Александр надеялся успеть скрыть от назойливых репортеров известие о смерти отца до тех пор, пока не договорится о доставке его тела на родину в Грецию. Он хотел побыть один, хотел, чтобы его оставили в покое. Хотя в его распоряжении было много людей, на которых он мог положиться, Александр решил, что организует похороны отца сам. В этом был его сыновний долг.

К сожалению, слухи просочились быстро, и Мемориальная больница была со всех сторон обложена репортерами и фотографами. Да и следующие три дня, пока Александр организовывал процедуру отправки останков отца в Грецию, репортеры буквально не давали ему прохода. Они караулили его повсюду. Подстерегали возле Олимпик-тауэр. Неотступно следовали за ним на машинах холодным мартовским утром в аэропорт Кеннеди, откуда Александр собирался вылететь в Афины. Фотографировали гроб во время погрузки в частный самолет, не обращая внимания на гнев Александра. Господи, до чего же он их ненавидел! Александр наотрез отказывался давать интервью. Почему даже сейчас, когда его постигло такое горе, его не могли оставить в покое? Неужели для этих людей не было ничего священного? Даже — смерть.

Когда реактивный самолет, разогнавшись по взлетной полосе, взмыл в воздух, Александр, отведя спинку кресла в лежачее положение, откинулся и закрыл глаза. Он безмерно устал. За последние четверо суток он трудился, не покладая рук, и понимал: дальше так продолжаться уже не может. Он был близок к полному изнеможению. Только теперь, по пути в Грецию, он впервые за последние дни позволил себе расслабиться. Но даже засыпая, Александр успел подумать, что будет, если и в Афинском аэропорту его будут встречать досужие репортеры? Сумеет ли он сдержаться и не наброситься на них с кулаками?

Тело Константина Киракиса предали земле на его острове, похоронив рядом с Мелиной и Дэмианом. Александр наотрез отказался присутствовать на отпевании, которое, по просьбе друзей и деловых партнеров его покойного отца, совершалось в греческой ортодоксальной церкви в Афинах. Он также не позволил никому из них приехать на остров и присутствовать при похоронах. Он дал всем ясно понять, что остров теперь принадлежит ему, а сам он не хочет, чтобы его беспокоили. Всю неделю после похорон он никого не принимал и не отвечал на телефонные звонки. Даже прислуга почти его не видела. Александр вставал и уходил из дома ещё до рассвета, редко возвращаясь к завтраку. Никто не знал, куда он уходит, и когда вернется. Александр часами мерил шагами пустынное побережье или бродил по заповеднику. Порой он уезжал верхом или пользовался одним из отцовских джипов. Спал он мало и почти ни с кем не общался. Елена не на шутку тревожилась, что такой образ жизни отразится на его здоровье, но Александр уверял, что чувствует себя нормально. «Просто мне нужно о многом подумать», — говорил он.

И это была сущая правда. После похорон отца задерживаться в Греции ему не хотелось, однако иначе было нельзя. Еще неделя, и директор адвокатской конторы в Афинах в присутствии поверенных вскроет и огласит завещание отца. Потом придется оформить множество документов и подписать уйму бумаг. Какой смысл был лететь после похорон в Нью-Йорк, если через несколько дней все равно пришлось бы возвращаться в Грецию?

Как-то днем вернувшись с верховой прогулки, Александр застал у себя в кабинете Перикла Караманлиса.

— Что вам здесь нужно? — холодно осведомился Александр, бросая хлыст на стол и стаскивая перчатки. — Мне кажется, я ясно дал понять, что не желаю видеть кого бы то ни было.

— Меня беспокоит твое здоровье, Александр, — невозмутимо ответил доктор. — Я хотел убедиться, все ли у тебя в порядке.

— Как трогательно! — скривился Александр. — Что ж, тогда, коль скоро вы в этом убедились, я вас больше не задерживаю. — В голосе Александра звучало нескрываемое презрение. — Скажите, доктор, вы ко всем своим пациентам проявляете столь трогательную заботу? Караманлис посмотрел ему в глаза.

— Я никогда не относился к тебе просто как к пациенту, Александр, — сказал он. — По-моему, ты должен это знать. Я был очень дружен с твоими родителями.

Глаза Александра гневно полыхнули.

— Тогда почему же вы не сказали мне, доктор, что мой отец умирает? — спросил он.

Караманлис шумно вздохнул.

— Твой отец запретил мне говорить об этом, — пояснил он. — Особенно — тебе.

— И тем не менее вы были обязаны предупредить меня, — возразил Александр. — Я должен был знать, что с ним творится! — Голос его зазвенел от ярости.

— Ты не прав, Александр, и сам это понимаешь, — твердо сказал Караманлис. — Это было бы грубейшим нарушением врачебной этики.

— Плевать мне на медицинскую этику! — взорвался Александр. — Нечего мне мозги пудрить!

— Нравится тебе это или нет, но как лечащий врач, я был повязан по рукам и ногам, — заявил Караманлис. — Твой отец настаивал на том, чтобы ни ты, ни кто-либо другой ничего не знал.

— Но я имел право знать, — упрямо настаивал Александр. — Я — его сын, единственный, кто у него оставался!

— Я сам убеждал его сказать тебе, — вздохнул врач. — Говорил, что нельзя скрывать это от тебя. Тем более, что он и без того столько лет держал тебя в неведении…

Сообразив, что сболтнул лишнее, Караманлис осекся на полуслове и замолчал.

Черные глаза Александра подозрительно сузились.

— Незадолго до смерти папа тоже пытался сказать мне что-то в этом духе, — задумчиво произнес он. — Сказал, что настала пора положить конец какой-то лжи и тайнам. Вы ведь знаете, что он имел в виду, не правда ли? — И он, не удержавшись, шагнул вперед.

Караманлис заметно смутился.

— Я знаю лишь то, что твой отец не хотел причинять тебе излишнюю боль, — сказал он внезапно дрогнувшим голосом. — Не хотел, чтобы ты нервничал из-за его болезни. Точно так же он относился к твоей матери — старался никогда не причинять ей лишнего беспокойства. Но Мелина слишком хорошо его знала… Ему почти никогда не удавалось провести ее…

— Мне кажется, вы лжете, — жестко оборвал его Александр. — Уверен, что вы знаете куда больше, но не хотите мне сказать!

— Ничего подобного! — хотя в голосе доктора и послышался гнев, по всему чувствовалось, что ему явно не по себе. — Тебе ли не знать своего отца! Ты прекрасно знаешь, что он никогда не поверял никому своих тайн.

Александр досадливо поморщился и отвернулся.

— Бесполезно, — процедил он. — Я вам не верю. Вы не хотите сказать мне, что вам известно. Не стоило вам сюда приходить — вы только зря потратили время. Свое и мое. А теперь — уходите!

— Я… — Караманлис внезапно замолк. Повернувшись, чтобы идти, он приостановился в дверях и уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но затем сокрушенно покачал головой и вышел.

Оставшись один, Александр в отчаянии врезал кулаком по стене. Похоже, он повел себя неправильно. Караманлис, конечно же, что-то знал — сомнений тут не было.

Но что?

Александр вернулся в Нью-Йорк уже в мае. В течение последующих полутора лет он работал как одержимый, засучив рукава. Он вникал во все мелочи, ни в чем не полагаясь на других. Работал по ночам, много разъезжал. Александр провел несколько недель в Германии на автомобилестроительном заводе, общаясь с людьми и изучая новейшие технологии. В Лондоне его заинтересовала постановка дела в страховых компаниях. В Париже он облазил все закоулки аэропортов, пытаясь найти хоть какие-то изъяны в четко налаженной системе безопасности. В Монреале он потратил все время на переговоры с руководством компьютерной компании. В Риме — с крупнейшим фармацевтическим воротилой. В Японии — с директором ведущего телевизионного канала.

— Даже в Гарварде я не получал подобного образования, — признался Александр потом Джорджу Прескотту.

Когда ему требовался совет, он обращался к лучшим специалистам. Получая вопрос. На который не знал ответа, не стеснялся снять рубку и позвонить тому, кто его знал. Ему ничего не стоило устроить внезапный набег на контору юристов, занимавшихся делами корпорации. Не раз он будил ночным звонком президента одного из крупнейших Манхэттенских банков, чтобы уточнить какой-нибудь вопрос о налогообложении или фьючерсном контракте. Александр никогда не пренебрегал мелочами, дотошно вникая в самую суть дела.

Как-то раз Джордж обвинил его в стремлении объять необъятное. В неуемном стремлении разобраться во всем, без исключения.

— Это вовсе ни к чему, Александр, — пояснял он свою позицию. — Всегда ведь можно прибегнуть к помощи специалистов.

Но Александр только рассмеялся ему в лицо.

— Ты слишком доверчив, друг мой, — сказал он. — Неужто ты и в самом деле считаешь, что я могу поручить кому-то решать ключевые вопросы, в которых не разбираюсь сам? Только глупец можно пойти на подобный шаг, когда на карту поставлено так много! Да, я нанимаю лучших специалистов, но я хочу сам понимать, чем они занимаются.

Джордж задумчиво посмотрел на него.

— Чего ты добиваешься? — спросил он наконец.

— Всего, — просто ответил Александр. — Я хочу, чтобы весь мир был у моих ног.

Джордж рассмеялся, считая это шуткой.

— Да, — начал он. — Если бы хоть кто-нибудь знал, как этого добиться…

Александр улыбнулся.

— Терпение, друг мой, — сказал он. — Я тебе покажу.

— Немного левее, — попросила Мередит рабочего, который, стоя на раздвижной лестнице, прилаживал к стене портрет Элизабет. — Вот сюда, — показала она рукой. — Еще чуть-чуть. Вот — прекрасно!

— Слава Богу, — осклабился рабочий, слезая с лестницы. — Что-нибудь еще, мисс Кортни?

Мередит покачала головой.

— Нет, спасибо.

— Всегда к вашим услугам. — Сложив стремянку, он посмотрел на портрет. — Эх, какая красивая была женщина!

— Да, — кивнула Мередит.

— Я видел её последний фильм, — добавил он, продвигаясь со стремянкой к дверям. — Замечательная роль. Эх, до чего жаль, что она умерла!

— Очень жаль, — согласилась Мередит, отпирая дверь. — Еще раз спасибо.

— Всегда рад, — улыбнулся рабочий.

Оставшись одна, Мередит обвела взглядом свою квартиру. «Моя берложка! — подумала она. — Наконец-то у меня свой дом!»

Первая квартира, которую она сняла, не глядя, у своей знакомой, уехавшей в Вашингтон, находилась в Нижнем Ист-Сайде и была слишком мала для её нужд. Кухня в ней была размером с почтовую марку — такими словами Мередит расписала её Кей, — а в ванной невозможно было повернуться. Едва успев распаковать вещи, Мередит дала себе зарок, что при первой же возможности подыщет более подходящее жилье. Месяц назад Кейси Ринальди, коллега по работе в студии, сказала, что хорошая квартира освободилась в её доме, на углу Семьдесят первой улицы и Вест-Энд-авеню. Кейси связала её с управляющим здания, и в тот же день, посмотрев квартиру, Мередит подписала с ним договор о её аренде.

Несколько недель ушли на то, чтобы придать её новому жилищу надлежащий вид, и лишь теперь наконец Мередит была довольна содеянным. И без того просторная квартира была обставлена в ультрасовременном стиле, в котором четко ощущалась женская рука. Гостиная была выдержана в светло-голубых и белых тонах, а в огромных диване и креслах можно было легко утонуть. Спальню свою Мередит сделала розовой, а вот вторую спальню переоборудовала в кабинет и установила там два книжных шкафа и старинное бюро с убирающейся крышкой, которое приобрела по случаю в антикварной лавке.

«Вот теперь совсем другое дело», — подумала она, глядя на портрет Элизабет и Дэвида. После самого отъезда из Калифорнии она мечтала о своем доме, и вот наконец обрела его. «Но вот только поможет ли он заполнить пустоту, что образовалась у меня внутри?» — спросила себя Мередит.

Даже сейчас сердце её продолжало ныть из-за разлуки с Ником. И горечь расставания до сих пор была такой же, как в тот злополучный день, в Малибу. Мередит дала себе зарок, что больше подобное не повторится. Ни один мужчина не причинит ей такой боли, как Ник — хотя бы потому, что никому больше не представится такой случай. Она сама не позволит. И уж близости точно не допустит.

Хватит с неё и работы.

Как-то раз, холодным и пасмурным днем в середине декабря Мередит стояла у окна своего кабинета на девятом этаже здания Ай-Би-Эс, задумчиво глядя на поток машин, медленно продвигающихся по запруженной транспортом Западной Пятьдесят пятой улице. На оживленном углу, на противоположной стороне улицы разряженный Санта-Клаус раздавал детишкам леденцы. Мередит невольно улыбнулась. Ей нравилось встречать Рождество в Нью-Йорке; оно здесь разительно отличалось от привычного празднования в Калифорнии. Снег, музыка, веселье…

Мередит вернулась к своему столу. За её спиной на стене были развешаны многочисленные свидетельства её успешной карьеры на новом поприще: газетные вырезки, в которых упоминалось её имя, и журнальные обложки с её фотографиями. Мередит обвела их взглядом, как будто видела впервые: «Нью-Йорк Таймс»… «Ньюсуик»… «Ти-Ви Гайд»… «Мисс»… «Деловая женщина». Да, Мередит стала одной из наиболее заметных, а, возможно, и самой заметной фигурой на телеканале Ай-Би-Эс. В лучшие дни это придавало ей гордости; в худшие — служило утешением. Одного взгляда на стену было достаточно, чтобы убедиться: да, она добилась поставленной цели.

Глубоко задумавшись, Мередит не сразу услышала, как в дверь постучала секретарша. Когда та вошла, она подняла голову и спросила:

— Что у вас, Синди?

— Я хотела доложить вам об ответах, которые мы получили на наши запросы насчет интервью, — сказала секретарша. — Президент «Экссона» согласился. Ли Йакоцца тоже не возражает, но ещё не может определиться со временем. Браун из «Эй-Ти энд Ти» пока недоступен. Александр Киракис готов обсудить условия. Однако настаивает, что должен сначала поговорить с вами.

Мередит кивнула.

— Интересно, почему это меня нисколько не удивляет? — спросила она вслух.

— Возможно, потому что он никогда не соглашается на интервью журналистам? — предположила Синди.

— Что? Ах, да, — ответила Мередит, только сейчас сообразив, что секретарша подумала, что вопрос обращен к ней.

— Позвонить ему? — спросила Синди.

— Нет, — сказала Мередит, качая головой. — Я позвоню сама. Спасибо, Синди.

Секретарша вышла, а Мередит задумалась, вспоминая последнюю встречу с Александром Киракисом. Она так и не взяла у него обещанного интервью. Интересно, почему он так избегает репортеров? Просто не любит давать интервью или, может, у него зуб на прессу? Да, много воды утекло со времени их последней встречи. И многое изменилось. Теперь Александр был уже председателем Совета директоров «Корпорации Киракиса». Сама Мередит стала ведущей популярнейшей программы новостей. Лишь одно осталось неизменным: стремление Мередит несмотря ни на что взять интервью у этого человека.

Полистав записную книжку, она нашла номер телефона Александра и, недолго думая, набрала его. Мередит прекрасно помнила, что предлагал ей Александр тогда в Лос-Анджелесе, хотя и знал, что она живет с Ником. Интересно, как сложится их встреча сейчас, когда она освободилась?

Женский голос ответил после второго гудка:

— «Корпорация Киракиса», добрый день. — Мередит уловила легкий британский акцент.

— Александра Киракиса, пожалуйста. — Мередит уселась в кресло.

Ей пришлось подождать. Наконец послышался другой женский голос:

— Приемная мистера Киракиса.

— Я хотела бы поговорить с Александром Киракисом, — сказала Мередит деловым тоном. — Это Мередит Кортни из Ай-Би-Эс.

Короткое молчание. Затем:

— Одну минутку — я посмотрю, на месте ли он. — В трубке заиграла приятная музыка. Мередит откинулась на спинку кресла, приготовившись ждать.

Сидя за столом своего кабинета в Мировом Торговом Центре, Александр просматривал последние отчеты от своих агентов, мужчин и женщин, разосланных в разные концы света в поисках выгодных предложений. Обычно он обсуждал самые интересные предложения с Джорджем Прескоттом, который лично проверял каждое сообщение, прежде чем Александр принимал окончательное решение.

— Что у тебя на следующей неделе? — спросил Александр.

Джордж пожал плечами.

— Все как обычно. Пара контрактов, совещание в Сиэтле по поводу лесоматериалов…

— Отмени все, Джордж, — перебил его Александр. — Ты должен полететь в Сингапур на аукцион по правам на добычу нефти в Яванском море.

Джордж поудобнее устроился в кресле; его красивый профиль четко вырисовывался на фоне залитого солнечным светом окна. Проведя рукой по пышной шевелюре, он спросил:

— Ты уверен, Александр, что стоит ввязываться в эту авантюру? Я слышал, что там…

— Я изучил все отчеты геологов, — прервал его Александр, в свою очередь усаживаясь. — Они весьма многообещающие.

— Не сомневаюсь, — задумчиво подтвердил Джордж. — Я и сам их читал. Если верить тому, что там написано, то нефти там столько, что её можно вычерпывать едва ли не столовой ложкой.

— И тем не менее тебя что-то настораживает?

Джордж кивнул.

— Это непредсказуемая страна, — сказал он. — Влезать туда — то же самое, что играть в русскую рулетку. Не успеешь ты пробурить скважины, как разразится очередная революция, и все твои владения тут же национализируют. Мне это не по нутру. Чересчур рискованно.

— Согласен, — сказал Александр. — В таких делах риск всегда весом. — Он чуть призадумался, затем продолжил: — И тем не менее, взвесив этот риск и сравнив его с возможной прибылью, я решил, что игра стоит свеч.

— Что ж, тебе виднее, — пожал плечами Джордж. — Когда вылетать?

— В понедельник тебя устроит?

— Вполне.

Прожужжал внутренний телефон.

— Мистер Киракис, — послышался голос секретарши. — На первой линии Мередит Кортни из Ай-Би-Эс. Сказать, что вы заняты?

Александр улыбнулся.

— Нет. Попросите её немного подождать. — Он повернулся к Джорджу. — Закончим чуть позже.

Джордж кивнул и понимающе улыбнулся.

— Позже так позже, — сказал он, вставая.

Проводив его взглядом, Александр потянулся к телефонному аппарату.

— Здравствуйте, Мередит, — произнес он. — Я ждал вашего звонка…