ГЛАВА I

Стояла середина июля — самого жаркого месяца на этой части побережья, и самое неумолимое время суток — полдень: кругом не было ни души; вся природа, казалось, замерла, покоренная давящей силой зноя, и лишь небеса взирали на пыльную дорогу, по которой неторопливо ехал маленький скрипучий дилижанс. По обе стороны дороги тянулась унылая степь, вдали темнели поросшие кустарником громады гор, кое-где между серыми массивами проглядывала синяя полоска океана.

В дилижансе сидели: Агнесса, девушка семнадцати лет, ее мать Аманда Митчелл и служанка, молодая негритянка Мери.

Миссис Митчелл устало откинулась на спинку сидения и дремала, прикрыв рукою глаза. Дорога давно ей надоела.

— Как пыльно, закрой окно! — сказала дочери миссис Митчелл.

Агнесса послушалась, хотя настроения матери не разделяла. Она пребывала в том возрасте, когда сердце неудержимо стремится ко всему новому, неизведанному. Девушка встречала с восторгом даже непривычные для нее трудности дальнего пути. Воспитанная в закрытом заведении, она еще ничего не успела повидать, и теперь фантазия маленькой мечтательницы, до сего времени всецело обращенная внутрь собственной души, вырывалась наружу в безудержном стремлении видеть и постигать. Огромное солнечное пространство вызывало в ней смятение, одновременно приятное и пугающее неодолимостью своей; нечто похожее Агнесса испытывала, прикасаясь к миру грез, но теперь перед нею постепенно вставала во весь рост ослепительная реальность.

Лошади между тем ускорили бег, и сейчас мимо проносились домики, полускрытые разросшимися деревьями и оградами из известкового кирпича. Подъезжали к городу.

Городок Санта-Каролина, где Агнессе предстояло провести лето, раскинулся на живописном побережье залива, окруженного причудливо изрезанными пиками гигантского горного хребта.

Собственно, город разделялся на несколько частей: центром был шумный торговый порт, восточную часть составляли богатые кварталы, а юго-запад населяла в основном беднота — ремесленники, лавочники и прочий люд, промышлявший самыми различными занятиями.

Дом из серого камня, владелицей которого являлась Аманда Митчелл, мало отличался от других особняков, густо облепивших набережную, хотя полукрытые стрельчатые окна, башенки и зубцы на крыше делали его похожим на гордую крепость. Лет семь назад особняк пошел с молотка вместе с другим имуществом какого-то аристократа и достался Аманде, по словам ее, почти даром. Впрочем, двор и сад были сильно запущены: каменные плиты дорожки от времени потрескались, сад одичал, его окружала ржавая решетка ограды, имевшая два выхода: парадный и боковой. Двухэтажный дом состоял из восьми комнат (по четыре на этаже): гостиной, столовой, спален, помещений для прислуги. Аманда была тщеславна, любила роскошь, на обстановке ее жилища лежала печать старинного уюта. Ковровая обивка стен, темная тяжелая мебель, позолоченные украшения: все было подобрано и расставлено не без присутствия расчетливого ума и заботливой хозяйской руки. Первое принадлежало Аманде Митчелл, второе — ее служанке Терри.

По приезде миссис Митчелл занялась счетами, предоставив Агнессе возможность самостоятельно исследовать этот новый для нее мир вещей. Пока Мери спешно разбирала чемоданы, Агнесса поднялась на второй этаж осмотреть комнату, предназначавшуюся ей как младшей хозяйке серого особняка. Отдельной собственной комнаты у нее никогда не было, девушка была лишена столь необходимой важной мелочи, дающей возможность уединения, выражения своей сущности в самых простых и доступных вещах. Обстановку подбирала Аманда, но перед лицом такого значительного события эта деталь не смутила Агнессу.

Комната представляла собой небольшое квадратное помещение; два окна выходили в заросший сад, одно — на набережную. Девушка подошла к нему.

Тот мир, к которому она сейчас повернулась лицом, распростертый лежал перед нею… Та самая реальность, что, пройдя сквозь тайное чистилище души, дающее каждому свое особое зрение, бывает всяким воспринята по-разному. Настоящее Агнессы было прекрасным и полным надежд.

Отблески уходящего дня позолотили пол, потолок и стены жилища. Поверхность воды, словно ожившая после зноя, блестела отражениями солнечных лучей; слегка очерченные радужной линией горы отделяли залив от бескрайнего пространства океана, от всего неведомого, что скрывалось в еще большей, до боли манящей дали. Жизнь представлялась Агнессе длинной лентой, уходящей вверх, в туманные высоты будущего; то, несомненно, была дорога к счастью. Она знала наверняка, что вырвалась из каменных стен и стоит на пороге свободы.

Пансион, куда Аманда поместила дочь еще малышкой и где навещала ее два раза в году, слыл одним из лучших в округе — в нем обучались девочки из самых состоятельных, почтенных семейств. В пансионе Агнесса вела себя послушно, прилежно училась, о чем всякий раз сообщали наставницы. Аманда была довольна и гордилась тем, что ее дочь воспитывается в таком известном заведении. Среди других пансионерок Агнесса ничем не выделялась, держалась, пожалуй, даже тише и незаметнее других; любимым занятием ее стала музыка, она научилась неплохо играть на рояле и хорошо пела. Образование девушка получила в целом, как считалось, разностороннее, много читала, а мечтала, конечно, о любви. Твердые правила поведения, предписанные девочкам и заученные ими в классах, не могли уберечь старших воспитанниц от влюбленности. Влюбляться было принято, и девушки то вздыхали по молодому учителю танцев, то тайком глазели на улицу сквозь щелку в стене, некоторые вырезали из книг портреты красавцев или заводили альбомы, хотя такие поступки не поощрялись. Агнесса ни на кого не заглядывалась, альбомов не вела, она только мечтала, думала, читала, а иногда девушке снилось, будто идет она к алтарю в белом платье и с негаснущей свечою в руке. Кто рядом — она не ведает, и не смеет поднять глаза, но под ногами мерцают звезды.

Мать свою Агнесса почти не знала (так редко приезжала Аманда, и слишком неприступной казалась она дочери), а отца не видела никогда; слышала только, что он умер, когда ей, Агнессе, не исполнилось и года.

Проснувшись назавтра, Агнесса не сразу сообразила, где находится, но, еще не открывая глаз, почувствовала сквозь сомкнутые веки тонкий утренний свет. В пансионе она не любила этот час, когда нужно было вскакивать по звонку, торопливо одеваться и дальше до самого вечера на каждом шагу следовать приказаниям наставниц. Но теперь, похоже, никто ее не неволил, и вместо того, чтобы по привычке быстро спрыгнуть с кровати, девушка продолжала лежать, нежась в постели, с четверть часа и лишь потом принялась неторопливо одеваться. Подошла к окну, распахнула его, долго стояла, с наслаждением вдыхая чистый, пахнущий морем воздух. Причесалась перед зеркалом.

Волосы падали на плечи густыми темно-каштановыми прядями, и, расчесывая их, Агнесса внмательно вгляделась в свое отражение. Она была среднего роста, худенькая, зеленоглазая; милая девичья прелесть заменяла ей ту яркую красоту, которой отличались многие подруги по пансиону. В пансионе Агнессу обучили манерам поведения, танцам, но двигалась она порою неловко оттого, что часто смущалась, особенно в присутствии чужих. Вообще ей присуще было пока ничем себя не проявившее нередкое для юности сочетание сомнений и неуверенности в себе с тайною смелостью стремлений, свойство, сделавшее ее непритворно скрытной и в то же время жаждущей общения с ненайденной родной душой. Она пугливо жалась к той самой обыденности, с которой превыше всего желала бы расстаться.

Спустившись в столовую, девушка застала там Аманду. Миссис Митчелл восседала за столом в позе разгневанной королевы, немигающий взор ее был устремлен на Мери.

— Тебе бы следовало, наконец, научиться должным образом исполнять свои обязанности, — с холодным раздражением говорила она негритянке. Та стояла, опустив взгляд, и растерянно теребила в руках край белого передника.

Аманда отчитала служанку, потом повернулась к Агнессе.

— Не опаздывай больше, — прибавила она, отвечая на робкое приветствие дочери, — с завтрашнего дня я велю подавать завтрак к девяти.

Агнесса села за стол. Пока служанка разливала кофе, девушка рассматривала обстановку столовой. На мать она взглянула два раза, да и то украдкой, словно боясь невольно вызвать ее гнев. Вчерашняя ученица чувствовала себя с Амандой не лучше, чем с какой-нибудь классной дамой.

За завтраком Аманда завела разговор о дальнейших планах.

— Я думаю навестить свою подругу миссис Райт, она тоже приехала сюда на лето. У нее две дочери приблизительно твоего возраста, с ними ты можешь познакомиться. Право, не знаю, что они из себя представляют. Посмотрим. Тебе нужно завести хороших подруг.

Агнесса молча помешивала ложечкой кофе. Ей подали черный, как и Аманде, а она хотела бы со сливками, но не решилась спросить. Последние дни пребывания в пансионе она жила в лихорадочном нетерпении затворницы, знающей, что свобода близка, и, каким бы пугающим ни представлялся выход в большой мир, он сулил немалые возможности, но сейчас она чувствовала себя еще более скованно, чем раньше, в надоевшей и все-таки привычной обстановке.

Она не заметила в матери никакой способности отдавать ничего, кроме разве что приказов. Похоже, Аманда режиссировала жизнь, как спектакль, в котором отводила дочери роль, соответствующую собственным планам. Роль, которую Агнесса не желала принимать. Заведомо не желала!

Будь Аманда повнимательнее, она заметила бы, что зеленые глаза на мгновение вспыхнули, однако она была занята собой.

— Выпрямись, — сказала Аманда дочери, и девушка выпрямилась так, будто на ней был корсет. Аманда оглядела ее и поморщилась с почти неуловимой насмешкой. — Эти полумонастырские заведения не развивают вкус: тебе нужно научиться как следует одеваться. Я займусь твоим гардеробом. А к миссис Райт пойдем сегодня же, когда спадет жара. Мери поможет тебе собраться. И не забудь зонт от солнца.

Аманда, изящно отставив мизинец, взяла маленькую чашечку. С утра миссис Митчелл облачилась в желтое платье с бантом, небрежно приколотым на груди; тяжелые, собранные в узел волосы Аманды отливали темным блеском. Агнесса подумала о том, что серые, стальные глаза матери, когда она сердится, почему-то светлеют, а обычно изысканная полуулыбка приобретает оттенок презрения. Природа была милостива к этой женщине, наделив ее внешностью аристократки; высокую, очень стройную для своего возраста Аманду можно было назвать, не боясь этого слова, красивой.

И все же было в ней нечто (Агнесса пока не могла понять, что именно), не дающее полного права назвать ее дамой из общества, к которому она, по-видимому, хотела бы принадлежать.

После завтрака Аманда удалилась к себе, а Агнесса поднялась в верхние комнаты, где стоял рояль. Она приоткрыла блестящую крышку и коснулась клавиш: рояль издал чистый печальный звук… Тогда она села и заиграла, сначала негромко, чуть скованно, словно изучая характер нового инструмента, а затем все увереннее и звонче.

Пальцы легко скользили по клавишам, и вновь возникло удивительное видение: двое идут по берегу океана, словно закипающего пеной волн, солнце пронзает последним лучом тяжелые тучи, ноги мягко ступают по мокрому песку, и рука покоится в руке…

В назначенный час Агнесса шла по набережной рядом с Амандой, любуясь невиданными южными растениями; вдобавок этот квартал считался одним из красивейших мест города, здесь жили самые богатые горожане в самых роскошных, иногда причудливых особняках. Дом Деборы Райт выделялся среди других зданий особой пышностью фасада и разбитым вокруг огромным цветником, где росли преимущественно розы.

Хозяйка особняка в прошлом была актрисой театра оперетты, яркой бабочкой, беспечно порхавшей в нарядной толпе, а ее муж, мистер Райт, — единственным сыном крупного промышленника. Он относился к Деборе не как к расчетливой содержанке, а как к женщине в высшем смысле этого слова, и потому женился на ней, выдержав двухлетнюю войну с отцом. Замужество спасло Дебору от множества жизненных неудач; отлично понимая, что сулит подобная партия, она без сожаления оставила сцену и смиренно надела семейные оковы. И кто бы мог сейчас напомнить ей, даме с безупречной репутацией, о ветреной девчонке, оставшейся далеко за поворотом непредсказуемой судьбы!

Жизнь свела Аманду с Деборой еще в юности, с той поры их дороги пересекались неоднократно. Расставаясь, подруги встречались вновь; у них не было почти никаких общих интересов, как и сильной душевной привязанности, и тем не менее им всегда находилось о чем поговорить и что вспомнить: они знали друг друга молодыми.

После первых приветствий, улыбок и расспросов дамы ощутили потребность побеседовать наедине, и миссис Райт проводила Агнессу в комнату своих дочерей.

— Они сейчас вернутся, — любезно улыбаясь, сообщила Дебора, — прогуляться по набережной. Надеюсь, вы не будете скучать! — И отступила, прикрыв за собой дверь.

Аманда ждала в гостиной. Она обладала приобретенной способностью очень быстро брать себя в руки, менять выражение лица, напускать улыбку; она всегда тщательно скрывала свои чувства и не любила казаться слабой; ее непроницаемость порой повергала людей в растерянность, и Дебора не составляла исключения; впрочем, миссис Райт не была особо наблюдательна и увидела перед собой всего лишь привлекательную даму, ничуть не постаревшую за то время, пока они не виделись, даму в платье сиреневого шелка, модного шелка, источавшего, казалось, переливчатое свечение.

— Хорошая у тебя дочь, — сказала Дебора. — Сколько ей сейчас?

— Семнадцать.

— Да?.. А она совсем на тебя не похожа. На отца, наверное?..

— Может быть, — без особого удовольствия отвечала Аманда, опускаясь в кресло. Дебора присела в соседнее.

— Ну как ты, рассказывай!

— Что говорить, все по-старому, — отвечала Аманда. Голос ее, бесстрастный и низкий, звучал глуше обычного. Она нагнулась и одернула юбку, а потом поправила черныепряди волос на висках. — Где, кстати, твой супруг?

— Уехал по делам, задерживается, — вздохнула Дебора и добавила: — Сил моих больше нет!

— Что так?..

— Да с девчонками этими замучалась! Убегают на целый день. То верхом кататься, то гулять! Своевольничают. Того и гляди, не спросясь, замуж выскочат! Мария-Кристина…

— И есть за кого? — посмеиваясь, перебила Аманда; держалась она, как всегда, с превосходством.

— Отчего же нет! Вот Ричард Дейар, племянник старого Дейара, слыхала о нем? Не знаю, получит ли Ричард наследство, но вообще-то он молодец… весьма благоразумный юноша, учился в столице… А мои девчонки ничему учиться не хотят, одни развлечения на уме!

— Я хотела познакомить Агнессу с твоими дочерьми. Я только что взяла дочь из пансиона, подруг у нее нет…

— Конечно, пусть познакомятся. Сейчас они придут. Твоя дочка такая скромная с виду, понятно, что из пансиона, а мои при гувернантках росли, какая уж тут скромность! К ним из девушек еще эта Бренсон приходит, но она мне не нравится, больно спесива…

Аманда слушала неуклюжую болтовню Деборы и одновременно разглядывала подругу, по давней привычке сравнивая с собой. Дебора была простодушна, и об этом тайном соперничестве знала только Аманда. Увиденное сегодня удовлетворило ее: за последние годы Дебора располнела, постарела, а она, Аманда, в свои сорок лет была еще очень недурна… Не потерявшая былого очарования холеная дама… Миссис Митчелл изменилась лишь в одном (в чем как раз следовало бы измениться): в манере вести себя, в умении поддерживать беседу, тогда как Аманда… Один Бог ведает, чего ей это стоило! Впрочем, об этом, пожалуй, и не стоило вспоминать.

Оставленная в одиночестве Агнесса не спеша просматривала заглавия на пыльных корешках книг. Книгами были набиты два больших шкафа. А еще в комнате стоял совершенно новый рояль, на крышке которого громоздились кипы неразрезанных журналов.

Внезапный звонкий смех во дворе привлек внимание Агнессы, она глянула в окно и увидела, что по каменным плитам дорожки, придерживая руками широкие поля соломенной шляпки и озорно смеясь, бежит рыжеволосая молоденькая леди. Сзади шла другая девушка и молодой человек. Щеки Агнессы слегка заалели (нечасто ей приходилось знакомиться с людьми), и, скрывая волнение, девушка повернулась навстречу входящим.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвалась первой мисс Райт-младшая. Она на мгновение остановилась, удивленно глядя на незнакомку, но тут же широко улыбнулась ей.

— Мария-Кристина! — кокетливо стрельнув глазами, представилась она. — Можете звать Кристиной. А вас?..

— Агнесса Митчелл, — ответила гостья.

— Очень приятно! А это Эйлин, моя сестра.

Эйлин, в отличие от Кристины медлительная, полноватая, неторопливо подошла к Агнессе и, дружелюбно улыбаясь, протянула ей только что срезанный букет бархатистых белых роз.

— Спасибо, мисс Райт, — слегка растерявшись (девушки разглядывали ее), взяла цветы. Но ей понравилась Эйлин, ее спокойный тон, плавные движения. А Мария-Кристина не медля принялась рассказывать что-то, смеясь, шутила. Агнесса в жизни не видала такой веселой непосредственной девушки. Черты лица Кристины были неправильны, скорее даже некрасивы, но выразительны, и какая-то особая живость отмечала каждое движение и слово этой неугомонной егозы. Вообще от обеих сестер исходило то самое ощущение уверенности в себе, которого порой так недоставало Агнессе.

— Где Ричард? — осведомилась Мария-Кристина, обращаясь к сестре. — Вы же шли вместе?

— Мама его задержала. Спрашивает о здоровье дяди, мистера Дейара.

— Очень даже понимаю ее интерес! — громко сказала Кристина, но, перехватив недовольный взгляд старшей сестры, умолкла.

Потом девушки принялись расспрашивать Агнессу о том, где она училась и что собирается делать теперь, а сами все не спускали с нее глаз, отчего она смутилась сильнее обычного. Сегодня бывшая пансионерка впервые надела наряд взрослой барышни, купленный Амандой: светлое муслиновое платье с воланами, туфли на каблуках и кружевные перчатки. Вдобавок она по-новому причесалась, и этого вполне хватило для того, чтобы почувствовать себя вытолкнутой из удобно скрывавшей ее толпы на всеобщее обозрение… А тут еще и знакомства!

В комнату вошел мистер Ричард Дейар, симпатичный, несколько нервный юноша, давний друг семьи Райт, как отрекомендовала его Кристина.

Мистер Дейар вежливо, но без интереса поздоровался с гостьей, для которой он был едва ли не первым молодым человеком, с которым девушке пришлось заговорить.

— Надолго вы в наши края, мисс Митчелл?

— Вероятно, до конца лета.

— Мы завтра устраиваем небольшую прогулку в горы. Приглашаем и вас, мисс Митчелл, — сказала Эйлин.

— О да! — воскликнула Мария-Кристина. — Осмотреть развалины испанской крепости. Приходите, не пожалеете! Мы будем ждать вас на нашем крыльце в восемь утра, только смотрите, не опаздывайте, нужно успеть до жары. Придете?

Агнесса замялась: она не знала, как отнесется к этому Аманда. Но ей очень хотелось принять приглашение, и потому она ответила:

— Спасибо. Я обязательно приду.

Тут прислуга объявила, что ужин подан, и общество перешло в столовую.

Дебора изо всех сил старалась сыграть роль радушной хозяйки, и это ей вполне удавалось. Мистер Дейар, единственный в компании мужчина, ухаживал за гостями, и Аманда очень мило с ним беседовала.

— Теперь ваша очередь посетить наш дом, — говорила она присутствующим. Ее длинные серьги, сверкая, красиво покачивались в ушах.

— Да, да, обязательно, — кивала Дебора.

Агнесса заметила, что обе дамы ведут себя далеко не естественно: под суетливым гостеприимством миссис Райт скрывалась растерянность и неловкость, а слегка высокомерное дружелюбие миссис Митчелл таило в себе нечто похожее на самоуверенную насмешку. Впрочем, это мало занимало девушку: Агнесса думала сейчас только о предполагаемой прогулке с новыми знакомыми.

В разговор вступила Кристина.

— Кстати, миссис Митчелл, — обратилась она к Аманде с обезоруживающей улыбкой существа, привыкшего маскировать мнимой наивностью хитрых глаз самые невероятные дерзости, — мы завтра собираемся похитить вашу дочь!

— Вот как! — улыбнулась Аманда, попадая в тон. — И зачем же?

Вместо Кристины ответила Эйлин:

— Мы с сестрой и мистером Дейаром приглашаем мисс Митчелл на прогулку. Вы позволите?

— Разумеется. А куда вы хотите пойти?

— Просто пройдемся по набережной, — быстро произнесла Кристина, незаметно толкнув сидящую рядом Агнессу.

Аманда повернулась к дочери.

— Терри утром ходит на рынок, она проводит тебя. И скажешь ей, чтоб разбудила тебя пораньше.

— Хорошо, — ответила девушка, скрывая радость. Вскоре настала пора прощаться. Дебора, ее дочери и мистер Дейар пошли провожать гостей. Мария-Кристина, наклонившись к Агнессе, шепнула:

— Это будет чудесный пикник, вот увидите!

И при этом так заговорщически подмигнула, что Агнесса сразу почувствовала себя связанной с нею какой-то общей тайной.

Кристина хотела еще что-то добавить, но не успела: они внезапно влились в толпу горожан, шум которой заглушил вкрадчивый голос девушки. В эти часы квартал всегда преображался: приподнимались плотные шторы на окнах особняков, вдоль аллеи зажигались вереницы огней, десятки джентльменов и дам выходили на улицу полюбоваться закатом, океаном и тем впечатлением, которое они производили на окружающих своими манерами и одеждой. Для спутников Агнессы в этом не было ничего необычного, и только юная пансионерка, не знавшая пока власти денег или вещей, с удивлением смотрела на этот местный парад богатства, легкомыслия и веселья.

Темнело, сумерки медленно поглощали пестрые краски дня. Агнесса молча брела по длинной аллее, прислушиваясь к вечерним звукам. Ветер стих, листва почти не шелестела, каждый шаг отзывался четким стуком где-то вдали. Высоко носились ласточки, их тревожные крики сливались с мерным треском цикад. Контуры деревьев казались вырезанными из черной бумаги, выше и выше от стволов плелось темное кружево листвы, что-то происходило в природе, неуловимо таинственное, сокрытое от глаз дневных существ. Уже тогда Агнесса впервые почувствовала завораживающее притяжение ночи; девушке казалось: сойди она с дорожки — и ноги опутают сонные травы, призывно шепчущие о том, что до поры дремлет в душе. Аллея словно бы уходила в бесконечность…

Агнесса не заметила, как они подошли к задней калитке сада. Верхний этаж дома утопал в темноте, лишь окошко кухни слабо светилось сквозь заросли кустарника. Собаки хрипло залаяли, но быстро смолкли, увидев Аманду, которая, поднявшись на крыльцо, недовольным голосом окликала Терри.

Выждав, пока миссис Митчелл удалится в свою комнату, Агнесса переоделась из белого платья в домашнее, ситцевое, в синий цветочек, расплела волосы, спустилась вниз и приоткрыла дверь кухни.

Маленькое помещение освещалось ярким пламенем очага, на стенах плясали огромные тени. Терри стояла у плиты и помешивала деревянной ложкой закипающее в тазу сладко пахнущее варенье. Профиль ее в малиновом свете огня казался выточенным из красного камня, пушистые пряди волос выбились из-под косынки, упали на гладкий лоб, в глазницах залегли глубокие тени, и оттого лицо женщины приняло печально-строгий, загадочный вид. Агнесса подумала о том, что Терри еще молода, вряд ли ей больше тридцати пяти лет, но сейчас в своей усталой задумчивости она выглядела много старше.

Девушка присела на край табурета, и служанка, услышав скрип, обернулась.

Понемногу они разговорились.

— Давно вы в этом доме, мисс Агген? — спросила Агнесса.

— Зовите меня просто Терри, мисс. А служу я у миссис Митчелл седьмой год. Рада, что вы наконец приехали.

— Я тоже рада, Терри.

— Нравилось вам учиться?

— В общем-то, да, нравилось.

— Жаль было расставаться с пансионом?

Агнесса задумчиво улыбнулась.

— Нет, Терри, не жалко. Вернее, жаль, что я не увижусь больше с подругами, а остального… Нет! Не всегда в пансионе было хорошо и интересно. Многое нам запрещали.

— Что, например?..

— Читать все, что хотелось прочесть, вечерами гулять в саду…

Женщина улыбнулась.

— Но это, наверное, не так уж важно!

— Может быть, — Агнесса. — Но нас держали взаперти, а мне всегда хотелось увидеть что-нибудь.

— Ничего, не огорчайтесь, мисс, все у вас впереди.

Агнесса помолчала, потом вдруг спросила:

— Терри, вы знаете что-нибудь о моем отце?

— Почти ничего, мисс. Он был, по-моему, очень добродетельным человеком. У миссис Митчелл, вашей матушки, есть его портрет.

— Портрет?

— Да. Я когда-то видела мельком, — говорила, не отвлекаясь от работы, так, словно речь шла о чем-то незначительном, но Агнесса внимательно вслушивалась в ее слова. За обыденностью ответов Терри угадывалась, тем не менее, какая-то особенная, не ощущаемая Агнессой в других людях житейская мудрость; девушка не могла себе представить, что Аманда может разговаривать с этой женщиной так, как она обычно говорила с Мери.

— Скажите, Терри, от чего он умер?

— Я слышала, это была трагическая гибель, — ответила служанка, по-прежнему занятая работой. — Но о подробностях лучше спросить у матери.

Агнесса опять задумалась, глядя, словно в зеркало, в начищенный медный таз. Сейчас, раскрасневшаяся от кухонного жара, простоволосая, она походила на деревенскую девчонку. Она не замечала бросаемых на нее служанкой взглядов. Терри смотрела на юную госпожу со скрытым удивлением и любопытством, потому что ожидала увидеть дочь Аманды совсем не такой; она полагала, это будет прекрасно обученная светским манерам барышня-патрицианка, немного кокетливая, очень хорошенькая, не обязательно избалованная и капризная, но непременно уверенная в собственных достоинствах. А вместо этого перед ней оказалась застенчивая девочка, по сути дела еще ребенок, с выражением беспредельной наивности в широко раскрытых глазах. И служанка подумала, что, пожалуй, понимает ее… Терри была необразованной женщиной из простонародья, но сумела сердцем почувствовать: больше всего эта девушка нуждается сейчас в тепле родного дома, в дружеском понимании, в любви родителей, в том, чего она была лишена на целых семнадцать лет. И в то же время Терри лучше, чем кто-либо другой, знала, каким холодным может быть дом Аманды.

— С кем вы познакомились у миссис Райт? — спросила служанка.

— С ее дочерьми, Эйлин и Марией-Кристиной, и с мистером Дейаром. Да, Терри, я хотела попросить вас: разбудите меня, пожалуйста, когда пойдете на рынок! Я приглашена на прогулку.

— Хорошо, мисс. Понравились вам новые знакомые?

— Да.

И Агнесса рассказала о них служанке, которая, завершила дела, села напротив девушки и внимательно слушала ее, изредка улыбаясь и согласно кивая.

— А мистер Дейар, кто он?

— Друг семьи Райт.

— Может, он жених одной из сестер?

— Этого я не знаю. По-моему, у них много знакомых…

Они еще поболтали, а потом служанка позвала:

— Пойдемте, мисс, кормить наших сторожей!

Сторожи — два огромных тигровых дога Грег и Дон — охраняли владения миссис Митчелл. Днем они отсыпались в тенистых зарослях сирени, а ночью, быстрые и свирепые, носились по темному саду. К новой хозяйке они пока относились с недоверием — рычать переставали лишь после окрика Аманды или Терри. Терри, вопреки указаниям, баловала псов и сейчас не позабыла положить в карман сахар.

Они с Агнессой спустились с крыльца, и женщина коротким свистом подозвала собак. Долго разговаривала с ними, поглаживая их бархатные бока, потом дала сахар Агнессе, и та осторожно протянула его псам, которые, виляя хвостами и урча от восторга, принялись хватать сладкие куски.

— Их можно приручить, — сказала Терри. — Особенно этого. Правда, Дон? — Она погладила Дона, а Грег ревниво взвизгнул, и тогда Агнесса несколько раз провела ладонью по длинной, гладкой спине пса, а он лениво разлегся на траве, подставив под руку упругий теплый живот.

— Вот и ручные, — говорила Терри. — Они все понимают не хуже людей. И не злые они вовсе, если с ними по-человечески: как и все живые существа, рано или поздно на добро добром ответят… Что ж, идемте, мисс, а то уже поздно.

Когда повернули назад, Терри подала девушке руку.

— Держитесь, мисс, а то поскользнетесь в темноте. Я-то здесь все знаю, а вы — в первый раз!..

Они дошли до крыльца, и Агнесса, остановившись, сказала вдруг:

— Зовите и вы меня просто по имени, Терри.

Женщина крепче сжала пальцы юной госпожи; в словах девушки ей послышался непонятный, неизвестно к кому обращенный вызов.

— Как видно, в вас больше от природы, чем от воспитания, — негромко произнесла она.

Агнесса поднялась к себе. Она долго лежала без сна, слушая далекий плеск волн. Она понимала, что вступает в новую пору жизни, и все существо ее наполнялось чувством чего-то печального, неосуществимого. Агнесса в свои семнадцать лет еще не научилась как следует разбираться ни в себе, ни в других, она только пыталась делать это, не осознавая, что принадлежит к числу натур, вся жизнь которых может стать трагедией бесплодного поиска родственной души, завершающегося сознанием невозможности проникновения одной в другую, столь глубокого, как хотелось бы, неспособности быть вполне понятным и понять даже самое себя.

 

ГЛАВА II

Ночь пролетела быстро, и вот уже заспанная Агнесса медленно спускалась по лестнице. Она немного посидела на кухне, рассеянно глядя на хлопотавшую Терри, затем умылась холодной водой и, окончательно проснувшись, пошла одеваться. Когда Терри с корзиной в руках вышла на крыльцо, девушка уже поджидала ее. Уходя, она оглянулась на окна спальни Аманды: они были плотно завешены.

Прохладный утренний воздух был удивительно чист и прозрачен, очертания гор, в полдень полускрытые дымкой зноя, четко проступали на фоне светлого неба. Терри повела Агнессу другой дорогой, неровной широкой лентой спускавшейся к океану. Девушка с интересом смотрела на пеструю толпу, спешащую на шумный южный базар. В столь ранний час это были в основном торговки; женщины, перекликаясь между собой, тащили большие корзины с фруктами, овощами, зеленью, свежей рыбой. Мужчины управляли тяжело нагруженными повозками, покрикивая на измученных лошадей. Наперегонки неслась веселая оборванная детвора: мальчишки и девчонки волокли глиняную посуду, океанские раковины, куски холста, разный мелкий товар. Шли молоденькие служаночки с легкими корзинками в руках — негритянки, мулатки и белые. Внимание Агнессы привлекла маленькая сценка: двое мальчишек везли тяжелую тележку, доверху заставленную большими корзинами. Старший, не более десяти лет, впрягся в длинную веревку, а младший, лет шести, пыхтя от усилия, подталкивал повозку сзади. Внезапно тележка, зацепившись осью за камень, перестала двигаться, и передний мальчик, не оборачиваясь, крикнул:

— Да поднажми же, Том!

Маленький Том напрягся изо всех сил, но колеса стояли, а тележка накренилась и сползла с дороги. Заметив это, Терри бросила корзину и, подбежав к повозке, приподняла ее.

— Что ждешь! — прикрикнула она на старшего мальчика. — Тяни!

Повозка дрогнула и покатилась. Младший поднял на Терри большие серьезные глаза и молча продолжал работу.

Агнесса поглядела вслед мальчикам, потом спросила тихо:

— У них есть родители? Такой труд слишком тяжел для детей.

— Они должны работать, — с легким раздражением сказала Терри. — Отец их болен, а матери одной не прокормить семью, ведь их, — она кивнула на мальчишек, — шестеро, старшему четырнадцать… Здесь это обычное дело, — немного погодя добавила служанка.

Дальше шли молча. Агнесса в задумчивости опустила голову, и несколько раз грубые окрики заставляли ее отскакивать в сторону от наезжавших повозок. Она немного отстала от Терри и долго брела по пыльной дороге, не видя ничего вокруг. Служанка не мешала ей.

Когда девушка очнулась от своих мыслей, то увидела, что они с Терри почти дошли до набережной, откуда одна дорога вела на рынок, другая — в сторону особняков.

Агнесса спешила выбраться из суетливой толпы. Она посторонилась, пропуская группу молодых мужчин, которые вели на поводу лошадей, очевидно, с купания. Длинные гривы коней отливали шелком, шерсть блестела на солнце, копыта грациозно ступали по булыжной мостовой, и Агнесса невольно залюбовалась животными, но тут же, почувствовав на себе откровенно любопытные взгляды, с досадой отвернулась и быстро пошла вперед. И все-таки что-то заставило ее оглянуться. Она повернула голову и на мгновение встретилась взглядом со светловолосым юношей; он шел последним, держа за узду смоляно-черного, без единого пятнышка коня, и этот пристальный взгляд странно взволновал Агнессу. Девушка поскорее скользнула за поворот и, облегченно вздохнув, остановилась, поджидая Терри. Здесь их пути расходились.

Яркую Марию-Кристину Агнесса заметила издали. Мисс Райт-младшая сидела на перилах крыльца и оживленно болтала с Ричардом Дейаром, который стоял тут же, на ступеньках. Они в один голос поздоровались с Агнессой, а Кристина прибавила:

— Вы, мисс Митчелл, сегодня очень хороши! Правда, мистер Дейар? — И озорно улыбнулась Агнессе.

— Мисс Митчелл хороша не только сегодня, — в тон ей произнес молодой человек, чем окончательно смутил гостью. Собираясь рано утром, Агнесса выбрала светло-зеленое платье и шляпу с белой лентой, но одета она была намного скромнее Марии-Кристины. Мисс Райт предпочитала сочные краски: ее рыжие волосы, завитые в мелкие кудряшки, задорно вздымались надо лбом. Агнесса пришла к выводу, что Кристина нарушила как минимум две главные заповеди воспитанниц пансиона: «Молодой леди подобает быть одетой скромно» и «Девушка должна быть красива красотою естественной». Но, поразмыслив, решила, что несоблюдение правила «Барышне пристало вести себя скромно» напрочь перечеркивает вообще все. При этом она вовсе не думала осуждать новую знакомую; ей куда приятнее было хотя бы на время забыть о надоевших условностях. Агнессе и в голову не приходила мысль о том, что ни Мария-Кристина, ни ее сестра, ни их подруги никогда, при всем кажущемся легкомыслии и дерзости, даже при желании не посмели бы переступить раз и навсегда установленную грань приличия, совершить что-нибудь такое, что по-настоящему бросило бы тень на их репутацию и честь семьи. Они просто дурачились и невинно шутили. На крыльце появилась Эйлин.

— Здравствуйте, мисс Митчелл! — сказала она и обратилась к Кристине и Ричарду: — Слышали новость? Маргарет Бренсон возвращается завтра.

— Маргарет! Наконец-то! — воскликнула Кристина. — А остальные?

— Мистер Гауг приедет через пару дней, а мистер Хирд, наверное, уже здесь, — Ричард, а Эйлин, повернувшись к Агнессе, пояснила:

— Это наши знакомые, вернее, друзья. Мы потом представим их вам. А теперь пора идти — поднимается солнце!

…Беззаботная компания шла по берегу океана, болтая и смеясь. Они были уже далеко за городом: широкий гранит набережной сменился узкой полоской песчаного пляжа. Слева сплошной стеной возвышался вулканический массив: местами скалы нависали над водой, и тогда путники пробирались тропинкой, нырявшей меж каменных глыб.

Агнесса не переставала удивляться прелести дикого края. Солнце палило вовсю, горячий ветер обжигал лицо, не привыкшие к ходьбе ноги ныли от усталости, но здесь Агнесса испытывала не сравнимое ни с чем волнующее ощущение свободы!

Широко раскрыв глаза, смотрела она на океан и думала о том, до чего же он переменчив… как это похоже на человеческое настроение. Она сбросила туфли, чуть приподняла подол платья, побрела по мелководью, наслаждаясь прохладным прикосновением волн. Она часто нагибалась и скоро набрала целую горсть перламутровых раковин и причудливо окрашенных камней. Вскоре тропинка начала круто подниматься вверх. Подняв голову, Агнесса с трудом разглядела среди зубцов исполинского массива остатки крепостных стен. Путь предстоял нелегкий: извивы тропинки кое-где скользили по едва заметным выступам скалы, почти совсем лишая путников опоры. Агнесса осторожно ступала по скользким камням; впереди шли Ричард и Эйлин, а футов на пять ниже развевался белый шарф Марии-Кристины.

Агнесса вдруг вспомнила сон, который часто снился ей раньше. Она видела себя на каком-то крошечном уступе, ей с трудом приходилось сохранять равновесие. Ужас леденил кожу, но девушка вспоминала, что это сон, всего лишь сон, и никакой опасности нет. Агнесса переставала бороться, падала вниз и всегда просыпалась, не достигнув дна пропасти. Но теперь настоящий, а не приснившийся страх высоты сковал ее движения. От мысли, что она, случайно поскользнувшись, может сорваться вниз, перехватило дыхание и похолодели руки. Девушка чувствовала, что не может идти дальше, она хваталась за какие-то травинки, пытаясь удержаться, но голова кружилась, тело слабело и… Внезапно сильные руки подхватили ее, и, не успев опомниться, Агнесса очутилась на маленькой площадке, образованной выступом скалы.

— Ну и напугали же вы меня, мисс Митчелл! — произнес Ричард, наблюдая, как с лица девушки медленно сходит бледность.

— Спасибо…— еле переводя дыхание, прошептала Агнесса.

— Это наша вина, — сказала подоспевшая Мария-Кристина. — Мы не сообразили, что вы впервые в горах! С непривычки всегда голова кружится.

— Теперь лучше? — спросила Эйлин, участливо склоняясь к Агнессе.

— Да… Можно идти дальше.

— Дальше?! О, да вы, мисс Митчелл, вижу, все-таки не из робких! — воскликнула Кристина. — Что ж, вперед так вперед!

Последний участок пути оказался сравнительно легким, и они быстро преодолели его. Агнесса, окончательно успокоившись, оглядывала окрестности: с такой высоты можно было видеть долину во всем ее величии и красоте. Океан походил на гигантскую серебряную чашу, распростертую под огромным каменным хребтом. Сзади теснились четырехсотфутовые базальтовые исполины одиночные скалы, под ними расстилалась зелень малых холмов, а затем опять горы, горы, горы…

Путешественники подошли к стенам древней крепости. Некогда она представляла собой внушительное сооружение с зубчатыми стенами и обширным внутренним двором. Теперь же ворота и единственная башня были разрушены, и не оставалось сомнений, что недалек тот день, когда все до сих пор уцелевшее превратится в руины.

Агнесса отстала от спутников: остановившись у входа, она попыталась прочитать полустертую надпись на каменной доске, но, так и не разобрав шрифт, спустилась по узенькой лесенке в нижнюю часть башни. Наверху была жара, а здесь — холод склепа. Агнесса провела рукой по шероховатой мокрой стене и подумала внезапно о том, что несколько столетий назад тут жили люди, они говорили, думали, плакали, смеялись… живые люди, но теперь их нет, они ушли навсегда, их поглотила вечная тьма, и никогда никто не узнает их судеб и имен. И они никогда не узнают о том, каков сейчас мир и каким он будет спустя тысячелетия. И она, Агнесса, исчезнет, исчезнут ее мысли, ее суть; все, что она делает, канет в ледяное небытие, даже тени следа не останется на земле, и нет никакой возможности предотвратить эту катастрофу. Так каков же смысл ее появления на свет, если все скроют безмолвные камни?

Агнессе стало страшно. Она выбежала наверх и присела на обломок известковой плиты. Она сидела, наверное, долго, сжимая виски тонкими пальцами, до тех пор, пока не услышала тихий голос:

— Что с вами, мисс Митчелл? Вам снова дурно?

Девушка повернулась и увидела мистера Ричарда Дейара.

— Нет-нет, я просто задумалась, — поспешно произнесла она и встала.

Она не знала, что Дейар давно стоит здесь, пытаясь поймать ее сосредоточенный взгляд, устремленный на что-то видимое ей одной. А между тем молодой человек решил, что за Агнессой Митчелл стоит, пожалуй, немного поухаживать. После посещения Амандой дома миссис Райт болтливая Дебора обмолвилась при Ричарде, что, мол, Агнесса Митчелл — весьма выгодная невеста. Правда, она намекнула еще на некие обстоятельства, касающиеся не лично Агнессы, но Аманды, обстоятельства, которые могли помешать миссис Митчелл найти для дочери безукоризненного, достойного жениха. В тот вечер Агнесса не произвела на Ричарда особого впечатления, девушка не показалась ему интересной, мистера Дейара куда более поразило холодное великолепие Аманды. Сам он приходился племянником первому богачу округи: дядя был болен и стар, но Ричард так до сих пор и не знал окончательно, перепадет ли ему хоть что-нибудь из дядюшкиного наследства. В доме миссис Райт он ухаживал за Эйлин, но сейчас решил уделить побольше внимания Агнессе.

— Простите, мисс Митчелл, что я отвлек вас от мыслей, но мне не хотелось оставлять вас одну, — проговорил он с вежливой улыбкой, устремляя на девушку чуть прищуренный взгляд.

Потом подал Агнессе руку. Он не видел, что из-за угла башни за ним наблюдают быстрые глаза Марии-Кристины.

Мария-Кристина накрыла широкую каменную плиту куском ткани и разложила на нем всю принесенную из дома провизию. Ричард откупорил бутылку темного вина и разлил его по четырем бокалам.

— Итак, первый тост…— Кристина сделала паузу.

— Разумеется, за дам, — сказал Ричард, — за тех, вокруг кого и вертится жизнь в этом мире!

Эйлин улыбалась.

— Забавно, — заметила Мария-Кристина, поставив свой бокал на камень. — Я слышала одну легенду: будто племена, что жили здесь несколько веков назад, еще до испанцев, каждый год устраивали женщинам испытание. Женщина должна была пройти по крутой тропе от берега океана до вершины скалы, причем в руки ей давали кувшин или чашу с водой. И если какая-нибудь несчастная оступалась и роняла свою ношу, то ее сбрасывали в воду: таким способом племя избавлялось от больных и слабых женщин.

— И никто из мужчин не мог заступиться за них? — спросила Агнесса.

— Мисс Митчелл, да что вы! Во-первых, дикарям чужды любовь и сострадание, а потом закон такой, понимаете? Чтобы выжить! Сами же мужчины и сталкивали женщин вниз! В этом мире, — подчеркнуто назидательно добавила она, поглядев на Ричарда, — каждый заботится только о собственной выгоде, и побеждает сильнейший!

— К чему ты рассказываешь такие вещи? — сказала спокойная Эйлин. — Это были варвары, о них ли речь?

Ричард бросил на Кристину исполненный иронии взгляд.

— Дело в том, мисс Эйлин, — сказал он, — что мисс Кристина намекает на присутствующих — не знаю, правда, зачем — и вообще на мужской пол. Мол, даже тысячелетия не могли нас исправить.

— Нет, почему? — невозмутимо парировала Кристина. — Вовсе не на вас! Ведь сегодня вы не сбросили мисс Митчелл в пропасть, когда она поскользнулась.

— Мария! — воскликнула Эйлин. — Перестань сейчас же!

— Хорошо, — сказала Кристина, — не сердитесь на меня, мистер Дейар. За дам — так за дам, согласна!

Агнессу не в первый раз удивило, как просто общались между собой молодые люди, это было совсем не то, к чему ее готовили в пансионе. Чуть пригубив, она поставила бокал на место. От жары хотелось пить, но терпкая влага непривычно обожгла горло.

— Бедняжки мы, — сказала Кристина. — Это мужчины имеют свободу распоряжаться собой, а слабый пол…

Она махнула рукой.

— Если есть деньги…— начал было Ричард, но Кристина оборвала его:

— Мои деньги — это мое приданое, и не более того! А я хочу быть независимой во всех отношениях!

Слушая их разговор, Агнесса подумала о том, что желанная свобода, похоже, и в самом деле призрак, если на все придется спрашивать разрешение. А если нет?

— Скажите, миссис Райт знает, где мы находимся? — спросила она.

— Конечно, нет! Мамочка думает, что мы гуляем по берегу или собираем цветочки вон на той лужайке! — Кристина показала куда-то вниз, где среди зарослей можжевельника мелькали бледной зеленью маленькие поляны. — А как мы веселились прошлым летом! Скоро приедут наши друзья, вот тогда будет совсем замечательно!

— Да хватит тебе болтать, Мария-Кристина. Мисс Митчелл может подумать что-нибудь не то, — говорила, все более оживляясь, Эйлин.

— Все, молчу! Только пусть мистер Дейар скажет, когда мы поедем кататься верхом!

Она рассмеялась, а Эйлин негодующе передернула плечами.

— Предлагаю совершить верховую прогулку послезавтра, — сказал Ричард. — Как вы на это смотрите, мисс Митчелл? — Он повернулся к Агнессе. — Согласны?

— Но я не умею ездить верхом.

— О, это пустяки! Мы научим вас, если вы не против.

— Да! — подхватила Кристина. — Это совсем не трудно! У дяди мистера Дейара конный завод в трех милях отсюда. Лошади в нашем распоряжении.

— Потом, когда приедут наши знакомые, будем ездить все вместе, — добавила Эйлин.

Побродив по развалинам, к полудню собрались идти назад. Агнессу страшил крутой спуск, но спускались они по другой, менее опасной тропинке, и к тому же цепкие пальцы Марии-Кристины ни на секунду не выпускали запястья Агнессы. После, пройдя по заросшим виноградникам, они выбрались на проселочную дорогу. Идти по набережной было бы намного приятнее; здесь же, на проселочной дороге, в туфли набились комочки сухой земли, а на платье осел слой пыли, но этот путь оказался короче, и вскоре Агнесса очутилась дома.

Она подождала, пока новые знакомые не скрылись за поворотом, и открыла калитку.

Рабочие перекладывали плиты, которыми был выстлан двор. Дело двигалось не слишком быстро: солнце стояло в зените, по лицам людей струился пот, и их натруженные руки с усилием поднимали гранитные квадраты.

Аманда стояла неподалеку и давала указания. По-видимому, она была недовольна — ее резкий голос проникал в самые дальние уголки сада.

— Пошевеливайтесь! К вечеру нужно закончить.

— Это вряд ли…— промолвил нехотя один из работников. — Тут дня на два работы.

— Ну что ж, — с высокомерным спокойствием кивнула Аманда, — соответственно вы получите лишь половину обещанного.

Не будь Агнесса столь сильно охвачена своими впечатлениями, она могла бы поразмыслить над тем, что увидела сейчас: то было обличье Аманды, которое лучше, чем какое-либо другое, выдавало ее истинную суть, ибо за ним проступало нечто такое, что не в силах была скрыть даже самая совершенная красота.

Заметив дочь, миссис Митчелл еще что-то сказала рабочим и повернулась к ней. Поздоровавшись, она сдержанно осведомилась:

— Ну как? Понравилась тебе прогулка?

— Да.

По правде говоря, Агнесса не была в большом восторге от новых знакомых: тот ореол одиночества, с которым она вышла из пансиона (одиночества, к счастью, не успевшего пустить глубокие корни), не исчез; у Агнессы закралось подозрение, что Мария-Кристина и Эйлин, пожалуй, несколько поверхностны, и едва ли общение с ними приведет к настоящей дружбе… Впрочем, девушка не теряла надежды на лучшую встречу… возможно, с кем-либо из окружения сестер Райт. Или… с кем-то еще.

Но Аманда не была тем человеком, с которым искренне хочется поделиться впечатлениями.

— А где вы были? — Миссис Митчелл скользнула по Агнессе острым взглядом.

— Прошлись по набережной, потом немного погуляли за городом, — та, удержавшись от подробностей.

— Иди, Мери ждет тебя в столовой. И в следующий раз получше укрывайся от солнца.

— Да, — поспешно произнесла девушка, — меня пригласили на конный завод. Послезавтра.

— Кто пригласил?

— Мистер Дейар.

— Одну тебя?

— Нет, всех: и мисс Эйлин, и мисс Марию-Кристину.

— Вот как? Что ж, можешь пойти.

И, давая понять, что разговор окончен, мать отвернулась.

У себя в комнате Агнесса скинула платье, туфли, шляпу, глянула в зеркало… Боже мой! Щеки, лоб, нос покраснели от солнца, пряди волос выбились из прически, но в зеленых глазах появилась невиданная доселе задорная смешинка.

Агнесса пригладила пряди, свисающие по обеим сторонам разгоряченного лица, и вдруг, несмотря на усталость, в безудержном восторге закружилась по комнате: в ней просыпалась не утолявшаяся целых семнадцать лет страсть к приключениям, способная пробиться сквозь толщу догм, перевернуть ее жизнь и в дерзости своей сравняться с мечтою.

 

ГЛАВА III

Собираясь утром на прогулку, Агнесса рисовала в мечтах, как будет объезжать верхом на лошади степные просторы, дикие и прекрасные, покорять вершины холмов, — тут ей вспоминались тайно прочитанные в пансионе романы. Только вот костюм для верховой езды раздобыть не удалось, и Агнесса с сожалением просила Мери застегнуть на спине обычное платье из серого органди, попутно обдумывая способ разрешения этой проблемы. Аманду ей просить ни о чем не хотелось. Заслышав бешеный лай Грега и Дона, девушка выглянула в окно: во двор входили облаченные в амазонки Мария-Кристина и Эйлин, с ними был Ричард Дейар, а также не знакомые Агнессе девушка и два молодых человека. Терри с трудом удерживала псов.

— А где молодая хозяйка? — спрашивала Кристина, с любопытством разглядывая двор, дом, собак и саму Терри.

Агнесса не слышала, что ответила служанка, — быстро закончив туалет, девушка слетела со ступенек вниз и пошла навстречу гостям. Она не знала о том, что из-за занавески спальни второго этажа на нее глядят внимательные серые глаза.

Аманда отошла от окна только тогда, когда компания молодых людей скрылась из виду. Она села на неприбранную кровать, губы ее были плотно сжаты, а руки слегка дрожали. Аманда никак не могла понять, отчего она вдруг так разволновалась. Ее дочь! Подумать только! Давно ли она сама была такой же девчонкой?!

Тогда она жила в старом домике на окраине небольшого городка в Джорджии. Родители Аманды умерли рано, и она семнадцати лет от роду бросилась на поиски счастья. Из родственников у нее оставалась лишь тетка по матери, но к ней девушка не поехала, хотя тетка была богата и бездетна. В семье о ней если и вспоминали, то всегда с осуждением: там придерживались строгих нравственных правил, а отступница тетя Бесси содержала публичный дом в Новом Орлеане, и потому ни о каком родстве с нею не могло быть и речи. Мать много говорила Аманде о том, что лучше остаться бедной, но сохранить свое достоинство, гордость и честь; и хотя дочь, пять лет носившая одно платье, сомневалась в справедливости этих суждений, первое время — по старой памяти — она вела себя так, как учили родные.

Но стремилась она к другому. Целью мисс Аманды являлось завоевание положения в обществе, богатство и, конечно же, личное счастье. Главными козырями в предстоящей крупной игре она считала молодость, красоту и ум, но очень скоро выяснилось, что не хватает самых главных карт — денег: без них все планы рушились, будто песчаные городки. Покойные родители не оставили Аманде почти никакого имущества, и ей ничего не оставалось, как идти искать работу, чтобы прокормиться. Она устроилась было на фабрику, но пробыла там недолго: тяжкий труд губил красоту, а платили мало, да и само сознание того, что она — простая работница, отравляло существование гордячки Аманды. Девушка желала успеха быстрого и легкого; немного поколебавшись, она поступила на работу в ночной клуб — танцовщицей, надеясь очаровать богатых посетителей своим изяществом и ослепительной улыбкой. Поклонники появились незамедлительно, здесь же Аманда познакомилась с начинающей актрисой Деборой Голден. Они вместе проводили время в обществе веселых молодых людей, где рекой лились признания в любви, комплименты, всякого рода туманные обещания, но все это были пустые слова, а Аманда ждала серьезных предложений и быть источником чьих-либо развлечений не желала.

Она злилась на себя и на окружающих. Особенно ее задело удачное замужество предприимчивой Деборы, которая вскоре после свадьбы уехала в Калифорнию, откуда присылала письма с подробным и восторженным описанием новой жизни. Аманда же продолжала с черной завистью созерцать недоступный ей мир богатых посетителей клуба, а через год, махнув на все рукой, сделалась любовницей одного из них, затем другого, третьего и стала особой весьма известной. Аманда веселилась, танцевала и пела но вечерам, а утром, злобная, мрачная, случалось, рыдала от унижения и стыда: не о такой жизни она мечтала.

Еще через год она случайно познакомилась с Джеральдом Митчеллом, служащим промышленной компании. Влюбленный в красавицу Аманду, мистер Митчелл предложил ей свою руку, и она согласилась — ей давно опротивел и клуб, и любовники, и вся прежняя жизнь. Они поженились. Джерри оказался внимательным и нежным, он горячо любил Аманду, с восторгом встретил рождение дочери. По службе мистер Митчелл числился на хорошем счету, чувствовалось, что он пойдет в гору, и Аманда наконец зажила не то чтобы счастливо, но как-то спокойно и мирно. Молодые супруги сняли квартиру в центре города, наняли прислугу, но неожиданно свалившееся несчастье прервало семейную идиллию: Джеральд Митчелл был убит вечером на одной из темных улиц, где он, возвращаясь со службы, вступился за женщину, на которую напали грабители. Что это было — тяжкий рок или всего лишь непоправимый случай, неизвестно, но только жизнь снова попыталась загнать Аманду в тупик. Она осталась вдовой с маленьким ребенком на руках, средства скоро иссякли, нужно было как-то спасаться от надвигающейся бедности, от мучительных забот о завтрашнем дне. И тут Аманда подумала о тетке.

Она хорошо помнила, как ранним утром постучалась в окошко маленького флигелька, как дверь открыла служанка, и после долгих объяснений Аманду наконец представили полной седовласой даме, мисс Элизабет Рейнолдс, тете Бесси. Аманду она встретила недоверчиво, но, когда та рассказала о последних годах жизни родителей и о своих последующих скитаниях, признала племянницу и обещала помочь. Вскоре одинокая дама привязалась к малышке Агнессе; к тому же практичный ум и обаяние Аманды могли пригодиться в ведении дел «храма любви». Так что миссис Митчелл обосновалась у тети Бесси.

Спустя пять лет госпожа Рейнолдс умерла, а ее единственная родственница Аманда Митчелл вступила в права наследования.

Аманда воспрянула духом: наконец-то она обрела истинный козырь — неиссякаемый источник доходов. Маленькая Агнесса была отдана на воспитание в пансион для благородных девиц, а миссис Митчелл занялась устройством деловой и личной жизни.

Однако ее опять ждала неудача: достойных претендентов на руку «мадам» не находилось, путь в высший свет также был закрыт для нее; разумеется, как полагала и сама Аманда, в том виновато было недвусмысленное положение хозяйки непристойного заведения. Материального благополучия она достигла, теперь ей нужно было уважение общества, но покорить эту вершину оказалось труднее всего. Миссис Митчелл решила действовать хитрее. Она связалась с особой по имени Лорна Хейман, молодой смышленой авантюристкой, которую сделала своей заместительницей или, вернее, заменительницей: поручила ей все дела, а сама переехала в другой город, где поселилась под видом наследницы большого состояния.

Состояние и в самом деле было немалым: приличная сумма досталась от тети Бесси, да и после доходы не уменьшались. Лорна, конечно же, приворовывала, но зато в умении изворачиваться, хитрить, когда дело касалось полиции или налоговой службы, ей не было равных, поэтому Аманда не особенно сердилась. Деньги и так текли рекой. Миссис Митчелл купила дом в одном из крупных городов, а также особняк на побережье Калифорнии, который, правда, долгое время оставался заброшенным. Из прислуги все эти годы рядом находилась лишь Терри Агген, простая честная женщина, сумевшая завоевать доверие госпожи. Аманда жила на широкую ногу, ни в чем себе не отказывала, но честолюбивые планы не покидали ее. В последнее время они разгорелись с новой силой, и связано это было прежде всего с приближавшимся совершеннолетием Агнессы.

В заключительный год своего пребывания в пансионе девушка сильно повзрослела и теперь внешностью и характером все больше походила на отца. Правда, Аманда неожиданно для себя обнаружила в дочери какую-то непонятную отчужденность, но это, как она рассчитывала, пройдет, после того как девушка привыкнет к новой обстановке. Они так мало виделись и общались (даже на каникулы Аманда не забирала Агнессу домой), что миссис Митчелл решительно не знала, с чего начать знакомство с собственной дочерью.

Агнесса являлась последней картой миссис Митчелл в ее долгой игре с судьбой. Выдать дочь за состоятельного, уважаемого человека (быть может, даже знатного и непременно из хорошей семьи!), покончить с прошлым и наконец-то достичь той наивысшей ступени благополучия, к которой она безрезультатно стремилась всю жизнь! В том, что этот план удастся осуществить, Аманда почти не сомневалась. Пусть Агнесса не так красива, как была в юности миссис Митчелл, но в ней есть своя прелесть; кроме того, она играет на рояле, знает языки, танцует и поет, вышивает по канве — словом, умеет делать все, что положено уметь девушке, если она желает быть хорошей невестой!.. И главное — у нее имеется приданое, о котором Аманда заботилась все эти годы. Она была довольна тем, что ее дочь скромна, послушна и застенчива… даже, пожалуй, слишком. Аманда привезла Агнессу в летний особняк, познакомила с дочерьми Деборы и на этом пока остановилась. Спешить она не любила. Перед прибытием дочери она наняла новую служанку, негритянку Мери, из которой хотела сделать горничную Агнессы, а с Терри взяла слово молчать обо всем, что касалось прошлого: Агнесса не должна была знать ни о клубе, ни о публичном доме, ни о благодетельнице тете Бесси.

Так размышляла Аманда, сидя в своей спальне, после того как Агнесса ушла с новыми друзьями. Потом, устав от воспоминаний и мыслей о будущем, занялась собой: переменила платье, расчесала густые и все еще очень черные волосы. Внимательно рассмотрела кожу лица — морщин не было — и опять залюбовалась своим отражением. Аманда не переставала нравиться мужчинам: и во времена управления публичным домом, и после, когда она передала дела Лорне, а сама удалилась на покой, у нее были любовники. Были они и сейчас: конечно, совсем не такие, как тогда, в молодости, и относились они к ней иначе, и все же, устроив судьбу Агнессы, Аманда намеревалась их бросить… Бросить — и повести совершенно иную жизнь, в новом окружении, в новом обществе, может быть, уехать за границу… Аманда размечталась вовсю. Нужно купить Агнессе побольше нарядов (а заодно и себе!), научить ее следить за модой, нанять еще прислугу, завершить переустройство дома и двора! В общении Агнессы с дочерьми Деборы Райт и их друзьями Аманда ничего плохого не видела: пусть девочка поучится, как вести себя с поклонниками, это тоже пригодится. Хотя вряд ли эти молодые люди подойдут для серьезных отношений — с помощью матери Агнесса возьмет барьер и повыше! А Дебора (вспомнив о Деборе, миссис Митчелл хищно улыбнулась) пусть себе мечтает о счастливом будущем дочерей и своем, в качестве тещи. Еще посмотрим, кто кого!

Знойный степной воздух, пропитанный запахами трав и дорожной пыли, тяжело нависал над землей, потрескавшейся от многодневной жары. Копыта бегущих мелкой рысцой лошадей почти беззвучно опускались в пыль, а колеса ландо пели свою бесконечную песню.

Агнесса расположилась на заднем сиденье рядом с Эйлин Райт, мисс Маргарет Бренсон и мистером Стивеном Гаугом. Впереди сидели Ричард Дейар, мистер Барни Хирд и неугомонная Мария-Кристина. Ехать было жарко, мешала пыль, но компания не унывала: перебрасывались шутками, а веселый смех Кристины был слышен, как сказал кто-то, на две мили вокруг. Агнесса в основном молчала, не вполне освоившись с новыми спутниками. Маргарет Бренсон, красивая черноволосая девушка, знакомясь с Агнессой, держалась, как показалось той, свысока. Она, правда, разговаривала так со всеми, но Агнессу это все же задело — ее очень ранило высокомерие людей, на которое она не знала как отзываться: дерзить не умела, мириться не могла. Зато Барни и Стивен сразу расположили Агнессу к себе веселостью и простотой. Оба прибыли из столицы, где изучали право, оба были интересными собеседниками, один ухаживал за мисс Бренсон, другой — за Марией-Кристиной.

Сытые кони быстро мчались по ровной дороге, и через полчаса компания прибыла на место. Ричард помог Агнессе сойти на землю. Вообще он всячески оказывал девушке внимание, заметно выделял ее среди остальных, и нельзя было сказать, что ей это не нравилось.

Загоны для лошадей размещались по обе стороны обширной площадки, где утоптанная копытами земля была тверда, как камень. Поодаль виднелось несколько одноэтажных строений.

Все разбились по парочкам (Маргарет и Барни, Стивен и Мария-Кристина, Ричард и Агнесса) и разбрелись по площадке, осматривая обитателей загонов. Грустная Эйлин, чуть помедлив, присоединилась к Стивену и сестре.

Агнесса в сопровождении Ричарда переходила от загона к загону, с интересом читая надписи на прибитых к столбам маленьких табличках и слушая пояснения спутника. Узнав о приезде гостей, на площадке появился управляющий заводом, и с ним — группа мужчин, вероятно, из тех, кто ухаживал за лошадьми. Управляющий следовал за Ричардом, отвечал на вопросы, остальные держались поодаль.

— Вот Фортуна, Абсент, а вот Джипси, Найт, — говорил Дейар, — все чистокровки. У нас много очень ценных, породистых лошадей.

— Жаль все-таки, что я не умею ездить верхом, — вздохнула Агнесса. Ей нравились эти животные, и сейчас она не могла представить себе ничего более романтичного, чем испытанное только в мечтах ощущение стремительности скачки, когда ритм биения человеческого сердца сливается с ритмом движения коня, когда оно замирает в груди, сжатое страхом и одновременно жаждой вырваться наружу в упоительном восторге: ты свободна!

Конь, возле которого они стояли сейчас, был необыкновенно красив: стройный, с сильными мышцами, шоколадного цвета шкура казалась не блестящей, а матовой, рыжая грива косматилась на ветру, челка падала на морду неподстриженными прядями; лошадь то и дело вскидывала голову, и тогда светился то один, то другой сиреневато-черный глаз. Сочетание благородного происхождения и диковатого облика не просто поражало, а необычайно волновало воображение — то была чистейшая, не приукрашенная ничем романтика природы.

— Но вы легко научитесь, мисс Митчелл, я уверяю вас! Начать занятия можно в любое время, когда захотите!

— Боюсь, у меня ничего не получится, — безо всякого притворства сказала девушка.

— Получится, вот увидите! Здесь многие барышни ездят верхом. И мисс Райт, и мисс Бренсон тоже.

— Вы, наверное, можете ездить на любой из этих лошадей?

— Да, — не задумываясь, ответил Ричард.

— И на этой тоже? — прозвучал насмешливый голос незаметно подошедшей Марии-Кристины. Она указала на загон, где бесновался диковатого вида темно-рыжий жеребец. — Даже на этой?

— Эта лошадь не объезжена. — В тоне мистера Дейара слышалась досада.

— Нет, объезжена, — упрямо заявила рыжеволосая девушка и обратилась к управляющему: — Скажите, мистер Тревис!

— Мистер Дейар прав, мисс, — ответил тот, подходя ближе, — этого коня опасно седлать.

— Да?! — рассмеялась Кристина. — Эй! — Она махнула рукой. — Мистер Гауг, мистер Хирд, идите сюда! Кто проскачет хотя бы круг на таком жеребце, тому я подарю… поцелуй!

Друзья подошли к загону.

— По-моему, лошадь дикая, — равнодушно произнесла Маргарет, — зря ты это затеяла, Крис.

Кристина, однако, не унималась.

— Что, нет желающих покрасоваться и заработать поцелуй? — Глаза плутовки сверкнули.

— Вы хотите сказать, желающих свернуть себе шею? — пошутил Стивен.

— Вы же, мистер Гауг, прошли первоклассную школу верховой езды! — поддразнила Кристина.

— Но я не умею объезжать лошадей!

Молодой человек в растерянности развел руками, потрясенный оригинальностью женской логики: ему предлагали заняться не своим делом, сложным делом, требующим нескольких лет обучения, неуменье же выставляли как порок. А что если бы он предложил одному из парней, ухаживающих за лошадьми, перевести латинский стих?

— Вы, мистер Хирд?

Тот покачал головой.

— Струсили?

— Мари! — с возмущением выкрикнула Эйлин, а Ричард, не выдержав, метнулся к загону. Но Мария-Кристина удержала его.

— Нет, мистер Дейар! Я не желаю, чтобы вы пострадали по моей вине! Этот конь действительно дикий, и вам не нужно рисковать, но… но я все же хочу увидеть, как его укрощают! Неужели на заводе нет таких людей?

Ричард, нахмурившись, повернулся к управляющему.

— Есть, мисс, — отвечал тот Кристине. — Сейчас мы это устроим. Эй, Джек! — крикнул он кому-то. — Иди-ка сюда!

К загону подошел высокий стройный юноша лет двадцати и вопросительно посмотрел на управляющего.

— Проведи лошадь по кругу, — сказал управляющий, — вот господа желают посмотреть…

Джек окинул компанию быстрым взглядом и произнес:

— Но вы поручили мне…

— Потом! — не дав ему закончить, нетерпеливо заявил управляющий. — Делай, что говорят!

Но наездник стоял, дерзко разглядывая присутствующих, и, по-видимому, не собирался спешить. Мария-Кристина звонко расхохоталась, а Ричард побледнел от гнева.

Агнесса, стоя в стороне, наблюдала за происходящим. Внутренне она негодовала на коварную Марию-Кристину и искренне сочувствовала попавшему в неловкое положение Ричарду. И все же вниманием ее сейчас в большой степени завладел незнакомец Джек. Его явная пренебрежительность в равной мере, очевидно, относилась и к ней, но она не заметила этого, а видела только, что он вызывающе красив: правильные черты лица, густые и волнистые светлые волосы… Она почувствовала незнакомое волнение: от этого человека исходило непонятное ощущение притягательной силы. И ей очень захотелось, чтобы он согласился!

И в самом деле, он взял-таки длинное лассо, подошел к загородке и, прицелившись, точным движением набросил петлю на шею коня. Лошадь бешено замотала головой, но молодой человек крепко держал натянутую веревку, а свободной рукой распахнул дверь загона.

Кристина взвизгнула.

— Отойдите все в сторону! — крикнул Барни. Конь рванулся, почуяв свободу, но в тот момент, когда он выбегал в проем, Джек вскочил ему на спину и вцепился руками в длинную гриву. Лошадь понеслась, как угорелая. Пытаясь скинуть всадника, она то взвивалась на дыбы, то вскидывала задние ноги, но каждый раз всаднику каким-то чудом удавалось удержаться. Сердце Агнессы испуганно дрогнуло, когда взбешенный жеребец, перемахнув через изгородь площадки, стремительно поскакал в степь. Под всадником не было ни седла, ни стремян — это увеличивало риск и без того опасного искусства укрощения коня.

Зрители не дыша следили за поединком человека и животного. Стивен Гауг всем корпусом подался вперед. Сжав плечо стоявшего рядом Барни, он произнес:

— Впервые вижу такую лошадь, но и такого всадника мне встречать не приходилось. Это не просто выучка, это талант.

Глаза Марии-Кристины азартно блестели, Ричард тайком злобно кусал губы. Агнесса стояла, опустив худенькие руки; солнечные лучи, проникающие сквозь прорези полей соломенной шляпы, испещрили янтарными бликами пламенеющее румянцем лицо.

Она одна по-настоящему очарована происходящим: этот человек как нельзя лучше вписывался в созданный ею романтический образ. Правда, герои любимых романов Агнессы были образованны и благородны и жили в бедности, занимаясь тяжелым трудом только по роковому стечению обстоятельств, впоследствии приводивших к обратному, а незнакомец, судя по всему, не мог похвастаться своим происхождением — она понимала, что видит его, скорее всего, первый и последний раз, и все же…

Меж тем, сделав с десяток кругов по степи, утомленная бесплодными попытками и неистовой скачкой лошадь перестала брыкаться и пошла ровной рысью, распустив по ветру пышный хвост и плавно покачиваясь. Через четверть часа, усталая и покорная, она остановилась возле загона. Джек спрыгнул на землю.

— Браво! — в восторге закричала Кристина.

Все окружили лошадь. Она косила недоверчивым взглядом, широко раздувая жаркие ноздри. Упругие бока ее тяжело поднимались, а с морды слетали в пыль густые хлопья пены.

— Слушай, где твой дядя взял такую злюку? — спрашивал Ричарда Стивен, похлопывая коня по мокрой спине.

— Не знаю, где ее купили, — неохотно отвечал Ричард.

В то время как мужчины рассуждали о достоинствах лошади, Эйлин подошла к сестре и тихо спросила:

— Зачем тебе это понадобилось?

Мария-Кристина засмеялась.

— Просто так. Я хотела его немного проучить. А что, разве плохо получилось? Мне понравилось!

— Ты всегда любишь быть центром всего, даже скандала!

— Для тебя же старалась!

— А я тебя не просила об этом!

В ответ Мария-Кристина обиженно фыркнула и отвернулась от сестры.

Агнесса искала глазами всадника. Напрасно! Он тут же скрылся, и все присутствующие, казалось, забыли о нем. Еще немного походили по плацу, но уже не парами, а будто сторонясь друг друга — у большинства настроение было испорчено.

Перед отъездом Ричард незаметно отвел управляющего в сторону; они старались говорить тихо, но Агнесса услышала, как Дейар спросил:

— Это что еще за выскочка, Тревис?

— Джек, сэр, один из лучших наездников.

— Да? — Ричард помедлил, словно собираясь с мыслями. — А нельзя ли сделать так, чтобы я его здесь больше не видел?

Управляющий изумленно взглянул на него и сперва вроде бы запнулся, но потом ответил твердо:

— Не могу, мистер Дейар, извините, но не могу. У меня ему сейчас замены нет. Работы много, едва справляемся, а парень этот за троих тянет. Вы нас поймите правильно. Само собой, если прикажут… Хотя в чем он провинился, верно?..

— Ах, так? — произнес Ричард с угрозой, но добавить ему было нечего — это был не его завод и не его люди. Он приказывать не мог.

Обратный путь показался намного длиннее. Солнце нестерпимо жгло, путников клонило в сон; Агнесса сидела молча, закрыв глаза и, вопреки наставлениям Аманды, подставив лицо горячим солнечным лучам; Мария-Кристина о чем-то шепталась с Маргарет; Стивен и Барни говорили вполголоса между собой; Ричард молчал, ни на кого не глядя; Эйлин рассеянно смотрела по сторонам.

Агнесса поняла, почему грустит Эйлин, но ведь она и не думала становиться поперек дороги кому-либо, а тем более этой девушке. Но… значит, она, Агнесса Митчелл, здесь лишняя, лишняя! И она вновь подумала о том, что не так уж ей и нравятся эти навязанные Амандой друзья, не очень-то они ей и нужны… как, впрочем, наверное, и она им. Недаром наездник, укротивший коня, так смотрел на них! Агнессе хотелось вернуться и сказать ему: «Я не с ними, я совсем не такая!»

Наконец прибыли в город. Мария-Кристина пообещала зайти за Агнессой, если они отправятся куда-нибудь еще.

На расспросы Терри о поездке Агнесса ответила односложно: мол, ничего особенного, посмотрели лошадей, прокатились в повозке. И все. Но она чувствовала, она знала: эта история должна и будет иметь продолжение!

 

ГЛАВА IV

На следующий день Агнесса проснулась от стука переставляемой мебели. Она вышла из комнаты и увидела Мери, которая, подоткнув подол поношенной юбки, усердно терла полы в залитой солнцем гостиной. Мери улыбнулась, блеснув ровными зубами.

— Доброе утро, мисс! Госпожа Аманда уехали куда-то, Терри тоже нет дома. Я сейчас подам вам завтрак.

— Спасибо, Мери.

Когда Агнесса удалилась, горничная радостно подпрыгнула. Госпожа сказала, что вернется лишь завтра вечером, Терри тоже ушла, значит, сегодня дома только барышня! И она, Мери, сможет сбегать в город и встретиться со своим новым знакомым, молодым негром. За покупками обычно ходила Терри, а Мери работала в доме, и просто так, без дела, Аманда девушку не отпускала никуда. Но сегодня она сама себе хозяйка! Мери кокетливо поправила волосы, одернула юбку и сделала несколько пируэтов на начищенном полу, однако поскользнулась, взмахнула руками и нечаянно задела тяжелую шкатулку, стоящую на выступе камина. Железный ящик полетел вниз и, с грохотом ударившись о пол, раскрылся. Бумаги веером разлетелись по ковру.

Мери с ужасом смотрела на содеянное. Шкатулка госпожи Аманды! Госпожа всегда носит ключ при себе… значит, замок разбился от удара об пол! Что же теперь делать? Мери представила себе злое лицо Аманды, ее шипение: «Чернокожая дрянь!» И — жестокий удар по лицу! И это еще в лучшем случае, а в худшем — ее просто вышвырнут вон! Поэтому вместо того, чтобы собрать содержимое шкатулки, Мери села на пол, обхватила руками голову и горько расплакалась.

Она обрадовалась, когда удалось поступить в горничные к богатой вдове Аманде Митчелл, но, прослужив неделю, перестала благодарить судьбу. Девушка была неопытна, порой недостаточно расторопна, а миссис Митчелл оказалась быстрой на расправу, и первые дни службы в доме Аманды прошли в непрерывных слезах. Выручила Терри, научившая Мери многим премудростям своего дела, а иногда открыто встававшая на ее защиту. В последнее время вроде бы все наладилось и вдруг… Мери зарыдала сильнее, проклиная себя и все на свете!

Снизу послышался легкий стук каблуков. Барышня!

Агнесса, встретив затравленный взгляд служанки, не сразу сообразила, в чем дело. Затем увидела разбросанные в беспорядке бумаги, перевернутый железный ящик, нагнулась и стала собирать листки. Мери, всхлипывая, помогала ей.

Здесь были старые письма, какие-то свертки, счета… Внезапно из какого-то конверта выпала бумажка; подняв ее, Агнесса увидела, что это портрет, маленький портрет молодого человека с удивительно открытым взглядом. Что-то неуловимо знакомое было в чертах его лица. Агнесса перевернула портрет — на обратной стороне проступала поблекшая надпись: «Любимой Аманде на вечную, память. Джеральд Митчелл». Пальцы девушки задрожали, и что-то защемило в горле: отец! Так вот каким он был! И она, Агнесса, на него похожа! Он ушел из жизни, унеся с собой вечную молодость; здесь, на портрете, он был старше теперешней Агнессы на каких-нибудь семь лет! Поистине есть что-то мистическое в раннем уходе из этого мира, когда человек еще в расцвете жизненных сил…

Девушка незаметно спрятала портрет на груди, решив не возвращать его Аманде. Она быстро сложила все остальное в шкатулку и попыталась приладить замочек, но ничего не получалось. Мери испуганно следила за ее действиями.

— Ничего, — сказала Агнесса служанке. — Я что-нибудь придумаю.

— Только ради всего святого, мисс, не говорите госпоже Аманде.

— Не бойся, Мери, она ничего не узнает. Я попрошу Терри — она найдет мастера, и он починит замок.

— Но Терри… Вдруг Терри расскажет!

— Нет, что ты! — воскликнула Агнесса и тут же нашлась: — Ничего, скажу, что это сделала я!

И она ободряюще улыбнулась темнокожей девушке, которая по годам приходилась ей ровесницей, но сейчас казалась младшей сестрой.

Агнесса хотела поставить шкатулку на место, но потом передумала. Кто знает, может быть, содержимое железного ящика позволит ей узнать что-нибудь о прошлом семьи? Раньше, в пансионе, она мало задумывалась об этом, но теперь хотела знать о жизни родителей как можно больше.

Она унесла шкатулку к себе в комнату, там раскрыла и принялась перебирать бумаги. Ей попадалось множество конвертов: любовные письма Аманды лежали отдельно, и Агнесса пока не тронула их, а занялась деловыми бумагами. Из одного конверта выскользнули деньги — пачка зеленых ассигнаций; Агнесса никогда прежде не видела денег так близко. Она подержала их в руках, повертела (бумажки были новые и приятно хрустели), потом положила обратно в шкатулку. Через час она разобрала ворох бумаг, разложила письма… Особенно заинтересовали ее послания некоей Лорны Хейман. Она изучила их досконально, хотя письма эти с неразборчивыми перемаранными строчками, вдобавок насыщенные непонятными Агнессе жаргонными словечками, читались с большим трудом. Девушка просмотрела также присланные этой дамой счета, точнее, их копии…

Она сидела молча, и душа ее постепенно наполнялась горечью. В пансионе девочек-воспитанниц оберегали от всего «дурного», что существует в жизни; запрет налагался попутно на многие, казалось бы, безобидные темы, а уж ни о каких домах терпимости не могло быть и речи, но многие соученицы Агнессы уезжали на каникулы домой, вырывались за пределы каменных стен, и оттуда просачивались в замкнутый мир пансиона живые запретные вести. Агнесса слышала что-то о «падших», «продажных» женщинах и так же смутно догадывалась о том, что это такое. Такие же полудогадки посетили ее и теперь. Она инстинктивно чувствовала чужое, непонятное, нечистое… И с этим была связана ее мать! Женщины, зарабатывающие для нее деньги, проделывали нечто, не имеющее ничего общего с чистотой человеческих отношений и чувств, гадкое, отвратительное!

А сама Аманда? Сколько же было у нее любовников! То тут, то там мелькали на конвертах разные имена, какие-то пошлые подробности раскрывались в письмах… Агнесса отшвырнула бумаги и села, опустив голову, сцепив руки надо лбом и тревожно задумавшись. Она начинала понимать, что ничего не знает о жизни, о людях; ей стало страшно: как же жить дальше глупым слепым котенком, как найти тот единственный верный путь, что приведет к свету счастья? Она считала свою мать порядочной женщиной и вот… Агнесса задумалась и о другом: возможно, многие из внушенных ей в пансионе жизненных представлений тоже окажутся ложными! Она размышляла долго, потом взяла в руки отцовский портрет. Вглядываясь в него, она находила в чертах лица Джеральда Митчелла несомненное сходство с собой. Да, те же глаза, линия губ… И ей подумалось вдруг, что, быть может, если б жив был ее отец, не чувствовала бы она себя маленькой, одинокой, запнувшейся на скаку лошадкой, безуспешно ищущей дорогу к своему неведомому пастбищу. Агнесса поцеловала портрет и спрятала за зеркало.

— Я сама все узнаю, — прошептала она. — Я все найду, всему научусь сама.

Первое, что услышала Терри, вернувшись домой, были доносящиеся сверху звуки рояля.

Терри ничего не понимала в музыке, но тем не менее удивилась: столь неожиданной гармоничной мощи была полна исполняемая вещь; женщина никак не могла подумать, что эти сильные, свободные звуки могли возникнуть под пальцами робкой, хрупкой Агнессы. Значит, в ней и впрямь было что-то скрытое, неразличимое с первого взгляда.

А между тем еще в пансионе музыка стала для девушки единственной возможностью хоть как-то выразить себя, дать выход своим чувствам. Когда подруги разъезжались на каникулы и наставницы занимались другими делами, она, удалившись в верхние классные комнаты, с тайным упоением разучивала произведения, вовсе не предназначенные для игры воспитанниц пансиона, а ноты привозили по ее просьбе некоторые из наиболее смелых подруг. Агнесса обладала своей собственной манерой исполнения и была, сама того не подозревая, незаурядной пианисткой.

К обеду девушка спустилась вниз; от Терри не укрылись ее молчаливость и то, что Агнесса почти ничего не ела за столом.

— Что с вами, мисс? — вскользь поинтересовалась служанка, меняя тарелки. — Что-нибудь случилось?

— Нет…— медленно произнесла Агнесса, но после, спохватившись, добавила: — Терри, я нечаянно сломала замок у шкатулки, нужно починить. Поможете?

Терри выпрямилась.

— Шкатулка? — спросила она. — Какая шкатулка?

— Та, в которой миссис Митчелл хранит свои бумаги. Я случайно уронила, и замок сломался.

— Ничего, — успокоила ее Терри, — починим.

Агнесса вскинула голову, и в глазах ее засветилось ранее не проявлявшееся упрямство.

— Только так, чтобы миссис Митчелл ничего не заметила. Когда она возвращается?

— Сказала, завтра вечером.

— А куда она поехала, зачем?

— Не знаю, — женщина, — наверное, по делам. — Но взгляд Агнессы был полон недоверия, и служанка прибавила: — Что вы так смотрите, мисс? Я всего лишь прислуга, и госпожа мне не докладывает, куда и зачем едет! А насчет шкатулки не беспокойтесь — завтра утром пойду искать мастера.

— Где вы думаете его найти?

— В портовых кварталах, там много мастерских.

— Терри, возьмите меня с собой!

Служанка растерянно посмотрела на юную госпожу.

— Вас? — пробормотала она. — Но зачем?

— Я еще не была в той части города.

— И незачем там бывать!

— Почему? — спокойно спросила девушка.

— Почему? Да просто это не то место, куда можно идти барышне вроде вас. Там грязно, и люди попадаются всякие… Неужели вам некуда больше пойти? У вас теперь есть хорошие друзья, вашего круга…

— Кто вам сказал?

Терри совсем растерялась и замолчала, а Агнесса продолжала с внутренним запалом, что, однако, было не так уж заметно:

— Я не могу понять, зачем от меня что-то скрывают, почему хотят, чтобы я делала только то, что им нравится! — Ее волнение постепенно все больше прорывалось наружу. — Я ведь все знаю, Терри, я видела все: и письма, и документы… Я поняла, что у моей матери сомнительное прошлое!

В глазах ее стояли слезы, и Терри почувствовала жалость к девочке; с неожиданной для самой себя нежностью она привлекла ее к себе и прошептала:

— Успокойтесь же, мисс, не переживайте так! Не очень страшно то, что вы узнали!

Агнесса подняла голову: во взгляде обиженного ребенка появилось нечто, испугавшее Терри, что-то крепло, пробиваясь сквозь разочарованность, и девушка словно бы взрослела на глазах, и не будь служанка так уверена в своей юной госпоже, в твердости усвоенных ею правил и убеждений, она решила бы, пожалуй, что в состоянии внезапно нахлынувшего отчаяния легко натворить глупостей.

— Кем была моя мать, Терри? Что все это значит? Расскажите мне! — Последняя фраза звучала уже не как просьба; скорее как требование.

— Мне немногое известно.

— Что знаете!

— Хорошо. Миссис Митчелл взяла с меня слово молчать, но раз уж такое дело…— И она начала рассказывать, неторопливо, тщательно подбирая слова, а сама все гладила волосы Агнессы.

Сама Терри родилась в семье разорившегося фермера. Она была младшей из восьмерых детей, нелюбимой, нежеланной, лишней, и ощущала это постоянно. Стремясь поскорее покинуть дом, семнадцатилетняя Терри вышла замуж за соседа, молодого фермера, однако этот шаг не принес перемен к лучшему: девушка попала под беспощадный гнет свекрови, всячески попрекавшей невестку бедностью. Упрямая и гордая Терри не пожелала жить на положении бессловесной рабыни и как-то раз после очередной стычки со старой мегерой, избитая мужем, взяла ребенка и как была — без денег, без вещей — ушла из дома, решив больше никогда не переступать ненавистный порог. Молодая женщина нанялась поденно на хлопковую плантацию, но работа была изнуряюще тяжела, к тому же Терри постигло непоправимое несчастье: заболев оспой, умер ее сын. Она была на грани отчаяния, и только боязнь гнева Всевышнего помешала ей покончить с собой.

Терри уехала в город, где ей удалось занять место прислуги в доме Аманды Митчелл. Терри была сдержанна, аккуратна, а главное, как будто бы совсем не интересовалась личными делами хозяйки; она не имела привычки подслушивать под дверью и тем более разбалтывать посторонним о том, что удалось увидеть или услышать в доме госпожи. Миссис Митчелл полностью доверяла Терри все хозяйственные расходы. Между ними установились странные отношения: обе жили под одной крышей, по были как-то совершенно независимы друг от друга, хотя одна служила другой. Они почти не разговаривали, если только дело не касалось хозяйства. Однако, когда раз или два случались объяснения (так было с Мери), властная, не терпящая возражений Аманда не спорила со своей служанкой, в худшем случае она просто молча игнорировала мнение Терри, отчасти, быть может, потому, что годы, проведенные в качестве «мадам», научили ее вести себя сообразно обстоятельствам: иногда резко и грубо, иногда высокомерно или — под маской ненависти — льстиво, а в целом — довольно дипломатично. Нельзя было также сказать, что две эти женщины не уважали друг друга: одна ценила сдержанность и молчаливое достоинство, другая — несгибаемость в стремлении самой построить свою жизнь, переломить судьбу и, что называется, заново создать себя. Терри знала недостатки Аманды, но признавала неоспоримую истину: характер, ловкость и ум этой женщины позволили ей выбиться (пусть и с помощью сомнительных средств) из бедности и жизненной рутины.

Несчастья не сделали Терри бесстрастной, но в доме Аманды некого было любить. Терри знала, что у госпожи есть дочь, но ни разу не видела девочку. Она была свидетельницей всех метаний и сделок Аманды, но оставалась равнодушной к делам госпожи; теперь же, познакомившись с Агнессой, решила, что порой стоит быть повнимательнее к личной жизни господ. Кто знал, что ограниченность Аманды проявится вдруг в самом важном и ответственном деле — воспитании собственной дочери?!

Когда Терри закончила свой рассказ, Агнесса долго сидела молча.

— Спасибо, Терри, — произнесла она наконец. — Теперь я знаю.

— Не осуждайте ее, мисс, — прибавила служанка. — Вашей матушке немало пришлось пережить. Сначала в клубе танцевала, терпела приставания богатых мерзавцев, все надеялась на лучшую жизнь, потом — смерть мужа, а ведь он любил ее и вас любил, хотя вы были еще совсем крошкой. И годы вдовства ничего хорошего ей не принесли. Да, она содержала публичный дом, на нем она нажила состояние. Но к вам это отношения не имеет, вы ведь не отвечаете за ее поступки, верно? Вы законная дочь своего отца, хорошая барышня… А миссис Митчелл на самом деле очень сильный духом человек, этого у нее не отнимешь!

— Ей легко быть сильной духом! — заметила Агнесса. — Она не любит никого.

— Вас она любит.

Девушка упрямо мотнула головой.

— Нет!

— Неправда, — вновь возразила Терри, — она все-таки ваша мать, и ни одна мать не пожелает своему ребенку плохого. Если Господь когда-нибудь подарит вам детей, вы это поймете. И не так уж мало она сделала для вас: дала образование, приданое вам обеспечила, теперь вот привезла на море, нашла вам подруг…

— У меня никогда не было настоящих подруг.

Терри убрала руку с плеча девушки.

— Неужели? — она, заглянув в ее лицо. — Не может быть! Но почему?

— Разве я могла кому-нибудь высказать то, что у меня на душе! — воскликнула Агнесса. — Да и кому это было нужно? Все поглощены только собой! Кто бы меня понял? И кто поймет сейчас? Мисс Бренсон? Мисс Райт?

— Почему бы и нет?

В ответ Агнесса поднялась, пожимая плечами, потом махнула рукой.

— Я пойду к себе, — опечаленно промолвила она. — Спасибо вам, Терри, за все!

Она поднималась по лестнице, когда служанка бросила вслед:

— Все мы походя осуждаем друг друга, а надо ли так? И вы бы не ждали, мисс, ни от кого ничего не ждали, сами бы сделали первый шаг!

В тот вечер Агнесса рано легла спать, но уснуть не могла почти до утра.

Лунный свет, мерцавший сквозь угольно-черные ветви деревьев, наполнил комнату голубоватым блеском, буйный ветер разогнал пелену облаков, и кое-где на синем поле вечности сияли огоньки звезд. Где-то там, вдалеке, почудился Агнессе мелькнувший призрак разгадки тайны счастья. Возможно ли оно на земле? Нет, наверное, нет: слишком резка грань между ее девическими грезами и мнимым благополучием мира, по дну которого бурной рекой течет жизнь, порой обнажающая грубые пороки своего же величайшего создания — человеческой души.

Агнесса стояла возле окна, глядя ввысь, и только ветер и луна слышали, о чем молилась одинокая душа у порога царственной ночи.

Бледный луч рассвета, посеребривший кухонное оконце и скользнувший потом в приоткрытую дверь, застал Терри уже на ногах. Сонно потягиваясь, она прошла в кладовую, вынесла оттуда ведро с углем и несколько щепок и принялась растапливать печь. Вскоре появилась взлохмаченная, мрачная спросонья Мери, а следом за ней в кухню заглянула Агнесса.

— Доброе утро, мисс! Что так рано встали?

— Чтобы вы не ушли без меня.

Наступила пауза. Терри досадливо громыхала посудой. Потом сказала, обращаясь к Мери:

— Сходи сегодня вместо меня на рынок. Я скажу, что купить.

Негритянка кивнула и побежала одеваться, а Агнесса вдруг пробормотала, как бы размышляя вслух:

— Вообще-то я бы пошла с Мери на рынок, раз уж вы отказываетесь брать меня с собой!

— Идите, если есть охота, — ответила Терри, думая о том, не странно ли для молодой госпожи вставать в такую рань только за тем, чтобы тащиться по жаре и пыли на рынок за компанию с негритянкой. Ей нравилось, что Агнесса не заносчива и просто, по-приятельски болтает с прислугой, но, с другой стороны, она знала: такое поведение мисс ни в коем случае не одобрит миссис Митчелл. Что ни говори, барышне придется вести себя иначе!

— Мери! — крикнула женщина. — Подашь сейчас завтрак для мисс, а после помоги одеться — она пойдет с тобой! Только осторожнее, не потеряйте друг друга в толпе. И берегитесь повозок!

Агнесса спешила и толком не позавтракала, несмотря на выговор Терри. Причем служанка заметила: отсутствие аппетита у мисс объяснялось уже не мрачной меланхолией, а несколько непонятным возбуждением, то ли радостным, то ли, напротив, тревожным. До чего же чувствительны молодые леди! — не переставала изумляться Терри.

Если б она знала, какой дерзновенный план созрел в юной головке минувшей ночью!

По утопающей в зелени солнечной улице шли две девушки: одна — высокая, темнокожая и черноволосая, бедно, но не без кокетства одетая, другая — пониже, с длинными каштановыми волосами, в белом шелковом платье, перчатках и шляпке, обе — взволнованно-радостные, оживленные, мисс Митчелл и мисс Оргент — Агнесса и Мери.

Агнесса так же, как и в первый раз, с нескончаемым интересом смотрела па шумную толпу. Ряды заваленных товарами прилавков казались бесконечными, непрерывным потоком шли и шли люди, и в тяжелом гуле сотен голосов тонул даже близкий шум прибоя. Мери переходила от прилавка к прилавку, болтая и споря с торговками, Агнесса, не привыкшая к толчее, с трудом продвигалась за ней. Она приостановилась, чтобы посмотреть на шарманщика с пестрым попугаем, и тут же потеряла из виду свою спутницу. Девушка растерянно оглядывалась кругом, но волны необъятного людского океана уже поглотили ее.

Агнесса бесцельно брела вдоль навесов, повозок, корзин, поражаясь богатству сочетаний красок, звуков… Тощая цыганка в цветастой юбке и грязной шали хватала проходящих мимо людей за одежду смуглой рукой; что-то хрипло выкрикивал старик нищий, вытянув вперед костлявую, обмотанную серыми тряпками ладонь; шел чужеземец в расшитом яркими нитками наряде, ведя за собой лошадь редкостной, ослепительно белой масти. Толпа мужчин собралась вокруг загона с лошадьми. То и дело слышались выкрики покупателей, а ловкий черноусый толстяк время от времени громко называл окончательную цену. Подошел полный господин с резной тростью, несколько пожилых фермеров в потертых кожаных куртках и широких поясах. Покупатели размахивали руками, спорили, толкали друг друга, слышалось ржанье лошадей, перестук их копыт… Слева к столбам изгороди было привязано около десятка скакунов, которые терпеливо ожидали своих приехавших на торг хозяев. Здесь стояли и разномастные фермерские кони, и несколько породистых лошадей вроде тех, что видела Агнесса на конном заводе.

Тут же, под ногами людей и коней, шныряли собачонки, жалобно взвизгивающие, когда им наступали на лапы. Несколько раз проезжали повозки, и тогда народ сторонился, беспорядочно сбивался в кучу, образуя такой водоворот, что немудрено было в нем захлебнуться. Агнесса подходила к прилавкам, где ей наперебой предлагали товар, но денег у нее не было, и купить она не могла ничего. Она глянула себе под ноги: неимоверное количество мусора валялось на земле. А над головой нависло немилосердное солнце.

К девушке подбежала цыганка и схватила ее за руку.

— Погадаю, красавица, всю правду скажу! — блестя зубами, серьгами и маленькими черными глазками, повторяла цыганка. Потом, сжав тонкие пальцы Агнессы, с притворным вниманием стала разглядывать линии на ладони. — О, золотая моя, богатая будет жизнь! И горя, и радости через край! Счастлива будешь, красавица, все, что пожелаешь, исполнится! Любви ищешь — найдешь и любовь, никуда не уйдешь, не денешься! Только слез прольешь много: смерть покажет свое лицо!

Агнесса испугалась и вырвала руку.

— Да ты не бойся: своего бояться не надо, во что веришь, то и сбудется… А ручку-то позолоти, бесценная!

— У меня нет денег… Вот, возьмите это! — сняла с пальца колечко. Цыганка выхватила его из рук Агнессы.

— Да вот же, вот! — закричала она, прибавив еще что-то непонятное, и тут же скрылась в толпе.

Агнесса оглянулась и — замерла от неожиданности! Неподалеку стояли, разговаривая, двое молодых людей, одним из которых был тот самый наездник с конного завода. Джек! Она запомнила его имя так же хорошо, как и его самого. Он!!!

А он тем временем махнул приятелю рукой и направился к привязанному возле загона коню. Он шел чуть неровной походкой человека, привыкшего большую часть времени проводить в седле; шальной ветер растрепал его светлые волосы, он прищурился от солнца, и Агнессе показалось, что в его голубых глазах при каждом шаге вспыхивают и вновь гаснут золотистые искры. Он прошел мимо. Она смотрела ему вслед.

Подойдя к лошади, он потрепал ее черную гриву и взялся рукой за повод. Агнесса понимала: еще мгновение и Джек уедет! Ноги сразу стали ватными, дыхание перехватило, как тогда, на тропинке в горах, хотя… как мало значил страх высоты по сравнению с теперешней боязнью проявить нерешительность! Но… Боже правый, совершить такой поступок… Это же совершенно немыслимо не только для барышни ее круга — для порядочной девушки вообще! Что о ней могут подумать… Как во сне промелькнула перед ней вереница лиц: наставницы Аманды, Терри, сестер Райт… Все заслоняло виденное наяву лицо этого незнакомого человека. Нет, она не сможет подойти! Но она должна! И Агнесса, в полной уверенности, что растеряется и не сумеет произнести ни слова, от волнения пылая жарким румянцем, догнала Джека и, слегка дотронувшись до рукава его одежды, пролепетала:

— Подождите, остановитесь, пожалуйста!..

Он обернулся.

— Вы меня?..

— Да…— Услышав его голос, Агнесса совсем оробела. Она очень боялась услышать в ответ какую-нибудь грубость, но он, глядя на девушку, ответил довольно вежливо:

— Слушаю вас, мисс.

— Простите меня… Мне, право, неловко, но я… я хочу обратиться к вам с просьбой: не могли бы вы дать мне несколько уроков верховой езды? — отчаянно краснея, выпалила Агнесса.

Он оглядел ее с удивлением, едва заметно усмехнулся (Агнесса от стыда готова была провалиться сквозь землю) и сказал:

— Я могу, конечно, хотя раньше мне не приходилось никого обучать.

— О, это неважно! Мне нужно хотя бы научиться держаться в седле.

— У меня нет дамского седла.

— Мне все равно в каком ездить.

Она стояла перед ним, проклиная себя за безумную затею, стыдясь того двусмысленного положения, в которое сама себя поставила, а он гадал, кто эта странная девушка с внешностью богатой горожанки? Она была одна, без провожатых, но все в ней выдавало величайшую неопытность и наивность. Джек быстро понял, что верховая езда — лишь предлог. Но для чего? Для знакомства?

А Агнесса, прошептав «простите», со слезами на глазах бросилась было прочь, но молодой человек удержал ее со словами:

— Постойте, мисс, не убегайте! Я же согласен, давайте условимся о встрече. Или вы передумали?

Девушка остановилась.

— Нет…

— Как ваше имя?

— Агнесса Митчелл.

— Послезавтра вас устроит?

— Да… Только лошади у меня нет.

— Лошадей я приведу. Значит, послезавтра на рассвете вот на этом месте. Договорились?

— Да, — не поднимая глаз, отвечала она.

— Тогда до встречи, мисс.

— До встречи!

Агнесса повернулась и через мгновение скрылась в толпе. Джек же стоял, не двигаясь, и продолжал размышлять о таинственной незнакомке.

Кстати, Джек, несмотря на молодость, имел достаточный опыт покорения не только лошадей, но и женщин.

Случалось, что и закутанные в шелка юные леди бросали на него взгляды сквозь прозрачные вуали, но эти дамы оставались недоступными и о них он не мечтал, довольствуясь любовью хорошеньких ветрениц из портовых кварталов. Он не имел ничего общего с типом коварного соблазнителя; все, что случалось, происходило обычно по обоюдному согласию сторон и без каких-либо взаимных обязательств, он жил, беря от жизни те удовольствия, которые она давала ему, ничего не требуя взамен, на женщин смотрел с вполне определенной точки зрения; те желания и чувства, о которых Агнесса не имела понятия, являлись неотъемлемой частью его существования.

Но такую девушку он видел впервые. Она была явно много выше его по положению, казалась застенчивой и скромной, но в то же время не постеснялась подойти к нему, незнакомцу, и почти что сама назначила встречу! Она не показалась Джеку очень красивой и вместе с тем почему-то привлекала к себе.

Джек решил непременно встретиться с нею и поучить ее ездить на лошади… хотя бы для того, чтобы посмотреть, что из всего этого получится.

Агнесса без усилий пробралась к выходу с рынка и тут же столкнулась с Мери.

— О Боже! Барышня, куда же вы запропастились? Я так перепугалась, когда потеряла вас!

— Ты напрасно волновалась, Мери. Я обязательно подождала бы тебя у входа.

Они отправились домой. По дороге Агнесса еще раз обдумала свой поступок и осознала до конца всю меру совершенного ею безумства. Ей, девушке, подойти первой, самой предложить встречу! Тому ли учили ее долгие десять лет! Воспитанная в строжайшей скромности и послушании, она раскаивалась в содеянном, хотя и знала, что… да, знала, каким бы невероятным это ни представлялось ей самой, что не отступит теперь, когда все выше от земли взлетает душа, и сердце ликует, не слушая разума. Агнесса успокаивала свою совесть: в конце концов иначе нельзя было поступить, разве только отказаться от самой идеи этого знакомства, да и… сделанного не вернуть! Конечно, в человеке этом не было, к сожалению, той утонченности, какая бывает присуща тем, кого зовут джентльменами, но почему это не отталкивало ее, Агнесса, хоть убей, не могла себе объяснить.

Поразмыслив, она пришла к выводу: идти одной с незнакомым мужчиной неизвестно куда, разумеется, не годится. Но где найти спутника, ни о чем не догадывающегося, бессловесного, но готового в случае опасности не медля броситься на защиту? Вдруг ее осенило: собака! Она возьмет с собой собаку, Грега или Дона! За последние дни четвероногие сторожа успели привыкнуть к молодой хозяйке, и она была уверена в том, что справится с ними. Агнесса решила не посвящать в свою тайну никого, даже Терри, и теперь придумывала уловки, надеясь провести окружающих. Главной силой, способной ей помешать, была, естественно, госпожа Аманда.

Нужно как-то ускользнуть из дома… «Да, и еще, — вспомнила Агнесса, — достать костюм для езды в мужском седле».

Всецело поглощенная одной-единственной идеей, Агнесса ни о чем ином не размышляла и, когда Терри за обедом сообщила, что все обошлось — шкатулка Аманды починена, — лишь рассеянно кивнула в ответ. После, когда она пришла на кухню к служанке, и Терри подумала было, что разговор опять коснется Аманды, речь пошла совсем о другом.

— Скажите, Терри, — произнесла Агнесса после каких-то незначительных фраз, — как вы думаете, если наших псов вывести на улицу, они, наверное, станут кидаться на каждого встречного?

— Да нет, — сказала Терри, — это они во дворе такие злые. Я однажды брала Грега с собой, когда жила в доме одна и мне пришлось ночью идти на станцию дилижансов встречать миссис Митчелл.

— Вот как? Видите ли, я послезавтра иду за город и тоже хочу взять собаку.

— За город? Зачем? — Терри внимательно посмотрела на девушку: взор Агнессы пылал.

— Нужно, — Агнесса замолчала, стыдясь, что придется солгать, но затем быстро проговорила: — Мистер Дейар будет учить меня ездить верхом на лошади!

Терри по-своему истолковала смущение девушки и улыбнулась.

— Мистер Дейар? А разве он не зайдет за вами?

— Нет, ему нужно еще привести лошадей. Мы условились встретиться возле рынка, на площади.

— И дочери миссис Райт пойдут с вами?

— Нет, зачем же! — вырвалось у Агнессы. — Мы… вдвоем…

— Ну что ж, идите, мисс. Я дам вам тонкую цепочку и ошейник для пса. Только держите крепко.

— И еще, — сказала Агнесса, переходя к более сложной части вопроса, — мне нужен костюм для езды верхом.

— Попросите у миссис Митчелл амазонку.

— Нет, амазонка не подойдет. Я буду ездить в мужском седле.

Терри остолбенела.

— В мужском…— растерянно повторила она, — но… почему?

— Я так хочу! — вскинув голову, отвечала Агнесса в полной уверенности, что совершает нечто неслыханное, а потом добавила мягко: — Так нужно, Терри.

Женщина смотрела озадаченно.

— Хорошо, пусть, — сказала она, — но где же я возьму этот костюм?

— Купите на рынке, потом подошьем, где надо.

— К какому сроку?

— Послезавтра все должно быть готово.

— Послезавтра!

— Да, утром мы выезжаем. Только вот, — Агнесса прикусила губку — у меня нет денег…

— Госпожа приедет к вечеру.

— Она не должна ничего знать, — твердо произнесла Агнесса.

— Опять? — Терри. — А почему? Мистера Дейара она знает. Что ж плохого в том, если вы ей расскажете? Да и не думайте, что вам удастся уйти из дома без ее ведома. Я и сама этого не допущу.

— Нет… пожалуйста, Терри! — умоляющим тоном проговорила девушка. — Я не хочу, чтобы она знала!

— Какое же вы еще все-таки дитя, — сказала Терри, не в осуждение, а с теплотой: Агнесса уловила это в ее взгляде. — Но вы, мисс, явно чего-то не договариваете.

Девушка, испуганная последними словами служанки, обняла Терри и принялась рассказывать о том, что многие барышни сейчас именно так ездят верхом, хотя не все способны правильно это понять, что Мария-Кристина подала такую идею и что… Она наговорила много вещей, о которых имела самое смутное представление, попросту солгала, но столь складно и ловко, что женщина, поверив наконец, начала колебаться.

— Хорошо, мисс, — сказала она, — я подумаю. Костюм вам достану, так и быть, денег не надо — у меня есть, а что насчет миссис Митчелл — понимаю я вас, конечно, но все-таки советую рассказать: как бы она не рассердилась всерьез! Хотя дело ваше!

Агнесса в восторге расцеловала Терри.

Аманда вернулась. Поздно вечером она вошла в гостиную серого особняка. Агнесса, сидя в глубоком кресле, читала книгу и, увлеченная, не сразу заметила мать. Когда она подняла голову, миссис Митчелл уже стояла перед нею. Агнесса видела: Аманда дьявольски хороша собой, так хороша бывает далеко не каждая женщина: черные блестящие волосы надо лбом, темно-серое, под цвет глаз, платье, нитка жемчуга на стройной шее… Исходящее от этой женщины ощущение холодной власти и отталкивало, и в то же время странным образом завораживало, влекло. Агнесса встала, чтобы поприветствовать хозяйку дома.

В ответ Аманда еле заметно улыбнулась дочери.

— Надеюсь, ты не скучала?

— Нет, — произнесла Агнесса.

— Это хорошо.

От волос и одежды Аманды исходил аромат духов, приятный и легкий. Еще Агнесса почувствовала запах вина, незнакомый, пугающий и дразнящий. И сама Аманда была необычайно расслабленной, взгляд ее колдовских красивых глаз беспечно перескакивал с предмета на предмет.

Они прошли в столовую, где Терри накрыла на стол, и там миссис Митчелл неожиданно сказала:

— Я вынуждена отлучиться на несколько дней. Дела касаются финансов, поэтому я непременно должна поехать. Тебя с собой взять не могу, ты останешься здесь. За хозяйку. Поняла?

Аманда говорила еще что-то, но Агнесса уже не слышала. Сбылось! Она вмиг почувствовала себя счастливой и задрожала от волнения. Ей и не снилось подобное везение!

— Я поняла, — произнесла она, старательно скрывая радость. — А когда вы вернетесь?

— Возможно, через неделю. Задержусь — не волнуйся. Приказывай Терри запирать на ночь все окна и двери, собак спускайте, как только начнет темнеть. Днем разрешаю проводить время с дочерьми миссис Райт, только будь осторожна и далеко не ходи. Впрочем, ты знаешь, как себя вести!

Аманда проницательно посмотрела на дочь, но Агнесса, храня безмятежную ясность зеленых глаз, послушно кивнула. Остаток вечера прошел в молчании. Агнесса слышала, как Аманда отдавала приказания служанкам, собственноручно проверяла запоры на дверях. Потом она поднялась наверх, и все стихло.

 

ГЛАВА V

Утром жители тихих, прилегающих к прибрежному кварталу переулков могли видеть, как по узкому тротуару, огражденному стеной густо посаженных акаций, шел хрупкого сложения юноша, а рядом с ним, придерживаемый за короткий поводок, важно ступал огромный дог с большой лобастой головой и недобро смотрящими желтыми глазами. Необычная пара проследовала по сонной улице, застроенной особняками, и вышла на шумную рыночную площадь. Это были переодетая Агнесса Митчелл и пес Грег. Терри блестяще выполнила поручение: нашла костюм и в тот же вечер подогнала его по фигуре девушки. Наряд состоял из узких кожаных штанов, коричневого цвета куртки, белой блузы, пояса и высоких шнурованых сапог. Волосы Агнесса убрала под мужскую шляпу, отчего сразу стала неузнаваемой; опасаясь случайной встречи с компанией Марии-Кристины, она только радовалась своему преображению. Девушка с удивлением заметила, что чувствует себя иначе в новой одежде: с непривычки скованно, но в то же время внутренне более свободно, уже не робкой пансионеркой, а смелой искательницей приключений, наездницей, готовой оседлать саму судьбу.

На сей раз Агнессе, благодаря своему грозному спутнику, с завидной легкостью удалось пробраться к условленному месту. Она не очень надеялась на очередную милость судьбы, но удача не оставляла ее: посреди спешащей куда-то суетливой толпы, держа под уздцы двух оседланных лошадей, стоял Джек. Он с безразличным видом поглядывал вокруг и, когда Агнесса подошла к нему, не сразу узнал ее в необычной одежде.

— А, так это вы! — сказал он, удивленно разглядывая ее. — Кажется, мисс… Митчелл?

— Да! — Агнесса была рада, что он вспомнил ее имя. А Джек теперь уже смотрел на могучего пса, которого девушка удерживала на поводке. Она покраснела, смутившись при мысли, что он поймет, почему с нею такой спутник, но Джека, как видно, не интересовали такие тонкости.

— Вы бы отпустили его, — сказал он. — Вот, ведите лучше лошадь.

— А она послушается меня?

— Зависит от вас. Посмотрим! — И протянул Агнессе повод.

Порывистый океанский ветер принес на побережье залива редкую для этого времени года туманную прохладу и гривы клочковатых серых облаков. Вода тяжелыми мутными волнами набегала на скалистый берег и, ударяясь о камни, с шумом рассыпалась каскадом жемчужно-матовых колючих брызг. Норд-ост трепал одежду и волосы, словно стремился сорвать путников с узкой тропы, окаймлявшей стены древних известняков. Умные кони косились вниз, на расчерченные полосами пены гребни волн, осторожно переставляли копыта по неровной поверхности тропинки, а Грег, верный собачьей привычке следовать впереди людей, еще в начале пути присвоил себе роль проводника и сейчас бесстрашно бежал по самому краю уступа, изредка оглядываясь на хозяйку. Агнесса продвигалась за ним, прислоняясь спиной к холодному камню. Одной рукой она касалась скалы, в другой крепко зажала конец уздечки. Смирный конь послушно шел за девушкой, которая была сама не своя от страха высоты, так что даже думать не смела о бушующей внизу стихии; впрочем, она сочла своим долгом загнать малодушие в глубины сердца, дабы спутник не имел возможности усомниться в ее смелости и твердости стремлений (которых, разумеется, не было и в помине).

Пройдя так около мили, девушка и юноша свернули в широкую расщелину между утесами и, миновав грот, очутились в огромной котловине, окруженной неприступными скалами. Это было своего рода чудо, созданное природой тысячелетия назад, когда земля содрогалась от извержений гигантского вулкана. Дно котловины представляло собой надежно защищенное пространство: здесь явственно слышался шум океана, но ветер почти не проникал внутрь. Большая ровная площадка вполне подходила для занятий.

Пока Джек привязывал своего коня к низкому деревцу, Агнесса разглядывала отвесные стены, на редких выступах которых гнездились грифы. Кое-где виднелись недосягаемые пещеры, хранящие, возможно, не одну удивительную тайну. И Агнесса показалась самой себе маленькой и ничтожной в окружении необозримых высот.

Обрадовавшийся свободе Грег носился по площадке, его гулкий лай эхом откликался где-то в пещерах.

Привязав вороного, Джек подошел к девушке и, устремив на нее, как показалось, совершенно равнодушный взгляд, сказал:

— Ну что, мисс, начнем? Я подержу коня, а вы попробуйте сесть в седло.

Агнесса погладила жеребца по холке, сунула ногу в стремя и, опираясь руками о край седла, попыталась запрыгнуть на спину коня, сорвалась, еще несколько раз безрезультатно повторила попытку и повернула к Джеку виноватое лицо.

— Попробуйте еще, — предложил он, а когда она вскакивала на лошадь, ни слова не говоря, приподнял девушку, и Агнесса впервые в жизни очутилась в седле.

«Высоко», — подумала она и вцепилась в повод. Лошадь стояла смирно, изредка встряхивая короткой гривой. Агнесса прикусила губу и дышала глубоко, всеми силами стараясь изгнать из сердца моментально заползший туда липкий страх.

— Не бойтесь, мисс, главное — научиться управлять лошадью. Возьмите повод в правую руку, а левой держитесь сзади за седло.

Размотав длинную веревку, Джек привязал конец к узде и пустил гнедого по кругу сначала шагом, а затем медленной рысью.

Агнесса, боясь потерять равновесие, пригнулась к холке коня и тут же услышала повелительный голос:

— Спину прямее! Натяните повод, сожмите колени.

Не привычное к езде тело утомляли резкие толчки. Вскоре от напряжения заныли спина, плечи; перед глазами круг за кругом проплывала серая лента земли; девушка, борясь с головокружением, старалась не смотреть вниз и все крепче стискивала рукой седло. Волосы ее выбились из-под шляпы, а лицо раскраснелось от волнения и ветра.

— Согните же ноги, мисс! И выпрямитесь как следует. Возьмите повод двумя руками.

Повинуясь, Агнесса выпустила седло и тут же почувствовала, что теряет равновесие. Пытаясь удержаться, она невольно потянула за узду — чуткий конь резко рванулся вбок, а испуганная всадница вмиг очутилась на земле. К счастью, падение не причинило ей вреда.

Джек помог девушке встать.

— Ушиблись?

— Не очень.

Он отвел коня в сторону, Агнесса присела на камни. Она не сразу пришла в себя от испуга, а рука ее словно хранила еще прикосновение руки Джека.

Он подошел и сел неподалеку от нее.

Грустно глядя вдаль и покусывая сухую травинку, Агнесса сказала:

— Не выйдет из меня наездницы. — Она заставила себя заговорить с ним, хотя каждое произнесенное слово от неловкости и смущения давалось ей с трудом. Уж лучше еще раз вылететь из седла — и то меньше стыда и страха!

Джек возразил:

— Почему же? Разве можно так сразу научиться? У вас получится, только не бойтесь лошади, она ведь это понимает и не доверяет вам.

— Я, наверное, все время буду падать.

— Ничего, несколько раз упадете — не страшно. Я сам сколько раз падал, да еще как!

При разговоре он смотрел прямо в глаза Агнессы, и она почувствовала, как ее побледневшие щеки вновь заливает румянец. Странно, почему так трудно разговаривать с человеком, который тебе (Агнесса решилась наконец на мучительное признание) нравится? Откуда это косноязычие, неловкость? Ведь вроде бы слова должны литься рекой!

— А вообще трудно научиться по-настоящему хорошо ездить?

— Для кого как. Пожалуй, нелегко.

— А объезжать лошадей?

— Это не женское дело.

Агнесса хотела поговорить с ним о том случае на заводе, но не решилась.

Подбежал Грег; пес не зарычал, по своему обыкновению, на незнакомца, а лишь обнюхал его ноги, после чего преспокойно улегся рядом. Джек погладил собаку, не встретив никакого сопротивления. Агнесса удивилась:

— Вы любите собак?

— Да, — ответил Джек, — собак, лошадей и вообще всяких животных.

При этом он улыбнулся, и девушка с замиранием сердца подумала о том, какая красивая у него улыбка.

Она не делала попытки заговорить с ним о том, что ее интересовало, влекло: о музыке, книгах — не потому, что боялась наткнуться на непонимание, просто сейчас это и не было нужно, а потом… ей было хорошо вот так, просто когда он был рядом, и она купалась в струях странной магнетической энергии, притяжения, существующего, возможно, лишь для лее одной.

Взгляд Агнессы упал на кинжал, заткнутый за пояс ее нового знакомого, на его револьвер. Она чувствовала, что он человек иного мира, совсем не такой, как Мария-Кристина, как Стивен Гауг или Ричард Дейар, но это больше манило, чем пугало, это притягивало, как некая соблазнительная тайна. Агнесса очень хотела знать, какой он, о чем думает, чем заполнены его жизнь и его душа, а Джек тем временем тоже глядел на нее с интересом; ему понравился необычный наряд девушки, понравилось и то, с каким непритворным упорством Агнесса принялась обучаться верховой езде.

Так они молча изучали друг друга. Джек явно знал этот край, вероятно, он родился и вырос здесь, он был как бы частью местной природы. Агнессе казалось, что прекрасный, неведомый мир скал, волн и неба сродни ему, тогда как она здесь всего лишь случайная гостья.

Выглянуло солнце и осветило темные горы. Джек поднялся с земли.

— Вы отдохнули, мисс? Продолжим!

Агнесса сразу встала на ноги и пошла отвязывать лошадь.

После нескольких часов упорных занятий девушка едва держалась на ногах. Обратный путь она проделала в седле. Ветер теперь дул в спину, следить за дорогой было намного легче. Перед въездом в город Агнесса неловко соскочила с лошади.

Она не смогла бы заговорить о следующей встрече, ни за что бы не смогла, но Джек сказал сам:

— Теперь через три дня.

— На прежнем месте? — прошептала Агнесса.

— Да. В степь поедем, когда научитесь держаться в седле.

Агнесса обрадовалась: значит, они будут встречаться!

— Благодарю вас, — произнесла она, — мистер…— и запнулась, не зная, как его назвать.

Его глаза на долю секунды сузились, а лицо приняло выражение жесткое, словно готовое к защите, но после он рассмеялся.

— Я никогда не был мистером. Меня зовут Джек. Просто Джек, и все.

Она тоже хотела быть для него просто Агнессой, хотя и думала, что это, пожалуй, невозможно: вряд ли она сумеет ему понравиться. Она никак не хотела думать о другом, о том, что это он прежде всего ей не ровня. Господи, да какое это имеет значение, если он так красив и так необычен!

А между тем Джек, хотя действительно обладал привлекательной внешностью, был дерзок и смел, как герои любовных романов, которыми зачитывалась в пансионе Агнесса, в остальном не представлял собой совершенства. Его приятели по большей части были невежественны, грубоваты, случалось, развязны, все свободное время проводили в матросских кабаках, трактирах и других не менее сомнительных заведениях портового района. У каждого из них имелись подружки, не привыкшие к тому, что с ними церемонились лихие кавалеры.

С Агнессой Джек вел себя по-другому, со всей почтительностью, на какую был способен: он понимал, что, несмотря на свой смелый поступок, она совсем иного круга и воспитания; его сдерживало если не уважение к ней, то, по крайней мере, чувство опасения перед возможными последствиями — ведь у нее могли быть родные, знакомые или друзья, к тому же не было никакой нужды в вольностях именно с этой девушкой. Впрочем, Джек никогда не был груб с женщинами, как не был и особенно нежен: они увлекались им, он увлекался ими, но не всерьез, не надолго, и ни они, ни он никогда в своих отношениях не пытались заглянуть дальше бренной оболочки, которая зовется телом, а если Джек и чувствовал порою неведомую тоску по родной душе, то столь неосознанно, что вряд ли смог бы объяснить, что с ним происходит.

Он никак не мог представить, для чего Агнессе понадобилось обратиться к нему: это не походило на прихоть избалованной распутной девчонки или желание наивной дурочки; Джек не заметил в поведении девушки ни высокомерия, ни вольности, ни кокетства, только очень привлекательную серьезную простоту.

Но он не думал увлекаться ею: такие барышни не для него.

Агнесса подождала, пока Джек сядет на коня, а потом долго смотрела вслед. Хвост вороного плавно струился по ветру, с каждым шагом конь и всадник незаметно уменьшались, словно готовые раствориться в невесомой дымке тумана.

Дома у Агнессы только и достало сил, что раздеться и свалиться на кровать. Она проспала до вечера, но, и проснувшись, выглядела утомленной, была бледна; усевшись перед зеркалом, принялась приводить в порядок спутанные ветром волосы. В свете последних событий она стала по-новому оценивать свою внешность: ей показалось, что она совсем некрасива, слишком худа, бесцветна, ни в лице, ни в фигуре нет ничего примечательного. А волосы… Ну и пусть они шелковистые и густые — зато совершенно не вьются; видно, придется воспользоваться щипцами, хотя она всегда осуждала подруг, которые тайком завивались в пансионе. Агнесса вспомнила: никто никогда не говорил ей, что она симпатичная! Как она раньше не замечала этого? Она совсем расстроилась и сидела неподвижно со щеткой в руке, глядя в глаза своему отражению: их ткань, вся испещренная тонкими прожилками, походила на паутинное темно-зеленое кружево на светлом чехле, светящемся в прорези узора; окруженные серой каймой, глаза сейчас уже не казались прозрачными, а были полны противоречий отраженного в них мира.

В комнату заглянула Терри с подносом в руках: там было что-то очень аппетитное, и Агнесса, несмотря на все свои переживания, вдруг почувствовала поистине смертельный голод. Обычно у нее не было желания есть много (как у истинной барышни), но сейчас внутри словно бы пробудился какой-то зверь, насытить которого оказалось делом нелегким.

Терри смотрела на это с большим удовольствием. Потом спросила:

— Где ж вы были столько времени, мисс?

— В горах, — отвечала Агнесса, чувствуя, как с каждым глотком кофе отступает давящая на виски усталость, — Я училась ездить верхом.

— И, должно быть, очень устали.

— Да… Спасибо, Терри. — Агнесса поднялась из-за стола.

— Я вот что подумала, — сказала служанка, собирая посуду, — конечно, мне эти тонкости неведомы, но все же, может, не слишком прилично ездить кататься вдвоем с молодым человеком? Я знаю, он джентльмен, и все же… Что скажут люди? И если миссис Митчелл будет недовольна…

Агнесса остановилась и, глядя прямо на Терри, очень четко произнесла:

— Это прилично. Люди ничего не узнают. А насчет миссис Митчелл — мне все равно. К тому же ее нет дома.

Терри ничего не возразила, хотя у нее впервые мелькнула мысль, что Агнесса, пожалуй, что называется себе на уме.

— Скажите, Терри, — вдруг встрепенувшись, сказала Агнесса, — только правду: я очень некрасива?

При этом она покраснела и совсем непритворно опустила глаза.

— Да что вы, мисс! — Терри подошла ближе. — Вы симпатичная девушка. И главное, я думаю, душа у вас хорошая.

— Души не видно.

— Нет, видно по поступкам, а так… вот по глазам человека, говорят, многое можно узнать. Жаль, не все умеют, да и не все хотят.

Агнесса вспомнила холодновато-серые глаза Аманды, потом увидела живые карие, блестящие глаза Марии-Кристины, Эйлин… И глаза Джека, в которые она еще не осмеливалась прямо смотреть. Она непроизвольно улыбнулась и сама удивилась: всегда, когда перед ее мысленным взором представал Джек, на губах появлялась мечтательная улыбка. А его имя… Оно было совсем обычным, простым, но для нее звучало словно музыка. Странно: она так часто слышала его раньше и была равнодушна к нему, но встретила человека, влюбилась, и даже его имя стало казаться ей самым лучшим на свете.

Влюбилась?! Агнесса ахнула, будто только сейчас догадалась о том, что произошло. Пальцы девушки, заплетавшие волосы, дрожали. Она боялась, сама не зная чего, а между тем влюбленность ее была еще невинней, чем она сама: чувственность Агнессы пока пребывала в глубоком сне — девушка не мечтала даже о поцелуях.

Агнесса вспомнила Аманду: та уезжала куда-то, от нее пахло вином и духами, она была шикарно одета! Что ж, миссис Митчелл делает, что хочет, пусть так, но и ей, Агнессе, никто не сможет теперь помешать поступать так, как она пожелает!

На следующий день Агнесса не сразу могла встать с постели: все тело ломило, в особенности, спину и ноги, болела, казалось, каждая косточка, каждый сустав. Утро она просидела дома, но после полудня решила прогуляться по саду.

Она шла по дорожке, когда увидела сквозь решетку ограды приближающихся к дому сестер Райт и их друзей. Молодые люди разговаривали между собой, поэтому не заметили Агнессу, а она, подбежав к ближайшему кедру, укрылась за ним и после, выбрав момент, пробралась к крыльцу. В дверях столкнулась с Мери.

— Мери, милая! — зашептала она, схватив негритянку за руку и умоляюще глядя на нее. — Помоги мне! Сейчас к калитке подойдут господа, беги им навстречу, скажи, что я уехала с миссис Митчелл и вернусь не скоро!

Изумленная негритянка в замешательстве смотрела на госпожу, руки которой были влажны от волнения, а глаза испуганны… Однако выполнила просьбу. Агнесса видела, как девушка объясняла что-то подошедшим к калитке гостям. Потом, когда они ушли, а Мери вернулась, Агнесса спросила:

— Что они ответили?

— Сказали, жаль, что вы уехали. Они хотели пригласить вас куда-то. Мисс Мария сказала, что заглянет через неделю.

У Агнессы отлегло от сердца.

Прошло несколько дней. Благодаря постоянным занятиям Агнесса уже довольно уверенно держалась в седле, хотя по-прежнему побаивалась быстрой езды.

Ветер сменился, в залив вернулось привычное тепло. Полуденный зной сковывал жизнь городка, выезжать можно было лишь ранним утром или с наступлением вечера. Агнесса еще сильнее похудела, лицо и руки обветрились, покрылись загаром, солнце неровно высветлило волосы, и вместе с тем она уже меньше походила на девочку-подростка, какой приехала сюда: фигура начала оформляться, изменилось выражение глаз, что было явным признаком взросления. Все это прибавляло Агнессе женской привлекательности. Но душа оставалась прежней.

Преодолевая расстояние около пяти миль туда и обратно, она уже не так уставала, как в первые дни. Аманда не возвращалась, Терри же не предполагала, что Агнесса обманывает всех без исключения — поверить в это было действительно трудно, столь быстрое превращение невинности в порок (а только так это и было бы названо окружающими!) представлялось невероятным. Терри понимала, конечно, что девушка влюблена, но ей и в голову не приходило иное имя, кроме имени мистера Ричарда Дейара.

Джек, рискуя местом, почти каждый день отлучался с конного завода и уводил за собой пару лошадей. Он и сам не знал, что заставляет его проделывать это; вечером по возвращении или с утра ему приходилось еще работать, и к вечеру он уставал смертельно, а вставать нужно было засветло. Товарищи удивлялись, не понимая, почему он перестал принимать участие в ночных кутежах и попойках, если уж ночует дома один. Они и представить себе не могли, что ночным развлечениям предпочел он прогулки с маленькой всадницей, которая нравилась ему все больше и больше. Джек давно не встречался с другими женщинами. Такого еще не бывало, но эту особенную, не сравнимую ни с кем девушку он не осмеливался взять даже за руку.

Он старался выбирать для нее смирных коней, но сегодня привел черную, как ночь, своенравную и злую кобылу по кличке Джипси . Несмотря на скверный нрав, эта лошадь ценилась за красоту. Агнесса залюбовалась ею: гладко-черная шерсть, спускавшийся до подколенок хвост, большие глаза под густой челкой. Девушка уселась на нетерпеливо переминавшуюся кобылу, Джек — на иноходца Абсента, и они двинулись в путь. Решено было учиться брать препятствия.

Начиналось то удивительное время, когда природа соврешает извечное таинство перехода от света к сумеркам, когда солнце медленно опускается за горизонт, словно утопает в океанской глубине, распуская по небу золотые ленты закатных лучей, когда стоит загадочная тишина, нарушаемая лишь сонным шепотом волн и шуршанием камней под копытами животных, когда безмолвие гор порождает безмолвие разума, заставляя верить во все то, что прежде казалось невероятным.

Агнесса молча наблюдала за медленной сменой красок в небесной вышине. Сейчас она уже не ощущала отъединение от всего того, что было вокруг, присутствие ее здесь было так же естественно, как то, что все в мире идет своим чередом. Она поняла: приближается минута, когда она сумеет наконец пристально и долго смотреть Джеку в глаза. Она сделает это для того, чтобы узнать, нравится ли она ему хоть сколько-нибудь, но даже если нет, то все равно, вспоминая о том, как они ехали в эти закатные часы верхом по тропинке, когда, казалось, в мире никого, кроме них, не существует, она всегда, всегда будет говорить себе, что это было потрясающе!

А сегодня… Да, Терри права, взор человека действительно многое может сказать. Агнесса смотрела ввысь на зарождавшиеся звезды и думала о том, что по-настоящему отдавать и принимать свет души и жизни могут только глаза человеческие. Ничего равного этому в природе не существует. Звезды огромны, век их безмерно длинен, а человеческий взгляд, равно как и жизнь, — всего лишь миг, и тем загадочнее, удивительнее кажется это превосходство. Воистину, великое — в малом, вечность — в мгновении.

Они проехали мили три, когда сверху послышался постепенно нарастающий гул. Не успели путники опомниться, как на тропинку обрушился целый поток камней, песка и пыли (совсем недавно шли дожди, они и размыли породу, а прохождение людей завершило дело). К счастью, каменная лавина не задела всадников, но кобыла Агнессы, испуганно прижимая уши, с громким ржанием поднялась на дыбы, едва не сбросив ошеломленную всадницу, и понесла, закусив удила. Наездница изо всех сил пыталась удержаться в седле: обхватив руками шею лошади, она распласталась на ее широкой спине. Агнесса пыталась остановить лошадь, но та не слушалась. Лавина все еще шумела, и Джек остался далеко позади.

Кобыла стремглав мчалась по тропе: слева тянулась отвесная стена, справа, футов на двести ниже тропинки, разбивались об острые обломки подводных скал упругие волны. Джипси пронеслась так несколько миль. Выхода не было. Агнесса порывалась обернуться назад, но струя ветра била в спину, а в ушах, пронизывая голову острой болью, бешено свистел ветер. Девушка припала к луке седла, пряди конской гривы хлестали ее по лицу; бег лошади становился все более стремительным… Агнесса задыхалась, понимая, что в такой сумасшедшей скачке сил хватит ненадолго. Она устремила тревожный взгляд на тропу, которая, казалось, сама мчалась под ноги коню: впереди замаячил низко нависший выступ скалы, оставлявший проход под самую холку Джипси.

Агнесса похолодела, разом представив то, что должно произойти: лошадь проскачет под смертельной глыбой, а ее сильнейшим ударом вышибет из седла… и она покатится по камням или упадет вниз, в грозно пенящуюся бездну… И то, и другое означает одно — единственное, ужасное в своей непоправимости: смерть.

Агнесса до крови прикусила губу, из груди ее вырвался отчаянный стон, она из последних сил зажмурила налитые ужасом глаза — перед ними поплыли багровые пятна, в висках застучала кровь, сознание затуманилось, но в тот момент, когда обрывалась последняя ниточка надежды, кобыла, споткнувшись, рухнула на колени и, тут же вскочив, неистово завертелась, вскидывая оскаленную морду.

Агнесса при падении лошади перелетела через ее голову и, ударившись о злополучный выступ, упала на кучу камней, послуживших преградой Джипси. Она сильно ушиблась, но сознание не потеряла и лежала, потрясенная случившимся, онемевшая, не в силах двинуться и не в силах поверить, что мгновение назад могла умереть, расстаться навсегда с этим миром, который едва успела полюбить.

Джипси, наконец успокоившись, как ни в чем не бывало остановилась возле всадницы, опустив вниз морду с белой отметиной посередине. Потом насторожилась, повернула голову назад и коротко заржала.

Послышался дробный стук копыт, и из-за поворота, едва не сорвавшись вниз, появился взмыленный иноходец. Джек резко осадил коня, спрыгнул на землю и, бросив поводья, подбежал к Агнессе.

Он осторожно приподнял ее, перевернул на спину и, отведя в сторону спутанные пряди каштановых волос девушки, заглянул в ее бледное лицо. Веки Агнессы были плотно сомкнуты, голова склонилась набок, но сердце билось — она была жива.

Джек прислонил неподвижное тело к каменной стене. Девушка вскоре открыла глаза, но взгляд ее оставался отрешенным; она пребывала в оцепенении и не произносила ни слова. Джек знал, что это пройдет; гораздо важнее было убедиться в том, что нет переломов и серьезных повреждений.

— Мисс Митчелл, — сказал он, поддерживая ее, — попробуйте встать!

Она поднялась, опершись о его руку, осторожно сделала несколько шагов, пошевелила пальцами и — вдруг разрыдалась от радости… или горя?

— Джек… О Боже, это было так… страшно!

Она склонила голову, пряди ее волос живой струей коснулись его руки, а следом упало несколько теплых слезинок. Джек почувствовал нечто, не испытанное еще никогда: щемящую нежность к другому существу, странное притяжение, соединение невидимыми нитями, и в неожиданном порыве прижал девушку к своей груди, к бешено стучавшему сердцу.

— Агнесса… не плачь, девочка, ведь все обошлось!

Агнесса кивнула, освобождаясь из невольных объятий, но Джек не отпускал ее; она подняла голову — взгляды их встретились, и словно догорающее пламя заката вспыхнуло в глубине глаз яркими отблесками неземного мира.

Багрово-красное светило, принявшее размеры гигантского огненного шара, погружалось за край земли, тонкие стрелы лучей пронзали темнеющее небо, и в тот миг, когда последний луч, блеснув, исчез в необъятных просторах небес, Агнесса почувствовала прикосновение его губ к своим губам. Едва ли она, испуганная, осознала в тот миг, что значит для нее этот первый в жизни поцелуй.

Джек по-прежнему держал ее в объятиях, но в них не было уже той настойчивости, как в первый момент: он сразу инстинктивно ощутил, что она боится. Он принялся гладить волосы Агнессы и почувствовал, как постепенно наполняется доверием все ее существо, еще не знавшее страсти, понял внезапно, как дорога ему эта девушка и как страшно было ее потерять — ведь это утрата всего, ради чего только и стоит жить на свете. И если Агнесса, лишенная поддержки родного и близкого существа, уже давно осознавала это, то Джек только сейчас почувствовал, до чего же одинок он раньше был, никем по-настоящему не любимый, не имевший никого на земле, с кем было бы так замечательно хорошо чувствовать себя человеком.

Тьма наступала, и вскоре две черные фигурки на краю тропы не стали видны, поглотились очертаниями каменного хребта.

Южная ночь скрыла выражение их лиц, движения рук, а нарастающий рокот прибоя заглушил сказанные друг другу слова, те самые, что произносят и будут произносить люди со дня сотворения и до скончания мира человеческого.

Потом, дома, Агнессе в полусне казалось, будто она сорвалась с крутого обрыва и летит стремительно, только не вниз почему-то, а вверх, словно у нее выросли крылья: все то, что случилось с нею, было несказанно прекрасно — и первый поцелуй, и признание в любви, и взгляд человека, полный каких-то неведомых чувств, горящий, пронзительный взгляд человека, которого любишь.

 

ГЛАВА VI

Незаметно летели солнечные дни, полные впечатляющей новизны. Агнесса и Джек встречались ежедневно, проводили вместе долгие часы и всякий раз с нетерпением ждали очередного свидания. Теперь, когда Агнесса выучилась ездить верхом, они часто выезжали в степь, где безумствовали в скачках, или отправлялись на побережье океана. В иные дни Джек не приводил лошадей, и тогда они прогуливались пешком. Это была на первых порах странная и удивительная дружба двух разных миров, о которой никто не знал.

Однажды они остановились на горном лугу: Джек полулежал в траве, Агнесса сидела тут же. Она сбросила шляпу и вплетала в волосы цветы, яркие луговые цветы, названий которых не ведала. Сегодня на ней был не мужской костюм, а нарядное платье и туфли, которые она сейчас тоже скинула с ног.

О чем они говорили тогда, в первые дни, Агнесса потом не могла вспомнить. Наверное, обо всем понемногу.

— Скажи, почему ты с такой неприязнью смотрел на нас, когда управляющий попросил тебя оседлать коня? — спрашивала Агнесса.

— Он не просил, а приказывал, Агнес… Почему, ты спрашиваешь? Да просто не очень приятно, когда господа развлекаются тем, что нам иногда стоит жизни.

— И я была среди этих господ, Джек. Он рассмеялся.

— Нет, Агнес, ты совсем другая!

— Почему? Откуда ты знаешь?

— Я чувствую это.

Агнесса задумалась было, но Джек провел травинкой по ее щеке, и она улыбнулась, отводя его руку.

— Ваш управляющий сказал, что ты один из лучших наездников.

Джек улыбнулся: было видно, что такая похвала для него привычна.

— Кто тебя научил объезжать коней?

Улыбка слетела с его лица.

— Один человек…— Джек умолк. Агнесса опустила руки с цветами.

— Прости, если я…

— Он умер. Погиб при ловле диких лошадей.

— Твой родственник?

— Нет. Просто хороший человек, я таких больше и не встречал.

Девушка отложила цветы и придвинулась ближе.

— Кто твои родители, Джекки? Я давно хотела спросить и не решалась: они живы?

Джек поднял на нее светлые глаза, и Агнесса явственно увидела в них свое отражение.

— Не знаю, Агнес. И никогда не знал. — Он произнес эти слова спокойно, но в них была глубоко запрятанная обида. То было какое-то уязвимое место; Агнесса невольно коснулась той стороны жизни Джека, которая, очевидно, требовала, и не раз, борьбы — как внешней, так и внутренней. Девушка почувствовала это, но тем не менее, движимая сочувственным любопытством, продолжила расспросы.

— Кто же тебя воспитал?

— Никто.

— А где ты жил?

Он усмехнулся, и в глазах его появилось что-то темное — странный отблеск того мира, который никогда не был знаком юной мечтательнице из пансиона благородных девиц.

— Да где придется! Можно сказать, что нигде. Не всегда, конечно: уже несколько лет я живу на конном заводе.

— А раньше? Как же так, расскажи!

Ветер гнал по небу легкие облака, и, когда они порой заслоняли солнце, по лицу людей пробегали быстро сменяющиеся тени.

— Расскажи, пожалуйста! — повторила Агнесса и увидела на его лице выражение недоверчивости. Ко всем. Даже к ней.

Он опять усмехнулся, и было в этом что-то недоброе. Потом обнял девушку за талию и ненавязчиво притянул к себе.

— По правде сказать, не очень хочется мне это делать, как не хочется что-то скрывать от тебя…

Она смотрела с тревожным ожиданием, а Джек поцеловал ее тонкие пальцы. Раньше, с другими женщинами, он не делал так никогда, в этом было для него нечто глубоко чуждое, но в глазах Агнессы он читал: такие поступки являются неотъемлемой частью взаимоотношений мужчины и женщины. Это был ритуал, и он старался соблюдать его. Ради Агнессы. Ради того, чтобы удержать ее возле себя, надолго. Может быть, навсегда.

А она гладила его шелковистые волнистые волосы, выгоревшие на солнце до белизны, и ей казалось: они пахнут луговыми цветами и вечерней травой. Почему ей чудится иногда, будто в нем сокрыто постоянное враждебное чувство ко всем на свете, к миру, непреходящая готовность к защите?

— Ты, наверное, сын знатных, богатых родителей, просто в детстве тебя похитили! — шутя проговорила Агнесса, чтобы рассеять тревожную атмосферу, наполненную чем-то невысказанным. — Я читала такие истории.

— Да, — согласился Джек, — в книжках, может, и бывает такое, но моей матерью скорее всего была портовая шлюха, а отцом — заезжий матрос, или меня нагуляла какая-нибудь прачка. И вообще, какая разница? Одно ясно: женщине этой я не был нужен совершенно, и она просто вышвырнула меня на улицу.

Джек произнес все это довольно спокойно, если не сказать — равнодушно, а Агнесса сидела, выпрямившись, и неотрывно смотрела на него.

— Что-нибудь не так, Агнес?

— Нет-нет, я слушаю, продолжай, пожалуйста.

Джек продолжил и дальше рассказывал, не прерываясь:

— Ну вот, я себя помню с тех пор, как попал на какую-то свалку… там, на окраине города. — Он покосился на Агнессу: она сидела с тем же выражением лица и внимательно слушала его. — На свалке жило много детей, и больших, и маленьких. Все были грязные, в рванье, а некоторые вообще почти голые. И какое-то время я был среди них, наверное, самым младшим, слабым, потому что меня постоянно кто-нибудь колотил — должно быть, я путался у других под ногами. И еще все время хотелось есть. Знаешь, Агнесса, — натянуто засмеялся, — когда я попал на конный завод и смог есть сколько захочется, мне было как-то даже странно, что я больше не голоден. Не знал, что это такое — не хочется есть, думал, так не бывает! Старшие дети ходили в город попрошайничать, воровать; случалось, работали в порту, но это редко. Кому нужны нищие мальчишки? Я, помню, рылся в мусоре, что-то там себе находил. Потом научился воровать: у своих же крал, когда они засыпали, вытягивал у них из рук добычу. Правда, чаще всего они ее тут же съедали, но иногда мне везло. Однажды меня поймали за таким занятием и избили до полусмерти. Вообще, за это убивали, но я был еще слишком маленький. Ну, уж больше я не смел красть у своих. Когда немного подрос, тоже стал бегать в город с ребятами или один. Милостыню просить я не умел, стащить что-нибудь ни ума, ни смелости не хватало. Но в городе я увидел разных людей; они были одеты иначе и вели себя не так, как мы, мальчишки со свалки. Какие-то ребята погнались за мной, кидались камнями. Потом я убегал в горы, на берег, научился плавать, лазить по тропинкам. Вот где никто не трогал и не мешал! У нас на свалке были свои главари: кто посильнее, тот и правил другими. И дрались, и убивали друг друга, но и помогать умели здорово! Всякое случалось! Потом однажды полиция устроила облаву. Мне удалось удрать, и я в конце концов забрел невесть куда. Осень была, холодно, грязь. Вообще, мы и зимой ходили босиком, и все-таки я чуть не умер от холода. Ну, куда мне было идти?! К людям боялся, они бы прогнали… Дошел до какой-то ограды, залез в пролом, после в сарай забрался, там стояли лошади. Но мне уже было все равно — свалился в сено и заснул. Утром меня растолкали люди, хотели выгнать вон, но один вдруг задержал. Он принес хлеба… Спросил, как меня зовут. Но у меня никогда не было настоящего имени, человеческого имени, и я не знал, что ответить. Он позволил мне остаться. Оказывается, я попал на конный завод, а человек был управляющим, его звали Александр Тернер. Это о нем я тебе говорил. Он сказал, что будет звать меня Джеком, если я не протии. Вскоре я стал ухаживать за животными, научился ездить верхом. Лошади и собаки совсем особые существа, Агнесса! Как-то я спросил у Александра, хорошо ли ломать волю других, будь это даже животное, но он ответил мне, что, когда дикие лошади покоряются человеку, существу более умному, это только на пользу. Вот меня сперва тоже все старались подчинить себе, могли ударить, накричать. Но прошло время — я научился защищаться. Потом мне захотелось выучиться объезжать лошадей. Однажды хватило ума забраться на крышу навеса, перед которым находился загон для диких жеребцов, и прыгнуть на спину одному из них. Он меня, конечно же, сбросил и чуть не растоптал копытами — живого места не осталось. Александр Тернер меня еле выходил. Вообще, я ему многим обязан. Он научил меня объезжать лошадей… И знаешь, Агнесса, я ведь не имел понятия о самых простых вещах. Вот, например, до сих пор не знаю, сколько мне лет… На загонах прибиты таблички, где написано все о лошади: кличка, возраст, порода… ты, наверное, видела? Я узнал об этом от Александра и попросил его научить меня разбирать буквы. Он, может, и сомневался, что я пойму эти штуки, но поучить согласился, хотя все говорил: «Каждому свое в этой жизни, парень, тебе это ни к чему!» Возможно, ни к чему, но я все-таки умею читать и даже писать немного, если тебя это интересует. Жаль, Александру некогда было заниматься со мной подолгу, хорошо еще, что я быстро все запомнил. У меня есть сосед по комнате, вот у кого много книг! Правда, мы мало видимся, он не из наших, чужой какой-то, хотя неплохой, вообще-то, парень. Ты, Агнесса, тоже не такая, как те, что вокруг меня, но ты не чужая, нет!

Он замолчал, подняв на Агнессу неожиданно потемневший взгляд, и она тоже молчала. На мгновение словно мелькнуло что-то разделившее их, но потом исчезло: разрез затянулся почти без шва.

— Скажи что-нибудь, — попросил он, отыскав в складках платья ее руку. — Не молчи.

— Я отдаю должное твоей откровенности, Джек. — Голос ее слегка дрожал.

— Это конец? — спросил он, наклоняясь к ней. Агнесса покачала головой.

— Нет!

— Я не хотел тебе рассказывать, но потом подумал: все равно когда-то узнаешь, а если решишь не встречаться со мной сейчас, то так будет лучше. Я даже не бедняк, я мальчишка со свалки! — При этих словах он улыбнулся своей замечательной, пленившей Агнессу улыбкой, — Я ниже всех и хуже всех, и ничего-ничего не стою!

Агнесса не могла понять, то ли он высказывает свое мнение, то ли повторяет чужие слова, то ли стремится предварить ее реакцию… Но, похоже, это было еще что-то…

— Но ведь ты теперь совсем не тот, что раньше, — сказала она. — Разве человек виновен в том, где и как он появился на свет? Главное, что из него получилось потом…

— Конечно, не тот, — охотно подтвердил Джек и вновь выжидающе уставился на нее.

— Ты меня… любишь? — прошептала Агнесса, чувствуя настороженность, в этот миг пронизывающую все его существо.

— Люблю ли я тебя?! Девочка…— он обнял ее, она не отстранилась, и их руки сплелись. — Да разве могу я тебя не любить! Это ты должна ответить мне, любишь ли и будем ли мы встречаться дальше.

Она кивнула.

— Да?

— Да, Джекки.

Джек поцеловал Агнессу с нежностью; нежности в его поцелуях всегда было много больше, чем страсти, которую он до времени таил в себе. Что-то подсказывало ему поступать так, и наивная неопытная девочка даже не подозревала, какое всепожирающее пламя могла она зажечь в этом заворожившем ее человеке, пламя страсти в соединении с любовью — прекрасный и дикий союз, способный как спасти, так и погубить… Она мечтала лишь о родстве душ, и, как ни поразил ее сегодняшний откровенный рассказ, на многое надеялась и вовсе не собиралась сходить с однажды выбранного пути. Если даже Джек чего-то не знает, она поможет ему, не страшно! Зато он любит ее и будет любить как никто другой!

Он держал ее в объятиях, от сердца к сердцу шли невидимые токи, и так, как Джеку, она не доверяла тогда никому.

— Пожалуйста, Джекки, не говори больше, что не стоишь ничего, что ты никто и ничто, — тихо попросила она. — Позволь мне судить об этом по-своему.

— Это была шутка, — с улыбкой ответил он, — я и сам так не думаю. К тому же у меня есть кое-какие доказательства того, что это не так, верно?

Она молча склонила голову ему на плечо,

— Ты совсем особенная, — Глаза Агнессы сверкнули. — Хочется любить тебя, заботиться, защищать.

Ему поправилось мнение Агнессы, тем более что оно совпадало с его собственным; другие люди чаще внушали ему, что человек становится тем, кем становится, именно в зависимости от своего происхождения.

— Защищать меня? — улыбнулась Агнесса. — Конечно, ведь ты такой сильный!

— Вовсе нет, — возразил он, — особо сильным я себя никогда не считал. Хотя с тобой… Да, с тобой, Агнесса, я, пожалуй, чувствую себя сильным, хотя и знаю, что ты во многом сильнее меня.

— В чем? — удивилась девушка.

— Я вряд ли смогу объяснить. Скажу только, что твоя сила, пожалуй, не в теле.

— В душе?

— Может быть. Расскажи о себе, Агнес. Где ты родилась? Здесь?

— Нет. Моя мать купила особняк несколько лет назад, но я впервые в Калифорнии.

— А раньше где жила?

— Меня отдали маленькой в пансион, там я и воспитывалась. Еще месяц назад я носила одежду пансионерки.

Джек виновато улыбнулся.

— Что это — пансион? И как там воспитывают? Расскажи, Агнес!

Она рассказала ему о своем детстве и была удивлена интересом Джека тем больше, что самой ей эта история не представлялась занимательной. Когда речь зашла об Аманде, Агнесса заговорила, запинаясь, с трудом подыскивая слова для определения рода занятий матери. Она самоотверженно выложила всю правду, но Джек, судя по всему, не нашел в поступках миссис Митчелл ничего предосудительного и на сей раз никаких вопросов не задал. Его больше волнозало другое.

— Так твоя мать не догадывается о наших встречах? — Ну да, конечно…

— Не только мать, — сказала Агнесса, — даже Терри.

— Что же ты говоришь, когда уходишь из дома?

Девушка наклонила голову — с волос ее слетели на колени стебельки синеватых цветов, некоторые запутались в полуразвившихся локонах. Пальцы Агнессы перебирали тонкие травинки. Десять лет ей внушали мысли о порочности лжи, учили быть послушной, скромной и кроткой. Десять лет! Агнесса вздохнула и тут же резким движением головы откинула волосы назад, освобождая лицо. Но ведь она ничего плохого не делает! И ведет себя скромно, хотя не вполне благоразумно, конечно, и…

— Я говорю, что иду на встречу с мистером Дейаром, — ответила она.

— Это тот самый, племянник хозяина завода? — спросил Джек спокойно.

— Да, он.

— И мать не возражает?

— Она в отъезде, — вздохнула Агнесса, — она вообще ничего не знает обо мне. Вот когда приедет…— Тут она не договорила.

— Но ведь ты свободна, Агнес?

— Нет, Джекки, — сказала она, — тебе, наверное, трудно представить, насколько несвободны девушки вроде меня. Без разрешения матери я ничего не могу сделать! Не могу встречаться с тем, кто мне нравится, не могу поехать, куда захочу, не могу выйти замуж без ее согласия!

Агнесса испугалась нечаянно сорвавшихся последних слов: вдруг Джек подумает, что она намекает на их отношения?! Но чем же, собственно говоря, закончатся их встречи? Разлукой или… браком? Джек женится на ней, она выйдет замуж за Джека?! Не то чтобы она не желала этого (хотя раньше просто и не задумывалась), но все-таки такая мысль показалась ей отчего-то невероятной. Ведь Джек, несмотря на все свои достоинства, всего лишь обыкновенная уличная рвань, барышне ее круга на таких, как он, и смотреть неприлично! Она пристально посмотрела на него и внезапно осознала, что и разлука с ним будет подобна смерти.

— А я свободен почти во всем! По работе мне, правда, приказывают, но уж что касается остального — делаю, что захочу! Но в твоей жизни, наверное, есть свои преимущества: ты, должно быть, знаешь много такого, о чем я даже и не слышал!

— Не очень много. Два языка, потом изучала литературу, историю, на рояле играю. Ты любишь музыку?

— Я? — Джек озадаченно смотрел на девушку. — То, что в кабаке Грейс Беренд… Ты-то наверняка говоришь не о том! Твоей музыки я не знаю.

Агнесса улыбнулась с едва заметным и непонятным грустным чувством, и Джек уловил это.

— Прости, — сказал он и больше не знал, что добавить.

Девушка ласково дотронулась до его руки.

— Ты много знаешь, Джек, ты столько интересных вещей рассказал мне о животных, об этом крае! Ты…

— Да нет…— Он усмехнулся и опять умолк. Агнессе стало больно; она подумала о том, что, возможно, в чем-то главном, близком ей и дорогом, Джек ее не поймет, и ей показалось вдруг, что он встанет сейчас и, пронзив ее внезапным синим холодом равнодушных глаз, скажет: «Да что там, мы чужие, Агнесса!»

— Хочешь, я почитаю тебе свои любимые стихи? — Ее голос слегка дрожал.

— Хочу, — просто ответил он, и в глазах его не было равнодушия.

Агнесса принялась читать все, что помнила наизусть: свои любимые стихотворения, отрывки из поэм, а Джек с изумлением вслушивался в мелодию ее голоса, одновременно стараясь постичь смысл произносимых Агнессой строк.

— Удивительно…— проговорил он, когда она умолкла.

— Да. Это мир, где можно жить, быть может, счастливее, чем в настоящем.

Джек нахмурился, припоминая что-то, а потом вдруг заговорил с взволновавшей Агнессу проникновенностью и в то же время осторожностью, словно сам боялся своих слов:

— Да, я немного понимаю! Правда, я немного о другом… Как бы тебе объяснить… Забыл сказать, Агнесса: когда я мальчишкой впервые вырвался в город, меня там поразило кое-что. Я увидел в лавке картины. Тогда я не знал, что это такое, но подумал: как это может быть — и океан, и горы, и солнце, и люди — весь мир, что вокруг — в таком малом. Все, как настоящее… хотя нет, какое-то иное… и мне так захотелось проникнуть туда! Правда, смешно? Извини, я не умею рассказывать и ни с кем не говорил о таких вещах… Не понимаю твоих стихов и не знаю твоей музыки…

Он посмотрел на Агнессу и удивился: она не выглядела огорченной. Напротив, глаза девушки горели — она только что почувствовала близость соприкосновения душ, ей многое дали простые слова Джека: «Я понимаю!»

После, подойдя к краю луга, они вместе смотрели на темнеющий внизу океан. С востока тянулась полоса грозовых облаков, подгоняемых резким ветром: казалось, нечто огромное и тревожное надвигается на вечернюю землю. Вода покрылась холодной рябью, а над ней, пронзительно вскрикивая, кружились бакланы.

— Гроза будет, Агнес! Идем скорее!

Они спускались по тропинке вниз. Одной рукой Агнесса придерживала подол платья, который бешено трепал ветер, а другой ухватилась за руку Джека. Гладкие подошвы ее туфель скользили по камням, она постоянно вздрагивала, боясь оступиться. Тропинка была крутой, и двигаться приходилось медленно. Становилось все холоднее. Агнессу била дрожь, платье ее на ветру казалось тонким, как паутинка. Небо темнело с каждой минутой; тучи, пришедшие из-за горизонта, приняли угрожающие размеры, откуда-то из-за гор слышался нарастающий гул, а кустарник на склонах отчаянно шелестел, и зелень его казалась до пронзительности яркой на фоне темно-синих небес.

Дождь хлынул внезапно: прорезая почерневшее, опустившееся небо, взвились стрелы молний, но сплошная стена воды скрыла от путников сражение небесного света и тьмы. Совсем рядом раздались страшные громовые раскаты. Агнесса испуганно прижалась к Джеку. Укрытия поблизости не было, и они продолжали идти вперед. Одежда Агнессы вымокла, обвисла, отяжелела, скользкий шелк прилипал к продрогшему телу; шляпу с головы девушки ветер унес в океан еще в начале пути — теперь по лицу струился дождь, мокрые пряди волос падали на глаза.

Быстро стемнело: вскоре на расстоянии вытянутой руки ничего нельзя было разглядеть. Внизу потоки ливня слились с вздымающимися гребнями валов.

— Агнес! — Шум воды был так велик, что приходилось кричать. — Мы зря спускаемся, нам внизу не пройти, сорвемся!

— Как же быть?

— Пойдем другой дорогой! Только нужно вернуться!

Они повернули назад. Джек поднимался на несколько шагов и подавал руку Агнессе. Однажды она, поскользнувшись, чуть не упала; он удержал ее, но туфля слетела с ноги девушки, и она ступила ногой прямо в жидкую холодную грязь. Белые чулки перепачкались, как и подол платья; Агнесса все сильнее дрожала от ливня и ветра, который все не стихал.

Когда они вскарабкались наконец наверх, девушка была ни жива ни мертва. Джек остановился, чтобы дать ей возможность перевести дыхание, и она бессильно прислонилась к нему.

— Домой, — прошептала она, — проводи меня домой!

Джек погладил ее мокрые волосы.

— Туда нам не добраться, Агнес, — мягко произнес он, — в обход к утру едва ли дойдем, а внизу — сама видишь…

— Что же делать? — тихо спросила Агнесса. Лицо ее смутно белело во тьме, залитое то ли дождем, то ли слезами.

Джек потянул девушку за руку.

— Пойдем на конный завод. С той стороны он совсем близко, мили две, и спуск не крутой. Там можно переночевать, а утром я отвезу тебя домой.

Агнесса прошла несколько шагов и остановилась.

— Нет, нет, Джек, я… я не могу пойти к тебе!

— Почему?

— Так. Видишь ли, я должна ночевать дома.

В темноте он не видел выражения ее лица.

— Ты замерзла, Агнес, — сказал он, нащупав ее ледяную руку. — Тебе обязательно нужно согреться. Не бойся, мы быстро дойдем до места. Я пойду на сеновал, а ты переночуешь у меня. Да ты мне не веришь, что ли?

Он не подозревал, какие противоречивые чувства одолевали ее.

— Я верю, Джекки, — совсем тихо произнесла она, боясь, что он обидится.

— Тогда идем! — И почти силой потянул ее за собой. Они быстро шли по лугу. Трава больно хлестала по ногам, дождь все лил и лил, и Агнесса повторяла в тревоге:

— Но Терри с ума сойдет, если я не вернусь домой!

— Что поделаешь, — коротко ответил Джек, — тут выбирать не приходится.

Пересекли луг, и вскоре тропинка вывела их на дорогу, по которой бежали бурлящие потоки воды. Местами вода была чуть ли не по колено. Джек поднял девушку на руки и понес; она доверчиво прильнула к нему.

Впереди показались огни. За оградой завода залились лаем сторожевые собаки. После окрика Джека они смолкли, и путники вошли в ворота. В такую погоду люди на улицу не выглядывали, и даже животные притихли в своих теплых стойлах. Джек подвел Агнессу к боковой дверце одного из строений и постучал.

 

ГЛАВА VII

Комнатка, в которой жили Джек и другой молодой человек по имени Орвил Лемб, казалась поделенной на две части: слева стояло низкое, довольно широкое ложе, застеленное шкурами, на стене тоже висела шкура, на ней перекрещивались сверкающие клинки двух кинжалов, старинных, редкой работы, а правая сторона помещения — стол, узкая кровать и стоящий в углу ящик — была завалена книгами.

Когда Орвил Лемб появился на конном заводе, ему тоже негде было жить, и управляющий, недолго думая, отправил его к Джеку. Остался Джек доволен или нет — неизвестно, но потесниться согласился. С тех пор они с Орвилом жили под одной крышей; последний, конечно, давно мог бы найти жилье в городе, но не очень к этому стремился — его вполне устраивало и такое положение дел; это было даже удобно: не приходилось тратить время на возвращение в город.

Впрочем, мистер Лемб справедливо считал себя здесь человеком случайным. Около трех лет назад, поссорившись с отцом, состоятельным фабрикантом, он ушел из дома (причиной ссоры был достаточно серьезный для Орвила семейный конфликт). Вынужденный временно — из-за отсутствия средств — оставить учебу в университете, Лемб не пал духом и решил самостоятельно устроить свою судьбу. Перепробовав множество занятий, пришел наконец на конный завод. Отец Орвила тоже держал лошадей; Орвил одно время увлекался верховой ездой и всем, что связано с этим, поэтому устроиться на работу не составило труда, а поскольку мистер Лемб был достаточно образован, то вскоре стал одним из помощников управляющего: занимался финансовыми делами завода. Днем он добросовестно исполнял свои обязанности, вечера же (а случалось, и ночи) проводил за книгами, готовясь продолжить учебу на юридическом факультете. Орвил понимал, что выбранный им путь и долог, и труден, но упорно отказывался от мысли о возвращении домой, хотя отец, наверное, с радостью принял бы сына. Орвил мужественно лишил себя многих земных благ, жил крайне экономно и за короткий срок скопил приличную сумму денег.

На заводе Орвил не нашел себе близких друзей, хотя неплохо относился к тем, кто по воле судьбы окружал его. С Джеком Орвил общался мало, иной раз они перебрасывались парой фраз, но зачастую не виделись вовсе: работали допоздна, а вечерами Джек пропадал то у приятелей, то еще где-то, дома почти не ночевал. Впрочем, изредка он заявлялся внезапно, и не один — в этом случае Орвил брал фонарь и шел на сеновал. Ему было все равно, где читать или спать; Джек и его подружки Орвила не интересовали, поэтому ни стычек, ни даже разговоров не происходило никаких. Орвил не считал своего соседа испорченным или глупым, он был просто равнодушен к нему.

Орвил перевернул страницу и на мгновение устало прикрыл глаза. На дворе хлестал ливень, а здесь, в комнате, царил полумрак, особо уютный именно оттого, что за окном бились о стекла холодные капли дождя. Орвилу показалось, что его медленно уносит куда-то неведомой волной, но он знал, что это всего лишь легкое головокружение, вызванное утомлением и внезапным переходом от света к тьме.

Он отложил книгу, встал, хотел запереть дверь на ключ, чтобы затем лечь спать, но в это время на пороге появился Джек. Заметив позади него женскую фигуру, Орвил недовольно поморщился: в такую погоду ему вовсе не хотелось уходить из дома. Он мельком оглядел мокрых с головы до ног нежданных пришельцев.

Агнесса, застенчиво поздоровавшись, остановилась в углу, стесняясь своей измятой и вымокшей одежды.

— Проходи же, Агнес! — сказал Джек девушке, а Орвилу бросил: — Привет!

— Привет, — сдержанно произнес Орвил, не зная, как себя вести.

— Знакомься — это мисс Митчелл… Черт возьми, мы попали под ливень и вымокли, сам видишь как! Мисс Митчелл живет в городе, но по берегу туда сейчас не доберешься, в обход — далеко, вот и пришлось идти сюда, — говорил Джек, и Орвил удивился: раньше Джек и не думал объяснять ему, как и почему у него в гостях очутилась та или иная женщина. Орвил предположил, что девушка попала в беду, и Джек встретился ей случайно. Но сбивало то, что он называл ее по имени.

Как бы там ни было, Орвилу стало жаль Агнессу, и, видя, что гостья все еще не решается пройти, он приветливо к ней обратился:

— Прошу вас, пожалуйста, мисс.

Она кивнула.

— Спасибо.

Джек усадил Агнессу на свою кровать (стульев в комнате не было) и, взяв ее озябшие руки в свои, спросил:

— Очень замерзла?

Не дожидаясь ответа, распахнул дверь.

— Я сейчас!..

И скрылся под ливнем.

Орвил сел напротив Агнессы. Он положительно не знал, как держаться, а она старалась незаметно поправить одежду и волосы, с концов которых капала вода, и, когда взгляд ее случайно встретился со взглядом Орвила, улыбнулась со смущением и стыдом.

— Вам нужно переодеться во что-то сухое, мисс, — сказал Орвил. — Так и заболеть недолго.

— Но мне нечего надеть, — просто ответила она, а затем добавила: — Простите, что я ворвалась к вам вот так, внезапно. Мне и в голову не приходило, что придется идти сюда.

— Ничего, — произнес он и, забыв, что говорил Джек, спросил: — Вы живете в городе?

— Да. — Она выговорила это с трудом, и глаза ее совсем погрустнели: Агнесса подумала о том, как, должно быть, тревожится Терри. Еще, чего доброго, пойдет ее искать по такой непогоде!

Орвил понял.

— Там будут волноваться за вас? Агнесса невесело кивнула.

А Орвил, глядя на нее, терялся в догадках. Сидящая перед ним девушка внешностью и поведением ни капли не походила на прежних посетительниц его соседа. Орвилу хватило взгляда для того, чтобы понять, насколько положение этой девушки выше положения Джека: вероятно, она была из тех слоев общества, к которым до недавнего времени принадлежал и сам Орвил. И все-таки, кто же это? Неужели очередная любовница? Нет, не может быть! Все существо Орвила воспротивилось этой мысли. Но как же тогда? Ведь Джек называет ее по имени, значит, они на равных! Орвил хотел и не мог найти объяснение. Об отношениях Джека с женщинами простыми он знал и относился к этому равнодушно, но то, что парень посмел посягнуть на девушку из общества несравнимо более высокого, вызвало в нем нечто очень похожее не возмущение. Не слишком ли много позволяют себе некоторые?! Орвил никогда не был снобом, но он жаждал видеть в мире хоть чуточку справедливости. Он не мог предположить, будто незнакомка — дурочка или, того хуже, — легкомысленная развратница. Орвил сразу понял, что она не такая.

Агнесса меж тем, несмотря на тяжкие думы, обратила внимание на множество книг, и Орвил заметил ее интерес. Разглядел он и то, какие мечтательно-чистые у нее глаза, нежные, не знавшие никакой работы руки… Она показалась ему удивительно симпатичной, эта юная загадочная мисс. У Орвила не было девушки, но если он когда-либо и задумывался о подруге жизни, то представлял себе именно барышню вроде Агнессы. Поэтому опять почувствовал себя обманутым и оскорбленным в лучших чувствах. Впрочем, в том, что так сильно уязвило его, Орвилу еще предстояло разобраться.

Чтобы прервать тягостное для него самого молчание, он заговорил с нею, и зеленые глаза Агнессы на мгновение осветились улыбкой. Орвил так и не мог потом вспомнить, о чем же они говорили тогда — так взволновали его собственные мысли. Но одно он понял, одно осознал для себя отчетливо и ясно: такую девушку стоит поискать.

Когда вернулся Джек, беседу прервали. Орвил видел, как обрадовалась Агнесса появлению своего спутника. Он наблюдал и за Джеком и с удивлением замечал, что глаза его легкомысленного соседа, если взгляд их останавливался на девушке, приобретали выражение, ранее им не свойственное. То было неподдельное восхищение, которым до сей поры, как казалось Орвилу, Джек удостаивал лишь породистых лошадей.

Джек поставил на стол бутылку со светлой жидкостью. Потом открыл ее, плеснул на дно стакана и, разбавив водой, протянул девушке.

— Пей, Агнес.

Она сделала протестующий жест, но это не возымело действия.

— Один глоток, мисс Митчелл, — сказал и Орвил и ободряюще улыбнулся ей.

Агнесса взяла стакан и с опаской отпила немного. Приложив пальцы к вискам, отчаянно замотала головой: на глазах ее выступили слезы.

— Ничего страшного, Агнес! — засмеялся Джек. — Это верное лекарство. — И сам тоже сделал несколько глотков.

— Я, пожалуй, пойду, — несколько изменившимся голосом произнес Орвил, чувствуя себя лишним. Но ему не хотелось уходить. Если Джек и эта девушка останутся в комнате на ночь вдвоем… Ему казалось, что там, внутри возмущенной души, заложен некий механизм, готовый взорваться точно в назначенную минуту, и он старался, как мог, внушить себе: это не его дело; в конце концов, вмешиваться в такой ситуации просто неприлично.

— Да, иди, — сказал Джек, — и я тоже сейчас приду. Орвил вышел, пожелав гостье доброй ночи и несколько успокоившись. Джек и Агнесса остались одни.

— На рассвете я разбужу тебя, Агнес, так что спи спокойно.

Агнесса улыбнулась в ответ.

— Нравится тебе у меня? — спросил Джек.

— Да…— Она обвела глазами комнату. — Вот эти кинжалы очень красивы. — И кивнула на стену.

— Мне их оставил Александр Тернер, это моя единственная ценная вещь. Знаешь, их два, и Александр, помню, говорил: если один отдать одному человеку, а другой — другому, то эти люди, где бы они ни были, в конце концов обязательно встретятся.

— Они волшебные? — полусерьезно произнесла Агнесса.

— Наверное!

— Тогда один подари мне.

— Нет. Это не женская вещь. А мы с тобой и так будем вместе.

Агнесса ничего не сказала на это, но за темным стеклом ее глаз в полумраке словно бы вспыхнули ярким пламенем две тонкие свечи.

Джек притянул ее к себе для поцелуя. Никогда раньше ему не случалось завоевывать женщину постепенно, переходя от одной маленькой, но сладостной победы к другой, и этот путь, хотя и лишал его некоторых привычных удовольствий, был по-своему волнующе интересен. Ему нравилось наблюдать, как Агнесса, поначалу со смущенной робостью принимавшая его поцелуи, теперь все смелее отвечает на них, обнаруживая зарождавшееся слабое влечение. И Джек, целуя ее, думал: ничего, когда-нибудь он узнает, что значит по-настоящему обладать такой девушкой, как Агнесса!

— Иди, Джекки, — прошептала Агнесса взволнованно, чувствуя, что он не может от нее оторваться.

— Да, — согласился Джек, а сам по-прежнему сжимал ее руку. Эта девушка, пробудившая в его душе совершенно не изведанные чувства, была так близка от него и так желанна, что Джек чудом нашел в себе силы уйти.

— Запри дверь на ключ и спи.

— Я люблю тебя, Джекки! — негромко произнесла Агнесса, когда он уже был у дверей. — Спокойной ночи!

Он ушел. Агнесса, как смогла, развесила мокрые вещи и улеглась на кровать. Мягкие шкуры приятно и успокаивающе согревали тело, дождь шумел за окном, и все медленно-медленно уносилось куда-то… Она сама не заметила, как погрузилась в глубокий сон.

Джек пробрался на сеновал и, скинув наконец мокрую одежду, улегся неподалеку от Орвила. Дождь продолжал постукивать по деревянной крыше, а внутри было сухо, тепло, темно, так темно, что невозможно было разглядеть предмет, даже поднеся его к глазам, и оттого голос звучал как из пустоты.

Джек и Орвил долго молчали: однако каждый чувствовал, что его сосед не спит. Первым заговорил Орвил:

— Что это за девушка, Джек?

— Агнесса Митчелл.

— Ее имя я слышал. Но кто она такая, из какой семьи, если не секрет, конечно? — Ему не хотелось казаться навязчивым, но интерес, который пробудила в нем эта история, брал верх. Орвил старался говорить спокойно, стремясь не выдать невольно возникших чувств.

— Ну, почему же секрет! Она живет с матерью, сюда приехала на лето. У них особняк на побережье, — отвечал как-то не очень решительно или охотно, он что-то, казалось бы, одновременно обдумывал или решал для себя.

— И как же вы познакомились? — спросил немного погодя Орвил. — Случайно?

— Не совсем. Первый раз я увидел ее на конном заводе, она была там с друзьями. А потом встретил ее на рынке, предложил познакомиться, — солгал Джек.

— И она согласилась?

— Да, а что? Стали встречаться, ну и… (при этих словах Джека Орвил замер) полюбили друг друга… Знаешь, я как-то по-другому все вижу вокруг, словно попал в новую жизнь. Клянусь, — произнес он вдруг, — эта девушка будет моей!

— Ты что же, хочешь обвенчаться с ней? — спросил Орвил. Он едва сдерживался, чтобы не крикнуть: «Не трогай ее, как ты смеешь! Такая девушка не для тебя!»

Джек ответил не сразу, а когда заговорил, голос его прозвучал до странности глухо:

— Нет, венчаться невозможно.

— Почему?

— Так… Кто позволит? У меня даже нет фамилии… А Агнессе не разрешит мать, так что и разрешение церкви на брак нам не получить, по крайней мере в скором времени. А ждать нельзя: если мать Агнессы вернется, мы вообще не сможем встречаться. Одно остается: как можно скорее уехать, сбежать. Другого выхода я не вижу.

— И ты думаешь, мисс Митчелл согласится?

— Она любит меня, — ответил Джек.

Орвил умолк. Вот оно как! И все-таки это мало что объясняет. Какие все же странные существа женщины! Выходит, если ты привлекателен внешне (хотя что уж такого особенного в этом Джеке?), умеешь объезжать лошадей и побеждать в уличных драках, то будь ты хоть грубиян, хоть последний бродяга или дитя свалки, тебя полюбит хорошая девушка?! Не каждый, конечно, сядет на дикого жеребца, но ведь Джека обучал Александр Тернер, тот самый, о мастерстве которого на заводе до сих пор ходят легенды. Да и какое это имеет значение для женщины? Для женщины важно, чтобы человек был порядочным и надежным, мог любить и оберегать. Орвил не верил, что Джек сможет стать таким. Он не был сторонником неравных браков: ведь счастливы могут быть лишь люди, близкие по духу и развитию, имеющие общие интересы и взгляды на жизнь. Богатство? Но Джек был так беден, как никто другой. Образование? Воспитание? О чем тут вообще может идти речь?! Поверить в то, что этой барышне нужна всего лишь мужская страсть, Орвила тоже никто бы не заставил. Но что же тогда?.. Орвил вполне допускал мысль, что Джека смогла бы полюбить порядочная, хорошая и умная девушка из простонародья — почему бы и нет? — но такая, как Агнесса… Скорее всего, юная мисс просто чего-то не понимает. Ну и пусть! Зато когда он, Орвил, добьется своей цели, то найдет себе настоящую, самую лучшую женщину, лучше которой нет и не было ни у кого! А если нет… Что ж, в конце концов жизнь придумана не только для того, чтобы бегать за хорошенькими девицами, в ней есть вещи и поважнее!

И пора, решил Орвил, найти себе жилье в городе, пора перестать быть на «ты» с дикарями!

С этой мыслью он и заснул, а Джек еще долго лежал, размышляя. Он мало видел в жизни хорошего и теперь не мог не помечтать. Он решил во что бы то ни стало увезти Агнессу и поселиться с нею где-нибудь подальше от людских глаз. Хорошо бы иметь домик на берегу океана и жить в нем вдвоем… Ну, пусть бы еще было небольшое ранчо… С работой на нем он справился бы получше любого другого, а Агнесса играла бы на рояле, гуляла по берегу, каталась верхом и читала свои книжки. Он знал, конечно, что в действительности все было б иначе — тоже пришлось бы работать: вести хозяйство, ухаживать за скотиной (вряд ли им удалось бы нанять работников), жить так, как живут простые женщины, но думать об этом не хотелось; гораздо приятнее казалось строить воздушные замки, мечтая о том, как они будут вместе и будут счастливы, днем и ночью, всегда.

Утро выдалось чистое; пахла свежестью промытая дождем листва, и солнце нежным золотом заливало шерсть лошадей, нетерпеливое ржание которых то и дело оглашало прохладный воздух степи.

Агнесса возвращалась от колодца, и ветер весело трепал ее волосы: она не успела их заплести.

Джек ждал девушку возле конюшни.

— Какая ты красивая, Агнес!

Она счастливо улыбалась, глядя в его голубые глаза, в которых отражалось солнце.

Вчерашние тревоги куда-то ушли вместе с тучами и дождем, и даже возвращение домой, к Терри, ее не пугало.

Джек пошел седлать коня, и Агнесса, поджидая его, прошлась по площадке. В такую рань людей было довольно много, но никто не обращал на нее особого внимания, все были заняты работой. Вчерашнего собеседника, соседа Джека, Агнесса не видела. Вообще молодой человек произвел на нее хорошее впечатление, такой сдержанный и вежливый… Внешне он казался полной противоположностью ее возлюбленному, был кареглазый и темноволосый; в глазах этих она заметила внимание и ум, и… да, кажется, еще интерес, интерес к ней, маленькой нарушительнице неписанных правил большого и строгого общества, наивной искательнице опасных приключений… Впрочем, она не стала долго думать об этом.

Осмелев, Агнесса подошла к одному из загонов и протянула лошади пучок травы. Умное животное не отвергло угощения и даже позволило погладить себя по атласному боку.

Девушка любовалась лошадью, когда услышала позади голоса.

— Знаешь, — один, — я скажу им: пусть бросают привычку водить сюда девчонок! Мало ли, хозяева приедут или управляющий заметит…

— А чья это девка? — спросил другой голос.

— Джек привел. Я вчера видел. Вот я скажу ему…

— Брось связываться! Парни молодые, пусть делают, что хотят, лишь бы работали хорошо. Пусть развлекаются! — Это было циничное добродушие — особый сплав чувств, с которым Агнессе сталкиваться ранее не приходилось.

Она обернулась. К ней шел немолодой уже мужчина с хлыстом в руках, а второй, помоложе, посмеиваясь, удалялся прочь.

— Ну-ка, отойди! — грубо приказал первый девушке, и она отпрянула. — Иди-иди, нечего тут шляться!

Продолжая что-то ворчать себе под нос, он прошел дальше, а растерянная Агнесса осталась стоять со слезами на глазах. Кто-то словно бы перевернул зеркало, в которое она разглядывала себя, и на другой стороне вместо своего лица она увидела четко написанные на серой доске грязные слова.

В это время появился Джек. Он помахал ей, и она подошла, но не прежняя, со свободным взглядом и легкой улыбкой, а натянуто-спокойная, словно закрытая странной невидимой стеной. Джек, заметив перемену в ее настроении, спросил:

— Ты что, Агнес? Что-нибудь случилось? Тебя кто-то обидел?

— Нет, — чуть дрожащим голосом ответила она. — Просто домой надо скорее! Терри там волнуется.

— Сейчас поедем! А я думал, может, пока меня не было, тебе что-то сказали?.. У нас тут запросто…

Все это было произнесено довольно беспечным тоном, и в душе Агнессы впервые шевельнулась обида на Джека.

— Нет, — повторила она, а после добавила: — Поедем быстрее отсюда.

И взялась рукой за седло.

Джек посадил девушку впереди себя на коня, и они тронулись в путь. Это было великолепно: сияние солнца, чистое небо, легкий бег коня по живописной загородной дороге, вьющейся среди виноградников и гор. Волосы девушки развевались, подол платья поднимался, но Агнесса не способна была сейчас обращать внимание на такие пустяки.

Прощаясь, Джек спросил:

— Когда я тебя увижу, Агнес?

— Когда захочешь.

— Завтра?

— Можно и завтра…

Она стояла, глядя себе под ноги, и носком туфли чертила в пыли непонятные знаки. Ее глаз Джек не видел.

— Да что с тобой?! — воскликнул он, взяв ее за плечи. — Скажи прямо, Агнес, а то так нам друг друга не понять! — В голосе его отчетливо звучали повелительные нотки.

Она вскинула голову и смотрела на него, пытаясь обнаружить то, что не заметила раньше. А он глядел на нее в ответ с серьезным спокойствием, ибо ни до, ни после в своей жизни так по-настоящему и не научился ни властвовать, ни покоряться, ни любоваться собой.

А Агнесса едва ли не впервые чувствовала, что любовь может приносить не только радость, но разочарование и боль.

— Джек, скажи, а раньше там, в твоей комнате, бывали другие женщины? — Вопрос сорвался неожиданно, и Агнесса тут же пожалела о нем.

Джек сперва не ответил, а потом чуть заметно кивнул головой.

В глазах у Агнессы потемнело. Она вспомнила письма Аманды, эти грязные письма. Но Джек!.. Значит, и тут то же самое!

Она бросилась, сама не зная куда, задыхаясь от щемящей душевной боли.

— Постой же, Агнес! — Он пытался удержать ее. — Да что тут такого? В том, что я в моем возрасте… Неужели ты не подозревала об этом? — В глазах его было искреннее удивление. Потом он подумал, что догадался, чего она боится, и воскликнул: — Клянусь, никого у меня сейчас нет, с тех пор, как познакомился с тобой! — и, сделав большую уступку, добавил:— если бы я знал, что ты существуешь на свете, и раньше бы ни до кого не дотронулся!.. То, что было раньше, — чепуха! Я тебя люблю, только тебя, Агнес! Не уходи!

— Что они подумали обо мне, все эти люди? Даже твой сосед…— тихо прошептала она.

— Орвил? Да я же все ему объяснил еще при тебе! А остальные — плюнь ты на них! — Джек и тут же осекся под ее пронзительным взглядом — такая боль была в нем, что Джек сразу понял: придуманный им план вряд ли удастся осуществить. Не так-то легко будет убедить ее уехать! Агнесса же увидела в его глазах такой неподдельный страх и растерянность, что все-таки остановилась и выслушала его. Джек слишком сильно ей нравился, и она не нашла в себе сил проститься с ним холодно, зная, что потом станет об этом жалеть, но первая невольно нанесенная ей рана пробудила подозрения: всегда ли они поймут друг друга, на все ли посмотрят одинаково? Ведь счастье, как она считала, достигается лишь тогда, когда реальность удается сравнять с мечтой или хотя бы сблизить… насколько это возможно…

А что если образ настоящего Джека не совсем или даже далеко не совсем совпадает с тем, который она выдумала себе? Вот он сейчас стоит и явно не представляет всей глубины ее боли, если вообще понимает ее чувства!

— Ты хотя бы понимаешь меня? — произнесла она тихо и без всякой надежды.

— Да, — сказал он, — конечно, Агнес. — Он не стал ничего объяснять, но Агнесса услышала в его словах столько искренней печали и сочувствия, что ей сразу стало легче на душе.

Вечером того же дня Агнесса, сидя в своей комнате, размышляла о будущем. Утром, по возвращении домой, она ждала упреков, расспросов, слез, но Терри была суха и сдержанна как никогда. Служанка спокойно, если не сказать равнодушно, выслушала объяснения Агнессы и молча отправилась на кухню.

Когда Агнесса спустилась вниз, служанка сидела за длинным обеденным столом, подперев руками голову, и неподвижно глядела куда-то вдаль.

— Садитесь, ешьте, мисс, — произнесла она ровным тоном, не отрываясь от своих мыслей.

Несколько минут молчали. Потом Терри, подняв на Агнессу большие строгие глаза, сказала вдруг:

— Что ж вы губите себя, барышня!..

Возможно, она не хотела так начинать разговор, но не выдержала: слишком много было передумано ею в эту бессонную ночь. Агнесса ниже склонилась над тарелкой, ее смуглые от загара щеки порозовели.

— Я вчера о чем только не думала, — вновь заговорила Терри, — хотела бежать к миссис Райт, а Мери мне сказала, что вы их дочерей отослать велели, обмануть… мол, уехали с миссис Митчелл. Ну, я и туда, и сюда, не знаю, что и делать, а ливень такой, ветер, все сносит… Господи! Себя бы пожалели, что ли… И где были, с кем… Вот мать приедет, что я ей скажу?..

— Перестаньте, Терри, — проговорила Агнесса, поднимаясь с места. — Виновата, понимаю, и расскажу вам все. Поверьте, ничего страшного не случилось.

— Да что теперь! — в сердцах произнесла служанка. — Можете не говорить! Живы — и ладно!

Девушка приблизилась к служанке и, опустившись перед ней на корточки, взяла руку Терри, большую, огрубевшую, в свою, маленькую и нежную.

— Не сердитесь, Терри, — сказала она, заглядывая в глаза женщины, — послушайте меня…

Спустя полчаса Терри знала почти все, и ей даже показалось странным, как это она до сих пор ни о чем не догадалась.

— Вы не сердитесь, Терри? — спросила Агнесса так, словно только это и имело сейчас наиважнейшее значение.

Терри думала иначе.

— Нет, — ответила она, — не сержусь.

Поразмыслив, она почти успокоилась: все оказалось в самом деле не так уж страшно, собственно говоря, ничего непоправимого, к счастью, не произошло, следовало только мягко и тактично объяснить Агнессе, в чем она заблуждается.

Терри взглянула на девушку: Агнесса показалась служанке хорошенькой. Она была одета в закрытое серо-зеленое платье в тонкую темно-зеленую полоску, отделанное по вороту такого же цвета кружевами; несколько тонких прядей волос прихватила от висков к макушке узкой ленточкой, а остальные свободной массой падали на спину; ей шел загар и этот цвет; сознание того, что она кому-то нужна и любима, придавало девушке уверенности, она держалась теперь куда свободнее, лучше двигалась, научилась наряжаться, а главное — на все смотреть по-своему.

— А что вы намерены делать дальше, мисс?

— Не знаю. — Агнесса подумала о том, что между нею и Джеком не было разговора о будущем. — Сейчас пока ничего, а потом…

— Видите ли, мисс, — сказала Терри, решив действовать напрямую, — одно дело, если у вас серьезные планы, и совсем другое, если все это просто баловство. Понимаете ли вы, что делаете сейчас? Напрасно губите свою репутацию. Вчера вы не явились домой ночевать, а сегодня пришли: платье перепачкано, волосы в беспорядке! Люди не станут разбираться в том, как там на самом деле было, да и потом… ваш поступок и впрямь неслыханный. А миссис Митчелл?

— Вы ей расскажете?

— Расскажу я или нет, не имеет значения. Она и так узнает.

Агнесса вздрогнула: она впервые по-настоящему испугалась последствий. Конечно, Аманда узнает. Терри права! Откуда? Да вот хотя бы встретится с Деборой Райт и с ее дочерьми, заговорит о поездке… Мария-Кристина и Эйлин тут же уличат ее, Агнессу, во лжи! И тогда… Кто знает, какова будет реакция Аманды?

Агнесса в растерянности водила пальцем по белоснежной в тонкий рубчик скатерти и думала: зачем стелить такую, ведь если она испачкается в одном месте, стирать придется всю, а она такая огромная! Тем не менее Терри и Мери как-то решили эту проблему.

— А если у меня серьезные планы? — спросила она.

— Этот молодой человек сделал вам предложение?

— Нет, хотя мы не так давно познакомились… Но он говорил, что мы не расстанемся!

Терри не удовлетворил подобный ответ. Она прожила па свете больше своей барышни, немало повидала и о многом рассуждала не так, как девочка из пансиона. Прикидывая, как бы избежать скандала, она думала: надо бы Агнессе сейчас же прекратить эти встречи, потом что поделаешь! — во всем сознаться матери (хотя бы для того, чтобы Аманда не попала впросак с Деборой, — в этом случае последствия просто непредсказуемы), а после делать, что она велит. Ну и, разумеется, попросить прощения. Придется девочке через все это пройти, только вот как бы ее убедить…

Терри с жалостью смотрела на девушку: надо ж случиться такому! И если бы она понимала… Агнесса недурна собою, богата — поклонников появится много, а то, что произошло этим летом, — лишь милая девичья влюбленность, обычная болезнь юности, не вечная и не смертельная. Даже если этот Джек сделает барышне предложение, то Аманда своего благословения на брак не даст, нечего и надеяться! Молодой человек без положения в обществе, без денег — о такой партии не может быть и речи! А вдруг этот парень и вовсе не собирается жениться? Вдруг он просто соблазнит девушку? Нельзя допустить ни того, ни другого!

А Агнесса думала о том, что ей лучше, пожалуй, будет при возможности и в самом деле выйти замуж за Джека, иначе она не вынесет того, что будет потом, ничего не вынесет, включая и разлуку…

Она так и сказала Терри, а та воскликнула:

— Но миссис Митчелл не позволит вам!

— А я обвенчаюсь тайно!

Служанка всплеснула руками.

— Так нельзя, мисс, — осторожно произнесла она, — грешно так поступать! Да и подумайте: на что вы будете жить? А какое оскорбление нанесете матушке!

— Никакого! Просто выберу того, кто мне нравится. Вот если она меня будет выдавать замуж насильно — это оскорбление! А жить… Проживем как-нибудь! Станем работать. Я, например, могу давать уроки музыки…

Терри снова с жалостью посмотрела на нее.

— Простите, мисс, скажу откровенно: зря вы храбритесь так! Хватит и того, что вы тут натворили! Удивляюсь вам: вроде бы умная девушка… Вы в жизни не работали, не знаете, что это такое. Одно дело бегать на свидания, мечтать да развлекаться, и совсем другое — жить своим трудом. Тут уж не до веселья будет! Вы барышня образованная — вам ли возиться с бельем и посудой?! Да и с Джеком этим не станет ли вам скучно? А если уважать его перестанете — и любовь пройдет! Вы ведь так молоды — семнадцать лет всего! Зачем спешить, все у вас впереди! Да и чем этот ваш Джек лучше других!

Терри говорила, а сама втайне мечтала о приезде Аманды! Мать, наверное, нашла бы аргументы поубедительнее: да что там — просто приказала бы, и все! Жаль, конечно, что придется пойти на крайние меры, но иначе просто нельзя!

Агнесса подавленно молчала.

— Не знаю я, чем он лучше, — произнесла она наконец, — не знаю!

Она не могла объяснить свою любовь к Джеку, не могла, как не может человек объяснить, почему его тянет в родные места, отчего ему порой вспоминается один и тот же однажды приснившийся и поразивший воображение сон, почему сводит с ума, заставляя душу кипеть, а сердце бешено биться, зрелище океанской стихии. Любить Джека в этот период жизни казалось ей таким же естественным, как мечтать, как любить небо и землю, да и вообще мир, великий и прекрасный, и она вдруг расплакалась, словно ребенок, у которого пытаются отнять дорогую ему игрушку.

Терри стало не по себе.

— Успокойтесь, Агнесса, — сказала она, ласково обнимая девушку. — Не нужно плакать! Еще не все потеряно! Подождем: до приезда миссис Митчелл осталось несколько дней…

И когда Терри позднее, проходя мимо гостиной, услышала печальные, неуверенные звуки рояля, то поняла: на душе у юной госпожи прежней безмятежности нет и в помине.

 

ГЛАВА VIII

Агнесса и Джек, взявшись за руки, шли вниз по крутой, узкой улочке портового квартала. Это Агнесса настояла на том, чтобы отправиться сюда: она еще не бывала в этой части города, а ей хотелось все увидеть. Собираясь на прогулку, она надела самое простое ситцевое платье и не стала делать прическу, а просто подвязала волосы лентой.

Они брели по пыльной улице, обе стороны которой были застроены низкими каменными домами, с крышами, покрытыми потрескавшейся черепицей. Там и сям попадались лавчонки, где торговали всякой мелочью, заграничными забавными штучками, простенькими украшениями.

Агнессу так и тянуло заглянуть в каждую из этих лавочек, она с восторгом перебирала невиданные безделушки: веера из белоснежных, черных и цветных перьев, кольца и брошки с блестящими камнями, стеклянные бусы, тонкие цепочки, ажурные легкие шали, склеенные из ракушек коробочки, пестрые ожерелья…

Джек улыбался, глядя на сосредоточенную Агнессу.

— Выбирай, Агнес, — говорил он, — что тебе нравится?

Он сам повесил ей на шею кроваво-красные кораллы, а еще Агнесса отыскала среди украшений кольцо неизвестного камня и смеялась, когда лавочник уверял ее, что камень драгоценный; Агнесса надела колечко на палец и вспомнила о том, как однажды на рынке отдала цыганке подаренный Амандой перстень. А на этом зеленом кольце были выцарапаны тайные знаки вроде тех, какие чертила она на песке носком туфли… Нашлись и серьги такого же цвета.

— Как твои глаза! — шепнул Джек Агнессе, когда она смотрела в осколок зеркала, который держал перед нею торговец.

Потом они долго блуждали по лабиринту переулков, пока не пришли в порт. По дороге им встречались бедно одетые, усталые женщины; оборванные, грязные ребятишки бегали по улочкам поодиночке или гурьбой, и Агнесса вспомнила, что ведь и Джек был когда-то маленьким оборванцем, вызывающим у одних людей жалость, у других — отвращение.

Они с трудом пробирались через крошечные дворики; здесь во всем сквозило убожество, но Агнесса не подозревала, что Джек провел ее самыми тихими и чистыми улицами, не удаляясь в трущобы.

Затем девушка увидела порт. Он изумил, почти что ошеломил ее — она никогда не видела такого скопища людей: кто-то куда-то спешил, все кричали, шумел океан… Она долго любовалась кораблями и сказала Джеку:

— Вот бы купить яхту и отправиться путешествовать! А почему мы раньше сюда не приходили? Здесь красиво!

— Я раньше бывал тут довольно часто, — ответил он, — но на океан лучше смотреть со скал.

Вдоволь наглядевшись, они повернули назад. Прошлись немного по набережной, перебрались через песчаный вал и побрели по мелководью. Здесь было пустынно; шуршала подхлестываемая волнами галька, медленно плыли по прозрачной воде густо-зеленые водоросли — «волосы русалки».

Внезапно Джек остановился.

— Агнес! — начал он, поворачиваясь к девушке. — Нам нужно поговорить.

— О чем? — спросила она, чувствуя, как заныло под ложечкой. Девушка догадалась, о чем пойдет речь; вопрос этот несколько дней безмолвно висел в воздухе.

— Нам нужно решить, что делать дальше. Агнесса пожала плечами; она опустила голову как можно ниже, чтобы пряди волос скрыли порозовевшие щеки, и, казалось, была увлечена лишь разглядыванием камней, да еще тем, как бы не замочить подол платья.

— Агнес…— Джек приподнял ее голову и заглянул в глаза (сердце Агнессы бешено стучало), — дело в том, что… сама знаешь, скоро приезжает твоя мать, она запретит тебе встречаться со мной. Может, я действительно не пара тебе, но… Словом, я хотел спросить: согласна ли ты…— он запнулся, но она напряженно ждала конца фразы, и Джек продолжил: — …стать моей женой? Сбежать со мной, уехать отюда?!

Агнесса стояла, ослепленная ярким блеском солнечного дня и собственного счастья, которым сияли ее глаза под опущенными ресницами. Все-таки она была очень молода, да и влюблена к тому же, и у нее, несмотря на все доводы разума и естественный страх перед неизвестным, захватило дух: тайное венчание и бегство!

— Я подумаю, — сказала она, помня о том, что девушке не пристало сразу отвечать на предложение джентльмена, но Джек не был джентльменом и привык обходиться без лишних условностей.

— Мне кажется, ты должна знать ответ, Агнес, — просто произнес он, — зачем еще ждать?

Его глаза в этот момент были очень ясными. Так бывало лишь иногда; в другие минуты взгляд Джека, выросшего в мире, где каждый вынужден всеми силами бороться за право выжить, существа отчасти бесприютного, воспитанного голодом, холодом — то есть самой жизнью, а не людьми, мог бы насторожить.

— Да, я согласна, Джекки, — прошептала она. — А когда мы уедем?

— Как только ты захочешь! Ты настоящее чудо, Агнес!

Он приподнял ее и закружил, она заливалась смехом.

— Куда же мы поедем?

— Пока не знаю. Придумаем что-нибудь.

— Мы станем работать?

— Я буду работать, не ты.

— Да, я мало что умею делать, — призналась она, — но постараюсь научиться. А ты станешь искать место на конном зводе?

— Как получится… Я никакой работы не боюсь.

— Терри говорит, что нам придется жить в бедности.

— Нет, я думаю, мы сможем жить неплохо. Я, конечно, не сумею обеспечить тебя так, как человек состоятельный, но бедствовать мы не будем. Если у человека есть пара рук и голова, он не пропадет.

Агнесса согласно кивнула.

— Только я все же хочу подождать до приезда матери.

Она сама не знала, зачем ей понадобилось ждать приезда Аманды: та интересовала ее меньше всего, да и вдобавок ее приезд повлек бы за собой дополнительные сложности. Скорее Агнессе необходимо было внутренне подготовиться к этому шагу: несмотря на всю решимость, ей — но в этом она не призналась бы никому — было все-таки страшновато. Она как будто все время оставляла для себя путь к отступлению.

Джек возразил:

— Зачем ждать? Это ничего не изменит. Она и слышать не захочет обо мне. Еще, чего доброго, подумает, что я покушаюсь на твое приданое!

Агнесса улыбнулась.

— Да, приданого мне не видать! А матери лучше дождаться, тем более что приедет она совсем скоро. Я не смогу сбежать, даже не повидавшись с ней, понимаешь, Джекки? — мягко произнесла она и добавила: — Все же это моя мать!

— Хорошо, Агнесс, подождем еще несколько дней. — Он подумал, что за это время сумеет, пожалуй, достать лошадей.

— Поедем сперва верхом, — сообщил он Агнессе, — может, нам и не придется далеко уезжать, мать не попытается вернуть тебя?

— И пусть! — храбро заявила девушка. — Мы же будем обвенчаны! Конечно, благословения она мне не даст, но мы сумеем обвенчаться тайно. Достать разрешение на брак не так уж трудно. Я думаю…

— Его не будет, — вдруг негромко произнес Джек. — Во всяком случае, до отъезда ничего не получится.

— Чего не будет? — не поняла девушка. — Разрешения?

— Да. И венчания.

Агнесса резко остановилась, словно споткнувшись о камень, и застыла в молчании, пытаясь постичь смысл произнесенных им слов. Джек не смог вынести ее взгляда.

— Прости, Агнес, — сказал он, — но…

И объяснил ей, в чем дело.

— Но как же так…— растерянно проговорила она.

— Агнес! — воскликнул Джек, видя, как холодеет ее взгляд. — Ведь иначе нам придется расстаться — ты этого хочешь?! Знаю, ты чудесная девушка, и я сам бы хотел, чтобы все было по-хорошему, но… Ну, уедем, прошу тебя, сколько же можно ждать! Если мы любим друг друга, какая разница, будем обвенчаны или нет?! Ты так нужна мне! Неужели ты думаешь, я брошу тебя?! Ты мне не веришь?

— Я верю, Джек, — сквозь подступившие слезы прошептала Агнесса, — но без венчания я не могу. Ты… ты! — предлагаешь мне такое!..

— Этого я и боялся, — только и сказал он.

Они уныло брели дальше, расцепив руки, каждый сам по себе. Агнесса чувствовала, как рассеиваются грезы… Все оказалось иначе, чем предполагала она. Она столько мечтала о белом наряде, о храме, алтаре и певчих и вдруг ничего этого, оказывается, не будет! Но ведь всякая связь вне священных уз брака — вершина грехопадения для женщины! Нет, все что угодно, но на бегство с мужчиной без венчания она не способна! Нет! Такой поступок нельзя оправдать ничем! Нет, нет, ни за что! Но тогда, как сказал Джек, разлука! Агнесса остановилась. И все же бесчестье она не выберет никогда!

А Джек втайне надеялся, что она передумает.

Путешествовать начали с утра, и к вечеру Агнесса сильно проголодалась. Джек предложил зайти в хорошо знакомый ему кабачок, разместившийся в нижнем этаже некрасивого каменного дома с подслеповатыми окнами и треугольной крышей, верхние помещения которого сдавались жильцам. Перед входом, над которым раскачивалась грубо намалеванная вывеска, часами простаивали продажные девицы, прохаживались разные подозрительные личности. Заведение это принадлежало Грейс Беренд, проститутке, ушедшей на покой несколько лет назад. В былые времена, когда иссиня-черный шелк ее волос туманил взоры незадачливых клиентов, Грейс сумела скопить денег и теперь держала кабачок. Она знала в лицо всех постоянных многочисленных посетителей, а половину из них звала просто по имени. С помощью двух служанок и парочки крепких ребят Грейс старалась поддерживать относительный порядок, но все же нередки были случаи бесшабашных пьянок, драк, иногда таких, что приходилось звать на помощь полицию, хотя Грейс, так же, как ее посетители, предпочитала не связываться с блюстителями закона.

Еще не стемнело, и кабачок пустовал. Прямоугольное помещение, где рядами стояли грубо сколоченные столы, а один из углов отгораживала стойка, не было завешено стеной табачного дыма. Возле входа маячили только две «дежурные» девицы.

Агнесса и Джек сели за столик у окна. Другие посетители два возчика, матрос и служанка — не обращали на них внимания.

Занавески, отделявшие зал от выхода на лестницу, колыхнулись, и на пороге появилась Грейс, полная брюнетка с крупными, яркими чертами лица. На груди, пальцах, ушах ее сверкали дешевые украшения, а на лице застыло выражение, которое бывает у людей, знающих себе цену.

Неторопливой походкой она подплыла к столу.

— Привет, Джек!

— Здравствуй, Грейс!

— Давно тебя не видела, как дела?

— Ничего, а у тебя?

— Живем потихоньку! — Она обвела глазами свое заведение. — Что вам принести?

— Все самое лучшее на твой вкус — мы страшно голодны!

— Идет! А пить что будете?

— Пить?.. Ну, принеси нам своего вина, того, которым ты так гордишься.

— А-а! — Грейс благосклонно улыбнулась. — Сейчас! — И не спеша удалилась.

Агнесса сидела, опустив голову. Ей стало неприятно оттого, что Джек так запросто разговаривает с этой женщиной, слишком яркой, шумной; несмотря на нарочитые старания Грейс подчеркнуть свое достоинство, Агнессе почудилось в ней что-то пугающе животное.

— А как поживает твой друг? — спросила девушка.

— Друг? Какой друг?

— Который живет с тобой в одной комнате.

— Орвил? Да он мне вовсе не друг, просто сосед. Хорошо поживает. А почему ты спрашиваешь?

— Так… У него много книг, — вспомнила Агнесса.

— Да, — подтвердил Джек, — он хочет учиться.

— Почему вы не дружите по-настоящему?

— Не знаю! У него свои дела, у меня свои, — пожал плечами Джек и добавил: — Нам вместе неинтересно.

— А где он хочет учиться?

— Я не знаю, Агнес. Он часто читает по ночам…

— Почему ты не читаешь?

— Когда?..

— А он находит время.

— Да, но я встречаюсь с тобой, потом работаю, а по ночам мне хочется спать.

— Но неужели ты не стремишься узнать что-нибудь новое?

Джек снова пожал плечами.

— Почему же, стремлюсь! И не только стремлюсь, по и узнаю. От тебя, например, я многое узнал.

— Ты должен сам читать. Разве тебе никогда этого не хотелось?

— Хотелось, я же рассказывал тебе. Но таким ученым, как Орвил Лемб или ты, мне не стать никогда. И я не вижу, честно говоря, особой нужды в этом! Мое дело лошади… Да, милая Агнес!

Он говорил резко и показался вдруг Агнессе чужим и далеким, но потом, глянув ему в глаза, она ощутила, как ее затягивает неведомый омут, та самая сила, что пленила ее душу в тот миг, когда она впервые встретилась взглядом с этим человеком.

Вернулась Грейс. То ли от голода, то ли так оно и было, но Агнессе ее стряпня показалась очень даже вкусной. Вина она выпила совсем немного и все время мучительно размышляла над тем, что ждет ее дальше. Джек тоже думал — о чем, она не могла угадать, но предполагала, что о том же. Пару раз она украдкой взглянула па него: его сильно загорелое лицо казалось мужественным и серьезным. Как он был красив в этом умопомрачительном наряде из потертой кожи и замши, как прекрасны были непокорные волосы, сияющая улыбка и яркий блеск голубых глаз! Нет, этого человека Агнессе не хотелось бы потерять!

Мимо их столика развязной походкой проследовала одна из девиц, высокая блондинка, носившая прозвище «Маркиза Шейла». Агнесса почувствовала исходящий от ее волос и одежды густой аромат. Плечи «маркизы» были полуобнажены, а из весьма откровенного выреза выглядывала грудь.

Девица многозначительно улыбнулась Джеку, но тот сохранил невозмутимость.

— Ты знаком с нею? — спросила Агнесса, внезапно вспыхнув.

— Немного.

— Кто она?

— Одна из тех, кого называют продажными женщинами.

— Продажными…— повторила Агнесса. — И какая же им цена?

— Они не стоят и пылинки с твоей туфли, — отвечал Джек.

С наступлением сумерек на улицах стало многолюдно, но фонари горели плохо, и, казалось, в каждом переулке шевелятся подозрительные тени. Возле стен домов, под фонарями, поодиночке или кучками стояли проститутки. Одеты они были по большей части бедно, безвкусно, но с откровенным бесстыдством; глядя на них, Агнесса думала, что такие вот женщины и помогли Аманде сколотить состояние… По темным улицам шлялись разные не вызывающие доверия личности, временами слышался громкий смех, а чаще — отборная ругань. Джек, спеша вывести девушку из этих мест, выбрал не самый безопасный, но зато кратчайший путь.

Очень скоро он почувствовал, что их преследуют. Оглядываться не хотелось, и он лишь ускорил шаг. Рука Агнессы доверчиво лежала в его руке. При повороте в очередной проулок Джек получил возможность взглянуть на преследователей. Их было двое; он решил, что это кто-нибудь из местных головорезов, которые упорно не желали видеть в своем квартале чужаков, каковыми считали и людей с конного завода. Эти парни действовали, как псы, охраняющие негласно установленную территорию; непонятным чутьем они всегда угадывали противников. Гуляя с приятелями в порту, Джек охотно дрался с местными и никогда не упустил бы возможности сразиться, хотя бы и один против двоих, но сейчас рядом с ним шла Агнесса, и рисковать ее безопасностью он не мог.

Преследователи, поняв, что чужак стремится улизнуть, также прибавили шагу, а Джек, услышав сзади топот, сообразил, что не сумеет вовремя вырваться на более спокойную и светлую улицу.

— Агнес, девочка, слушай меня внимательно, — заговорил он, — беги сейчас вперед, после свернешь налево и потом до конца. Там найдешь дорогу. Беги скорее домой, слышишь?

— А ты?..

— Видишь, за нами идут. Теперь уж они не отстанут, придется с ними поговорить. Ничего не бойся, иди!

— А ты?.. — повторила она.

— Со мной ничего не случится, обо мне не беспокойся. Иди, Агнес, иди! Я сам потом тебя разыщу.

Девушка оглянулась назад и тут же испуганно проговорила:

— Я никуда без тебя не пойду!

— Но, Агнес, пойми, с тобой мне будет сложнее!

Они уже бежали, но то же делали и те, кто гнался за ними; за спинами Агнессы и Джека слышалось их тяжелое дыхание.

— Эй! — раздался грубый окрик. — Стой!

Кто-то рванул Джека за плечо, но он стерпел и продолжал бежать вперед.

— Смотри-ка, какая девочка! — послышался голос второго. — Бьюсь об заклад, мне удастся с нею договориться! — Он схватил Агнессу за руку, но она вырвалась, а Джек, мгновенно повернувшись, прикрыл собой девушку.

— Что вам надо, ребята? — спросил он, с трудом переводя дыхание.

— Чтобы ты не мешал нам познакомиться с этой малышкой! — угрожающе проговорил один из парней.

Агнесса стояла, дрожа от страха. Темнота мешала разглядеть лица преследователей, но девушка заметила их наглые улыбки и вызывающие позы: они были сильны и уверены в себе.

— Оставьте нас в покое! — сказал Джек. — Я охотно побеседую с вами завтра, а сейчас мы спешим!

Он прекрасно понимал бесполезность этих переговоров, но по возможности тянул время, пытаясь сообразить, что предпринять.

— Беги, — шепнул он Агнессе, однако она изо всех сил вцепилась в его руку и ни за что не хотела уходить.

— Нет, приятель, ты нам не нужен! — усмехнулся один, а второй прибавил:

— Но если ты уж так хочешь с нами поговорить, сделаем это сегодня. — И, размахнувшись, ударил Джека.

Агнесса громко вскрикнула. Джек, вырвав руку, бросился вперед, и вмиг три фигуры слились в темный движущийся клубок. Еще мгновение спустя клубок распался: Джек выхватил кинжал раньше своих противников, и, хотя такое оружие имелось и у них, на секунду они отступили. Стрелять Джек бы не стал, на стрельбу могло сбежаться полквартала местных, а его враги предпочли растянуть удовольствие схватки: просто пристрелить чужака было слишком неинтересно.

Глаза Джека внимательно следили за действиями противников. Он резким выпадом предупредил удар — нападавший с криком повалился на землю, — но тут же почувствовал боль справа успели ранить с другой стороны. Опыт подобных сражений у него был, но тут силы оказались неравными, тем более что ему сильно мешало волнение за судьбу Агнессы.

Противники Джека про Агнессу уже забыли. Не в обычае женщин было ввязываться в бой мужчин, женщина только наблюдала за схваткой, а после в виде добычи доставалась победителю.

Сначала девушка хотела бежать за подмогой, но потом передумала: улицы эти не были ей знакомы, а люди не внушали доверия. Фонарей здесь не было, и она слышала лишь сдавленные крики дерущихся, а увидеть и понять ничего не могла: все опять смешалось в большой темный клубок.

Ею овладел непередаваемо сильный страх, сравнимый разве что со страхом смерти, — страх за любимого человека.

Агнесса подскочила ближе, задыхаясь от волнения, мучимая желанием хоть что-нибудь сделать: нападавшие сцепились с Джеком на земле: один был ранен, но другой полон сил и злобы, вдвоем они старались прижать Джека так, чтобы он не мог двигаться. Это им почти удалось: клинок скользнул по его ребрам, и, хотя такое ранение не могло считаться серьезным, каждое движение причиняло резкую боль. Но Агнесса в гневе и страхе, очень плохо соображая, что делает, с рыданиями набросилась на того, кто тянулся ножом к горлу ее возлюбленного, вцепилась ему в волосы, в глаза, и Джек, извернувшись, освободился; оттолкнув девушку, он несколькими ударами лишил противника возможности сопротивляться. Второй предпочел прекратить схватку, и Джек с Агнессой поспешили прочь.

Они наконец выбрались из квартала; Агнесса вновь заплакала, заметив кровь на одежде своего спутника, а он повторял:

— Не плачь, Агнес, не плачь, все обошлось. Ты просто умница, честное слово!

Она еще долго всхлипывала и не могла выговорить ни слова; тело ее сотрясала дрожь. Вот это уже была настоящая жизнь, с настоящей злобой людскою и кровью. Ни с чем подобным Агнесса не соприкасалась еще никогда.

Они остановились в полном бессилии; оба тяжело дышали, оба нуждались в поддержке. Но дом Агнессы так близко, а Джеку еще предстояло добираться до завода.

— Ты ранен? — прошептала девушка.

— Да, зацепили немного. Не волнуйся, заживет. Иди домой, Агнес.

— Зайдем ко мне, Джекки! — позвала она. Он мотнул головой.

— Нет… Пока я доберусь…

Он шагнул в сторону, но девушка ласково удержала его.

— Идем, пожалуйста! Я хоть перевяжу…

Они побрели к дому.

— Но меня может… увидеть кто-нибудь… Твоя Терри…

Агнессе показалось, что в эту минуту он был настроен враждебно даже по отношению к ней, но он бы сказал, что это усталость: сил не осталось уже ни на что.

— Мы пройдем незаметно. Я знаю, как это сделать. Вошли в заднюю калитку; Агнесса, усмирив собак, скользнула в парадное и минуты через три отперла изнутри боковой вход. Они поднялись по темной лестнице в комнату девушки; для верности Агнесса закрыла дверь на ключ.

— Садись, — пригласила она.

Джек присел в кресло, отдышался, привалившись к спинке, и, пока Агнесса искала материал для перерязки, затуманенным взглядом окинул ее жилье.

Ковры, зеркало, темная резная мебель… Он никогда не бывал в такой обстановке; зная о том, кто его избранница, он все же не представлял себе, где она живет.

Воображение не рисовало ему ничего подобного, до сей минуты он пребывал в неведении относительно того, какая же пропасть их разделяет на самом деле, он походил на слепого от рождения человека, не знающего, что значит «видеть». И ощутил вдруг глубокое уныние.

Агнесса принесла полотняную длинную ленту; рана не была ни глубокой, ни опасной, но девушка пугалась крови, и Джек, как сумел, помог ей сделать перевязку.

Постепенно они успокоились и почувствовали себя лучше, по крайней мере физически. Агнесса нежно погладила Джека по руке.

«Как бездомную собаку, — подумал он, — чтобы, дав ей кусок хлеба, выставить за дверь».

— Я пойду сварю кофе, Джекки.

— Нет, не нужно.

— Я быстро. Тебе необходимо восстановить силы. И потом, ты все-таки у меня в гостях!

Она побежала вниз по лестнице, Джек остался один. Мало-помалу способность размышлять вернулась к нему; ощутив себя в реальном мире, он с удивлением огляделся.

Прямо напротив было зеркало, Джек смотрел в него и казался себе страшно чужим среди этих вещей, в испачканной кровью грязной одежде, со спутанными волосами и лихорадочно-настороженным блеском глаз: он опять явственно ощутил пропасть, разделявшую их с Агнессой, но минутой позже выражение жестокого упрямства исказило черты его лица. Впервые он до конца осознал нелепость этого мира, несправедливого мира, где одни имеют все по праву рождения, другие получают желаемое в тяжелейшей кровавой борьбе с судьбой, а третьи, вынужденные смириться, так и остаются ни с чем. Он не был в числе первых, но и в числе последних быть не хотел! Он знал, что есть и такие, как Агнесса, способные отказаться от благ во имя самой безумной мечты, но забота о том, чтобы эта мечта стала явью, не умерла бы под бременем каждодневной борьбы за выживание, ложилась все-таки на его плечи. И именно сейчас Джек решил во что бы то ни стало вырвать у судьбы то, что, быть может, и не было предназначено ему, именно в это мгновение он, сам того не зная, стал соперником Орвила Лемба, соперником в достижении призрачной цели: взять у жизни все, чего только ни пожелаешь, собственными силами достать с небес самую яркую звезду.

— Джек! — позвала Агнесса, и он очнулся от размышлений. — Смотри, Джек! — Она поставила на столик поднос с маленькими, точно игрушечными чашечками. — Остался еще кусочек воздушного пирога. Ты любишь воздушный пирог?

— Не знаю, не пробовал.

— Попробуй, очень вкусно. Это Терри пекла.

— Агнес, скажи, в твоем доме нет чего-нибудь выпить? Мне бы сейчас это очень помогло, — добавил он.

Агнесса развела руками.

— Не знаю… У Терри нет. А может… Подожди!

Она пробежала в комнату Аманды и там в стенном шкафу нашла то, что было нужно. Девушка выбрала среди бутылочек ту, которая уже была распечатана, и вернулась к себе.

— Вот, — сказала она, протягивая бутылочку.

— Спасибо, Агнес. — Он налил в бокал. — Кажется, это коньяк. Тебя не будут ругать?

Она помотала головой.

— За тебя! — произнес Джек, пристально глядя на девушку. — Ты спасла меня сегодня! Я хочу… чтобы ты была счастлива, счастлива с тем, за кого когда-нибудь выйдешь замуж.

— Зачем ты говоришь так? — возразила Агнесса. — Я тебя люблю и ни за кого, кроме тебя, не хочу выходить замуж.

— Но ты отказываешься бежать со мной!

Агнесса молчала.

— Да, наверное, это и к лучшему, — продолжил он, — нельзя менять все это, — он кивнул на комнату, — на меня. Со мной у тебя никогда не будет даже сотой доли того, что ты имеешь сейчас. Те деньги, что твоя мать может истратить за один день, мне не заработать и за десять лет самого каторжного труда! — засмеявшись нехорошим смехом, добавил: — Ты забудешь меня, возможно, даже очень скоро; сама потом будешь потешаться над нашим знакомством!

— Джек, милый, разве в деньгах дело?! Деньги… они ничего не значат для меня, поверь! Ты же знаешь, я готова бросить все и, если б мы могли обвенчаться, сбежала бы хоть сегодня, хоть сейчас!

— Мы бы обвенчались потом.

— Когда? — печально спросила девушка.

— Позднее, как только сможем! Ну пойми же, если мы не уедем в ближайшие дни, нам придется расстаться! Расстаться, да, ничего не поделаешь. Выбирай! — завершил он твердо.

Агнесса едва сдерживала подступившие слезы. Она еще плохо знала людей, ей не пришло в голову, что Джек — умышленно или невольно — использовал классический прием воздействия на любящее сердце. Она не думала, что человек в отчаянном стремлении получить желаемое любой ценой способен становиться безжалостным, идти на шантаж или самый безумный блеф.

Лицо Джека все еще сохраняло выражение жестокого упорства, но девушка не заметила этого. Ей было совсем не по себе от только что услышанных слов. Что станет с нею в случае разлуки? Что ждет ее? Вернется Аманда, обман непременно раскроется, и, если она не сбежит, миссис Митчелл запрет ее на несколько замков и больше не позволит сделать ни шагу без строжайшего контроля; жизнь станет скучной, неинтересной, а она уже так привыкла к свободе, к ежеминутной смене впечатлений! И к Джеку… Сумеет ли она его забыть, простит ли когда-нибудь себе, что отказалась от него? Но с другой стороны — позор беззакония! Нет!

— Я пойду, Агнес, — сказал Джек, поднимаясь с места, — и если ты поцелуешь меня на прощание, — он горько и недобро усмехнулся, — я буду помнить этот поцелуй до самой смерти.

— Да, Джекки, но он не будет последним!

Услышав это, он порывисто схватил ее за плечи и повернул к себе.

— Ты согласна?..

Агнесса опустила глаза.

— Не знаю… Я хочу еще подумать немного, — произнесла она тихо.

— Да! — горячо прошептал он. — Ты согласишься, я знаю, потому что любишь меня, потому что мы любим друг друга! Говорят, в этой жизни каждый один и всякий сам по себе, но нас-то двое, и мы всегда будем вместе, правда?!

И в глазах его уже не было того страха и растерянности, которые заметила Агнесса в тот день, когда они возвращались с конного завода. Это был взгляд человека, сознающего свою силу и знающего, как ее использовать для того, чтобы стать счастливым.

 

ГЛАВА IX

На следующий день Агнесса встала рано и с утра принялась разбирать свои вещи, одежду, размышляя, что взять в дорогу. Решено было в любом случае бежать через два дня. Джек убеждал возлюбленную все же не дожидаться матери, он велел Агнессе взять только самые необходимые вещи и в семь часов вечера в условленный день быть в роще на окраине городка. Сам он за это время намеревался купить провизию, лошадей, а также седла, уздечки и прочую амуницию.

Агнесса выбрала несколько платьев, туфли, шляпу, отложила стопку белья… Потом спохватилась: а книги, а ноты?.. И ей вдруг стало невыносимо грустно, она поняла, что успела привыкнуть к уютной комнате, ставшей ее первым родным домом после того, как она покинула стены пансиона. Эти стены, эти вещи были безмолвными свидетелями прошедших дней, ночей, вечеров, она своими руками создала здесь своеобразный уют, а теперь навсегда покидает надежное прибежище. Куда поедет она, в какую безвестную даль? Когда еще будет у нее свой дом, да и какой?..

Она невольно надеялась, что удастся как-то избежать рокового шага, не потеряв при этом ни Джека, ни дома, ни, главное, своего достоинства, хотя разумом понимала: это невозможно, да, Джек прав: нужно делать выбор. Впервые в жизни и, возможно, на всю жизнь.

Агнесса выпустила из рук книгу и села. Сзади раздался шорох; оглянувшись, девушка увидела Терри.

— Что это вы, барышня? — произнесла служанка, бросив взгляд на лежавшие в беспорядке вещи. — Что-нибудь потеряли?

— Я уезжаю, Терри, — призналась Агнесса, — через два дня.

Терри опешила.

— Это когда же вы решили?

— Вчера. Терри! — отчаянно вскричала Агнесса. — Не смотрите на меня так, пожалуйста!.. Неужели вы думали, что все это лишь разговоры?! Да, да, я собираюсь уехать отсюда! Навсегда! Вы… вы плачете, Терри?.. — она, едва не плача сама, схватила служанку за руку. Женщина, словно устыдившись своей слабости, вытерла показавшиеся на глазах слезы и непререкаемым тоном произнесла:

— Нет, мисс, вы не можете уехать без разрешения матери.

— Могу, — Агнесса. — Мы с Джеком обвенчаемся тайно, а после уедем.

Она лгала Терри, не думая о том, что вся ее теперешняя жизнь, в сущности, состоит из обмана. Одному только Джеку она всегда говорила правду. Собственно, как уверяла она себя, когда ее мучила совесть, эта ложь — не от желания лгать, а он необходимости! Терри молчала.

— Почему вы считаете, что меня ждут только несчастья? — упрекнула ее Агнесса. — Вы не верите в мою судьбу?

— Верю, — печально отвечала женщина.

— Я кажусь вам слабой?

— Нет.

— Я буду свободной, Терри!

— Не думаю, — сказала Терри. — Я свободных людей не видала. По правде говоря, я надеялась увидеть вас, мисс, молодой замужней женщиной, богатой, счастливой, надеялась помочь вам растить детей. У меня ведь тоже был сынок да умер… А так отпускать вас куда-то, с кем-то!.. Матушке вы обязаны рассказать, так и знайте; вы уже не маленькая и должны понимать, что такие вещи запросто делать нельзя; в конце концов и у вас есть обязательства перед теми, в чьем доме вы живете, даже если вы и не уважаете их, что тоже неправильно! Жаль, я не смогла убедить вас, но миссис Митчелл, я думаю, сможет. Так что, мисс, — решительно закончила она свою речь, — положите на место вещи и ждите ее возвращения. И ваш избранник, если он человек порядочный, должен сперва попросить вашей руки у миссис Митчелл, а не подговаривать вас на беззаконные дела.

Краска бросилась в лицо Агнессы.

— Как это глупо, Терри! Он же понимает, что мать не позволит нам быть вместе! — вскричала девушка. — Как вы не понимаете!

— Я-то понимаю все, — многозначительно произнесла женщина, — а вот вы, мисс…

— Что я?..

Такого выражения лица Терри Агнесса еще не видела: сурового, почти до боли. А голос ее прозвучал почему-то мягко:

— Довольно играть в любовь, барышня Агнесса. За иные ошибки платят всю жизнь. Себя не жалеете — пожалейте других, хотя бы свою мать: она вернется в пустой дом, что будет с нею? Нельзя быть такой жестокой, думать лишь о себе!

— Она тоже такая, — бледнея, прошептала Агнесса.

— Так вы будьте лучше. Делайте хорошее людям — Бог вас не оставит.

— Хорошо, — проговорила Агнесса, — я дождусь ее приезда.

Днем позже в присутствии Орвила Лемба собирался в дорогу Джек. В отличие от Агнессы, он не стал долго ломать голову над тем, что взять с собою, так невелико было принадлежащее ему имущество.

— Значит, все-таки едешь, — задумчиво произнес Орвил, наблюдая за этими сборами. Орвил стоял возле двери, прислонившись к косяку, а Джек — на середине комнаты.

— Да. Теперь вся комната — твоя.

— Я тоже ухожу отсюда, — сказал Орвил. — Снял квартиру в городе.

— Кто же будет здесь жить? Впрочем, все равно…

Джек был сильно возбужден и не замечал ничего, не видел, как изучающе-враждебно смотрит на него бывший сосед. Пару дней назад Джек приплелся домой поздно, в окровавленной одежде, он так и свалился на кровать, а ночью Орвил слышал его сдавленные стоны, но, провалявшись день, он встал почти здоровым и теперь уже готов был мчаться куда-то. Орвила раздражало в нем все, даже эта собачья живучесть, словно бы служившая пусть малым, но все же примером превосходства этого человека. Но главное — Агнесса Митчелл! До сих пор Орвил считал эту затею чистейшим бредом и отказывался окончательно уверовать в возможность ее осуществления. Но теперь… Неужели она согласилась?! Он сам был отступником в своей семье, но женщина не может сделать то, на что осмеливается мужчина. Орвил всегда помнил об этой разнице и потому не мог понять девушку.

— Как вы решили ехать? — спросил он.

— Верхом — Джек выбрал именно этот способ передвижения, потому что он единственный был известен ему на практике.

Орвил возразил;

— Это ты привык целыми днями разъезжать в седле, а девушке будет тяжело.

Джек и сам подумывал об этом, но ответил:

— Агнесса хорошо ездит. И потом, мы в любое время сможем сделать остановку.

— А лошади-то у тебя есть?

— Нет, — ответил Джек, — пока нет. Знаешь, откровенно сказать, на таких лошадей, которых я хотел бы приобрести, денег не хватит. Нужно же еще что-то сохранить на дорогу.

Орвил не удивился. Он знал, что деньги у Джека держатся лишь несколько дней после получки. И с таким человеком связывается порядочная девушка! Что-то, значит, в нем есть, не иначе! Орвилу стало грустно. В самом деле, пока он постигал книжную философию, выискивая ответы на вопросы жизни, пытаясь понять ее смысл, Джек этот смысл нашел, ои явился ему в виде девочки с зелеными глазами, прохладно-зелеными, нежно-зелеными, как первая травка… А он, Орвил Лемб? Ему исполнилось двадцать два года, но женщин в его жизни не было, и не было любви… Орвил задал себе вопрос о том, а мог ли он сам жениться на Агнессе? Наверное, да. Если б он помирился с отцом (первый раз за время разлуки с семьей — кроме отца Орвил имел еще сестру — он подумал о примирении) и представил Агнессу как избранницу, отец не стал бы препятствовать их браку. А мать девушки? Нет, и она, должно быть, дала бы согласие: вряд ли состояние миссис Митчелл превышало размеры капитала семьи Лемб! К тому же их семья занимала высокое положение в обществе… Да, но эта девушка никогда не будет его женой, она достанется Джеку!!! И Орвил вновь подумал о том, до чего же все вокруг неразумно! Странно поступают эти двое! Даже едут почему-то на ночь глядя, во тьму, хотя разумнее было бы тронуться в путь ранним утром, когда светит солнце и есть свежие силы!

Орвил не желал Агнессе ничего плохого, но тем не менее хотел бы, чтобы девушка раскаялась в совершенном; по крайней мере это подтвердило бы его, Орвила, правоту. Но он тут же спохватился: ведь ему никогда не узнать, чем закончилась эта история, их пути разойдутся раз и навсегда, они никогда не встретятся больше…

Орвил продолжал глядеть на Джека: конечно, этот человек изменился за время знакомства с Агнессой Митчелл и, надо признать, не в худшую сторону. Кто знает, что получилось бы из него, будь он воспитан как все? От природы этот парень, надо думать, был далеко не глуп: сумел же он стать нормальным человеком, значит, способен был и на большее? — Орвил пытался быть снисходительным.

— Сколько тебе не хватает? — спросил он. — Я могу дать тебе немного денег. — И вынул кожаный бумажник.

Джек глядел с удивлением.

— Нет, не возьму. Тебе самому нужны.

— Ничего, у меня есть. Возьми, не для себя, так для мисс Митчелл!

— Ну, спасибо! Я тебе верну когда-нибудь! Или лучше… Возьми вот это! — Он протянул Орвилу один из кинжалов Александра Тернера. — А другой будет у меня. Может, мы когда еще и встретимся, Орвил!

«Уж с тобой-то я меньше всего желал бы встретиться! — подумал Орвил. — Ты ведь даже не сознаешь, что можешь быть очень несчастен с этой девушкой, если когда-нибудь это неминуемо произойдет! — она разочаруется в тебе!»

— Ладно, — сказал Джек, — еще с ребятами хочу проститься.

Он ушел, а Орвил лег на кровать, закинув руки за голову, и долго думал…

Джек тем же вечером обходил в последний раз загон с лошадьми. Было поздно: кони сонно перетаптывались в тесных стойлах, изредка вздрагивая от посторонних звуков, между загонами бродили лохматые псы — Джек знал их всех по кличкам, повадкам, голосу… Один из жеребцов, завидев Джека, приветственно заржал и после, словно предчувствуя разлуку, положил голову на его плечо. Джек вздохнул: неожиданная мысль посетила его — он ведь тоже терял целый мир, мир, где были свои радости, этот мир подарил ему пусть небольшое, но счастье, Джек считался здесь своим. Повинуясь внезапно возникшему желанию, Джек вывел коня из загона, вскочил ему на спину — конь, как был, без седла, стремян, без всего, что мешает чувствовать себя по-настоящему свободным, одним махом перелетел через изгородь и поскакал в степь.

Ночь накрыла землю веером мрака, и лишь далекие звезды, луна и сонные горы видели, как, подобно демону, носилась по темному полю быстрая тень.

Аманда приехала вечером, совершенно неожиданно, но, к счастью, достаточно поздно для того, чтобы тут же поговорить с дочерью. Агнесса не спала всю ночь, обдумывая, как пройдет этот неизбежный для обеих разговор, а наутро отправилась с матерью в церковь. В последние годы Аманда регулярно посещала святую проповедь, и особенно охотно здесь, в этом городке, где можно было встречаться с уважаемыми людьми, среди которых она считалась своей.

Они шли по пыльной мостовой, каждая держала в руках кружевной зонт, обе были одеты по-праздничному (Аманда навезла множество подарков, часть из которых уже передала Агнессе). Подол платья миссис Митчелл волочился по булыжникам, а на шее ее блестел усыпанный драгоценными камнями миниатюрный крестик.

Агнесса двигалась вперед, не видя дороги, она не смотрела ни на мать, ни на Мери, которая сопровождала их, неся корзинку со святыми подношениями, она думала только о том, удастся ли ей сегодня быть в условленном месте встречи и хватит ли сил решиться на побег.

Аманда же пребывала в хорошем расположении духа: вероятно, поездка не была ей в тягость, и все дела устроились как нельзя лучше.

— Как ты тут жила без меня? — спросила она у дочери.

Агнесса пожала плечами.

— Хорошо.

— Сестры Райт часто заходили к тебе?

— Да, — отвечала Агнесса, чувствуя, что не сумеет сразу открыть правду.

— Ну и прекрасно… Это еще что? — сказала Аманда, заметив на девушке подаренные Джеком украшения. — Откуда у тебя эти побрякушки? Сними! Я привезла тебе кое-что получше.

— Мне подарили! — ответила, вся вспыхнув, Агнесса, но Аманда пропустила эти слова мимо ушей.

— Почему ты не прячешься от солнца? Загорела, как крестьянка, смотреть стыдно! Кожа у девушки твоего круга должна быть белой, неужели тебе этого не объясняли в пансионе? Я вижу, Терри плохо присматривала за тобой, — с неудовольствием говорила она. Впрочем, миссис Митчелл была на удивление рассеянна, может быть, оттого, что глядела по сторонам, высматривая знакомых, причем старалась делать это незаметно для окружающих.

Приближались к церкви. День был воскресный, и сюда устремлялись горожане — еще на подходе Агнесса обратила внимание на толпы людей, идущих к храму. На паперти стояли и сидели нищие, им подавали милостыню; Аманда тоже протянула рукой в кружевной перчатке несколько монет какому-то старику.

Агнесса заметила миссис Райт. Дебора шествовала под руку с полным мужчиной, очевидно, супругом, вернувшимся наконец из поездки. Лучезарная Мария-Кристина в пышном платье зеленого цвета и Эйлин в розовых шелках шли рядом с матерью и отцом. Эйлин опиралась на руку молодого человека, Ричарда Дейара; он что-то говорил девушке, а она с влюбленной улыбкой слушала. Сердце Агнессы сжалось: сейчас они подойдут, заговорят с нею, и все откроется!

Аманда с достоинством раскланивалась со знакомыми и, разумеется, поздоровалась с Деборой. Агнесса была представлена мистеру Райту, такому же улыбчивому и на вид добродушному, как и его супруга, и тот что-то говорил дамам, но Агнесса стояла словно в угаре, ничего не понимающая, с бешено бьющимся сердцем, и ждала рокового момента, как преступник ждет приговора. Однако Эйлин с Ричардом, поздоровавшись, прошли вперед, мистер Райт отошел к знакомому, чтобы не мешать болтовне Деборы и Аманды, и Агнесса осталась с Марией-Кристиной.

— С возвращением, мисс Митчел! — сразу же выпалила, к счастью, не очень громко, Кристина. — Жаль, что вас не было с нами все это время: мы так хорошо повеселились! Такого чудесного лета еще не было — какие милые мы устраивали прогулки, пикники! — Она так живо принялась описывать всевозможные развлечения, что Агнесса, развеселившись, на какое-то время забыла о своих тревогах; ей даже показалось, что она и в самом деле откуда-то приехала. — Мистер Гауг и мистер Хирд отлучились на неделю, — продолжала Кристина, — а вот вернутся, и мы возобновим наши прогулки! Присоединяйтесь к нам! А, мисс Митчелл, вы ведь не знаете, что мистер Дейар получил большое наследство — теперь это уже не секрет! Но я вам по секрету другое скажу: намечается помолвка мистера Дейара и Эйлин! Мамочка наша очень рада, а я поставила такое условие: если Эйлин выйдет замуж, то меня мама повезет в заграничное путешествие! Да, а мистер Дейар сразу стал таким самоуверенным, вы не заметили? — Кристина засмеялась. — Конечно, Эйлин уже девятнадцать, ей пора замуж, а я-то еще об этом не думаю. А у вас, мисс Митчелл, интересная была поездка?

— Да, — сдержанно отвечала Агнесса.

— Вы где-то так загорели! — удивлялась собеседница.

Они не успели больше поговорить — подошли Дебора и Аманда, и нужно было спешить, чтобы не опоздать на проповедь.

— И зачем ты увезла от нас свою дочку? — простодушно улыбаясь, проговорила Дебора, глядя на подругу. — Мои девочки очень довольны, так повеселились! Я думала, Агнесса останется здесь, ты же говорила, это будет деловая поездка. Пусть бы пожила у нас, если ты боялась оставлять ее одну в доме…

Аманда, слушая, ничего не отвечала, но Агнесса заметила, как лицо матери постепенно меняет свое выражение, хотя миссис Митчелл и старалась сохранить невозмутимость.

— Увезла? — переспросила она. — То есть как это?..

— Да ты не слушаешь меня! Я говорю, почему ты решила забрать с собой Агнессу?! Верно? — Дебора повернулась к девушке. — Мы бы тут о ней позаботились!

Агнесса стояла, не в силах поднять глаз, и представляла, что сейчас начнется: расспросы, обвинения, упреки! Но она плохо знала свою мать: Аманда промолчала. Она даже не взглянула на дочь.

Они вошли в храм и сели на скамью; рядом с Агнессой оказались Аманда и Мария-Кристина. Мария-Кристина сидела слева от Агнессы — в медном пламени свечей ее волосы тускло отливали золотом, уголки губ слегка приподнимались в улыбке. Аманда смотрела только вперед; когда началась молитва, встала и изящно крестилась, прямая, стройная, гордая, какой всегда видела ее Агнесса.

Девушка успокоилась; она вспомнила вдруг свои сны о венчании и представила себя невестой в воздушном белом наряде, в ожерелье из утренних звезд, идущей навстречу солнцу. Она услыхала колокола и крепче сжала в руке тонкую свечку, пламя которой множилось, пылало костром в отражениях мозаичных окон. Она чувствовала, как утопают каблучки ее туфель в ковровой дорожке, и ощущала аромат белых роз, которые ей подарили. А суженым ее был Джек, и оба они отвечали священнику «да». А потом венцы и кольца, и поцелуй. Слова клятвы, которую она уже произнесла в душе… Обвенчаны! Она зажмурила глаза и сидела так, не замечая своих слез. И как смотрели бы на них люди! И как много отдала бы она за то, чтобы идти, опираясь на руку любимого, как шла с Ричардом Эйлин, у всех на виду, без утайки! Будто годы минули с тех пор, как два дня назад она рассталась с Джеком, такая была на сердце тоска. И скука! Она удивилась прежним своим сомнениям: нет, нет, дождаться вечера и бежать, прочь отсюда!

Серый особняк застыл в напряженном безмолвии. Теперь он мог гордиться своим величием: за недолгое время дом и сад были приведены в порядок — двор заново вымощен каменными плитами, некогда погнутая решетка починена и покрашена, ветви деревьев обрезаны, посажены цветы.

Хаос царил лишь в одной из верхних комнат, где за неубранным столом, задумчиво склонив голову и запустив пальцы в разметавшиеся по плечам черные волосы, сидела Аманда. Когда Агнесса вошла сюда, то в первую минуту не узнала матери: перед ней сидела совершенно другая женщина. Усталое лицо Аманды сейчас не казалось привлекательным — по нему блуждали мрачные тени, сжатые губы были бескровны, а глаза холодно сверкали из-под узких темных бровей.

— Что, завралась? — произнесла она, с усмешкой глядя на дочь. — Хотела бы я знать, что все это значит!

Агнесса ниже опустила голову и молчала. Аманда кивнула на диван.

— Садись!

Не спеша встала (Агнесса исподволь, не отрываясь, следила за ее движениями), получше запахнула полы пеньюара, в который переоделась к ночи, прошлась по комнате, снова села и, подняв глаза, уставилась на дочь.

— Что же ты молчишь?

— Я… я не знаю, что говорить, — прошептала Агнесса, оробевшая под этим взглядом, холодным и одновременно притягивающим, как лунный свет.

— Меня интересует, где ты была и с кем.

Тон ее оставался спокойным, и Агнесса, справившись с собою, проговорила:

— Мне нечего скрывать. Да, я встречалась с одним человеком…

Голос девушки дрогнул, когда она увидела выражение лица матери: никакая сила духа и воли не могла помочь Аманде скрыть в этот момент свое потрясение.

— Да? — Аманда сделала легкое движение дрожащей рукой. — Это интересно. И кто же он?

— Его зовут Джек, он работает на конном заводе.

Аманда, как ни странно, не удивилась; во всяком случае, так казалось со стороны.

— И у тебя с ним роман? — спросила она с прежней усмешкой.

— Мы любим друг друга.

На сей раз наступило молчание.

— И давно ты познакомилась с этим… ну, с этим человеком? — спросила наконец Аманда.

— За день до вашего отъезда.

— Все время встречалась с ним?

— Да.

— И потому ты обманывала сестер Райт?

— Да.

Миссис Митчелл приподняла брови.

— Терри знала?

— Я скрывала и от нее.

Аманда говорила очень спокойно, и так же ей отвечала Агнесса, хотя внутри вся дрожала от волнения. Она ждала бурных выкриков, обвинений, и тем больше напугало ее это странное спокойствие матери, в которомгнесса чувствовала угроза.

— Так, — сказала Аманда, — что же ты намерена делать?

Это был трудный вопрос, но девушка знала, что ответить.

— Я хочу выйти замуж за Джека и уехать с ним.

Решиться выложить все до конца, сказать правду о том, что никакого настоящего замужества не будет и в помине, Агнесса не смогла бы никогда и старалась не думать об этом мучительно непреодолимом обстоятельстве.

— Выйти замуж? — Аманда слегка повысила голос. — Уехать?! Ого! Да он не дурак, этот твой Джек! Жениться на девочке с таким приданым! У самого-то, небось, ни гроша за душой!

— Да, — подтвердила Агнесса, — он беден, но ему не нужны ваши деньги. Только я.

Аманда улыбнулась.

— Тоже не мало. Я считала тебя взрослой девушкой, Агнесса, но ты, оказывается, еще ребенок! Ты поставила меня сегодня в неловкое положение перед миссис Райт, но я все-таки думаю, она ни о чем не догадалась, если только ее барышни не видели тебя с этим твоим кавалером… А почему ты не захотела встречаться с Марией-Кристиной и Эйлин? Они не понравились тебе?

— Не знаю… Нет, то есть они мне понравились, но я познакомилась с Джеком и уже не могла встречаться с ними.

— А как ты вообще с ним познакомилась?

Агнесса рассказала.

— Да что ты, девочка, — нервно рассмеялась Аманда, — с ума, что ли, сошла?! У меня в голове не укладывается все, что ты тут говоришь… Ты же вела себя, как…— Она не закончила фразу, но Агнесса, вспомнив сцену на конном заводе после того, как ей пришлось ночевать у Джека, поняла, что имела в виду мать; слезы навернулись на глаза: собственно, она была не так уж далека от истины. — И с кем!.. Так он какой-нибудь фермерский сын?

— Нет, у Джека нет родных. Ни отца, ни матери.

— Час от часу не легче!.. Сколько ему лет?

— Ему… ему… двадцать.

Аманда расхохоталась.

— А, благородный рыцарь с конюшни и юная наивная пансионерка, препятствия к браку и бегство с тайным венчанием! В каком романе ты вычитала эту историю со счастливым концом?

— Зачем вы смеетесь надо мной? — тихо проговорила Агнесса.

— Затем, что мне смешно! Смешно, что моя дочь такая глупая! Подумать только: будучи в обществе хорошо воспитанных, образованных молодых людей, связаться черт знает с кем! Ты же не в хлеву родилась!

«В публичном доме», — подумала Агнесса, но промолчала.

— Кстати, ты слышала о помолвке Эйлин и мистера Дейара?

— Мария-Кристина говорила.

Глаза Аманды под тяжелыми веками мстительно сузились.

— Ей повезло: дядя мистера Дейара был очень богат, и сам Ричард — скромный воспитанный юноша. А ты, значит, желаешь выйти замуж за этого, без роду, без племени? На какие же средства ты думаешь существовать?

Агнесса понимала, что насмешки Аманды — лишь прелюдия к настоящему разговору, который пойдет наверняка совсем в ином тоне, но вынуждена была отвечать:

— Мы сами, заработаем себе на жизнь.

— Вопрос, на какую! Ты опять смешишь меня, девочка. Взгляни на свои руки: что ты умеешь делать!

— Я научусь.

— Полно! Не для того я столько лет выбивалась из сил, выучила тебя в таком хорошем заведении, чтобы ты уехала потом куда-то с первым попавшимся проходимцем!

— Не называйте его так! — воскликнула Агнесса. — Вы его совсем не знаете!

— А мне и знать его не нужно! Как будто мне неизвестно, какие парни нравятся семнадцатилетним девчонкам! Красивый, смелый, с огнем в глазах, я угадала? Перед этим трудно устоять, я понимаю, только надо и о другом подумать: что он за человек, подходит ли тебе и ради чего, собственно, так уж необходимо жертвовать собой!

— Почему именно жертвовать?! Да он лучше всех ваших мистеров Дейаров! — не выдержав, вскочила, непроизвольно сжимая кулаки. — И мне не нужно ваше благословение, я все равно уеду!

— О! Ты, никак, угрожаешь мне? — холодно удивилась Аманда, заметив ее жест. — Ты была тихоней! Это твой кавалер научил тебя?.. Быстро же ты переняла его науку — месяца не прошло! Чтобы сделать из тебя леди, десяти лет оказалось мало; вот уж правду говорят: у кого какие склонности! Наставницы твои только и твердили: «Агнесса Митчелл — сама скромность и послушание! Пример для всех барышень!» Ничего себе пример! Что ж, дорогая, притворяться умеешь хорошо, поздравляю! — Тон ее становился все более издевательским, Аманда уже не могла сдерживаться: слишком неожиданным и сильным оказался удар судьбы, невыносимо было видеть, как годами возводимая крепость в одночасье разваливается на куски, и первой ее часть, которая, казалось, защищена от ветров и бурь особенно надежно и прочно. — Знаешь, милая моя, я скажу, какое тебя ждет счастье: холодная лачуга, бесцветные тряпки, грязные кастрюли, хлеб и вода. Помяни мое слово! Любовных признаний бывает достаточно, пока ты тут бегаешь на свидания, мечтаешь да глядишь на луну. Потом ты на нее завоешь! Я прожила на свете больше тебя и кое-что знаю… Джеку твоему не нужны ни музыка, ни книжки, ни твои мечты — уж поверь мне! Зачем тебе муж, который будет грубить тебе, после пьянки оскорблять и бить тебя (Агнесса гневно вздрогнула) и тебе же жаловаться на свою несчастную жизнь. Днем не будет считать тебя за человека, а ночью сам превращаться в животное!.. Конечно, моего благословения ты не получишь, не надейся, и денег я тебе не дам! Уезжай, ради Бога, но, когда ты в один прекрасный день надумаешь вернуться, да еще, глядишь, с ребенком, знай: я тебя не приму! И прощения моего тебе не дождаться! В этой жизни можешь больше на меня не рассчитывать.

— Я никогда не вернусь к вам! — воскликнула Агнесса. — Все, что вы мне говорите, — ложь! Джек совсем не такой, и я не променяю его на ваши безделушки!

— Не на безделушки, дура, а на нормальную человеческую жизнь! — Аманда устало провела рукой по лицу, а потом, собравшись с мыслями, заговорила спокойнее, стараясь придать голосу глубину и проникновенность:— Девочка моя, подумай, чего ты лишаешь себя: балы, театры, путешествия, интересные знакомства, красивые платья… Ты называешь это безделушками, но ведь именно из них и складывается жизнь. Или не складывается… Хорошо, я допускаю, что твой избранник сам по себе человек не плохой, и все же пойми: с ним тебе никогда не стать дамой из общества, никогда не подняться выше отмеченной линии. Девочка, знай: есть такие законы — возможно, они не записаны нигде, но ты даже представить себе не можешь их силы, — эти законы нельзя переступать. Если переступишь, то раз и навсегда лишаешься права быть среди тех, кто их соблюдает, а это лучшая часть общества… Тебе кажется, что ты не свободна? Нет, ты свободна, уверяю тебя! Ты можешь целыми днями делать все, что заблагорассудится: читать книги, музицировать, развлекаться, гулять… Любишь лошадей? У тебя будет самая красивая породистая лошадь в округе. Тебе не нравятся сестры Райт? Но скоро мы уедем в столицу, там ты познакомишься с массой интересных людей и найдешь среди них друзей. Найдешь и поклонников, красивее, умнее твоего Джека. Кроме того, они будут хорошо одеты, воспитаны, с ними тебе никогда не придется ни скучать, ни, тем более, думать о куске хлеба. Замуж выйдешь за того, кого полюбишь. А не хочешь — можешь не спешить с этим. Пойми, если ты совершишь ошибку сейчас, исправить ее будет невозможно! Ты будешь обречена обманывать всех, вечно что-то скрывать… Вот когда ты станешь несвободной: когда не сможешь позволить себе то, что хочешь; другие смогут, а ты нет. Пожалеешь, девочка, да будет поздно!

Агнесса сидела притихшая; казалось, слова матери подействовали на нее, она одумалась и все поняла. Так решила и Аманда; с облегчением вздохнув, она придвинулась ближе к девушке, так, что та смогла бы при желании разглядеть сквозь тонкую ткань густо-розового пеньюара ее сухощавое смуглое тело.

— Теперь скажи мне только, — произнесла Аманда, положив пальцы на руку дочери, — он тебя не обесчестил?

Это было хуже пощечины — Агнесса отшатнулась. Увидев выражение ее лица, ее слезы и жест, Аманда сразу успокоилась.

— Слава Богу, — она, — хотя бы тут тебе хватило ума. Много я видела девушек, которые пропадали ни за что! Ну, иди теперь к себе, посиди еще и подумай, чтобы окончательно выкинуть из головы свои глупые бредни. Поняла? Что сидишь, иди, я сказала!

— Мне не над чем думать, — упавшим голосом произнесла Агнесса, — я давно решила: я люблю Джека и выйду за него несмотря ни на что.

— Дура! — в бешенстве вскричала Аманда, приподнимаясь с места. — Какая же ты дура! Господи, никогда себе не прощу, что уехала и оставила тебя без присмотра! И что отдала тебя в этот чертов пансион, где тебя напичкали сказками! Да если бы ты с детства навидалась всякой гадости, может, сейчас была бы умнее!

Миссис Митчелл тряхнула дочь за плечи, голова Агнессы мотнулась и остановилась. Аманда стиснула зубы, натолкнувшись на иконку — это был портрет Джеральда Митчелла.

— А это у тебя откуда?! — изумилась Аманда, заметив портрет.

— Из шкатулки!

— Из моей шкатулки? Но как…

— Да! — воскликнула Агнесса, не давая Аманде опомниться. — Я все про вас знаю, кем вы были и как получили свои деньги!

— Ты… Терри тебе сказала?

— Терри тут ни при чем, я сама видела ваши бумаги.

— Ах ты…— задохнулась Аманда. — Да кто тебя воспитал, такую тварь! Врешь, воруешь, читаешь чужие письма, дерзишь, заводишь дружков! И еще смеешь судить меня, девчонка, смеешь позорить! Чем тебе не нравится моя жизнь? Я жила не хуже других, не грабила, не убивала! Конечно, — язвительным тоном продолжала она, — ты выше всего этого, это все для тебя грязь! Ты можешь презирать деньги, рассуждать о том, что любовь важнее, корчить из себя мечтательницу, отрешенную от земных забот! Можешь, потому что я дала тебе возможность не заботиться ни о чем! Да, со мной рядом не было никого, кто подсказал бы мне, как жить, но я выкарабкалась сама, я создала все это для тебя, дрянь, чтобы ты наслаждалась этой самой жизнью! — Она сделала шаг и что есть силы несколько раз ударила девушку по лицу. — Негодная, неблагодарная тварь!

Агнесса рыдала, закрыв руками лицо.

— Не захлебнись, дура! — презрительно произнесла Аманда. Она держалась с убийственным высокомерием. — Иди к себе. Мы уедем через два дня, поняла? Можешь начать собираться. И больше ни шагу без моего разрешения, запомни ты, дрянь!

— Я уеду… но без… вас…— с трудом выговорила Агнесса.

— Попробуй только!

Она схватила Агнессу за руку и потянула к дверям. Девушка попробовала упираться, но рука Аманды оказалась неожиданно сильной. Втащив дочь в комнату, швырнула ее на пол.

— До отъезда пробудешь тут.

С этими словами она захлопнула дверь и два раза повернула ключ. Агнесса осталась одна.

Постепенно она пришла в себя. Встала, подошла к окну и стала смотреть вдаль. С равнины дул резкий ветер, очертания горизонта быстро исчезали в зловещей тьме. Девушка не зажигала свечей; она, как завороженная, смотрела и смотрела в мрачную пустоту ночи. Ей казалось, что если она прыгнет туда, вниз, то исчезнет без следа, растворится во всепоглощающей холодной темноте. Где-то слышались неясные шорохи, завывания Агнессе казалось, что она сходит с ума. Одиночество захлестнуло ее, сдавило горло ледяной петлей — никогда не подумала бы она, что так страшна может быть ночь. Терри не могла прийти к ней, но Джек… Не может быть, чтобы он не дождался!

Агнесса быстро, задыхаясь от волнения, переоделась в костюм для верховой езды и принялась лихорадочно складывать вещи в приготовленную сумку. Без сожаления поспешно отбрасывала шелковые платья — они ей больше не понадобятся; затолкала сверху несколько книжек и нотную тетрадь, куда еще в пансионе начала переписывать любимые произведения… Дрожащей рукой на писала записку для Терри…

Она смотрела вниз, и ей казалось, что деревья в саду призывно шепчут: «Агнесса!» Она боялась высоты и как могла подавляла в себе этот страх. Она не помнила, как удалось ей выбраться из окна и невредимой очутиться на земле; она всегда удивлялась потом, думая об этом. К ней подбежали собаки, она гладила их, а они поскуливали тихонько. Потом перебралась через ограду и побежала прочь от серого особняка.

 

ГЛАВА X

Агнесса в полнейшем беспамятстве добежала до рощи и очнулась уже на поляне, вдали от жилья. Было очень темно, деревья столпились грозной стеной и гневно шумели, нагибаясь к Агнессе. Она беспомощно озиралась вокруг, как вдруг что-то черное возникло из темноты животное или человек — и стало приближаться к ней. Она отступила за деревья и остановилась, не смея подать голос. Она тряслась от подступившей жути, и тело ее содрогалось от бесшумных рыданий.

— Агнес! — раздалось в ночи, и она почувствовала разом, как в нее, ослабевшую, вливаются силы жизни.

— Я здесь, Джекки! — прошептала она, устремляясь вперед.

От радости они долго не могли разомкнуть лихорадочных объятий.

— Ты все-таки пришла, наконец-то! — повторял он. — Я жду тебя уже очень давно и решил после полуночи идти к твоему дому!

— Я говорила… с нею… Это было ужасно, она меня ударила, заперла в комнате… Я выбралась через окно, — бессвязно лепетала Агнесса.

— Агнес!

— Я даже не простилась с Терри…

—Это было необходимо?

— Наверное.

— Успокойся, Агнес! — Джек погладил ее по голове. — Все позади! Теперь ты со мной, и никто тебя не обидит. Где твои вещи?

— Вот. — Она протянула сумку. — У меня нет денег, но я взяла свои украшения, их можно продать.

— Ничего, не волнуйся, деньги у меня есть. Ты замерзла?

— Нет…

— Но ты вся дрожишь…

— Не знаю, что со мной такое, — проговорила Агнесса, прижимая ладони к горящим щекам, — переволновалась, наверное. Я будто не понимаю ничего…

— Успокойся, сейчас поедем, и все пройдет. Идем же! Невдалеке, за кустарником, были привязаны лошади.

Джек передал повод одного коня Агнессе и помог ей забраться в седло, на другого сел сам. Агнесса даже не спросила, в какую сторону они едут, где и когда сделают остановку, — она всецело полагалась на Джека. И странно: ее не покидало ощущение того, что и это путешествие прогулка, после которой она вернется домой, в свою комнату, как возвращалась всегда, и уснет спокойным сном в уютной теплой постели. Ее душа словно бы и сейчас еще пребывала там.

— Как ты, Агнес? — спросил Джек, когда они уже ехали рядом.

— Хорошо. Все хорошо. Немного страшно только.

— Даже со мной? — улыбнулся он.

— А ты разве не боишься? — Она решила говорить хоть о чем-нибудь, лишь бы отвлечься от мыслей о недавно пережитом и о том, что еще предстоит только испытать.

— Нет, Агнес, а чего бояться? Луны не видно из-за туч, оттого так темно, но я знаю этот путь. А в привидения я не верю.

— Да, Джекки, а как твоя рана, болит?

— О, пустяки! Я уже почти забыл об этом.

— Не жалко тебе покидать эти места? Ведь ты здесь родился и вырос? — спросила девушка.

— Да, жаль немного, но я нигде же не бывал, ничего не видел, интересно поглядеть и на другие края. И потом, о чем можно жалеть, если теперь со мной ты! А ты разве жалеешь?

Агнесса представила перекошенное злобой лицо Аманды.

— Нет!

Они проехали мили три, когда стал накрапывать дождь.

— Не везет нам на погоду! — сказал Джек. — Придется искать пристанища на какой-нибудь ферме.

Дорога сделалась неровной, то и дело попадались глубокие рытвины, и путникам стоило труда не угодить в одну из них. Агнесса, натянув посильнее повод, ехала следом за Джеком. Дождь усилился, ветер разбрызгивал колючие капли, и кругом не было видно ни зги.

Джек успокаивал Агнессу, говоря, что поблизости должно быть несколько ферм, где они сумеют укрыться от непогоды. И в самом деле, вскоре впереди блеснул огонь человеческого жилья.

Через четверть часа путники подъехали к воротам фермы. Джек соскочил с коня и, подойдя ближе, постучал в ворота. Во дворе залились лаем псы. Долго никто не отвечал, потом раздались шаги и окрик: «Цыц, проклятые!» Затем тот же голос негромко спросил:

— Кто?

— Путешественники, — ответил Джек. — Хотим переночевать. Впустите?

— А сколько вас?

— Двое.

Ворота скрипнули, и в образовавшемся проеме показалась голова. Мужчина пытался разглядеть путников, но тусклый свет фонаря слабо рассеивал тьму.

— Что ж, войдите, — с сомнением в голосе произнес хозяин и шире открыл ворота.

Джек сделал знак Агнессе. Она слезла с лошади, подошла, отряхивая мокрую одежду, и поздоровалась.

— О, да это женщина! — приглядевшись, сказал фермер. — Входите, мисс! Мы тут боимся грабителей, шляются, знаете ли, по дорогам! А приличных людей отчего бы не впустить!

— Мы вам заплатим, — Джек и спросил: — Скажите, куда можно завести лошадей?

— Вон там конюшня! — показал фермер, отгоняя рычащих псов. — Идите за мной, мисс! — позвал он Агнессу.

Дом был низкий, но довольно большой, окруженный множеством пристроек. Агнесса пробралась по двору вслед за хозяином и вошла в комнаты. Здесь было сухо и светло. Мебель простая, но чисто, уютно. Хозяйка встретила девушку довольно приветливо.

— Проходите, мисс! — пригласила она. — Вот, присядьте сюда. Или нет, идите-ка лучше к огню. Вы вся промокли. Мы сегодня камин затопили ради такой непогоды.

Агнесса поблагодарила. Она сняла шляпу — волосы были мокры. Да и в сапогах хлюпала вода. Вернулись хозяин и Джек.

— Пусть переночуют у нас, — сказал фермер жене. Она согласилась:

— Отчего же нет? Места хватит.

— Где можно переодеться? — спросила Агнесса.

— Сейчас покажу, идемте, мисс!

Хозяйка провела ее в соседнюю небольшую комнату, где было одно маленькое окно, стояла кровать, старый комод и несколько стульев. На полу лежал лоскутный коврик.

— Вот, я вам здесь постелю, — сказала фермерша и предложила: — Кладите сюда вещи. Есть у вас что надеть?

— Да, — ответила Агнесса, раскрывая сумку. — Спасибо.

— Далеко едете? — спросила словоохотливая хозяйка.

— Неблизко.

— По делу или так?..

— Путешествуем…

— Вы муж и жена? — поинтересовалась женщина. Глазки ее показались Агнессе проницательно-острыми.

— Д-да, — чуть запнувшись, произнесла девушка: ей нелегко было отвечать на такие вопросы.

— Недавно поженились?

Агнесса кивнула.

— Я так и подумала! — с удовлетворенным видом проговорила хозяйка. — Смотрю, оба такие молоденькие, симпатичные… Вы одевайтесь, а я пойду накрою на стол. Одежду принесите в комнату — высушим у огня.

Агнесса вытащила из сумки скромное серое платье из плотной ткани с отделкой из желтоватого цвета тесьмы и сняла мокрый костюм. Ей не удалось досуха вытереть волосы, и она зачесала их назад, собрав на затылке в узел. В комнате было зеркало: взглянув на свое испуганное и словно бы вмиг осунувшееся лицо, Агнесса почувствовала досаду, но ничего не могла поделать, как не могла унять мелкую дрожь в коленках, и только повторяла себе, что все будет хорошо: она сделала правильный выбор.

Вскоре она вошла в гостиную. Хозяин о чем-то беседовал с Джеком, хозяйка хлопотала возле стола. Джек радостно улыбнулся Агнессе, и она, немного повеселев, села рядом с ним. Ужин прошел хорошо, фермеры ни о чем больше не спрашивали, и девушка на время отвлеклась от своих тревог; в их бегстве с Джеком было, однако ж, что-то интригующее, захватывающее своей игрой. А главное, теперь он был рядом, и она могла открыто, ни от кого не таясь, смотреть ему в глаза. Он сжал ее руку под столом и не сводил с лица девушки своего горящего взгляда, так, словно они были здесь одни. Агнесса чувствовала приятное волнение, но одновременно и беспокойство… Она старалась не думать об Аманде и Терри, которые, наверное, уже хватились ее, — все это должно было остаться в прошлом.

Потом она заметила, с каким любопытством глядит на них хозяйка, и догадалась: женщина распознала в ней барышню иного круга и сейчас, вероятно, ломала голову над тем, что за странная перед ними пара? Это позабавило девушку, ей хотелось быть смелой: пусть думают, что хотят, все равно!

После ужина Джек, не доверяя хозяевам, сам пошел поить лошадей, а Агнесса, взяв у хозяйки свечу, отправилась в отведенную им комнату.

Оставшись одна, она подошла к окошку. Дождь все лил и лил, тонкие струйки бежали по стеклу, капли постукивали по окнам, по крыше; стук этот рождал спокойствие, но какое-то странное, зыбкое… Агнесса знала, что сейчас вернется Джек… Она вдруг подумала о том, что раньше почти не приходило ей в голову: она плохо представляла себе то, что должно было случиться рано или поздно… Ее, воспитанницу пансиона благородных девиц, никто никогда не готовил к таинству любви, и она испытывала теперь только страх перед совершенно неведомым… Любознательные подруги намекали на нечто не вполне пристойное, но, между тем, вполне оправданное браком. Но ведь они с Джеком не были обвенчаны; значит, между ними не могло быть ничего того, что возможно между настоящими мужем и женой. А если он станет настаивать? Что-то подсказывало Агнессе, что Джек именно так и поступит. Этот дом вдруг показался ей чужим, да он и был чужим: с незнакомым запахом старого дерева, с темными стенами и низким, нависшим над головой потолком. И ничто в этой тесной комнатушке не напоминало воображаемый альков с белой кроватью под пологом из кисеи.

Она чувствовала: это последние мгновения, когда еще можно вернуться в прежнюю жизнь, но даже если бы ей захотелось этого до смерти, она, гордая девочка, не призналась бы в том даже самой себе. Агнесса, увлекшись, забыла, что жизнь не игра, в которой сама назначаешь правила и которую можно оборвать, начав все с начала, как только она надоест или станет опасной. Но и отступать она не умела.

Когда Джек вошел, Агнесса все еще стояла у окна и размышляла. Он окликнул ее:

— Агнес!

Она обернулась.

— Извини, — сказал он, — я задержался с лошадьми.

— Дождь не перестает…

— Ничего, к утру он кончится. Я запру дверь на ключ, ты не возражаешь, Агнес? — Она ничего не ответила, и он запер дверь, а потом подошел к девушке. — Ты грустишь, Агнес, отчего? Что-нибудь не так?..

— Мне… мне не нравится здесь, Джекки, — призналась она.

— Да? — удивился он. — А по-моему, тут неплохо. Во всяком случае, мы не пробудем здесь долго. Я и сам не хотел останавливаться на ферме, и если бы не дождь… Ну что с тобой, девочка? — Он обнял ее сзади. — Агнес! Чего ты хочешь? Скажи!

— Цветов, — тихо произнесла она первое, что пришло на ум.

Удивленный, он разжал руки.

— Цветов? Каких?

— Все равно.

— Но сейчас темно и ливень… Ты любишь меня, Агнес?

— Да, Джекки.

Оба замолчали. Агнесса замерла, и Джек вдруг почувствовал нерешительность. Если бы здесь перед ним стояла девица вроде Маркизы Шейлы, Джек бы не растерялся, но как вести себя с этой девочкой с тонким станом и мечтательными глазами, он не знал и только чувствовал, что ее легко обидеть. А Агнесса все еще втайне наивно надеялась, что все останется, как прежде.

Джек не двигался, не смея поверить в то, что девушка эта через несколько мгновений будет принадлежать ему, но вскоре страсть взяла верх, и он стал целовать шею Агнессы и ее чуть приоткрытые плечи.

— Агнес! — прошептал он. — Агнес! Ведь теперь ты моя, правда?!

Она задрожала.

— Но, Джекки…

— Агнес! — Он заглянул в ее умоляющие, испуганные глаза. — Мы же теперь как бы муж и жена и, значит, можем… Я очень люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей, понимаешь? Ничего плохого в этом нет, мы будем счастливы…

Ничего не слушая больше, он подхватил ее на руки и понес… Агнесса не была готова к такой жгучей страсти, которую он обрушил на нее. Ошеломленная, она безропотно принимала его ласки и невольно вздрогнула, впервые почувствовав прикосновение его губ там, где под упругой и нежной оболочкой билось ее взволнованное сердце, а роковой момент был близок и неотвратим, как сама смерть.

Она не могла заснуть, потрясенная тем, что произошло между ними. Агнесса не знала, плакать ли ей, радоваться ли; она чувствовала только, что, утратив невинность, потеряла все, что имела раньше, все, что хоть как-то связывало ее с прежней жизнью, в которую уже нет возврата, ибо теперь она оказалась за чертой. Шаг в реальность был сделан окончательно и бесповоротно, и некого было винить, потому что выбор она сделала сама. Человеку бывает тяжело осознавать свою ответственность и вину, хотя бы даже (а может, именно) перед самим собой Агнесса первый раз и очень остро это ощутила. И там, по ту сторону невидимой границы, она уже будет считаться преступившей.

Агнесса открыла глаза и увидела: Джек смотрит на нее. Он не размышлял и, тем более, не жалел ни о чем, он был просто счастлив; лежащая рядом женщина казалась ему ни с чем не сравнимым сокровищем, самой лучшей и прекрасной на свете, он любил ее и сейчас хотел любить до бесконечности — иного счастья ему не дано было ни желать, ни изведать.

Он обнял Агнессу и поцеловал.

— О, Агнес!..

Заметив слезинки в уголках любимых глаз, он повернул ее голову, и Агнесса увидела возле кровати букет степных неярких цветов, на лепестках которых еще виднелась роса.

— Мне? — сказала она, изумленно трогая тонкие лепестки.

— Тебе. Ты же просила… Ну, скажи что-нибудь!

Агнесса догадалась, что он хочет услышать.

— Я люблю тебя…— произнесла она, вновь закрывая глаза.

— А я — тебя! — Он рассмеялся. — Агнес! Подумать только, теперь я каждое утро буду видеть тебя рядом с собой! И ты… Ты рада?..

— Да, Джекки.

И он, услышав это, сжал в объятиях ее обнаженное хрупкое тело и зарылся лицом в длинные каштановые волосы.

Потом они наконец поднялись, Джек вышел из комнаты первым, а Агнесса все еще возилась, натягивая высохшую за ночь одежду. Она не сразу почему-то решилась подойти к зеркалу, а когда подошла, то долго смотрела в него: напротив стояла все та же Агнесса, никто не заметил бы ничего… Потом села на кровать и медленно провела рукою по лицу и вискам. Собственно, все оказалось даже хуже, чем она представляла себе, но Агнесса решила: раз ее возлюбленный так счастлив, пусть уж лучше не знает ничего, хотя ей и было немного обидно оттого, что он, по-видимому, не представлял себе, что она может чувствовать после всего случившегося, — это был первый самоотверженный поступок, совершенный ею ради Джека. И потом она поняла: теперь, несмотря на то, что он рядом, ей придется за многое отвечать самой, потому что она, наверное, стала взрослой.

За воротами Джек поднял Агнессу на руки и посадил в свое седло. Они тронулись шагом, а лошадка Агнессы шла сзади.

Степь еще спала. Окутывающий ее утренний туман розоватой дымкой стлался над землей; вдали, возле самого края горизонта, виднелась нескончаемая горная цепь, она тянулась насколько хватал глаз и замыкалась в круг. Постепенно туман сползал, и очертания хребта становились все более отчетливыми. Лица одиноких путников были устремлены на восток.

Они были одни в этом спящем мире, глаза их сияли отблесками восходящего над долиной солнца, и лишь присутствие друг друга не давало им потерять ту единственную нить, которая вела их вперед к пока еще неведомой цели.