— Не так уж и трудно будет смастерить обмотки для рук, ног и тела, чтобы не замерзнуть наверху, — сказал я себе.

Всем известно, что если завернуться в шерстячью шкуру, то будет тепло даже в самую глубокую-преглубокую бездну. Но при ходьбе шкуры сползают и спадают. Так что мне надо всего лишь придумать, как их закрепить на руках, ногах и туловище, чтобы обмотки держались. В конце концов, шкуры можно разрезать и сшить нитями из волнистых водорослей или сушеных кишок: на старых рисунках, выцарапанных на деревьях вокруг Поляны Круга, Томми с Анджелой изображены в похожих накидках, которые, наверно, тоже резали, потому что шкуры сидят плотно.

Я нацарапал на куске коры несколько моделей. Я придумал, что можно вырезать два Т-образных куска шкуры для груди и спины и сшить их вместе, оставив наверху дырку для головы. Еще можно вырезать два квадратных куска и сшить, оставив отверстия для рук и ног, а потом еще приделать трубки для рук. А для головы можно смастерить что-нибудь вроде тех масок, которые взрослые надевают, когда разыгрывают для детей истории про животных: кусок шкуры с дырками для рта и глаз. А если пришить его к горловине накидки, то будет еще теплее.

Куда сложнее придумать, как изготовить обмотки для ног. Ноги не обернешь шкурами, потому что на снегу они промокнут. Да и от ходьбы шкура быстро протрется и треснет. Надо сделать так, чтобы обмотки не пропускали воду, а снизу были очень прочными и жесткими.

С водой разобраться не так уж и трудно, думал я. Крышки для колод, где хранится всякая всячина, обычно промазывают жиром. Воняет, конечно, ого-го как, но зато в дождь не пропускает влагу. Точно так же обрабатывают края лодок: промазывают высушенные шкуры шерстячьим жиром, чтобы вода не размыла клей.

— Можно изготовить обмотки из шкуры: внутри будет шерсть, а снаружи промажем жиром, — рассуждал я. — Или даже возьмем два слоя шкур. А чтобы держались, можно их сшить или обмотать смазанной жиром веревкой, вот как наконечник копья приматывают кишкой к древку.

Но как же сделать твердой подошву? Я вспомнил Ботинки, которые вместе с остальными Памятками показывали нам каждую Гадафщину. Сверху они были сделаны из какой-то кожи (правда, совсем непохожей на шерстячью), а вот снизу был толстый плоский слой пластика, чтобы кожа не снашивалась. Я подумал было вырезать подошвы из коры и прикрепить к шкуре, но сообразил, что через некоторое время кора потрескается или намокнет в снегу, размякнет и раскрошится. Тут мне на ум пришло, что старый Джеффо обтягивал края лодок гладкими каменячьими шкурами, промазанными клеем из смолы красносвета, и так несколько слоев, а сверху покрывал жиром. Шкуры высыхали и твердели, хоть стучи по ним, как по бревну, из которого была сделана основная часть лодки.

— Можно обмотки сверху обработать жиром, — размышлял я, — а снизу промазать несколько шерстячьих шкур клеем из смолы красносвета, пока они не затвердеют, как края лодок Джеффо, а поверх клея еще нанести слой жира.

Ни о чем другом я думать не мог. Я так углубился в свои мысли, что позабыл, где я, что случилось и что я остался один. Меня занимало лишь то, как смастерить твердую подошву для обмоток.

Я мысленно ощупал кожаные края деревянных лодок. Они были твердые-претвердые, но со временем отставали, и тогда их уже нельзя было снова растянуть и приклеить обратно: кожа становилась слишком жесткой, так что ее просто выбрасывали. Помню, в детстве я играл с такими выброшенными краями лодок. Они были твердые и хрупкие: конечно, не как черное стекло, потому что все-таки немного гнулись, но если согнуть слишком сильно, трескались.

— Член Гарри, — пробормотал я. — Это плохо.

Подошва должна быть прочной. Я походил туда-сюда, глядя на свои ступни, и заметил, что они сгибаются, когда я делаю шаг. И если подошва не будет так же гнуться, ходить в таких обмотках будет неудобно и они быстро потрескаются. Я вспомнил, что низ Ботинок был не только твердый, но и гибкий. Это-то мне и нужно. Но он был сделан из пластика, который добывают на Земле. Что мне взять вместо него?

Я подумал, не заменить ли клей из смолы красносвета клеем из шерстячьих копыт: он не такой хрупкий, поэтому им обычно крепят обвязки из кишок на концах лучших копий. В отличие от клея из смолы, он не отстает от черного стекла, если копье ударит во что-то твердое, например, в дерево. Но клей из шерстячьих копыт не так-то просто добыть: чтобы получить даже малую толику клея, нужно сварить множество копыт, тогда как смолу красносвета найти проще простого — по сухим потекам на стволах. Еще можно сделать на дереве зарубку, и смола потечет. (Тут до меня дошло. Шея Тома! Какой бы клей я ни взял, мне понадобится яма, чтобы его варить, такая же, как у Джеффо на берегу ручья Диксона.) Кстати, клей из шерстячьих копыт тоже хрупкий: ведь даже лучшие копья ломаются.

Я встал и принялся расхаживать по своему маленькому лагерю. Мысли не давали мне покоя. Туман рассеялся, и показалась бездна. В небе над Долиной Круга маячил Звездоворот, ухали и пищали птицы, мыши стаями летели с гор, я же совсем не замечал перемены, только машинально накинул на плечи шерстячью шкуру, чтобы согреться. Красные Огни дали мне с собой шахматные фигуры (черные были из черного стекла, белые — из высушенного иглодрева), и я нарисовал на земле доску, чтобы поиграть. Присел на корточки, сделал несколько ходов, но потом вскочил, снова принялся мерить полянку шагами и думать, думать.

Я вспомнил про куски кожи, по которым вырезали всякие модели: со временем кожа дубела, но ее можно было размягчить, намочив или смазав жиром. Интересно, если смешать жир с клеем, получится ли такой же прочный и гибкий материал, как пластик, из которого изготовлены подошвы Ботинок?

— Мне нужна яма для варки клея. Мне нужно много смолы красносвета. И шерстячьи копыта. И еще шкуры. И жир.

Чтобы собрать все перечисленное, у меня уйдет десять-двадцать дней.

— Сначала выкопаю яму, — решил я. — Сделаю глубокую яму, обмажу глиной, а вокруг нее выкопаю ров для костра.

Я подумал, а не поймать ли сперва шерстяка. Так я добуду и шкуру, и жир, и копыта, и мясо.

Тут до меня наконец дошло, что бездна в самом разгаре и в небе сияет Звездоворот. Я так углубился в свои мысли, что заметил лишь, как похолодало.

— Точно, надо поймать шерстяка, — сказал я себе, — с этого и начнем. Сейчас бездна, а значит, шерстяки спустятся с гор. Пойду-ка я в Долину Холодной тропы и поищу их.

Я отправился за копьем. Красные Огни дали мне с собой отличное копье. Захватил на всякий случай и запасное. Странная штука. Отвлекшись от мыслей о подошве и клее, я вспомнил о том, о чем все это время как-то не думал. А именно о звуке, который слышал, когда собирал в лесу звездоцветы: стук барабана и трубный зов, сперва громкий, потом тихий. Это были похороны. Слышал я пару-тройку раз и другой сигнал рога: два коротких, один длинный. Так Семья зовет путников обратно. Я же все пропустил мимо ушей. Не обратил внимания. Даже не задумался, кто же умер, кому приказывают вернуться и почему.

— Что бы это значило? — гадал я. — И почему я ничего не заметил? Почему меня это не волнует?

А меня, похоже, это действительно не волновало. Я мерил шагами поляну, похлопывая по руке древком копья, и думал о том, что еще нужно поискать в лесу Долины Холодной Тропы во время охоты на шерстяков. Не сказать чтобы я был спокоен, но ничто меня не тревожило. Хотя и мира в душе не было.

— Глина, — бормотал я. — Для ямы с клеем нужна мягкая глина. И еще, наверно…

Тут я услышал, как меня кто-то зовет по имени.

— Джон! Эй, Джон! Джон! Это я.

Я по голосу догадался, что это Джерри, но, как ни странно, ничуть не обрадовался.

«Член Гарри, только не Джерри, — вот первое, что пришло мне в голову. — Не хватало еще и с ним возиться».

— Джон! Это Джерри, Тина и Джефф!

Последние бдни я старательно отгонял любые чувства, отключал, чтобы не мешали. Но сейчас у меня в душе затеплились радость и благодарность. Я едва не бросился навстречу друзьям, но передумал.

— Нет, — пробормотал я. — Нет. Так не пойдет.

Надо, чтобы они пришли ко мне, а не я к ним. Я не хотел быть им ничем обязанным, в особенности теперь, когда у меня такие планы.

Я приложил ладони ко рту и прокричал:

— Привет! Я наверху, возле пещер.

Я положил копья на место и опустился на корточки возле шахматной доски.