Было холодно. Очень холодно.

И темно как в свежевырытой могиле.

Мое тело окоченело, а сердце покрылось толщей льда, который, казалось, никогда не растает.

Я ощущала проливной дождь, обрушившийся на почти горизонтальные языки жгучего пламени, разметавшиеся под напором бешеного ветра.

Монотонный стук деревянной ставни, покосившейся от бури, напоминал погребальный звон. Его не могли заглушить ни завывание ветра, ни вой сирен -сирен с кровавыми когтями дракона вместо кошачьих лапок, на которых они подбирались все ближе и ближе.

Вспышки молний рисовали на небе ломаные узоры, оставляя их снимки на сетчатке глаз.

Новый раскат грома вытащил на поверхность сознания пустую мысль, любимую присказку моего отца: “Бог опять развлекается в боуллинг с ангелами”.

Я продолжала ждать, слепая и замершая, как бессмертная статуя. Ждать, пока ветер усмирит свою ярость. Ждать, когда с неба перестанет падать непроглядная пелена дождя.

Ждать, видения, которого не смогли бы выдержать мои глаза. Видения, которого не смогла бы забыть моя душа.

И словно внимая моей бессловесной мольбе, послышались звук подъезжающих машин. Взмыленные колеса разбрасывали вокруг куски грязи. Мощные фары разрезали стену дождя, освещая сцену, которую я так отчаянно желала увидеть с замерзшего крыльца дома. Я помогала строить этот дом.

Дом, мечту который я покину и никогда не обернусь, если, только, кто-то не снимет пелену с моих глаз.

Если только.

В свете фар стояла она – стройная и высокая – моя любовь, мое сердце, моя душа. Гордая, непокоренная, с высоко поднятой головой и горящими глазами.

Да, гордая. Но, беспомощная.

Беспомощная не под градом ударов и пистолетов, целящихся в самые уязвимые места когда-то неуязвимого тела.

Нет. Никогда.

Беспомощная под тяжестью прошлого, вернувшегося на порог нашего дома.

Беспомощная под тяжестью любви, за которую продала душу, которую лелеяла и заботливо взращивала.

Взгляд ее глаз я заберу с собой в могилу. В могилу, которую, если смилуется Господь, не придется долго ждать.

В них был гнев, вызванный вторжением прошлого. Ярость, вызванная схватившими ее руками и пистолетами, холодившими своими серебристыми дулами. Скорбь о том, что мы так быстро упустили наш шанс.

И любовь.

Непрекращающаяся любовь.

Она приоткрыла губы, и я приложила все усилия, чтобы услышать ее слова сквозь усилившуюся бурю. Сквозь туман доносились лишь окончания. Но, даже, если эти слова пришли из моего подсознания, я уверена – она сказала именно их.

Я смотрела на эти губы, складывающие слова, которые слышало только мое сердце.

Я люблю тебя.

Следующее слово потрясло мою душу.

Прощай.

“Нет!”- судорожно хватая ртом воздух закричала я. Пальцы дрожали от нахлынувших чувств. Но сердце дрожало еще сильнее.

Я слегка прищурилась, затем сильнее. Глаза привыкли к освещению и я смогла заметить за окном слабый свет. Пытаясь справиться с паническим ужасом, парализовавшим меня, я медленно повернула голову, вбирая в себя тепло знакомой комнаты.

“О, Господи, благодарю тебя. Это всего лишь сон. Всего лишь сон”.

“С тобой все в порядке?” – пробормотала, потягиваясь и зевая, предмет моих ужасных снов. Все это время она обнимала меня сзади, окутывая сонным теплом.

Непроизвольная улыбка расцвела у меня на лице. Приглаживая растрепанные за ночь волосы, я прошептала "Да, это всего лишь сон”.

Придвинувшись поближе, она положила руку мне на ногу и оперлась подбородком на мое бедро. Затем, слегка откашлявшись спросила: “Хочешь поговорить об этом?”

Наслаждаясь теплотой столь обычного жеста я слегка тряхнула головой: “Нет, все в порядке”. Мне не хватило духа признаться, что это было то же самое видение, что уже более года оккупировало мои сны, приходя чуть ли не каждую ночь и раздирая мне душу. Утром я просыпалась опустошенной и разбитой. “Поспи еще, моя любовь. Я знаю, как ты устала”.

Прищурив свои голубые глаза она изучающе оглядывала меня, пытаясь понять мое состояние.

Избегая этих взглядов, я постаралась расслабиться и взяла ее нежно за руку, осторожно проводя большим пальцем по огрубевшей растрескавшейся коже с въевшимися пятнами машинного масла. Казалось, их уже никогда не отмыть. Смахнув набежавшую слезу, я, насколько могла, придала лицу беззаботное выражение.

Она видела насквозь все мои жалкие попытки собраться. Высвободила руку и поймала на палец слезу: “Почему ты плачешь?”

На этот вопрос был очень простой ответ: “Потому что я люблю тебя”.

Она посмотрела на меня с таким видом, как будто хотела оспорить сказанное, но тяжесть бессонных ночей навалилась на нее и она опять зевнула. “Я тебя тоже”, – послышалось бормотание, тяжелые веки уже закрывали ее прекрасные глаза: “мой ангел”.

Я поймала руку, сонно сползающую по моему лицу, и поднесла к губам. Слезы потекли по моим щекам. “Я люблю тебя, Морган. Сильнее, чем ты думаешь”.

Вернув ее руку на обычное место между моих коленей, я принялась рассматривать залитое дождем окно, вяло размышляя, как летом крупные капли могут предсказывать новую грозу. Сквозь слезы, вызванные воспоминаниями о недавнем ночном кошмаре, мир казался еще более размытым. В тысячный раз я гадала, чем был этот сон – обычной бессознательной реакцией на стресс или предсказанием еще более зловещих событий?

Прислонившись затылком к стене и наблюдая за бушующей природой, я усилием воли загнала эти рассуждения как можно глубже, и попыталась отвлечься, пустив мысли на самотек. Я вспомнила гораздо более простые времена, когда наш мир сузился всего до одного слова.

Выживание.

***

Я остановилась за широкой спиной Айс, мучаясь непреодолимым желанием сходить в туалет, в то время как все мои мускулы свело от холода, горного ветра и необходимости оставаться совершенно неподвижной, а мои зубы стучали не хуже кастаньет в руках испанской танцовщицы.

Солнце садилось на западе, забирая с собой ничтожные остатки тепла с низкого весеннего неба, и усиливающиеся порывы ветра, задувающего под пиджак, стали совершенно нестерпимыми. Я не переживу это утро.

Несколько раньше Айс продала одному из друзей свой мотоцикл, что позволило добыть немного наличных денег, которые мы добавили к моим накоплениям. Потом мы быстро пробежались по местному дешевому магазину, болезненно сознавая, что это все деньги, на которые нам предстоит просуществовать какое-то время. Какое? Это было известно одному лишь Богу.

И мы отправились в путь, старательно избегая больших дорог. Исключение делалось только для моих израненных и покрытых волдырями ног, и тогда мы пытались договориться с водителями дальнобойных фур.

Уже прошел час с тех пор, как нам удалось пересечь то, что Айс прокомментировала словом “граница”. Я не стала допытываться, как она догадалась об этом, ведь карта так и не вошла в список наших скудных покупок. В конце концов, эта информация ничего бы не прибавила. Айс никогда не была самой разговорчивой женщиной в мире и я была абсолютно уверена, что ее голову занимают гораздо более серьезные вещи, чем мое простое, если не сказать надоедливое, любопытство.

Вот что я сказала сама себе после того, как уже на пять вопросов подряд я получала в ответ невнятное бормотание и столь знакомый всем жест, просящий о тишине.

Поэтому я хранила молчание и занималась тем, что пыталась как можно лучше запомнить все этапы нашего пути, мысленно представляя, как вечером окажусь в теплой комнате, где это путешествие наконец-то закончится, и я смогу записать в дневник, все, что произошло по дороге.

Если я и мечтала описать что-нибудь величественное, например, как мы покинули “долину храбрых” и вошли в “дом Кануков”, то меня постигло глубокое разочарование. Это был участок леса с плотным подлеском, один в один похожий на тысячи других, что мы пересекли на своем путешествии к свободе.

Но, когда Айс неожиданно остановилась и опустила меня на толстый лапник, я осознала, что, возможно, мы уже добрались до пункта нашего назначения.

Мы ждали, когда солнце блеснет последним буйством красок, взойдет луна и без сомнения прекрасные звезды начнут наблюдать за нами сверху. Я была абсолютно уверена, что мы ждем именно этого.

Всем своим существом я осознавала, что неподвижность, ожидание и холод, сыграли с моим мочевым пузырем не совсем хорошую шутку. У меня был выбор или очень быстро куда-нибудь отойти, или сделать то, чего я не делала с двухлетнего возраста.

Что бы хоть как то отвлечься, я попыталась размышлять на разные абстрактные темы. Например, о том, как приятно ощущать себя “свободной”, и что это для меня значит, особенно сейчас, когда я нахожусь в самом центре небытия. Я все еще находилась в том блаженном состоянии духа, когда даже самые ужасные обстоятельства видятся сквозь розовые очки.

Все вокруг выглядело настолько нереально просторным и открытым без постоянной тени решетки, уродующий вид и в любой момент времени напоминающий мне, где мое место; напоминающей, что общество обоснованно предает меня презрению, лишая малейшей самостоятельности.

Даже такое простое желание, как сходить в туалет, принимает новое значение, когда ты осознаешь, что можешь просто… ну да… сделать это, не спрашивая разрешения ни у кого, кроме собственного тела.

Мои размышления были внезапно прерваны светом приближающихся фар. Я напряглась, положила руку на спину Айс и выглядывая из-за ее плеч, собрав все свое мужество, попыталась разглядеть лица приближающихся, были ли это друзья или враги.

Спустя некоторое время, разрезая темноту светом фар, показались несколько пикапов, которые неслись по пересеченной местности в нашу сторону. Даже за шумом работающих моторов, я с легкостью могла разобрать крики пьяных мужчин. В кузове виднелись несколько туш больших оленей, прикрытых тентом.

Колонна остановилась всего в нескольких ярдах от нашего укрытия., и один из мужчин в блестящем охотничьем жилете и кепке рыжего цвета спрыгнул на землю. Пьяно покачиваясь, он направился в сторону соседнего с нами дерева и, пыхтя через замерзшие ноздри, занялся тем, в чем я так отчаянно нуждалась уже несколько последних часов.

Я с отвращением отвернулась и принялась изучать спину Айс. И чуть не выпрыгнула из себя, почувствовав как ее голос, проходя через ее грудную клетку, льется прямо в мое ухо. “Лучше будет, если в следующий раз ты не будешь на это смотреть, если это тебя так травмирует“, – угрожающе произнесла она.

Здоровенный мужик вскрикнул и повернулся в нашу сторону, его глаза стали размером с блюдце.

“Кто здесь?”

“У тебя есть лицензия на отстрел оленей, парень?”

Даже за его огромной бородой было видно, как он побледнел. На долю секунды мне показалось, что сейчас он упадет в обморок. Но, потом его глаза приняли обычный размер, и он сделал несколько уверенных шагов по направлению к нам, по видимому, забывая, что наиболее чувствительная часть его тела все еще висит в воздухе, скажем так, на ветру.

“Это ты, Морган?”

“Все может быть”, последовал насмешливый ответ.

Я застыла в удивлении позади нее. Это наше сопровождение? “ Айс?”, – обратилась я, дергая ее сзади за пиджак.

Повернув голову она встретила меня веселым взглядом: “ Да?”

Я кивнула в строну мужчины все еще стоящего напротив нас: “Бегущая строка и неоновая вывеска возможно были бы более заметными, не так ли?”

Она подмигнула мне, затем повернула голову обратно: “Ты так и будешь стоять тут всю ночь с твоим маленьким дружком, болтающимся снаружи?”

Он покрылся румянцем, освещающим округу поярче горящих фар, и прежде чем подойти ближе и помочь Айс вылезти из укрытия, опустил руку и закончил свое дело.

Айс подняла бровь и посмотрела сначала на протянутую в помощи руку, затем обратно на своего знакомого.

Он опять покраснел, откашлялся и вытер свои руки о запачканные кровью брюки. “Господи, Морган, твои шутки с прятками так напугали меня, что я чуть не наделал в штаны”.

Поднявшись с завидной грацией на ноги, моя подруга усмехнулась и похлопала мужчину по спине: “Извини, Булл. Спасибо, что встретил нас тут”.

Его глаза вновь расширились: “Нас?”

Айс повернулась, подала мне руку и помогла встать на ноги рядом с ней.

“Нас. Булл, познакомься с Ангелом. Ангел- это мой друг Альберт. “Булл” – это для его пьяных дружков – охотников на оленей”.

Он вытянулся в струну и принялся мять в руках кепку, его румянец достиг ошеломляющих цветов: “ Простите, мэм, Я не… О, Боже”.

Успокаивающе улыбнувшись, я сделала шаг вперед и и взяла его за руку: “Булл, я очень рада познакомится с вами. Огромное спасибо за вашу помощь”.

“О… хм… это сущая ерунда, ммэм, Правда, С-счастлив помочь вам”.

Прерывая смущение Булла обычным для нее способом, Айс похлопала его по плечу и кивнула в сторону ждущих грузовиков, чьи водители и пассажиры пьяно пялились на нас с широко открытыми ртами. “Нам не пора?”

Через секунду Булл оторвал от меня свой взгляд и надел кепку макушку. “Конечно. Прошу, дамы”.

Так мы оказались в Канаде.

***

После поездки, длившуюся, казалось, целую вечность, через рытвины, которые почему то считались дорогой, все пломбы, ранее находившиеся в моих зубах теперь как будто перекатывались в голове. Неожиданно, взору открылся вид на маленькую хибару, из кирпичной трубы которой гостеприимно валил дым.

Я радостно вылезла из кабины грузовика, где сильно воняло перегаром, и тут же заключив саму себя в крепкие объятия – холод опять начал свое наступление, принялась рассматривать небольшую избушку, в которой, возможно, удастся немного передохнуть.

Она выглядела достаточно прочной, намного меньше, чем я ожидала, но гораздо больше, чем просто наспех сколоченная постройка с четырьмя стенами и все скрепляющей крышей.

Я мысленно пожала плечами. Пусть будет “ крошечная”. В конце концов, мы бывали и в более тесных местах. Я вздрогнула от наплывшего видения окрашенных в зеленый стен моей камеры. Больше никогда, Ангел. Ты снова на свободе. Начинай вести себя, как свободный человек.

С вымученной улыбкой я подняла глаза и посмотрела на Айс, которая осторожно обнимала меня за плечи, направляя внутрь помещения. Тепло открытого пламени и великолепный запах жарящегося мяса моментально улучшили мое настроение. Желудок радостно заурчал, но эти звуки были совсем незаметны за непрерывным гулом толпы народа, набившейся в маленький объем.

Разумеется, незаметны для всех, кроме Айс, которая в ответ снисходительно усмехнулась. Затем она обернулась и неожиданно получила быстрый поцелуй в шею от высокого симпатичного мужчины со смеющимися темными глазами и кустистыми усами, практически целиком закрывающими рот. Он приветственно помахал мне рукой, после чего был обратно призван к своим кулинарный обязанностям. Окружающие хотели есть и немедленно.

“Андре”, тихо прокомментировала Айс, представляя мне повара: “ Не слишком хороший охотник, но неплохо готовит стейки из оленины. Я думаю, тебе понравится”.

Я рассмеялась: “После пяти лет тюремной еды мне может понравиться и картонная коробка, если слегка ее поперчить”.

В знак согласия моя любовь кисло улыбнулась. Но тут подал о себе знать Булл. Своей массивной рукой он обвел помещение: “Ну, вот мы и на месте. Я понимаю, что тесновато. Но, здесь, по крайней мере, тепло”.

“Мы не рассчитывали даже не это”, – быстро ответила я, оглядывая единственную в лачуге комнату. Около трех стен стояли лежаки и софа, чьи лучшие дни прошли еще когда Линкольн был президентом. У оставшейся стены расположился очаг с приличного размера плитой. Общее впечатлении дополнял маленький холодильник. В центре расположился грубый рубленый стол, заваленный одеждой, амуницией, маслом для оружия, и еще какими-то предметами непонятного для меня назначения.

По крику Андре, несколько мужчин начали расчищать стол, добродушно ворча пьяными голосами. Булл подошел к единственной внутренней двери и открыл ее.

Я увидела до невозможности крохотную комнатку. У окна стояла узкая койка. Оставшуюся мебель составляли три припертых к стене табуретки, и весьма порнографического вида лампа, свисавшая с потолка. Да больше здесь ничего и не уместилось бы.

“Тесновато, но если закрыть дверь, то можно, по крайней мере, добиться некоторого подобия уединения”.

“Это замечательно”, – пробормотала я, заходя внутрь и укладывая свой рюкзак на постель. “Спасибо, Булл”.

Снова покраснев, он поглядел вниз на свои ноги, а затем вышел прочь, что-то бормоча себе под нос.

Взмахнув головой в притворном недовольстве, Айс отступила назад, пропуская мужчину, и присоединилась ко мне, оглядываясь по сторонам: “Совсем не Рица, но, полагаю, мы поместимся”.

Я плюхнулась на кровать, вытягивая ноги и улыбаясь ее шутке: “Я и не жалуюсь. Тепло, божественно пахнет едой, и я собираюсь провести всю ночь на этой узкой постели рядом с тобой. Чего же еще может желать девушка?”

Ее улыбка остановила мое сердце. Затем она наклонилась и нежно поцеловала меня. “Если бы я могла, я подарила бы тебе дворец, Ангел”.

“Мне не нужен дворец. Мне нужна ты”.

Наверное, мы бы еще вечность провели глядя друг другу в глаза, если бы не мой мочевой пузырь, подавший настойчивый знак о своей скорой кончине. Я вскочила с постели. “ Где тут туалет?” – спросила я одними уголками своего рта, совсем не желая быть услышанной.

“Его здесь нет”, – ответила Айс в своей обычной манере.

Уверена, что мои глаза безумно расширились: “Что?! А где же тогда…?”

Смиловавшись над моим отчаянным бедственным положением, лежащая на кровати Айс махнула рукой в строну темного пространства за окном: “Снаружи”.

“Отлично”, – выдохнула я.

И поморщилась от очередной болезненной судороги мочевого пузыря. Полагаю, сейчас уже подойдет что угодно.

***

Обед проходил очень шумно и бурно. Но еда была выше всяких похвал. Мы ели, будучи плотно прижатыми друг к другу: Айс справа от меня, Андре слева. Традиционным отдыхом присутствующих было пересказывать друг другу охотничьи байки, которые достаточно быстро переходили из реальности в сферу небылиц.

Несмотря на очень доброжелательное ко мне отношение, с приходом ночи мне стало немного некомфортно. Пять лет я провела исключительно в женской компании, к тому же с некоторых пор я очень болезненно относилась к пьяным. Постепенно, думаю, в целях самозащиты, я все больше и больше отгораживалась от окружающих меня людей. Айс, как могла, старалась поддержать меня, но в глубине моей души еще были места, о которых она не знала. И это было одно из них.

Тепло пожав под столом мою руку, Айс наклонилась и поднесла свои губы к самому моему уху, заставляя трепетать все мое естество: “Почему бы тебе не откланяться? Попробуй расслабиться и немного поспать. Я скоро вернусь”.

Это обстоятельство поразило меня гораздо больше, чем близость Айс. Я попыталась сконцентрироваться, стабилизируя дыхание, и прошептала в ответ: “Ты уверена?”

“Да. У меня есть несколько важных вопросов, которые необходимо обсудить с теми тремя животными, пока они не ушли. Потом я вернусь и присоединюсь к тебе. Договорились?”

Ее дыхание щекотало мне шею, и я почувствовала, что глаза закрываются помимо моей воли: “О, более чем”.

Она еще раз напоследок пожала мне руку, и я почувствовала ее незаметную всем остальным улыбку.

Через минуту, успокоившись и убедившись, что мои ноги еще в состоянии выдержать мой вес, я медленно отодвинула стул и встала, улыбаясь окружающим: “Ненавижу быть тем самым гостем, что первым покидает вечеринку, но все эти прогулки и превосходный ужин окончательно доконали меня. Думаю, мне самое время отправляться спать. Спокойной ночи, парни. Спасибо за все”.

И под оживленные пожелания спокойного сна я удалилась в спальню, закрыв за собой дверь с чувством огромного облегчения. Толстая древесина заглушала самые громкие крики.

Взъерошив руками волосы, я уселась на узкой койке, распаковывая рюкзак и извлекая бумагу и карандаш с намерением занести все сегодняшние приключения на бумагу.

Но слова как то не складывались, и приклонившись к стене я еще раз оглядела жалкую комнатенку, удивляясь парадоксальности того, что нечто сильно напоминающее времена моего пребывания в Болоте, комната не больше той что была моим домом на протяжении пяти лет, давала ощущение.

Древний тюремный закон гласит, что заключенный проводит все свое время размышляя, как бы вырваться из тюрьмы, освободившись же, обдумывают тысячи возможностей вернуться обратно.

В моем случае это было не совсем так (по крайней мере я очень на это надеялась), поэтому я не могла игнорировать тот факт, что тюрьма давала некоторое ощущение стабильности, которое исходило от того, что всегда было понятно когда просыпаться, когда принимать пищу, что носить, куда идти, что делать и когда спать. Свобода вынуждала к самостоятельным решениям этих проблем, и порой выбор был очень не прост.

Некоторое время я пыталась понять, что думала по этому поводу Айс, проведшая за решеткой гораздо больше времени, чем я. Но затем усмехнулась и покачала головой, поражаясь собственной глупости. Женщина просто расцвела покинув гнетущие стены тюрьмы, давая мне возможность еще больше понять ее личность, чего никогда бы не случилось, если бы мы все еще находились замурованными в Болоте.

Нет, Айс была заперта там как дикий зверь в зоопарке. Прекрасная и опасная одновременно, но медленно угасающая изнутри с течением времени. Я сомневаюсь, что она хоть изредка вспоминала о тех местах, что остались позади, но, даже если и вспоминала, то совсем не как “комфортные” и “стабильные”.

Подтянув колени к груди, я обхватила их руками, положив сверху подбородок, я уставилась на пустую стену, думая о людях, друзьях, которые остались в прошлом. И совсем не заметила, как постепенно начала клевать носом.

***

Мне снилось, как я сижу в библиотеке и пью чай с Кориной. На этом месте я очнулась и сонно захлопала глазами, пытаясь разглядеть Айс, стоящую напротив двери и смотрящую на меня с таким выражением непередаваемой любви, что мое сердце сжалось от переполнившего его чистого чувства.

“Привет”, – тихо произнесла она, оттолкнувшись от стены и проходя ближе к койке: “Не хотела тебя будить”.

“Все в порядке” ответила я, зевая и потягиваясь: “Я не собиралась спать”.

“Тебе нужно поспать”

Я взглянула на нее удивленно подняв брови: “Тебе тоже”.

“Туше” – улыбнулась она. (“Туше” – спортивный термин, означающий, что игрок признал свое поражение – прим. переводчика.)

Я ухмыльнулась – один ноль в мою пользу.

Она вновь стала серьезной: “Прости за обед. Мне показалось, тебе там было не очень комфортно”.

Я беззаботно пожала плечами в ответ: “Все в порядке. Они действительно замечательные”. И не удержавшись от ехидного смешка, добавила: “Кажется, Булл запал на меня”.

Теперь была очередь улыбнуться Айс: “Булл – человек гор. И он очень редко видит женщин. Особенно таких красивых, как ты”.

Я была уверена, что краска прилившая к моему лицу, могла осветить всю комнату. Я, все еще непривыкшая к комплиментам, особенно исходящим от Айс, слегка закашлялась от стеснения. “Кстати, как ты с ними познакомилась?”

Она с небрежным изяществом села на кровати у окна, копируя мою позу – подтянув вверх колени и уперевшись затылком в стену. “Вообще-то, они друзья моего отца. Он часто приезжал сюда, убегая от проблем. Большинство этих парней – “белые воротнички”, желающие избавиться от стресса с помощью выпивки и охоты на диких зверей – “саблезубых оленей””. Ее губы сложились в кривой усмешке: “Сколько себя помню – Булл всегда был их проводником”.

Я заметила, как погрустнел и стал несколько отстраненным ее взгляд: “Иногда отец брал меня с собой. Это было очень забавно. Погружение в мир дикой природы”. Она еще более грустно усмехнулась: “Он не давал мне даже подержать винтовку, правда и сам не часто это делал. Зато взамен этого он научил меня преклоняться перед охотой”. Она вздохнула. “Именно здесь, в этом лесу, я впервые сознательно отняла жизнь другого создания в первый раз”. Она посмотрела вниз на свои руки, сжимая и разжимая их:“И это изменило мир”.

Я протянула руку и нежно сжала ее колено. Она слегка расслабилась и накрыла мою руку своей. “Как правило, они всегда приезжают сюда в это время года. Мне вчера удалось побеседовать с Андре в его ресторане и договориться о встрече”. Она подмигнула и посмотрела мне прямо в лицо: “Они действительно хорошие парни. Готовы отдать последнюю рубаху. Правда иногда чуть-чуть задиристые, что им же и вредит”.

Я с нежностью посмотрела на нее: “Спасибо, что поделилась этим со мной. Я знаю, как тяжело тебе. Я знаю, насколько тебе тяжело вспоминать о тех временах”.

Она пожала плечами: “Да, ладно. Все в порядке. В любом случае, ты имеешь право знать. Я не рассказывала тебе раньше, потому что не была уверена, что все получится. Не хотелось тебя разочаровывать”.

Рассмеявшись, я взяла руку и поднесла к свой груди “Ты меня еще ни разу не разочаровала, моя любовь”.

Она недоверчиво подняла одну бровь, а затем потянула свою руку обратно. И меня вместе с ней. Я крайне неудобно растянулась вдоль ее ног, но она тут же исправила ситуацию, слегка подняв меня так, что моя голова оказалась ее груди чуть ниже подбородка. Ее теплые руки погладили мою спину и я опять ощутила, что веки стали тяжелыми. Я удовлетворенно вздохнула и выдох слегка поколебал ткань ее рубашки.

Одна из пуговиц этой самой рубашки, оказавшаяся непосредственно перед моим взором, на мой взгляд была слишком плотно затянута, и я освободила ее из этого плена. В качестве награды я получала нежную обнаженную кожу умолявшую о поцелуе.

Я с удовольствием исполнила эту просьбу, улыбнувшись, когда рука, проводящая по моей спине медленные нежные круги, на секунду запнулась на своем пути.

Поскольку освобожденная пуговица выглядела очень несчастной без своей подружки, я решила обеспечить ей компанию и освободить еще одну. Что я и сделала, затем скользнула чуть ниже и подарила еще один поцелуй теплому благоухающему телу.

“Погладь меня, Ангел”, – завораживающий звук ее голоса проник в мое ухо непосредственно из груди, распространив волну тепла по всему телу.

“Как масло”, – улыбнулась я, и провела кончиком языка по ее груди. Мои пальцы нащупали застежку ее бюстгальтера с целью освободить ее грудь: “ Как шелк”.

Мир слегка пошатнулся, и когда я, наконец, открыла глаза, то обнаружила себя в крепких объятиях. Сверху на меня смотрели глаза цвета индиго, и в них читались любовь и определенные намерения. Моя спина опиралась на ее согнутые колени, я не могла оказать никакого сопротивления, только тихонько вскрикнула, когда она рывком расстегнула мою рубашку, рассыпая пуговицы.

Мне было более чем хорошо. Я поняла, как была дальновидна, когда не одела утром бюстгальтер, почувствовав горячие губы, блуждающие по ложбинке между грудей и дразнящие мои соски нежными редкими влажными касаниями.

Ее крепкие сильные руки обнимали меня, прижимая все сильнее, а пальцы скользили вниз по спине, стараясь стянуть мои джинсы. Внезапно она повернула голову и нежно схватила ртом сосок. Я немедленно среагировала на это движения, изогнувшись и уперевшись в ее сильный плоский живот, что ей позволило слегка стянуть мои джинсы. Тихо застонав, я закрыла глаза, моя голова опустилась обратно на ее колени.

Напрягая свои сильные ноги, она направляла мое тело навстречу ее ласкающим губам, зубам, языку.

Когда она переключилась на вторую грудь, оргазм пришел столь внезапно, что я даже не успела выдохнуть перед тем, как задрожала в волнах удовольствиях, проходящих насквозь от меня к моей любимой и возвращающихся обратно.

Я едва перевела дыхание, как ощутила спиной теплое грубое шерстяное покрывало. Открыв глаза, я увидела Айс, сидевшую между моих ног. Ее бедра нежно распирали мои широко расставленные ноги. Она склонилась надо мной, ее глаза были темны и полузакрыты, волосы свободно развивались, а улыбка была дикой и необузданной.

Наклонив голову, она поймала мои губы во властном поцелуе полном огня. Ее ловкий язык скользнул поверх моих зубов, затем проник в рот, переполняя желанием. В ответ я медленно подняла будто налившиеся свинцом, руки к ее прекрасным волосам и лишь притянула ее ближе к себе.

Наши стоны слились в один, еще более возбуждая меня.

Я всхлипнула, когда она ухватила зубами мою нижнюю губу, а ее язык принялся ласкать попавшую в ловушку плоть, каждым чувственным движением обещая то, что еще только должно произойти.

В конце концов она отстранилась и подарила мне еще одну хищную улыбку, после чего последовала серия заключительных поцелуев и нежных покусываний, спускающихся вниз по моему безумно чувствительному телу. Ее руки скользнули вниз, проникая между нашими телами, и в мгновение ока мои джинсы и нижнее белье были уже хорошо забытым прошлым. Также как и ее. Она опять лежала рядом, заявляя права на свою собственность между моих ног.

Первое прикосновение ее горячей нежной кожи чуть не отправило меня обратно за край, и мне пришлось стиснуть зубы, чтобы вернуться в реальность. Айс самодовольно рассмеялась, намереваясь довести меня до предела и дальше.

Еще один томительный поцелуй моих и без того распухших губ, и она начала медленное скольжение вниз, подбадриваемая явным возбуждением моего тела, окутывающим ее кожу.

Ее безжалостное внимание ко мне не прекратилось даже, когда она спустя вечность достигла, как я надеялась, цели своего путешествия. Она нежно укусила внутреннею поверхность каждого моего бедра, в то время, как ее руки, довольные собою, скользили по моей груди, не останавливаясь на месте дольше удара сердца, еще больше возбуждая меня.

Когда я уже окончательно потеряла способность мыслить, она сжалилась надо мной. Одна рука отпустила мою левую грудь и спустя мгновение проникла в меня. Одновременно с этим ее рот поглотил меня, такой влажный и горячий, столь желанный.

Ее язык и пальцы начали свой медленный танец, лишая меня дыхания. Ее тихое постанывание усиливало эффект.

Мы двигались одновременно, одна в другой, иногда быстро, иногда медленно, иногда жестко, иногда мучительно нежно, достигая крещендо, когда я наконец-то получила облегчение, окутанная сладчайшими потоками и воспарившая к небу, морю, звездам.

Воспарившая и присвоившая их.

Я рухнула на кровать полностью обессиленная и бесконечно счастливая. Айс медленно поднялась и легла рядом, заботливо смахивая испарину возбуждения с моего лба. Она выглядела такой любящей и нежной, что слезы подступили к моим глазам, размывая и окрашивая в золото ее образ.

“Не плачь”, – прошептала она. Ее лицо было мягким и абсолютно раскрытым.

“Я ничего не могу с этим поделать”, – я прошептала в ответ.

Закрывая глаза, я почувствовала теплое прикосновение ее губ на моих веках, осушая мои слезы своими поцелуями. Затем она легла, сгребая меня в нежное объятие, прижимаясь ко мне всем телом, положив свою длинную ногу поверх моих.

Потом она перевернулась таким образом, что мы оказались прижатые живот к животу. Откинув голову, она пристально взглянула в мои глаза. Выражение ее лица было убийственно серьезным. “Я люблю тебя, Ангел”.

Уткнувшись пылающим лицом в ее влажную шею, я обняла ее что было сил. “Я тоже люблю тебя, Морган, Больше, чем когда-либо могла себе представить”. Я улыбнулась, сопя в ее шею: “Надеюсь, что смогу показать тебе как сильно”.

“Ты уже показала”, прошептала она, утыкаясь в мои волосы, и еще крепче сжимая в объятиях мое податливое тело. Она гладила меня по волосам и я успокаивалась с каждым вздохом. И это продолжалось до тех пор, пока я не заснула в ее теплых и любящих объятиях.

Иногда слова не нужны.

***

Я быстро села. Мое сердце застряло где-то в районе горла. Только годы, проведенные в одном из самых опасных мест на земле, и выработанная привычка любой ценой не показывать своего страха, удержали меня от крика ужаса.

Я дико озиралась по сторонам, глаза медленно привыкали к практически абсолютной темноте узкой комнатки. Мне бы было спокойнее, если бы здесь была Айс, но ее не было. Я попыталась побороть страх и понять что происходит.

Опять раздался разбудивший меня дикий треск. Я слегка подпрыгнула, прижимая одеяло к груди. Все еще слепо вглядываясь в кромешную тьму, я как можно тише прошептала: “Айс”.

Внезапно я почувствовала за спиной теплую волну, сильная рука в мгновение ока затащила меня под одеяло, другая закрыла рот, приглушая сиплое дыхание моих легких.

К счастью, это касание мне было очень знакомо, и я кивнула в знак того, что со мной все в порядке.

Айс убрала руку и спустилась на кровать за моей спиной.

“Господи, Айс”, – прошептала я: “ты до смерти меня напугала”.

“Прости. Я не хотела”.

“Что происходит?”

“Я не знаю”.

Эта новость взволновала меня более, чем непрекращающийся за дверью грохот. “Ты… не знаешь?”

“Еще нет. Но узнаю”. Перегнувшись через меня, она дотянулась до окна и слегка приоткрыла штору. Комната внезапно наполнилась красным мерцающим светом.

Покинув свое временное жилище в районе горла, сердце упало на уровень коленей и быстро заколотилось. Я мяла в руках покрывало. Нет! Не сейчас! Мы только приехали! Пожалуйста, еще немного времени!”

Отпустив штору, Айс расслабилась, опять прислонилась к стене и громко сказала: “Все в порядке”.

“Что?”

“Да. Это всего лишь лесничий”.

“Лесничий?”

Кажется, у Айс опять появился попугай. Я думала, что давно распрощалась с этой привычкой. Но, видимо, попугай все это время жил у меня внутри, дожидаясь своего часа. Ну, давай, Ангел. Постарайся придумать что-нибудь умное! “Что нужно лесничему здесь в столь поздний час?” Ну, конечно, это не Эйнштейн, но, лучшее, что я могу придумать в подобных обстоятельствах.

“Ну, как правило, местные власти не очень хорошо относятся к людям, отстреливающим оленей в этих лесах. Но, в последнее время здесь исчезли практически все хищники и рост поголовья стал неуправляемым. Так что, нет никаких проблем. Если у тебя есть лицензия”.

Я глубокомысленно кивнула. В мозгу родился новый вопрос: “Айс?”

“Мммммм?”

“У Булла же есть лицензия, не так ли?”

“Да”.

Я облегченно вздохнула.

“Надеюсь”, – практически беззвучно пробормотала она.

О, Боже!

Айс замерла за моей спиной.

“Что?”

“Они идут сюда”.

Прежде чем я успела подумать о чем либо, кроме как спрятать голову в песок подобно страусу, как будто это могло бы меня сделать невидимой для пытливых глаз, открылась дверь и в комнату ворвался яркий свет, осветивший все до последнего уголка.

Воцарилась мертвая тишина.

С трудом сдерживая приступы смеха, я лишь тихонько стучалась головой о широкие плечи Айс. Никак иначе нельзя было смотреть на лицо лесничего – лицо таращающееся на обнаженное и представленное во всем великолепии тело моей возлюбленной.

Мне не было нужды видеть все происходящее. Я и так прекрасно себе представляла знаменитый взгляд Айс. “Да?” медленно протянула она. Голос был полон опасности и страсти.

Судорожно сглатывая, мужчина дернул кадыком. Его глаза округлились и блестели как новая монета.

“Что-то не так?”

Лесничий испытывал явный дискомфорт. Он качнулся назад на своих каблуках. “Мм… нет. Я… ошиб… всего лишь хотел… все ли… хорошо… здесь”.

Я не могла пропустить столь удивительного зрелища, вытянула голову чуть вперед и усмехнулась: “Спасибо, у нас все отлично. Никаких проблем”.

Бедный мужчина был на волосок от обморока. Он прокашлялся и пальцами расслабил несомненно тугой воротник. “Ошиб… тогда хорошо. Раз здесь нет проблем”.

Я сделала вид, что задумалась. “Нет. Не думаю. Но мы ценим ваше участие. Да, Айс?” Я легонько толкнула ее локтем.

Айс нацепила на лицо одну из имитаций искренней улыбки, над которой, честно говоря, ей еще надо поработать, и весьма чопорно ответила “Да. Несомненно”.

“Спасибо. Догадываюсь, вы хотите остаться одни”. Прокашлявшись на последок, загнанный лесничий попятился назад и очистил помещение, закрыв за собой дверь.

Как только в комнате опять воцарилась темнота, я выпустила на волю свои желания и упала на кровать, сотрясаясь в неудержимом смехе. Спустя мгновение ко мне присоединилась и Айс, хотя, обычно все ее веселье выражалось в нескольких кривых усмешках.

Очень долго мы не могли произнести ни слова. “Смех – лучшее лекарство”. И что касается меня, это действительно так. Все мои страхи и сомнения улетучились. По крайней мере, сейчас.

Второй раз за эту ночь я заснула счастливой.

***

Часто кажется, что чем ближе цель, тем дольше тянется время. В моем случае это было именно так. У меня сложилось впечатление, что это путешествие в первые недели весны длилось уже годы. Мы передвигались по изрытым колеями горных дорог, часть из которых была так завалена снегом, что я опасалась больше никогда не увидеть цивилизации. Моему сознанию представлялись наши тела, замерзшие, словно мраморные скульптуры и ожидающие лета, когда какой-нибудь путешественник их найдет.

Но не смотря на все трудности, нельзя не сказать, что Булл был отличным проводником. Он всегда был жизнерадостен, что порой удивляло, и это поддерживало мой собственный оптимизм.

Мы спали и ели где приходилось. Когда кто-то спал в узенькой кабинке тяжелого грузовика, остальные разделяли обязанности водителя и штурмана. Но, поскольку, я никогда не водила машину в сильный снегопад, а Булл разделял ненависть Айс к картам, большую часть времени мне приходилось проводить размазанной между двумя огромными телами и пялиться на редкие канадские деревья.

И спать.

Много спать.

И с каким облегчением я заметила высокий шпиль церкви, стоящей на въезде в маленький городок, где я провела много счастливых лет. Церковь стояла так, как я и запомнила на всю жизнь. Устремленная ввысь, высокая, величественная, указывающая путь на небеса всем заблудшим. Так всегда говорил мой отец, когда она открывалась его взору.

Я воспользовалась помощью Айс и спустилась из расположенной достаточно высоко кабины. В лицо ударил холодный воздух, сугробы снега были чуть ли не по пояс. Я задрожала от холода и засунула онемевшие руки поглубже в карманы обтягивающей куртки, столь благородно предложенной мне Буллом.

Айс, в соответствии со своей кличкой, была невозмутима, как будто пребывание в сугробе снега в половину собственного роста было ее ежедневной работой. Я было позавидовала такой выдержке, но поразмыслив о цене, которую ей пришлось заплатить, пересмотрела свое отношение.

Лучше я буду дрожать все дни напролет.

Булл спустился со своей стороны кабины и подошел попрощаться. Он широко улыбался и был похож на доброго гризли, выпрашивающего подаяние на обочине дороги.

“Неужели ты не хочешь отдохнуть хотя бы несколько минут?” – спросила я: “Конечно, это ничем не примечательный городок, но кафе должны быть открыты, и в них варят отличный кофе”. Они могли наливать в кружки хоть скипидар, пока жидкость была горячей, она представляла для меня деликатес.

Булл улыбнулся, слегка погрустнев: “Если вы не возражаете, мэм, в следующий раз я обязательно воспользуюсь вашим предложением. А сейчас меня в кабине ожидает компания охотников. И моя оплата вместе с ними”.

Я сочувственно кивнула. Я всегда могла понять нужду, порой мечтая никогда не проходить ее уроков. Особенно сейчас. “Спасибо, Булл. Я не знаю, чтобы мы делали без твой помощи. Ты – великий человек”.

Последующий за этим румянце растопил снег в радиусе десяти миль, и, как бы это не было жестоко, я не смогла удержаться от усмешки, заключив Булла в сердечные объятия. “Я хотела сказать: береги себя”.

“Ты тоже”, – ответил он, крепко обняв напоследок. И, не отводя глаз от меня, кивнул в сторону Айс: “И ее, договорились?”

“Обещаю”.

Затем этот огромный мужчина распрощался с Айс, забрался в свой грузовик, махнул напоследок и растворился в вихре белого выхлопа. Я еще повздыхала, наблюдая, как грузовик исчезает в бесконечном лесу, потом вытащила себя из глубокого сугроба на слабо мощеную дорогу, ведущую к городу.

Я посмотрела вниз по дороге, рассматривая город, и сердце кольнула легкая грусть. Он стоял такой заброшенный и пустой. Если зеленый – цвет отчаяния, красный – страсти, то серый – заброшенности. Казалось, какой-то безумный художник на грани самоубийства махнул кистью и выкрасил весь город серым цветом, готовя его к вечному погребению на какой-нибудь скучной выставке.

Хотя, напомнила я сама себе, летом городок выглядел также как и в межсезонье. Как домашний питомец нерадивого хозяина соскучившийся по ласке, ждущий летнего солнца, возрождающего цвет и жизнь на земле.

“Ты в порядке?” – прозвучал за спиной голос Айс. Слегка вздрогнув, я вернулась в реальный мир.

“Да. Всего лишь задумалась”. И надеялась. И молилась. Все время нашего полета к свободе, я ни разу не подумала о том, что место, которое мне казалось благословенным во всех моих снах, могло не оказаться таким. Глядя на него сейчас, наблюдая, как угрюмый ветер сечет одиноко возвышающиеся сосны и гонит по пустым улицам фантастические снежные воронки, я на секунду подумала, что моя мечта постепенно становится кошмаром.

Насколько мечты одинокого ребенка могут быть приемлемы во взрослой жизни? И какое я имела право тащить сюда Айс? Эта женщина пришла сюда не потому, что ей больше некуда было идти, а потому что она решила строить свою жизнь в любом выбранном мною месте.

Я неожиданно почувствовала на своих плечах огромную ношу ответственности. Ребенок, всегда живший в глубине меня, разрыдался от страха.

Я почти поддалась внутреннему порыву броситься с криками вслед исчезнувшему грузовику Булла и умолять забрать нас отсюда. Подальше от этого места пустых обещаний и разбитых надежд.

Возможно, я даже бросилась за ним, так велико было мое желание убежать из реальности. На долю секунды я даже видела свое собственное тело, перемещающееся между мной и деревушкой вдали. И тут сильная рука, покрасневшая и огрубевшая от холода и ветра, взяла мой подбородок и подняла вверх. Мои глаза встретились с глазами цвета неба над головой. “Мы вместе, Ангел. И не имеет значения – где”.

Ее телепатические способности поразили меня, но уже через мгновение я открыла рот, чтобы ответить, наблюдая как выдыхаемый воздух превращается в морозный пар. “Я знаю. И это меня пугает. А что если это место не подойдет нам? А что если я вытащила нас из одной тюрьмы лишь для того, чтобы упрятать в другую? А что если…” – я опустила глаза, рассматривая грязные разводы на ее ладони: “… здесь все не так, как я помню?”

Она ответила со своей обычной, порой пугающей, искренностью: “Ангел, такое часто встречается в жизни”. Я посмотрела вверх и увидела легкую грустную улыбку, искривившую ее губы. “Но, если мы не будем использовать наш шанс, мечта будет нам без надобности. А без мечты…”

Ее слова проникали в глубь меня. И я не смогла не ответить ей улыбкой, вспоминая вечер, когда она рассказала мне, как ее собственные мечты, мечты о жизни со мной вне тюремных стен, помогли удержаться от убийства ее злейшего врага. “Где бы мы тогда были?”- тихо пробормотала я, продолжая ее фразу.

Подмигнув, Айс поправила тонкий жакет на своем красивом тренированном теле. “Действительно, где бы мы были”. И взяв меня за руку, повела по скользкой дороге на встречу любому, какое бы этот одинокий унылый город нам бы не готовил, будущему.

***

“Уютно”, – лаконично отметила Айс. Ее губы сложились в едва уловимую изумленную улыбку.

“Полагаю, ты хотела сказать “жутко””. Я просто физически ощущала на своей спине десятки невидимых глаз. Ожидающих, оценивающих, выносящих приговор.

Прямо передо мной находилась единственная городская гостиница, дарующая еду и кров. “Серебряная сосна” покоилась под огромными сугробами снега. В молодости это название интриговало меня. Часть его, а именно “сосна”, была заимствована у сорта окружающих деревьев, каких здесь было сотни, если не тысячи. И ты терялся среди них, как лилипут в стране Гулливеров.

Составляющая “серебряная” вводила меня в недоумение. Я никогда в своей жизни не видела серебряной сосны. За исключением окрашенных в серебро веток, продаваемых на распродажах в канун Рождества.

Однажды я набралась мужества и спросила об этом мать. Она улыбнулась той самой выводящей из себя улыбкой, что свойственна всем матерям, и сказала, похлопывая меня по голове как туповатого юнца: “Это поэтический образ, дорогая”.

И, разумеется, оставила меня наедине уже с двумя вопросами, вместо одного.

Но, несмотря на столь неуместное название, “Серебряная сосна” было тем местом, что я вспоминала с огромной любовью. И не только потому, что ее хозяйка Мисс Кармоди тайком от родителей давала мне вкуснейшие пирожные. Но и из-за своих огромных старых комнат, на изучение которых уходила большая часть дождливого летнего дня.

Сейчас же он выглядел отелем из "Сияющиего" (The Shining).

Ну, или "Психо" (Psycho).

В моей голове зазвенело по-девичьи тонкое злобное хихиканье Кассандры, усиливая ужас от восприятия этого места. “Заткнись”, – пробормотала я, стараясь унять приступ дрожи. “Просто заткнись”.

“Извини?” – Айс вопросительно посмотрела в мою сторону.

“Прости. Разговариваю сама с собой”. Как обычно. Ну, давай, Ангел. Сбрось с себя эти наваждения. Или она подумает, что ты сломалась. “Здесь не совсем так, как мне запомнилось”, – поделилась я гениальными наблюдениями со своей ухмыляющейся половинкой.

“Нисколько не сомневаюсь в этом”, – она с кажущейся беззаботностью пожала плечами. “Все сильно зависит от времени года”.

“Да. Думаю, что ты права”. Я принялась оглядываться по сторонам. В поле зрения попал магазинчик автозаправочной станции. Он, также, казалось, был заброшен. Единственным признаком жизни была неоновая вывеска “Пейте Кока Колу”, мерцающая как глаз разъяренного циклопа.

Через перекресток от станции располагалось одноэтажное здание школы. Следом за школой – строгого вида церковь. Всем, кто ее видел, она казалась очень внушительной благодаря своему огромному витражному окну, испачканному красками невиданных цветов. Церкви вроде этой никогда не вызывают благоговения. Они его убивают.

И только длинное приземистое здание кафе, по совместительству являющейся единственной в городе бакалейной лавкой, вызывало хоть какие-то теплые чувства. Окна запотели изнутри и наружу к темнеющему дню пробивался призрачный свет. “Мне кажется, что я попала в самую середину одного из рассказов Стивена Кинга”.

Айс посмотрела на кафе с необычайной мягкостью: “Мне кажется, что местные жители испытывают беспокойство. Давай пойдем удовлетворим их любопытство”.

“Мне нравится эта идея”, – ответила я, мысленно моля о доброжелательном приеме. “Надеюсь, здесь по-прежнему варят кофе”.

Тихо напевая себе под нос тему из Сумеречной зоны, Айс снова взяла меня за руку и повела к кафе.

Волна горячего воздуха, ударившая нам навстречу в открытую дверь, чуть не заставила меня сбежать обратно на улицу, спасаясь от внезапного удушья. Но дразнящий запах кофе, как раз такой, как я помнила, и крепкая хватка Айс взяли меня на буксир.

Даже с учетом своих небольших размеров, кафе было практически пустым. Мы дошли до стойки под прицелом недоверчивых глаз, смотрящих с каменных лиц. Я чувствовала себя абсолютно некомфортно. Изобразив на своем лице самую доброжелательную улыбку, я скользнула на табурет и подозвала официантку, крашенную блондинку с пышными формами и медленно тлеющим окурком в ярко накрашенных губах.

Я мысленно улыбнулась. Будь Пони сейчас с нами, ее бы сразило наповал. Она всегда была слаба на таких “дешево и просто”.

“Два кофе, пожалуйста”, – попросила я как можно дружелюбнее.

“Деньги есть? Милостыню не подаем”.

“Да, конечно”, ответила я, засовывая руку в карман джинсов и извлекая на свет несколько помятых купюр и монет. “Хотя, это американские. Вы принимаете такие?” – я была уверена в успехе. Придет лето, и эти люди будут с охотой брать все Линкольны, Вашингтоны и Джексоны, попадающиеся на пути.

После длительного раздумья женщина наконец кивнула и повернулась к плите, стоящей у кухонной двери, сняла с нее кипящий чайник и плеснула нам две чашки кофе. Затем она повернулась обратно и, поставив их на стойку, с безучастным видом отправила в нашем направлении. От толчка жидкость пролилась на оборванную, прожженную клеенку, закрывавшую барную стойку.

Я взглянула на свою подругу, безучастно рассматривающую зеркало позади официантки. Казалось, ее совсем не задело нанесенное нам оскорбление.

Нам надо поговорить, Айс. В конце концов, в чем прелесть иметь по соседству "Чудовище из Болота", если она не может призвать к ответу ужасную грубую официантку?

С тихим рычанием барменша погасила окурок в стоящей неподалеку пепельнице, заграбастала мои купюры и отправилась к кассе. Спустя мгновение она вернулась и бросила на стойку несколько мелких канадских монет.

Справа от себя я услышала холодный, спокойный и, о, такой опасный, тихий голос: "Отдай ей остальное".

Губы барменши искривились, как будто она проглотила кусок стекла. Она безмолвно застыла, а ее лицо сменило свою окраску от бледной к еще более бледной, пока не остановилось на абсолютно белом цвете. "Полагаю, я достаточно тупа". Мне даже не пришло в голову скрыть свою удовлетворенную улыбку. Более чем удовлетворенную.

"Сейчас же".

"Я…и не понимаю о чем вы говорите", ответила она полным панического ужаса голосом.

В отражении зеркала я видела взгляд Айс, переходящий с меню на две чашки кофе, покоящиеся на стойке, и обратно на барменшу. Ее лицо по-прежнему оставалось каменным.

Своим враждебно настроенным взглядом Айс просто приковала к себе женщину, взявшую лишнего, побуждая ее к действию. Наконец несчастная вскочила, будто все демоны ада вселились в ее каблуки, ударом кулака открыла кассу и в рекордные сроки отдала недостающую сдачу.

"Спасибо", ответила я сладким голосом, наконец-то отхлебывая с трудом добытый кофе.

На вкус он оказался даже лучше, чем тот, что мне запомнился в детстве.

***

Уже через час я была сыта по горло холодностью окружающих. Даже горячий кофе не растопил холод, сидящий внутри меня, порожденный глазами, следящими за всеми моими перемещениями, как будто мой напиток мог материализоваться в смертельное оружие, способное погубить окружающих.

Я уже сильно нуждалась в поддержке, когда Айс перехватила мой взгляд и быстро кивнула. Оставив совсем не заслуженные чаевые, я соскользнула со стула и схватила мой тяжелый рюкзак, закинула его за плечи, устраивая поудобнее.

Айс сделала тоже самое. Напоследок окинув взглядом всех наблюдавших за нами, давая понять, что у нее очень и очень хорошая память, она направилась к двери и нашему выходу из идиотского положения, сложившегося в кафе.

Несмотря на продолжающийся мороз, холод снаружи казался теплее только что оказанного приема. Я засунула руки внутрь карманов моего одолженного жакета и повернулась посмотреть на Айс: "Да уж, это не похоже на отдых на берегу моря”.

Айс пожала плечами, забрасывая свой рюкзак за спину: "Полагаю, им просто не было уплачено за любезность к посетителям вне сезона".

"Да уж", – вздохнула я, вновь поворачиваясь к "Серебряной сосне". Она, как и раньше, выглядела закрытой и отстраненной. В мой план входило снять здесь комнату, по крайней мере, до тех пор, пока не снимем дом. Но вспоминая сейчас эти мысли, даже если в них была толика здравого смысла, я понимала, что ничто более не сможет затащить меня внутрь, даже упряжка диких лошадей.

Было слегка за полдень, но небо уже начинало темнеть. С запада надвигались огромные тучи, обещая еще больше снега. Я опять задрожала и обернулась посмотреть на свою подругу, спокойно стоящую посреди пустынной улицы и разглядывающую меня. Мои плечи опять ощутили тяжелый груз ответственности. Это ощущение разительно отличалось от того пьянящего ощущения свободы, которое я чувствовала, будучи здесь ребенком. Может быть, они говорили правду. Может быть, тебе никогда не вернуться домой.

Нежно улыбнувшись, Айс подошла ко мне и, не обращая внимания на пристальные взгляды, которые я ощущала вокруг, заключила в теплое объятие. Отстранившись, она посмотрела на меня, без усилия завладев моим вниманием: “Пойдем. Давай посмотрим, что нам еще надо сделать”.

Несмотря на свою немногословность, Айс хорошо знала, как лучшим образом управиться со своим словарным запасом. Каким-то образом ей удалось, вообщем, как удавалось и все остальное, изгнать мое чувство вины.

Наше будущее.

Я крепко обняла ее в знак благодарности, затем отодвинулась, обращая решительный взгляд к нашей цели. Препятствия, стоящие на нашем пути, представились в истинном свете. Это были не огромные непроходимые пропасти, а всего лишь брошенные нам вызовы, которые мы примем и победим.

Кивнув самой себе, я потопала вниз по дороге. Айс, разумеется, последовала за мной. Когда последнее здание растаяло в тумане, я неожиданно свернула вправо, сойдя с дороги в глубокий сугроб. “Срежем”, – объяснила я не оборачиваясь на без сомнения удивленную реакцию моей подруги.

Идя через дружественный и любимый лес, я чувствовала, как мое сердце наполняется светом. Чем дальше я продвигалась по тропинке, инстинктивно находя направление всем своим существом, не прибегая к разуму, тем, казалось, моложе я становилась. Деревья становились выше. Свежий снег ложился на сосновые иглы. В воздухе стоял смолистый запах. Все вокруг бурлило жизненной силой. Птичий хор радостно встречал каждый луч медленно садящегося солнца, пробившийся сквозь деревья, согревающий мою кожу и вызывающий улыбку на лице.

Закрыв глаза, я практически могла слышать гомон детей, играющих на узеньком берегу блестящего голубого озера. Порой мне казалось, что я держу в руках однопенсовую свечку из детства, ощущая не только ее свет, но, что важнее, и вес.

Я бы направилась прямиком через валежник и сломала бы себе шею, если бы в конце концов Айс не вытащила меня из моих мечтаний обратно в реальность, дернув за край жакета.

"Осторожней", – мягко попросила она, пробираясь через нагромождение поваленных сосен.

Я моргнула, опять ощущая холод, мое взрослое тело и ответственность. Но каким-то образом, после только что полученного подарка, ничто не казалось таким ужасным, как до этого. “Этого… здесь не было раньше”, – ответила я, чувствуя, как несмотря на холод горят от смущения мои щеки.

Айс практически выстрелила в меня взглядом, явно считая молчание высшей добродетелью, особенно в ответ на мои блестящие наблюдения. Затем продолжила изучать большой завал, преградивший нам путь: “Может, поищем обход?".

“Никаких проблем. Пойдем”.

Уже через несколько минут мы вернулись на нашу тропинку, и прежде, чем я осознала это, открылся вид на озеро, расположенное за последними деревьями, укрывающими его. Но оно не было таким, каким я его запомнила – глубоким, дружелюбным, голубым. Оно было замерзшим и серым ото льда. Большая его часть была очищена от снега, в самом центре горел огромный костер. Группка детей скользила взад и вперед по льду. Большая часть из них играла в игру, которая, похоже, была хоккеем. Звуки от их клюшек эхом разносились по всей поверхности озера.

Быстро свернув налево, я продолжила свой путь вдоль линии деревьев, пока не показался первый коттедж, больше похожий на огромный дом, чем обыкновенную хижину. Я прошла мимо первых двух и остановилась. Мое дыхание прервалось, когда я увидела своими собственными глазами то, чему мое сердце отказывалось верить.

Коттедж, то самое место, где я провела столько удивительных летних дней, место, воспоминания о котором позволили мне пережить столько трудных лет, исчез.

Только покров свежего снега указывал на его могилу.

Я почувствовала, как слезы подступили к глазам, слезы, которые могли прогнать только теплота и поддержка Айс. Все эти годы какая-то часть моего сердца хранила надежду, что сообщение о том, что дом сгорел, было всего лишь дьявольской шуткой моего безжалостного бога.

Оказалось, что эта шутка была реальностью.

"С тобой все в порядке?" – спросила Айс, после некоторого размышления о том, что же могло здесь вызвать мои слезы.

"Его нет", – прошептала я и рассмеялась сама над собой. “Я знаю, я – настоящая дура. Это ведь не должно было меня удивить, правда? Я имею ввиду, я знала об этом. Но, я не думала, что это будет именно так…"

"Пусто?"

Я вздохнула: "Да, пусто".

"Ты помнишь, как это выглядело?"

Я повернулась к ней: “Помню ли я? Конечно, я помню! Я думаю, что сохранила в памяти каждое бревно и гонт. Я даже помню, что крыша слегка провисла прямо по середине. Черный вход с щитовой дверью всегда выглядел так, как будто нуждался в покраске. А окна всегда были в паутине. Над входом дерненные наличники. Фартук полощется на ветру. Все”.

“И ты можешь воспроизвести у себя в памяти эту картинку?”

Вспоминая, я рассмеялась сквозь слезы: “Да”.

Айс улыбнулась в ответ: “Отлично. Потому что это снова будет так выглядеть. Все что нам нужно, это немного времени и усилий”.

Я поглядела на непоколебимую уверенность в ее глазах и во второй раз за сегодняшний день поверила. Прогоняя слезы, на моем лице расцвела улыбка: “Чего же мы тогда ждем? Если у тебя есть силы, то у меня есть время”.

И, нарушив границу, все равно что заяц на снегоступах, я понеслась через снег по направлению к снежному насту, скрывавшему землю, на которой однажды поднимется дом, сохранившийся в мой памяти.

Только он будет лучше, потому что вместе со мной в нем будет Айс.

***

Мы вернулись только к закату. Голодные и замершие. На импровизированное исследование местности у нас ушел практически весь день. Айс выглядела вполне удовлетворенной, когда я водила ее по памятным местам моего детства: маленький зеленый док, примостившийся на небольшом отрезке пустынного берега (здесь использовался только ручной труд, причем, стоит в интересах правды отметить, незаконно); заросли камыша, в которых лягушки устраивают летом веселые громкие концерты для своих пар; маленькая теплая заводь с вечно снующими среди водорослей головастиками и безупречной гладкой поверхностью, столь удобной для метания камушков.

Я даже заставила ее влезть на мое любимое дерево – старую дружелюбную сосну, чьи сучки представляли собой удобную лестницу для маленьких детских ног, а большая гладкая ветвь была удобным пристанищем юному наблюдателю за гонками раскрашенных во все цвета радуги яхт.

Как только мы вышли из леса на открытую местность, с неба посыпались большие мокрые снежинки, обещающие очередные заносы. Продрогшая, промокшая до костей, голодная, с начинающейся головной болью, сверлящей в районе бровей и готовой разрастись до неимоверных размеров, я тяжело вздохнула.

“Предполагаю, мы должны разбить ночлег, да?” – унылые звуки моего голоса могли расстроить даже приговоренного к повешенью.

Пробормотав себе что-то под нос, она опустила на снег тяжелый рюкзак и начал вытряхивать из него наши пожитки, которые состояли из двухместной палатки и трех среднего размера, но предназначенных для ночевки на снегу, спальников, которые, несмотря на бурные возражения Айс, Буллу таки удалось вручить нам.

Некоторое время я безучастно стояла в стороне. Темные волосы моей подруги уже успели покрыться белой пылью снежинок, когда до меня наконец-то дошло, что лагерь сам по себе не обстроится.

Я успела сделать только шаг в направлении Айс, как раздался звук сломанной ветки. Резко повернувшись вправо, я в оборонительном жесте вытянула вперед руки, как будто это могло меня спасти от гризли или подобного смертельно опасного вечернего посетителя.

Но, это был не гризли и не волк. Даже не кролик, изучающий забавного вида чужаков, вторгшихся в его владения. На небольшом холмике, отделяющим наши владения от соседних, стояла маленькая хрупкая фигура, завернутая в тяжелую парку. Я подняла свои руки в нерешительном взмахе, надеясь, что кем бы ни был наш молчаливый наблюдатель, ему нечего скрывать, кроме своих рук в карманах жакета.

Из глубин мехового капюшона парки донесся женский, слега колеблющийся, голос. “Кто вы?” – не двигаясь с места спросила женщина: “Это – частная собственность. Если придется, я могу позвонить в полицию”.

Я узнала массачусетский акцент, так забавлявший меня в детстве. На лице появилась недоуменная улыбка: “Миссис Андерсон? Это вы?”

“Кто вы?” – повторил, ничуть не обрадованный, что его узнали, голос.

Я вздрогнула, застыв в замешательстве несколько дольше, чем это было бы прилично, затем смирившись с судьбой, открыла рот в надежде на обвал несуществующей горы или появление гризли, поедающего женщин. Больше всего на свете мне хотелось провалиться сквозь землю.

Но не тут-то было.

Дело в том, что в маленьком кусочке ада, именуемом Болото, огромное количество времени – по крайней мере мне так казалось – мы с Амазонками проводили, играя в небольшую игру “Угадай настоящее имя Ангела”. Да, разумеется, они знали мою фамилию. Все. Ее, по крайней мере, четыре раза в день громко называли на поверках. Ну, или чаще, если я чего-то нарушала или была нужна на каких-то работах.

Но мое имя… Да, этот мой маленький секрет охранялся лучше, чем Форт Кнокс. И началось это еще в нежные годы моей юности и прошлой жизни, когда меня частенько дразнили из-за него.

Удивительнее всего было то, что Корина не смогла его отгадать, хотя ее длинные щупальца проникли во все аспекты тюремной жизни. Правда, мысленно возвращаясь в те времена, я полагаю, что она могла и знать его уже в первые секунды моего заточения в Болоте, но никогда не имела желания, или, быть может, возможности, использовать против меня это оружие. Я была и навек прибуду безумно благодарна ей.

Что же касается Айс… Однажды, в разгар очередной игры, когда особенно изобретательные догадки заставили меня краснеть от ног до головы, от кончиков пальцев до корней волос, я поинтересовалась ее кажущимся безразличием к этому вопросу.

Она пожала плечами и ответила в своей обычной прямой манере: “Если тебе нравится имя Ангел, значит, так оно и будет. Я буду звать тебя Ангел”.

Вот так просто.

Сзади меня раздалось легкое покашливание. Я моргнула, осознав, что не только наша гостья дожидается ответа. Вместе с ней его ждет и Айс.

Проклятие.

Тысяча проклятий.

“Я Тайлер, миссис Андерсон”, – наконец промолвила я. Возможно, мой ответ был несколько тише, чем следовало, но сильно громче, чем я по некоторым соображениям желала.

“Тайлер?” – повторила женщина. Капюшон парки дернулся вперед, повинуясь столь знакомому мне с детства изумленному жесту маленькой птичьей головки: “Тайлер Мур? Это действительно ты?”

Я рассмеялась. Хотя не думаю, что мой смех был особо ободряющим.

Однако, наверное, для нее этого было достаточно, поскольку она начала спускаться с холма, направляясь в нашу сторону с грацией человека, привыкшего пробираться сквозь глубокие сугробы.

“Не произноси”, – я тихо предупредила твердыню позади себя: “Даже не думай”.

Тишина.

“Даже не мечтай”.

Благодарю тебя, Господи.

“Мэри”.

Если бы я не была абсолютно уверена всеми фибрами своей души, что Айс в мгновения ока может порубать меня на мелкие кусочки, я бы набросилась на нее быстрее, чем волк на кролика. В итоге мне пришлось удовлетвориться легким поворотом головы в ее сторону и испепеляющим взглядом, способным, я уверена, растопить стекло.

К сожалению, даже снег, падающий между нами отказал мне в этой малости – растаять от моего горячего взгляда. Что же касается до объекта моих жалких попыток ярости, она выглядела спокойной и собранной, как будто ничто не в силах ее испугать. Неужели так сложно хотя бы притвориться напуганной? – ее лицо было безучастно, и только в глазах застыла хитрая улыбка.

Дождетесь у меня, миссис Высокая и Могучая. Отольется тебе той же монетой.

Я больше не успела ни о чем подумать, поскольку оказалась заключенной в крепкие объятия, неожиданно сильные для такой хрупкой женщины. Жалея старческие кости, я обняла ее вполсилы.

Прошло много времени, пока мы оторвались друг от друга. Она приложила свои теплые, укрытые перчатками ладони к моим онемевшим щекам: “Милость Божья, дите, это действительно ты! Ты так выросла, что я с трудом узнала тебя!”

Я рассмеялась и, разумеется, покраснела. “Да, конечно, годы берут свое”. Я едва видела ее лицо, но хорошо чувствовала свет улыбки, пробивающийся сквозь темноту капюшона, как путеводная звезда искренности ее приветствия.

Делая шаг назад, она рассмеялась очень музыкальным, полным любви голосом: “Хотела бы я, чтобы и в моем случае годы брали свое. Просыпаясь каждое утро, я готова поклясться, что усохла за ночь на очередной миллиметр”.

Затем она откинула назад капюшон, и я впервые смогла разглядеть лицо, столь знакомое мне, как будто я видела его только вчера. Седины и морщин стало чуть больше, но глядя на нее, я чувствовала, что опять вернулась в прошлое, сделав очередной шаг к Сумеречной Зоне. Это был день, наполненный де жа вю.

“Так удивительно видеть вас”, – ответила я. Должно быть, со стороны это выглядело полным идиотизмом. Снег заметал мои плечи, а я стояла и улыбалась, глядя на нее.

Мягко взяв меня за руку, женщина вернула улыбку: “Мне тоже удивительно видеть тебя, дорогуша. Я думала, что этого уже никогда не произойдет. Твоя мать не особо рассказывала о твоих похождениях, а потом мы и вообще перестали встречаться”.

Продолжая хранить на лице уверенную улыбку, я пребывала в некоторой растерянности.

Хотелось выпрыгнуть в воображаемое окно, но тут Айс почувствовала мой дискомфорт. Она продолжила рыться в рюкзаке в поиске неизвестно чего, издавая при этом гораздо больше шума, чем обычно.

Этот отвлекающий маневр придал мне силы, улыбка стала более естественная: “Миссис Анедрсон, позвольте представить вам мою подругу Морган. Морган, это миссис Андерсон. Моя соседка”.

“Приятно познакомиться, мадам”, – ответила Айс, деликатно пожимая руку старушки.

“Хватит”, – ответила та, крепко пожимая руку моей возлюбленной: “я уже семьдесят пять лет как Руби. Мне бы хотелось, чтобы вы так меня и называли, Морган”. Повернувшись, она подмигнула мне: “Это касается и вас, Тайлер”.

Я твердо верю, что в нашей взрослой жизни бывают моменты, когда исчезает груз прожитых лет и мы опять чувствуем себя провинившимися семилетними детьми, выслушивающими отповедь учителя.

Это был как раз такой момент.

Я стояла в полной уверенности, что жара моих щек достаточно для огромного лесного пожара, предпринимая отчаянные попытки скрыть эффект от ее мягкого упрека.

Повисла неловкая пауза. Какое-то время миссис Андерсон – Руби разглядывала руки Айс, затем повернулась ко мне и улыбнулась: “Надо заметить, вы выбрали замечательное время года для своего визита, Тайлер. Никакой толпы”.

Я облегченно рассмеялась, почувствовав ее дружелюбие: “Да уж. Правда вода слегка холодновата”.

“И, полагаю, несколько тверда для катания на лодке”, – поддразнила она.

“Да уж. Но к плюсом можно отнести то, что скорее всего мне не надо беспокоиться о солнечном ударе”. Я почувствовала, что больше не могу продолжать дружескую беседу и принялась рассматривать мои руки, улыбка сползла с моего лица, как хэллуиовская маска в конце праздника.

Ложь можно рассматривать, как жалкую попытку сказать “Здравствуйте”, правда же больше всего смахивает на постоянное “До свидания”. Всякое происходило в моей жизни, но я не могла позволить себе потерять Руби, которой так отчаянно хотелось быть нужной.

“Я здесь… не просто с визитом”, – начала я, надеясь, что моя хорошо отрепетированная речь получится лучше, чем то, что звучало в моей голове. Хотя это было трудно, но я старалась не смотреть на Айс. Мне очень нужна была ее поддержка. Я глубоко вздохнула и медленно выдохнула: “Мне нужен отдых после того, где я побывала. Я очень устала от жестокости вокруг меня”, – и это было правдой. “Избиения. Резня. Стрельба”, – тут я посмотрела на Айс. Она в молчаливом согласии закрыла на секунду свои глаза, затем вновь открыла их и твердо встретила мой взгляд. Так хотелось броситься к ней, но я не смела.

Воспоминание о моих видениях, в которых она истекала кровью на земле, были слишком болезненны, чтобы занимать сейчас их исследованиями. Сегодня мои сны слишком часто напоминали о себе. Я каждый раз покрывалась холодным потом и лишалась дыхания, как только они вылезали из той ямы, что я вырыла им в своем подсознании.

Оторвав взгляд от своей возлюбленной, я опять посмотрела на Руби. Ее лицо дышало состраданием. Попытавшись улыбнуться, я продолжила: “Воспоминание об этом месте помогло мне пройти сквозь все трудные времена мой жизни. И я решила, что если я когда-нибудь вернусь сюда и постараюсь осуществить свои сны, может быть жизнь опять наладится”.

Я опять вздохнула, ощущая как мои плечи прогибаются под тяжестью того, что мне надо было облечь в слова: “Я не знаю, может быть это все глупые мечты, но я знаю, что должна попробовать”.

Руби рассмеялась и мягко положила руку мне не плечо: “Ты всегда была мечтательницей, Тайлер. С самого первого раза, что я тебя увидела, сидящей на качелях и смотрящей на закат. Это раздражало твою мать. Не думаю, что она понимала тебя. Но я всегда верила, что тот, кто может так сладко и хорошо мечтать, никогда не упустит свой шанс превратить мечту в реальность. И если пребывание здесь поможет тебе осуществить свои мечты, я сделаю все возможное, чтобы помочь”.

Слезы обожгли мои глаза, а маленькая частичка моего сердца опять отдала свою любовь женщине, пронесший сквозь эти годы хорошее отношение к маленькому одинокому ребенку. “Спасибо”, – прошептала я со всей искренностью своего сердца.

“Всегда пожалуйста”, – ответила она с доброй мягкой улыбкой, наверное, как и я, вспоминая далекое прошлое.

Убрав руку с моего плеча, Руби с любопытством обернулась к Айс: “А вы? Вы не похожи на мечтательницу, Морган”.

Айс улыбнулась и в слабом мерцании ее улыбки я смогла заметить легкий отблеск опасности: “Придется стать”.

Уголком глаз я заметила реакцию Руби, которая слегка смутилась, прежде чем кивнуть в ответ: “Да, здесь вы станете”.

Затем она повернулась и посмотрела вниз. Ее глаза расширились от удивления: “Вы ведь не собираетесь провести ночь на холоде?”

Я вздохнула: “Мы не сразу пришли к такому решению. Вообще-то, мы собирались снять комнату в Серебряной сосне, но гостиница закрыта в ожидании сезона”. Мои щеки опять запылали, и я посмотрела на нее с, как мне казалось, с детским выражением на лице: “Наверное, мне нужно было им все объяснить?”

Руби отрицательно махнула рукой: “Не стоило. Маргарет Кармоди держала это место открытым круглый год. У нее был неплохой бизнес, даже в середине зимы – она сдавала комнаты охотникам. После ее смерти все перешло ее племяннице. Приятная женщина, но…” – она запнулась в поисках подходящего слова: “какая-то эксцентричная что ли”.

Я рассмеялась: “Бешенная?”

“Как клоп”, – чопорно подтвердила Руби.

“Мне горько слышать, что миссис Кармоди умерла. Она была очень приятной женщиной”.

“Да, очень приятной”. Она посмотрела на наши пожитки, затем на меня. Ее лицо было серьезным: “А сейчас я предлагаю вам собрать все это обратно в рюкзак и последовать за мной. До тех пор, пока вы не восстановите ваше жилище, вы можете оставаться в моем доме”.

Я тяжело сглотнула и решилась посмотреть на Айс. Безусловно, моя возлюбленная пристально смотрела на Руби. Ее глаза превратились в одну узкую щель. Даже на расстоянии чувствовался закипающий в ней гнев.

Это было не очень хорошо.

“Что-то не так?” – спросила Руби, переводя взгляд с Айс на меня и обратно, удивляясь, что мы не набросились на нее после столь щедрого предложения.

“Мм, нет… Все хорошо. Правда… Я… Морган?”

Мне почудился голос матери. Когда сомневаешься, проси.

Я так и поступила. Разумеется, не словами. Но выбирая между ночевкой в холодной тесной палатке и ночевкой в приятном теплом доме, в приятной теплой кровати, было несложно найти нужное решение.

Осталось только уговорить мою гордую подругу, для которой получение любой помощи казалось верхом слабости. Даже если эта великодушная помощь избавила бы нас от ранней смерти или, по крайней мере, отмороженных частей тела.

Если вам кажется, что все это звучит излишне мелодраматично, то просто вспомните, что я была очень-очень замерзшая. И очень-очень уставшая. А головная боль перешла, как говорил мой отец, в стадию “конского топота”. В моей голове стучал копытом очень смелый ослик.

Я смотрела на Айс как можно жалобнее, надеясь, что это сработает.

После нескольких секунд ожидания, показавшимихся вечностью, выражение ее лица слегка смягчились, плечи опустились. Кривая улыбка наползла на лицо, и ее глаза приняли обычное выражение, хотя, там было уже темно, чтобы быть достаточно уверенным в этом.

Тщательно скрывая радость моей маленькой победы, я повернулась к Руби и как можно вежливее сказала: “Если вы уверены, что это не очень ужасно, мы будем рады принять ваше приглашение”.

“Отлично. Тогда решено. Собирайте вещи и следуйте за мной”.