Трусишка с трудом продрал глаза, но то, что он увидел, подействовало на него столь угнетающе, что он поспешно зажмурился.

«Какой-то кошмарный сон, — подумал Трусишка и тотчас про себя добавил: — Насмотрелся я этих кошмаров за последнее время!» Подождал, подождал и вынужден был примириться с фактом: то, что он видит и ощущает, на сей раз не сон, а нечто похуже — реальность.

Рядом, в непосредственной близости, поблёскивал единственный голубой глаз и внимательно его изучал.

— Коллега! Дорогой коллега! — раздался радостный вопль. — Теперь-то я могу к тебе так обращаться, герой ты наш! Позволь прижать тебя к груди, собрат по чудовищности!

«Когда это я успел попасть в собратья?» — оторопело подумал Трусишка, высвобождаясь из волосатых объятий.

Однако возбуждённый Конторщик вновь придвинулся к нему.

— Выдержал все три испытания: насмерть перепугал Великого Абсолюта, заглушил Внутренний Звон, загасил Призрачный Огонёк! Спрашивается, чего ещё надо?! — он притиснул Трусишку к стенке вплотную, грозя раздавить, но вдруг замер, поднеся волосатую лапищу к единственному глазу. Видать, прослезился. — Наступил звёздный час твоей жизни... — тихо, проникновенно молвил он. — Ты вступаешь в нашу всеохватную семью чудовищ, доказав, что достоин этой чести. Ах, какой великий, возвышающий момент!

Трусишка слегка отодвинулся в сторонку, и им вдруг овладело доселе неведомое чувство, а точнее говоря, отсутствие некоего чувства. Дело в том — уф-ф, даже выговорить страшно! — что он не испытывал страха. Ну ни капельки. Ни чуточки. Конторщик, утиравший свой единственный глаз, показался ему определённо потешным. Однако тешиться ему пришлось недолго.

— Осталось выполнить небольшую формальность, — Этот канцелярский оборот сразу же переменил атмосферу. — Получение этого документа, — Конторщик с напыщенным видом потряс в воздухе листок бумаги, сплошь исписанный крупными, чётко выведенными буквами, — незабываемый миг! Даже дряхлые, страдающие старческим слабоумием чудовища растроганно вспоминают его, а сам документ, застеклённый и в рамке, вешают у себя над постелью, чтобы с законной гордостью демонстрировать посетителям.

На бумаге было написано следующее:

Телескопическая рука протянулась к клиенту, вручив ему перо с каким-то странным лохматым оперением.

— Оригинальная штука, — с интересом заметил Трусишка. — Ястреб, что ли?

— Гриф, — Конторщик с лёгким нетерпением ткнул пальцем в нижний угол листа. — Изволь подписать вот здесь. — А поскольку Трусишка не проявил послушания, снисходительно осведомился: — Или ты писать не умеешь? Поставь два крестика, да и все дела!

— Как не уметь? Конечно, умею!

— Тогда чего время тянуть?

Трусишка повертел в руках бланк заявления, затем положил его на стол, тщательно прижав пером грифа.

— Боюсь, я недостоин столь высокой чести.

Конторщик сунул в ухо мизинец, потряс им, затем вытащил палец. Эту процедуру он повторил неоднократно, желая убедиться, не застряла ли в ухе какая помеха, повлиявшая на слух. Но, ничего не обнаружив, вынужден был признать, что всё расслышал правильно.

— Должно быть, я неверно понял, — вкрадчиво начал он, но, не сдержавшись, взревел: — Не желаешь подписывать?!

— Видишь ли, — Трусишка кротко посмотрел в единственный глаз Конторщика. — Я тут пораскинул мозгами, покумекал и кое-что смекнул.

— Кое-что смекнул! — грозно рявкнуло Конторское Чудище.

Однако Трусишка — о чудо из чудес! — ничуть не испугался.

— Вот именно, — ответил он по-прежнему мягко и чуть ли не застенчиво, но в голосе его прозвучала решимость. — Кое-что мне стало ясно. Взять, к примеру, Великого Абсолюта: перепугался насмерть из-за сущего пустяка, и я здесь совершенно ни при чём. Внутренний Звон всполошился и сбежал из-за какой-то невинной песенки, так что и тут обошлось без моего участия. А Призрачная Красавица уж как только не завлекала, не завораживала меня, а огонёк-то свой сама же и задула. Трудные испытания, называется!.. Уж и не знаю, кем надо быть, чтобы их не выдержать!

— Чего ты упираешься? Подпиши — и дело с концом! — Конторщик настойчиво ткнул пальцем в бумагу. — Вот тут!

— В общем... ты уж меня извини, но этот ваш чудовищный мир — такой же надутый самонадеянный болван, как Великий Абсолют. Другое ваше чудо света способно заставить гудеть под его дудочку лишь того, чьё нутро и без того гудит пустотой, стоит же ему столкнуться с внутренним содержанием, бежит без оглядки. А третья, лишь завидит, что с ней не справляются, сама расправляется с собой. Иными словами, сюда попадёшь — чудовищем уйдёшь при любом раскладе. Признайся, ведь ты всех добровольцев в сети заманил, никого не упустил?

Одноглазый часто-часто закивал головой.

— Эта наша великая, священная задача, дорогой собрат. Можно сказать, для того мы здесь и поставлены. Надо ведь думать о будущем, — и, подмигнув, доверительно добавил: — Знаешь, сколько забот с новым пополнением?

— За мой счёт у вас пополнения не будет! — произнёс Трусишка с непоколебимой решительностью. — Нет-нет, пополняйтесь без меня!

— Но ведь ты сам захотел стать чудовищем!

— Раньше хотел, а теперь не хочу. Ни под каким видом не желаю.

— Предпочтёшь оставаться Трусишкой, так, что ли?

— Ну уж нет!.. Или... пожалуй, да. Лучше быть Трусишкой, чем самодовольным надутым пустозвоном...

Конторщик с незапамятных времён заправлял вступительными делами, но подобных казусов с ним не случалось. За долгие годы службы он направил на путь истинный десятки подающих надежды чудовищ, взрастил целые поколения, принял в свои ряды множество добровольцев, заманивая простаков всеми кривдами и неправдами, но никому и никогда не удавалось вывести его на чистую воду. И вот этот жёлтый ссохшийся сморчок с торчащими ушами, этот так называемый порядочный тип, этот опаснейший книгочей, этот, с позволения сказать, проходимец пришёл и сразу в суть вошёл. Докумекал он кое до чего, видите ли! Нет, это ему даром не пройдёт! Конторщик вскочил на стол, вытянул свою длиннющую телескопическую ручищу и заорал:

— Мир принадлежит чудовищам!

Трусишка понимал, что тот говорит правду, и всё же волосатое, размахивающее руками чудище показалось ему смешным.

— Мы не потерпим, чтобы какие-то там заносчивые Трусишки становились нам поперёк дороги! Никогда!

— Может, поперёк дороги вам не встану, но и в ряды ваши — тоже, — прозвучал негромкий ответ. — А это уже кое-что.

Грозный крикун вдруг осёкся. Перестал скакать по столу и от запугиваний перешёл к уговорам.

— Послушай, ты уж меня не подводи. — Конторщик весь побледнел. — Прошу тебя, парень, заклинаю! Стоит упустить хоть одного клиента, и потом ходи до скончания века в канцелярских крысах, а то и вовсе разжалуют в рядовые пугала. Такой убогой перспективы врагу не пожелаешь, а я ведь тебе не враг. Ишь, взъелся на меня, козявка жалкая, червяк книжный! — он опять вошёл было в раж, но вовремя опомнился. — А я ведь тебе уже подарочек приготовил.

Держа на ладони, поросшей редкими волосками, книгу, Конторщик протянул её Трусишке, который, как мы знаем, против книг устоять не мог. Растроганный, он потянулся было к заветному дару, но тотчас отдёрнул руку, словно ужаленный.

— «Малый определитель чудовищ». Переплёт из кожи натурального дракона, подарочное издание, каждый экземпляр пронумерован. Этот — персонально твой. На, держи! — Конторщик отказывался верить своим глазам, точнее, одному-единственному глазу: Трусишка — не резкими движениями, но упрямо — качал головой, туда-сюда, туда-сюда, — явно давая понять, что подарок не возьмёт. Нет, нет, нет, ни за что, ни в коем случае. И вообще — нет.

— Издеваться надо мной вздумал?! — и, набрав полную грудь воздуха, Конторщик заорал благим матом: — Ааа-ууу-бррр-крр-фрр-дрр! — вопль был изощрённый, заливистый, явный результат долгой и упорной тренировки, но в конце концов всё же захлебнулся, перейдя в хрип.

— Смотри, как бы глотку не надорвать, — заботливо предостерёг собеседника Трусишка.

Такого чудовищного поражения Конторщику не довелось испытать ни разу за всю свою чудовищную жизнь. Ему прямо-таки сделалось дурно. «Теперь голова наверняка разболится», — думал он. При этом он не сводил глаз с маленькой головёнки упрямца, знай мотавшейся справа-налево в знак полного своего несогласия.

— Ты... что ли... не боишься меня? — с тоской задал он роковой вопрос.

Трусишка вздрогнул от неожиданности. Пожалуй, он уже и сам догадывался, где собака зарыта, но сейчас, спрошенный напрямик, всё же был поражён.

Он сжался в комочек, опустил голову, закрыл глаза и принялся добросовестно отыскивать в себе застарелое чувство. Он обшарил все потаенные уголки души, заглянул в пропыленные, покрытые паутиной закоулки своего далёкого прошлого, которые давно не тревожил, сдёрнул пелену с потускневших воспоминаний — всё напрасно: того, что он искал, нигде не было. Страх покинул его сердце, улетучился без следа.

— Судя по всему, не боюсь, — ответил Трусишка. — Но я не совсем уверен. Хорошо бы всё же проверить, чтобы окончательно убедиться. Не мог бы ты разораться ещё разок?

Контрольный вопль начался с кряканья-кряхтения. Словно тебя удивили до невозможности и ты на миг лишился дара речи. Но Конторщик не был бы достойным представителем своей чудовищной фирмы (пусть даже обычной канцелярской крысой), если бы не сумел собраться с силами для повторного запугивания. Всё было пушено в ход: он топал ногами, размахивал руками, орал во всю мочь.

— Дррожи и тррепещи! — рычал он. — Из всех Контор-р-рских Чудовищ я самый чудовищный! АААУУУБРРРФРРРДРРР! — И дабы не упустить ни единой возможности, прокричал страшную угрозу задом наперёд — вдруг да подействует: — РРРДРРРФРРРБУУУААА!

Лицо Трусишки дрогнуло. На нём появилась улыбка.

Он подошёл к выходу и тихо, спокойно затворил за собой дверь. Назад он даже не обернулся.