Глава девятая. ВЕЧЕРИНКА У КИСТЕНЁВА

На следующее утро Василий Кистенёв обнаружил себя лежащим на диване в гостиной в одних брюках, свесившись наполовину через край. Негромко работал большой плоский телевизор, который юноша тут же выключил. Он присел и огляделся по сторонам, осматривая свою квартиру. При всём этом появилось какое-то странное, но чертовски приятное чувство, что что-то изменилось. Он медленно вспоминал события вчерашнего дня, ощущая подсознательную уверенность в том, что те мгновения, когда он стоял с Крейтоном и Семелесовым в том дворе и держал на прицеле это чудовище, были лучшими в его жизни. А вот тот момент, когда он стрелял в вампира, вспоминался смутно, даже возбудив на мгновение вопрос «А было ли это и вправду?», словно тогда стрелял какой-то другой человек, похожий как две капли воды на Василия Кистенёва. И самым главным теперь для юноши было сладостное ощущение того что он жил не зря.

Электронные часы показывали шесть семнадцать, и за окном только недавно рассвело, и можно было спокойно успеть в школу, но Кистенёв даже не думал туда собираться. Василий прошёл в ванну, умылся и принял душ, но на этот раз вместо того чтобы стоять в нём полчаса, всё время оттягивая момент выхода, он вылез достаточно быстро желая поскорее осмотреть добытый ими вчера телефон. Когда он взглянул на себя в зеркало, то ему показалось, будто само отражение как-то изменилось и оттуда на него совсем другой человек, нежели тот, что был раньше. Это позабавило Кистенёва, он довольно улыбнулся и направился из ванной поскорее посмотреть захваченный вчера телефон. Это была их основная зацепка в поисках вампирского клана, о котором так много говорил Крейтон. И только когда он достал телефон из своей сумки, то с досадой вспомнил, что отрубленная рука вампира осталась у Крейтона.

Тут Кистенёв вспомнил и ещё одну вещь: сегодня у него дома должна была проходить вписка, и он сам удивился, что это могло вылететь у него из головы. Однако теперь предстоящий визит домой к Мессеиру представлялся куда более радостным мероприятием нежели вечеринка с приятелями.

К своему новому другу Василий вышел около полудня, посчитав, что оперативникам ордена тоже нужно спать и после вчерашнего он едва ли лёг рано. Дом Крейтона находился на той стороне Курцевского оврага отделявшего восточные окраины города от центра. При этом его адрес предполагал, что лучше было бы спуститься к реке и пройти мимо парка, там, где склоны оврага становятся совсем пологими так, что их было трудно различить. По дороге Кистенёву пару раз попадались полицейские, первый раз просто человек в форме, прошедший навстречу, второй раз патруль рядом с бобиком стоявший возле перекрёстка. И оба раза сердце паренька сжималось, в ожидании того что сейчас полицейские сорвутся с места бросятся за ним, но ничего этого не происходило, и видимо Крейтон был прав, говоря вчера что прежде чем искать убийц, полиции нужно будет установить биологический вид убитого, что они сделать разумеется не смогут.

Белый эмигрант из параллельного измерения для своего проживания выбрал идеальный район, более похожий на отдельную деревню, прилепившуюся к городу, нежели на городскую застройку. За исключением редких кирпичных коттеджей здесь было невозможно встретить дома выше двух этажей, зато строения из дерева, с деревянными же заборами и палисадниками здесь встречались в изобилии. Василию стоило немалого труда отыскать здесь старый, ветхий дом из чёрных брёвен, рядом с покосившимся забором, по соседству с которым уже давно никто не жил, как собственно и в нём самом до недавнего момента.

Когда Кистенёв постучал в дверь, ему внезапно открыл Семелесов, бывший тут как тут, задавший с порога наиболее логичный в подобной ситуации вопрос:

— Здорово, ты чего не в школе?

Первое что удивило Василия, когда он вошёл внутрь, так это идеальный порядок, царивший в доме, несмотря на скромность, а точнее сказать даже бедность обстановки. Следуя за Семелесовым, он прошёл через гостиную дальше на кухню, где нервно жужжал квадратный старенький холодильник, на котором сверху лежал странный чёрный предмет. Внезапно над этим предметом поднялась шипящая змеиная голова, покоящаяся на чёрной как антрацит шее, зафиксировав взгляд почти незаметных маленьких глазок на Кистенёве.

Выругавшись, Василий отскочил назад и тут же застыл на месте, решая, что делать дальше, опасаясь резким движением спровоцировать змею.

— А ну цыц, Снежинка! — скомандовал, появившийся на кухне Крейтон.

Услышав команду, змея послушно свернулась кольцами и продолжила мирно лежать на холодильнике.

— Что за…? — спросил у пришельца Кистенёв, указывая на змею.

— Это Снежинка, не бойся её, — ответил за оперативника Семелесов, присаживаясь за стол.

— Это моя змея, угольный или ситорийский аспид. Между прочим одно из самых смертоносных существ, яда от одного укуса хватит на летальную дозу для шести человек, смерть быстрая, но мучительная, можешь не бояться, людей она кусает только по моему приказу к тому же вы ей похоже понравились в отличие вот от этого, — при этих словах Крейтон кивнул на Семелесова.

— Какого чёрта, откуда у тебя змея?

— Попробуйте разложить слово змееносец на две составляющие, друг мой, как вы думаете, почему нас так назвали, в честь созвездия? Да у нас даже созвездия такого нет на небе. У нас с ней образуется что-то вроде ментальной связи, — Мессеир покрутил рукой рядом с головой, как бы изображая эту самую связь. — Я могу управлять ею даже не произнося приказы вслух, и она выполняет их беспрекословно, очень полезное оружие когда нужно без подозрений по-тихому убить, снять часового например. У нас в ордене вообще знают толк в превращении чего-либо в оружие.

Василий осторожно подошёл к столу, изумлённо смотря на Крейтона флегматично рассевшегося на стуле боком к столу, заложив ногу за ногу, и сцепив руки перед собой в замок. Только пару раз юноша отрывал взгляд от оперативника, и оглядывался на змею, убеждаясь, что продолжает лежать без движения, хотя ему всё время казалось, что она пристально наблюдает за ним.

Только присев за стол, Кистенёв обнаружил лежащий на нём лист бумаги с грубо нарисованной карандашом карты двух не то островов, не то континентов, причём один из них был значительно больше второго. Рядом с местами, где сидели Крейтон и Семелесов стояли две недопитые кружки с чаем.

— Что это? — спросил Кистенёв, взглянув на карту.

— Это карта нашего мира, точнее двух континентов, на которых проживает большинство населения, Горнии и Ангельдарии. Ангельдария, — Крейтон указал на больший континент, разрезанный почти по всей ширине вытянутым морем, соединённым с океаном, по-видимому, только узким проливом, — была полностью покорена Мантией, Горния только наполовину. По сути, основная цивилизация наподобие вашей европейской, существовала только в Горнии и на западе Ангельдарии, а к востоку от центрального моря варварство и мракобесие, какое вам и не снилось. К западу же от центрального моря между собой постоянно дрались четыре народа: Кентелийцы на севере, единственные, чьи колонии на востоке соприкасались с метрополией, Анхарцы в центре, и на юге Микелийцы и Дервени, захватившие в своё время множество колоний на том берегу моря.

— А как же Мантия? — недоумённо спросил Кистенёв.

— А Мантия, друг мой, жалась между ними, как и ещё дюжина небольших государств, постоянно выбирая, на чьей стороне выступить в очередной мировой войне, чтобы оказаться в союзе с победителем. И последние несколько раз перед правлением Матиаса второго выбирала крайне неудачно. Мантия была в нашем мире примерно как в вашем, ну, например…

— Польша.

— Да примерно так.

— Весело, — констатировал Семелесов, поднимаясь из-за стола. — И что же произошло потом.

— А потом у нас появились дирижабли. Это было весьма удивительно, так как до этого мантийцы сильно отставали в воздухоплавании, хотя нам в это было трудно поверить, когда рассказывали о том, что в то время даже шутили: «Мантия не может в небо, Мантия не может в небо». Да, зато представьте лица их всех, когда они увидели над своими городами дирижабли с золотым драконом на воздушных килях, причём не обычные разведывательные аэростаты, а настоящие воздушные корабли нагруженные бомбами, какие, только начинали появляться в проектах. По тем временам это было всё равно, что для вас летающие тарелки. Представляете, как ваш город внезапно атакует эскадра летающих тарелок с флагами…

— Польши, — вовремя вставил Семелесов.

— Да, Польши.

Алексей встал у окна, смотря куда-то вдаль и вверх, словно представляя в небе над городом флот польских летающих тарелок.

— Н-да, — протянул он, отходя от окна.

Семелесов медленно прошёл по комнате пока его взгляд не упал на небольшой письменный столик, а точнее на стоявшую в рамке фотографию, на которой был изображён мужчина в военном мундире наподобие старого европейского, держащий под руку красивую женщину в старомодном платье.

— Это он и есть, — сказал Крейтон, опережая вопрос. — Матиас второй, основатель империи, создатель воздушного флота.

— А рядом его жена?

— Практически.

— То есть? — Семелесов непонимающе уставился на Крейтона, вышедшего к нему навстречу.

— Это его сестра, впрочем, по сути, она была истинной императрицей при нём.

Именно она выполняла роль… Не трогать! — заметив, как рука Семелесова потянулась к ещё одной рамке лежащей на столе скрывая фотографию, Мессеир тут же подскочил к столу и прижал её к столу при этом злобно посмотрел в глаза Алексею, и тот отступил, сделав знак что всё понял. — Именно она выполняла роль консорта во всём.

— Во всём? — недоверчиво спросил Семелесов.

— Да во всём. Впоследствии если мне не изменяет знание истории, он всё-таки женился на одной кархейской принцессе, которая и родила наследника, но это уже так, политические соображения.

— Твою мать! — послышалось из дверей в кухню протяжное восклицание Кистенёва, до которого, похоже, дошло, что имели в виду Семелесов с Крейтоном, и теперь он смотрел на них, сморщив лицо. — А у вас это считается нормальным?

— Если хочешь знать, друг мой, в нашем мире подобное осуждается ещё строже, чем в вашем, только в данном случае это отношение к делу не имеет.

— И вы всё равно считаете его великим правителем, несмотря на то, что он делал?

— Именем светлого престола, Кистенёв! Он основал нашу империю, вы думаете, мне не плевать на то с кем он спал, — произнёс своим повседневным флегматичным голосом Крейтон, присаживаясь в потрёпанное кресло в углу комнаты, заложив ногу за ногу. — Могу поспорить вы бы хотели, чтобы этот ваш Николай был не примерным семьянином, а пьяницей и развратником, но с достаточной волей, чтобы сломить сопротивление и спасти вашу империю, я, по крайней мере, многое бы отдал, чтобы также изменить последнего императора Мантии.

— Если уж и правители будут плевать на мораль, что можно требовать от их подданных, — произнёс Кистенёв после короткой паузы, пристально смотря на Крейтона.

— Если вы не заметили, друг мой, правители никогда не действуют согласно с моралью это a priori. В конце концов, я не могу осуждать Матиаса-императора, используя критерии для Матиаса-человека, но при этом невозможно не возвеличивать Матиаса-человека, возвеличивая Матиаса-императора, как-то так.

— И всё равно это мерзко, — отметил Кистенёв. — И ваш народ продолжает считать его героем, несмотря на то, что спал со своей сестрой, как вы так живёте.

— Прекрасно, друг мой, жили раньше. Мантийцы на этот факт из его биографии не обращали внимания в силу его иных заслуг, а остальные также не замечали этого в силу тех же самых заслуг: на фоне войны, геноцида и разрушенных городов по всему континенту, инцест выглядит не столь жутким преступлением.

— И всё равно это мерзко.

— Да кто ж спорит.

После этих слов ненадолго в комнате повисла тишина. Кистенёв постоял, немного задумавшись потом вдруг резко обернулся и посмотрел на холодильник с дремавшей на нём Снежинкой, затем он опять встал прямо, продолжая молча стоять с задумчивым видом. Но тут вдруг он снова повернулся и посмотрел назад, на этот раз, отшатнувшись и отойдя на пару шагов назад, терзаемый странным бредовым ощущением.

— Что-то случилось?

— Змея.

— Снежинка? Она спокойно лежит и никого не трогает, что с ней не так?

— Она на меня смотрит, — проговорил Кистенёв, не сводя глаз со змеи. — И главное смотрит так пристально, будто готовиться компромат на меня собирать.

— Успокойся, нужен ты ей это же змеи, высшие существа, станут они следить за делами жалких людишек. Да, кстати, я сегодня навещу пару своих информаторов насчёт кольца что было у того упыря…

— Сегодня, а я думал, что… Сегодня я собираю народ у себя на хате, думал вы придёте, — Кистенёв посмотрел сначала на Мессеира, потом на Семелесова.

— Там выпивка будет? — сосредоточенным голосом спросил Крейтон.

— Разумеется.

— Это плохо.

— Хочешь сказать, что ты не пьёшь?

— Да нет, всё намного хуже. Колечко всё равно никуда не денется, мои информаторы тем более. Так что Gaudeamus igitur.

По дороге к дому Кистенёва они зашли в пару магазинов, в первом купили поесть и попить, во втором выпить. Благо с Крейтоновским паспортом, по которому ему три месяца назад исполнилось восемнадцать, проблем на кассе больше не было. Зато самого Мессеира почему-то очень злили эти правила, и он всё говорил, что там, откуда он родом государство считает своей задачей обеспечивать людям справедливый суд и налоги, а не следить за тем, во сколько люди начинают пить.

Так или иначе, взяли бутылку виски и бутылку бренди, и кое-чего закусить, запивать по настоянию Семелесова набрали квасу, квас взяли самый лучший, ну как сказать лучший, он хотя бы отдалённо напоминал квас. Попросить Крейтона нести хотя бы один из пакетов никто не осмелился и тот шёл свободно посередине чуть впереди, сцепив руки за спиной, на этот раз без своего плаща, но Кистенёв бы не поручился, что без оружия.

Как и вчера, они вслед за Крейтоном пренебрегли лифтом и поднимались на шестой этаж по лестнице. Уже в квартире Мессеир подтвердил предположения Кистенёва насчёт оружия, подойдя к нему, протягивая в руках скромных размеров ножик.

— У мантийцев так принято, гость всегда отдаёт своё оружие хозяину, на время пока находится в его доме.

Крейтон по природе своей не особенно любил шумные весёлые компании, только если это не были друзья, которых он хорошо знал, выпить со своими он был всегда не прочь. В данном же случае им двигало скорее любопытство, заключенное в желании посмотреть на людей этого мира в момент, когда они веселятся, хотя и сам примерно представлял, как это происходит. Но в, то, же время, зная себя, Крейтон постоянно напоминал себе главное правило на сегодняшний вечер: много не пить. Он знал, что не пить совсем — вариант весьма сомнительный, но даже небольшой перебор в его случае мог привести к жутким последствиям.

К десяти вечера Кистенёв ещё мог трезво оценивать ситуацию, хотя сам выпил уже прилично и чувствовал, как начинает хмелеть. Он сидел в гостиной возле своего маленького кальяна, вместе с тремя своими знакомыми. Он затянулся в последний раз и передал трубку следующему в очереди, после чего поднялся с пола и отправился на кухню проведать двух своих товарищей. Крейтон поначалу сидел отчуждённо практически постоянно молчал, смотря на всё со стороны. Всё изменилось, когда подъехали друзья Кистенёва из городского университета, подвезя бутылку бренди, которую теперь распивали на кухне вместе с Мессеиром и Семелесовым.

— Вот и о какой свободе вы говорите? — слышался с кухни пьяный голос Крейтона. — Чёрт побери, вы же не представляете как это смешно, когда какой-нибудь идиот с номофобией последней стадии, говорит, что желает попасть в восемнадцатый или девятнадцатый век, и где ты там, чудо, собираешься найти зарядку для айфона, а! Не собираешься искать? Так попробуй пожить с недельку без интернета, без телефона, и вообще без электричества, а то, как его полдня отключат так всё конец света, в прямом и переносном смысле.

Студенты сидели, постоянно переглядываясь и при этом, ехидно улыбаясь, хотя иногда и серьёзно посматривали на своего нового знакомого.

— Вы говорите о свободе, — продолжал Крейтон. — А вот вы бы могли просто взять и всё бросить, когда надо по-быстрому убраться из города, сняться и улететь? Думаете, можете, думаете, случись что, вы сможете убить человека, пф-ф-ф. Попробуйте для начала отформатировать свой хард по фану или подарить свой телефон первому встречному.

— Хочешь, можешь свой телефон мне отдать, — улыбаясь предложил один из студентов.

— Так у меня его нет! — победно заявил Мессеир. — И что такое хард я не знаю, мне просто Семелесов рассказал.

На этот раз студенты засмеялись вместе с ним хотя перед этим в последний раз удивлённо переглянулись. После чего достали бутылку и разлили бренди в четыре рюмки.

— И много он выпил? — шёпотом спросил Василий у сидевшего к нему спиной Алексея.

— Вот это второй раз за весь вечер.

Кистенёв понимающе кивнул, тяжело посмотрев на Крейтона, не понимая что теперь с ним делать и в этот самый момент кто-то додумался крикнуть из гостиной:

— Слушай, Вася, а у тебя гитара есть?

И чёрт же дёрнул хозяина дома ответить ему саркастично:

— Гитары нет, только скрипка. Умеешь на ней играть?

— У тебя есть скрипка?

Кистенёв, услышав это, вновь повернулся к Крейтону, с удивлением обнаружив, что тот, заслышав о скрипке, уставился на него и стал напряжённо смотреть, сидя вполоборота, будто ждал, что хозяин сам ему предложит сыграть.

— А ты… умеешь играть?

— Не виртуозно, но… но вполне неплохо, так что? Достанешь?

Василий обвёл взглядом всех сидевших за столом, хотя едва ли ожидал от них совета, хотя бы кивком или знаком, и тяжело вздохнув, пошёл к шкафу доставать и лежащий там сверху старый чёрный запыленный футляр. Как только он это сделал, Крейтон тут же подскочил к нему и осторожно отнял скрипку, после чего, посмотрев на неё с умилением, сдул аккуратно пыль и проверил струны, после чего положил её себе на плечо, зажимая пальцами струны.

— А сейчас прозвучит незнакомая вам композиция, автор которой будет никому из вас неизвестен. И исполняться она должна не на скрипке, а просто на похожем на неё инструменте, так что слушайте, больше вы этого в своей жизни не услышите, — обратился он к гостям, которые в большинстве своём с интересом смотрели на него, ожидая что будет дальше.

И Крейтон заиграл. Благоговейно закрыв глаза, он стал водить по струнам смычком, постоянно меняя темп и постоянно перестраиваясь пальцами, прижимавшими струны. Музыка поначалу была медленная, потом всё убыстрялась и убыстрялась, пока не превратилась во что-то жуткое и столь весёлое, что только чертям в аду было отплясывать под это вокруг кипящих котлов. Но все слушали, все были заворожены, с удивлением подтягивались, обступая кругом Мессеира, словно не обращавшего на них никакого внимания, и позади всех стоял Семелесов с недопитым стаканом в руках, улыбаясь самой глупой и самой злобной из своих улыбок. А вот Кистенёву вдруг стало дурно, он смотрел на Крейтона, боясь отвести взгляд, и медленно пятился, положил куда-то футляр, не особо заботясь о нём, желая лишь освободить руку, как вдруг Мессеир выделив его из круга людей, посмотрел Василию в глаза, взглядом абсолютно трезвого человека, и улыбнулся.

Кистенёв почувствовал, что его сейчас вырвет, он бросился из комнаты и влетел в ванную, на автомате заперев дверь за собой. Мельком из зеркала на него взглянуло собственное испуганное лицо, пока он не наклонился над раковиной. Однако ничего не произошло, Кистенёв засунул два пальца в рот и попытался проблеваться через силу, но тут же понял бессмысленность этой идеи и, умывшись, сел на край стоявшей рядом ванны.

Ему показалось, что в комнате душно, и он снял майку, после чего вновь посмотрел на себя в зеркало. Теперь ему стало холодно, но эта прохлада только радовала. В голове вдруг пронеслись события вчерашнего дня, и только теперь Кистенёв осознал в полной мере, сколь жуткими они были. Он снова очутился в том проходе между гаражами, и вновь машинально поднял пистолет и выстрелил в того парня стоявшего над лежащим пришельцем, даже не надеясь попасть. Однако теперь всё представало в несколько ином свете, и внутри какой-то голос постоянно озвучивал одну мысль: «Я убил человека». Но благо рассудок ещё твёрдо осознавал что существо, в которое он стрелял, не было человеком, и не просто заслуживало смерти, а было мертво уже десятки лет.

Кистенёв не помнил, сколько он так сидел и как долго не слышал, что кто-то колотит в дверь, пока этот стук не заставил его прийти в себя. Из-за стенки послышался голос Семелесова, музыки больше не было слышно, зато из гостиной доносились какие-то голоса.

— Вася, открывай, чёрт побери, пока тебе всю хату не разнесли.

После этих слов Кистенёв наконец-то открыл дверь, обнаружив за ней возбуждённого Семелесова.

— Что происходит?

— Они там драться собрались.

— Что?

Кистенёв схватил майку и, выходя из ванной, стал натягивать её, пока Алексей обрисовывал ему ситуацию.

— Когда Крейтон играть закончил, кто-то зааплодировал, кто-то начал спрашивать, кто-то что-то сказал, я не понял что, но наш общий друг очень сильно разозлился, а там слово за слово, этот ещё мамку крейтоновскую помянул, так что сам понимаешь.

В гостиной, собрав на себе взгляды всех гостей, стояли друг напротив друга Мессеир Крейтон и Николай Шестунов, старый знакомый Кистенёва, полтора года назад окончивший техникум. Боясь подходить к Мессеиру, Василий подскочил к его противнику, задерживая, схватил его, быстро проговорил шёпотом:

— Блин, Колян, не лезь к нему, он тебя ушатает реально, он дерётся, как не знаю кто, он покалечить может, ты не понимаешь…

— Сдурел что ли?

С этими словами он оттолкнул Кистенёва к остальным «зрителям», а сам двинулся навстречу Крейтону, успев ещё кому-то ответить негромко: «Успокойся, не буду я его сильно, так чтоб не выпендривался».

— Ну, давай, бей, ты же у нас крутой, давай, — произнёс Колян, зазывающе разведя руки.

— Лучше уж ты.

— Ну ладно раз сам попросил.

И при этих слова Колян сблизился со своим противником, так что удар пришёлся как раз на конец фразы, точнее должен был прийтись. Крейтон вовремя ушёл в сторону, так что кулак прошёлся в нескольких сантиметрах от виска, при этом в тот же миг его правая рука, ударила прямым противнику в корпус прямо под ушедшую руку, вслед за ней прошёл боковой левой в голову. Всё это заняло доли секунды, так что смотревшие на всё это со стороны даже не поняли, что толком произошло, только увидели как Николай, изобразив на лице жуткую гримасу боли, схватился за живот и висок, согнулся, медленно отходя назад. Крейтон ждал несколько секунд стоя, в боевой стойке, припрыгивая на носках, не сводя с противника взгляда, потом резко двинулся вперёд и провёл целую серию ударов, нанося их в основном в корпус, но пару раз заехав и по лицу. Так что когда Колян завалился на пол, из его носа тонкой струйкой стала течь кровь.

Все разговоры в комнате прекратились, и повисла тишина, нарушаемая только мягкими шагами босых ног Крейтона, медленно подходившего к своей жертве. Он схватил его за руку и вывернул её, так что Николай тихонько застонал, вывернувшись всем телом, чуть приподняв голову над ковром.

— Моя мать была добродетельной женщиной, и ты сучёнышь, даже упоминать о ней не смеешь, — при этих словах Крейтон ещё сильнее вывернул руку Коляну, так что тот непроизвольно вскрикнул. — А вот теперь повтори ещё раз, что ты с ней делал, а то я не расслышал.

В ответ было лишь глухое мычание. Двое из друзей лежавшего, освободившись от оцепенения, подбежали к нему помогая подняться с земли, благо Крейтон великодушно отпустил руку своего противника, предоставив поднимать его уже другим людям. Лишь Кистенёв крикнул им суровым голосом: «Только на ковёр его не кладите, потом кровь оттирать придётся».

Мессеир, который, казалось, уже полностью протрезвел, прошёл к дивану и плюхнулся на него, тяжело вздохнув, обвёл тяжёлым взглядом всех присутствующих, которые за исключением Коляна и двух его друзей смотрели на пришельца с нескрываемым ужасом и удивлением.

— Ну что, щенки думаете, будете жить вечно. А оно может и так. Какому из жнецов смерти захочется тупить свою косу о ваши никчёмные жизни. Только я, кажется, понял, почему здесь так не любят мечтать о бессмертии, потому что только идиот будет стремиться растянуть всё это подольше. Что вы за люди такие, едите, что скажут, пьёте что скажут, одеваете что скажут, живёте как по написанному. Как будто вы рождены были только для того чтобы было кому есть и носить всю ту дрянь которой завалены ваши магазины, общество потребления, чёрт возьми, как точно подмечено. Вот вы, — Крейтон указал на одну девушку. — Анастасия, да я запомнил все ваши имена, мне это несложно. Вот вы когда в последний раз встречали восход. Вживую, не на экране своего ненаглядного смартфона, не на фотографии, а по-настоящему смотрели, как солнце понимается из-за горизонта, а, год назад, два, три.

Девушка удивилась, не зная что сказать, посмотрела на Кистенёва словно ожидая подсказку, но тот стоял с серьёзным и даже злобным видом, скрестив руки на груди, и она только сильнее испугалась, не ответив на вопрос Мессеира ни слова.

— Всё с вами ясно, — тяжело вздохнул Крейтон. — Ну ладно, тогда вопрос полегче: ради чего вы живёте и ради чего готовы умереть.

 

Глава десятая. ОБОРОТНИ В ПОГОНАХ

Семелесов с трудом различал картинку, что видел перед глазами. На самом деле, он практически не видел ничего вокруг, только осознавая по отрывкам изображения, что находится на неширокой улочке с мещанскими домами по сторонам. Вряд ли из этого можно было что-то понять, но он на каком-то подсознательном уровне понимал, что это был Екатеринбург, и он точно знал год: одна тысяча девятьсот восемнадцатый от Рождества христова. Также точно он осознавал, что вооружён, хотя не знал, где хранится его оружие, и что вообще он взял с собой. Даже сама цель его пребывания здесь была одновременно очевидна и непонятна.

Он не заметил как на улице, наступила ночь, да и не должен был. Всё что говорило ему об этом, опять было лишь его внутренней уверенностью, что сейчас стемнело и он может приступить к осуществлению задуманного. Алексей увидел перед собой дом Ипатьевых, почему-то в чёрно-белом цвете и почему-то именно с того ракурса с которого тот был запечатлён на единственной фотографии, которую видел Семелесов. Далее всё происходило ещё более сбивчиво, хотя на этот раз Алексей уже отчётливо видел запутанный коридор и лестницы, которые всё не кончались. И людей в непонятной форме. Кого-то он резал ножом, кого-то душил, выкидывал вперёд гранаты с усыпляющим газом, после чего тут же пускал в ход пистолет почему-то чувствуя в руке его тяжесть, но не чувствуя отдачу при выстреле. Он не понимал логики своих действий и шёл вперёд кроме всего остального даже, чувствуя желание отыскать причину всего происходящего.

Как вскоре оказалось, этой причиной была молодая девушка, мирно спавшая в своей кровати. Семелесов смутно помнил, как он поднял её на руки и как они вдруг очутились на улице, где ждала невесть откуда взявшаяся лошадь. Он смутно видел как они уходили из города, как он удерживал её, ещё спящую как он был уверен от сонного газа, при этом почему-то не чувствуя её тяжести. Потом он словно перенёсся взглядом к мосту через реку, название которой он сейчас не помнил, чтобы увидеть, как тот взорвётся, и опять Семелесов отчего-то был уверен, что это именно он заложил взрывчатку заранее, чтобы сбить погоню со следа. Потом точно также его взгляд очутился возле здания местного совета, которое тоже взорвалось. Затем Семелесов очутился уже в лесу, где он пешком пробирался через тёмную чащу, неся ту самую девушку на руках, лес всё не кончался, хотя в этом ему не виделось ничего страшного, главное было не останавливаться, как вдруг по ушам ударил знакомый голос:

— Я вчера говорил по-мантийски?

— Ты орал на всю квартиру, что ты мантийский офицер.

— Но я ведь орал это на русском.

— На русском, на русском.

— Хвала вашим богам, — проговорил Крейтон сидя на краю дивана в гостиной у Кистенёва, с рожей настолько кислой насколько это в принципе может быть у человека.

Пробуждение на следующее утро традиционно считалось худшей частью любой «вписки» и в данном случае это не было исключением. Наиболее паршиво выглядел Семелесов, а вот Мессеир, несмотря на жуткое выражение лица, казалось, чувствовал себя хорошо, и только интересовался некоторыми подробностями вчерашнего вечера, помня похоже только основные события. Кистенёв настороженно посмотрел на Алексея, будто что-то в нём явно было необычным.

— Как ты?

— По сравнению с африканским ребёнком, умирающим от голода, больным малярией, на глазах у которого террористы убили всю семью, вполне сносно, — угрюмо проговорил Семелесов, исподлобья посмотрев на Кистенёва.

Василий только слабо кивнул головой и снова повернулся к Мессеиру.

— Что за паранойя с этим вашим мантийским, почему тебе нельзя на нём разговаривать.

— Можно мне на нём разговаривать только не в этом мире, — ответил пришелец поднимаясь. — Сейчас я должен буду вас оставить, встречаемся сегодня на площади… как его… революции, дурацкое название.

— А что нам толком даст этот медальон? — Семелесов неожиданно вошёл в комнату и, перевалившись через поручень, рухнул на диван, и продолжал говорить припечатавшись лицом подушку.

— Я же объяснял.

— Да то что мы сможем путешествовать между мирами, но что толком это нам даёт, что мы будем делать, если получим его.

Крейтон подошёл к нему и, наклонившись, произнёс громким шёпотом.

— Всё чего мы захотим.

Мессеир быстро оделся и вышел из квартиры, так что в ней оставались только Кистенёв и Семелесов. На улице как назло опять стояла хорошая погода, на уровне условных рефлексов заставляющая бывшего кандидата в змееносцы первого знамени, нахмуриваться и засовывать руки в карманы. Когда он пришёл домой, то с удовлетворением обнаружил, что внутри всё было в порядке и на своём месте. Он достал из нехитрого тайника на шкафу маленькую коробочку, в которой хранил снятое с вампира кольцо и, завернув его в тряпочку, положил в карман, после чего взял пистолет и чтобы лучше его скрыть накинул свой чёрный плащ, захватив с собой и перчатки, но надевать их, пока не стал. Взглянув на снежинку свернувшуюся кольцами в углу, Мессеир уже собрал уходить, как вдруг заметил, что на столе рядом с портретом императора стоит фотография молодой девушки, которую он специально положил вчера на стол изображением вниз, чтобы её не увидели его новые друзья. И в том же положении она оставалась, когда они втроём уходили к Кистенёву. Крейтон осторожно подошёл к столу и аккуратно взялся за край рамки, задержав взгляд на лице девушки, потом повернул рамку, взглянув на обратную сторону, и как ожидал, увидел на картонке, надпись карандашом крупными буквами: «Не верь красавица». Прочитав это, он резко поставил фотографию обратно на стол, злобно чертыхнувшись про себя, и тяжело вздохнув, произнёс: «Быстро же они».

Когда Кистенёв с Семелесовым пришли на площадь революции, то обнаружили своего нового друга сидящим на одной из скамеек расположенных вокруг фонтана. Он постоянно поглядывал через плечо на группу из четырёх кавказцев, сидевших возле расположенного на краю площади вечного огня. Точнее, двое из них стояли, а ещё двое сидели, едва ли не полулёжа, на мраморе в паре метров от самого пламени.

— Боже мой, они словно из палаты мер и весов, брови, мокасы, не хватает только кепок FBI, — сказал Семелесов, встав возле скамейки.

— У вас это считается нормальным? — спросил Крейтон, когда его товарищи подошли к нему.

— Сам-то как думаешь? — ответил Кистенёв безразличным голосом. — Ты здесь давно?

— Только пришёл, — ответил Крейтон и сделал продолжительную паузу. — Из всех народов, что мне когда-либо довелось видеть, только у вашего самоуважение отсутствует напрочь.

— Ну, допустим, ты прав, хачи в России охренели, и что ты предлагаешь делать мочить их, что ли как какие-нибудь нацики.

— Хорошая идея, — ответил пришелец, поднимаясь со скамейки.

— Ты что творишь? — тихим, но злобным голосом прикрикнул на него Кистенёв и схватил его за ворот плаща. — Тебе что делать нечего?

— Это не займёт много времени, — ответил Крейтон, высвободив плащ из рук Василия. — Стойте в стороне и не впутывайтесь.

— Думаю сейчас он прав, как никогда, — вставил Семелесов, рукой придерживая Кистенёва, так чтобы тот не смог пойти за Крейтоном.

— Не связывайся ты с ними, они чуть что за ножи хватаются.

— Ну и что, — Мессеир повернулся и, приподняв полу плаща, показал засунутый за пояс пистолет.

Понимая, что оперативника ордена всё равно не остановить Кистенёв только развернувшись на месте, отошёл назад, проведя рукой по волосам, и присел на скамейку, произнеся не то себе, не то Семелесову: «Твою мать, ну с кем мы связались». Крейтон тем временем бодрым шагом двигался навстречу группе южных гостей.

— Слушай, друг тут дело к тебе есть, хорошие люди просят.

Крейтон резко схватил обеими руками ладонь одного из кавказцев, так словно пожимал её с глубоким уважением.

— Ты чего, слушай, ты вообще кто такой, — произнёс тот удивлённым голосом почти без акцента.

— Ты у нас огонь видно любишь, — проговорил Мессеир и тут же в месте, где он держал руку южанина, вспыхнуло пламя.

Кавказец заорал от боли и попытался высвободиться, но сделать это смог только через пару секунд, когда Мессеир оттолкнул его и тот полетел прямо на своего стоящего соотечественника. А пришелец в тот же момент ладонью, в которой непонятно каким образом горело пламя, ударил по лицу горца встававшего с памятника, двигаясь на напавшего сбоку. Он рухнул назад, схватившись за обожженную часть лица, когда Крейтон схватил его обеими руками за голову, и притянул её, врезав коленом, после чего мгновенно отскочил в сторону, выхватывая из-под плаща пистолет. Оказавшись лицом к лицу со вторым стоявшим кавказцем, перекинувшего первую жертву Крейтона своему соотечественнику и теперь освободившийся стоял с ножом в руке, но увидев пистолет в руках своего противника, изменился в лице и, выронив своё оружие, поднял руки вверх. Мессеир, опуская пистолет, ринулся на него и на ходу двинул кавказцу ногой в живот, так что тот отлетел назад, распластавшись на асфальте, а Мессеир, перехватив пистолет, по дуге врезал рукояткой по скуле четвёртого из сидевших возле огня.

— Я тебя урою, паскуда… — послышался голос южанина с расквашенным носом и выступившими на левой стороне лица волдырями, окружёнными обожженной кожей.

Он увидел, как на него надвигается напавший на них юноша лет шестнадцати-семнадцати, злобно и сосредоточенно смотря на него, занося для удара пистолет, похожий на маузер из фильмов про гражданскую.

— Ты у них тут главный, — не то спросил, не то констатировал Крейтон абсолютно спокойным и оттого ещё более ужасающим голосом, после чего рукоять пистолета опустилась на лицо горца.

Он бил наотмашь с разных сторон, так что пистолет ходил как маятник, несколько раз пока лицо его противника не превратилось в нечто жуткое. Крейтон вытер платком рукоять пистолета, заляпанную кровью, вперемешку с жидкость из волдырей и отошёл в сторону, оставив южанина его соотечественникам. Только сейчас он заметил народ, собравшийся за то краткое время, что продолжался бой. Человек двадцать-тридцать стояли, образовав широкий круг, молодая мамаша с коляской, парень с девушкой видно гулявшие здесь, старик с костылём, в пиджаке с планками, на месте орденов. Из всех только какая-то женщина кричала: «Что ж вы стоите, остановите его». Но все стояли молча и практически неподвижно, пристально смотря на Крейтона тем странным взглядом, в котором можно попытаться различить не то одобрение, не то сожаление, не то просто потерянность. Был, правда, ещё один парень в толстовке с капюшоном снимавший всё происходящее на телефон. Крейтон даже не посмотрев на него, поднял руку, растопырив пальцы, и телефон, выскочив из рук парнишки, пролетев по воздуху, очутился в ней. Мессеир бросил его на асфальт и крепко ударил по нему подошвой ботинка, так что детали и осколки разлетелись в стороны.

Крейтон спокойно развернулся и пошёл в сторону, пройдя сквозь людской круг к краю площади. Кистенёв с Семелесовым, стоявшие среди остальных зрителей пошли ему, навстречу обходя людей по внешнему кругу.

Когда они подошли к Крейтону тот остановился и, посмотрев на них исподлобья, со вздохом произнёс:

— Я никогда не был склонен идеализировать цивилизаторскую миссию и подобные ей теории, но когда некогда великий народ гибнет, оказавшись в лапах дикарей, не стоит спрашивать меня дважды, на чью сторону я встану.

— Он хоть жить-то будет? — спросил Кистенёв.

— Жить-то будет, только теперь ему не каждую шлюху снять удастся, с такой-то рожей.

Он повернулся и пошёл к проезжей части, чтобы выйти на идущую поперёк улицу, его друзья пошли за ним.

— Ты понимаешь, что ты натворил, идиот, — злобно произнёс Кистенёв, когда они втроём, перейдя дорогу, очутились на центральной улице Ленина.

— Чёрт возьми, как ты это сделал, огонь из руки, вас там что, и пиромантике учили? — расспрашивал оперативника Семелесов.

— Теперь нас точно мусора будут искать.

— И что? — флегматично заметил Крейтон. — Вы вообще в стороне стояли, а я уже давно в зоне свободного огня.

Они свернули в одну из подворотен, оказавшись в типичном проходном дворе, продолжая идти по узкой асфальтовой дорожке между припаркованными на ней автомобилями.

— Мусора, — усмехнулся Крейтон. — Забавно слышать это от тех, кто, встретив их на улице прикидывает, как будет бежать.

— Причём тут это?

— А притом, что страх без уважения рождает только ненависть, мы мантийцы это хорошо усвоили.

— Это всё конечно весело, но что там насчёт кольца, — спросил Семелесов.

— Насчёт кольца всё идёт по плану, только нужно будет посмотреть, что за номера в его телефоне. И ещё, Вася, — Мессеир остановился и повернулся к своим товарищам, — у тебя отец дома сегодня будет ночевать?

— Не-а, его всю неделю в городе не будет.

— Хорошо, тогда можно я у тебя пару дней поживу?

— Да не вопрос, только у тебя же свой дом есть.

— Мне пока там лучше не появляться.

— Ладно, а змею свою ты тоже ко мне перетащишь.

— Да чем тебе так не нравится Снежинка?

— Тем, что она змея.

— Не укусит она тебя, успокойся. В общем, по делу, кое-кого из этого клана видели в области, так что, похоже, нам повезло, и искать их нам долго не придётся. А потому пора позаботиться о том, что мы будем делать, когда найдём наших кровососущих друзей. Пришло время растормошить врагов наших врагов. Значит так, кто-нибудь из вас двоих знает, бармена из «Вестбара», зовут, кажется, Сергей?

— Ну, я знаю Серёгу, — выступил Кистенёв, — я там часто бываю.

— Так вот сегодня мне сказали должна быть его смена, пойдёшь туда и возьмёшь с собой ту серебряную монетку, которую я вам давал, там посветишь ею.

— А что дальше, — спросил Кистенёв, непонимающе глядя на Крейтона.

— А дальше будет самое интересное.

В малом зале бара было на удивление мало народу, собственно до того момента как туда зашёл Кистенёв только бармен, в белой рубашке и жилетке, стоя по ту сторону стойки, взбалтывал коктейль для посетителей из соседнего помещения. Василий сел за барную стойку заказал кружку пива, и задал Сергею несколько дежурных вопросов, коими обычно приветствуют друг друга знакомые не близко люди. Дождавшись, когда бармен уйдёт относить заказ, Кистенёв, следуя инструкциям Крейтона, достал из кармана серебряную монетку с драконом на аверсе и стал вертеть её в руках, словно хотел на свету получше рассмотреть. Краем глаза он видел, как вернулся его приятель, но сделал вид, что не заметил этого. Сергей сначала не обратил внимания на монетку, но затем присмотрелся, поначалу подумал, что ошибся, но нет, на ней был тот самый герб.

— Откуда это у тебя? — услышал вдруг Василий голос молодого человека.

— А, Серёга, какие странные вещи иногда не происходят, — ответил Кистенёв по сценарию, опуская руку с монеткой. — Вот недавно друг один подарил, до сих пор не могу понять, что за страна.

Он положил монету на стол, парень протянул к ней руку и, так и не прикоснувшись, тут же отдёрнул, что одновременно удивило и напугало Кистенёва, хотя всё должно было происходить примерно так. Тогда Сергей взял какую-то тряпку и, используя её как прихватку, взял монету со стола, и внимательно рассмотрел, а Василий в этот момент молча сидел и ждал. Неожиданно он заметил, как бармен изменился в лице и стал со злостью смотреть прямо на Василия. Вдруг он внезапно схватил того за шкирку и перекинул через стойку так, словно тот был для него пушинкой. Взяв юношу за грудки, парень оттащил его вглубь служебных помещений и припечатал к стенке, смотря прямо в глаза.

— А вот теперь быстро рассказывай, что за друг такой, и откуда он взялся.

Кистенёв обратил внимание на то, что все зубы у бармена были положенного размера, и кожа не была особо бледной, да и от солнечного света тот никогда не прятался, что исключало первую пришедшую юноше в голову мысль, зато рождало неприятный вопрос: «Кто сейчас перед ним?».

— Да тихо ты, тихо сейчас всё объясню, не знаю я, откуда этот хмырь появился, но знаю где его найти, он мне сразу странным показался.

Был поздний вечер и Семелесов с опаской шёл по двору Кистенёвского дома, спеша к нужному подъезду, сжимая в правой руке пистолет, держа его со стороны стены, так что в темноте со стороны двора его было практически невозможно увидеть. Уже начался комендантский час, но юноша боялся не милицейских патрулей.

При каждом шорохе он резко поворачивал голову, в сторону оврага и уже хотел было поднять пистолет, но знал что ещё рано, и только сильнее сжимал рукоятку. Наконец он увидел перед собой заветную дверь подъезда, с трудом пересилив себя, он заставил себя подняться по ступенькам, повернувшись спиной к зловещему оврагу. Дрожа от страха, он всё же собрался с духом и, встав перед железной дверью, держа пистолет с пулями в серебряной рубашке у груди обеими руками, резко развернулся и выстрелил, не целясь, по кустам на краю склона, потом ещё раз чуть правее, хотел было выстрелить и третий раз, но не потребовалось. Послышался треск ломающихся веток, что-то ломанулось через кусты, практически перпендикулярно направлению на Семелесова, но у того всё равно душа окончательно ушла в пятки, так что он прижался спиной к двери выставив пистолет, в вытянутых руках. В тусклом свете фонаре далеко в стороне, на мгновение появился силуэт существа, полностью покрытого шерстью и видом своим лишь отдалённо напоминая человека, и тут же исчез, когда оно скрылось за трансформаторной будкой.

И вдруг один за другим прогремели два выстрела и вспышки света блеснули в темноте, откуда вышел на свет, держа в руке пистолет Мессеир Крейтон. Из-за трансформатора послышались жалобные, но всё равно жуткие завывание. Первознамённик повернулся и выстрелил ещё раз в сторону оврага, после чего сам пошёл в ту сторону, но быстро вернулся и трусцой двинулся навстречу Семелесову, всё ещё стоявшему на ступеньках, цепенея от страха. Когда Крейтон уже подходил дверь с внутренней стороны открыл Кистенёв, впуская друзей в подъезд.

— Ушёл скотина, матёрая тварь оказалась, — говорил Мессеир, поднимаясь по ступенькам. — Три пули всадил ему хоть бы что. Ничего этих нам убивать смысла нет, главное, что мы их расшевелили.

На этот раз поднимались на лифте. Все быстро забежали в квартиру Кистенёва, и тот закрыл дверь на два ключа, ещё и, подперев её спиной, как будто боялся, что кто-то за ними гонится.

— В общем, заварушка будет что надо, чувствую, нам потребуется много серебра. Что ж, друзья мои, — произнёс Крейтон, зевая, — пора бы уже и поспать.

Кистенёв с Семелесовым только переглянулись между собой.

А на следующее утро они втроём сидели за столом на кухне и ели пельмени с майонезом, посмеиваясь над рассказами пропаганды по новостям, вслед за новостями российскими шли новости регионального канала, над которыми даже смеяться можно было с трудом. Особенно когда началась криминальная хроника и голос диктора объявил: «Вчера на улице Баррикадной подвергся нападению начальник следственного отдела октябрьского РУВД Смольцов Александр Викторович. Злоумышленники несколько раз выстрелили в него из пистолета, после чего скрылись. Раненый полицейский был доставлен в ближайшее отделение скорой помощи с двумя пулевыми ранениями…

— Я всё же один раз промахнулся, не может быть, — задумчиво произнёс Крейтон, внимательно смотря в телевизор, Семелесов с Кистенёвым только изумлённо посмотрели на него.

«… никаких комментариев пока не поступало, — продолжал диктор, — но скорее всего мотивом могла послужить профессиональная деятельность потерпевшего. В настоящий момент составлен фоторобот одного из подозреваемых…»

— Ну и что за обезьяна его составляла, разве у меня такой нос? — флегматично заметил Мессеир, насаживая на вилку последний пельмень.

Его друзья, вновь с ужасом посмотрели сначала на него, потом друг на друга, и наконец на телевизор где на пол-экрана висело лицо, очень отдалённо напоминающее их нового приятеля. Кистенёв встал и, взявшись за голову, подошёл к окну, поле чего отогнул руку и стал по очереди загибать пальцы:

— Вампиры, чеченская мафия, менты, оборотни, Мессеир, если за нами в ближайшее время будет охотиться кто-нибудь ещё, то лучше скажи сейчас, — после этого он сделал небольшую, но нагнетающую паузу. — Боже мой, я же обычный десятиклассник.

— Но я же обещал вам весёлую жизнь, так что только попробуйте сказать что я обманщик.

Кистенёв продолжал стоять лицом к окну, а из-за спины полилась тихая, но торжественная музыка, Крейтон опять играл на скрипке. Мелодия показалась Василию знакомой, но он никак не мог вспомнить, ни названия, ни имени композитора.

— Сарабанда Генделя, — послышался голос Семелесова.

— Она самая.

Дойдя до определённого момента, скрипка словно взорвалась, музыка стала громче и словно ударила по ушам, хотя на самом деле она не была такой громко, а Кистенёв всё стоял возле окна и только голос Семелесова из-за спины констатировал:

— Добро пожаловать за тропик Козерога.

 

Глава одиннадцатая. ЖЕНЩИНА СО СТРАННЫМИ ГЛАЗАМИ

Послышалось несколько щелчков, и железная входная дверь медленно открылась. За ней стоял высокий широкоплечий мужчина крепкого телосложения, на вид лет сорока, с коротким ёжиком на голове, одетый в классический костюм, обычно надеваемый охранниками. Мужчина посторонился, сцепив руки в замок перед собой и смотря куда-то в сторону, произнёс пугающе ровным, даже механическим голосом:

— Он ждёт вас.

Семелесов, держа голову прямо, с нарочито серьёзным выражением лица, которое он тренировал несколько часов, осторожно переступил порог, удостоив охранника только быстрым косым взглядом. По сути, мужчина открывший дверь с виду ничем не отличался от обычного человека. В глаза бросались только два уродливых шрама наискось пересекавшие лицо, и свидетельствовавшие о ранах явно не совместимых с жизнью и ещё на левой стороне шеи юноша заметил нарисованный красной краской знак, напомнивший Семелесову астрономическое обозначение Юпитера, располагавшийся в круге. Крейтон говорил, что именно в туда следует ударить, чтобы убить это существо. Кистенёв вошёл следом, и мужчина закрыл за ним дверь. Юноши остановились в прихожей, пока приятный старческий голос не позвал их из гостиной.

Они прошли в просторную комнату, вдоль стен которой, стояли книжные шкафы, полки которых, были полностью заполнены книгами, по большей части медицинскими трудами и справочниками. Среди книжных корешков выделялась только одна чёрно-белая групповая фотография, на которой позировала дюжина пожилых людей в белых халатах.

— Так это правда, — шёпотом произнёс Кистенёв, — он работал на советское правительство.

Между шкафом и дверью в соседнюю комнату, стояли высокие старинные часы с маятником, а по другую сторону от двери недалеко от окна в крупном горшке росло высокое широколиственное растение. Ещё несколько цветочных горшков поменьше стояли на подоконнике, столе и на шкафах. Ковёр на полу явно повидал многое, но похоже в лучшие свои времена он явно свидетельствовал о достатке хозяина квартиры. Комната была достаточно большой, и, судя по всему, далеко не единственной в квартире, которую вряд ли следовало ожидать увидеть в неприглядном панельном доме постройки полувековой давности.

В кресле возле письменного стола заложив ногу за ногу и сцепив на животе руки в замок, сидел старик с седыми волосами и аккуратной бородкой, одетый в домашний халат, и чем-то он напомнил Семелесову профессора Преображенского из экранизации. Заметив гостей, он поднялся со своего места:

— Вы я так полагаю, пришли от Крейтона, как мы и договаривались, — произнёс он добродушным голосом чуть с хрипотцой, подходя к стоявшему у стены ящику с бутылками и стеклянной посудой, после чего уже наливая, добавил. — Проходите, присаживайтесь.

— Благо… — начал было Семелесов, но чувствуя, что его голос ему изменяет, осёкся и прочистил горло. — Благодарю вас.

Семелесов сел на стул возле расположенного у окна письменного стола, напротив кресла, в которое вернулся хозяин дома, держа в руке стакан бренди. Кистенёв присел на второй стул возле стены, в паре метров позади своего товарища.

— Извиняюсь, что встречаю вас в таком виде, не ожидал, что вы придёте столь рано, мог бы предложить вам выпить, но вам, молодые люди, еще, же нет восемнадцати, не так ли?

— Мы не пьём во время работы, — твёрдо ответил Семелесов.

— Это правильно, — одобрил хозяин дома, и, заметив, как юноша мельком взглянул на охранника, вставшего в дверях, добавил. — Приходится даже дома держать небольшую охрану, просто жутко становится от того сколько врагов может найтись у скромного профессора медицины на пенсии. Так значит сам Мессеир Крейтон не смог прийти.

— Он посчитал, что будет лучше, если навстречу придём только мы вдвоём, — ответил Семелесов, соблюдая деловой тон в голосе.

— Ну что ж, он вольный человек, хотя его опасения в высшей мере беспочвенны, в конце концов, он член ордена первого знамени.

— В данном случае он действует только от собственного имени.

— В данном случае это ничего не меняет. Первознамённики никогда не прощают убийство своих людей, даже если орден сам вынес им смертный приговор. А орден даже после падения империи мантийцев остаётся могущественной организацией и далеко не каждое правительство выстоит в противостоянии с ним, нужно быть редким глупцом, чтобы разозлить его. Но думаю, что стоит перейти к делу, молодые люди, вы принесли, то о чём мы договаривались с вашим другом.

— Разумеется.

Восприняв это как команду, Кистенёв поднялся с места, и прошёл к столу, держа в руках кожаный портфель, с опаской поглядывая на старика в кресле. Он положил портфель на стол и отошёл на два шага назад. Семелесов сохраняя свой деловой вид, достал оттуда стопку бумаг, в бандерольной обёртке перевязанную бечёвкой, и положил её на стол перед хозяином дома. Тот аккуратно развязал верёвку и, вскрыв упаковку, мельком просмотрел бумаги, после чего произнёс:

— Прекрасно, но это ещё не всё.

Семелесов понимающе кивнул и достал гладкий закупоренный полиэтиленовый пакет, в котором находились три стопки банкнот, в разных валютах.

— Сто тысяч рублей и по две тысячи долларов США и британских фунтов, как договаривались, — уверенно произнёс Семелесов и, дождавшись пока старик достанет пачки и начнёт просматривать купюры, продолжил. — Можете не беспокоиться, девять из десяти банков признают их настоящими.

— Не сомневаюсь, — ответил старик.

Сказав это, он кивнул охраннику и тот подошёл, держа в руках папку для бумаг. Он передал её Семелесову, который дежурно произнеся: «Благодарю» взял её и тут же открыв, обнаружил в ней, как и ожидалось множество фотографий, на основном плане которых неизменно оказывались люди с бледной кожей, явно не подозревавшие что их снимают. Кроме того в папке лежали документы и длинные списки адресов телефонов, и даже несколько распечатанных карт с карандашными пометками. Когда Семелесов всё это просматривал, Кистенёв встал возле него, ненавязчиво заглядывая ему через плечо.

Старик тем временем, быстро пролистав по пачке купюр из каждой стопки, отложил деньги в сторону так, словно они его не интересовали, и снова обратил своё внимание к стопке бумаг.

— Мантийцы всегда знали толк в фальшивомонетчестве, ещё с тех славных для них времён, когда Матиас второй со своей ненаглядной сестрицей обрушили кентелийскую экономику подобным образом, — с видом историка проговорил старик, — но для меня как ученого, куда больший интерес представляют вот эти бумаги из закрытых фондов императорской библиотеки. Это конечно копии, оригиналам и вовсе не было бы цены, но, тем не менее, Крейтон поступил весьма предусмотрительно, прихватив их с собой в этот мирок. Вы знали, что после войны в том измерении люди не развивали никакие науки кроме медицины и квантовой физики? А вы когда-нибудь были в мантийских библиотеках, хотя да, каким образом. А жаль, уж что-что, а библиотеки мантийцы отделывали на славу, даже в провинциальных городах. То были настоящие дворцы, не то, что эти ваши полузаброшенные пылехранилища. А уж видели бы императорскую библиотеку в Иссельдаре, вот уж на что, на что, а на это стоило бы посмотреть.

Монолог остался без ответа, хотя едва ли он его требовал. Семелесов тем временем положил папку в портфель, и медленно встал со стула.

— Благодарю вас, но теперь мне нам нужно идти, — произнёс он, кивнув головой изобразив поклон. — Думаю, мы можем рассчитывать на вашу помощь, разумеется, как и сейчас небезвозмездно.

— Подождите, вы говорили, что были в Мантии, вы пользовались медальоном Войницкого? — вдруг спросил Кистенёв.

— Так называете его вы, — вздохнул старик. — Да я держал один из этих медальонов, дважды в своей жизни: первый раз в одна тысяча семьсот восьмидесятом, по вашему календарю, второй раз в одна тысяча девятьсот шестьдесят втором, незадолго до моей эмиграции в Союз. Оба раза он мне не принадлежал и за его использование приходилось платить немалую цену, но оно того стоило. Заполучить эту вещицу, в свои руки — весьма амбициозная цель, у вашего друга явно нет проблем с самооценкой.

— Значит это, правда, — шёпотом проговорил Кистенёв и, поблагодарив хозяина дома, вышел из комнаты.

А вот Семелесов, чуть задержался, пропустив своего друга, вперёд и ещё раз бросив беглый взгляд на полки с книгами, задал вопрос:

— Так вы, правда, некромант?

— Называйте меня так если хотите, хотя мне это слово не нравится, его очень любят церковники, от которых я и бежал в эту страну в своё время.

Кистенёв выбежал на улицу первым и, встав возле подъезда, подождал Семелесова. Тот выходил из дома, на ходу натягивая на палец церковное кольцо, встав рядом с другом быстро расстёгивая поло и глубоко дыша, так словно только сейчас добрался до кислорода.

— А у наших сейчас в школе физика, — произнёс Кистенёв, глядя на часы.

— Не-а, сейчас шестой урок, это английский. Сегодня последний день, пойдём завтра на линейку.

— Обязательно, только прихватим пистолет и серебряных пуль для Ирины Васильевны.

Ребята рассмеялись и двинулись наискосок через двор в сторону улицы. А в это время старик, с которым они недавно разговаривали, наблюдал за ними из окна, потягивая бренди из стакана.

— Думаете, нам стоит им помогать, мастер? — послышался из-за спины тяжёлый бас охранника.

— Разумеется.

— Но зачем?

— Ты мыслишь как прагматик. Быть может, я просто хочу помочь людям, не им конкретно, а вообще людям. Этот город давно пора очистить от всякой швали.

Мессеир Крейтон мирно курил на балконе, глядя на расстилавшийся как на ладони город, перемежавшиеся с редкой зеленью дворов серые параллелепипеды панельных домов, над которыми, то тут, то там выскакивали кирпичные новостройки. Время от времени внизу по улице проезжала машина или в небе, проносилась, каркая впереголосок, стая ворон чем-то согнанная с крыши. Как вдруг из квартиры его окликнули: «Мессеир ты здесь». Он быстро потушил сигарету, задвинул створку окна и вышел с лоджии обратно в дом.

— Всё прошло, как планировали?

— Обижаешь, — в своём стиле ответил Семелесов, кладя на стол портфель с папкой. — Здесь всё: адреса, пароли, явки.

— Прекрасно.

Кистенёв тем временем уже открыл холодильник, и только заглянув в него, воскликнул:

— Мессеир, а что в морозилке делают эти ножи?

— Ты не читал сказок, сразу видно.

— Верно, отрубил барон, нахлобучив шлем, но хладное железо властвует над всем, — громко продекламировал Семелесов, сидя за столом.

— Серебро конечно вещь полезная, но не универсальная, например, когда ты встретишься с лесной феей, можешь в неё хоть весь магазин серебром расстрелять, и без толку.

— Лесной феей, — Кистенёв удивлённо посмотрел на Крейтона. — Ты сейчас вообще о чём?

— Нет убить она, конечно, тебя не убьёт, но ты об этом пожалеешь, я тебя уверяю.

— Ладно, проехали.

— И так пока вы навещали моего старого приятеля, я пробил у своих информаторов пару имён из телефона, подстреленного нами, упыря, ничего особого, — Крейтон цокнул языком. — Зато как постоянному клиенту они дали мне небольшой подарочек, благо теперь я живу почти рядом с ними.

— Что? — чуть не вскрикнул Кистенёв, понимая, что едва ли он может представить после сегодняшнего, что за информаторы могут быть у Крейтона и где может находиться в этом районе их логово.

Только вот его заняли совсем другие размышления, когда Мессеир показал фотографии, которые как видно и были тем самым подарком. Они были явно сделаны из машины, ехавшей по трассе мимо леса. На обеих фотографиях была видна кромка леса, чуть перекошенная из-за заваленного горизонта, и часть неба. На первой можно было различить невысоко над деревьями жирную чёрную точку, а вот на второй над лесом пролетало странное крылатое существо точно не являвшееся птицей.

— Узнаёте? — спросил Крейтон, положив рядом со вторым снимком свою старую серебряную монетку аверсом кверху.

Кистенёв и Семелесов ничего не произнесли, только изумлённо посмотрели на Мессеира, начиная понимать, к чему он клонит.

— Медальоны Войницкого это единственный способ гарантированно перемещаться между мирами, но иногда проходы могут образовываться сами собой, или их могут образовывать другими более сложными способами. Случайными проходами кто-то может пользоваться специально, как например ваш покорный слуга, или неспециально, как например вот он, — Крейтон ткнул пальцем в существо на снимке.

— Он ведь не сможет долго скрываться, его быстро обнаружат, — возразил Кистенёв.

В ответ Крейтон только покачал головой, встал и, зашагав по комнате, стал рассказывать голос лектора:

— А вот тут, друзья мои, я должен рассказать вам об одной из гениальнейших идей мантийского военного разума: теории невероятности.

— О чём? — не понял смысл перескакивания на эту тему Семелесов.

— Если вкратце, то речь идёт о ситуации когда видя перед глазами какой-то предмет, в существование которого вы не верили вы считаете его настолько невероятным, что вместо того чтобы начать в него верить, вы перестаёте верить своим глазам. Эта теория была создана полковником Россенмаром, одним из тех, кто стоял у истоков ордена. Он задался простым вопросом: почему никто не верил, что мантийцы создают воздушный флот, хотя сам факт этого очевиден, и скрывать его было делом бесполезным. А всё, потому что все вокруг твёрдо вбили в свои головы что «мантийцы не могут в небо», и точка. Впоследствии эта простая идея стала основой для доктрины ордена первого знамени, мифической организации, о существовании которой не знало девяносто семь процентов населения империи. Что же до остальных трёх, то один процент знал, но молчал, потому что был с нами на одной стороне, ещё один процент знал и старался всем открыть глаза на правду, но их те девяносто семь процентов считали параноиками и безумцами, и последний процент, знал но молчал, потому что они не хотели, чтобы их считали параноиками и безумцами. Вот так и сейчас, НЛО? Нет никаких НЛО: видео — монтаж, фотографии — подделка, свидетельства очевидцев — тьфу слушать какого-то алкаша с деревни. Что, НЛО видела вся деревня? Значит нужно срочно проверить деревенский колодец, туда определённо попала какая-то дрянь. Думаю, вы поняли главную суть, друзья мои.

— Интересно, — задумчиво произнёс Семелесов, — только здесь вопрос в соотношении, у нас, например, уже где-то половина не верит не во что, а вторая, наоборот, в каждом хромом видит дьявола.

— Нужно выпить, — и подытожил и оборвал начинающийся спор Кистенёв.

И ведь едва ли найдётся в мире фраза способная материализоваться с большей вероятностью, чем произнесённая Кистенёвым. Особенно в той связи, что сам Крейтон говорил, вооружившись придуманной Семелесовым терминологией, что при переходе за «Тропик Козерога» ели не пить, то можно очень легко сойти с ума столкнувшись с фактами, которые трезвый рассудок просто не сможет до конца осознать.

Однако по настоянию Крейтона на сегодня решили обойтись пивом, в крайнем, но обязательно наступившем бы случае, решив разлить припрятанную Кистенёвым до лучших времён выпитую наполовину бутылку метаксы. На удивление никто не коснулся темы о «теории невероятности», даже Семелесов всегда склонный к подобным околофилософским разговорам.

К десяти часам на Кистенёвской кухне уже раздавалось нескладно: «Was wollen wir trinken sieben Tagen lang.». Едва ли можно было назвать эту вечеринку самой весёлой в жизни Кистенёва, но в тот момент он ощущал, возможно, впервые в жизни, то прекрасное чувство, когда тебе не хочется не прерывать происходящего и не желать чтобы оно продолжалось вечно. В отличие от остальных вписок, на которых ему, то вдруг становилось отчего-то невыразимо хорошо, то вдруг невыразимо, плохо, так что он был готов дать зарок больше никогда не пить, причём зачастую два эти, состояния могли разделять какие-нибудь полчаса.

Так или иначе, в половину одиннадцатого неожиданно раздался звонок в дверь, заставивший замолкнуть троицу, сидевшую на кухне.

— У отца должен быть ключ, — произнёс Василий, предвидя первые возможные предположения.

Кистенёв медленно поднялся и прошёл к двери. Он посмотрел в глазок и с удивлением обнаружил на лестничной площадке молодую девушку примерно одного с ним возраста. Когда Василий повернулся, то увидел что Крейтон уже стоит у двери в прихожую с пистолетом в руках.

— Ну, кто там? — спросил он шёпотом.

— Девушка какая-то.

Мессеир нахмурился и подошёл к двери взглянул в глазок. В этот момент позвонили ещё раз. Крейтон посмотрел на хозяина квартиры со смесью дикой горечи и досады во взгляде, при этом шёпотом истерично проклиная всех светлых и тёмных богов. Потом также шёпотом сказал: «Впусти, но задержи» и ринулся в свою комнату.

Кистенёв открыл дверь. На пороге стояла симпатичная девушка лет шестнадцати-семнадцати со светлыми волосами, собранными на голове в пучок несколько старомодным способом, она была одета в чёрное платье с подолом до колен, на правом запястье был надет причудливый витой браслетик. Она держала за ручку небольшой дорожный чемодан, держа его чуть наклонённым. Девушка смотрела на Кистенёва пристальным суровым взглядом, сведённым к переносице, и что-то в этот момент почему-то удивило Василия в её глазах, хотя он и не понял что именно.

— Он здесь? — спросила женственным, но твёрдым голосом.

— Кто? — Кистенёв прекрасно понимал о ком идёт речь, но ничего лучше придумать просто не мог, а выполнять поручение Крейтона как-то нужно было.

— Думаю, ты понимаешь?

Тут вдруг из квартиры послышался разозлённый голос самого Крейтона:

— Да здесь я, здесь. Нашла всё-таки.

Тут она посмотрела на Кистенёва взглядом, который говорил сам за себя. Парень отошёл в сторону, пропуская девушку в квартиру. Она оставила чемодан в прихожей и прошла дальше на кухню, сопровождаемая ничего не понимающим где встретила удивлённый взгляд Семелесова. А по ту сторону открытой межкомнатной перегородки, в гостиной спиной к ней стоял Мессеир, как-то странно неестественно дёргаясь, при этом Кистенёв мог поклясться, что слышал что-то вроде «Ну давай же налезай, скотина».

Вдруг Крейтон резко повернулся и у него на правой руке, был надет такой же витой браслет. Он сделал глубокий вдох и выпрямился, смотря прямо на незваную гостью, потом, не отводя взгляда, прошёл на кухню, и, опершись руками на спинку стула, смотря на девушку повернув голову, как бы осмотрел её с ног до головы, повернулся всем телом и, усмехнувшись, произнёс уже совершенно серьёзным и даже грустным голосом:

— Платья выше колен носят или шлюхи или кампен-фрау, но как-то я не заметил рядом с городом лагеря ландскнехтов.

Она тут же, влепила ему звонкую пощёчину так, что голову Крейтона мотнуло в сторону.

— Раньше ты била сильнее, — произнёс он, медленно поворачивая голову.

В ответ она вреза ему ещё по другой щеке, но он продолжал спокойно стоять.

— А нет, показалось.

Он быстро нашёл взглядом стоявших в стороне Кистенёва и Семелесова ничего не понимавших в происходящем и тихо проговорил категоричным тоном:

— Выйдите на минуту.

— Но…

— Выйти я сказал! — вдруг перешёл на крик Крейтон, — я прошу вас, выйдите на минуту, на лестницу, пожалуйста, покурите пока.

Он достал пачку сигарет и кинул её Кистенёву, тот поймал и понимающе посмотрев, пошёл в сторону двери, приобняв за плечо Семелесова, давая знак, чтобы тот шёл с ним.

Выходя из квартиры, Кистенёв взял ключи и прикрыл дверь, они с Семелесовым вышли на лестницу поднялись на пролёт вверх, встав на площадке между этажами.

— И всё-таки я не понимаю что за чертовщина тут происходит, — сказал Алексей, тяжело дыша, после того как прикурил от кистенёвской зажигалки. — Ты хоть понимаешь, о ком идёт речь. Это же мать его Мессеир Крейтон, он на наших глазах мочил вампиров и оборотней, раскидал четверых хачей как нечего делать, это же самый лютый отморозок, которого мы когда-либо встречали.

— Это ты сейчас к чему?

— А к тому, что эта барышня, только что лепившая ему пощёчины, Кто Она!

— Не знаю, девушка его, наверное.

— Какая девушка, Вася, ты забыл кто он. Ты забыл, откуда он. Да и девушек своих так не встречают, не мне тебе объяснять.

— Ну не знаю сестра, может быть.

— Не, тоже не вариант, — произнёс Алексей, затянувшись, и облокотившись о перилла. — Он же говорил что сирота, да и она же ему ровесница, что они близнецы что ли. Тем более после того что он рассказал об этом их императоре…

— Хватит, Лёха, — Кистенёв постучал сигаретой, сбивая пепел в проём между лестницами.

— А ты видел, какие у неё глаза?

— Глаза? — тут Василий серьёзно удивился, но в голосе старался этого не показывать. — А что у неё с глазами?

— Не знаю, — Семелесов пожал плечами, — хотя вроде бы обычные карие глаза, странно.

Они достали ещё по одной сигаретке из пачки Крейтона, Семелесов повернулся к периллам спиной и чуть присел на них, взяв руку в которой держал окурок за локоть другой рукой, и мечтательно посмотрев в потолок.

— А знаешь, Вася, а она ничего.

Тут Кистенёва пробрало, поначалу он засмеялся тихонько, потом всё громче и громче, пока ему не пришлось сдерживаться, чтобы не услышали соседи.

— Чего смеёшься? Ну, если она не его девушка, то что?

— А если его? — проговорил Кистенёв, всё ещё с трудом сдерживаясь.

— Да не может быть такого, говорю ж тебе.

— А ну как всё-таки его?

— Пошёл к чёрту, Кистенёв, идиотом был идиотом и остался. Вот на что хочешь, могу поспорить, а, — сказал Семелесов, протягивая руку.

— А на что? — азартно улыбнулся Кистенёв, хватаясь за его руку.

— На то кто первый воспользуется медальоном.

— Идёт.

С этими словами Кистенёв перерубил рукопожатие свободной рукой.

Выждав после этого около пятнадцати минут, они спустились вниз и осторожно вошли в квартиру. К их удивлению гостья спокойно сидела на диване, чуть наклонившись в бок и подобрав под себя одну ногу, а на том же диване, положив ей голову на колени, лежал Мессеир.

— Они вернулись, — тихо сказала она по-русски.

— Ну и пусть, — произнёс Крейтон только наоборот, повернувшись к ней лицом.

Она встала, аккуратно переложив голову юноши на подушку, и прошла на кухню. Мессеир нехотя поднялся вслед за ней. Только, когда она вошла на кухню, Кистенёв понял, отчего её взгляд показался ему странным: карим был только один её глаз, второй имел мутно-зелёный оттенок. Василий пристально смотрел ей в глаза не понимая, что происходит, и хотя он знал, что лучше не следует так пялиться на неё, но ничего не мог с собой поделать.

— Такое бывает, — мягким спокойным голосом произнесла она. — Редко, но бывает.

Постыдившись самого себя Василий, отвёл взгляд в сторону, начав рассматривать плитку на полу, хотя и понимал, что это глупо. А тем временем Мессеир подошёл к столу на кухне и, пододвигая стул, произнёс:

— Познакомься, Клементина, это мои друзья Алексей Семелесов и Василий Кистенёв, — и, присев на место, прилично отодвинутое от стола, жестом указал на девушку, смотря на своих приятелей. — А это, друзья мои, рад познакомить вас, Клементина Крейтон, моя жена.

 

Глава двенадцатая. ВРЕМЯ СОБИРАТЬ ПАТРОНЫ

— Так значит этот браслет у вас вместо обручального кольца?

— Вроде того. Знаешь, весьма удобная вещь, всё время спрятан под одеждой, так что если не снимать рубашки, то никто так и не узнает, что ты женат, — произнёс Крейтон, рассматривая очередную фотографию.

На кухонном столе был разложен атлас области, на котором фломастером были сделаны отметки, возле некоторых из них стояли даты и крупные цифры, означавшие частоту появлений искомых субъектов.

— Ну что, что-то вырисовывается? — Кистенёв стоял, прислонившись к ящику кухни, держа в руках чашку чая.

— Что-то вырисовывается, — повторил тот задумчиво, — скорее всего, наша цель находится в области, и скорее всего в Черноголеевском районе.

— В Черноголеевском районе, у нас же там дача.

— Дача? Прекрасно, вы там не замечали следов вампирских сходок, или может быть у соседей?

Василий только усмехнулся и хлебнул ещё чаю. Мантиец достал линейку и провёл на карте несколько линий, после чего грубо обвёл небольшую зону.

— Чёрт, и дракона видели где-то там, что за место такое, — шёпотом произнёс Крейтон, задумчиво почёсывая подбородок.

Кистенёв услышал его и нахмурился, он решительно ничего не понимал в происходящем и поэтому сидел и ждал, пока всё поймёт Крейтон и объяснит ему.

— Кстати, где наш общий друг? — спросил Мессеир, посмотрев исподлобья на Василия.

— Семелесов? Похоже ещё на линейке. Идиот.

— Ты бы ему позвонил, а то может спасать надо.

— Обойдётся, — Кистенёв отложил чашку и подошёл к столу. — И всё-таки я не понимаю, что ты здесь чертишь.

— А это дело нехитрое, сюда бы пару аналитиков из ордена, они бы тут всё в два счёта расчертили, хотя мы тоже не лыком шиты, — чуть растянуто сказал Мессеир, откладывая ручку. — Особенно теперь, когда наш чернокнижный друг столь любезно помог нам с информацией. Понимаешь ли, Василий, вампирские кланы это тебе не какие-нибудь братки, это глубоко законспирированные и хорошо организованные сообщества, члены которых поддерживают тесный контакт, и не шляются случайно, где попало. И что самое главное они имеют строгую иерархию, основанную на старшинстве, если найти закономерность в перемещениях старших членов, место, куда направлялось несколько из них и можно вычислить центр.

— А как ты понимаешь, кто из них старше.

— А очень просто, — Крейтон положил перед Василием две фотографии. — Сравни кольца.

В этот момент в домофон позвонили, Кистенёв пошёл открывать и вернулся со словами: «Лёгок на помине». Спустя примерно минуту в квартиру ввалился радостный Семелесов в школьной форме с дневником под мышкой.

— Можете меня поздравить…

— Тише, — перебил его Кистенёв, и, кивнув в сторону закрытой перегородки, добавил. — Она ещё спит.

— Уже полвторого.

— Тебе жалко, что ли?

— Ладно. Короче, можете меня поздравить, у меня за полугодие одна тройка и то по физре.

— Медленно бегал, — саркастичным тоном спросил Кистенёв.

— Мало ходил.

Алексей осмотрел кухню, словно проверял, не изменилось ли ничего за время его отсутствия. Он медленно прошёл к столу и сел во главе, став внимательно рассматривать документы и фотографии, при этом ни к чему не прикасаясь, словно боясь, что переложи он что-то на другое место, то это станет непоправимой ошибкой.

— Что нового? — спросил он у Крейтона.

— Да вот думаем с Кистенёвым, съездить на его дачу.

— У него дача рядом с моей, может лучше к нему, — вставил Кистенёв.

— Слушай, а это что правда, — сделав удивлённое лицо, спросил Семелесов, косо посмотрев на карту, и заметив, где располагается выделенная Мессеиром область.

Кистенёв приподнялся со своего места и тоже взглянул на карту. Савеловка, судя по всему, действительно должна была находиться внутри грубо очерченного эллипса. Деревня эта находилась без малого в сорока километрах от города. Кистенёв с отцом редко туда ездил, зато без отца с друзьями они там бывали частенько, обычно приезжая на пятничном автобусе до соседнего посёлка и уже субботу возвращались в город. Главное было только не пропустить автобус, ибо в противном случае, как однажды и случилось, пришлось ехать вместе с соседями. Что самое весёлое, в той же деревне располагалась и дача Семелесова, что и служило одной из главных причин дружбы между ним и Кистенёвым. Что же касаемо приездов Василия на дачу без отца, то там они практически не пили и не шумели, соблюдая строгую конспирацию, скрывая сам факт своего там нахождения как от отца Кистенёва, так и от соседей которые могли ему всё рассказать. В основном приезжали купаться на речку и иногда рыбачить и жарить шашлыки во дворе.

В деревне самой не было ничего необычного, зато к северу от неё находились густые леса, в которых можно было легко заблудиться, что собственно и происходило постоянно. То из Савеловки, то из других деревень постоянно кто-нибудь углублялся в чащу, леса и больше никогда не выходил обратно к людям. Иногда находили тела, иногда не искали и вовсе, почему неизвестно. Истории эти вечно считались нежелательными темами в разговорах взрослых, зато среди детей часто становились основой для жутких историй в духе пионерского фольклора, и Кистенёв в детстве сам никогда не был прочь рассказать их на ночь, а временами, даже придумывал что-то своё, но, в основном, на основе старых рассказов.

— Слушай, Мессеир, а у вас, во сколько можно было жениться? — голос Алексея вдруг вырвал Кистенёва из забытья, хотя он только тогда и понял что ненадолго выпал из беседы.

— Мужчины с пятнадцати, женщины с четырнадцати.

— И солдаты ордена тоже могут?

— Как ты представляешь себе орден, Семелесов? — произнёс Крейтон отстранённо, смотря на бумаги, которые он подравнивал, стуча краем стопки о стол, потом положив её обратно в папку, посмотрел на своего собеседника. — По-твоему мы всю жизнь живём где-то на секретных базах и всю жизнь только едим, тренируемся и поём строем гимны, а в перерывах вылезаем оттуда пострелять анархистов, — Мессеир поднялся и прошёлся по комнате на ходу продолжая говорить. — Как ты думаешь, какую боевую ценность будут иметь агенты госбезопасности, ориентирующиеся в реальной жизни хуже слепых котят? Большую часть времени, когда нас обучают, мы проводим на секретных объектах, но потом мы живём в обычном мире, как обычные люди, время от времени получая шифровки и собираясь вместе чтобы провести операции по приказам из центра.

Из гостиной послышался шорох и шаги. Створки перегородки медленно разъехались, и на кухню вошла заспанная девушка, одетая в лёгкое темно-синее платье. Волосы были небрежно собраны в пучок на затылке, а три вьющиеся пряди свисали по края лба.

— А Клементина, — продолжал Крейтон, прислонившись к подоконнику, словно не замечая жену, — она относится как раз к тому проценту, о котором я говорил вчера, тех, кто знает об ордене, но молчит, потому что с нами на одной стороне. Это ведь так? — Крейтон ожидающе посмотрел на девушку.

— Пока что да, Мессеир, — ответила она, как бы между делом проходя к кухонному шкафу. — А где тут у вас чай.

— Вот за это я её и люблю, никогда не врёт.

— Может быть вам кофе, — предложил Кистенёв, поднявшись со своего места и встав сбоку от девушки.

— Ненавижу кофе, — ответила она, беря маленький чайник с заваркой.

Она налила заварки почти половину кружки, после чего потрогала ладонь электрический чайник и, посчитав его достаточно тёплым, долила в кружку кипячёной воды. Она повернулась и встала спиной к кухонной стойке рядом с тем местом, где недавно стоял Кистенёв. Сам Кистенёв смущённо стоял возле холодильника, стараясь смотреть куда-то в сторону, боясь, что если он посмотрит на неё, то она подумает, что он смотрит на её глаза. Семелесов оставался сидеть на стуле при этом, приняв наиболее вальяжно выглядящую со стороны позу, как делал это практически всегда в присутствии женщин. Клементина чуть отпила из чашки, обведя взглядом всех находившихся в комнате.

— Что вам сегодня снилось?

— Не помню… — начал Семелесов, но тут, же осёкся и, прочистив горло, продолжил. — Знаете, когда понимаешь, что что-то снилось, но при пробуждении тут, же забываешь что именно, только остаётся странный осадок иногда чертовски приятный иногда наоборот.

Девушка лукаво улыбнулась, посмотрев на Алексея.

— Прекрасно вас понимаю, у меня такое постоянно происходит.

— У меня тоже, — вставил Кистенёв.

Тут вдруг все уставились на Крейтона, стоявшего у подоконника с лицом следователя на допросе, засунув руки в карманы брюк.

— Мои сны при женщинах не обсуждают, — произнёс он своим обычным абсолютно серьёзным тоном.

Клементина, цокнула языком, на мгновение закатила глаза, потом медленно пойдя по кухне проходя мимо Семелесова, схватила того за руку и наклонившись заглянула прямо в глаза:

— Бегите от него, уходите. Забудьте, что когда-либо с ним встречались, забудьте, что существуют миры кроме вашего, забудьте обо всем, что видели после знакомства с этим человеком. Мне уже не спастись, но вам ещё можно. Если вам хоть немного дороги ваши жизни.

— Боюсь, в таком случае, вы обратились не по адресу.

— Я бы мог сказать тебе: не слушать её, — послышался голос Мессеира, — но как раз на такой случай есть одно хорошее правило…

— Послушай женщину и сделай наоборот, — разочарованно усмехнулась девушка. — Ты уникальный экземпляр, Мессеир, тебя нужно в музеях показывать. Ему осталось жить несколько дней, а он строит планы по захвату мира.

Семелесов с Кистенёвым переглянулись.

— А, по-твоему, мне нужно свернуться в тряпочку и ждать с ужасом, когда он придёт, — произнёс Крейтон на этот раз похоже действительно серьёзно. — Если Дененранту надо, так пусть сам меня ищет, я убегать не буду, но и стоять на месте с ковровой дорожкой тоже не собираюсь. А как найдёт, мы и поговорим как солдаты ордена, а там… как ты там говорил, Семелесов, «Господь милосерден».

Клементина, что-то зло, прошептав, вышла из кухни в коридор, хлопнув дверью.

— Нет её, конечно, тоже понять, — заключил Крейтон. — Жаль, что это уже ничего не меняет.

После обеда Крейтон, прихватив с собой Алексея, отправился в свой дом за оврагом, забрать оставшееся там оружие. По мнению Кистенёва оружия в его доме хватало и так, но одни мысли о масштабе предстоящей схватки заставляли забыть фразу «слишком много ножей». Кистенёв провожал друзей, радостный как всегда, жал руки и желал удачи, ничего особенного и едва ли по его внешнему виду можно было догадаться, что сам он в душе трясётся от страха. Клементина с его позволения сразу направилась в ванную, когда ушли Крейтон с Семелесовым, чему Василий был несказанно рад.

Он зашёл в свою комнату и тут же закрыл дверь, осознав через две минуты, что стоит, подперев её спиной. Теперь, оставшись с этой девушкой наедине в квартире, он чувствовал практически мандраж и что было для него самым странным, это было совершенно не похоже на то волнение, которое он когда-то испытывал при общении с девушками. Шум воды и низкий гул водопроводных труб бил ему по ушам. В голове Кистенёва образовалась стойкая уверенность, что в ванне у него сейчас моется как минимум чернокнижница или хозяйка медной горы из сказок, которые в последние время стали с неприятным постоянством становиться действительностью в его жизни. Пытаясь унять этот безотчётный и безумный страх, Василий решил чем-то себя срочно занять. По привычке схватился за телефон, решил проведать свои страницы в интернете, чего не делал практически со времени знакомства с Крейтоном. Уже через две минуты ему всё это показалось глупым, и он кинул свой айфон на кровать, зато в душе появилось ещё и чувство досады, которое должно быть бывает у борющихся с какой-то зависимостью и вдруг сорвавшихся людей.

Следуя старому совету Семелесова, Кистенёв схватил с полки первую попавшуюся книгу. Ею оказался учебник биологии, покинувший своё место в шкафу похоже впервые с того момента, как был выдан на руки в начале учебного года. Василий, не глядя, открыл его и начал читать прямо с середины. Как назло открыл он учебник на разделе «Генетика», и чтение его остановилось через полторы страницы на словах «теперь рассмотрим передачу наследственных признаков на примере цвета глаз…». Два глаза карий и зелёный будто бы выглянули на него из учебника, взглядом, проникающим сразу в душу. Кистенёв резко захлопнул книгу и бросил её на кровать в противоположную сторону от той, где лежал айфон. И только теперь в голове мелькнула мысль, от которой он грустно усмехнулся: «Главное чтобы сейчас отец не пришёл».

Василий не помнил, сколько времени он так просидел. Вода за стенкой стихла, а через пару минут в коридоре послышались шаги босых ног. Кистенёв не сразу собрался с духом, но он всё-таки пересилил себя и поднялся с кровати, чтобы направится гостиную, как ему не хотелось оставаться в своей тихой и уютной комнатке, но он считал, что с его стороны как хозяина дома будет некрасиво оставлять гостью одну, избегая с ней встречи.

Он осторожно постучал в дверь, пока с той стороны мягкий женский голос не произнёс: «Входите». Кистенёв вошёл и, затворив за собой дверь, встал рядом. Клементина лежала на диване, полусидя, вытянув ноги. Она была в том же платье что и до этого, с той же причёской и вообще вряд ли хоть что-то из её облика изменилось, разве что чувствовалось, что она выглядит как-то посвежее.

В руках у девушки была книга, Кистенёв не успел прочитать название, увидел только что обложка была в синих тонах, и там был ещё человек стоящий спиной к смотрящему. Как только юноша зашёл, она тут же закрыла книгу, заложив пальцем место, где остановилась, и убрала ноги, подложив одну под себя, освобождая место на диване для Кистенёва.

— Могли бы и не стучаться, это же ваша гостиная, — произнесла она смотря на юноши слегка исподлобья.

Василий ничего не ответил. Он медленно прошёл и присел на край дивана.

— Может быть вам дать халат? — тихо спросил он.

— Халат зачем?

— Вам будет в нём удобнее.

— С чего вы взяли? Хотя, почему нет, как я вижу здесь так принято, одену халат, полотенце на голову, ещё как у вас делают, налеплю огурцов на лицо, — проговорила она задумчиво, разговаривая не то с Кистенёвым, не то сама с собой, после чего оживившись, добавила, поправив подол платья. — Может быть, перейдём на «ты».

— Конечно, — ответил Василий. — А что вы… что ты читаешь?

— Ах, это. Весьма занятная книга, труд по философии одного из учёных вашего мира. Мне её одолжил твой друг…

— Семелесов?

Тут в разуме Кистенёва словно вспыхнула молния, и появилось сразу три вопроса: «Когда он успел?» «Почему она это действительно читает?» и «Какого чёрта?».

— Да, Семелесов. Честно говоря, была удивлена тем, что она есть у него. Я давно хотела прочитать эту книгу, мне её советовал ещё Дененрант, когда я бежала в этот мир.

— Это тот, кто хочет убить Крейтона?

— Его бывший учитель, — на мгновение она вдруг остановилась, о чём-то задумавшись, — не беспокойтесь, если бы моего мужа убивал каждый, кто этого хотел… Дененрант смертельно болен, даже если он доживёт до встречи с Мессеиром, то ещё ничего не ясно, не бери в голову мои слова там на кухне.

В ответ Кистенёв промолчал, посидев немного рядом с ней с задумчивым видом, он встал и оставил девушку наедине с книгой. Выйдя за дверь, Василий с облегчением выдохнул, теперь, раз у неё есть книга то со стороны хозяина дома было бы наоборот неприлично отвлекать девушку.

Кистенёв вернулся в свою комнату лёг на кровать и вдруг почувствовал последствия нескольких ночей, в течение которых он почти не спал. Сам того не замечая, Василий провалился сон.

Разбудил его, как и полагалось бодрый голос Крейтона:

— Утро доброе! Вставай, спящая красавица!

— Какого чёрта, — пробормотал сквозь сон Василий.

Открыв глаза, он увидел солдата ордена, стоявшего возле его кровати в парадном пиджаке и синей рубашке, застёгивавшего часы на своей руке.

— Изучаешь медицину, хорошее дело, — Крейтон заметил лежащий на кровати учебник по биологии. — Только вот книжку неудачную выбрал. Слушай внимательно, друг мой: сейчас у вас с Семелесовым будет одно поручение, как выполните, можешь спать, сколько влезет.

— Что за поручение? — спросил Кистенёв, садясь на край кровати.

— Ничего сложного — купить серебряных пуль, мои запасы тоже не вечны.

— А ты куда в это время пойдёшь?

— А я пока свожу жену в театр, — проговорил Крейтон на выходе из комнаты.

— Не понял, — Кистенёв встал и последовал за ним. — Ещё ведь рано, представление всегда вечером.

— Не так уж и рано почти полпятого, мы пока что прогуляемся.

— А где ты билеты достал?

— Ты думаешь это проблема, для человека, который меняет паспорта как перчатки.

— То есть ты будешь по театрам ходить, а мы бегать искать… подожди серебряные патроны, где их вообще искать?

— Логично предположить, что патроны следует покупать в охотничьем магазине, и если хочешь что-то возразить, то милости прошу, можешь даже вызвать меня на дуэль, — произнёс он совершенно серьёзным и сухим голосом, что заставило Кистенёва на секунду запаниковать.

— Мессеир успокойся, — послышался со стороны прихожей голос Клементины.

Она уже ждала его возле двери в вечернем платье иссиня-чёрного цвета, с круглым вырезом. Волосы на голове на этот раз были собраны аккуратно, но пряди по краям лба свисали, как и прежде.

— Мы скоро вернёмся, — произнесла она доброжелательно.

— Надеюсь, вы справитесь с поручением, — добавил Крейтон.

Мантиец, открыв дверь, пропустил жену вперёд, и, беря её под руку, захлопнул дверь за собой свободной рукой. Кистенёв и Семелесов остались стоять в коридоре, беспомощно смотря на входную дверь.

— А что за книгу ты дал ей почитать?

— Истинный джентльмен никогда не разглашает подобных вещей. И да, кстати, первым в иные миры отправится-таки Лёшка Семелесов, спор я выиграл.

— Чушь собачья, девушка жена одно и то же.

— Ну-ну. На твоём месте, Вася, я бы уже собирался и отправлялся на поиски серебряных боеприпасов, для нашей славной священной войны. А то все магазины скоро закроются.

Они вышли на улицу примерно без четверти пять, на ходу посмотрев по интернету расположение основных оружейных магазинов. Когда они уже выходили из подъезда Кистенёв вдруг резко остановился и посмотрел на рукава своей рубашки, а потом и на саму рубашку. С некоторым удовлетворением он вдруг понял, что не знаете не то что фирму но даже страну, в которой её изготовили. Это было странное и поистине заново открытое чувство, ощущение которого вдруг обрадовало Василия. Он промотал события, предшествовавшие его выбору рубашки, и с ещё большим удовольствием отметил, что он просто выбрал первую подходящую рубашку, хотя до этого обычно одежда стояла для него на одном из первых мест по важности. Логичный вопрос Семелесова: «Ты идёшь или мне одному всё делать?» пробудил Кистенёва и он, улыбаясь как идиот, двинулся на поиски патронов.

В первых двух магазинах на них посмотрели как на сумасшедших, и продавцов едва ли можно было в чём-то упрекнуть. Так что дальше они двинулись на улицу Ленина, где им повезло наткнуться на завуча из школы Ирину Васильевну. Вовремя её, заметив, приятели быстро свернули в один дворов, куда по счастливому совпадению направлялась и завуч. Они простояли несколько минут за углом, пережидая пока учительница не зайдёт в подъезд, ибо встречаться им с ней особенно пропустившему линейку Кистенёву было, мягко говоря, нежелательно.

Зато после этого в третьем магазине около перекрёстка Ленина и Воскресенской, не далеко от дома Семелесова, они были как никогда близки к своей цели. Когда продавец, мужчина средних лет с бородкой и собранными в хвост волосами, начал перечислять возможных зверей для охоты и услышал, что пули нужны серебряные, то абсолютно спокойно спросил:

— А, вам на оборотня. Не повезло вам, молодые люди, только сегодня заходил один человек и забрал всё что оставалось. Ну, ничего вы знаете, где поищите… Эмм-м-м, да, а их и нигде не найдёшь.

Кистенёв так и не понял: был ли это розыгрыш или продавец говорил совершенно серьёзно. До вечера, когда начинали закрываться все магазины, им удалось проверить ещё четыре адреса, но только в одном они нашли хоть какое-то понимание, а вот серебряных патронов не было, ни слуху, ни духу. Поступило логичное предложение поискать, где-нибудь на чёрном рынке, но оно так и осталось на уровне предложения, так как даже интернет не мог дать точного ответа, где этот чёрный рынок искать.

Домой Кистенёв возвращался в одиннадцатом часу вечера, когда солнце зашло и на улице постепенно стемнело. Он шёл угрюмый, засунув руки в карманы потеряв по дороге назад Семелесова, который после того как они в кафе «За углом» закусили свою неудачу, отправился ночевать к себе домой, дабы смягчить гнев как он сам говорил «милосердной матушки». Кистенёв искренне хотел, чтобы Крейтон пришёл домой раньше его самого, дабы хоть как-то были видны его тщетные попытки найти эти злосчастные серебряные пули.

Уже во дворе Василий вдруг заметил какое-то движение в кустах и непременно испугался бы, если бы не имел столь паршивого настроения. Но сейчас ему было плевать на всё. Он двинулся навстречу шуму в кустах и вскоре увидел возле вершины склона пару маленьких человеческих силуэтов, которые тут же исчезли за краем. Ничего не понимая, Кистенёв высунул руки из карманов и пошёл в сторону оврага, по мере приближения ему вдруг послышались голоса, исходившие явно со склона. Василий ринулся вперёд и, выбежав на склон, стал быстро спускаться, вниз ориентируясь на шум. Внезапно впереди он увидел несколько маленьких силуэтов, которые неожиданно ринулись на него. Кистенёв попытался затормозить, но вдруг что-то с силой ударило его по ногам, пару раз перекувыркнувшись, Василий очутился возле текущего по дну оврага ручья, на котором немного выше по течению, он впервые столкнулся с Крейтоном, с чего всё и началось.

Юноша не успел даже привстать, как вдруг почувствовал, что какая-то сила пригвоздила его руки и ноги к земле. Василий осмотрелся и с изумлением понял, что его за руки и за ноги держат несколько маленьких человечков ростом сантиметров пятьдесят-шестьдесят. По одному на каждую руку и по двое на ногу, ещё один похоже главный стоял посреди ручья, заложив руки за спину, с любопытством рассматривая Кистенёва.

— Что теперь с ним делать, шеф? — спросил хриплым голосом коротышка, державший левую ногу возле колена.

— А может ну его на хрен, скоро полночь, мы все знаем, кто выйдет на охоту, шеф, уходить надо, — произнёс державший правую руку, у которого Кистенёв отчётливо различил короткую бороду.

— Тихо, — скомандовал главный, — здесь оставаться нельзя, связываем его и тащим в логово.

И вдруг раздался громкий заливистый смех. Коротышки с удивлением одновременно посмотрели на своего пленника, обнаружив, что смеётся именно он.

— Вы редкостные идиоты, если думаете, что можете угрожать ордену, — истерически заорал Кистенёв, изображая отчаянного отморозка-фанатика. — Убивайте, убивайте твари, за мной придут тысячи, — при этом Василий постоянно мотал головой, смотря поочерёдно, то на одного то на другого человечка, отчего те поодиночке пугались, начиная переглядываться, — во славу первого знамени, слава Мантийской империи, слава Матиасу второму…

Тут вдруг Кистенёв, резко замолчав и выждав мгновение, рванулся изо всех сил. Он высвободил левую руку и с ходу врезал ею по коротышке, удерживавшему правую. Потом, работая кулаками, освободил ноги и, вскочив, бросился бежать, но что-то опять подкосило ему ноги. Он упал, достал рукой палку и врезал ей по схватившему его за ноги карлику. Василий снова смог подняться и чуть согнувшись, широко расставил руки, в одной из которых он держал, палку, приняв позу говорившую как бы: «Ну, давайте, подходите, кто смелый».

Вдруг сзади плеснулась вода, кто-то запрыгнул Кистенёву на спину и ударил ему по затылку, так что юноша припал на одно колено и локтем вслепую сбил карлика со спины, тут же ещё двое спереди ринулись на Василия и…

Раздался выстрел. Схватка тут же прекратилась, коротышки и Кистенёв расцепились и, поднимаясь, уставились в сторону склона, по которому вниз спускался человек, только что выстреливший в воздух.

— Разойтись!

Послышался суровый голос Крейтона и никогда ещё этот голос не звучал так сладко для Кистенёва.

— Что вы тут творите? — проговорил оперативник, спрыгнув к ручью, к удивлению Василия, обращаясь к коротышкам. — Какого чёрта вы на него набросились?

— Оу, оу, Мессеир, погоди, — начал оправдываться один из человечков. — Кабы мы знали, что он с тобой, мы б его пальцем не тронули.

— А если не со мной так можно значит, делать что хочешь, — рявкнул Крейтон.

— Да угомонись же ты, — вступился ещё один коротышка. — Ты лучше скажи: с документами, что мы делали, всё в порядке?

— Раз вы живы то, наверное, да. У меня как раз семь патронов осталось, — и, сказав это, мантиец поднял руку, в которой держал пистолет. — Идём отсюда, Вася.

Подхватив Кистенёва, как берут раненого за руку и на спину, Крейтон полез вместе с ним вверх по склону.

— Говорил же я тебе, дураку: не суйся ты в овраг.

— Кто это были, Мессеир?

— Это одни из моих главных информаторов, друг мой, славный народец, только к чужакам неприветливый, а так везде пролезут, везде разузнают, что надо достанут, а главное мастера на все руки, в общем, полезные союзники, я как раз в ту ночь от них возвращался.

— Ясно, — тяжелым голосом ответил Кистенёв. — И ещё, хватит постоянно говорить «друг мой», бесит.

Крейтон остановился и приподнял руку Василия на своём плече, как если бы собирался сбросить её, он посмотрел приятелю прямо в глаза.

— А ты мой враг?

— Нет.

— Правильный выбор, только в чём тогда проблема.

Когда они вышли на ровную поверхность Василий пошёл самостоятельно, хотя и слегка прихрамывая. Клементина, тихонько качаясь, сидела на качелях, заметив Крейтона с Кистенёвым, она встала и пошла к ним навстречу. Когда она подошла, Василий отчётливо почувствовал аромат её духов, с примесью вина, должно быть выпитого ею сегодня и запахом чего-то ещё особенного, женского, что Кистенёв никогда бы не смог описать.

— Я так полагаю, патроны вы с Семелесовым не достали, — не то спросил, не то констатировал очевидное Мессеир.

В ответ Василий только слабо кивнул.

— Я так и знал, Клементина, — Крейтон дал жене знак, и она достала из сумочки и передала ему три продолговатые коробки. — Вот всё приходится делать самому, тут на разные калибры, пока гуляли, я специально зашёл и купил сам.

Он передал коробки Кистенёву, тот открыл верхнюю из них, и в лунном свете блеснул серебром ряд новеньких девятимиллиметровых патронов.

— Крейтон, — протяжно окликнул его Василий, — а где ты их нашёл?

— На Ленина магазин, точнее возле перекрёстка Ленина и Воскресенской.

 

Глава тринадцатая. МАРШ СМЕРТНИКОВ

Не обращая внимания на яркое Солнце по улице Радиомоторной шёл паренёк лет двадцати с небольшим, одетый в старую клетчатую рубашку и поношенные джинсы. На тот момент его имя было Максим или просто Макс. Он не веселился и не грустил, но шёл, устало опустив глаза, не смотря на встречных прохожих. Лицо его выдавало напряжённые размышления о предметах явно не особо приятных для него, но едва ли вид парня вызывал жалость.

Заметив у перекрёстка старика лет восьмидесяти, Макс помог ему перейти через дорогу, после чего старик задал ему весьма странный вопрос: «Участвовал ли его дед в войне и если да, то в какой части?» причиной чему послужило то, что ветерану показалось знакомым лицо молодого человека, и, кажется, он похож на одного сослуживца. Парень ушёл от ответа и направился дальше своей дорогой, только усмехнувшись, едва ли кто из его предков мог участвовать в войнах последних трёх веков в отличие от него самого.

Он смотрел на людей, живущих обычной жизнью, довольных ею или вечно жалующихся. Боявшихся смерти как огня и стремившихся продлить жизнь любыми способами, но при этом, страшась даже мечтать о бессмертии, считая, что либо они устанут от жизни, которой при этом постоянно признавались в любви, либо будут страшиться умереть так, что больше не смогут жить. Они не думали о смерти, пока та не становилась у них на пороге и не радовались мирному небу над головой, пока не слышали гул воздушной тревоги, в чём были солидарны с парнем в клетчатой рубашке. С той лишь разницей, что он мирному небу не радовался вообще никогда.

Когда он был уже близко к своему дому то ему навстречу вышел какой-то помятый тип, к тому же явно поддатый, и пьяным голосом попросил дать на водку, но не успел парень от него отшатнуться, как тот быстро произнёс шёпотом:

— Слежка. Оранжевая кофта с капюшоном.

После этих слов мужик двинулся дальше по улице, продолжая изображать пьяного, и даже громко проклял парня за то, что тот не дал ему денег. А Макс, тем временем, украдкой осмотрелся по сторонам и заметил на другой стороне улицы другого молодого человека идущего параллельно с ним одетого как раз в оранжевую кофту.

Максим, делая вид что ничего не знает и на следующем перекрёстке перешёл через дорогу и купил в палатке маленькую бутылку питьевой воды. Кожа парня в кофте правда была бледновата, но Макс решил проверить наверняка, он поравнялся со следившим, открыв бутылку и сделав несколько глотков, как вдруг захлебнулся, согнувшись, пытаясь откашливаться, тряхнул бутылкой. Вода попала точно в лицо следившему, и вдруг тот закричал от боли. На левой стороне его лица, куда попали брызги из бутылки, кожа тут же зашипела, начав быстро обугливаться, парень сразу схватился за неё рукой и в следующее мгновение накинул капюшон, пряча лицо от Солнца.

Максим, недолго думая, столкнул вампира на проезжую часть, и в тот же самый момент заметил, как на него с разных концов улицы бросились с невероятной скоростью ещё трое парней, все как один одетые в кофты с капюшонами.

Парень ринулся от них в подворотню, и наискось пронёсся через двор панельной пятиэтажки, со скоростью на которую не способен ни один человек. Он спрятался за домом и, выхватив пистолет из-за пояса, сделал несколько выстрелов по преследователям. Те рассеялись, бросившись от выстрелов в разные стороны, уже собрав на себя взгляды всех, кто был на улице, никогда не видевших, чтобы человек мог так бежать и прыгать, но только раздались выстрелы, как воздух пронзили крики и ругань вперемешку призывами вызвать милицию.

Воспользовавшись моментом, Макс, было, бросился бежать дальше, как вдруг рядом остановилась машина, задняя дверь которой открылась, недвусмысленно намекая на предложение помощи. Парень быстро запрыгнул внутрь и очутился на сидении рядом с пожилым интеллигентного вида человеком, с аккуратной бородкой. Водитель тронул, и автомобиль резко развернулся, вскоре выехав из двора и влившись в поток других машин.

— Н-да, давненько в этом городе никто не стрелял вот так средь бела дня, да ещё серебряными патронами, — сказал старик спокойным голосом, покосившись на пистолет.

— Что за чертовщина, как они смогли выйти на Солнечный свет!

— Вы слышали про средства покрытия кожи?

— Они действуют десять-пятнадцать минут.

— Они довели время действия до часа.

— Сволочи, куда катится этот мир.

— Так и я о том же. Вы знаете кто я?

— Слышал о вас, некромант-доцент, после развала союза настрогавший себе целую армию из своих «пациентов», — последнее слово Максим говорил с усмешкой.

— Начнём с того что я не доцент, и почему когда речь заходит об учёных то все вспоминают доцентов, есть же множество других учёных степеней и должностей. Но мне польстило, что вы назвали мою скромную службу охраны армией. Вы хотите знать, что здесь происходит. Вам известно об ордене первого знамени?

— Чёрт! — выругался парень, повернувшись к окну, и тут же развернулся, чуть подавшись вперёд искоса поглядев на старика. — Мантийцы. Они уже и сюда добрались?

В ответ его собеседник кивнул головой.

— Вам знаком этот человек, — старик показал фотографию на которой был юноша лет шестнадцати в чёрном плаще, и заметив как парень отрицательно качает головой, произнёс. — Это Мессеир Крейтон, весьма одиозная личность, после своей эмиграции в наш мир, решил ни много ни мало заполучить в собственное пользование медальон Войницкого.

Парень громко рассмеялся.

— В одиночку?

— Практически.

— Достать медальон ему возможно даже удастся, убить нескольких старейшин сложно, но для обученного диверсанта, возможно, только его прибьют на следующую ночь другие члены клана, или он собирается один вырезать несколько десятков вампиров? Погодите-ка, так вся хрень, что творится в последнее время, это из-за этого первознамённика.

— У него есть свой план, и да, это было бы безумием действуй он и вправду в одиночку, но у него есть друзья, например я а ещё есть враги его врагов, то есть ваших собратьев, вы меня понимаете.

— А вам какой резон в этом участвовать? Он обещал поделиться медальоном?

— Как вам объяснить? У меня есть, как вы это назвали, армия, но нет войны, а содержать «солдат» мне всё равно приходится, пора бы пустить их в дело, да и немного почистить город не помешало бы.

Тем временем машина выехала на мост через Курцевский овраг, парень, заметив это, резко насторожился.

— Вы обладаете поистине редким даром, способностью находится на Солнце…

— С каких пор отсутствие проклятия стало даром?

— Вы понимаете, о чём я. Ваши собратья бояться вас и небезосновательно, это необходимо использовать.

Старик достал и протянул парню длинную маленькую бумажку, похожую на магазинный чек.

— Это билет до Демьянова завода, сегодня в полседьмого.

— И что мне там делать?

— То, что вы любите больше всего: воевать.

А в это самое время по улице Воскресенской бодрым шагом шла троица подростков, по виду старшеклассников. Юноша, который шёл посередине был одет в длинный чёрный плащ. Вдоль тротуара, по которому они шли, со стороны проезжей части тянулась ограниченная бордюрами полоса голой земли, на которой посаженные через одинаковое расстояние росли деревья, отбрасывавшие тень на дорожку, побеленные у основания, так что нижний метр ствола представлял собой белый цилиндр, резко переходивший на высоте чуть больше метра в обычное дерево, обёрнутое тёмной корой. По другую сторону, словно санитарная зона, перед домами располагалось пространство покрытое травой, и растущими там молодыми деревцами, вперемешку с кустами скрывавших своими верхушками окна первых этажей, и где иногда в не особо людное время справляли нужду подростки и люди постарше, когда не хотелось терпеть.

Впереди показался перекрёсток, перед которым из-за временного деревянного заборчика виднелась строящаяся коробка кирпичного здания. Когда юноши уже подходили к проходу под навесом вдоль забора, Кистенёв вдруг заметил, как Мессеир подозрительно поглядывает на ту сторону улицы, и несколько раз как бы невзначай обернулся, посмотрев назад. Вдруг Крейтон остановился и, повернувшись в сторону подворотню, рядом с которой они находились, тихо скомандовал идти за ним.

Они вошли во двор ограниченный с трёх сторон серыми панельными домами и строящимся домом с четвёртой. На площадке посередине двора гоняла мяч детвора, и несколько женщин рядом присматривали за ними, о чём-то оживлённо беседуя. Крейтон обернулся назад, то же самое машинально сделали Кистенёв с Семелесовым. Во двор с той же стороны что и они во двор, вошли трое молодых парней в кофтах с капюшонами, с бледной кожей, все одинаково смотрели в землю, держа приличную дистанцию между собой, словно они друг с другом не знакомы.

— Всё-таки они, — шёпотом произнёс Крейтон, и ускорив шаг шёпотом же скомандовал. — За мной.

К двери в подъезд одного из домов подходила девушка, в джинсовой куртке, неся в руках чёрную кожаную сумку, на ходу выбирая на брелке нужный ключ. В её сторону Крейтон и направился. Возле соседнего подъезда располагалась весёлая компания молодых людей, один из парней обнимавший сзади светловолосую девушку с бутылкой пива в руке, заметил Мессеира и кивнул в его сторону, так что остальные тоже посмотрели на него, скрытно засмеявшись, по-видимому, над его плащом.

Когда дверь уже начала медленно закрываться Крейтон схватил её и прошёл вовнутрь, а за ним и его друзья. Девушка встала на середине лестничного пролёта, будто ожидая их, и крикнула сердитым голосом:

— А ну убирайтесь отсюда, вам шляться негде.

— Боюсь в данном случае вы наша последняя надежда, — произнёс Крейтон, доставая пистолет. — Только без шума, это вопрос жизни и смерти.

— Мальчики, не надо… вы что… у меня парень есть.

— Не бойтесь, юная леди, на каком этаже вы живёте.

— На… на четвёртом, — ответила она, стоя с удивлённым лицом, не понимая, что происходит, примерно с теми же лицами стояли и Кистенёв с Семелесовым, за спиной у своего товарища.

— Хорошо вы поднимаетесь первой, мы следом за вами, ну же идите.

Девушка слабо кивнула и пошла вверх по лестнице, постоянно оглядываясь назад.

— Какого чёрта Крейтон? — спросил Кистенёв, когда они миновали первый пролёт.

— Ты видел трёх парней в кофтах, вошли во двор вслед за нами, — ответил Мессеир, не снижая скорости.

— Ну.

— По нашу душу пришли.

— Твою мать, — послышался негромкий возглас Семелесова, замыкавшего цепочку.

Они поднялись на четвёртый этаж, девушка встала напротив одной из дверей, не шевелясь, словно ожидая команды.

— Открывай, — Крейтон кивнул на дверь, держа пистолет наготове.

Она испуганно посмотрела на него и послушно открыла дверь. Сама вошла первой, вслед за ней в квартиру заскочили и заговорщики.

— Света? — послышался удивлённый голос молодого человека, стоявшего внутри в одних шортах, испуганно смотрящего на свою девушку и компанию вошедшую вместе. — Парни вы чего?

— Пожалуйста, у нас нечего брать… — жалобным голосом начала девушка, едва дрожа от страха.

— Успокойтесь, — скомандовал Мессеир, проходя внутрь дома.

Тут вдруг дверь из ванной открылась и оттуда вышла ещё одна девушка, обернувшаяся банным полотенцем.

— Света? — удивилась она, и, увидев ребят, произнесла испуганно. — А вы кто?

Заметив её Светлана, обомлела, и испуг тут же исчез, как не бывало. Сумка выпала у неё из рук.

— Юля? — произнесла она одновременно удивлённо и рассержено. — Ах ты дрянь…

Она бросилась на вторую девушку, видом словно хотела разорвать ту на куски, словно и, забыв её о трёх парнях с пистолетами в доме, но Семелесов быстро схватил её и вместе с Кистенёвым оттащил назад в прихожую.

— Ещё раз говорю: всем вести себя тихо, — спокойным, но властным голосом проговорил Крейтон, возвращаясь назад. — Потом можете хоть поубивать друга, а сейчас сели у стены руки за голову, для вашей же безопасности. И молчите, именем светлого престола, молчите, прошу вас.

Троица прошла села у стены, куда указал Мессеир. Светлана, удостоив побледневшего парня презрительным взглядом, отсела от них двоих на приличное расстояние, расположившись почти у самой двери.

— Да объясни ты толком, что происходит? — спросил Семелесов, вышедший из прихожей держа в руке пистолет.

— Здесь мы пока в безопасности, вампир не может войти в жилище смертного без приглашения.

— Так это были они, — рассержено произнёс Кистенёв.

— А кто, по-твоему.

— Подожди, подожди, — проговорил Семелесов, делая останавливающий жест рукой. — Но ведь солнечный свет для них свет для них смертелен.

Крейтон покачал головой.

— У них есть способы, в основном ненадёжные, кратковременные, но есть.

Сидящие у стены, тем временем, смотрели на парней, едва не раскрывая ртов, пытаясь понять: сумасшедшие перед ними или всё-таки нет.

— Чёрт, — выругался Василий, присаживаясь на край стоявшей в комнате кровати. — Сколько их там хотя бы.

— Трое, — ответил Крейтон, смотря в окно, чуть отодвинув занавеску. — Двое уже вошли, один остался сторожить дверь.

В квартире повисла тишина. Крейтон с напряжённым лицом прошёл от окна, и тихим голосом распорядился.

— Кистенёв следи за этими, — он кивнул на парня и двух девушек сидевших на полу. — Семелесов посмотри в глазок.

Алексей пошёл к входной двери и вскоре послышался его голос.

— Кто-то поднимается. Похоже это они, да точно.

— Твою ж мать, — воскликнул Крейтон отвернувшись в сторону, словно не хотел чтобы кто-то увидел его лицо. — Вы двое остаётесь здесь и когда услышите звон разбитого стекла, считаете до четырёх, открываете дверь и расстреливаете их из квартиры, и не выходите за порог, пока они не перестанут дёргаться.

— Звон стекла? — изумился Кистенёв. — Куда ты собрался?

— Это за беспокойство и разбитое окно, — произнёс Крейтон, бросая две тысячные купюры на кровать.

В дверь ударили. Мантиец схватил свободной рукой табуретку, держа во второй руке пистолет. Разбежавшись, он бросил табуретку в окно и следом влетел на подоконник, схватив пистолет обеими руками. Затем он, не замедляясь, вылетел в разбитое окно и в тот же момент сделал два выстрела по вампиру, стоявшему внизу на асфальтовой дорожке. Крейтон влетел прямо на сук растущего под окном дерева, перевалился через него, сделав кувырок, ухватился за ветку внизу и чуть в стороне. Ветка не выдержала веса и прогнулась, так что рука Мессеира соскользнула и он, получив листвой по лицу, упал на ещё одну ветку внизу. Та сразу обломилась, и Крейтон рухнул на козырёк над дверью в подъезд, и, успев выставить вперёд ноги, соскользнул на землю, распластался на клумбе возле лежащих на земле покрышек, служивших горшками для цветов.

Как только прозвучали выстрелы, матери тут же похватали своих детей на площадке и бросились с ними врассыпную, прочь от подъезда, около которого упал Крейтон. Компания, сидевшая неподалёку рассыпалась, одни побежали быстро другие замешкались, ошарашено смотря на упавшего с четвёртого этажа чувака. Вскоре изнутри дома послышались ещё выстрелы, и через несколько секунд металлическая дверь распахнулась и на крыльцо, схватившись за окровавленный бок, вылетел ещё один упырь и тут же рухнул как подкошенный, после выстрела Мессеира.

Парень пролетел вперёд, проехавшись по асфальту. Крейтон привстал и прихрамывая заковылял к нему выстрелив ещё два раза, потом пригнувшись за шиворот приподнял израненного вампира:

— Кто вы, откуда, где находится центр?

Но было поздно, как только солнце осветило сторону лица, которая проехалась по асфальту, она тут же задымилась и кожа быстро стала разрушаться, обнажая тлеющие мышцы, так что единственным звуком который парень издал в ответ был только истошный крик боли. Крейтон поднялся и, выхватив из ножен один из клинков и наотмашь, рубанул по шее вампира, нанося удар милосердия. Голова отпала от тела и, упав на землю, откатилась в сторону, продолжая разрушаться на солнце.

Мессеир тем временем переступил через труп и всадил со спину пулю в сердце вампиру, остававшемуся на улице и теперь, пытавшемуся встать с асфальта возле припаркованных у бордюра Жигулей. Крейтон подошёл к его телу и присел рядом корточки. Из подъезда в этот момент выбежали Кистенёв и Семелесов, тут же направившись к своему товарищу.

— Вы убили третьего? — спросил мантиец, не поворачиваясь.

— Так точно, — крикнул Семелесов. — Всадили четыре пули и контрольный в голову.

— Им контрольный нужно делать в сердце.

— Не бойся, он всё равно весь дымиться начал, думаю, один пепел уже остался.

Крейтон провёл двумя пальцами по лицу убитого, и на их кончиках осталась вязкая субстанция похожая на мазь, а место, по которому он провёл, задымилось и начало тлеть.

— Что это? — удивлённо спросил Кистенёв.

— Крем от загара. Нужно уходить отсюда, — скомандовал Крейтон, поднимаясь.

Не теряя времени, юноши покинули двор и, миновав несколько таких же, пересекли узкую улочку и встали где-то в подворотне, пытаясь отдышаться.

— Ты сам-то как? Цел? — спросил Семелесов прислонившись к стене дома.

— Вроде живой, — ответил Крейтон. — Только грудь побаливает, ещё после того как в гаражах врезали.

— Да, Мессеир, ты просто красавец, — усмехнулся Кистенёв. — Настоящий прыжок веры.

— Это точно, — подтвердил Алексей.

Тут вдруг у него зазвонил телефон, Семелесов достал его, взглянув на экран, произнёс:

— Посмотрите-ка, легка на помине. Найдёнова звонит.

— Ответь ей, — посоветовал Мессеир.

Семелесов приложил телефон к уху отошёл в сторону, словно не хотел чтобы его слышали. По обрывкам фраз не было понятно ничего, одни «Ясно» «Да» и «Хорошо». Только по лицу было видно, что предмет разговора его явно удивил. Окончив разговор, он вернулся к друзьям, пытаясь переварить в голове, что только что произошло.

— Вы представляете, она меня к себе домой зовёт, говорит, что должна со мной срочно поговорить и разговор не телефонный.

— Ловушка? — сразу спросил Кистенёв, поглядев на Крейтона.

— Скорее всего, — ответил тот. — Похоже, друзья её парня решили выйти на нас через неё.

— Зачем им посылать к нам этих трёх и одновременно устраивать ловушку дома у Найдёновой?

— Не знаю. Ты видел, кого они послали, пушечное мясо, новообращённые, на них даже колец клановых не было, они нас видно использовали как экзамен: убьёте этих троих — примем в клан. Упыри не принимают нас всерьёз. Это паршиво.

— Так что нам теперь делать? — произнёс Семелесов, с ожиданием смотря на Крейтона, потом, усмехнувшись, добавил, покачав головой. — А ведь неделю назад я бы дорого отдал за подобный звонок, как быстро всё меняется.

— Ну что поделать, раз дама просит: порядочный джентльмен просто не может это проигнорировать.

— Ты же сам сказал, что это ловушка.

— Вот именно, а это значит, что там нас, скорее всего, ожидает ещё пара-тройка кровопийц, которых мы и накроем.

— Ты спятил, что ли, — буркнул Кистенёв и с искажённым досадой лицом прошёлся чуть в сторону и обратно. — Тебе что мало на сегодня. Ты понимаешь, что нас там могли убить, убить и высосать кровь, чёрт побери. Мы были на волосок от смерти!

— Успокойся, — скомандовал Крейтон, он повернулся спиной, сделал два шага и, развернувшись, быстро подошёл к Василию, встав прямо перед ним. — Разумеется, друг мой, разумеется. И я тебе открою страшную тайну, мы всегда находимся на волосок от гибели, мы каждый день рискуем, мы и все эти люди вокруг. Что угодно: автокатастрофа, взрыв бытового газа, падение метеорита, тепловая смерть вселенной, мать её! Мы все рискуем, кто-то больше кто-то меньше только это всё равно относительно. Ты можешь умереть каждый раз, когда переходишь дорогу, разве не так. Каждый год на дорогах гибнет миллион двести тысяч, больше чем полегло в Сталинграде, да я изучал вашу историю. Самое кровопролитное сражение в вашей истории, каждый год в мирное время. Так что к чему бояться, умирают все, а вот живут по-настоящему немногие. Как узнать, что спишь, если не можешь проснуться, как узнать, что живёшь если не можешь умереть. Если не хочешь так и скажи я тебя насильно держать, не намерен, ты нам так только помешаешь, условия прежние: сдаёшь оружие и забываешь о нашей встрече, я с Клементиной съеду из твоей квартиры уже сегодня, дальше мы будем действовать вдвоём с Семелесовым…

— Алексей, — Кистенёв выжидающе посмотрел на друга.

— Он прав, Вася, лучше умереть стоя.

— И какого хрена я здесь с вами делаю.

— Только если вернёшься обратно, то в случае чего ты вряд ли услышишь выстрел воздух мой голос приказывающий разойтись. Да и не вернёшься ты, куда тебе. Школа, ЕГЭ, институт, работа, получать на хрен не нужные тебе знания, чтобы поступить на работу, которая никому кроме тебя и не нужна будет. Или я не прав, или ты, может быть, хочешь стать врачом, шахтёром, хлебопашцем, рабочим на заводе, учёным, в конце концов. Может быть, это ты выведешь человечество в новую эру, эру шестого айфона.

Кистенёв только оскалившись, искоса смотрел на Мессеира, а тот продолжал.

— Кому ты там нужен, Вася, разве что кроме отца твоего. Кто кроме него будет о тебе плакать на похоронах? Ты не думал?

— А здесь-то я кому нужен?

— Здесь? Да хотя бы нам с Алексеем, уговаривал бы я тебя иначе так долго. И что самое главное, ты хоть понимаешь, что упырей всё равно резать надо. Ты понимаешь, что пристрелив одного из них, мы спасаем десятки, сотни людей, просто возвращая очередного мертвеца в его естественное состояние. Брось, Кистенёв, неужели никогда в своей никчёмной кэжуальной жизни ты никогда не жалел что ни разу тебе не встретился тонущей человек, ребёнок в горящем доме, женщина, на которую напали, хоть кто-то кого можно было бы спасти, хотя бы малейшая возможность совершить подвиг. Иди с нами Кистенёв, живи сегодняшним днём и не ломай комедии.

— Сволочь ты, Крейтон, — ответил Василий, весело улыбнувшись и покачав головой.

— А я этого никогда не скрывал, и только не говори, что вас я не предупреждал, — ответил Мессеир, и, посмотрев на Семелесова спросил. — Далеко отсюда живёт эта Найдёнова.

— Здесь близко, несколько кварталов в ту сторону.

— Покажешь дорогу?

— Конечно.

— Сущее безумие, — констатировал Кистенёв.

— Господь милосерден, — со вздохом произнёс Семелесов. — Правое дело ведь делаем.

— Вперёд, друзья мои, — начал Крейтон, — сегодня эти гады поймут, что загремел гром, и что нужно собраться вместе, чтобы позволить нам нанести удар. И запомните, пока мы будем их накрывать, я за главного, сами знаете почему, действуем быстро, действуем дерзко.

— И нам ли под надзором век коротать… — как бы себе под нос нараспев произнёс Семелесов.

Они шли минут пятнадцать и это были самые необыкновенные минуты в жизни Кистенёва. Он много слышал о том, что человек может предчувствовать свою смерть, и теперь знал точно: его час пробил. Василий понимал как-то подсознательно, что совершил ошибку, пойдя с Крейтоном, понимал, что там их всех и положат и поражаясь всей абсурдности радовался этому, ибо теперь чувствовал себя человеком потому что Erare Humanum Est. Он шёл по улице смотря на всё словно в последний раз, словно прощался с этим, с пыльными улицами с потоками машин, с троллейбусами цепляющимися мачтами за провода, постоянно щёлкающими при езде, с крашеными жёлтыми лавочками в сквере, где они проходили, и памятником стоящим там, в центре, Кистенёв всё время забывал кому.

Когда они подошли к дому Найдёновой, Кистенёв шёл, как в угаре с трудом пытаясь думать.

— Её окна на эту сторону? — спросил Крейтон Семелесова.

— Не знаю.

— На ту, — вставил Кистенёв, тяжело дыша.

— Отлично. Они, скорее всего, ждут одного Семелесова и без оружия, незачем разочаровывать их раньше времени.

Кистенёву на это было уже плевать, он даже усмехнулся в душе над Крейтоном, словно тот ещё не знал, что операция провалиться и жить им осталось несколько минут, а он Кистенёв знал. Гудки домофона ударили по ушам, потом, наконец, они прекратились, и послышался искажённый механизмом голос Веры, как-то бесстрастно и ровно спросивший: «Кто это?». Почему-то тогда Кистенёву показалось что именно таким голосом должен отвечать человек, в доме которого засада, пытаясь играть непосредственность, имея весьма скромные актёрские навыки.

Крейтон давал указание шёпотом, когда они уже поднимались по лестнице, все кроме Семелесова держали пистолеты в руках.

— Ты встаёшь на пролёте сверху, стреляешь после меня, если они войдут со мной в рукопашною, не жалей клади всех, — обращался Мессеир к Кистенёву. — Твоя задача, Семелесов, позвонить в дверь и как только её откроют, уходи быстро в сторону, можешь хоть кубарем вниз по лестнице лететь. На этот раз действуем в помещении, так что бьём сразу и наверняка.

Когда они вышли на лестничную площадку, где находилась квартира Найдёновой, никто не говорил ни слова. Мессеир знаками показал, где встать своим друзьям, а сам расположился рядом с дверью, держа в поднятой руке пистолет. Семелесов позвонил в дверной звонок и отошёл на два шага назад, посмотрев на пролёт вниз, как бы прицеливаясь, куда ему сейчас нужно будет лететь кубарем. Хотя Кистенёв на подсознательном уровне был уверен, что всё это тщетно.

За дверью послышались шаги, но открыли не сразу, это ещё больше уверило Василия в том, что засада и вправду есть, и Вера мешкает, потому что перед тем как открыть она была о чём-то проинструктирована в последний раз.

Наконец дверь открылась. Как только Семелесов заглянул внутрь, то неожиданно для всех вскрикнул: «Какого чёрта!» что едва ли было уместно в нынешней ситуации. Но он был уже настроен на то что говорил ему Крейтон и одновременно с этим криком будто какая-то сила столкнула Алексея вниз, он, перелетая через несколько ступеней за раз, оттолкнувшись, наверное, только дважды, пролетел вниз и впечатался в стенку на лестничной площадке внизу.

И как всегда всё начинало идти не по плану.

Спустя мгновение из открытой двери с криком: «А ну стой!» выскочил человек в милицейской форме. В тот момент Кистенёв вряд ли мог сообразить, что произошло, но крик Мессеира: «Отставить!» он понял сразу, поднял пистолет дулом кверху.

Едва только милиционер выскочил на площадку, бросившись за Семелесовым, а его напарник ещё оставался внутри, как одновременно прокричав приказ Кистенёву, Крейтон бросился из-за угла, перекладывая пистолет в левую руку, и точным ударом сзади по ноге подкосил первого милиционера. Не дав ему упасть, Мессеир схватил его и притянул к себе, обхватив за шею левой рукой державшей пистолет, прикрывшись, милиционером как живым щитом, и в тот же миг он схватил его правую руку, сжимавшую табельное оружие, направил его на ногу милиционера шедшего следом и выстрелил. Тот вскрикнув схватился за ногу и тут же Крейтон врезал ему ногой в грудь, так что милиционер отлетел к противоположной двери прихожей, а через секунду на него сверху обрушилось тело его товарища, чей-то сильный удар выбил из руки пистолет.

— Кистенёв, забери пистолет, — скомандовал Крейтон, откидывая ногой его на середину лестничной клетки, одной ногой уже стоя в квартире, и готовясь закрывать дверь. — Семелесов, поднимайся сюда.

Кистенёв быстро спустился вниз, на ходу подняв ствол с плитки. Вдруг одна из соседних дверей отворилась и оттуда выглянула женщина, видно услышавшая шум выстрела.

— Кто вы таки…

— Работают органы, — уверенно произнёс Крейтон на мгновение, сверкнув перед ней удостоверением, выхваченным у одного из милиционеров. — Вернитесь в свою квартиру, потом может понадобиться ваша помощь как понятой.

Неизвестно что больше подействовало на женщину, удостоверение в руке юноши, которое она толком не успела рассмотреть или пистолеты в другой его руке и в руках двух его товарищей, но так или иначе дверь она закрыла.

Тем временем заговорщики все забежали в квартиру, и Крейтон закрыл дверь. По его знаку, первый милиционер схватил своего раненого напарника, и потащил его дальше в комнату, оставляя на полу кровавый след.

— Нет… Как вы! — послышался крик ужаса из гостиной.

Вера, одетая в свободную белую майку и лёгкие чёрные штаны, увидев, что произошло, кинулась к стоявшей в той же комнате женщине средних лет, с не длинными, но и не особо короткими волосами каштанового цвета. Она тут же прижала девушку к себе, испуганно глядя на вошедших в квартиру юношей.

В след за милиционерами в гостиную вошёл Крейтон, держа в согнутой руке пистолет, вслед за ним вошёл Семелесов сев в стоявшее около двери кресло. А с другой стороны от Мессеира встал Кистенёв.

Крейтон оглядел комнату. Посмотрел на милиционеров, на женщину и девушку.

— Кто вы такие? — с ужасом в голосе спросила женщина.

Тут Крейтон, опустив пистолет, неожиданно стал кричать со злостью, на которую едва ли способен обычный человек: «Да твою же ж мать, сволочи, сукины дети…» и несколько раз с силой ударил ногой по ни в чём не повинному креслу, на котором сидел Семелесов. Он ещё ходил из стороны в сторону, когда Алексей спокойным голосом произнёс:

— Здравствуйте, Ольга Викторовна.

И стоявший в углу Кистенёв, которого уже била крупная дрожь как бывает после того как спадает долго державшееся напряжение, чуть дрогнувшим голосом также сказал:

— Здравствуйте, Ольга Викторовна.

— Откуда у вас оружие мальчики? — дрожащим голосом спросила женщина. — Вася ты что, тоже с ними? Кто этот человек.

— Так, парни, успокойтесь, ещё не поздно всё исправить, — успокаивающе — слащавым голосом переговорщика, произнёс милиционер со здоровой ногой, держа руки поднятыми перед собой.

— Успокоится! — прокричал Крейтон, вдруг повернувшись к нему, и, обратившись к Кистенёву с Семелесовым, скомандовал. — Не опускать оружие! Вы хотите знать, кто я такой, барышня? — обратился он к матери девушки. — Так вот, перед вами, сударыня, ваш самый страшный ночной кошмар, воплотившийся наяву, я один из тех кто приходит ночью в последний день вашей жизни, персонаж самых страшных историй на своей родине, я Мессеир Крейтон, оперативное крыло ордена Первого знамени, личная гвардия мантийского императора. А вот теперь, — он посмотрел на милиционера, — говорите кто вы?

— Что?

— Имя, фамилия, звание, должность.

— Николай Петрович Лобазин, я… участковый я здешний. Парни, я вас по-хорошему прошу, положите пистолеты или…

— Пулю я тебе между глаз сейчас положу, — произнёс Крейтон и, повернувшись к своим друзьям, сказал, покачав головой. — Нет, вы посмотрите на этих красавчиков, они посылают брать нас даже не оперов, а несчастных участковых.

— Ему наверно в больницу надо, — произнёс Кистенёв, кивнув на лежавшего опершись спиной на шкаф милиционера.

— Артерия не задета, — уверенно ответил Крейтон.

— Ты-то откуда знаешь умник, — зло бросил раненый.

— Идиот. Задень я артерию тут бы такой фонтан бил, — на этот раз уже тише, но всё равно угрожающе сказал Мессеир.

— Лёша, пожалуйста, не надо, я схожу с тобой на свидание, только скажи им убрать оружие, — послышался дрожащий голос Веры.

— На время операции он командир, — Семелесов кивнул на расхаживавшего рядом Крейтона. — Все вопросы к нему.

Мессеир остановился и, встав вполоборота, посмотрел девушке прямо в глаза, и тихим ровным, и оттого ещё более жутким голосом произнёс.

— Всё-таки нужно было тебя там пристрелить за гаражами, как предавшую человеческий род. Неужели у тебя даже ума не хватило позвать дружков своего упыря.

— Не называй его так, — вдруг вскрикнула она, подавшись вперёд.

— Молчи, молчи чёрт подери и сойдёшь за умную, может быть. Как мне по-твоему его ещё называть, он людскую кровь пил. Знать бы что здесь обычные синерубашечники… Взял бы с собой Снежинку, один укус и работы вполовину меньше.

Крейтон стал посередине комнаты, чуть наклонив голову и направив дуло пистолета вниз.

— Куда вы полезли, дураки. Вы понимаете, кто я? Я убивал анархистов в Кальтероне, вампиров в Анекресине и оборотней в Сонермеле, и всюду и везде мы убирали как надоедливых мух: местную братву, решившую, что она там хозяйничает, таких как вы — полицейских, лезущих, куда не надо. Именем светлого престола, вас всего лишь двое, у нас даже было численное преимущество, на что вы рассчитывали? Против меня с десятью товарищами бросили батальон кархейской гвардии, они месяц гоняли нас по болотам, потеряли полсотни человек и вернулись ни с чем. Тогда дюжина человек прижала нас троих отбившихся от отряда: меня, мой верный пистолет, и моё чертовское желание не сдохнуть в той грязи. Никто из тех островитян того боя не пережил. Чем вы нас собирались напугать? Нам плевать на ваши тюрьмы, на ваши законы, это всё осталось там как говорит мой друг Семелесов за тропиком Козерога, мы смертники, мы можем умереть завтра, а можем через тысячу лет. У вас есть жена? — обратился Мессеир к милиционеру.

— Да.

— Когда вы от неё сегодня уходили вы её поцеловали на прощанье, так словно больше никогда не увидите, обняли её, сказали что любите?

В ответ мужчина только непонимающе смотрел на мантийца.

— Нет? А зря, типичная ошибка. Я всегда целовал свою, когда уходил утром, даже когда она спит, и смотрел на неё так, как будто больше никогда её не увижу и сколько же я раз был к этому близок, как, например, сегодня. А вы совершили страшную ошибку, когда полезли в наш мир. Думали отличиться, обезвредить банду малолеток, оформить и получить премию, а то и повышение. Только вот за тропиком Козерога, размен идёт только равноценный, и если хочешь забрать жизнь человека, то должен знать, что ставишь на кон свою, с той же вероятностью. Тут все на ножах. А вы возвращайтесь-ка в свой маленький уютный мирок, и гоняйте по дворам хулиганов, и не лезьте нам под руку.

Крейтон закончил, повисла жутковатая тишина.

— Что нам теперь с ними делать, Мессеир? — спросил Кистенёв.

— Чего тут неясного, — ответил Крейтон. — Всех в расход, тела сжечь. Шучу. Уходим отсюда, только время потеряли.

После этих слов он развернулся, и направился к выходу, так что край его плаща чуть взметнулся. Кистенёв медленно вышел вслед за ним. Вера, дрожа, сделала шаг вперёд и рухнула на колени.

— Я ненавижу тебя, Лёша, ненавижу, — произнесла она дрожащим голосом.

— Теперь это взаимно, — ответил Семелесов, поднявшись с кресла и встав у двери, потом, сделав два шага, снова повернулся к ней и добавил. — Ну, теперь хотя бы не презираешь как раньше, а ненависть чувство благородное.

После этих слов он вышел вслед за остальными и догнал их на лестнице. Когда они вышли на улицу, Семелесов чуть замедлился и Крейтон с Кистенёвым остановились, оглянувшись на него. Он поднял глаза к небу и несколько раз глубоко вздохнул.

— Она ведь не была такой. Она всегда была хорошей, весёлая, умная, иногда вела себя конечно как дура, но с кем не бывает, воспитанная, знаете, всегда такая приличная, казалось даже старомодная, за это она мне и нравилось. Меня она всегда презирала, и я её не виню, я приложил для этого все усилия, а теперь, ходили слухи, что у неё есть парень старше её, но чтобы всё так. Как всё странно выглядит с этой стороны тропика. Почему она, я не понимаю…

— Идём отсюда, Алексей, — дружеским, но строгим голосом сказал Крейтон. — Лучше сейчас уйти отсюда.

И они ушли, не говоря не слова всю дорогу, только когда подходили к дому Кистенёва, произошло ещё одно событие, возможно даже более важное, чем все остальные в тот день. Когда они вошли во двор, то Крейтон вдруг остановился как вкопанный, друзья остановились вместе с ним, они заметили, что Мессеир смотрит вперёд на человека, сидящего на скамейке возле детской площадки. Тот видимо тоже заметил Крейтона и, подозвав одного из игравших невдалеке мальчишек, что-то потянул ему и тот быстро побежал навстречу юношам, а мужчина встал со скамейки и пошёл прочь.

Когда мальчик подбежал к ним он протянул Мессеиру, свёрнутый листок бумажки и сказал:

— Это попросил передать вам тот дядя, и ещё, чтобы я сказал вам «Не верь красавица».

Мальчик побежал обратно к своим друзьям а Крейтон нахмурившись, развернул листок и, пройдя чуть вперёд, чтобы Кистенёв с Семелесовым не смогли прочитать написанное, стал внимательно изучать содержимое, потом попросил у Василия зажигалку и поджёг бумагу, ждав пока она сгорит и оставив только маленький уголочек за который держался пальцами. Не сказав ни слова, он пошёл дальше к подъезду.

Когда они пришли домой, то, по своему обыкновению, вставшая недавно, Клементина стояла на кухне, возле плиты, на которой ещё что-то варилось в кастрюле, встав рядом опершись спиной на край стойки, читая книгу, ту же самую с которой её вчера видел Кистенёв.

— Почему вы так поздно, — спросила она, не поднимая глаз от книги, когда троица вышла из прихожей. — Непривычно просыпаться одной в этой квартире.

— Был весёлый денёк, — ответил за всех Крейтон.

— Когда он последний раз у тебя был скучным, — проговорила она себе под нос и, захлопнув книгу, пошла в гостиную, где положила её передней обложкой вниз, будто боясь, что кто-то узнает название.

— А что это у тебя варится, борщ что ли? — спросил Семелесов принюхиваясь.

— О, друг мой, — начал Крейтон голосом рекламного агента, — сегодня, судя по запаху, вам посчастливится отведать одно из величайших достижений нашего народа стоящее в одном ряду тяжёлыми аэростатами жёсткой конструкции, к сожалению, на ваш язык название этого чуда мантийской кулинарии не перевели, а по-мантийски нам говорить, увы, нельзя в этом мире, но что вам даст название…

— Можете рассаживаться, уже почти готово, — произнесла девушка, возвращаясь на кухню.

— Не знал, что ты умеешь готовить, — сказал Кистенёв, садясь за стол.

— Тише, — шепнул ему Крейтон. — Как приличная мантийская женщина она может принять это за оскорбление.

— Только не принимай всё, что он говорит всерьёз, — послышался голос Клементины со стороны плиты.

— Ну, конечно же, она умеет готовить, — произнёс Мессеир. — А иначе, женился бы я на ней.

Она разлила по тарелкам, нечто очень сильно напоминавшее обычный суп и супом, похоже, и являвшееся, но только издававшее какой-то необычный сладковатый аромат. Клементина сняла фартук, который потом положила на колени вместо салфетки, и села за стол последней, не считая Крейтона, вставшего чтобы пододвинуть ей стул. И на что непроизвольно обратил внимание Кистенёв, Мессеир делал это как само собой разумеющееся повседневное действие, не пытаясь продемонстрировать окружающим свою галантность, а напротив поскорее желая присесть самому и приняться за похлёбку.

Василий специально сел напротив Крейтона, предоставив сомнительное для него удовольствие смотреть в разноцветные глаза девушки своему другу Семелесову, которого это, похоже, не беспокоило.

— Нашу операцию нужно будет форсировать, думаю, что уже завтра нам придётся переехать из города в вашу деревню, — произнёс Крейтон, между двумя ложками супа.

— Операцию, нужно хоть как-то назвать, — сказал Кистенёв как бы между делом.

— Я долго думал над этим, — ответил Мессеир. — На данный момент я остановился на названии: операция «Хеллфайер».

— Это почему так? — спросил Семелесов.

— Почему? — удивился Крейтон, подняв взгляд от тарелки. — По-моему это согласно вашим верованиям наши кровососущие друзья все будут там гореть после смерти.

— Допустим, но почему по-английски?

— Хлёстко звучит.

— Вот именно, — произнесла Клементина, подняв ложку, указав ей куда-то в сторону, держа за самый, кончик, в то же время, посмотрев куда-то вверх и сделав задумчивое лицо. — Название, наоборот, должно быть какое-то неприметное мирное, взятое с потолка, чтобы даже этим насмехаться над противником, например: операция «одуванчик».

Семелесов положил ложку и пристально посмотрел на девушку, и лицо его сделалось сосредоточенным, а во взгляде вскоре появилось, что-то, что словно говорило: «Не может быть. Я вас правильно понял?». В ответ Клементина посмотрела на него и хитро улыбнулась, давая знать: он всё правильно понял. И только Кистенёв и Крейтон смотрели друг на друга и ни черта не понимали.

 

Глава четырнадцатая. СТРЕЛЬБА В ПАРКЕ КУЛЬТУРЫ И ОТДЫХА

Когда Кистенёв просыпался на следующее утро, то с удивлением обнаружил, что впервые в жизни радуется простому факту: «Он ещё жив». Он посмотрел на часы: дело шло к полудню. Василий быстро оделся и вышел в коридор. Судя по звукам, доносившимся с кухни, кто-то уже сидел там за столом и что-то жевал или пил чай. Послышались шаги из гостиной, и Кистенёв взял на себя смелость приоткрыть дверь и заглянуть внутрь.

Крейтон в пиджаке и выпущенной из брюк рубашке, мятый край которой окаймлял низ пиджака, стоял у окна, засунув одну руку в карман. А на диване, разложенном так, что он по размерам походил на двуспальную кровать, мирно спала Клементина, подложив под голову руку. Во сне она отчего-то мило улыбалась и наконец-то Василий смог увидеть её, когда разноцветные глаза, так пугавшие его, были закрыты. Крейтон, тем временем, повернулся и, заметив Кистенёва, сделал тому знак быть потише. Он присел на край дивана, провёл рукой по волосам девушки, осторожно поцеловал её и прошептал что-то на ухо.

— Семелесов уже встал? — спросил Крейтон шёпотом, подходя к двери.

— Вроде да.

— Прекрасно.

Они обошли через коридор, чтобы не шуметь раздвигаемой перегородкой. Семелесов и вправду уже сидел на кухне и попивал чай.

— Во сколько сегодня отходит автобус до вашей деревни? — спросил Крейтон шёпотом.

— Один в три пятнадцать, другой в полшестого и есть ещё совсем поздно.

— Хорошо, тогда ты, Алексей, отправляешься на вокзал покупать нам троим билеты. Встретимся там же в три часа.

— А как же Клементина? — спросил Кистенёв, кивнув в сторону двери в гостиную.

— Она сегодня переночует в моём старом доме и приедет к нам завтра.

— Ладно.

— Сейчас вы двое идёте и собираете свои вещи. Основную массу возьмёшь, ты Семелесов, а ты, — он повернулся к Кистенёву. — Понесёшь сумку с оружием и патронами, но сначала прогуляешься со мной. А я пока пойду, разбужу жену.

Они вышли из квартиры все вместе. Сначала при выходе из дома от них отделился Семелесов и с набитой спортивной сумкой отправился в противоположную сторону, потом на перекрёстке разошлись с Клементиной. Крейтон на прощанье крепко обнял её не обращая внимания на стоявшего с ними Кистенёва и, поцеловав в лоб у самого края волос, что-то прошептал на прощанье.

После этого они вдвоём направились в сторону ближайшей остановки пятого троллейбуса, шедшего к городскому парку культуры и отдыха, куда нужно было попасть Крейтону.

— Ты ведь любишь её? — спросил Кистенёв, когда они шли по улице.

— Мне отвечать или ты как-нибудь сам сделаешь вывод?

— Почему тогда ты не хотел, чтобы она тебя нашла.

— Понимаешь ли, друг мой, если ты ещё не заметил я страшный человек. И да я люблю эту девушку, а потому совершил страшную ошибку, взяв её в жёны. Я уже одной ногой в могиле, она уже наполовину вдова. Члены ордена редко доживают до тридцати.

Они вышли на остановку. И в тот момент к ней как раз подъезжал нужный троллейбус, но когда он остановился, и Кистенёв было направился в сторону раскрывшихся дверей, Крейтон сверившись с часами, остановил его, и только порыскал взглядом по окнам, будто ища кого-то внутри. Василий, конечно, удивился, но понимая, что на то должны быть причины спрашивать ничего не стал, тихо подождав, пока троллейбус тронется и поедет дальше по улице, цепляя провода.

— Мантиец встаёт на колени в трёх случаях: перед своим императором, перед будущей женой и перед наступающим противником, когда стоит в первом ряду стрелковой цепи, — задумчиво проговорил Мессеир.

— Я не понимаю, у тебя же есть деньги, почему ты не возьмёшь её с собой, и заживёшь с ней где-нибудь подальше отсюда, и забудешь про этот проклятый медальон, — спросил Кистенёв спустя несколько минут.

— Я же говорю, оперативники ордена не живут дольше тридцати.

— Я понял это, но если не лезть на рожон.

— Дело не в этом. НСЧР.

— Что?

— Необъяснённые способности человеческого разума. Телекинез, пирокинетика, способность контролировать животных. Чтобы развить это они создали целый механизм тренировок, для перестройки работы мозга даже не понимая природы этих явлений. Только вот проблема в том, что перестроенный мозг спустя двадцать лет работы начинает разрушаться и человек постепенно превращается, сначала в конченого кретина, потом вовсе становится овощем, и, в конце концов, умирает. Так что тем солдатам ордена, кто доживает до этой чертовщины, просто сразу наносят удар милосердия, это намного гуманнее, поверь мне.

— То есть, как разрушается?

— Очень просто. Только я же говорю: мало, кто из нас до этого доживает. Оперативников ордена убить сложно, но возможно, и пытаются сделать это очень многие. Кстати, наш троллейбус подходит.

И когда они уже вошли внутрь, Мессеир своим абсолютно спокойным голосом продолжил, взявшись одной рукой за поручень над головой:

— Теперь ты понял, зачем мне нужен медальон. Возможность перехода в иные измерения без затрат энергии, при правильном использовании может дать невероятные результаты. Там мириады миров, многие из которых даже не изучены, мы можем найти там что угодно: богатство, власть или… бессмертие.

— Или наоборот смерть.

— Смерти и здесь полно.

В этот момент к ним подошла толстая пожилая женщина с кондукторской сумкой через плечо. Крейтон достал из кармана и положил ей в руку три десятки, и взяв два рубля сдачи, повернулся обратно лицом к Кистенёву, уже начавшем рыться в карманах, и произнёс:

— Да успокойся ты, в конце концов, я у тебя живу. А насчёт того, что я сказал на остановке: ты только это в голову не бери, у меня самого есть сейчас поводы для беспокойства понасущнее.

Василий, начинавший привыкать ничему не удивляться и ко всему относиться спокойно, только кивнул головой и уставился в окно троллейбуса, за которым проплывали улицы города. Ему, правда это быстро наскучило, и он обратил свой взор обратно во внутрь, став рассматривать пассажиров. Смотря прямо через плечо Крейтона он увидел в конце хвосте троллейбуса, ссутулившегося человека, одетого, как и Мессеир в длинный плащ, но при этом имевшим до смешного нелепый вид, взъерошенные волосы, смешные маленькие очочки, сползающие на нос. Он всё время куда-то оборачивался, неуклюже переминался с места на место. «Вот лошара»: только и сказал про себя Кистенёв, тяжело вздохнув. Крейтон видимо заметил куда смотрит его друг и повернув голову заметил того типа и посмотрев, и развернувшись обратно лицом к Кистенёву, вдруг слабо покивал головой.

— Ты уже его заметил, — не то спросил, не то просто отметил Мессеир. — Это тот самый субъект, из-за которого мы здесь.

— Вот он? — Кистенёв изменился в лице и удивлённо посмотрел на Крейтона.

— А ты знаешь кто это? Это Векслер Молентен, один из лучших специалистов по ядам в ордене, способен одним надрезом заставить сдать всех: хоть родных, хоть друзей, хоть собаку с кошкой. Есть у него волшебный ножичек, вымазанный тенерином, самым сильным из так называемых Хемертникских ядов. Эти яды получают из одного дерева растущего в пустынях на юге Ангельдарии. Так вот, стоит яду с его ножика попасть в кровь, и человек начинает испытывать боль столь страшную что начинают молить о смерти. Яд не смертелен, но ощущения от него воистину жуткие, оттого люди и готовы рассказать всё что знают.

— В обмен на противоядие? — спросил Кистенёв.

— Противоядия не существует.

— Но что тогда…

— Удар милосердия.

После этих слов Крейтон замолчал, ещё раз взглянул в конец троллейбуса.

— Человек он, конечно, занимательный, только есть одна проблема, слишком сильно детей любит.

— Детей? — переспросил Василий, скривив лицо, как бы морщась.

— Больной ты идиот, — выругался в ответ Мессеир, — как, впрочем, и весь ваш сбрендивший мир. Не в том смысле, о котором ты подумал. У него даже что-то вроде принципа: не может поднять руку на ребёнка, к счастью, орден детей обычно не трогает.

— А неуклюжим он специально притворяется?

— Да нет он по жизни такой, пока в схватку не вступит, там уж грация во плоти.

Тем временем за окном потянулся забор парка и скоро должна быть остановка, заметив это, Крейтон повернулся к Кистенёву и сказал:

— Сейчас я выхожу, а ты едешь дальше. Погуляешь немного по городу, где-нибудь посидишь и к трём часам придёшь на вокзал, не раньше. И не бросай, куда попало сумку, в ней Снежинка.

— Что?!

Не обращая внимания на крик Василия, Мессеир прошёл к выходу, выскочил наружу, когда двери распахнулись. На улице он огляделся по сторонам и, найдя среди вышедших из задней двери людей нужного ему субъекта, осторожно двинулся вслед за ним, в сторону входа в парк, соблюдая дистанцию.

Векслер, не останавливаясь, прошёл через главные ворота и вышел на аллею заканчивавшуюся фонтаном, от которого словно лучи расходились заасфальтированные дорожки с лавками по краям, по большей части занятыми людьми. Когда Векслер подошёл к фонтану, он присел на край каменного бортика, спиной к воде, засунув руки в карманы и, глядя куда-то вдаль, тихо запел:

— Не верь, красавица, всему что сказано, им было, встретившись в тот день тебе…

— Какой кретин додумался, — зло проговорил Мессеир, вставая рядом, неотрывно смотря в центр, откуда выбивались струи воды.

— Меня всегда успокаивал звук плещущейся воды, именно не вид, а звук, он словно напоминает тебе, что ты ещё живой. Сколько себя помню, обожал слушать фонтаны, садиться рядом закрывать глаза и слушать.

— Кто придумал перевести «Иноре атерес» на их язык, — зло произнёс Крейтон, покосившись на Молентена.

— Не слова по-мантийски, — тихо отрезал тот. — Додумался твой любимый Дененрант, между прочим.

— Врёшь.

— Так и быть, соглашусь, идея принадлежала мне, и основные работы по переводу тоже, но Дененрант тоже в этом участвовал, возьми: здесь весь перевод.

И Векслер достал из кармана свёрнутый вчетверо листок бумаги и протянул его Крейтону. Тот нехотя взял его развернул и прочитал, нахмурившись, но всё-таки положил её в карман своего плаща. Тем временем специалист по ядам встал и повернулся лицом к фонтану, не вынимая рук из карманов.

— Итак, Мессеир, что тебе сегодня снилось? — спросил он, небрежно изобразив интерес.

— Да как обычно всякая дрянь.

— Какое совпадение мне тоже. Может, пойдём, присядем в одном кафе здесь неподалёку.

— Почему бы и нет.

Они медленно пошли в сторону от фонтана по одной из дорожек, лучом отходивших в сторону.

— Зря ты тогда схлестнулся с теми горцами на площади, — тихо проговорил Векслер.

— Вам-то что за дело? Как ты вообще об этом узнал?

— Забыл, чем занимается наша организация. Так вот, один из тех парней был племянничком одного очень авторитетного человека, так что жди гостей.

— Мантийцы народ гостеприимный.

— Никто не спорит, — усмехнулся Молентен. — Это уже стало национальным видом спорта, не поверишь, но не далее как неделю назад, ваш покорный слуга вместе с твоим учителем и ещё одним из наших, дрались с несколькими горными орлами в московском метро, а чем ещё здесь развлечься.

Кафе, о котором говорил Векслер, представляло собой разровненную площадку, на которой стояла дюжина пластмассовых круглых столов, под квадратными тентами, стоящими на опорах, уходящих в центр круга, окружённых пластмассовыми белыми стульями. Крейтон присел за один из них, а его товарищ подошёл стойке и вернулся двумя вытянутыми стаканами с трубочками, и поставил их на стол.

— Как ты сюда добрался, — угрюмо спросил его Мессеир, глядя куда-то в сторону фонтана, и залитых солнцем газонов парка.

— Сначала в Москву, потом через Калугу и Орёл.

— Немалый крюк.

— Что поделать конспирация.

— Как дела на родине?

— В нашем мире? Наследный принц собирает войска, мы скоро возвращаемся домой, как только отправим последнюю партию золота. И да, кстати, ты знаешь, что Сараткой ещё держится?

— Да брось ты, — Крейтон резко повернулся и посмотрел на Векслера, — прошло уже четыре месяца.

— Немлер при смерти, теперь там всем заправляет Меттестон, он поставил под ружьё всех кого мог, от десяти до семидесяти лет, нагнал в свои эти отряды ополчения и вывел на стены города.

— Чтоб вас всех, знал бы, там и остался, — угрюмо проговорил Крейтон, повернув голову куда-то в сторону. — Но кронпринц, я так полагаю, не спешит им на помощь.

— Ты же знаешь что ещё рано. На этот раз нужно подготовиться, как следует.

— Подготовиться. К чему? Хорош наследник престола, который бросает умирать императорскую гвардию, и пытается вернуть страну с толпой наёмников и отребья собранного со всего мира.

— Миллионной армией наёмников, прибавь к этому весь личный состав ордена.

— Где был ваш орден, когда Немлер шёл на Иссельдар, вы бросили нас тогда, почему на всю армию осталось двадцать штук первознамёнников, куда делись остальные.

— Как будто ты не знаешь.

— В том то и дело что знаю, набирали золота в других мирах для этой вашей безумной затеи. Вы хоть понимаете, что обречены, что момент уже упущен.

— Ты не прав, Мессеир. У нас там не только наёмники и отребье, есть и кадровые офицеры из императорской армии, они по большей части остались верны империи. У нас есть артиллерия, снаряды, купленные на деньги этого мира в частности. В конце концов у нас остались дирижабли, наш легендарный воздушный флот.

— У анархистов тоже теперь есть дирижабли.

— И кто ими управляет, — усмехнулся Векслер, сверкнув глазами из-под очков. — Крестьянские дети, все экипажи на нашей стороне. О чём здесь может идти речь.

— Дирижабли нужно было пускать в ход раньше, это и идиоту было понятно.

Векслер сложил руки на столе и исподлобья посмотрел на Крейтона, уставшим голосом произнеся:

— Ты ведь знаешь, я был там, на борту «Неустрашимого», я и ещё пятеро наших, они как обычно разослали оперативников ордена по дирижаблям. Ты не представляешь, что творилось на корабле, они не знали кто мы, но знали, зачем нас послали. Сам капитан приказал команде втайне вооружиться, они уже ходили на ножах, они бы просто перерезали нас, если бы пришёл приказ бомбить Иссельдар. Теперь всё по-другому, теперь это уже война, а не восстание. Так что выпьем за наш успех и за Мантийскую империю.

С этими словами Векслер поднял свой стакан, Крейтон тоже поднял свой и проговорил:

— Разве что, не чокаясь, и уж точно не этой дряни.

Сказав это, он выплеснул бурую газировку из стакана в сторону газона.

— Ты думаешь, мне нравится этот мир, — произнёс Мессеир. — Я его ненавижу, они изгадили всё, что только можно, еда с химикатами, воздух с выхлопными газами, вода с хлоркой, здесь уже не осталось ничего чистого. Пластмассовый век. Только вот куда мне возвращаться, — после этого он сделал паузу и снова посмотрел на Векслера. — Я знаю про Дененранта, орден вынес мне смертный приговор?

— Его вынес лично Дененрант, орден не стал его оспаривать.

— Это было предсказуемо.

— И всё-таки я не понимаю одного, Крейтон, там, на Савароне, как ты смог выжить.

— Так вы не поняли? — внезапно засиял Мессеир.

— Мы влили в канализацию керосина на целый воздушный флот, там не одной крысы не выжило, кроме тебя.

— Великолепно, — проговорил Крейтон, потирая ладони. — Это войдёт в учебники по разведке, но я вам не скажу пока что, подумайте сами.

— Сволочь ты, Крейтон.

— Никогда этого не отрицал.

— Мне только интересно, у тебя хоть представление о чести есть, или тебе теперь на всё плевать.

— А как насчёт тебя.

— Как говорят в этом мире: Meine Ehre heißt Treue, — ответил Молентен, и зло посмотрел в глаза собеседнику. — Ренегат.

— Волюнтарист.

В следующую же секунду они оба вскочили со своих мест, рука Крейтона оказалась тут же держащей кисть Векслера с маленьким ножичком, тот вывернулся, прорезав кончиком манишку на рукаве. Тут же они почти одновременно выхватили из ножен клинки, раздался звон металла. Взметнулся клинок Молентена, наискось перерубив белую пластмассовую стойку. Люди вокруг тотчас в ужасе повыскакивали из-за столов и бросились бежать.

Воспользовавшись мгновением, в которое на Векслера упал тент, Крейтон отскочил в сторону, схватив девочку, которая бежала к выходу увлекаемая за руку своей мамой. Мессеир обхватил её за талию и прижал к себе, одновременно выхватывая пистолет и направляя его на Векслера. Тот медленно поднялся и направил ствол своего пистолета в землю, он сделал несколько шагов, не спуская глаз с Крейтона. Все люди, гулявшие в парке неподалёку, тут же обернулись и уставились в их сторону, мать девочки что-то истошно закричала.

— Брось Мессеир, думаешь, я промахнусь с пяти метров.

— Шанс есть всегда. Я же смертник, оно того стоит? Достань патроны из обоймы.

— Крейтон!

— Достань я сказал. И брось в сторону.

С невыразимой злостью смотря на него Молентен, высыпал патроны в ладонь, отбросил словно семена, после чего выбросил и сам пистолет. Как только он это сделал, Мессеир опустил девочку на землю, и к ней тут же бросилась её мать, а сам Крейтон осторожно двинулся в сторону.

— Один из тех двенадцати кархейцев, которых я перерезал тогда на болоте, мог легко меня пристрелить, побоялся попасть в своего товарища, которым я прикрылся, хотя тот уже умирал, а ведь он этим выстрелом мог спасти их всех. Не нам двоим говорить о чести, Молентен, честь душегуба недорого стоит, — произнёс он и, перемахнув через ограду, бросился бежать по траве в сторону паркового забора.

Там он знал одно место, где не хватало вертикального прута, и при желании можно было протиснуться. Он знал, что в этот самый момент Молентен бросился за пистолетом и патронами, раскатившимися во все стороны. Вдоль забора повсюду росли деревья и кустарник. Как только Крейтон пролез на ту сторону, он очутился на небольшом склоне высотой пару метров, а впереди шла под углом маленькая пустая улочка, со старыми домами уходя вниз и в сторону, к реке видневшейся вдалеке.

Мессеир отошёл чуть в сторону и пригнулся, нацелившись на место, где находился лаз. Вскоре он увидел бегущего с той стороны к забору Векслера и выстрелил, но тот успел вовремя заметить Крейтона и отскочил в сторону, перекувыркнувшись на траве, поднимаясь, сделав выстрел.

Мессеир бросился дальше вдоль склона, развернулся, выстрелил ещё раз в ту же сторону и кинулся к толстому стволу дерева, и в тот же момент выстрел Молентена задел косо растущий на склоне, тонкий ствол рябины. Крейтон прижался к своему укрытию.

— От Дененранта, надеюсь, ты также бегать не будешь, — послышался голос Векслера, спрятавшего за одним из бетонных столбов забора.

— Пусть Дененрант приходит сам, с ним я и поговорю, — откликнулся Мессеир.

Он чуть высунулся из своего укрытия в сторону дороги, и тут же раздался выстрел сбивший кору с края дерева, и Крейтон метнулся в противоположную сторону, встав почти у самого забора, выстрелил и увидел, как Векслер упал на колени, опершись на землю рукой, второй схватившись за раненый бок, прокричав при этом что-то нечленораздельное.

Удовлетворившись этим, Крейтон соскочил со склона вниз на тротуар и, убрав пистолет, зашагал вверх по улице в сторону перекрёстка, где в проёме между старым кирпичным обшарпанным домом и деревьями у паркового забора, по идущей перпендикулярно улице, появлялись и тут же исчезали легковые машины, маршрутки и пара троллейбусов.

А Мессеир перебежал наискось пустую проезжую часть, вывернув кисть, посмотрел на место, которое задел ножик Молентена, с облегчением там обнаружив только маленькую царапину, едва повредившую кожу, через которую яд вряд ли смог бы попасть в кровь в достаточном количестве.

Крейтон сунул руки в карманы, взглянул мельком на залитое лазурью небо с призрачными перьевыми облаками, и, тихонько насвистывая, направился к автовокзалу.

 

Глава пятнадцатая. ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ ЛАСКАРА ДЕНЕНРАНТА

Он резко развернул топор с насаженным на него бревном и опустил на широкий пенёк, уже давно служивший для подобных целей. Раздался характерный треск и две деревяшки рухнули по обе стороны. Ласкар выпрямился и стёр пот со лба, после чего наклонился и отбросил чурки к кучке им подобных. Он был одет только в лёгкую белую майку и те же брюки что были на нём, когда он только появился в этом доме, хотя по-хорошему и майку тоже следовало бы снять при такой жаре, и надеть что-то полегче брюк. Но Дененрант при выборе одежды всегда руководствовался какими-то странными только ему одному известными принципами.

— Дядя Ласкар, дядя Ласкар. — вдруг послышался мальчишеский оклик — Там мама обед приготовила.

Дененрант отложил топор в сторону, посмотрел в сторону дома, откуда выбегал Антон в серой заплатанной рубашке.

— Уже иду, — ответил он, кладя нарубленные поленья в поленницу, и пошёл в сторону.

— А мы сегодня будем тренироваться, — спросил Антон.

— Будем, будем, — тихо ответил Дененрант, подтолкнув мальчика ладонью в спину, давая знак, чтобы он бежал вперёд. — Ты иди домой, а я сейчас приду.

После этого Ласкар положил топор на его место в сарае и пошёл умыться под стоявшим во дворе умывальником. Он набрал воду в ладони, плеснул на лицо и плечи, как вдруг услышал за спиной скрип петель калитки и металлический звон, когда она захлопнулась.

— Здравствуйте, Пётр Николаевич, — чуть хрипло произнёс Ласкар, отходя от умывальника.

— Здорово, — ответил мужчина, кидая на землю ворох олешника и подходя к гостю протягивая руку.

Дененрант на ходу пожал руку хозяину дома и уже направился мимо него в сторону двери, перекинув свою майку через плечо.

— Слушай, я с тобой вот о чём хотел поговорить.

Гость остановился и обернулся, внимательно смотря на мужчину.

— Тот паренёк, которого ты ищешь, ты всё ещё намерен это сделать?

— А у меня есть выбор, — тяжело проговорил Дененрант.

— Ну, не знаю, выбор есть всегда.

Ласкар подошёл к мужчине вплотную и пристально посмотрел тому в глаза.

— Некоторые люди не могут убить человека, есть те, кто может это сделать, а есть те, кто могут это сделать пилкой для ногтей, и этот, как вы сказали, паренёк, относится именно к третьей группе. И я не удивлюсь, если через месяц у него будет собственная армия, с которой он устроит такую баню, что все эти ваши бессмысленные и беспощадные бунты покажутся мелкими беспорядками, — он сделал паузу продолжая смотреть в глаза собеседнику. — Тут дело не во мне, мне это не доставляет никакого удовольствия, я только не хочу, чтобы из-за меня гибли люди даже после моей смерти. Не лезьте в наши дела даже не думайте об этом. Идёмте в дом, ваша жена уже приготовила обед.

Входя в дом, Дененрант снова натянул майку, проскочив в свою комнату на втором этаже, чтобы спустится к столу уже, переодевшись. Когда он вошёл столовую, семейство было уже в сборе. Прочли молитву, Ласкар не молился, а просто сидел, из уважения опустив взгляд и сложив руки в замок перед собой, ожидая, когда можно будет начать есть.

— А дядя Ласкар меня вчера от ножа защищаться учил, — заявил один из мальчиков, с гордостью смотря на родителей.

Его мать ничего не ответила, но посмотрела с недовольством на гостя, думая, что тот увлечённый едой ничего не заметит.

— Ещё никогда не видел, чтобы умение драться вредило мужчине, — как бы между делом произнёс Дененрант, потянувшись за хлебом.

— А сегодня мы будем учиться? — спросил тот же мальчик.

— А ты уже сачковать думаешь, — с показной строгостью ответил Ласкар.

Он поднял глаза и бросил взгляд на старшую дочь в семействе, её звали Оксана, как узнал на второй день пребывания в доме Ласкар. Она украдкой смотрела на него, но стоило гостю поднять глаза как тут же отвела взгляд, надеясь что он не заметит, хотя Дененрант прекрасно умел пользоваться периферическим зрением, и прекрасно всё видел.

Он был здесь уже несколько дней, не спеша уходить в город, располагавшийся отсюда всего в нескольких километрах. Мысли о Крейтоне не покидали его ни на мгновение, но, тем не менее, Ласкар не находил причин спешить и искать своего ученика как можно скорее, хотя и понимал что дело не столько в причинах сколько в желании. Он каким-то странным чувством ощущал, что сколь мало бы ему не оставалось на этом свете, этого как раз хватит на то чтобы убить Мессеира, и потому спешить нет смысла. По обрывкам новостей, Ласкар понимал, что Крейтон уже начинает свои художества и что-то явно замышляет, но по меркам ордена пока это было на уровне мелкого хулиганства.

А в этом доме ему нравилось, хотя он сам не хотел себе в этом признаваться. Семья, приютившая его жила по меркам этого мира достаточно бедно, но сам Дененрант назвал бы это «без излишеств» ибо он, как человек воспитанный орденом разделял достаток людей только на две категории «жить можно» и «жить нельзя», как истинный мантиец считая роскошь элементом праздным и даже вредным для человека. Убеждение, пошедшее ещё со времён Матиаса второго, чья ненависть к роскоши вошла в легенды. Всем было известно, но лишь немногим достоверно, что император всегда специально спал на жёстких кроватях и всего по четыре-пять часов в сутки, оставив из всего штата слуг только личную охрану и денщика.

А в этом доме для Ласкара был настоящий рай: хотя кровать его не была примером мягкости, но его хотя бы не выдёргивали из неё не свет не заря, и поесть давали всегда, дёшево, но в достатке. Работал Дененрант немного, опять же по меркам старой доброй Мантии, в основном занимаясь колкой дров и работами в огороде. Каждый день он учил мальчиков во дворе приёмам самозащиты, хотя, по сути, просто учил их драться как когда-то и Крейтона, с той лишь разницей что их он не учил убивать.

Но, по крайней мере, теперь Ласкар прекрасно понимал Мессеира, когда тот полтора года назад пришёл к нему с Клементиной и объявил что собирается взять её в жёны. Он знал, Крейтон бы подчинился любому его решению, Ласкара бывшего для него кем-то между старшим братом и отцом, но только не тогда, в тот момент он бы скорее пошёл против всего ордена, как сделал это теперь. Дененрант посмотрел на него как на идиота, вроде бы даже приложил руку к лицу, стыдливо отвернувшись, но говорить ничего не стал, только потом бросил: «В этом ты человек вольный, поступай, как знаешь».

После обеда, немного отдохнув, Ласкар вышел во двор, где его уже ждали мальчики. Они учил их на небольшой площадке на краю огорода. Едва ли можно было сказать, что дети любили его, но, то, что уважали это точно. Сегодня снова изучали, как правильно перехватывать нож, роль которого выполняла маленькая палочка сантиметров двадцать в длину.

— А вас там и на ножах учили драться, — вдруг послышался голос отца вставшего на крыльце.

— Нас там много чему учили, — ответил Дененрант, повернувшись к мужчине. — А с ножами у ордена отдельная тема.

Мужчина слегка усмехнулся, и просунув руки в карманы спустился с крыльца. Дененрант слабо улыбнулся, чуть подтолкнул стоявшего рядом Антона, чтобы тот отошел в сторону. Он чуть наклонился и выхватил из-за голенища сапога, маленький ножик, после чего занёс руку и с силой метнул его в сторону стоявшей метрах в пятнадцати от него рябины. Нож точно вошёл в тонкий ствол, продолжив вращение и остановившись, встал вертикально, рукояткой вверх.

— Ёшкин кот, — послышался не то удивлённое, не то испуганное восклицание хозяина дома.

— Оперативники ордена славны своим умением метать ножи, хотя народная молва приписывает нам и вовсе сверхчеловеческие возможности в этом деле, но тут ничего сверхъестественного нет, обычная тренировка, — голосом лектора произнёс Дененрант, медленно отходя в сторону.

Он встретился взглядом с мужчиной, тот только покачал головой, сплюнул и пошёл дальше, а мальчишки по знаку Ласкара наперегонки побежали доставать нож из рябины.

И когда Дененрант поднимался после ужина к себе в комнату на втором этаже, чтобы просто лечь и забыться солнце уже медленно опускалось навстречу горизонту. Лемевинкс заметив хозяина, тут же бросился к нему и когда тот лег, пристроился прямо на нём. Ничто в тот день не предвещало ничего дурного. Только когда за окном послышался гул мотора и за окном возле дома остановился старый «уазик» светлого цвета, Ласкар насторожился, но остался на своём месте только присев на кровати и спустив зверька на пол. Однако снизу послышались голоса и ругань, потом вскрикнула хозяйка дома, и Дененранту показалось, что она заплакала.

Ласкар засунул за пояс пистолет, и взял в руки свои два коротких клинка. Он медленно вышел за дверь и стал осторожно спускаться по лестнице, заметив у нижних ступеней сидящего сжавшись Димку, одного из младших сыновей. В большой комнате как заметил Дененрант, горел свет, и из-за края двери можно было увидеть, что там за столом сидела полная женщина, в очках и на столе перед ней была разложена папка с бумагами. Рядом прикрыв лицо руками, чуть не плача сидела хозяйка дома, её муж, которого было видно с лестницы только частично, стоял у окна, дрожа, и, вперив взгляд в пол. За спиной у толстой женщины стояли два человека в милицейской форме, первый был неподвижен, второй медленно расхаживал из стороны в сторону, осматривая дом.

А женщина с папкой всё что-то объясняла хозяевам, но до Ласкара долетали только обрывки, он только услышал, как незваная гостья произнесла безаппеляционным тоном: «Дети в таких условиях жить не могут».

Дененрант присел около Димки и как можно более голосом спросил его:

— Дима, а кто эта женщина?

— Она говорит, что здесь жить нельзя и хочет забрать нас с братиком в детдом, — тихим жалобным голоском проговорил мальчик, — а я не хочу, чтобы меня забирали, вы ведь не дадите им нас забрать, дядя Ласкар.

— Так, ясно, — произнёс Дененрант, поднимая голову, чуть приобняв мальчика.

Ласкар много слышал об этом, когда только попал в этот сошедший с ума мир. Об организации, что рыщет по домам и забирает детей, которая формально призвана, отбирать их только у плохих родителей, не выполняющих своих обязанностей, но при этом они зачастую работали слишком усердно. Хотя сам Дененрант, в любом случае считал сам факт подобных действий преступлением со стороны государства.

— Так, а вы кто такой? — послышался раздражающий скрипучий голос женщины.

Ласкар поднял глаза и увидел, что она смотрит на него, он оставил клинки у лестницы, попросив Диму постеречь их, и встал, медленно двинувшись в стороны соседней комнаты.

— Я нахожусь здесь с позволения хозяев и вас это касаться должно в последнюю очередь.

— Ясно, — произнесла на выдохе женщина, что записывая себе в бумаги. — Значит грубим.

— Там, откуда я родом родители часто пугали своих детей разными чудищами, что придут за ними, если они не будут слушаться и заберут к себе. Видно я попал в мир, где сказки оживают.

Женщина пристально посмотрела на него, потом повернулась к одному из милиционеров и кивнула тому головой, указывая на Ласкара. Тот медленно вышел из комнаты, идя навстречу мантийцу:

— Так, гражданин, вам придётся пройти с нами, — сказал он подчёркнуто сухо, будто бы сделал это только для проформы, даже не смотря на Дененранта.

Вдруг на полу мелькнула тень, сопровождаемая лёгким шуршанием, и в две секунды что-то запрыгнуло на милиционера и впилось ему когтями в лицо. Тот заорал и рухнул на колени. Его напарник, чуть замешкавшись, не понимая, что произошло, всё же потянулся к пистолету, но тут раздался выстрел, милиционер схватился за правую руку, завалившись к стене в углу медленно со стоном сползая на пол. Женщина за столом завизжала и вскочила с места, едва удержавшись на ногах и отлетела к стене выставив руки поднятыми перед собой, с ужасом посмотрев на корчащегося на полу полицейского, схватившегося руками за голову, а потом зафиксировала свой взгляд на мужчине медленно наступающем на неё, держа в согнутой руке ещё дымящийся пистолет, похожий на старый маузер. И тут он не нашла ничего лучше как крикнуть:

— Вы что себе позволяете!

Тут Ласкар вытянул вперёд левую руку, и женщина с ужасом увидела, как один из кухонных ножей сначала задрожал, а потом подлетел в воздух и устремился навстречу её глазам. Она отскочила к двери, врезавшись в дверной косяк, прижавшись к нему спиной, а нож горизонтально повис в воздухе, так что его кончик оказался всего в сантиметре от глаза женщины.

— Ты жалкое никчёмное существо и если ты сдохнешь всем станет только лучше, — произнёс спокойным голосом Ласкар.

Женщина выскользнула из-под ножа, и проскользнула к выходу, за ней выскочил и милиционер с простреленной рукой. Дененрант твёрдым шагом вышел за ними, схватив в прихожей свой плащ, на ходу накинув его на плечи. На улице работница органов опеки бросилась к уазику но, пробежав мимо палисадника, споткнулась и упала. Водитель машины тем временем вышел наружу, с удивлением смотря на происходящее. Из соседних домов начинали выходить люди, чтобы посмотреть, что такое твориться.

— Немного найдётся преступлений хуже похищения детей, — орал во весь голос Дененрант. — А вы сволочи куда хуже тех, кто крадёт детей ради выкупа, те хотя бы возвращают их родителям!

За спиной у Ласкара из дома вышел милиционер с расцарапанным когтями мангуста лицом с пистолетом в руке, он что-то попытался прокричать, видно приказать, чтобы Дененрант сдался, но не успел, Ласкар быстро развернулся, вспыхнуло прямо в воздухе пламя, и полицейский снова заорал, бросившись сбивать огонь с одежды. А Дененрант встал в нескольких метрах перед чиновницей, медленно отползавшей назад, и широким движением поднял над собой руку, в которой непостижимым образом горел огонь, пальцы которой были сложены вместе, словно дрова костра.

— И если ещё раз вы, крысоловы гамельнские, появитесь в этом доме, — громко декламировал Ласкар, — то мы придём во все ваши отделения службы опеки в этой области, и живые там будут завидовать мёртвым. Ясно!

И он взмахнул рукой, и вновь вознеслось пламя, так что занялись кусты черёмухи, рядом с палисадником пожухла трава, начиная тлеть, кое-где загораясь огоньком, и багровые всполохи осветили лицо Ласкара, отчего-то стало ещё более пугающим. Чиновница бросилась бежать к машине, а Дененрант только обвёл злобным взглядом людей, собравшихся вокруг, и свирепо закричал:

— Вы тут все в край что ли уже ополоумели, вы совсем не понимаете что творите! Озверели, оскотинились как последнее быдло, и что теперь с вами делать. Что теперь с вами делать!

Он на мгновение замолчал и тихо уже для себя произнёс: «Прав был Крейтон, здесь только резать надо».

Ласкар посмотрел назад, где перед домом стояла вся семья с детьми, и маленький Антон держал в охапке клинки Дененранта. Мантиец подошёл к ним и, не сказав ни слова, взял клинки из рук мальчика, пошёл прочь. К нему подбежала Оксана и крепко обняла, Ласкар тихонько приобнял её и тихо надавил рукой на плечо, дав знак, чтобы она отошла в сторону. Дененрант в последний раз оглянулся, прошёлся взглядом по глазам, и, изобразив для них на лице улыбку, пошёл, позвав за собой Лемевинкса. Мангуст побежал вслед за своим хозяином, на мгновение остановился, и приподняв переднюю лапку, посмотрел на людей, словно взглядом желая выразить им своё презрение. После чего он бросился за Дененрантом и когда тот специально наклонился, забрался по руке ему на плечо.

Они пошли в сторону, где улица спускалась вниз по склону, а вдали между двумя домами на том берегу делавшей поворот реки, блестевшей в лунном свете, за лежащими как на ладони в темноте полями, виднелись здания областного центра.