– Нам, пожалуйста, мисс, два с ветчиной и языком и два чая!

– Хорошо, сэр.

Официантка отошла, заметив, что на часах было ровно шесть.

– Два с ветчиной и языком, два чая, – прокричала она в переговорную трубку. Снизу заказ повторили. Она повесила трубку на рычаг и с удовлетворенным, даже скучающим видом поправила белую наколку на черных волосах. Затем, уперев руку в бедро, застыла, с тоскливым ожиданием глядя на дверь. Дверь открылась и закрылась.

«Опять эти двое», – подумала она и, нехотя распрямившись, подошла к двум пожилым мужчинам. Один улыбнулся, другой сказал:

– Как обычно.

Она безучастно бросила в трубку:

– Один с ветчиной, один с языком, два чая.

Рука вновь уперлась в бедро, а глаза отыскали часы. Пять минут седьмого! – время будто на месте топчется, подумала она. На лице опять проступило тоскливое ожидание. В подъемнике появился первый заказ, а из трубки донеслось:

– Два с ветчиной и языком, два чая.

– Принято.

Она взяла поднос, поставила его перед мужчиной и женщиной за угловым столиком и, вернувшись на прежнее место, снова уставилась на дверь. Ее слух улавливал и чей-то надрывный кашель на верхнем этаже, и раздраженный голос посетителя у соседней официантки, и погромыхивание идущего вверх подъемника. Но до последней секунды она не отрывала глаз от двери. И чуть не прозевала поднос и его гнусавое сопровождение из трубки:

– Один с ветчиной, один с языком, два чая!

– Принято.

Пожилые мужчины улыбнулись ей; не получив ответной улыбки, один подтолкнул другого и прощебетал:

– Какие мы нынче веселые!

– Бывали и повеселее, – хмуро обронила она, отворачиваясь.

Она устала. Прислонившись к подъемнику, закрыла глаза, но тотчас встрепенулась и стала попеременно поглядывать то на дверь, то на часы. Мужчина в углу причмокнул губами, глотнул с полным ртом и поперхнулся. В другом углу рассмеялась девушка, но не потому, что поперхнулся мужчина, – ее собеседник смешно скосил глаза. Резко звякнула касса. Кто-то вышел; никто не вошел, только туман; и всем сразу стало зябко. От огорчения мужчина в углу даже присвистнул, но, опомнившись, принялся за ветчину.

Машинально официантка замечала, что творится вокруг, но оставалась ко всему безучастной. Глаза ее неотрывно следили за дверью. Вошла посетительница, невзрачная рабочая девушка, и, оглядевшись в нерешительности, села не к ней. Машинально официантка отметила и это.

Подошла заведующая, высокая, во всем темном, с длинными рукавами, как и положено заведующей.

– Вы уже ели, мисс Пальмер? – спросила она.

– Нет.

– Вас подменить?

– Нет, спасибо.

– Нет? Но почему?

– Я сегодня раньше кончаю, в полседьмого.

Она отошла, приняла заказ, откликнулась на зов: «Счет!» – и обнаружила, что перепутала счет с заказом и цифры никак не сходятся. Прошла вечность, прежде чем треньканье кассы положило конец этой неразберихе. Посетитель вышел, ворвался туман, всем стало зябко. Пара в углу отхлебывала чай, поднимая в стаканах маленькие бури.

Она прижалась головой к подъемнику. Часы показывали четверть седьмого: еще четверть часа! Хотелось есть. И, как следствие, мозг работал вдвойне четко. «Мой свободный вечер, – вертелось в голове. – Среда. В среду. Он сказал, в среду. Он сказал…»

– Счет! Счет!

Она машинально шла, когда ее звали, машинально выслушивала, машинально исполняла. Один запутанный счет чуть не свел ее с ума, но она продолжала машинально считать, убирать грязную посуду, смахивать со столов крошки. То и дело она взглядывала на часы. Еще пять минут! Придет или нет? Он ведь сказал – в среду?

Подошла белокурая официантка с соседних столиков.

– Лил, махнемся вечерами, а? За мной тут парень должен зайти, а я вся избегалась, не могла тебе раньше сказать. Парень что надо! Тихий, скромный, симпатичный. Ладно? Тебе же все равно!

Черненькая уставилась на нее. Как это – махнемся?! Ни за что! Часы показывали, что оставалось три минуты. Ни за что!

– Ну уж нет, – сказала она и отошла.

Вокруг удовлетворенно жевали. В укромном месте у подъемника она вынула его записку и прочла: «Зайду за тобой в среду, в шесть».

В шесть! Значит, он опаздывает! В шесть! Откуда же она взяла, что в полседьмого? Она закрыла глаза. Значит, не придет!

Где-то снаружи пробило половину седьмого. Прождав еще пять минут, она вышла из укрытия и, не разбирая дороги, двинулась через зал. Почему он не пришел? Почему?

Путь ей преградила белокурая официантка.

– Ну будь человеком, – умоляла она, – махнемся, а? Он правда отличный парень – тихий, скромный!

Опоздать на тридцать минут! Черненькая глянула на дверь. Никого! Все кончено!

– Ладно, – сказала она.

Она отправила еще один заказ. Дверь стала отворяться все чаще, туману становилось все больше. Она деловито сновала между столиками. О нем вспомнила, когда какой-то мужчина заказал коньяк и, беря рюмку трясущейся от холода рукой, облил ей пальцы. Он не такой, подумала она, обсасывая их.

Впервые за пять минут она посмотрела в сторону дверей, и сердце ее екнуло.

Пришел-таки! Да, он. Склонившись, что-то говорит белокурой официантке. А эта кукла так и липнет к нему! Да, это он, тихий, скромный, симпатичный. До нее донеслись их голоса.

– Два? Два билета? – услышала она.

– Да.

– Ой, как здорово! И ужин?

– А как же. И ужин.

Когда они вышли, черненькая словно оцепенела.

Дверь тяжело захлопнулась. «Два билета?» «И ужин?» «Тихий, скромный, симпатичный». Мысли ее путались.

– Мисс! Мисс!

Она понуро тронулась с места, потерянная, голодная, усталая.

– Слушаю вас, сэр. – Подумала: «Опять какое-то старичье!»

– Два чая, два с языком, – сказал один.

– Два билета и ужин? – прошептала она.

– Что-о? Я сказал, два чая! два с языком! Вы что, оглохли?

– Извините, сэр. Два чая, два с языком. Спасибо, сэр.

Она медленно отошла.

– Ну и бестолочь эти девицы, – сказал один мужчина другому.