Умирающий Гонт говорит Ричарду II:

Пожар ведь истощает сам себя.

Дождь мелкий каплет долго,

Ливень краток1.

Это справедливо и по отношению к его предкам, поскольку между королем и его шурином скоро был заключен мир. О том, где остановились Симон и Элеанора во Франции, а также о том, что они там делали, не существует никаких сведений. Они могли отправиться в родовую резиденцию Монфоров или к матери Элеаноры, вдовствующей королеве Англии. Через несколько месяцев Симон поехал в Англию, а его супруга из-за слабого здоровья осталась во Франции. 1 апреля 1240 года он прибыл и начал готовиться к крестовому походу. Чтобы выручить денег, Симон продал свои леса в Лестере госпитальерам и каноникам этого города за 1000 фунтов. Уезжая, он взял с собой своего маленького сына Генриха, чтобы отвезти его во Францию2.

Войско французских крестоносцев отправилось в Палестину в 1239 году, но поход не увенчался большим успехом. Ричарду Корнуоллскому пришлось набрать английский контингент, чтобы выстоять. В 1240 году епископ и некоторые вельможи собрались в Рединге, чтобы услышать от легата публичное послание Папы. Граф Ричард и его воины покинули своих друзей во время этого совета перед отплытием. Прелат воскликнул вслед графу: «Почему вы покидаете нас? Во время вашего отсутствия нас могут захватить иностранцы!» Он ответил архиепископу: «Я бы ушел даже в том случае, если бы не принял крест, чтобы не видеть то зло и разрушение, которое происходит в королевстве и которое я не могу остановить»3. Покинув свой Беркхемстедский замок, он отправился в Сент-Олбанс, чтобы вверить себя молитвам монахов, затем отправился в Лондон, где передал заботу о своих владениях и сыне Генриху III. После всего этого он отправился в Дувр вместе с Вильгельмом Солсберийским. Они отплыли между Вознесением и неделей, отделяющей Воскресение Святого Духа от Троицы (24 мая — 3 июня), и собрались в Париже для путешествия через Францию. Папа послал легата, чтобы встретить их около Марселя, и просил их не отправляться в поход. Тем не менее они отравились в путь и 29 сентября достигли Акры. В течение двух дней после высадки Ричард объявил, что ни одному воину не нужно отправляться назад из-за отсутствия денег, потому что он берет их на службу и будет им платить4.

Симон де Монфор отправился в поход отдельно от Ричарда, с графом Пемброка, Гуго Уайком, Томасом и Герардом Фурневалями и Амори Сент-Амандским. Их путь пролегал через Ломбардию и Апулию, по направлению к Бриндизи. Графийя Элеанора сопровождала своего мужа до самого порта и осталась в замке, расположенном неподалеку, который был предоставлен в ее распоряжение5.

В течение этого года архиепископ Эдмунд, страдающий от того зла, которое он наблюдал внутри Церкви и с которым был не в силах совладать, отправился в добровольное изгнание в Понтиньи и умер в Суасси, приорстве, расположенном неподалеку. Один хронист описывает его стоящим на холме, около Лондона, с поднятой вперед рукой, которой он благословляет отечество, а затем проклинает женщину и ее будущее потомство. Это вполне могло относиться к графине Элеаноре, нарушившей свою клятву6.

Святой Эдмунд, душой и телом чист,

Но не запятнан злобою людской,

Ты благороден будь, его услышь и помоги,

Когда взывает Англия молиться за нее7.

Ничего конкретного о деяниях Симона в Святой Земле мы не знаем. Зато существует явное свидетельство, где он проявил себя и в качестве воина, и как должностное лицо в петиции баронов, рыцарей и жителей Иерусалимского королевства, которая была написана в Акре 7 июня 1241 года и адресована Фридриху II. В 1225 году император второй раз женился на Иоланде Иерусалимской, дочери Иоанна де Бриенна, которая унаследовала королевство от своей матери8. Их сын Конрад являлся наследником этих владений. В петиции была просьба, чтобы Фридрих II назначил Симона де Монфора наместником этих земель до совершеннолетия Конрада и его прибытия в Иерусалим, или же пусть он пошлет кого-нибудь другого. Граф по собственному желанию поклялся защищать права императора и его сына. Они просили императора скрепить эту бумагу своей золотой печатью9.

В апреле того же года Генрих III приказал собрать все деньги, какие только возможно, особенно с тех, кто должен был выполнять долг крестоносца, но предпочитал откупиться от него денежной суммой. Его брат ускорил сбор денег при помощи тамплиеров и госпитальеров10. Примерно в это время доминиканцы и францисканцы убедили многих принять крест, обещая полное освобождение от грехов. Но при помощи денег можно было получить отпущение всего за несколько дней, их уверяли, что деньги будут переданы графу Ричарду. Благодаря их популярности была собрана большая сумма, хотя весьма сомнительно, что он ее получил11. Граф заключил с султаном перемирие и добился освобождение всех французов, плененных у Газы, после чего 3 мая отправился на Сицилию, чтобы навестить свою сестру Изабеллу. Когда он прибыл в Трапани, портовые и имперские должностные лица, как и полагалось, встретили его с большим, почтением и проводили к императору. По пути его чествовали те города, через которые он проезжал, а их жители встречали Ричарда цветами и песнями. Когда граф прибыл к императору, они обняли друг друга. Затем император позаботился о том, чтобы гость принял ванну и ему сделали кровопускание для восстановления сил, после дороги. Через несколько дней граф мог пообщаться со своей сестрой, ныне императрицей, и провести время за развлечениями и музыкой. Больше всего на него произвело впечатление мастерство двух сарацинских девушек, игравших на музыкальных инструментах и исполнявших много трюков, причем каждая из них в это время стояла на двух шарах. Во время своего визита Ричард побывал в Риме около 24 июня, чтобы попытаться примирить Папу и императора. Но он был встречен с вызовом, а Папа был совершенно непреклонен, поэтому граф так ничего и не добился. Когда он вернулся, император подчеркнул, что теперь-то он знает правду о Риме и о Папе12. Выкупленные из плена, которые теперь к своей великой радости вернулись домой, приветствовали Ричарда во время его путешествия. Увидев, в каком бедственном положении они находятся, граф снабдил их всем необходимым. Под конец его пребывания в стране император велел проводить Ричарда до границ империи. В Кремоне его встретил императорский слон, несший на своей спине деревянную башенку с трубачами. Когда он проезжал через Францию, его провожала местная знать, а затем он вернулся домой, где его тоже ждал радушный прием13. Можно почти с полной уверенностью сказать, что Симон сопровождал графа во время его возвращения и во время визита к императору14.

Во время отсутствия Ричарда в Германии было открыто месторождение олова, поэтому стоимость Корнуоллских рудников упала и граф фактически уже не был так богат, как раньше15. В этом году Генрих III поставил перед собой задачу — сделать достойную раку для мощей Эдуарда Исповедника. Хотя она была выполнена из чистого золота и украшена самыми совершенными драгоценными камнями, стоимость которых составляла 100 тысяч марок, но мастерство исполнения превзошло стоимость материалов16.

Когда в 1223 г. умер Филипп Август, он все оставил своему сыну, поскольку заботился о том, чтобы не разбивать Францию на домены. Но Людовик VIII после своего короткого трехлетнего правления под влиянием своей жены свел на нет всю работу, проделанную его отцом, и оставил домены всем своим сыновьям17. Следовательно, тот факт, что во время возвращения Ричарда домой Людовик IX Французский подарил его брату Альфонсу титул графа Пуату на Троицын День (19 мая), находился в соответствии с волей его отца18. Генрих III уже подарил этот титул своему брату в 1225 году19, поэтому для графа это действие выглядело как прямое оскорбление ему лично и воину-крестоносцу вообще.

Альфонс вступил во владение своим новым фьефом и получил оммаж с баронов, хотя они, конечно, предпочли бы прежнего владельца, с которым можно было не считаться, а не нынешнего, которого приходилось уважать. Жена графа Ла Марша, сторонница королевы Бланки, была недовольна, что ее муж должен приносить оммаж кому-то кроме короля. Во время Рождественского праздника в 1241 году, когда Альфонс находился в Пуату, появился граф Гуго. Обвинив его в том, что отнял это владение у Ричарда Корнуоллского, он поджег его жилище и ускакал прочь. Гуго тотчас же укрепил свой замок и приготовился защищаться. Людовик IX решил захватить его замок и наказать. Но его жена была матерью Генриха III, поэтому граф написал ей, прося о помощи. Она намекнула на союз с Тулузой и Арагоном и обещала найти людей, если только Генрих III найдет деньги, чтобы заплатить им. После возвращения Ричарда в январе 1242 года Генрих III приветствовал его, а уроженцы Пуату подталкивали обоих братьев к действию. Большой совет резко воспротивился экспедиции и отказался дать денег, но король обратился к баронам по отдельности и собрал больше налогов, чем обычно. Аббат Тьюксбери выслал ему 20 марок в Портсмут20. Во время Великого: поста набожный король отправился к мощам Св. Эдмунда и другим святыням, чтобы просить благословения для своего похода. 17 апреля он покинул Лондон согласно обычаю того времени. Он сел на корабль 9 мая21, высадился в Финистере в следующее воскресенье на церковную службу и затем достиг Руана с 300 рыцарями и 30 бочонками монет. Мать тепло встретила Генриха III и поблагодарила за то, что он приехал: «Дорогой сын, ты так великодушен, что решил помочь своей матери и братьям, которых Бланка Испанская попирает ногами. Но если того пожелает Господь, все может измениться»22. Через несколько дней Генрих III отправился в Пон, где он обратился с воззванием к баронам Гаскони с просьбой помочь ему23 и послал Людовику IX уведомление, что, несмотря на принятые ранее условия, он аннулирует перемирие между ними и начинает войну. 8 июня Генрих III написал из Секта, чтобы предупредить французского короля, что он подтверждает окончание перемирия24. В это же время он написал юстициарию в Ирландию, чтобы уведомить его об этом факте, и просил помочь деньгами и людьми25. Он собрал многих английских баронов26. Генрих III также согласился платить графу Оверньскому 20 пенсов в день за каждую сотню рыцарей в течение года, начиная с того дня, когда он начнет войну с французским королем27. Пока Генрих III писал письма, люди в Пуату начали действовать. Они перекрыли проходы для французов в свои земли, спилили яблони и виноградники, разрушали источники и даже отравляли их, и вообще уничтожали все, что могло служить пищей для врага. Безусловно, эти действия способствовали возникновению чумы, которая в конце концов подкосила французскую армию. Людовик IX быстро взял Фонтене, замок, принадлежащий графу де Ла Маршу, но не стал вешать захваченных в плен, как того хотели рыцари; ведь слуги всего лишь выполняли приказ и хранили верность своему сеньеру. Эту терпимость короля стоит объяснить не столько данью уважения феодальному праву, сколько его личным чувством справедливости. Один францисканец предупредил его: «Пусть король следит за тем, чтобы быстро и точно восстановить справедливость среди своих людей, таким образом наш Сеньер сможет сохранить мир в своем королевстве на протяжении всей его жизни»29.

Две армии встретились у Тайльбера, города, расположенного на глубокой реке Шаранте, которую пересекал крепкий мост. Когда французский король стал приближаться, жители вышли вперед, чтобы встретить его и сдать ему город. Людовик IX расположился в нем, а свои войска расквартировал в поле перед его стенами. Английский король, сопровождаемый графом де Ла Маршем, раскинул лагерь на другом берегу реки. Когда он увидел, как многочисленны силы противника, он принялся бранить своего отчима, который, в свою очередь, стал бранить свою жену за то, что та давала много обещаний, но мало их исполняла. Поэтому сейчас англичане оказались в большой опасности, а их король легко мог попасть в плен30. Его брат, граф Ричард, отвел свои войска в сторону, а сам взял в руки знамя пилигрима и пересек мост. Французы встретили его с большим почтением, потому: что многих из присутствующих здесь он освободил из плена в Святой Земле. По этой причине, а также учитывая то, что было воскресенье, Людовик IX согласился дать своему противнику перемирие на этот день и ночь. Ричард тотчас же вернулся к своему брату и прошептал: «Быстрее, быстрее уходим отсюда, иначе мы станем пленниками». После обеда, прошедшего впопыхах, каждый собрал вещи, и на закате король сел на своего проворного коня и ускакал, этому примеру последовало и его; войско, причем многие остались без обеда. На следующий день французы перешли Шаранту и сошлись противником, который отступил в Сент. Битве было трудно развернуться в узких проходах среди виноградников. Англичане сражались так отчаянно, что вполне могли одержать победу, если бы не численный перевес французских сил. Одним из первых в битве был Симон де Монфор31. Численность французской армии возрастала с каждым днем, а граф де Ла Марш потерял многие из своих замков. Он обратился к своему другу графу Бретонскому и через его посредничество стремился заручиться королевской милостью. Ему были предъявлены очень жесткие условия, но в конце концов он их принял. Граф Тулузский извинился перед Генрихом III за то, что не пришел к нему на помощь, но уговаривал его продолжить сражение и обещал подойти как можно скорее. Генрих III потерял симпатии жителей Сента, пообещав их город Гуго, сыну графа де Ла Марша, которого они ненавидели.

Французский рыцарь, которого граф Ричард освободил в Святой Земле, тайно сообщил ему, что Людовик IX собирается окружить английского короля и загнать его в Сент. Такое же известие пришло, от сводного брата Генриха III. Это было как раз во время завтрака. Король немедленно отступил в Блуа. Его рыцари и солдаты тоже пустились в позорное бегство. Лишившись завтрака, англичане подкрепились семенами шишек и ягодами. Из Блуа Генрих III поспешил в Бордо. Во время бегства он потерял четки и дорогой инвентарь своей капеллы. Когда король оказался в безопасности, отделенный от своего противника широкой рекой, чума ослабила французские силы, и сам Людовик IX вынужден был отправиться домой из-за болезни32. Перемирие можно было заключить прямо тогда, но Генрих III тянул время, оставаясь в Гаскони всю осень и зиму, стараясь создать альянс и подстрекая к воине друзей и союзников33. 3 июля он написал письмо из Бордо, чтобы предупредить Варенна де Маншанси не брать 100 марок, которые Симон де Монфор согласился выплатить за пленника, поскольку он должен был отдать их ему самому. Дело в том, что королевский совет решил, что все пленники, захваченные в королевском присутствии, по праву принадлежат ему, как это было в прежние времена34. Генрих III приказал людям Байонны вести войну с Ла Рошелью и всячески досаждать французскому королю, в обмен за их услугу он обещал им первую 1000 марок из добычи для укрепления их города35. В октябре он просил Роберта Элиаса из Винчелси приплыть во Францию на своем корабле «Ла Бретт»36. Но граф Бретонский и его бретонские моряки погрязли в междоусобицах, да так, что даже хранители Пяти Портов пожаловались Вальтеру Грею, архиепископу Йоркскому, который присматривал за королевством во время отсутствия Генриха III, что из-за этого англичане не могли безопасным путем вернуться из Франции, а моряки даже не могли отправиться на лов рыбы. По причине их жалоб он вынужден был просить короля вернуться назад.

В это время Генрих III тратил свои деньги и время, общаясь с королевой и графиней Беарнской, полной, похожей на великаншу женщиной, что было для него «скорее вредным, нежили полезным»37, потому что она вытянула из него столько денег, сколько смогла. Возмущенная таким положением вещей, английская знать во главе с его братом стала постепенно возвращаться домой. Те, кто возвращался домой через французские земли, стали посмешищем для местных жителей, а те, кто отправились морем, с трудом избежали опасностей. Среди тех немногих, которые сохранили верность королю, был Симон. Очевидно, он проводил свое время, внимательно наблюдая земли и их жителей, отмечая детали и заводя полезные знакомства; все это очень ему пригодилось впоследствии. Но король Арагона и граф Тулузский пытались настроить короля против него, помня о деяниях его отца во время альбигойского крестового похода38. По приказу короля из Англии вместе с деньгами, полученными от поднятия штрафов и щитовых денег, для его людей доставляли зерно, овес, мясо, соль и одежду39. 7 апреля 1243 года был заключен мир на пять лет40. В следующем сентябре Генрих III сел на корабль и высадился в Портсмуте 25 числа41. Он распорядился, чтобы лошади и багаж были готовы для поездки в Лондон. Около Винчестера знать вышла встречать короля с дорогими подарками, а Генрих III пожелал, чтобы город был украшен гирляндами и свечами и чтобы звонили церковные колокола. Подобный прием ждал его и в Лондоне42.

Той же осенью Симон де Монфор приехал домой. Он вернул себе прежнее расположение короля, заслуженное теперь не только родственными связями, но и теми качествами, которые проявил в бою. В 1244 году замок Кенилворт был официально передан Симону и Элеаноре и отныне стал их резиденцией43. Этот манор был подарен Генрихом I Годфриду де Клинтону, его камергеру и казначею. Он начал строить башню Цезаря. Замком поочередно владели Клинтоны и представители королевской крови до тех пор, пока Генрих де Клинтон, внук его основателя, не передал все права на него королю Иоанну. Это была любимая королевская резиденция, которую Генрих II и Иоанн расширили и укрепили. Во время опалы Симона и Элеаноры здесь жил Генрих III со своей женой, за это время он внес сюда весьма ощутимые усовершенствования. В 1235 году шериф потратил б фунтов 16 шиллингов и 4 пенса на отлично сделанное корыто, которое поставили около двери королевской спальни. В 1240 году король обзавелся капеллой, обитой панелями, в которой были места для него и королевы44. Все основные постройки были прочными, а главная башня, которая называлась Башня Цезаря, практически неприступной. Внутри стен размещался парк в 40 акров, а снаружи подобный парк занимал 111 акров. Кроме того, рядом были обширные и густые леса, пригодные для охоты, простиравшиеся больше чем на 20 миль. Тут же была мельница для помола зерна и ярмарка для обмена товарами. В этом владении был установлен жесткий контроль за хлебом и элем, следили за их качеством и ценами. В маноре находились так называемый Соurt Ваron для младших чиновников и Соurt Lееt для опасных преступлений* (* Соurt Ваron — вид суда манора, в юрисдикцию которого входили дела, связанные с передачей земли, организацией севооборота, занятиями крестьян и т. д. Судом руководил управляющий, и этот суд встречался каждые 2-3 недели. Соurt Lееt — вид суда манора, ведавший делами, подпадавшими под юрисдикцию сотенного суда, то есть уголовными преступлениями. Встречался 2 раза в год. — Прим. ред.).

В этом замке Симон и Элеанора провели несколько самых счастливых лет своей жизни в окружении членов своего молодого семейства и то приезжающих, то отбывающих назад гостей. Графу уделялись всевозможные знаки королевского внимания. Генрих III сделал его хранителем Лестерского замка, который являлся королевской крепостью. Король также поставил в известность попечителей евреев, что он прощает займы в 110 фунтов 11 шиллингов, которые граф и графиня были должны Давиду, еврею из Оксфорда45. В 1245 году Симон заплатил 10 тысяч марок за опекунство над наследником Гилберта де Умфравиля до тех пор, пока тот не достигнет совершеннолетия, включая расходы на его свадьбу, церковные бенефиции, рыцарские фьефы и все другие взносы за выморочные владения46. На Вербное Воскресенье, которое в этом году выпало на 1 апреля, графиня Лестера в сопровождении своего набожного мужа, двух сыновей, Генриха и Симона, и трех своих компаньонок посетила монастырь Уэверли. Как только она вошла в капеллу, на время служения мессы в честь Девы Марии гостия была поднята на главный алтарь. Элеанора присутствовала в капелле во время церемонии, на собрании каноников и высшей мессе, а прежде чем выйти, она поцеловала деревянный крест, который хранился здесь как бесценное сокровище. На прощанье графиня подарила богатый покров для главного алтаря, специально для тех дней, когда реликвию доставали наружу. Она пожертвовала монахам 50 марок и еще 16, на поддержание здания в порядке. С ее помощью они смогли купить 150 акров в Нетгеме47.

Среди близких друзей графа и графини был Адам Марш. Он выучился в Оксфорде, стал священником и жил недалеко от Веармута, пока не вступил в орден францисканцев. Он являлся первым проповедником в Оксфорде. Являясь членом ордена, Адам Марш основал также свою школу, выходцы которой стали профессорами и лекторами многих стран и университетов Европы. Иностранцы тоже приезжали в Оксфорд, репутация которого в это время могла поспорить даже с парижской. В письмах существуют явные доказательства того, что между графом и епископом Линкольна, а также между ними обоими и обитателями замка Кенилворт существовала тесная дружба. В одном случае он напоминал епископу, что еще не получил подарка из его ящичка для милостыни, обещанного бедным школярам из Оксфорда48. В другой раз Адам рассказывал, как сильно один из их братьев нуждается в пергаменте49. Папа просил Адама Марша узнать о заслугах епископа Ричарда Честер-ского, чтобы помочь ему решить, действительно ли этот человек обладал необходимыми достоинствами, чтобы заслужить звание святого. В дальнейшем Адама Марша направляли к архиепископу Кентерберийскому, которому постоянно требовалось то что-то подсказать, то помочь ему во время объезда диоцеза. Он ездил на Лионский Собор с епископом Гроссетестом и был желанным гостем у короля, королевы, графа и графини Лестера. Адам не боялся открыто выражать свое мнение или навлечь неудовольствие короля за свою проповедь при дворе50. Кроме того, как и надлежит истинному ученику Франциска, он очень много помогал бедным и облегчал их страдания51. Адам Марш возвратил епископу Гроссетесту его трактат «Принципы королевской власти и тирании», который посылал Симону. В этой небольшой работе епископ показывал различия в методах правления монарха, ответственного перед своим народом, и того, кто правит подобно деспоту. Симона в равной степени заинтересовали реформы епископа и в отношении Церкви, и в отношении самой веры, но он полагал, что из-за своей телесной слабости тот едва ли сможет претворить их в жизнь. На тот период, когда граф поехал в Гасконь, он вверил двух своих старших сыновей заботам Гроссетеста, чтобы тот учил и воспитывал их52. Адам писал ему, что епископ был в полном порядке и что его сыновья проявляют хорошие способности и подают большие надежды, с каждым днем делая успехи53. В другой раз; епископ просил прислать оленины новому декану Линкольна, чтобы должным образом провести праздник в честь его назначения. Когда у Гроссетеста умер повар, Адам передал графине его извинения за то, что он задерживает у себя ее слугу, Джона Лестерского. Но она заверила его, что готова предоставить лучших из своих слуг, лишь бы сделать ему приятно54. Когда Симон отвез приходского священника Одигема в Гасконь, Адам стал возражать и просил вернуть пастыря его пастве, за которую тот будет отвечать на Страшном суде55. Когда у Симона возникли проблемы в Гаскони, Адам рассказал Гроссетесту, как сильно граф и графиня нуждаются в его совете, и если нельзя поговорить с глазу на глаз, то и письмо сможет помочь56. В другой раз он попросил Ральфа навестить графа Кентерберийского, поскольку тот чрезвычайно нуждается в благотворном влиянии его набожности, искренности и силе, необходимой для того, чтобы побудить его исполнить свой долг57. Одним из добрых советов Адама была рекомендация регулярно читать Святое Писание, особенно Книгу Иова вместе с проповедями Св. Григория58.

Другим другом Симона был Иоанн Базингстокский, архидиакон Лестерский', который изучал греческий в Афинах у Констанции, дочери архиепископа Афинского. Его смерть очень опечалила графа59.

При внимательном прочтении этих писем создается такое впечатление, что это рафинированное и интеллектуальное общество, глубоко духовное, жадное до знаний, вдохновленное принципами справедливости и порядка, а эти черты были весьма далеки от стандартов того времени. Друзья понемногу оказывали влияние на воззрения графа таким образом, что он в первую очередь стал искать благополучия для Англии, а не закрепления баронских привилегий. Гроссетест побуждал его сохранять прежний курс до самой смерти, провозгласив, что Английская Церковь не сможет пребывать в покое без помощи меча и что все, кто умрет за нее, станут мучениками. Некоторые утверждают, что однажды епископ положил руку на старшего сына Симона и предрек: «Мой дорогой мальчик, ты и твой отец оба умрете в один день, одной и той же смертью, но это будет во имя истины и справедливости»60.