Эльнара очнулась от ласковых прикосновений теплых рук, мягко скользивших по ее безумно болевшей спине. В голове шумело, во рту пересохло. Она хотела спросить, где она и что с ней, но язык еле ворочался, и запекшиеся губы не смогли выдать ни единого звука. Эли решила собраться с силами и попытаться припомнить, что же произошло перед тем, как она потеряла сознание.

Перед глазами мелькали то белая мраморная лестница с широкими гладкими перилами, то просторный коридор, устланный великолепным ковром, то бассейн, облицованный блестящим черным гранитом. Очень знакомая картина, где-то она уже такое видела… Но где? Ах да, в доме своего деда.

Эли вдруг вспомнила, как в сопровождении стражников спустилась по лестнице, потом прошла в конец длинного коридора, открыла массивную дверь и куда-то вошла. Почему-то вошла одна, без стражников. Очень странно, ведь в последнее время, стоило ей выйти из своей комнаты, как охранники тут же становились у нее за спиной и следовали за ней по пятам. Эта постоянная слежка вызывала в душе гордой дочери степей чувство возмущения и протеста, поэтому она старалась выходить как можно реже.

Итак, она вошла в комнату. Эльнара видела себя сейчас со стороны, как она стоит на пороге, блаженно прикрыв глаза и как будто бы чему-то радуясь. Ей вдруг становится нестерпимо жарко. Почему? Ведь на ней нет одежды, сейчас нет одежды, хотя… Эли с удивлением увидела, что там, на картинке, которую показывала ее память, она медленно снимает с себя платье, но, несмотря на это, жар упорно продолжает проникать в ее тело, обволакивая приятным головокружительным теплом. Ей очень хорошо. Но что это?

Она лежит на широкой низкой скамье полностью обнаженная, вдруг в воздухе слышится какой-то непонятный свист, такое впечатление, будто над ее головой стремительно пронеслась стрела. Спину обожгло чем-то горячим, и в тот же миг такая же горячая, сладкая волна неожиданно залила низ ее живота, волнуя юную кровь и пылкое воображение. Не сдержав сладострастного стона, девушка невольно вжалась в твердое ложе, на котором она лежала. Как никогда ранее, Эльнара сейчас жаждала любви, пусть кратковременной, ненадежной, но только действительно ощутимой для ее жаркого мечущегося тела и тонкой чувствительной души.

Ее стон был услышан.

— Ты пришла в себя, маленькая шалунья? — внезапно раздался незнакомый низкий женский голос.

В следующий миг обладательница сего голоса ловко и легко, словно Эли была пушинкой, перевернула ее с живота на спину, причем так осторожно, что ей совсем не было больно. Эльнара увидела коренастую женщину средних лет со смуглым лицом, глубокими карими глазами, темно-вишневыми губами и тонким, немного крючковатым носом. Незнакомка была одета в просторное голубое платье, обшитое у ворота сверкающим бисером.

— Кто ты? — слабым голосом спросила Эльнара.

— Меня зовут Шакира, — просто представилась женщина.

— Где я? — прозвучал следующий вопрос.

— Где ты еще можешь быть, как не в доме своего деда? — усмехнулась женщина, вытирая голубым полотенцем руки, смазанные то ли мазью, то ли жиром.

— Что со мной? — В черных глазах Эли читалась тревога.

— А разве ты ничего не помнишь? — накинув на девушку легкое покрывало, Шакира присела на краешек ложа.

— Помню, но не все. Лестница… Коридор… Я зачем-то вошла в какую-то комнату, разделась. Потом… — Эльнара запнулась, на щеках выступил румянец.

— Потом тебе стало хорошо, — досказала Шакира, внимательно взглянув на нее своими загадочными глубокими глазами, которые, казалось, способны были проникать в самую душу человека.

— Откуда ты это знаешь? — Эли была сейчас похожа на дикую кошку.

— Я все знаю, — спокойно ответила Шакира.

— Мне кажется, однажды я тебя уже видела, только не могу вспомнить, где и когда, — задумчиво произнесла девушка.

— Тебе стало хорошо, — пропустив эти слова мимо ушей, невозмутимо продолжила Шакира, — после того, как на твою обнаженную спину со свистом опустилась плеть. Знаю, это ни с чем не сравнимое ощущение, когда твою, привыкшую к неге и ласке плоть внезапно обжигает острый, проникающий едва ли не до костей удар плетью. Правда, после второго раза ты почувствовала жуткую боль, а потом и вовсе потеряла сознание, но сначала тебе было хорошо.

Эли вдруг все вспомнила: и что было, и почему это произошло.

Кровь бросилась в голову, в глазах потемнело, стало трудно дышать. О, как в эти мгновения она ненавидела весь мир, такой надменный и холодный. О, как она страдала от того, что у нее есть дед, как жалела, что ни подсвечник, ни подставка для книг не достигли в тот печальный вечер своей цели!

— Ты принадлежишь к тем немногим женщинам, — откуда-то издалека раздался голос Шакиры, — кого Всевышний наделил слишком большой силой духа, а поскольку женщина по природе своей всегда слабое создание, ты, сама того не сознавая, порой испытываешь сильную нужду в том, чтобы почувствовать себя слабой к беззащитной. Это чувство способно доставить тебе не меньшее наслаждение, чем любовь и ласка.

— Я не хочу любви, я не хочу вообще ничего! — простонала Эльнара в ярости от того, что кто-то смеет так глубоко заглядывать к ней в душу.

— Ты хочешь любви, более того, ты создана для любви, — спокойно возразила Шакира, протягивая ей чашу с каким-то напитком. — Выпей это, милая, у тебя прибавится сил. Я смазала тебе спину целительной мазью, и уже скоро твои раны заживут. Вот увидишь, от них даже следа не останется. Негоже такой красавице так долго оставаться не у дел. — Загадочно улыбнувшись, Шакира направилась к выходу, бросив на ходу: — Теперь мы часто будем видеться, милая. Я велю принести тебе легкий ужин.

Своей неторопливой величавой походкой и грациозными движениями она напомнила Эльнаре горячо любимую Софи. Ей вдруг захотелось попросить Шакиру не уходить так быстро. Но та уже скрылась за дверью, оставив в комнате запах дорогих благовоний и невольной грусти, вызванной ее уходом.

Шакира сдержала свое обещание. Каждый день по нескольку часов она проводила у постели выздоравливающей Эли, развлекая ее всевозможными рассказами. Как и Софи, она немало путешествовала по миру, и ей было чем удивить юную восторженную девушку. Правда, при этом Шакира ничего не рассказывала о себе. Собственно, не только Эли, но даже Сатар толком не знал, кто она, откуда родом и каково ее прошлое? Просто однажды, лет шесть-семь тому назад, она неожиданно появилась в доме персидского посла. К удивлению слуг, после недолгого разговора с ней господин приказал отвести незнакомке лучшие покои и незамедлительно выполнять все ее пожелания. Никто не знал, что их связывает, но все видели, что самоуверенный и жестокосердный Сатар прислушивается к мнению Шакиры. Ее не любили, но с ней считались.

С Эли дело обстояло несколько иначе.

После того, как дед приставил к ней стражников, гордая дочь знойной Азии, привыкшая к бескрайним просторам, чистому воздуху и свежему ветру, ощущала себя во дворце Сатара ничуть не лучше, чем в мрачной темнице Черной колдуньи. Шакира стала для юной пленницы отдушиной.

Благодаря ей, Эльнара вновь научилась смеяться и радоваться жизни, с ней она могла говорить обо всем на свете, зная, что обязательно найдет понимание и поддержку. Собственно, Шакира при желании могла бы расположить к себе любого человека, но далеко не всегда испытывала желание. С Эли, несмотря на разницу в возрасте, они стали подругами.

С дедом Эльнара не виделась вообще, он как будто бы исчез из ее жизни. Однако стражники, день и ночь стоявшие у дверей ее опочивальни, по-прежнему не отходили от нее ни на шаг. Помочь избавиться от унизительной слежки ей не могла даже Шакира.

На дворе стояла зима. Лютые обжигающие морозы, когда жизнь на улицах столицы, казалось, совсем замирала, сменяли характерные для этих мест сильнейшие бураны, заносившие снегом дома чуть ли не до самой крыши. Затем вновь устанавливалась ясная солнечная погода, радуя перистанцев белоснежным чистым покровом и свежим морозным воздухом.

Запертая в четырех стенах Эли, задыхалась от одиночества и невозможности что-либо изменить в существующем положении вещей. Все ее помыслы и желания сводились лишь к одной мысли: побегу.

Зная, что в начале осени истекает десятилетний срок службы ее деда в Хоршикском ханстве, девушка торопилась, ведь время бежит незаметно, а осуществить побег из чужой страны было бы еще сложнее, чем сейчас.

От Шакиры Эльнара узнала, что на празднование Навруза, или Нового года по мусульманскому календарю, ее дед вместе с послами других стран приглашен в город Тазар, который в этом году по высочайшему повелению хана Тани был избран местом большого национального торжества. Такие празднества, как известно, длятся не один день, и Эльнара решила, что пробил ее час. Правда, до долгожданного события оставался еще целый месяц, но подготовка к побегу тоже требовала времени.

Жалуясь на якобы мучившую ее бессонницу, Эли несколько раз получала от Шакиры порошки со снотворным, которые прятала в сундуке со своей одеждой. В назначенный час, то есть на праздник Навруз, когда дед в течение нескольких дней будет отсутствовать в городе, она намеревалась подмешать снотворное в вино и угостить им своих стражников. Тогда ей будет открыт путь к свободе.

Несмотря на добрые отношения с Шакирой, даже ей, боясь сглазить удачу, она не решалась признаться в своем отчаянном замысле. Но с другой стороны, старшая подруга в последнее время вела себя довольно странно, все ее разговоры сводились исключительно к теме любви.

Однажды Шакира предложила Эли пойти вместе в купальню. Искупавшись в горячей мыльной воде, вдоволь наплескавшись в бассейне, разморенные женщины вытянулись на широких деревянных скамьях. Напоив Эльнару укрепляющим бальзамом, заботливая подруга принялась делать легкий массаж, попутно рассуждая о том, что каждой женщине, а уж тем более такой молодой и красивой, как Эли, просто необходима любовь.

— В любви — великая сила, — делилась Шакира своими знаниями с неопытной девушкой. — Именно любовь позволяет женщине оставаться подлинной женщиной, а мужчине — настоящим мужчиной. Любовь до конца их дней уберегает от болезней, преждевременной старости и всевозможных жизненных несчастий. Лишенное ласки и поцелуев тело подобно высохшему на солнце цветку — такое же блеклое и ломкое. Увы, жизнь скоротечна, и нужно успеть испробовать все отпущенные на твой век радости, а главной среди них и является любовь.

— Всевышний позаботился о своих детях, наделив человека способностью чувствовать и переживать, несвойственной другим живым существам. Этот божественный дар нужно ценить. Вот скажи, Эльнара, приятен ли тебе массаж, что я сейчас делаю? Что ты при этом испытываешь?

— Мне очень хорошо. Я полностью расслабляюсь, забывая обо всех своих невзгодах. Тело такое легкое, что, кажется, еще немного, и я воспарю, словно птица, — ответила девушка, а потом с благодарностью добавила: — Ты просто волшебница, Шакира. У тебя такие чудные умелые руки, что мне хочется их расцеловать.

— За добрые слова — спасибо, однако у меня самые что ни на есть обычные руки, никакого волшебства! — рассмеялась Шакира, а потом задала свой следующий вопрос: — Ответь, только честно, о чем ты сейчас думаешь, чего хочешь?

— Ну-у, не знаю… Наверное, о том, чтобы это состояние длилось как можно дольше, — неуверенно ответила Эли.

— И все? — недоверчиво спросила Шакира. — Разве ты не хочешь, милая, чтобы твои ощущения стали еще более сильными, более глубокими? Ну, хотя бы вот такими… — Легкими движениями пальцев несколько раз она пробежала по тонкому девичьему позвоночнику, отчего Эльнара вдруг выгнулась и застонала. — А если вот так… — Умелые руки Шакиры быстро задвигались по всей спине Эли. Со стороны казалось, что она к ней практически не прикасается, но эти невесомые движения исторгли из девушки столь сладострастные стоны, что, желая приглушить их, она была вынуждена вцепиться зубами в льняное полотно, которым была накрыта скамья, где она лежала.

— Вот видишь! — торжествующим тоном произнесла Шакира, присаживаясь на соседнюю скамью. — Твое тело хочет гораздо большего, чем предполагает твой юный неопытный разум. Между тем я сделала тебе просто массаж. А теперь представь, что ты могла испытать, если бы на моем месте оказался мужчина, который умеючи приласкал бы твою трепещущую от возбуждения грудь? Тесно сомкнутые от снедающего их внутреннего жара бедра? Изнемогающее от невыносимого желания влажное лоно? Мужчина, который сполна дал бы тебе то, в чем так сильно нуждается твое прекрасное грешное тело. Ты бы улетела на Небеса, позабыв про свою гордость, про свой стыд, свое прошлое, полностью растворившись в нем — безграничном властителе твоих дум и полновластном хозяине твоего тела. Ты бы ползала у его ног, умоляя, чтобы он не покидал тебя, потому что всю полноту жизни женщина способна познать только рядом с мужчиной.

— Нет, я хочу принадлежать только себе! — запротестовала Эли, постепенно отходя от только что пережитого волнующего, сладостного, но непозволительного ей, незамужней девушке, наваждения.

— Принадлежать только себе может лишь никому не нужная женщина, — хмыкнула Шакира, но тут же переменила тон: — Ах, моя бедная девочка, я не могу спокойно смотреть на твои мучения, позволь мне помочь тебе.

В руках женщины появился предмет, при виде которого Эли невольно вскрикнула.

— Я вижу, тебе уже знакома эта штучка? — улыбнулась Шакира. — Конечно, настоящая вещь гораздо лучше, но за неимением… — Она протянула девушке большой коричневый фаллос, очень похожий на натуральный. — Бери, ну чего ты боишься? Или стесняешься? В этом нет ничего зазорного. Между прочим, многие одинокие женщины мечтали бы иметь у себя такую игрушку. Потрогай, она очень приятна на ощупь.

Шакира подошла к Эльнаре, по-прежнему со страхом и смущением взиравшую на огромный член. И, поскольку девушка явно не желала брать его в руки, присела на краешек скамьи и медленно принялась водить им по разгоряченному девичьему телу. Провела фаллосом вокруг трепещущих вишневых губ, спустилась к нежной шее. Пощекотала вмиг затвердевшие розовые соски, помассировала маленькую округлую грудь, поиграла с пупком и слегка надавила на маленький черный треугольник. От этого прикосновения Эли застонала и попыталась плотно сомкнуть бедра. Но настойчивая Шакира вынудила ее вновь раздвинуть ноги. Очень скоро, немного погуляв по большим половым губам, фаллос проник в святая святых, правда, не слишком глубоко, чтобы не нарушить целостность девственной плевы, но достаточно ощутимо для жаждущего любви тела. При всем желании Эльнара не могла сдержать стонов. Она металась на широкой скамье, терзая свою набухшую грудь и кусая пересохшие губы.

— Тебе хорошо, родная? — шепнула Шакира.

Не открывая глаз, девушка кивнула головой.

— Тогда выпей еще немного бальзама и введи сама эту сладкую игрушку в свое лоно, ведь тебе лучше известны желания твоего тела. Держи, не бойся и раздвинь пошире ножки, так тебе будет удобнее.

Сначала очень осторожно и медленно, потом все быстрее Эли начала водить фаллосом по большим половым губам, при этом стараясь почаще прикасаться к затвердевшему маленькому бугорку, особенно чутко отзывавшемуся на ласку. Ее дыхание участилось, на лице и груди появились прозрачные капельки пота. Невыносимое желание жгло ее изнутри подобно каленому железу. Позабыв обо всем на свете, Эльнара полностью отдалась своим ощущениям. Ей казалось, что внутри перекатываются волны. Они все плывут одна за другой, порой накрывают друг друга, торопятся куда-то, но все не могут достичь чего-то очень важного, доводя ее до полнейшего изнеможения. Она должна помочь им, у нее больше нет сил терпеть эту сладкую боль. Волны пытаются заплыть еще дальше? Ну что ж, значит, так нужно. О да, глубже, еще глубже! Вдруг острая боль пронзает тело. С трудом разлепив густые влажные ресницы, дрожащими от пережитого напряжения руками Эльнара вынимает из влагалища наполовину окрасившийся в алый цвет фаллос. Откуда-то издалека слышится голос:

— Ну вот ты и стала женщиной.

«Кто это? Ах да, Шакира». У Эльнары жутко болит голова, ее немного подташнивает, одновременно знобит.

— Мне холодно, накрой меня чем-нибудь, Шакира.

— А ты сильная девушка, — с неподдельным удивлением замечает Шакира, накрывая Эли большим теплым полотенцем. — Я думала, ты горючими слезами по поводу нечаянно утраченной девственности зальешь весь этот бассейн до краев…

— Что толку плакать, хотя… конечно, мне очень обидно, что все так произошло. Кто теперь поверит в мою невинность?

— Кто любит, тот поймет, — успокаивающе заметила старшая подруга. — Очень жаль, что я не успела тебя вовремя остановить. Тебе больно? Хочешь, я принесу тебе лекарство?

В ответ Эльнара молча кивнула головой.

Когда за Шакирой захлопнулась дверь, Эли зарыдала во весь голос, не в силах сдержать душевную боль. Ей все не верилось, что эта нелепость произошла именно с ней: каких-то пять минут назад она была девушкой, и вдруг стала женщиной. О Аллах, за что такое наказание?! Как ей с этим жить дальше? А ведь жить надо. Слегка пошатываясь, девушка направилась к бассейну, не подозревая, что из потайного окошка за ней наблюдает Сатар.

Через несколько дней Шакира вновь пригласила Эльнару в купальню. После традиционного легкого массажа девушка задремала на теплой скамье. Ей приснилось море, которого она никогда не видела, но о котором читала в тех книгах, что ей давала в свое время Софи. Во сне Эльнара в белоснежном легком платье стояла на пустынном песчаном берегу, с восторгом глядя на величественную безбрежную голубую гладь. Высоко в небе сияло солнце. Над водой, издавая гортанные крики, летали красивые гордые чайки, а о берег бились мягкие волны. Нагретый на солнце песок приятно щекотал ее босые ноги. Эли было так хорошо, что немного кружилась голова. А море звало ее к себе. Одним движением сбросив платье, девушка разбежалась и нырнула в теплую воду, и сразу же ее тело приобрело невесомость. Легко рассекая неглубокие волны, она поплыла вперед, потом перевернулась на спину, нежась в ласковых объятиях моря. Неожиданно совсем близко к ней подлетела чайка. Эли отчетливо видела ее трепещущие крепкие крылья, блестящие черные глаза. Вдруг птица зависла прямо над ее лицом. Сама не зная зачем, девушка открыла рот. В голове промелькнула мысль: «Наверное, она хотела меня напоить. Какая чудесная добрая птица!»

Очнувшись от своего удивительного сновидения, Эльнара открыла глаза и увидела над собой улыбающееся лицо Шакиры. Хотела ей что-то сказать и тут обнаружила у себя во рту фаллос, похожий на тот, которым она невзначай лишила себя невинности, но только чуть меньше размером. Он был смочен какой-то густой белой жидкостью.

— Вкусно, не правда ли? Это сладкое молочко, я его специально для тебя приобрела сегодня утром на главном базаре, — ласково улыбнулась подруга, глядя на возмущенное лицо Эльнары.

— Зачем ты это сделала?! Я не понимаю, чего ты вообще добиваешься? — Девушка была разозлена не на шутку.

— Я тебе уже говорила, милая, — невозмутимо ответила Шакира, — что твое созревшее для любви тело хочет гораздо большего, чем предполагает твой разум, идущий на поводу у общепринятого мнения. Ты утверждаешь, что хочешь принадлежать только себе, а в действительности цепляешься за взгляды людей, до которых тебе не должно быть никакого дела. Ты слишком юна и просто не представляешь себе, как порочен это огромный мир, как развлекаются в своих роскошных дворцах все эти, с виду чинные и благородные мужчины и женщины, и даже те из них, кто уже одной ногой стоит в могиле. Прелести загробной жизни на деле мало кого интересуют, все хотят радостей для души и тела сейчас, пока у них есть хоть какое-то здоровье и соответствующие возможности.

Посмотри на себя, Эльнара! Ты молода, красива, умна и очень чувственна. Поверь моим словам, ты просто создана для любви! Ты спала и не могла видеть себя со стороны, а я смотрела и восхищалась тем, с какой любовью, с каким наслаждением ты вылизывала со всех сторон, целовала и втягивала в себя эту невинную сладкую игрушку. Я думаю, не только потому, что она была предварительно мною смочена в сладком молочке. Ты хочешь любви, моя милая девочка, но не желаешь в этом признаваться. Зачем же понапрасну мучить себя? Возьми его в руки, оближи у основания. Так, теперь поднимайся выше, но не торопись, тщательно вылизывай, работай своим жарким язычком. Поласкай уздечку, она ведь такая сладкая, что ее хочется просто съесть. Попробуй головку, на ней еще сохранились остатки молока, не правда ли, она своим видом кое-что напоминает, не менее вкусное? Умничка! Теперь вбирай его в себя, только постепенно, рассчитывай свои силы, ведь наскоком можно взять только спящую глубоким сном и не подозревающую о грозящей опасности крепость, а мужской член — это самый большой друг женщины. Он никогда ее не предаст и не подведет, если будет уверен в ее любви и верности. А вот теперь не останавливайся, вбирай его в себя глубже, еще глубже, не бойся, ты сможешь! Все, хватит, пора и передохнуть. Вытри слезки и попей молочка, першение в горле сразу прекратится. Все у нас с тобой получится, родная, это только вопрос времени.

— Шакира, зачем тебе это нужно — обучать меня искусству любви? — откинув упавшую на глаза прядь волос, спросила Эли, посмотрев прямо в лицо подруги.

— Тебе это не нравится или, быть может, не интересно? — вопросом на вопрос ответила Шакира.

— Дело не в этом, я спрашиваю — зачем? — повторила девушка.

— Молодец, девочка, тебя не так-то просто сбить с толку, — усмехнулась подруга. — Что же касается твоего вопроса, милая, все объясняется очень просто. Я искренне люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива в жизни, а счастье любой женщины зависит от мужчины. Если ты хочешь, чтобы тебя любили, тобой не пренебрегали, тебе не изменяли, ты должна уметь любить, Эльнара. Ты правильно заметила, девочка, любовь — это всегда искусство, и тот, кто им владеет — владеет миром. Ты хочешь владеть миром, милая, ну, или хотя бы Хоршикском ханством? Может быть, Персией? Или тебя интересуют какие-нибудь заморские страны? Признавайся, проказница, какие мысли бродят в твоей маленькой хорошенькой головке? О, я думаю, что знаю, чего ты хочешь! — В руках Шакиры появилась темная бутылка из-под вина.

— Я не пью вино! — искренне удивилась Эльнара.

— Знаю, — рассмеялась Шакира. — Только бутылка пустая.

— И что ты с ней собираешься делать? — спросила Эли, и тут же покраснела, увидев направление взгляда подруги. — Ты сошла с ума, Шакира! Она туда не войдет. И, вообще, я не хочу ничем таким заниматься!

— А мы ничего плохого и не делаем, — парировала Шакира. — Мы просто пробуем разные способы, позволяющие достичь наивысшего наслаждения в тонком искусстве любви. Раздвинь ножки, дорогая, я обещаю тебе, что ты сейчас улетишь на Небеса. Вспомни, ведь в прошлый раз тебе было хорошо, а сейчас будет еще лучше, тем более у нас не осталось никаких преград, которые мешали бы получить удовольствие. Знаешь, в отсутствии девственной плевы есть свои, очень даже сильные стороны.

Откинувшись на подложенные Шакирой подушки и широко раздвинув ноги, Эли с замиранием сердца наблюдала, как длинное горлышко бутылки медленно проникает в ее лоно. Шакира сделала несколько вращательных движений, и девушка невольно громко застонала, ощущая жар и пульсацию внизу живота. Подруга продолжала свое наступление, вынуждая Эльнару выгибаться всем телом и исторгая из нее крики, способные вернуть к жизни даже мертвого.

В это же время за стенкой стоял полураздетый Сатар. В потайное окошко, искусно задрапированное тонкой тканью, он наблюдал за происходящим. При этом одной рукой крепко держал за волосы молоденькую наложницу, одетую в прозрачную розовую рубашку и распростертую у его ног, а другой придерживал свой разбухший багровый член, то и дело соскальзывавший с трепещущих от волнения девичьих губ.

— Бери глубже, потаскуха! Еще глубже, не бойся, не задохнешься, а если и задохнешься, невелика потеря. Эта первое и самое главное, что ты должна уметь делать, дрянь, если ты думаешь заслужить благосклонность господина, давшего тебе пищу и кров. Ну давай-давай, покажи, на что ты способна, мерзкая тварь, смотри, я скор на расправу, не понравишься — брошу на потеху воинам из ханской конницы, уж оттуда ты живой точно не выберешься.

— Я сейчас умру! — простонала Эльнара, падая в изнеможении на подушки, и в тот же миг горячая волна обожгла ее лоно, из которого хлынули обильные любовные соки, изящное нежное тело содрогнулось в страстных конвульсиях, а перед ее глазами замелькало бездонное черное небо с мерцающими звездами. Самой себе Эли сейчас казалась одной из таких звездочек. Она парила в высоте, наслаждаясь окружающей ее неземной красотой и собственной восхитительной невесомостью.

— Ну, что я тебе говорила, милая? — тронула Шакира за плечо все еще постанывающую девушку. — Не правда ли, тебе было хорошо? Так скажи, пожалуйста, зачем отказываться от удовольствия? Ведь и так на нашу женскую долюшку выпадает немного радостей. Этот мир принадлежит мужчинам. Им дано право овладевать различными знаниями, странствовать по городам и землям, отправляться в завоевательные походы, заниматься торговлей или ремеслом, выезжать на охоту, заводить гарем. Наше дело — любить мужа, растить детей, вести хозяйство. Так повелось от сотворения мира. И все же в наших силах сделать собственную жизнь приятней и интересней.

Запомни, Эльнара, только глупые женщины цепляются за драгоценности и наряды, радуясь их блеску и обилию, теряя на их приобретение уйму денег и времени и наивно полагая, что подобная мишура способна привлечь к ним мужчину. Не в этом счастье! Умная женщина держится за мужчину. Она знает, что мужчине, как бы важен, холоден или даже стар он ни был, нужна в первую очередь любовь и ласка. Она делает все, чтобы он остался ею доволен, а уж любящий и сполна удовлетворенный мужчина постарается, чтобы любимая им женщина была счастлива.

— Это все мне напоминает какую-то купеческую сделку, — пробормотала Эли, укутываясь в легкое покрывало.

— Ты сама знаешь, дорогая, что Коран позволяет мужчинам иметь до четырех жен, если они в состоянии их содержать, — мягко заметила Шакира. — И многие богатые мужчины на Востоке имеют по нескольку жен, да еще и гарем в придачу, количество наложниц в котором по мере старения его хозяина, как правило, только увеличивается. А между тем каждая из нас в душе мечтает быть если уж не единственной женой у своего супруга, то обязательно самой любимой, которую он навещал бы ночами чаще, чем остальных жен, дарил подарки, баловал и лелеял, словно дитя. Но далеко не все знают, как этого можно добиться.

— А как этого можно добиться? — кокетливо улыбнулась Эльнара.

— Знаешь, если самого заядлого сладкоежку изо дня в день кормить сладостями и только сладостями, — издалека начала Шакира, — то рано или поздно настанет день, когда он их возненавидит. Примерно так же обстоит дело и с мужчинами: они нуждаются в разнообразии. И это — наша, я имею в виду — женская, большая головная боль. Вместе с тем истинно благородному мужу далеко не безразлично, кого он одаривает своим семенем. Я хочу сказать, что женщина, стремящаяся стать для своего мужа единственный и желанной, всегда должна быть разной. То томной и нежной райской гурией, то снедаемой внутренним жаром, страстной и ненасытной распутницей, то ползающей у ног своего господина, ловящей малейшее движение его бровей, покорной жалкой рабыней. А еще — вольной дочерью великих степей, дерзкой гордой наездницей, умеющей обращаться с горячим скакуном, дразнящей воображение, способной в любой миг исчезнуть, загадочной сказочной пери, виновато скулящей, дрожащей от нетерпения похотливой сукой или, завезенной из далеких неведомых земель прекрасной пленницей, понимающей лишь язык любви. И вот тогда получится, что жаждущий любовных утех мужчина каждую ночь сможет иметь дело с разными, но безумно-желанными для него женщинами, но его благородное живительное семя всегда будет попадать в одно надежнее чистое лоно.

— Ты толкаешь меня на путь притворства! — нарочито возмутилась Эли, пытаясь скрыть смущение, охватившее ее при мысленном лицезрении картинок, что после искушающих речей подруги живо нарисовало ей ее богатое пылкое воображение.

— Ничего подобного! Притворство всегда губительно для любви! — горячо возразила Шакира. — Просто истинная женщина должна уметь отдаваться мужчине с такой страстью, словно каждая ночь для них — последняя. Ведь что такое женщина? Слабое и чувствительное существо, созданное Всевышним для удовлетворения плотских потребностей мужчины. И, если какой-либо достойный муж обратил на тебя свое благосклонное внимание, выбрал тебя из нашего пестрого и весьма многочисленного племени, ты должна оправдать это доверие, Эльнара, дабы холод одиночества или печаль разлуки обошли тебя стороной. Любви нужно учиться, и это увлекательное обучение следует начинать с познания тайн и желаний собственного тела, при помощи рук, этой милой игрушки в виде фаллоса и, конечно же, воображения. Женщина, лишенная воображения, подобна воину, собравшемуся в поход без соответствующего снаряжения. Да, есть такие глупые курицы, умеющие с упоением мечтать лишь о новых нарядах да драгоценностях, а в постели не способные вызвать желание даже у узника зиндана, на протяжении многих лет не прикасавшегося к женскому телу, ну да не о них речь. Я знаю, милая, что ты другая.

Возьми с собой эту игрушку, Эльнара. Ночами, когда на улице будет идти густой снег или проливной дождь, когда настырный ветер будет биться о твое окно, навевая беспросветную тоску и глубокое уныние, она поможет тебе отвлечься, согреет твое тело, а душе позволит помечтать о любви, в которой ты так сильно нуждаешься. Я смотрю, в последнее время ты что-то неважно выглядишь, дорогая? Ходишь бледная, словно бы чем-то озабоченная, под глазами темные круги. Думаю, все дело в том, что ты просто повзрослела, не так ли?

Шакира попала в точку. В часы бодрствования девушка старательно отгоняла мысли, вынуждавшие по ночам скручиваться ее маленькое изящное тело в жаркий клубок, отчаянно мечущийся на широком ложе. А уж после посещений купальни, приема бальзама и массажа, искушающих речей старшей подруги, после горячих игр то с фаллосом, то с бутылкой, Эли и подавно не находила себе места, терзаемая желаниями, недопустимыми для молодой незамужней девушки. Ее ясный разум восставал против, а невинное тело, в которое словно бы вселился дьявол, испытывало самую настоящую боль от неудовлетворенности.

Между тем зимние морозы незаметно сменились весенней оттепелью, и, хотя снег еще не сошел с большей части земли, в воздухе уже отчетливо ощущался головокружительный и непередаваемо чувственный аромат весны, будоража кровь невнятными надеждами и смутными мечтаниями, С замиранием сердца ждала Эльнара праздника Навруз, дабы осуществить давно задуманное, от чего зависела вся ее дальнейшая жизнь.

В один из погожих деньков Эли собралась погулять в саду. Когда она одевалась, зашла Шакира и, рассматривая вместе с ней гардероб, почему-то вдруг настойчиво попросила девушку одеть голубое платье, некогда принадлежавшее ее покойной матери, а к нему — жемчужное ожерелье.

— Ты просто не представляешь, милая, как ты в этом наряде необыкновенно хороша! — восхитилась подруга, протягивая Эли чашу с бальзамом.

— Прости, Шакира, но я не хочу больше пить этот напиток. Во-первых, я уже вполне здорова, а во-вторых, после бальзама я всегда чувствую себя слабой и безвольной, в общем, как будто бы я — это не я, — попыталась отказаться Эльнара.

— Дорогая, тебе ли, дочери лекаря, не знать, что все бальзамы обладают чудодейственной силой, способной поставить на ноги самого тяжелобольного человека! Конечно, я не могу навязывать тебе свою помощь, если ты не хочешь ее принимать, но сегодня на улице такая сырость, что я очень беспокоюсь за твое здоровье. Выпей, родная, эту чашу, и больше я не буду предлагать тебе целительных напитков, раз это тебе не нужно, но сейчас будь добра, уважь мой труд.

Отчаянно морщась, Эльнара осушила чашу до дна, при этом приговаривая:

— Какая кислятина! Перестоял он, что ли?

— Тебе показалось, милая, теперь все будет хорошо. — Шакира загадочно улыбнулась.

Набросив на плечи теплый камзол, отороченный голубой норкой, Эли вышла в сад, радуясь возможности подышать свежим воздухом и полюбоваться красотой просыпающейся от зимнего сна природы. Она гуляла в саду, время от времени поглядывая в сторону дома, откуда должна была появиться Шакира. Вдруг на дорожке, ведущей к дворцу, показался личный слуга ее деда по имени Ахмед — долговязый худощавый человек с небольшими круглыми глазами, похожими на две черные бусинки, прозванный прочей дворцовой прислугой Селедка, а иногда еще беднягу называли Тухлой рыбой. Ахмеда, вечно знавшего все и обо всех, в доме Сатара недолюбливали все, кроме хозяина, ценившего его за преданность и многолетнюю безупречную службу. Зная об этом, он редко с кем говорил, неожиданно появляясь там, где его не ждали, и буравя окружающих своими цепкими, все замечающими глазками. Эли никогда прежде даже не слышала его голос, а потому очень удивилась, когда, бухнувшись ей в ноги, он вдруг по-бабьи заголосил-запричитал:

— О госпожа! Вели отрубить мне голову, но я не смею огорчить тебя тяжелой вестью…

— Что случилось? — испугалась Эльнара.

— О горе мне, горе! Да кто бы мог такое предположить, да думал ли я, что на старости лет мне выпадет участь стать вестником печали! О несравненная госпожа, будь великодушна, вели отрубить мне голову! Всевышний видит, я не смею огорчить тебя печальной вестью…

— Ахмед, не томи души, говори быстрее, что случилось? — взмолилась порядком напуганная девушка.

— За что такая несправедливость? — Ахмеда душили горючие слезы. — Не успев обрести уют домашнего очага, заботу и ласку безмерно любящего тебя деда, ты, моя прекрасная госпожа… — Ахмед зарыдал, в отчаянии заламывая руки.

— Ахмед, пожалуй, я действительно велю отрубить тебе голову… — нахмурилась Эли.

Слезы на глазах слуги мгновенно высохли, проворно вскочив на ноги, он вдруг бойко затараторил:

— Беги быстрее в дом, госпожа! Твой дед, честнейший и справедливейший, мудрейший и добрейший Сатар из славного рода Каиров, готовится покинуть эту бренную землю и вознестись на Небеса. Поторопись, он хочет проститься с тобой.

При этом неожиданном известии земля вдруг покачнулась под ногами Эльнары. Ухватившись за дерево, несколько мгновений она стояла, пытаясь прийти в себя, а потом бросилась во дворец. Если бы она вдруг оглянулась назад, то увидела б злорадную ухмылку на тонких губах Ахмеда, но зазвучавший в ней во всю мощь голос крови уверенно вел девушку вперед.

Запыхавшаяся Эли вбежала в просторные покои Сатара, где сейчас царили полумрак и пугающая тишина. С бьющимся от волнения сердцем она медленно приблизилась к роскошному ложу из красного дерева. Осторожно откинула балдахин из тонкого полотна, по краю которого золотистыми нитками были вышиты чудесные розы. Сложив руки на груди, бледный и как будто бы осунувшийся Сатар лежал, плотно закрыв глаза. Эльнара не видела его несколько месяцев. В сердце кольнуло, к горлу подступил комок, стало трудно дышать. Сбросив с себя камзол, девушка присела на краешек ложа, из ее дивных глаз покатились слезы. Позабыв обо всех былых обидах, она искренне жалела нечаянно обретенного ею и вот уже уходящего из жизни деда. В голове вдруг промелькнула мысль: «А ведь он отец моей бедной мамы, который любил и баловал ее, когда она была маленькая, страдал, когда она убежала из отчего дома. Ах, моя дорогая мамочка, я сейчас теряю еще одну нить, связывавшую меня с тобой: отец ничего не помнит, а дед умирает. Ожерелье и платье — вот и все, что осталось мне в память о тебе, родная, как же это больно!»

Горячая слеза капнула на руку Сатара. Он медленно, с видимым усилием открыл глаза.

Сатар не верил себе: у его постели сидела Фарида, такая же красивая и юная, какой навсегда осталась в его памяти. Сатар жадно впился глазами в благородный профиль и тонкие черты ее нежного лица, любовался роскошными черными волосами, восхищался безупречно-стройной осанкой. О Фарида, его кровь и плоть, гордость и любовь, его самый тяжкий душевный грех и самая большая мечта! О Фарида, самая прекрасная, чувственная и желанная женщина на свете! Она так близко, рукой подать. И все же так боязно до нее дотронуться, а вдруг исчезнет, испарится, как сон или как сказка, которой не суждено стать былью? Сумеет ли он пережить такую боль дважды? Сатар застонал, прикрыв глаза и бессильно сжимая кулаки.

Эли участливо наклонилась к деду. Ее нежное дыхание и ласковое прикосновение ко лбу привело его в чувство. Сатар резко открыл глаза, несколько мгновений всматривался в девушку, вспомнил все и откинулся на высокие подушки.

— Как ты чувствуешь себя, дорогой дедушка? — негромко произнесла Эльнара, заботливо поправляя одеяло больного.

Впервые с момента их встречи она назвала его «дедушкой», да еще и «дорогим дедушкой». Сатар приободрился. В знак признательности слегка пожав ее ладонь, хрипло прошептал:

— Милая Эли, моя маленькая принцесса, мое бесценное сокровище! Как видишь, пришел мой час отойти в мир иной. Я так боялся не успеть проститься с тобой, а теперь мне хорошо, моя душа спокойна: я увидел тебя в добром здравии, а для меня это важнее всего. Красавица моя, за то время, что мы не виделись, ты еще больше похорошела и как будто бы повзрослела, я горжусь тобой. Не печалься обо мне, милая, я прожил достойную жизнь. Мне не о чем жалеть, и единственное, что я хотел бы попросить у Всевышнего, прежде чем он примет мою душу на Небеса, это счастья для тебя, моя единственная полноправная наследница. Хвала Всевышнему, я успел позаботиться о тебе, моя маленькая принцесса. Возьми на столике у моего изголовья свиток: это моя предсмертная воля, согласно которой все мои владения в Персии и здесь, в Хоршикском ханстве, после моей смерти переходят к тебе. Отныне ты являешься не только знатной, но и очень богатой девушкой. Ты вольна распоряжаться своей жизнью, как тебе заблагорассудится, только не забывай об одном: ты — представительница великого рода Каиров, а это ко многому обязывает. Будь всегда на высоте, душа моя.

— Дедушка, мне ничего не нужно. Я хочу, чтобы ты был здоров. Вот увидишь, ты еще встанешь на ноги, какие твои годы! Просто тебе нужно отдохнуть, попытаться заснуть, а я тем временем приготовлю для тебя целебный отвар. Все будет хорошо.

— Эли, светоч глаз моих, никакой отвар мне уже не может помочь, я чувствую приближение смертного часа. Однако, душа моя, у меня есть к тебе последняя просьба. Я надеюсь, ты исполнишь ее?

Сатар выжидательно посмотрел на девушку.

Эльнара немного побледнела, но потом твердо ответила:

— Конечно, дедушка. Твои слова для меня — закон.

— Тогда полежи рядом со мной, согрей меня своим теплом, а то меня что-то знобит, мне очень холодно и одиноко, принцесса. Я почему-то думаю, что твоя близость мне поможет.

Эли растерянно смотрела на деда, не зная, что сказать.

— Вот видишь, — с горечью произнес Сатар. — У постели умирающего деда в твою голову приходят неправедные мысли, а ведь я ни о чем плохом и не думал. Ах, Эли, ты отказываешь родному деду в такой малости!

— Прости меня, дедушка! — пылко воскликнула Эльнара. — Я не думала о тебе плохо, просто твоя просьба так необычна…

— Сними с себя платье и ляг рядом. Я даю тебе слово мужчины, что не поступлю по отношению к тебе бесчестно, — велел Сатар, глядя на девушку пристально и властно.

Повинуясь этому взгляду и твердому голосу, Эльнара встала с постели, оглянулась по сторонам, словно в поиске поддержки или защиты и медленно расстегнула пуговицы на груди. Высвободившись из узких рукавов, развязала с виду незаметную тесемочку на талии, и нежно-голубое атласное платье опустилось к ее ногам, открыв жадному мужскому взору белоснежную сорочку со спущенным плечом и зашнурованную на груди скрученной серебристой тесьмой. Под ней виднелся маленький пупок, плоский упругий животик, соблазнительные бедра, туго обтянутые голубыми шальварами. При виде этой чудной красоты у Сатара перехватило дыхание. Не в силах сказать ни единого слова, он молча пододвинулся к противоположному краю постели, высвобождая место для крайне смущенной девушки. Не поднимая глаз, пунцовая от стыда Эли осторожно прилегла рядом. Ее била мелкая дрожь.

— Не знаю, кто из нас кого будет согревать, — внезапно над ее ухом раздался голос Сатара. В следующее мгновение он, одетый в белое полотняное белье, опустился на девушку. — Ничего не бойся, моя принцесса, я не причиню тебе зла. Ты же видишь, мы оба с тобой одеты и не собираемся делать ничего плохого, просто полежим, согреем друг друга. От твоего присутствия, душа моя, я чувствую, что мне уже становится легче, глядишь, быть может, еще и выздоровею. Бывают на свете чудеса.

На мгновение приподнявшись над девушкой, Сатар вновь опустился на нее всей массой своего тяжелого тела, опустился так сильно, словно хотел вдавить ее в ложе, Еще не успевшая прийти в себя, Эли не смогла сдержать стона. Сообразив, что он находится на верном пути, Сатар, в планы которого вовсе не входило, чтобы Эльнара приходила в себя, принялся ритмично двигаться, то приподнимаясь, то вновь опускаясь на хрупкое девичье тело, дабы око как следует ощутило мужскую силу и власть. Эльнара не пыталась сопротивляться, все теснее прижимаясь к возбуждающей плоти, безжалостно подминавшей ее под себя.

Черные волосы ее разметались по белоснежной подушке, густые длинные ресницы отбрасывали загадочную тень, чувственный вишневый рот слегка приоткрылся, еще более возбуждая Сатара.

Медленно, со вкусом он покрыл поцелуями ее лицо, а потом, резко и сильно опустившись, жадно впился в сводивший с ума нежный рот, проталкивая свой, алчущий наслаждений язык в самую глубь гортани…

Позабывшая начисто, кто она, где и с кем, повинуясь внутреннему инстинкту, Эли потянулась руками к невероятно огромной и твердой плоти, что, прикрытая легкой тканью, уже давно терзала своими ударами ее невинное лоно так, что на шальварах в этом месте разошелся шов. Потом, словно вдруг опомнившись или чего-то испугавшись, девушка хотела убрать свои руки, но Сатар властным движением не позволил ей это сделать, шепнув на ушко:

— Ничего не бойся, мы же оба с тобой в одежде, просто поласкай и подержись за него, пусть даже через ткань, но мне это будет приятно.

После этого вновь принялся проталкивать язык внутрь рта Эли. Делал это так умело, что разгоряченная девушка, впервые познавшая сладость любовной игры с Фарухом, очень ярко представляла себе, что у нее во рту находится кое-что другое.

Тем временем Сатар развязал шнуровку на девичьей сорочке, обнажив чудную маленькую грудь с торчащими розовыми сосками. Едва не рыча от удовольствия, он принялся нетерпеливо целовать эти восхитительные округлости, тискать, вытягивать, выкручивать соски, оставляя на белой коже красные следы своей страсти. Извивающаяся под ним Эльнара, стонала не переставая, подогревая своими стонами до предела возбужденного мужчину. От переполнявшего ее возбуждения она царапала ему плечи и спину своими острыми ноготками, но он не чувствовал боли. Склонившись над ее пупком, он жадно принялся вбирать ртом это небольшое, но очень чувственное отверстие, одновременно запустив свою руку в прореху, образовавшуюся на девичьих шальварах, благодаря ударам своего твердого, как железо, дружка. Эльнара вмиг напряглась.

— Мы не делаем с тобой ничего плохого, — тихонько повторил Сатар. — Я только хочу доставить тебе как можно больше удовольствия, душа моя. Расслабься и доверься мне. Знай, я не войду в тебя, если вдруг ты сама меня об этом не попросишь.

В памяти возникло лицо Шакиры, какое-то усталое, но все равно жесткое:

— Я свою задачу, Сатар, выполнила, можешь считать, что девица в твоих руках, точнее, в постели. После того бальзама, что я буквально заставила выпить ее перед прогулкой в саду, она уже не сможет сопротивляться. Правда, твоя внучка, Сатар, — довольно крепкая штучка. Мне не удалось, как я ни старалась, вызвать у нее любовь к тебе или хотя бы вырвать признание, что она хочет мужчину. Но я знаю, что она, как никто другой, уже готова принять мужчину. Если тебе удастся на время усыпить ее бдительность, все остальное не составит труда. Я думаю, ты будешь очень доволен ею: Эльнара на редкость горячая женщина. Однако не забудь своего обещания мне. Я зайду к тебе после того, как ты овладеешь красавицей, и, прежде чем ты захочешь повторить свой любовный опыт, ты должен будешь рассчитаться со мной. И помни, Сатар: если ты хочешь, чтоб у тебя и впредь все получалось в постели, если ты хочешь удержать Эльнару, ты должен сделать так, чтобы она сама захотела, чтоб ты вошел в нее. Только в этом случае любовное зелье, которым я столько времени поила девушку, не утратит своей силы. Она, конечно, временами будет плакать и капризничать, но все равно никуда от тебя не денется, а ведь тебе только это и нужно, старый развратник, совращающий свою внучку.

«Еще немного, и я войду в свою внучку. Пусть когда-то это не получилось с дочерью, зато случится с внучкой, с моей родной плотью и кровью. О, как меня возбуждает эта мысль!» — думал Сатар, осторожно проникая в святая святых женщины.

Кровь бросилась ему в голову, когда его жадные пальцы, немало чего перепробовавшие на своем веку, ощутили волнующую нежность и восхитительную упругость маленького девичьего лона. «В этой пещерке еще никто до меня не бывал, я стану не только первым, но и единственным ее хозяином, навстречу которому она будет распахиваться, едва почуяв мое приближение к ней. О, как хорошо, ничего слаще и нежнее я в своей жизни еще не встречал, хотя встречал, казалось бы, всякое. Но недаром эта пещерка принадлежит представительнице славного рода Каиров, и поэтому должна была достаться именно мне. О Эльнара, любовь моя, ты не представляешь, как ты сейчас хороша в своем любовном томлении, — восхищенно думал Сатар, еще глубже запуская свои бесстыдные пальцы, заставлявшие содрогаться хрупкое тело Эли, изливаясь обильными соками, которым, казалось, конца и края не будет. — Ты создана для меня, милая. Со временем я научу тебя любить боль. Это будет так чудесно, когда я буду топтать тебя ногами, хлестать тебя по щекам, стегать плеткой, водить за собой на поводке, как породистую собаку, полностью обнаженную и прекрасную, а ты, моя милая, будешь ползать у моих ног, умоляя взять тебя побыстрее. Тебе придется долго меня просить, соблазняя своими дырками, которые ты, подвывая от нетерпения, будешь подставлять мне по очереди, раскрывая каждую из них как можно шире, дабы я снизошел до тебя. А потом, если меня что-либо не устроит в том, как ты занималась любовью, я буду вынужден опять избить тебя, на сей раз еще крепче. А ты, уже зная, как меня возбуждают твои крики и слезы, вновь будешь целовать мои ноги в робкой надежде, что я опять войду в тебя, войду грубо и сильно, как подобает истинному самцу. А сейчас, ради нашего будущего счастья, мое сокровище, ты должна сделать первый шаг. Что же ты молчишь, милая? Ну же, попроси меня: одно твое слово — и мы улетим на Небеса».

Под непрекращающимся натиском мужчины Эльнара еще сильнее застонала, но заветное слово все не слетало с ее вишневых губ. «Ах ты, маленькая упрямая потаскуха! — мысленно выругался начинающий терять терпение Сатар. — Думаешь, я не знаю о твоих играх с бутылками и другими штучками, после которых ты едва не лезла на стену? Да тебя, чтоб ты насытилась, нужно топтать и топтать, маленькая похотливая сука. Бальзам бальзамом, но, если б в твоих жилах не текла кровь Каиров, всегда отличавшихся неумеренным аппетитом в этом сладком деле, Шакире наверняка пришлось бы еще долго возиться с этой по-хоршикски упрямой девчонкой, ради которой я пошел на такие немыслимые жертвы».

Сатар помрачнел.

«Ах, Шакира, старая чертовка! Сегодня, как только я добьюсь своей цели, она придет ко мне, чтобы скрепить кровью наш договор, по которому после смерти моя душа отойдет прямиком в ад. Ведь я собираюсь продать свою душу дьяволу, дабы мужская сила никогда больше не покидала меня. Какое же мерзкое создание эта Шакира! Я предлагал ей золото и драгоценности, дворцы и плодородные земли, но она, столько лет поставлявшая мне наложниц, веселивших мою душу, когда тело отказалось служить. Делала она это всегда совершенно бесплатно, а тут вдруг выдвинула мне условие. Конечно, Шакира сдержала свое слово: я вновь обрел мужскую силу, которую уже не хочу больше терять, но зато какой ценой!

Впрочем, я ни о чем не жалею. Моя внучка Эльнара — такая красивая, юная, страстная, заслуживает этой жертвы. Зачем думать о том, что будет после смерти, если сейчас у меня есть возможность насладиться любовью женщины, лучше которой эта грешная древняя земля еще не видела. Вот только что-то она не спешит мне полностью отдаться… Ясное дело, все хоршики страдают упрямством и гордыней, но это уже никуда не годится: другая на ее месте давно сама полезла бы на меня, а моя маленькая сучка все никак не желает сдаваться. Ну, сейчас ты у меня попляшешь!»

Руки Сатара уже давно были залиты чуть ли не по локоть любовными соками, исторгаемыми изнемогающим лоном Эли, так что он вполне мог обойтись без всякой смазки.

Осторожно положив стонущую Эльнару на бок и по-прежнему не вынимая пальцев из ее бушующего влагалища, пальцы другой руки Сатар начал медленно вводить в ее задний проход. Истерзанные в любовной схватке шальвары теперь полностью обнажали красивые девичьи бедра, лишь в отдельных, чудом уцелевших местах прикрывая их стыдливыми голубыми лоскутками. Как только опытные мужские руки принялись совершать вращательные движения одновременно и спереди, и сзади, бедная девушка, уже давно потерявшаяся во времени и в пространстве, беспомощно затрепыхалась, словно пойманная в сети птица. До крови закусив губы, она пыталась удержать стоны, рвавшиеся из ее обессилевшей гортани. Черные глаза Сатара загорелись дьявольским огнем. Резко откинув девушку на спину и уже ничуть не сомневаясь, что сейчас до предела возбужденная Эли сама бросится ему на грудь, он принялся спешно спускать с себя штаны.

И в этот долгожданный миг в дверь его покоев неожиданно громко постучали.

— Что там за собачье отродье смеет беспокоить меня? Или кому-то жить надоело? — взревел разъяренный донельзя Сатар.

За дверью раздался робкий голос Ахмеда:

— Мой светлейший господин, я стучусь к вам уже добрых четверть часа, а вы все не слышите меня. Умоляю не гневаться и выслушать меня. У ворот дворца вас ждет посланник самого хана Тани. Он настолько торопится, что даже отказался спешиться с коня и пройти в дом. Говорит, что хоршикскому владыке понадобилось очень срочно увидеть вас. Ему велено лично сопроводить вас к хану Тани. Я ни за что не осмелился бы потревожить вас, мой светлейший господин, но посланник настаивает на важности порученного ему дела.

Чертыхаясь от злости, Сатар нехотя поднялся с Эли. До конца его службы оставалось каких-то полгода, и он не мог ослушаться воли могущественного азиатского владыки. Иначе бы пришлось поставить под удар все свое будущее.

Очнувшаяся Эльнара растерянно взирала на деда, не понимая, где она и что с ней. Сатар попытался улыбнуться:

— Все хорошо, моя маленькая принцесса. Я скоро вернусь, а ты побудь здесь и дождись меня. Я все объясню тебе, когда приду. Ты же, милая, попытайся заснуть, дабы набраться сил, они тебе сегодня еще понадобятся.

Сатар вышел из комнаты. Девушка услышала, как в дверном замке повернулся ключ, и этот негромкий звук очень насторожил ее.

Эльнара огляделась по сторонам. Открывшаяся ее взору картина привела в ужас: ее платье валялось на полу, она сама в расшнурованной сорочке к разорванных шальварах лежит на нещадно измятой дедовой постели. Опустив глаза, Эли обнаружила на своей груди синяки, царапины и следы от зубов. Она хотела встать, но в следующее мгновение со стоном опустилась обратно на постель: ее влажное раскрасневшееся лоно болело так сильно, словно внутри погуляла горячая кочерга. При мысли, что они с дедом совершили тяжкий грех, Эльнару бросило в жар. Обхватив голову обеими руками, она принялась перекатываться на широком ложе, не зная, куда себя деть, где скрыться от нахлынувшей на нее душевной боли, сжавшей горло так, что было больно дышать.

«Я — грязное падшее создание, таким людям нет места на земле. То, что произошло, слишком ужасно, чтобы с этим можно было жить дальше, — в отчаянии думала девушка, хватая ртом воздух. — Я должна умереть. Сейчас, немедленно. Нужно будет найти какую-нибудь веревку покрепче, а лучше — тонкий шнурок, способный надежно перетянуть горло, чтобы я сразу же отошла в мир иной. О Аллах, как я предстану перед глазами моей бедной мамы? Что я скажу ей? Сумею ли вымолить у нее прощение? Впрочем, такой грешнице, как я, не место в раю, где обитает моя добрая мама. Я не увидела ее при жизни, и мне не удастся это сделать и после смерти, как обидно! А ад, какой он? Интересно, мне будет там очень больно? Неужто я буду там вечно, или когда-нибудь мне будет дозволено перейти в рай? В рай, с его нежным пением птиц, вечно цветущими садами и головокружительным благоуханием цветов…

Но сначала мне нужно привести себя в порядок. Где здесь кувшин и таз? Представляю, какой аромат сейчас исходит от меня».

Эли брезгливо поморщилась и запустила руку в промежность. К своему искреннему изумлению, характерного запаха мужской спермы она не почувствовала, как старательно ни принюхивалась.

Озадаченная девушка присела на постель, попытавшись восстановить в памяти события этого дня. Значит, так: она собралась на прогулку в сад и тут к ней в комнату вошла Шакира, настойчиво уговаривая ее одеть материнский наряд, а потом выпить приготовленный ею бальзам. Эли отчетливо помнила, что у напитка был другой, на редкость кислый вкус в отличие от тех, что она пробовала раньше. В сад Шакира почему-то не пришла, хоть и обещала, но зато пришел Ахмед с ужасной вестью, вынудивший ее сломя голову броситься в покои деда. Кстати, а ведь именно Ахмед некоторое время тому назад постучался в дверь, сообщив, что деда срочно ожидает ханский посланник. Такое было бы невозможно, если бы Сатар действительно собрался умирать. Выходит, ее подло обманули? Эльнара в ярости сжала свои маленькие кулачки. Гнусный развратник заманил ее в свою постель, чтобы надругаться над ней. Но почему она не сумела постоять за себя? Эли вдруг вспомнила появившуюся на губах Шакиры загадочную улыбку, когда, осушив напиток до дна, она протянула чашу обратно. Так, значит, это был не делительный бальзам, а нечто другое, усиливающее в человеке любовное влечение, а вместе с тем отнимающее у него волю! Получается, что Шакира — враг ей? Уж не она ли осматривала ее, когда Эльнару в бессознательном состоянии доставили в дом деда, а потом сообщила Сатару, что Эли уже была с мужчиной, несмотря на целостность девственной плевы? В самом деле, увидев Шакиру впервые, Эльнара подумала, что ее лицо она уже где-то раньше видела. Наверное, когда Шакира осматривала ее, Эли на миг пришла в себя, после чего вновь потеряла сознание. Зачем же она с ней так поступила, ведь Эльнара ничего плохого ей не делала? А теперь Шакира торжествует свою победу, коварная и злая женщина, притворявшаяся подругой!

На глазах девушки закипели слезы отчаяния, и вдруг они резко высохли. Эли вновь запустила руку в промежность: не было никакого запаха спермы! Ей вспомнился взгляд Сатара, брошенный на нее перед уходом. В нем сквозило явное сожаление и одновременно какой-то страх. О чем мог сожалеть и чего бояться ее самоуверенный дед? Эльнара попыталась представить себя на его месте, и тут ее осенило: Сатар не успел войти в нее! Да, благодаря действию дурманящего напитка, он заманил Эли в постель, он раздел и ласкал ее во всех интимных местах, но самого-то главного сделать не успел. Вот об этом Сатар и сожалел и опасался, что у него второй раз не получится, ведь Эльнара пришла в себя, освободившись от действия бальзама. Потому и закрыл ее в своих покоях, дабы она от него не сбежала.

Эли вскочила на ноги, сбросила с себя уже ни к чему не пригодные шальвары, быстренько одела платье, поправила волосы, а потом принялась тщательно исследовать жилище Сатара. Увы, узкие окна оказались забраны решетками — покои деда находились на первом этаже. На всякий случай подошла к дверям и потрогала ручку — бесполезно, массивная дверь не шелохнулась. Тогда девушка стала, сама не зная зачем, заглядывать за ковры, развешанные по стенам. И вдруг в темном углу комнаты нашла маленькую низенькую дверь, задрапированную плотной тканью и выходящую, по всей видимости, прямо на улицу. Дверь была закрыта. Как ни тянула Эли ее на себя, как ни толкала, с разбегу бросаясь на нее, она не поддавалась. Эльнара заметалась по комнате, словно раненая птица. Но тут, зацепившись за что-то непонятное, лежавшее на полу, упала: это оказалась маленькая связка ключей, которыми Сатар запирал находившиеся в его покоях сундуки и шкафы и которую он случайно обронил, поспешно одеваясь перед важной встречей.

Эльнара бросилась к заветной двери. С четвертой попытки один из ключей наконец-то подошел к замку. Девушка прикрыла глаза, потом встряхнула головой и оглянулась по сторонам. Увидела свой брошенный на диван теплый камзол и, подумав, что он ей еще пригодится, одела его. Убедившись, что самая большая ее драгоценность, память о покойной матери — жемчужное ожерелье, не потерялась, направилась к дверям. Вдруг ее взгляд упал на свиток, перевязанный золотистый парчовой лентой. Завещание деда! Немного подумав, захватила его с собой, положив в карман, и, уже не медля, быстро пошла к потайной двери. Она действительно выходила на улицу в какой-то небольшой проулок. Эли подставила лицо весеннему ветру и с наслаждением вдохнула свежий воздух. Мечтательно улыбнувшись и заперев дверь снаружи, беззаботно выбросила ключи в кусты. Ей очень хотелось забыть недавнее прошлое, как кошмарный сон.