В тот год, когда король Иоанн подчинился требованиям баронов и даровал им Великую Хартию вольностей, у него родилась дочь, которую в честь матери назвали Элеанорой; и не напрасно, со временем оказалось, что она унаследовала красоту и обаяние матери и сильный дух от своей бабушки1. Она рано осталась без родителей, поскольку отец умер в 1216 году, а мать в 1220 году нашла утешение в новом браке с Гуго де ла Маршем, сыном ее давнего возлюбленного, несмотря на то что он был помолвлен с ее дочерью. Она открыто заявила своему сыну, что вновь вступает в брак ради его благополучия. Но истинная причина заключалась в том, что Гуго не давало покоя принадлежащее королеве графство Ангулемское, а она предпочла видеть его в роли мужа, нежели в качестве врага2. О воспитании принцессы ничего не известно.

Славный граф Пемброка показал себя добропорядочным наставником короля и управителем королевства в течение первых трех лет несовершеннолетия наследника. Ему наследовал старший из его пяти сыновей. Каждому из них графство переходило по очереди, но никто так и не оставил наследника3. Новый граф Пемброка не был таким стойким приверженцем королевской партии, как его отец. Очевидно, он не принял во внимание возможность объединиться с другими баронами против графа Альбемарля4, хотя это упущение, возможно, случилось и потому, что граф и Алиса де Бетюн, первая жена Пемброка, были двоюродными братом и сестрой. После ее смерти графу предлагали самые разные кандидатуры для нового брака, но он располагал весьма внушительными владениями, поэтому союз с иностранками мог представлять опасность для королевства. Необходимо было сохранить его лояльность, поэтому графу предложили руку принцессы Элеаноры. Хотя помолвка состоялась5 в 1224 году, она все еще оставалась членом семьи своего брата. Граф уступил папскому легату два королевских замка Мальборо и Людгерсхолл, как об этом условились раньше, но если бы свадьба не состоялась, они должны были вернуться к своему владельцу. Позже бароны стали склоняться к мысли, что принцессу хотят использовать как пешку в политической игре и закрепить альянс с иностранным государством. Поэтому граф позаботился о том, чтобы получить от Папы подтверждение, гарантирующее ему либо заключение брака, либо освобождение его от договора6. Он уже доказал свои возможности в Уэльсе и Ирландии, особенно против Ллевелина. Очевидно, свадьбу отпраздновали в 1229 году, потому что 18 октября этого года Генрих III выделил Пемброку пять маноров как приданое для своей сестры, которые должны были достаться ей в случае, если ее супруг умрет прежде нее7. Генрих III находился в это время в Портсмуте, в сопровождении большого скопления знати, желавшей принять участие во французской экспедиции. Кораблей было недостаточно, несмотря на то что Губерт де Бург приложил все усилия, собрав флот, который был больше, чем обычно8. Придя в ярость, король кинулся на графа с обнаженным мечом, и только вмешательство Ранульфа Честерского уберегло его от телесных повреждений. Король заявил, что изменник был подкуплен королевой Бланкой Французской, заплатившей пять тысяч марок, чтобы помешать их отплытию. Граф Бретонский, недавно прибывший в Англию, чтобы возглавить экспедицию, отметил, что зимнее плавание может быть опасным и гораздо разумнее было бы отложить кампанию до следующей весны9.

В 1230 году сторонники короля отправились в Портсмут и встретили Пасху в Рединге10, откуда Генрих III писал 14 апреля епископу Карлайлскому, прося отправить к нему как можно скорее его королевскую мантию, корону, скипетр, жезл, сандалии и перчатки11. Пемброк, зарекомендовавший себя как опытный воин, сопровождал Элеанору. Когда флотилия из 300 кораблей, собранных из Кельна, Фландрии и Фрисландии, отправилась в плавание, Элеанора оказалась никудышным «моряком», поэтому пришлось остановиться в Джерси в девять утра 1 мая12, и вновь отправившись в путь в начале следующего дня, 3 мая корабли прибыли в Сан-Мало13. Экспедиция оказалась крайне неудачной. Король в последнее время находился в Нанте, лишь понапрасну растрачивая деньги. Остатки армии предавались разгулу и пьянству на английский манер, так, словно это было Рождество; некоторые даже продали своих лошадей и оружие и теперь находились в бедственном положении14. Когда король вернулся домой, он оставил вместо себя графов Пемброка, Честера и Альбемарля, чтобы помогать воинственному графу Бретонскому совершать набеги на Анжу и Нормандию15. После возвращения из Франции Пемброк отправился в Ирландию, где у него имелись обширные земли, часть из которых была назначена принцессе в качестве вдовьей доли16. В 1231 году королевский брат Ричард, граф Корнуолла, женился на Изабелле, вдове графа Глостера и сестре Пемброка, но свадебный праздник был прерван из-за внезапной смерти последнего, случившейся 15 апреля. Он был похоронен рядом со своим отцом в Нью Темпле17. Это неожиданное событие заставило Генриха III воскликнуть: «О! Неужели кровь Св. Фомы еще не полностью отомщена?»18 То, что Элеанора с любовью относилась к мужу, который был значительно старше ее, легко понять в случае с графом Пемброком, который сочетал в себе все достоинства истинного рыцаря, и она вне всяких сомнений испытывала к нему чувства, которые обычно питают только к гораздо более молодым поклонникам.

Генрих III сразу взял владения Пемброков в свои руки под тем предлогом, что его сестра может ожидать ребенка. Когда это не подтвердилось, он все еще удерживал земли и прогнал с них молодого графа, предательски ведущего переписку с его врагами во Франции. В ответ на это граф вернулся в Ирландию и собрал там войска. Английскому королю пришлось уступить и передать ему все права на владения19. Новый граф отнесся к Элеаноре не как к вдове своего брата, а как к сестре короля, так неучтиво с ним обошедшегося. Ричард Маршал оставил себе роскошную мебель старого графа, которую тот завещал Элеаноре; он даже позволил кредиторам за долги своего брата наложить арест на ее земли вместо своих20.

Король отвел под резиденцию своей сестры замок Интеберг в Кенте и 16 апреля 1231 года приказал управляющему и слугам встретить ее с должными почестями. Он повелел предоставить ей три бочки лучшего вина из своих погребов в Бристоле и оленины из королевских лесов. Шерифам тех графств, которые были расположены на территории ее маноров, было приказано отдавать ей годовой доход. Вместо ирландских земель Элеаноре пока были предоставлены другие маноры; но еще до этого было достигнуто соглашение, что граф Ричард будет платить ей четыреста фунтов в год за ирландские и южно-валлийские владения21. Если деньги не будут своевременно выплачиваться, король мог наложить арест на английские земли графа в пределах названной суммы22.

Для нового графа эта договоренность была очень выгодной, поскольку земли Элеаноры приносили тысячу триста фунтов годового дохода23. В 1235 году Генрих III полностью освободил ирландские земли сестры от налогов24. Пока Элеанора в уединении находилась в Кентском замке, она получала дрова из Севенокского леса, а также налоги с разных ярмарок и рынков. Она с трудом получала плату с земель графа Пемброка, и ее брату часто приходилось вмешиваться в это дело и настаивать на выплатах. В конце концов король стал поручителем ежегодных четырехсот фунтов, и тогда деньги стали поступать регулярно каждые полгода25. В 1237 году Генрих III подарил своей сестре замок и манор Одигем в Гемпшире. Замок был маленьким, но практически неприступным, как это выяснилось в 1216 году, когда тринадцать человек защищали его в течение 15 дней против всех сил Людовика. 25 сентября 1244 года король приказал шерифу Гемпшира передать Симону де Монфору все карты и орудия, полученные им в Одигеме от судебного пристава Ангеларда де Сигоня, теперь Симон был ответственным за них перед монархом26. Элеанора часто оказывалась в долгах, и аббат Тинтерна так настойчиво торопил ее с выплатами, что Генрих III пообещал ему, что в случае смерти сестры он получит раньше других кредиторов все, что ему причитается27. Кроме того, он дал ей кредит в 1000 фунтов, который впоследствии простил28. Король назначил содержание в 10 марок в год одной из ее девушек и по просьбе сестры отдал специальное распоряжение отпустить одного из ее слуг. Слуга этот вместе с другими схватил людей, проникших в королевский парк и причинивших ему ущерб; слуги сразу же набросились на нарушителей и во время схватки убили одного из них. Закон против убийцы в те времена был настолько суров, что единственный способ, которым Элеанора могла помочь слуге, — обратиться за помощью к брату29.

Во вторник 7 января 1238 года, на следующий день после праздника Богоявления, Симон де Монфор женился на Элеаноре, вдове графа Пемброка. Церемония проходила в капелле Св. Стефана в Вестминстерском дворце. Король сам подвел сестру к алтарю, а службу и мессу провел личный королевский капеллан Вальтер. Симон был без памяти влюблен и с огромной радостью получил в жены свою избранницу: ведь она была красива, имела чудесный характер и принадлежала королевскому роду30. Не многим молодым людям дано жениться на дочери и сестре короля, а также сестре императрицы. Молодая пара, была овеяна королевской благосклонностью. Генрих III простил сестре долг в 60 фунтов31, пожаловал жениху еще 120 фунтов и вскоре послал Пемброку строгое письмо, что тот должен выплатить Элеаноре остальную часть ее приданого в 200 фунтов32. Возможно, некоторое время этот брак держался в секрете, потому что февральские подарки от короля каждый из них получил отдельно и Элеаноре он был поднесен как графине Пемброка33. Но правда всплыла наружу, и в январе грянул ураган, настоящий взрыв эмоций против иностранного выскочки34. Король недавно пообещал ничего не предпринимать без совета баронов, и теперь его брат Ричард выразил всеобщее возмущение, осудив Генриха III за этот брак, а также-за свадьбу Ричарда де Клэра, графа Глостера, и Матильды де Ласи, дочери Джона, графа Линкольна35. 3 февраля Ричард был в боевой готовности. Генрих III собирал войска, а также написал баронам Пяти Портов, чтобы они не подчинялись его брату, а слушались своего капеллана Иоанна Гейтсден-ского и прислали по четыре человека из каждого порта на совет36. Бароны появились около Саусверка с лошадьми и оружием, готовые атаковать иностранного жениха, таким образом Симон был выведен из королевского совета37. Но легат Ото и дядя королевы, Вильгельм де Валенс, использовал всю силу своего дара убеждения, и граф Ричард помирился с Симоном, признал его и заключил с ним мир38. Очередной раз Ричард обманул ожидания баронов и оказался гибким тростником, а не крепкой палкой.

Но не только бароны были недовольны. Служители церкви тоже были рассержены этой свадьбой, поскольку Элеанора поклялась перед Эдмундом Кентерберийским больше не выходить замуж39.

Симон, огорченный таким обилием противодействий своему браку, уступил натиску и отправил свою жену в безопасный Кенилвортский замок. Затем он, собрав все деньги, какие только смог, включая 500 марок, с трудом полученные от Симона де Курлеваша, олдермена Лестера, сел на корабль и отплыл на континент, сохраняя такую секретность, что даже многие из его людей не знали, где он. Очевидно, в отношении именно этих действий Гроссетест предупреждал его быть «образцом милосердия и всепрощения, вместо жестокости»40. Король дал ему охранную грамоту и письма к императору и Папе41. Император недавно получил из Англии последнюю часть приданого своей жены42, он был переполнен радостью от победы над папскими сторонниками у Кортенов и сейчас занимался покорением городов Северной Италии. Но Брешия оказала такое сильное сопротивление, что ему пришлось отступить с ослабленной и потрепанной армией43. Если учесть, что Генрих III послал в помощь своему шурину под Брешию деньги и войска, под руководством рыцаря Генриха де Трублевиля, клирика Иоанна Мансела и жителя Лондона Уильяма Хардела44, вполне вероятно, что и Симон помогал Фридриху II при Брешии. Во всяком случае известно, что император дал ему письмо к Папе. В это время в Риме находился архиепископ Кентерберийский45, тот, кто, будучи еще учеником Оксфорда, всецело отдал себя Деве Марии, нося ее образ на кольце. Во время студенчества в Парижском универси-тете он поносил греховную Еву, которая могла сбить его с узкой тропинки, указанной его матерью. Тот, кто ходил во власянице и ел ту пищу, которую послало ему Провидение, не мог, ни как человек, ни как епископ, проявить милосердие по отношению к человеческим слабостям46. Папа уже просил его проявлять свое рвение с умеренностью47, и на этот раз он не прислушался к его совету. Годом раньше Папа освободил Симона от крестового похода, потому что тот был нужен дома48. Сейчас, учитывая письма Ото и других посредников, Папа принял подарки Симона49, дал разрешение на брак и написал легату Ото, чтобы тот выдал специальный декрет, подтверждающий брак. Несмотря на это, брат Вильгельм Абингдонский и другие клирики, боявшиеся Господа больше, чем человека, объявили однажды данную клятву нерушимой. «Но римская курия рассуждает более искусно, чем это дано нам понять»50.

14 октября Симон возвратился из Рима, приказав своим слугам вернуть то, что они взяли у его должников, он поспешил к Элеаноре в Кенилворт51. Здесь 28 ноября родился его первенец, которого в честь крестного отца— короля назвали Генрихом. Александр, епископ Честерский, по пути в Лондон заехал в замок по просьбе короля и окрестил младенца, но к несчастью последний в тот же день заболел и вскоре умер52. На Рождество король послал своей сестре платье из золота и шелка, отделанное мехом горностая и перьями, алую мантию, матрац и покрывало для кровати.

В 1238 году папский легат посетил Оксфорд и остановился в Оснее. Но когда пришли студенты и захотели выразить ему свое уважение, их отвергли, а в лица им выплеснули горячий суп. Даже если бы средневековые студенты не славились своей вспыльчивостью53, такое оскорбление нельзя было стерпеть. Один студент принес стрелу и лук и выстрелил в главного повара, который являлся братом легата. Легат наверняка возил его с собой для того, чтобы обезопасить себя от яда, который в те времена частенько применяли по отношению к своим врагам54. Легат нашел убежище в башне аббата,откуда потом убежал в Абингдон. В конечном счете был заключен мир, но лишь после того, как аббат и каноник Оснея вместе с регентами Оксфорда прошли по улицам Лондона к жилищу легата, которое размещалось в резиденции епископа Даремского, без обуви, шляп, поясов и верхней одежды и смиренно просили прощения55.

В этом же году король чудом избежал смерти. Он остановился в Вудстоке, когда некий рыцарь пришел в королевский дом под видом шута и добился, чтобы его впустили. Но глубокой ночью он пытался найти королевские покои, чтобы убить Генриха III ножом. Одна из спутниц королевы, Маргарита Биссет, будучи весьма набожной особой, читала псалтырь при свете свечи. Заметив убийцу, она разбудила весь дом своим криком, и его схватили. Он понес наказание за попытку совершить преступление в Ковентри56.

В январе 1239 года было решено, что в случае вдовства Элеаноры причитающаяся доля будет обеспечена мужем. После того как старший брат Симона, Амори, прибыл из Франции и еще раз сделал отречение в пользу брата, ему был присвоен титул графа Лестера57. Он провел весну этого года в Одигеме, где присматривал за постройкой новой кухни. Когда у короля выдалось свободное время, он посетил Винчестер58, Генрих III разрешил своей сестре пользоваться епископской резиденцией в Саусверке. Элеанора и ее муж жили там в то время, когда 16 июня у короля родился первый сын. Через четыре дня Симон сыграл во время его крещения двойную роль — крестного и верховного стюарда. В честь этого памятного события королю прислали дорогие подарки. Пока Генрих III принимал самые ценные дары, он приказал, чтобы слуги унесли худшие подарки для младенца и вместо них просили лучшие, на что остроумный придворный заметил: «Господь даровал нам это дитя, но король наш господин продает его нам»59. Когда 9 августа Элеанора и ее супруг представились вместе со многими другими знатными дамами с целью сопровождать королеву во время посещения церкви, Генрих III налетел на Симона с бранью, заявив, что он бесчестно поступает по отношению к его сестре и является безбожным человеком. Супруги пришли в замешательство и вернулись в свое жилище, но король послал слуг, чтобы те выставили их вон. Они вернулись в Вестминстер и попытались смягчить гнев Генриха III, но все было напрасно60. Король всегда был подвержен внезапным порывам чувств и непостоянству. Однажды, точная дата нам не известна, Симон сделал заем в 2800 марок у графа Бретонского, а когда пришло время его вернуть в 1237 году, он был не способен это сделать, поскольку был достаточно бедным владельцем. Его Лестерские владения долгое время плохо управлялись. В результате граф Бретонский объявил, что он не способен выполнить свою клятву крестоносца, отчего Папа настолько огорчился, что приказал Симону под страхом отлучения вернуть деньги как можно скорее. Чтобы выиграть время, Симон упомянул в письме о Генрихе III, как поручителе, очевидно, не спросив на это у него разрешения. Каким-то образом эта долговая расписка попала в руки Томаса Савойского, дяди королевы. Когда он не смог получить деньги с Симона, он обратился к Генриху III, как к лицу, давшему гарантию61. С этого времени король невзлюбил Симона. Возможно, свою роль сыграла и следующая щекотливая ситуация. На Вербное воскресенье Папа очередной раз отлучил Фридриха II, который приходился шурином Генриху III и Симону. Поскольку император поддержал Симона в прошлом году, Симон, вероятно, мог выступить против оглашения приговора в Англии, поэтому ему следовало удалиться. Приговор об отлучении императора был зачитан папским легатом в Сент-Олбанском аббатстве в течение двух недель после 9 августа, а вскоре эта процедура повторилась перед собором Св. Павла62. Оставив своего маленького сына в Кенилворте, Симон и Элеанора сели на маленькое судно и отправились во Францию, чтобы переждать, когда королевский гнев снова сменится на милость63.

Друзья познаются в беде, когда особенно нужен искренний совет. Одним из лучших друзей Симона и Элеа-норы был Роберт Гроссетест, епископ Линкольнский. Он родился в 1175 году в Стредброке, графство Суффолк. Возможно, он был выходцем из бедной семьи, но зато славился своей образованностью. После обучения в Оксфорде и Париже Роберт стал главой Оксфордских колледжей и в итоге стал первым проповедником среди францисканцев. С 1210 по 1232 год он сменил несколько архидиаконских постов и получил повышение, от которого отказался, поскольку хотел поехать в Рим. Но его планам было не суждено осуществиться. После серьезной болезни он стал епископом Линкольна в 1235 году и на протяжении всей своей дальнейшей жизни был самым выдающимся интеллектуалом и спиритуалистом в Англии64. Для того времени его знания были энциклопедическими и способствовали развитию нескольких отраслей знаний. Он блестяще знал Святое Писание и использовал его как основу. Этот человек в определенной степени владел греческим и древнееврейским и, возможно, писал религиозные романсы на французском. У него были работы по философии, математике и естественным наукам, кроме того, он предпринял попытку обобщить знания своей эпохи. После того как Роберт стал епископом, он неустанно боролся за очищение от распространенных злоупотреблений. Он считал, что папские налоги и поборы являются помехой для веры, и активно выступал против них. В 1250 году в Лионе архиепископ Линкольнский в присутствии самого Папы указал на зло, от которого страдает Церковь: «Причина, первооснова, источник этого — римский двор, не только потому, что он не борется с этим злом и не очищается от мерзости, когда лишь в его только силах сделать это и в свое время похвалялся этим; но в еще большей степени потому, что из-за своих диспенсаций, пожалований и провизии под видом пасторской заботы он назначает среди бела дня людей, каких я описал, не пасторов, но разрушителей людских душ. И то, что может обеспечить средства для жизни одной персоны, кидает в лапы смерти много тысяч душ, а ведь за жизнь каждой из них Сын Божий был осужден на самую позорную смерть». Когда в 1253 году Папа Иннокентий IV захотел подарить своему племяннику Фредерику де Лаваню место каноника в Линкольне, Гроссетест наотрез отказал ему, «прочь из обители почтения и послушания». Как того и следовало ожидать, Папа отказался его канонизировать, но англичане в знак своего почтения называют его Св. Робертом65.

Епископ Гроссетест получил письмо от Симона, в котором тот рассказывал о постигших его неприятностях, и тотчас же на него ответил, призывая своих друзей мужественно вынести свои несчастья, поскольку последние укрепляют дух и украшают земной путь. «Поэтому позвольте горечи временных невзгод не сломать, но укрепить вас. Испытание подобно обрезанию виноградной лозы, это горькое лекарство, но оно помогает от болезни. Ты будешь честен перед собой, если станешь шагами смирения подниматься к вершине могучей горы, которая есть Христос, потому что ОН — вершина, которая превыше всех других вершин». Он обещал замолвить за него словечко перед королем и позаботиться обо всех его слугах, особенно о тех двух, которых он прислал к нему.