Глава шестнадцатая. ВОТ МОЯ ДЕРЕВНЯ

— Воистину, есть только две бесконечные вещи: вселенная и жадность водителей междугородних автобусов, хотя насчёт вселенной нельзя быть уверенным, — бормотал Семелесов, прижимаясь к пассажирам, стоявшим рядом когда в и без того набитый салон автобуса втискивались люди с промежуточной остановки.

— Сам виноват, чего тут говорить, — злобно ответил ему Кистенёв, перехватываясь за поручень у себя над головой. — У нас бы не было сейчас этих проблем, если бы ты купил билеты заранее, на сидячие места.

— У нас бы сейчас не было никаких проблем, если бы кое-кто всё-таки соизволил походить пару месяцев в автошколу этой весной.

— Интересно, что мешало тебе сделать то же самое.

— Даже не знаю.

— Успокойтесь оба, — тихо, но строго приказал Крейтон, стоявший рядом, с интересом разглядывая что-то в окне.

Автобус тем временем проезжал по кольцу вокруг странного монумента представлявшего собой высокий бетонный столб, у основания которого стояли огромные объёмные буквы и цифры. Название города с одной стороны и дата его основания с другой. Он-то и привлёк внимание Крейтона, смотрясь по-чуждому величественно, рядом с окружавшими кольцо строениями, на которых висели вывески автомоек, шиномонтажа и забегаловок, да и рядом с самим этим дребезжащим автобусом, который, казалось, вот-вот прямо на дороге развалится на части. Памятник, с которого медленно осыпалась побелка и краска, словно был напоминанием о какой-то существовавшей здесь некогда великой цивилизации, даже тенью величия превосходившей живущих теперь здесь людей. Заинтересовал он Мессеира ещё и по той причине, что он не редко видел подобное и на своей родине, а точнее в её колониях. У мантийцев вообще было особое отношения к монументам, они никогда не разрушали памятников в захваченных странах, считая ужасной глупостью так демонстрировать свой страх перед историей покорённых народов.

— Хотите, расскажу вам один случай из нашей истории, — проговорил Крейтон, так что едва можно было расслышать на фоне гула двигателя, и, не дожидаясь ответа, продолжил. — После войны некоторыми беженцами из Ангельдарии на островах, лежащих к югу, почти на самом экваторе, была образована, маленькая, но очень вредная федерация.

Кистенёв в тот момент уже лез за наушниками, но рассказ Мессеира его вдруг заинтересовал, да и к тому же это был не тот человек к которому Василий осмелился бы относиться столь неуважительно.

— Так вот, при… если не ошибаюсь при Кантерисе шестом, то есть где-то сто с небольшим лет назад, в этой федерации проходили весьма интересные выборы. Было два основных кандидата, первый — действующий президент, типичный политикан говорил умело, воровал много, всё корчил из себя патриота, и истинного врага всего мантийского, второй был намного лучше, лучше для федерации, и совершенно нежелателен для нас. И знаете, что сделал император Кантерис: за несколько месяцев до выборов он привёл в боевую готовность южные округа, послал флот к архипелагу, начал компанию в печати, резко осудил действия нынешнего президента федерации, короче сделал всё, чтобы показать, будто империи считает его своим врагом. А жители федерации, как вы понимаете, мантийцев ненавидели.

— И этот президент снова выиграл выборы, — предположил Алексей.

— Совершенно верно. Остался ещё на один срок, шесть лет между прочим, разворовал со своей командой весь бюджет и без того трещавший по швам и свалил с деньгами из страны. Такая история, малята.

— Весело, — констатировал Семелесов.

— По сути император поставил своего человека в федерации, потратив только немного угля для линкоров.

Кистенёв только усмехнулся и вставил в уши наушники.

Примерно через десять минут автобус снова остановился, но на этот раз люди начали выходить, а уже на следующей остановке юношам даже удалось присесть. Поначалу Кистенёв продолжал смотреть за окно, где проплывали, сменяя друг друга поля и рощицы, как вдруг краем глаза он заметил, что Крейтон опять начал о чём-то говорить. Василий вытащил наушники и прислушался.

— Нет, Алексей, собаки лучше людей, они хотя бы знают, что такое верность.

— А люди, по-твоему, не знают, — отвечал Семелесов.

— Верность до конца, так же как собаки? Едва ли. Многие собаки остаются верны хозяину даже после смерти, где ты видел такое у людей?

— Ты слышал легенду про сорок семь ронинов?

— Отстойное кино, — вставил вдруг Кистенёв.

Крейтон и Семелесов, тут же замолчали и посмотрели на него испытующим напряжённым взглядом, так что тот даже смутился и вжался в сидение, пытаясь уйти от этого взгляда.

— Это исключение из правила, — продолжил как ни в чём ни бывало Мессеир.

— Ну, так о чём тогда говорить.

— А какой смысл быть верным человеку после смерти? — спросил Кистенёв. — По-моему это глупость.

— В том-то и дело что нет никакого смысла, — отвечал Крейтон. — Человек в отличие от зверья должен быть иногда иррационален. Животные имеют инстинкты, есть, спать размножаться и чем больше, тем лучше, и никуда от этих инстинктов не денутся. А человек на то и человек, что у него должна быть свобода воли, и что из двух кусков он не всегда выберет тот, что побольше. А тут выходит, что собаки в этом вопросе человечней нас.

— Вот маразм, кому этот фанатизм нужен.

— Тебе ли говорить о нужности, Василий, — произнёс Крейтон и кивнул головой, в сторону сидевшего в стороне парня, похожего на хипстера, напряжённо читавшего какой-то учебник по английскому языку. — Вот как ты думаешь, зачем он учит сейчас двадцать пять языков. Он собирается жить заграницей, он собирается работать дипломатом или это для того чтобы потом можно было указать в резюме. А куда он со всем этим потом отправится, в столицу вашу как её всё забываю… Москву! Я видел, как они там живут, девять часов на работе, пять в пробке, оставь восемь на сон и вот она вся жизнь два часа в сутки. Вот чего вы все так хотите добиться, хорошей карьеры, старший помощник младшего менеджера, в какой-то задрипаной фирме, неужели ради этого вы готовы всем пожертвовать.

— А что ты предлагаешь, — посмотрел на него Кистенёв с нескрываемым скепсисом. — Всем бегать по подворотням с пистолетами.

— Я вам ничего не предлагаю, — ответил Мессеир, выдохнув, откинувшись на спинку сиденья. — А только кому оно нужно, саморазвитие, личностный рост, движение вперёд. По мне так пошло оно всё к чёрту, живи и радуйся жизни, люби честный труд, а не просиживай свою юность хрен знает где, хрен знает зачем. Нет, я не спорю, ученье-то оно конечно свет, только свет не есть добро.

— И что плохого в саморазвитии, — отвечал Кистенёв. — Оно конечно хорошо на всё забить: на школу на институт, на себя самого, только что ты прикажешь — всем на заводе пахать, вот уж спасибо, да и там выучка нужна. Если человек хочет чего-то добиться и добивается в том мире, который есть, то, что его сразу бараном считать. По-твоему, жить по нормальному это вообще стыдно, давайте все бороться с системой, или давайте всё к чертям разнесём, давайте вернёмся в каменный век.

— А по нормальному это как? — с нарочито безразличным видом спросил Крейтон.

А тем временем автобус уже заворачивал и вскоре остановился, Мессеир и Кистенёв так и смотрели молча друг на друга, пока другие люди выходили из автобуса. Троица вышла последней. Вся автобусная остановка состояла из маленькой проржавелой будки три на два, располагавшейся посреди пятачка голой земли, на котором уже давно не росла трава. И постоянно здесь поднимались клубы пыли, когда сюда заворачивал очередной автобус, ещё давая о себе знать, когда пассажиры выходили наружу. На той стороне шоссе, являвшегося похоже и главной улицей посёлка, располагалось заколоченное здание деревенского клуба, а рядом стоял магазин с зеленоватой вывеской над дверью, где было написано крупными жёлтыми печатными буквами «Продукты». А чуть в стороне от остановки, в полуразвалившейся беседке, возле малиновой девятки из распахнутых дверей которой неслись звуки русского рэпа сидели четыре паренька и попивали пиво.

— Добро пожаловать в Демьянов завод, господа, — проговорил Семелесов, когда они отошли чуть в сторону.

И они пошли дальше вдоль шоссе в сторону моста, чтобы перейти на тот берег реки, где находилась Савеловка. Она не имела собственной автостанции и добраться до неё можно было только доехав на автобусе до соседнего посёлка, ныне впрочем ничем не отличавшемся от деревни.

Путь заговорщиков лежал мимо старого бетонного забора, сквозь прорехи в котором можно было увидеть заросший бурьяном пустырь, посреди которого догнивали здания местной фабрики стоявшей здесь ещё со времён империи, и закрывшейся десять-пятнадцать лет назад.

Перейдя по массивному бетонному мосту на ту сторону, юноши автоматически оказались в Савеловке. Поднявшись чуть дальше по дороге, которая за рекой поднималась на холм, они свернули на отходившую в сторону просёлочную дорогу, петлявшую между деревенскими домами, время от времени сходясь с другой такой же улочкой, обычно образуя трёхсторонний перекрёсток. И везде по бокам улицы тянулись с двух сторон крашеные заборы, временами прерывающиеся фасадами домов. Дворы в Савеловке были трёх типов: в первых доживали свой век старики или старухи, мирно наслаждаясь тихой деревенской жизнью, так что дома их постепенно ветшали, и заборы всё хуже держали равновесие. Второй тип относился к бесхозным дворам, представлявшими собой жалкие остовы, посреди разросшегося бурьяна, где некому было навести хоть какой-то порядок, ибо старые владельцы участков умерли, а новые так и не появились. И, наконец, к третьему типу относились дачи городских жителей приезжавших сюда летом. Здесь всё было по-разному, временами эти дачи появлялись на месте заброшенных участков, после того как на них находился покупатель, и тогда трава скашивалась полуразрушенный дом сносился, а на его месте вырастал двух- или трёхэтажный коттедж. Но иногда это были и старые деревенские дома, просто приведённые в порядок, к каковой категории и относились дачи Кистенёва и Семелесова.

На улице юношам встретилась только одна старая бабка, что деловито сцепив руки за спиной, проводила заговорщиков настороженным взглядом, да несколько дворняг, не удостоивших троицу даже своим лаем.

Когда они, наконец, подошли к даче Семелесова то увидели, двухэтажный домик, выкрашенный в светло-зелёный цвет, обращённый к улице своей передней стороной. С улицы можно было видеть три окна: одно наверху, и два внизу, частично скрытые кустами в палисаднике. Вход был только через калитку в заборе, которая к тому же была заперта, и Семелесову пришлось лезть через забор, чуть не свалив его окончательно. Когда Алексей, наконец, спрыгнул на ту сторону, то в воздухе воцарилась подозрительная тишина, и Крейтон подойдя к забору, вытянув голову, окликнул его:

— Семелесов, ты там жив хотя бы.

— Да жив, жив.

— Может всё-таки мне стоило перелезть?

В ответ послышались щелчки со стороны калитки, и вскоре она открылась, а из неё высунулся Семелесов, театрально пригласив гостей внутрь.

— S» il vous plait.

Они вошли во двор, где с одной стороны боковой стороной стоял дом, с другой располагалась чёрная громада сарая, а впереди лежал огород, наполовину позеленевший от травы.

— Сортир, за сараем, душ вон там, — принялся объяснять Алексей, уходя с Крейтоном дальше во двор.

А Кистенёв чуть отстал от них вернувшись чтобы закрыть калитку и тут вдруг заметил как из окна второго этажа дома напротив, на него пристально смотрит какой-то парень, которого Василий здесь отродясь не видал. Кистенёв посмотрел на него и только улыбнулся, похоже в этот раз лето в деревне обещало быть особенно весёлым.

 

Глава семнадцатая. СОСЕД ПО ДАЧЕ

Из-за поворота послышался размеренный рокот двигателя и на дороге появился медленно приближающийся к остановке автобус. Крейтон, заметив его, отошёл чуть в сторону, присмотрелся и, убедившись, что это то о чём он думает, ещё раз обратился к Семелесову, оставшемуся сидеть на пеньке.

— А ты всё-таки подумай насчёт того, что я тебе сейчас говорил.

— Это безумие, Крейтон, — ответил Алексей, чуть помотав головой.

— А чем, по-твоему, мы занимались последнее время, — ответил Мессеир, посмотрев на друга, хитро улыбнувшись.

Они ждали рейс из города, встав не на остановке, а напротив, в тени берёзы, росшей перед продуктовым магазином, чтобы хоть как-то спастись от жары, стоявшей в тот день. Автобус, проехав чуть дальше положенного, сделал разворот и, описав дугу, остановился возле будки, с шипением раскрыв двери. Семелесов с Крейтоном тут же подошли к нему пропуская выходивших наружу людей, пока, наконец, на пороге не появилась та кого они здесь ожидали. Клементина сразу протянула свой чемодан мужу и, поддерживаемая за руку Семелесовым, спрыгнула на землю. Вслед за ней вышли ещё трое парней лет по двадцать, и, отойдя в сторону, бросили несколько скрытных взглядов на неё, о чём-то при этом перешёптываясь.

— Как доехала? — дежурно спросил Крейтон.

— Если не считать тех троих то вполне сносно, — ответила она ровным голосом. — Один из них всё пытался познакомиться.

— Пикаперы, — со вздохом произнёс Семелесов. — Несчастные люди, мы все должны им посочувствовать.

— А может быть он нормальный человек, просто захотел познакомиться, откуда он знал, что означает браслет на твоей руке, — проговорил Крейтон, когда они уже вышли на дорогу.

— Я, надеюсь, ты хотя бы сразу его отшила, а не размусоливала, так что потом ещё не понятно, послали тебя или ещё есть шанс? — спросил Семелесов.

— Думаю что второе, всё равно нужно было как-то скоротать время в поездке, — ответила девушка, хитро посмотрев на Алексея.

— А вы жестокая женщина.

— С кем поведёшься, — произнесла она, пожав плечами, после чего повернулась к Крейтону, спросив. — Здесь ещё все живы?

— Только тебя ждём, — ответил Крейтон, обняв жену за талию.

На этот раз улочки в деревне уже не казались столь пустынными как вчера и хотя народу на них было мало. Все, по-видимому, ушли купаться на речку, и их можно было увидеть с моста, но возле многих домов теперь стояли автомобили, а из-за заборов временами доносились смех голоса или даже музыка. Пару раз попадались игравшие на улице ребятишки, однако главная встреча ждала Семелесова, когда они уже подходили к его дому.

На противоположной стороне улицы, через дом стояла машина, припаркованная возле ворот. Из её багажника люди, оживлённо переговариваясь, вытаскивали вещи. Заметив их, Семелесов остановился и присмотрелся, словно, ожидая увидеть знакомые лица, и, когда из калитки вышла девушка в джинсах и белой майке, он вдруг оживился и, удивлённо произнеся про себя: «Катя» направился к ней, велев своим спутникам идти без него, а сам, помахав рукой девушке, двинулся ей навстречу. Мессеир в ответ только кивнул, прекрасно всё понимая.

Кистенёв тем временем сидел у окна на втором этаже, неустанно наблюдая за домом напротив, как поручил ему Крейтон. Он стоял возле окна, время от времени смотря на окна дома, через видоискатель Семелесовского телескопа. Новый сосед так и не вышел на улицу, только пару раз появившись у окон, словно издеваясь попивая что-то из кружки скорее всего чай или кофе.

Однако в тот самый момент, когда он услышал голос Крейтона с улицы, Вася Кистенёв просто лежал на кровати, убедив себя для успокоения совести в бессмысленности слежки. Он прислушался и через несколько секунд вскочил как ужаленный, схватил свою импровизированную подзорную трубу и встал у окна, чуть отодвинув занавеску, не то чтобы, боясь, но, не желая, чтобы Мессеир с улицы видел будто он отдыхает.

Когда открылась входная дверь, Кистенёв сделал глубокий вдох и поплёлся на первый этаж.

— Наш сосед ничего не вытворял, пока нас не было, — спросил Крейтон, едва заметив спустившегося Василия.

— Сидит дома, не выходит.

— А что за сосед? — с интересом спросила Клементина.

— Ничего особенного, так, одна подозрительная личность.

Девушка только кивнула головой, и, осматривая дом в который только что приехала, медленно прошла в столовую, где на вытянутом овальном столе была разложена топографическая карта вся разрисованная карандашными пометками. Особенно выделялась крупная область, ограниченная с трёх сторон линиями между деревнями, а с северо-востока трассой на Москву, на которой лежала точка, к которой вела стрелка от надписи «Здесь видели дракона».

— Идеальная глушь, — произнёс Крейтон, встав позади своей жены. — Двенадцать на шестнадцать километров, сто сорок семь квадратных вёрст глухих лесов способных скрыть от человеческих глаз что угодно или кого угодно.

— И вы собираетесь туда пойти?

— Мы собираемся туда поплыть, — ответил Крейтон, присаживаясь на стул рядом. — Сначала по Демьянке, до её впадения в Черноголеевку, а там вверх по течению, в самое сердце интересующей нас территории.

— В самое сердце тьмы, — тихо проговорила себе под нос Клементина, отходя от стола.

— Но для начала нужно решить одно дело здесь, — продолжал Мессеир. — Василий, ты сейчас с Семелесовым, должен будешь провести разведку боем.

Кистенёв тихо кивнул, он стоял в соседней комнате, опершись на подоконник, уставившись взглядом в пол, боясь Клементины, а точнее смотреть на её глаза, словно их взгляд мог в один миг превратить его в кролика.

— Вася, угадай, кого я сейчас видел, — послышался с веранды радостный голос Семелесова. — Помнишь Катю Сидоренкову?

— Ну. Она приехала что ли?

— Ага, только сейчас, — проговорил Алексей, и прошёл дальше по комнате, уже обращаясь скорее к Крейтону. — Мы с ней раньше хорошо общались. Помню ещё в детстве, когда нам было то ли семь то ли восемь, мы во что-то играли, и мы с ней поцеловались, а вот эти вот, — он взглянул на Кистенёва, — смеялись потом всю неделю, вот же были времена.

— Собственно это был первый и последний раз когда, Семелесова поцеловала девушка, — проговорил у него из-за спины Кистенёв.

— Пошёл к черту, — бросил Алексей, даже не смотря в его сторону, опершись руками на спинку стула, стоявшего рядом с тем на котором сидел Мессеир.

— И во что же вы такое играли? — спросил Крейтон, вальяжно сидевший на стуле, наклонившись при этом над столом.

— Да не помню, что жутко запутанное, ролевое, растянутое на несколько дней, — ответил Семелесов.

И тут же, повернув голову, он заметил Клементину стоявшую в дверях в гостиную, опершись плечом на дверной косяк и скрестив руки на груди, мило улыбавшуюся, глядя на Семелесова. Алексей тут же отвернулся, и на лице его показалась досада, словно он только что вспомнил о том, что девушка находилась всё это время рядом и всё слышала.

После того как Крейтон помог жене разместиться в своей комнате, он вернулся в столовую, где собрал свой маленький отряд.

— Сейчас нам необходимо проверить нашего нового соседа напротив.

— Мессеир, мы же про него ничего не знаем, может он уже давно здесь живёт, я просто не видел. Ты не думаешь что это чрезмерная… — начал Кистенёв рассудительным голосом.

— Осторожность? — перебил его Крейтон. — Мы воюем со всем миром, какая осторожность в нашем случае может быть чрезмерной.

— Хорошо, что ты собираешься делать? — спросил Семелесов.

— Я пока буду сидеть здесь и наблюдать за всем из окна, с ружьём под рукой, а вы пройдёте к нему домой и что-нибудь у него попросите, при этом постараетесь разглядеть. Мне туда соваться нельзя, если я буду с вами он нас всех и накроет, а вы ему без надобности.

— Прекрасно, — вздохнул Кистенёв. — А что нам у него просить?

— Придумайте что-нибудь. Соль, например.

— Ты на нас посмотри, зачем нам соль?

— А шут вас знает, может быть, вы текилу пить собираетесь.

— Тогда логичней лимон попросить, — вставил Семелесов. — Лимон в таких случаях всегда в большем дефиците.

— Значит, попросите лимон и соль. Мне что, ещё вам и здесь всё разжёвывать.

Кистенёв тяжело посмотрел на Семелесова, но тот как назло был по-идиотски спокоен и видно даже не думал о том, куда их посылают. Они вышли без оружия, так что в случае чего надежда была только на меткий выстрел Крейтона из окна второго этажа их дома. И вот теперь Кистенёв умирать совсем не хотел. Когда они шли в квартиру Найдёновой, он знал что если умрёт, то умрёт с оружием в руках, но теперь погибать было слишком глупо, да и операция того не стоила.

Семелесов постучал в калитку, никто не ответил, тогда постучал Кистенёв, но реакции не было. Тогда они вошли во двор самостоятельно и постучали во входную дверь, сразу после этого сойдя с крыльца. Кистенёв посмотрел в окно, едва видневшееся над забором и с некоторым успокоением увидел там Крейтона, давшего им знак, что всё хорошо.

Вдруг входная дверь открылась, так неожиданно, что они даже вздрогнули. На пороге появился молодой человек лет двадцати с небольшим, в джинсах и клетчатой рубашке. Его кожа и вправду была крайне бледной, но он спокойно находился на свету, что давало некоторую надежду на то, что это обычный человек. Он посмотрел пристально сначала на одного гостя потом на другого.

— Здравствуйте, мы ваши соседи, — начал Кистенёв, прекрасно имитирую непосредственность в голосе. — Я Василий, а это Алексей.

— Ну, хорошо, — ответил тихим голосом парень, чуть кивнув головой. — Меня зовут Макс, Максим Монетников.

Представившись, он приставил руку ко рту, откашлявшись. Хотя как подумалось Кистенёву, он сделал это специально, чтобы не так заметно было, что он не подал руки, потому что боялся, что юноши почувствуют насколько та холодная.

— Мы вот зачем пришли. У вас есть лимон?

— Нет, лимона, боюсь, нет, — ответил парень задумчиво.

— А соль? — тут же спросил Семелесов.

— Текилу что ли пить собрались? — спросил сосед, слабо улыбнувшись. — Я сам только приехал, но соль вроде где-то была.

— Лёха, а у нас же есть соль, — проговорил Кистенёв, повернувшись к Семелесову, а потом вновь посмотрел на соседа. — Мы тогда пойдём, наверное. Вы, может, к нам как-нибудь загляните.

— Ну, если пригласите, — ответил парень.

Старательно изображая улыбку разведчики быстро вышли со двора и закрыв за собой калитку прижались к забору с внешней стороны, посмотрев сначала друг на друга практически синхронно взглянув на окно второго этажа. После этого изображая естественность в походке, быстро пересекли улицу и с облегчением вздохнули, оказавшись во дворе семелесовского дома.

Когда они поднялись на второй этаж, Крейтон стоял там возле окна, сцепив руки в замок за спиной.

— Вы заметили, какого размера были у него клыки? — с ходу спросил он.

— Да вроде большие, — ответил Кистенёв.

— Вроде? — Мессеир повернул голову и исподлобья посмотрел на Василия. — Кожу его вы хотя бы хорошо разглядели.

— Кожа бледная, — сразу ответил Семелесов. — Но он же выходил на свет.

— Это ещё ничего не значит.

Крейтон резко развернулся и быстрым шагом пошёл в сторону лестницы.

— Наш клиент, будем брать, ещё не хватало соглядатаев прямо у нас под носом, — проговорил Мессеир проходя между Кистенёвым и Семелесовым.

— Мы же ничего о нём не знаем, — сказал Василий, идя вслед. — Мы не можем начинать охоту на каждого, чья кожа нам покажется бледной.

— Вспомни, что я говорил про восточную Карланию, друг мой, — ответил Крейтон спускаясь по лестнице.

— Зона свободного огня, — благоговейно произнёс Семелесов, последним выходя на лестницу.

Действовали как обычно вечером, но на этот раз не в сумерках, а чуть пораньше, рассчитывая выйти без четверти восемь.

— Выходим все втроём, Клементина остаётся дома. Если он следит за нами, то скорее всего должен будет выйти и начать слежку, это наша главная надежда.

— А если он не выйдет? — спросил Кистенёв.

— Тогда будем действовать по обстоятельствам.

— А если выйдет, то мы его на улице и валим? — спросил теперь Семелесов.

— Улица слишком узкая для этого, он будет у нас за спиной и тут же перемахнёт через забор, стоит одному из нас только дёрнуться, С его реакцией и скоростью это не составит труда. Нужно выманить его на открытое место, например к реке.

— У реки сейчас народ может быть, — произнёс Василий.

— Оно и к лучшему, он не сможет на нас напасть.

— А мы сможем в него выстрелить.

— Кто сказал, что мы будем стрелять. Нам нужно будет только плеснуть на него водой, а дальше солнце всё сделает за нас.

— Вот что меня всегда нравилось в тебе, Мессеир, — произнёс Семелесов, — так это проработанность твоих планов, они не оставляют нашим врагам никакого шанса.

— Рад это слышать, — ответил Крейтон совершенно серьёзным голосом.

— А что с ней? — Алексей кивнул на Клементину. — Что если мы уйдём, а он заявится сюда?

В ответ Крейтон только с укоризной посмотрел на него.

— Ах да, приглашение.

Они вышли из дома, как и планировали без пятнадцати восемь, когда солнце только начинало спускаться к горизонту. Жара немного спала, но было светло, и именно на этот свет заговорщики и рассчитывали. Крейтон был одет в свой повседневный чёрный плащ, под которым висели на поясе две короткие шпаги. При выходе из дома Мессеир спросил у Семелесова: взял ли тот пистолет. Достаточно тихо, чтобы со стороны казалось, будто он не хочет быть услышанным кем-то посторонним, но достаточно громко, чтобы это заметил обострённый слух вампира.

Примерно через минуту после того как юноши направились по дороге в сторону реки, в тот момент когда они уже проходили мимо заброшенного дома, между участком их противника и домом Кати, на улицу вышел интересовавший их субъект, надевший на этот раз брюки вместо джинс и белую рубашку без рукавов. Он прогулочным шагом направился вслед за троицей.

— Чёрт, — тихо выругался Крейтон.

— Что там? — обеспокоенно спросил Семелесов, не поворачиваясь не глядя назад.

— Слишком открыто оделся, странно, они обычно так не рискуют. Что-то не так.

— И что теперь делать? — спросил Кистенёв.

— Не знаю, — ответил Крейтон, но тут же его взгляд упал на дом, в котором жила Катя. — Вы в хороших отношениях с той девушкой.

— Вроде да, а…

Крейтон плавно повернулся и направился в сторону калитки, его товарищи, молча двинулись за ним, похоже, догадываясь, что он хочет провернуть что-то подобное прошлому разу.

Они без стука вошли во двор, где их встретило удивлённое лицо Екатерины, стоявшей на крыльце.

— Мы всё объясним, — тут же на ходу заверил её Василий.

— Дело жизни и смерти, — подтвердил Семелесов.

Не останавливаясь, они прошли в дом, и, стараясь не попасть на глаза Катиной маме, которая что-то накладывала на стол, поднялись сразу по лестнице на второй этаж.

— Вы что с ума со… — начала было Катя, когда юноши уже входили в комнату, но тут же осеклась заметив пистолет в руке Крейтона.

— Спокойно, юная леди, мы не причиним вам вреда, только ведите себя тихо, — произнёс Мессеир.

— Кто это такой? — озабоченно спросила девушка у Кистенёва.

— Долгая история.

Крейтон сразу прошёл к окну, и, прижавшись к стенке, посмотрел на улицу из-за занавески, его лицо вдруг нахмурилось. Неожиданно послышался стук в дверь, и Мессеир развернулся, заглянув за край окна, обнаружив, что их преследователь уже входит во двор.

— Что за…

И тут снизу послышался громкий женский голос:

— Катя, к нам пришёл в гости наш сосед Максим, спускайся к столу.

Юноши недоумённо посмотрели друг на друга. Потом Крейтон бросился к лестнице, Кистенёв и Семелесов направились за ним, выхватывая на ходу пистолеты.

Мессеир сбежал на первый этаж. И остановился возле лестницы, стоя спиной к входной двери. Возле стола рядом с родителями Кати, стоял Максим, взгляд которого тут же устремился на Крейтона. Они смотрели друг на друга не долго. Рука мантийца дёрнулась, одновременно с этим широкий круглый кухонный стол подлетел и упал прямо перед Мессеиром, так что пуля вошла прямо в него, расщепив древесину. Тарелки и блюда полетели на пол, со звоном, прерванным только грохотом выстрела и последовавшим криком Крейтона: «На улицу!».

Мессеир бросился к окну, что-то бросив перед собой, разбив стекло, и буквально вылетел из дома, пока его товарищи вместе с девушкой кинулись к входной двери. Приземлившись на землю, Крейтон перекатился и встал возле угла дома со стороны огорода, подняв пистолет. Его противник не заставил себя долго ждать и выпрыгнул из того же окна. Мантиец выстрелил, попал, но этого не хватило. Раненое чудовище вскочило с земли и ринулось на него, не теряя ни секунды, Крейтон выстрелил второй раз, но пуля прошла мимо, попав куда-то в стенку сарая.

Последовал удар, Мессеир отлетел прямо на грядки с морковью и луком, с ужасом осознав, что пистолет вылетел у него из рук и упал дальше, проскользив по земле к самому краю картофельного поля. Не обращая внимания на резкую боль в спине, Крейтон перевернулся на живот, только краем глаз увидев у себя за спиной вампира, и, не вставая, ползком бросился к своему пистолету, вытянув перед собой руку, стремясь достать ею до него. А тем временем, почти одновременно прозвучали ещё два выстрела, то были Кистенёв и Семелесов, стоявшие между домом и сараем.

Тут произошло то, чего ожидать они не могли. Вампир сам выхватил пистолет и выстрелил в их сторону, пуля прошла посередине между юношами, те словно раскиданные какой-то силой бросились в разные стороны. Алексей, укрывшись за верандой рядом с сидевшей на крыльце, зажав уши, Екатериной, а Василий красиво рухнул прямо в заросли крапивы и лопухов, возле передней стенки сарая.

Но этого мгновения оказалось достаточно. Мессеир схватил, наконец, пистолет и тут же развернулся на спину, держа оружие двумя руками, направил ствол вверх под углом, прямо на вампира, который встал рядом, нацелив пистолет на лежащего Крейтона. Они смотрели друга на друга только секунду, как вдруг снова раздался выстрел, и пуля сзади вошла вампиру в левое плечо. Они так и не увидели, кто стрелял, только край взметнувшейся юбки Клементины, мелькнул из-за угла в раскрытой калитке. А Максим наклонился но в ту же секунду, правой рукой направил ствол пистолета Мессеира в сторону так что выстрел ушёл в воздух, после чего кинулся прочь и, перемахнув через покосившуюся ограду, скрылся в зарослях на соседнем брошенном участке.

Вслед за этим всё затихло. Во двор вошла Клементина, держа в одной руке за середину карабин неизвестной в этом мире системы и, всучив его в руки Катиного отца, бросилась в сторону, где лежал на земле Мессеир. За ней подошли и Кистенёв с Семелесовым.

Крейтон медленно поднялся с земли, поддерживаемый за руку женой, и положил руку на плечи Кистенёву, придерживаемый им медленно побрёл обратно с огорода. Алексей и Клементина шли рядом. Когда все четверо проходили мимо Кати с родителями, стоявшими возле крыльца, Семелесов вырвал карабин из рук мужчины, повесил его себе на плечо. Мессеир, продолжая держаться за Кистенёва, повернулся к хозяевам дома, произнеся запыхавшимся голосом:

— Ущерб мы возместим, но не приведи вас ваш Бог, чтобы вы додумались позвать сюда синерубашечников.

После чего он вновь повернулся и вместе с Василием поковылял в сторону двери на улицу.

— Под синерубашечниками он имеет в виду полицию, — пояснил Семелесов Сидоренковым, продолжавшим стоять с опешившими лицами.

Когда они вышли на улицу, Мессеир тут же встал, опершись на один из столбов, державших одновременно и фонари линии электропередач.

— Ну как живой? — спросил его Семелесов.

— Бывало и хуже. Хреново, что он ушёл, — ответил Мессеир, кашлянув.

— Хорошо, что вы выжили, — проговорила Клементина, стоя рядом.

Через пять минут Крейтон встал и пошёл сам. Держа наготове пистолеты, они прошли по улице и вошли во двор семелесовского дома. Алексей, шедший последним, только закрыл за собой дверь, как вдруг заметил, что все остановились. На бетонном пороге возле входной двери, сбоку от коврика, сидел с двумя пулевыми ранениями в плече, тот самый вампир, которого они только что упустили. Крейтон тут же словно на автомате поставил Клементину себе за спину, одновременно дёрнувшись ей навстречу, при этом подняв пистолет, направив его на нежданного гостя. Его друзья встали рядом с ним и тоже направили своё оружие на вампира. Тот только поднял глаза и осмотрел их всех исподлобья, проговорив тяжёлым голосом:

— Ну как, сразу будете стрелять, или сначала разберётесь?

 

Глава восемнадцатая. КУРС НА СЕВЕРО-ЗАПАД

Тускло горела лампа под потолком, прикрытая абажуром с длинной бахромой, освещая комнату золотистым приглушённым светом. Крейтон сидел боком к столу, заложив ногу за ногу и положив руку с пистолетом на колено, держа палец возле спускового крючка. Его жена стояла рядом, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Кистенёв стоял с заинтригованным выражением лица возле места во главе, а рядом Семелесов хмурился, злобно смотря на их гостя, в руке он сжимал пистолет, которым бы уже наверняка бы воспользовался, если бы не местоположение его цели.

А целью и по совместительству гостем был Максим, сидевший на отодвинутом стуле, спиной к серванту, ковыряясь пинцетом в ране на левом плече. Наконец он достал пулю в оплавленной серебряной рубашке и, облегчённо вздохнув, бросил её вместе с пинцетом на стол, запахнув свою расстёгнутую рубашку. Василий от этого невольно поморщился, не зная, что задело его больше: то как он представил, какая температура должна была быть в области пулевого ранения, чтобы оплавить серебро, или то сколь грубо вампир вытаскивал эту пулю из себя обычным пинцетом. А вот остальные как-то смотрели на это через чур спокойно так что Кистенёву стало даже не по себе.

— Ваше имя, — строго спросил Крейтон, пристально смотря прямо в глаза парню.

— Максим Монетников, — ответил тот, исподлобья посмотрев на мантийца.

— Настоящее имя.

— Думаете, я его помню, — Макс выпрямился и откинулся на спинку стула. — Я не многое могу вспомнить из своей прошлой жизни. В шестнадцатом веке я был английским купцом одним из первых кто начал торговать тогда в России, и больше я вам о моём существовании человеком ничего не скажу, бессмертие приучает забывать всё, что только можно забыть, чтобы не сойти с ума.

— Так вы англичанин? — спросил Кистенёв, сам удивившись своему вопросу.

— Я был англичанином в прошлой жизни, наш вид национальности не имеет, — равнодушно ответил Максим. — Но вот дни после моего второго рождения я помню прекрасно, такое забыть невозможно, хотя я бы дорого за это отдал. Я очнулся где-то в предместьях Москвы, уже укушенный, и всё тело горело огнём. Я не знал что со мной, я не знал где я, с трудом связывая на местном языке пару фраз. Но это было не самое страшное, самое страшное началось тогда, когда я почувствовал жажду. Я долго противился ей, пока она не стала невыносимой, если бы вы знали это чувство, не одному человеку, даже на последнем издыхании в пустыни так не хотелось воды как мне тогда крови. Я пробовал крыс, потом перешёл на кошек и собак, но какая же это всё была гадость, не удивляюсь что все вампиры презирают своих собратьев живущих только за счёт животных. Но убивать людей я боялся, я пытался выслеживать бродяг в переулках, но в последний момент, жуткая нерешительность обволакивала тело и сковывала меня по рукам и ногам.

Тут вдруг упырь замолчал, и сделал несколько глубоких вздохов, окинул собравшихся напряжённым взглядом и продолжил свой рассказ.

— Я думал: где можно законно убивать людей и самое главное, где льётся столько крови, что никто не заметит, если кто-нибудь выпьет пару глотков. Война. Мне повезло — ваш царь, тогда как раз собирал армию, куда шли люди со всей страны, и мне не составило труда затеряться среди них. Так что зимой одна тысяча пятьсот шестьдесят третьего года я вместе с тремястами тысяч человек пошёл в поход на Полоцк. Это была моя первая кампания, но за ней вскоре последовали и другие. Я брал Полоцк вместе с войсками царя Ивана и Шлиссельбург вместе с царём Петром. Под командованием Суворова я оборонял Кинбурнскую косу, а потом под его же командованием дрался при Рымнике, брал Измаил и Варшаву, да, то были славные времена. Кровь турков была на вкус так себе, поляки и французы были куда вкуснее, но самое веселье было спустя почти двести лет после моего перерождения, в пятьдесят четвёртом в Крыму: англичане, французы настоящий шведский стол, но особенно меня радовали итальянцы, сардинцы, хотя их-то, к сожалению, было мало. Я был в самом пекле, Инкерман, Чёрная речка, почти каждую ночь вместе с отрядами разведчиков я покидал лагерь и специально терялся из поля зрения моих товарищей. А там уж все позиции союзников превращались в мои охотничьи угодья, и тут я мог себя не сдерживать, сколько бы крови не выпил, они везли из-за моря ещё и ещё пушечного мяса и крови для меня. Тысячами их солдаты погибали от чумы и при бесплодных атаках на бастионы защитников, разве кто мог заметить мои скромные на этом фоне трапезы. И каково было моё разочарование, когда они всё-таки решили сдать город. К тому времени война перестала быть для меня просто источником пропитания, я начал получать от этого удовольствие.

Тут он вдруг снова замолчал, и на его лице мелькнула тень улыбки.

— Видели бы вы глаза этих немцев, в Польше в девятьсот пятнадцатом, когда я выпрыгнул прямо перед ними из облака ядовитого газа, с двумя саблями и принялся рубить ими с такой скоростью, на которую не способен ни один человек. А только глаза их я и видел сквозь широкие стёкла противогазов, в них читался не просто испуг, а настоящий первобытный ужас, когда они всадили в меня два десятка пуль, а я, только ухмыляясь, слизывал кровь их товарищей, со своих клинков. В сорок первом я вернулся в Крым, на этот раз под Керчь, как раз в то время, когда маршал Манштейн решил поохотиться там на дроф. Я впоследствии читал его мемуары, он большой выдумщик. Мне удалось прикинуться мёртвым, благо три пулевых ранения, два из которых должны были быть смертельными для человека, без проблем убедили в этом фрицев. От своих меня отделяла узкая полоска пролива, но она была непреодолимой для меня и мне пришлось ползти, через степь до Перекопа, перекусывая иногда змеями, полевыми мышами и немецкими патрулями, пока я, наконец, не добрался до линии фронта на Украине. За последние четыреста с лишним лет я поучаствовал во всех кампаниях, в которых смог, и теперь меня уже влечёт туда не столько жажда крови сколько интерес. Я привык к этому, а тут вдруг на тебе и все нормальные войны закончились. А мне уже полюбилось всё это. Нет не страх смерти, свинец меня всё равно не брал, и я никогда не мог понять тех парней, с которыми нас поднимали на пулемёты. Всё что мне грозило это неприятная щекотка, и я знал, что буду жить дальше, смерть была для меня словно горизонт, я был уже не прочь умереть, но она всё отдалялась от меня, только маяча так близко и так далеко. А вот тех, кто был рядом, она настигала нещадно, и чёрт меня побери, если я мог хоть на одну десятую понять что эти люди чувствовали в тот момент, когда я словно музыку слушал разрывы снарядов и стрёкот пулемётных очередей.

И вот тут Кистенёв почувствовал, что ему стало дурно. Ему показалось, будто воздух стал каким-то спёртым, и в комнате стало душно, так что было невозможно дышать. Он пытался осознать то, что говорило это существо, выглядящее как обычный молодой человек, и как всё это контрастировало с его лицом абсолютно серьёзным и даже печальным, так что Василий даже в мыслях не мог назвать рассказчика сумасшедшим. Он всё ещё стоял прямо, стараясь не подавать виду, хотя уже можно было заметить как он всё сильнее и сильнее цепляется за спинку стула, опираясь на неё.

— Занятно, — флегматично произнёс Крейтон. — У вас действительно интересная биография, но теперь главный вопрос: зачем вы здесь?

— Вы удивитесь и не поверите мне.

— Это мы решим сами.

— Хорошо: я здесь чтобы помочь вам.

Крейтон едва заметно улыбнулся.

— Поздравляю. Я и вправду удивлён и не верю вам. Зачем?

— Будем так говорить: у нас есть общие друзья и общие враги.

— Допустим. И чем же ты собираешься нам помочь.

— Для начала расскажите: каков ваш план?

— Составление планов имеет один существенный недостаток, они могут быть просчитаны твоими врагами. Импровизация этого недостатка лишена.

— Врёте, хотя оно и понятно.

— И ещё один вопрос, — вставил Семелесов. — Почему вы не боитесь солнечного света?

— А почему я должен его бояться? Потому что я вампир? Что за дурацкая привычка у людей всё чесать под одну гребёнку. Боязнь света действительно распространена среди нашего вида, ей подвержены едва ли не девяносто девять процентов от популяции, но не сто. Вампиры так же различаются между собой, как и люди. Некоторые живут в кланах, другие поодиночке, третьи формально состоят в кланах, но, по сути, редко с ними контактируют и живут как одиночки. И да, как вы заметили, я не разделяю предубеждений большинства моих собратьев по отношению к огнестрельному оружию. И, тем не менее, для меня куда легче выйти на контакт, хотя бы косвенный с вашими противниками, чтобы слить им дезинформацию.

— Дезинформацию? — с интересом спросил Крейтон.

— Да, господа. Тот клан, против которого вы действуете, достаточно слаб, но на вас хватит. Убить главу не трудно, уверен его приближённые сами бросят его перед вами, пристрелят, а потом всё свалят на вас, но вы недолго переживёте их предводителя. Возможно, вам даже удастся убить несколько особей из клановой верхушки, но свято место пусто не бывает. Если вы хотите получить медальон и остаться в живых, то вас устроит только один вариант: физическое устранение всех членов клана, полностью включая его старейшин. Устранять их по одному для вас не вариант, поэтому нужно сделать так чтобы клан собрался в одном месте и там накрыть всех сразу. Но чтобы клан собрался, нужен весомый повод, куда весомее, чем три школьника застрелившие одного из его бывших членов.

— Например?

— Сколько бойцов ордена находится в области? Только честно.

— По меньшей мере, двое.

— Прекрасно, это можно будет хорошо преподнести. То, что вы решили заставить искать вас оборотней, чтобы как я понял заманить их сюда и столкнуть лбами с вампирами идея хорошая. Парадоксально мыслите, мне нравится. Но, чтобы она сработала, мало просто пару раз выстрелить в одного из них.

— То есть ты хочешь помочь нам заманить весь клан в ловушку, и что от нас требуется? — спросил Мессеир.

— Пока что просто не стрелять в меня, дальше посмотрим. И, надеюсь, в решающий момент у вас будет что-то посерьёзнее трёх пистолетов и фирменного мантийского пафоса.

— Если эти упыри действительно соберутся на своё собрание, то мы устроим им такую вечеринку с зарубежными гостями и огненным шоу, что Восточная Карлания, померкнет рядом с этим, слово мантийского офицера.

— Да мне-то собственно на это плевать, мне ничего не стоит уйти в любой момент, просто я настроился, как следует развлечься, вечная жизнь требует всё время искать новые способы развеять скуку, и со временем делать это всё труднее.

Сказав это, он поднялся, застегнул рубашку и направился к выходу. За окном уже стемнело. Трое юношей встали на пороге, провожая вампира взглядом.

— А правило насчёт приглашений тоже не на всех вампиров распространяется? — вдруг спросил Семелесов.

— Ну что ты. Вежливы мы все без исключения, ибо вежливость города берёт, поверь мне, — ответил Максим, встав, посерди двора.

Он поднял руку, щёлкнул пальцами и вдруг начал расплываться, словно таял, постепенно теряя форму, пока не превратился в облако белого тумана, которое расползлось по земле и через щели в заборе всё улетучилось на улицу.

— И ты собираешься ему доверять? — шёпотом спросил Семелесов.

— Вычеркни это слово из своего словаря, — проговорил в ответ Крейтон. — Дружба, основанная на правиле враг моего врага, обычно заканчивается с исчезновением общего противника. Но это потом, сейчас пора заняться делом.

Двое товарищей удивлённо посмотрели на Мессеира, пытаясь понять, что он имеет в виду.

Примерно через пятнадцать минут Крейтон уже что-то чертил на земле во дворе длинной палкой, некогда бывшей стволом осины. Он держался за неё двумя руками, старательно погружая кончик в землю так чтобы как можно чётче провести линию, которую, впрочем, всё равно не было видно в темноте. Семелесов стоял чуть в стороне с недовольным видом, засунув руки в карманы. А рядом с ним зевая время от времени стояла Клементина. Кистенёв в это время находился со своим телефоном на втором этаже дома, где с горем пополам можно было подключиться к интернету.

— Ты скоро там? — крикнул ему Крейтон, поставив палку на землю, начертив два квадрата лежавшие наискосок.

— Сейчас, уже почти загрузилось, — послышался голос из дома.

Через минуту на улицу выбежал сам Василий с телефоном в руках, и подбежав к Мессеиру протянул его ему в руки.

— Не думал, что в интернете есть электронная версия манускрипта Войнича, — проговорил угрюмым голосом Семелесов.

— В интернете всё есть, — уверенно ответил Кистенёв.

Крейтон прижал палку к себе подмышку и, осторожно взяв телефон начал быстро листать приговаривая: «Не то, не то…». Потом вдруг остановился, спросил у Кистенёва как увеличить и когда тот ему показал, попросил подержать телефон, а сам взял палку и пошёл чертить дальше, на этот раз, рисуя что-то замысловатое, несколько раз задумываясь, куда сделать закорючку и, пару сверяясь с телефоном.

— И ты здесь что-то понимаешь? — удивлённо спросил его Кистенёв.

— Конечно, это очень простой язык, а сама книжка весьма безобидная, со стороны очень смешно выглядит та шумиха, которую подняли вокруг неё.

— И что я тут делаю, — произнёс Семелесов. — Мне же вера не позволяет этим заниматься.

— Тогда и стой спокойно в стороне и не говори под руку, — ответил Мессеир, не глядя на него.

Он прочертил по дуге и ушёл куда-то в сторону, где стояли Алексей с Клементиной, так что ему пришлось тихо скомандовать: «Отойдите-ка в сторону». Через пару минут Мессеир закончил свою работу и на земле остался причудливый замысловатый узор.

— Воды, — скомандовал Крейтон.

Клементина повернулась и быстрым шагом направилась в дом и вскоре вернулась, неся в руке старую железную кружку с водой. Крейтон тем временем насыпал маленькую земляную кучку возле угла нарисованного квадрата. Кружку он поставил возле второго угла, после чего вновь скомандовал:

— Зажигалку.

Когда Кистенёв подал ему зажигалку, Мессеир воткнул её в землю возле третьего угла и оставил стоять горящей.

— Теперь самое главное, — произнёс мантиец, протягивая в сторону руку.

Тут же Клементина протянула ему маленькое белое блюдце, взятое из серванта. На нём лежало чуть побитое зелёное яблоко. Крейтон пристально посмотрел на него оценивающим взглядом и поставил в центр рисунка. Потом приподнялся, окинул всё ещё раз, взглядом проверяя и пробормотав что-то под нос, из чего можно было только разобрать: «Так, воздуха тут полно…» заключил, потирая руки:

— И так сойдёт.

Он присел на одно колено, достал нож и уколол палец, так что капля крови упала на яблоко. Мессеир склонился над ним, шепча что-то на неизвестном языке, потом резко встал и отошёл в сторону, разведя руки, как бы призывая остальных отойти подальше.

Все уставились на яблоко. Поначалу ничего не происходило, но потом яблоко вдруг задрожало, повернулось набок, перекатилось и стало кататься на блюдце по кругу. Семелесов только перекрестился, прошептав: «Пресвятая Богородица». Кистенёв вовсе стоял, не веря своим глазам, Клементина только протяжно зевнула, и лишь один Крейтон радовался, потирая руки. Он медленно подошёл и поднял блюдце с всё ещё катающимся по нему яблоком с земли.

— А мы там что-нибудь сможем увидеть в самом блюдце, — неуверенно спросил Семелесов.

— Для этого придётся омыть всю тарелку человеческой кровью, — проговорил Крейтон. — Хочешь, давай пальчик.

Алексей в ответ на это предложение только промолчал. А Мессеир что-то прошептал яблоку, оно остановилось, прижавшись к краю дна блюдца, приподнявшись так, словно кто-то тянул его несильно в сторону. Крейтон, держа блюдце ровно, медленно повернулся и яблоко, чуть перекатилось, так что оно словно стрелка компаса находилось от центра всегда с одной стороны, наискосок указывая в сторону забора. Крейтон поднял его на уровень глаз, и довольно улыбнувшись, объявил:

— Поздравляю вас, друзья мои, у нас есть курс. Мы идём на Северо-запад.

 

Глава девятнадцатая. В СЕРДЦЕ ТЬМЫ

Они выходили рано утром, когда только рассвело и солнечные лучи ещё не прогрели воздух. На всех троих были высокие сапоги, Кистенёв и Семелесов были одеты в лёгкие ветровки, и старые джинсы, за плечом у них было по походному рюкзаку, а в руках каждый из них нёс по карабину Симонова. На Крейтоне как всегда был его чёрный плащ, он один не нёс рюкзака, повесив за ремень на плечо тот самый карабин, прихваченный им из своего мира.

Клементина проводила их до выхода на улицу, оставшись стоять возле калитки. Мессеир чуть отстал от своих друзей оставшихся ждать его в нескольких метрах впереди, чтобы попрощаться с ней как делал это всегда. Он чуть приобнял её свободной рукой, второй придерживая карабин, поцеловал в верхушку лба и громким шёпотом проговорил:

— Пока мы не вернёмся, не выходи из дома, пистолет держи всегда при себе, не бойся, я скоро.

После он развернулся и вышел на дорогу, к Кистенёву с Семелесовым, которые пропустили его вперед, и пошли следом, а Клементина осталась стоять, прислонившись к воротам, провожая троицу тяжёлым взглядом.

А юноши пошли к реке, спустившись возле моста они прошли вдоль берега по просёлочной дороге до того места, где в зарослях на берегу находилась старая деревянная лодка, привязанная цепью к проржавелой железной рейке воткнутой в землю, едва различимой в густой траве.

Перепилить цепь оказалось не так трудно, как казалось сначала, благо ножовка была хорошая, и через двадцать минут заговорщики, забросив в лодку свои мешки и оружие, отталкивали её от берега. Семелесов запрыгнул последний, звонко плеснув сапогом возле самой кромки воды, и присел на корме.

— А кто хозяин лодки? — спросил Крейтон, когда лодка по инерции уже чуть отплыла от берега.

— Считай что никто, — ответил Василий, беря в руки вёсла.

— Дед Прохор, царствие ему небесное, — послышался с кормы голос Семелесова.

— Понятно.

До устья Демьянки шли быстро по течению, дальше стало труднее. По мере того как солнце поднималось, становилось всё теплее, и день похоже обещал быть жарким, так что уже к десяти часам Кистенёв и Семелесов сняли куртки, и только Мессеир не хотел оставаться без своего плаща.

— Ты бы хоть что-нибудь сказал, — произнёс Крейтон, недавно севший за вёсла. — А то всё сидишь, молчишь.

— А что не так? — спросил разлёгшийся на корме Семелесов, изображая удивление.

— Ничего особенного. Просто в последний раз я вот так на лодке плавал с Клементиной. Больше года назад на пруду в центральном парке Иссельдара. Вот она точно также сидела и молчала, поэтому, пожалуйста, или спой или скажи хоть что-то.

— Зря ты сказал насчёт «спой», — предупредил Кистенёв. — Он же сейчас реально запоёт.

— Заткнись, Кистенёв, — крикнул Семелесов, и затянуло отрывисто, но мелодично. — Погоди, погоди, на часы посмотри. Вот опять голову потеряла Москва…

— Вот я же говорил. Хотя согласен, если вы с ним опять будете говорить о тщетности саморазвития, то пусть поёт.

— И чем тебе не угодили эти разговоры, — спросил Крейтон продолжая грести.

— Да мне сама философия ваша нравится.

— Это Стратагема Феникса, — вдруг ответил Семелесов, зачерпнув воду за бортом.

— Что? — удивлённо спросил Кистенёв, выглядывая из-за плеча не менее удивлённого Крейтона.

— Чем сильнее ты чего-то желаешь, тем труднее это получить, поэтому стремиться нужно всегда к противоположному твоей истинной цели, в этом вся суть, — ответил Семелесов пропуская воду через пальцы. — К перерождению через обращение в пепел, к возвышению через падение ниц, через саморазрушение к вечной жизни.

Крейтон только улыбнулся и продолжил грести.

Края леса они достигли примерно через час подъёма по Черноголеевке. Когда лодка подошла к тому месту, где по берегам поле сменялось стеной густого лиственного леса посередине разрезанного руслом реки, Мессеир попросил Кистенёва сменить его на вёслах и встал спереди, достав блюдце с яблоком, служившее им вместо компаса.

— Нам действительно нужно плыть туда, — спросил Василий оборачиваясь.

— Именно, друг мой.

Кистенёв только тяжело вздохнул и недовольно посмотрел на Семелесова, которому, по-видимому, было на всё плевать, и он спокойно сидел на корме, смотря куда-то вдаль и вверх.

Сначала не происходило ничего особенного, лес по берегам уже не выглядел угрожающим. Давила только тишина. Из леса было слышно разве что негромкое пение птиц, в остальном над водой царило леденящее душу спокойствие, так что обычный плеск воды и скрип уключин казались жуткими, и раздававшееся время от времени в прибрежных зарослях шуршание или плеск, заставляли вздрагивать всех кроме разве что Крейтона привычного к вещам и похуже.

Впервые они увидели цель своего путешествия, когда лес по берегам немного отступил, и на пологих склонах холмов зазеленели поля, поросшие высокой травой. Первым его заметил Мессеир, который чуть приподнявшись, довольно произнёс:

— Вот он, красавец.

Его друзья тут же повернули головы в ту же сторону и действительно увидели над кромкой растущего на холме леса медленно двигавшуюся жирную тёмную точку. Семелесов тут же бросил вёсла и приподнялся, отчего лодка угрожающе закачалась, Кистенёв схватил ружьё.

— Успокойтесь, друзья мои, он от нас далеко, — флегматично произнёс Крейтон. — И положи оружие на место, Вася, для него эти пули всё равно, что мелкая дробь, не пробьют даже чешую.

— Тогда зачем мы их взяли?

— В этом лесу полно ещё всякой дряни. А чтобы убить дракона, нужен как минимум «Стингер» или «Игла», с мечом на них ходят только в сказках.

— Есть ещё вариант, сразу прилететь на тяжёлом штурмовом вертолёте с установленными ракетами «воздух-воздух», но это всё мечты, — сказал Семелесов, садясь обратно за вёсла.

— Или чисто мантийский вариант: дирижабль жёсткой конструкции, — добавил Мессеир.

После Крейтон несколько раз сверялся с картой и с яблоком, сделав вывод, что скоро нужно будет выходить на берег.

И выходить действительно вскоре пришлось, когда на берегу появились странные холмики поросшие травой, из-под которых местами виднелись почерневшие брёвна, оставшиеся видно от стоявших там домов. Крейтон приказал причалить и все трое отправились осматривать это странное место. Ружья держали наготове, хотя в округе, похоже, не было ни одной живой души. Между остовами домов ещё проглядывали улицы, теперь заросшие травой и редким лесом. Несколько раз встречались полуразвалившиеся каменные печи, с которых уже слетела почти вся побелка, а местами рассыпался и кирпич.

Приказав стоять своим друзьям на месте, Мессеир отошёл куда-то в сторону, зашёл внутрь развалин одного из домов, послышался треск, ветхого дерева, когда он расчищал вход и через минуту Крейтон вернулся к своим, держа в одной руке карабин, во второй старую фарфоровую чашку, всю в грязи, со сколотым краем.

— Люди уходили отсюда в спешке, — заявил он уверенно. — Посуда, похоже, ещё стояла на столах.

Мантиец отбросил чашку в траву и, пройдя мимо Кистенёва с Семелесовым, зашагал в сторону лодки.

— Да что здесь произошло, чёрт побери? — спросил Василий.

— Всё что я могу сказать так это то, что здесь был пожар.

— То есть эта деревня отчего-то загорелась.

— Или от кого-то.

— Думаешь, здесь был дракон?

— Вряд ли, костей не видно, люди уходили торопясь, но уйти всё же успели, далеко ли это отдельный вопрос. Хотя тела могли и унести.

— Странно, — проговорил Кистенёв. — Почему я ни разу не слышал про это место?

— Таких деревень брошенных по всей стране видимо-невидимо. А тут сама деревушка небольшая дворов двадцать не больше, — вставил Семелесов. — Да и местечко странное, кто мог здесь поселиться. Даже церкви нет.

— Какая разница, — проговорил Крейтон, двинувшись к реке. — Нужно проплыть ещё версту другую, а там можно будет разбить лагерь.

В лодку возвращаться не хотелось, но и оставаться в брошенной деревне желания не было. Так или иначе, когда холмики с торчащими брёвнами, исчезли за поворотом реки, Василий почувствовал явное облегчение. Не дожидаясь пока можно будет вновь пристать к берегу, решили перекусить прямо на лодке, в момент, когда сменялась очередь грести, так чтобы не прерывать плавания, а есть по очереди.

— Я вот только одного не понимаю, Мессеир, — заговорил Кистенёв, сидя на вёслах. — В вашем мире умеют дрессировать драконов?

— Говорят, умели раньше, когда они ещё водились в Горнии и Ангельдарии.

— Они вымерли?

— Ну что ты. Улетели за море на другие континенты и, в особенности, к пылающим островам, далеко на юге, куда не осмеливаются отправляться даже кархейские броненосцы. Есть один способ остановить дракона, — Мессеир сделал характерный жест рукой с оттопыренными двумя пальцами, словно прочерчивая дорожки от глаз. — Нужно посмотреть ему в глаза, и смотреть пристально, не отрываясь, тогда он не нападёт.

— И тогда можно будет его поймать? — неуверенно спросил Кистенёв, которому вдруг стало не по себе от взгляда Крейтона.

— Если не сойдёшь с ума, — флегматично ответил тот.

— А это вероятно? — спросил Семелесов.

— Практически гарантировано.

— Тогда какой в этом смысл?

— Никакого. Только немногие способны заглянуть им в глаза и остаться в рассудке, говорят, на это был способен Матиас второй, в те времена драконы ещё залетали на земли людей, пока те не стали господствовать в воздухе. Но наша задача закрыть ему глаза, а не смотреть в них, здесь в лесу это должно сработать, у драконов широкие кожистые крылья, которые они очень бояться повредить, а когда вокруг столько деревьев это проще простого, особенно когда ничего не видишь.

Мессеир вдруг затих и дал знак поворачивать к берегу возле небольшой заводи. Заговорщики вытащили лодку на берег и достали оттуда все припасы. После того как Крейтон отметил это место на карте и ещё раз сверился по яблоку на блюде, к которому теперь даже Семелесов относился как к обычному компасу, хотя дотрагиваться до этого компаса не желал из принципа. Время близилось к четырём часам пополудни.

— Мрачноватое место, — проговорил Кистенёв, вешая на плечо СКС.

— Лес как лес, — ответил Мессеир.

Алексей остановился, глянув в чащу и пробубнив себе под нос между делом: «Кто родился в день воскресный: получает клад чудесный». После чего закинул за спину рюкзак, поправил ружьё и пошёл вслед за остальными мимо кустов растущих у края над кромкой воды.

— И всё-таки Крейтон я не понимаю одного, — начал Семелесов, когда они стали цепочкой подниматься по невысокому склону возле берега реки. — Ты говоришь, что они улетели с континентов, населённых людьми почему?

— Не знаю, наверное, они нас не любят, — ответил Крейтон, тяжело вздохнув и сделав паузу, добавил. — Драконы странные существа, это не обычные животные, это… это скорее…

— Чудовища? — вставил Семелесов.

— Именно. Наш век смешон для них, как и мы сами. Мы слишком мелки даже для того, чтобы быть их пищей. Они жили на наших землях ещё до расцвета человечества и правили там, где ныне правят люди, и впоследствии они вернуться, чтобы править там, где правил человек.

— Так вот отчего их взгляд сводит с ума.

— Когда увидите его, лучше прячьтесь, если кто и сможет заглянуть в его глаза, то точно не мы.

— Но разве человек не страшнее чудовища.

— Человек? — Крейтон вдруг остановился и повернулся лицом к Семелесову. — Человек да, но где, щенки, вы здесь видели людей.

И через пару минут, словно в подтверждение слов мантийца они наткнулись на обожженный лес. Стволы и трава были обуглены, вся земля была засыпана пеплом, и многие деревья рухнули, так что здесь было светлее, чем в остальном лесу. Едва троица подошла к краю выжженной земли, как вслед за Крейтоном все остановились, встав в ряд, не желая делать ни шагу дальше.

Лес был выжжен полосой, метров двадцать-тридцать в ширину и полтораста в длину. Крейтон первым двинулся вперёд, он был единственным кто удивившись сначала, потом смотрел вокруг равнодушно, а вот его друзья пошли дальше не сразу, озираясь по сторонам так будто боялись что сейчас один из этих чёрных стволом обломиться и рухнет прямо на них.

— Почему лес не загорелся дальше? — спросил Кистенёв.

— Откуда мне знать, — бросил Крейтон.

Постепенно ощущение времени начинало теряться, и только светлое пятно в том месте, где из-за крон густо растущих деревьев светило солнце, медленно, но верно спускавшееся к горизонту и жуткая усталость давали понять, что дело идёт к вечеру. Мессеир шёл, не останавливаясь, только пару раз позволив сделать привал, хотя сам он почти не садился, а продолжал стоять, пытаясь по своему яблочному компасу понять в какую сторону они должны идти. Кистенёв с Семелесовым почти не задавали ему вопросов. Василию после того как они наткнулись на выжженный лес, уже начало казаться что если они вернуться, домой так и не встретившись с этой летающей ящерицей, то это будет далеко не самым плохим результатом.

К вечеру заговорщики, наконец, вышли из леса и очутились на берегу небольшого лесного озера.

— Прелестно, — вдруг произнёс Семелесов. — Теперь хотя бы можно будет искупаться.

Крейтон ничего ему не ответил и только чертыхнулся про себя. Кистенёв тут же направился к воде, скинул рюкзак и карабин, припал на одно колено и, зачерпнув воды в горсть, умылся. Семелесов с Крейтоном о чём-то начали разговаривать у него за спиной, но вдруг замолчали, это почему-то насторожило Василия, он остановился, уставившись на собственное отражение в воде, сквозь которое виднелся песок на дне. Вдруг низкий монотонный рёв раздался с того берега и сердце юноши замерло. Борясь с оцепенением, он медленно поднял глаза.

Он летел за озером, над кромкой леса на фоне розовеющего неба. Медленно и величественно он взмахивал широкими крыльями. Его голова и тонкая шея были едва различимы издали, и длинный хвост длинный хвост немногим короче туловища колебался в такт взмахов крыльями.

Кистенёв смотрел на него секунды две, потом словно неведомая внешняя сила отбросила его в сторону и кинула в заросли. Ненадолго он забылся и пришёл в себя только когда оказался между деревьями весь в траве и листве, за спиной у Крейтона и Семелесова, отошедшего чуть в сторону от него, попятившись назад.

Дракон вдали сделал поворот в воздухе, показав на мгновение плоскость крыльев, и полетел прочь навстречу заходящему солнцу. А Крейтон только засмеялся, повернувшись и посмотрев на Кистенёва.

— Ну как? — произнёс он довольно. — На монете он выглядел не столь устрашающе.

— Это же… он… — заплетающимся языком проговорил Василий, пальцем указывая в сторону, куда улетело чудовище.

— Мы ему безынтересны, не думаю, что он нас заметил, — флегматично ответил Крейтон, и пошёл в сторону, направившись сквозь заросли кустарника вдоль берега. — Пора уходить отсюда, скоро стемнеет, здесь нежелательно ночевать у воды.

Кистенёв медленно пошёл к берегу, чтобы забрать рюкзак и карабин. Семелесов оставался стоять на месте, глядя куда-то неопределённо вдаль, и только произнёс: «Невероятно», когда Кистенёв проходил мимо него.

Они разбили лагерь в паре сотен метров от берега. Крейтон так и не объяснил: почему нельзя спать возле воды, но никто его и не спрашивал, здесь в лесу они понимали, что лучше слушаться мантийца. Все сумерки собирали хворост и сучья для костра, которые складывал Мессеир, потом разжёг, оставив большую часть собранного про запас на ночь.

— Дежурим по очереди, я первый, — произнёс Крейтон, когда над лесом уже сгущались вечерние сумерки. — Спите, друзья мои, завтра нам потребуется много сил.

— А сколько дней нам по этому лесу шастать? — спросил Семелесов, ложась.

— Как получится.

— Ясно, — проговорил Алексей, уже закрывая глаза. — В субботу финал лиги чемпионов, надеялся — мы вернёмся.

Крейтон, стоявший рядом с карабином за плечом, только взглянул на него и тихо проговорил: «Мне бы твой оптимизм».

Все кроме Мессеира ночевали в лесу по сути первый раз. Семелесов провалился в сон сразу, Кистенёв ещё немного поворочался, время от времени прислушиваясь к лесным звукам, хотя их практически полностью заглушал размеренный треск костра, только время от времени уханье филина доносилось из тёмной чащи, заставляя юношу замирать. Благо вид стоявшего с винтовкой Крейтона, пристально всматривавшегося куда-то в темноту, действовал успокаивающе, и скоро Василий сам не заметил, как провалился в сон.

Семелесова разбудил Кистенёв, когда подходило его время дежурить. Солнце ещё не думало появляться, и только луна слабо пробивалась из-за стволов и крон деревьев. Алексей поднялся нехотя и не сразу. Кистенёв помог ему подбросить в догоравший костёр ещё сучьев и улёгся обратно на ворох лапника и мха, досыпать и как видно заснул на этот раз почти сразу.

Семелесов присел возле костра и протяжно зевнул, поставив СКС прикладом на землю и прихватив ствол на изгибе локтя. Он взглянул сначала на Крейтона, спавшего укрывшись своим плащом, затем на обступавший со всех сторон лес и наконец на тянувшее свои языки кверху пламя костра, медленно пожиравшее только, что брошенные туда сучья.

Сквозь одежду приятно холодил металл винтовки, и костёр отогнал неприятную зябь, так что теперь Семелесову было почти уютно и даже тёмный лес вокруг пугал не так сильно. Всё было бы хорошо, если бы так не тянуло в сон. Семелесов знал хорошо по своему и чужому опыту, что зачастую, когда тебе надо заснуть прямо сейчас, чтобы выспаться до завтра, то можно ворочаться хоть всю ночь и быть не в одном глазу, но стоит только тебе ночью быть там, где спать нельзя категорически, то не дай Бог, ты будешь пытаться не спать и насилу держать глаза открытыми, потому что стоит только сомкнуть веки, и ты откроешь их в лучшем случае на утро или через пару часов. Да к тому же свежий воздух, усталость и царившая в лесу тишина отнюдь не отгоняли дремоту.

Он взглянул на небо где между деревьями, стоявшими, словно стенки колодца вокруг полянки, на маленьком клочке неба мерцали звёзды, среди которых отчётливо выделялся ковш Большой Медведицы, у которого кончик ручки был скрыт за колышимыми ветром верхушками берёз. И Семелесов отчего-то стал непроизвольно бормотать себе под нос: «Slumber, watcher, till the spheres, Six and twenty thousand years… — он зевнул, прикрыв рот тыльной стороной кулака и произнеся по инерции, — Have revolv» d, and I return…», одумался и, встряхнув головой, понял, что ничего хуже этого не могло прийти на ум когда борешься со сном, после чего тихо запел: «Как бессонница в час ночной…».

Неожиданно треск ветки привёл его в чувство и только тут Семелесов понял, что задремал на несколько минут. Он выпрямился и окинул взглядом их небольшой лагерь, с успокоением обнаружив, что его друзья всё ещё спят на своих местах, костёр продолжает потрескивать, и вещи лежат, где лежали. Но только он успокоился, как из чащи вновь донёсся странный шорох, непохожий на шорох верхушек деревьев колышимых ветром. Потом снова треснула палка, и Алексей насторожился, взял в руки карабин и стал подозрительно оглядываться по сторонам. Вдруг он почувствовал в воздухе сладковатый аромат похожий на запах цветочного нектара.

Откуда-то из темноты донёсся негромкий смех и тут же утих. Едва ли бы в подобной ситуации Семелесов не вскочил и не поднял тревогу, но сейчас он отчего-то был уверен, что ничего страшного не произойдёт. Смех послышался снова, и юноше показалось, что он зовёт его, только его одного и спящих рядом товарищей это касаться не должно. Появилось отчётливое ощущение, что там из-за кустов кто-то пристально и с интересом смотрит на него Семелесова.

И юноша вдруг встал, ощущая в голове приятный дурман, медленно пошёл в сторону деревьев, держа карабин в опущенных руках. Поначалу он шёл почти вслепую, но вскоре глаза привыкли к темноте, и Алексей стал различать вокруг стволы деревьев, заросли кустарника и разбросанные повсюду сучья и стволы упавших деревьев. Подул прохладный ветерок. Лес, ещё недавно казавшийся столь пугающим, стал вдруг дружелюбным и приветливым так, словно это был дом юноши, и он прожил здесь целую жизнь.

Он вдруг вышел на небольшую лесную полянку, залитую лунным светом, хотя Луна ещё только поднималась над верхушками деревьев окружавших поляну, и света её явно было недостаточно, чтобы всё выглядело именно так, но Семелесова в тот момент это волновало меньше всего. Смех послышался снова негромкий звонкий смех. И на этот раз смеялись несколько впереголосок. Звук доносился, словно откуда-то сверху из листвы и Алексей задрал голову, пытаясь взглядом найти смеявшихся. Вдруг нога его зацепилась за корень, и он кубарем полетел вниз по склону на краю полянки.

Карабин вылетел у него из рук, но юноша не обратил на это внимания. Оказавшись лежащим на животе, прислонившись щекой к холодной траве, Семелесов поднялся не сразу. Смех послышался совсем рядом, Алексей поднял голову и увидел метрах в пятнадцати-двадцати от себя трёх странных существ. Они были похожи на девушек, но при этом словно бы светились мягким золотистым светом и за спинами у них были прозрачные небольшие крылья напоминавшие на крылышки стрекозы, только куда больше по размеру, хотя и явно не соответствовавшие пропорциям. Существа эти были низкого роста, с относительно короткими волосами. Семелесов так и не мог понять были ли они нагими или на существах была какая-то одежда телесного цвета светящаяся таким же золотистым светом, юноша в тот момент не мог и не хотел думать об этом, ему вообще не хотелось думать.

Они медленно направились в сторону Семелесова, подлетая каждый раз над землёй, взмахивая крыльями, при этом продолжая посмеиваться. Существа окружили его, о чём-то между собой переговариваясь на неизвестном языке. Семелесов сел на земле, будто зачарованный, смотря то на одну, то на другую девушку. Его разум был словно окутанный саваном ничего не пытался понять и обдумать, так что даже голос мыслей стих в голове или ему так казалось, но приятное чувство умиротворение ещё недавно полностью овладевшее юношей, почему-то начинало рассеиваться и на его смену постепенно приходила тревога, вместе с щемящим чувством внутри.

Одно из существ подошло к Алексею и, опершись руками на колени, наклонилось и пристально посмотрело на него, улыбаясь надменной ехидной улыбкой. Семелесов медленно встал на ноги, голова начинала болеть, он с трудом понимал что происходит, но ему вдруг захотелось залезть самому себе в мозг и выдернуть оттуда что-то, что мешало ему нормально думать, сковывало его изнутри. Существа встали теснее, кружась вокруг юноши, толкали его и цепляли, стремясь раскрутить вокруг своей оси, и это им почти получило.

Семелесов еле держался на ногах, он уже не понимал: кружиться ли он сам или стоит на месте, и это существа двигаются вокруг него, на фоне леса и поля которые уже давно превратились в тёмно-зелёный фон, и по ним ничего нельзя было разобрать. Алексей схватил одну из девушек и закружился вместе с ней, будто вальсируя, та лишь вновь засмеялась, что-то произнеся на своём языке, отчего её подруги засмеялись вместе с ней.

— Прекрасная ночь… — шёпотом через силу проговорил Семелесов, поняв по взгляду существа, что оно поняло его слова, — едва ли когда выдастся момент прекрасней…

Он сделал паузу, посмотрел куда-то в бок, в сторону леса и с силой развернув существо спиной к деревьям, прокричал:

— Для смерти!

И вдруг существо резко вскинуло голову и издало нечеловеческий высокий крик резанувший по ушам. В её спину чуть повыше крыльев вонзился тонкий метательный нож, лезвие которого ещё было покрыто инеем.

Тут из головы Семелесова пропали последние следы дурмана, и на их место пришла жуткая боль, словно всё внутри черепа горит огнём и сейчас взорвётся. Едва разбирая что-то перед глазами, Алексей выхватил нож из спины поникшего существа и, развернувшись, ударил наотмашь перед собой, где к нему приближалось пятно жёлтого света, выделявшееся среди тёмной гамы оттенков в которую превратился мир. Вновь послышал тот же резкий крик, на этот раз не такой громкий и продолжительный.

Юноша рухнул на землю, он зажмурил глаза и, уже наплевав на всё, откинул голову на траву, и боль начала стихать. Будто из другого мира послышался приглушённый выстрел и крик знакомого голоса: «Не трать патроны! Это их не берёт!». Потом кто-то подошёл к нему и, схватив за грудки, приподнял его и врезал ладонью по щеке.

— А ну посмотри в глаза! — строго приказал Крейтон, продолжая держать одной рукой Семелесова, еле державшегося на ногах.

— Что за… — только и смог проговорить Алексей.

— Всё нормально, — заключил уверенно Мессеир, отпуская его, и Семелесов опустился на колени, опираясь одной рукой на землю, другой держась за голову, а Крейтон прошёлся рядом и посмотрел на него сверху вниз. — Заснул всё-таки в карауле, чтоб тебя.

— Кто это ещё был? — послышался раздражённый голос Кистенёва. — Это феи что ли.

Семелесов поднял голову и увидел Кистенёва спускавшегося по склону на полянку, с карабином за плечом и термосом подмышкой. Светящиеся существа испарились кроме трёх заговорщиков. Крейтон присел на корточки там, где ещё недавно стоял Семелесов и, что-то подняв с земли, обратился к Кистенёву:

— Еще холодный, нужно положить обратно.

Семелесов медленно поднялся. Впереди он видел силуэт Крейтона, державшего за середину ствола карабин.

— Эти твари приходят к засыпающим, чтобы дурманить разум, когда он только начинает отключаться, — громко объяснил.

— Это были феи, о которых ты говорил?

— Будь это феи — нас бы уже свежевали. Нет, эти твари не так страшны, если только не попадать под их дурман. А наш друг всё-таки проявил некоторую волю, некоторые бы в подобной ситуации ещё бы бросились их защищать, очарованные ими.

— Ненавижу женщин с короткими волосами, — проговорил Семелесов тяжёлым голосом. Они что, собирались меня съесть?

— Да, друг мой, но только в самом конце. Тебе повезло, что я сплю чутко.

— Не буду спрашивать по поводу остального, — произнёс Алексей, двинувшись навстречу двум своим друзьям.

— И что теперь делать? — спросил Кистенёв.

— Не спать, когда не надо, — ответил Мессеир, пройдя мимо Василия, и направившись в сторону деревьев.

— То есть а… — начал было Кистенёв.

Но вдруг откуда-то из-за леса раздался громкий монотонный рёв, как в тот раз на озере и вся троица застыла на месте. Крейтон медленно повернулся, стоя на склоне и, слегка улыбнувшись, произнёс, смотря на своих товарищей:

— Ну что, как ты говоришь, Семелесов: Господь милосерден.

И взяв карабин наизготовку, Крейтон быстрым шагом направился в сторону леса.

 

Глава двадцатая ДРАКОНЬЯ КРОВЬ

Сердце бешено колотилось в груди Василия Кистенёва, стремительно нёсшегося сквозь лесную чащу с карабином в руках, боясь упустить маячивший впереди чёрный плащ мантийца. Ещё никогда, с самого момента пересечения тропика Козерога, они не совершали ничего столь безумного. Сама мысль о существе, с которым они вот-вот должны были столкнуться, заставляла сжиматься всё внутри у юноши, но ещё больший страх вселяло поведение Крейтона. Оперативник ордена, никогда не проявлявший при своих друзьях явной весёлости, расплывался в улыбке и буквально светился, услышав рёв из леса. И тот алчный блеск в его глазах, что одновременно и пугал и манил за собой. Кистенёв счёл бы безумцем любого, во взгляде которого увидел бы его, но только не Крейтона, к нему Василий уже давно нее применял человеческие мерки.

Они захватили из лагеря только куски брезента, которые Крейтон, похоже, собирался использовать как шоры, и одному только Богу было известно, каким образом он собирался их накидывать. Кистенёв, как, впрочем, и Семелесов, вообще не понимал, что теперь делать, ибо даже те детали, о которых рассказывал Мессеир, казались слишком безумными для воплощения. И Василий не задавал вопросов, он только бежал вперёд мимо обступавших его со всех сторон берёзовых стволов.

Крейтон резко остановился, позволив своим товарищам нагнать его, поднял на уровень глаз блюдце с яблоком и, повернувшись под прямым углом, вновь побежал, не говоря ни слова. Они оказались на берегу лесного озера, с противоположной стороны от той, где находился их лагерь, и вдали за лесом ещё только занималась заря. И именно туда, в ту сторону, откуда они только что пришли, указывало яблоко на блюде Крейтона.

Мессеир шёпотом выругался, развернулся на месте и прошёл с напряжённым видом между своими друзьями.

— Где он, Крейтон? — озабоченно спросил Кистенёв, снова оказавшись у того за спиной.

— Не знаю, — отрезал мантиец, — вы сами слышали его, он где-то здесь.

— Это же чёртов дракон, где он может спрятаться, как он вообще может где-то прятаться? — вставил Семелесов.

Вдруг юношам послышался плеск воды за их спинами. Крейтон остановился на середине склона спускавшегося к берегу реки и шёпотом озарения промолвил:

— Дененрант рассказывал мне, что они могут задерживать дыхание на несколько часов, замедляя все процессы в своём организме.

Кистенёв с Семелесовым не поняли сразу, к чему он клонит, но тут вдруг за спиной послышался громкий всплеск. Юноши разом обернулись, увидев как из воды, подняв облака брызг, взметнулось вверх огромное существо с вытянутой головой на длинной шее. Оно тут же расправило два перепончатых крыла и, взмахнув ими один раз, стряхнув с них капли воды приподнялось над поверхностью озера, наклоняя туловище горизонтально. И вновь послышался рёв на этот раз громче, чем когда-либо, и с трудом сквозь него можно было расслышать крик Мессеира: «Все в воду!», в тот же момент когда тот бросился к озеру, дёрнув за рукава Кистенёва и Семелесова, не понимавших что происходит.

Крейтон сбросил карабин на траву и, отойдя от берега только на пару шагов, нырнул лицом вниз. Кистенёв с Семелесовым последовали его примеру, действуя уже где-то на уровне рефлексов, только краем глаза видя надвигавшееся на них чудовище. Они бросили винтовки на землю у воды и нырнули в озеро, врезавшись в песок на прибрежном дне, а через несколько мгновений над водой пронеслась волна огня, опалившая прибрежные заросли, бывшие слишком сырыми, чтобы загореться. А следом огромное существо, размеренно взмахивая крыльями, пронеслось над водой и, резко задрав голову, ушло вверх, едва не задев верхушки берёз росших на краю рощи.

Когда юноши вынырнули из воды, им предстала жутковатая картина: полоса выжженной земли, отходящая от берега, пожухший тростник и обгоревшие заросли кустарника, с разбросанными то тут, то там едва горевшими языками пламени, особенно ярко выделявшимися на чёрном фоне. Крейтон медленно поднялся и, подойдя к берегу, посмотрел вслед удалявшейся над лесом фигуре, и, тихо выругавшись, бросился из воды.

— Что за чертовщина, Мессеир? — только прокричал ему вслед Кистенёв.

— Он наш, Василий, он наш, — ответил мантиец, поднимая с земли, карабин. — За мной, господа, сегодня вы поймёте, что жили не зря.

И он кинулся в лес, в ту же сторону, куда полетел дракон. Первым за ним последовал Семелесов Кистенёв, чуть задержался, ещё пытаясь хоть как-то осознать, что тут происходит.

Они снова ринулись в лес. Кистенёв уже не обращал внимания ни на мокрую одежду, ни на воду, хлюпавшую в сапогах, он вдруг как-то отстранился от этого и куда более осязаемо было иное, ощущение присутствия рядом чудовища, которого снова было не видно и не слышно, но Василий, всё равно чувствовал, что оно рядом, где-то над кронами берёзовой рощи. Он не заметил, как зацепился за что-то ногой перевернулся рухнул в траву, увидел над собой на мгновение просвет между листвой деревьев и тень что мелькнула там на мгновение.

Кистенёв поднялся и с ужасом понял, что потерял из виду как Крейтона, так и Семелесова. Он дёрнул рукой пытаясь стряхнуть воду с рукава. Василий попятился, держа карабин наготове, быстрым движением сдвинул прилипшие ко лбу мокрые волосы и тут же взялся ей снова за винтовку. Его уже начинала злить эта беготня по лесу, и то, что чудовище находилось так близко и так далеко, отчего Кистенёву хотелось просто увидеть его перед собой, а там будь что будет.

И вдруг раздался выстрел. Василий резко обернулся, выражение его лица сделалось донельзя сосредоточенным, и тяжело выдохнув, он пошёл на звук. Сам не заметив как, он оказался на краю широкой лесной поляны, намного больше той, где в этой ночью Семелесов танцевал с лесными феями.

Посередине поляны стоял Крейтон, с карабином в руках. Он снова выстрелил в воздух, потом поднял в вытянутой руке зеркальце, блеснувшее солнечным зайчиком, и прокричал куда-то в небо: «Ну, давай, Зверюга! Давай, сволочь! Сюда!». Кистенёв встал как вкопанный, пытаясь понять, что делает мантиец, сбоку, шагах в двенадцати от себя, он увидел Семелесова, тоже стоявшего между крайними деревьями, смотря на Крейтона.

А тот в свою очередь убрал зеркальце и, взмахнув рукой, давая какой-то знак Кистенёву, крикнул: «Готовьте шоры» и бросился в сторону леса. Василий же, осторожно прошёл чуть вперёд отойдя метров на пятнадцать от деревьев, и тут в небе мелькнула тень и раздался громкий рёв отдающий скрежетом, поток воздуха вдруг обдал лицо юноши, и подняв глаза он увидел перед собой того ради кого они сюда и направлялись.

Существо медленно опустилось на землю, встав сначала на задние лапы, бывшие чуть длиннее передних. Дракон был в длину метров двадцать и половину от этого составлял массивный хвост со стреловидным отростком на конце, размеренно раскачивавшийся, словно кнут, ищущий свою цель. Чешуя чудовища имела тёмно-зелёный почти чёрный цвет на спине, переходящий сначала в изумрудный, а потом и в желтоватый на брюхе. Вдоль позвоночника у существа шёл ряд отростков по мере приближения к хвосту и к голове уменьшавших свой размер, пока не исчезали вовсе, в том самом месте, где шея оканчивалась вытянутой мордой. Кожистые крылья имели в размахе двадцать пять-тридцать метров, и по форме напоминали крылья летучей мыши, существо сложило их при приземлении, плотно прижав к туловищу.

Чудовище неспешно сделало несколько шагов по поляне, ступая одновременно передней и задней ногами, располагавшимися по диагонали. Кистенёв сам не понял, как оказался спустя мгновение, прижавшись спиной к стволу берёзы, росшей возле заросшей травой канавы с пологими склонами, глубиной не больше пары метров. Оно смотрело куда-то в сторону, словно и не видело никого больше в округе. Кистенёв высунулся из-за дерева, и мельком взглянул на дракона продолжавшего смотреть в сторону, после чего тут же спрятался обратно, прижавшись спиной к стволу.

Сердце колотилось всё быстрее и быстрее, и тщетно пытаясь успокоиться, Кистенёв стал дышать чаще и глубже. Неожиданно это помогло, и в голову юноши вдруг закралась идиотская идея, насчёт того сколько лайков могла бы собрать фотография этого дракона, будь у Василия под рукой его верный айфон. Впрочем, тот Кистенёв, что стоял тогда в лесу только улыбнулся этой мысли.

Василий сделал глубокий вдох, он повернул голову и увидел стоявшего чуть в стороне за деревом Семелесова с карабином в руках и куском брезента, перекинутым через плечо. Тот с ужасом посмотрел на Кистенёва, и тот уже практически успокоившись, спокойно высунулся из-за ствола, думая, что чудовище его не заметит. Но дракон вдруг резко повернул голову и посмотрел на юношу, из его пасти вырвался глухой хриплый рык, и тут Кистенёв вновь ощутил тот безумный страх и вновь ноги сами сорвались с места и понесли юношу прочь. Зверь поднялся на задние лапы, зарычал и резко опустился, развернувшись в сторону, куда бросился Кистенёв, который в тот момент обернулся и засмотрелся на поднявшееся чудовище, как вдруг что-то продолговатое и вертикальное ударило его одновременно по голове и туловищу.

Василий упал на землю возле ствола дерева, в которое только что врезался, карабин выпал из его рук и, осознавая его бесполезность, Василий даже не стал его поднимать. Он медленно поднялся, схватившись рукой за ушибленное место у виска и увидел перед собой драконью морду с кроваво-красными глазами, в которых виднелись чёрные вытянутые зрачки. Кистенёв знал, что нужно делать. Он выпрямился, сжал руки в кулаки и посмотрел прямо в глаза зверю, чуть подавшись вперёд.

Дракон чуть повернул свою голову так, чтобы глаза его располагались напротив глаз Кистенёва, на миг его глаза скрылись за тройным веко и после этого он, не моргая, пристально смотрел на юношу, не двигаясь не единым мускулом.

И тут Василий понял то, о чём говорил Крейтон. Он словно бы начал таять, словно кусочек масла, истончался до тех пор, пока не стал прозрачным. Всё внутри Кистенёва сжалось, и вокруг он не видел ничего кроме горящих красных глаз, от которых теперь невозможно было оторвать взгляд. Прошло всего несколько секунд, но Василию казалось, что это продолжалось часами. Ему хотелось, закричать, но вопль застрял в сжатой груди. Ещё никогда он не осознавал себя таким ничтожным, и никогда это не было столь отчётливо и явно, словно комар бросивший вызов льву.

До слуха Василия донёсся чей-то крик, но он не обратил на это внимания. Колени задрожали, кулаки сами собой сжались до боли в пальцах, и вдруг кто-то врезался в Кистенёва сбоку и они оба кубарем полетели в канаву. А там где только что стоял юноша, пронеслась струя огня, опалившая траву и зажёгшая несколько кустов и поваленную молодую берёзку, лежавшую наискось одним концом опирающуюся на нижнюю часть ствола.

— Ты что совсем Вася, что ли? — послышался разозлённый голос Крейтон. — Я что говорил про его взгляд.

Кистенёв осторожно поднялся и присел на траву на дне канавы, пытаясь унять дрожь. Он медленно поднял взгляд и посмотрел на Мессеира. Лицо мантийца на мгновение слегка исказилось, когда до него дошла бессмысленность сказанного, и он что-то буркнул под нос, нос, но в следующую же секунду, взяв свой карабин и бросив строгим голосом: «Я его отвлеку, а вы зайдёте сзади и накинете шоры на глаза» он, пригнувшись как солдат под обстрелом, направился в сторону по дну канавы.

Кистенёв, постепенно приходя в себя на четвереньках пополз в другую сторону, где должен был находиться Семелесов. Алексея он обнаружил сидящим около корней росшей на краю канавы берёзки, обхватив карабин, прижимая его к себе.

— Что сказал Крейтон? — спросил он дрожащим шёпотом.

— Мы должны накинуть шоры, — тяжело дыша, проговорил Кистенёв. — Он отвлечёт его.

Семелесов только неуверенно кивнул головой, и осторожно выглянул наружу.

— Здесь мы в безопасности, — его голос вдруг стал уверенным и даже спокойным. — Эта тварь не пролезет между деревьями, это опасно для его крыльев, здесь она достанет нас только огнём, но, Вася, — Алексей осёкся и посмотрел на Кистенёва. — Как ты собрался к нему подобраться.

— Не знаю.

Тут раздался выстрел. Затем ещё один послышался громкий шорох, и удары когда лапы чудовища резко ступали на землю. Дракон резко развернулся, и струя огня выжгла край опушки в той стороне, откуда прозвучали выстрелы.

Семелесов резко поднял голову, посмотрев из-за края канавы и тихо, но чётко скомандовал: «Вперёд». После чего, схватив брезент, ринулся наверх. Кистенёву казалось самоубийством покидать их естественный окоп, но факт того что Семелесов оказался храбрее его неожиданно уязвил Васили, и он инстинктивно ринулся следом, только наверху осознав что теперь они беззащитны.

Дракон стоял к ним спиной, осторожно поворачиваясь из стороны в сторону, высматривая своего противника среди деревьев на той стороне полянки, и только хвост его угрожающе раскачивался параллельно земле, словно поставленный горизонтально маятник.

Кистенёв не знал, что ему теперь делать, он всё ещё не мог понять, что он вообще делает, но одно он знал точно: эта тварь пока что их не видит, пока что. Он шёл шагах в десяти позади Семелесова, по прямой не в силах свернуть в сторону или отвести взгляд от чудовища прямо перед ним. Алексей медленно разворачивал брезент у себя в руках, время от времени поглядывая на Василия. В тот момент он выглядел куда спокойнее своего товарища.

Василий вдруг увидел вдали между деревьев Крейтона, перебегавшего с места на место, с карабином в руках, он вроде бы что-то прокричал, но Кистенёв не расслышал и не обратил на это внимания.

Но тут дракон, до этого стоявший практически неподвижно, поднялся на дыбы как на гербе с серебряной монеты и опустился, повернувшись боком, его хвост описал широкую дугу в воздухе так, что его середина прошлась по тому месту, где стоял Кистенёв. Юноша успел только пригнуться, так что удар пришёлся на затылок и спину в районе лопаток.

Кистенёв рухнул на землю, приземлившись на руки, и тут же откатился в сторону. Он услышал откуда-то со стороны выстрел и громкий крик Крейтона, который Василий опять не смог разобрать. Однако удар неожиданно подействовал на Кистенёва отрезвляюще, юноша быстро вскочил с земли и тут же встал как вкопанный.

Семелесов стоял неподвижно посреди поля, примерно там же где и находился, когда Кистенёв упал на землю. Брезент валялся на земле возле его ног, а в руках юноша сжимал карабин. Он смотрел прямо перед собой в глаза дракону, замершему напротив него в нескольких метрах. Голова чудовища была неподвижна поддерживаемая шеей вытянувшейся практически параллельно земле.

Василий по началу ужаснулся, он хотел было броситься и утащить Семелесова в сторону как с ним самим это сделал Крейтон, но, в то же время, он понимал что сейчас это не поможет. Однако, Семелесов на удивление не проявлял никаких признаков того что с ним твориться что похожее на то что было с Кистенёвым. Он стоял спокойно и только перехватывал левой рукой ствол карабина то выше то ниже, и даже сделал несколько шагов в сторону, не отводя взгляда от дракона, который поворачивал свою голову вслед за юношей.

Алексей недолго смотрел ему в глаза, но намного дольше, чем это делал Кистенёв, и, тем не менее, даже не думал закричать или рухнуть в бессилии на колени, зажмурив глаза, чтобы в следующее же мгновение быть испарённым огненным дыханием чудовища.

Василий инстинктивно двинулся вперёд, чтобы сделать хоть что-нибудь, но вдруг он услышал крик Мессеира: «Стой!», а затем увидел и самого мантийца, бежавшего с той стороны к дракону, на ходу снимая плащ. Крейтон лихо запрыгнул прямо на шею дракона, и накинул свой плащ ему на глаза. Чудовище тут же взревело и замотало головой, пытаясь сбросить с себя человека, но Крейтон, будто намертво прилип к тому месту, где голова переходила в шею, держа свой плащ, словно шоры на лошади, и вскоре дракон притих.

Как только глаза чудовища оказались закрытыми, Семелесов припал на одно колено, прикрыв глаза руками.

— Сюда, чёрт возьми! — закричал Мессеир, всё ещё удерживая плащ на глазах у дракона. — Тащите брезент!

Кистенёв тут же бросился к Семелесову. Тот медленно поднялся, ответил неуверенным кивком на вопрос: «Как ты?», и побежал вслед за Василием, схватившим свёрток брезента и направившимся на помощь Крейтону. В это время чуть приклонил голову к земле, будто боялся что-то задеть ею наверху, но при этом медленно раскачивал ей из стороны в сторону, отчего Кистенёв с Семелесовым не смогли сразу обойти её с двух сторон, чтобы накинуть брезент. Они набросили шоры и, казалось, что всё уже кончено и ничего не видящее чудовище уже не будет пытаться вырваться, боясь повредить свои крылья, о чём и говорил Крейтон. И действительно дракон замер, приклонив голову почти к самой земле. Василий непонимающе посмотрел на Семелесова, но тот похоже так же недоумевал, потом они оба перевели взгляд на Мессеира, чьё лицо выглядело слишком напряжённым и озадаченным, как всегда в тех ситуациях когда за этим следовала команда вроде: «Бегите отсюда, глупцы».

Но он не успел крикнуть. Кистенёв вдруг почувствовал как край брезента, за который он держался, дёрнулся. Василий успел сжать его сильнее и понял, что отрывается от земли, его подбросило, и он упал прямо на дракона в том месте, где шея соединяется с туловищем. Краем глаза он увидел, как расправились крылья и сделали первый взмах, а сам юноша только рефлекторно ухватился за один из костяных наростов из тех, что шли вдоль позвоночника. Он почувствовал, как чешуйчатая кожа прижалась к нему, и понял, что чудовище поднимается.

Послышался испуганный крик Семелесова, и прямо перед носом Василия пронеся тёмный силуэт Крейтона. Василий подтянулся на руках и сел сверху на шею ящера, уже видя как внизу зелёные кроны деревьев.

— Подай сюда плащ, — послышался голос Крейтона и Кистенёв, обернувшись, увидел как тот, вонзив нож прямо в тело дракона, ухватившись за него одной рукой, второй держал Семелесова.

Василий быстро схватил плащ, зацепившийся за один из спинных отростков, и осторожно прополз по спине ящера. Он с трудом подтянул к себе наверх Семелесова, оказавшегося довольно лёгким, а затем к ним поднялся и Крейтон. Он не произнёс ничего, только выхватил свой плащ из рук Кистенёва, и, оглядевшись по сторонам, он довольно улыбнулся и поднялся на ноги, надев плащ и разведя руки в стороны, словно канатоходец.

Его плащ развевался на ветру, он улыбался, глядя вперёд, где всё расплывалось словно в дымке у столь далёкого теперь горизонта. Крейтон с трудом удерживал равновесие пока, наконец, во время одного из поворотов дракона не присел и не прижался к спине чудовища, как это делали остальные.

— Посмотрите вокруг, друзья мои, и вспоминайте каждый раз, когда зададитесь вопросом, зачем пошли за мной, — прокричал Мессеир и голос его, едва не растворяясь в шуме воздушных потоков.

И после этого Кистенёв поднял голову не сразу, только заметив довольное лицо Семелесова, улыбавшегося так словно бы он впервые увидел восход солнца или он ребёнок который понял, что родители подарили ему на день рожденья то, о чём он до этого всё время мечтал. И никогда ещё Кистенёв не видел такого выражения лица у Алексея.

Тогда он тоже поднял голову и посмотрел вдаль на горизонт поверх бугристого зелёного покрывала накрывавшего лес, где-то вдали разрезанного извилистой рекой, и проталиной синевшего озера возле которого они и встретили дракона, на котором теперь летели. И тогда он понял, о чём говорил Крейтон. Страх никуда не ушёл и Кистенёв всё ещё вцеплялся руками в спину ящера боясь даже подумать о том чтобы стоять также как это делал мантиец, но при этом он понимал что в действительности того стоило. Словно бы он летел сам по себе и это его крылья поднимались и опускались по сторонам, а не крылья тысячелетнего чудовища, словно бы он сам был этим чудовищем.

Дракон летел на высоте примерно сотни метров со скоростью легкового автомобиля, и встречный ветер ощутимо бил в лицо но при этом не был серьёзной помехой, для того чтобы удержаться на спине чудовища. Куда больше пугали резкие повороты существа, когда оно уходило вверх или вниз заставляя замирать сердце в груди и ещё плотнее приживаться к чешуйчатой коже.

Вдали показалась прямая тёмно-серая линия автомобильного шоссе. Оказавшись над ним, дракон распрямил крылья и стал снижаться, летя параллельно дороге. Поравнявшись с верхушками деревьев, росших по сторонам, чудовище пару раз взмахнуло крыльями, чуть поднялось и, спланировав над висевшими над дорогой сине-белыми щитами с указанием расстояний до городов, забрало вверх и ушло обратно в сторону леса. А Кистенёв только с жалостью посмотрел на несколько машин, что плелись в тот момент по шоссе.

Дракон развернулся и летел обратно к реке и озеру, в котором прятался, при этом он заложил приличный крюк и несколько раз вилял из стороны в сторону, будто сам летал в своё удовольствие, забыв про сидевших у него на спине людей. Подлетая к реке, дракон стал снижаться как до этого над шоссе и Василий краем глаза заметил, как Крейтон приподнялся, держа в руке чёрный свёрток.

— Прыгать по моей команде, — послышался строгий голос мантийца. — В воду ногами вперёд.

Подождав несколько секунд пока ящер не снизился до десяти-пятнадцати метров над водой, Мессеир скомандовал: «Прыгай». И одновременно с этим соскользнул с драконьей шеи, выбросив вперёд чёрный свёрток, который он держал в руках, так что тот упал куда-то в заросли на берегу. Кистенёв и Семелесов последовали за ним не сразу, но всё равно долго ждать себя не заставили.

Войдя в воду, они сразу ушли на глубину, коснувшись ногами дна, которое было не глубже пары метров, и, испугавшись поначалу, практически сами собой всплыли на поверхность, где уже выходил на берег Крейтон.

Мантиец сбросил свой карабин и некоторые из вещей на траву, и тут же вернулся к воде, чтобы помочь Семелесову. Он усадил того на землю и пощёлкал пальцами перед глазами, потом спросил строгим голосом:

— Голова не кружится? Попробуй улыбнуться?

— Да в порядке я, — отмахнулся Семелесов, изобразив на лице улыбку.

Крейтон приподнял ему верхнее веко на глазу и пристально рассмотрел сам глаз, потом выпрямился и, усмехнувшись, произнёс:

— Поразительно, он, похоже, даже остался в здравом рассудке.

И после этих слов Мессеир зашагал куда-то в сторону вдоль берега, что-то высматривая под ногами.

— Ну, по крайней мере, мы не зря сюда добирались, хотя бы на драконе полетали, — проговорил Семелесов, вставая на ноги.

— Не зря добирались? — переспросил Мессеир. — Вы, друзья мои, теперь можете сказать, что жили не зря.

— Но, тем не менее, мы его не поймали, — произнёс Кистенёв, двинувшись в сторону Крейтона что-то искавшего на берегу. — Нам что понадобится другой план?

— Почему? — спросил Мессеир, поднимая с земли чёрный свёрток, из которого он достал нож, на лезвии которого ещё блестели свежие капли драконьей крови. — У нас есть главное — его душа.

 

Глава двадцать первая ВЕСЁЛАЯ ИГРА

— Значит ты сестра Семелесова? — спросил мужчина, в милицейской форме, сидевший за столом, обняв ладонями кружку с чаем.

— Двоюродная, — ответила, улыбаясь Клементина, бросив беглый взгляд на улицу за окном.

Она стояла возле стены, прислонившись к ней спиной и сложив руки спереди, изображая на лице милую улыбку, смотрела на сидевшего за столом участкового. Милиционер был достаточно молод для своей должности, и на вид ему едва ли можно было дать больше тридцати-тридцати пяти. Он снял свою фуражку и положил её рядом с собой на стол, подложив под неё чёрную папку с бумагами.

— Не понимаю, что могло произойти с Алексеем, — говорила совершенно непосредственным голосом Клементина. — Никогда бы не подумала, что он способен совершить что-то плохое. Нет, не думайте, что я собираюсь говорить какой он хороший, просто, знаете, он всегда был такой тихий, домашний, не думаю, что у него могло бы хватить духу на что-то серьёзное. На что-то из-за чего его могли бы искать синеру… — она осеклась, — из-за чего его могла бы искать милиция.

— Может быть, — милиционер, наигранно пожав плечами. — Хотя знаешь, как это бывает, свяжется с кем не надо… попадёт в дурную компанию… Его новые друзья, ты ничего о них не знаешь?

— Я давно не видела Алексея, да и он никогда мне ничего не рассказывал о себе и своих друзьях, он был очень замкнутым.

Клементина сделала паузу. Откровенно говоря, её уже начинал выводить из себя этот разговор. Этот надменный назидательный тон участкового, его взгляд украдкой, то на платье то прямо в глаза, про которые милиционер так и не осмелился спросить. Хотя в этом, по сути, и не было ничего страшного, скорее наоборот, но Клементина уже несколько раз хотела решить всё самостоятельно, и с трудом останавливала себя, думая, что лучше отпустить гостя мирно, а потом уже разбираться, когда вернётся Мессеир. Но с каждой минутой она чувствовала, что это будет куда сложнее, чем казалось ранее, и при этом продолжала мило улыбаться, изображая из себя радушную хозяйку и добропорядочную гражданку.

— Я видела у вас пистолет, — произнесла Клементина посерьёзнев.

— А, не бери в голову, — как бы между делом отмахнулся участковый, бросив косой взгляд на кобуру на поясе. — Это так на всякий случай.

— На всякий случай? — Клементина исподлобья пристально посмотрела прямо в глаза милиционеру.

— Здесь тихое место, что у нас, что на той стороне, максимум бомжи пьяные подерутся, в кого тут стрелять, а вот теперь, с этой бандой «Мессера»…

— Мессера?

— Ты не слышала о них? Похоже, опять какая-то шпана, вроде скинхедов или что-то похожее, недавно стреляли в городе в Самойлова, начальника РУВД, так вот, должно быть, их рук дело, совсем походу отмороженные.

— И вы думаете что Алексей… — произнесла Клементина изобразив испуг и ужас, который якобы даже не позволил договорить ей до конца.

— Всё может, говорят его и ещё одного парня несколько раз видели в компании того самого «Мессера». Но не…

Клементина вдруг отодвинула занавеску, посмотрела на улицу и, занавесив окно обратно, повернулась и с улыбкой произнесла: «Я сейчас вернусь». После этого она быстро выбежала в соседнюю комнату, выходящую окнами на улицу, резко закрыв за собой дверь, и вскоре вернулась оттуда, улыбаясь на этот раз уже совершенно искренно.

Участковый не обратил внимания на её уход и продолжал спокойно сидеть за столом, но вдруг через минуту послышался звук открываемой двери на веранде, и милиционер резко поставил чашку на стол, и, сделав девушке знак, чтобы стояла на месте, поднялся, осторожно открывая кобуру. Он не видел как Клементина, стоявшая у него за спиной, начала приближаться к нему, постепенно поднимая руку.

Она резко выхватила заколку, и волосы до того собранные на затылке упали ей на плечи, Клементина подскочила со спины к милиционеру и, обхватив рукой его шею не сильно, но плотно прижала к правому боку остриё короткого стилета. Участковый только и успел воскликнуть: «Что за…» попытавшись повернуться лицом к девушке, но остановился, почувствовав, что нож прижался плотнее, а потом строгий женский голос произнёс ему на ухо: «Подними руки и опустись на колени».

Краем глаза участковый видел, как распахнулась дверь на веранду и в комнату поочерёдно вошли трое подростков одетые в мокрую и вымазанную в грязи одежду, держа в руках винтовки наперевес. Милиционер медленно опустился на пол, держа руки согнутыми в локтях, только на мгновение, опустив одну из них, чтобы опереться на пол. С ужасом смотря на вошедших.

Один из подростков одетый в чёрный плащ сделал два шага вперёд, держа в руках карабин невиданной до того участковым конструкции, и, направив его в сторону мужчины, спокойным, но строгим голосом скомандовал:

— Медленно достань пистолет и брось его на пол.

Милиционер изменился в лице, не отводя взгляда от Крейтона, он осторожно достал пистолет и отбросил его, тут же снова подняв руки на уровень головы.

— Николай Петрович? — удивлённо произнёс Кистенёв.

— Вы его знаете? — спросил Крейтон, садясь на старый обшарпанный табурет, взятый им в углу комнаты.

— Он местный участковый, — вставил Семелесов. — Что мы теперь с ним будем делать, Мессеир?

Алексей медленно прошёл на середину комнаты. Он уже не был так удивлён появлением милиционера у себя дома, не казавшегося столь ужасающим, после того, с кем они встретились в лесу, и даже отметил про себя как положительную тенденцию, что теперь он как раньше не пугается одного вида милицейской формы. Клементина, как ни в чём не бывало, стояла в сторонке, возле стола, держа стилет в своей руке так же непринуждённо, как иная девушка держит расчёску.

— Мессер? — воскликнул милиционер, дёрнувшись, будто хотел вскочить с пола. — Так вы, правда, существуете?

— Я? — Крейтон указал на себя двумя пальцами, с интересом смотря на участкового.

— К тебе он, по крайней мере, обратился на «вы», между делом произнесла Клементина, собирая волосы обратно в пучок.

— Забавно, — констатировал Мессеир. — По наши души явился? — спросил он, взглянув на жену.

Милиционер тем временем сел на пол и отполз к стене смотря то на Крейтона, то на его спутников.

— На вашем месте, я бы добровольно пошёл отделение и сдался, — вдруг проговорил участковый.

— Действительно? — изобразив заинтересованность, спросил Мессеир.

— Понимаете, Мессер, или как вас называть, — милиционер осёкся и прочистил горло.

— Мессеир, Мессеир Крейтон, — строгим голосом поправил мантиец.

Участковый нахмурился, с опаской посмотрев на Крейтона, но всё равно продолжил.

— Только в случае, если вы добровольно сдадитесь органам, мы можем гарантировать вашу безопасность. Всё что вам грозит это «Тяжкие телесные» и двести восемьдесят вторая статья, в противном же случае…

— Двести восемьдесят вторая это у вас за что? — спросил Мессеир, повернувшись к Кистенёву.

— Разжигание межнациональной розни, — ответил ироничным тоном Василий. — До двух лет.

— А говорите свобода слова, — вздохнул Крейтон и снова повернулся лицом к милиционеру. — Ладно, допустим, я понимаю, как вы собираетесь меня защищать, но вот один вопрос от кого?

— В смысле? — участковый с удивлением обвёл глазами всех собравшихся, потом нахмурился, будто пытался понять разыгрывают его или нет, но потом успокоился и уже обычным тоном произнёс. — Фамилия Саркисян вам о чём-нибудь говорит.

— Твою мать! — выругался Кистенёв.

— Кто это? — спросил Крейтон, непонимающе посмотрев в сторону Василия.

— Один крупный бизнесмен в городе, в основном связан со строительством.

— Бизнесмен, — усмехнулся Семелесов. — Так это теперь называется.

Крейтон крепко взял карабин двумя руками и, нахмурившись, посмотрел на милиционера. Тот в свою очередь старался скрыть испуг, и хоть как-то сохранить достоинство. Участковый пристально смотрел на Крейтона, словно ожидал от того принятия важного решения, и сам вид мантийца говорил о том, что он сейчас над этим решением серьёзно размышляет. Но потом вдруг его лицо повеселело, и, едва заметно улыбнувшись, он проговорил:

— Дядюшка одного из тех хмырей, с которыми я разобрался тогда на площади?

Лицо участкового исказилось, он немного повернулось, так что он искоса смотрел на Мессеира.

— Вы хоть понимаете, о чём сейчас говорите? Вы понимаете, что вас уже ищут в городе?

— Понимаю даже лучше, чем вы можете себе это представить, друг мой, — грозно проговорил Крейтон и медленно поднялся с табурета. — А вот вы явно не понимаете, с чем имеете дело. Вы приходите в мой… в дом моего друга, пьёте чай с моей женой пока меня нет.

— Что!

— В нашем мире взрослеют быстрее, — пояснила с улыбкой Клементина, стоявшая сзади возле стены, скрестив руки на груди.

— В вашем… мире? Вы тут долбанутые, что ли все, — вскрикнул участковый и попытался встать.

— Сидеть! — громко приказал Крейтон, приподняв карабин.

— А ну отдай ружьё и вы тоже, — скомандовал милиционер, всё же поднявшись на ноги, обращаясь ко всем троим.

— Подними руки и опустись на пол, — произнёс Мессеир на этот раз тише, делая шаг назад.

— Конечно, ну давай стреляй раз уж… Ай!

Приклад Крейтоновского карабина ударил прямо в солнечное сплетение, выбив из участкового дух, и тот медленно отойдя назад, припал к стене, медленно сползая вниз, скорчив на лице жуткую гримасу.

— На тебя патроны тратить? — проговорил Крейтон недовольным тоном. — И что нам с тобой делать теперь. Я в этом мире недавно, а ваша синерубашечная братия уже успела мне надоесть.

— Не надо его убивать, Мессеир, — совершенно спокойным голосом сказал Кистенёв. — Он на самом деле мужик нормальный, по крайней мере, для мусора.

— Нормальный говоришь? — Мессеир недоверчиво переспросил.

— Чушь собачья. All cops are bastards, — уверенно проговорил Семелесов стоявший чуть в стороне.

Мессеир не обратил на эти слова внимания, он только задумчиво посмотрел на милиционера, потом произнёс:

— Насчёт вашей профессии мне, честно говоря, плевать, я конечно могу вас недолюбливать но не убивать же вас всех подряд, а вот то что вы были дома с моей женой в моё отсутствие, это серьёзное оскорбление, для нашего народа.

— Что?

— Во двор! — приказал Крейтон, мотнув стволом карабина.

Милиционер с ужасом посмотрел на Мессеира потом на его сообщников, начав медленно подниматься с пола. Кистенёв с Семелесовым переглянулись и только Клементина как всегда хитро улыбалась. Участковый, побледнев, потерянно побрёл к двери на улицу, ничего не видя перед собой, идя, словно в тумане, так что казалось, он вот-вот упадёт. А за ним словно конвоир следовал Крейтон, держа наперевес карабин.

Когда они вышли во двор, участковый отошёл в сторону ворот, встав, словно смертник возле стенки во время расстрела, с ужасом глядя на Мессеира.

— Это… это безумие. Нет! — пересилив себя, выкрикнул он, продолжая смотреть на мантийца остекленевшими глазами.

Крейтон же был совершенно спокоен. Неожиданно он, молча, протянул свою винтовку Кистенёву и шагнул вперёд, навстречу участковому подняв полы своего плаща, обнажив висевшие у него бокам клинки в ножнах. Одновременным движением он вынул их оба, и тот, что был в левой руке, вонзился остриём в землю прямо перед милиционером.

— Думаю, вы понимаете, чего я от вас хочу, — проговорил Мессеир, сделав небольшую паузу, дабы убедиться, что на самом деле участковый ни хрена не понимает. — Сатисфакции.

— Ты с ума что ль сошёл, — произнёс милиционер, мельком взглянув вниз на клинок.

— В противном случае мне просто придётся зарезать вас как свинью.

Милиционер осторожно наклонился, не сводя глаз с Крейтона рукой найдя рукоять шпаги, и неуверенно выдернул её из земли, после чего с некоторым удивлением посмотрел на клинок, отмечая его небольшую длину. Мессеир обошёл милиционера, искоса поглядывая в его сторону, держа клинок направленным под углом к земле. Участковый поначалу медлил, но потом, сделав глубокий вдох и подняв клинок, замахнулся и бросился на Крейтона.

Мантиец в то же мгновение отскочил в сторону, так что взвился край его плаща, и своей шпагой отвёл оружие противника, и тот пронёсся мимо, едва не врезавшись в ворота сарая. Милиционер на некоторое время потерял Крейтона из виду и посмотрел сначала по сторонам, прежде чем обернуться и встать лицом к врагу. Мессеир же флегматично стоял, ожидая своего противника, и смотря на него исподлобья, опять держа шпагу остриём к земле.

Участковый стал держаться за своё оружие двумя руками, с силой сжимая рукоять, потом поднял клинок, занеся его словно бердыш, и вновь бросился на Крейтона. Мессеир опять отпрыгнул в сторону, без труда отразив удар. Милиционер на этот раз быстро затормозил и снова атаковал, потом ещё раз и ещё, пока Крейтон не врезал ему по внутренней стороне ноги, так, что участковый непроизвольно вскрикнул, и захромал, практически прыгая на одной ноге, но Мессеир тут же очутился у него за спиной и подсечкой под здоровую ногу сшиб милиционера.

Участковый рухнул на бок, попытался перевернуться на спину, подняв свой клинок над собой, защищаясь от удара, и Крейтон выбил его из рук. Быстро подняв шпагу с земли, Мессеир положил её обратно к себе в ножны, острие второй, приставив к шее участкового.

— А вот теперь слушай меня, — твёрдым голосом произнёс Крейтон. — Сейчас ты тихонько убираешься отсюда в своё отделение. Отныне ты будешь замещать нам вперёдсмотрящего на марсе, твоей задачей будет сообщать нам заранее, если вдруг на горизонте появятся башибузуки этого вашего Саркисяна, или кто-то ещё, непохожий на обычных дачников. Ясно? — при этих словах Мессеир прислонил лезвие шпаги к подбородку милиционера, так что тот рефлекторно задрал голову, отстраняясь.

— Ясно, — еле слышно ответил Николай Петрович.

— А вот теперь пшёл вон. У следующего синерубашечника, который сунется сюда, я вырежу на груди четыре буквы, если не подействует и это — будет смертоубийство. Так что не доводите до греха.

Участковый медленно поднялся и попятился к калитке смотря то на Крейтона, то на Кистенёва с Семелесовым, стоявших у него за спиной. Он остановился, приоткрыл рот как будто хотел что-то сказать, но потом передумал и открыв на ощупь задвижку на двери открыл её и выскользнул на улицу также спиной вперёд боясь поворачиваться.

Калитка захлопнулась за ним сама, звякнув металлом и потом ещё дважды закрывшись, отскакивая от косяка.

— И что теперь делать? — спросил Кистенёв, когда воцарилась тишина.

— Ничего, — коротко ответил Крейтон, поворачиваясь и направляясь к дому.

— То есть?

— Козырь в рукав засунут, приглашение на охоту разосланы, теперь осталось чтобы наш новый друг, загнал всю стаю к ним в логово, которое мы благополучно спалим, а пока что, будем заниматься наиболее трудным делом на охоте — ждать.

— Ты думаешь, этот Макс действительно хочет нам помочь?

Крейтон, уже поднимавшийся по ступеням на крыльце, остановился и повернулся лицом к Кистенёву.

— Едва ли он хочет помочь нам, но это не означает, что он не может действовать с нами заодно, на определённой стадии операции… — он сделал короткую паузу и посмотрел на свою жену, стоявшую чуть в стороне, потом произнеся ироничным тоном. — «Одуванчик». А сегодня, друзья мои отдыхаем, сегодня финал Лиги чемпионов, если я не ошибаюсь.

После этих слов он повернулся и пошёл в дом, Кистенёв пошёл вслед за ним. Семелесов же немного задержался и посмотрел сначала на Клементину, стоявшую с задумчивым видом прислонившись плечом к гаражу, скрестив руки на груди. Потом бросил взгляд на калитку, на мгновение как на страшный сон посмотрев на те дни, когда он боялся одного вида того человека, с которым только что дрался Крейтон. Как он когда-то выпрямлялся и изображал на лице непричастность, только заметив человека в форме, идущего навстречу, хотя как раз тогда, Алексею бояться было нечего.

Семелесов начал тихонько насвистывать, но, только ступив ногой на нижнюю ступеньку крыльца, оглянулся и заметил, что Клементина тоже неспешно пошла к двери, при этом продолжая держать руки скрещенными и смотря куда-то вниз в сторону. Юноша тут же замолчал, задержавшись на месте, и произнёс негромко:

— Вам следует пореже пользоваться своим ножом, — тут он сделал движение как будто доставал что-то из-за затылка. — Распущенные волосы вам совершенно не идут.

Остальной день тогда прошёл без происшествий, что уже начинало удивлять. На небе постепенно собирались тучи, так что ясное ещё утром небо к вечеру было затянуто серой пеленой облаков, особенно угрожающе смотревшихся в вечерних сумерках, вместе с начинавшим потихоньку накрапывать дождём, оставлявшем первые мокрые отметки на внешней стороне оконного стекла.

Именно это и привлекло неожиданно внимание Семелесова, когда тот вышел на веранду за пивом, и тихонько встал у окна, всматриваясь вдаль, на ровное пространство огородов и видневшиеся вдали домики под нависшими над всей землёй грязно-серыми небесами. В тот вечер они, как и предполагалось, смотрели игру «Реал Мадрид» — «Атлетико», в которой, внезапно вели вторые и теперь уже было очевидно, что именно они сегодня и выиграют. Так что, подождав до восьмидесятых минут, Алексей уверенно объявил, что подобный результат надо отметить, отправился за пивом, спросив кому принести ещё. И как ожидалось, не брать нужно было только на долю Клементины, за которую ответил Крейтон, заявив что: «Женщинам пить не полагается, это дурно влияет на наследственность», и едва ли девушка была с ним не согласна, как впрочем, и сам Семелесов. Она вообще всё время сидела всё время рядом с Мессеиром на разложенном диване, служившим в иное время кроватью для гостей, и даже не смотрела на телевизор, только иногда поглядывала через плечо мужа, когда голос оттуда становился совсем громким, совершенно не собираясь скрывать своё равнодушие к игре, но и не выказывая отвращения.

Из дома доносился искажённый голос комментатора, чуть приглушённый по мере прохождения через две комнаты, пробивавшийся из многоголосого ора стадиона, на чьём фоне иногда слышался прерывистый разговор Кистенёва и Крейтона, разобрать который с веранды не было никакой возможности. Семелесов последний раз глянул на улицу, и, открыв старенький низенький холодильник, достал с полки три коричневые бутылки, поначалу с трудом перенося ладонями холодное стекло.

— А почему ты всё-таки болеешь за Атлетико, Мессеир, ты же вообще не разбираешься в футболе? — спросил Кистенёв, открывая бутылку.

— Они ещё ни разу не выигрывали кубок, так, что у меня здесь чисто спортивный интерес, — ответил Мессеир, сделав глоток, — и да не думай, что я не разбираюсь во всём, чего не было в нашем мире, я очень наблюдателен, в конце концов, я же разведчик.

Уже шло добавленное время, и юноши даже не смотрели на экран, где «Реал» продолжал свои последние бесплодные попытки, за минуту до конца, и вот уже прошла и девяносто первая и девяносто вторая минуты, как вдруг…

— Твою ж мать! — вскрикнул Семелесов, вскакивая с кресла, едва не расплескав пиво из своей бутылки.

А телевизор тем временем взорвался, криком комментатора и рёвом оживших трибун. И только что довольный Крейтон вдруг посерьёзнел и, выпрямившись, опустив руку с бутылкой, флегматичным голосом произнёс:

— Я же говорил вам, друзья мои, что нет ничего невозможного.

Ночью Алексей долго не мог заснуть, несмотря на усталость. В голову почему-то начал лезть тот странный сон. Семелесов сам не знал, почему ему захотелось вернуться к этой теме. Но каждый раз, когда он вспоминал об этом сне, когда он думал о нём, то внутри разливалось странное донельзя приятное чувство. Он откровенно не понимал, откуда в его голове мог родиться столь безумный сюжет для сна как спасение княжны Анастасии, но в этом была и какая-то особая сладость. Алексей снова, как когда-то в детстве боялся, что кто-то прочитает его мысли, но в голове невольно возникали образы продолжения этого сна.

Он чуть приподнялся, огляделся, будто боялся, что находись кто в комнате, то и вправду сможет увидеть, то о чём сейчас думает Семелесов. Он закрыл глаза и умиротворённо лёг головой на подушку, немного поёрзав из-за чувствовавшегося под ней пистолета, каждый раз заставлявшего его искать, как бы лечь так чтобы тот не мешал. Алексей начал представлять.

Он разводил костёр, хотя нет. Тут Семелесов открыл глаза. Их ведь должны искать, значит, костёр разводить нельзя. Тогда он представил, как он просто сидит возле дерева, на полянке окружённой высоким кустарником, где-то в овраге и ждёт, пока она проснётся. Анастасия ещё спала, лёжа на земле, на подстеленной шинели. Она проснулась, чуть приподнялась и настороженно посмотрела на Семелесова. Заметив это, он тут же встал и повернулся к ней лицом, выпрямившись и положив руки по швам.

— Кто ты? — испуганно произнесла девушка.

Тут Алексей снова задумался, он толком ничего не знал, даже о том каким человеком был сам император, не то, что члены его семьи. Он вообще не интересовался подобными вещами, ограничиваясь более значимыми историческими сведениями. Даже сейчас он не мог представить, как бы она повела себя в подобной ситуации, хотя и понимал, что всё это глупо и несерьёзно и по-хорошему он не должен хотя бы в собственном воображении заботиться о подобных деталях. Впрочем, немного поразмышляв над этим, Алексей тут же в мыслях махнул на это рукой, просто решив, что она должна вести себя как положено аристократке. Правда на самом деле и об этом Семелесов имел весьма смутное представление.

— Кто ты? — снова спросила девушка.

— Ваш верный слуга, ваше высочество, — ответил Семелесов, заметив, что при этом действительно слегка пошевелил губами.

Он опустился на одно колено, смиренно преклонив голову. От мысли об этом Алексей ощутил странное особое приятное чувство, заставившее его заулыбаться.

— Пока что это всё о чём вы должны знать. Могу поклясться вам, что я должен был сделать то, что сделал, речь шла о жизни и смерти.

Он поднял взгляд. Только в этот момент Семелесов вспомнил что по-хорошему, раз в том сне он бежал с ней из города ночью, то она сейчас должна быть только в ночной рубашке.

— Возьмите, переоденьтесь, — он бросил к её ногам свёрток с одеждой и отвернулся, встав возле дерева.

— Как вам это удалось? — спросила она его из-за спины. — Где мы сейчас?

— Недалеко от города, и лучше поскорее отсюда уходить. Нас наверняка ищут. Я принял некоторые меры, для того чтобы сбить их со следа, но это вряд ли сможет гарантировать нашу безопасность надолго.

Он повернулся и взглянул на девушку. Та уже одела скромное, но вполне прилично выглядящее платье, в котором вполне могла сойти за мещанку из семьи среднего достатка. Она сделала шаг в сторону и покачнулась, тут же выставив руку и опершись ею о берёзовый ствол. По крайней мере так думал Семелесов должны проявляться последствия того что она надышалась сонным газом этой ночью.

— Кружится голова?

В ответ девушка кивнула.

— Вы вдохнули немного той дряни, что я использовал, чтобы усыпить охрану, это скоро пройдёт. А сейчас нам нужно идти, ваше высочество.

— Боюсь, вы не понимаете, — она подняла взгляд, пристально посмотрела на Семелесова. — Я не могу с вами идти.

— Боюсь, у вас нет выбора.

— А как же мой отец, а… как я вообще могу вам доверять! — тут она повысила голос.

— Как человеку, спасшему вашу жизнь.

— Жизнь?

Вдруг невдалеке прогремел взрыв. Семелесов сам удивился, когда эта мысль появилась в его голове, как будто его воображение стремилось самопроизвольно отсрочить тот момент, когда ему придётся сообщить ей о том, что её семью, скорее всего уже расстреляли, или расстреляют в ближайшее время. Мысль о том, что если и проводить подобную операцию то только непосредственно перед расстрелом виделась Алексею совершенно естественной и очевидной, словно какая-то аксиома.

— Что это? — испуганно спросила она.

— Одна из моих растяжек, — негромко ответил Семелесов, настороженно обводя взглядом окружающий лес.

Он выхватил пистолет и дал Анастасии знак, чтобы она уходила в противоположную сторону от той, откуда донёсся разрыв. Она поняла не сразу, но потом всё же повернулась и направилась туда куда он указывал. Семелесов напротив, пошёл в сторону взрыва, держа наготове пистолет. Он немного отклонился пробираясь через лес, но вскоре увидел впереди фигуры явно принадлежавшие преследователям.

С тем малым опытом оперативных действий, что имелся у Алексея он с трудом мог представить, как бы он смог разобраться с несколькими вооружёнными людьми, которые к тому же, скорее всего, должны были иметь хоть какую-то подготовку. К тому же он вообще не представлял, кем должны были быть эти люди. Он даже не мог предположить стали ли бы они прочёсывать окрестные леса и как вообще выполняется прочёсывание, какими группами. Это заставило его остановиться на двух условных бойцах, некоего условного подразделения вооружённых пистолетами.

Правда, когда Семелесов попытался снова представить происходящее, воображение тут же добавило третьего противника, видимо посчитав, что так должно быть реалистичнее.

Он тут же бросился в сторону зарослей кустарника и укрылся за стволом дерева, опустившись на землю. Его не заметили. Алексей не знал куда могли так торопиться чекисты, особенно после того как один из их товарищей должен был подорваться на гранате, но подобное развитие ситуации было единственным при котором у него были шансы.

Он подождал пока они пройдут мимо, затем медленно поднялся и осторожно начал красться вслед за ними, переходя от укрытия к укрытию, пока, наконец, не различил впереди громкий оклик и голоса, из которых разобрал только: «Она здесь!». И после этого он бросился вперёд одновременно начав стрелять из пистолета. Алексей увидел невдалеке девушку, перед которой словно описывая дугу, стояли трое бойцов. Повернуться к Семелесову успел только последний из них. Он смог даже выстрелить, пуля прошла мимо, войдя высоко в ствол дерева. Алексей быстро перебежал и, спрыгнув с какого-то пригорка, оказался рядом с княжной, и тут же двинувшись на третьего чекиста, ещё пытавшегося подняться, всадил в него две пули.

Всё это представилось Семелесову так ясно, что у него перехватило дух. Он почувствовал, что больше не может лежать в кровати, ему захотелось вскочить и куда-нибудь бежать, что-то делать, он даже открыл глаза, но прерывать этот придуманный сон на этом месте ему не хотелось.

— Вы убили их? — испуганно проговорила девушка, делая шаг назад.

— Боюсь, у меня не было выбора.

— Я не могу с вами пойти, вы не понимаете что творите. Может быть, вы хотите как лучше, но вы не должны этого делать. Я должна вернуться.

— Вам некуда возвращаться. Мне тяжело об этом говорить, но боюсь, что всю вашу семью сегодня должны были расстрелять. И скорее всего они уже сделали это.

Тут Семелесов опять поймал себя на том, что он шевелит губами, хотя то, что он не говорил этого в голос, должно было радовать. Он с трудом представлял себе лицо княжны, основываясь на паре фотографий, которые когда-то видел в книгах по истории, но почему-то вполне отчётливо мог представить, как его выражение должно было исказиться после услышанного.

Девушка отвернулась, будто находясь в трансе, сделала несколько шагов. Семелесов и в реальном мире не выносил женских криков и истерики, и потому хотел избавить себя от этого хотя бы в своём воображении, тем более что почему-то именно так болезненно молчаливо и оглушено, она должна была воспринять подобные новости. По крайней мере, если бы это было и вправду так, он бы стал её по-настоящему уважать.

— У меня уже готовы документы. Я — Алексей Семелесов бывший студент, вы Анастасия Сергеевна Семелесова, моя жена. Нам нужно уходить отсюда, как можно скорее.

— Вы хотите идти на восток, говорят, там наступает Колчак, — сдавленно проговорила она.

— Именно поэтому нам туда идти нельзя. Нам нужно добраться до ближайшей станции к западу от Екатеринбурга и отправиться дальше, желательно в Поволжье, в Царицын, там Деникин… там скоро будет Деникин.

Тут Семелесов резко открыл глаза, вздохнув так, будто он и вправду очнулся ото сна. Он чуть привстал, и замер, уставившись в темноту комнаты. На душе у него быстро разрасталось чувство вины, как будто то, что он в мыслях коснулся этого, было страшным кощунством. Он тяжело вздохнул и губы, словно сами прошептали: «Анастасия», так как будто в самом этом имени было что-то чего нельзя касаться. После этого он откинулся на кровать и, закрыв глаза, тут же провалился в сон.

 

Глава двадцать вторая. ОПАСНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Кистенёв уже начинал привыкать к тому, что первой его мыслью при пробуждении было осознание того, что он всё ещё жив. И вместе с этой мыслью каждый раз приходила другая: а сможет ли он думать также завтра утром, точнее говоря, настанет ли оно вообще для него. Весьма странное ощущение, словно сегодня снова будет брошен жребий, определяющий останется ли Василий Кистенёв в живых или нет. И это не пугало, а рождало даже своеобразный азарт. Кистенёв больше не понимал значение фразы «потерянное время» отныне и дыхание было для него приятно и воздух сладок и ради этого уже стоило того чтобы жить.

Жужжание мухи, некогда особенно раздражавшее Кистенёва в период его существования обычным подростком, теперь казалось слишком естественным, чтобы вызывать злость, наоборот, оно в какой-то мере тоже напоминало ему, что он жив, ведь вряд ли мухи будут донимать его на том свете. Это жужжание теперь виделось ему отзвуком рёва тех жутких тварей, что встретятся им в параллельных измерениях, словно эта деревня становилась вестибюлем перед другими мирами, куда Василий смог бы, наконец, отправиться, один из немногих в целом свете.

Он был весел, он был уверен в том, что теперь хоть кому-то нужен по-настоящему, хотя бы себе. Он смеялся в душе, над теми, кого раньше называл своими друзьями, хотя дружба эта выражалась разве что в совместных посиделках в баре, под разговоры не о чём. И хотя они говорили о принципах, о своих понятиях чести, все понимали, что это не всерьёз. Что это была своего рода игра. В отличие от этих людей, от Крейтона и от дурачка Семелесова, которых Василий и толком-то не мог назвать друзьями, но на них он действительно мог положиться, и отдал бы не одну дюжину из тех, кого называл друзьями в прошлом. Василий сел на краю кровати, потерев руками лицо, будто хотел стереть с него сонную маску, и опустил ноги на пол где в узком коридорчике между кроватью и стеной был постелен старый выцветший половик.

Взгляд Кистенёва проскользил по таким же старым обоям с однотипными линиями узоров тянувшихся от пола до потолка и устремился на окно, где за ажурной занавеской висела ещё одна из белой плотной ткани, на которой виднелась буквой «Т» тень от толстых деревянных створок. Солнце даже сквозь занавески ярко освещало комнату и день сегодня, похоже, выдавался жарким.

Неожиданно до слуха Василия донеслись странные звуки то ли оклик, то ли ругань. Голоса доносились с улицы, со стороны огорода. Они появились и тут же замолкли так, что Кистенёв подумал, что ему послышалось, потом они раздались снова, и на этот раз к ним примешался ещё какой-то странный звук не то стук, не то треск.

Василий сначала замер, потом вдруг резко встал с кровати, быстро, но без спешки оделся и направился на улицу, по пути прополоскав рот над раковиной с умывальником. Когда он вышел на улицу, то увидел Крейтона и Семелесова на маленькой полянке с притоптанной травой, с краю от огорода. Оба стояли босиком и были голые по пояс. В руках у них были ольховые палочки примерно метр длиной, которые они держали как шпаги, и то чем они сейчас занимались, похоже, являлось занятием по фехтованию.

Семелесов как-то странно, то ли пританцовывал, то ли кружил приставными шагами, иногда делая выпады, вокруг Крейтона, который время от времени, что-то кричал, обещал начать бить его по ногам.

— Доброе утро, друг мой, — произнёс он, не поворачиваясь к Кистенёву, и тут же рванул вперёд с криком. — Да деревянные они у тебя что ли!

Он в мгновение ока оказался сбоку и чуть позади Семелесова, который далеко вперёд выставил свою правую ногу, будто пытался сесть на продольный шпагат. Крейтон сделал ему подсечку и Алексей и без того с трудом сохранявший равновесие рухнул на траву.

— Буратино, мать твою, — выругался Мессеир, обходя вокруг упавшего.

— Давай, Лёха, давай, я в тебя верю, — насмешливо крикнул Кистенёв, несколько раз хлопнув в ладоши. — Ещё немного и станешь фехтовать как наш участковый.

— Пошёл к чёрту!

Семелесов медленно поднялся с земли, отряхнул поочерёдно землю с подошв ног и опустил их обратно на землю, слегка сморщившись от колкой травы. Крейтон уже поджидал его чуть в стороне с совершенно спокойным лицом, держа ольховую палку прямо перед собой под углом направив её к земле. Кистенёв прислонился боком к слегка наклонённому стволу вишни, спрятавшись в тени её кроны от царившей на улице жары, несмотря на множество облаков на небе. Он с улыбкой смотрел на то, как Семелесов отчаянно пытался достать Мессеира кончиком своей «шпаги». Тот в свою очередь быстро менял своё положение, оказываясь то спереди то сбоку от Алексея, то вовсе заходя за спину, и либо делая подсечки, либо отвешивая пинка, иногда и бил палкой по лопаткам. А Семелесов снова и снова поднимался, сжимая зубы и смотря на Крейтона таким взглядом, как будто тот убил всех его родных и друзей.

Но получалось что-то осмысленное у Алексея редко. Он, похоже, ещё никак не мог привыкнуть ходить босиком и двигался с трудом высматривая каждый раз, куда поставить ногу в отличие от Крейтона готового хоть танцевать на траве.

Кистенёв в глубине души понимал, что, поставь его на место Семелесова, он бы выглядел так же, но всё равно он улыбался удовлетворённый тем, что находится на своём и при этом как-то не задумывался, что ему тоже не мешало бы научиться драться. Раньше Кистенёв полностью полагался на свой кастет и, в принципе, его и действительно было достаточно для схватки при условии, что противник не будет обладать какими-то невероятными способностями в рукопашном бое, и не будет иметь более грозное оружие. Что же касается драк «без говна» то здесь Василий был примерно равен Семелесову в дружеских спаррингах, что частенько устраивали они по пьяни, побеждая и проигрывая с равной частотой. А с противниками посильнее Кистенёв дрался редко, и даже не сильно огорчился, когда после его достопамятного выезда в Калугу ему пришлось завязать с так и не начатой околофутбольной карьерой. Так или иначе, но сейчас у него не было ни малейшего желания последовать примеру Семелесова и попытаться научиться хотя бы рукопашному бою или стрельбе, не то что архаичному фехтованию, роль улыбающегося зрителя, и подшучивание над неуклюжим фехтовальщиком Семелесовым привлекали Кистенёва куда больше. Так что он просто стоял и, прислонившись к вишне, смотрел на Крейтона и его ученика, при этом довольно улыбаясь. И опять ему в голову пришла мысль, о том, чтобы заснять это действо на камеру и выложить куда-нибудь, но на этот раз он испугался самому факту появления этой мысли в его голове, пришедшей словно из старой жизни, так что на какое-то время лицо Кистенёва вдруг сделалось серьёзным и испуганным, так что это непременно должны были увидеть его друзья, но они, казалось, в принципе не замечали ни Кистенёва, ни что-либо вокруг.

Неожиданно Василий услышал, как скрипнула дверь у него за спиной. Он повернулся и увидел стоявшую на крыльце Клементину, одетую в лёгкое светло-зелёное платье, и в руках у неё был сложенный белый солнечный зонтик. Медленно спустившись по ступеням, она огляделась вокруг, словно оценивая достаточно ли сегодня жарко, после чего раскрыла зонт и положила его себе на плечо. Она могла бы быть смешна Кистенёву, если бы не пугала его до глубины души. Стоило ей только появиться, как у Василия перехватывало дух и всё сжималось внутри, как иногда бывало раньше в школе при появлении завуча в классе посередине урока, когда Кистенёв перебирал в голове, за что он сегодня может получить и сидел смирно, надеясь, что пронесёт. Но только тот страх не шёл, ни в какое сравнение с тем, который Кистенёв испытывал перед этой женщиной. Чего стоили одни её глаза, к которым он так и не смог привыкнуть, и боялся даже смотреть в них, постоянно отводя взгляд при разговоре. И, тем не менее, как ни хотелось Василию держаться от неё подальше, он всё равно улыбался и притворялся весёлым, разговаривая, как ни в чём не бывало, благо уж что-что, а притворяться Кистенёв умел в совершенстве.

Она подошла, улыбаясь едва заметной милой улыбкой, и встала рядом с Василием, казалось, не замечая его, смотря единственно на своего мужа и его нового ученика. Кистенёв бросил на неё беглый взгляд, отметив про себя только то, что она снова, как всегда оставила две пряди свисать по краям лба, что его самого жутко раздражало по неизвестной ему самому причине.

Перед её появлением Семелесову, наконец, удалось занять Крейтона на небольшое время и провести, бездарную но напористую атаку, так что Мессеир через всю поляну отходил назад, увлекая за собой Алексея, впрочем, без особого труда, раз за разом отбивая его палку в стороны. И так продолжалось до тех пор, пока уже на обратном пути Семелесов вдруг не наступил на что-то ногой и тут же не поднял её, согнув в колене, запрыгав на одной ноге. Но Крейтон с разочарованным видом тут же подскочил к нему и подсечкой оставил Семелесова вовсе без опоры. Юноша рухнул на землю, уже пятый или шестой раз за то время что за ними наблюдал Кистенёв.

— Доброе утро, Мессеир, — раздался звонкий голос Клементины.

— С добрым утром, дорогая, — бросил Крейтон при этом, даже не посмотрев в её сторону.

Семелесов медленно поднялся и сел на траве, пытаясь отдышаться, при этом изо всех сил стараясь сделать наиболее непринуждённую с виду позу, как делал всегда при появлении девушки, словно хотел произвести на неё впечатление, но выглядело это до жути комично.

— Ты всегда ходишь с зонтом, когда на улице солнце? — спросил Кистенёв, перед этим сделав глубокий вдох и постаравшись придать голосу как можно большую уверенность. — Могла бы наоборот позагорать.

Клементина вдруг повернула голову и, посмотрев на Василия своим неподражаемым взглядом не то исподлобья, не то искоса, произнесла спокойным голосом, каким обычно объясняют прописные истины:

— Чтобы жена мантийского офицера, ходила с загаром будто… — она вдруг осеклась. — Впрочем, это наши, мантийские причуды, не бери в голову.

Василий так и не понял, что она имела в виду, но спрашивать снова не осмелился, тем более что девушка, снова повернулась к Мессеиру и Семелесову, весело произнеся.

— Я вижу, ты нашёл себе достойного противника.

— Зря смеёшься, — угрюмо бросил Крейтон.

— Может, уже подерётесь по-настоящему, я хоть посмотрю.

— С ним-то, — Крейтон небрежно кивнул в сторону Семелесова. — Да, пожалуйста.

Алексей начал медленно подниматься с земли при этом укоризненно проговорил, обращаясь не то к Мессеиру, не то к воображаемой аудитории:

— Грешно издеваться над несчастным человеком, пытаясь произвести впечатление на девушку, которая и без того является твоей женой.

— Тебе то что, мы же не на настоящих шпагах дерёмся.

— Ну, так в чём проблема! — воскликнул Семелесов и, вскочив, бросился на Крейтона, вытянув перед собой «шпагу».

Мессеир сделал шаг назад, отбил выпад Алексея и стал быстро отходить с места на место, защищаясь от атак противника, всё столь же неумелых, но теперь куда более остервенелых, будто это была драка насмерть. Крейтон, казалось, даже не думал контратаковать, похоже, даже забавляясь этим шуточным поединком и тем, как серьёзно к нему подошёл его противник. Впрочем, даже Кистенёв замечал, что та осторожность, с которой Семелесов раньше ступал с непривычки по траве, вдруг куда-то пропала, и теперь он двигался так же легко как и Крейтон. Хотя на его лице то и дело появлялись скоротечные гримасы боли, когда он наступал в траве на что-то колкое, но всё равно продолжал, уже не обращая на это внимания. Стук палок друг о друга уже не прекращался сразу как раньше, и хоть всё это выглядело весьма забавным со стороны, у Кистенёва появилось даже слабое желание поменяться местами со своим другом. Пару раз Семелесов промахивался и проносился мимо Крейтона, оставляя его сбоку, а то и за спиной, но тут же поворачивался обратно. И хотя у Мессеира, было достаточно времени в те моменты, чтобы просто истыкать Алексея в бок концом палки, он, похоже, даже не думал это делать. И лишь на третий раз, когда Семелесов опять расставил широко ноги, пытаясь сделать выпад, быстро попытался их подобрать, с трудом удерживая равновесие, но тут же Крейтон срубил его подсечкой и Алексей снова полетел на землю, распластавшись на земле, головой возле крайней грядки с морковью.

— Да что б тебя! — бросил ему Крейтон голосом разочарованного учителя. — Вот и всё.

— Ещё не всё! — злобно бросил Семелесов, приподнимаясь с земли, подобравшись вплотную к тому месту, где кончалась трава и начиналась голая огородная земля.

Крейтон медленно прошёлся то в одну, то в другую сторону мимо Алексея, смотря больше куда-то вдаль, чем на него. Потом вдруг встал рядом с ним, смотря сверху вниз. Как вдруг Семелесов взмахнул рукой, которая до этого лежала на рыхлой земле и пронеся её по дуге вверх, раскрыл ладонь. В воздухе взметнулось облако серой сухой земли, прямо перед лицом Крейтона, и в то же мгновение он согнулся и схватился рукой за лицо, прикрывая глаза, в которые попал песок.

Семелесов резко вскочил с земли и занёс свою «шпагу» над ослепшим Мессеиром, но тот быстро отпрыгнул в сторону и по прежнему ничего не видя, встал напротив Алексея приняв подобие боевой стойки. Семелесов на этот раз тут же бросился на него, но Крейтон, словно чувствуя его каким-то иным чувством, отошёл в сторону и отбил, удар. Семелесов развернулся, попытался каким-то уж больно хитрым образом поднырнуть под руку Мессеира, но тот опять ушёл в сторону, и, развернувшись, упёрся концом своей палки в шею снова оказавшегося на земле Алексея, в тот же самый момент когда ему в живот упёрся кончик семелесовской «шпаги».

И тогда в наступившей в следующее мгновение тишине раздались негромкие ритмичные аплодисменты. Повесив зонтик за ручку на изгиб локтя, Клементина медленно захлопала в ладоши, не отрываясь, смотря на «фехтовальщиков».

— Браво, — негромко, но звонко произнесла она.

— Они же закололи друг друга, — недоумённо проговорил Кистенёв. — Чему ты хлопаешь.

— Ничья с оперативником ордена, для вашего друга это просто прекрасно, — флегматично ответила девушка.

— Но это ведь подло.

— Дерись они насмерть, судить было бы либо некого, либо некому, — ответила она и искоса посмотрела на Василия.

Впрочем, это продолжалось недолго, тут же раздался громкий оклик Крейтона, отошедшего в сторону и всё тёршего свои глаза:

— Клементина… не стой же ты, дай воды.

Девушка, покачала головой и пошла ему навстречу, на ходу повернув голову, и бросила Кистенёву:

— Жизнь человека, слишком дорога, Василий, и цена её уж точно куда больше чем облик благородного человека. Честь трупа стоит недорого, — и, произнеся это, она лукаво улыбнулась.

Клементина взяла Мессеира за руку и направилась вместе с ним в сторону огородного шланга, что лежал в разветвлении ствола груши возле забора. Кистенёв остался стоять на месте, лишь краем глаза видя поднимавшегося с земли Семелесова. И что в тот момент его удивило, так это совершенно равнодушное выражение лица Алексея, как будто так всё и должно было произойти.

Крейтон промыл глаза водой, умылся и бодрым шагом направился обратно к дому пройдя между Кистенёвым и Семелесовым, настороженно следивших за ним, не двигаясь с места. Он ещё моргал глазами, и что-то тёр к носу, наклонив голову и смотря больше себе под ноги.

— Думаю, на сегодня хватит, — произнёс он, обращаясь Алексею, когда проходил мимо него.

— Мессеир, — окликнул его Семелесов, — ты прости насчёт песка, я всё-таки… — после этого он осёкся, не зная толком что сказать.

Крейтон остановился, и, повернувшись, посмотрел на Алексея, и произнёс спокойным, как ни в чём не бывало голосом:

— Мы не оговаривали условий.

Потом он снова развернулся, но сделав буквально шаг, добавил:

— А у тебя есть шанс выжить в нашем мире, похоже, я сделал правильный выбор.

Всё это время Кистенёв недоумённо смотрел на мантийца и провожал его взглядом, пока он поднимался по ступеням и заходил внутрь дома, пытаясь понять, о чём же сейчас думал Крейтон, и отреагировал бы он сам так спокойно, заряди ему песок в глаза. А вот Мессеир об этом уже не думал вовсе, действительно не придавая большого значения их поединку с Семелесовым, он уже переключился на другие темы для размышлений, прежде всего касавшихся планов на сегодняшний день.

Крейтон быстро поднялся на второй этаж, где находилась его комната, не теряя времени, переоделся и достал пистолет, без которого сегодня он выходить на улицу не собирался. Переодевшись, Мессеир сел в кресло стоявшее посерди комнаты, в паре метров перед окном. Он откинулся на спинку, положил руку с пистолетом на подлокотник и, сделав пару глубоких вдохов, посмотрел на окно. Потом его взгляд переместился сначала на стену, затем на угол где в открытой наполовину коробке лежала, свернувшись кольцами Снежинка, как всегда неподвижно исподлобья смотря на своего хозяина. Крейтон посмотрел змее в глаза и изобразил на лице добродушную улыбку, предназначавшуюся больше для Снежинки, чем для него, и как бы говорившую: «Скоро, змейка, скоро для тебя найдётся работёнка, а пока отдыхай». Ещё в старые добрые времена, когда Крейтон занимался, чем ему полагается, действовал на службе империи и светлого престола, Снежинке всё-таки удалось поучаствовать в операциях. Всего пару раз, но зато с жуткими последствиями. Мессеир вообще находил много забавного в использовании змей в качестве оружия. Отлаженная машина смерти, которой природа дала такой прекрасный инструмент, как клыки с ядом, чтобы она могла добывать себе пропитание. А потом пришёл человек, который стал заботиться о ней и давать пропитание, в обмен на то чтобы свободный теперь яд направлялся в кровь его врагов, хорошая сделка.

Переведя дыхание, Крейтон выпрямился и встал с кресла. Были иногда моменты в его жизни, когда что-то внутри него, что-то неосязаемое словно тянуло куда-то, тянуло что-то сделать. И этому голосу Мессеир привык доверять, по сути это было единственное, чему он доверял в этой жизни, и во многом благодаря этому оставался в живых. И вот сейчас в нём словно щёлкнуло, словно сказали «пора». И следуя этому совету, Мессеир засунул пистолет за пояс, накрыл его сверху рубашкой и вышел на лестницу.

Когда он спустился на первый, этаж Кистенёв с Семелесовым о чём-то оживлённо говорили на кухне, но Мессеир не стал вслушиваться. Встав одной ногой на порожке в двери веранды, он, придерживаясь за боковой косяк, чуть наклонился вперёд и окликнул своих товарищей.

— Мы куда-то идём? — спросил Кистенёв, настороженно посмотрев на мантийца.

— Я пойду, прогуляюсь, — ответил тот. — Нужно провести рекогносцировку.

— А мы? — спросил Семелесов.

— Пока останьтесь здесь. Я ненадолго, — Крейтон повернулся и шагнул назад, но сразу остановился и добавил. — Где Клементина?

— Вышла во двор почитать.

Мессеир кивнул, после чего вышел на улицу. Он быстро спустился по ступеням крыльца, и, бросив прощальный взгляд на девушку, присевшую в тени яблони на подстеленную тряпку, и что-то внимательно читавшую, он бодро направился к воротам и спустя полдюжины шагов оказался по ту сторону забора на широкой и пустынной деревенской улице.

Эту дорогу Крейтон хорошо запомнил ещё, когда они только приехали в эту деревню, и в последующие несколько раз проходя здесь, а потому теперь он обращал своё внимание лишь на отдельные интересные места, коих здесь, однако было немного. Перед многими домами теперь стояли легковые машины, кое-где даже по несколько штук на двор, но вот людей, которые на них приехали, видимо, чтобы провести выходные в деревне, видно не было. Мессеира это интересовало мало, сколько бы людей, не прибыло в деревню накануне заключительного дня операции, он не боялся свидетелей защищённый ослепляющей верой в невероятность того что должно было произойти, а что касается посторонних жертв, то когда в своей жизни Крейтон волновался о них. Сама деревня интересовала мантийца разве что как особенность ландшафта на предстоящем поле сражения, или же как заросли интересуют охотника, который знает, что в них затаилась его добыча.

Но с последней точки зрения эта часть деревни не интересовала Мессеира вовсе, так как он догадывался, что его будущих жертв следует искать в посёлке на противоположном берегу реки. К ней-то Крейтон как раз и направлялся.

Он вышел на пригорок близ берега реки и, повернув, прошёл по дороге что шла поверху параллельно реке, выходя под прямым углом к трассе чуть выше моста. Крейтон остановился только на самом мосту. Опершись на железные перилла, с постепенно облупливающейся красной краской, обнажавшей оранжевые пятна ржавчины, Мессеир пристально посмотрел вдаль. Он смотрел на реку, что тянулась прямой синей лентой, где-то вдалеке сворачивая влево. А по берегам на склонах прибрежных холмов всё утопало в зелени, вперемешку растущими деревьями, кустарником и травой, а также полосками тростника, тянувшимися вдоль края воды, лишь в некоторых местах прерываясь, там, где находились заходы в реку, возле которых располагались импровизированные пляжи, в тот день заполненные народом.

Про себя Крейтон отметил, что пригорки на берегу реки, поросшие зеленью, весьма неплохое место для расположения стрелков и пулемётов. Река и противоположный берег оттуда была как на ладони, а заросли могли стать неплохим прикрытием при условии, отсутствия у врага передовых средств обнаружения.

Вдруг внимание Мессеира привлёк большой дом, стоящий вдали на холме. По большей части он был скрыт кронами деревьев, растущих рядом на склоне, так что полностью была видна только его крыша, высовывавшаяся из-за верхушек деревьев. Только местами проступали стены из красного кирпича, и как сумел оценить Крейтон, дом имел, по крайней мере, три этажа, и возвышался на холме, словно замок феодала над деревней. И Мессеир понимал, что это как раз то самое логово, которое он искал.

Но мантиец знал, что не стоит спешить, и потому смотрел на здание равнодушно. Отметив про себя расположение объекта, Крейтон опустил взгляд и посмотрел на воду, медленно текущую под мост и его дрожащее отражение на поверхности. За спиной по дороге с нарастающим шумом пронеслись две машины, ехавшие в разные стороны, обдав Мессеира потоком воздуха, заставив его почувствовать слабую вибрацию перилл. Крейтон даже не повернул головы, хотя и до сих пор не мог привыкнуть к этим устройствам передвижения, бывшим в этом мире в столь огромных количествах.

Вдруг он заметил, как вдоль отражения моста и перилл, по направлению к Крейтону стало двигаться отражение человека смутно ему знакомого. Вскоре послышались шаги, а через несколько мгновений, Мессеир уже боковым зрением видел, как молодой человек встал рядом с ним, также облокотившись на верхний край перилл.

— Опять вы, — проговорил Крейтон, смотря при этом куда-то вдаль. — Вы теперь будете появляться каждый раз, когда я остановлюсь на мосту.

Он уже узнал этого человека. Это был тот самый тип, с которым он встретился тогда на мосту через овраг, и его появление здесь едва ли удивило Крейтона, но насторожило его это точно. Он незаметно положил левую руку, дальнею от незнакомца, себе на бедро, чтобы в случае чего быстрее выхватить из-за пояса пистолет, хотя и не был уверен, что пули будут действенны против него.

— Моё общество вас так тяготит.

— Да нет, просто немного настораживает такое внимание со стороны человека, о котором ты ничего не знаешь, включая также то: а является ли он на самом деле человеком.

— Вам ли этого бояться, — произнёс незнакомец, искоса посмотрев на Крейтона.

Он замолчал, продолжая смотреть, вдаль, туда же куда и Крейтон, в сторону холма на котором стоял дом из красного кирпича.

— А всё-таки жалко, что Атлетико проиграл, — вдруг продолжил он.

— Ну что ж теперь, — бросил Мессеир. — Игра есть игра.

— Это точно. Честно говоря, по игре они получили то, что заслужили.

После этих слов он снова замолчал, но ненадолго и проговорил:

— Хотите изменить мир.

— Все мы меняем этот мир, так или иначе.

— Да как его часть, — произнёс незнакомец монотонным голосом. — Любые попытки изменить что-то изнутри, по сути, вытаскивание себя за волосы из болота.

— Так в том и дело, — ответил Крейтон, исподлобья посмотрев на собеседника, — я не часть этого мира, значит, у меня может быть есть шанс. Может здесь я смогу сделать то, что мне не дали сделать в Мантии.

— А оно вам надо.

— У меня есть выбор? Эта мечта всё, что у меня осталось, — говорил он сухим громким шёпотом. — Бесконечное повторение одного и того же, жизнь только ради новой жизни, существование ради существования. Если жить просто так, чем мы отличаемся от бактерий, что мириадами копошатся в капле воды.

В этот момент послышался всплеск воды и громкий смех, перемешанный с не то сердитыми, не то весёлыми голосами, исходивший от ближайшего пляжа, где в этот момент отдыхала компания, подъехавшая на двух машинах.

— Тогда не останавливайтесь, Крейтон, главное не останавливайтесь. Едва замешкаетесь, сойдёте с пути, спросите себя: «А надо ли оно мне», и всё будет кончено. То, что вы ищите, находится там, на холме, вы угадали это точно. Но помните: нельзя выбрать правильную дорогу, если не знаешь куда идёшь.

— Приму к сведению, — ответил Мессеир и, медленно отойдя от перилл, пройдя за спиной незнакомца, направился на ту сторону реки, где находился красный дом.

И вдруг незнакомец окликнул его:

— Что облагораживает человека?

— Кровь невинных.

Словно на автомате, ответил Крейтон сам, удивившись, откуда он знает ответ. Незнакомец по-лисьему улыбнулся и направился в сторону Савеловки, напевая под нос:

— Пламя играет и льётся свет, прошлое тает, но надежды нет…

Мессеир пошёл дальше, вдоль автотрассы, мимо разрушенного завода, бросив косой взгляд на разрушенные корпуса посреди зарослей сорняков. Ржавые металлические балки, обрушившиеся стены и державшиеся в паре мест на крыше куски шифера. Чем-то это напомнило ему рассказы о том, что творилось в его мире, когда Матиас развязал войну и мантийский воздушный флот прошёлся по всем городам континента.

Через полсотни метров Крейтон дошёл до просёлочной дороги, отходившей от трассы и уходившей вглубь деревни, ведя как раз в сторону красного дома на холме. К тому моменту Мессеир уже выбросил из головы разговор с незнакомцем, решив вернуться к нему потом, в более подходящее время. Улицы здесь немногим отличались от деревни на том берегу и были столь же пустынны, и только хорошая погода и светящее вовсю солнце мешали казаться полузаброшенному посёлку зловещим. Только раз на всём пути мантийцу встретилась группа ребятишек, игравших во что-то на улице, и проводивших Мессеира косыми настороженными взглядами.

Красный дом вновь показался над крышами и заборами минут через десять, когда до холма оставалось две-три сотни метров. А вскоре Крейтон понял, что обитаемые дома вокруг начинают заканчиваться и пространство по сторонам от дороги всё плотнее стали занимать заросли кустарника и молодых деревьев, среди которых, то здесь, то там проглядывали полуразвалившиеся и сгнившие остатки заброшенных домов.

А впереди уже виднелся рифлёный металлический забор, проходивший достаточно далеко от самого дома. Его форма чем-то напомнила Крейтону волнистую обшивку мантийских дирижаблей, хотя это сравнение тут же показалось ему кощунственным. Дальше Крейтон идти уже не собирался, боясь попасть в поле зрения камер видеонаблюдения, которые, несомненно, должны были быть установлены где-то снаружи.

Он остановился, немного сместившись к кустам орешника, растущих рядом с дорогой, и стал думать с чего лучше начать осмотр окрестностей красного замка, как вдруг услышал у себя за спиной шум двигателя и шорох камней под колёсами. Крейтон нырнул в кусты, а спустя минуту по дороге, наклоняясь и перекашиваясь на ухабах, медленно проехал чёрный габаритный автомобиль. Мессеир сумел различить номер и знак фирмы спереди три вытянутых ромба соединённых концами в одной точке, вот только вспомнить название он никак не мог, всё ещё паршиво разбираясь в этих машинах.

Автомобиль поехал дальше, поднимаясь по дороге к воротам во двор коттеджа. Мессеир тем временем пробрался вглубь зарослей и, обнаружив там остатки бревенчатой стены, и то, что когда-то было сгоревшим домом, он залез на ствол дикой рябины и, ухватившись за ветку, одной ногой опершись на остатки стены, стал смотреть сквозь листву на происходящее во дворе дома.

Обзор был не самый лучший, но, по крайней мере, Крейтон был уверен, что здесь его не заметят, если конечно не будут высматривать специально. Машина остановилась около ворот и оттуда вышли двое в чёрных куртках с капюшонами, полностью скрывавшими их лица, один из них подошёл к двери и стал разговаривать по домофону. Потом вдруг из машины вышел не кто иной, как Максим Монетников, собственной персоной и стал о чём-то оживлённо спорить с одним из типов в капюшонах. Крейтона это насторожило, однако, делать какие-либо выводы он не спешил.

После спора с типом в капюшоне Максим резко развернулся и, просунув руки в карманы, направился прочь, напоследок бросив ему что-то нелицеприятное. Заметив, что вампир спускается по дороге обратно, Крейтон аккуратно спустился вниз, как их учили, и незаметно стал красться ему наперерез.

Неожиданно вампир остановился и присел на пенёк у обочины, расположившись спиной к мантийцу. Он достал из кармана пачку дешёвых сигарет и закурил, похоже, не замечая, в кустах Мессеира.

А тот тем временем медленно достал из-за спины пистолет, и тихо ступая по мягкой земле, стараясь не наступить на ветки, подбирался всё ближе и ближе к чудовищу. Тут оно, казалось бы, что-то заметило, услышав своим обострённым слухом, и даже убрало сигарету ото рта, насторожившись и выпрямившись, но через мгновение, спокойный и доброжелательный голос сообщил ему:

— Вы у меня на мушке, друг мой, советую не глупить.

Вампир думал не больше секунды, после чего резко дёрнулся вправо и рыбкой кинулся на Мессеира с быстротой, на которую человек не способен физически, схватил Крейтона за правую руку, уводя её в сторону, чтобы к своему ужасу понять, что она была пуста. Но он уже не мог остановиться и вместе со своим противником пролетел дальше, рухнув между кустами, а когда вскочил, то обнаружил что пистолет Мессеира, который он сжимал в левой руке направлено прямо в грудь Максима и палец лежит на спусковом крючке.

— Ты что творишь? — спросил вампир, злобно смотря на Крейтона.

— Взаимный вопрос, — ответил тот, поднимаясь с земли. — Что ты здесь делаешь.

— Выполняю свою часть плана. А вот ты, какого чёрта забыл здесь. Ты понимаешь, чего мне стоило добиться аудиенции с главой клана? Хотя, да, лучше тебе не знать.

— Какое совпадение, потому что мне плевать, — сухо ответил Мессеир.

— Убери пистолет, идиот. Ты понимаешь, что будет, если нас здесь увидят.

— Потому и не уберу, — серьёзно произнёс Крейтон. — Вампир и солдат ордена, мило беседующие у дороги это подозрительно, вампир на прицеле у мантийца — почти норма.

— Делать тебе нечего. Если сегодня ничего не сорвётся, скоро эти твари здесь соберутся на свою сходку, надеюсь, ты не собираешься штурмовать высокий замок с этими двумя оболтусами.

Мессеир ответил только сухим презрительным взглядом и полным молчанием.

— Тут потребуется минимум термобарический заряд или несколько бочек напалма, а желательно маленькая армия с серебряными патронами, у тебя есть хоть что-нибудь из этого списка.

— Есть кое-что получше. Золото мантийского знамени.

— Ты шутишь. Вы мантийцы в конец отучились мыслить вне своего дешёвого пафоса.

— Вы вампиры совсем разучились понимать метафоры, — флегматично ответил Мессеир, убирая пистолет за пояс.

Максим пристально посмотрел на Крейтона и постепенно лицо его начало искажаться по мере того как он стал понимать что имеет в виду мантиец.

— Не может быть, — проговорил он одними губами.

В тот же день, когда Мессеир вернулся в резиденцию их заговора и по совместительству дом Семелесова, то внезапно обнаружил намалёванный на старом почтовом ящике, что висел на заборе, оранжевой краской кельтский крест. Крейтон точно помнил, что ничего подобного там не было когда он уходил и первой его мыслью стало то, что эти оболтусы нарисовали это в его отсутствие ради демонстрации своей националистской удали, однако, тут же Мессеир заметил что крышка ящика открыта, и пыль сверху местами сошла.

Крейтон осторожно открыл ящик и к своему удивлению действительно обнаружил внутри чистый белый конверт, запутавшийся в паутине. На конверте не было ни адресов ни имён что, впрочем, было неудивительно ибо едва ли его доставляли обычной почтой.

Внутри конверта было письмо. Если это можно было так назвать, в письме было написано примерно следующее:

«ТСПЭУШЛЙГЦРНРЯЛЕЫНЧУНЯХАСИФБТЩДТЮЖЦЬГБКТОФТУРДГРРЯПХЮЧСЖЧООЖЪАФКБЫЩЁМПЕРУЦГЁТТОФЩГУУИТТЛЯЮЁАФКЕЪЛХЦЧШЕПЁРМТЮЫЦЬГУЪПХЧННКДБКРЬУ.

Да воскреснет Бог».

Последняя фраза как раз обрадовала Крейтона, дав ему понять от кого это послание, которого он так сильно ждал.

Мессеир вошёл в дом, держа в руке свёрнутую бумажку. Он сразу понял, что здесь был кто-то посторонний, и услышал доносившийся из кухни знакомый, но чужой женский голос. А дальше только Крейтон вошёл внутрь, как тут же остановился у порога. За столом сидела та самая девушка, знакомая Кистенёва и Семелесова, и в руках она вертела пистолет, рассматривая его, и даже делая вид, будто стреляет из него, а рядом сидел Кистенёв и смеялся вместе с ней.

— Здорово, Мессеир, — произнёс между делом Василий, мельком взглянув на мантийца.

— Ты что творишь, щенок, — зло проговорил Крейтон, двинувшись вперёд.

Он быстро подошёл к девушке и выхватил у неё из рук пистолет.

— Выйдите, юная леди, нам нужно поговорить.

— Разговаривайте при мне или вы что…

— Я сказал выйти! — строго приказал Крейтон и девушка, презрительно посмотрев на него, медленно поднялась и направилась на веранду.

— Ты совсем, что ли мозги просадил, ты хоть чем-нибудь думаешь, кретин, — продолжал мантиец негромким, но злобным голосом обходя вокруг стола, не сводя с Кистенёва глаз. — Ты хоть понимаешь что это? — он поднял пистолет, который отобрал у девушки, давая понять, что на него нужно обратить внимание.

— Да что такого-то, — искренне недоумевая, спросил Кистенёв, продолжая сидеть на стуле, как ни в чём не бывало. — Что я сделал?

Он поворачивал голову по мере того как Мессеир обходил вокруг стола пока наконец тот не оказался от него сбоку, подойдя совсем близко. К удивлению Василия мантиец ничего не отвечал и только сделал глубокий вдох, выпустив воздух через ноздри, потом вдруг ринулся вперёд и ударом ноги опрокинул стул, на котором сидел Кистенёв. Следом он схватил Василия, распластавшегося на полу, за шиворот и, резко подняв, прижал к стене. Тот попытался дёрнуться и взять захват, чтобы вывернуть руку Крейтона, но тот тут же несильно ударил его в живот в солнечное сплетение, достаточно для того чтобы Кистенёв успокоился.

— Это оружие, ты понимаешь, — продолжил Мессеир тем же серьёзным, но тихим голосом, на этот раз, перейдя практически на шёпот. — Из него людей убивают. Ты понимаешь это. Я для чего тебе его дал, чтобы ты с ним перед девками выпендривался?

— Нет, — тихо проговорил Кистенёв.

Крейтон отпустил его, пошёл прочь.

— А…

— Пока он будет у меня, выдам, когда понадобиться, возможно.

С этими словами Мессеир вышел на веранду, где столкнулся в дверях с Катей, видно подслушивавшей их разговор с Василием. Она, однако, ничего не говорила, и тут же отошла в сторону, встав смирно и смотря на Крейтона, поднимавшегося по лестнице, как смотрят на взрослых, с которыми мало знаком и потому должен вести себя при них как можно приличнее.

Мессеир же поднялся к себе и, заперев дверь в комнату на щеколду, уселся за письменный стол, развернув перед собой недавнее письмо. Он знал, как оно было зашифровано. Шифр этот был достаточно простой, в мантийской разведке его называли двустрочным шифром или двустрочником и почти им не пользовались, в этом же мире он был известен как шифр Виженера.

Шифровка была простой, особенно если догадаться что в конце было не просто дежурное восклицание, а как раз искомое ключевое слово, но для защиты от некоторых любопытных глаз этого было достаточно. Едва ли кто из низших чинов милиции стал бы возиться с этой абракадаброй, попади она к нему в руки.

Крейтон сел за стол, аккуратно пододвинул стул на нужное ему расстояние, имея привычку всегда обустраиваться с наибольшим удобством за работой, когда это позволяли условия. Он сел прямо, разложил перед собой письмо и чистый лист бумаги и стал выписывать текст сообщения, располагая под ним повторяющуюся фразу «Да воскреснет Бог», подчёркивая так, словно он складывал столбиком. На ходу считая про себя порядковые номера букв в кириллическом алфавите, Крейтон медленно одна за другой подставил в третью строчку, первые буквы «ЦССЛГЬ». После чего остановился настороженно посмотрев на бумагу и только тут до него дошло что он складывал номера вместо того чтобы вычитать, тем самым повторно шифруя, уже зашифрованный текст. Усмехнувшись про себя Мессеир, ручкой небрежно заштриховал получившиеся буквы, будто хотел скрыть их от посторонних глаз.

Дешифровка заняла у мантийца, весьма продолжительное время, во многом, потому что алфавит был ему неродной, но когда он достиг цели, Крейтон, наконец, понял почему сообщение было зашифровано так бесхитростно, шифр был двойным и едва ли те кто смог бы разобрать первый шифр поняли бы язык получившегося текста, а знающие его вряд ли бы знали как взламывать двустрочник, и даже, если бы это у них удалось, охота на вампиров в качестве темы, пришла бы им на ум последней. В получившемся тексте было следующее:

«Основные силы прибыли в город. Двадцать шесть щей, все на говне. Ещё двенадцать прибудут завтра. Готовы накрывать упырей. Уточнить место и время забивки.

Да воскреснет Бог».

Крейтон и сам далёкий от футбольных хулиганов этого мира, с трудом бы разобрал, о чём идёт речь, если бы не ждал это сообщение уже давно и не знал, о чём там должно было быть написано. Свернув лист так, чтобы был виден только дешифрованный текст Мессеир пару раз пробежался по нему взглядом, словно проверяя, не упустил ли он что-нибудь из виду, после чего благоговейно откинулся на спинку стула, пальцами левой руки барабаня на столе мантийский марш.

Мессеир сжёг и письмо, и лист с дешифровочными расчетами, развеяв пепел по ветру в открытое окно. Ответ было писать пока рано, хотя бы потому что, имея общее представление о месте предполагаемой «забивки» Крейтон, мог только предполагать, когда будет наилучшее время и когда следует звать его гостей к столу. И зависело это время от другого союзника Крейтона, единственного кто мог сойти за своего в рядах их врагов.

Вечером того же дня, на другом берегу реки в красном коттедже, что зловеще возвышался над остальной деревней, произошло событие имевшее пожалуй ключевое значение в осуществлении того что задумал Крейтон. На аудиенцию к предводителю клана Максима допустили не сразу, что его немало взбесило, точнее он всеми силами старался показать, что так и есть, внутри оставаясь спокойным как всегда, зная, что сейчас он должен быть хладнокровен в прямом и переносном смысле слова.

Когда его, наконец, впустили внутрь, сопровождавшие его вампиры из клана, остались ждать у двери, сказав Максиму только то, что предводитель ожидает его в гостиной. В доме всё было отделано с роскошью, повсюду лежали ковры, стояла мягкая мебель, и обои во всех комнатах были одного мягкого светло-бордового цвета, с едва заметным вертикальным узором из волнистых линий. Если не знать кто здесь жил то по интерьеру, как, впрочем, и по внешнему виду, этот дом можно было вполне принять за типичный особняк местных нуворишей.

Предводитель и вправду ждал в гостиной, он сидел на кожаном диване, кремового цвета, боком к электрическому камину, на мониторе которого плясали языки искусственного пламени, рядом оканчивалась лестница на второй этаж с обточенными деревянными стойками перилл. Здесь было светло как днём, хотя окна были тщательно закрыты плотными занавесками, и свет обеспечивался только за счёт люстры и торшеров, расставленных по всем углам. Предводитель выглядел как обычный молодой человек лет двадцати-двадцати пяти, хотя его настоящий возраст был, по меньшей мере, в десять раз больше. К тому же в его мнимом возрасте убеждали и волосы, зализанные так, что они стояли почти вертикально, по крайней мере, те, что росли у верхнего края лба, при всё при этом на нём был строгий деловой костюм: чёрный пиджак, брюки и синяя рубашка. Вампир сидел неподвижно, и взгляд его слегка запавших глаз был направлен в неопределённую точку на противоположной стене, чего не изменило даже появление гостя.

Максим зайдя в комнату, тихо встал рядом с дверью, с тщательно скрываемым презрением смотря на своего собрата. Он всегда испытывал презрение к вампирским кланам, не понимая, какой смысл вести жизнь чудовища, если приходиться жить в обществе по правилам, копируя организацию обычных людей. Он искренне жалел того кто сейчас сидел перед ним, знал его имя — Люциан, и то что он возглавляет этот клан уже почти сотню лет, неприлично долго, учитывая напряжённость борьбы за власть среди верхушки. И это давало о себе знать, и простым человеческим взглядом можно было увидеть, с каким трудом Люциан сдерживает дрожь в руках, и как он, по-человечески, неровно дышит, постоянно сглатывая слюну, каждый раз при этом, чуть задирая подбородок. Сколь безумно было их положение: чудовища, ведущие жизнь крыс, вечно прячась от людей, маскируясь и играя, словно шпионы во вражеской стране, и не удивительно, что должность главы подобной крысиной стаи должна была привести к безумию кого угодно.

— Это правда? — спросил предводитель, придавая своему голосу искусственную твёрдость. — Мантийцы уже здесь?

— Здравствуй, Люциан, — спокойно произнёс Максим.

— Я слышал один из них уже здесь, — не то, спрашивая, не то, утверждая, сказал предводитель и поднял взгляд на своего гостя.

— Парнишку трогать нельзя, — твёрдо проговорил Монетников. — Ты сам знаешь, с кем мы имеем дело. Через неделю здесь будет айнзатцгруппа из оперативников ордена, которая перережет вас быстрее, чем вы сможете послать за помощью к остальным кланам.

— Разве империя мантийцев не рухнула.

— Зверь, выгнанный из логова — самый опасный зверь.

— Что ты имеешь в виду?

— Объяви сбор клана, Люциан.

— Зачем? — резко произнёс предводитель, неубедительно попытавшись придать своему голосу властность.

— Ты знаешь, зачем я сюда пришёл, ты знаешь, какие факты у меня имеются, можешь не верить мне, но поверь своим глазам. Мантийцы готовятся к войне, с нами в том числе. Их разведчики уже здесь, и речь не только о том парне. Не сегодня, завтра под стенами этого замка появится их вооружённый отряд и куда лучше, если здесь будет как можно больше твоих воинов.

— Я не понимаю, к чему ты клонишь?

— Понимаешь, Люциан, ты всё понимаешь. Мы сейчас должны действовать сообща. Нельзя бить первыми, но и удар противника не должен застать нас врасплох. Война это такая вещь, с которой не стоит торопиться, её всегда нужно оттягивать до конца, а там возможно враг исчезнет и сам по себе, ведь ничто не вечно.

Предводитель задумался, помолчал с минуту, изображая на лице крайнюю озадаченность, а потом вдруг вскочил воскликнув:

— Ну почему! Почему никто не хочет жить в мире, — он прошёл к электронному камину и, положив руки на его верхний край, чуть наклонился вперёд, дабы придать себе как можно более драматическую позу. — Мы ведь можем найти компромисс, мы ведь можем договориться с людьми.

Максим знал, о чём говорил глава клана. Будучи в определённом смысле филантропом, что в его случае скорее означало быть пацифистом, Люциан уже давно не убивал людей для собственного пропитания, доставая кровь из медицинских запасов. Хотя вампирам своего клана он охотиться не запрещал, предоставляя им полную свободу в выборе способа добычи пищи. Однако Максим презирал подобных гуманистов ещё больше чем обычные вампиры вегетарианцев, как недавно стали называть с подачи людей тех из его сородичей, кто, боясь охотится на человека, пил исключительно животную кровь.

А Люциан, сделав ещё одну длинную паузу, медленно повернулся и посмотрел на Монетникова, жалостливым взглядом, отчего тот стал презирать предводителя ещё больше, если это конечно было возможно.

— Я уже давно думал о том, чтобы объявить собрание клана, в свете последних событий, но, всё же, старался надеяться на лучшее, — тут он снова сделал паузу, но на этот раз куда короче. — Почему никто не хочет мира между нашими видами?

— Потому что мы паразиты, Люциан, — равнодушно произнёс Максим, садясь на мягкий диван. — И дело не в крови, дело в том, что мы даже не вид, признай это. Мы паразиты, мы размножаемся только за счёт людей, превращая их в себе подобных, мы живём за счёт них, и от них происходим. В каком-то смысле наше племя всего лишь тупиковый вариант их развития, — Максим кивнул головой куда-то в сторону, указывая на условных людей. — Мы дефектные сверхчеловеки, паразитирующие на своём предыдущем звене.

После этого Максим замолчал, смотря на реакцию Люциана, который стоял неподвижно, стремясь сохранить свой одновременно и печальный и горделивый вид.

— Впрочем, сейчас есть дела и поважнее. Волки скоро будут у вашего порога.

— Они придут за мантийцем?

— Разве это имеет значение.

Люциана быстро изменился в лице, которое стало отчётливо демонстрировать закипавшую в нём злость и ярость, которая бывает обычно от уязвлённого самолюбия.

Так что когда до Савеловки донеслись приглушённые расстоянием звуки стрельбы, прервавшие царствование ночной тишины, нарушаемой до этого только стрекотанием кузнечиков, из пятерых людей собравшихся вокруг костра во дворе семелесовского дома со своего места вскочил только Кистенёв, настороженно уставившись в сторону реки.

— Нечистая сила между собой разборки устраивает, — со знанием дела произнёс Крейтон, поправляя палкой сучья в костре. — Ведь на краю будут, а всё равно друг другу в глотки вцепятся, не так уж и сильно они отличаются от людей.

Ему никто не ответил. Кистенёв с Семелесовым не до конца понимали, что имеет в виду мантиец, а Екатерина, ещё не привыкшая к новому для неё обществу, и вовсе понятия не имела, что сейчас несёт этот странный парень, который так ничего ей о себе не рассказал.

— Как там у вас: «А теперь седые люди помнят прежние дела, билась нечисть грудью к груди и друг друга извела».

Семелесов сидел возле костра, сложив ноги и смотря на пламя, не обращал внимания на то, что говорил Крейтон. Он уже раза три менял своё место, сдвигаясь от дыма, который всё время находил его и лез прямо в лицо.

Они сидели впятером на лужайке возле растущей с краю от огорода яблони, почти рядом с кустами, из которых торчали едва различимые в темноте остатки полусгнившей, покосившейся изгороди за которой лежал заброшенный участок. Было тепло и небо было чисто, так что стоило на пару метров отойти от костра и как только глаза привыкали к темноте, наверху рассыпались десятки серебристых точек, из которых человек более менее знакомы с астрономией смог бы сложить пару-тройку созвездий. Растущая Луна, висевшая в другой стороне, за огородом, едва приподнимаясь над деревьями возле забора, выглядела как никогда зловеще, и к ней идеально подходил жалобный далёкий вой, последовавший за выстрелами напугавшими Кистенёва.

Семелесов раньше частенько сидел вот так вот у костра с друзьями и раньше, но то было другое. Тогда независимо погоды ночь всегда была холодна и сыра, и всегда приходилось одевать, какую-нибудь старую куртку или кофту из глубин дачного гардероба, и трава всегда была покрыта вечерней росой, но теперь всё было иначе, было не душно, но и не холодно. Но что куда важнее так это то, что воздух казался сухим, и оттого ещё более лёгким и прозрачным сама ночь была яркой, с насыщенными красками. Такие ночи, как казалось Семелесову, созданы не для посиделок у костра, с друзьями, разговорами не о чём и дешёвым пивом, с трудом купленным ещё в городе. В такие ночи Семелесову представлялись охотники за кладами, что с лопатами и ружьями, пробираются по лесу в поисках цветущего папоротника, представлялось как на лодке горстка смельчаков подбирается к дремлющему в заливе галеону, зажимая в зубах ножи которыми они перережут часовых, резко выскочив во тьме из-за борта. И виделся мрак трансильванских лесов, где в тиши нарушаемой лишь уханьем филина, действовали охотники на нечисть, разыскивая упырей и вервольфов. Но сейчас он просто сидел у костра, как велел Крейтон, а спорить с ним было просто напросто глупо. И Семелесову оставалось только радоваться ночи и созерцать пламя костра иногда переводя взгляд на самого мантийца, сидевшего на земле возле яблони, обнимая прижавшуюся к нему спиной Клементину.

Тем временем Кистенёв нехотя сел обратно на землю и рукой нащупал под одеждой рукоять пистолета, возвращённого ему недавно Крейтоном, словно проверяя на месте ли он.

— А ты не боишься, носить с собой пистолет, — вдруг спросила Катя.

— Я? Пистолет? — удивлённо переспросил Мессеир, указывая на себя. — Там, откуда я родом, обычно спрашивают: не боишься ли ты ходить без него.

— А если спалят?

— Кто?

— В смысле кто, менты.

— Думаете, я боюсь вашей полиции, — ответил Крейтон совершенно серьёзным, даже несколько суровым голосом.

Услышав это, девушка удивлённо уставилась на Кистенёва, сидевшего рядом с ним, словно ждала пояснений.

— А вообще, откуда ты его достал?

— Кого его?

— Ну, пистолет, — произнесла она, сначала растягивая потом наоборот быстро произнося слова.

— Пистолет? — вновь переспросил Мессеир, сделав акцент на последней букве, обращая внимание на единственное число.

— Ну да.

— Купил. Да сударыня, купил у одного своего старого приятеля, он дорого мне достался, очень дорого, но оно того стоило.

— И зачем он тебе?

Крейтон сделал глубокий вдох, выпрямился, отодвинувшись от Клементины и с тоской, посмотрев на Катю, произнёс:

— Понимаете ли, юная леди, мы мыслим с вами разными категориями. Мы живём в разных мирах и оружие это часть моего мира, в то время как в вашем оно кажется чем-то чужеродным, к чему можно прибегать в крайнем случае. Но для меня оно естественно также как для вас зубная щётка, и знаете почему? Потому что я свободный человек, а во всех мирах человека свободным делает только нож.

Она сделала паузу, с интересом рассматривая Крейтона, впрочем едва ли это был иной интерес, нежели тот, который испытывает психиатр по отношению к своему пациенту. И уж точно она не придавала никакого значения тому, что говорил сейчас Мессеир, считая это какой-то высокопарной белибердой доморощенного че гевары.

— Ты что ли из какой-то банды?

— Организация, в которой я состою куда хуже любой из банд, — с некоторой гордостью ответил Крейтон.

— А твои родители знают, чем ты занимаешься?

— Мои родители теперь всё видят. Я сирота.

— А… извини, мои соболезнования, — дежурно произнесла девушка, слабо попытавшись изобразить в голосе сочувствие.

Крейтон только кивнул головой, сложив руки перед собой. Потом вдруг хлопнув себя по коленям, поднялся и, не говоря ни слова, пошёл в сторону дома.

— Ты куда? — спросил у него Кистенёв, приподнимаясь.

— За музыкой.

— Колонки в моей комнате на тумбочке, — крикнул он вслед, но Мессеир не обратил на него внимания, и Кистенёв медленно опустился обратно на землю.

— Он что всё это серьёзно? — тихо спросила Катя, когда Крейтон отошёл от костра на приличное расстояние. — Жёсткий чел, конечно. Но странный какой-то, он случайно не того…

Вдруг она обернулась и вспомнила, что рядом с ней ещё оставалась Клементина, после чего тут же замолчала, даже не ожидая ответа от Василия.

Тот в свою очередь с одной стороны даже как-то разозлился её скепсису, особенно после того что они устроили у неё во дворе, на глазах у её родителей, но при этом он сам осознавал что время от времени задаёт сам себе такие же вопросы. Пожалуй, только сейчас до него начинало доходить, что всё это время он относился к этому, как к аттракциону, который рано или поздно закончиться, и он, Кистенёв вернётся к своей нормальной жизни. Он никогда не думал об этом осознанно, но ощущение этого никогда не покидало его.

Впрочем, Крейтон вернулся достаточно быстро, к удивлению Кистенёва неся в руках вместо его маленьких переносных колонок, вытянутый чёрный футляр со скрипкой. Он достал её, ненадолго положил на плечо, держа за гриф внизу, отчего сама скрипка ненадолго вызвала у Кистенёва ассоциации с дробовиком.

— Скучно у вас тут без музыки, нужно это исправить, — произнёс он, открывая футляр и доставая инструмент. — Танцуйте, друзья мои, танцуйте, пока можете.

Сначала он медленно провёл смычком по струнам, отчего те издали жуткий жалобный стон, но потом он провёл ещё раз, потом несколько раз и наконец звук перерос в мелодию. Он заиграл что-то весёлое и авантюрное, оно словно цепляло за душу и тянуло, так что невозможно было усидеть на месте. Кистенёв не мог определить играет Мессеир плохо или хорошо, но чувствовал сам ритм и ритм этот ему нравился. Нравилось и то, как чужеродно звучала скрипка здесь в ночи, возле костра, где он обычно раньше, сидя вместе с Семелесовым включал что-то из рэпа, обычно русского, там, где было больше глубинного смысла, над которым Алексей обычно смеялся, но всё равно слушал за отсутствием выбора.

Василий не заметил, как к нему подошла Катя и протянула, руку приглашая танцевать. Он быстро встал и, взяв её за плечи вместе с ней стал кружиться, также как и она, улыбаясь и смеясь, потому что ни он не Катя этого танца не знали и просто дурачились. И только мельком он видел по ту сторону костра Семелесова, угрюмо сидевшего всё так же скрестив ноги, и тяжело смотревшего на них исподлобья.

Семелесов, откровенно говоря, не особенно удивился, когда она подошла именно к Кистенёву. Не сказать, чтобы его это не задело, но сейчас он в принципе не хотел думать о столь, как ему казалось, мелочных вещах. А потому он просто сидел, угрюмо покачиваясь, и слушал, как играл Крейтон, смотря на кривлянья Василия и Екатерины и одновременно стараясь не думать о них.

Вдруг кто-то схватил его за плечо. Семелесов развернулся и увидел рядом с собой улыбавшуюся Клементину. Недолго думая он вскочил с земли и она тут же взялась обеими руками за его запястья, не дожидаясь пока он окончательно встанет и уже тянула куда-то в сторону.

— Ты знаешь, как танцевать этот танец? — спросил Семелесов шёпотом, чуть наклонившись, чтобы говорить поближе к её уху.

— Нет, — ответила она, покачав головой. — Скажу тебе больше, никто не знает.

Она положила ему руку на плечо и сделала знак, чтобы он взялся за её талию, потом она тоже закружила его, бодро перескакивая с места на место босыми ногами. Затем она высвободилась, взяла его под руку, так что они смотрели в противоположные стороны, и снова закружилась с ним вокруг воображаемой оси лежавшей где-то между ними. Когда Клементина снова отстранилась, Семелесов уже проникшийся взял её руку и подняв вверх, а она в тот же момент резко крутанулась вокруг себя, так что взметнулась юбка её платья, и оказалась чуть в стороне так что с Алексеем она держалась уже на вытянутых руках. И при этом, ни разу, ни она, ни он не останавливались и не становились надолго двумя ногами на земле.

— У нас так всегда танцевали, на… — начала она, опять чуть приблизившись к Семелесову. — Если по вашему календарю, то примерно будет второе сентября.

— День капитуляции Японии?

— День рождения Матиаса второго. Мы вот так всей деревней собирались у реки и до утра. Там мы с ним и встретились, — она кивнула в сторону Мессеира, который продолжал играть, не обращая никакого внимания на остальных.

— Так ты из деревни?

— В Мантии четыре пятых населения крестьяне, так что здесь ничего удивительного. А ты что, думал, что я дворянка?

— В каком-то смысле да.

— Сочту за комплимент.

Они ненамного замолчали, пока Семелесов не наклонился поближе к девушке, чтобы можно было говорить тише, не перебивая музыки.

— Die Sünde lockt und das Fleisch ist schwach so wird es immer sein, - прошептал он нараспев, пристально глядя на неё.

— Не забываётесь, Семелесов, — ответила она шёпотом.

— Вы знаете немецкий?

— Я знаю этот взгляд.

Они танцевали ещё долго, хотя Семелесову это показалось несправедливо малым. Крейтон кончил играть и с досадой посмотрел на свои с непривычки разболевшиеся пальцы. Костёр уже начинал гаснуть и теперь только звёзды и Луна освещали окрестности. Кистенёв лежал рядом с Катей. Подстелив на землю какую-то тряпку, в паре метров от них у ствола яблони сидел Мессеир с Клементиной, а в центре между ними четырьмя, прямо на траве. Подняв голову над землёй и, подперев её рукой, он пристально смотрел в ночное небо, осматривая участок за участком, словно сверялся: не изменилось ли оно за время его отсутствия.

— А знаете что это за созвездие? — спросил он указывая почти вертикально вверх.

— Нет, — ответил Крейтон. — Мне ваше небо незнакомо.

— Нам тоже, — глухо произнёс, поворачиваясь на бок Кистенёв. — Мне наше небо тоже незнакомо.

— Ну вот, а это, между прочим, Кассиопея. А вон там, что за созвездие, знаете?

— Откуда? — буркнул Василий.

— Это у нас созвездие дракона. А вон там знаете.

Он указал рукой на область неба возле горизонта где горело всего несколько тусклых звёздочек, и не дожидаясь на этот раз очевидного ответа, произнёс.

— А вот это созвездие гончих псов.

— Ты знаешь астрономию? — спросила у него Катя.

— Это неважно. Главное что вы её не знаете.

И вдруг послышался смех, странный смех которого они ещё ни разу не слышали, и не сразу поняли, что смеялся это Крейтон, для которого это вообще было несвойственно, и словно вспомнив об этом, он тут же замолчал, столь же резко как и засмеялся, что-то вытирая на лице.

— Я раньше всегда боялся вот так вот смотреть ночью в небо, особенно лёжа, всегда было такое чувство, что вот сейчас гравитация прекратит работать, и я полечу прямо туда в бездну. Упаду туда, — проговорил Семелесов после длительной паузы.

— Вполне естественный страх, — ответил Крейтон. — Можно сказать, что у человека он в крови, просто многие недостаточно точно осознают то, чего должны бояться. А так, чёрт возьми, сколько там всего, во вселенной, только подумать, если у каждой из этих звёзд есть собственные миры, и у этих миров свои отражения в других вселенных как у наших.

— Но вместо того чтобы их исследовать мы занимаемся увеличением памяти айфона и разрабатываем новые способы промывать друг другу мозги втюхивая разные безделушки, — грустно проговорил Семелесов. — Подумайте сами: мы запустили спутник в пятьдесят седьмом, человека в шестьдесят первом, американцы в шестьдесят девятом высадились на Луне. За восемь лет мы увеличили радиус достигаемой человеком вселенной с трёхсот до трёхсот тысяч километров от Земли. К концу холодной войны человек имел целые армады спутников на орбите, многоразовые челноки, и был на пороге создания боевого космического флота, меньше чем через тридцать лет после того как мы с горем пополам запустили туда шестидесятикилограммовую болванку с передатчиком. Но вот логичный вопрос, насколько мы продвинулись в следующие тридцать лет? Правильно мы ни хрена не продвинулись. Мы могли уже отправлять первые межзвёздные экспедиции, колонизировать Марс как у Бредбери, но что мы выбрали вместо этого… да хрен его знает. Человек ничтожен во вселенной, которой он даже не знает.

— А может потому и не знает, что ничтожен, — произнёс Крейтон. — Подумай сам, Семелесов, зачем это человеку. На этой планете он царь и бог, а что он обнаружит там. Куда лучше сидеть здесь и рассказывать друг другу что мы не можем быть одиноки во вселенной, при этом в тайне боясь обратного, того что встретимся с теми, кто сможет стереть нас в порошок двумя пальцами, как мы давим от скуки муравьёв. А ты об этом что думаешь, Клементина?

— Я? — спросила она сонным голосом, видно уже задремав на плече у Мессеира. — О чём? А, ну… знаете какая была самая человеконенавистническая книга, которую я прочитала как среди мантийских, так и ваших?

— Какая? — с интересом спросил Семелесов.

— Точно не помню, кажется, Чеженский «Физические факторы…»

— Может быть Чижевский?

— Да, точно. Чижевский «Физические факты исторического процесса». Весьма оригинально связать все революции и мятежи что имели место в истории с периодами солнечной активности. Предположить что все наши идеалы, мечты о свободе, честь, верность нации, всё это придумывалось только потому что людям голову припекло, не знаю… — тут она протяжно зевнула.

— Но если это правда?

— Если это правда, тогда всё очень, очень плохо.

— Впрочем, это можно использовать, — произнёс Крейтон. — Я видел его графики, сейчас Солнце как раз близко к пику своей активности.

Василий и Екатерина не придали его словам тогда значения, слушая этот спор, они просто лежали и тихонько хихикали.