Ланарис уверенным шагом вошёл в комнату, взмахнув рукой, грубым голосом приказал служанкам выйти вон. На нём был длинный чёрный аквилонский костюм, традиционно надевавшийся мужчинами его нации на торжественные церемонии, перепоясанный алым кушаком, как у аквилонских королей. И всё в его виде свидетельствовало о его гордости собой и возвышенном духовном состоянии, которое бывает при достижении цели.

Селеция сидела перед зеркалом, делая вид, будто не замечает его. Она уже была одета в белое платье, на шее висело ожерелье, волосы были подобраны так, как это принято на Терре.

— Что вы задумали? — произнесла она со злобой, не глядя на диктатора.

— Задумал? — Ланарис усмехнулся. — Я осуществил всё, что задумывал. Теперь остались лишь небольшие формальности. От вас требуется лишь одно… — он замолчал.

Селеция продолжала сидеть неподвижно, демонстративно не смотря на диктатора. Тот подошёл и встал у неё за спиной так, чтобы его отражение было отчётливо видно в зеркале.

— От вас требуется только одно: быть рядом со мной в день моего триумфа. Для начала. А впоследствии стать моей женой, — произнёс он мягким голосом, в котором слабо чувствовалась неуверенность.

— У вас нет других кандидатур, — усмехнулась Селеция, и её губы искривились злобной усмешкой.

Она замолчала и пристально посмотрела на отражение Ланариса в зеркале, будто ожидая реакции. Она увидела, как его лицо сковала бессильная злоба, взгляд всегда спокойный и надменный вдруг наполнился яростью. Простояв с полминуты, диктатор развернулся и подошёл к окну, за которым виднелись редкие огни покорённого города.

— Вы должны осознавать, — бросил он голосом, которому попытался придать наибольшую сухость, но всё равно чувствовалось волнение, с которым произносились слова. — Это вызвано лишь политической необходимостью. Символический образ, который ознаменует покорение Антитерры и конец войны. Что‑то вроде династического брака, подтверждающего мою власть над этой планетой в глазах жителей Терры.

Он обернулся и посмотрел на Селецию, та сидела неподвижно. Ланарис сделал глубокий вздох, покачав головой, подошёл к ней, и, положив руки ей на плечи, наклонился так, что его голова оказалась рядом с головой девушки.

— Быть может вы и не женственней, чем женщины нашего мира. Но им это прививали с детства, они стали такими лишь потому, что таков был мир их окружавший. Но в вас, в вас та самая истинная добродетель, которая рождается только в глубинах души и не подвластна внешнему миру. Не трудно оставаться человеком в обществе людей, но сколь трудно сохранить человеческих облик в зверином окружении.

— Вы бы в любом обществе остались зверем, Ваше превосходительство, — произнесла она спокойным мягким голосом, отчего Ланарису стало ещё более тошно на душе.

Он чертыхнулся и, резко выпрямившись, прошёлся по комнате.

Ланарис чувствовал, что волнуется, хотя именно в этот момент ему нужно было сохранять хладнокровие. Холодность и спокойствие, с которым разговаривала с ним эта женщина, окончательно выводили его из себя.

Дверь отворилась, не смотря на входящего, диктатор резко выпалил:

— Я же приказывал не входить!

Командир его личной охраны и четыре сопровождавших его гвардейца остались стоять на пороге.

— Ваше превосходительство, — испуганно начал офицер, — уже всё готово, я только…

— Хорошо, — раздражённо бросил диктатор.

Гвардейцы вошли в комнату. Ланарис сделал несколько глубоких вдохов и, склонив голову, прикусил губу, будто о чём‑то серьёзно задумался. Потом он резко поднял глаза и оглядел всех находившихся в комнате.

— Селеция, — окликнул он девушку.

Она неохотно поднялась и встала рядом с ним, после чего они в сопровождении гвардейцев вышли и двинулись по длинному коридору.

— Всё началось восемнадцать лет назад, — шепнул он Селеции, когда они уже шли в окружении солдат. — Отец тогда прочитал какую‑то статью об угрозе бесконтрольного роста населения и начал спорить со мной, разумеется, в шуточной манере. Я тогда не понимал, что он говорит об этом просто так, начал доказывать, что смогу всё изменить. А потом пообещал. Пообещал, что спасу нашу цивилизацию. И вот, как видите…

Он выпрямился, отвёл взгляд от девушки, смотря прямо перед собой.

— Восемнадцать лет назад? Сколько лет вам тогда было? Вы уничтожили целый мир из‑за дурацкого обещания, данного вами ещё ребёнком? Вы шутите?

— Я спас целый мир из‑за этого обещания, а ваша никчёмная цивилизация всего лишь стояла у меня на пути.

Караульные распахнули перед ними двери, ведущие в просторный светлый зал, заполненный народом. Они вышли к богато украшенной мраморной лестнице, ведущей вниз, где собрались гости. Все они, как только появился диктатор, немедленно замерли, обратив свой взор на него. Ланарис подошёл к краю и, обратившись к собравшимся, произнёс громким торжественным голосом:

— Сегодня мы празднуем победу, которая наконец объединит наш род и нашу цивилизацию. Отныне над обоими мирами будет господствовать одно государство. Я с радостью объявляю о том, что старая республика расформирована и вместо неё создана новая объединённая империя. Слава людскому роду и всем народам, его составляющим.

Ланарис довольно улыбнулся, слегка прищурившись. Он резко вытянул руку, повернув ладонь кверху, протянул её Селеции, не поворачивая головы. Несколько мгновений он ждал, пока, наконец, маленькая женская ладонь оказалась на его руке.

Все мужчины из числа приглашённых, сделав небольшой шаг вперёд и приложив руку к груди, к месту где находится сердце, хором произнесли: 'Боже храни императора! Боже, храни императора! Боже, храни императора!'. Александр гордо поднял голову, продолжая держать девушку за руку, и, сделав глубокий вдох, посмотрел на своих новоиспечённых подданных. Теперь он мог определённо утверждать, что достиг своей цели. Это был день его триумфа. Столько лет он шёл к этому, оставляя позади континенты, залитые кровью. Теперь всё кончено, он император двух миров, объединивший под своей властью всю человеческую цивилизацию, им же спасённую от гибели. То, о чём не могли даже мечтать все короли и правители их мира, удалось осуществить сыну аквилонского капитана, ещё в детстве потерявшего, казалось бы, всё, ради чего ему стоило продолжать жить.

Селеция, тем временем, с ужасом смотрела на людей, в чьих руках оказался её мир. Все её мысли и надежды в тот момент были связаны лишь с одним человеком, который обещал вернуться именно в этот день.

И он вернулся…

Валенрод, пробираясь в кромешной полуночной тьме, обошёл лавразийские патрули, прошёл через город, уже больше месяца находящийся под оккупацией. Всё шло согласно плану. Присланное из остальных городов Антитерры ополчение постепенно развёртывалось на холмах вокруг города, готовясь атаковать лавразийцев, которые совершенно не ожидали атаки и даже не удосужились выставить стражу по периметру холмов.

У чёрного входа в здание мэрии охраны не было. Сообщник Валенрода отозвали караульных согласно плану. Мятежный лейтенант в парадной военной форме со шпагой на поясе гордо шагал по коридорам резиденции. Напоследок, шёпотом он прочёл себе под нос стишок сочинённый им ещё давно:

Когда жил, не прячась на свете, То и умри как герой. В очередь сукины дети, Я вас всех заберу с собой.

Гвардейцы, стоявшие у одной из дверей, потребовали предъявить документы. Адриан достал своё старое удостоверение, охранники приблизились к лейтенанту, чтобы его рассмотреть и тем самым предрешили свою судьбу. Удостоверение упало на пол, а Валенрод двумя свободными руками выхватил винтовку у одного из лавразийцев, быстро вонзив штык в грудь второго. Резко развернул бывшего хозяина винтовки спиной к себе, подставив под выстрелы подходивших на шум гвардейцев, которые тут же были уничтожены двумя меткими выстрелами.

Адриан отбросил винтовку и фуражку, практически перейдя на бег, направился в сторону дверей, ведущих в зал для торжественных церемоний, откуда доносилась танцевальная музыка.

Он распахнул двумя руками двери, выйдя на балкон, прокричал во весь голос: 'Ланарис!'. На него тут же уставились стволы десятка лавразийских солдат. Не обращая на них внимания, Валенрод повернулся к балюстраде, посмотрев на танцевавших внизу людей. Музыка оборвалась, все одновременно остановились и посмотрели в сторону незваного гостя. Ланарис встал перед Селецией, рукой придерживая её у себя за спиной, при этом он дал знак солдатам отвести ружья от Адриана.

— Ланарис, — ещё раз прокричал Валенрод после того, как бросил косой взгляд на гвардейцев, которые медленно отступили на шаг, подчинившись приказу.

Лейтенант перемахнул через балюстраду и, съехав вниз по висевшему штандарту, как по канату, прыгнул на пол. При приземлении он слегка пригнулся и медленно выпрямился, огляделся по сторонам.

Люди перед ним расступились, открыв путь к Ланарису. Император сделал шаг вперёд и громким голосом произнёс, раскинув руки как крылья, указывая тем самым на всё вокруг:

— Вы проиграли, всё кончено, Валенрод.

— Разве? — Адриан усмехнулся. Он медленно шёл в сторону тирана, смотря на него исподлобья. — Ну что вы, мы только подошли к кульминации. А точку ставит лишь смерть, — закончил он, вынимая шпагу.

Тем временем вдоль балюстрад на балконах выстроились гвардейцы с винотовками наперевес, будучи готовыми в любой момент нацелиться на незваного гостя. Ланарис, пристально глядя на приближающегося Валенрода, крикнул, обращаясь к командиру охраны:

— Шпагу мне!

Офицер, выйдя вперёд, бросил своему государю клинок, тот поймал его и тут же вынул из ножен. Сделал несколько взмахов, задержав в горизонтальном положении на уровне глаз, улыбнулся, удостоверившись в качестве оружия.

Ланарис пошёл по дуге, проходя вдоль края импровизированной арены, образованной разошедшимися от центра зала гостями. Валенрод шёл напротив него, не спуская глаз со своего противника.

— Уничтожив зеркала, вы обречёте на смерть миллиарды людей и целую цивилизацию. И всё из‑за кучки мнительных баб!

— Цивилизацию? — Валенрод улыбнулся дьявольской усмешкой. — Ту, что высасывает все соки из планет, которые она заселяет. Где люди режут друг друга, почём зря, где идеалы меняются чаще, чем времена года. Знаете что: к чёрту вашу цивилизацию.

— Адриан я… — выкрикнула стоявшая среди гостей Селеция.

— Молчи женщина, — спокойным, но строгим голосом бросил Валенрод.

Улыбка на мгновение появилась на лице Ланариса, когда тот мельком взглянул в сторону девушки, но, тут же, его лицо приняло прежний озлобленный вид:

— Я совершал страшные вещи, но никогда мне не сравняться с тобой, ибо нет греха хуже предательства.

— Предательства, — Валенрод рассмеялся и покачал головой. — Тебе ли говорить о предательстве Ланарис.

На лице императора появилась злоба, его не могла не расстроить неудача в попытке задеть Адриана за живое.

— Подумай ещё раз о тех несчастных. Подумай о нашем мире. Скольких ты обречёшь на смерть?

— Скольких ты обрёк на смерть!

— Потребности большинства превыше потребностей меньшинства.

— Сами расплодились, кто в этом виноват.

— Свой мир ты на смерть ради чужого обрекаешь.

— Что мне твой мир, я никогда не страдал космополитством.

— Среди умерших, Адриан, будут и миллионы аквилонцев. Подумай о них, о Генриетте, или ты забыл.

Лицо Валенрода помутнело, взор стал суровым как никогда прежде, оскалил зубы, опустил взгляд и выдержал паузу, медленно поднял его, всматриваясь в императора, и подвёл черту тихим, но выражающим, решительность голосом:

— Это уже пустое, всё предрешено, я должен тебя убить.

— Взаимно, — ответил Ланарис и, подняв шпагу, двинулся на противника.

Звон клинков огласил своды зала. Двое, схватившихся друг с другом, быстро перемещались по центральному кругу, словно плясали в смертельном танце. Ланарис был хладнокровен, он медленно отходил и быстро возвращался, делал выпады, которые Адриан с трудом, но всё‑таки отбивал, и только кончик шпаги императора смог разорвать китель и оставить царапину на плече лейтенанта.

Валенрод знал: Ланарис такой же аквилонец, как и он, а значит, в ближнем бою не уступает. Он не рассчитывал, что, став диктатором, тот перестанет заниматься фехтованием. Уж слишком хорошо Адриан изучил своего друга ещё в детстве.

Лейтенант контратаковал, Ланарис отбил удар и, скрестив шпаги, сошёлся с Адрианом вплотную, повернувшись со всей силы, врезал ему локтем в бок, так что у Валенрода перехватило дыхание. Он на мгновение согнулся, и тут же император уже стоявший сбоку от него, ударил его ногой сзади на уровне колена, одновременно с этим выбивая оружие из рук Адриана.

Шпага со звоном отлетела в сторону. Ланарис отойдя на пару шагов, с торжественным видом прошёлся вокруг поверженного противника, который откашливаясь, с трудом дыша, медленно пытался приподняться.

— Вот теперь друг мой думаю самое время поставить точку, — произнёс уверенным голосом Ланарис, проходя по залу. — Признайте, ваше благородие, всё было предрешено, ваша жалкая попытка не могла ничего изменить, — тень улыбки скользнула по лицу тирана.

— Предрешено, — усмехнулся Валенрод, чуть приподнявшись и тут же откашлявшись, продолжил. — Вот тут вы правы. Всё было предрешено и предсказано давно, очень давно. О том, как появится человек, который развяжет войну и дана будет ему власть над всяким коленом и народом, и языком и племенем. Впрочем, думаю, остальное вы сами знаете, Ланарис, и сможете сложить два и два, имеющий очи да увидит.

Император остановился, торжественное выражение мигом исчезло с его лица. Уставившись взглядом в Валенрода, он встал неподвижно, тяжело дыша. Так стоял он с минуту, пока лицо его не приняло совершенно потерянный вид, и одними губами он проговорил: 'Не может быть'.

Ланарис разжал руку, и шпага со звоном упала на пол. Его лицо вдруг перекосилось от злости, он наклонился, выхватил из‑за голенища нож, продолжая смотреть на Адриана взглядом полным одновременно злости и отчаяния, что только делало его ещё более угрожающим.

— Нож за голенищем, — с улыбкой на лице сказал Адриан, явно довольный реакцией своего противника. — Всё‑таки осталось вас что‑то аквилонское.

Император быстро двинулся вперёд, оскалившись, словно раненый волк перед броском. Он кинулся на Валенрода, готовясь вонзить в него клинок и тут же Адриан, рукой, которая в ожидании лежала чуть выше сапога, выхватил нож и, отстранившись в сторону, бросился навстречу Ланарису.

Лезвие ножа прошлось по правому боку императора чуть выше пояса, и на мраморный пол упала россыпь красных капель. Ланарис рухнул на пол, и проехал несколько метров, оставив за собой красный след, но, тут же, не обращая внимания на весьма глубокую рану, вскочил и бросился на Валенрода. Повалил того навзничь и смотря тому прямо в глаза горящим взглядом. Прижав руку Адриана с ножом к полу и несколько раз, ударив, выбил клинок, и, схватившись за свой нож двумя руками, занёс его над лежащим противником. Он быстро опустил его, но Валенрод, подставив блок, отвёл удар в сторону.

Император одной рукой ударил Адриана по рукам, отводя их в стороны, и тут же вновь попытался ударить Валенрода ножом на этот раз, держа рукоять одной рукою. Кончик лезвия ударился в мраморный пол в паре сантиметров от виска лейтенанта. Двое противников замерли, ожесточённо смотря друг другу в глаза.

Постепенно лицо императора становилось всё более спокойным, он встал, не спуская глаз с Валенрода, обратился к офицеру гвардии:

— Принесите наградной пистолет для лейтенанта Валенрода.

Через минуту из толпы вышел гвардейский капитан с пистолетом в руках, на котором была выгравирована надпись.

— Этот пистолет я должен вручить вам как награду за ваш вклад в покорение нашей державой Антитерры. Думаю, без разведданных добытой вашей группой о вторжении и вовсе не могло было быть речи, — произнёс Ланарис, взяв в руку пистолет. — С другой стороны, несмотря на ваши заслуги перед республикой предательство всё равно остаётся худшим из грехов и как честный офицер вы должны застрелиться. Но так как самоубийцам в ад прямая дорога, то я дам вам всё‑таки шанс. Вы знаете, как играть в аквилонскую рулетку, в барабане семь патронов из семи, если выживите, ступайте на все стороны.

Ланарис, чьё лицо до того было сморщено от боли, яростно оскалился. Левая рука, которой он зажимал рану от ножа, уже вся была в крови, как и мундир вокруг. Он швырнул револьвер к Адриану, и ещё раз появилась злобная усмешка, проступавшая сквозь искажённое от боли выражение лица

Валенрод поднял пистолет и встал на ноги, окинув собравшихся взглядом полным ненависти и презрения. Только посмотрев на Селецию, которая испуганно глядела на него, казалось, будучи готовой, кинуться ему навстречу, он слабо улыбнулся и слегка подмигнул девушке. Лейтенант повернул барабан, ухмыльнулся и, в последний раз окинув взглядом Ланариса и его приближённых, качнул головой, после чего поднеся ствол к шее, крикнул на весь зал:

— Долгих дней диктатору!

И спустил курок.

Вместо выстрела последовал глухой щелчок, осечка. Вокруг повисла тишина, потом гости вдруг начали оживлённо перешёптываться и переглядываться. Ланарис недоумённо посмотрел сначала на Адриана, потом по сторонам, словно ища подсказку, что же ему теперь делать.

Только Валенрод посмотрев на императора исподлобья, сухим констатирующим голосом сказал: 'Всё кончено, Саша'.

Откуда‑то со стороны донеслись глухие звуки выстрелов, а потом прогремело два взрыва, от которых слегка задрожал пол, и затряслась люстра под потолком. Гости тут же испуганно стали озираться по сторонам не понимая, что произошло.

В зал вбежал раненый гвардеец и истошным голосом закричал: 'Нас атаковали! Это повстанцы!'.

Испуг гостей только усилился, и уже недалеко было до начала всеобщей паники. Ланарис потерянно озирался по сторонам, потом остановился взглядом на Адриане, который продолжал стоять неподвижно и повторил тихим голосом: 'Всё кончено, Саша, всё кончено'.

Император сделал глубокий вдох, яростным взглядом посмотрел Валенрода и тут же обернувшись к стоявшим на балконах солдатам, прокричал голосом более похожим на вопль паникующего, чем на приказ:

— Немедленно в вестибюль, быстро, кретины, остановите их, перебейте всех!

Он в бешенстве кружился, размахивая свободной рукой, второй продолжая прикрывать рану. Солдаты быстро покинули свои позиции, освободив балконы. Большинство офицеров, из числа гостей, быстро разбежались, направившись в вестибюль и штаб налаживать связь с войсками. В зале осталась всего пара десятков человек.

— Как страшно должно быть осознавать, что находишься так близко и так далеко от осуществления своей мечты, — произнёс Валенрод негромким голосом, сначала взглянув на давший осечку пистолет, а потом поднявший глаза и посмотрел на Ланариса, медленно шагнув в его сторону.

Император ничего не ответил, только вновь уставился на Адриана взглядом полным ненависти.

— Просто ударить мало друг мой, — продолжал Адриан отрешённым голосом, идя в сторону своего врага, сжимая в руке именной пистолет. — Важно знать, куда и когда ударить. Великого и ужасного Ланариса, диктатора и грозу Терры, самого кровавого тирана в истории человечества, остановила толпа наскоро обученных баб. И ведь не спорьте, вам нечем крыть. Думаю, теперь вы увидели разницу между тактикой и стратегией.

— Будь же ты проклят, сучёныш, — ответил Александр и тут сорвался на крик. — Ты был мне как брат!

— Взаимно, — кивнул головой Валенрод.

Он взвёл курок на револьвере и бросился к императору, развернул его спиной к себе и поставил так, чтобы тот оказался живым щитом от остававшихся в зале гвардейцев.

— Поднимите руки, ваше превосходительство, — произнёс Валенрод на ухо Ланарису, приставив к его спине ствол револьвера.

Гвардейцы, до того немного отвлёкшиеся от Валенрода, тут же подняли винтовки, взяв на прицел лейтенанта но было уже поздно, стрелять они не решались, боясь зацепить государя.

— А что если не подниму, — флегматично спросил Ланарис.

— Не задавай глупых вопросов, — шепнул Адриан, смотря на стоявших впереди солдат. — Второй осечки не будет.

— Что, застрелите меня, патроном со сбитым капсюлем.

Адриан опешил, он отвёл ствол, в сторону и сделал маленький шаг назад.

— Я же тебе уйти дал шанс, идиот, — продолжил император. — Дурак, чёрт тебя возьми.

Он быстро развернулся, и выбил пистолет из рук Валенрода, ударил его, и через мгновение в руке императора блеснул нож. Адриан тут же перехватил руку с ножом, Ланарис попытался высвободиться, поднял её вверх и тут же услышал из‑за спины голос Селеции:

— Я бы прекратила на вашем месте, Александр. Этот пистолет осечки не даст.

Девушка стояла позади него в двух шагах, держа в руке маленький карманный пистолет. Дерущиеся замерли, потом император сделал шаг назад, не смотря на Селецию.

— Я даже не буду поворачиваться, — произнёс он, — нет более смешного и одновременно отвратительного зрелища, нежели женщина с пистолетом. Как вы его хоть пронесли.

— Ваше правление быстро учит людей прятаться.

Император косо взглянул на своих гвардейцев, будто выражая недовольство, хотя и ему и солдатам было понятно, что менее всего он сейчас думает о том чтобы искать виновных.

— Вы будете отпущены в обмен на самолёт и возможность свободно уйти, — произнесла Селеция продолжая держать императора на прицеле.

Адриан посмотрел на неё с укором, но, тем не менее, возражать не стал.

Несколько взрывов в вестибюле сотрясли здание, послышались сдавленные крики раненых, и тут же раздался приглушённый командирский крик: 'За мной, Сволочи! В штыковую!'.

— Не сомневайтесь, скоро здесь будет достаточно самолётов.

В это время у входа в резиденцию кипел бой между солдатами Ланариса и повстанцами. Сначала отряд из нескольких сотен ополченцев ворвался в здание, стоявшие в вестибюле караульные, не успев перестроиться, открыли пальбу и, перебив десятка два нападавших, перешли в рукопашный бой. Из соседних комнат к ним тут же подошли дежурившие там гвардейцы. В бой пошли самодельные гранаты мятежников и луки, хоть и весьма паршивого качества, но вполне способные пробить гвардейский мундир с двадцати шагов.

Изготовленные кустарным способом клинки вряд ли могли сравниться с лавразийскими штыками, но это всё же, было лучше чем, то барахло, которым было вооружено первое ополчение. И хоть курса подготовки проведённого Валенродом было явно недостаточно, чтобы сравниться с навыками гвардейцев, но на этот раз эту разницу действительно могло компенсировать численное превосходство мятежников.

Ополченцы быстро сумели выдавить лавразийцев из вестибюля, но к обороняющимся продолжали подходить пополнения из внутренних помещений здания. На балконах тем временем выстроились стрелки и открыли слаженный огонь по мятежникам внизу, отстреливая тех, кто ещё не вступил в ближний бой. Казалось, что атака захлебнулась, но тут, же в сторону стрелков полетели гранаты, и серия взрывов буквально разнесла балконы, подняв тучи мраморной пыли, и раскидав повсюду обломки. В оглушительном грохоте разрывов бой затих и, воспользовавшись замешательством защитников, повстанцы отбросили их к лестнице, практически полностью захватив первый этаж. Подошедшие из торжественного зала подкрепления попали под град стрел, пущенных из задних рядов ополченцев. Встретив своих отступающих товарищей, они тоже замешались, падая один за другим на отполированные ступени, и тут один из старших офицеров в белом мундире, приглашённый на бал, поднял над головой шпагу и, взмахнув ей, прокричал: 'За мной, Сволочи! В штыковую!' и бросился вперёд.

Закипел бой обе стороны дрались отчаянно и только тонкая чёрная линия из горстки лавразийских гвардейцев сдерживала в конце вестибюля натиск разношёрстной толпы ополченцев.

В это же время Ланарис уже поднимался по лестнице на балкон, к которому должен подлететь один из лёгких лавразийских самолётов обещанный им Валенроду. Император шёл спереди, прямо за ним держа его на прицеле, следовала Селеция, рядом с которой был Валенрод. Гвардейцы во главе с канцлером следовали за ними на некотором отдалении, стараясь не делать резких движений.

Они вышли на просторный балкон, откуда как на ладони был виден город, на улицах которого шли ожесточённые бои. Перед резиденцией приземлялись несколько самолётов, при посадке перебившие инфразвуком находившихся снаружи мятежников, оставив на площади сотни трупов. Вышедшие из них гвардейцы уже атаковали с тыла ополченцев штурмовавших резиденцию, чья судьба отныне была предрешена.

Селеция ещё не привыкшая к подобным зрелищам, в отличие от мужчин — офицеров, с ужасом посмотрела на площадь с погибшими повстанцами и стоявшими в центре самолётами с включёнными бортовыми огнями, готовыми взлететь в любую минуту. Испуганная этим зрелищем она на мгновение забыла про Ланариса, чем тот не преминул воспользоваться.

Он быстро развернулся и выхватил пистолет из руки девушки, но тут же Валенрод выбил его. Стоявшие позади гвардейцы подняли ружья, приготовившись стрелять. Адриан схватив императора, развернул того, поставив между собой и солдатами, но Ланарис тут, же вырвался и отскочил назад, одновременно подняв руку вверх давая солдатам знак не стрелять.

Двое гвардейцев схватили Селецию и отвели её в сторону здания. Валенрод остался один на балконе, подойдя почти к самому краю. На него практически в упор смотрели стволы нескольких винтовок лавразийцев. Стоявший посреди солдат канцлер вышел вперёд, держа в согнутой руке пистолет и встав рядом с Ланарисом, произнёс ровным голосом:

— Поднимите руки, лейтенант, теперь думаю, вы, наконец, осознали что все, кончено.

Адриан только оскалившись, смотрел на них, не говоря ни слова, тяжело дыша, пытаясь найти выход тогда, когда уже нужно было через него выходить. Повисла зловещая тишина, нарушаемая лишь звуками снаружи. Краем глаза Валенрод заметил, как медленно стали подниматься самолёты, стоявшие на площади. И практически снизу до уха лейтенанта донёсся до боли знакомый звук взмахивающих крыльев. По его лицу вдруг пробежала ухмылка. Заметивший это Ланарис, чьё бледное от потери крови лицо к тому моменту выражало лишь измотанную отвлечённость, тут же отчаянно вскрикнул:

— Даже не думай!

Адриан только хитро улыбнулся и, перекрестившись, развернулся и бросился к балюстраде навстречу поднимавшемуся рядом со зданием самолёту. Он перемахнул через ограду, и, пролетев несколько метров, влетел ногами вперёд в кабину. С лёгкостью пробив стекло, Валенрод приземлился на край приборной доски, перевернулся в воздухе, пронёсся мимо кресел лётчиков, рухнул на пол и тут же, выхватив нож, бросился на ничего не понимающих пилотов. Быстро разделавшись с ними, он сам схватил штурвал и с горем пополам выровнял машину, которая чуть было, не рухнула на землю.

Канцлер подошёл к балюстраде, провожая недоумённым взглядом самолет, взмывший над окрестными домами.

— Пусть уходит, — произнёс Ланарис, севший невдалеке, казалось уже совсем потерявший силы от потери крови.

К нему сразу подбежал военный врач с бинтами и аптечкой принявшийся немедленно перевязывать рану императора. Ещё через минуту на балкон вышел гвардейский офицер в потрёпанном в бою мундире, и, встав перед тираном по стойке смирно, держа фуражку в руках, доложил, голосом явно не походящем на официальный рапорт:

— Ваше величество, атака на резиденцию отбита, но если они нападут снова подобными силами, то нам выстоять. Гвардейские части в городе отходят, вторая дивизия отбила атаки на западе города, но первую дивизию выбили с правого берега, солдаты Кворитшаля успели подорвать только два моста из пяти.

— Что с зеркалами, — взволнованно спросил канцлер.

— Туда они не сунуться, там чистое поле вокруг и танки по периметру, — произнёс император обессилившим голосом, потерянно смотря куда‑то в одну точку. — Отдайте приказ войскам отходить к западной стороне и прорываться к холмам. К резиденции пусть вышлют транспортные самолёты. Мы покидаем город.

На некоторое время повисла тишина, потом кто‑то задал вопрос:

— А что делать с Валенродом?

— Ни в коем случае его не преследовать, — приказал император.

— Боюсь поздно, ваше величество, мне только что сообщили, что лейтенант Крейтерн уже поднял своё звено.