Глава двадцать третья. ПРИЗРАКИ ПРОШЛОГО

Когда Крейтон проснулся на следующее утро, за окном размеренно, словно метроном, постукивал редкий дождик, и время от времени слышались глухие завывания ветра. Но в комнате на втором этаже, где он спал, была лишь слабая приятная прохлада, и это чертовски нравилось Мессеиру. Немногие вещи в этом мире могли удержать утром в постели его, воспитанного, как и все солдаты ордена по заветам Матиаса второго, учившего остерегаться мягких кроватей. Но, то утро было одним из тех, для которых Крейтон делал исключение.

Он осторожно приподнялся и отстранился от Клементины ещё спавшей, лёжа на боку повернувшись к нему спиной, так, что Крейтон проснувшись, обнаружил себя прижавшимся к ней. Мессеир осторожно, опасаясь разбудить её, отодвинулся к стенке, подперев голову рукой поднял её смотря то на волосы Клементины то на обстановку комнаты, от которой веяло своим особым скромным уютом.

Он встал минут через пятнадцать, осторожно протиснувшись вдоль стены и спустившись с противоположного от изголовья края кровати. Достав из шкафа свои повседневные брюки и рубашку он вышел за дверь, и быстро сделал зарядку в коридоре, в этот день по сути чисто символическую, скорее для того чтобы сохранять привычку, нежели поддерживать форму.

Вернувшись в комнату, он первым делом достал из под своей подушки пистолет осмотрел и, решив почистить его послеполуденное время, положил на стоявший в углу комнаты письменный стол, при этом бросив угрюмый взгляд на фотографию Матиаса второго и его сестры. Мессеир подошёл к окну, смотря на то как редкие капли дождя стекали вниз по стеклу с внешней стороны. Отсюда было видно немного, только двор дачи Семелесова и пара соседних участков, всё в тёмно-зелёных тонах от чёрной сырой земли, перемежавшейся с мокрой от дождя зеленью и над всем этим нависали свинцово-серые небеса, переходившие в грязно-чёрный цвет на вершинах своих складок, отчего они казались ещё более зловещими. Такое небо Крейтон любил.

И его характер был тут не причём. Всему виной была его последняя осень в столице, в тот год необычайно пасмурная и дождливая. Аллеи парка перед императорской библиотекой, пожелтевшие и поредевшие кленовые кроны по обеим сторонам и она, идущая рядом с ним всегда держа под руку и прижавшись так, словно хотела согреться. Он невольно повернул голову и взглянул на Клементину, всё ещё спавшую, подложив руку под голову, и отчего-то счастливо улыбавшуюся во сне.

Он немного пододвинул кресло, стоявшее у него за спиной, и присел сзади на край его спинки, продолжая смотреть в окно, вслушиваясь в умиротворяющий стук капель по стеклу. Он смотрел пристально, заворожённо, только время от времени переводя взгляд на спящую, словно желая убедиться на месте ли она, после чего продолжал смотреть в окно, придаваясь одновременно и мечтам и воспоминаниям навеянных свинцом небес за окном.

Краем глаза Крейтон заметил как зашевелилось одеяло и девушка сначала повернулась на спину, а потом, вытащив руки наружу медленно приподнялась на постели, но головы он не повернул, дождавшись пока не послышался заспанный нежный голос:

— Доброе утро, Мессеир.

Он посмотрел на свою жену, потягивавшуюся сидя в кровати полулёжа и ласково улыбнувшись, ответил:

— Доброе утро.

— Что тебе сегодня снилось?

— Ничего особенного.

— Мне снился Иссельдар, — произнесла она со вздохом, смотря прямо перед собой. — Словно всё как прежде, аллея, парк, осень, здание библиотеки вдали и мы вдвоём. После таких снов жаль просыпаться, — произнесла она и, сделав многозначительную паузу, добавила. — Может быть, хоть раз скажешь, что тебе снилось?

Мессеир повернулся к окну и просунул руки в карманы, чуть наклонившись вперёд, оставаясь сидеть на спинке кресла.

— Говорю же ничего особенного, — произнёс он громким шёпотом. — Что ты ожидаешь услышать? Армия мертвецов, взывающих об отмщении? Мне это никогда не снилось, ни единого раза. А по мне так хоть бы и они появлялись, сниться чёрт знает что, на утро вспоминать противно, раз месяц если повезёт нормальный сон, и тот обязательно забываю.

Она покачала головой, поправила ближний край одеяла и скрестила руки на груди.

— Откажись от своей затеи, — произнесла она угрюмо. — Пожалуйста. Ну, зачем оно тебе?

— Не могу, знаешь же, что не могу, — сдавлено проговорил Крейтон. — Знаешь, почему храню его фотографию? — продолжил он, оживившись, посмотрев сначала на фотографию Матиаса второго, потом на Клементину. — Здесь дело не только в преданности и патриотизме, он был тем человеком, который доказал одно: люди пишут законы истории. Понимаешь о чём я?

— Асерианская конвенция, — произнесла она, посмотрев на Мессеира исподлобья.

— Триста лет, Клементина, она продержалась триста лет. Если посмотреть на то, что твориться в этом мире, без неё Мантия уже лет двести пятьдесят как была бы радиоактивной пустыней. Он смог остановить течение истории в целом мире на три века, а раз историю можно остановить то можно и развернуть, вспять не вспять, в иную сторону. Это хорошая страна, подходящая. Их самолюбие уязвлено, они ропщут, но не имеют, ни лидера, ни идеи. Тот, кто даст им это получит сто миллионов человек, сто пятьдесят, если вернуть под контроль их западные провинции, всё это на огромной территории, богатой полезными ископаемыми и в придачу с тремя тысячами атомных зарядов, каждый из которых способен разнести целый город. Более чем достаточно чтобы послать к чёрту этот их новый мир.

В ответ она громко рассмеялась.

— Что ты им дашь, Мессеир? Посмотри вокруг, они сыты и довольны. Что ты им пообещаешь, свободу? Любой дурак поймёт, что тот, кто хочет навести порядок свободы не даст. А порядок сам по себе им не очень-то дорог посмотри на них, убедишься. Хочешь воззвать к их патриотизму, к их гордости, — она усмехнулась, — так они от них отреклись, бросили, так же как бросили своих богов. Да и ты, Мессеир, не Матиас второй, а я не Мерцелия, не тот масштаб.

Он несколько раз тяжело вздохнул, задрал голову, уставившись в потолок, потом снова перевёл взгляд на окно.

— Масштаб — понятие весьма относительное. Вспомни историю: кинь толпе цветастую тряпку, скажи пару ласковых слов и у тебя есть партия, раздай этой же толпе оружие, научи с ним обращаться, и у тебя есть армия. Или я не прав? Или толпа поумнела и теперь взвешивает и анализирует каждое предложение прежде чем начать действовать? Если мне не изменяет память ты всегда убеждала обратное, так ведь?

— Мессеир, — произнесла она, покачав головой и прислонившись затылком к стенке. — Брось ты это прошу тебя. Уедем отсюда, — она повернула голову вполоборота, под углом смотря на Крейтона. — Уедем подальше, пошлём всё это к чёрту, уедем туда, где нет ни Дененранта, ни этого проклятого медальона, ни ордена, ничего. Ты же можешь ещё жить. Ты же сам говорил, что с тем, что они сделали с разумом можно доживать и до тридцати, а если не использовать можно и до сорока, подумай, ещё двадцать пять лет Мессеир, пожалуйста. Этого хватит, нам точно хватит.

Крейтон встал и подошёл к окну, покачивая головой.

— Нет, Клементина, проси о чём хочешь, кроме этого. Ты не будешь вдовой. Я не оставлю тебя ни через десять лет, ни через двадцать пять. Я смерти не боюсь, ты же знаешь, но… — он вдруг замолчал и повернул голову, посмотрев на девушку.

— И поэтому ты хочешь оставить меня вдовой сейчас? — она встала и села на край кровати, опустив ноги на пол.

Крейтон молча смотрел в окно, скрестив руки на груди, искоса глядя на жену.

— Хотя, что мне, — бросила она куда-то в сторону, медленно поднимая взгляд на Мессеира. — Жизнь на этом всё равно не кончается, раз тебе хочется, так можешь помирать. А я… выйду за этого… Семелесова, — произнесла она наигранно по-деловому, медленно поднимаясь с кровати и делая шаг навстречу Крейтону, — я ведь вижу, как он на меня смотрит.

— Считай что моё благословление ты уже получила, только, уж, пожалуйста, дождись пока я…

Мессеир на мгновение задрал голову, как бы взглядом указывая на потолок и небеса над ним, и как только его он опустил её, то тут же получил хлёсткую пощёчину. Он повернулся и встал лицом к Клементине, чуть повернув голову в противоположную сторону от той, с которой была нанесена пощёчина, чтобы получить её снова уже по другой щеке.

— Как в старые добрые времена, — тихо произнёс он.

Мессеир пристально посмотрел ей в глаза. Клементина, тяжело дыша, сделала ещё полшага и приблизилась к нему почти вплотную, потом произнесла едва слышно:

— Нет…

Она схватила его за руки и рухнула на колени, так что её ладони соскользнули к запястьям Мессеира и там схватились за них.

— Зачем тебе это Мессеир… — начала она дрожащим голосом. — Ну, зачем…

— Встань! — строго приказал Крейтон.

Он схватил её за плечи и резко поднял с пола и, поддерживая руками, прижал её к стенке рядом с окном, придвинувшись почти вплотную при этом смотря ей прямо в глаза.

— Да пойми же ты, — проговорил громким шёпотом. — Дороже тебя у меня никого нет, но некоторые дела я просто должен довести до конца. Поверь мне, если любишь по-настоящему, поверь. У меня будет медальон, с его помощью я смогу достать всё что угодно, всё, что нужно для власти: оружие, пряники и кнуты. Да, они слабы, да, они унижены, но они ещё способны ненавидеть и этого достаточно. Я дам им волю, я дам им силу, веру, которую они утратили, чтобы они отплатили мне тем же. То будет новое общество, мир, которого человек заслуживает.

— Ты не изменишь человека.

— А разве мне это нужно. Люди ведь не так плохи по своей природе, ты же знаешь. Вопрос в системе. Стоит только обрушить этот их новый мир, это общество потребления и сорвать саван, что окутал их разум…

— И что дальше, Мессеир, — произнесла девушка дрожащим голосом, чуть приподняв подбородок, чтобы казаться горделивее. — Ты же не такой дурак чтобы всерьёз верить в справедливость и равенство. Что дальше?

— Дальше будет всё, дорогая моя, в новом мире мы займём положение подобающее тем, кто стоял у его истоков. Бессмертные и свободные, ты же хочешь этого?

Его рука опустилась вниз и легла ей на ногу с внутренней стороны и стала медленно подниматься, задирая ночнушку.

— Ты ведь хочешь этого, не ври. Ты всегда мечтала быть на её месте, ты плохо это скрывала, так подожди немного, — проговорил Мессеир твёрдым тихим голосом. — Ты сегодня так прекрасна, моя королева.

Его ладонь поднялась уже неприлично высоко и соскользнула ей между ног, слегка вывернувшись, после чего Крейтон сделал лёгкое движение пальцами, и в тот же момент Клементина запрокинула голову, с её губ сорвался едва слышимый стон, слившийся с протяжным выдохом. Она обхватила Мессеира сначала за шею одной рукой, потом опустила голову и схватилась обеими руками за воротник его рубашки, так что взгляд её разноцветных глаз был устремлён прямо в глаза юноши, сводясь у переносицы.

— А как же они? — проговорила она мягким, будто бы уставшим голосом.

— Все ещё спят, не беспокойся, не только ты любишь это дело. Да и с каких пор тебя стало волновать, что нас увидят? Для чего, в конце концов, я брал тебя в жёны.

И тут же его рука, скользнула по её ноге под тканью ночной рубашки. Слегка приподняв ногу Клементины, Крейтон спустился ладонью почти к самому колену и продолжая держаться за неё в этом месте, запечатлел продолжительный поцелуй на её губах.

Она чуть отстранилась, сдвинувшись вбок, её руки опустились вниз, отпустив Крейтона.

— Не уж-то тебе разонравилось, — проговорил Мессеир с наигранным недоумением в голосе.

Клементина улыбнулась и погладила Крейтона по шее возле подбородка, и произнесла шёпотом, не то ему не то самой себе: «Как в старые добрые времена». После чего припала к его губам своими, в долгом поцелуе, одновременно прижалась к нему, обняв обеими руками, Мессеир отпустил её и тут же взял за талию, как вдруг с улицы раздался громкий стук в дверь.

Мессеир отстранился от девушки, на мгновение вслушался в медленные дребезжащие удары, пытаясь понять, действительно ли это стучаться к ним, а не к соседям.

— Да чтоб вас всех, — проговорил он совершенно ровным голосом, оглянувшись чуть наклонив голову, и покачав ей пару раз из стороны в сторону.

Схватив со стола пистолет, на ходу засунув его за пояс на спине, Крейтон выскочил в коридор, а оттуда во вторую комнату, окна которой выходили на улицу. Прислонившись к стене, смотря из-за занавески под острым углом, он увидел на улице прямо перед забором, возле боковой ограды палисадника, ни кого иного как Максима Монетникова.

Мессеир нахмурился, вытащил пистолет и, держа его в опущенной руке, быстрым шагом вышел из комнаты обратно в коридор. Он сделал знак Клементине через раскрытую дверь: оставаться и ждать его, а сам прошёл к лестнице и быстро спустился вниз, на веранду, ощутив, как его кожа покрывается мурашками от холодного воздуха. На первом этаже, в соседней комнате, его встретил сонный Кистенёв видимо разбуженный стуком в дверь и теперь, как и Крейтон направлявшийся встретить гостя. Заметив в руке мантийца пистолет, он встал как вкопанный, настороженно смотря на Мессеира, пытаясь понять, что же происходит.

— Поднимай Семелесова, берите пистолеты, пришёл наш друг-милитарист, — строго произнёс Крейтон, подходя к входной двери.

Он вышел на улицу и его обдало тем липким мокрым холодом, что иных загонял под тёплый плед, заставляя просиживать вечера с тёплым кофе в руках, находясь в том состоянии покоя, которое было столь ненавистно Крейтону, в некотором роде, даже любившему холод. Он находил в нём особого рода свежесть и, чувствуя, как он заставляет действовать, мобилизует все силы организма, не давая расслабиться в отличие от тепла. Что, впрочем, не отменяло в солдате ордена радости от нахождение по ту сторону от оконного стекла в подобные дни, особенно если рядом находилась нужная девушка.

Влажная от дождя земля приятно холодила босые ноги и Мессеир ступал неспеша, ожидая, когда на улицу, вслед за ним выйдут его товарищи, дабы не встречать Монетникова, которому Крейтон никогда не доверял, в одиночку. Ждать ему благо пришлось недолго, примерно через полминуты из дверей дома вывалился всё такой же сонный Кистенёв, а следом за ним и вовсе наполовину ещё спящий Семелесов. Только после этого Мессеир, подошёл к калитке и открыл её и встал в проходе, держа руку с пистолетом прижатой к телу.

Вампир стоял, прислонившись к ограде палисадника, сложив руки на груди и скрестив ноги.

— Ну наконец-то, — произнёс он голосом, в котором не чувствовалось ни капли недовольства. — Я уж боялся, что вы все там померли. — И словно под воздействием испытующего взгляда Крейтона добавил. — Ладно, соглашусь, мне было бы плевать.

— Зачем пожаловал? — строго спросил Крейтон и протяжно зевнул, прикрывая рот кулаком.

— Всю эту ночь мне пришлось провести по вашей милости в обществе одного из самых мерзких и никчёмных существ этого мира, — произнёс Максим, отходя от ограды и просовывая руки в карманы. — Но, тем не менее, я сделал, то, что от меня требовалось. Будет сбор клана. Если хотите перебить всех разом, лучшего шанса не будет, но предупреждаю сразу, это минимум полсотни упырей в одном месте. Надеюсь, ваш козырь сыграет.

Он подошёл поближе, так что стали видны его гипертрофированные клыки, когда он говорил.

— За это не беспокойся, мантийцы слово держат, я обещал огненное шоу, значит, будет огненное шоу. Впрочем, если вы соизволите поприсутствовать при столь знаменательном моменте, а тем более принять участие в самом процессе, я буду только рад.

— Шутишь что ли, — ответил вампир оскорблённым тоном. — Я для чего эту вечеринку организовывал, чтобы сидеть дома, закутавшись в клетчатый плед пока вы будете разбираться с этими клопами. Не смешно.

Тень улыбки скользнула по лицу Крейтона, он сделал несколько шагов вперёд и вышел с прохода, отойдя чуть в сторону, смотря себе прямо под ноги.

— Какого числа? — спросил он резко подняв взгляд на Максима.

— За день до полнолуния.

— Место?

— Прямо здесь. Высокий замок.

— Ну, великолепно теперь, — раздался вдруг голос Семелесова оставшегося стоять возле двери со стороны двора.

— Это точно, — проговорил себе под нос Мессеир, повернувшись и посмотрев куда-то ввысь и вдаль.

— К тому же, думаю, вам будет интересно: они всё-таки сцепились с волками, уже сегодня ночью на дороге заварушка была славная. И я, думаю, что вы знаете, кого нужно благодарить за это. Играть на чувстве презрения одних бессмертных к другим это вам не на скрипке пиликать.

После этих слов он улыбнулся, повернулся и зашагал прочь, но сделав несколько шагов, остановился и, взглянув на заговорщиков вполоборота, спросил:

— А всё-таки где вы взяли красный кристалл?

— Заказали в интернете, — тут же ответил Крейтон.

— А если серьёзно?

— По-твоему, я стал бы шутить сейчас. Вот этот вот, — Мессеир кивком указал в сторону Кистенёва, — от нечего делать забил в поиске и выдало: семнадцать грамм, полторы тысячи в местной валюте, доставка в течении недели. И чтобы ты думал?

Крейтон произносил эти слова с равнодушным и немного печальным видом, как будто он рассказывал о чём-то неприятном для него.

— Не может быть, — одними губами произнёс Монетников, и уже отвернувшись, добавил, буркнув под нос, — чёрт побери, до чего мы докатились.

Он быстро пересёк улицу и вскоре скрылся за забором дома напротив, в котором ныне проживал. Крейтон долго смотрел ему вслед, по-видимому, не обращая внимания ни на холод на улице, ни на моросящий дождь, в отличие от основательно продрогших к тому моменту, и начинавших пританцовывать на месте, чтобы согреться Кистенёва и Семелесова.

— Василий, ты пока останься здесь, ты, Алексей пойдёшь со мной, нужно посмотреть, что произошло на том берегу этой ночью, — произнёс Крейтон, поворачиваясь и идя обратно к калитке.

Вернувшись в дом Мессеир быстро надел сапоги, притащенные им ещё из своего мира, и набросил плащ, на этот раз действительно из-за непогоды, а не необходимости прятать от глаз окружающих клинки, которые он сегодня решил не брать, ограничившись пистолетом. Из ворот они вышли вместе с Семелесовым укутавшимся в тёплую куртку, найденную им где-то в закромах бабушкиного гардероба, и всё равно жавшимся от холода.

Деревня и раньше не отличавшаяся обилием народа на улице теперь словно и вовсе вымерла. Исчезли даже курицы, которых постоянно можно было встретить по дюжине другой перед домами, где ещё держали домашних животных. И кошки, вечно бродившие по дороге без дела уже не встречались на пути, так что только заливистый лай собак из-за заборов, впрочем, уже встречавшийся реже чем раньше, напоминал вышедшим на разведку заговорщикам, о существовании жизни за тянущимися заборами, сливавшимися в одну разноцветную и меняющую высоту стену.

Мессеир шёл молча, заложив руки за спину и осматривая всё вокруг взглядом быстро поворачивавшихся напряжённых глаз. Он не бежал но шёл широкими шагами и Семелесов еле поспевал за ним, тщетно стремясь создать хотя бы подобие величавого образа, пытаясь так же как Крейтон растягивать шаг, чтобы идти походкой того же рода. Но каждый раз, начиная отставать, он снова практически переходил на странную смесь лёгкого бега и спортивной ходьбы.

Алексей не осмеливался заговорить до тех пор пока они не вышли на пригорок, возвышавшийся над берегом реки и свернули на тропинку, спускавшуюся к шоссе как раз возле начала моста.

— Мессеир… — позвал он, но от вдруг нахлынувшего волнения получилось смазано и тихо, так что ветер тут же унёс его слова, так что Семелесову пришлось быстро нагнать Крейтона и позвать ещё раз на этот раз погромче. — Мессеир, у меня вот тут один вопрос возник.

Крейтон обернулся, не сбавляя шаг, выдержав небольшую паузу ответил тихим голосом:

— Да, и какой же?

— Ты говорил, что в вашем мире не развивались никакие науки кроме медицины.

— Так оно и есть.

— Но ведь медицину нельзя развивать отдельно от других наук, без физики, без химии, без кибернетики, в конце концов. Как она может развиваться с примитивными инструментами, что были у вас ещё триста лет назад, да большая часть открытий, что были сделаны нами в двадцатом веке, просто не могли быть совершены у вас.

— Большая часть, но не все, — ровным голосом ответил Мессеир. — До прививки от оспы мы дошли без компьютеров, а большего нам не надо. Да, вы намного обогнали нас, да и большинство других миров, в технологическом развитии, в том числе и в медицине, ты это хотел услышать? — произнёс мантиец искоса через плечо, посмотрев на Алексея.

— Так вот оно что, — воскликнул Семелесов и встал на месте.

К тому моменту они уже спустились вниз и вышли на просёлочную дорогу, что тянулась параллельно берегу, и в конце своём круто поднималась, сходясь с асфальтовой трассой, подобно притоку, впадающему в реку.

Заметив, что его спутник остановился, Крейтон так же встал на месте и резко развернулся и расцепил руки за спиной, и испытующим взглядом исподлобья, вперившись прямо в глаза Семелесова.

— И так что же оно? Ты что-то понял?

— Мятеж, медальон. Куда проще было бы беря оружие здесь устроить заварушку в мире, где технологии отстают от наших, и захватить там власть. Только тебе ведь не власть нужна? Я прав?

Уголки губ Крейтона чуть приподнялись в слабой улыбке и, при этом, он продолжал смотреть в глаза Алексею, который отчего-то не собирался отводить взгляд.

— Разве я когда-то это скрывал?

— А как же все твои слова про смертников, про возможность умереть завтра?

— Ты думаешь — я ненавижу жизнь? О нет, друг мой, ты ошибаешься, то что я готов умереть, совершенно не означает то что я хочу умереть. Да, смерть может прийти ко мне и завтра, и через тысячу лет, и я бы предпочёл второй вариант. Я люблю жизнь, Семелесов, мне есть ради чего жить, вернее ради кого. А потому как только я получу власть в вашем мире, я брошу все ресурсы вашей науки на то чтобы хотя бы продлить жизнь до тех пор, пока вы окончательно не сможете прийти к бессмертию.

— Безумие, — одними губами произнёс Алексей.

— Последняя надежда. Впрочем, это не понять человеку, который и свою обычную жизнь стремиться поскорее закончить.

Семелесов вдруг изменился в лице. Он мельком посмотрел на своё запястье, потом опять поднял взгляд и посмотрел на Крейтона.

— Откуда ты знаешь? — произнёс он шёпотом.

— У тебя это на лбу написано, — ответил Мессеир, поворачиваясь, поняв суть вопроса скорее по логике и выражению лица Семелесова, ибо едва ли он мог услышать его шёпот.

Крейтон снова сцепил руки за спиной и широким шагом направился в сторону трассы, и Семелесов был вынужден последовать за ним.

Алексею никогда не нравился этот мост, на нём он чувствовал себя как лист на ветру, словно каждая их проносившихся мимо машин могла снести его в реку боковым потоком воздуха. В столь ненастную же погоду, Семелесов ничего так не боялся, как упасть в реку, представлявшуюся ему вытянутым озером Коцит. Ещё никогда она не казалась столь отталкивающей и ещё никогда не веяло от неё таким холодом как в тот день когда Алексей просунув руки в карманы и уже начиная постукивать зубами, семенил по пешеходной дорожке на краю моста стремясь не отстать от Крейтона, лишь изредка с содроганием поглядывая на волнуемую поверхность воды, на которой то тут, то там появлялись и тут же исчезали круги от редких капель дождя.

Как вскоре оказалось, целью Крейтона было вытянутое строение, только размерами отличавшееся от остальных деревенских домов, в котором располагались одновременно сельсовет, почта и полицейский участок, который как видно и был нужен мантийцу. Перед ним на дороге стоял фургон с продуктами, от которого тянулась очередь из бабушек с сумками и пакетами. Из магазина напротив, расположенного в здании бывшего сельского клуба, одного из немногих каменных зданий в посёлке вышел парень с двумя бутылками дешёвого пива и быстрым шагом почти переходящим в бег, стремясь поскорее укрыться от моросящего дождя, направился к стоявшей рядом вишнёвой девятке, бросив косой взгляд в сторону Крейтона и Семелесова.

Заговорщики быстро достигли дверей здания и вошли внутрь, попав в небольшой коридор. Крейтон остановился возле кабинета участкового и уже достал не пойми откуда отмычку как вдруг, нажав на ручку двери, обнаружил что та не заперта.

— Ты здесь когда-нибудь был? — спросил Мессеир, входя внутрь.

— Бог миловал, — ответил Семелесов, проходя следом. — Только ты можешь объяснить, что мы здесь забыли?

— Нужно встретиться с нашим новым другом, расспросить его о том, что произошло на въезде в деревню, нам там светиться не стоит, а вот он может много чего рассказать. Подождём его здесь, в тепле и уюте так сказать.

Комната, в которой располагалась резиденция сельского участкового, не отличалась особыми размерами. В углу, возле узенького окна с цветами на подоконнике, которые видимо частенько забывали поливать, стоял письменный стол с невысокой стопкой из папок с бумагами, за который сразу вальяжно уселся Крейтон, широко расставив локти. В противоположном углу стоял шкаф и рядом с ним сейф, который тут же привлёк внимание мантийца.

— Как ты думаешь, его он тоже не запирает? — спросил Крейтон.

— И ты что собираешься здесь его ждать? Мы даже не знаем когда он придёт.

— Ты куда-то спешишь?

— Да нет, но… просто…

— Стой возле двери, когда он войдёт, зайдёшь со спины и сделаешь подсечку, как я тебя учил, если что не бойся я тут рядом с пистолетом, он не будет сопротивляться, — произнёс Крейтон, выкладывая на стол свой пистолет.

— Что за мания к театральным эффектам?

— А ты её не разделяешь. Театрализованность часто может сыграть на руку, заставляя других чувствовать себя в отведённой им тобою роли, хотя должен признать слишком часто её используют, когда не могут себе этого позволить.

В немногих местах Семелесов мог чувствовать себя так неуютно как в кабинете участкового, это предубеждение, словно первобытный страх, оставшийся от его прошлой жизни, терзало его и сейчас, когда он бродил из угла в угол, когда уже после первых пятнадцати минут ему наскучило просто стоять возле двери.

— Идёт, — вдруг проговорил Крейтон, бегло глянув в окно.

Мессеир выпрямился, Семелесов тут же кинулся к своему месту, приготовившись. Но ничего не последовало. Шаги, закономерно раздавшиеся в коридоре, вдруг затихли, и на их место пришли приглушённые голоса, один из которых должно быть принадлежал милиционеру, хотя определить это было сложно. Прошло пять минут, десять, но дверь всё не открывалась.

— Да где ж его носит, — зло прошептал Алексей.

Дверь распахнулась спустя полминуты, и в неё влетел участковый в насквозь промокшей куртке, держа в руках кожаную папку и свою фуражку. Только войдя в комнату он тут же остановился, увидев Крейтона и в тот же момент на него со спины налетел Семелесов. Он схватил его за куртку и попытался вывести из равновесия, зацепив ногу, но участковый рухнул на пол только когда увидел пистолет Крейтона и понял, что от него требуется.

— Что там произошло? — спросил Мессеир, вставая со стула.

— Вы что на хрен творите!

— Сколько трупов, как убиты, во что они были одеты?

Милиционер снизу посмотрел сначала на Крейтона, потом на Семелесова.

— Пятеро. Колото-режущие в область груди, четверо сидят в машине или лежат рядом, ничего особенного, а вот пятый голый на обочине, в тридцати метрах от машины.

— И его одежда разорвана в клочья, и вы не знаете, кто это мог сделать и зачем?

— Ты на что это намекаешь?

— Края ран были обожжены?

— Откуда ты знаешь?

— Серебряные клинки, — произнёс Крейтон, посмотрев на Семелесова и направившись к выходу. — В общем, всё как я предполагал.

Мессеир подошёл к двери, в которую уже вышел стоявший ближе к ней Алексей. Тем временем участковый медленно поднялся с пола и, глядя на юношей безумными глазами, проговорил:

— Да кто вы такие, мать вашу, кто те люди, за что их убили, что тут происходит!

— Не суйтесь в наш мир, друг мой, иначе вы и представить не сможете, что произойдёт, когда мы сунемся в ваш, — ответил спокойным голосом Крейтон и затворил дверь.

Вместе с Семелесовым они направились к выходу, где встретились в дверях с двумя мужчинами в полицейской форме, по-видимому, из тех групп, что сейчас вели работу на окраине села. А из-за спины их окликнул знакомый голос, оборвавшийся на полуслове, видно, когда полицейский заметил коллег:

— У меня пять трупов на дороге на этот раз вы мне…

Когда заговорщики вышли на улицу, очередь перед автолавкой заметно уменьшилась, а на обочине появилась полицейская машина, в которой, скучая, сидел за рулём водитель, пристально смотревший Крейтона с Семелесовым, когда они проходили мимо.

— И всё-таки я не понимаю, они же не могут не о чём не догадываться, — спросил Семелесов, когда они спустились вниз к мосту.

— Кто они?

— Полиция. Я понимаю, что в это сложно поверить, но это же происходит у них под носом, сколько людей должно каждый год пропадать по вине этих тварей, они просто не могут оставаться незамеченными.

— Думаешь? — спросил Крейтон, обернувшись и с прищуром посмотрев на попутчика. — Люди слепы от рождения, разве не видишь.

Вдруг он окликнул старушку что брела по дороге в противоположную сторону и указав на ближайший заброшенный дом спросил:

— Извините, а кто раньше жил в этом доме?

— В этом? — бабушка остановилась и деловито посмотрела на старое перекошенное строение, всё увитое плющом. — Да жил тут один, Серёжка Фокин, нормальный был парень, да вот спился, и пропал, вот года три уже почитай как.

— И что же, его не нашли?

— Да кто ж его искать-то будет, кому он нужен был алкоголик.

— Благодарю, — громко произнёс Крейтон и двинулся дальше, при этом тихо бросив Семелесову через плечо. — Ты всё понял?

В ответ Алексей слабо кивнул.

Когда они пришли домой дождь начал прекращаться. Крейтон тут же снова ушёл где-то бродить, заявив, что идёт на рекогносцировку, вернулся через полтора часа и усадил всех разбирать и прочищать оружие, хотя, по сути, всю работу выполнял он сам, доверяя Кистенёву с Семелесовым только роли помощников, по большей части наблюдавших со стороны.

День прошёл без чудес и только когда на улице начало темнеть Крейтон снова вышел во двор и стал что-то чертить на земле. В центр он положил маленький красный кристаллик, потом достал из внутреннего кармана, маленькую скляночку, на дне которой было немного красной жидкости. «Даже не думает сворачиваться, — проговорил он удовлетворённо смотря на жидкость, — сразу видно драконья кровь». После чего осторожно открыл крышку и капнул на кристалл, одновременно с этим читая что-то на мёртвом даже в его мире языке, по записям, сделанным его записной книжке, корявым подчерком. И когда он закончил то кристалл вдруг загорелся изнутри странным красным светом, заставив Крейтона улыбнуться и, положив его на ладонь, поднять над собой, посмотрев сначала на него, потом на ночное небо.

— Это действительно сработает? — спросил у мантийца Кистенёв, жавшийся от холода.

— Я давал вам поводы не доверять мне?

— Да нет…

— Ну, вот и славно.

Сказав это, Мессеир сжал в кулак ладонь, где лежал красный кристалл и просунул себе в карман, после чего быстрым шагом направился в дом. И оказавшись на крыльце, он остановился и пристально посмотрел на растущую луну, зловеще выглядевшую в окружении окаймлённых её светом облаков.

— Какого числа полнолуние, Алексей?

— Откуда мне знать, — угрюмо бросил Семелесов.

— Так ведь ты же у нас астроном.

И как только Крейтон зашёл в дом откуда-то издалека, со стороны тёмного горизонта раздался жуткий рёв, который не мог принадлежать ни одному из обычных животных. Но на тех, кто остался во дворе он не произвёл особого впечатления, Семелесов медленно поднял голову и посмотрел в ту сторону откуда доносился рёв, потом протяжно зевнул и, развернувшись тоже направился в сторон дома, а вместе с ним пошёл и Кистенёв.

В тот вечер Алексей ложился последним, он сидел на кухне, при слабом свете единственной лампочки висевшей под потолком, под простеньким абажуром. На столе перед ним лежал его пистолет, один из тех, что Крейтон притащил из своего мира. Он был направлен под углом в сторону от Семелесова, задержав на себе угрюмый, пристальный взгляд юноши.

Семелесов сидел, немного сгорбившись, положив руки под стол, и сцепив их на коленях, только иногда доставая наверх и притрагиваясь к пистолету, словно проверяя реален ли он. Ещё никогда ему не было так паршиво. Даже в те моменты его жизни до встречи с Крейтоном, когда он вёл себя как идиот с друзьями при этом каждый раз приходя домой и, оставаясь наедине с самим собой, строил планы по переустройству мира, мнил себя, то злобным гением, то романтическим героем. И всё только для того чтобы снова и снова вновь превращаться в паяца и вести себя как полный кретин, при этом всё осознавая и не имея возможности ничего с собой поделать.

Он не знал, что было всему виной, не знал, боялся ли он одиночества и действительно ли так сильно зависел от чужого мнения, но при этом почему-то чувствовал, что не вставить какую-нибудь дурацкую шутку или не покривляться, когда они что-то обсуждали в своём особом манерно-ироничном ключе, было смерти подобно. И все его попытки что-то изменить были сродни попыткам вытащить самого себя за волосы из болота и приводили лишь к тому, что он выглядел ещё более глупо.

Но теперь многое изменилось, многое, но не всё. Ощущение собственной ничтожности, терзавшее Семелесова, временно отступило, но теперь вернулось снова, в какой-то извращённой форме. Ему казалось, что он был здесь лишним, что этот странный человек, которого он так неожиданно встретил в своей жизни, таскает его за собой только из жалости, непонятно для чего придумывая отговорки, о том, что он, Семелесов ему «когда-нибудь пригодится».

Мерно тикали настенные часы, в соседней комнате, висевшие как раз в полосе того света что проходил сквозь открытую дверь, постепенно расширяясь, и образуя некое подобие трапеции на полу и стенах. Семелесов взглянул на секретер, подумал вытащить одну из стоявших там бутылок и плеснуть в стакан, но понимал, что от выпивки станет только хуже. Он опять вспомнил о тех временах, когда строил безумные планы, подобные тем, что были у Крейтона, только тогда, в дни, когда они бы точно не продвинулись в реализации дальше грёз, они не напоминали Алексею о том, сколь он ничтожен, чтобы попытаться их осуществить. Зато теперь он мог рассчитывать при их осуществлении, на роль не то подмастерья, не то чернорабочего, и то непонятно как им полученную. И эта обречённость, страх, что на самом деле Лёшка Семелесов рождён для жизни по ту сторону тропика Козерога, пугало куда сильнее, чем перспектива встретиться лицом к лицу со стаей жутких чудовищ, неожиданно появившихся в его мире вместе с Крейтоном.

Вдруг он услышал, какой-то шум, исходящий со стороны веранды. Семелесов медленно поднялся и взяв пистолет, стал осторожно продвигаться к двери. Прижавшись к косяку, он резко открыл её и направил дуло пистолета в пустоту, но ответом ему был только порыв ветра за окном и шорох листвы на соседних деревьях. Юноша включил свет, всё ещё направляя пистолет прямо перед собой, хотя уже понял, что никого кроме него на веранде не было. Быстро осмотревшись по сторонам, он поспешно выключил свет, поддавшись, странному безотчётному страху, что кто-то увидит его с улицы, и медленно вернулся в дом, затворив за собой дверь и вздохнув с облегчением. Алексей побрёл обратно на кухню, угрюмо смотря себе под ноги, и только когда он уже находился в дверях, то продолжая смотреть в пол боковым зрением, увидел, как кто-то сидит за столом. Семелесов поднял взгляд и тут же отскочил назад, вскрикнув и выставив перед собой пистолет, сжав его двумя руками. Его сердце сжалось, и дыхание перехватило, как будто что-то обожгло изнутри, но палец на спусковом крючке не дёрнулся, хотя по самой руке пробежала крупная дрожь, за которой последовало оцепенение.

За столом сидел мужчина, слегка худощавый, на вид лет тридцати, его одежда и кожа были практически белыми, и от него исходило слабое фосфорицирующее свечение. Он сидел на стуле полубоком к столу с противоположной стороны от двери, чуть отодвинувшись к стене, так что едва можно было разглядеть, как он заложил ногу за ногу и положил на них сцепленные в замок руки. На незваном госте был расстёгнутый потрёпанный китель, под которым у него была надета слегка помятая рубашка с двумя расстёгнутыми верхними пуговицами, одна из которых болталась на нитке, так что была готова в любой момент оторваться. Его волосы были растрёпаны и в некоторых местах слиплись и при этом лежали, как им вздумается, но только одна маленькая спадала на лоб аккурат с левой стороны.

Он совершенно спокойно смотрел на Семелесова, слегка исподлобья, поначалу даже не шевелясь. Потом он поднёс правую руку ко рту, выставив указательный палец давая знак вести себя потише.

— Что за… — проговорил шёпотом Семелесов, тяжело дыша. — Кто ты?

— Мессеир Крейтон должен был вам рассказать обо мне.

Семелесов опустил пистолет и сделал осторожный шаг, потом медленно направился в сторону стола, не сводя глаз с незваного гостя.

— Проклятье своего мира, и благословение мантийской нации. Матиас кровавый, он же Матиас великий, как показывает практика, одно прекрасно сочетается с другим. Вас это точно не должно удивлять.

— Это ещё почему? — уже спокойным, но всё ещё неуверенным голосом спросил Алексей.

— Вы же можете называть одного и того же правителя и кровавым и тряпкой, это куда страннее. Кровавая тряпка, ха, это даже забавно.

Юноша приблизился к столу продолжая пристально смотреть на сидящего, и наконец, проговорил ровным, даже несколько обрадованным голосом.

— Так вы призрак!

— Разумеется.

Матиас повернулся к нему лицом, выпрямился и положил руки на стол перед собой.

— Как вы попали в наш мир? — отрешённо спросил Семелесов, смотря на призрака так, словно не верил своим глазам.

— Многое превращается в условности после смерти: миры, язык, возраст.

Он сделал паузу, потом произнёс голосом полным праздной непосредственности:

— Может быть, нальёте что-нибудь выпить, если, конечно не жалко?

— Ну что вы… — начал Семелесов и остановился, сглотнул, слегка подождал в нерешительности, подбирая слова, — ваше величество. Только разве вы можете… — он нерешительно указал на сидящего пальцем, при этом держа рот открытым.

— Многое становится условностью, но не всё, — ответил призрак императора и слабо улыбнулся. — Думаю, я могу вам о многом рассказать, а о борьбе за власть, инцесте и геноциде лучше говорить, когда есть чем промочить, вы со мной не согласны.

— Инцесте?

— Вы бы всё равно рано или поздно спросили меня об этом и не притворяйтесь, что это не так.

Семелесов кивнул головой и достал из шкафчика рядом бутылку виски, затем, с трудом отодвинув стеклянную дверцу, вытащил со стеклянной полки пару рюмок и со звоном поставил их на стол рядом с бутылкой. После чего отодвинул стул и быстро сел на него при этом подавшись всем телом вперёд, расположившись сбоку от стола, сидя под углом девяносто градусов к собеседнику.

— И всё-таки, почему я? — спросил Семелесов, когда Матиас уже разливал виски по рюмкам.

Призрак расставил уже наполненные рюмки, а потом картинно развёл руками.

— То есть? — непонимающе спросил юноша.

— Я совру, если скажу, что не знаю или что причины нет, или даже что не могу сказать правду. Я могу ответить, только вот оно вам надо, поверьте мне кое-что лучше не знать до поры до времени, даже о самом себе. И да, может быть, перейдём на «ты».

— Конечно, конечно, и вы все мантийцы такие вежливые?

— Разве может нация, захватившая полмира не отличаться вежливостью, кстати, хороший тост, — произнёс Матиас, поднимая рюмку.

— За вежливость, — произнесли нескладно, чокнувшись рюмками и тут же выпив.

— Неужели это правда, — с придыханием проговорил Алексей, переставая морщиться. — Неужели вы, правда, Матиас второй.

— Тебе придётся поверить мне на слово.

— Мне не привыкать. Крейтон много о вас рассказывал, это невероятно, он на вас едва ли не молиться.

— Да уж, — усмехнулся призрак. — Вы хотите знать как всё начиналось? — спросил он, крутя в руке пустую рюмку, поворачивая её так, что она прокатывалась по внешнему ребру основания.

Семелесов кивнул головой.

— Я стал королём Мантии в пятнадцать лет, — начал свой рассказ призрак. — То было донельзя весёлое время, мы только что проиграли мировую войну, в которой какого-то чёрта воевали вместе с Анхарцами против половины цивилизованной Ангельдарии, что касается потерь территорий это было не страшно, самое поганое правый берег Исселии и её дельта, там у нас был второй по размеру порт. Экономика трещала по швам, от армии остались жалкие ошмётки, которые от нас даже не потребовали сокращать. И в это же время Сараткой объявил себя вольным городом, создал своё республиканское правительство, а потом ещё решил прихватить весь юго-восток страны. Я видел, что творилось еще, когда был кронпринцем, видел, конечно, только издали из дворца, но этого было достаточно, толпы безработных закрытые фабрики, очереди перед булочными, калеки войны которым было нечем платить пенсии, демонстрации социалистов и либералов, и ко всему прочему настоящая гражданская война, когда у страны, по сути, не было армии. Чего я мог бояться больше в то время, чем восхождения на трон, и всё-таки свезло.

Он сделал небольшую, паузу, поднял взгляд, в котором отчётливо виднелись задумчивость и лёгкая печаль, и, убедившись, что его слушают, продолжил:

— Ситуация была предсказуемой и до неприличия банальной, все знали что монархия в своей реальной форме обречена и мне оставалась только роль мальчишки на троне, декоративного короля. Охота, приёмы, улыбки и рукопожатия, ничего более. И первый месяц я играл свою роль как положено.

— А потом… — нетерпеливо вставил Семелесов.

— Я не мог доверять никому, у меня несколько сот бойцов охранки, на которых хоть как-то можно было рассчитывать. О заговоре не знал никто, даже большая часть руководства госбезопасности. Действовали одновременно, чтобы вырезать основную часть за одну ночь. Девять из пятнадцати министров, половину военного руководства, всех крупнейших банкиров и промышленников, тех, кто рассчитывал получить реальную власть в стране. Первого министра Кецлера я оставил на потом. Видел бы ты его мерзкую рожу с обвисшим животом как у борова, он явился ко мне в загородную резиденцию на следующую ночь, отчитывал как нашкодившего школьника, того и гляди врезал бы подзатыльник. Да, нужно было видеть его лицо, когда в комнату вошёл Россенмар и трое гвардейцев с пистолетами в согнутых руках, я никогда не видел, чтобы человек так менялся в лице. Он рухнул на колени, молил о пощаде, первая пуля попала ему в поясницу, и дальше он полз за мной на одних руках, а ноги у него просто волочились как неживые. После второго выстрела он упал на живот, схаркнул кровью на пол, попытался подняться, что-то лепетал, и тут же ему третий в спину, на этот раз последний. За ним остался хорошенький кровавый след наискосок через всё комнату, то был человек, которого уже называли президентом Мантии, ха, это даже забавно.

Семелесов сидел, будто заворожённый, не отводя взгляда от призрака перед ним, внимательно ловя каждое слово. Матиас молча взял бутылку и разлил виски по рюмкам и поднял свою, давая знак что нужно чокнуться. Выпили без тоста, лицо Семелесова перекосилось, император же слегка поморщился и, вытерев рукавом губы, продолжил, уже каким-то поникшим голосом.

— А потом вырезали всех, кто был с ними связан: родных, друзей, должников, кредиторов, любовниц и любовников, политический террор не то удовольствие, которое стоит растягивать на весь срок правления. В Сараткой королевская армия вошла спустя пять месяцев после моей коронации, одно время казалось, что и вовсе пора идти на перемирие. А эти сволочи уже обсуждали у себя на конференциях статус Сараткойской республики, твою ж мать они даже не имели терпения проследить за тем, чем всё кончится.

— Невероятно, — шёпотом проговорил Семелесов. — И это правда?

— Думаешь, я лгу? В этом есть смысл?

— Ни в коем случае, просто это… это… — Семелесов откинулся на спинку стула, придерживая рукой пустую рюмку, — поистине невероятно, в том возрасте решится на такое, пойти против всех это… — Алексей тяжело вздохнул и покачал головой, глядя при этом куда-то вниз, потом медленно поднял взгляд на императора.

— Вот тут я с тобой согласен. Признаюсь честно, роль декоративного монарха меня не особо пугала, да и что там может, собственно, пугать. Но был один фактор…

— Ваша сестра?

— Как догадался?

— Не знаю, — пожал плечами Семелесов. — Так дело в ней?

— О да, Мирцелия, — Матиас задрал голову и мечтательно уставился в потолок. — Знал бы ты, что это была за женщина, воистину, первая красавица. Именем светлого престола, каждый раз когда я выступал перед народом половина приходила лишь для того чтобы посмотреть на неё. Мне нравилась её привычка, практически всегда у неё была одна и та же причёска: волосы собраны на затылке и две-три пряди отпущены по краям лба, — тут он вновь посмотрел на Алексея и сделал рукой жест, будто изображая спадающие у краёв лба волосы.

Семелесов вдруг прищурился, потом как-то странно скривил лицо, словно прикидывал что-то в уме, но потом быстро вернулся к своему обычному, зацикленному на собеседнике, взгляду.

— Она почти никогда не надевала пышных нарядов, всегда носила простенькие украшения, хотя это уже из-за меня. Я любил её, Алексей, любил всем сердцем, как сестру и как женщину, как только может любить мужчина, надеюсь, ты понимаешь, о чём я.

— Но, то, что она была вашей сестрой вас не волновало? — спросил Семелесов, снова прищурившись.

— Думаешь, мне было плевать? — как бы в ответ Матиас наклонил голову и посмотрел на юношу искоса, потом вздохнул и произнёс. — Ты знаешь, а в этом даже что-то было, нет, не эта банальщина вроде запретный плод сладок, нет, — он вдруг замолчал и, приподняв правую руку, расправив пальцы, покрутил кистью возле лица, потом собрал их вместе и потёр большим пальцем все остальные при этом всё сильнее и сильнее морща лицо, пока, наконец, не произнёс. — Нет, словами этого не передать.

Семелесов уже почти привык к светящейся коже и одежде призрака, и они уже не так резали глаз как в начале, а моментами даже создавалось впечатление, что он разговаривает с обычным человеком, но только вот воздух. Воздух вроде бы и остался прежним, но дышать он начал как-то с опаской, от непонятного страха, что вместе с ним он вдохнёт частички призрака. А тот тем временем продолжал после очередной паузы, на этот раз сопровождавшейся мечтательным взглядом куда-то в сторону.

— Это произошло на следующий день после моей коронации. Прошло триста четыре года с того дня, но я помню всё досконально. Я стоял у окна в своих, покоях, да, первое время я ещё спал, как обычно, на мягких кроватях. Я тогда открыл бутылку настойки и держал в руке наполненную рюмку, всё собираясь её выпить. Она постучала дверь, я сказал войти и тут же выпил настойку залпом, и поставил рюмку на место. Руки я тут же засунул в карманы и стоял не поворачиваясь, хотел выглядеть поважнее. Ей тогда только недавно исполнилось девятнадцать, да, Алексей, она была старше меня на три с половиной года. Тогда она была одна, зашла и, сделав несколько шагов, театрально сделала реверанс, будто издевалась надо мной. Поздравила меня, я бросил что-то насчёт того что толку от этой короны. А там слово за слово, она начала про то что нравится мне это или нет но теперь я царь и что теперь я несу за всё ответственность, и на меня они все возлагают надежду и главное что соответственно теперь они обязаны выполнять любой мой приказ. Ну а я спросил её, относится ли это к ней, она ответила, разумеется, и я приказал… — Матиас остановился, пристально посмотрел на Семелесова и, убедившись, что тот всё ещё внимательно слушает, продолжил. — Я приказал ей лечь на кровать, и… думаю, ты понимаешь, о чём я. Она даже ничего не сказала, просто повернулась, подошла к постели и легла, чуть задрав подол платья. Да, то было великолепное чувство, её улыбка такая хитрая и надменная, это невозможно описать, запах её духов, ткань её чулок, ощущаемая кончиками пальцев, а потом всей ладонью. Она спросила только, действительно ли я этого хочу, и больше не произнесла ни слова, она всегда молчала во время этого, она могла закатывать глаза, извиваться змеёй подо мной, но самое большое только иногда стон мог слетать с её губ, это мне нравилось в ней больше всего.

Император наклонил голову, и взгляд мёртвых глаз сверкнул исподлобья.

— Но тогда она лежала, почти не шевелясь, с таким выражением лица, словно я попросил её принести воды, а потом просто встала, расправила юбку и спросила: не нужно ли что-нибудь ещё, потом опять сделала реверанс и ушла. Знаешь тогда мне почему-то вспомнилась одна милая сказка, которую она читала мне в детстве перед сном, в ней рассказывалось о том, как двое детей тоже брат и сестра попали в волшебную страну, где правила злая колдунья, но они победили её жители той страны объявили их королём и королевой. На этом сказка и заканчивалась, и вроде ничего особенного, но только однажды когда я уже немного повзрослел, у меня вдруг появился один логичный вопрос: король и королева ведь должны быть мужем и женой. И как у них в той сказке должен был родиться наследник? Да, весьма забавно. Так или иначе, то был один из лучших дней в моей жизни, на тот момент лучший безо всяких оговорок. И что самое интересное она ведь потом вернулась, ночью. В одной ночной рубашке и накинутом сверху плаще, вошла тихо осторожно, боясь разбудить меня, хотя я ещё не спал, потом стащила одеяло, забралась сверху, что-то сказала про какой-то должок, про это я понял только потом, всё оказалось до жути тривиально и совершенно не возвышенно. Тот день, Алексей, именно в тот день она подписала смертный приговор свободному миру, когда не послала меня к чёрту. Разве мог я, ощутив власть над ней считать недостижимой власть над парой континентов.

— Весело, — произнёс совершенно спокойно Семелесов, продолжая пристально смотреть на призрак. — И после этого она всегда была рядом с вами?

— Не просто рядом. Она была тем человеком, что стоял у меня за правым плечом. Она была единственной, кому я доверял и к чьим советам прислушивался. По сути она была если не соправительницей, то вторым человеком в государстве, и она того заслуживала, она была умна, чертовски умна я тебе скажу. Ты только не думай, что я всё делал ради неё и себя, я патриот, я любил свой народ, хотя чего говорить, люблю и сейчас. Мне нравилась власть не скрою, но прежде всего я делал это ради мантийцев и светлого иссельдарского престола и мне плевать, если ты в это не веришь. А что касается Мирцелии, то я не буду проводить эти идиотские сравнения, что я любил больше, любовь вообще бесполезно сравнивать, особенно когда речь идёт о подобном.

После этих слов он снова разлил виски по рюмкам. Они подняли их со стола одновременно, и Семелесов произнёс уже уверенно:

— За тех, кого мы любим.

— Великолепный тост.

— И всё-таки я одного не понимаю? — спросил Семелесов, смотря на стол прямо перед собой.

— Ну.

— А как же все остальные? Они что спокойно на вас смотрели и не осуждали, вы же правитель, вы же должны заботиться о своей репутации, а вот этого не могу понять. Да и в конце концов, как можно жить когда над тобой все смеются и шушукаются за спиной.

— Смеются? Думаешь, мне было не плевать на то, что думали об этом другие?

— Но ведь…

— Пойми, Алексей, ты же не поворачиваешь назад, когда видишь лающую собаку, а просто проходишь мимо, и не гоняешься за ней с палкой, чтобы она перестала гавкать, и уж тем более не опускаешься на четвереньки и не начинаешь лаять в ответ. Ты просто проходишь мимо. Если кидается и пытается укусить, то просто достаёшь пистолет, берёшь и пристреливаешь шавку. Но только если она нападает и хочет укусить, в остальных же случаях просто проходишь мимо. Чужое мнение странная вещь, иногда бывает полезно посмотреть на себя со стороны, но не стоит этим увлекаться, можно разучиться смотреть на мир своими глазами.

— И, тем не менее, насколько я знаю, вы всё время пытались выглядеть своего рода аскетом и стоиком.

— Выглядеть, что за чушь. Это всего лишь моя идеология.

— Бойся мягких постелей?

— Именно. Роскошь изнеживает, удобства засасывают в себя и не дают вырваться. Но вот трудности наоборот. Трудности рождают злость, а злость опасна сама по себе. Слабые и озлобленные вот самый опасный тип врага, сегодня ты спокойно ложишься спать, не опасаясь их, а завтра с ужасом обнаруживаешь, что второе их качество осталось на месте, но вот первое развеялось как утренний туман, ибо ничто так резко не может измениться мире как сила и слабость. Вы хотите сокрушить нацию? Окружите её торговой блокадой, перекройте порты и дороги, обрежьте доступ ко всем ресурсам, которые они не могут найти у себя, и пусть половина их населения умрёт от болезней, холода и голода, чтобы вторая вонзила свои знамёна в руины ваших столицы, перерезав вам горло теми ножами, что вчера они точили, готовясь резать друг друга Чем хуже тем лучше, чем больше удобств тем меньше храбрости, а без храбрости нет и свободы. Если нация способна ненавидеть, значит, она жива, ибо живой человек, должен кого-то любить и кого-то ненавидеть, только трупу всё терпимо и всё безразлично. И поверь мне нет ничего хуже, чем выдавать малодушие за гуманизм.

— Многие сочтут это безумием.

— Безумие дурацкое слово, люди так часто бросаются к месту и не к месту, что оно уже потеряло полностью свой первоначальный смысл. Пойдёмте, выйдем, на улице такая прекрасная ночь.

С этими словами он поднялся и медленно обошёл вокруг стола.

— И ещё, можете объяснить мне ещё кое-что. Насчёт дирижаблей, с помощью которых вы выиграли войну?

— И что же?

— Как? В нашем мире, даже самые большие дирижабли не поднимали и сотни тонн, и то только при полёте на низких высотах.

— Самые большие? — с недоверием спросил император, выходя на веранду. — А вы не думали сделать их ещё больше?

— Ещё больше?

— Ну да. Вам знакомо правило квадрата-куба?

— Да но…

— Если мы увеличим линейные размеры корабля вдвое, то площадь обшивки и всех деталей увеличиться в четыре раза, а объём в восемь, следовательно, если изначально коэффициент полезной нагрузки составлял две десятых, то теперь он будет составлять шесть десятых, а общая грузоподъёмность повысится в двадцать четыре раза. На самом деле всё будет не так радужно из-за необходимого ужесточения конструкции, но всё равно впечатляюще. Мы строили дирижабли объёмом до миллиона кубометров, с полезной нагрузкой в четыреста восемьдесят тонн, чтобы было наглядней — это четыре тысячи стодвадцатикилограммовых бомб.

— Но как вы могли строить дирижабли ещё больше чем «Гинденбург» и «Граф Цеппелин». Да ещё в пять раз, даже с нашими технологиями это практически невозможно.

— Цельнометаллическая конструкция, рифлёные алюминиевые сплавы.

— Дирижабль Циолковского?

— У вас это называется так.

— Сукины дети! — воскликнул Семелесов и хлопнул себя по ладони, задрав одну и опустив другую руку. — Я так и знал, так и знал! Вы всё же построили его, чёрт побери!

Тем временем они вышли во двор, оттуда прошли к калитке и очутились на улице. И вдруг Семелесову ударил в глаза необычайно яркий свет Луны зависшей над улицей вдали над горизонтом и превратившейся в разросшееся на полнебосвода пятно света, слепившие глаза, словно авиационный прожектор.

— Пора возвращаться, — ровным голосом проговорил призрак императора. — Думаю, основное я тебе сегодня рассказал.

— А что там, после? — спросил Алексей, завороженно смотря на Матиаса.

— Э нет, братец, интригу я разрушать не буду, так и жить не интересно станет, когда знаешь конец.

Он пошёл на свет и Семелесов машинально медленно побрёл за ним, как вдруг он увидел впереди силуэт женщины в белом платье. Они подошли ближе и теперь юноша мог внимательнее рассмотреть её, кожа и одежда женщины были такие же белёсые, как и у императора, но в ярком лунном свете уже нельзя было увидеть свечения. Её волосы были собраны в пучок и только две пряди по краям лба свисали вниз, и она улыбалась так хитро и надменно, при этом скромно держа руки сложенными перед собой.

— Думаю, нет смысла её представлять, ты и так понимаешь, кто это, — произнёс Матиас, повернувшись боком к Семелесову и встав между ним и женщиной.

Юноша осторожно сделал шаг вперёд и медленно приблизился к женщине, не сводя с неё глаз. Не произнося ни слова, она протянула ему руку, и он осторожно взял её, ощутив прикосновение, столь холодной и всё равно нежной кожи, и аккуратно поцеловал, после чего ещё стоя, опустив голову, проговорил:

— Это большая честь для меня встретиться с вами, ваше высочество.

— Как и для меня с вами, ваше превосходительство, — неожиданно ответил ему звонкий женский голос.

Не понимая и не придавая в тот момент значения этим словам, Семелесов просто сделал шаг назад. Матиас, подошёл к ней и взял под руку, обернулся и, попрощавшись с Алексеем, вместе с сестрой направился в ту сторону, откуда исходил свет, пока они не начали, будто бы утопать в его лучах. И вдруг луна словно взорвалась и свет и без того яркий на мгновение усилился во много раз ударив в глаза Семелесову.

От столь яркой вспышки он тут же вскочил и обнаружил, что сидит за кухонным столом, на котором стоят открытая бутылка виски и две рюмки, а по ту сторону стола стоит Крейтон и как-то странно на него смотрит.

— Ты что, всё это один выпил? — спросил мантиец, беря бутылку за горлышко и чуть приподнимая её. — И почему из двух рюмок?

Неожиданно в дверях появился заспанный Кистенёв и, зевнув, осмотрел кухню и сонным голосом не то спросил, не то констатировал:

— Бухаете.

— Уж лучше грешным быть, — произнёс Крейтон и, достав из шкафчика третью рюмку, поставил её на стол. — Будешь с нами?

— Как будто у меня есть выбор.

— Как говорят мантийцы лучше пить сегодня, ибо никто не может быть уверен, что сможет сделать это завтра, — продекламировал Мессеир, разливая виски по рюмкам.

— Ну да, — поддержал, впрочем, весьма неуверенно Кистенёв. — За что пьём?

— За Матиаса великого и за принцессу Мирцелию, — уверенно произнёс Семелесов, поднимаясь и беря в руку свою рюмку.

— И за то чтобы где бы они сейчас не были они не видели того что мы сделали с Мантией, — добавил Крейтон, и, чокнувшись, залпом выпил. — Завтра начинаем готовиться к операции, будем готовить колья для укреплений.

А через пятнадцать минут уже Клементина разбуженная голосами снизу, поднялась со своей постели и быстро набросив халат, направилась к лестнице, а снизу уже раздавался пьяный голос её мужа, которому невпопад вторили столь же пьяные голоса двух оболтусов, которых он откопал неизвестно где, эти строчки она уже успела запомнить:

Она вышла на лестницу и, спустившись примерно до половины, увидела как на веранду ввались все трое, причём Крейтона, шедшего в центре под руки поддерживали двое остальных.

— Куда вы его тащите, — строго произнесла девушка, — ему умыться надо и проспаться.

Она спустилась вниз и, оттолкнув Семелесова схватила Крейтона за рубашку и потащила за собой к умывальнику, где резко подняла заслонку подставила голову Мессеира под струю, потом резко подняла, врезала две хлёсткие пощёчины, потом снова наклонила под струю и, подняв, осмотрела, после чего всучила в руки Кистенёву и приказала тащить в гостиную на диван.

Сама же она села на кухне за стол, скрестив руки на груди. Когда Кистенёв, положив Крейтона, вернулся к ней и закрыл дверь, то вскоре из-за неё послышался уже намного более трезвый голос мантийца: «Иноре атерес, несенто малите, немиро хали…»

Услышав это, Клементина тут же наклонила голову, и закрыла лицо руками и что-то прошептала в них. Но вдруг пение прекратилось, послышалось какое-то ругательство, после чего Крейтон снова запел и теперь опять на русском:

Это было невероятно отвратительно, но так задушевно. Услышав, что он снова поёт на русском, Клементина убрала руки от лица и вздохнула с облегчением.

— И сколько он выпил? — спросила она у юношей.

— Две рюмки.

— Ему хватит.

— И часто он так? — спросил у неё Кистенёв.

— Считай что никогда, последний раз, когда он так в деревне выпил… а, неважно.

Она повернулась и, заметив, что Кистенёв с Семелесовым взяли свои недопитые рюмки, взяла пустую Крейтоновскую и пододвинула вперёд со словами:

— Мне тоже налей немного.

— Тебе же нельзя, — ответил Семелесов, при этом всё равно положив руку на бутылку.

— Прояви милосердие к бедной женщине.

Алексей только кивнул и налил в её рюмку как она и просила.

— Я, по-твоему, алкоголичка и куда ты столько льёшь, — проговорила она, тяжело вздохнула и резким движением руки вылила больше половины в рюмку Кистенёва, так что у неё осталось только немного виски на донышке.

Из троих она единственная сидела и, когда они выпили, то тут же закашлялась и с жуткой гримасой на лице наклонилась чуть в стороне от края стола, потом поднялась, положив руку себе на горло. Кистенёв хотел похлопать её по спине, но она жестом показала, что не надо этого делать.

— Что за дрянь. И как вы это пьёте, — сдавленно произнесла она, всё ещё борясь с горечью во рту.

— А всё-таки, — начал Семелесов садясь на стул. — Что Крейтон такого натворил в прошлый раз? Он что, убил кого-то или…

— Если бы, — произнесла девушка, взглянув на него исподлобья. — Он тогда мне предложение сделал.

 

Глава двадцать четвёртая. ДОЛГ ПЕРЕД ВИДОМ

Когда Семелесов проснулся, было ещё раннее утра, судя по солнцу которое, ещё находясь достаточно низко било прямо в занавешенные шторами окна, освещая комнату не хуже любой лампы. Алексей не спешил вставать, что, впрочем, давно стало его обычаем ещё в прошлой жизни. Но в этот раз он остался в постели не просто так. Та история с княжной Анастасией, которую он придумывал будто продолжение своего сна, не могла так просто забыться. И Семелесов ждал, ощущая собственное безумие, того момента когда он сможет спокойно представить как бы разворачивались события дальше. Ему было не по себе от всего этого, но это чувство, которое должно было остаться навсегда в детстве, так манило, что он не мог ему противиться. Да и, откровенно говоря, не хотел.

Алексей прекрасно помнил, на чём остановилось его воображение в прошлый раз. Но ему хотелось сразу перейти к самому интересному, по его мнению, покупке билетов на поезд, идущий на запад.

Он представил себе небольшое помещение где-то на станции, не особо задумываясь над интерьером, сосредоточившись лишь на одной детали: служащем станции вжавшимся в стену возле угла с ужасом смотря на Семелесова.

— И запомните, сударь, — произнёс Алексей как можно более грозно, наяву только слабо шевельнув губами, — если вы кому-нибудь расскажите что-нибудь из того, что здесь произошло, то мы придём за вами, и в тот момент вы пожалеете, что пережили этот день.

После этого Семелесов положил в карман билеты и потом медленно убрал свой телефон, который во многом и был причиной столь сильного ужаса объявшего клерка. Алексей точно не знал, как бы он смог с помощью пары безделушек из современного мира создать образ посланца ада, но почему-то считал, что даже одного телефона, со светящимся экраном и воспроизводством звука, будет достаточно для должного эффекта во времена немого кино и примитивных граммофонов. То, что тот воображаемый Семелесов родился и жил в то же время что и настоящий, лишь потом, отправившись в прошлое, казалось ему очевидным. Возможно отчасти от того что и настоящий Семелесов где-то очень глубоко лелеял месту провернуть всё это в реальной жизни, тем более что в том что за тропиком Козерога он найдёт кучу способов для путешествия во времени, он не сомневался.

Алексей не хотел подробно на этом останавливаться, представив эту сцену скорее для собственного успокоения, чтобы лучше верить в то, что рисовало ему его воображение, а потому тут же перешёл к месту, где он уже возвращается к девушке. Они были на перроне на маленькой станции. Анастасия ждала его рядом с двумя старыми дорожными чемоданами, на одном из которых она сидела. Она чуть наклонила голову, куда-то потерянно смотря, при этом сложив руки на груди.

— Билеты у меня, — тихо произнёс Семелесов, вставая рядом.

В ответ она слабо кивнула.

Показался поезд из Екатеринбурга. Девушка встала, Семелесов взял вещи. Постепенно замедляясь, паровоз вскоре совсем остановился, издав характерный шипящий звук, знакомый Семелесову по множеству исторических фильмов.

— Вам идут светлые волосы, — сказал он также негромко, взглянув на неё.

Анастасия посмотрела на него с некоторым недоумением, едва просматривавшимся в её отстранённом взгляде.

Семелесов точно знал по фотографиям что у неё были тёмные волосы, и он думал что будет хорошей идеей перекрасить их чтобы хоть как-то изменить лицо, которое, безусловно, должно было быть достаточно известно. Он несколько раз видел подобное в кино, хотя и ни черта не знал о том, как всё это делается, особенно в подобных условиях.

Точно также он ни черта не знал о том, как обстояли дела с железнодорожным сообщением летом девятьсот восемнадцатого, никогда не интересовавшись этой темой. Он и реальной жизни ездил на поездах всего несколько раз, хотя поезда ему всегда нравились. Он просто представил перед глазами купе наподобие того в котором он как-то ехал, только придав ему устаревший вид.

В нём ехали только они вдвоём, Семелесов об этом позаботился, сам не знал как, но позаботился. Они сидели молча, друг напротив друга, не трогая чемоданы которые были взяты скорее для вида, чтобы не вызывать подозрения тем что они путешествуют уж слишком налегке, по крайней мере такое объяснение дал себе Семелесов.

Алексей вышел из купе, встал в коридоре возле окна, уставившись на проплывавшие за окном рощи и луга, почему-то в точности повторявшие пейзаж, что он видел, когда последний раз ехал на поезде. Тут он заметил рядом странного типа, тоже стоявшего лицом к окну, но практически постоянно смотревшего на Семелесова. Алексей бы едва ли смог описать его словами. Он уже понимал, что этот человек был чекистом или кем-то в этом роде, но вот представить как тот мог выглядеть Семелесов не мог. Этот человек будто стоял у него перед глазами, но, тем не менее, был невидим, сливаясь в какое-то тёмно-серое пятно из которого проступали местами части, которые он опять же видел не то в фильмах, не то на картинках.

Дальше Семелесов действовал как по наваждению, наполовину выступая скорее в качестве зрителя, наблюдавшего за ним со стороны. Видя при этом всё, то своими, то чужими глазами. Он несколько раз украдкой посмотрел на мужчину, убедившись, что тот действительно следит за ним. Семелесов медленно повернулся и неспеша направился в конец вагона. Вышел в тамбур и, закрывая дверь, как бы невзначай взглянул через плечо, удостоверившись, что этот тип идёт за ним. Он открыл дверь ведущую в соседний вагон и, встав над местом сцепки вагонов, стал ждать. Алексей точно не был уверен в том что такое могло быть, возможно в те времена, но надеялся что те вагоны в данном случае были схожи с современными.

Он, достал из кармана нож, приготовился, немного подождал, пока дверь наконец не дёрнули той стороны. Алексей тут же навалился на неё помогая открыть и одновременно ударил ножом того кто стоял за ней. Лезвие вошло его противнику в живот…

Тут Семелесов одёрнул, всё-таки он не был таким уж профессионалом, особенно с ножами, и едва ли всё должно было пройти так гладко. Он мысленно вернулся на несколько секунд, после чего всё снова начало разворачиваться у него перед глазами, как по написанному кем-то другим сценарию.

Первый удар прошёл мимо и лишь едва задел следившего. Они столкнулись, Семелесов за счёт инерции отдавил мужчину к стене, и там быстро сделал шаг назад отведя руку с ножом, второй рукой придавливая противника, не давая тому подставить руку. Тем не менее, под первый удар тот сумел блокировать, но второй достиг своей цели и вонзился в правый бок в районе, где находится печень. Чекист тут же обмяк, его руки сами собой упали и повисли вдоль туловища, но при этом он ещё держался на ногах. Семелесов ещё дважды ударил его в живот, после чего тот медленно сполз по стене на пол. Алексей оттащил его к двери, быстро обыскав, достал наган и удостоверение, мельком заглянул в него и сбросил труп с поезда.

А Семелесов встал, отряхнул руки друг о друга, это движение у него почему-то представлялось с особой ясностью, и направился обратно. Когда он вошёл то сначала облегчённо вздохнул и несколько секунд постоял отходя от того что только что произошло. Он не сразу обратил внимания на девушку. Анастасия лежала на своём месте, лицом к стене, согнув ноги. Семелесов вдруг услышал тихое всхлипывание, потом как будто глухой стон.

Он подошёл к изголовью койки, и, приподняв девушку за плечи присел и положил её к себе на колени, крепко обняв. Она прижалась к нему мокрым от слёз лицом.

— Сейчас я должен буду сказать вам, что всё проходит, — произнёс Семелесов, аккуратно погладив её.

Тут он заметил у себя на рукаве кровь и незаметно дёрнул рукой так, чтобы это место оказалось над кистью. Почему-то мысль о том что он в тот момент должен быть в крови того кого убил только что, и она не должна ни о чём догадаться отдавало приятной сладостью.

— Но я вам этого не скажу, — продолжил Алексей, многозначительно смотря прямо перед собой, что придавало ему особенно горделивый и загадочный вид. — Ничего не проходит. Некоторые вещи нельзя забывать, ваше высочество. Только помните, вы живы, это главное. Пока человек жив, ничего не потеряно, даже если весь мир вокруг полетит к чёртовой матери, у тебя всё равно останется то, что важнее всего.

— Почему я? — она подняла на него взгляд и посмотрела прямо в глаза. — Почему не мой отец никто из них? Зачем я вам?

— Хороший вопрос, — тяжело проговорил Семелесов.

— Хороший вопрос, — проговорил он уже в голос, открывая глаза.

Он поднялся и, скинув одеяло, сел на край кровати. «Бедняжка»: проговорил он, вполголоса, боясь, что кто-то его услышит. Он посидел немного в задумчивости, после чего встал и подошёл к окну: на улице стояла прекрасная погода.

Алексей немного постоял так, потом оделся, и уже было хотел выйти из комнаты, как вдруг дверь открылась, и в проёме появился Кистенёв.

— Мессеир всех собирает.

— Всех, то есть нас двоих?

— Ты знаешь кого-то ещё?

— Мало ли, — ответил Семелесов, проходя по комнате мимо окна.

Он остановился, и молча бросил косой взгляд на улицу, потом опустил голову с задумчивым видом и, наконец, направившись в сторону двери.

— Знаешь, Василий, у меня тут появилась одна идейка.

— Идейка?

— Да, — продолжал он, голосом полным энтузиазма голосом выходя из комнаты вслед за Кистенёвым. — У меня есть шикарный сюжет для мультфильма. Действие происходит во время Дарфурской резни. У мальчика, главного героя, потом придумаю ему имя, убили всю семью и он сам чудом спасся, там ещё будет такая уморительная сцена погони, потом ему в руки попадает какой-нибудь амулет, и он вместе забавной зверюшкой отправляется на поиски затерянного в джунглях города, ах да и ещё выясняется что джанджавиды служили тёмному колдуну, который… впрочем не важно.

Кистенёв не почувствовал в его голосе саркастической издёвки, хотя она была там отчётливо заметна.

— Ты вообще больной?

— Да ладно это же всего лишь мультик, к нему нельзя относиться серьёзно.

— Вот именно, это тема для военной драмы или на худой конец боевика, хотя какого чёрта я вообще с тобой говорю на эту тему, — презрительно бросил Кистенёв и пошёл дальше, не заметив, как Алексей за его спиной довольно улыбнулся.

После полудня Крейтон погнал свой маленький отряд из троих человек, включая его самого, в лес рубить молодые тонкие стволы осин и ольхи на колья для его мифических укреплений, которые он планировал разместить внизу у реки. Домой троица вернулась уже после полудня, неся в руках три внушительных связки двухметровых стволов, концы которых колебались в такт шагам, когда заговорщики несли их, положив себе на плечи. Мессеир, перед возвращением из леса разделил груз равномерно, забрав себе точно одну треть от всего, что они нарубили, и, похоже, был единственным, кого его ноша не тяготила.

По возвращении домой, после того как все три связки были сложены во дворе, Крейтон, взяв с собой Кистенёва, направился в посёлок за рекой, зайдя в дом только на минуту, чтобы забрать оттуда какую-то бумажку, с написанной на ней какой-то абракадаброй. Семелесову мантиец сказал быть дома, из указаний только бросив напоследок не выходить из дома и не откладывать далеко пистолет, хотя едва ли это требовало напоминания, после событий последних дней.

Алексей расположился на первом этаже в гостиной. Он сел на диван и принял задумчивую позу, заложил ногу за ногу, скрестил руки на груди и откинул голову назад, опершись затылком на верхнюю часть диванной спинки. О прошлом вечере Семелесов почти не вспоминал, так и не поняв, был ли это сон или нет, и как следствие для большей простоты решил считать сном и не возвращаться к этому. Когда он только вошёл Клементина, похоже, ещё спала наверху, и дома он был практически один. Хотя это и было весьма странное уединение, которое одновременно и тяготило Семелесова и в тоже время он с опаской ожидал того момента, когда девушка проснётся и спуститься вниз, чего он по правде говоря желал и оттого боялся больше всего.

Впрочем, это произошло достаточно скоро. Шаги сначала наверху, потом на лестнице, скрип двери на веранду, звон умывальника и плеск воды. Семелесов не сразу услышал это, но услышав, он и не подумал вставать, наоборот замерев сидел на своём месте. Какой-то голос в голове начал ему что-то советовать, другой сказал, что это признак шизофрении, и то ли первый то ли и вовсе третий намекнул что и разговоры мысленно с самим собой о шизофрении, в конце концов, тоже являются её признаком, как и любые другие. И, к счастью, в этот момент он услышал произнесённое заспанным, но всё равно звонким голосом:

— Доброе утро.

Она должно быть немного удивилась, увидев его здесь одного, хотя виду постаралась не подать.

— Доброе утро, — ответил Семелесов и как всегда в подобных случаях в окончании воздух застрял у него в горле и последние буквы он произнёс скомкано почти неслышно.

Он услышал, как на кухне она ставила на плиту чайник, при этом что-то тихо насвистывая себе под нос.

— Мессеир ушёл, — проговорил Алексей сдавленным и оттого каким-то искажённым голосом.

— Я заметила, — ответила девушка, заставив его гадать, была ли в её голосе насмешка или нет.

Она села за стол с чашкой чая, теперь, как будто не замечая Семелесова, тот же в свою очередь продолжал сидеть и молчать, придумывая очередную реплику. Он уже хотел сказать какую-нибудь безделицу вроде: «Сегодня прекрасный денёк», но тут его взгляд упал на коробку шахмат, лежащую сверху на шкафу.

— Ты любишь играть в шахматы? — спросил он на этот раз неожиданно уверенным голосом.

— Что?

— Я го… — начал он, но вдруг понял, что голос опять изменяет ему, осёкся, прочистил горло, и начал снова. — Я говорю… шахматы… любишь играть.

— Ах, это, — протянула она, неожиданно появившись в дверях и также как и Семелесов посмотрев на коробку, лежавшую на шкафу. — Если бы ты смог меня научить.

— Так ты не умеешь играть?

— А должна? — сказала она, снова исчезая в проходе.

— Тогда, может быть, сыграем? — произнёс Семелесов, доставая шахматную доску со шкафа.

— Надеюсь там несложные правила. Раскладывай, — послышалось из соседней комнаты.

Семелесов прошёл на кухню, раскрыл шахматную доску и, высыпав из неё на стол фигуры, поставил её, наискосок к краю стола и сел перед ней, положив пистолет рядом на стол. Вскоре вернулась Клементина села на место перед другим краем доски, с интересом посмотрев сначала на неё, потом на Алексея, потом начала поглядывая на его сторону по одной расставлять свои фигуры.

— Оставляешь мне белые?

— Ну, они ходят первыми, так что…

— Хочешь сказать это преимущество.

— Ну да.

— Многие с тобой не согласятся, — проговорила она кокетливо. — Иногда, куда выгоднее дать противнику сделать свой ход и поставить им себя в невыгодное положение.

— Но для этого нужно просчитать все его ходы.

— Или оставить только один возможный.

— Это ещё сложнее.

— Отнюдь, если у вас есть то, что противник хочет заполучить или… — она сделала многозначительную паузу, — уничтожить. Идеально если это будете вы сами. Я в своё время стащила у мужа пару книг по этой теме.

В ответ Семелесов кивнул, показывая, что ему всё понятно.

— У тебя ферзь неправильно стоит. Королева всегда любит свой цвет, — произнёс он, показывая на её фигуры.

Девушка отчего-то хитро улыбнулась, услышав это, и как-то странно посмотрела на Алексея, переставляя короля и ферзя.

У Семелесова же перехватило дыхание, он старался смотреть на доску, чтобы не встречаться с девушкой взглядом, хотя именно этого ему хотелось больше всего. Он бы многое отдал, чтобы смотреть в них не отрываясь, они казались ему какими-то чужеродными, и при этом невыразимо прекрасными, как, впрочем, и её лицо. Но Семелесов смотрел на неё только украдкой, каждый раз, через силу отводя взгляд, боясь, что она заметит, хотя подсознательно уже понимал, что она всё знает.

Он с горем пополам рассказал ей правила, с трудом удерживая голос, который всё норовил то исчезнуть, то исказиться, так что ему приходилось местами выдавливать слова и несколько раз прочищать горло, хотя это и почти не помогало. По поводу того как ходят фигуры, у девушки вопросов не возникало, и она просто сидела подперев рукой подбородок, смотря то на доску, то на Семелесова, но когда речь зашла про «шах» и «мат» она вдруг авторитетно заявила.

— Дурацкое правило.

— Какое?

— Вот это: убиваешь главного и все разбегаются. Оно хорошо для сказочных романов и книг по альтернативной истории, но совершенно неприменимо в жизни.

— Не веришь значимость роли личности в истории?

— Люди склонны олицетворять свои идеалы. Присягать на верность другому человеку, для них куда проще, чем какой-нибудь организации или идеологии, хотя, по сути, возможно, они и подразумевают верность именно им, а не этому человеку. Должно быть, это у людей в крови: умирать за кого-то, а не за что-то. Впрочем, в этом вся суть монархии. Ты ведь монархист, Алексей, — тут она посмотрела на него испытующим взглядом.

— Конституционный, — уверенно ответил Семелесов.

— Конституционный? — она чуть подалась вперёд, наклонилась над столом и снизу вверх посмотрела ему в глаза. — А почему?

— Долгая история, — бросил Семелесов первое, что пришло ему на ум. — Кстати… — он опять осёкся, — как тебе книга, которую ты у меня брала.

— Недурственно, — произнесла она и одновременно с этим резко двинула вперёд королевскую пешку. — Мне особенно понравились слова про то, что у человечества не может быть цели. Сравнить нас с бабочками и орхидеями… орхидеи, как поэтично, — она усмехнулась.

— Это всё что ты запомнила?

— Просто очень врезалось в память, а ты что думаешь насчёт этого?

— Я? О целях человечества? — указал на себя Семелесов. — Я никогда не был космополитом, — бросил он пренебрежительно. — В какой-то мере я конечно антропоцентрист, но говорить о том, что я привязан к человечеству в целом. К тому же, я православный христианин, верующий человек, как бы, в этом свете данный вопрос выглядит куда интереснее. Кстати так тебе лучше не ходить, я могу поставить вилку, — он указал на своего коня и на место, куда мог его поставить. — Тебе придётся убирать короля, и мой конь съест ладью.

— Какая жалость, — только и ответила девушка.

Она проиграла первые две партии. Проиграла с трудом, вопреки всем стараниям Семелесова, и каждый раз она делала нарочито спокойный вид, придавая лицу чрезмерное хладнокровие, демонстративно скрывая досаду. Зато в третьей партии она просто взяла и поставила Семелесову детский мат, через несколько ходов после начала.

— Что за… — должен был воскликнуть Семелесов, но он произнёс это шёпотом, хотя и с соответствующей интонацией. — Ты же говорила, что не умеешь играть.

— Хотела посмотреть на твоё лицо в этот момент, — ответила она, откинувшись на спинку стула.

— Какой момент?

— Только что.

Семелесов медленно поднял взгляд и посмотрел на неё. Отчего-то дыхание у него перехватило, и сердце стало биться, так что чувствовалось внутри. А она сидела довольная, улыбалась и поглаживала двумя пальцами витой браслетик на руке.

— Меня научил Дененрант, — произнесла девушка, отвечая на вопросительное выражение лица Алексея. — Когда я была ещё в нашем мире, до перехода сюда.

— Ну… — начал, было, Алексей, но вдруг услышал какой-то странный звук, донёсшийся с улицы.

Клементина тоже насторожилась и притихла вслушиваясь. Послышался какой-то шорох, затем стук, словно кто-то куда-то карабкался. Семелесов медленно положил руку на пистолет, аккуратно взял его и встал со своего места.

Он медленно прошёл к двери на веранду, обернувшись, когда услышал шаги за спиной и увидел, что это Клементина встала в дверях, позади него, и выжидающе смотрела, почти прислонившись к дверному косяку. От этого Алексей вдруг почувствовал невыразимо приятное, сладостное чувство внутри, когда вновь повернулся к выходу на веранду, и крепче сжал пистолет. Он резко открыл дверь, одновременно делая шаг назад и выставляя вперёд сжимаемый обеими руками пистолет, но, к счастью, за дверью никого не было. «Ну же, три глубоких вдоха, Семелесов, сейчас тебе нельзя делать глупости»: с укором проговорил его внутренний голос. С удовлетворением отметив, что в окна никого не было видно, Алексей медленно подошёл к входной двери и открыл её на этот раз не так осторожно, но пистолет при этом он всё ещё держал перед собой, и палец лежал на спусковом крючке.

Но, это было зря, на улице никого не было. Семелесов спустился по ступенькам, осмотрелся, хотя это было сделано, по сути, просто так и юноша уже почувствовал появление на душе некоего успокоения. Он громко выдохнул, хотя ещё держал пистолет в согнутой руке на изготовке. Но мысленно он уже думал, что скажет Клементине, когда вернётся в дом, ибо он явно выглядел глупо, во время этого своего рейда на улицу, когда он вдруг действительно не думал, что она смотрит на него, помня лишь, что она рядом, у него за спиной.

Но вдруг он снова услышал какой-то подозрительный шум, как будто что-то мягко легло на шифер. Алексей только и успел повернуть голову на девяносто градусов, как нечто соскользнуло с крыши веранды, и в следующий момент юноша почувствовал сильнейший жёсткий удар сбоку. Что-то повалило его на землю и прижало к траве, так что он хорошо приложился головой. Нападавший вырвал пистолет у Алексея, его рука схватила юношу за шиворот и потащила обратно к входной двери, так что уже в следующую секунду они оказались у верхней ступеньки. Семелесов поначалу успел только заметить преобладающий синий цвет в одежде напавшего.

И только когда тот прижал Семелесова к стенке возле входной двери, юноша смог разглядеть что синяя одежда была на самом деле милицейской формой. На вид ему было около тридцати лет, хотя едва ли это было близко к его настоящему возрасту, что подтверждали весьма внушительные звёздочки на погонах. Китель был расстёгнут, как и верхние пуговицы синей рубашки, зато волосы лежали ровно, с проложенным рядком, слегка приподнимаясь и нависая надо лбом. И больше всего с привычным образом милиционера контрастировали длинные аккуратные ногти, аккуратно впившиеся в горло Семелесову.

— Пушки детям не игрушки, — самодовольно произнесло существо, вертя в руке отнятый пистолет Алексея.

Произнеся это, он слегка ослабил хватку и в тот же момент Семелесов заорал во всю глотку:

— Беги, Клеме…

Его крик оборвал резкий удар в живот, после чего существо, схватив его двумя руками, швырнуло на пол, после чего вошло в дом. Алексей с трудом поднялся и, преодолевая жуткую боль, двинулся вслед за ним, когда оно уже было в дверях в следующую комнату. Жалобный не то стон, не то писк непроизвольно сорвался с губ Семелесова и тот, выпрямившись, двинулся на оборотня со спины, с гримасой боли на лице. Существо вдруг резко развернулось, отклонившись туловищем назад, и мощным ударом подошвой стопы в грудь Алексея отбросило его. Юноша отлетел и врезался спиной в дверной косяк, едва не прикусил язык и, падая на пол, удачно подставил локоть, так что его пронзила дикая боль, и на секунду юноше показалось, что треснул сам сустав.

Семелесов прополз в комнату, уже не пытаясь подняться. Страшное чувство беспомощности, хуже всякой физической боли обожгло изнутри, словно выворачивая всё наизнанку. И осознание того что пистолета больше нет в его руке стало самым отвратительным и оттого даже показалось нереальным. И вообще всё вдруг показалось юноше просто кошмарным сном, чем-то, что сейчас окончится, развеется, но при этом он понимал, что это не так и неслышимый, но ощущаемый голос произнёс отчётливо: «Это конец». Образ Клементины возник в голове и обжёг всё изнутри, страшным укором. И он пытался придумать что-то, заставив работать мозг парализованный чувством обречённости.

Семелесов добрался до кухни, а голове всё крутилось: «Оружие, оружие, оружие». Сквозь дверной проём, в гостиной, он увидел оборотня схватившего Клементину, на миг Алексею захотелось подняться и броситься на него, повалить, как будто этого бы хватило, чтобы забрать существо с собой на тот свет, но взгляд Семелесова упал на кухонный шкафчик, и в голове родилась безумная идея.

Тем временем, существо, схватив девушку, и прижало её к стенке возле двери на кухню.

— Ну и где этот поддонок, — произнёсло оно, жадно смотря на неё звериными глазами.

В ответ она только улыбнулась и похотливо посмотрела на него.

— Что лыбишься, дура? — произнесло оно, сделав шаг назад. — Он же где-то здесь я угадал, хей мантийская сволочь, не хочешь поговорить! — прокричал он, поворачиваясь и посмотрев по сторонам.

— Он тебя не слышит, — произнесла Клементина, продолжая улыбаться. — И не видит, понимаешь, о чём я. Настоящий волк, — сказав это, она дотронулась рукой до его скулы и немного провела по коже пальцами. — Всегда мечтала об этом, я скажу тебе, где Крейтон, но только если ты возьмёшь меня, — проговорила она с придыханием.

— Вы грёбнулись тут все что ли, — резко произнесло существо, оттолкнув девушку обратно к стене.

Потом он замолчал, пристально посмотрел на неё, и его глаза налились оранжевым. Оборотень вдруг негромко захохотал, впрочем, тут же остановившись, посмотрел девушке в глаза и произнёс, недоверчивым но уверенным голосом:

— Ты, правда, что ли хочешь, чтоб я тебя отпялил?

Оно приблизилось к ней, поднесло голову и несколько раз глубоко вдохнуло носом принюхиваясь, наподобие того как принюхиваются собаки, потом остановилось и высунув изо рта длинный по человеческим меркам язык, протяжно лизнуло её шею, поднявшись до самого уха, и сделав шажок назад вынес оценку, улыбнувшись при этом:

— Пресновато.

Семелесов, про которого оборотень уже и забыл, видел всё с кухни и только стиснул зубы от злости, одновременно с этим, сжимая до боли в руке, своё смехотворное даже для него в тот момент оружие.

— Пресновато? — обиженным голосом спросила Клементина. — Ну что ж.

Она выдернула из волос заколку и немного тряхнула головой, как бы для того, чтобы волосы поэффектнее легли ей на плечи.

— Сейчас ты поймёшь что ошибался.

Она резко опустилась на колени прямо перед ним и уже положила одну руку на пряжку ремня.

— Не, не, не, не, не, не… — тут же произнёс оборотень, схватив её за волосы, но вверх, однако, не потянул. — Плохая идея, человеческая шлю…

Вдруг остриё того что было заколкой для волос вошло ему прямо между ног и в следующую секунду зверь заорал от боли. Он схватился за то место, куда был нанесён удар и Клементина, моментально вскочив на ноги, размашисто ударила ножом прямо по глазам существа, оставив на их месте красную полосу с кровавой жижей вперемешку глазным веществом растёкшейся вокруг.

Ослепший зверь наотмашь, тыльной стороной ладони ударил прямо перед собой, отбросив девушку в другой угол комнаты. Заорав что-то нечленораздельное, из чего можно было разобрать только пару, более менее целостных ругательств существо припало на одно колено, встав перед дверью, откуда на него тут же вылетел Семелесов, сжимая в руке старинную вилку. Не целясь, он ударил ему по голове, попал по виску, вилка соскользнула, и зубцы вонзились прямо в ухо, так что оно едва не оторвалось, после чего Алексей снова ударил на этот раз в шею, сзади, несколько раз практически в одно и то же место. Они повалились вместе с оборотнем на пол и, не вставая на ноги, Семелесов продолжал бить на этот раз в область сонной артерии, снова и снова, пока эта часть шеи не превратилась в кровавое месиво.

Тогда он остановился, рухнул на пол рядом с лежащим существом и сидя наклонился чуть вперёд, вперив взгляд в лицо существа. Но оно лежало бездыханно и Алексей, просидев возле него секунд пятнадцать, с трудом поднялся на ноги. Боль, временно пропавшая, теперь возвращалась с удвоенной силой. Он взял у существа свой пистолет и медленно подошёл к стенке, прислонившись к которой сидела Клементина, держась за ушибленный бок.

Семелесов сел рядом с ней, подавив появившееся на мгновение желание обнять её, положил рядом на пол пистолет, в руке он всё ещё сжимал окровавленную вилку, зубцы которой почернели от соприкосновения с кровь создания.

— Ты в порядке? — спросил он сдавленным голосом.

Клементина в ответ слабо кивнула и убрала руку от бока.

— Куда он тебя? — тихо спросила она, поворачиваясь, и посмотрев на Алексея оценивающим взглядом врача.

— Да нормально всё, — бросил Семелесов, — бывало и хуже.

Трясущейся рукой он достал из пачку сигарет, положил её рядом и стуча по всем карманам, наконец, нашёл зажигалку, хотя на один момент на его лице появился испуг что её нет, но она оказалась в заднем кармане, так что Семелесову пришлось чуть приподняться, и его лицо опять исказилось в сдавленной болезненной гримасе. Он машинально повернул пачку открытой стороной к девушке, как бы предлагая ей, но тут же убрал, прошептав:

— Извиняюсь, — и после короткой паузы ещё добавил, — ты не против?

Он сделал одну затяжку, после чего прислонился головой к стене, скомкал в руках сигарету, не смотря на неё, и отбросил в сторону.

— С этого дня ем только серебряными вилками, — произнёс он сдавленно, смотря куда-то вдаль, и попытался улыбнуться.

Вдруг у Семелесова зазвонил телефон, прошептав какое-то проклятие, Алексей достал его из кармана, и с неудовольствием глянув на экран, всё-таки приложил к уху.

— Привет, Юля, — произнёс он в трубку отрешённым голосом. — Что? — тут он громко рассмеялся, задрав голову, потом резко опустив. — Знаешь что? Пошла твоя Ирина Васильевна к чёртовой матери, да, так и передай, и вся ваша практика и весь ваш одиннадцатый класс. — После этого он снова рассмеялся, но тут же остановился. — Да, Юля, пока, надеюсь, у вас там будет всё хорошо, чтоб вы все провалились.

Алексей отложил телефон в сторону, довольно улыбаясь, но потом тяжело вздохнул и улыбка исчезла с его лица, как ни бывало.

— Если я не отработаю летнюю практику, то у меня будут проблемы с переходом в одиннадцатый класс, — произнёс он с наигранной грустью, смотря на пол прямо перед собой, — я умиляюсь, неделями прогуливал школу, им было плевать, но как можно прогулять практику, это же… даже не знаю, как назвать. Хорошо, что всё это в прошлом, — юноша облегчённо выдохнул и прислонился к затылком к стене, закрыв глаза.

Он повернул голову и посмотрел на неё. Вдруг она осторожно обхватила своей рукой его запястье и улыбнулась самой прекрасной и ласковой улыбкой, которую когда-либо видел Семелесов, потом вдруг резко повернулась и, взглянув на лежащее посреди комнаты тело, не отпуская руки юноши, спросила:

— Кто это, как ты думаешь?

Едва она произнесла это, как спина оборотня начала вздыматься и всё тело стало как будто разбухать, отчего одежда сначала натянулась, а потом пошла расходиться по швам оголяя тело, где разрывая человеческую кожу, проступали клочья звериной шерсти. Существо вскочило, приподнявшись на четырёх лапах, подняв от земли лицо, постепенно превращавшееся в морду волка, изменяясь медленнее, чем всё остальное тело, но всё равно деформируясь. Семелесов тут же вскочил с пола, направив на существо пистолет, оно повернуло к нему голову и посмотрело прямо в глаза окровавленными пустыми глазницами, и за мгновение до выстрела рванулось вперёд, врезавшись в стенку.

Семелесов выстрелил, пуля попала, в пол оставшись позади чудовища, которое уже оказалось в противоположном углу комнаты. Превращение почти завершилось и теперь жуткая тварь, похожая на огромного волка, вставшего на задние лапы, при этом формой туловища и передних конечностей чем-то напоминавшая человека, на непродолжительное время остановилась, жадно хватая носом воздух, при этом медленно поворачивая головой. Семелесов сделал шаг вперёд, оставив за спиной девушку, в тот же момент вставшую на ноги. Держа пистолет двумя руками, он выстрелил снова, потом ещё раз. Чудовище одним прыжком достигло окна и, выбив его, вылетело наружу. Первая пуля, похоже, угодила в цель, зато вторая прошла мимо и попала в стену как раз над стоявшим на тумбочке телевизором, оставив отверстие аккурат в центре узора на обоях в виде цветка. Существо приземлилось в середину палисадника поломав кусты, но тут же одним внушительным прыжком вылетело из него и в полёте оттолкнувшись от ствола берёзы, росшей перед домом, очутилось на середине улицы и помчалось длинными прыжками в сторону леса. Окно было выбито им практически полностью, только по краям оставались торчавшие вовнутрь осколки и оставшиеся щепки от деревянной перекладины над створками, а на подоконнике живописно темнели пятна багровой крови.

Клементина сделала шаг вперёд и встала рядом с Семелесовым, не отрываясь, смотря в сторону разбитого окна, словно провожала оборотня взглядом.

— Волколак, — шёпотом проговорил Алексей, опуская пистолет. — Твою ж мать, настоящий волколак.

Когда Крейтон с Кистенёвым вернулись домой, то входя во двор, уже держали оружие в руках, заметив с улицы выбитое окно и помятые кусты в палисаднике. Только когда Мессеир вошёл в гостиную, он опустил пистолет, и встал на месте, медленно рассматривая следы недавних событий. Семелесов при его появлении тут же вскочил на ноги и замер, ожидающе смотря на него.

— Что здесь произошло? — спросил мантиец строгим голосом.

— Он был здесь, — ответил Семелесов, сделал короткую паузу, делая болезненный вдох, и продолжил, — оборотень, тот за которым мы охотились.

Мессеир прищурился, потом резко перевёл взгляд на Клементину, медленно делая шаг вперёд.

— Ты в порядке? — спросил он у неё тихим голосом.

Она как обычно только кивнула в ответ. Мессеир пристально посмотрел на Семелесова, после чего его взгляд скользнул вниз к окровавленной вилке, что лежала рядом с тем местом, где тот только что сидел.

— Что это? — спросил он, взяв вилку и сделав пару шагов в сторону. — Ты что воткнул в него это?

— Она серебряная, — произнёс едва разборчиво Алексей, когда слова опять стали застревать у него в горле.

— Заколоть оборотня вилкой, — ровным голосом произнёс Крейтон. — Удивительно. Тем более удивительно, что я оставлял тебе пистолет!

— Я… он выбил его у меня из рук… я пошёл на улицу проверить что там, а он оказался на крыше.

— Что ты там забыл на улице? — проговорил Мессеир негромко и оттого ещё более угрожающе. — Ты что у нас профессиональный охотник на нечисть. Я тебе приказал дома сидеть, забаррикадироваться, наставить дуло на дверь и стрелять по каждой тени, что появиться с той стороны. Неужели это было так сложно.

— Успокойся, Мессеир, — твёрдо проговорила Клементина.

Крейтон ничего не ответил, только посмотрел на Семелесова так, словно хотел прожечь его насквозь, затем повернулся и, опустив голову, стал осматривать клочья одежды оборотня на полу. Тем временем Кистенёв, до того стоявший в дверях, молча наблюдая за сценой, сделал шаг вперёд и подошёл к Семелесову. Он уже ничему не удивлялся, видя перед собой разорванную одежду на полу, разбитое окно, капли крови на полу и подоконнике, окровавленные клоки шерсти на раме. Почему-то он смотрел на это так же, как в своё время смотрел на беспорядок в квартире после очередной вписки и радовался, что квартира была не его. В тот момент куда больше Василия удивил вид его друга, а точнее отсутствие испуга на лице Семелесова. Сколько он знал Алексея тот всё время оправдываться чуть что, но что-то было не так, что-то изменилось, хотя казалось бы он делал, то же самое, но этот взгляд, ещё никогда Кистенёв не видел, чтобы Семелесов так смотрел когда оправдывался, тем более на людей подобных Крейтону.

— Смольцов Александр Викторович, — прочитал Мессеир из найденного в остатках одежды чудовища удостоверения, стоя возле разбитого окна. — Ну, конечно же. Нужно найти его, — решительно произнёс он, захлопывая удостоверение, — в третий раз он уйти не сможет.

Сказав это Крейтон, резко захлопнул удостоверение и, развернувшись, вышел из комнаты. Через пять минут он вернулся, разложил на столе топографическую карту окрестностей со сделанными карандашом пометками и, опершись руками о край стола, принялся внимательно её рассматривать. Семелесов и Кистенёв встали рядом, не произнося ни слова, пытаясь понять, что пытается найти на ней мантиец.

— Куда он мог направиться, — задумчиво проговорил Мессеир.

— Ты уверен, что мы должны его искать сейчас? — спросил Кистенёв, повернув голову в сторону Крейтона. — Операция уже скоро.

— Вот именно. Нельзя оставлять подранка у себя в тылу, так что времени у нас мало. И всё-таки, куда он мог пойти. Он должен как-то связаться со своими, но оборотней в деревне нет, а позвонить ему неоткуда.

— Но если он не может связаться с другими оборотнями, то может он просто где-нибудь попросит помощи у людей, он же может принять человеческое обличье, — предположил Кистенёв.

— Хорошенькое у него получиться обличье, совершенно голый, без глаз, с жуткими ранами на теле, нет, к постороннему так просто не заявишься, тут нужно…

Его оборвал раздавшийся с улицы стук, кто-то опять с силой колотил в калитку. Крейтон резко замолчал, выхватил пистолет и, дав знак, следовать за ним направился к выходу. Открывая калитку, он тут же отскочил обратно, поднимая пистолет, но это оказалось лишним, за дверью стоял местный участковый с донельзя испуганным видом потерянно смотревший куда-то, казалось, не различая ничего перед собой.

— К вам явился начальник из Октябрьского РУВД, совершенно голый, с выколотыми глазами и хорошенькой дыркой на шее, от которой он должен был отправиться в лучший из миров сразу при получении? — флегматично спросил Крейтон, делая шаг навстречу милиционеру.

Тот поднял взгляд, с ужасом уставившись на мантийца, затем он оглядел его товарищей, и тихим полным ужаса голосом произнёс:

— Да что тут у вас, чёрт возьми, твориться?

— Всё сходится, — проговорил Мессеир, поворачиваясь. — Он направился к своим, как и предполагалось, так что у нас мало времени, нужно добить его пока не поздно. — И повернувшись к участковому, добавил. — Хорошо, что я не стал вас убивать, от вас и правда может быть толк. За мной.

Все четверо вошли в дом и, казалось, только мантиец понимал что происходит, и что должно сейчас произойти. Не закрывая дверь на улицу, Мессеир быстро поднялся на второй этаж, дав всем остальным знак ждать его внизу. Он вернулся через пару минут, с двумя клинками в ножнах на поясе, на ходу накидывая свой чёрный плащ, при этом было видно, что он что-то сжимал в руке.

— У вас Макаров? — спросил Крейтон у милиционера.

— Да, — кивнул тот неуверенно.

— Возьмите, здесь как раз, — Мессеир протянул ему маленькую коробочку, в которой лежало восемь патронов с серебряными пулями.

— Серебряные, как на оборотня? — недоумённо спросил участковый.

— Почему «как»?

Крейтон прошёл в дом. Подойдя к Клементине, он протянул ей маленький карманный пистолет, после чего вдруг схватил её за руку и, приблизившись к ней, так что мог говорить почти на ухо прошептал:

— Я же говорил, что тебе лучше держать подальше от меня. Уезжай отсюда, прошу тебя.

— Ты знаешь, при каком условии я это сделаю, так что выбор за тобой.

Крейтон отклонился, нахмурился и пристально посмотрел в глаза девушке.

— Закройся в нашей комнате на втором этаже, никому не открывай, если что сразу стреляй, я скоро вернусь.

После этих слов он как обычно поцеловал её в верхний край лба и только после этого отпустил руку, затем резко развернулся и направился к выходу. Быстрым шагом он вышел на улицу, где его ждали остальные, двинувшиеся с места едва заметив, как он выходит. Мессеир быстро обогнал их и занял своё место во главе небольшого отряда.

— Он знает, куда вы пошли? — спросил Мессеир у участкового при этом, даже не поворачивая головы.

— Нет, — ответил тот неуверенно, и, поравнявшись с мантийцем, добавил. — А вот теперь, может быть, ты мне объяснишь, что здесь происходит.

— Разве мы с вами перешли на «ты», — покосившись на милиционера, произнёс Крейтон, спокойным голосом, в котором, однако отчётливо чувствовался укор. — Вам знакомы, друг мой, легенды об оборотнях, волколаках, вервольфах и как их ещё называют у вас.

— Ты шутишь, — усмехнулся участковый и с истеричной улыбкой, выжидающе уставился на шедшего рядом Крейтона, после чего немного замедлившись, оглянулся на Кистенёва с Семелесовым. — Я всё понимаю, но вы, пацаны, прикалываетесь что ли.

— По-вашему я похож на паяца, — зло проговорил Мессеир, остановившись на месте и развернувшись, оказался лицом к лицу с участковым как раз в этот момент повернул голову назад. — Если то, что вы говорите, правда, скоро вы сами убедитесь в том, что в иных легендах доля правды куда больше чем это хотелось бы многим людям.

Как раз в этот момент из-за забора расположенного рядом дома заливисто стала лаять собака, и вдоль края грунтовой дороги пронёсся стрелой тощий рыжий кот, остановившись впереди метрах в двадцати посреди зелёной полянки, где грунтовая дорога, искривляясь, серьёзно отходила от одного края улицы, и, встав полубоком, настороженно уставился на людей. Мессеир замолчал и направился вперёд на несколько шагов опередив своих спутников, которые чуть замешкавшись, тоже молча двинулись за ним.

— Я только не понимаю, — начал Семелесов, первым нарушив молчание. — Как он смог вслепую без одежды, добраться через всю деревню на тот берег.

— Глаза не так важны для них как для людей, это же зверьё у них природное чутьё. А как он пробрался незамеченным, — Крейтон пожал плечами, — наверно огородами шёл.

— Что за бред, — произнёс участковый.

— Так и живём, — ответил ему Кистенёв.

Над рекой, как и положено в жаркий летний день, разносился плеск и радостные голоса, преимущественно детей, что только что вырвались из города и после окончания учебного года приехали в деревню. За то время пока заговорщики и ведущий их участковый шли по мосту, по нему пронеслось несколько машин, необычайно много для этой трассы.

Почти всю дорогу от моста, до отделения шли молча: Кистенёв с Семелесовым по привычке чувствовали себя неуверенно в присутствии представителя власти, хотя выглядел совершенно растерянным, впервые за то время, которое они его знали, а Крейтон молчал в своей обычной манере. Алексей ещё немного прихрамывал после своей первой встречи с оборотнем за этот день, но виду старался не подавать, хотя прекрасно знал, что вполне мог бы остаться дома.

Когда они уже подходили к зданию администрации, Крейтон вдруг сбавил шаг и уже почти остановился, после чего достал пистолет, держа его в опущенной руке большей частью под полой плаща.

— Где он сейчас находится? — спросил Крейтон у участкового.

— У меня в кабинете, я положил его на диване, хотел вызвать «скорую», но он отказался, сказал только, чтобы я не задавал вопросов, и попросил принести переодеться. Будто для него это была пара царапин.

— Ладно, тихо заходим, валим гада и уходим.

— А тело? — недоумённо спросил Кистенёв.

— Тихо заходим, валим гада, прячем тело и уходим. Хотя после смерти они всё равно превращаются в обычных людей с виду, так что прятать необязательно.

На подходе к отделению все по очереди достали оружие и, держа пистолеты в согнутых руках, стволами вверх медленно вошли в здание. Тут же участковый остановился и негромко выругался, заметив, что дверь в его кабинет была открыта. Заметив это, Крейтон дал знак остальным оставаться на месте, а сам направился к открытой двери. Внутри никого не было, только на полу и на диване повсюду были красные пятна, ими же было заляпано и покрывало свисавшее с края дивана. И что самое страшное Мессеир увидел на внутренней стороне дверного косяка, почти на уровне его глаз, небольшой клочок шерсти тоже в крови, а на полу можно было различить следы, ведущие от дивана к двери, звериные следы. Крейтон сначала медленно зашёл в комнату, за ним зашли и остальные, хотя Кистенёв и участковый остались стоять в дверях.

Вдруг Крейтон развернулся и, смотря на пол словно идя по следам, вышел в коридор. Здесь следов почти не было видно, но по тем что ещё можно было различить было видно — существо прошло дальше по коридору до того конца где стояла приставная лестница на второй этаж.

— Что у вас наверху? — шёпотом спросил Мессеир.

— Ничего особенного, всякое барахло.

— Там есть что-то огнеопасное.

— Да полно. Там доски, тряпьё всякое, — начал участковый, но тут же осёкся, заметив как Крейтон с покрывалом в руках направился в сторону лестницы. — Ты что задумал?

— Подожди на улице, — сказал Крейтон участковому и, когда тот нехотя развернулся, шёпотом обратился к двоим оставшимся. — Ты, Василий, идёшь к выходу, если что пойдёт не так, пристрелишь синерубашечника, безо всяких вопросов, — чуть повысил голос Мессеир, когда Кистенёв начал пытаться что-то ему возразить. — Ты, Алексей остаёшься здесь.

После этих слов мантиец развернулся и направился дальше по коридору, на ходу скручивая покрывало в узелок.

Люк в потолке был открыт, и снизу под углом можно было заметить белую ткань, скрывавшую под собой горы всякого хлама. Мессеир поджёг узелок и забросил его наверх с тем расчетом, чтобы он упал как раз в кучу барахла и та занялась от него. Впрочем, понимая, что этого недостаточно он сам забрался на лестницу, пригнув голову, не поднимая макушки выше уровня потолка, он пристально посмотрел на несколько балок стоявших прислонёнными к скату крыши. Он сделал лёгкое движение рукой и эти балки с грохотом рухнули на пол, и легли как раз возле люка. Крейтон тряхнул рукой, затем сложил пальцы и закрыл глаза, а через мгновение в его ладони вспыхнул огонёк. Мессеир резко поднялся на лестнице и сделал рукой метательное движение в сторону упавших балок, так что огонь из его руки тут же перекинулся на них. Что-то с грохотом метнулось в темноте чердака, и Крейтон резко спрыгнул вниз и бросился на улицу. Сверху послышался сначала топот, затем что-то загремело и, наконец, раздался звон разбиваемого стекла.

Мессеир вылетел на улицу, поднимая пистолет, но в тот же момент, когда он проносился сквозь дверной проём, прогремели два выстрела. Покрытое чёрной шерстью существо, получив последнюю пулю в прыжке, рухнуло прямо на асфальт, немного проехав по нему по инерции.

Крейтон опустил пистолет и медленно прошёл вперёд, в сторону дороги, оказавшись как раз между участковым всё ещё державшим свой ПМ двумя руками, направленным туда, куда он только что стрелял, и Кистенёвым изумлённо косившимся на него. Из дверей выглянул Семелесов, тут же замерев, уставившись на лежащий на дороге чёрный труп.

Мессеир подбежал к телу, следом за ним подбежал и вышедший из оцепенения участковый, а потом и Кистенёв с Семелесовым. Труп уже начинал сжиматься, снова принимая человеческое обличье, теперь уже в последний раз. Алексей, подбежав, тут же два раза выстрелил в голову.

— Ты что творишь! — крикнул Кистенёв, отскакивая назад.

— Он был слишком живучей тварью.

— И это правда, — произнёс Крейтон, присаживаясь возле тела на корточки, правда, почти сразу встав обратно на ноги. — А ну ушли отсюда, быстро, — прокричал он, размахивая пистолетом, двум мальчишкам на велосипедах, остановившихся неподалёку и остолбенело следивших за происходящим.

— Не может быть, не может быть, да нет бред какой-то, это же… — бормотал милиционер, смотря на труп уже почти окончательно ставший человеческим.

— Добро пожаловать в наш мир, — произнёс Крейтон, дружески похлопав его по плечу.

В этот момент проезжавшая по дороге машина, красненькая «Chevrolet», притормозила и медленно стала объезжать место, где лежало тело и ускорившаяся снова только когда участковый, отвернувшись от трупа, замахал руками и прокричал громко, чтобы они убирались. Так что только было заметно, как на заднем сидении маленькая девочка сидела, прижимая к себе плюшевую игрушку, усталым взглядом смотря в окно на копошащихся на дороге людей.

Милиционер сцепил руки на затылке, потом провёл ими по волосам, продолжая с перекошенным лицом, повторять негромким: «Твою мать, твою мать, твою ж…

— Может быть, поможешь мне спрятать тело? — обратился к нему Крейтон, беря труп за ноги.

Когда трое заговорщиков возвращались домой солнце уже перевалило через высочайшую точку своего пути и полуденный зной постепенно сменялся обеденным. В это время юноши обычно возвращались домой с речки, хотя сейчас дело обстояло даже веселее. Когда они уже поднялись по дороге ведущей от реки и дом Семелесова, до которого оставалось метров сто уже был виден впереди, навстречу им вышел парень лет восемнадцати, в клетчатой рубашке с короткими рукавами и джинсах с кудрявой шевелюрой.

— Кого я вижу, Вааася, — воскликнул тот, широко раскрывая руки.

Кистенёв сначала немного растерялся, потом всё-таки наигранно улыбаясь, протянул ему руку, изображая при этом на лице радость:

— Здорово, чувак, как жизнь.

— До норм, го щас на речку, привет Алексей, — не глядя на Семелесова, парень протянул ему руку для рукопожатия, потом вдруг заметив стоявшего в паре шагов от них Крейтона, протянул руку и ему, при этом на его лице, на мгновение мелькнула слабая улыбка, вызванная похоже плащом мантийца. — Слушай, чувак, тебе не жарко?

— Терпимо, — ответил тот, хмуро посмотрев в сторону Кистенёва.

— Слушай, я не знаю, я сейчас наверно купаться не могу, — начал Василий, потом посмотрев на Крейтона и заметив его взгляд, пожал плечами. — Не, извини Семён, у нас тут одно дельце сегодня намечается.

— Пусть заходит к нам на ужин, где-то к шести, — произнёс Крейтон, уже двинувшись дальше.

— Да, мы сейчас у Семелесова, — добавил Кистенёв, и пошёл вслед за Мессеиром.

— Ну, ок, зайду.

После этого парень пошёл своей дорогой, вниз по склону к реке.

— Кто это? — спросил Крейтон, когда они втроём пошли дальше.

— Нормальный парень.

— Редкостный идиот, — угрюмо проговорил Семелесов.

— Идиот говоришь? — Крейтон покосился на Алексея.

— Не понимаю, зачем ты его позвал к нам, я надеюсь, ты не собираешься его посвящать в наши планы.

— Людей не обязательно посвящать в свои планы, чтобы использовать в них, — флегматично ответил Крейтон.

— Что ты задумал? — обеспокоенно спросил у него Кистенёв.

— Ты знаешь, что я задумал, а насчёт этого, — Мессеир кивнул головой в ту сторону, куда пошёл паренёк, — я ещё ничего не решил, просто хочу знать, что за фрукт.

— Толку от него не будет, сразу говорю, — категорично заявил Семелесов. — Ну, наконец-то! — воскликнул он, когда они, наконец, подошли к дому.

— А насчёт бесполезности, — Крейтон остановился и, посмотрев куда-то в сторону, продолжил после небольшой паузы, — на войне я усвоил одну вещь, даже самый никчёмный солдат годиться на то чтобы заставить противника израсходовать пулю.

Ни Кистенёв, ни Семелесов ничего ему не ответили, возможно, оттого что устали после долгой дороги под июньским солнцем, то ли просто не хотели вступать в спор с мантийцем. Придя домой, они оба тут же рухнули кто в кресло, кто на диван в гостиной, в которую сквозь разбитое окно проникал прохладный летний ветерок, вздымая белую занавеску. Крейтон сначала поднялся на второй этаж, проведать свою жену, которая как видно последовала его совету, и заперлась наверху.

— Интересно, он же ей сказал стрелять по каждому кто подойдёт к двери, — произнёс Кистенёв, лёжа повернув голову в сторону сидящего в кресле Семелесова, — как она поймёт что это он.

— Не знаю, думаю, уж она-то его узнает.

— Ага, по шагам, — бросил Кистенёв и отвернулся к стенке.

— А я милого, узнаю, по походке… — тихо, но надрывисто, запел Семелесов.

— Только этого ещё не хватало, — вскрикнул Кистенёв приподнимаясь. — Помолчи хоть немного, пожалуйста, — он рухнул на диван и, проведя ладонями по лицу, сцепил их у себя под затылком.

— Да я всё равно только эту строчку и знаю, — ответил Алексей.

В этот момент раздались шаги на кухне, затем послышалось дребезжание умывальника и плеск воды, и вскоре в дверях появился Крейтон с мокрым лицом и намоченными волосами у верхнего края лба, и на руках ещё сверкали капельки, и несколько пятен темнели на рубашке.

— Уже разлеглись, — произнёс он констатирующим тоном. — Поднимайтесь, колья сами себя не наточат.

— А зачем они нам? — спросил Кистенёв, садясь на край дивана.

— Будем готовить линию обороны, в овраге у реки.

— А, — протянул Василий. — Слушай, Мессеир, то, что ты там написал на бумажке, на той, которую дал участковому, они точно могут решить проблему с телом?

— Конечно, они только в городе не работают, а так я сам к ним регулярно обращался. Но вам пока лучше не знать о них, думаю, сами понимаете почему.

После этих слов Мессеир развернулся и вышел на кухню и дальше в сторону веранды.

— Регулярно, — прошептал, пытаясь понять Кистенёв, всё ещё сидя на краю дивана, сложив руки перед собой, оперев их локтями на ноги.

— Забыл, с кем мы имеем дело? — усмехнулся Семелесов, проходя мимо него к выходу.

С кольями они разделались быстро и после того, как они были сложены у сарая, Крейтон отправился в свою комнату на втором этаже, предоставив Кистенёва и Семелесова самим себе.

Примерно в половину шестого вечера Кистенёв поднялся на второй этаж и постучался комнату Мессеира, и, выждав пару секунд, вошёл в неё, застав мантийца лежавшего на полу, качая пресс зажав ножку кровати между ступнями.

— Пора ужинать.

— Не рановато ли? — спросил Крейтон, остановившись в позе сидя, опершись рукой на пол позади себя.

— Семён уже пришёл.

— Семён?

— Мой друг, которого ты пригласил.

— Ты действительно считаешь его другом? — спросил Крейтон, надевая рубашку.

— Да, а почему нет.

— Просто через чур распространённый в вашем мире обычай: называть другом каждого, с кем хоть раз выпил.

Кистенёв в ответ только пожал плечами. Вдвоём они спустились вниз, и как раз в этот момент в дверь на улице постучали и Кистенёв тут же направился открывать.

— Достань пистолет, Василий, и не забудь посмотреть в щёлку, прежде чем открывать, — бросил Крейтон, настороженно посмотрев ему в спину через плечо.

Мессеир прошёл на кухню, где уже сидели Клементина и Семелесов. Он сел за стол рядом с женой, сцепив руки в замок перед собой и задумчиво посмотрел в свою тарелку. Потом повернул голову и, наклонившись поближе к ней, прошептал на ухо Клементины:

— Прекрасно выглядишь.

В ответ, она косо посмотрела на него исподлобья, лукаво улыбнувшись.

— Зря ты его пригласил, — уверенно проговорил Семелесов, сидевший во главе стола, с хмурым видом, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула.

— Успокойся, друг мой, учись скрывать свою ненависть к людям.

Скоро появились Семён с Василием. Гость, словно не замечая никого на кухне, сразу же прошёл в гостиную и, встав перед разбитым окном воскликнул:

— Ни хрена себе, Семелесов, как!

— Да твою ж мать, — прошептал Алексей, закатывая глаза продолжая сидеть со скрещенными руками.

— Чем вы его так? — спросил Семён, входя обратно на кухню.

— Тебе-то какая разница, — зло бросил в ответ Семелесов.

— Слушай, а родаки твои уже знают? — спросил гость, садясь за стол.

Вдруг его взгляд остановился на Клементине, и на лице парня тут же отобразилось изумление, вызванное, по-видимому, разноцветными глазами.

— Думаешь, мне не плевать, — ответил Семелесов, громким шёпотом, садясь ровно, хотя его уже видно никто не слушал.

— Это всё ты приготовила? — спросил Семён у Клементины, указывая на свою тарелку.

— В этом есть что-то удивительное? — спросила девушка, посмотрев на гостя исподлобья.

— Да нет, — пожал он плечами. — Слушай, а она здесь что ночевала? — шёпотом на ухо спросил Семён у Кистенёва.

Василий слабо кивнул.

— А это что её парень?

— Вроде того.

— А, — тихо произнёс Семён и выпрямился, потом посмотрел на Крейтона и сказал, — кстати, стильный плащ. Настоящая кожа?

— Конечно. Настоящая человеческая кожа.

На лице парня отразилось недоумение.

— Да шучу я, — усмехнулся Мессеир, и заметив некоторое облегчение на лице гостя продолжил. — Человеческая кожа совершенно неудобна для пошива одежды. Она абсолютно неэластична, тяжела и морщиться, стоит только отделить её от мяса. Так что… — Мессеир вдруг остановился.

— А, — протянул Семён.

— Так что плащи из неё есть только у старших офицеров ордена. Шучу.

— Ордена?

— Не важно.

Внезапно Семён удовлетворился этим ответом и как будто забыл о существовании Крейтона разговаривая за ужином в основном с Кистенёвым, спрашивал того куда он пропал и звал на какую-то вписку от которой, Василий пытался тактично отделаться. Только иногда он с интересом смотрел на Клементину и иногда улыбался ей улыбкой, которая должна была быть, судя по всему таинственной и загадочной, но тут же поворачивался к Кистенёву. И всё было хорошо до тех пор, пока Семён не спросил в одной из неловких пауз, возникших в разговоре:

— А что у вас там за колья лежат во дворе.

— Колья? — переспросил Крейтон.

— Да те, что свалены около сарая.

— Мы решили поохотиться на вампиров, — уверенно ответил Мессеир.

— На вампиров, — усмехнулся Семён, потом рассмеялся и вместе с ним рассмеялся и Крейтон, — окно у вас тут наверное оборотень выбил, а… а… — он так и остановился, ничего не придумав. — А если серьёзно.

— А если серьёзно, — произнёс мантиец, подавшись вперёд, — то вы всё скоро увидите. Они нужны нам для одного маленького дельца.

Мессеир отодвинулся от стола и медленно поднялся.

— А вообще, это могло было быть забавным, — продолжил он, заговорщическим тоном, при этом обходя вокруг стола, — если бы вдруг оказалось что все легенды на самом деле правда. Взять, например, тех же упырей, как бы вы к этому отнеслись: жили бы дальше, начали истреблять их или может быть присоединились к ним.

— Истреблять? Зачем?

— Хотя бы потому, что они пьют кровь.

— Но я думаю, что можно было бы прийти к какому-нибудь компромиссу.

— Компромиссу между двумя разумными биологическими видами, один из которых к тому же всего лишь заражённые представители другого.

— Заражённые? — с удивлением спросил Семён. — Если то что говорят в легендах, хоть частично правда, то это скорее дар чем болезнь.

— И вы были бы готовы принять этот дар? — спросил Крейтон, смотря в глаза парню сверху вниз.

— Ну, если бы это было правдой.

И тут в глазах парня Мессеир увидел, наконец, то, чего одновременно и ожидал и боялся увидеть. Там блеснула надежда, надежда весьма безумная и по большей части неосознанная, но Крейтону этого было достаточно.

Он улыбнулся и, повернувшись, отошёл на шаг назад, после чего резко двинулся в сторону, где сидел Семён и ударом ноги опрокинул его стул.

— Мне это никогда не надоест, — прошептал мантиец, а потом добавил уже громким голосом, — на вашем месте я был бы осторожней, друг мой, особенно когда разговариваешь на подобные темы с незнакомцем.

В этот же самый момент со своего места вскочил Семелесов, выхватив пистолет, со злобой смотря на оказавшегося на полу парня с опешившим видом смотревшего то на него, то на Крейтона. Мессеир тут же оказался между ними, одной рукой как бы отодвигая Алексея назад.

— Я же говорил не доставать оружия, если не собираешься им пользоваться.

— Кто сказал, что я не собираюсь, — зло проговорил Семелесов.

— Успокойся.

— Ты слышал, нет, ты слышал, — не унимался Алексей, показывая рукой державшей пистолет, на ползшего спиной к дверям Семёна, — ты слышал, что он сказал.

— Я похож на глухого? — строго произнёс Крейтон.

— Нет ну… — Семелесов поднял пистолет и прошёлся по комнате, потом опять посмотрел на Семёна. — Слушай, Мессеир, серьёзно, лучше пристрелить его сейчас, пока он ещё человек, а не одна их этих тварей.

— Но не серебряной же пулей, — ответил Крейтон, садясь на стул.

Семелесов повернул пистолет в руке, посмотрел на него и тихо шёпотом выругался, видно вспомнив о том, какими патронами тот был заряжен.

— Он же не знал, Мессеир, — равнодушно произнесла Клементина, вставая с места, — к чему ты всё это.

— Ещё бы он знал, — тихо проговорил Крейтон.

Парень тем временем уже почти полностью выполз из кухни и оглядев бегло всех четверых находившихся там, особенно задержавшись на Кистенёве, как ни в чём ни бывало, продолжавшим сидеть на своём месте, быстро вскочил и воскликнул:

— Да вы все больны. Что за хрень тут происходит.

— Вам не понять, — мягко произнёс Мессеир.

— Что не понять?

— Долг перед видом.

— Что?

— О чём я и говорю.

После этих слов Крейтон поднял немного свою правую руку и одна из вилок, до того мирно лежавшая на столе, вдруг поднялась в воздух, зависла в нём и спустя мгновение устремилась сквозь дверной проём и вонзилась в косяк двери на веранду. Семён ошалелыми глазами посмотрел на неё, потом на Мессеира, после чего пулей кинулся на веранду, и уже через полминуты, во дворе хлопнула калитка.

— Как говорил Матиас второй: если нация способна ненавидеть, значит, нация жива, — проговорил Крейтон, не замечая как смотревший на него сбоку Семелесов, вдруг изменился в лице. — Сегодня друзья мои не пьём, завтра предстоит весёлый денёк. Пришло время дунуть на одуванчик.

В тот же вечер, когда уже стемнело, и в комнате на втором этаже только висевшая на стене лампа в стеклянном плафоне освещала комнату мягким золотистым светом. Когда Клементина уже переодевшись в ночную рубашку, сидела на кровати, Мессеир внезапно взял стилет, служивший ей заколкой для волос и, держа его в руках сел на пол, прислонившись спиной к стене.

— Ты знаешь, как наносится удар милосердия, Клементина? — спросил он у жены, с грустью во взгляде покосившись на неё.

Она высунула ноги из-под одеяла и повернулась, свесив их с края кровати, настороженно смотря на Мессеира.

— Бить нужно вот сюда, — Крейтон несколько раз постучал по шее сзади, чуть ниже затылка. — Бить нужно вот сюда, — Крейтон несколько раз постучал по шее сзади у основания черепа, — Во впадину сразу под затылком, ударив здесь, ты попадаешь как раз в продолговатый мозг. Человек умирает практически мгновенно.

Он замолчал, выжидательно смотря на девушку.

— Зачем ты мне это говоришь? — сдавленным голосом спросила.

— Зачем спрашивать то, на что тебе уже известен ответ, — Крейтон поднялся с пола и медленно подошёл к кровати. — Бывает по-разному: иногда хватает одного укуса, чтобы превратиться в кровопийцу, иногда они могут живого места на человеке не оставить, искусать с головы до пят, а он всё равно не заразится. Впрочем, если превращение начнётся, это едва ли можно будет не заметить.

Он сел рядом с ней и обняв за плечи, прижал к себе, замолчав ненадолго.

— Ты знаешь, о чём я говорю, Клементина, — и тут голос его слегка дрогнул. — Лучше умереть человеком.

 

Глава двадцать пятая. ВНУТРЕННИЕ ДЕЛА ОРДЕНА

Закончив собирать пистолет, Максим с удовлетворением посмотрел на него, повертел в руках и, рукавом стёр пятнышко на стволе, не в силах противостоять своей природе. Он уже встал из-за стола и, скомкав разложенную на столе тряпку, на которой недавно были разложены детали, подошёл к комоду, и даже отодвинул верхний ящик, где обычно прятал оружии, как вдруг услышал, как на улице автомобиль подъехал к его дому.

Монетников насторожился и повременил класть пистолет в ящик. Он прислушался: кто-то вошёл во двор, судя по шагам, их было двое, послышались перешёптывания, которые едва ли смогло расслышать человеческое ухо. Вдруг входная дверь распахнулась.

— Руки за голову! Полиция! — чётко скомандовал ворвавшийся в дом мужчина.

Он был высокого роста, одет в серенький пиджак, под которым темнел иссиня-чёрный свитер с подвёрнутым воротником. Его табельный Макаров, который он держал перед собой двумя руками, был направлен точно в середину груди Монетникова, стоявшего возле комода с поднятыми руками, всё ещё держа в одной свой пистолет, чей ствол смотрел куда-то в потолок.

— Тихо, я всё понимаю, — спокойно проговорил Максим, смотря прямо в глаза незваному гостю.

— Оружие на пол, живо!

Максим подчинился и медленно опустил пистолет на пол и ногой толкнул его в сторону. В этот момент в соседней комнате послышались шаги, и через несколько секунд оттуда вышел второй полицейский. Он был немного ниже первого, пострижен ёжиком, отчего его череп казался слегка приплюснутым сверху, и одет он был в такой же серый пиджак, только вместо свитера на нём была белая рубашка.

— Всё ч-ч-чисто, б-больше в доме никого нет, — произнёс он, опуская пистолет.

— Хорошо, надень на него наручники.

Максим сложил руки за спиной, и не думая сопротивляться. После чего, сел на стул, продолжая пристально смотреть на первого полицейского, когда, его товарищ, схватив Монетникова за плечи, попытался усадить его.

— Как ты думаешь это он? — спросил высокий, показывая листок бумаги с фотографией.

— П-п-похож, — ответил тот, едва взглянув, и отошёл к окну, предоставив говорить другому.

— Чем обязан, господа полицейские? Может быть, всё-таки объясните.

— Чем обязан? — сделал удивлённое лицо высокий, пройдясь по комнате. — Думаю вам лучше знать, гражданин Мякишев, Маккавейцев, Можайский, Монетников, или как вас там на самом деле. Что за чертовщина твориться в городе.

— Чертовщина? — ровным голосом спросил Максим, поднимая взгляд, который он не сводил с полицейского.

— Вот именно. Странные истории люди рассказывают, об ошалелых подростках раскидывающих взрослых мужиков, о летающих айфонах. Теперь ещё и наш начальник РУВД, мы уж думали, он вообще не выживет, а он вон как, сбежал из больницы, заявился в отдел, живёхонький и свалил, ничего никому не говоря, а затем пропал, и направлялся, как мы с трудом выяснили, куда бы вы думали, именно, сюда. Триста двадцать седьмая и двести двадцать вторая у тебя уже есть, но думаю это только цветочки, так что если хочешь облегчить душу, то прямо сейчас расскажешь нам кое-что, а именно: кто такой Мессер?

— Нож? — прошептал Максим, задумчиво отведя взгляд. — Странное прозвище, вы думаете, я смогу рассказать вам что-то про него?

— Сможешь, конечно, сможешь. Ты нам сейчас всё расскажешь: и кто такой Мессер, и что в этой глуши забыл Самойлов, и как он в этом замешан, и как ты с этим Мессером познакомился и как Казань с царём Иваном брал, тоже расскажешь, — произнёс полицейский и подошёл к столу и, подавшись вперёд, опёрся руками о край стола.

— Казань я с ним не брал, только Полоцк, — спокойно ответил Максим.

Полицейский недоумённо посмотрел сначала на него, потом на своего коллегу.

— Шутишь, значит. Посмотри-ка, Толян, у нас тут шутник образовался, — проговорил он, отходя от стола.

— П-п-пусть шутит, — произнёс его коллега, смотря в окно, прислонившись стене. — Ч-чувство юмора это хорошо.

— Я не удивлён, что вы воспринимаете мои слова подобным образом, — произнёс Максим, чуть наклонив голову.

Он замолчал и весь напрягся, при этом широко расставив локти и набрав в грудь воздуха. Вдруг у него за спиной что-то треснуло и он как, ни в чём ни бывало, положил руки на стол, на каждой из них, на запястье всё ещё словно браслет висело по кольцу от наручников к которым были прикреплены куски разорванной посередине цепочки.

— Так о чём вы хотели, чтобы я вам рассказал? — спросил вампир, сцепив руки в замок перед собой.

Опешивший полицейский сделал шаг назад и выхватил пистолет, снова направив его на Монетникова. Его коллега отвернулся от окна и замер, раскрыв рот. Максим же спокойно поднялся со своего места и сделал шаг навстречу незваному гостю, который только что выспрашивал у него про Мессера.

— Стой! — скомандовал полицейский, выше поднимая пистолет.

Максим не обратил на эти слова и медленно двинулся на него. Раздался выстрел, пуля попала прямо в грудь Монетникову, чуть выше сердца, а по рубашке начало расползаться тёмное кровавое пятно. Вампир словно не заметил этого, только слабая улыбка ненадолго появилась на его лице. Человек сделал шаг назад и выстрелил ещё два раза, пули попали чуть правее, ближе к середине. Максим остановился, опустил голову, оценивающе посмотрев на ранения, потом поднял её, дьявольски улыбаясь. Он подставил руку, и в неё упала первая пуля, выпущенная полицейским, которую будто какая-то неведомая сила выдавила обратно из тела.

— Свинец, — проговорил Максим, сжав пулю пальцами и презрительно смотря на неё.

Он пристально посмотрел на полицейского, вжавшегося в стену, раскрыв рот и выставив напоказ гипертрофированные клыки. На лице стрелявшего отобразился ужас, рука с пистолетом сама собой начала опускаться и ствол уже смотрел куда-то в сторону. И на брюках полицейского появилось растущее мокрое пятно, медленно спускавшееся вниз. Максим в одно мгновение очутился рядом с человеком, он выхватил пистолет у него из руки, ударил локтем в бок и, вывернув тому руку, повалил полицейского на пол. После этого он подскочил с невероятной скоростью ко второму, едва успевшему положить палец на спусковой крючок. Максим выхватил пистолет и у него, а самого полицейского отбросил к стене, тот грохотом врезался в неё и рухнул на пол.

— Что вам известно об этом Мессере, — произнёс он строгим голосом, снова поворачиваясь и подходя к первому полицейскому, лежавшему у стены схватившись за живот.

Вампир сел рядом с ним на корточки, схватил того за воротник приблизив его к себе и заглянул человеку в глаза, поняв что ничего от него сегодня не услышит. Он отбросил полицейского в сторону, достал у него из кармана ключ от наручников, встал на ноги и, освобождая руки, приказал:

— Прочь отсюда, и чтоб я вас больше не видел.

Он снял окончательно кольца с запястий и тут же подскочил заикавшемуся, который никак не хотел вставать с пола и только испуганно таращился на Максима, хотя его коллега уже был во дворе. Монетников схватил его за шиворот и вышвырнул за дверь, так что тот рухнул на траву, перекатился по ней, с трудом поднялся и, смотря на Максима безумными глазами как-то полубоком, словно боясь поворачиваться спиной, подбежал к калитке и выбежал на улицу.

Монетников сжимая в руке возвращённый им пистолет, вышел вслед за полицейским, бежавшим к машине, возле которой суетился его товарищ, пытаясь вставить ключ в замочную скважину двери. В тот же момент из дома напротив, вышел Мессеир. Он ненадолго остановился возле калитки, смотря на полицейских, садившихся в машину. Тут они его и заметили, отчего на их лицах появился ещё больший испуг.

Крейтон медленно подошёл к Монетникову и встал рядом с ним, молча смотря, как отъезжает машина с полицейскими.

— Синерубашечники? — спросил Крейтон, когда автомобиль уже отъехал на приличное расстояние.

— Они самые.

— Сбор клана сегодня?

— Сегодня ночью. Надеюсь у вас всё готово.

— Как может быть иначе. Я шёл как раз к тебе, обсудить.

— Проходи, — произнёс Максим и направился в сторону своего дома.

Они вошли внутрь, и Монетников сразу направился на кухню, потом остановился в дверях и, повернувшись вполоборота к Мессеиру, произнёс:

— Чайник ещё горячий, так можем чаю выпить, покрепче, я так полагаю, ты ничего не будешь.

Крейтон в ответ покачал головой.

— Только чаю.

Монетников вернулся с кухни и поставил две чашки на стол.

— Зачем они заходили? — спросил Крейтон, присаживаясь, кивнув в сторону улицы. — Ищут своего начальника?

— Скорее тебя.

— Меня? — удивился Мессеир.

Максим отхлебнул из чашки и поставил её на стол, при этом прижав ладонь к ней всей площадью.

— Уж больно светишься. Да ещё и эта история с этим их Самойловым.

— Ничего, главного мы добились, клан собирается в одном месте, и должен признать, с вашей помощью это произошло куда проще. Хотя конечно сам факт настораживает, оборотень на высоком посту в местной милиции.

— Да у них там каждый второй оборотень, — усмехнулся Монетников, — только не такой, о каком мы говорим. А если серьёзно, то привыкай, Мессеир, это тебе не Мантия, тут такой бардак, чёрт бы их всех побрал. Этих ментов народ уже боится больше чем тех, кого они ловят. Кстати как догадался что они из полиции.

— Будь они кем-то посерьёзнее, стал бы ты их запросто так отпускать, я прав. Хотя не понимаю, ты же кровопийца, а тут столько крови, или кровью синерубашечников брезгуешь?

— Я что, по-твоему, какой-то новообращенный, который не может контролировать собственный голод. Я пью кровь только тогда, когда захочу сам, а не каждый раз, когда появится возможность. Этим я и отличаюсь от этих подонков за рекой.

— А ещё говорят, что люди любят придумывать поводы для вражды.

— Мы тоже люди, только мёртвые, — ответил Монетников. — Какой у тебя сегодня план на ночь?

— Думаю, ты уже догадался.

— Ну да, — кивнул Максим и вдруг застыл, чуть приподнял голову вслушиваясь.

Крейтон замолчал, последовав примеру своего собеседника, и замер пристально с настороженностью смотря на него. Вампир встал со своего места, прошёлся по комнате, ненадолго остановившись в её центре, потом сделав крюк, подошёл к комоду, взял карандаш и вернулся за стол.

— Так значит, куда вы собираетесь пойти сегодня ночью? — проговорил он с искусно изображённым спокойствием одновременно, что-то чиркая на салфетке.

Максим пододвинул салфетку к Мессеиру, так что тот смог прочитать надпись на ней: «Нас подслушивают». Крейтон прочитал это и сначала поднял глаза, бросив удивлённый взгляд на Монетникова, потом сам взял карандаш.

— Да так, думаю прогуляться к реке, может быть даже на другой берег, до высокого замка, — проговорил мантиец нарочито спокойным голосом, при этом что-то написав на салфетке, под надписью Монетникова.

Он повернул её к вампиру, чтобы тот смог прочитать: «Я знаю. Заметил его ещё, когда шёл сюда. Он безобиден».

— Ну что ж, тогда поговорим о деле, — ответил Максим, убирая исписанную салфетку в сторону.

А сидевший под окном Семён в тот момент едва ли догадывался, что он уже не был незамеченным, как не догадывался, что ему сейчас предстоит услышать.

Крейтон ушёл домой примерно через полчаса, напоследок заглянув за угол, убедившись, что непрошеный слушатель успел испариться за время их разговора. Монетников, как только остался один, тут же достал свой телефон и поднялся наверх, проводив взглядом из окна, Мессеира скрывшегося за забором дома напротив, после чего набрал нужный номер.

— Это ты? Всё идёт по плану? — спросил из трубки немного усталый старческий голос после пары гудков.

— По этому телефону безопасно разговаривать?

— Да, что там с этим мантийским щенком и его гетерохромной жёнушкой? Всё идёт по плану?

— Разумеется. Всё произойдёт сегодня, так что будьте готовы со своими мертвецами. Узнать бы ещё, что там по поводу его друзей из ордена.

— Ну, я же не… ну да волшебник, но не по этой части. В любом случае не трогай его, даже если они сами хотят убить его это внутреннее дело ордена.

— Я помню это.

— И помни: медальон в руках мантийцев, и реки во всех мирах окрасятся багровым.

— И это я тоже помню.

— Надеюсь, я могу на тебя положиться.

— Я тоже на это надеюсь, — произнёс Максим и положил трубку.

В то же время Крейтон уже вернулся домой и поднимался к себе в комнату. Он испытывал весьма забавное чувство что появляется после того как поговоришь с человеком, который постоянно врёт тебе и ты знаешь об этом, но не показываешь виду. Сам же Мессеир хотя и не доверял никому в силу своей профессии, всё же делил людей на два типа: те к кому он просто не хотел поворачиваться спиной и те, кого он был готов пристрелить сразу же, как только чувствовал, что те пытаются ему за спину зайти. Впрочем, как это было с Монетниковым, иногда с этим выстрелом приходилось повременить.

И, хотя за долгое время службы в ордене Мессеир был приучен не поддаваться эмоциям, ему всё равно было знакомо, то едкое чувство ожидания перед боем. И оно преследовало его постоянно, до этого дня. Сейчас же ему хотелось плясать, он был так близок к своей цели, к тому, чтобы перестать, наконец, быть простым головорезом и возвысится над своим орденом. И всё что нужно было сделать это стравить нечисть этого мира и тех, кто к ней близок, чтобы ему помогли убрать те несколько десятков кровопийц, что стояли между ним и медальоном.

Он быстро поднялся по лестнице, ненадолго задержался на последней ступени, но вдруг услышав шаги в своей комнате, снова ускорил шаг, и быстро пройдя коридор, распахнул дверь. Клементина стояла возле кровати, нагнувшись, заправляя постель, уже одетая в своё повседневное платье.

— Ты уже проснулась? — скорее констатировал, нежели спросил Мессеир.

— За окном был какой-то шум, что-то серьёзное? — спросила она, заканчивая расправлять покрывало и выпрямляясь.

— Ничего серьёзного, так, синерубашечники.

Крейтон подошёл к кровати, присел и достал из-под неё длинную трость, обёрнутую старой тряпицей. И снял ткань с верхней половины, открыв ручку, к которой, извиваясь, поднималась позолоченная змея, широко скалившая свою пасть на ручке, образуя мед своими зубами оправу, в которую Мессеир был намерен положить самый дорогой камень из тех, что многие видели в своей жизни.

— Прелестно, — проговорил Крейтон, рассматривая трость. — Лично из рук третьего принца. Помнишь это, — он с улыбкой покосился на жену, — после возвращения из Кархеи, когда мне прострелили ногу, до сих пор не понимаю, это была ирония или заботливость. Жаль, что пришлось проходить с ней целый месяц.

— Ты пользовался ею только два раза, всё остальное время ходил со мной под руку, повиснув как будто тебя на руках нести надо.

— Да, — задумчиво произнёс Мессеир. — Славные то были времена.

Он замолчал, потом медленно подошёл и сел на край кровати, сложил руки на рукоятке трости, уперев её в пол.

— Сегодня всё будет кончено, — твёрдо проговорил он, после чего вдруг резко перешёл на шёпот. — Столько орден мечтал об этом, и теперь я исполню эту мечту, какая ирония.

Клементина села рядом с ним потерянно смотря куда-то перед собой.

— Странно, — произнесла она, — вроде и предчувствия никакого нет и привыкнуть к этому должна, а всё равно страшно, — она резко повернула голову и посмотрела на Крейтона. — Не уходи.

— Знаешь ведь, что не могу, — он убрал одну руку с рукоятки, и взял ею ладонь девушки. — То, что там лежит, за рекой под высоким замком это не просто древний амулет, это власть, Клементина, то, что сделает меня тем, с кем ты изначально должна была быть рядом.

Он вдруг соскользнул с кровати и, опустившись перед женой на одно колено, положил трость рядом и взял девушку за руки.

— Завтра будет славный рассвет, — произнёс он ровным голосом. — Главное его дождаться.

— Правдивее сказать дожить?

— Не бойся, любимая, не бойся. Просто верь мне. Разве я когда-нибудь тебя обманывал? Разве я хоть раз не возвращался.

— Если у тебя всё получится, Мессеир, что будет дальше.

— Там будет видно.

Сказав это, Крейтон резко встал и уже повернулся, как вдруг она схватила его за предплечье и тут же вскочила, повернув его лицом к себе.

— И всё-таки если вдруг…

Она не договорила, вместо этого поцеловала его, подавшись вперёд и прижавшись к нему всем телом. Крейтон резко подался назад и легонько оттолкнул её.

— Не сейчас, — произнёс он, смотря ей прямо в глаза, — когда я вернусь, тогда и поговорим.

Он поднял трость и направился к выходу.

— Они же всё равно тебя достанут. Не эти, так Дененрант, не Дененрант так…

— А вот уже мои отношения с Дененрантом это внутреннее дело ордена, — строго произнёс Крейтон, повернувшись к ней. — Когда надо будет, мы с ним поговорим, по-мужски, как ренегат с ренегатом.

А в это же время в городе в церковь на улице Никольской, увенчанную пятью лазоревыми куполами, что были видны между зданиями едва ли не со всех основных улиц города, вошёл странного вида человек. Он остановился перед дверьми храма, медленно перекрестился, ещё не привыкнув к этому движению, и на ходу вспоминая, как это правильно делается. Он медленно вошёл, боязливо озираясь по сторонам, ещё испытывая некоторую нерешительность.

Внутри он остановился, замерев и только обводя взором храмовые своды, затем купил пару недорогих свечек, отметив про себя удивлённый и в то же время жалостливый взгляд свечницы, который был устремлён скорее на измождённое лицо пришельца, чем на его странный потрепанный чёрный плащ, обычно бросавшийся людям в глаза, прежде всего. Он смотрел на всё вокруг с опаской, и ступал осторожно, словно боялся провалиться сквозь землю, сделав неверный шаг. И хотя воздух был тяжёлым, жутким, казавшимся липким, проникая рот и в ноздри, будто воском обволакивая носоглотку. Но одновременно с этим, в том страхе, что испытывал этот человек внутри храма, он чувствовал и какое-то умиротворение. На всё это: на роспись на потолке, на золото икон и даже сами лучи солнца, что проникали золотыми столпами из окон высоко наверху, он смотрел как на безумие, не осознавая даже как это должно воспринимать. Но уже понимал, что если это и безумие, то безумие прекрасное, то самое которое он так долго искал и так поздно нашёл.

Он хотел было пройти к алтарю, но его вдруг привлекло изображение женщины с покрытой головой, держащей на руках ребёнка. На её одеяниях возле лба и плеча виднелись две неяркие звёздочки, голова ребёнка, которого она держала, была увенчана короной и ещё одной попроще была увенчана голова самой женщины, и по сторонам от неё располагались два ангела, будто что-то нашёптывавшие ей. И что больше всего зацепило Дененранта, одновременно пугая его, так это её взгляд, словно проникавший в самое сердце и выворачивавший его наизнанку.

Ласкар зажёг свечу и попытался сначала просто поставить её, но понял, что та так стоять не будет и тут вовремя вспомнил, что ему рассказывали в той семье об этих свечах. Он неуклюже оплавил её основание, обжёгшись уже капавшим сверху воском и всё-таки кое-как смог поставить свечу, после чего отошёл на шаг назад и медленно перекрестился, как вдруг периферийным зрением заметил, как рядом с ним, чуть позади, встал ещё один человек.

— Здравствуй, Векслер.

— Добрый день, Ласкар. Что тебе сегодня снилось?

— Не важно, всякая дрянь.

— Какое совпадение мне тоже.

— Как ты меня нашёл?

— Ну, это было не так уж и трудно, рядом с тем местом, где ты назначил встречу, была только одна церковь. А учитывая, что тебе недолго осталось, можно было предположить, что ты захочешь искупить грехи, — проговорил шёпотом Молентен.

— Откуда ты знаешь, что тебе осталось больше.

— Может и так, — ответил Векслер, — только вот учти одно: Векслер Молентен, никогда не будет просить о милосердии у Бога, который убивал тысячи детей только для того чтобы продемонстрировать своё могущество. О да, Ласкар, я хорошо изучил их религию. Их Бог вырезал всех первенцев у целого народа. Первенцев, Ласкар, считается, что их больше всего любят родители, это уже не просто жестокость, это цинизм.

— Нам ли говорить о цинизме.

— О нет, вспомни кто мы и кто он. Мы убийцы, Ласкар, а он Бог, и ты нему собираешься обращаться за милостью?

— Как будто я могу обратиться за ней к кому-то ещё. Идём отсюда, Векслер, поговорим на улице, — сказал Дененрант и резко развернувшись, направился к выходу.

Он вышел из церкви куда более быстрым шагом, чем зашёл, спохватившись на паперти, и повернувшись, трижды перекрестился, дав возможность Молентену поравняться с ним.

— Ты встречался со щенком? — спросил Дененрант, сходя с последней ступеньки.

— Конечно. У щенка заострились зубки.

— Или они затупились у кого-то другого.

Они перешли через пустынную дорогу, на которой повсюду виднелись ямы и трещины на асфальте. На другой стороне улицы напротив храма тянулся бетонный строительный забор, хотя никакой стройки за ним и в помине не было. А со стороны дороги через каждые несколько метров из огороженных низким бордюром квадратиков открытой земли росли молодые липы, с побелёнными основаниями стволов. Когда Дененрант почти перешёл на ту сторону ему навстречу метнулся маленький зверёк, быстро вскарабкавшийся по ноге человека и нырнувший к нему за шиворот, специально для него оттопыренный, и уставился оттуда своими маленькими чёрными глазками.

— Что значит, затупились? — настороженно спросил Молентен после небольшой задержки, идя чуть сбоку и на шаг позади Ласкара.

— То и значит, — прорычал Дененрант и, резко развернувшись, припечатал Векслера к стволу росшей рядом липы.

Но вдруг он повернул голову в сторону церкви, после чего взяв своего коллегу за воротник, оттащил его немного в сторону и снова прижал к стволу, схватившись рукой ему за горло.

— Какого чёрта ты тут устроил, или решил, что я сам с этим подонком не расправлюсь? — проговорил Ласкар тихо, но зловеще, продолжая сжимать горло Векслера. — Ну как плечико ещё болит? — спросил он, ткнув пальцем туда, куда недавно попала пуля Крейтона.

Ласкар врезал ему с силой под дых, после чего отпустил и, когда Векслер схватился за живот, продолжил:

— Неужели это так сложно, просто взять и подождать пока я сам с ним разберусь.

Вдруг он замолчал, потрогал рукой горло, потом скривил лицо и кашлянул, потом ещё раз, потом и вовсе зашёлся кашлем, согнувшись и прикрыв рукой рот.

— Он же мне тоже не чужой человек, — начал Векслер, когда приступ кашля у Дененранта прошёл. — Я его знал немногим хуже тебя, я держал шпагу на его свадьбе. Кому какое дело кто его убьёт, если не считать дурацких идей об искуплении грехов.

— Они совсем не дурацкие, — тяжело произнёс Дененрант, выпрямляясь и с настороженностью глядя на кровяную жижицу, приставшую к ладони и пальцам. — У вас уже был шанс с ним разобраться, это вы были тогда на Савароне, а не я, — бросил Дененрант, зло, исподлобья посмотрев на собеседника, и направившись куда-то по тротуару, одновременно пытаясь стряхнуть сукровицу с руки.

— Я не знаю, как он выжил, мы выжгли все тоннели, это было просто физически невозможно.

— Вас было пятеро, чёрт возьми! Против одного подростка, и я даже молчу про островной гарнизон. Или вы его испугались? Великий и ужасный Мессеир Крейтон, которого бояться даже оперативники ордена первого знамени.

— Тебя там не было.

— Какая разница. Вы могли прикончить его ещё при переходе в этот мир, теперь поздно за ним гоняться, теперь это точно моё дело. Скольких щенок уже успел здесь отправить на тот свет?

— Немногих, из людей можно сказать никого.

— Никого? — удивился Дененрант. — Вот это уже серьёзно. Не завидую я этому городку, скоро здесь будет что-то жуткое.

— Кстати насчёт перехода, у них на острове, я слышал, приборы начинают барахлить.

— Не удивлён. На Савароне проход и раньше работал через раз, а сейчас тем более. Меня вышвырнуло в какой-то глуши за двадцать вёрст от города, насилу вышел к людям. Не представляю, как кронпринц собирается возвращать всю белую эмиграцию обратно в Мантию.

— Н-да, получить бы медальон в свои руки, — мечтательно произнёс Молентен.

— Говорят кронпринц, не хочет воевать с вампирами. В отличие от Крейтона. Хотя с местными упырями грех не повоевать, откормленные, расслабившиеся. Я не удивлюсь, если у щенка получится, то, что он задумал.

На некоторое время повисла тишина. Мантийцы вышли к перекрёстку, и остановились на углу, ожидая светофор.

— Ты видел армию кронпринца, Ласкар? Когда ты последний раз был в колониях?

— Армия кронпринца? — Дененрант повернулся и, слабо улыбнувшись, покосился на Векслера. — Жалкое зрелище, половина побежит, едва завидев мятежников, наёмники, скорее всего немного постреляют для видимости, но на них я бы тоже не ставил. Да и какие это, мать вашу, наёмники, профессионал едва ли каждый пятый, одни оборванцы, которым всё равно кого убивать лишь бы дали на тарелку с супом.

— Всё настолько плохо?

— А на что ты рассчитывал, — бросил Ласкар, переходя дорогу.

Они остановились на другой стороне возле маленького магазинчика с наполовину отодранным, красочным, клеёнчатым объявлением «Овощи. Фрукты».

— Они до сих пор не могут решить, как идти на Иссельдар. Когда я уезжал, три маршала были за высадку в Кентелии и проход дальше с севера и трое за проход в срединное море.

— Проходить через южную Кентелию чистое безумие, — твёрдо произнёс Молентен отвернувшись и посмотрев куда-то в сторону, словно проверяя, не подслушивает ли их кто. — Для экспедиционного корпуса могло и прокатить, но речь идёт о миллионной армии. Это же чистейшая авантюра.

— Как, впрочем, и вся эта затея.

— А что говорит флот?

— Адмирал Нишвитц, куда-то исчез, только шлёт телеграммы, пишет, что нужны разведданные насчёт позиций федерации у захваченных проливов и можно ли там прорваться в Срединное море.

— Не хочет быть виновным в гибели империи.

Дененрант кивнул.

— Так что слово за кронпринцем, он пока ждёт. Насколько мне известно, эта партия золота станет последней, дальше мы возвращаемся домой. А там и видно будет.

— Домой, — задумчиво повторил Векслер. — Знаешь ещё что Дененрант. По поводу Крейтона, есть кое-кто, кто хочет тебя опередить, из местных вроде как авторитетов. Для нас ничего серьёзного, но ты сам понимаешь нужно провести профилактику, в конце концов, никому не позволено лезть во внутренние дела ордена.

— Только без трупов, просто припугнём, — тихо ответил Ласкар.

— Ну, разумеется.

Это произошло на окраине города, возле одного известного в определённых кругах клуба одиноко стоявшего возле дороги напротив небольшой сосновой рощицы на виду у росших вдали новостроек, строившихся здесь новых районов. На востоке уже скоро должен был забрезжить рассвет, когда из клуба в сопровождении своей охраны вышел мужчина кавказской национальности, с длинными чёрными, как смоль, волосами, свисавшими на спину. Он уже сел в одиноко стоявший рядом со зданием внедорожник, как вдруг один из охранников стоявший на улице дёрнулся, потом схватился рукой за шею и вытащил оттуда длинный шип. Он с недоумением посмотрел на него, вдруг взгляд его помутнел, и его повело в сторону, после чего он осел на асфальт и распластался на нём без сознания.

Остальная охрана тут же выхватила оружие. Охранник, сидевший на переднем сидении, и водитель выскочили наружу и тоже приготовили пистолеты. Вдруг ещё один из телохранителей, стоявший позади машины тоже схватился за шею, и через несколько секунд упал на землю, сжимая в руках точно такой же шип.

— Он там, он там, — раздался голос, с сильным горским акцентом, одного из охранников вышедшего на дорогу и указывавшего в сторону рощи на той стороне.

Четверо телохранителей, остававшихся в строю, разделись по двое и разошлись в разные стороны, будто хотели взять стрелка с духовым ружьём в клещи. Как вдруг над забором, шедшим вдоль дороги и примыкавшим к зданию клуба, мелькнула тень, и кто-то сверху обрушился на одного из охранников. Шедший с ним в паре уже почти успел развернуться и направить пистолет на нападавшего, но неожиданно какой-то странный зверёк, вынырнув из темноты, вцепился ему в кисть зубами и увёл ствол в сторону от своего хозяина. Тот в свою очередь уже оглушил свою жертву и, взяв её пистолет, двинулся в сторону оставшихся двоих, одновременно выстрелив. Второй выстрел сделал его товарищ, выскочивший из рощи за дорогой, и двое охранников, почти одновременно вскрикнув, схватились за правое плечо.

Двое нападавших с двух сторон подошли к машине. Тот, кто неожиданно появился из-за забора, выволок бизнесмена наружу и бросил на асфальт.

— Саркисян? — зло спросил он, наставив на мужчину дуло пистолета отобранного у охранника.

— От кого вы? — спросил тот почти без акцента. — Сколько бы они вам не заплатили, я заплачу вам вдвое, втрое больше, назовите любую сумму.

Он медленно встал на колени, держа руки поднятыми на уровне головы.

— Тот юноша, с которым у тебя были некоторые проблемы, лучше не трогай его, — твёрдо проговорил Дененрант.

Одновременно с этим Векслер подошёл к Саркисяну сзади и встал у него за спиной.

— Но… но я уже отправил туда своих людей. Но я могу отозвать.

— Людей? Сколько их? — спросил Дененрант, настороженно посмотрев на армянина.

— Четверо, нет пятеро.

— Пятеро? Тогда можешь не отзывать, — произнёс Ласкар, отводя пистолет.

Он развернулся и вместе с Векслером уже направился прочь, как из-за спины послышался тот же голос со слабым акцентом:

— Не знаю на кого вы работаете, но передайте этому уроду, что если он хочет поговорить, то пусть приходит сам, а не устраивает каждый раз представление.

Дальше следовала ещё пара фраз с жаргонной и обсценной лексикой, во многом относящейся в адрес того на кого работали Молентен и Дененрант. Эти-то фразы и заставили их остановиться.

Ласкар повернулся и быстрым шагом направился в сторону только что поднявшегося на ноги Саркисяна, с блеснувшим в руке ножом. Он быстро, подсечкой повали армянина на землю и, прижав его к колесу машины, проговорил, зажимая ему нос:

— Никто не смеет говорить подобным образом о его высочестве, даже если не догадывается, о ком говорит на самом деле.

Поняв с ужасом, что задумал Дененрант, Саркисян зажал рот и попытался задержать дыхание, но вечно продолжаться это не могло, едва только он приоткрыл рот, как Ласкар тут залез туда рукой, схватившись за кончик его языка, вытащил тот наружу. После чего одним резким движением руки, сжимавшей нож, отсёк несчастному язык, и тут же поднялся, оставив того лежать на земле, мыча, прижав обе руки ко рту, откуда сквозь пальцы уже лилась кровь.

— Это внутреннее дело, ордена, не стоит туда соваться, — шёпотом проговорил Дененрант и, повернувшись, пошёл в сторону стоявшего чуть в отдалении Молентена.

А на востоке начинал потихоньку брезжить рассвет.

 

Глава двадцать шестая. ПАДЕНИЕ ВЫСОКОГО ЗАМКА

Ночное небо было ясное и Луна, которой оставалось совсем немного, чтобы стать полной высоко стояла над южным горизонтом, отогнав своим светом от себя все звёзды, которыми был обильно усыпан остальной небосвод. Редко когда здесь выдавались такие звёздные ночи, и уж тем более подобное едва ли можно было наблюдать когда-либо в городе даже в те часы, когда большая часть его огней, наконец, погасала. Но в эту ночь куда интереснее было, то, что происходило на земле.

Около полусотни существ, внешне почти ничем не отличавшихся от человека, собрались кругом на дворе возле кирпичного коттеджа, возвышавшегося на холме на окраине посёлка. Вдали возле забора темнели автомобили, на которых сюда приехали гости, а пространство, на котором собственно проходил сбор, освещалось доброй дюжиной прожекторов, отчего на этой небольшой площади было, поистине, светло как днём.

Монетников стоял в стороне, возле самого дома, равнодушно смотря на сборище на поляне. То была пёстрая толпа, единственное, что, более-менее, было одинаково во всех собравшихся это молодой возраст, на вид немногим из них можно было дать больше тридцати. Но в остальном различия были повсеместны, и по внешнему виду здесь можно было увидеть всех от девушек, вырядившихся, словно подражая неформалам какого-то неопределённого течения, до вполне представительных особей, что в людском сообществе были бы приняты если не за бизнесменов, то за служащих верхних звеньев как минимум. Трудно было незнающему человеку представить, что заставило их всех собраться здесь вместе, впрочем, похоже, они и сами толком не понимали, зачем пришли сюда.

Сам же Максим был, будто чужой на этом празднике жизни, если таковым, хоть отдалённо можно назвать сборище живых мертвецов. Он молчал и только высматривал и выслушивал, что говорили в толпе, но ничего важного так и не находил. В душе он смеялся над ярким освещением, столь тщетной попыткой заменить солнечный свет, бывшей для Монетникова не знавшего никаких проблем с прогулками днём, лишь жестом отчаянья. Он с удовлетворением прижимал руки к бокам, чтобы ощутить под истёртым серым пиджаком силуэты двух девятимиллиметровых «Беретт», уже твёрдо решив, что если этот хмырёнышь Крейтон сегодня не появится, то он просто достанет пистолеты и разрядит их обоймы в это жалкое сборище, что иные называют вампирским кланом.

Люциан вышел из дома, прошёл мимо Максима и направился в сторону круга. Заметив своего предводителя, вампиры вдруг затихли и стали расходится от того места куда он направлялся отчего круг перестроился в не то полукруг, не то подкову.

— Мои братья, — обратился он громко. — Я пригласил вас всех сюда не просто так. Перед нашим кланом встала новая угроза, противник, которого мы не ожидали увидеть в этом мире.

— Мантийцы! — воскликнул кто-то из толпы.

— Почему мы терпим их? — произнёс мужчина, выглядевший старше остальных, хотя в данном случае это ничего не означало. — Они промышляют свои делишки у нас под носом. Их же выперли из собственной страны, почему мы так радушно принимаем у себя этих уродов.

В тот момент Монетников представил, как он на месте главы клана достаёт пистолет и простреливает сердце тому, кто осмелился его перебивать, но, разумеется, виду не понял и только улыбнулся про себя, смотря со спины на замолчавшего Люциана.

— Они могут на нас напасть? — спросила одна из девушек, на полшага выйдя вперёд.

— Об этом я и хотел вам сказать. Мы должны быть вместе…

Вдруг со стороны забора едва проглядывавшего из-за густой зелени окружавшей поляну во дворе, послышался громкий крик и треск ломающихся сучьев. Все обернулись и посмотрели в ту сторону. На краю зелёных насаждений появился один из охранников, постоянно находившихся в резиденции, держа в руке что-то тёмное и длинное. Он быстро приблизился к собравшимся, и через секунду на площадку между Люцианом и вампирами клана вылетело то, что держал в руках охранник, оказавшееся щупленьким парнем с кудрявыми волосами, одетым в спортивную крутку. Пока он находился в полёте, что-то выскользнуло у него из рук и упало в траву в нескольких метрах от него.

Юноша с трудом, но всё же быстро вскочил, при этом схватившись за локоть и начав немного прихрамывать на одну ногу. Он испуганно огляделся по сторонам, посмотрев на вампиров, затихших и смотревших на него с недоумением или интересом. После этого юноша вдруг бросился в туда, куда упал выроненный им предмет. Он нашёл его не сразу, предметом оказался короткий грубо заточенный деревянный колышек. Парень поднял его над головой и с криком: «Сдохни, кровосос!» хромая бросился на Монетникова.

Впрочем, он успел сделать всего несколько шагов, поскольку после этого к нему подскочил на недоступной для человека скорости поймавший его охранник и сбил с ног, снова бросив на землю.

— Это ещё кто? — раздался чей-то возглас.

— Это тот самый Крейтон? Это он убил Вельза?

Монетников продолжал стоять, как ни в чём ни бывало, сохраняя на лице мину полного равнодушия и пренебрежения происходящим, хотя на самом деле сейчас он, мягко говоря, находился в некотором недоумении, и пытался понять: то ли Крейтон внезапно изменил план и выпустил какого-то очередного найденного им идиота вперёд, ради ему одному ведомых целей, то ли это был просто идиот которого никто никуда не посылал, а он просто сам возомнил себя истребителем вампиров.

— Он может быть вооружён! — закричал кто-то. — У него может быть пистолет!

Почти все вампиры, стоявшие в полукруге, тут же попятились назад, едва услышав слово «пистолет», малодушие бессмысленное и понятное лишь тем, кто надеется жить вечно, не ожидая старость и естественную смерть что, так или иначе, скоро постигнет его.

— Разве он похож на первозмённика?

— Нет, это точно Крейтон, если не он, то кто.

Подобные заявления удивили Монетникова даже больше чем само появление нежданного гостя. Он всматривался в испуганное лицо юноши, пытаясь всё-таки понять, что тот задумал и является ли происходящее частью плана, либо же тот был действительно полным идиотом.

— Неужели, вы настолько глупы! — вдруг раздался оклик снова со стороны забора, но на этот раз левее метров на двадцать.

Чья-то тень мелькнула, слетая с забора, и на краю поляны перед уставившимися в его сторону вампирами появился ещё один юноша практически ровесник первого, в чёрном плаще, с тростью в руке, на которую он опирался при ходьбе серьёзно хромая на правую ногу.

— Вы действительно думаете, что это чучело действительно может быть оперативником ордена.

Монетников отошёл от стены, пристально смотря на появившегося юношу, с успокоением узнав в нём настоящего Крейтона.

— Чего тебе надо, мантиец. Ты ведь не настолько глуп, чтобы пытаться сразиться с нами в одиночку, — произнёс Люциан, сделав шаг навстречу Мессеиру.

Крейтон вышел на середину поляны, так что взгляды всех вампиров были устремлены прямо на него. Они смотрели на него злобно, будто хотели испепелить взглядом и только ждали приказа, чтобы наброситься, некоторые даже приняли стойку как перед броском вперёд.

— Я безоружен, можете проверить, — объявил Мессеир и, подняв полы плаща, продемонстрировал отсутствие под ним оружия.

— Тогда зачем ты пришёл? И кто это такой? — глава клана указал на Семёна, лежавшего на траве замерев от ужаса. — Он пришёл с тобой?

— Этот? — презрительно спросил Мессеир, тростью показывая на юношу.

Крейтон медленно прошёл мимо него, после чего Семён тут же вскочил и встал позади мантийца.

— Эй… парень… как тебя там… — начал тот испуганным шёпотом.

Вдруг Мессеир развернулся и с силой врезал тростью по тыльной стороне колена Семёна, и после того как тот согнулся, ударил ещё раз по спине сверху, отчего парень снова повалился на землю. Впрочем Крейтон тут же схватил того за шиворот и поднял на ноги.

— Ты что делаешь? — сдавленно пролепетал парень, зло, посмотрев на Мессеира.

— Жизнь тебе спасаю, дурак, — произнёс мантиец шёпотом ему на ухо.

После этих слов Крейтон оттолкнул Семёна и, повернувшись полубоком к клану, громко произнёс:

— Вышвырните его отсюда к чёртовой матери.

— Почему мы его не убьём, Люциан? — спросил кто-то из толпы.

— Он из ордена, — ответили ему с другого края. — Убьём его и начнём войну.

— Какая разница, они свою империю прогадили, и мы ещё будем их бояться.

— А вот тут я бы помолчал! — громко произнёс Крейтон, медленно проходя перед толпой упырей. — Вы думаете, мы слабы, вы думаете всё кончено для нас. Тогда вы смешны. Войска наследного принца не сегодня, завтра войдут в Иссельдар, и тогда враги светлого престола затрепещут, как им и положено.

Крейтон поднял трость и, указывая ей, обвёл всех собравшихся, потом остановился и бросил через плечо взгляд на Люциана стоявшего у него за спиной в компании нескольких приближённых из числа старейшин клана, и на Монетникова, выжидавшего в отдалении, пристально смотря на Мессеира, словно в ожидании приказа.

— Я так полагаю, ты должен передать условия соглашения между нами и орденом, в таком случае было бы неплохо, если бы ты всё-таки озвучил их, — сказал один из приближённых Люциана, щеголявший обритыми висками и носивший одну серьгу в левом ухе.

— Условия? — спросил Крейтон, изобразив удивление. — Какие условия, какой орден? Ордену плевать на вас! Неужели вы ничего не понимаете.

Его рот исказился в жуткой надменной улыбке, самой уродливой из тех, что только может нацепить на себя человек. Крейтон сделал небольшую паузу, обводя взглядом вампиров клана, заглядывая им в глаза, где безжизненные зрачки неподвижно замерев в солёной влаге, все как один уставились на него. Он сделал ещё несколько шагов по центру полянки, хромая ещё сильнее прежнего.

— Именем светлого престола, как же вы все меня смешите, — презрительно бросил мантиец. — Просто общество анонимных кровососов. Здравствуйте, я скотина, предавшая человеческий род и уже триста лет пью кровь, пью кровь своих бывших сородичей, похлопайте мне, — произнёс он издевательским голосом, разведя руки. — Жалкое сборище ошибок эволюции, думаете, мы вас боимся.

А в это время на дереве, росшем неподалёку от забора с внешней стороны, сидели двое юношей, через бинокль наблюдая за происходящем во дворе коттеджа, лежавшем перед ними как на ладони, если бы не ветки и кусты, закрывавшие отсюда половину зрелища.

— Как ты думаешь, Семелесов, это он так пытается их так раззадорить? — спросил тот из них, кто находился чуть пониже, стоя ногами одновременно на двух ветках и ещё придерживаясь рукой, за сук наверху.

Второй, сидевший немного повыше, у самого основания толстого сука, одной рукой обхватив основной ствол, второй держа бинокль, который он убрал от лица и медленно стал протягивать товарищу, отвечая:

— Шутишь что ли, да он же просто оттягивается.

А Крейтон тем временем продолжал.

— Вы думаете, вы сверхчеловеки? — тут он уже перешёл с просто громкого голоса на надрывный крик, как будто боялся, что кто-то может его не услышать. — Сверхчеловеки, которые даже не могут контролировать собственную жажду, которые живут подобно наркоманам! Вы думаете, мы вас боимся, думаете, вы сможете нас победить? Смешно, джентльмены. Мы смертники в сравнении с вами, а смертнику бояться нечего.

И тут Крейтон вдруг схватился второй рукой за середину трости и, держа её перед собой в двух руках, начал отплясывать перед собранием танец, чем-то отдалённо напоминавший чечётку, совершенно забыв про свою хромоту.

— Довольно! — закричал Люциан. — Что всё это значит!

— Неужто не поняли! — воскликнул Крейтон, поворачиваясь к предводителю клана, и вдруг поморщившись, прикрыв лицо рукой, случайно посмотрев прямо на прожектор. — Всё кончено!

И с этими словами он резко подкинул свою трость, перехватившись за её середину, подняв её вверх, громко произнеся: «Игниус децерте метерис».

— У него красный кристалл, — крикнул кто-то из толпы.

В тот же момент раздался рёв, исходивший откуда-то сверху, и что-то тёмное на мгновение скрыло Луну, после чего вампиры, собравшиеся близ высокого замка, к своему ужасу услышали взмахи крыльев и увидели огромную тень, пронёсшуюся над ними.

Когда дракон медленно опустился на крышу коттеджа полукруг, которым стояли вампиры уже начал рассыпаться. Многие ещё не понимали, что происходит и только пятились назад, задрав головы, и с ужасом смотрели на огромное чудовище. Только когда первая огненная струя обрушилась на край толпы находившейся ближе всего к забору, как бы отрезая отступление, бегство стало повсеместным. Вампиры бросились врассыпную, в паническом страхе за свою бессмертную жизнь, напрочь забыв о мантийце, и, не заметив, как человек в плаще бросился к строению. Дракон снова поднялся в воздух и, делая широкий круг, зажёг своим дыханием деревья и кустарник в дальней части двора куда как раз и бросилась большая часть собравшихся, теперь уже снова развернувшаяся и бросившаяся бежать обратно, не понимая, где лучше всего теперь скрыться.

Люциан поначалу тоже поначалу растерялся, но тут же понял что Крейтон ещё здесь быстро развернулся и, заметив его возле дома, тут же направился к нему. Он понимал, что пытаться повернуть тех, кто сейчас в панике искал укрытие, есть дело бесполезное, но вдруг его взгляд заметил всё ещё стоявшего возле стены в своей прежней невозмутимой позе Монетникова. Не осознав вовремя причину подобного спокойствия, Люциан, как ни в чём ни бывало, приказал ему:

— За мной, Максим, мы должны поймать мантийца.

Заканчивая произносить фразу, глава клана уже отрывался от земли, не то подпрыгивая, не то взлетая, стремясь как можно скорее нагнать Мессеира. Но едва только он очутился в воздухе, как вдруг что-то ударило его в грудь, после чего там словно вспыхнул пожар. Завопив от жуткой боли, вампир рухнул на землю и, подняв глаза, увидел как Монетников, наконец, расцепив свои руки, отошёл от стены, сжимая два пистолета, один из которых ещё был поднят в вытянутой руке.

Зазвучавшие посреди общей паники и огненной феерии выстрелы уже едва ли могли быть кем-то замечены, даже при наличии сверхчеловеческого слуха. И потому были полной неожиданностью для тех существ, что, избегая гибельного огня, стремились обратно к коттеджу, когда навстречу им летели серебряные пули и последним перед их умирающим теперь в последний раз взором, являлся тёмный силуэт их сородича с двумя пистолетами в руках.

Немногие в тот момент оказались готовы напасть на Монетникова. Одного он подстрелил ещё воздухе и, после того как тот упал на землю совсем рядом с Максимом, добил его выстрелом в грудь наискосок, прострелив сердце. Второй смог, подскочив к нему сзади, сойтись в рукопашную, но тут же осел на землю после того как один из пистолетов, который он почти что смог отвести от себя выстрелил ему в упор, прямо в живот. И когда он опустился на колени Монетников, перехватив второй пистолет, наотмашь ударил кланового вампира в висок, размозжив ему голову, после чего сделал контрольный со спины в сердце, когда тот повалился на живот.

В то же время Люциан, поняв, что про него забыли, постарался подняться, преодолевая страшную боль в груди. Согнувшись, держась обеими руками за грудь, прикрывая рану, он попытался осмотреться, как вдруг его схватили сзади. Обернувшись, Люциан с радостью обнаружил, что это был его помощник и, по сути, второе после него самого лицо в клане, один из тех старейшин, что стоял возле Люциана перед кланом.

Он поднял своего предводителя в воздух, крепко держа его, полетел, поддерживаемый невидимой силой. Сверху они видели, как дракон опустился на землю, и как раз в тот момент, когда они пролетали мимо него, Люциан с ужасом обнаружил, что его больше никто не держит. В отчаянии одной рукой он ещё успел схватить своего «спасителя» за ворот, но тот сорвал захват, произнеся напоследок, отпуская руку:

— Ничего личного, Люциан.

Люциан упал на траву в нескольких метрах от головы чудовища. Как раз в этот момент кто-то из рядовых вампиров клана, пытался спастись, заглянув дракону в глаза, и спустя несколько секунд истошно завопил, упал на колени, схватившись руками за голову, и тут же был сметён огненным вихрем. Люциан успел подняться, прежде дракон повернул голову в его сторону. Чудовище пристально посмотрело на предводителя, казалось, даже качнуло головой, чтобы лучше рассмотреть его, после чего неожиданно брезгливо отвернулось и зашагало мимо него куда-то в сторону. Люциан уже было приготовившийся к смерти, вздохнул с облегчением и одновременно с этим продолжал стоять в недоумении, пока огромная рептилия, двигалась мимо него. И лишь в последний миг он заметил, как хвост дракона изогнулся, задрался кверху наискось к земле и ударил подобно плётке, так что шип на его конце, точнее любой гильотины, отделил голову предводителя клана от тела.

Его голова отлетела в сторону и, упав на землю, ещё несколько метров катилась по ней, очутившись у ног юноши в чёрном плаще быстрым шагом пересекавшего поляну, на которой ещё недавно проходило собрание клана. Большая часть прожекторов погасла, и вместо бледного электрического света лишь оранжевое свечение пламени развеивало мрак. Те упыри, что могли унести ноги, уже спрятались или в дальних частях необъятного двора или внутри коттеджа, и вокруг остались только тела и те, которым осталось уже недолго. Многие ещё пытались сбить пламя, ещё пытались куда-то ползти на четвереньках или на животе, и предсмертными криками перекрывали треск пламени, слышимый отовсюду.

Крейтон остановился только раз, возле обгоревшей девушки-вампира, у которой, по его мнению, ещё были шансы выжить и, выпустив секретное лезвие из основания трости с двух ударов перерубил её шею, после чего двинулся дальше. Дракон сделал круг, и снова сев на крышу дома, наклонился, просунул морду в окно второго этажа и вдохнул пламя внутрь, обращая в пепел всё что там находилось.

Кистенёв с Семелесовым, едва заметив Крейтона, идущего через двор, восприняли это как знак и сразу же полезли с дерева. Семелесов спрыгнул слишком рано и, приземляясь, успел хорошенько приложиться головой, но тут же встал, не обращая внимания, схватил свой карабин и кинулся бежать вслед за Василием, который чуть в стороне остановился его подождать. Они быстро спустили вниз по склону к реке, где в тростниках их уже ждала деревянная лодка. Кистенёв тут же запрыгнул в неё, а Семелесов встав у самого края воды, выстрелил из карабина в вампира, который, похоже, будучи ранен, кубарем влетел из зарослей на склоне. Вскоре появился и Крейтон, бежавший с холма, держа свою трость за середину ручки.

— Греби! Отплываем! — скомандовал он, на ходу уворачиваясь от вылетевшей из карабина Семелесова гильзы.

Запрыгнув в лодку сразу после Алексея, Мессеир тут же достал из припрятанного в ней арсенала свой пистолет и, добив корчившегося на берегу вампира, убрал его за пояс. Затем взял в руки свой карабин и патроны к нему, сел возле кормы.

— Почему ты ходишь всё время с ним, его же сложнее перезаряжать? — спросил Кистенёв продолжая грести.

— Вовремя спросил, — произнёс Крейтон, посмотрев на него исподлобья. — Мне двух патронов и не надо, — он взял один из патронов и поднял его прямо перед собой, — префрагментируемые пули с серебряной рубашкой, калибр восемь с половиной миллиметров, если по-вашему, практически стопроцентное останавливающее действие против вампиров. В вашем мире таких не найдёшь.

Он замолчал и, закончив заряжать карабин, обернулся и уставился на объятый пламенем высокий замок, зрелище, которое отсюда, с середины реки смотрелось ещё более величественно.

Они быстро пересекли реку, начав выскакивать из лодки, едва та приблизилась к берегу и тут же бросились на пригорок, возле моста, где у них уже было приготовлено небольшое укрепление. На вершине где лежала невесть откуда взявшаяся бетонная плита, словно остров, возвышаясь над зарослями крапивы и чертополоха, из которых торчали едва заметные в темноте колья, направленные под углом в сторону от неё.

— Ты уверен, что они не смогут переплыть реку? — запыхавшимся голосом спрашивал Семелесов, когда они поднимались вверх по склону.

— Они не могут преодолевать водные преграды самостоятельно, это любой школьник знает.

— Они и днём ходить не могут и тем не менее.

— Таких, как Монетников единицы.

— Надеюсь.

Поднявшись наверх, они заняли позицию возле бетонной плиты. Крейтон поднялся наверх и, взяв винтовку, так что ствол был направлен под небольшим углом к земле, стал пристально всматриваться в сторону моста, казавшегося чудесным в золотистом освещении цепочки фонарей, отражаясь с ними словно в огромном зеркале на глади реки.

— Они точно придут сюда? — спросил Кистенёв, настороженно всматриваясь вдаль.

— Придут, конечно, — ответил Крейтон. — Сейчас, дай им время, пусть все выжившие соберутся, поймут что произошло, поймут, куда мы пропали и… других мостов ведь поблизости нет?

Василий, не поворачиваясь, отрицательно покачал головой.

Вскоре появились и те, кого они так ждали. Они быстро пересекли мост и спустились вниз, к подножию холма, растянувшись цепочкой.

— Семнадцать, девятнадцать, двадцать… двадцать два, — считал шёпотом Семелесов. — Мессеир, сейчас самое время появиться твоим друзьям.

— Мои друзья из тех, кто появляется только тогда когда это действительно нужно, — флегматично ответил Крейтон, поднимая винтовку.

— А дракон точно нам больше не сможет помочь.

Крейтон только отрицательно покачал головой.

Кистенёв и Семелесов стояли, смотря прямо в прицел карабинов, держа пальцы на спусковых крючках, готовые в любой момент открыть огонь. Даже после всего, что они повидали за последнее время, сейчас они ощущали одно и то же, сердце бешено стучало, так что его удары отчётливо ощущались внутри, и отдавались в голове. Зато дрожи не было, руки наоборот стали как каменные и, казалось, что единственной их частью, которая могла двигаться, оставался указательный палец правой руки, ожидавший только, когда Крейтон, наконец, отдаст команду, но Крейтон молчал. Вампиры остановились, один из них, тот самый, что бросил их вожака дракону, вышел вперёд и громко произнёс:

— Вы что серьёзно, думаете, эта позиция настолько выгодная, что вы сможете спастись.

— Выгодная позиция конечно важна, — ответил Крейтон громким, но при этом совершенно спокойным и даже слегка насмешливым голосом. — Но куда важнее иметь поблизости вооружённых врагов твоих врагов.

С того расстояния на котором находился новый предводитель вампиров от позиции юношей невозможно было различить удивился ли он и вообще какой эффект произвёл на него ответ Крейтона, но в любом случае это уже не имело значение. Одновременно раздалась дюжина выстрелов, за которой последовала непрекращающаяся пальба. Из заброшенного дома на холме и из зарослей тростников у реки, выскакивали люди на ходу из винтовок, стреляя по упырям, добрая половина из которых тут же упала на землю.

Троица, остававшаяся на месте, тоже открыла огонь, некоторые из вампиров бросились на них, но только двое смогли дойти до ограждения из кольев. Первый, подстреленный прямо в воздухе рухнул прямо на них проткнутый одновременно в нескольких местах, второй приземлился всего в паре метров от Семелесова, раненый смог подняться и тут же рухнул добитый и Крейтоном из пистолета.

Всё было кончено меньше чем за минуту. Семелесов и Кистенёв, не до конца веря в то, что произошло ещё стояли, пытаясь побороть накатывавшую на них крупную дрожь. Крейтон легко спрыгнул с плиты и, протиснувшись между колышками, направился книзу, где люди в чёрной форме похожей на полувоенные френчи, и беретах обходили лежавшие на земле тела, добивая тех, кто ещё подавал признаки жизни.

Кистенёв, всё же спустившийся вниз вслед за Крейтоном, с откровенным недоумением смотрел на неожиданно подошедшую помощь. Их было около сорока, они почти ничего не говорили ни юношам, ни друг другу. Только один из них, похоже, командир, о чём-то разговаривал с Мессеиром, но долетали только отрывки фраз, в которых чувствовался сильный балканский акцент. В конце, они с Крейтоном крепко пожали друг другу руки, и командир таинственного подразделения, отойдя на шаг назад, поднял правую руку согнутую в локте и, распрямив большой, указательный и средний палец, громко произнёс: «Да воскреснет Бог!». После этого он развернулся и пошёл к своим бойцам, теперь стаскивавшим трупы в одну кучу, а Крейтон держа в опущенной руке карабин за середину ствола, пошёл навстречу Кистенёву и Семелесову.

— Кто это? — спросил Алексей, кивком указав в сторону неизвестных солдат.

— Те, для кого сегодняшнее обычная работа.

— Охотники на вампиров?

— На любую нечисть. Не всегда же этим любителям заниматься.

Мессеир повернулся и посмотрел в сторону ещё горевшего высокого замка.

— Теперь, друзья мои, нам просто нужно забрать медальон Войницкого у нашего секретного агента.

— Но с этим же проблем не возникнет? — с надеждой и одновременно опаской спросил Кистенёв.

— Как сказать, — ответил Крейтон, и на лице его появилась слабая улыбка.

А на востоке потихоньку начинало светлеть небо и эта ночь, наконец, подходила к концу.

 

Глава двадцать седьмая. ДЕРЖИТЕ ВОРА

Монетников вышел к реке, и, осмотревшись по сторонам, вдохнул полной грудью. Солнце ещё только-только появилось из-за горизонта на северо-востоке, и в воздухе чувствовалась дивная свежесть раннего утра. Солнечный свет золотил верхушки деревьев, наверху раскинулся лазоревый небосвод, на котором лишь местами виднелись разбросанные клочки перьевых облаков.

Где-то невдалеке, за рощей проходила дорога, уходившая в город, именно здесь и должен был встретиться с Максимом новый знакомый, который так неожиданно втянул его во всю эту кутерьму. Встретиться договаривались на рассвете, но в небольшом опоздании Максим не видел ничего страшного. Благо, что до деревни отсюда, по меньшей мере, семь вёрст напрямую через лес, так что Крейтону и его сотоварищам следовало обыскать больше полутораста квадратных километров, и едва ли можно было ожидать, что даже с чужой помощью им удастся это сделать, прежде чем Солнце снова подойдёт к горизонту.

Вампир подошёл к воде в том месте, где заросли осоки немного расступались. Он присел на корягу и, распугав толпу водомерок расположившихся неподалёку на водной глади, зачерпнул горсть воды, умыл лицо, с удовлетворением посмотрев на собственное дрожащее изображение, радуясь, что хоть здесь он мог его увидеть. Монетников достал из-за пазухи медальон и, сев прямо на землю, стал его пристально рассматривать. Это был тонкий кружок из золота, на котором по обеим сторонам были выбиты концентрические круги с цепочками маленьких, то и дело повторявшихся в необъяснимой закономерности, значков. Но главным элементом, наиболее привлекавшим внимание, был круглый тёмно-зелёный камень, располагавшийся точно посередине, так что был виден одновременно с двух сторон медальона. И было в этом камне какое-то таинственное очарование, где-то там внутри изумрудного пространства вились дымчатые нити из неизвестного вещества. Казалось, они постоянно двигались, меняя своё положение, словно настоящий дым, подхватываемый порывистым ветром. Казалось, что сам камень был живым, и состоял не из твёрдого вещества, но был самой вселенной, в которой туманной дымкой были рассыпаны мириады звёзд.

Монетников встряхнул головой, словно пробуждаясь ото сна и, бросив на медальон последний настороженный взгляд, убрал его в карман. Затем он ещё немного посмотрел на водную гладь реки, казавшейся неподвижной в своём размеренном течении, и поднялся с земли, тщательно отряхнувшись. Он уже повернулся, спиной к воде, как вдруг краем глаза заметил промелькнувшую в небе тень, после чего резко обернулся, но увидел лишь, как что-то мелькнуло в отражении около берега. Максим замер, вслушался и, наконец, различил за шумом листвы взмахи крыльев. Вдруг что-то мелькнуло между кронами, заставив Монетникова шёпотом чертыхнуться. В следующее мгновение из леса донёсся шорох и, вампир инстинктивно резко повернул голову в том направлении откуда тот исходил, как вдруг между деревьями, стоявшими немного в стороне от берега, словно образовавшись из воздуха, появился юноша в чёрном плаще, держа подмышкой старомодную трость.

— Какого! — вырвалось невольно у Монетникова, после того как он резко дёрнул головой поворачиваясь в сторону Крейтона.

Его рука тут же схватилась за рукоять пистолета, но тут он заметил, что Мессеир специально держит руки перед собой ладонями, обращёнными вперёд, демонстрируя свою безоружность.

— Как ты меня нашёл? — спросил, Монетников, убирая руку от пистолета.

В этот момент из леса, как раз с той стороны, откуда сначала был слышен шорох, вышел запыхавшийся Кистенёв, а вслед за ним появился и Семелесов вставший рядом с Мессеиром, держа в руках маленькое блюдце с яблоком, которое неестественно придвинулось к краю в той стороне, где находился Максим.

— Ну конечно. Интересно, есть хоть что-то чем мантийцы могут побрезговать для получения того что им нужно.

— И ты ещё будешь упрекать меня чернокнижием, — сказал Мессеир, беря трость в руку. — Банально, Монетников, банально, — он опёрся на трость, подавшись чуть в сторону всем телом, отчего его поза стала выглядеть, слегка эксцентрично, — у тебя, словно на лбу было написано с самого начала, что ты собираешься делать. Теперь это бессмысленно: у нас трёхкратное превосходство и поддержка с воздуха, — Крейтон кивнул наверх где как раз в этот момент, пронёсся дракон.

— Да хоть из космоса. Если б птичка твоя не выдохлась, так ты бы так близко не подошёл, а что касается превосходства твоего, — Монетников замолчал и сплюнул на землю. — Ты этих, что ли считаешь? В любом случае, я выживал и при более хреновых раскладах.

— Значит, не хочешь по-хорошему, — вздохнул Мессеир, зло посмотрев на Максима исподлобья.

В ответ тот покачал головой.

— Хочешь сыграть с вампиром на ловкость рук?

Вдруг из-за деревьев вдали за спиной Монетникова к берегу высыпало около десятка мужчин плотного телосложения, все как один в чёрных классических пиджаках, брюках и ботинках, уже изрядно заляпанных от хождения по лесу. Хотя незваных гостей это как видно не особо беспокоило. Все они были как один лысыми и имели болезненную бледность на лицах, которая у некоторых дополнялась ещё и жуткими шрамами. Разойдясь неровным рядком, они двинулись вдоль берега в сторону Крейтона и компании, не произнося ни слова.

Монетников на мгновение обернулся, чтобы взглянуть на них, и, убедившись, что это те, кого он здесь ждал, с облегчением прошептал:

— Ну, наконец-то.

На некоторое время воцарилась тишина. Крейтон настороженно смотрел в сторону новоприбывших, в то время как если лицо того юноши что стоял рядом с ним с яблоком было холодно равнодушно, то на лице второго отчётливо виделся испуг.

— Ты же знаешь, Крейтон, — прервал молчание Монетников, когда появившийся отряд дугой выстроился у него за спиной. — Тебе нельзя его отдавать. Медальон в руках мантийца — кровавые реки во всех мирах. То, что я больше не человек не означает, что мне плевать на человечество. Так что на твоём месте я бы вернулся вместе с твоими дружками на родину, чтобы вместе попытаться спасти вашу драгоценную империю, которую построил ваш Матиас кровавый вместе со своей шлюхой-сестрицей.

Мессеир усмехнулся, опустил взгляд в землю, потом вдруг резко повернулся, так что взметнулся край его плаща и, сделав шаг в сторону от Максима, произнёс:

— Ты же знаешь, Монетников, я многое могу простить. Я могу закрыть глаза на то что ты вампир, на то что ты нас пытался обмануть, и даже если б захотел нас убить, я всё могу понять, — тут Крейтон ненадолго замолчал. — Но никто! Не смеет! Называть её шлюхой!

Мессеир дёрнулся в сторону, говоря последние слова, и тут выстрелил из-под полы плаща, где пистолет не успел заметить даже Монетников. Пуля, продырявила плащ и попала вампиру точно в коленную чашку. Подстреленная нога подогнулась, и он чуть не упал на землю, но в последний момент, оттолкнувшись второй ногой от земли, Максим отпрыгнул за спины своим союзникам.

Приподнявшись с земли, он зло покосился на Крейтона и, скомандовав: «Убейте его, убейте нахрен!», вскочил и, сильно хромая на одну ногу, бросился бежать в чащу леса, со скоростью весьма неплохой для человека.

— Догоните его, — выкрикнул Мессеир, обращаясь к своим друзьям. — Возьми, может, пригодится, — добавил он, бросая трость Семелесову.

— У него же пистолет, Мессеир, — испуганно проговорил Кистенёв уже собираясь бежать, но всё ещё стоя повернувшись к Крейтону.

— А у вас их, что ли нет, — ответил Мантиец, выхватывая из ножен оба клинка.

Каждый из мертвецов выхватил, не пойми откуда, средней длины меч с изогнутым лезвием, похожему не то на японскую катану, не то на кавалерийскую шашку. Крейтон тут же бросился на тех из них, что стояли с краю и кинулись на перехват Кистенёву с Семелесовым. Отбив несколько ударов Крейтон вырвался в самую середину отряда врагов и, поняв, что здесь ему долго не продержаться, быстро вырвался из окружения, на ходу парируя атаки одновременно двумя клинками, и оказался прямо перед противниками, спиной к деревьям.

— Да где ж вы на том свете фехтовать научились, — произнёс он сквозь зубы и тут же бросился наутёк.

Проносясь через лес, он убрал шпаги в ножны и достал пистолеты, на ходу пытаясь придумать как ему лучше заставить этих тварей рассредоточиться, чтобы не дать им накинуться на него всем одновременно. Впереди появилась серая лента дороги, и едва Мессеир выскочил на неё, как увидел боковым зрением чёрный джип едущий прямо на него. Машина резко затормозила, так что Крейтон только в последний момент успел, оттолкнувшись от края капота отпрыгнуть в сторону, оказавшись сбоку от неё. Передняя дверь открылась, и оттуда вышел смуглый человек в чёрной куртке и кепке, с густой растительностью на лице, окаймлявшей его физиономию, плавно переходя в шевелюру.

Сначала он прокричал какие-то ругательства, используя сразу несколько известных ему языков, но потом вдруг замолчал и, остановив свой взгляд на Крейтоне, протяжно произнёс, демонстрируя сильный акцент, мельком взглянув куда-то в машину:

— Слушай, а это не он?

— Походу он, — проговорил второй кавказец, выходя из машины, с тонкой чёрной битой в руках.

Тут же открылись задние дверцы и оттуда вылезли ещё трое, у одного из них в руках тоже была бита, остальные ограничились кастетами.

— А ну отошли от него, он наш! — проревел один из тех упырей, что преследовали Мессеира, взбираясь по насыпи.

— Ты вообще кто такой? — звонким голосом, спросил сидевший на пассажирском сидении тип, поигрывая битой в руках.

Мертвец, не останавливаясь, продолжал идти вперёд, тем временем остальные внизу, замедлившись, подходили к трассе.

— Тут я вижу что-то серьёзное, — произнёс тип с битой, оглянувшись на своего подельника, стоявшего позади.

Тот сразу понял намёк и достал из машины АК, и резким движением передёрнул затвор и, прижав приклад к бедру, направил автомат на приближавшегося к ним мертвеца, встав рядом с типом с битой. Он оглянулся на него и видимо получив одобрение, прямо от бедра всадил очередь из доброй полудюжины пуль в грудь противника, но тот даже не повёл бровью и кровь вместо того чтобы хлестать во всю едва начинала вытекать из ран.

— Это бесполезно, если не знать куда стрелять, — флегматично произнёс Крейтон покосившись на автоматчика, ошарашено смотревшего на того в кого он только что стрелял.

Сказав это, он развернулся и бросился в сторону противоположного края дороги, с которого тоже теперь заходили мертвецы. Мессеир разбежался и, оттолкнувшись от валуна, лежавшего у края насыпи подпрыгнув и пролетая между первыми двумя противниками, скрестил руки перед собой, одновременно выстрелил из двух пистолетов в основание шей существ, где находились поддерживавшие их жизнь печати. Приземлившись на землю, Крейтон оказался прямо перед третьим и, прострелив ему обе ноги, выхватил из ножен клинки, рубанув сбоку по шее мертвеца. Со стороны дороги послышалась снова автоматная пальба, потом удары и, наконец, истошные крики.

Мессеир, медленно повернулся и встал лицом к последним двум оставшимся по эту сторону трассы противникам. Он несколько раз прокрутил клинки у себя в руках и хитро улыбнувшись, сделал лёгкое движение рукой, после чего какая-то толстая палка, лежавшая неподалёку, сорвалась с земли и влетела прямо в лоб одному из существ. Одновременно Крейтон бросился на второго и, отведя удар его меча, зашёл ему сбоку и подсечкой осадил на землю, после чего тут же проткнул основание его шеи, одновременно свободным клинком блокируя удар второго мертвеца, слегка замешкавшегося из-за бревна.

Перекрестившиеся клинки застыли в воздухе, и тут вторая шпага Мессеира, резко вышла из плеча теперь уже настоящего трупа и, сделав дугу, ударила прямо по рукам другого, так, что одна из них оказалась полностью отрезанной, а вторая, выронив меч, осталась безвольно болтаться присоединённая к предплечью лишь наполовину перерубленным запястьем.

После этого Крейтон сделал шаг назад, и, оттолкнувшись с небольшим разбегом от плеча начинавшего оседать тела, с воздуха, словно ножницами, ударил по тому месту, где находилась печать последнего из мертвецов. Приземлившись, Мессеир чуть подался вперёд, опустив одно колено, едва касаясь им травы, опершись на землю выпрямленной рукой. Из-за леса донеслись выстрелы и Мессеир, определив приблизительно, откуда они были слышны. Он вытер окровавленные клинки о поросший мхом пенёк и бросился в ту сторону, оставив приехавших за ним кавказцев спорить с оставшимися в живых мертвецами уже без него.

Тем временем Кистенёву с Семелесовым наконец удалось нагнать Монетникова, заставив того вновь повернуть в сторону реки, которая уже снова виднелась впереди за деревьями.

Высунувшись из-за ствола берёзы, Василий выстрелил в сторону, где между кустами мелькнула тень в полусотне метров от него, и тут же перебежал к ближайшему стволу. Семелесов находился рядом с ним в нескольких метрах сбоку, прислонившись спиной к толстому берёзовому стволу. Он на мгновение высунулся и едва не получил в плечо пулю, которая прошла мимо, войдя в один из стволов позади. Это был второй раз, когда Монетников выстрелил в ответ, в то время как Кистенёв выстрелил уже четырежды и примерно столько же стрелял Семелесов. Алексей выскочил из своего укрытия, ринулся вперёд, на ходу выстрелил дважды, и через несколько метров резко ушёл в сторону, рухнув за старый полусгнивший пенёк, впрочем, тут же приподнялся и выстрелил ещё два раза, после чего сел перезаряжать пистолет.

Кистенёв был, мягко говоря, поражён подобной выходкой друга и едва сдержался, чтобы не крикнуть: «Что ты творишь!», но тут его привлекла другая вещь, а точнее её отсутствие, он вдруг с ужасом понял, что потерял из виду Монетникова. И тут что-то пронеслось совсем недалеко метрах в пятнадцати-двадцати от него, Кистенёв резко повернул пистолет, выстрелил но, похоже, промахнулся. Последовал удар, пистолет вылетел из рук Василия, и весь мир полетел кувырком. Юноша понял, что рухнул на дно небольшой ложбинки, грудь пронзила резкая боль, и голова будто раскалывалась, стало тяжело дышать. Послышался злобный крик Семелесова, и раздался ещё один выстрел. Пытаясь взглядом найти в траве пистолет, Кистенёв выполз из ложбины наверх. Он увидел как Семелесов, очутившись на земле, метнулся в сторону и, подняв трость Крейтона отполз к ближайшему дереву и сел, прислонившись к нему спиной.

— Убей его! Сожги! — скомандовал, направив на вампира трость рукоятью с кристаллом вперёд.

Дракон пронесся где-то вверху, над верхушками деревьев, но выполнять приказ Семелесова он, похоже, не собирался.

— Ты шутишь что ли, ты хоть знаешь на каком языке нужно отдавать ему приказы? — рассмеялся Монетников, стоя чуть в стороне от Алексея, повернувшись к нему полубоком.

Семелесов недоумённо посмотрел на ручку трости, после чего снова указал на Максима, прокричав во весь голос:

— Kill it! Kill it with fire!

Монетников в ответ рассмеялся ещё громче.

— Mord… Morde er mit Feuer! — закричал в отчаянии Семелесов, как можно сильнее вытягивая вперёд руку с тростью. — Чёрт, говорила же мне матушка, учи латынь.

— И где ж вас только Крейтон откопал, — проговорил Максим и наставил пистолет на Алексея.

Вдруг какая-то палка, будто сама по себе поднялась с земли и, набирая в воздухе скорость, врезалась в кисть Монетникова, отклонив её в сторону, отчего пуля попала в основание ствола соседней берёзы. Вампир тут же обернулся и увидел за собой Крейтона. Раздался выстрел, и Максим, выронив из руки пистолет, схватился за плечо. Недолго думая, он бросился бежать к реке. Как раз в этот момент Кистенёв увидел свой пистолет, чернеющий в траве, и тут же схватив его, выстрелил спину уходившего вампира, практически вместе со вторым выстрелом Крейтона и Монетников добежавший до края склона, рухнул вниз и исчез из виду. Вся троица тут же бросилась за ним и, выскочив на небольшой склон, спускавшийся к реке, они обнаружили своего недавнего знакомого отползавшего к дереву с корнями, торчавшими из-под земли, образуя причудливую форму наподобие скамейки. Монетников прислонился спиной к корню, и устало посмотрел на ребят, стоявших перед ним с пистолетами.

— Второй пистолет на землю живо! — скомандовал Мессеир.

— Он всё равно разряжен, — понуро ответил Максим.

— Не важно.

Монетников изогнулся, достал из-за пояса и, держась за ручку одними кончиками пальцев, бросил на землю перед Крейтоном свою «Беретту», тотчас подобранную мантийцем, который, даже наклоняясь, продолжал держать вампира на мушке.

— Никогда не предполагал, что так паршиво жизнь кончится, — проговорил сбивчивым голосом Монетников. — Медальон хотите? Ну, так забирайте.

С этими словами он достал медальон из-за пазухи.

— Только хотите посмеяться? — тут на лице Максима проступила злорадная улыбка. — Я все таблицы, что там были, сжёг, а без них чёрта с два вы попадёте, куда вам надо.

И рассмеявшись, он кинул медальон на землю.

— На держи, можешь подарить своей благоверной, больше он вам ни на что не годиться. Если вы, конечно, не нашли таблицы Войницкого, где-нибудь ещё.

— А интернет, по-твоему, для чего нужен, — произнёс Мессеир совершенно спокойным голосом, поднимая медальон с земли.

Улыбка тут же исчезла с лица Монетникова, и он только с ужасом покачал головой.

— Этого не может быть! Нет!

— Бросьте, друг мой, вас-то реки крови во всех мирах должны привлекать больше всех присутствующих здесь ныне. Хотя какое может быть вам до этого теперь дело. Он твой, Семелесов, — махнул рукой Крейтон и, повернувшись, зашагал в сторону.

Алексей сделал шаг вперёд и, наведя пистолет на Монетникова, начал резким голосом:

— «Только плоти её с душою её не, с кровью не ешьте; Я взыщу и вашу кровь, в которой жизнь ваша взыщу от всякого зверя, взыщу также душу человека от руки человека, брата его; кто прольёт кровь человеческую, того кровь прольётся рукою человека» книга Бытия глава девятая стихи четвёртый тире шестой. Специально учил для этого момента.

— Как предусмотрительно, — с издёвкой в голосе проговорил Монетников.

На время воцарилась тишина, Семелесов всё стоял и держал пистолет направленным на вампира, будто никак не мог прицелиться. Потом он вдруг резко поднял пистолет и три раза выстрелил в ствол над головой Монетникова.

— Бог с тобою, иди отсюда.

Вампир пристально посмотрел на Алексея, потом с трудом поднялся на ноги и, пару раз оглянувшись на прощанье, захромал куда-то вдоль берега.

— Хватило бы и одного раза. Пули-то не свинцовые, — произнёс Кистенёв, посмотрев на Семелесова.

— Мы не жадные и не бедные, — уверенно ответил тот.

Крейтон ничего не сказал, по поводу произошедшего и даже лицом не выразил своего отношения, а только развернулся и пошёл вверх по склону.

Кистенёв ещё какое-то время посмотрел вслед Монетникову. Больше ни он, ни кто-либо из них уже не встречали его. Поговаривали потом, что он, после событий в Савеловке, уехал, как из города, так и из страны и что тем же летом он участвовал в восстании на востоке Украины и там был расстрелян не то правительственными войсками не то самими мятежниками. Хотя в таком случае у Кистенёва было меньше всего опасений за его судьбу, ибо едва ли кто-то мог догадаться выдать расстрельной команде серебряные пули.

Как только троица вернулась на опушку им навстречу из леса стала надвигаться длинная чёрная цепь из всё тех же оживлённых мертвецов. На этот раз их было, по меньшей мере, штук тридцать, они встали полукругом и, обступив юношей со всех сторон, кроме той, в которой была река. Они остановились и замерли, словно истуканы. Вдруг из-за строя, опираясь на свою трость, вышел их предводитель тот самый профессор с козлиной бородкой.

— Вы появились здесь в неподходящий момент, друг мой, — обратился к нему Крейтон.

— Да? Отчего же это? — спросил профессор, поставив трость перед собой и опершись на неё двумя руками.

— А оттого что вам бы следовало подождать хотя бы пока отсюда уберутся те, кого хлебом не корми, дай всякую нечисть пострелять, и потому они просто не могли отказаться от моего приглашения.

За спинами у мертвецов появилась ещё одна цепь, состоявшая из солдат той же таинственной организации, что устроила резню этой ночью у реки. Мертвецы тут же выхватили свои мечи и развернулись лицом к новому противнику, который, заняв позицию ещё более широким полукругом, остановился и замер, словно ожидая чьей-то команды.

Крейтон направился в сторону профессора и тот шагнул ему навстречу.

— Ты понимаешь, что если в этой схватке заберут кого-то из ваших, то по случайному совпадению обстоятельств им непременно окажешься ты, Крейтон, — произнёс профессор встав чуть позади Мессеира при этом продолжая смотреть прямо перед собой, слегка косясь на мантийца.

— Конечно, понимаю, — с выражением очевидности в голосе ответил Крейтон. — Поэтому я вам и предлагаю убраться отсюда как можно скорее. Мне удалось наладить хорошие отношения с их командиром, но какой мне смысл убеждать его не убивать вас всех, когда вы сами собираетесь меня убить.

— Хорошо, твои условия.

— Условия? Ничего особенного, господин профессор, вы собираете своих вурдалаков и сваливаете отсюда, посчитав свой вклад в эту операцию чисто альтруистическим, медальон, разумеется, остаётся у нас, как и всё остальное оставшееся после разгрома клана.

— Щенок недорезанный, — с досадой бросил профессор, взглянув куда-то наверх. — Что ты с этим медальоном собрался делать?

— Это уже точно не ваше дело.

— Ладно, — старик повернулся и, перехватив трость, осмотрелся вокруг. — Проклятые церковники, — процедил он сквозь зубы. — Убрать оружие, мы уходим! — скомандовал он своим созданиям.

Когда заговорщики вернулись в посёлок, Солнце уже поднялось высоко над горизонтом. Изрядно уставшие они медленно плелись в сторону высокого замка, который наконец-то догорел и теперь на красном кирпиче стен, повсюду растекались чёрные пятна.

— И всё-таки знаешь Мессеир, — заговорил Семелесов, протягивая Крейтону медальон, который почти всю дорогу находился то в руках Василия, то Алексея. — Амплуа охотников за нечистью перестаёт привлекать тогда когда понимаешь, что, по сути, ты не делаешь мир лучше. Ты только возвращаешь его в то состояние в котором представлял до того как и узнал о существовании всех этих чудовищ. И выходит, что ты должен бороться за тот мир, который до этого ненавидел, и пусть он на самом деле ещё хуже от этого на самом деле не легче. Нет с нами всё понятно, для нас эти вампиры были лишь помехой, но вот эти люди, каково им видеть, как мир катиться к чертям и бороться за то, чтобы он катился с той скоростью, которая видна большинству людей.

К этому моменту они уже поднялись к воротам, бывшим в тот момент раскрытыми. Из них как раз выходили двое из тех загадочных солдат, один из которых нёс в руках маленький ящичек, с отсутствовавшей верхней крышкой, так что можно было увидеть его содержимое — прямоугольные, плотно лежащие, небольшие по размеру золотые слитки. Заметив это, Семелесов и Кистенёв тут же остановились и, раскрыв рты, стали провожать солдат удивлёнными взглядами.

— Беру свои слова назад, — проговорил Алексей.

— Откуда это? — спросил Кистенёв.

— Если вы думаете, что вампирские кланы нищенствуют, то вы глубоко ошибаетесь, — ровным голосом ответил Крейтон.

Они вошли во двор, где везде сновали солдаты в чёрных беретах и повсюду были видны следы прошедшей ночи. Самым жутким из этих следов были тела, разложенные в четыре ряда по девять в каждом, только в последнем не хватало одного. Многие из них обгорели так, что представляли собой скорее кучку пепла, чем полноценный труп. Но при этом во всех телах, как почти нетронутых, так и полностью сгоревших, возле середины груди были видны свежие отверстия пробитые, похоже, после смерти, зачищавшими здесь всё бойцами.

— Надеюсь, проблем с пожарными не будет? — спросил Крейтон у участкового, слонявшегося по двору осматривая картину произошедшего.

— Я позвонил им, предупредил, что ничего не произошло просто ложный вызов, детишки балуются.

— Тем более что так оно и есть, — вставил Кистенёв.

— Думаю, раньше полудня они не приедут.

— Хорошо, — произнёс Крейтон, протягивая милиционеру завёрнутый в тряпку слиток золота. — Здесь двадцать унций, компенсация за беспокойства и издержки по поводу предстоящих объяснений с начальством.

Милиционер взял слиток, с улыбкой посмотрел на него и сунул за пазуху, после чего козырнул и бодрым шагом направился прочь, впрочем, через несколько метров обернувшись и крикнув:

— Парень, а сколько тебе всё-таки лет?

— Я не столь молод чтобы не видеть… хотя знаете, да какая, к чёрту, разница.

 

Глава двадцать восьмая. К ВОПРОСУ О ДЕТЕРМИНИРОВАННОСТИ ИСТОРИИ

В жизни Мессеира Крейтона были разные дни и хорошие и, откровенно говоря, паршивые, хотя сам он никогда не придавал этому разделению того значения которое придают ему остальные люди. Он вообще привык считать сутки лишь единицей измерения времени и каждый день для него был лишь продолжением предыдущего, точно так же, как никогда Крейтон не разделял привычки большинства людей так трепетно относится к разного рода годовщинам и юбилеям, видя в этом лишь отчаянную попытку придать времени цикличный характер. И потому фраза «жить сегодняшним днём» из его уст имела чисто символический характер, на самом деле зачастую он не знал, что произойдёт с ним в следующий час или несколько минут. Хотя при необходимости он мог строить многоходовые планы на несколько дней или недель вперёд при этом, никогда не полагаясь на то, что их не придётся менять по ходу дела. И тем более Крейтон никогда ничего не ждал в те моменты, когда угроза смерти из абстрактно-постоянной становилась конкретной и совершенно приближённой. Тогда он ничего не загадывал, уходя, свыкаясь с мыслью, что вернуться ему уже не суждено и, даже не думая о том, что будет, когда он вернётся. Однако из каждого правила есть исключения и этот случай был как раз таковым. В тот день Крейтон с самого начала знал, что будет делать по возвращении, и оттого едва не вприпрыжку шёл домой, хотя события последней ночи и первой половины дня его порядком измотали.

Когда Мессеир вошёл в свою комнату, Клементина стояла возле окна, пристально смотря куда-то вдаль. Она не шевельнулась, будто и вовсе не заметила, как он вошёл. Крейтон подошёл к ней и встал за её спиной, едва не касаясь её. На его лице ещё поблёскивала вода после умывания лица, и руки оставались мокрыми. Он приобнял девушку и, прислонившись к её щеке, вытянул вперёд руку с медальоном и выпустил его, оставив раскачиваться на толстой золотой цепочке, прямо перед носом у Клементины.

— Как конфетку у ребёнка, — произнёс он уверенным голосом.

Клементина резко повернула голову и посмотрела на медальон, потом осторожно подняла сложенные ладони, так что он сам собой опустился в них, после чего Мессеир отпустил цепочку.

— Невероятно, — проговорила она шёпотом, заворожённо смотря прямо в центр круга, туда, где находился зелёный камень.

Она быстро отвела взгляд и посмотрела на Мессеира, исподлобья повернувшись к нему боком, так словно у неё в руках была голова злейшего врага, после чего снова вперила свой взгляд в камень на медальоне, непроизвольно приоткрыв рот. Даже со стороны было видно, как её дыхание одновременно участилось и в то же время стало отрывистым, словно она замирала после каждого вздоха.

— Не стоит долго смотреть в бездну, милая, — ласково произнёс Крейтон, забирая из её рук медальон.

— Мессеир, это же значит… — она окончательно повернулась к нему лицом и показав загоревшиеся от радости и внутреннего возбуждения разноцветные глаза.

— Что весь мир у наших ног, — твёрдо закончил Мессеир.

Она подалась вперёд и крепко поцеловала его. Крейтон на ходу убирая медальон обратно в карман, прижал её к стене, отрывая своих губ от губ девушки. Потом он вдруг отстранился и, погладив Клементину возле подбородка тыльной стороной пальцев, прошептал:

— Я же обещал что вернусь.

После этого он снова поцеловал её, его руки проскользнули между стенкой и спиной девушки, прижали её сзади, после чего одна из них стала медленно спускаться к талии и…

Раздался стук в дверь. Крейтон тут же остановился и, сделав шаг назад, чуть приподнял голову, тихо выругался, потом повернулся и, обращаясь к тем, кто стоял за дверью произнёс:

— Открыто.

В комнату медленно зашли Кистенёв с Семелесовым. Крейтон встал посередине комнаты, так что он находился как раз между ними и Клементиной. Вошедшие остановились около дверей с явно читающейся на лицах нерешительностью, не зная, кто должен заговорить первым. Василий заглянул через плечо Мессеира, видно пытаясь рассмотреть Клементину, которая в этот момент, расправив юбки, села на край постели, но вдруг он понял, что Крейтон заметил, куда он смотрит.

— Так что вы хотели? — спросил мантиец, строго посмотрев сперва на Кистенёва затем на Семелесова.

— Эм-м-м… — начал Василий, сделав шаг вперёд при этом сглотнув слюну. — Мы насчёт медальона.

— Что-то не так? — Мессеир достал медальон из кармана и, держа его за цепочку, оставил его раскачиваться примерно на уровне глаз.

— Всё нормально, просто мы хотели бы убедиться, в том что…

— Чего вы так боитесь, говорите уже прямо, здесь все свои. В чём вы хотите убедиться?

— В том, что он работает, — выпалил Кистенёв. — Мессеир, пойми правильно, мы столько за ним охотились, мы жизнью рисковали, хотелось бы узнать, что всё было не напрасно.

— Значит, боитесь, что это подделка, думаете, я не смогу отличить поддельный медальон от настоящего? Или вы именно мне не доверяете?

— Ты что, просто…

— Отсутствие доверия к кому-либо, вполне естественная черта для человека не стоит её стесняться, — проговорил Крейтон. — Значит, хотите увидеть медальон в действии.

Кистенёв с Семелесовым вразнобой закивали головами.

— Ну что ж, — произнёс Мессеир, дёрнув рукой, так что медальон подскочил и очутился у него в ладони. — Для начала нам понадобится кровь девственницы.

— Что? — недоумённо спросил Семелесов.

— А вы думали, что он действует просто так. Заставить работать подобный предмет можно только с помощью магии крови и никак иначе.

— Девственницы? — задумчиво спросил Кистенёв и как бы между делом, сосредоточенно посмотрел на Клементину, сидевшую на кровати.

— Не смешно, — ответила она.

— Успокойтесь, я шучу. Спускайтесь вниз, найдите во дворе какой-нибудь чан и наполните его водой, глубина не важна, главное чтобы площадь была как можно больше. И главное, оденьте что-нибудь тёплое, там, куда мы направляемся, может быть холодно.

— Может быть? — переспросил Семелесов. — А если там, наоборот, будет жарко… — но тут вдруг он осёкся и заметил взгляд Крейтона, словно требующий от него каких-то размышлений, и тут же пробормотал себе под нос. — А ну да, их же можно будет снять потом.

Говоря это, Алексей уже выходил из комнаты, Кистенёв тут же вслед за ним, оставив Мессеира снова наедине с женой.

— Я скоро вернусь, — произнёс Крейтон, как бы предупреждая возможные вопросы и возражения. — На этот раз куда быстрее.

— Зачем они тебе, Мессеир? — спросила Клементина, ложась на постель, вытягиваясь с блаженным выражением на лице.

Он не удостоил её ответом, а только молча достал из шкафа тёплый вязаный свитер с высоким воротников и, как ни в чём ни бывало, надел его, накинув сверху ещё и плащ, хотя погода едва ли располагала к ношению чего-либо тяжелее рубашки без рукавов. Переодевшись, Мессеир немного задумчиво постоял у двери, потом вдруг резко сорвался с места.

— Совсем недолго, наберись терпения, — сказал он жене на прощание.

Не сказать, чтобы Крейтон уже ничем не интересовался, и перспектива отправиться в новые миры при помощи устройства, только что им полученного не манила его. Нет, в нём имелся ещё тот старый добрый азарт путешественника, присущий большинству молодых людей его возраста, но только дело было в том, что отправляться из одного чужого для тебя мира в другой, настолько же чуждый, было уже не так занимательно, как в первый раз пересечь границу видимой большинством людей вселенной.

Когда он вышел на улицу Кистенёв с Семелесовым уже вытащили едва не на середину двора старую чугунную ванную, с расползшимися по некогда белым бокам не то пятнами ржавчины не то просто какой-то коричневой грязи. Крейтон уже видел её до этого, спрятанную в кустах у покосившегося забора, и тогда он отчего-то твёрдо для себя решил, что вряд ли её когда-нибудь удастся использовать по назначению. Юноши о чём-то оживлённо спорили, потом Семелесов пошёл в сторону и вскоре вернулся, двигаясь спиной вперёд, на ходу разматывая подобный огромной худой змее чёрный шланг, а Кистенёв в это время наклонился, так что вся верхняя часть его туловища скрылась за бортом ванны.

Крейтон неспешно подошёл к своим друзьям, давая воде хлынувшей из садового шланга хоть немного наполнить ёмкость.

— А зачем нужна вода, Мессеир? — спросил Кистенёв у мантийца, когда тот встал рядом.

— Сейчас увидишь, — ответил тот и, чуть перегнувшись через край, взглянул на то, как ванна постепенно наполняется водой.

В тот же момент у него в руках появился небольшой моток бечёвки, один конец которой он обвязал вокруг цепочки медальона, а второй стал старательно наматывать вокруг своей правой кисти. Когда он закончил с бечёвкой то выпрямился, и, кивком головы указав в сторону дома, велел заговорщикам бежать за тёплыми вещами и возвращаться через две минуты.

— А оружие брать с собой? — спросил Василий, резко остановившись и повернувшись вполоборота к Мессеиру.

— Привыкай к тому, что отныне веские причины необходимы на то чтобы его не брать.

Оставшись в одиночестве, Крейтон достал свою записную книжку, принявшись искать то место, где было описано всё связанное с использованием медальона. В свитере было душновато, хотя Мессеир мог спокойно переносить и более жуткую жару, единственное, что его беспокоило, это как бы не вспотеть, прежде чем они отправятся в тот мир, который он уже выбрал, и где сейчас по его оценкам должна была быть зима.

К тому моменту когда вернулись Кистенёв с Семелесовым вода уже набралась до середины краёв и Крейтон видимо решил что этого достаточно, потому что он, слегка отмотав бечёвку, стал раскручивать конец с медальоном точно пращу, пока, наконец, не выпустил его и не перекинул через сук стоявшей рядом груши. Сначала Крейтон подошёл и взял повисший на перекинутой через сук верёвке медальон в руку и что-то проговорил ему словно на ухо, отчего некоторые из символов на золотом диске начали светиться. Затем мантиец начал отходить назад, потихоньку натягивая бечёвку, отчего медальон стал медленно подниматься пока луч солнца, попавший на него с другой стороны, не прошёл сквозь изумрудный камень в центре и не лёг скошенным конусом на поверхность воды в ванной. И после этого вся площадь падения этого света на воду будто покрылась плотной, фосфорицирующей, зелёной пеленой под цвет камня в центре медальона и света проходившего сквозь него.

Кистенёв и Семелесов непроизвольно отшатнулись, изумлённо смотря на таинственный свет, и только Крейтон как всегда сохранял невозмутимость на своём лице.

Крейтон, вытянув в сторону дерева руку, к которой была привязана бечёвка, с удовлетворением посмотрел на зеленоватое свечение поверх воды, потом вдруг перевёл взгляд на своих друзей и заметил, как лицо Семелесова стало меняться и на место удивлению пришло отчётливо прослеживавшееся осуждение и даже отвращение.

— Что всё никак не привыкнешь к волшебству.

— Чего уж тут привыкать.

— Ну да, ваш Бог не любит когда обращаются к конкурирующей фирме, только у него есть абсолютная монополия на чудеса. Брось, Семелесов, если взглянуть на это со стороны между всем этим не так много различного.

— Божьи чудеса — это демонстрация его могущества и милосердия, а не результат сделки с потусторонними силами, сходный результат не гарантирует сходной причины, — недовольно проговорил Семелесов.

— В любом случае запомните этот момент, друзья мои, — произнёс Крейтон торжественно и громко, — сегодня вы впервые шагнёте в те места, о существовании которых до этого момента и не подозревали и, о которых, не подозревает большинство людей вашего мира, поверьте мне, это дорогого стоит. Василий, ты идёшь первым, Алексей, возьми его за руку, и покрепче, второй рукой возьмись за меня, — произнёс Крейтон, протягивая Семелесову левую, свободную, руку.

Кистенёв не высказал никаких возражений, напротив, он, казалось, даже обрадовался перспективе идти первым. Не сводя глаз с зелёного свечения на поверхности воды, он медленно приблизился к Семелесову и взял того за руку. Он наклонился вперёд так, словно хотел прыгать рыбкой, но тут же Крейтон его остановил:

— Вперёд головой прыгать не советую, — произнёс он, манерно покачав головой. — На той стороне будет слишком сухо.

После этого Василий осторожно поднялся на край ванны, которая слегка пошатнулась, но благодаря внушительной массе воды в ней удержалась. Он закрыл глаза, крепко сжимая руку Семелесова ставшую ему дополнительной опорой, без которой он бы непременно уже свалился бы на землю, сделал глубокий вдох, чуть задрав подбородок, и прыгнул в воду.

Несмотря на то, что он хорошо понимал, что должно сейчас произойти, подсознательно он всё равно ожидал плюхнуться в воду и от этого нимало удивился, ощутив под ногами один лишь воздух. Он стал падать дальше, при этом как-то неестественно изменив угол полёта в момент перехода. Будто его развернуло по всем осям одновременно на триста шестьдесят градусов, и сама гравитация сошла с ума, растягивая его во все стороны. Тело резко обдул холодный воздух, показавшийся в первый момент обжигающим после раскалённого летнего дня на той стороне. Кистенёв тут же открыл глаза, в которые ударил ровный, но всё равно слепящий свет, прерываемый лишь чёрными вытянутыми полосами стволом деревьев вокруг. Рука Семелесова державшая его с той стороны выскользнула сама собой, и Василий рухнул прямо на землю, угодив лицом прямо в подтаявший снег. Едва юноша успел поднять голову и увидеть застывшее в метре над землёй вертикальное бесформенное зелёное пятно, как оттуда вылетел Семелесов, который хоть и приземлился на ноги, но пытаясь удержать равновесие налетел прямо на Кистенёва споткнулся о него и, перевалившись, вдавил обратно в землю, сам упав где-то рядом, перекатившись чуть вниз по пологому склону. Последним из прохода появился Крейтон, он был единственный, кому удалось удержаться на ногах, хотя для этого ему всё же пришлось опереться на ствол росшей рядом сосны. Мессеир дёрнул бечёвку и начал её быстро наматывать обратно, так что вскоре зелёное пятно начало сужаться, пока окончательно не схлопнулось в тот момент, когда из него вылетел создававший его медальон.

Крейтон на секунду прислушался: где-то вдали за непроглядной стеной леса раздались глухие хлопки, за которыми последовал протяжный гул похожий не то на звук взлетающего самолёта, не то на жужжание лампы дневного света. Заслышав его, мантиец тут же повернулся в сторону, откуда этот шум исходил, и, звонко крикнув: «За мной!» бросился бежать во весь опор вдоль склона. Кистенёву удалось подняться не сразу, от непривычно морозного воздуха закружилась голова, а после перехода в носу было отвратительное чувство, похожее на то, что возникает, когда неудачно нырнул.

Тем не менее он смог подняться и быстро осмотревшись по сторонам бросился вперёд догонять Крейтона, после того как ужас от мысли потеряться здесь полоснул его изнутри горящей бритвой. Уже практически из-за спины он услышал, как Семелесов, поднимаясь вслед за ним и оглядываясь по сторонам, всё повторял: «Невероятно. Невероятно».

Они достаточно скоро смогли нагнать Крейтона, но даже нескольких минут бега хватило, чтобы сполна ощутить все прелести пробежек на морозе. Кистенёв быстро понял что зря так резко разогнался, но страх остаться одному был сильнее, и ни боль в груди ни грязь, в которую превратилась земля под ногами, смешанная с талой водой, не могли заставить его остановиться. Василий нашёл Мессеира лежащего за не особо толстым, кривым бревном, аккурат между двумя белыми лоскутами снега. За несколько метров до него Кистенёв зацепился ногой за корягу и рухнул лицом прямо в землю, отчего его куртка окончательно пропиталась талой водой и покрылась мягкой грязью.

— Ты бы хоть сказал, что нужно брать то, что не жалко испачкать, — проговорил Василий, стряхивая грязь с лица.

— По-моему, тебе уже пора бы привыкнуть, не бояться запачкать любую одежду, — прошептал Крейтон, взглянув через плечо на Василия. — Давай быстрее, ложись рядом, такого ты мало где увидишь.

Прямо перед ними лес исчезал, чтобы немного вдали начаться снова, образуя вытянувшуюся на необозримое расстояние, не то поляну, не то просеку. И в трёх-четырёх сотнях метров впереди на поляне ближе к противоположному краю леса тянулись ряды вырытых траншей темневших даже на фоне грязи. И прямо в них туда-сюда сновали десятки людских голов, носившихся между возвышавшимися над окопами устройствами, которые Василий сразу окрестил про себя пулемётами и орудиями, хотя если они и походили на все пулемёты и артиллерийские установки, что Кистенёв когда-либо видел, то очень отдалённо. Там же виднелась пара потрёпанных штандартов, вяло развевавшихся на ветру, над головами солдат в траншеях. На них на иссиня-чёрном фоне была изображена сложная фигура, словно получившаяся совмещением натовского компаса и скрещённых стрел венгерских фашистов.

— Кто это? — послышался голос Семелесова, расположившегося по другую сторону от Крейтона.

Солдаты в траншеях легко могли бы заметить заговорщиков, притаившихся на краю опушки у них за спинами, но в тот момент у них была задача поважнее, и задача эта изумила Кистенёва куда сильнее, чем факт первой встречи людей в этом мире. Сначала Василий не видел его и лишь слышал жутковатый гул, исходивший будто бы откуда-то сверху, но вдруг Крейтон указал куда-то вдаль в сторону леса, и Василий увидел там высовывавшийся из-за голых деревьев растущих столь плотно, что они образовывали чернеющую колючую стену, кусочек серебристого объекта зависшего вдали над лесом. На мгновение и этот кусочек пропал, но потом вдруг из-за деревьев почти наполовину выплыл необычного вида воздушный корабль. Длинный серебристый корпус был почти идеально гладок, но у одного из концов к нему, как к катамарану, крепились ещё два, то ли отсека, то ли корпуса, примерно такой же толщины, но значительно меньше в длину.

— Это что инопланетяне? — с придыханием спросил Кистенёв и повернул голову в сторону Крейтона, продолжавшего смотреть на всё это, сохраняя своё обыкновенное флегматичное выражение лица.

— Хуже, — проговорил он категорично. — Это корабль Островного союза. Из всего, что мне известно об этом мире: вон те ребята копошащиеся траншеях это солдаты Сенкелийской империи, кажется, так называл её тогда Молентен. Если верить ему, то в своё время они были сильнейшим государством этого мира с огромными колониями, которые теперь потихоньку сдают. Отсталое государство. А вон те ребятки наоборот, — он указал в сторону верхушек деревьев, за которыми опять скрылся серебристый корабль. — Островитяне торгаши и демократы, опять же если верить Молентену, и они потихоньку освобождают колонии империи if you know what I mean.

В этот момент воздушный корабль снова появился из-за деревьев. Со стороны траншей донеслись отрывистые команды, и после серии хлопков от окопов в сторону корабля взметнулось около дюжины светящихся точек оставлявших за собой короткие дымовые шлейфы. Пройдя по дуге, они обогнули ветви деревьев на краю рощи и устремились в сторону корабля.

— Они его собьют? — спросил Кистенёв, посмотрев на Крейтона.

Тот в ответ отрицательно покачал головой.

Впрочем, через пару секунд Василий смог лицезреть результат воочию. Из-за леса с разных сторон к кораблю устремились ещё десятки ракет, но едва они подобрались к нему на необходимое расстояние, как ударила молния. Десятки коротких разрядов заиграли рядом с кораблём, протягивая свои кривые синие лучи к подлетавшим снарядам. Это закончилось почти мгновенно, огласив округу скоротечной канонадой. Пара ракет немного запоздала, подлетев откуда-то издалека, уже через несколько секунд после уничтожения основной партии, и они были точно также сбиты двумя электрическими разрядами пронзившими воздух рядом с кораблём.

— Постоянное поляризованное поле, — заключил Мессеир. — Пожалуй, единственная технология этого мира, которую было бы неплохо получить в наше распоряжение. Даже орден ею интересовался, несмотря на конвенцию, вроде даже местная агентура пыталась внедрить своего человека в островное адмиралтейство, не знаю, получилось ли это у них.

— Невероятно, — произнёс Семелесов, смотря вдаль. — Я сплю.

Тем временем островитяне, похоже, решились нанести ответный удар: блеснули два луча устремившиеся от корабля вдаль и за лесом прогремели несколько взрывов, потом появились ещё лучи, один из которых ударил прямо в середину траншей, рядом с которыми затаились юноши. Но этот взрыв был явно слабее остальных, если это и вовсе можно было назвать взрывом, тем не менее, со стороны окопов раздались крики раненых и несколько человек метнулись в сторону развороченной установки, видимо выполнявшей роль наподобие ракетницы.

— Из-за чего они хотя бы воюют? — спросил Кистенёв.

— Передел колоний, — тут же ответил Крейтон. — Если верить Молентену то, когда он отсюда уезжал, расклад был примерно такой: островитяне с парой озлобленных на империю континентальных королевств и некоторыми из её бывших колоний против империи с оставшимися у неё сателлитами. Ещё правда он говорил про какую-то неимоверно мощную конфедерацию где-то далеко на севере, которая подумывала выступить на стороне империи, но…

Вдруг над верхушкам деревьев с секундным интервалом сверкнули синие вспышки и два мощных взрыва разворотили гладкий серебристый бок воздушного корабля, после чего его повело и он, кренясь набок, стал двигаться в сторону постепенно снижаясь и теперь уже окончательно исчез за деревьями.

— А нет, — произнёс Крейтон, как раз за мгновение до того как из-за леса раздался жуткий раскатистый грохот и по самой земле прошлась чувствительная ударная волна. — Они всё-таки выступили на стороне империи. Самое время уходить отсюда.

Сказав это, он, едва поднимаясь над землёй, развернулся и пополз в сторону. И только оказавшись на достаточном, по его мнению, расстоянии от края леса, мантиец вскочил и, сделав ещё несколько шагов, пригнувшись, кинулся бежать наискосок вниз по склону, знаком показав своим друзьям двигаться за ним.

Они быстро нагнали его, хотя Кистенёв всё ещё недоумевал, зачем Крейтон притащил их сюда и это сводило практически на нет то удивление, которое он должен был испытать от увиденного. Только сейчас он, наконец, понял, что до этого самого момента и вовсе не думал о том, каким должен оказаться тот иной мир, в который они так стремились попасть. Он знал лишь одно: это должно быть что-то невероятное, и в этом смысле увиденное действительно подходило под определение, но всё равно Василий чувствовал, что ожидал чего-то другого.

— Мессеир, Мессеир, — позвал он мантийца, почти поравнявшись с ним, с трудом выгоняя воздух из собственных обессилевших лёгких. — Ты хоть можешь объяснить, что мы здесь забыли.

— Вы сами этого просили.

— Да но почему именно сюда.

Они очутились на краю невысокого крутого склона, у подножия которого с размеренным журчанием нёс свои воды помутневший и набравшийся широты от весенних вод ручей. Крейтон остановился почти на самом краю и напряжённо посмотрел, слегка повернув голову, в ту сторону, где ручей изгибался, скрываясь за поросшим лесом холмом, где угрюмо поднимались вверх несколько тонких серых струек дыма, едва наклонённых от слабого ветра. Вдруг что-то привлекло его и он, резко опустив взгляд, посмотрел вниз, где мутный поток проносил постоянно цепляя за камни изорванную чёрную тряпку, на которой иногда можно было заметить кусок того самого рисунка что был изображён на штандартах возвышавшихся над траншеями.

Немного проводив её взглядом, Крейтон снова повернул голову в сторону излучины на этот раз его лицо несколько изменилось, так что на нём отчётливо стала заметна, если не радость, то хотя бы удовлетворение, которое присуще тем, кто находит наконец то, что искал.

— Ради чего мы здесь? Сейчас увидите.

И с этими словами он вновь бросился бежать, на этот раз вдоль склона в ту сторону, куда смотрел только что.

Им пришлось пройти пару сотен метров вдоль края, чтобы найти тропинку, наискосок спускавшуюся вниз, к ручью. Они быстро нашли место, где можно было по камням переправиться на тот берег, и вскоре дойдя до поворота ручья, наконец, увидели то, что так стремился найти Крейтон. На грунтовой дороге, тянувшейся вдоль берега ручья, догорали остатки автоколонны из нескольких грузовиков, почти не отличавшихся видом от автомашин в родном для Кистенёва с Семелесовым мире, хотя большинство из них уже едва ли хоть отдалённо были похожи на то, что они представляли собой, когда были целы.

Некоторые машины были практически нетронуты, другие представляли собой, скорее груду покорёженного металла, местами ещё догорало пламя, дававшее тот дым, что увидел Крейтон. Между машинами и чуть в отдалении возле края леса лежало несколько сильно обгоревших трупов, которые уже едва ли поддавались опознанию. Один из мёртвых солдат, в иссиня-чёрной форме под цвет знамени их страны, лежал лицом вниз возле ручья, протянув к воде сложенные руки, словно хотел зачерпнуть воды, чтобы напиться. Прямо по центру спины у него виднелась жуткая рваная рана с обожжёнными краями.

Крейтон не произнёс ни слова, когда они вышли к месту разгрома, и даже не остановился, только слегка замедлил шаг. Даже вид мёртвых тел, казалось, был ему привычен, и потому он не поворачивал головы, продолжая идти вперёд, наметив себе целью одну из машин впереди. В отличие от него у Кистенёва, который и без того начинал замерзать на прохладном весеннем воздухе, всё похолодело внутри и к горлу подобрался комок. Юноша замер на месте с ужасом смотря на мёртвые тела, но, не желая оставаться одному, быстро пошёл вслед за Мессеиром. Семелесов задержался чуть подольше, ошарашенный, похоже, не меньше Кистенёва, и оказался замыкающим в растянувшейся вдоль берега цепочке. Вдвоём они ещё раз остановились, возле убитого человека сидевшего прислонившись спиной к переднему колесу грузовика, одной рукой прижимая засохшую рану на груди, во второй сжимая раскрытый медальон, в котором лежала чёрно-белая фотография улыбающейся девушки.

Именно этот солдат и привлёк внимание Кистенёва и Семелесова, отвлёк их только раздавшийся грохот с той стороны, куда пошёл Крейтон. Они обернулись и увидели как мантиец уже забравшийся на борт одного из более менее целых грузовиков, что-то с трудом доставал из кузова, и, наконец, достав это, спрыгнул обратно на землю, немного разведя в полёте руки.

Сохраняя своё обычное флегматичное выражение лица, он направился навстречу своим друзьям и те заметили, что в руках он держит длинный предмет, напоминающий чуть укороченную армейскую винтовку. Василий и Алексей, ничего не понимая, смотрели на мантийца, всё ещё поражённые увиденной ими здесь картиной.

— Что здесь произошло? — с трудом выдавил Кистенёв, медленно делая шаг вперёд.

— Похоже, авианалёт, — как бы между делом ответил Крейтон, уже начиная что-то перебирать, в винтовке в том месте, где по идее должен был находиться затвор.

— Что это? — спросил Семелесов, указывая на винтовку в руках Крейтона.

— Это то, ради чего мы здесь, — ответил Мессеир.

— Оружие? — Алексей сделал шаг вперёд, чуть отходя в сторону от Кистенёва.

Мессеир утвердительно кивнул.

Он, похоже, наконец, разобрался с винтовкой и что-то резко дёрнув, поднял её, приложив приклад к плечу, направив ствол в сторону леса, и тут же сверкнула вспышка, и невидимая сила моментально пробила край ствола дерева, оставив обугленную по краям выемку в форме урезанного круга. В тот же момент кусты, стоявшие за этим деревом, занялись пламенем, которое, впрочем, не особо спешило распространяться по отсыревшим стебелькам.

С довольным видом Мессеир опустил винтовку и повернулся лицом к остальным.

— На первый взгляд мощное оружие, — произнёс он совершенно равнодушным, сухим голосом, — однако на самом деле, толку от него немного. Луч медленно, но верно рассеивается, так что на расстоянии больше километра им можно разве что ослеплять противника, хотя как нелетальное оружие оно вполне пригодно. Скорострельность не больше чем у этой вашей винтовки Мосина, и что самое главное, нужны специальные батареи из вещества, которое в иных известных нам мирах кроме этого почти не встречается.

— Тогда зачем она нам нужна? — насторожился Кистенёв.

— Ты меня немного не понял, друг мой, когда я имел в виду что это то, ради чего мы здесь я имел в виду не конкретно эти винтовки.

— Ты имеешь в виду оружие вообще? — произнёс Семелесов и Кистенёв тут же обернулся, испуганно посмотрев на него.

— У нас же достаточно оружия Мессеир, зачем нам ради этого отправляться в другие миры? — спросил Василий, всё ещё тщетно пытаясь понять, что же здесь происходит.

— Это оружие не для нас, Василий, — вставил стоявший у него за спиной Семелесов, медленно начав обходить его по кругу. — Оно для нашей армии.

— Что! Какой ещё армии! — вскрикнул Кистенёв и замотал головой, не зная, к кому он сейчас должен обращаться.

— Для той армии, с которой мы пойдём на вашу столицу, — твёрдо проговорил Крейтон.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь журчанием ручья.

Кистенёв продолжал переводить взгляд с Семелесова на Крейтона и обратно, но теперь уже куда медленнее. Неожиданно на его лице появилась кривая улыбка, раздался истерический смешок.

— Вы что сбрендили? Какую, чёрт вас всех дери, столицу? Вы что собрались революцию устраивать? Я не понимаю.

— Это происходит во всех мирах, Кистенёв, — спокойным негромким голосом начал Мессеир. — И не по одному разу. Человеческие сообщества создаются, развиваются и, достигнув своего расцвета, летят в пропасть с невиданной скоростью. Словно все разом сходят с ума, словно их поражает эпидемия. Не важен масштаб: город, народ, цивилизация, не важно местоположение. Я видел, как это происходило в Мантии, я видел как это происходит в вашем мире и то же самое здесь и сейчас, — рукой он небрежно обвёл пространство вокруг. — Подобно вашему Сизифу, с одним и тем же результатом в конце. Цивилизация просто начинает гнить заживо, достигнув расцвета.

— Просто посмотри, что твориться в нашем мире, Кистенёв, просто посмотри на наш мир, — вставил Семелесов.

— И ты туда же!

— А у меня есть выбор. Они послали к чёрту все законы, которые делали их людьми, разрушили институт брака, испоганили всё, что было светлым и чистым, превратили святую церковь в инструмент пропаганды и акционерное общество. Если бы ты знал, как долго я мечтал об этом дне и как разуверился в том, что он когда-нибудь наступит.

— С тобой всё ясно, ты всегда был больным, но ты Мессеир? — тут он снова повернулся лицом к Крейтону. — Тебе-то всё это зачем!

— Неужели не понятно, — ответил мантиец. — Я хочу всё это изменить. Доказать, что только люди пишут законы истории.

— Это безумие.

— Всё это с самого начала было безумием.

— Нет… нет… — заговорил Кистенёв тряся головой. — Вы ведь этого не сделаете.

Он повернулся к Семелесову и направился в его сторону.

— Ты посмотри на себя, Алексей, а теперь оглянись вокруг, тебя же от одного вида трупов воротит, ладно он, он уже многое повидал, но ты, какой из тебя революционер. Хочешь поднять восстание, а сможешь ли? Кишка не тонка для мятежа.

Василий остановился прямо перед Семелесовым, с вызовом смотря ему прямо в глаза, но к его удивлению, тот не только не отводил взгляда, но наоборот смотрел в ответ с таким же вызовом, и вдруг врезал кулаком Кистенёву по носу. Кистенёв отшатнулся, согнувшись, схватился рукой за нос, при этом истерически засмеявшись.

— Девчонка ты, Семелесов, даже ударить нормально не можешь.

Кистенёв резко выпрямился и бросился на него, попытался ударить в ответ по лицу, но кулак задел предплечье Семелесовской руки поднятой тем в последний миг в качестве блока, и у Василия получился лишь смазанный удар по виску, и тут же раздался грозный голос Крейтона: «Оставить!».

Мессеир уже направился к ним, но вдруг раздался жалостливый хриплый голос: «Мегрет… мегрет….». Из-за ближайшего грузовика медленно выполз раненый солдат, то и дело поднимавший руку и протягивавший её в сторону юношей, при этом продолжая бормотать: «Мегрет… мегрет, со вин син тернен, херта… мегрет». Пришельцы сначала удивлённо посмотрели на раненого, удивлённые его появлением. Первым к нему кинулся Крейтон. Он подхватил солдата империи под мышки и, развернув, положил на спину, а сам присел рядом. На правом боку у солдата зияла жуткая рваная рана.

— Подойдите сюда, держите его, — скомандовал Крейтон, кивнув головой на раненого.

Кистенёв и Семелесов не понимающе переглянулись отвлечённые столь неожиданным обстоятельством от своей перепалки, но всё же подбежали к мантийцу и сели около головы раненого несколько раз передвинувшись, чтобы получше сесть на холодные камни.

Мессеир с совершенно спокойным выражением достал флягу, которую он всегда носил с собой, и маленький тряпичный мешочек, откуда он вытащил загнутую иголку, похожую на рыболовный крючок, и яркую шёлковую нить. Крейтон разрезал шинель и рубашку солдата и плеснул коньяком на рану, отчего лицо солдата искривилось, и он что-то прошептал на своём языке. А Крейтон тем временем смочил нитку в коньяке и им же плеснул на руки, после чего протянул флягу Кистенёву со словами: «Дай это ему, пусть выпьет немного».

Раненый практически без помощи Василия поднял голову и впился губами в горлышко фляги, поднесённой Кистенёвым.

— Ты хоть раз уже делал это, — спросил Василий у Крейтона, протягивая флягу обратно.

— Не раз, — бросил шёпотом Мессеир, продевая конец нитки в ушко иглы.

Несмотря на жуткое выражение лица, перекошенного от боли, солдат даже не закричал, когда Крейтон начал зашивать рану. Он только продолжал что-то сдавленно шептать придерживавшему его голову Кистенёву, видимо не зная, что тот его не понимает. Как раз в тот момент, когда Мессеир заканчивал накладывать шов, по небу пронеслись два странных аппарата, не имевших ни крыльев, ни винтов и державшихся в воздухе, видимо благодаря какому-то ещё неизвестному в мирах, откуда прибыли заговорщики, принципу.

Крейтон, быстро закрепив нитку, тут же вскочил с земли и, встав лицом к быстро удалявшимся машинам, дважды с небольшой задержкой выстрелил в воздух. Летательные машины замедлились, и стали делать широкую петлю над лесом, чтобы вернуться к тому месту, где находились в тот момент пришельцы. После этого он быстро вернулся и собрал свои вещи. Солдат протянул ему руку, еле сумев оторвать её от земли, Крейтон пожал её и, козырнув на прощанье двумя пальцами, бегом направился прочь вдоль ручья вниз по его течению, дав знак своим товарищам следовать за ним. Вдогонку из-за спины солдат что-то им крикнул на своём языке, Кистенёв обернулся на бегу, и увидел на лице лежавшего на камнях раненого слабую улыбку, странно смотревшуюся на его измазанном и окровавленном лице.

Когда они пробежали мимо излучины ручья то Крейтон, наконец, остановился, устремив взор в ту сторону, где причудливые летательные аппараты, медленно спускались, скрываясь за верхушками деревьев.

— Ты уверен, что это его союзники? — спросил Семелесов.

— У островитян таких нет.

— Думаешь, он выживет.

— Я видел как после и не такого выживали, — твёрдо ответил Крейтон и направился дальше вдоль ручья, но через несколько шагов остановился, и развернувшись взглянул на оставшегося на месте Кистенёва, настороженно смотря на Мессеира. — То, что я убиваю без колебаний, когда это необходимо, друг мой, отнюдь не означает, что чужая смерть доставляет мне удовольствие.

Они прошли примерно пару километров вдоль берега, пока не вышли к речушке, мирно несшей свои воды по небольшой долине, в которую и впадал ручей. Где-то вдали вверху по течению белели горные вершины, принадлежавшие к цепи с неведомым названием. А в другой стороне, куда текла река, горизонт будто горел огнём и словно зарницы то вспыхивали, то погасали яркие вспышки, после которых гулкие приглушённые расстоянием удары растекались между холмами, зловеще напоминая пришельцам о том, что и в этом мире люди умирают ради только им одним понятных целей.

Где-то вдали, появились колонны техники и людей, двигавшихся вдоль берега, направившись вдаль навстречу горящему горизонту. Потом вдруг показались огромные чёрные силуэты, отсюда было сложно различить но, присмотревшись, Кистенёв понял, что там шли исполинские животные, ростом равнявшиеся соснам на краю прибрежной рощи, у них было бочкообразное тело и они вяло покачивались при ходьбе, время от времени издавая протяжный трубный звук, сливавшийся с дальним грохотом разрывов. Сверху на них были установлены огромные башни, от которых под углом поднимались короткие тонкие силуэты, видимо являвшиеся стволами каких-то особых орудий.

Алексей вместе с Василием встали как вкопанные, смотря на колонну из огромных существ вдали, не веря своим глазам.

— Я ведь никогда не говорил что флора и фауна разных миров идентична, если хорошо поискать, можно найти таких чудовищ по сравнению, с которыми ваши динозавры покажутся просто милыми зверушками, — совершенно обыденным голосом пояснил Крейтон, встав чуть позади своих друзей.

Кистенёв медленно повернулся, и в глазах его читался немой вопрос, который бы он сам не смог сформулировать, даже если бы захотел.

— Если хочешь ты можешь остаться здесь, — произнёс Мессеир неожиданно весёлым голосом, доставая медальон и подходя к ближайшему валуну имевшему рост со взрослого человека. — Серьёзно, если ты считаешь что затея с восстанием безумие, то зачем тебе возвращаться, я дам тебе немного золота на первое время, вернее не так уж и немного, к тому же здесь оно ценится больше чем в вашем мире.

Говоря это, Крейтон приладил медальон на вершину валуна, и, развернувшись, сделал небольшую паузу, шагнув навстречу Василию.

— А как же… — задумчиво начал Кистенёв.

— А что у тебя там, твоя одежда, твой телефон, можешь не беспокоиться, он здесь не ловит. Только не говори, что будешь скучать по семье или она по тебе.

Кистенёв молчал, и Крейтон воспринял это как знак продолжать.

— Лучше всего направься туда, за горы, — Мессеир кивнул головой в сторону горной цепи. — Найди какую-нибудь деревушку, поживи там первое время, пока не поймёшь что да как. Поначалу без знания языка будет трудно, но с ежедневной практикой и хорошей мотивацией, ты выучишь его быстро, быстрее, чем ты думаешь. Тем более ты же знаешь уже один иностранный? Ну вот, а второй уже учится куда легче. Главное не попадись имперской контрразведке, за шпиона с островов тебя вряд ли примут, но… хотя, знаешь, для тебя так возможно будет даже лучше. Если вспомнишь хоть что-нибудь из того, что списывал на контрольных по химии и физике, тебя, возможно, привлекут на службу на благо императора и государства, и ты там сможешь неплохо преуспеть.

Мессеир, достал небольшой слиток золота, один из тех, что был добыт ими в подвалах высокого замка и швырнул его на землю перед Кистенёвым.

— Я говорю сейчас совершенно серьёзно, — голос Крейтона внезапно посуровел, мантиец испытующе исподлобья уставился прямо в глаза юноши. — Ты можешь идти с нами и освободить свой народ, можешь вернуться к прежней жизни или найти новую где-нибудь за теми горами.

Кистенёв стоял, не шевелясь, в ответ, уставившись прямо в глаза Крейтона. Только теперь он понял, что знал это с самого начала. Что понимал это, хотя почти об этом не думал. Крейтону были ни к чему романтические идеи о приключениях и познании новых миров, подобных приключений он пережил достаточно, чтобы мечтать перейти тропик Козерога в обратном направлении, и хотя едва ли он мечтал об этом на самом деле, вряд ли это вообще это было него принципиально. И он не мог не преследовать конкретной практической цели стоящей за его охотой на медальон. В глубине души Кистенёв знал что Крейтон, несмотря на все его умозаключения, на самом деле, прагматик, но при этом едва ли полностью осознавал, что и ему самому надо будет со временем тоже мыслить прагматично.

Усиливавшийся ветер обдувал холодом и раздражал донельзя, мешая думать. Василий понял что замерзает. Он несколько раз переводил взгляд со слитка, лежавшего на земле на Крейтона, который стоял, протянув руку, приподняв вторую, к которой была привязана бечёвка, уходившая к медальону. Мантиец недвусмысленно намекал, на что сейчас юноша должен сделать выбор, хотя они оба понимали, что он выберет в конечном итоге.

Кистенёв сделал шаг вперёд, наклонился и поднял с камней слиток, погладив пальцем его гладкую поверхность и задержал взгляд на собственном отражении, испещрённом множеством царапинок на тёмно-жёлтом металле. Затем он вдруг уверенно шагнул навстречу Крейтону, убирая слиток за пазуху, и взял Мессеира за руку, произнеся: «Он ещё нам пригодится», потом он протянул вторую руку Семелесову. Крейтон достал свою записную книжку, где уже лежала закладка на том месте, где была перерисована таблица и накарябано несколько строк на неизвестном языке. И как только Мессеир прочитал их тусклый луч Солнца, проходивший через зелёный камень в центре медальона, вдруг усилился и, образовав косой зеленоватый конус света, создал проход в иной мир на поверхности реки у самого берега.

Их выбросило там же, где они и начинали: во дворе у Семелесова. Нельзя сказать, что теперь этот переход стал для них более приятным или даже привычным. Резкий переход из холода, к которому они только привыкли, обратно в летнюю жару создавал своеобразные ощущения.

Василий сразу стянул с себя свитер и куртку, даже не пытаясь вставать с земли. Он кинул снятую одежду на траву и, вытащив из-за пазухи слиток золота, отбросил его к ногам Крейтона, с флегматичным видом, наматывавшего на кисть руки бечёвку с медальоном.

— Ты сумасшедший, Мессеир, ты это понимаешь, — прошипел Кистенёв, стоя на четвереньках, опустив голову, так что лицом едва не касался травы.

Впрочем, он достаточно быстро встал, взяв куртку со свитером в охапку, быстрым шагом направился к дому. На веранде он неожиданно столкнулся с Клементиной спускавшейся по лестнице и вставшей на нижних ступенях, чуть подавшись к периллам.

— Ты знала это? — обратился к ней Кистенёв, выставив перед собой правую руку, согнутую в локте, подняв указательный палец, потом вдруг резко разогнув её, указав на улицу, в открытую дверь. — Ты ведь с самого начала знала об этом!

Она вдруг насторожилась и крепко вцепилась обеими руками в перилла лестницы.

— О чём?

— О том, что твой муж сумасшедший. К чёртовой матери, на всю голову.

Напряжённость тут же исчезла с лица девушки, она отпустила перилла и на лице её появилась снисходительная улыбка.

— Вы больные на всю голову! — заключил Василий, уже не смотря на Клементину, и скрылся где-то в недрах дома.

Почти одновременно с этим у открытой двери появился Семелесов, напряжённо всматривавшийся в дверь напротив, куда сейчас вышел Кистенёв.

— Что это с ним? — спросила Клементина.

— Спермотоксикоз. Бубонная чума двадцать первого века, — со вздохом ответил Семелесов.

— Ясно.

Она изобразила весьма странное выражение лица и, демонстративно горделиво выпрямив спину едва не выгибаясь туловищем назад, не спеша направилась вверх по лестнице.

Семелесов выше на кухню и взглянув на часы, удивлённо произнёс:

— Всего лишь час? Мы были там меньше часа.

— Час тридцать семь по моим часам, — раздался у него за спиной флегматичный голос Крейтона. — Время не идёт одинаково даже в пределах одной вселенной, глупо полагать, что оно будет идти одинаково в разных.

Кистенёв тем временем уже стоял в гостиной около разбитого окна. По улице как раз проходила компания молодых людей, немногим старше его самого, вместе с ними была и Катя. Когда они проходили мимо дома, она повернулась к нему и крикнула Василию что зайдёт к ним сегодня, при этом уже голосом своим, давая понять, что была уже навеселе. Мессеир подошёл, когда они уже прошли мимо, он чуть высунулся из окна, бросив взгляд им вслед, и как раз в этот момент компания разразилась гоготом.

— А ведь ты мог быть сейчас среди них. Не увидеть в своей жизни ничего кроме собственного города и пары отелей на модных курортах, а пока что просто догуливать свою юность с бутылкой пива, дурацкими шутками и разговорами ни о чём. Возможно, это не так уж и плохо.

— Ты обещал свободу когда предлагал пойти за тобой, — ответил Кистенёв, прохаживаясь по лежащей в полумраке гостиной.

— Разве я отрекаюсь от своих слов? А чего ты ожидал, у нас в руках сильнейшее оружие с помощью которого мы сможем собирать многотысячные армии, а ты действительно думал использовать его только для того чтобы посмотреть на то, какие цветочки растут в других мирах?

— Чего же ты всё-таки добиваешься.

— Мои цели просты. Сорвать всю эту мишуру. Ты только представь: остановившийся город, сложенные в кучу и раздавленные айфоны и прочий подобный им хлам, горы шмоток из бутиков горящих освещая ночные улицы. И на центральной площади весь город, те кто поддержал нас все вместе танцуют польку на руинах нового мира.

— Польку?

— Честно не знаю, как её танцевать, но это ведь что-то весёленькое.

Кистенёв раскрыл было рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, передумал и просто снова встал возле окна, а Крейтон развернулся и молча вышел из комнаты. Только Семелесов подошёл к Василию и, встав у него за плечом начал тихим голосом:

— Знаешь, я когда-то прочитал одно изречение о том, что ошибочно полагать, будто телевидение и прочие СМИ отрицательно влияют на людей, а наоборот это из-за людей СМИ показывают такую дрянь, чтобы угодить вкусам большинства. Но вот потом я как-то подумал: тогда ведь получается что и Геббельс, создавал пропаганду нацизма, потому что в Германии все были нацистами и он потакал их вкусам. Нет, ты пойми, я понимаю в рыночной экономике спрос так или иначе будет воздействовать на то, что показывают по телевизору, но это ведь не отменяет обратного эффекта.

— Это ты сейчас к чему? — недоумевая, спросил Кистенёв, оглянувшись на Семелесова.

— Людей можно изменить, Вася. По крайней мере, общество точно.

И произнеся это, Семелесов резко развернулся и вышел из комнаты.

Крейтон не спеша поднялся на второй этаж и вошёл к себе в комнату. Клементина уже ждала его здесь. Она, растянувшись, лежала на кровати, подперев голову рукой, отчего её поза принимала весьма эксцентричный вид. Она, казалось, никак не прореагировала на появление мужа, как, впрочем, и он сам не обратил на неё внимание. Он стянул с себя всё кроме брюк и рубашки, которую тоже расстегнул на несколько пуговиц и без сил рухнул на кровать рядом с девушкой.

Только теперь она немного передвинула локоть и немного наклонилась к нему, после чего ехидно произнесла.

— Сегодня так полагаю я сверху?

— Размечталась.

Когда Семелесов проснулся, то обнаружил что лежит в одежде на не застеленной кровати. За окном постукивал редкий дождик, на часах было около двух ночи. Последнее что помнил Алексей было то, как он пришёл к себе в комнату, оставив Кистенёва и Катю наедине на кухне, мило о чём-то беседовавших. Семелесова вообще всегда поражала эта способность Кистенёва мгновенно менять настроение и словно хамелеон приспосабливаться под другого человека, когда это было ему необходимо. Он мог вот так вот спокойно сидеть и болтать о всякой нелепице даже если полчаса назад рыдал и был готов покончить с собой. Так и сейчас, когда пришла Екатерина, он как-то подозрительно быстро забыл о том, что только что произошло с ними и, казалось, вообще позабыл про существование Крейтона произошедшее с ними за последние несколько дней и с угодливым, местами даже подобострастным видом он всюду следовал за девушкой и вместе с ней смеялся над разбитым окном Семелесова, что для неё, похоже, до сих пор было эталоном невероятной катастрофы, которую можно будет обсудить ещё не раз.

Дверь открылась неожиданно. В соседней комнате свет был включён, но силуэт, возникший в двери от казался только ещё более тёмным и неразборчивым, хотя Семелесов понял сразу что это была женщина. Она вошла в комнату, немного покачиваясь, и быстро покинула освещённое пространство, направившись к кровати Алексея. Не произнося ни слова, она ловко расстегнула ему брюки и также молча забралась на него, быстро перейдя к делу.

В тот момент у Семелесова перехватило дыхание. Едва она появилась в комнате, как его сердце начало стучать учащённо, а затем, когда она начала, это превратилось во что-то невероятное. То была жуткая гамма чувств, он в темноте всё никак не мог разглядеть её, но ему всё казалось, что он видит её лицо, столько раз появлявшееся перед ним до этого. Он уже понимал, что должен умереть на следующий день и дело тут не в Крейтоне, он сам пустит себе пулю в лоб завтра же утром, благодаря судьбу хотя бы за то, что она позволила ему уйти из жизни подобным более менее достойным способом. Но сейчас это было лучшее чувство на земле, и он понимал, что жил не зря, он знал, что не должен был прикасаться к этой женщине, и потому радовался, что сейчас было слишком поздно, при этом, всё ещё не веря что это был ни сон.

Всё произошло достаточно быстро, куда быстрее, чем ему хотелось бы и вдруг выгнувшись в момент окончания, он, оказавшись с ней лицом к лицу, вдруг ощутил, как ему в лицо дохнули перегаром, причём такой концентрации, что можно было опьянеть, просто подышав им. И, только тогда очевидная мысль пронзила его мозг, только тогда он с минутным облегчением и бесконечным отвращением понял, что это была не она.

— Катя?

— Семелесов? — проговорила она испуганно заплетающимся языком.

Он рухнул на подушку и истерически захохотал. Чёрт возьми, как он мог перепутать. В конце концов, он же видел, как она снимала джинсы, и прекрасно знал, что Клементина штанов не носила из принципа.

Со злостью он столкнул девушку на пол и, подтолкнув дальше к выходу, крикнул ей что-то вроде: «Пошла прочь». Едва ли она вообще понимала, что тогда происходит. Подняться ей удалось не сразу, и не сразу получилось отыскать сброшенные в темноте джинсы. Что-то бормоча невнятно себе под нос, она направилась к выходу и, сделав пару шагов влетела в дверной косяк, после чего выругалась и со второй попытки всё же вынесла себя в коридор.

Семелесов остался один. Он поднялся с кровати и, застегнув брюки, встал возле окна смотря на улицу, где над видневшимся вдали соседским домом, в окружении позолоченных её светом облаков висела полная Луна, словно сошедшая со своим окружением с пейзажа Куинджи, и свет её золотил капли дождя на оконном стекле. Ему сейчас было смешно. Столько раз он представлял себе этот момент, столько раз пытался добиться подобного эффекта самостоятельно, но всегда терпел неудачу. В голове с неприятной ясностью возникли образы его встречи с Матиасом кровавым и его сестрой, встречи столь безумной и столь невероятной, что он едва ли когда-нибудь сможет убедить себя до конца, что это был не сон. И эта ночь, казавшаяся какой-то фарсовой пародией на то, о чём говорил тогда призрак, словно между ним и Семелесовым специально провели параллель и сравнение. «У Матиаса было своё государство, какое-никакое, но государство, — подумал Семелесов, — ничего Муссолини и Шикльгрубер имели карты и попаршивее, неужто ты хуже их, Семелесов, в конце концов, у них не было драконов».

И тут он поднял голову, смотря куда-то вверх словно дальше, за потолок, прошептал:

— И всё-таки у тебя крайне своеобразное чувство юмора. Едва ли до меня дойдёт весь смысл твоих шуток.

 

Глава двадцать девятая. ЗАБАВЫ ПАТРИОТОВ

В то утро Клементина встала несвойственно для себя рано. В тот момент, когда с веранды, слегка пошатываясь, с жутко кислой рожей вышла Катя, она спокойно стояла около стола и чистила картошку.

Екатерина, дойдя до середины комнаты, вдруг остановилась и, бегло оглядевшись по сторонам, произнесла глухим загробным голосом: «Воды». Услышав это, Клементина остановилась, подняла глаза на вошедшую и, не говоря ни слова, отложила в сторону нож, налила воды из кувшина и подала ей кружку. Катя взяла кружку в вытянутую руку, расплескав несколько капель когда подносила ко рту, и также молча направилась на кухню. Только сев за стол, произнесла всё тем же приглушённым голосом, подперев голову рукой: «Блин. Пипец сушняк».

Она достала из кармана телефон, посмотрела на него, несколько раз проводя пальцем по экрану, потом выругавшись шёпотом, отложила его в сторону.

— Перебрала? — спросила Клементина.

В ответ девушка кивнула. Она опустила голову, подперев лоб ладонью и приняла позу, по-видимому, демонстрирующую невероятные страдания и боль, при этом она видимо и вовсе забыла о присутствии рядом кого бы то ни было ещё, и теперь сидела совершенно молча и неподвижно. Клементина в свою очередь снова принялась чистить картошку, делая вид, будто тоже не замечает никого.

Вдруг Катя подняла голову и чуть повеселевшим голосом спросила:

— А ты вообще не пьёшь?

— Только вино, иногда, — ответила Клементина, кидая в чашку очередную картофелину и, отряхивая нож, бросила взгляд на Катю. — А что?

— Да так, — ответила та снова поникшим голосом, опять подперев голову рукой, и после небольшой паузы добавила, подняв глаза. — Это ты сама решила или он? — она едва заметно кивнула головой куда-то в сторону.

— И то и другое.

— А, — протянула Катя и опять сделала длинную паузу, — понятно, — она наконец выпрямилась и откинулась на спинку стула. — У меня бывший тоже таким был, в клубы не ходи, к друзьям не ходи, ни то, ни сё… — она вдруг снова замолчала. — Козёл. Телефон вот подарил хоть какая-то польза. Нельзя с этими мужиками дело иметь, их нужно: попользовался и выбросил, попользовался и выбросил, — при этом она делала повторяющееся движение рукой, разжимая и сжимая кулак, при этом резко двигая кистью, будто что-то откидывала, — а то всю жизнь у плиты стоять. Ты я вижу уже начала.

Клементина уже едва сдерживала улыбку и старалась не поворачиваться.

— Вы хоть трахаетесь с ним? — продолжала Катя тихо и приглушённо, как будто она была еле жива. — Или ты это, целкой хочешь остаться, там до свадьбы и всё такое?

— Мне про тебя Кистенёв рассказывал, — произнесла Клементина, кинув в тарелку последнюю из картошек и начав вытирать лезвие ножа полотенцем.

— Вася? И что он говорил? — тут в голосе Катерины появилась одновременно и заинтересованность и тревога.

— Я не люблю судить о людях по чужим словам, — начала Клементина отложив нож и сняв передник, при этом направившись к столу на кухню, с трудом придавая своему лицу спокойное выражение. — Но, например, о тебе я уже поняла достаточно, чтобы подтвердить часть его слов.

Она подошла к столу и села боком к нему, повернувшись лицом к Кате.

— И что? — спросила Катя протяжно.

Клементина посмотрела ей прямо в глаза и совершенно спокойным уверенным голосом произнесла:

— Шлюха ты, деточка.

Лицо Кати словно остекленело и она, чуть приоткрыв рот, просто сидела молча. Клементина встала, продолжая смотреть на неё, добавила:

— А насчёт добрачных связей… — она сделала мечтательное лицо, — рада бы, да только поздно.

И с этими словами она присела в вычурном реверансе и вышла из комнаты. Схватив чашку с очищенным картофелем, она понесла её к умывальнику, не обращая внимание на Катю, с озлобленным видом проскользнувшую у неё за спиной на веранду.

Она начала насвистывать незатейливую мелодию из песни, которую ей часто приходилось слышать ещё девочкой, живя в деревне. Не то чтобы у неё было настолько хорошее настроение, или ей так нравилась эта песня. Просто в тот момент ей отчего-то вспомнились те старые времена, до того как в их деревне невесть откуда появились несколько странных мужчин в чёрных плащах, которые почти не общались с деревенскими и даже не показывались им на глаза, появившись только в вечер праздника.

Клементина поставила картошку вариться на плиту и встала ждать рядом, почти одновременно с этим хлопнула входная дверь на веранде, и девушка поначалу подумала, что это вернулась Екатерина, придумав какой-то ответ. Однако на пороге появился Семелесов, на ходу застёгивая рубашку. Над правой бровью и на локте у него были видны свежие ссадины.

— Вы с Мессеиром опять дрались?

— Дружеский поединок, — ответил Семелесов.

Он налил воды из кувшина и жадно впился в кружку принявшись пить большими глотками. Убрав кружку от губ, он несколько раз глубоко вздохнул, словно бы от облегчения. Он помолчал немного в задумчивости, потом произнёс:

— Катя с тобой сегодня разговаривала?

— Да. А что?

— Она сейчас какая-то злая вышла, она ничего не говорила обо мне?

— А должна была? — переспросила Клементина, лукаво покосившись на Алексея. — А злая она, потому что… как ты вчера сказал… спермотоксикоз.

— У неё?

На лице Семелесова сначала отобразилось удивление, но потом он только улыбнулся и прошёл дальше, через кухню в гостиную.

В тот день за обедом все были непривычно молчаливы. Особенно странным был Кистенёв, даже наклоняясь к тарелке, он исподлобья смотрел Крейтона, словно боялся, что стоит ему отвернуться и мантиец выхватит из-под стола пистолет и пристрелит его как не заслуживающего доверия. Василий первым выскочил из-за стола, так нервно, что чуть не упал вместе со стулом, который накренился так, что ударил спинкой о секретер позади. Кистенёв быстро сполоснул тарелку в раковине и, пробормотав что-то, что, видимо, являлось благодарностью за обед, быстро вышел на веранду, на ходу доставая из кармана пачку сигарет.

Он вышел на порог, вздрогнул от внезапного порыва холодного ветра, покачнувшего кусты смородины у старого покосившегося забора, достал из пачки белую трубочку сигареты и закурил, с трудом сдерживая лёгкую дрожь в пальцах. Большая часть неба была покрыта массивными ватными облаками синеватыми у нижнего края, оставляя отдельные лазоревые участки, где лишь отдельные пуховые клочья нарушали гладкость синевы, и лишь время от времени солнце, выползая сюда, сгоняло тень с окружающего мира.

Но в тот момент оно как раз было скрыто облаком, отчего всё вокруг, насколько хватало взора лежало в блёклой тени, столь резко контрастирующей с лазоревыми просветами на небе, что становилось жутко. Кистенёв закурил, хотя на этот раз табачный дым вместо того чтобы успокоить почему-то начала нервировать ещё больше. Василий чувствовал тревогу с самого утра. Ему вдруг неожиданно для самого себя показалось безумно легкомысленным то, как он вчера воспринял новость о планах Крейтона. От сказочного безумия, в котором они находились последнее время, Мессеир одним махом повернул их лицом холодной реальности, и оттого всё вокруг приобрело какой-то новый оттенок, от которого Василию становилось не по себе. Уж слишком большим реализмом отдавала эта идея с восстанием.

Когда к нему вышел Крейтон, Василий постарался придать себе наиболее спокойный вид, хотя получалось это у него в присутствии мантийца довольно посредственно. Он щелчком отправил недокуренную сигарету в полёт за забор и уставился куда-то вдаль, просунув руки в карманы. Крейтон спустился по ступенькам на землю, став задумчиво смотреть на небо.

— И всё-таки, Мессеир, какая у тебя цель? — с трудом подавляя дрожь в голосе, спросил Кистенёв.

— Моя цель? — переспросил Мессеир, оглянувшись через плечо. — У меня есть личный интерес в этом деле, но могу поклясться, это ничуть не умаляет искренности моих слов по поводу моего желания изменить этот мир к лучшему.

Кистенёв не ответил ничего.

— А знаешь, — продолжил Мессеир, снова посмотрев на небо, — мне нравятся подобные облака. Они выглядят весьма… как бы это сказать… зловеще.

Сказав, это Крейтон повернулся и направился к двери на улицу.

Василий проводил его взглядом, потом снова вытащил пачку, достал одну из сигарет примерно до половины, потом вдруг остановился и со злостью затолкнул её обратно и прислонился спиной к стенке, скрыв лицо руками.

Когда Семелесов вошёл в комнату Клементины, она сидела полулёжа на кровати и читала.

— Мессеир сейчас ушёл, — произнесла она, закрыв книгу и заложив место, где читала пальцем.

— Я пришёл к вам.

— Разве мы не перешли на «ты».

Семелесов не ответил, только медленно шагнул вперёд.

— Впрочем, неважно, так что-то случилось?

— Можно и так сказать.

— Ну что ж, — она с интересом посмотрела на него, — я вас слушаю.

Алексей подошёл к окну, нервно проводя большим пальцем правой руки по четырём остальным.

— Не знаю, стоит ли мне вообще это говорить.

Клементина пристально посмотрела на него, словно ища какую-то маленькую деталь в его виде.

— У тебя какой-то странный голос сегодня.

— Странный, в смысле уверенный?

— Скорее жёсткий.

— Может быть, — произнёс он и тяжело вздохнул, повернувшись к окну. — Зря я должно быть пришёл.

— Что же такое ты хотел мне сказать.

— Замужним женщинам такого не говорят.

— Вот как, ты действительно уверен, что есть какие-то слова, какие могут мне навредить. Если вы не заметили, замужние женщины немногим отличаются от человека и слова не имеют для них какой-то особой разрушительной силы.

— Слова бывают разные.

— И тем не менее.

— Вы действительно хотите, чтобы я это сказал, вы же догадываетесь о чём я.

— Возможно, но вы меня заинтриговали.

— Я люблю вас.

Клементина сделала глубокий вдох, и её лицо приняло странное задумчивое выражение.

— Ты понимаешь, что я должна тебе сказать на это, — она отложила книгу и присела на край кровати, исподлобья смотря на Семелесова хитрым взглядом своих разноцветных глаз.

— Догадываюсь, — бросил он, искоса посмотрев на девушку, продолжая неподвижно стоять возле окна.

Она сделала небольшую паузу.

— По-хорошему, я должна сказать, чтобы ты выбросил меня из головы, забыл раз и навсегда и жил своей жизнью, даже не думая об этом, — произнесла она громким шёпотом, вставая и медленно подходя к нему.

Она встала у него за спиной, наклонившись, так что он чувствовал её тёплое дыхание.

— Должна, но не скажу, — продолжила Клементина после краткой паузы, — запомни меня, Семелесов, запомни и не забывай никогда, сохрани у себя в голове мой образ и совершенствуй его, чтобы эти воспоминания стали самым печальным и самым прекрасным, что есть в твоей жизни. И тогда ты возблагодаришь судьбу за то, что мы встретились при подобных обстоятельствах.

Семелесов ничего не ответил и, только молча повернувшись, проскользнул мимо девушки и отошёл чуть в сторону, лишь после некоторой паузы произнеся.

— Вы даже прекраснее чем я себе представлял. Надеюсь, вы понимаете, что то, о чём я вам говорил только что, я рассказал только чтобы быть с вами откровенным.

Клементина кивнула и подошла к креслу, стоявшему посередине комнаты и села в него, по привычке заложив ногу за ногу, сложив руки в замок перед собой, положив локти на подлокотники.

— Пойми меня правильно, Алексей, если бы я всё же решила провернуть адюльтер, то в списке возможных кандидатур ты был бы далеко не на последнем месте, но… сам понимаешь.

И тут она улыбнулась одновременно и снисходительной и лукавой улыбкой, так что, казалось, на её губах светилась надпись ада: «Laciate ogni speranza».

— Ну что ж, сочту за комплимент, значит, я вас не переоценивал, — ответил Семелесов.

Он направился к выходу и остановился в дверях, встав полубоком, пристально посмотрел на девушку.

— Я надеюсь, всё произнесённое здесь только что останется строго между нами, — он замолчал и после небольшой паузы добавил. — Мы же взрослые люди.

— Разумеется.

Семелесов вышел, закрыв за собой дверь, и спускаясь по лестнице, он остановился, понимая, что чувствует себя на удивление хорошо, при этом, не понимая почему. Впервые за последние годы его жизни ему не хотелось прокручивать в голове прошедший разговор, он считал, что сказал всё, что было нужно сказать.

Тогда он думал, что этот разговор будет главным, что произошло за этот день, но всё изменилось, стоило ему только отправиться в сельский магазин.

Он располагался на том берегу реки, сразу на пригорке, рядом со зловещим зданием старого клуба, сгоревшим ещё лет двадцать назад и теперь угрюмо встречавшим всех приезжавших в посёлок. Семелесов, по правде говоря, был рад прогуляться в одиночестве, и спокойно поразмышлять. Когда он перешёл мост, то встретил шедших ему навстречу людей приехавших на рейсовом автобусе, всё ещё стоявшем на остановке. В магазине было достаточно много народа, однако при этом соблюдалась какая-то неестественная тишина, так что не было слышно никаких звуков кроме монотонного дребезжания холодильной установки и негромких разговоров продавщицы с покупателями у кассы на фоне шарканья шагов по полу.

Когда Семелесов встал в очередь его внимание вдруг привлёк старый наполовину отклеившийся плакат на внутренней стороне вечно открытой двери. Он почему-то с минуту рассматривал этот плакат, предлагавший купить какое-то дешёвое пиво, которого уже несколько лет не было в продаже. И стоило только Алексею отвернуться, как буквально спустя секунду внутрь зашёл человек, которого бы ему стоило разглядеть получше. Впрочем, он даже заметил его, но только краем глаза и даже отметил что тот одет, в плащ почти точь-в-точь как у Крейтона, совершенно неуместный в жаркую погоду, но отчего-то не придал этому значения.

Выходя на улицу, Алексей вдруг начал напевать, сам не зная почему: «Не верь красавица…». Никто не обратил на него внимания кроме того типа в чёрном плаще. Он резко обернулся, присмотрелся, прислушался и, быстро выйдя из очереди, выбежал наружу вслед за Семелесовым.

Юноша видимо не замечал его и шёл не оборачиваясь вдоль дороги, продолжая негромко петь, как вдруг сильный голос с хрипотцой раздался у него за спиной произведя эффект подобно раскату грома:

— Именем светлого престола!

Семелесов резко обернулся.

— Где он?

Действуя рефлекторно Алексей выхватил пистолет и направил его на мужчину, но тут он сделал лёгкой движение рукой и камень лежавший до того в траве, в стороне от дороги, взлетел и врезался прямо в кисть руки Семелесова, отлетев после столкновения дальше на асфальт вместе с выбитым из руки пистолетом.

— Твою ж… — только и успел произнести юноша, как вдруг что-то чёрное налетело на него и сбило с ног.

Семелесов тут же попытался встать и одновременно почти наугад ударил кулаком, но чья-то сильная рука перехватила его запястье, а через секунду вторая схватила его за шиворот, как паршивого котёнка и вскоре он полетел в заросли травы перед зданием заброшенного клуба. Он снова попытался подняться, но вдруг его опять схватили, мир закружился перед его глазами и вскоре он опять почувствовал удар земли и кирпичную крошку, перемешанную с песком под собой, и понял, что находится внутри брошенного здания.

Перевернувшись на спину, он увидел перед собой человека в чёрном плаще, у которого на плече сидел крупный пушистый зверёк, с неприязнью смотревший на Семелесова своими маленькими узко посаженными глазками. Сам мужчина держал в правой руке короткую шпагу, кончик которой смотрел прямо на юношу. Алексей, не сводя с него глаз, отполз назад, пока не упёрся спиной в лежавшие под наклоном старые доски.

— За такое исполнение «Иноре атерес» выпускают кишки и вешают на них же, даже когда речь идёт о переводе, — ровным голосом произнёс мантиец. — Ты не представляешь насколько сейчас в твоих интересах сказать, где он?

— Кто он?

— Не придуривайся. Тот, кто научил тебя этой песне.

— Какая тебе разница, я тебя не знаю, — выпалил Семелесов и тут же попытался вскочить на ноги. — Педофил проклятый.

Алексей уже бросился бежать, как вдруг резкий удар по ноге сбоку подкосил его, и он снова рухнул на землю. Потирая ушибленное плечо, Семелесов поднял глаза, чтобы увидеть нависавшего над ним мужчину и клинок, практически упиравшийся в лицо.

Вдруг неожиданно для мантийца юноша рассмеялся.

— Думаешь, я смерти боюсь, — произнёс он насмешливо, поднимаясь с земли. — Если б ты знал, сколько я мечтал о ней, — тут он вывернул руку, обратив к мужчине своё запястье. — У меня духу хватило только кожицу порезать, да согласен, шрам почти не виден, но он там есть.

— Ты больной что ли?

— Называй, как хочешь. Только учти, может быть, Алексей Семелесов посредственность, но не трус уж точно.

— И где только Крейтон таких отборных психопатов нашёл, — сказал тихо, скорее себе, чем Семелесову, мантиец, медленно описывая вокруг него полукруг.

Алексей поднялся и прислонился к ещё стоявшей, обшарпанной стене.

— Откуда вы знаете Крейтона? — спросил он настороженно.

— Можно так сказать: мы с ним старые друзья, которые должны доиграть в одну забавную игру.

— Вы Дененрант?

Незнакомец улыбнулся.

— Знаешь что щенок, ты не представляешь, что я повидал за свою жизнь. Я видел то во что бы не поверил никогда, не будь это перед моими глазами и знаешь, что я понял? Смерть — капризная сволочь. Я видел, как умирали после маленькой царапины и как выживали с половиной пистолетной обоймы в голове.

— К чему это всё?

— А к тому, щенок, — Дененрант резко подскочил к Семелесову и приставил клинок к его горлу. — Что ты ни черта не знаешь о смерти, чтобы её желать. К тому же я не собираюсь тебя убивать, трупы слишком молчаливы. Благо в ордене обучают не только убивать.

— Тщетно, хозяин никогда не выдаст своего гостя, — ответил Алексей, надменно улыбнувшись.

— Вот оно что, — Дененрант вдруг сделал шаг назад и опустил клинок. — Он у тебя дома.

— Чёрт! Какая разница, ты не знаешь… твою ж мать.

Семелесов рухнул на землю так, будто у него подкосились ноги. Он схватился руками за голову и опустил её, бормоча под нос бессвязные ругательства.

— Вы глупец, Семелесов.

Мантиец убрал шпагу в ножны и достал пистолет, направив ствол прямо в затылок Алексея, как вдруг знакомый им обоим голос окликнул его:

— Дененрант, мой старый друг и незабвенный учитель, как долго я ждал этой встречи.

Ласкар и Алексей одновременно обернулись и увидели стоявшего в проломе в стене Крейтона, из-за спины которого боязливо выглядывал Кистенёв.

— Ну, наконец-то, — проговорил Дененрант, убирая пистолет и поворачиваясь всем телом в сторону Мессеира, словно забыв о существовании Семелесова.

Хрустя осколками кирпичей и штукатурки под ногами, Ласкар отошёл в сторону, искоса смотря на Крейтона ни на секунду не сводя с него взгляда.

— Не стану лгать, что не надеялся уже увидеть тебя в этой жизни, в этом как раз я был уверен. Раз уж я вскормил предателя…

— Я — предатель? — Крейтон двинулся на него, изобразив в голосе удивление. — После того как вы нас бросили ради этой авантюры. Вы куда большие предатели, чем я.

— Значит, ты всё-таки считаешь себя ренегатом.

— Самую малость.

— What did you say about us?

— Wir sprechen Deutch. Sie wissen English.

Ласкар кивнул.

— Kennen sie die Wahrheit?

— Ohne einige Einzelheiten.

Дененрант одобряюще улыбнулся и посмотрел на Семелесова, к которому в тот момент подбежал Кистенёв и помог подняться. Затем он снова перевёл взгляд на Мессеира.

— Надеюсь, твоя змея пребывает в добром здравии.

— Разумеется.

Снежинка выползла из-за пазухи Крейтона и лентой обвилась вокруг его руки.

— Со Снежинкой, я вижу, тоже всё в порядке.

Они остановились друг напротив друга, примерно, в пяти шагах, некоторое время молчали, отчего в воздухе повисла гнетущая тишина.

— Ну что ж, приступим, — объявил Крейтон, снимая плащ.

Он небрежно сложил его и бросил Кистенёву, потом вытащил из кармана и также бросил ему медальон.

— Те деньги что остались, разделите с Клементиной, с моим телом не церемоньтесь, просто сожгите, — произнёс Мессеир ровным голосом, положив руку на гарду клинка лежавшего в ножнах.

— В смысле… то есть…

— Что-то не ясно!

Кистенёв тут же замолчал и вместе с Семелесовым отошёл за полуразрушенную стену здания.

— Ну что, на ножах? — спросил Крейтон приглушённо.

— Разумеется.

Они ждали несколько секунд, замерев и не производя не звука, будто вслушиваясь в завывания ветра в пустом доме, после чего одновременно выхватили пистолеты, в тот же момент бросаясь к ближайшим укрытиям. Мессеир спрятался за куском ещё целой стены, пуля Дененранта задела её край, сбив кусочек крайнего ветхого кирпича, вслед за ней полетела вторая, ударив в стену далеко позади. Крейтон тут же высунулся буквально на долю секунды и, выстрелив в сторону горы мусора за которой сидел Ласкар, сразу ушёл обратно в укрытие.

Так они перестреливались недолго и уже после пятого или шестого выстрела Крейтон, понимая, что нужно брать инициативу в свои руки двинулся в обход вдоль стены, за которой прятался. Выйдя из-за стены с другой стороны, он оказался в нескольких метрах перед Дененрантом. Мессеир выстрелил дважды, окончательно разрядив пистолет, но пули прошли почти вплотную возле спины Дененранта, тенью метнувшегося в сторону из своего укрытия, так что только облако пыли обозначило место попадания первой пули в край одной из стен. Крейтон тут же отбросил пистолет, метнул вперёд пару ножей, и, выхватив из ножен оба клинка, перелетел через гору мусора, по ту сторону которой, его уже поджидал Дененрант, тоже обнаживший клинки. Мессеир налетел на него, и звон стали разнёсся по пустым помещениям заброшенного клуба.

Ласкар начал медленно отходить без труда отбивая удара Крейтона. Вдруг чёрная лента проскользнула сбоку от него и резко выпрямилась, подлетев в воздух, уже приготовив сочащиеся ядом маленькие зубки. Мангуст перехватил змею в полёте, отбросил её на землю, попытался вцепиться зубами, но та ловко извернулась и едва не укусила его самого, так что тому пришлось спешно отпрыгнуть назад. А Снежинка быстро отползла к своему хозяину, в мгновение ока очутилась на его руке, в тот самый момент, когда все четыре шпаги оказались скрещёнными, кинулась вперёд, хвостом ещё цепляясь за руку Крейтона.

Дененрант только чудом успел отпрыгнуть назад едва сумев удержать в руках свои клинки, и непременно бы рухнул на спину, если бы не лестница в которую он впечатался сбоку, хорошенько приложившись спиной о перилла. Тут же к нему подскочил Крейтон и ударил горизонтально, Ласкар пригнулся в последний момент, и сталь со звоном проскакала по железным стойкам перилл.

— Неплохо, — почти шёпотом произнёс Дененрант, отскочив в сторону и выпрямившись.

Крейтон ничего не ответил, только стряхнул Снежинку с руки, и, провернув клинки, бросился на Дененранта. Тот начал отступать вверх по лестнице. Дерясь, они быстро миновали второй этаж и поднялись на третий, последний в этом здании.

Ласкар, отбросив шпаги Крейтона, медленно отошёл назад к краю огромного провала занимавшего всю центральную часть здания, превращённую в причудливое подобие колодца ограниченного по сторонам по большей части несущими стенами, единственными более менее сохранившимися. Мессеира же наоборот отбросило назад к стене рядом с лестницей. Усталость только начинала давать о себе знать, но юноша уже знал, что долго так продолжаться не может. К тому же Дененрант несмотря на смертельную болезнь, которой он вроде как был болен отказывался проявлять хоть какие-то её признаки и дышал удивительно легко, даже лучше чем Мессеир, что не оставляло последнему иллюзий насчёт возможности измотать своего бывшего учителя.

Крейтон продолжал стоять, прислонившись спиной к стене, чуть наклонившись вперёд, исподлобья смотря на Дененранта спокойно разгуливавшего возле края, всем своим видом демонстрируя, что он никуда не торопится и может убить Мессеира, когда тот сам будет готов к этому. Он отошёл спиной вперёд, на ходу пнул сапогом кусок штукатурки с характерным скрежетом проскользивший по полу и остановившийся в метре от Крейтона. И тут в голове Мессеира зародилась безумная идея.

Он оттолкнулся от стены и, встав одной ногой на тот самый кусок штукатурки, заскользил на нём по гладкому бетонному полу навстречу Дененранту, оттолкнувшись второй ногой. Потом, за мгновение до столкновения с противником, он быстро подался назад и, выпустив кусочек из под своей ноги, проехался по полу уже сам по себе. Один из клинков он поднял над собой и блокировал ими удар двух шпаг Ласкара, при этом вторым пытаясь проткнуть его живот. Но тут Мессеир с ужасом понял что его ноги вместо того чтобы задеть ноги Дененранта не встретили никакого сопротивления и вторая шпага пронзила воздух, а первую повело под действием давление сдерживаемых ею клинков. Ласкар вовремя завалился набок, и, упав на пол, тут же перевернулся на спину и двумя ногами спихнул Крейтона за край.

Мессеир почувствовал, что пол ушёл из-под него и увидел перед собой покачнувшуюся картину неровно обломанных перекрытий второго и третьего этажей нависавших над огромным провалом. Одна из шпаг вылетела у него из руки, и тут же он увидел тёмную полосу, старую балку, невесть откуда взявшуюся здесь. Действуя рефлекторно, он двумя руками вцепился в неё, сумев с трудом дотянуться до края, но для этого ему пришлось выпустить из руки последнюю шпагу, и та со звоном упала на пол первого этажа в самом низу.

Балка была почерневшей от огня и здорово шаталась, но, тем не менее, держалась и Мессеир с трудом, но всё же смог подтянуться на ней, чтобы осознать, что находится совсем рядом с краем пола третьего этажа, совершенно безоружный, так что ему оставалось только бросить взгляд на шпагу, лежавшую внизу на сером полу, казавшуюся совсем крохотной с высоты.

Дененрант неспеша поднялся и посмотрел сверху вниз на своего ученика, вцепившегося в балку. Крейтон попытался дотянуться до другого клинка лежавшего на полу, как раз возле основания балки, и даже сделал рывок, хотя всё равно бы не смог дотянуться, но Ласкар тут же пресёк его попытки ногой отбросив шпагу в провал так что та с глухим звоном приземлилась недалеко от своей напарницы.

— Ты доволен, Крейтон, — озлобленным голосом произнёс, Дененрант, тяжело дыша. — Ты этого хотел!

Он вдруг перешёл на мантийский и продолжал говорить уже на нём, прохаживаясь с клинком в руках прямо перед носом Мессеира, смотревшего на него исподлобья диким волчонком.

— Ты был мне как брат, я любил тебя, я верил в тебя, — он остановился и направил клинок прямо на Мессеира. — Зачем Крейтон! Что ты натворил!

Мессеир ничего не ответил. Столько раз он выживал в, казалось, безнадёжных ситуациях, и это одна из них думал он, нужно только найти выход. Кровь бешено стучала в висках, дыхание обжигало горло, весь мир перед глазами сузился до гладкого, блестящего лезвия шпаги Дененранта, уходящего серебристой дорогой куда-то вверх. Он мог спрыгнуть, здесь не так высоко, но там можно только надеяться, что Ласкар промахнётся из своего пистолета причём, по меньшей мере, дважды. Бросаться вперёд было бессмысленно. Можно перепрыгнуть на второй этаж, нет, нужно хорошенько раскачаться для этого.

— Что передать Клементине? — спросил Дененрант, снова перейдя на русский.

И тут Крейтон рассмеялся. Он залился таким безумным истерическим хохотом, который в обычных ситуациях можно услышать только от последних шизофреников. И прочитав немой вопрос в глазах бывшего учителя, Крейтон пояснил, ещё чуть приподнявшись на балке:

— Впервые в жизни я забыл поцеловать её на прощанье.

— Это будет быстро, — нарочито сухо произнёс Ласкар, наступая одной ногой точно на то место, где балка соединялась с перекрытиями.

Он уже занёс шпагу, как вдруг что-то внизу отвлекло его, он шёпотом выругался и тут же снизу-вверх под наклоном вылетел метательный нож, заметно потерявший в скорости на излёте. Дененрант отшатнулся и отбил нож шпагой, так что тот, кружась, подлетел вверх, и, падая обратно, очутился в руке Ласкара. Крейтон оглянулся, внизу на первом этаже стоял Семелесов только что бросивший нож, к нему со стороны внешней стены спешил присоединиться Кистенёв. «Дураки!»: только и успел прокричать Мессеир, прежде чем нож, пущенный рукой Дененранта, полетел обратно и вонзился в плечо Алексея.

Впрочем, того мгновения, на которое он отвлёк Ласкара, Крейтону хватило вполне. Поднявшись на руках, он забросил сразу обе ноги на балку и ударил Дененранта по ногам, так что тот не смог устоять. Он едва не рухнул вниз, успев в последний момент зацепиться, попытался достать Крейтона, но тот ударил его наотмашь, и тут же отскочил назад рыбкой, выставив вперёд локоть, так что он переломил балку пополам. Сломавшись у концов, она обрушилась вниз, Мессеир успел добраться до середины своего куска, и когда он ударился нижним концом о землю, Крейтон был ещё в воздухе и потом вместе с остальной балкой он приземлился на кучу мусора, слетел с неё, сделав кувырок при столкновении с землёй. Дененранту повезло меньше. Там где он упал, тут же поднялось белёсое облако, на время скрывшее место падения. Но Крейтон уже ничего и не пытался разглядеть.

Он встал на ноги и, слегка шатаясь, побрёл поднимать свои шпаги. Мимо него пронёсся Кистенёв с пистолетом наготове, спеша в сторону, где должен был лежать Дененрант.

— Уходим отсюда, — прикрикнул Крейтон. — Пока он не пришёл в себя.

— Но ведь… почему не добить его?

— Нет! — рявкнул мантиец и направился к Семелесову, лежавшему на земле с небольшим метательным ножиком в плече. — Не вынимай его, кровь потом не остановишь.

Кистенёв развернулся с неохотой, но всё же развернулся, продолжая бросать косые взгляды в сторону где рассеивалась пыль. Вместе с Крейтоном, который сам еле шёл, они подняли Семелесова и вытащили его наружу. На улице как раз распогодило, хотя после тёмных помещений заброшенного здания любой свет казался ярким. Клементина была уже здесь.

Они положили Семелесова на траву, и тут же девушка бросилась к Мессеиру. Сначала встала перед ним, с трудом сдерживая слёзы, смотря на его потемневшее и побелевшее одновременно от грязи лицо и изорванную рубашку, потом кинулась ему на шею, заплакав и что-то бормоча. Крейтон сначала просто молчал чуть приобняв жену, потом немного отстранился и, проведя пальцем по её подбородку, прошептал ласковым спокойным голосом:

— Я живой, Клементина, ещё живой.

Он вроде пытался сказать ей что-то ещё, но она не слушала, она впилась в его губы и, прижав к себе, не отпускала, пока громкий голос со стороны их не окликнул:

— Опять вы! Что тут происходит.

В своей синей форме, с табельным макаровым в руках к ним навстречу вышагивал местный участковый собственной персоной.

— Во сколько следующий автобус в город? — спросил Крейтон у Кистенёва.

— Через час с небольшим.

— Отлично, — после этого он опять посмотрел на Клементину и проговорил. — Сейчас ты с ним берёшь Семелесова и ведёшь его в участок, там обработаешь ему рану, и будете ждать нас, я с Кистенёвым пойду, заберу все вещи из дома. Всё ясно?

В ответ она кивнула, потом взглянула на Алексея.

— Ему нужно будет чем-то промыть рану.

— Найдёте там аптечку, в крайнем случае, спиртное.

После этих слов он повернулся и вместе с Кистенёвым зашагал в сторону моста.

— Может, всё-таки объясните, что здесь творится? — окликнул их участковый.

— Ничего особенного, забавы мантийских патриотов, — ответил Мессеир.

Ещё никогда Кистенёву не приходилось собираться так быстро как в тот раз, когда они с Крейтоном вернулись в дом Семелесова. Они бегали из комнаты в комнату хватая всё что попадётся под руку и сваливая всё в огромные спортивные сумки и без того до одури тяжёлые от золотых слитков из подземелий Высокого замка. Несмотря на утяжеление на обратном пути они практически бежали, взмокнув при этом от пота. Но зато, когда они вышли к остановке, там стояла небольшая группа людей, что означало, что автобус ещё не пришёл. Они забрали Клементину и Семелесова возле участка, при этом Крейтон достал из сумки три полукилограммовых слитка и протянул их участковому со словами:

— Здесь почти полсотни унций. Около шестидесяти тысяч долларов при нынешней цене, вместе с тем, что я дал тебе вчера этого должно хватить на то чтобы начать новую жизнь, что я тебе крайне, категорически рекомендую, потому что старая может очень быстро закончится.

Милиционер посмотрел на него с испугом и изумлением одновременно, потом осторожно взял золото в руки так, будто оно было проклятым.

— А не жирно ли ему будет? — спросил Кистенёв, волоча вместе с Крейтоном сумку к остановке.

— В наших руках ключ ко всем банкам и сокровищницам в тысячах миров, нам ли быть жадными.

После этого он снова поднял свою сумку и направился к остановке. Семелесов стоял, прислонившись спиной к столбу, подпиравшему козырёк на остановке, под его белой испачканной рубашкой чётко проступали перевязочные бинты.

— Живой? — спросил у него Крейтон, бросая сумку на землю.

— Пока да.

Стоявшие на остановке люди наградили прибывшую компанию удивлёнными взглядами, которые из приличия пытались неумело скрыть. Больше всего, похоже, был для них непонятен Крейтон в чёрном плаще и тростью, которую он нёс всю дорогу под мышкой.

Вскоре появился автобус. Прямоугольный светлый пазик, мерно рычавший мотором, он описал широкий круг, разворачиваясь. Многие люди, зашедшие по дороге, уже сидели на своих местах, немногие, которым нужно было сходить на этой остановке, толпились возле дверей. Первыми вышла какая-то старушка, потом женщина с двумя детьми, но вот следующий пассажир, завидев на остановке Крейтона, встал как вкопанный и злобно выкрикнул:

— Какого…

Крейтон прошептал что-то подобное и тут же бросился к автобусу, выхватывая на ходу клинок из ножен и перехватывая трость. Векслер тоже одновременно с ним выхватил оба клинка и спрыгнул на землю. Среди людей разнеся крик ужаса, все бросились врассыпную, завидев шпаги.

Скрестив трость и шпагу с клинками Молентена, Мессеир, продавив вперёд конец трости, ткнул им в то место, где у Векслера было огнестрельное ранение, полученное тогда в парке. Тот подался назад и отошёл чуть в сторону от автобуса.

— Залезайте живо! — скомандовал Мессеир, встав между Молентеном и дверьми.

Он выпустил лезвие, спрятанное в трости и теперь тоже вооружённый двумя клинками стоял напротив Векслера. Тот не заставил себя ждать, быстро налетел на Крейтона, но тот без труда отбил его удары и, дождавшись пока его спутники залезут в автобус, сам отошёл к дверям и запрыгнул на ступеньку, крикнув водителю: «Трогай!».

Векслер прыгнул за ним, когда автобус уже двинулся, он попытался запрыгнуть внутрь, схватился за трость Крейтона, пытаясь удержаться на краю ступеньки. Мессеир, достал пистолет, но Векслер перехватил его кисть и направил ствол в потолок. Мессеир попытался вырвать трость, но Молентен намертво в неё вцепился, и тогда он просто отпустил её и тот выпал вместе с ней наружу.

Тут же закрылись механические двери. Крейтон медленно поднялся в салон. «Она нам больше не нужна»: пояснил он, после чего повернулся к пассажирам и, подняв руки, произнёс успокаивающим голосом:

— Не беспокойтесь, мы законопослушные граждане, такие же, как и вы, мы не причиним вам вреда, нам нужно просто доехать до города.

Впрочем, слова его успокаивающего эффекта не произвели, и тут Крейтон вспомнил, что всё ещё держит в руке пистолет. Поспешно убрав его, он натянуто улыбнулся и медленно присел на одно из передних сидений рядом с Клементиной, как раз напротив Кистенёва с Семелесовым. Он с облегчением вздохнул и уже положил голову на плечо девушки, как вдруг Алексей обратился к нему:

— Может быть, момент сейчас не самый подходящий, Мессеир, но хотелось бы сразу уточнить: о каких ещё Einzelheiten шла речь и почему ты нам их не рассказал?

Вечером того же дня когда участковый уже собирал вещи, чтобы бежать как можно дальше, он вдруг с ужасом услышал как снаружи к отделению подъехала машина. Полицейский тут же замер и перевёл взгляд на сидящего в углу человека, выглядевшего совершенно спокойным. Только его рука медленно проскользнула под полу плаща, и остановилась там, взявшись за что-то.

— Спокойно, ведите себя естественно, — произнёс он и медленно перевёл взгляд на дверь.

Участковый задвинул под стол сумку, в которой лежали золотые слитки, переданные ему Крейтоном, и встал рядом, машинально положив руку на кобуру табельного пистолета.

Через пару минут в комнату вошли двое в милицейской форме, вслед за которыми появился ещё один: полноватый тип лет пятидесяти, с выглядывавшей из-под фуражки залысиной, полковник, судя по погонам. Сопровождающие тут же разошлись в две стороны и достали оружие.

— Это ещё кто? — хриплым голосом спросил полковник, кивком указав на человека, сидевшего в углу.

— Не ваше дело, — флегматично ответил Молентен.

Полковник будто не заметил его и повернувшись к участковому.

— Что за чертовщина у тебя тут твориться! — рявкнул он, подходя к столу, рядом с которым стоял участковый, начинавший бледнеть лицом.

— Как точно вы подобрали слово, лучше всё это и не назвать, — тем же издевательски-спокойным голосом проговорил Векслер.

Тот как бы невзначай пошевелил рукой, и пола плаща спала, открыв пистолет в руке мантийца.

— Я бы на вашем месте положил оружие, молодой человек, — ровным голосом проговорил полковник как будто всё так и должно было происходить, — живым вы отсюда всё равно не уйдёте.

— Я уходил живым из куда более опасных мест.

— Сегодня отсюда все уйдут живыми, — в дверях неожиданно появился ещё один тип в чёрном плаще с окровавленной повязкой, на голове, опирающийся на старинную трость. — Вам нужен не он и даже не я.

— Ты ещё кто?

— Уберите пистолеты.

— Да вы тут совсем охренели…

Полковник не успел договорить, как вдруг маленький зверёк появился на плече у того кто стоял возле двери и тут же прыгнул на лицо ближайшему полицейскому, вслед за ним пришёлся удар тростью. Одновременно с этим со стола под действием невидимой силы слетела папка и плашмя влетела в лицо второго сотрудника. Раздался выстрел, пуля улетела в пол возле одной из ножек стола. В следующее мгновение один из полицейских оказался на коленях выронив из рук пистолет, второй на прицеле у вскочившего на ноги Молентена.

— Вот теперь, думаю, мы сможем поговорить как цивилизованные люди, — тяжело опираясь на трость, Дененрант прошёл по комнате и, пододвинув стул, стоявший перед письменным столом сел на него, положив обе руки на трость.

Зверёк метнулся к его ноге и быстро взобрался наверх, усевшись на плече Ласкара.

— Вы хотите знать кто мы? Мы из ультраправой боевой организации, которой, однако, совершенно плевать на вашу страну и вообще на ваш мир. И я очень надеюсь, что скоро мы избавим вашу чудную планету от своего присутствия. Сейчас вас должен беспокоить только один из нас, тот, кого я должен был сегодня убить — Мессеир Крейтон.

— Вы сказали «вашего мира», вы что инопланетяне? — настороженно проговорил один из полицейских.

— В какой-то мере, только это не имеет никакого значения. Для вас сейчас главное остановить того о ком я говорил. Мы всего лишь беглецы и не опасны для вас, до тех пор, пока вы нас не трогаете.

Дененрант мог рассказать всю правду со всеми подробностями, но какой был в этом смысл. Он мог рассказать о том, зачем они здесь на самом деле. О золоте и иных драгоценных металлах, в которые переводились колоссальные средства по всему миру, чтобы потом быть отправленным в мантийские колонии, где наследный принц собирал свою армию. Он мог рассказать о том, откуда орден брал изначально эти средства, не гнушаясь ни одним из способов заработка, приносившим достаточный доход, вне зависимости от его законности. Но разве версия о белой эмиграции не была более правдоподобной и не выставляла их в более безобидном свете?

— Мы найдём этого вашего Крейтона. Что за имя, — усмехнулся полковник.

— Боюсь, что у вас ничего не получиться. Вы не способны воевать с нами.

— Это ещё почему?

— Почему? Да потому что вы в нас не верите.