?

– Ужасно банально, он встретил другую женщину, именно ее он полюбил по-настоящему, а я ему просто нравилась.

– А ты? Ты его любишь? По-настоящему?

– Ну, откуда мне знать? Я так привыкла, что он у меня есть, я привыкла к его письмам, к редким визитам, бессмысленным подаркам, в общем, ко всему тому, что называлось просто Алекс. А теперь его нет, образовалась пустота, в которую меня словно затягивает, и мне это очень неприятно.

– Каждая женщина хотя бы раз в жизни проходит через это. Знаешь, предлагаю тебе прямо сейчас в этой комнате, сидя вот в этом кресле рассказать мне о вашем с Алексом романе все: от знакомства до последнего разговора. В результате: либо тебе станет легче, либо наступит кризис и после него все равно станет легче.

– Ну, если тебе не жалко времени, которое ты могла бы провести с большей пользой…

– Не жалко.

– Тогда слушай. Познакомились мы три года назад. Через Интернет. Нет, не через сайт знакомств. Просто он дал объявление, что ему нужен график, который за разумную плату поможет оформить ему курсовую работу. Я согласилась на его условия. Мы встретились, а потом он стал за мной ухаживать, кажется, так называется этот процесс. Время от времени он приглашал меня то в театр, то на концерт, то на вечеринку к друзьям. Поздравлял на праздники, и на дни рождения, ну это было всего дважды. Познакомился с моими родителями. Регулярно вел со мной переписку по электронной почте. Полгода назад сделал мне предложение, ну а неделю назад написал мне обстоятельное письмо, в котором обосновал свое желание связать судьбу с другой женщиной.

– Как часто при этом он ты выполняла для него графические работы?

– Было дело, – усмехнулась Сонечка, – хочешь сказать, что мой милый Алекс новый вид брачного афериста?

– Ну, заметь, это сказала не я.

Мы посмотрели друг на друга и вдруг расхохотались, правда, при этом старались не слишком шуметь, чтобы не разбудить ребенка.

 

Портрет завистника

Не смотря на то, что спать мы легли довольно поздно, утром я чувствовала себя бодро. Дэвид заехал за мной, как ни странно, вовремя и я оказалась в больнице именно в то время, которое было назначено лечащим врачом Саймона Корби.

Я, конечно, понимала, что Саймон не позволит себе принимать женщину, не постаравшись избавиться от признаков, которые отличают пациентов больниц от здоровых людей, но ему все равно удалось меня удивить. Он был тщательно выбрит, причесан. Пижама смотрелась на нем как вечерний костюм. Ему не разрешили приветствовать меня стоя, но он скорее сидел, чем лежал, и ему даже удалось изобразить нечто вполне напоминающее изящный поклон.

– Безумно рад вам, милая Мэриэл, надеюсь, вы не заставите меня называть вас госпожой Адамс? – начал наш разговор Саймон, едва я перешагнула порог его палаты.

– Конечно, не заставлю, мне очень приятно, что вам это не безразлично, – улыбнулась я.

– Надеюсь, вы просветите меня насчет причин, по которым я вынужден принимать вас в этих скромных апартаментах.

– Лишь отчасти, но, возможно ваша память поможет нам разгадать наши головоломки полностью.

– Готов над нею серьезно поработать, но вам придется задать направление.

– Что ж попробую. Вы помните Камилу Фортье?

– Разумеется. Она не только очаровательная женщина, но еще и прекрасный специалист. Однажды она мне здорово помогла.

– Да, я знаю. Так вот, она предложила любопытную версию мотивации действий человека, который стрелял в вас.

– И что же это за версия.

Я постаралась, как можно точнее передать наш разговор с Камилой. Понятно, я не стала рассказывать Саймону историю его сына, но все остальное, всю теоретическую часть изложила полностью, подкрепив собственными аргументами в пользу гипотезы доктора Фортье.

– Так вы думаете, что рядом со мной, в моем окружении мог быть человек, который ненавидел меня только потому, что считал счастливчиком, баловнем судьбы. Что он мог либо присутствовать на том юбилее, либо прочитать о нем в газете. Затем он придумал и осуществил хитроумный план похищения перстня с черной жемчужиной. Покушение на меня, не было для него необходимым шагом. Он захотел меня убить, потому что ему всегда этого хотелось, а поводом послужил тот факт, что я могу его вспомнить?

– Например. Видимо его сообщница сообщила ему о том, что мы вас отыскали в «Лагуне».

– А она откуда знала?

– Она работала в этом отеле, я думаю, что он поручил ей следить за вами. Когда он узнал о нашей встрече, он поручил ей выманить вас на улицу, а сам поджидал в кустах, справа, от входа в отель, или слева от выхода. Хотя возможно, она сама стреляла в вас.

– Так метко?

– Нет, это скорее не меткость, а случайность, извините за такую подробность, но опытный убийца стрелял бы в голову, и тогда у вас не было бы шанса выжить.

– Пожалуй…

– Я не тороплю вас. Я понимаю, что вокруг вас так много разных людей, да и завистников вам немало приходилось встречать, но есть некоторые приметы, нужно только мысленно по ним составить нужный образ. Да, этого человека могли назвать Сэм. Впрочем, если он с самого начала предполагал избавиться от сообщницы, вряд ли он называл ей свое настоящее имя.

– Как вы сказали? Сэм? Но это же… Нет, извините, я действительно должен подумать. Нельзя же на столь зыбкой основе обвинить человека. Я, конечно, верю в психологию…

– Никто не собирается руководствоваться чисто психологической теорией. У нас есть запись разговора этого человека с его сообщницей, возможно, есть и отпечатки пальцев, есть масса других улик. Просто пока это не на кого примерить.

– И все-таки, Мэриэл, это очень серьезное обвинение. Я не назову вам сейчас его имени. Только скажу, что он был на той вечеринке в честь моего юбилея, а Сэм – это его детское прозвище, так его стали называть за увлечение американскими фильмами. Если вы придете ко мне с доказательствами, что именно он стрелял в меня, я объясню, почему именно он подходит к тому психологическому портрету, который вы мне нарисовали. И еще одна подсказка. Этот человек из тех, кого всегда не замечают, поверьте мне, это очень опасная порода завистников.

– Что ж вы сказали достаточно, чтобы я захотела еще раз внимательно просмотреть запись вашего юбилея. Что-то мне подсказывает, что теперь я его узнаю. Выздоравливайте, Саймон. Надеюсь быть приглашенной на ваш следующий юбилей.

 

Человек, которого никто не замечал

Из машины Дэвида я позвонила Эрику Катлеру, который уже выяснил адрес отставного комиссара Генриха Гофмана. Оказалось, что он живет на окраине Мэрвика, совсем близко к Эрджину. Прежде чем мы с Дэвидом отправились по этому адресу, мы заехали к Сонечке, чтобы на ее компьютере еще раз просмотреть запись с юбилея Саймона Корби.

Мы просматривали эту запись теперь с особым, можно сказать, утроенным усердием. И, наконец, лицо одного из гостей привлекло мое внимание. Я попросила Дэвида нажать на паузу.

– Посмотри сюда, – обратилась я к Сонечке, – ты не узнаешь этого человека?

– Это ведь господин Крауз! Мой сосед со второго этажа, – воскликнула София.

Я тут же позвонила Саймону, он, к счастью бодрствовал и мог со мной разговаривать. Я назвала ему имя.

– Да, именно о нем я и подумал. Яков мне приходится сводным братом. – Спокойно произнес Саймон Корби. – И живет он в Эрджине. Я как-то забыл об этом… Но не хотите же вы сказать, что…

– Я пока ничего не хочу сказать, но получается, что ваш брат – единственный пока человек, кто имеет что-то общее с господином Кранцем, которого он, как минимум, знал, и домом, где убили Грегори Шайна, поскольку он в этом доме живет. Все остальное будут проверять. Не волнуйтесь, если это ошибка, роковое стечение обстоятельств, то вашему брату ничего не грозит.

Этим нашим открытием я сразу поделилась с комиссаром Франком. Ему с большим трудом, но все же удалось получить разрешение на обыск в квартире Якова Крауза. Хорошо, что для хозяина квартиры этот обыск явился полной неожиданностью. Он не избавился от пистолета с глушителем, из которого был убит Шайн и тяжело ранен Корби. Нашли и уникальный перстень, ставший причиной всех этих трагических событий. Хотя я считаю, что сам магический предмет здесь никакой роли не играл. Но это уже рассуждения из области психологии.

* * *

Скорее всего, моя версия событий и не самая точная. Возможно, что-то я поняла и неправильно, но тому, кто читает эти строки, нужно самому решить, верить мне или нет.

Яков Крауз считал себя неудачником. Особых оснований у него для этого не было. Он прожил свою жизнь, не зная бедности. Хотя богатым он тоже не был, и на жизнь ему приходилось зарабатывать своим трудом. Не тяжким трудом, он был неплохим бухгалтером, и зарплата его была настолько достаточной, что он стал обладателем собственной квартиры, машины, недорогой, но вполне комфортной и надежной, и стабильного счета в банке. Но ему казалось, что жизнь к нему несправедлива. И все только потому, что его брат Саймон удачно занялся бизнесом и был, по общему мнению, богатым человеком. Мне кажется, что он всегда завидовал Саймону, который имел легкий характер, был душой любой компании и нравился женщинам. Став свидетелем шутливого разговора на юбилее сводного брата, он заболел опасной и мучительной для него идеей. Он безумно хотел этот перстень. Тогда он жил еще в Сент-Ривере и работал в солидном банке. Там он познакомился с человеком, который устанавливал сигнализации. Толковый мастер, увлеченный своим ремеслом, Дик Тернер даже не представлял, что, проводя время в увлекательных беседах с новым знакомым, обучает будущего грабителя. В кафе на муниципальной площади Яков познакомился и с Грегори Шайном. Грегори нравилось играть роль опытного, повидавшего жизнь, готового на любую авантюру проходимца. Однажды Крауз рассказал ему о коллекции Кранца. Он говорил, что драгоценности плохо защищены, и он запросто мог бы отключить сигнализацию, но зачем ему эта коллекция? Тем более что продать ее практически невозможно. Шайн спорил с ним и говорил, что ценности одного коллекционера всегда могут привлечь другого, который и выложит за эти самые ценности немаленькие деньги…

Однажды они, как обычно, встретились в кафе. Но в этот раз Крауз был сильно взволнован, он даже помолодел от возбуждения. Он рассказал Шайну, что старик Кранц умер. Хоронить его будут из дома его сына. Коллекция на сутки, а то и больше, остается без присмотра. Сейчас или никогда. Он предложил такой план: когда стемнеет, он откроет отмычкой входную дверь и отключит сигнализацию. Шайн сможет спокойно зайти в дом, не спеша собрать все экспонаты знаменитой коллекции из витрины, упаковать в чемодан и уйти. Он намекнул, что знает того, кто за эти вещички даст приличную цену, а вырученные деньги они могут поделить пополам.

Как легко догадаться, Яков действительно сделал то, что обещал: открыл дверь и отключил сигнализацию, но Шайн не знал подлинного плана. Крауз побывал в доме первым, он взял перстень и после этого покинул дом Кранца. Он видел, как Шайн с чемоданчиком в руках вышел из тех же дверей. Яков незаметно пошел за ним и попытался навсегда избавится от уже ненужного товарища, вытолкнув его на шоссе под колеса грузовика.

Как все было на самом деле, Грегори догадался тогда, когда полицейский инспектор спросил его о кольце. Но он не стал называть полиции имя бывшего друга. Он понимал, что жить нужно будет и после тюрьмы, а ему хотелось жить с комфортом.

Когда Шайн освободился, он не сразу нашел Крауза, да и заметил за собой наблюдение, так что не очень-то и старался. Как он все же раздобыл новый адрес Якова, можно предположить. Он ведь знал его имя, профессию, старый адрес, наконец. Да, это не так уж и важно, особенно теперь. Он позвонил старому приятелю и дал ему понять, что все знает, но готов договориться.

Яков тоже не стал отнекиваться и согласился, что нужно встретиться и поговорить. Он предложил Грегу, чтобы не возбуждать подозрение у полиции, приехать в Эрджин и снять комнату. Говорил, что знает адрес, который оставит для него на почте. А дальше произошло вот что. По предварительной договоренности Шайн должен был прийти по нужному адресу в пятницу. Крауз ждал его, приготовив сюрприз. Пистолет с глушителем, он купил у одного знакомого мастера. За час до назначенного как бы будущей хозяйкой времени, Яков Крауз устраивает пальбу в собственном подъезде из пистолета Артура, приоткрыв дверь своей квартиры и позаботившись о том, чтобы гильзы остались у него. Поднимается переполох, приезжает полиция. Поскольку никто еще не убит, полиция квартиру старика осматривает очень бегло, просто чтобы убедиться, что с пожилым человеком все в порядке. Важно, чтобы у всех осталось четкое представление о том, что в момент выстрела Крауз находился у себя. Когда полиция уезжает, Яков ждет Грега, чтобы бесшумно отделаться от него навсегда, оставив его тело в небольшой каморке для всякого хлама, которую он присмотрел в соседнем подъезде. Как он собирался заманить жертву туда, можно предположить, но так ли уж это важно. Почему тело человека, убитого в одном месте, оказалось, хоть и рядом, но в другом месте, эту загадку он оставляет полиции, справедливо полагая, что никто при данных обстоятельствах не будет особо напрягаться, чтобы создавать себе лишние проблемы. В своей неуязвимости он полностью был уверен, как это ни покажется странным, но его веру поддерживала легенда о черной жемчужине. Но Грегори не приходит в назначенное время, так как встречает в городе знакомого, от которого не может отделаться. Он звонит Якову, для того, чтобы сообщить об этом. Но уже после выстрелов.

Крауз в пожарном порядке меняет свой план. Дальше мы все уже знаем. Мне кажется, что Яков Крауз поверил в магию перстня и очень на нее рассчитывал, однако, по всей вероятности, черная жемчужина не помогает убийцам.

Пистолет Артура он, скорее всего, украл во время похорон. На всякий случай. А потом подкинул его, чтобы отвлечь полицию от дня нынешнего к событиям семилетней давности, с которыми его, как он считал, уже никто не сможет связать.

Но из газетных публикаций он узнает о том, что частный детектив Мэриэл Адамс раскопала материалы о вечеринке, на которой его сводный брат заключил шутливое пари по поводу пропавшего перстня с черной жемчужиной. Он опасается, что, потянув за ниточку, детектив может раскопать опасные для него связи. Но, скорее всего, он не решился бы на убийство брата, в конце концов, никаких доказательств его связи с Шайном не существовало. Но Корби в это время отдыхает в отеле «Лагуна».

Здесь, в этом отеле, работает подружка Якова, которой он уже некоторое время на всякий случай морочит голову. Хотя, возможно, ему, этому тихому и незаметному человечку необходимо было обожание этой женщины.

Он уже не может устоять перед соблазном, порожденным не рациональными причинами, а совершенно иррациональным чувством.

С помощью своей преданной подруги, очевидно, убедив ее, что именно Корби стоит на пути к их совместному счастью, он делает то, чего ему так давно хотелось, осуществляет свое подсознательное желание, которое оказывается сильнее здравого смысла. Но за это приходится расплачиваться.

Неудавшееся убийство тянет за собой страх, который толкает Якова на убийство сообщницы.

Понятно, что эту версию я выстроила не сразу. Потом ее дополнили и, в значительной степени, подтвердили показания, как самого преступника, так и выявленных в ходе следствия свидетелей.

По фотографии Крауза узнали и в кафе на Муниципальной площади. Виктор Гросман вспомнил, что видел его не раз в компании Дика Тернера.

Экспертиза установила, что голос, записанный на диктофон телефонного аппарата Сары Гофман, принадлежал Краузу.

 

Еще одна тайна Сары Гофман

Почти через год после суда над Яковом Краузом я приехала в Мэрвик на очередной юбилей Саймона Корби. Он выполнил свое обещание и пригласил меня. Была ли это действительно круглая дата в жизни Саймона, или ему просто захотелось собрать вместе всех своих друзей? Не знаю. Но вечер этот доставил мне настоящее удовольствие.

Там мы опять встретились с Камилой Фортье. Я рассказываю об этом потому, что именно с ней я, наконец, обсудила вопрос, не дававший мне покоя с того времени, когда я вопреки необходимости и здравому смыслу встретилась со свидетелем, чьи показания совсем не упоминались в ходе судебного разбирательства.

Я имею в виду свой визит к Генриху Гофману. Я поехала к нему не сразу. Так как стало понятно, что его показания просто уже не нужны. Но что-то не давало мне покоя, что-то, чего я не могла ни понять, ни объяснить. Я никому не рассказывала об этой своей поездке до тех пор, пока не поговорила о ней с Камилой. Мне казалось, что мной руководило недостойное чувство праздного любопытства. Я просто стыдилась этого своего поступка.

Мне нужно было кому-то рассказать об этом, если хотите, исповедаться. Конечно, этот разговор состоялся не во время праздника, который устроил для своих друзей Саймон Корби. Там я только договорилась с Камилой о встрече, которая состоялась через неделю в Сент-Ривере, в ее кабинете.

– Неужели вам действительно понадобилась помощь психотерапевта? – в голосе Камилы прозвучало искреннее удивление.

– На самом деле, мне бы к священнику, но я – человек не религиозный.

– Значит, вас мучает чувство вины?

– Верно. Я вторглась в жизнь людей с вопросами, ответы на которые не были нужны уже никому. Это было праздное ничем неоправданное любопытство. И мне стыдно, что я так поступила.

– Расскажите мне все подробно, а потом уже будем выносить приговор, – серьезно сказала Камила.

– Вы ведь помните, что у человека, убившего Грегори Шайна и покушавшегося на жизнь Саймона Корби, была сообщница, которую он тоже убил?

– Да, я это помню.

– Так вот из разговора с ее подругой я знала, что она несколько лет прожила в семье полицейского Генриха Гофмана, она даже взяла себе его фамилию.

– И вы поехали к этому полицейскому?

– Да, хотя его показания уже ничего не могли добавить и никакой роли не играли.

– Вы что-то узнали там о покойной Саре Гофман?

– Да, я узнала, что она не просто так сбежала от людей, относившихся к ней как к родной дочери, она прихватила деньги, которые те собирали почти десять лет, чтобы купить домик у моря, это была мечта Хельги Гофман, так и не осуществившаяся мечта. Они уже присмотрели себе подходящий вариант и даже сговорились с хозяином, но тот просил наличные, вот они и сняли всю сумму со счета. От своей приемной дочери они ничего не скрывали и ничего не прятали…

– В полицию они, конечно, не заявили?

– Нет, не заявили..

– А теперь, Мэриэл, я задам вам один вопрос, но хорошо подумайте, прежде, чем ответить, загляните в свою душу.

– Спрашивайте.

– Если бы выяснилось, что именно Сара, а не Яков, стреляла в Саймона, вы бы поехали к Гофманам?

Я задумалась. Попыталась представить, вспомнить те чувства и мысли, которые владели мною тогда, когда эта запутанная история завершилась обыском на квартире Якова Крауза и его арестом.

– Пожалуй, вы правы, в этом случае я бы никуда не поехала.

– Вот вам и объяснение вашего поступка.

– Без той информации, которую вам сообщили Генрих и Хельга вы не могли понять, как Сара нашла для себя такую судьбу. Интуитивно вы понимаете, что человек сам приводит себя к роковым событиям своей жизни, шаг за шагом осуществляя свое право выбора. Вы не видели в трагической судьбе Сары логики, в поисках этой логики вы и отправились к Гофманам.

Успокоил ли меня этот разговор? Наверное, нет.

В том, что говорила мне Камила Фортье, безусловно был определенный смысл.

Да, Сара нашла свою судьбу по законам, которые стоят выше законов, принятых людьми. Но ведь и у меня было право выбора. Правильно ли я им распорядилась? На этот вопрос я так и не нашла ответа. А, может, и хорошо, что не нашла?

 

Предисловие, которое можно пропустить

С тех пор, как появился Интернет, для газет и журналов, издаваемых на бумаге, наступили непростые времена. Они перестали быть главным источником информации. Газетная публикация превратилась в своеобразный вид литературы. Пусть на меня не сердятся строгие ценители изящной словесности, но человек все меньше времени уделяет чтению в спокойной домашней обстановке. Ритмы нашей жизни стали такими напряженными, что подобное удовольствие доступно немногим.

Но вот мы по какой-то независящей от нас причине сбиваемся с обычного ритма: застреваем в пробке, оказываемся в очереди, ждем опаздывающего партнера, или клиента, к сожалению, список этих ситуаций можно продолжать и продолжать. Именно тогда помирить нас с явлением напрасно уплывающего времени может чтение. Но не толстых томов, перенасыщенных излиянием чьей-то несомненной мудрости, а именно газет, или журналов.

Вот тут наплаву оказываются те издания, которые уже сообразили, как удовлетворить именно этот все более возрастающий спрос.

Все это я говорю к тому, что хотя газеты я читаю все реже, но иногда именно в них впервые появляется сенсационная информация по поводу тех дел, специалистом по которым меня уже стали признавать не только мои друзья.

Так было и в деле, которое я вспоминаю с гордостью и грустью. Почему? Надеюсь, когда вы прочтете эту историю до конца, вы меня поймете.

Все началось с того, что, придя утром в контору, я услышала от своего секретаря, вместо привычного приветствия, сообщение, которое не могло меня не заинтриговать.

 

А вот так все началось

– Вам звонил комиссар Катлер, он просил, чтобы вы просмотрели свежие газеты, – Ари выделил в своем кратком докладе слово «просил».

– Ну, если просил... У нас есть свежие газеты? – не слишком заинтересовано уточнила я.

– Они у вас на столе, – серьезно, чтобы не сказать сердито, ответил Ари.

– Отлично, – обрадовалась я, – с этого и начнем. Ты случайно не знаешь, что комиссар имел в виду?

– Я думаю, что речь шла о краже в галерее «Уникум», – подсказал мой секретарь тоном, который должен был подчеркнуть уровень его несомненных достоинств, без которых я не могла бы заниматься своим бизнесом ни одного дня. А кто спорит?

Я легко нашла нужный материал, так как он светился на первых полосах почти всех изданий. Если верить газетам, история была просто невероятная.

Галерея «Уникум» – это действительно единственный в своем роде выставочный зал. В нем демонстрируются произведения искусства, которые, как правило, входят в состав частных коллекций. Выставить там часть своего фонда для коллекционеров весьма престижно, да и выгодно. Макс Торес, владелец «Уникума», платит приличные деньги за аренду предметов, выставляемых в его галерее. Приглашение на показ тоже стоит недешево. Мне, во всяком случае, такое развлечение не по карману. Чаще всего посетителями выставок Тореса становятся богатые туристы или те же коллекционеры, которые могут иногда пополнить свои запасы за счет покупки какого-нибудь выставляемого в «Уникуме» редкого экземпляра. Иногда кому-нибудь удается склонить владельца уникального экспоната не только к продаже, но и к обмену.

В общем, место это достаточно необычное, но очень хорошо охраняемое.

Последнее время там были выставлены лаковые миниатюры Фениори. Это очень редкое собрание работ великого мастера принадлежит сейчас его, можно сказать, боковому потомку Шему Файну.

Часть миниатюр он получил в наследство, часть скупил у разных случайных владельцев за большие деньги. Самым ценным считается крохотный портрет одной из дочерей художника Вероники. С ним, с этим портретом, и произошла неприятность.

Посетителей в этот день было всего девять. Среди них был и хозяин коллекции. Впрочем, в этом не было ничего необычного. Файн прошелся по галерее уже перед закрытием. Все миниатюры были на месте. Он подошел к портрету Вероники, чтобы лишний раз полюбоваться этим чудом, так, во всяком случае, говорит он сам. И тут он увидел, что вместо его драгоценного экспоната лежит грубая подделка. Естественно, он поднял крик.

Сразу же вызвали полицию, но почти ничего не удалось обнаружить, кроме предмета, весьма странного для столь респектабельного места. Окурок дешевой сигареты на полу шикарного выставочного зала нашел комиссар Катлер, приехавший на место происшествия раньше следственной бригады.

Как там мог оказаться окурок? Этот вопрос серьезно озадачил комиссара, особенно, когда стали выясняться некоторые сопутствующие факты.

Так уж получилось, что среди девяти посетителей выставки не было курящих. А даже если бы и были? Курить в этом месте строго настрого запрещено. Дым в таком маленьком помещении сразу бы заметили охранники. Но никто ничего не видел. Окурок, конечно, мог принадлежать кому-нибудь из рабочих, обслуживающих здание, но перед открытием залы тщательно проверяются. Маловероятно, чтобы служащие могли допустить такую небрежность. Однако, кроме этого злосчастного окурка, никаких улик не было.

Все миниатюры лежали в специальных витринах. Верхнее стекло витрины легко поднимается по просьбе посетителя, нет никаких замков, но чтобы его поднять, нужно отключить сигнализацию. Как это сделать, знает только Торес. Код отключения меняется каждый день.

Впрочем, в данном конкретном случае вся эта информация лишняя, так как в этот день, до того момента, когда поднялся переполох, никто не прикасался к витрине, где была Вероника.

Как мне казалось, версия о том, что в зал проник неизвестный вор, куривший дешевые сигареты, и, отключив каким-то таинственным образом сигнализацию, похитил лучшую миниатюру коллекции, была несколько нелогичной. Но полиция, похоже, плотно занялась поисками таинственного хозяина брошенного окурка. Эксперты уже сообщили пол, группу крови, состояние зубов, перечень некоторых хронических заболеваний и кое-какие гастрономические пристрастия незнакомца. Жаль, что современная наука не способна таким же образом определить адрес и телефон...

Мои размышления по этому поводу прервал комиссар, вошедший в мой кабинет.

– Я вижу, коллега, вы уже в курсе...

– О, да, очень занятное дело. Я подозреваю, комиссар, что вы каким-то образом хотите включить и меня в это расследование, ведь так?

– Видите ли, слишком мало данных, чтобы получить информацию о преступнике обычными методами... А у вас иногда бывают такие парадоксальные повороты в размышлениях... Тем не менее, результаты... Я, кстати, нашел вам приличного клиента, готового заплатить солидный гонорар.

– Неужели Файн готов воспользоваться услугами частного детектива? Или Торес?

– Нет, основным пострадавшим по данному делу можно считать страховую компанию «Монус», которая должна теперь заплатить Файну весьма солидную сумму. Эта Вероника – самый дорогой предмет в экспозиции, ее предварительная стоимость при продаже с аукциона превышает стоимость всей остальной коллекции!

– Но ведь тот, кто ее украл, вряд ли рассчитывает продать миниатюру с аукциона...

– Да, и это наводит на определенные мысли...

– Вы уже нашли человека, бросившего окурок?

– Мы же не волшебники... Конечно, проверили всех, кто был в галерее, и не только в тот день...

– Ну и...?

– Список небольшой, но никто не подходит... Сейчас не модно курить вообще, а уж эти сигареты курят только... Даже не знаю, что нам дает этот чертов окурок...

– Зато я знаю, что он дает преступнику.

– Что вы хотите этим сказать?

– Что пока полиция занимается этой сомнительной уликой, кое-кто получает несомненный выигрыш по времени.

– Пожалуй, вы правы, коллега... Я даже думаю, а не подкинул ли он нам эту, как вы говорите, сомнительную улику специально? Но тогда получается, что преступника нужно искать в составе публики, посетившей в этот день галерею.

– Не думаю, что можно полностью исключить и самого хозяина «Уникума».

– Полностью – нет... Но все же маловероятно. Что он выигрывает в этой ситуации?

– Разве он не коллекционер?

– Скорее, он притворяется им, так лучше для его бизнеса.

– Понятно... Тогда, пожалуй, вы правы. Итак, страховая компания «Монус» готова нанять меня для расследования этого дела, а полиция будет проводить расследование по заявлению господина Файна, так?

– Нет, по заявлению господина Тореса, а в остальном все правильно.

– Давненько мы не работали вместе. Когда я смогу увидеть место происшествия?

– Сегодня ближе к вечеру.

* * *

Я первый раз увидела эту знаменитую галерею изнутри. На улице было уже темно, поэтому в залах горел довольно яркий свет. Все было похоже на самый заурядный музей. Начищенный до блеска паркет, стеклянные витрины на массивных тумбах, сделанных из темного лакированного дерева... Впрочем, наверное, когда здесь выставлялись картины, все выглядело несколько иначе. У меня вдруг появилась навязчивая мысль, которая, казалось, не имела никакого отношения к делу...

– О чем это вы задумались? – отреагировал на мою задумчивость Эрик Катлер.

– Комиссар, скажите, какого цвета мой свитер? – ответила я вопросом.

– ?

– Ну скажите...

– Я не художник, но вижу, что цвет лиловый, так он вроде называется, ааа...

– Нет, комиссар, он – розовый, хотя вы видите его лиловым! Во всем виновато освещение! Но... Как можно показывать художественные изделия при таком свете?!

– Нет, нет, госпожа Адамс, – вмешался в наш разговор хозяин галереи, – мы демонстрируем наши экспонаты только в дневное время, причем окна расположены так, чтобы даже дневной свет не мешал восприятию цвета и не отражался в витринах, стекла здесь тоже не простые...

– Постойте, значит, когда все происходило, свет не горел?

– Конечно, нет.

– Значит, если бы в этот момент на короткое время отключилось электричество, этого бы никто не заметил?

– Это бы заметили охранники у входа, там есть телекамеры, кроме того, прозвучал бы аварийный сигнал.

– А давайте проведем эксперимент... Сколько времени нужно подготовленному человеку, чтобы поднять стекло витрины, схватить миниатюру? А спрятать ее легко, она ведь маленькая, поместится и в ладони...

– Я думаю, если порепетировать, хватит и трех секунд, – Торес уже понял мою мысль.

– Но сигнализация?

– Свет можно отключить на пару секунд: телекамеры только мигнут, охранники вряд ли на это обратят внимание, да и не все же время они смотрят на мониторы, а то, что не сработала аварийная сигнализация, никто не заметит, если ее вовремя отключить и включить.

– Но это значит...

– Я бы на вашем месте, комиссар, допросила бы еще раз дежурного электрика, так, на всякий случай.

* * *

На следующий день меня разбудил ранний звонок Дэвида.

– Слушай, ты, оказалась права! – буквально закричал он в трубку.

– А через час ты не мог об этом сообщить? – возмутилась я.

– Ну, ты и соня! Ты не дослушала, ты оказалась права насчет электрика, только допросить его уже не удалось. Его нашли мертвым в его собственном доме. Арестован Файн, но улик против него нет. Комиссар тебе, наверное, тоже позвонит… – Дэвид спешил все выложить, словно боялся, что я положу трубку.

– Постой, тебе известно только это? Вы дали материал у себя в газете? – спросила я, уже полностью проснувшись.

– Нет, пока нет разрешения от полиции, но кое-что все же сообщалось в утреннем выпуске. Так ты поедешь на место преступления? Тебя, наверняка, туда допустят – в голосе моего друга удивительным образом проступали уверенность и надежда.

– Хорошо, сейчас приведу себя в порядок и позвоню Катлеру, спокойно отреагировала я, так и не ответив на вопрос.

Впрочем, ответа я и не знала.

Через десять минут, я была уже готова говорить о деле с полицейским комиссаром.

– Приветствую вас, коллега, – услышала я знакомую фразу, свидетельствующую о том, что мой голос узнали сразу.

– Доброе утро, комиссар, – ответила я, – вы сейчас не в доме убитого?

– Я в доме господина Смоллера, но почему вы решили, что он убит?

– А что, это не так? – удивилась я.

– Пока нет заключения медэксперта, рассматриваются две версии: самоубийство и убийство.

– Как он умер? – уточнила я, понимая, что есть какие-то особые обстоятельства этой смерти.

– На первый взгляд он отравился газом, но, как я уже сказал, это требует проверки.

– Понятно, – ответила я, хотя еще ничего понятно не было, – я могу приехать к вам?

– Дэвид уже выехал за вами, – удивил меня комиссар.

Не успела я положить трубку, как звонок в дверь возвестил о прибытии моего друга.

– Мог бы сказать, что едешь за мной, – проворчала я.

– А ты уже готова? – игнорируя мое возмущение, спросил Дэвид.

– Почти, через пять минут выйдем, – вздохнув, ответила я.

 

Дом господина Смоллера

Дом Пауля Смоллера располагался в живописном южном пригороде Сент-Ривера. Чувствовалось, что Смоллер, не смотря на свою скромную должность, был достаточно обеспеченным человеком. Мы увидели основательный особняк в два этажа, на коих располагалось семь комнат: четыре – на первом и три – на втором. Все комнаты были заставлены старой, но дорогой, добротной мебелью. Вообще все выглядело здесь весьма солидно. Впрочем, это было моим первым впечатлением. Комиссар рассказал мне, что раньше здесь, кроме Пауля, жили его жена и двое взрослых детей: сын и дочь, но с женой господин Смоллер развелся год назад, выплатив при этом немалые деньги. Дети его еще до развода родителей уехали в Австралию. С дочерью он, судя по найденным в его кабинете письмам, поддерживал постоянную почтовую связь. Возможно, и с сыном отношения господина Смоллера были вполне нормальными, но это еще предстояло уточнить. Не смотря на то, что Смоллер уже год был единственным обитателем этого большого особняка, здесь было чисто и уютно, что наводило на мысль о присутствии женщины, которая должна была бы здесь появляться, если не постоянно, то хотя бы регулярно.

Пауль Смоллер, судя по всему, умер вечером, то есть за восемь-десять часов до того, как был обнаружен. В полицию позвонил его сосед, который утром шел на работу и увидел, что дверь дома Смоллеров открыта. Это показалось ему подозрительным, он подошел к двери и позвал несколько раз Пауля, но никто не ответил.

Когда прибыли полицейские, это был дежурный инспектор и участковый сержант, то хозяина дома они нашли не сразу. Он лежал на полу кухни, ноги его упирались в дверь, поэтому эту дверь удалось открыть с трудом, на кухне чувствовался запах газа, но газ уже не поступал в помещение довольно давно, предположительно, потому, что сработал таймер газовой плиты. Полицейские включили вытяжку и вызвали следственную бригаду.

К моменту моего появления в этом доме, тело умершего дежурного электрика галереи «Уникум» уже положили на носилки, а вокруг копошились эксперты и съемочная группа. Собственно, мое присутствие здесь было совсем необязательно, но, видимо, мне что-то нужно было увидеть собственными глазами. Молоденький инспектор помог мне найти комиссара Катлера, который осматривал помещение кухни.

– Посмотрите сюда, – сказал Эрик Катлер, едва увидев меня, – вот два бокала в мойке, а в шкафчике начатая бутылка вина. Бокалы чистые, даже слишком. Как вы думаете?

– Вы хотите сказать, что на них нет отпечатков пальцев? – уточнила я.

– И это тоже, – ответил комиссар, – но любопытно, что они явно вытерты полотенцем, или бумажной салфеткой.

– И что тут любопытного?

– Ну, допустим, он вечером принимал у себя гостя, они выпили, он убрал со стола, автоматически ополоснул бокалы, но зачем бы он их стал вытирать? А, если вытер, то зачем поставил в мойку?

– Вы хотите сказать, что их вытирал не хозяин, – догадалась я, – но зачем поставил их в мойку тот, другой, тем более, если он убийца?

– Пока мы об убийстве не говорим, и все же я отвечу на ваш вопрос. Вы видите, что на кухне нет больше никакой посуды, кроме разовой, она там, в шкафчике. Гость господина Смоллера, как я предполагаю, просто не знал, где обычно стоят эти бокалы, не видел, откуда их принес хозяин дома. А, может, когда он пришел сюда, эти бокалы уже стояли на столе, возможно, гостя ждали?

– А на столе больше не было никакой посуды?

– Был стакан с остатками прозрачной жидкости, его забрали на экспертизу в лабораторию. На стакане были отпечатки пальцев Смоллера.

– А почему вы думаете, что эти бокалы вымыты и вытерты именно минувшим вечером, а не день-два назад.

– Это сказал эксперт.

– Тогда, похоже… и даже очень, кто-то здесь был вчера, но я бы пока воздержалась от мысли об убийстве.

– Да, подождем результатов вскрытия.

 

Банальное устранение свидетеля?

Еще несколько минут я побродила по дому господина Смоллера. Настроение у меня скисало на глазах. Что осталось от интересного, на первый взгляд, дела? Ну, да, пока не найден похититель и возможный убийца. Но это уже задачка для полиции, то есть, дело времени и удачи. А загадка? Понятно, что похищение было организовано при помощи короткого отключения электричества. Что в этом был замешан дежурный электрик. Дальше всего два варианта: если окажется, что имело место убийство, то имеем банальное устранение свидетеля. Если самоубийство – сложности психологии случайного соучастника, скорее всего. А так интригующе все начиналось. Окурок? Глупая дилетантская попытка увести следствие в сторону, хотя выигрыш во времени был таки получен. А, впрочем, был ли?

Мне уже не хотелось заниматься этим делом, но я согласилась расследовать это похищение и имела обязательства пере страховой компанией «Монус». Поэтому мне нужно было ответить хотя бы на два вопроса: кто похитил Веронику и где сейчас находится украденная миниатюра?

Однако ответить на эти вопросы было не так уж просто. Судя по всему, полиция остановила свой выбор на самом простом варианте решения. Шем Файн просто просился в подозреваемые. Когда Файн поднял шум, Вероника могла еще быть на месте... Именно во время суматохи он мог подменить миниатюру. Если бы ему не удалось сделать задуманное, или электрик подвел бы его,... что ж.... всякий может ошибиться, даже неудачная попытка поднять стекло была бы списана на волнение... Но зачем тогда ему вообще нужен был электрик? Нет, что-то тут явно не так. Надо бы выяснить у комиссара, что вменяется в вину Файну? Афера для получения страховки – это одно, а убийство – это совсем другое.

Но разговор с Эриком Катлером мне придется отложить: во-первых, комиссар пока еще суетится на месте происшествия, а во-вторых – мне нужно бы и самой все продумать в спокойной обстановке, да и не мешало бы еще собрать некоторые факты.

Я разыскала Дэвида, бесцельно слонявшегося по дому Смоллера, и мы с ним поехали ко мне в контору.

* * *

Большую часть пути я просто молчала. Если Дэвид задавал мне вопросы, я отвечала или однозначно, или невпопад, так как была сосредоточена на неожиданно посетивших меня мыслях. Мой интерес к этом делу не просто восстановился, а стал заметно возрастать. Однако, это вовсе не значило, что я уже знала, что делать и как выстроить в некую логическую цепочку уже установленные факты. Эти самые факты скорее запутывали дело, чем его проясняли. Впрочем, это свидетельствовало лишь о том, что главная информация еще неизвестна, во всяком случае, мне.

– Послушай, – обратилась я к Дэвиду без всякого вступления, едва мы переступили порог моего кабинета, – ты не мог бы собрать для меня сведения о коллекциях лаковых миниатюр? Да, и еще, возможно, были какие-то публикации о коллекции Фениори, принадлежащей Файну, а, может быть, она как-нибудь упоминалась еще до того, как он стал ее владельцем.

– Ага! – воскликнул мой друг, – теперь мне понятная твоя рассеянность, у тебя появилась версия?

– Нет, пока только некий ориентир из подсознания, – важно произнесла я.

– Понятно, – неуверенно проговорил Дэвид, – ладно пойду, пороюсь в информационных потоках, чтобы помочь твоим озарениям.

Оставшись одна, я опять вернулась к своим размышлениям. Прежде всего, я подумала о том, что смерть электрика необязательно связана с похищением миниатюры, и это тоже нужно учитывать в построении версий случившегося. Похитить Веронику, с помощью электрика, или без, мог только кто-то из посетителей, если исключить участие в этом преступлении хозяина галереи. Впрочем, рисковать своим бизнесом и добрым именем, ради вещи, которую и продать-то невозможно, такой человек, как господин Торес, вряд ли станет.

Я попыталась воспроизвести в памяти все, что я видела в «Уникуме». Мысленно я представила, как галерея выглядела днем, когда в нее приходили посетители. Мои мысли стали еще смелее. Я представила, что хочу похитить одну из миниатюр. Что меня удержит, в первую очередь, если оставить в стороне нравственные принципы?

Галерея «Уникум» состоит из трех комнат, не очень больших, но и не очень заставленных. Охранника можно увидеть только при входе, это нам объяснял Торес. Когда посетитель осматривает экспонаты, он с ними остается один на один. Никто не должен мешать. Это принципиальная позиция владельца. Но я-то знаю, впрочем, не только я, что все уголки этого уникального выставочного зала тщательно просматриваются с помощью специальных вебкамер, причем ведется запись того, что «видит» каждая камера. Как можно было обмануть эту систему? Невероятно. И, тем не менее, кому-то это удалось.

Я должна понять, кому. Ответ на вопрос, «каким образом?» – это, скорее всего, информация вспомогательная, но необходимая.

Я вдруг подумала, что мне, прежде всего, нужно узнать, от кого лично зависела надежность системы наблюдения и охраны в «Уникуме» Кроме того, необходимо выяснить, не было ли каких-то сбоев в работе этой системы.

Нет, в тот момент я была еще очень далека не только от решения этой головоломки, но и от мало-мальски толкового предположения, как ее решить.

Однако, я позвонила господину Торесу, и мы договорились о том, что завтра я смогу осмотреть его галерею днем, в то время, когда она открыта для посетителей. Еще мне было обещано, что я смогу задать свои вопросы человеку, который обеспечивает сохранность выставляемых экспонатов.

 

Интересная подробность

Этим вечером я чувствовала себя усталой, когда раздался звонок в дверь, я испытала чувство, очень похожее на досаду. Поздним посетителем оказался Дэвид. Он заметил, что я не в восторге от его визита, но, по-видимому, был искренне уверен, что сможет повлиять на мое настроение.

– Я нашел кое-что любопытное в архивах журнала «Коллекционер», – почти радостно воскликнул он.

– И что это? – я попыталась изобразить заинтересованность.

– Я тебе распечатал этот материал, но если коротко, то суть такова. Некий господин Макгроу, разбогатев слишком стремительно, чем это принято у порядочных людей, решил свои деньги вложить в коллекцию лаковых миниатюр. Он скупал миниатюры без какой-либо системы, но деньги могут иногда тоже творить чудеса. В общем, он стал обладателем весьма неплохой коллекции разных мастеров. Но у него не было ни одной работы Фениори. Он предлагал Файну такие деньги, что отказаться от такой сделки мог только сумасшедший. Причем, купить он хотел именно Веронику!

– Очевидно, Файн все же ему отказал? – на всякий случай уточнила я.

– Да, отказал…

– Нужно посмотреть, был ли этот Макгроу в числе посетителей «Уникума» в тот день, когда была обнаружена подмена, – произнесла я, хотя могла бы этого и не говорить, – что ж, завтра это и выясним.

– Но ведь не обязательно эту, как ты ее назвала, подмену совершили в тот же день, – заметил Дэвид.

– Я тоже так думаю, но… – впрочем, проверить нужно все мыслимые и даже немыслимые версии.

* * *

Действительно при дневном свете галерея «Уникум» производила совсем другое впечатление. Я прошлась по трем небольшим залам так, как это обычно делают посетители. Сейчас все эти миниатюры смотрелись вполне «натурально». Ну, я имею в виду, что цвета не были искажены и изменены электрическим освещением. Наличие стекла можно было заметить только, как следует присмотревшись.

Вебкамеры я увидела лишь после того, как мне их показал господин Торес. Они были вмонтированы в деревянные панели, которые служили своеобразным эстетическим оформлением стен и потолка, так ловко, что посетители их наверняка не замечали.

Я подходила к витринам, наклонялась к ним, словно рассматривая поближе заинтересовавший меня экспонат, иногда, словно ненароком касалась тумб, на которых под специальным стеклом лежали миниатюры. В общем, я попыталась изобразить практически все, что можно проделать вблизи этих редкостей, но так, чтобы не сработала сигнализация. Этот эксперимент не был мною задуман заранее, просто я постаралась представить, что бы меня заинтересовала в первую очередь, если бы я задалась целью украсть какую-нибудь из миниатюр в этой галерее.

Хозяин «Уникума» ходил за мной и с интересом наблюдал за моими действиями. Хорошо, что он ни о чем не спрашивал, не хотелось бы его разочаровывать.

И все же я не зря потратила это время, как оказалось. Это я поняла тогда, когда разговаривала с начальником охраны галереи «Уникум» Тэдом Мораном. Оказалось, что на этой должности господин Торес держит не бывшего чемпиона по боксу, или какой-нибудь экзотической борьбе, а толкового программиста. В кабинете Тэда стоял компьютер, соединенный с несколькими мониторами.

– Но вы ведь не все время смотрите на эти экраны, – совершенно справедливо заметила я в начале нашей беседы.

– В этом нет никакой необходимости, – пояснил господин Моран, – за мониторами следит специальная программа, которая не только фиксирует все неординарные, или близкие к таким, случаи, но и при необходимости включает сигнализацию и передает сообщение на полицейский пост. В конце дня я просматриваю все записи камер слежения в графическом режиме. Вот, посмотрите, как выглядит график вашего посещения выставочных помещений.

Я увидела на экране график, состоящий из нескольких линий, это было похоже на графики метеорологов, мне как-то приходилось их видеть, впрочем, я не уверена, что это было именно там и именно так.

– А почему, – спросила я, – здесь несколько линий, я вроде одна была в этот момент в залах галереи, нет, вдвоем с господином Торесом, – исправилась я, – но здесь линий гораздо больше.

– Датчики реагируют не на человека, а на последствия его взаимодействия с пространством вокруг охраняемых объектов, если так можно выразиться, программа фиксирует малейшие отклонения от нормы, температуры, влажности и некоторых более сложных параметров. Ваши графики внушили бы мне подозрение, и я бы обязательно проверил, кто вы, если бы не знал. Слишком уж нестандартно вы себя проявили, – улыбнулся Тэд Моран.

– Понятно… – и в этот момент меня осенило, – а не было до неприятности с Вероникой у кого-нибудь из посетителей столь же неординарного графика?

– Я только хотел вам сказать, действительно был, дней за пять до неприятности, как вы ее назвали.

– И можно выяснить, кто в это время посещал залы «Уникума»?

– Да, это был Гарри Макгроу, но тогда ничего не пропало, просто он оказался слишком темпераментным человеком, не обремененным излишками воспитания и образования.

– Макгроу?! – не удержалась я от восклицания.

– Вы его знаете? – господин Моран явно был удивлен.

– Ну, не то, чтобы знаю… Но слышала, – улыбнулась я.

Наверное, в этот момент я чувствовала, что потянула за нужную ниточку, и клубок событий вокруг Вероники вот-вот распутается. Во всяком случае, меня уже не интересовали особенности охранной системы галереи, меня очень интересовал господин Макгроу. Версий похищения, точнее подмены миниатюры, у меня пока не было, но появился подозреваемый. Я поблагодарила Тэда Морана за интересную беседу и, не попрощавшись даже с господином Торесом, отправилась в полицейское управление, разумеется, не пешком, а на такси. По дороге я связалась по телефону с комиссаром Катлером и попросила его никуда не уходить, поскольку у меня к нему очень срочное дело. Мне удалось его заинтриговать, но события приняли неожиданный оборот.

* * *

– Ну, выкладывайте, коллега, что вы там накопали? – встретил меня комиссар вполне ожидаемым вопросом.

Я рассказала Эрику Катлеру о фактах и своих соображениях по поводу этих фактов, и тут же поняла, что несколько увлеклась догадками и совпадениями, а вот подлинной, вполне логичной, версии у меня как не было, так и нет, на это обратил внимание и комиссар.

– Я согласен, – прокомментировал он мои рассуждения, – что господин Макгроу – личность весьма любопытная и в качестве подозреваемого почти идеальная. Но не вижу ответа на главный вопрос. Как и когда он мог подменить Веронику? Есть еще пару вопросов, не менее интересных. Например, какое отношение может иметь этот Макгроу к убийству Смоллера? А как вы впишите в свои предположения тот факт, что после того, как господин Файн поднял переполох, электричество в «Уникуме» было действительно отключено на несколько секунд. А ведь о подмене экспоната, до этого момента никто даже и не подозревал.

– А что уже установлено, что Смоллер был убит? – решила уточнить я, хотя интересовало меня сейчас совсем не это.

– Ну, не так однозначно, однако некоторые факты заставляют рассматривать эту версию в первую очередь, вы ведь тоже не любите совпадений, – усмехнулся Катлер.

– Вынуждена согласиться, что, если это самоубийство, то очень удобное и своевременное для того, кто все это затеял…

– Вот именно!

В это время на столе комиссара зазвонил внутренний телефон. Эрик Катлер выслушал довольно длинное сообщение и ответил единственным словом: «Пропустите»

– Ну, вот, – обратился он ко мне, положив трубку, – на ловца и зверь бежит. Сейчас мы сможем побеседовать с господином Макгроу, поскольку он настоял на встрече со мной и сейчас появится здесь.

В этот момент дверь резко распахнулась, и в кабинет вошел человек, которому трудно было бы подобрать более неподходящую фамилию, чем Макгроу. Он был небольшого роста, худощав, смугл, темноволос, да еще и носил очки с внушительными стеклами, свидетельствующими о сильной близорукости.

– У меня к вам убедительная просьба, комиссар, не заявлять прессе о ваших подозрениях по поводу моей особы до послезавтра, – зачастил он буквально с порога.

– Откуда вы взяли, что вас подозревают? – Эрик Катлер не смог скрыть своего удивления.

– Странно было бы, если бы этого не произошло, – прозвучал неожиданный ответ, – у меня самая значительная коллекция лаковых миниатюр, и я вот уже год пытаюсь выкупить у Файна его Веронику, разве вам еще это неизвестно?

– Известно…

– Ну, и кого же вам еще подозревать?!

Мне стало почти весело.

– А почему до послезавтра? – вмешалась я в этот бесподобный диалог.

– Это уже деловой подход, – господин Макгроу переключил свое внимание на меня, -я решил продать свою коллекцию с аукциона и не хочу чтобы неосторожные измышления журналистов сбили мне цену! После торгов – я к вашим услугам!

– В эту коллекцию вы включили и Веронику? – не слишком удачно пошутила я.

Но нашему посетителю моя шутка пришлась по вкусу, и он рассмеялся неожиданно громко и очень весело, настолько, что и мы с комиссаром не удержались от улыбок.

– Никаких заявлений прессе я не планирую пока, – ответил, наконец, комиссар, – но обещать, что журналисты не докопаются до информации о вашей коллекции, не могу.

– Ну а я могу обещать, что попрошу не писать об этом Дэвида Сомса, – добавила я.

Тем не менее, Макгроу, похоже, остался вполне доволен результатом своего визита в полицию и, перед тем как покинуть кабинет, горячо поблагодарил нас за понимание.

Все это представление, по идее, должно было усилить мое подозрение, но я решила, что настало время обсудить другие версии.

– Так что нам сказала экспертиза о причинах смерти господина Смоллера? – спросила я, как только мы опять остались вдвоем с комиссаром.

– Умер он от отравления газом, – ответил Эрик Катлер, – но перед этим принял большую, однако не ставшую прямой причиной его смерти, дозу снотворного. Вино он тоже употреблял в этот вечер, и закуска была легкой, какую иногда подают к хорошему десертному вину: фруктовый салат и шоколад. Но на столе стоял только стакан с остатками снотворного растворенного в воде.

– Он не выпил то снотворное, которое себе приготовил? Или он думал, что в стакане просто вода?

– Ход ваших мыслей мне понятен, но господин Шульц, именно он делал вскрытие, предположил с большой долей вероятности, что Смоллер вообще не пил этого снотворного, то есть того, что было в этом стакане, он считает, что снотворное попало в организм покойного с вином.

– Тогда действительно есть все основания считать, что электрик «Уникума» был убит, причем кто-то хотел, чтобы все выглядело как самоубийство, или хотя бы могло так выглядеть, – произнесла я и задумалась.

Понятно, что этот свидетель был очень неудобным. Рано или поздно полиция все равно должна была бы его заподозрить, но этого не мог не понимать и сам Смоллер. Значит, существовало какое-то другое решение этой проблемы. Тогда почему же совершено убийство? Для похитителя Вероники, наверняка лучше было бы, если бы электрик просто исчез. Был бы реальный шанс увести следствие по ложному следу. Нет, тут что-то не так. Может, действительно все это было сделано Файном?

– Скажите, комиссар, а где был господин Файн в тот вечер, когда произошло убийство Смоллера? – задала я вопрос, вытекающий из моих размышлений.

– Да, это очень важный момент. В связке с возможностью устранения свидетеля и соучастника, Файн вполне бы всех устроил, как подозреваемый. У него был и великолепный мотив и несомненная возможность для похищения Вероники и получения приличной страховки. Кроме того, нам удалось выяснить, что он последнее время очень нуждался в деньгах. Все бы могло сойтись на нем, если бы не его алиби.

– У него есть алиби? И оно непоколебимо? – произнесла я с сомнением и надеждой в голосе.

– Дело в том, что именно в то время, когда господин Смоллер принимал у себя гостя, который, скорее всего, был и его убийцей, Файн торчал в аэропорту Мэрвика из-за грозы.

– Но он вполне мог воспользоваться и машиной, купив билет на самолет, чтобы обеспечить себе алиби.

– Вряд ли он мог обеспечить себе грозу, вам не кажется? – усмехнулся комиссар, – кроме того, его видели суетящимся в аэровокзале человек десять. Теоретически все могло быть, но с очень большой натяжкой.

– Пожалуй, следствие опять зашло в тупик, – невесело заключила я.

– Ну, не так все плохо, – неожиданно возразил мне комиссар, – давайте попробуем разобраться, как всегда, с мотивами и возможностями, глядишь – что-нибудь важное и поймем.

Особого энтузиазма эта реплика у меня не вызвала. Слишком странным и ненадежным выглядел тот набор фактов, которым мы располагали.

– А что нам еще остается? – тем не менее, заметила я, – но давайте пока разделим похищение, или подмену экспоната в галерее и убийство Смоллера.

– Это понятно, – согласился Эрик Катлер, – с чего начнем?

– Лучше с Вероники, хотя здесь, скорее, нужно говорить о возможностях, поскольку повод – сама миниатюра, ее несомненная ценность.

– Но это только для коллекционера. Кроме того, повод Файна – получение страховки, впрочем, он ее получает именно благодаря ценности предмета.

– Согласна. Тогда коллекционеры, побывавшие в галерее на выставке миниатюр Фениори, интересуют нас, прежде всего. А неплохо бы получить список этих подозреваемых и собрать всю информацию о них, насколько это окажется возможным.

– Это поручение я уже дал одному из инспекторов, а вы поговорили бы с Дэвидом, чтобы он посмотрел и в своих источниках.

– Надеюсь, что он уже этим занимается, – улыбнулась я, – правда, его внимание отвлек господин Макгроу, такой подозреваемый!

Удивительно, как иногда события оказываются просто продолжением наших мыслей и слов. Не успели мы упомянуть моего друга, как увидели его на пороге комиссарского кабинета.

– Надеюсь услышать, чем закончилось дело о похищении в галерее «Уникум» – бодро заявил Дэвид.

– Очень жаль тебя разочаровывать, но пока мы даже не приступили к расследованию, можно сказать, всего лишь составляем план действий.

– А Макгроу? Неужели мимо?! Ну, так не бывает.

– Представь себе, бывает. Кстати, я передаю тебе его просьбу и присоединяюсь к ней, впрочем, из своих соображений.

– И что за просьба?

– Не сообщать о возможных подозрениях в его адрес в твоей газете до послезавтра.

– Значит, подозрения все-таки есть?

– Попробуем тебе объяснить, но лучше бы ты это видел и слышал сам, – я едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.

Не то, чтобы я считала в этот момент, что Макгроу совсем выпадает из числа подозреваемых, но было в ситуации с этим персонажем что-то слишком гротескное, а потому вероятность того, что именно этот человечек совершил дерзкое похищение драгоценной миниатюры, казалась мне не столь значительной. Я попыталась все это объяснить и Дэвиду. Не уверена, что он меня достаточно хорошо понял, но он пообещал мне, что в их газете ни слова не будет сказано о подозрениях в адрес Гарри Макгроу.

* * *

К сожалению молниеносного успеха в расследовании обстоятельств похищения Вероники не случилось. С убийством Смоллера тоже ни я, ни полиция не разобрались, вернее, мы даже не продвинулись в понимании того, что произошло. Не продвинулись ни на шаг с момента, когда было принято решение считать случившееся именно убийством.

Предстояла не слишком увлекательная, но необходимая работа по сбору информации и опросу всевозможных свидетелей, не ждать же очередной вспышки озарения со стороны моей забуксовавшей интуиции!

Я понимала, что для успешного распутывания этого клубка событий мне нужен какой-то главный факт, которого у меня или пока нет, или… А действительно, может я просто не замечаю что-то очень важное? Ведь так бывало. Память услужливо подсунула мне эпизод для примера.

 

Сентиментальная история

Письмо, с которого все началось, пришло обычной почтой и едва не затерялось среди многочисленных счетов и напоминаний о несвоевременных платежах по некоторым из них.

Я не смогла на него не ответить, хотя понимала, что дело будет не из легких, а приличный гонорар мне вряд ли тут перепадет. Но в краткости и сдержанности этого послания было что-то трогательное. Я решила попробовать помочь этой женщине. Вот письмо, о котором идет речь:

«Уважаемая госпожа Адамс.

Никогда не думала, что мне придется обращаться к частному детективу. Но что поделаешь, если полиция не желает мне помочь. Я разыскиваю свою дочь, хотя по всем документам она считается умершей в первые минуты после рождения.

Десять лет назад я родила девочку. Роды были тяжелыми. Мне сказали, что моя малышка прожила всего несколько минут. Я поверила. И все эти годы молилась за упокой ее безгрешной душеньки. Но вот три недели тому назад я получила странное письмо.

Так после этого письма ни спать, ни есть не могу. Чует мое материнское сердце, что жива моя крошка.

Полиция считает, что это чья-то жестокая шутка. Но я не верю им. Зачем кому-то причинять мне такую боль, нет у меня такого врага. Помогите мне. Я не очень богата. Но ничего не пожалею, чтобы найти дочь.

С уважением Марта Дордж»

Ответ я отправила тоже обычной почтой, написав его собственной рукой и вложив в белый бумажный конверт.

Через пару дней Марта Дордж появилась в моем кабинете.

– Я надеюсь, что вы принесли с собой и письмо, и конверт, в котором оно пришло? – начала я наш разговор с вполне понятного вопроса.

Однако, на то, что сохранился конверт, я не слишком надеялась. И была не права.

– Конечно, – моя посетительница открыла сумочку и достала оттуда и то, и другое. – в полиции у меня даже не приняли заявления. Сказали, что никаких доказательств того, что это не розыгрыш, они не видят, – горько заметила она.

– Мне придется задать вам несколько вопросов, и я заранее хочу извиниться, так как некоторые из них могут показаться вам... слишком личными, – стандартно предупредила я.

– Не волнуйтесь, – улыбнулась госпожа Дордж, – я понимаю и отвечу на любые ваши вопросы.

– Тогда, быть может, мы начнем с того, что вы сами расскажите мне обо всем, что было тогда, более десяти лет назад, как получилось, что вас могли обмануть? Согласитесь, это не так просто...

– Да, вы абсолютно правы, я вам попытаюсь все объяснить... Прошло так много лет, а я все помню, словно это было всего несколько дней назад. – Она замолчала, задумалась, затем продолжила с интонациями хорошо подготовленного рассказчика, – я приехала в Сент-Ривер из очень маленького городка, Тотриджа, известного многим только благодаря небольшому туристическому комплексу, который, впрочем, вряд ли можно считать процветающим. С работой у нас там было туговато. Я из многодетной семьи, да еще младшая. Вы можете представить, как нелегко мне было получить какую-нибудь стоящую профессию. Еще в школе я мечтала уехать в столицу. Как только мне удалось утрясти свои планы с родителями, я покинула Тотридж. Мы договорились, что я получу небольшую сумму на дорожные расходы и еще двухмесячное содержание, пока не устроюсь на работу. Вот так я и оказалась здесь. Мне везло, уже через две недели я устроилась помощницей повара в дом одного богатого человека...

– Если вы хотите, чтобы я вам помогла, то вы должны мне доверять. Думаю, что у этого богатого человека есть имя. Не так ли? – Чувствовалось, что ее смутил мой вопрос, но она быстро справилась с собой.

– Не думаю, что это так уж важно, но если вы настаиваете, то я назову его. Я работала в доме Эди Тернера...

– Вот как?!

– Да, но ведь тогда он еще не был министром. Впрочем, я с ним и не встречалась. Всеми делами в его огромном доме управляла экономка, пожилая и очень добрая женщина, я же говорю, что мне очень повезло. Работа на кухне, конечно, была для меня тяжела. Конни (так все в доме называли госпожу Констанцию) сразу заметила это. Она также обратила внимание на мое старание, я ведь очень боялась потерять работу, да и вообще боялась снова столкнуться с необходимостью что-то искать в большом городе. Короче говоря, уже через неделю я получила место горничной. Все складывалось замечательно. Через пару месяцев я привыкла к этому новому для меня миру, перестала его бояться. В выходные дни я уже не сидела весь день в своей комнате перед телевизором. Я подружилась с девушкой, которая работала в антикварном магазине, расположенном рядом с нашим домом. По воскресеньям мы вместе гуляли по аллеям городского парка, того, что на набережной. С Жанет было очень интересно. Она старше меня, получила очень хорошее образование, знала массу интересных вещей и очень любила рассказывать всякие увлекательные истории. Я же была благодарной слушательницей. Счастливое было время. Вы извините, может, я говорю много лишнего...

– Вот уж нет, продолжайте. И чем подробнее будет ваш рассказ тем лучше.

Казалось, она смутилась, почувствовав мое внимание, щеки ее порозовели, и я подумала, что, наверное, в то время, о котором шла речь, она была очень симпатичной девчушкой. Впрочем, и сейчас моя собеседница вовсе не потеряла своей женской привлекательности. Только, быть может, исчезло то своеобразное обаяние, которым, по-моему, наделены юные провинциалки, появляющиеся время от времени в Сент-Ривере и пребывающие в полной уверенности в том, что здесь, если не центр вселенной, то его филиал точно.

– Хорошо, тогда я продолжу... Когда погода была настолько плохой, что мы не могли совершать свои прогулки, мы заходили в маленькое кафе на старой набережной, знаете, возле самого моста.

– Да, конечно, знаю, там очень вкусное ореховое мороженое, – я улыбнулась нашим общим воспоминаниям.

– Так вот, в тот день шел противный мелкий дождь, – продолжила свой рассказ Марта, – такой холодный и колючий... В кафе никого не было. Мы сели за наш любимый столик, благо некому было его перехватить, и заказали кофе с бисквитами. Жанет – сластена, но принадлежит к той счастливой категории людей, чья фигура совершенно не зависит от того, как они едят. Поэтому чуть позднее она заказала для себя еще и миндальные пирожные, из-за них мы и задержались чуть дольше, чем всегда. Честно говоря, выходить из теплого и уютного помещения не очень хотелось. Не помню, о чем мы тогда говорили, когда вошли еще двое посетителей. Это была супружеская пара, мы это сразу поняли, так ссориться могут только муж с женой. Не смотря на перебранку, пара великолепно смотрелась. Оба высокие, красивые, но... В прочем, это не важно, в этом вопросе я могу быть и необъективной, сейчас вы поймете, почему. Их ссора закончилась тем, что женщина вызвала себе такси и уехала, а мужчина сел за столик и сделал заказ. Знаете, он заказал тоже миндальные пирожные и кофе. Конечно, в этом кафе не подавали крепкие напитки, но для мужчин было пиво и ликеры... А он заказал... Мне это сразу в нем понравилось, и не только это. Я продолжала свой разговор с подругой, но взгляд мой постоянно находил этого человека. Сейчас мне понятно, что Морис заметил мой интерес к нему и поэтому подошел к нашему столику. Но тогда я ни о чем не могла думать, да и не хотела. Вы верите в любовь с первого взгляда?

– Не знаю что вам и ответить... Раз вы испытали это чувство, значит, оно существует.

– Да... мне кажется, что даже сейчас, когда прошло столько лет, я не перестала его любить. Я понимала, что моя любовь не имеет будущего, что для Мориса я всего лишь забавная игрушка, но я была счастлива... И пусть мое счастье было кратковременным, но оно было... Простите, мои чувства к делу не относятся вернее... – тут она окончательно смутилась, я решила ей помочь.

– Он отец вашей девочки?

– Да. Когда я поняла, что беременна, я... обрадовалась.

– Вы сказали ему об этом?

– Что вы! Конечно, нет. Я вовсе не хотела усложнять ему жизнь. О своем положении я сказала только Кони и Жанет. Кони должна была знать... Я ведь понимала, что не смогу работать через некоторое время, а Жанет и сама обо всем догадалась. Я боялась неизбежных объяснений... Когда скрывать уже было невозможно, я просто уехала обратно в Тотридж.

– К родителям?

– Да, а куда же еще?

– Но как вы все... Как вы это уладили?

– У меня замечательные родители... Мне только пришлось скрыть от них, что я сама убежала от отца моего будущего ребенка. Кроме того, я ведь приехала с деньгами, мне удалось накопить некоторую сумму, да и господин Тернер сделал мне щедрый подарок, узнав причину моего отъезда. Это, конечно, нельзя было назвать состоянием, но первое время я могла бы позаботиться и о себе и о своем малыше.

– Вы рожали там же, в Тотридже?

– Да. А где же еще? У нас великолепная больница. Небольшая, правда... Но все на уровне.

– Попробуйте вспомнить все, что сможете о том дне, когда на свет появилась ваша малышка. Это очень важно. Особенно меня интересуют люди, которые вас тогда окружали. Кто принимал роды? Кто оказывал вам помощь...

– Да, я понимаю, постараюсь... Но это не так просто. Это, наверное, покажется вам странным, но я не помню, что я испытывала... Нет, я знаю, что мне было больно... Но, понимаете,... знаю, а не помню... Мне трудно это объяснить... Но главное не это. Конечно, мне помогали... и до и после... Особенно – после. Но помню я только сиделку Энни. Она сейчас живет по соседству со мной. Я уже пыталась ее расспросить, да только что она может знать? То же, что и я. Еще я знаю доктора, который был там в день, когда я уходила домой. Он... В общем, с ним говорил человек из полиции. Он их уверил, что все было правильно, ну, что, мол, девочка умерла, ее тело взяли родственники, так как мать была в тяжелом состоянии. Но тут что-то не так! Поймите, это письмо написано неспроста.

Я еще раз перечитала:

«Ваша дочь жива. Больше ничего сообщить не могу»

– Странно...

– Вы мне не верите? – забеспокоилась моя потенциальная клиентка.

– Дело не в моей вере, я также как и вы хотела бы знать правду, но так мало фактов, которые подтверждали бы то, что здесь написано. И в то же время... Я чувствую, что написавший это письмо знал что-то и, по какой-то причине, уже не мог держать это втайне. Знаете, есть у меня одна идея. Вы и сейчас живете в Тотридже?

– Нет, сейчас я живу в Сент-Ривере. Я вышла замуж и переехала к мужу пять лет назад.

– Вот как... А муж знает о Ваших поисках?

– А как же? Он очень хороший и добрый человек. Господь был милостив ко мне.

– У вас есть еще дети?

– Да, сын, ему сейчас два года.

– Хорошо, я попробую вам помочь, но вы должны быть готовы принять правду, какой бы она ни была.

– Я понимаю, но... Вы должны мне поверить... Моя девочка жива. Я это чувствую.

– Я сделаю все, что в моих силах.

– Спасибо.

– Пока не за что. Ваши родители ведь живут в Тотридже?

– Да, конечно. А еще две старшие сестры со своими семьями. Если вы хотите поехать туда... Да, вы, конечно же, должны туда поехать! Я позвоню Сильвии, это моя сестра, они с мужем вас встретят. Только Сильвия знает, что я обратилась к вам... Остальные вряд ли меня поймут.

– Хорошо, договорились. Да, самое главное забыла спросить, как имя отца вашего ребенка, и где он сейчас? – она опять смутилась и покраснела.

– Его звали Морис. Вы вряд ли меня поймете, но больше я о нем ничего не знала. Где он сейчас, я тоже не знаю. Надеюсь, что у него все хорошо.

– И еще, где вы встречались? Ведь...

– У Мориса была небольшая квартирка в районе старой набережной, впрочем, возможно, он ее снимал.

– Адрес вы помните?

– Конечно, я могу вам его написать.

Когда Марта Дордж покинула мой кабинет, я вдруг подумала... О любви – вот о чем я подумала. Вот за что можно так полюбить мужчину?!

* * *

Через два часа, обедая в небольшом ресторанчике недалеко от моей конторы, я задала этот вопрос Дэвиду.

– Ну, когда приходит любовь, люди обычно не задумываются... – попытался ответить на мой вопрос мой друг.

– А ты сам влюблялся когда-нибудь?... Впрочем, ты не женщина!

– Так, по-твоему, я не могу влюбиться?

– Ты не можешь родить.

– В этом вопросе я спорить не стану, Чего не могу, того не могу.

– Понимаешь, что-то не стыкуется во всей этой истории. Она его любила, понятно... А он? Допустим, он не знал о ребенке, но неужели ему было наплевать, когда женщина, с которой его связывали довольно близкие отношения, вдруг просто исчезла, уехала, не оставив адреса...

– Ты забываешь, что он был женат.

– Это он об этом забывал... А когда уехала Марта, вспомнил?

– Не пойму, куда ты клонишь.

– Да никуда, просто пытаюсь понять.

– Чтобы что-то понять, нужна информация. Что ты собираешься делать?

– Ехать в Тотридж. Поедешь со мной?

– Я уже и сам хотел напроситься...

– Тогда на машине?

– Ну не трястись же в поезде.

– Я забегу на пару минут домой.

– Пару минут? Гм...

– Хорошо, пятнадцать!

– Ты – оптимистка.

* * *

Вот тут, мой внимательный читатель, я должна признаться, что все мои последующие действия не были обязательными, хотя мне и удалось проникнуть в некоторые тайны людей, связанных, так или иначе, с этой историей. Но я могла догадаться обо всем и, не предпринимая почти ничего. Версия могла появиться сразу, если бы я оставалась в рамках простой логики, а не поддалась романтическим настроениям.

* * *

Перед тем, как выехать в Тотридж, мы заехали по адресу, указанному Мартой. Это был старый пятиэтажный дом, расположенный в глубине уютного дворика с ухоженными палисадниками и аккуратно подстриженным кустарником. Не без труда мы отыскали хозяйку. Дэвиду пришлось использовать и свое несомненное обаяние, и ссылку на газету, в которой он работал, и какую-то сентиментальную чушь, чтобы получить нужные нам сведенья. Впрочем, узнать нам удалось немного. Точнее ничего существенного, кроме фамилии этого парня.

– Да, молодой человек по имени Морис снимал у меня квартиру на третьем этаже, очень приятный был постоялец и всегда вовремя платил.

– А вы не знаете, где он сейчас?

– Он съехал еще лет пять назад... Иногда съезжающие жильцы оставляют свой новый адрес, ну для почты...

– А Морис?

– Он никогда сюда ничего не получал.

* * *

В Тотридж мы въехали под вечер. Семейство Сильвии беспокоить не стали. Еще не наступил сезон отпусков, и пока полупустующие мотели были в нашем распоряжении.

Все более или менее важные дела мы решили отложить до следующего дня. Приятно было просто погулять по этому маленькому и уютному городку, расположенному среди гор, которые в лучах заходящего солнца невольно наводили на мысль о каких-то инопланетных пейзажах.

Вечером мы с Дэвидом набрели на маленькое кафе в самом центре города. В сезон оно наверняка не пустовало. Сейчас же кроме нас здесь какое-то время вообще никого не было. Это позволило поговорить с хозяином. Надо сказать, народ в таких небольших курортных местечках всегда отличается приветливостью и желанием развлечь приезжающих интересным разговором. Главное зацепить нужную тему.

– Какое уютное у вас кафе, в сезон, наверное, столик приходится заказывать заранее... – завела я разговор с хозяином этого милого местечка, когда он подошел к столику, за которым мы расположились.

– Да, тогда работы много, приходится брать дополнительный персонал: официанты, посудомойки, бармен... А сейчас с женой и дочкой вполне управляемся.

– У вас одна дочь?

– Что вы! У меня шестеро детей: четверо сыновей и две дочери, только ведь молодежь нынче у дома не удержишь, каждый свой путь ищет, только вот младшенькая пока с нами, а закончит учебу, того и гляди, тоже куда-нибудь упорхнет...

– А вы давно здесь живете?

– Я? Да всю жизнь. Здесь родился. Жена вот моя сюда приехала с побережья.

– Она, наверное, здесь отдыхала?

– Да, приехала отдохнуть, и тут мы с ней познакомились. С побережья едут отдыхать в горы, а отсюда на побережье... Забавно, не правда ли? А вы откуда?

– Мы из Сент-Ривера.

– Из столицы? Что же это к нам? Есть курорты посолиднее...

– Да мы не отдыхать, а по делу.

– А... Понятно. Да для отдыхающих еще и не время, хотя погода в этом году стоит...

– Да, вы правы.

– А вы чем занимаетесь? Если не секрет, конечно, по какому делу в наш городок наведались?

– Не секрет. Мы журналисты. Хотим написать о вашей больнице. Этот материал нам заказал один человек, жена которого, так уж получилось, родила дочь именно в таком небольшом курортном городе. Вот он и захотел привлечь внимание общественности к медицинскому обслуживанию в таких вот маленьких отдаленных местах отдыха...

– А что... случилось что-то серьезное?

– Да нет, все как раз обошлось, но...

– У нас-то больница хорошая. Да случается всякое...

– Конечно, и в больших городах все бывает...

– А почему именно наш город выбрали?

– Тут причин, как минимум две: во-первых, мы здесь несколько раз отдыхали, и Тотридж нам очень нравится, а во-вторых, мы тут знакомы с одной семьей, что всегда бывает полезно...

– Что же это за семья, может, и я их знаю?

– Их фамилия Дордж. Знаете таких?

– Еще бы мне не знать! Моя жена все свои наряды у Сильвии Дордж шьет. У Сильвии золотые руки, правда теперь, когда она вышла замуж, с шитьем у нее чуть медленнее получается, семья ведь тоже внимания требует. Постойте, а ведь у Дорджей была неприятность с младшенькой, вы знаете? Правда, это было давно, лет, пожалуй, десять прошло...

– Какая неприятность? Впрочем, мы, наверное, слишком любопытны.

– Да это как раз с больницей и связано.

– Тогда расскажите, если это не тайна...

– Да какая тайна, весь город об этом знает. Марта уехала в столицу, да это и понятно там всегда устроиться попроще. Там, видать, нашла себе дружка, она ведь прехорошенькая. В общем, через некоторое время приехала к родителям, как говорят, в интересном положении. Дорджи не слишком горевали по этому поводу, ребенок – это всегда благословение Божье. Пришло время ей родить. Роды, говорили, случились тяжелые, бедняжка почти двое суток мучилась. Родила девочку... Да только малышка недолго прожила...

– Что случилось? Ошибка врача, или, может, чего важного в больнице не оказалось?

– Кто ж это знает... Иногда такое происходит, опять же, роды-то были тяжелые. Так вот Господь распорядился... Странная штука жизнь.

– Да, но ведь Марта не случайно здесь оказалась, она родилась в этом маленьком городке и...

– Хотите сказать, что приезжим труднее? Может, вы и правы, но и приезжие бывают разные... А ведь знаете, в то самое время вот о чем еще судачили... В тот самый день, когда бедняжка Марта так страдала, еще одна роженица была в нашей больнице, та уж точно не местная...

– Из отдыхающих?

– Отдыхала она тут, или специально ко времени приехала, не скажу, не знаю, да только уехала она без ребенка...

– Неужели тоже тяжелые роды с печальным исходом? В один день?

– Как все было до точности, я не могу знать, но ребенок был жив.. Только она этого ребенка не захотела взять, сбежала ночью из больницы, записку оставила, чтобы не искали. В полиции, конечно, как положено дело открыли, да сильно, видать, не старались...

– А ребенок?

– Ребенка определили в приют. У нас-то приюта нет, так что увезли, видать, в Стренчфилд.

В этот момент в кафе зашли несколько новых посетителей, и этот любопытный разговор пришлось прервать. Но информация была получена весьма интересная и, как мне показалось, важная, так как сразу натолкнула меня на вполне приемлемую версию.

– Слушай, Дэвид, а ведь Стренчфилд очень симпатичный городок, и горы там тоже есть...

– Ясно. Но, я надеюсь, мы туда можем отправиться завтра?

– Конечно.

* * *

В Стренчфилд мы отправились утром, настолько рано, насколько позволил нам инстинкт самосохранения, ведь за рулем был Дэвид. В городе оказалось два приюта (хорошо, что не больше).

Сначала я хотела использовать уже наработанный опыт и представиться журналисткой, пишущей о проблемах... Но когда меня провели в кабинет директора, я поняла, что лучше всего держаться как можно ближе к правде.

Хозяйкой кабинета оказалась женщина лет пятидесяти. На первый взгляд она была именно такой, какой ожидаешь увидеть начальницу подобного заведения. Очки, гладко зачесанные назад волосы, строгий серый костюм...

Вот чего явно не ожидаешь, так это слегка насмешливого взгляда, навстречу которому просто невозможно бросить какую-нибудь глупую выдумку...

– Здравствуйте, меня зовут Мэриэл Адамс, я частный детектив, – честно представилась я.

– Здравствуйте, весьма неожиданный визит, – улыбнулась моя собеседница, – И что же могло привести вас к нам? Я понимаю, что дело, но надеюсь не преступление?

– Если быть откровенной, я пока не знаю, связаны ли мои поиски с преступлением.

– Что же вы ищите? Или кого?

– Я ищу ребенка, девочку, которой сейчас должно быть десять лет. Ее привезли из Тотриджа... Она была брошена матерью сразу после появления на свет...

– Десять лет? Да, думаю, этот ребенок здесь, если это не совпадение. Это Эвелин Гросс. Мать сбежала, оставив малышку в больнице. Она даже не оформила документы, как положено. Видимо, очень боялась огласки. Что поделаешь, такое иногда случается.

– Гросс – это настоящая ее фамилия? Или точнее, фамилия, которой назвалась в больнице ее мать?

– Нет, мы имели право дать ребенку другую фамилию и мы этим правом воспользовались. Свое имя ей дала женщина, которая с первого дня и до недавнего времени заботилась о девочке. Видите ли, появление такой крошки в приюте случилось впервые за все время, что я тут работаю. Одна из наших воспитательниц сразу взяла на себя заботу о ребенке. Понятно, что малышка стала для нее ближе и роднее других. Из-за этой привязанности она оставила работу у нас, я надеюсь, вы понимаете, почему... К сожалению, по закону она не могла удочерить и забрать из приюта Эвелин, но посещать девочку и заботиться о ней она продолжала. До этого времени.

– Нельзя ли с ней встретиться и поговорить? Я понимаю, что она вряд ли что-нибудь знает о матери малышки, но, возможно, какие-нибудь факты все же ей известны, хотя бы случайно, я...

– Она уже два месяца как не появлялась здесь. Девочка очень тоскует и плачет по ночам, но формально... Вы понимаете?

– Может, с ней что-нибудь случилось?

– Ее сестра работает в больнице в Тотридже, мы позвонили ей... Она пару дней назад получила письмо. В общем... с Бэрри Гросс все в порядке. Просто ей надоело одиночество, а будущий муж, видимо, не заинтересован в чужом ребенке.

– Вы не поможете мне встретиться с сестрой вашей бывшей воспитательницы?

– Я дам вам номер ее телефона. Вы уже близки к разгадке вашей тайны?

– У меня есть более или менее приемлемая версия, но не хватает фактов...

– Что ж, удачи вам.

* * *

Сара Коен (так звали сестру Бэрри Гросс) не сразу согласилась дать нам необходимые координаты. Мне пришлось рассказать ей все, чтобы убедить, что мы не собираемся разрушать жизнь ее сестры. Что ж нам предстояло еще одно путешествие, теперь уже на побережье.

Общеизвестно, что Мэрвик – это один из самых шикарных городов-курортов на океанском побережье. Отдых здесь не всем по карману. Поэтому нам было чему удивиться.

Отправившись по адресу, который дала нам Сара, мы оказались у дверей дорогого высококлассного отеля. Пришлось обратиться к администратору.

– Скажите, пожалуйста, у Вас остановилась госпожа Гросс, Бэрри Гросс? – я думала, что он станет искать ответ на наш вопрос в регистрационном списке, отель огромен, запомнить всех постояльцев просто невозможно, но он ответил, не сверяясь ни с какими источниками информации, только надо было видеть его лицо!

– Она была здесь, но разве вы не знаете?... Она ведь умерла...

– Умерла? Когда? Как это произошло?

– Но ведь… Она страдала от неизлечимой болезни... Доктор сказал, что она об этом знала...

– Она не оставила никаких писем? У нее есть сестра. Она еще ничего не знает...

– Все ее вещи забрал полицейский чиновник, он должен был сообщить ее близким.

Да, конечно, я не подумала, спасибо.

Такого поворота я не ожидала. Прежде чем отправиться в полицию, целесообразно было позвонить комиссару Катлеру, возможно, он сможет мне помочь.

Эрик Катлер, конечно не отказал мне в услуге и позвонил в полицейское управление Мэрвика. Однако, не смотря на это, мне там пришлось нелегко

Но все же удалось убедить местных служителей закона, что не случится большой беды, если мне покажут вещи умершей в отеле госпожи Гросс. Я и сама толком не знала, что это может дать. К тому же, я уже не сомневалась в своей версии событий.

Вещей было немного. В чемодан я не стала заглядывать. Мое внимание привлекла лишь записная книжка покойной. Там я надеялась отыскать какой-нибудь полезный адрес или хотя бы имя... Но едва я взглянула на первые записи, как поняла, что здесь кое-что поважнее.

Почерк! Хотя я видела только один раз и всего одну строчку, написанную человеком, пославшим письмо Марте Дордж, у меня не возникло ни малейшего сомнения, что эти записи делала та же самая рука! Но что могла знать о дочери Марты госпожа Гросс? Даже Сары, ее сестры, не было в больнице в тот день. Она поступила на работу туда значительно позднее. Это я выяснила, еще находясь в Стренчфилде. Впрочем, ей вовсе не обязательно было что-то знать. Выяснить, где родилась Эвелин, она могла и в приюте… Остальное могло быть просто стечением обстоятельств.

* * *

На следующий день уже из Сент-Ривера я стала собирать осколки необходимой мне информации из всевозможных источников. Нет, Бэрри никогда не была в Тотридже. Она не была убита, и даже о самоубийстве не возникало никаких предположений. Бэрри прошла свой трудный путь до конца. Врач, проводивший вскрытие, подтвердил, что женщина умерла от тяжелой болезни, а также он заверил меня, что умершая никогда не рожала. Все мои первые версии разлетались, не успевая оформиться. Ни Бэрри, ни ее сестра Сара никогда не жили в столице и не могли иметь ничего общего с Морисом. Но о рождении и смерти дочери Марты Сара все же знала, ей об этом рассказали в больнице. Она и поведала историю девочки своей сестре. О печальном случае, имевшем место в тот самый день, когда родилась и Эвелин, Бэрри слышала от своей бывшей начальницы, а той рассказала медсестра, сопровождавшая ребенка в приют. Все эти сведения успешно укладывались только в одну единственную версию, которую я и изложила Марте Дордж.

– К сожалению, я не могу утверждать, что Эвелин Гросс – это ваша дочь. Скорее всего, женщина, которая написала эту записку, просто хотела заставить вас поверить в это. То, что в тот день родилось две девочки, выяснить было достаточно легко. Бэрри знала о своей неизлечимой болезни. Она хотела, чтобы малышка попала в семью. В семью, где будут ее любить. Вот фото ребенка, мой друг Дэвид сделал его, когда мы были в приюте. Я не нашла ни одного факта, который бы указывал на то, что детей могли поменять местами. Кроме того, то обстоятельство, что в письме Берри не написано о том, что девочка находится в приюте, косвенно подтверждает ее желание представить все так, будто информация исходит из источника, связанного скорее с прошлым, чем с настоящим. О почерке она просто не подумала. А может, решила, что ее, скорее всего, не станут связывать с событиями, к которым она действительно не могла иметь никакого отношения. Я ведь и сама толком не знаю, зачем мне нужно было смотреть ее записную книжку...

– Но нет ведь и фактов решительно опровергающих то, что эта девочка – моя дочь? – Марта внимательно рассматривала фотографию Эвелин. – Мы с мужем решили забрать ее из приюта. Я искала свою дочь и считаю, что вы помогли мне ее найти.

Когда-нибудь, когда я стану старой и знаменитой, я буду часто рассказывать эту сентиментальную историю так и не расследованного мною до полной ясности дела.

А сейчас она помогла мне вернуться к мысли о том, что прежде чем броситься на поиски новой информации, неплохо бы сначала понять, о чем могут свидетельствовать факты, которые уже нами собраны.

 

Коллекционеры

К необходимости проанализировать и обдумать все, что я знаю, меня привела обычная лень. Я надеялась, что мои рассуждения помогут мне минимизировать объем необходимой скучной и рутинной работы, без которой, я это прекрасно понимала, в этом деле не обойтись.

Начнем с времени. С момента, когда в галерее «Уникум» началась демонстрация работ Фениори, до того мгновения, когда было установлено, что Веронику кто-то сумел подменить, прошло восемь дней. Это тот период, который и должен нас интересовать. Нужно составить список всех посетителей «Уникума», кои за это время могли приблизиться к витрине, в которой была выставлена миниатюра. Нужно учесть и возможности обслуживающего персонала галереи, мотив для похищения тут маловероятен, а вот помочь кому-то за вознаграждение, почему бы и нет? Среди посетителей больший интерес представляют те, кто обладают коллекциями лаковых миниатюр, или коллекциями, которые включают в себя хотя бы что-то подобное. Хотя и туристы могут иметь интерес к экспонатам этой выставки, нужно проверять практически всех, вопрос в очередности. Только и всего…

Да, не густо у нас с фактами. Нужно бы продолжить беседу с программистом, как его? С Тэдом Мораном. И все его графики за эти восемь дней придется внимательно изучить. Да и просто ролики с записями просмотреть не помешает. И все же начать нужно со списка посетителей!

Приняв это решение, я потянулась за телефонной трубкой. Господин Торес с пониманием отнесся к моей просьбе и обещал, что к завтрашнему утру я получу нужный мне список. Всех посетителей регистрировали в специальном журнале, каждая страница этого журнала, кроме всего прочего, дублировалась в компьютере Морана. Так что, подготовить нужные сведения было несложно.

* * *

За те восемь дней, которые нас интересовали, галерею «Уникум» посетило 30 человек. Некоторые посетили ее дважды, а господин Макгроу побывал там, как оказалось, четыре раза. Тэд Моран очень помог мне, составив на основании записей, сделанных вебкамерами, график передвижения каждого из посетителей. Это помогло сразу исключить из списков подозреваемых троих туристов, они попросту не подходили к тому месту, где была выставлена Вероника. Очевидно, это были люди, которые не слишком интересовались этой экспозицией, им было важнее рассказать, вернувшись на родину, что они посетили знаменитую галерею. Эти господа понятия не имели, что они прошли мимо самой ценной миниатюры из всей коллекции, даже не взглянув на нее. Ну, и прекрасно. Однако, оставалось еще двадцать семь человек. И опять самым подозрительным представлялся Гарри Макгроу.

Все материалы, которыми меня обеспечили Торес и Моран, были посланы и комиссару Катлеру. Разумеется, в полиции шли практически тем же путем. Поэтому я не стала заниматься дублированием действий, которые полицейскими инспекторами могли быть выполнены и быстрее и качественней. Я позвонила комиссару, и мы договорились обсудить дальнейший план совместных действий у него в кабинете.

* * *

Встретиться нам удалось только к вечеру. Но зато в нашем импровизированном совещании принимал участие и Дэвид. Причем, он пришел не с пустыми руками. Хотя Дэвид, по-прежнему, не мог уйти от мыслей о Макгроу, его материалы были весьма любопытны и убеждали нас, что до выбора единственной рабочей версии нам еще очень далеко. Большинство фактов, представлявших для нас интерес в этом деле, Дэвид выловил из архива журнала «Коллекционер». У меня даже мелькнула мысль о том, что и мне и полицейскому комиссару неплохо бы на этот журнал подписаться. Я не знаю точной статистики, но преступления, связанные с коллекциями и коллекционерами составляют внушительный процент в общем объеме криминальных происшествий.

– Ну, что ж, давайте обсудим все, что удалось выяснить и по Веронике и по убийству Смоллера, – сказал комиссар, очевидно, чтобы сразу придать нашей встрече очень деловой и почти официальный характер.

Мы преисполнились осознанием важности этого момента, но нас грубо вырвало из этого благотворного состояния неожиданное вторжение еще одного участника событий. Нетрудно догадаться, кто это был, правда? Да, конечно, Макгроу.

– Я заезжал в редакцию «Интерньюс», чтобы встретиться с вами, господин Сомс, но мне сказали, что вы отправились в полицию, поэтому я здесь, – весьма эмоционально заявил он.

– И зачем это я вам понадобился? – не скрывая своего удивления, спросил мой друг.

Он, как мне казалось, в этот момент еще не понял, с кем говорит.

– Я хотел поблагодарить вас за честность и профессионализм! – ничуть не смущаясь, продолжил наш посетитель.

– Спасибо, но…

– Дело в том, что только в вашей газете не было ни слова о подозрениях в мой адрес, а госпожа Адамс вчера говорила, что попросит именно вас обойти стороной эту тему в публикациях вашей газеты. Вы могли не внять ее просьбе, но вы поступили благородно и разумно. Поэтому, именно вам я готов дать любое интервью, ведь меня обязательно будут подозревать?!

– Дэвид, это и есть господин Гарри Макгроу, – вставила я в бурный монолог нашего гостя необходимое пояснение.

Нет, моих литературных способностей явно недостаточно, чтобы описать удивление и разочарование, отразившиеся во взгляде Дэвида.

– Может быть, вы не откажитесь ответить и на наши вопросы? – спросил комиссар.

– С удовольствием, – улыбнулся Макгроу и, похоже, он был вполне искренен.

– Тогда объясните нам, почему вы посетили выставку миниатюр Фениори четыре раза? – задал Эрик Катлер первый вопрос.

– Я надеялся встретить там господина Файна, чтобы попробовать убедить его продать мне Веронику, – не стал лукавить наш посетитель.

– Но вы же продаете свою коллекцию! – удивленно воскликнула я.

– Я уже продал ее! И здорово на этом заработал! Я думаю, что это из-за газет столько народу привалило на торги… Но тогда, когда я хотел соблазнить Файна хорошими деньгами, – Гарри сделал паузу, оглядел всех нас, затем продолжил, -правда, нужно быть таким дураком, как этот упрямец, чтобы отказаться от такой суммы! Так тогда-то я еще не знал, что захочу все это продать!

– Допустим, – вмешалась я в разговор, – но неужели вы не могли найти Файна где-нибудь в другом месте? Он, что отказывался встречаться с вами?

– А вот это, милая девушка, уже психология. Он ведь все время разговаривал со мной как владелец шедевра, и был необычайно горд только самим этим фактом, а тут он мог видеть за какую мелочь я ему предлагаю такие неимоверные деньги!

Мы не выдержали и расхохотались к полному недоумению господина Макгроу. Но было еще кое-что важное, что необходимо было уточнить.

– Вы не могли бы сказать, где вы находились с десяти вечера и до полуночи во вторник 11 апреля?

– Почему это не могу? Легко! Я был на приеме у господина Шолтера. Он купил яхту и пригласил туда тех, кто ему симпатичен. А мы с ним почти друзья. Однажды он попытался меня обокрасть, и я выиграл дело против его фирмы в суде.

– Вы считаете это хорошим началом дружеских отношений? – удивилась я.

– Конечно, людям имеет смысл дружить только тогда, когда они хорошо представляют, что можно ждать друг от друга, – спокойно и убежденно ответил наш гость.

– А яхта этого Шолтера, между прочим, была в десятке километров от берега, – продемонстрировал свою осведомленность Дэвид.

– Вот именно! – весело подтвердил Макгроу.

* * *

Формально с Гарри Макгроу снимать подозрение в похищении, или точнее, в подмене миниатюры причин не было, но непричастность его к убийству электрика «Уникума» была очевидна. Теоретически он, разумеется мог удрать с яхты приплыть к берегу вплавь, или на чем-то, что осталось, видимо, по какой-то причине незамеченным, впрочем, это стоит проверить, но из Мэрвика еще нужно было попасть в Сент-Ривер, а исчезнуть незаметно на достаточно долгий промежуток времени вряд ли бы ему удалось. В этот момент мы уже понимали, что нужно искать другого подозреваемого.

– Сейчас наши ребята ищут изготовителя копии миниатюры, но, боюсь, это будет довольно сложно. Копию делал явно простой ремесленник, странно, что сам Торес не заметил столь грубую подделку. Хотя, если не знать… Не рассматривает же он каждый день все, что выставляется в его галерее. – медленно, словно раздумывая, проговорил комиссар, едва мы опять остались втроем, – давайте пока разберемся, что мы имеем по убийству Смоллера.

– Собственно, там как раз фактов маловато, – печально констатировала я.

– Да, – согласился Эрик Катлер, – но у меня кое-что есть, некоторые факты для размышления.

– Что вы имеете в виду, – оживился Дэвид.

– В компьютере господина Смоллера наш программист нашел любопытную папку. Собственно она была не на диске, а на почтовом сервере.

– Ваш программист проник в почтовый ящик покойного? – догадалась я.

– Да, тут все же убийство…

– И что же там оказалось? – вопрос и у меня, и у моего друга вырвался почти одновременно.

– Ну, я не большой специалист в программировании, поэтому скажу только то, что может интересовать нас. Похоже, Смоллер неплохо разбирался в некоторых вещах, короче, наш специалист считает, что электрик «Уникума» в свободное от основной работы время подрабатывал тем, что взламывал кое-какие программы, проникал на закрытые ресурсы.

– Вот как? – искренне удивилась я, – но тогда его убийство может и не иметь отношения к краже в галерее.

– Не могу не согласиться с вами, коллега, но вряд ли это понимание упрощает нашу задачу, – прокомментировал мои слова комиссар.

– Конечно, но я так не люблю совпадения!

– Да, такое совпадение крайне подозрительно, и тем не менее, мы не можем не принимать в расчет мотивы, связанные со странным хобби убитого.

– Тогда давайте поговорим о всех возможных мотивах этого убийства, – приступила я к тем, рассуждениям, ради которых мы и собрались в кабинете комиссара Катлера. – Первым я все же назову мотив, связанный с похищением, хотя почему-то у меня вызывает протест мысль о том, что это было устранение свидетеля. Не похоже, что это устранение было так тщательно подготовлено, как это должно было быть. План самого похищения ведь оказался почти безупречным.

– Он оказался весьма удачным, но мы не сможем судить о его достоинствах, пока не проясним для себя все детали, – возразил мне Дэвид.

– Да, согласился с ним комиссар, – похищение могло оказаться удачным и вопреки задуманному, а вовсе не потому, что все было лихо спланировано и выполнено.

– Принимается, – вздохнула я и продолжила, – вторым я считаю мотив, связанный с хакерской деятельностью Смоллера, впрочем, тут может быть целый букет разных вариантов, пожалуй, тут неплохо бы еще поработать хорошему программисту, или даже хакеру.

– Эта работа продолжается, – сообщил Эрик Катлер.

– Но, если уж на то пошло, бытовые мотивы мы тоже не можем исключить, а поэтому не мешало бы пообщаться с родственниками покойного. Он был небедным человеком, наверняка, кто-то получит от него неплохое наследство.

– Он не составил завещания, – уточнил комиссар, – его деньги и недвижимость перейдут по закону в собственность его детей. Там не предполагается никаких осложнений. Дети господина Смоллера тоже неплохо обеспечены, и они уже обо всем договорились.

– Ну и на последнее место я ставлю так называемый романтический мотив, женщина, ревность, соперничество…

– Да, это больше для романов, но чего не бывает в этом мире, – философски подвел итог Дэвид.

– Пора перейти к обсуждению возможностей, – продолжила я деловую часть нашего разговора, – Судя по тому, что Смоллер явно кого-то угощал, причем на кухне, по-свойски, убийца из числа знакомых ему людей. Тут, мне кажется, маловероятен кто-то из детей, впрочем, они вроде вообще были в своей Австралии. Все зависит от истинного мотива, но, строго говоря, убийцей может оказаться кто угодно, любой сообщник, если это связано с похищением Вероники, и любой клиент, если это результат его компьютерной деятельности.

– Да, – невесело подвел итог комиссар, – боюсь, что наши обычные методы в этом деле не срабатывают. Кстати, дочь Смоллера в Сент-Ривере, и на завтра я пригласил ее сюда.

– Предлагаю такой план действий, – решила я все-таки проявить инициативу, – завтра поговорим с дочерью покойного, а затем возьмемся за список посетителей «Уникума». Нужно выяснить, не встречался ли Смоллер с кем-нибудь из них в частном порядке. В первую очередь нужно проверить коллекционеров. Да и важно бы выяснить, кто и что коллекционировал.

 

Берта Смоллер

Берта Смоллер оказалась очень симпатичной миниатюрной блондинкой. Ее нельзя было назвать яркой, но Берта была из тех женщин, которые притягивают взгляд. Посмотришь – вроде ничего особенного, но так трудно не смотреть…

– Я понимаю, что должна ответить на ваши вопросы, но я, право, не знаю чем моя информация могла бы вам помочь, – произнесла она примерно то, что сказал бы любой, или точнее, любая на ее месте.

Это словно ритуал. Особенно, если в кресле свидетеля оказывается женщина.

– Мы не станем донимать вас чрезмерным проявлением любопытства, – привычно успокоил нашу посетительницу комиссар.

– О, я вовсе не хотела сказать… – она смутилась.

– У нас всего несколько простых вопросов, – вмешалась я, – например, давно ли вы видели вашего отца в последний раз?

– Я была у него в гостях всего месяц назад, он немного приболел, но все обошлось… Тогда.

– Скажите, а кто помогал ему по хозяйству?

– Вы имеете в виду уборку?

– Да, видимо, ну, еще возможно, приготовление пищи…

– Нет, готовил он себе сам, и делал это очень неплохо. А вот содержать дом в порядке ему помогала Джин Эрвин, она была к нему очень привязана, мы даже надеялись, что они поженятся, но не судьба, – девушка вздохнула, однако глаза ее остались сухими.

– Где же сейчас эта Джин? Вы встречались с ней? – это спросила я.

Комиссар наверняка имел уже информацию об этой женщине, но, поскольку он не упомянул вчера о ней, вряд ли там было что-то интересное.

– Она, наверное, у себя дома. Живет она здесь в Сент-Ривере… – тем не менее, попыталась удовлетворить мое любопытство госпожа Смоллер.

– Да, я уже разговаривал с ней, – подтвердил мою мысль комиссар, – она медсестра, работает в госпитале св. Варвары. В ту ночь, когда случилась беда с господином Смоллером, она была на дежурстве. Причем, уйти, даже на несколько минут, не могла точно. Да и госпиталь довольно далеко расположен от места происшествия.

Я кивнула в знак понимания, но подумала о том, что поскольку женщина была, судя по всему, в довольно близких отношениях с покойным, она могла что-то знать о его дружеских и деловых связях, поэтому неплохо бы с ней поговорить еще раз.

– У нас сложилось впечатление, – по тону Эрика Катлера я поняла, что он приступает к главным вопросам, – что ваш отец неплохо знал программирование.

– Вы правы, – спокойно ответила Берта, – Сэмми, это мой брат, считает отца гениальным программистом, считал…

– Но почему он тогда работал электриком? – с изрядной долей удивления спросила я, ведь работа программиста оплачивается значительно лучше.

– Господин Торес платил отцу не меньше, чем он мог бы заработать на своих программах, да и программированием заниматься, в частном порядке, ему никто не мешал. Например, он выполнил несколько заказов для той фирмы, в которой работает мой брат.

– А чем он занимается? Если это не секрет…

– Сэмми? Нет, какой секрет? Он работает в «Сириусе», понятно в австралийском филиале.

– Вы имеете в виду телевизионную компанию? – уточнила я.

– Ну, да. Он делал для них программы антивирусной защиты, я не очень это понимаю, но Сэмми говорит, что отец был автором очень интересной идеи, его защитная система была, если я правильно поняла, основана на превращение вирусов в самоуничтожающиеся системы. Впрочем, я действительно, возможно, говорю какую-нибудь глупость.

– Ну, почему же? – улыбнулся Эрик Катлер, – идея действительно интересная, судя по всему…

Разговор продолжался, но я ничего из дальнейшего его течения просто не помню. Образ одинокого мужчины, тело которого было обнаружено в кухне его собственного дома, все усложнялся. Из абстрактного мелкого служащего этот человек в моем сознании постепенно превращался в весьма загадочную фигуру. Я интуитивно понимала, что все это имеет значение, но собрать осколки информации в, более или менее, ясную картину не удавалось. Чего-то в этом наборе фактов явно не хватало. Но и к своему мыслительному аппарату у меня были претензии.

 

Неожиданная находка

Вечером мы вернулись к обсуждению втроем: я, комиссар и Дэвид. Начали мы свою работу с рассмотрения списка посетителей галереи «Уникум» Я не стану вам излагать все подробности этого разговора, поскольку это было не так уж интересно. Скажу только, что в результате наших размышлений, подкрепляемых дополнительной информацией о тех, или иных именах и людях из этого списка, у нас осталось всего три кандидата в подозреваемые:

1. Одилия Россель – туристка из Италии, как удалось выяснить, специально приехала посмотреть коллекцию работ Фениори, так как сама художница, работающая, в том числе, и над созданием произведений, стилизованных под старинную лаковую миниатюру.

2. Эдвин Кафф – коллекционер портретной живописи, остался в кандидатах только потому, что посетил галерею дважды, хотя живет далековато от Сент-Ривера на острове Пирс Пармского архипелага. Подозрительным, кроме этого, оказался график его перемещений во время его первого визита.

3. Уиллис Вуд – попал в список не потому, что был коллекционером, а именно из-за того, что было совершенно непонятно его присутствие на этой выставке. Постоянно живет в столице, работал программистом в «Интерсервис» был уволен за попытку взлома каких-то секретных ресурсов, его даже арестовали, но суд не принял доказательств преднамеренности его действий, представленных следствием. Правда, сам Вуд встречный иск против компании тоже не выдвигал.

Эти трое стали наиболее вероятными кандидатами в подозреваемые, были еще кандидаты второго плана, в их число попадали и Макгроу, и Файн и еще четыре посетителя, чьи имена я даже не стану здесь упоминать, поскольку очень скоро стало ясно: из этого списка их можно вычеркнуть.

План наших дальнейших действий мы согласовали в таком виде:

Полиция доведет до логического финала расследование вокруг подозреваемых второго плана, а я встречусь с главными кандидатами.

Такое решение только на первый взгляд может показаться странным. На самом деле круг вопросов, которые может официально задать комиссар этим троим, достаточно узок, что, несомненно, дает преимущество преступнику. Вор и убийца может в результате получить от полиции гораздо больше необходимой ему информации, чем получит полиция, допрашивая его.

В частном же порядке, все упрощается. Я не связана необходимостью действовать официально, мне даже не обязательно представляться этим господам в качестве детектива. Да, мне будет трудно получить правдивые ответы на некоторые вопросы, но и преступнику будет затруднительно что-либо выяснить в разговоре со мной. Так, или иначе, но мне предстояло приключение, чему я по-настоящему обрадовалась, поскольку это дело уже начало мне казаться безнадежно скучным. Мы уже практически начали прощаться с комиссаром, когда я услышала сигнал своего телефона. Мне звонил господин Моран, начальник охраны и программист «Уникума». Это меня удивило, а вернее будет сказать, заинтриговало.

– Мне нужно вам кое-что сообщить, – сказал Моран, – вы не могли бы приехать в галерею, я не хотел бы говорить по телефону, я тут кое-что нашел.

– Хорошо, но я не одна, а с другом, рядом со мной еще комиссар Катлер.

– Это еще лучше, приезжайте втроем, если можно.

* * *

Моран встретил нас на входе и сразу провел в свой небольшой кабинетик, который, между прочим, он раньше делил с Паулем Смоллером. Двери в демонстрационные залы, естественно, были закрыты. В кабинете стояло два компьютера, и сейчас они оба были включены.

– Я тут проверял содержание всех файлов и папок компьютера Пауля, – начал сразу объяснять он, – меня об этом просил господин Торес. Я уже почти закончил эту работу. Ничего интересного, но тут наткнулся на странный файл. Записана одна строчка, вот посмотрите.

Мы действительно увидели на экране странную запись:

Конфета 3248 Абракадабра

– Может, это просто ничего не значит, – пожала я плечами.

– Ну, сказать, что вероятность истинности вашего утверждения равна нулю, я не могу, – довольно своеобразно возразил мне Моран, – однако в памяти этого компьютера не было ни одного лишнего знака. В этих вопросах Пауль был очень аккуратен. Заметьте, что этот файл появился на четвертый день после начала демонстрации работ Фениори. Впрочем, вам сейчас станет понятно, почему эта дата вызвала у меня тревогу? Или недоумение… Даже не знаю, как это назвать поточнее. Пожалуй, мне нужно кое-что вам рассказать, признаться. Мне не хотелось докладывать об этом случае, так как я думал, к происшествию в галерее это не имеет отношения, но…

– Но сейчас ваше мнение, как я понимаю, изменилось, – закончил фразу комиссар.

– Точнее, у меня появились сомнения. Хорошо, слушайте. За день до того, как, судя по проставленной тут дате, появилась эта странная запись, произошло одно, можно сказать, происшествие. Посетителей в это время уже не было. Вообще мы были в здании галереи вдвоем с Паулем, да и то собирались уже уходить. Вдруг со всех камер стали поступать сигналы тревоги, так словно возле каждой витрины кто-то вдруг появился, да и еще вел себя самым бессовестным образом, понимаете? Все это длилось несколько секунд, а потом прекратилось. Сигнализация нигде не сработала. Мы удивились, но поднимать шум не стали. Ведь, если бы экспонатам что-то угрожало, на место уже прибыла бы полиция. Наутро действительно все оказалось на своих местах. Это, конечно, нарушение инструкции, но мы не знали, как объяснить случившееся, поэтому просто договорились никому об этом не рассказывать. Ведь тогда ничего не пропало.

– Вы в этом уверены? – не удержалась я от вопроса.

– Ну, мы утром все проверили, все миниатюры лежали в своих витринах. Ничего не пропало, только…

– Что? – Спросил Дэвид.

– Когда Пауль пошел проверять залы, я включил монитор и следил за его передвижением практически непрерывно, но когда он был почти у той самой витрины, в которой лежала Вероника, опять замелькали сигналы, и опять все длилось лишь несколько секунд. Мы просмотрели внимательно записи со всех камер. Нигде! Понимаете? Нигде никого не было! Ни души! Ну что мы могли доложить, даже если бы поступили так, как было положено по инструкции? Кто бы нам поверил. Да и на тот момент все было на месте, я сам еще раз проверил в тот день!

– Но в этот момент миниатюру, возможно, уже заменили, – предположил Эрик Катлер.

– Нет, – уверенно заявил Моран, я видел эту подделку. Под стеклом лежало не это. Для того, чтобы это сказать не нужно быть специалистом.

– Но неужели вы никак не объяснили это явление? Хотя бы для себя? – спросила я.

– Пауль сказал, что возможны две причины: или какие-то атмосферные явления, таким образом нарушающие работу электронных приборов, или сбой в работе программ, он даже собирался с этим разобраться, проверить все программы, но потом обиделся на господина Тореса за что-то…

– А господин Торес знает об этом? – удивился комиссар.

– Да, я толком не знаю, спросите его, если знает, то скажет, почему нет?

Тут я посмотрела на Дэвида и заметила, что он явно сосредоточился на какой-то мысли, причем, я чувствовала, что эта мысль может оказаться и, скорее всего, окажется очень продуктивной. Я уже собиралась вывести его из задумчивости, когда он сам заговорил.

– Первое слово само по себе, как мне кажется, не несет никакой информации, если бы эта самая конфета имела какие-то признаки: большая, шоколадная, определенного сорта, дорогая, или дешевая, ну, понимаешь?

– Не очень, – призналась я.

– Ну, проще говоря, это просто слово на букву К!

– Очень точное наблюдение!

– Да! Теперь посмотри на эту запись так: К 3248, ну, сообразила?

– Согласна, что это вполне можно назвать абракадаброй...

– Ты когда-нибудь пользовалась автоматической камерой хранения?

– А ведь и вправду! Похоже! Сектор К, номер 3248! Но где? В аэропорту? В банке?

В большом супере? Да, где только не стоят эти камеры?

– Ну, сектор К? Нет, это не в магазине. В аэропорту пятизначные номера. Скорее всего, это на железнодорожном вокзале. Погоди!

Дэвид достал свой бумажник, открыл одно из его отделений и вытащил оттуда цветной листочек.

– Вот видишь, – показал он мне запись, – М 2228, в этой ячейке я оставлял недавно свой чемодан, когда ездил за документами в редакцию, я забыл кое-что, а мой поезд был еще через пару часов с минутами, ну, ты должна помнить, я тебе звонил из такси.

– Похоже, – согласилась я.

– Что вы тут обсуждаете, – спросил комиссар, наконец, обратив внимание на нашу дискуссию.

Я ему объяснила, конечно, результат, опустив ход мыслей моего друга, поскольку считала, что эти мысли были явно не при чем. Просто, Дэвида, если, конечно, его догадка подтвердится, осенило по ассоциации с недавно пережитым опытом. Мужчины всегда свои озарения прикрывают, как им кажется, логическими рассуждениями.

Разумеется, мы тут же сели в машину и поехали на центральный вокзал. Ячейку автоматической камеры хранения мы нашли очень быстро. Естественно было предположить, что слово абракадабра – это код. Не буду морочить голову достаточно искушенному и мудрому читателю. Хотя очень жаль, что словами невозможно описать те ощущения и чувства, которые читались на наших лицах в момент, когда тяжелая дверца ячейки со скрипом и тихим повизгиванием медленно открылась, и мы увидели небольшую пластиковую коробочку для бутербродов. Я осторожно взяла ее в руки, словно боялась, что она может взорваться. Не знаю, сможете ли вы в это поверить, но я в тот момент уже знала, что мы найдем внутри этой незатейливой упаковки.

Миниатюра была аккуратно обернута в специальную бумагу, которую всегда можно получить на почте, если вы отправляете посылку с предметами, поверхность которых нуждается в защите. Я почти не сомневалась, что держу в руках подлинник Вероники, но мнение специалистов, было просто необходимо. Было уже довольно поздно, когда мы приехали к дому господина Шайна. Но, судя по освещенным окнам, здесь еще спать не ложились. Поэтому комиссар без особых колебаний нажал на кнопку электрического звонка.

 

Кто и почему убил Смоллера?

– Это она! – радость, светившаяся в глазах коллекционера, заставила меня испытать чувство вины, ведь у меня были подозрения, что все это затеял сам Файн, чтобы получить страховку, – но как вам удалось ее найти? Где? Комиссар, я ваш должник на всю жизнь!

– Ну, о долгах мы поговорим как-нибудь потом, – комиссар все же не сдержал улыбки, – а сейчас я хотел бы быть уверенным, что это действительно оригинал миниатюры, а не очень искусно выполненная копия.

– Можете мне поверить, – Файн сиял как утреннее солнце, – я не могу ошибиться, я знаю на этой поверхности каждую точечку!

– Но для передачи информации в следственный отдел все равно необходимо будет заключение эксперта.

– Вы хотите сказать, что сейчас заберете у меня…

– Неужели вы думали, что мы ее оставим здесь? – искренне удивился Эрик Катлер, – кстати, у меня к вам убедительная просьба, о нашей находке пока никому не сообщать.

– Нет, я понимаю… – голос Файна слегка дрогнул, но здравый смысл ему не изменил.

* * *

– Вас развезти по домам? – спросил комиссар, когда мы опять оказались в его машине.

– Не знаю, – с изрядной долей сомнения промямлила я, – пожалуй, если вы не возражаете, я бы поехала с вами в управление, сомнительно, чтобы сейчас я смогла спокойно уснуть…

– Я тоже, – коротко поддержал мою мысль Дэвид.

– Нет проблем, – усмехнулся Катлер, – едем в управление!

Оказавшись в кабинете комиссара, я почувствовала себя спокойнее, словно до этого момента опасалась чего-то. Это был какой-то иррациональный страх, он исчез только после того, как Вероника была помещена в сейф.

Прежде чем расположиться вокруг большого комиссарского стола мы позаботились о кофе, без которого дальнейшее развитие событий было бы просто немыслимым. Дэвид занялся кофеваркой, я чашками, а Эрик Катлер извлек из ящика стола коробку с ванильными сухариками.

– Теперь, насколько я оцениваю ситуацию, главной проблемой становится убийство Пауля Смоллера, – начала я тот разговор, ради которого мы отказались от домашнего уюта и нормального отдыха.

– Но загадка похищения нами пока тоже не разгадана, – возразил Дэвид.

– А я думаю, что все это настолько связано, что нет смысла разделять эти проблемы, – заметил комиссар, – ответив на один вопрос, мы, как минимум, получим возможные варианты ответов на другие.

– Тогда, – приняла я эту точку зрения, – давайте решим, на какой из вопросов нам сейчас легче найти ответ.

– О похищении мы уже многое знаем, как мне кажется, – заявил Дэвид, – наиболее вероятный сценарий выглядит так: Похищение миниатюры было заказано одним из коллекционеров, ведь продать эту вещь фактически невозможно, а самому Смоллеру зачем она нужна? Электрик сам осуществил подмену оригинала на копию. Скорее всего, это было тогда, когда он ходил проверять, все ли на месте, после непонятного сбоя в работе оборудования, причем этот сбой в работе электронной системы наблюдения устроил он сам. Как он это сделал? Это уже вопрос к специалистам.

– К каким специалистам? – спросила я.

– Электронщикам, например…

– Моран все тщательно проверял, и не один раз, – возразил комиссар.

– А, может, Моран был в сговоре? – предположил Дэвид.

– Ну, да, – усмехнулась я, – а затем придумал для нас забавную сказочку в надежде, что мы верим в существование привидений, как минимум, виртуальных.

– Кстати, коллега, – неожиданно воскликнул Катлер, – вот программисту бы не мешало задать несколько вопросов. Но не Морану, тут нужен компьютерщик несколько другой специализации.

– Давайте вернемся к теме убийства. – я снова попыталась перехватить инициативу и вывести наш разговор в практическое русло, – самое время разобраться с мотивом и возможностями. Первое, что приходит в голову, это устранение свидетеля. Но подобный мотив сейчас вызывает сомнение, поскольку он был бы логичен только в том случае, если бы заказчик получил то, что хотел. Но мы уже установили, что Вероника хранилась в камере хранения на центральном вокзале, а знал об этом, скорее всего, только убитый. Значит, логичнее будет предположить, что…

– А ты не думаешь, что его как раз и убили за обман клиента? – опять возразил мне мой друг.

– Как сюжет для фильма о гангстерах, это бы еще можно было рассмотреть, но не думаю, что об этом стоит говорить серьезно. Давайте подумаем вот о чем. Смоллер наверняка понимал, насколько он рискует, причем, именно рискует быть убитым своим сообщником. Возможно, именно поэтому он и не отдал похищенное сокровище, а оставил его у себя, как гарантию безопасности. Как бы это сделала я? Я бы тоже спрятала миниатюру, и предупредила бы своего заказчика, что координаты места, где находится нужная ему вещь, он узнает только тогда, когда я окажусь для него недосягаемой. Например, я ему пошлю эти координаты по электронной почте.

– Хороший ход, – согласился комиссар, – но тогда почему Смоллера все же убили? Да еще в его собственном доме, а не на каком-нибудь экзотическом и далеком острове?

– Пока у меня нет ответа на это вопрос, – я вздохнула, – возможно, убийца считал, что сам сможет отыскать эти координаты…

– На самом деле, ваша мысль очень хороша, но нам явно пока не хватает некоторой информации, – было понятно, что комиссаром овладела какая-то идея, – нам стоит вернуться к тому плану, который мы уже обсуждали. Сообщника нужно найти. Вот тогда прояснится и мотив этого убийства. Правда, с Файном говорить уже не о чем. Лучше я побеседую с одним знакомым программистом, из отдела по борьбе с хакерством. Ну, а вы не откажетесь побеседовать с нашими подозреваемыми?

– Конечно, не откажусь. Начну ка я с полета в Италию.

 

Одиллия Россель

В Италию я прилетела впервые. Но там побывали все мои друзья и знакомые, да и вообще, у меня такое ощущение, что, кроме меня, там были все. Ну, вот теперь я тоже увидела ту часть этой замечательной европейской страны, которая зовется Римом. Описывать свои впечатления я не буду, никаких особых впечатлений у меня не было. Погода там в апреле примерно такая же, как в Сент-Ривере. В архитектуре я ничего не смыслю, а люди вокруг такие же, только большинство говорит по-итальянски. Еще из аэропорта я позвонила Одиллии, и мы договорились, что я приеду к ней в мастерскую, где мы сможем спокойно пообщаться. Я ей представилась по имени и уже хотела соврать, что журналистка, пишущая о светских развлечениях и увлечениях, но она вдруг воскликнула:

– Мэриэл Адамс?! Вы не шутите? Вы расследуете кражу в «Уникуме»? Это просто невероятно!

Вот она слава. Приходит тогда, когда ты меньше всего ее ждешь, да еще так некстати… Хитрость не удалась.

По адресу, который мне назвала Одиллия, я отправилась на такси. Водитель прилично говорил по-английски, и мою поездку можно было назвать очень приятной, поскольку я, оказывается, не знала, сколько восторженных слов можно сказать по поводу женской привлекательности. Жаль, что я не догадалась записать все его словесные шедевры на диктофон.

Район, в котором располагалась мастерская художницы, я бы не назвала респектабельным, но здесь присутствовал своеобразный стиль. Старые дома, словно присевшие на корточки вдоль узкой и длинной улицы, можно было назвать и безликими, и колоритными, в зависимости от того, с каким настроением их рассматривать.

Одиллия меня удивила, но еще больше меня поразила большая светлая комната, в которой она работала. Здесь можно было увидеть и картины, причем выполненные в разной манере, в разных жанрах и даже разными способами, не знаю, как это объяснить правильно. Тут же была глина и начатая странная скульптура, я бы не взялась угадать, что именно получится в результате работы над ней. Огрызки древесины, обломки камней… В общем, я не уверена, что смогу сейчас назвать все, что я там увидела. Как оказалось, этот хаос отражал внутренний мир художницы и ее мучительные поиски себя в искусстве. Маленькая и хрупкая, с коротко подстриженными черными волосами и огромными карими глазами на очень смуглом личике, Дилли, как зовут ее друзья, действительно выглядела здесь потерявшимся ребенком.

Теперь представьте себя на моем месте. Ну, какие вопросы я могла и должна была ей задать?

Я предоставила событиям развиваться в свободном режиме.

– Я так рада вас здесь приветствовать! – восторженно заявила хозяйка странной мастерской.

– Мне тоже приятно, что благодаря вам я оказалась в Италии. Да и здесь мне нравится… – не слишком бойко сочинила я ответ.

– Правда?! И мне здесь ужасно уютно, как здорово, что вы это заметили – не совсем заслуженно одарила меня комплиментом Одиллия.

– Но спрашивать вас мне придется о вещах не столь приятных…

– Ой, а мне так интересно! Настоящее приключение. Вы меня тоже подозреваете? Нет, я не обижусь, это ведь ваша работа.

– Я просто хотела бы выяснить некоторые моменты, – мне было суждено разочаровать юную искательницу приключений.

– Да, я понимаю…

– Вы ведь тоже, – я замялась, не зная, как это назвать, – рисовали такие миниатюры?

– Ну, – рассмеялась девушка, – если бы я рисовала, как вы выразились, такие миниатюры, я бы уже давно стала знаменитостью, и мне не приходилось бы подрабатывать в рекламных агентствах…

– Ну, вы же меня понимаете?

– Да, конечно, но почему бы не помечтать?

– Мечтать, разумеется, не грешно, – улыбнулась я, – так как.

– Нет, это у меня не пошло, я могу вам показать свои жалкие пробы, но когда я увидела работы Фениори, я решила бросить свои попытки.

– Значит ли это, что миниатюры этого мастера вы видели на этой выставке впервые?

– Конечно. Ну в альбомах… Но это не то, поверьте мне.

После этих слов я уже мысленно вычеркнула Одиллию Россель из списка подозреваемых. Но мы неплохо поговорили об искусстве, о любимых книжках, об Италии и Сент-Ривере. Затем мы гуляли по весеннему Риму, пили кофе в маленьком уличном кафе. Дилли проводила меня в аэропорт и мы расстались с мыслью о том, что мир прекрасен, если в нем могут иногда встречаться столь родственные души.

 

Ирма Смоллер

Полет из Рима в Сент-Ривер длился достаточно долго, чтобы дать мне время, наконец, не только привести в порядок мои мысли, но и ощутить слабые попытки моей интуиции направить эти самые мысли в нужное русло. Я вдруг поняла, что прежде чем разговаривать со следующим подозреваемым, мне нужно бы поговорить с двумя женщинами, прекрасно знавшими Пауля Смоллера. Какая-нибудь, мелочь, упомянутая одной из них, могла изменить мои дальнейшие планы, или придать им гораздо больше смысла. Понятно, что обе дамы были допрошены полицией, и протоколы этих допросов Эрик Катлер предоставил в мое распоряжение, но это было совсем не то, что разговор между двумя женщинами, когда в памяти вдруг всплывают какие-то пустячки. Очень любопытные и даже, порой, важные пустячки.

О решении встретиться с Ирмой Смоллер и Джин Эрвин я сообщила комиссару по телефону, едва только переступила порог своей квартиры. Он не стал со мной спорить и снабдил меня необходимыми координатами. Кроме того, мы обменялись информацией, или точнее, сообщениями о том, что ее не прибавилось за последние пару дней в результате предпринятых нами действий. Пока все, что мы делали, не приводило ни к новым версиям, ни к новым озарениям.

* * *

Госпожа Смоллер без лишних вопросов согласилась меня принять в своем доме. Правда, мое первое предложение, прийти для разговора ко мне в контору, она решительно отклонила, сказав, что всегда лучше себя чувствует на своей территории. Мы договорились, что я приеду к ней вечером. Меня это вполне утраивало, поскольку я получила моральное право не появляться конторе с самого утра. Я позвонила своему секретарю, чтобы отменить ранние визиты, если они были им кому-то обещаны. К счастью, ничего подобного не было, и свое недовольство Ари выразил вялым ворчанием по поводу патологической лени, свойственной всем женщинам.

Встретила она меня очень приветливо, я бы даже сказала, на высшем уровне. Кофе был ароматен, а испеченные ее руками пирожные, были такими вкусными, что слово диета ни разу не потревожило мою память за весь этот вечер.

– Так что вы хотите услышать? – Сама начала нашу беседу бывшая жена господина Смоллера, – Я давно уже не виделась с Паулем. Я узнавала кое-что о его жизни время от времени, но только от детей.

– Извините, если мой вопрос покажется вам нескромным, – осторожно приступила я к разговору, который мне хотелось вести без лишнего официоза и без упоминаний о смерти того, кого я стремилась сейчас хотя бы в воображении выдернуть из царства мертвых, чтобы он сам выступил в качестве свидетеля.

– Спрашивайте, в отношении моего бывшего мужа, запретных тем уже давно не может быть.

– Почему вы ушли от него? Он был плохим мужем?

– А почему вы решили, что это я от него ушла?

– Не знаю, – призналась я, – просто другие варианты не приходили мне в голову.

– И напрасно. Мы прожили с отцом моих детей двадцать лет. Я просто постарела, и он прямо заявил мне, что как женщина я его больше не интересую. Он всегда был прагматиком и никогда не жертвовал своими интересами, или своими желаниями. Знаете, сейчас я уважаю эту его позицию, я стала мудрее…

– А тогда?

– Тогда мне было очень больно, но я ему благодарна за ту боль. Все познается в сравнении, без боли не узнаешь, что такое счастье.

– А вы узнали?

– Да, и свое счастье я встретила именно в тот самый день, когда мне казалось, что мир вокруг меня рушится, а от жизни остались лишь жалкие остатки никому ненужных воспоминаний. Хотите, чтобы я вам об этом рассказала?

– Честно говоря, хочу.

– Тогда вам придется выслушать сентиментальную историю в духе телесериалов для домохозяек. Разница только в том, что все это было в жизни сидящей перед вами женщины.

– Тем более, интересно.

– Хорошо, слушайте. Как я уже говорила, все произошло вдруг и настолько неожиданно для меня, что я не знала, как реагировать на череду последовавших за этим странным разговором событий. Адвокаты, соглашения, бесконечные попытки понять и объяснить – все это длилось целых полгода. Так что, когда наступил день развода, я даже испытала некоторое облегчение.

– Это было очень тяжело?

– Наверное, но своих переживаний я уже толком и не помню. Женщина в строгом темно-синем костюме зачитала решение суда. И я, наконец, поняла, что все закончилось. Что мы оба свободны. Свободны друг от друга, от наших ссор и обид, от общих бытовых проблем, от всего, что нас раньше связывало. Если бы еще освободиться от памяти. Мой бывший муж виновато улыбнулся на прощанье и поспешил к своей машине. Его очаровательная подружка проявила тактичность. Она ждала его в авто, и я лишь мельком увидела ее изящный локоток в районе неплотно занавешенного окошка. Я села в свою машину, и через несколько минут уже подъезжала к нашему дому. Впрочем, уже не нашему, а к моему.

– Мы с вами сейчас в том же доме? – зачем-то уточнила я.

– Да, – подтвердила моя собеседница и продолжила свой рассказ, – все не так уж плохо. Развод – это неприятно, но когда люди не заходят за определенные рамки, можно не доводить ситуацию до трагедии или фарса. Едва я переступила порог этого дома, я услышала, как в гостиной зазвонил телефон. Странно, что я так четко помню все эти мелочи. Звонила моя начальница, которая была прекрасно осведомлена о моих делах, хотя я никогда с ней не откровенничала. Я взяла трубку и ответила, но разговаривала как автомат. Фразы, которые я произносила проходили мимо моего сознания: «Да, я уже дома, – говорила я, – все нормально. Нет, не я слишком расстроена. За полгода как-то уже подготовилась. Нет, в отпуск мне уходить не стоит. Ну если вы считаете, что так будет лучше... Да, спасибо. Конечно, позвоню. Пока не могу сказать, как поступлю, скорее всего, поеду к маме в Австралию, дети сейчас тоже там ... Я еще позвоню...» Я положила трубку и облегченно вздохнула. «Ну вот, – подумала я, оказавшись один на один со своим эго, – подведем итоги: я – свободная независимая женщина, средних лет. Но пока вовсе не старуха. Мое материальное положение вполне стабильное. На работе меня ценят. У меня двое очаровательных детей. Значит, в любом случае жизнь прошла не бесполезно». Вот так размышляя, я поймала себя на том, что бесцельно брожу по комнатам. Без детей в доме было ужасно пусто. Только ли без детей? Ну да ладно, когда мы не можем изменить обстоятельства, главное – выработать правильное отношение к ним. Вот такая полезная штука – философия. Я вдруг подумала, что от события, которое произошло этим утром, осталась не только горечь в душе... Еще у меня появилась некоторая сумма, на которую я не рассчитывала. Сгоряча я хотела от нее отказаться, слишком было похоже на то, что мне просто заплатили за услуги, предоставляемые мною в течение двадцати лет. Но, просчитав ситуацию, я поняла, что меня не поймут, ибо существует некая практика. Итак, деньги... От них иногда может быть существенная польза. А неожиданные, шальные деньги, если их правильно употребить, могут доставить массу удовольствия. На этой полезной мысли я тогда и решила остановиться. Психологи советуют бороться с депрессией до того, как она овладевает вами. А как? Это каждая женщина решает по-своему.

– И как же эту проблему решили вы?

– Не слишком оригинально, но вполне действенно, по крайней мере, на несколько часов мне удалось отложить подступившую к глазам и сердцу истерику. Сначала я поехала в парикмахерскую. Девушка, у которой я постоянно причесывалась, разумеется, была в курсе... Ее сочувственный взгляд не оставлял никаких сомнений. Я все понимала, но мне было наплевать. «Дорогая Аликс, – сказала я, – сделайте мне сегодня на голове что-нибудь необычное, праздничное...» Великое дело – женская солидарность! Аликс превзошла себя! Я посмотрела в зеркало!... Этому не было названия! Следующим местом моего паломничества был косметический салон. Здесь меня никто не знал, но оставленная там сумма сделала свое дело. Затем были магазины. Дорогие магазины, о существовании которых я никогда даже не задумывалась. Я купила себе костюм, о котором давно мечтала, заплатив за него столько, сколько могла бы стоить небольшая спортивная машина в хорошем состоянии. После посещения обувного магазина, денег у меня осталось на бутылку шампанского и торт. О диете я решила не вспоминать больше никогда!

– Ну, – не удержалась я от комплимента, – глядя на вас, вряд ли вспомнишь о диете, тем более о ее необходимости.

Кстати, хочу заметить, что Ирма Смоллер – женщина достаточно привлекательная, а о ее возрасте красноречиво свидетельствует разве что существование взрослых детей. История ее семейной драмы меня увлекла. Моя собеседница оказалась прекрасной рассказчицей. Я с удовольствием слушала ее, и она продолжила свое повествование.

– Дома я почти целый час вертелась перед зеркалом и убедила таки себя, что у меня еще все может быть... И может быть хорошо! Планы на вечер были весьма расплывчаты, но не зря же я так постаралась. В одном из магазинов мне сунули вместе с покупкой рекламный буклет какого-то ночного клуба. «А почему бы и нет? – подумала я, – не пропадать же всей этой красоте». Времени для принятия решения у меня было более чем достаточно. Сварив себе крепкий кофе и отрезав приличный кусок торта, я забралась на диван, включила только что купленный мною новый диск моей любимой музыкальной группы и наслаждалась всем этим, пока не услышала странный звук, доносившийся из-за входной двери. Выключила музыку и прислушалась... Кто-то возился на моем крыльце и жалобно постанывал.

Это был рыжий лохматый щенок. С радостным визгом он ворвался в дом, едва я приоткрыла дверь, но затем стал беспокойно осматривать мое жилище, словно пытался что-то найти. «Э, да ты, похоже, потерялся» – подумала тогда я. Щенок сел у моих ног и посмотрел, как мне показалось, одновременно и с тревогою и с надеждой. Я стала с ним разговаривать, что для меня было гораздо важнее, чем для него. «Ну ничего, – постаралась я успокоить его, – мы обязательно отыщем твоего хозяина. А пока хочешь молока?» Щенок выпил молока и съел большой кусок торта. Настроение его явно улучшилось. Но время от времени он все же подбегал к двери, будто ждал, что кто-то вот-вот придет. «Глупый малыш, – продолжала я говорить не то ему, не то себе, – твой хозяин вряд ли способен отыскать тебя по запаху. Вот завтра мы дадим объявление в газете...» В это время раздался звонок в дверь. Не знаю, насколько справедливо утверждение, что между хозяином и собакой есть определенное сходство, но мужчина, стоявший на пороге моего дома и вертевший в руках поводок, был рыжий. Глаза у него были веселые и добрые, хотя взгляд оставался встревоженным.

«Извините, – быстро заговорил он, словно боясь, что я не дам ему договорить до конца, – я купил коттедж рядом с вами, так что мы соседи. Вы случайно не видели...» Тут он заметил щенка, радостно виляющего хвостом и хрипловато визжащего от переполнявших его чувств. Он оборвал свою речь, обращенную ко мне, и тут же произнес: «Джерри! Ах ты проказник!» Затем опять ко мне: «Мы только сегодня переехали... Пока выгружал вещи он и убежал. Дома рядом, вот он и перепутал...»

Ирма так искусно передавала интонацию этого человека, что в моем воображении стал прорисовываться некий почти зримый образ.

– Когда я закрыла за ними дверь, то поняла, что никуда я сегодня не пойду. Это было странно, впервые за весь этот трудный день я заплакала. Хотите, верьте, хотите – нет! Но больше всего мне не хватало тогда смешного рыжего Джерри!... В дверь опять позвонили, на пороге стоял все тот же сосед. Возможно, он вернулся, чтобы меня поблагодарить. Я всегда умела хорошо владеть собой, а тут... Слезы капали и капали из моих глаз... Сильные мужские руки обняли меня. Я уткнулась в широкую грудь совершенно незнакомого человека и дала волю эмоциям, накопившимся не только за прошедший день, но и за все эти шесть трудных месяцев. «Ради Бога! – прошептала я, – простите меня. Мы сегодня развелись с мужем, но не в этом дело... Правда, не в этом...» И в этот момент я действительно уже не думала ни о Пауле, ни о его подружке, ни о проклятом разводе.

«Я знаю, – вдруг сказал этот симпатичный и, как показало будущее, очень добрый человек, – пару лет назад я тоже пережил нечто подобное, но теперь я уверен, что все, что ни делается, все к лучшему. Знаете... У меня ведь... что-то вроде новоселья, да и Джерри так удачно нашелся. Есть повод – отправиться в одно очень милое и уютное местечко» Через час мы сидели за столиком маленького ресторанчика. На мне был новый костюм, жаль только, что не удалось сохранить прическу.

– А как сложились ваши отношения в дальнейшем? – не удержалась я от вопроса.

– Все было не так просто, как в день знакомства. В нашем возрасте трудно ломать свою жизнь и преодолевать стереотипы, но мы справились. Я даже благодарна Паулю за то, что он подарил мне возможность, пусть и не в юности, а в достаточно зрелые годы, узнать счастье любви, настоящей любви и, что даже важнее, взаимопонимания.

– А сам Пауль? Почему он так и не женился на своей подружке?

– Он и не собирался этого делать. Зачем? Его вполне устраивали те отношения, которые сложились между ними, да и сама Джин не настаивала, разделяя его взгляды, или притворяясь, что их разделяет.

– Вы говорите о Джин Эрвин? – решила уточнить я.

– Да, – подтвердила Ирма, – именно о ней.

 

Джин Эрвин

Джин Эрвин тоже не захотела встречаться со мной в официальной, или полуофициальной, обстановке в моей конторе, но и к себе приглашать не стала. Мы договорились пообедать вместе в маленьком кафе на Старой Набережной. Условились на полуденное время, когда там не должно было быть много посетителей.

К этому разговору мне нужно было кое-что подготовить. После встречи с бывшей женой Смоллера я понимала, что Джин была не просто женщиной, которая помогала Паулю по хозяйству и избавляла иногда от чувства мужского одиночества. Судя по всему, она могла быть его союзником и единомышленником. Во всяком случае, видимо, она старалась, чтобы он так считал. Да, это могло значительно снизить мои шансы на получения от нее правдивой информации, но попробовать стоило.

Утром мы провели небольшое совещание в кабинете комиссара Катлера. Мы с Дэвидом приехали в управление без предварительной договоренности, но комиссар, как оказалось, нас ждал.

– Мне почему-то кажется, – заявила я, входя в знакомый кабинет на седьмом этаже, – что у вас есть новости по делу Смоллера.

– Не знаю, можно ли это назвать новостью, – ответил Эрик Катлер на мою реплику, – но есть некоторые соображения нашего специалиста из отдела безопасности информационных систем. По моей просьбе он изучил те программы, автором которых был Пауль Смоллер и высказал предположение, весьма интересное, на мой взгляд. Это касается способа похищения Вероники.

– И что же он предполагает? – спросила я.

– Он считает, что Смоллер мог создать вирус, который изменял действие программы, управляющей камерами наблюдения в «Уникуме» таким образом, что они начинали подавать сигналы тревоги не тогда, когда в наблюдаемом пространстве что-то происходило, а наоборот, когда там устанавливался стабильный, относительно, конечно, режим. Причем вирус создавал эти изменения в программе только на короткое время, а потом все возвращал к прежнему состоянию и самоуничтожался. Он запустил свой вирус дважды: в первый раз для того, чтобы создать ситуацию, которая позволит ему проникнуть в галерею рано утром, якобы для того, чтобы убедиться в сохранности всех экспонатов, а второй раз вирус сработал в момент этой проверки, что и позволило ему совершить замену миниатюры копией. Так ли это было на самом деле? Во всяком случае, эта версия вполне объясняет хоть что-то.

– Этого объяснения недостаточно, чтобы найти убийцу, – справедливо заметил Дэвид.

– Да, – согласилась я, – миниатюру-то мы нашли, и теперь не так уж важно каким способом ее украл Смоллер, хотя версия сама по себе очень интересная, особенно для господина Тореса.

– Ну, возможно, вы и правы, – вздохнул Эрик Катлер, – но других новостей у меня пока нет.

Собственно больше ничего интересного в этом обсуждении не родилось. Я попросила комиссара сделать для меня распечатки изображений наших подозреваемых, сделанных по записям с вебкамер, и получив их отправилась в свою контору, поскольку до встречи с госпожой Эрвин у меня еще было достаточно много времени.

* * *

Джин уже ждала меня за столиком. Я сразу узнала ее, хотя мы никогда не встречались. Ее очень точно описала дочь Смоллера. Глядя на нее, я невольно подумала о справедливости утверждения, что мужчина всю жизнь ищет одну и ту же женщину. Джин была очень похожа на Ирму, только моложе и взгляд был совсем другим, более закрытым, что ли. Впрочем, мнение мое было слишком уж субъективным.

– Надеюсь, вы не думаете, что это я убила бедного Пауля? – даже не обменявшись со мной приветствиями, спросила госпожа Эрвин.

– Нет, такая мысль не приходила мне в голову, – невольно усмехнулась я.

– Извините, просто никак не могу… Может, он и вправду сам это сделал?

– Вы считаете, что это было в его характере? Или у него были на то серьезные причины?

– Скорее, я бы подумала о характере, но нет, я сказала глупость, – вдруг решительно заявила Джин.

– Почему?

– Он не мог этого сделать, поскольку это противоречило его жизненным принципам.

– Каким именно принципам?

– Понимаете, он не был религиозен, в привычном смысле этого слова, но считал, что человек не должен нарушать основных заповедей, не из страха перед какой-то высшей силой, а потому, что любое нарушение законов, влечет за собой дисгармонию, что-то нарушается в мире. Он всегда говорил, что это возвращается к тому, кто преступил. И еще он говорил, что человек свободен в выборе жизненного пути, но не волен распоряжаться самой жизнью. Каждый из нас приходит в этот мир, когда ему положено по высшему закону и так же из этого мира должен уйти.

– Вы хотите сказать, что он был в вопросах жизни и смерти фаталистом, но придавал огромное значение проблеме нравственного выбора? – попыталась я сформулировать более четко довольно путанное объяснение, которое только что услышала, но не совсем поняла.

– Я не умею так объяснить, как надо, но главное – это то, что он осуждал покушение на жизнь, свою, или чужую, не важно.

– Допустим. Тем более, что от версии самоубийства следствие отказалось и по другим причинам. Мы хотим отыскать убийцу. Посмотрите на эти снимки, возможно, кого-то из этих людей вы видели в окружении господина Смоллера, – я передала девушке распечатки, а пока она их рассматривала, подозвала официанта и заказала кофе и фруктовый салат для себя и для Джин, прекрасно осознавая, что еда ее сейчас интересует в последнюю очередь.

– Вот его, я, кажется, видела! – вдруг воскликнула моя собеседница.

Я посмотрела на снимок, это был Эдвин Кафф.

– Где вы его встречали?

– Я не уверена, снимок очень нечеткий, но, похоже, именно этот господин приходил к Паулю. Их разговора я не слышала, он только сказал, что у него дело конфиденциальное, мне пришлось уйти. Только это было давно, еще зимой.

– А позднее вы его не видели?

– Нет. Точно нет.

 

Эдвин Кафф

Изображение действительно было очень плохим, но это можно было исправить. В наше время сфотографировать человека – не проблема. Только что нам дает знание того факта, что Кафф и Смоллер встречались? Тем более, что встреча эта произошла за пару месяцев до того времени, когда произошли похищение и убийство. Понятно, что заказать похищение Вероники Кафф мог. И мог это сделать тогда, если он знал, о том, что коллекция Фениори будет выставляться в «Уникуме» Но, допустим, знал, и, допустим, заказал. Зачем? Как эта миниатюра вписывается в его коллекцию портретной живописи? И еще одна нелепость, зачем ему нужно было мелькать тут, в галерее? Сидел бы на своем острове и ждал, а потом получил бы свой заказ где-нибудь на нейтральной территории, и уж точно не стал бы привлекать к себе внимание. И все же на сегодня это единственная деталь, за которую можно попробовать зацепиться. Нужно побольше узнать об этом человеке. Он богат. Наверняка ведет светский образ жизни. Странно было бы, если бы о нем ни разу не сообщалось в прессе. Нужно собрать все факты, которые может дать Интернет. Просмотреть архивы журналов и газет. Сделать запрос в полицейский участок острова Пирс. Насколько я помню, это один из самых маленьких островов Пармского архипелага. Он, к тому же, не слишком густо населен. Такой человек как Кафф может быть там довольно известной личностью Поскольку этот человек был включен в наш список кандидатов в подозреваемые, у комиссара Катлера уже должны были быть те сведения о нем, которые просто можно получить по официальным полицейским каналам. В общем, план моих действий был очень прост: разговор с комиссаром, лучше всего, в его кабинете, звонок Дэвиду с просьбой собрать материалы в сети и в СМИ, а затем, вооружившись всевозможной информацией о об Эдвине Каффе, я отправляюсь на остров Пирс.

* * *

– Кафф? – удивился комиссар, – он, конечно, попал к нам на заметку, но все, что мне удалось о нем узнать, не вписывается в обстоятельства этого похищения. Во-первых, его коллекция никакого отношения не имеет к лаковым миниатюрам. Во-вторых, его уважают и очень жалеют на том острове, где он сейчас вынужден жить.

– Вынужден? – теперь удивилась я.

– У него большая беда. Два года назад он потерял жену, женщину, которую, как все говорят, буквально боготворил. Все это мне рассказал старший инспектор Генри Бартон, начальник полицейского участка на острове Пирс. Так вот, госпожа Кафф умерла от какой-то неизлечимой и скоротечной болезни крови. Генри даже сказал мне название, но я не запомнил. Женщина оставила мужу дочку, тогда девочке едва исполнился год. А полгода назад выяснилось, что ребенок тоже унаследовал это страшное заболевание. Врачи борются за жизнь малышки, дочке Каффа сейчас три года. Надежда есть, медицина ведь развивается, а это направление особенно. Кафф купил дом на острове, поскольку там почти круглый год практически одна и та же погода, доктор, который лечит ребенка, утверждает, что в таких условиях девочка должна себя чувствовать лучше. Сейчас уже есть препараты, которые позволяют надеяться, что болезнь отступит, и дочь Эдвина Каффа будет жить, возможно, даже выздоровеет. Но пока еще ситуация достаточно тяжелая. Так что, подумайте сами, может ли он думать сейчас о пополнении своей коллекции?

– Я готова с вами согласиться, но тогда зачем он приезжал в «Уникум»? К тому же дважды. И Джин Эрвин, которая была близкой подругой Смоллера, предполагает, что именно господина Каффа она видела в доме покойного. Правда, она не очень уверена из-за плохого качества снимка, который я ей показывала, да и было это еще зимой. И, тем не менее, все это очень странно.

– Да, действительно странно, – задумчиво произнес комиссар, – пожалуй, стоит спросить об этом самого господина Каффа. Я полагаю, вы собираетесь на остров?

– Да, вот только подожду материалов, которые обещал для меня поискать Дэвид.

* * *

В сети и в периодике оказалось не так много сообщений об Эдвине Каффе. В основном, рассказы о трагедии в жизни этой некогда вполне счастливой семьи. Удалось найти несколько фотографий. Жена Каффа была очень красивой женщиной. В одном журнале Дэвид нашел снимок супругов, сделанный во время их свадебного путешествия. Он скопировал это фото для меня. Я смотрела на восторженные лица молодых людей, и сердце мое сжималось от чувства острой жалости. Я думала о несправедливости судьбы, разлучившей их в момент, когда они были так нужны друг другу.

Какими бессмысленными вдруг показались мне мои подозрения.

Но на остров Пирс я все-таки отправилась.

 

Джун

Остров Пирс такой маленький только на карте. А когда я там оказалась, у меня появилось ощущение, что это просто далекая необжитая планета. Нет, там есть все современные блага цивилизации, но это не меняет впечатления некоторой оторванности от всего того, что существует и живет своей суетливой жизнью на континенте. Боюсь, мне вам толком ничего не объяснить. Просто здесь исчезает ощущение времени. Вы мне можете, сказать, что то же чувство человек испытывает на всех островах. Из чего я сделаю вывод, что вы, по-видимому, никогда не были именно на этом острове.

Я вышла из здания аэровокзала и оказалась на небольшой площади. Огляделась в поисках стоянки такси. Но ничего подобного вокруг не было. Не видно было и никаких признаков существования общественного транспорта. Где искать гостиницу? Спросить тоже было не у кого. Правда, время моего прилета на Пирс оказалось не очень удачным, практически полдень, без нескольких минут. Я так ушла в свои размышления, что не заметила, откуда появился маленький двухместный автомобильчик, стоявший теперь в двух метрах от меня. Из состояния задумчивости меня вывел голос симпатичной невысокой девушки, которая, видимо, только что была за рулем этой похожей на дорогую игрушку машины.

– Здравствуйте, меня зовут Джун, вас подвезти в гостиницу? Или вы приехали к кому-то в гости?

– Я надеялась взять такси, – зачем-то объяснила я.

– Такси у нас нет, – улыбнулась моя собеседница, – но все автомобили, которые вам здесь встретятся, в вашем распоряжении. Ну, так куда вас подбросить?

– Можно и в гостиницу, – я тоже, наконец, облегченно улыбнулась, – но я приехала, чтобы поговорить с господином Эдвином Каффом.

– Тогда, зачем нужна гостиница? Поедем сразу в Шхуну!

– В Шхуну? – естественно, удивилась я.

– Да, так называется вилла господина Каффа и малютки Салли.

– А, понятно, но удобно ли без предупреждения?

– Здесь у нас не приняты лишние условности. Вы приехали, чтобы встретиться с человеком – я вас к нему доставлю. Мне тоже туда, я там работаю.

– Спасибо, на самом деле мне близки ваши принципы, – это было сказано мною совершенно искренне.

Я ожидала увидеть что-то экзотическое, но необычным было только названия этого привычного для наших широт одноэтажного белостенного строения с большими окнами, и почти всегда полуприкрытыми жалюзи. Вокруг дома росли вперемежку цветущие кустарники и фруктовые деревья. Это не сад в привычном для европейца, например, смысле, это естественное растительное окружение таких домов.

Было уже достаточно жарко, и я с понятным удовольствием вошла внутрь виллы Шхуна, где царил приятный полумрак и относительная прохлада.

– Эй, есть тут кто-нибудь?! – неожиданно выкрикнула Джун.

– Есть! – услышали мы звонкий голосок, звучание которого мне показалось немного необычным, – поднимайтесь на борт, доктор! Мы вас давно ждем!

– Со мной гость из далеких стран, мой капитан, – продолжила девушка привычную, судя по всему, игру и вопросительно посмотрела на меня.

Я кивнула, показывая, что готова поддержать это действо и заслужила благодарную улыбку моей новой знакомой.

Мы прошли по небольшому коридору, который, как мне показалось, возник вдруг, но это впечатление легко объяснить, как моей некоторой растерянностью, так и эффектом чисто зрительным, мы ведь вошли в это полусумрачное пространство из мира, ярко освещенного полуденным солнцем.

Комната, в которой мы оказались, была обычной детской спальней, со стандартным набором мебели, если не считать инвалидной коляски, которая из-за своих размеров казалась ненастоящей. Я не была готова к этому зрелищу. Появилось неприятное ощущения комка в горле. Но, слава Богу, я быстро взяла себя в руки.

Девочка была такой крошечной, а ее кровать казалась такой огромной…

Мне захотелось прервать свой визит, уйти от необходимости вторгаться в этот и без того очень непростой мир. Я почувствовала себя не только инородцем на этом острове, а существом, враждебным, нарушающим хрупкую гармонию с таким трудом выстроенную людьми, живущими на этой Шхуне. Именно Шхуне, ненадежно дрейфующей в маленькой бухте, куда в любой момент может ворваться бездушная и безжалостная стихия жизни большого мира.

– Как тебя зовут? – вопрос был обращен ко мне, а глаза девочки с любопытством взрослой женщины осматривали мое лицо.

– Мэриэл – ответила я и улыбнулась.

– Что привело тебя на борт моего корабля? – слишком серьезно произнесла малышка, или мне это показалось.

– Я путешествую по свету, капитан, – включилась я, как сумела, в не очень понятную мне игру, – мое судно потерпела крушение.

– Мы рады тебе, – произнесла девочка, но в голосе ее было нечто совсем другое.

Господи! Как я жалела в этот момент, что не задала свои вопросы господину Каффу по телефону.

– Мне сказали, что у нас гости, – услышала я низкий хрипловатый голос и обернулась.

– Да, незваные… – попыталась я пошутить, но это плохо получилось.

– Мы могли бы и позвать, – усмехнулся господин Кафф, – если бы знали…

– Извините, что вторглась без предварительной договоренности, – от понимания своей неправоты, я совсем растерялась.

Передо мной стоял высокий мужчина, лицо которого я еще недавно видела на нескольких фотографиях, и, тем не менее, я растерялась. Нет, я не сомневалась, что передо мной тот, кому я должна задать свои вопросы. Мало того, чувствовала, предвосхищая события, что он ответит на них и ответит правду. Однако, я не была уверена, что хочу эту правду узнать.

Мое внутренне напряжение было столь велико, что я сейчас не помню как мы переместились из спальни ребенка в комнату, выполнявшую, очевидно функции гостиной.

– Давайте сразу откажемся от лукавства, я не собираюсь ничего утаивать, но вы должны понимать, что я не допущу, чтобы меня разлучили с моей дочерью.

Я совершенно точно уловила в его голосе интонацию характерную для речи человека, который принял решение. Почти физически я ощутила тяжесть ответственности: и не только перед своей совестью. Я понимала, что с памятью об истине, которая мне сейчас готова открыться, мне предстоит потом жить.

– Я хотела бы, чтобы вы не видели во мне врага, – мне действительно было очень важно, чтобы каждое сказанное мною в тот момент слово мой собеседник воспринял с полным доверием, – кроме того, я не являюсь лицом официальным, а значит, у нас с вами будет шанс попытаться найти выход из сложного положения, в котором вы сейчас оказались, как я понимаю.

– Я вижу, что вы о многом уже догадались, но знать всего вы просто не можете.

– Вы слишком высокого мнения о моих способностях, – не стала я блефовать, – все, о чем я догадалась – это ваша договоренность с господином Смоллером по поводу похищения Вероники из галереи «Уникум»

– Это не мало, – грустно усмехнулся Кафф.

– Знаете что, – решительно заявила вдруг я, – расскажите мне то, что считаете возможным, а я обещаю, что буду действовать в интересах вашей дочери, даже, если это потребует от меня нарушения каких-то моих принципов и даже закона.

– В интересах моей дочери, – тихо, почти шепотом произнес Эдвин Кафф, – до конца жизни быть со мной рядом. Ладно, попробую объяснить, но доказательств у меня нет и допрашивать Салли я не позволю.

– Я вам верю.

 

Исповедь и ее неожиданности

– Моя дочь больна. У нее болезнь крови, которую называют синдромом Ко. Более двух лет назад от этой болезни умерла моя жена, – он замолчал и продолжил говорить только после довольно длительной паузы, – но у Салли появился шанс выжить. Вы ее видели, она очень хорошая и умная девочка. Болезнь сделала ее старше и мудрее, чем обычно бывают дети ее возраста. Но, в основном, она нормальный ребенок, который любит играть и очень верит в чудеса. Доктор Димитр Миров, который лечит Салли, постоянно твердит мне о том, как важно, чтобы девочка была психологически настроена на выздоровление. Запомните, пожалуйста, это важно…

– Да, – кивнула я, – понимаю.

– Ну вот, как большинство детей, моя малышка любит книжки с картинками. Причем, кроме обычных детских книжонок, она любит рассматривать журналы. Особенно «Коллекционер». Два месяца назад в этом журнале она увидела фотографии некоторой части коллекции работ Фениори. Картинки она смотрела вечером, да так и заснула. Журнал остался лежать на подушке. Утром, когда я, как обычно, пришел к ней в комнату, она с восторгом показала мне на ту страницу где был увеличенный снимок портрета Вероники, и стала рассказывать, что эта красивая тетя приходила к ней ночью и обещала, что скоро ее ножки опять будут ходить. Понятно, что ребенку что-то пригрезилось, но она в это поверила!

– Но я не понимаю, зачем вам понадобился оригинал миниатюры, ведь к девочке приходила живая женщина, а не ее портрет?

– Салли попросила меня купить эту миниатюру, а когда я попытался ей объяснить, что это может оказаться невозможным, она так помрачнела, что я испугался и обещал ей, что обязательно куплю.

– Вы действительно могли бы попробовать это сделать, предложить господину Файну продать вам этот портрет, объяснив ему ситуацию, или вы могли заказать хорошую копию!

– Слово «копия» могло все испортить, а Файну я звонил, но рассказывать о своей беде не стал, он так со мной разговаривал… Что мне было делать? Если бы он мне не поверил? Предъявить ему Салли, чтобы он ее допрашивал? И даже, если бы поверил, это ведь еще не гарантия того, что он согласился бы в этом случае на мое предложение. В общем, сыграл свою роль и тот факт, что я жутко разозлился на этого самодовольного индюка.

– Я понимаю, какая мысль затем овладела вами, но как вам пришло в голову обратиться к Смоллеру?

– Я прочитал в газете, что Файн собирается выставить свою коллекцию у Тореса. Оценив все возможности, понял, что сделать это, вы понимаете, о чем я говорю, могут только два человека: Моран и Смоллер. Я познакомился с каждым из них. Свой выбор остановил на Смоллере, и не ошибся. В том смысле, что этот мерзавец сразу согласился. Я предложил ему хорошую цену. Но когда миниатюра оказалась в его руках, он стал требовать больше. Да, я бы ему заплатил, но столько у меня просто не было. Мы договорились, что я приеду к нему и мы обо всем поговорим.

– Ваш разговор, видимо, оказался не таким удачным, как предполагалось, – догадалась я.

– Да, конечно, он начал мне нести какую-то чепуху о том, что я нарушаю законы мироздания и должен платить за это соответствующую цену. По-моему, он был не совсем нормален. Но я его не убивал! Он был так доволен собой, что даже показал мне миниатюру.

– Вы хотите сказать, что когда вы от него уходили он был жив? А где находилась миниатюра?

– Безусловно, он был жив! Он спал. Я принес с собой бутылку вина, мы выпили понемногу, а когда он еще раз разлил, я сказал, что сейчас выпишу ему чек на ту сумму, что он просит, но сказал, чтобы он дал мне свою ручку, моя, дескать, не пишет. Пока он искал ручку, я влил в его бокал снотворное, оно совсем безобидное, но быстродействующее. Он заснул прямо на стуле, положив голову на стол. После того, как я убедился, что он крепко спит, я действительно выписал ему чек, но на ту сумму, о которой мы договаривались изначально, и положил этот чек рядом с его рукой, из которой осторожно извлек миниатюру. А когда я прочитал в газете о смерти Смоллера, я понял, что меня могут обвинить не только в похищении, но и в убийстве. Кто бы мне поверил? Насколько я понимаю, чек исчез, а он был на предъявителя.

– Вы не проверяли, чек был вложен?

– Проверял пару раз, пока им еще не воспользовались. И это тоже может быть фактом против меня.

– Во-первых, я вам верю. А во-вторых, вы не виноваты и в похищении, поскольку то, что вы вынесли из дома Пауля Смоллера – это всего лишь очень искусно сделанная копия. Правда, кто ее сделал, мы вряд ли теперь можем узнать.

– Копия? Вы в этом уверены?

– Мы нашли уже оригинал, можете не сомневаться, но девочке, говорить об этом не стоит.

– Она все равно узнает, я не могу ее обманывать, неужели вы не понимаете?

– Я все понимаю, но.. Вы сможете завтра приехать в Сент-Ривер? Не бойтесь. Убийство мог совершить только один человек. Я знаю имя этого человека. Так как?

– Хорошо, я приеду.

* * *

В Сент-Ривер я вылетела не сразу. Меня еще накормили необыкновенно вкусным обедом, который приготовила Джун. Затем мы катались на машине господина Каффа по острову, и маленькая хозяйка Шхуны рассказывала мне сказки, которые она сама придумала о некоторых волшебных местечках, существующих только на острове Пирс. Мне показалось, что в машине девочка чувствовала себя гораздо лучше, чем в своей комнате, надеюсь, что это было хорошо известно и ее отцу.

В аэропорт меня отвезла Джун, по дороге она мне рассказывала о талантах своей маленькой воспитанницы, причем с интонациями нескрываемого восторга, так, как обычно о гениальности своих детей рассказывают молодые матери.

 

Мотив и возможность

Еще с острова я позвонила комиссару и предложила ему пригласить на завтра в управление несколько человек для заключительного разговора. Еще я предложила ему сделать кое-что… несколько неожиданное. Его удивила моя просьба, но он не стал возражать. Позвонила я и Дэвиду.

– Ты уже все поняла? – высказал предположение мой друг.

– Почти, – не стала я с ним спорить. – Надеюсь, ты не ждешь, что я начну тебе все объяснять по телефону.

– Нет, я подожду до твоего возвращения, ты ведь не останешься там на неделю?

– Не останусь. Завтра в 12 часов буду в кабинете комиссара Катлера.

– Тогда и я там буду.

* * *

На следующий день в здании полицейского управления, в кабинете на седьмом этаже к полудню собрались все участники этой драмы. Мы пригласили сюда всех, кто имел право и желание получить информацию о том, что, как и почему было на самом деле. Вы же, мой проницательный читатель, почти все уже знаете. Осталось только назвать имя убийцы. Итак, в кабинете Эрика Катлера были: господин Торес, Шем Файн, Тэд Моран, Пэрси Миллис, который представлял здесь интересы страховой компании «Монус», дети Смоллера: Семюэль и Берта, его бывшая жена Ирма и его подруга Джин Эрвин, приехал господин Кафф, ну и, разумеется, были мы с Дэвидом.

Когда все расположились в приготовленных специально для этого случая креслах, комиссар передал слово мне. Я предлагала провести это импровизированное собрание ему самому, но он настоял на том, чтобы все объясняла я.

– Уважаемые господа, мы пригласили вас сюда для того, чтобы отчитаться об успешном завершении дела о похищении лаковой миниатюры великого мастера Альберто Фениори, знаменитой «Вероники». Эта загадка состояла из двух частей: собственно, похищения и убийства господина Смоллера, дежурного электрика галереи «Уникум» Следствие велось как силами полицейского управления Сент-Ривера, так и мною в качестве частного детектива, представлявшего в этом деле интересы страховой компании «Монус». Поскольку все началось именно с похищения, да и моя задача состояла в том, чтобы найти упомянутое произведение искусства, то будет логично сначала вернуть миниатюру ее владельцу.

Комиссар достал из сейфа коробочку с «Вероникой» и торжественно протянул ее Шему Файну, тот быстро взял ее, словно боялся, что комиссар сейчас передумает. А я пока продолжила свой рассказ.

– Миниатюра была похищена Паулем Смоллером, очень хитрым способом, с использованием самоуничтожающегося компьютерного вируса. Похищенную драгоценность он поместил в камеру хранения центрального железнодорожного вокзала, там мы ее и нашли.

– Но зачем, – удивленно воскликнула Берта. Зачем это нужно было отцу? Его никогда не интересовало никакое собирательство…

– Да, – согласилась я, – ему не нужна была «Вероника» равно как и любая другая миниатюра из этой коллекции, и из любой другой. Но ему нужны были деньги.

– Постойте, – раздраженно заговорил Сэмюэль Смоллер, – отец был прекрасно обеспечен, да и ему ничего не стоило заработать любую сумму, он делал такие программы…

– Вот тут молодой человек, я должен вас немного огорчить, – вмешался комиссар, – одна из фирм, для которой ваш отец сделал защитную программу, подала на него в суд, поскольку сделанная им защита оказалась легко преодолимой. Он иногда брался за работу, которую просто не умел делать. По суду ему нужно было выплатить огромную сумму за причиненный ущерб, таких денег у него не было, а предавать широкой огласке этот инцидент он не хотел. Бывали у него и другие финансовые проблемы, у каждого человека может быть черная полоса в жизни.

– Видимо, поэтому, – продолжила я свои объяснения, – он и принял предложение господина Каффа, у которого были свои обстоятельства.

Я повернулась в сторону Эдвина Каффа и попросила:

– Господин Кафф, расскажите сами, как все было, только объясните присутствующим тут господам причину, по которой вы, едва не совершили преступление.

– Что значит, едва не совершил?! – вдруг вскочил со своего места Сэм Смоллер, – если он заказал это похищение, значит, он и убил отца!

– Не спешите с выводами, – я на всякий случай сделала шаг в сторону молодого человека, – послушайте сначала. Господин Кафф не убивал никого, да и в похищении его сейчас не обвинишь. Надеюсь, что все присутствующие с этим согласятся, в противном случае, я готова представлять интересы господина Каффа и в качестве его адвоката.

– Хорошо пусть объясняет, – Сэмми опять опустился в свое кресло.

Пока все слушали рассказ, содержание которого уже приведено в моем повествовании, я внимательно следила за лицами тех, кто был в кабинете Эрика Катлера. Особенно меня интересовало лицо убийцы. От того, что я увижу на этом лице, зависело очень многое. Когда господин Кафф завершил свой рассказ, я уже знала, что сейчас сделаю.

– И вы ему верите? – опять резко выкрикнул сын Смоллера, – куда же девался этот чек?

– А что вы скажите, Джин? – повернулась я в сторону молодой женщины лихорадочно мявшей в руках свою сумочку, – от вас сейчас зависит судьба этого человека и его маленькой дочери. Готовы ли вы взять на свою душу этот грех?

– Нет, – глухо произнесла Джин Эрвин, – я все скажу… Я надеялась, что он не умрет, он сам сделал из меня фаталистку.

– Давайте я вам помогу, – предложила я, понимая ее состояние, – поправьте меня, если я в чем-то допущу неточность. Вы ведь часто приходили к нему поздно вечером и оставались на ночь, на секретности этих отношений, видимо, настаивал, он сам, хотя это очень странно.

– Да, – подтвердила Джин, – я надеялась, что после развода со своей женой он на мне женится, но это не входило в его планы. Поэтому он так заботился о моей репутации.

– В тот день, когда к нему пришел господин Кафф, вы тоже были в доме, так?

– Да, я слышала весь их разговор, я видела, как этот господин что-то вылил из ампулы в бокал Пауля, сначала я решила, что это яд.

– Почему же вы не вмешались? – спросила Берта, – Это могло спасти ему жизнь, впрочем, о чем я? – она махнула рукой.

– Нет, такой порыв у меня был, – ответила Джин на эту реплику, – но сначала я просто испугалась, а потом… Да, какая собственно разница?

– Вы дождались, когда господин Кафф уйдет и зашли в кухню, тогда вы и увидели, что Смоллер просто спит, – опять включилась я в разговор.

– Я поняла уже к тому моменту, что это было снотворное, зачем бы он покойнику оставлял чек?

– Это вы помыли и вытерли бокалы?

– Да, я это сделала автоматически, потом сообразила, что их нужно оставить, но оставлять чистыми на столе не имело смысла…

– А где вы взяли снотворное, чтобы добавить в стакан?

– В его собственной аптечке.

– Случайное совпадение, коллега, – заметил комиссар, – а вы их так не любите!

– Да, кто бы мог подумать, – прокомментировала эту мысль я, затем продолжила, обращаясь к Джин, – вы не смогли отказаться от возможности завладеть чеком на такую сумму…

– Да, а почему я должна была отказываться? Он держал меня возле себя в качестве бесплатной шлюхи и прислуги. Он ни разу мне даже флакончика духов не подарил!

– Он был скупым? – удивилась я.

– Нет, своей дочери он делал постоянно дорогие подарки, и даже первой жене в каждое рождество посылал что-нибудь в подарок. Просто, таким образом он давал мне понять, какое место я занимаю в его жизни.

– Но вы ведь могли просто украсть этот чек?

– А на утро он проснулся бы и позвонил… Долго, что ли, этот чек отменить?

 

Маленькое послесловие

Эта история все же попала в газеты. Впрочем, о ее неожиданном финале сообщил своим читателям именно Дэвид.

Когда Джин Эрвин подписала свои показания, в кабинете комиссара оставались, кроме нас с Дэвидом, еще двое: Файн, которому предстояло написать расписку в получении своей ценности и Кафф, который все порывался, что-то мне объяснить.

Файн выполнил все формальности, а затем вдруг подошел к Эдвину Каффу и протянул ему коробочку с «Вероникой»

– Возьмите, это я дарю вашей дочери, она обязательно поправится, я в это верю, дайте мне слово, что непременно пригласите меня на ее свадьбу.

Файн ушел, а Кафф все продолжал стоять прижимая к груди бесценный подарок…

* * *

Когда я на следующий день пришла к себе в контору, меня ждал сюрприз. Ари протянул мне конверт, в котором было письмо:

«Уважаемая госпожа Адамс. В знак благодарности я посылаю Вам этот пригласительный билет, по которому вы можете посетить вместе со своим другом мою галерею в любое удобное для Вас время.

С глубочайшим почтением Макс Торес»

В конверте лежал пригласительный билет и чек от страховой компании «Монус».