На протяжении нескольких недель положение в Ауде день ото дня становилось все более угрожающим. В Лакхнау царила сумятица. Войска Ост-Индской компании вперемешку с королевскими полками акр за акром теряли территории, приносящие сотни тысяч рупий годового дохода.

Армия раджпутов двигалась вперед, захватывая населенные пункты, громя английские судебные и налоговые учреждения и дома индийских ростовщиков, сжигая найденные в них документы, разгоняя всех, кто попустительствовал колониальной политике. На всем пути их поддерживали долговые рабы – крестьяне, которые собирали продукты, предоставляли нужные сведения, укрывали раненых.

А потом наступил перелом в пользу белых. Сыграло роль военно-организационное и техническое превосходство англичан, о котором некогда говорил Ратне Джейсон Блэйд.

Грейс Уоринг могла бы прочитать обо всем этом в газетах, если бы хоть одна из них попала в ее руки. Но она продолжала жить в полной изоляции и неведении, будто все, что с ней случилось, происходило во сне.

Никто не мешал ей проводить дни так, как она хотела. Она имела возможность отправить письмо Эйприл, но не стала этого делать. О чем было писать? О том, что она до сих пор живет надеждой на нереальное счастье? О мечтах, дабы это непонятное безвременье, ожидание, которое она в глубине души считала бесплодным, никогда не кончалось?

Грейс не знала, искала ли ее Флора, какое впечатление произвела на тетку покаянная записка, в которой, как казалось девушке, сквозили нотки безумия?

Сон закончился с приездом Дамара Бхайни. Возможно, грезы продолжились бы, вернись он с победой, но это было не так.

Хотя он предстал перед Грейс одетым в чистое и умытым, ей почудилось, что он пахнет порохом, сталью и кровью. Собранный и погруженный в себя, Дамар напоминал туго сжатую пружину, ибо его воля, стиснутая в кулак, должна была защитить душу от гнетущих мыслей о поражении в деле, которому он посвятил свою жизнь.

– Мне стоило труда вырваться сюда. В моем распоряжении сутки, не больше, – сразу сказал он.

– А что потом?

– Давайте сядем, – предложил он, не отвечая на вопрос. – Сейчас принесут кофе. Я устал с дороги. А вы? Как вы тут жили?

– Хорошо, – ответила Грейс, едва удержавшись, чтобы не добавить: – «Я ждала вас, я волновалась за вас!»

Дамар Бхайни кивнул. Девушка видела, что он крайне уставший, но не просто от дороги, а от всего, что ему пришлось пережить в последние дни и недели.

Грейс не могла скрыть удивления, что он не забыл о ней среди нечеловеческого напряжения, кромешного разочарования, дурмана безнадежности, урагана смерти, горя от потери товарищей. А ведь она была англичанкой, коих он ненавидел и презирал. Или он приехал ради своего сокровища – коллекции оружия?

Она решилась задать вопрос, и Дамар Бхайни ответил:

– Сундуков много, они тяжелые. Такой груз не провезти незамеченным.

– Но тогда оружие достанется англичанам!

На лице Дамара появилось выражение, которого Грейс предпочла бы не видеть.

– Это всего лишь предметы. Они неживые. К тому же у меня все равно нет наследников, которым я смог бы передать их. Я приехал не ради оружия, а чтобы решить вашу судьбу. Надо вместе подумать, как быть.

– Мои соотечественники не тронут меня.

– Кто знает? На войне люди зачастую перестают отличать добро от зла. Я должен быть уверен в том, что вам ничто не угрожает. Что, если я дам вам отряд моих людей? Они проводят вас в Варанаси или куда скажете…

– Мне некуда ехать, – призналась девушка.

– Я верну вам часть денег – хватит на то, чтобы жить независимо. В Индии. Или на вашей родине, в Англии.

Грейс прикусила губу. Она не видела себя нигде. Разве что в этом особняке. Или в другом, нереальном месте, созданном с помощью собственных грез.

– Дело не в деньгах. Хотя мне бесконечно жаль, что они так и не помогли вам добиться своей цели.

– Я попытался. – Он сделал паузу. – Возможно, я не учел прежних ошибок, но нам так и не удалось сбросить эти цепи. Но главное… да, главное, что мы попытались.

Грейс понимала, что ему тяжело говорить об этом. Можно пережить личное горе, но за Дамаром Бхайни стояло слишком много людей, за которых он отвечал, коим вольно или невольно внушил надежду на победу.

Принесли кофе, и он собственноручно разлил его по медным чашечкам. Напиток был густым, крепким, обжигающим, горьким. Таким, какой, вероятно, сейчас и требовался Дамару.

Отхлебнув кофе, Грейс почувствовала, что мысли разлетаются, словно вспугнутые птицы. И все же она решила, что должна сказать самое важное. Больше они наверняка не увидятся, и у нее не будет другой возможности.

Остались сутки, чтобы сделать то, что нужно сделать, произнести то, что необходимо произнести. В эти минуты каждая мелочь приобретала особый смысл.

– Вы были правы, когда говорили, что я совершила чисто женский поступок.

Рука Дамара, подносящая ко рту чашку, замерла на полпути.

– О чем вы?

– Дело вот в этом.

Отвернувшись, Грейс вытащила из лифа много раз сложенный и изрядно помятый рисунок. Однако он не выцвел. Как и ее мечты. Глядя на сидящего перед ней человека, она с новой силой чувствовала это.

Расправив бумагу, Дамар непонимающе разглядывал ее.

– Что это?

– Не узнаете… себя?

– Человек на картинке… – Он поднял глаза на Грейс. – Немного похож на меня, но это…

– Всего лишь страница, вырванная из книги. Я сделала это в Лондоне, в Британской библиотеке, накануне отъезда. Наверное, мне чего-то не хватало в детстве. Красок, грез, волшебства…

Дамар Бхайни молчал, и она вдруг увидела за его плечами целый мир, огромный, как океан, и одновременно сжатый до капли, ужасающе мощный и вместе с тем тонкий, как паутинка, непередаваемо красочный и в то же время серый и плоский, будто пустыня.

Спустя несколько минут он тяжело промолвил:

– Вы должны подумать о своем будущем. Реальном будущем.

Глаза Грейс блеснули.

– Думать о будущем – значит строить его. Пока я ничего не вижу впереди.

Он кивнул.

– Я тоже.

– Куда вы отправитесь? – спросила Грейс.

Дамар напрягся, но после, заглянув в ее глаза, мягко промолвил:

– Пока не знаю. Ходят слухи, что Нана Сахиб укрылся в Непале. Может, и я отправлюсь туда. Благо, Непал независим и граничит с Аудом.

Сердце Грейс забилось жарко и гулко.

– Тогда, быть может, возьмете меня с собой? В качестве попутчицы.

– Это будет сложный и долгий переход. Дороги патрулируются, некоторые перекрыты. За мою голову наверняка объявлена большая награда. Если вы окажетесь рядом, вам не избежать обвинения, а то и расправы. Я не могу рисковать вашей жизнью. Будет лучше, если мы поговорим о чем-то другом. Я долго куда-то мчался, сражался, неистовствовал. Мне нужна хотя бы короткая передышка.

Он в самом деле выглядел утомленным.

– Поспите, – с искренней заботой промолвила Грейс.

Дамар возразил:

– Сон – это забвение. Практически смерть. А я хочу еще немного пожить. Провести эти часы в человеческом обществе. В вашем обществе.

Грейс смотрела на него внимательно, непонимающе и… с благодарностью. Ведь у него были соратники, друзья! И, возможно, родные.

– В моем? Я англичанка, человек чуждого вам мира.

Дамар подался вперед.

– На самом деле я никогда не отрицал возможность единения Востока и Запада. Человеческие сердца соединяют не традиции и не обряды.

– Сердца? – повторила Грейс.

Он вновь улыбнулся.

– А что же еще? Мне кажется, вы – человек, способный следовать его голосу, зову. Вы это доказали. И я хотел бы узнать о вас как можно больше.

– Я из простой семьи. В моем роду не было ни одного знатного человека. Моя жизнь всегда была бедна событиями.

– В данном случае я ценю благородство души и золото сердца.

Грейс поняла, что Дамар и сам пришел к ней с открытыми намерениями и обнаженной душой. Он не мог позволить себе быть таким на людях, но сейчас был другой момент.

– Расскажите о себе, – попросила она.

Он сцепил руки в замок, и Грейс заметила, что его пальцы унизаны сверкающими кольцами. Это наверняка тоже было что-то родовое, то, что не продается, хотя и представляет собой немалую ценность. Девушка невольно подумала о безликих мертвых деньгах Флоры Клайв.

Этот человек казался ей гордым, мужественным, выносливым, загадочным, могущественным. И она видела, что Дамар Бхайни понимает это. Он заговорил, и его речь была удивительно спокойной, поэтичной, плавной:

– Да, я из богатого и знатного рода. Но я отнюдь не наслаждался жизнью, пьянящий угар развлечений был мне неведом. Из меня с детства растили воина, дабы мои глаза горели вожделением при виде меча, а дух захватывало от дикой скачки. Я с раннего возраста искал повод испытать судьбу. Обычная жизнь казалась мне слишком пресной. Разумеется, я отличался от простых воинов – хотя бы тем, что получил хорошее образование. Но главное – меня всегда учили, что свобода и благо моего народа важнее собственного обогащения. Что я в вечном долгу перед этой землей. Мне внушали, что я должен любить свой край, клан, родителей, дом. Воинов, лошадей и оружие. Все, что мне принадлежало, чему принадлежал я. Что находилось под моей защитой, что питало мою душу и придавало смысл моей жизни.

– В таком случае вам не понять, как я могла добровольно потерять родину.

– Но ведь вы поехали на поиски чего-то?

Грейс вздохнула и опустила глаза.

– За деньгами.

– Вы заблуждаетесь. Не только и не столько за ними. Иначе вы не вырвали бы ту картинку.

Когда девушка подняла взгляд, Дамар Бхайни улыбался лукаво и в то же время открыто. Сейчас он выглядел гораздо моложе, чем показалось Грейс при их первой встрече; он стал таким, каким был на самом деле. Их наверняка разделяло пять-шесть лет. Девушка видела его благородство, ум и невероятный магнетизм, но вместе с тем этот мужчина больше не был для нее загадочным и далеким.

– Человеку свойственно ошибаться и не замечать очевидного. Например, я всегда полагал, что мужчина, преданный своим принципам, способен устоять против женских чар. – Он сделал паузу. – Я говорю о вас.

Это были неожиданные слова, открывавшие перед ней то, на что она не смела надеяться. Однако он смотрел на Грейс так, словно преклонялся перед ней, не испытывая при этом каких-либо чувственных желаний. Наверное, таким образом Дамар хотел показать, что уважает ее? Или она неверно истолковала его слова?

Грейс вдруг подумала, что выглядит непривлекательной, неловкой и блеклой. Она не знала, куда девать руки, и предполагала, что ее платье в сравнении со златоткаными нарядами индийских красавиц смотрится как обыкновенная дерюжка.

Она давно заметила, что с Дамаром проще придерживаться правды, как бы ни было трудно говорить ее. Наверное, он делал то же самое. На протяжении разговора они постоянно что-то преодолевали; это происходило непредсказуемо и стремительно. И у них – она должна была помнить об этом каждую минуту! – оставалось совсем мало времени.

– Я не использовала чары. Я… не умею. Английское общество сковано в выражении чувств. Индия совсем другая.

– Это только так кажется. На самом деле мы очень целомудренны. Жених и невеста не видят друг друга до свадьбы, и все свершается по сговору.

– У нас так же. Женятся и выходят замуж, потому что так принято или, что еще хуже, от безысходности.

– Времена безнадежности, катастроф и хаоса хороши только одним – можно сполна отдаться своим желаниям. Последствия не важны, потому что будущее может просто не наступить. Существует правило: на пороге смерти подумай о том, что ты еще не сделал…

Взор Дамара обжигал, и девушка вдруг почувствовала, что дошла до точки. Она не знала, что это – сумасшедшее счастье или унылое горе, она лишь понимала, что желание быть с ним, пусть в первый и последний раз, разрывает ее на части. Все остальное не имело значения. Даже больше – ничего другого не существовало на свете.

– Если вы хотите знать, люблю ли я вас, отвечу, что да, – просто сказала она.

А потом ощутила неподвижность этой минуты, мысленно увидела замершие стрелки часов, готовые начать отсчет нового времени. Сердце девушки простучало ровно три раза, после чего Дамар произнес, впервые называя ее по имени:

– Простите, Грейс, у меня не хватило мужества сказать это первым.

Он поклонился, медленно, учтиво, при этом не опуская горящих глаз. Таким поклоном Дамар словно сложил к ее ногам все, чем владел, что имел, что составляло его судьбу, чем жило его сердце, вместе с тем сохраняя свою безмерную власть над ее волей и чувствами.

Небо раскинулось над землей, как живая громада. Звезды рассыпались несчетными огоньками. Вселенная простиралась, как бесконечная таинственная карта всех людских судеб и происходящих на земле событий. Однако мир влюбленных сжался до этой комнаты. И в то же время оставался загадочным и беспредельным.

Грейс подумала, что такие минуты выпадают раз в жизни. И такая ночь – тоже.

– За что ты меня полюбил?

– Я не знаю, – немного потерянно произнес он, и это тронуло девушку. – Все в моей жизни совершалось с какой-то конкретной целью. А теперь я хочу только чувствовать. Не задавая вопросов, ничего не планируя и ни о чем не думая.

Дамар протянул Грейс руки, и она кивнула. Его ладони были горячими и сильными, и она надеялась, что его сердце окажется таким же.

Он расстегнул ее платье. Он преодолел себя, зная, что она никогда не решится сделать это первой. Ее белое тело настолько поразило Дамара, что сперва он не смел до него дотронуться. Оно было таким мягким, нежным, невинным, восхитительным, прекрасным!

Грейс мало что знала о плотской любви, потому просто доверилась Дамару, и вскоре не понимала, где находится, потому что все в ней сосредоточилось на чувствах.

Она ощущала, как бьется сердце ее возлюбленного, но вместе с тем время словно остановилось. И хотя умом она еще не осознавала происшедшего, в ее душе расцвела весна, а тело говорило о том, что она не ведала ничего лучшего.

Рассвет окрасил комнату в нежно-розовый цвет, отчего она напоминала сказочную шамиану.

Утром, осыпав Грейс благодарными поцелуями, Дамар произнес:

– Я должен сказать тебе правду: меня все равно убьют. Это всего лишь миг счастья, нереального счастья перед вечной разлукой.

Девушка похолодела. Ей суждено было стать последней яркой вспышкой на закате его жизни. Если бы он был уверен в своем будущем, то не сделал бы того, что сделал. Он взял бы в жены индианку знатного происхождения и продолжил бы с ней свой бессмертный род. Неважно, любили бы они друг друга или нет. Их близость проистекала бы из глубокого древнего неиссякаемого источника, коему не придумано названия.

В этот миг Дамар Бхайни протянул Грейс золотой браслет, на котором была выгравирована какая-то надпись. Вглядевшись, девушка прочитала: «Мы далеко друг от друга, но ты всегда со мной».

– Я приготовил его заранее. Но не знал, подарю или нет.

– Ты чувствовал, что мы будем вместе?

– Да.

– И предполагал, что мы расстанемся?

– Тоже верно.

– Неужели посреди крови и смерти ты думал обо мне? – прошептала Грейс.

– На войне всегда надо помнить о чем-то подобном… О розе, которая выросла в саду, о недочитанной книге, о мгновениях детства. Иначе перестанешь быть человеком. Но о любви я думал впервые.

Дамар посвятил ей последние мирные минуты, отдал нерастраченные крупицы душевного пламени, и все же она по-прежнему ощущала свою незначительность в кругу того, что являлось основой его существования. А все потому, что вопреки происходящему думала о будущем.

Грейс понимала, что вошла в его жизнь не для того, чтобы выйти за него замуж, заниматься семьей и детьми, стать частью его рода и клана. Она очутилась здесь, чтобы побыть только с ним и только в эту ночь.

– Твои родители живы?

Дамар покачал головой.

– Я один.

– Нам могли бы помешать традиции и… разная вера?

– Не знаю. Теперь мне кажется, что нет. Простые ценности везде одинаковы. Божества только выглядят по-разному, а вещают об одном и том же. У всех народов есть бог войны и бог любви. И сейчас я хочу, чтобы мне покровительствовал второй.

– Но ты уезжаешь. Могу ли я ждать тебя? Я не о верности – едва ли мне когда-то захочется быть с другим!

– Любовь, отягощенная ожиданием, слишком тяжела. Не жди. Просто знай, что когда-нибудь я вернусь. Неважно, в каком обличье. Главное – я приду, – сказал Дамар и, помолчав, добавил: – Если б не ты, я бы не знал, как мне все это пережить.

Утром Грейс вышла его проводить. Ветер резал глаза и тут же смахивал слезы. На ее руке сверкал золотой браслет, и это видели все.

Люди Дамара держались настороженно, но почтительно. В их среде не было принято осуждать действия повелителя, какими бы абсурдными они ни казались. Он был непогрешим в их глазах, несмотря на поражение, на связь с женщиной чужого народа, иной веры. Несмотря ни на что.

Дамар сказал, что его воины проводят Грейс до Варанаси. Она не стала возражать. Одетый в простую одежду, не имеющий никаких знаков отличия, Дамар Бхайни все равно выделялся среди своих людей. Он был человеком, закаленным войной, привыкшим к беспрекословному подчинению. Если его сердце когда-то и смягчалось, то рука оставалась железной.

Когда возлюбленный уехал, у девушки появилось ощущение, будто она стоит на палубе корабля: ее шатало от усталости и нервного перенапряжения. А еще – от внезапно нахлынувшего счастья и его скорой потери. Но она не имела права расслабляться – ей предстояло осуществить кое-какие планы.

Она велела индийцам достать хоть из-под земли крепкую повозку, а лучше – две, вынести из подвала и сложить в них сундуки с оружием. Грейс не удивляло, что воины Дамара слушаются ее приказаний. Должно быть, на ней еще лежала тень их повелителя.

Девушка как могла объяснила им, что, если они знают не слишком длинную, а главное – пустынную дорогу к Варанаси, пусть едут по ней.

Хотя Грейс была мэм-сахиб, груз, с которым она ехала, наверняка вызвал бы подозрения. И Грейс знала, что англичане под любым предлогом конфискуют оружие Дамара Бхайни. То же самое сделают и индийцы.

Они сумели собраться и выехать к вечеру и за ночь преодолели мили и мили плохой дороги. В середине ночи Грейс задремала и очнулась к утру, когда еще не рассвело, однако небо на горизонте сделалось дымчато-серым.

Немолодой хмурый индиец в тюрбане подал ей лепешку, и она принялась медленно отщипывать кусочек за кусочком. Другой, совсем юный воин, принес молока. Она заметила, что окружавшие ее воины или слишком молоды, или стоят на пороге старости.

В голову Грейс пришла неожиданная догадка, и девушка спросила:

– Куда вы направитесь потом? Что приказал вам ваш правитель?

Поколебавшись, мужчина ответил на ломаном английском:

– Чтобы мы, если останемся живы, возвращались к своим семьям.

Вероятно, Дамар в самом деле был уверен в том, что погибнет.

– Он велел защищать меня?

– Если вам будет угрожать опасность. Если нет, передать в руки белых.

Через пару часов вдали появилось несколько красных пятнышек, мелькавших в клубах пыли. Англичане!

Войны Дамара обнажили оружие. Грейс привстала в повозке.

– Подождите, – срывающимся голосом произнесла она. – Я попробую поговорить с ними.

Она знала, что это ничего не даст. Англичане ни за что не пропустят повозки без досмотра. Присутствие белой женщины ничего не меняло. К тому же она ехала в сопровождении индийцев.

Грейс представила, как чьи-то жадные руки сбивают замки с сундуков, в нетерпении откидывают крышки. Как глаза незнакомых людей зажигаются алчностью при виде золотых насечек на дамасских клинках, серебряных рукоятей, украшенных драгоценными камнями. Они разграбят все это, выковыряют, переплавят или продадут целиком – оружие попадет в руки тех, кто не имеет понятия об истинной ценности этой коллекции, о славных поколениях раджпутов, скакавших на быстрых конях в клубах горячей пыли во главе безудержного войска.

Выдать себя за освобожденную пленницу, за посланницу? Сказать, что все это принадлежит ей и что солдаты не имеют права трогать ее вещи? В голову не приходило ничего толкового. Там была полная мешанина, тогда как в животе, подобно ледяной глыбе, медленно стыл страх.

Остановившись на расстоянии двух ружейных выстрелов, англичане принялись совещаться. В это время Грейс выбралась из повозки, подобрала юбки и побежала к ним. Ветер нес в лицо острые пряные запахи индийских растений и сухую пыль. У нее срывалось дыхание, в глазах то и дело темнело.

Один из мужчин, вероятно возглавлявший отряд, спрыгнул с коня и поспешил ей навстречу.

– Кто вы? Кто те люди? Вам нужна помощь?

Грейс моргнула. Перед ней стоял Джейсон Блэйд.

– Мисс Уоринг! – Казалось, он не верит своим глазам. – Откуда вы здесь? Что случилось?

– Это вы, Джейсон? Да, это вы…

Грейс испытала такое облегчение, что у нее едва не подкосились ноги. Джейсон деликатно поддержал ее. Молодой человек выглядел растерянным и смущенным. Возможно, он вспоминал обстоятельства, при которых они виделись в последний раз, тогда как девушке было странно думать о том, что он был ее женихом, что они едва не вступили в брак. Все это принадлежало какой-то другой, прошлой жизни.

– Я могу вам помочь? – Его голос звучал взволнованно.

– Наверное, можете. Это ваш отряд?

– Да, мы едем на задание.

Грейс не стала ничего уточнять. Последние сутки сотворили из нее новую женщину, которая в каждый момент жизни знала, чего она хочет, и не страшилась правды.

– Вы передо мной в долгу, – твердо произнесла она.

– Да, это верно. В неоплатном долгу. Но сейчас…

– Дайте мне солдат – сопроводить повозки до Варанаси. Отпустите индийцев.

– Откуда вы? Что вы везете?

– То, что принадлежит только мне. Неважно, что там. Вы ничего не видели. Ваши люди – тоже. Прикажите им. Если надо, я заплачу.

Джейсон выглядел озадаченным. Без сомнения, ее несгибаемая настойчивость выбила его из колеи. Он знал Грейс другой.

– Вы возвращаетесь к своей тете?

Внезапно Грейс вспомнила большое подвальное помещение особняка Флоры Клайв, где можно было спрятать все, что угодно, и куда никто не посмеет ворваться.

– Да, – ответила она и добавила: – Прошу вас, Джейсон, поспешите, у меня мало времени. У вас, без сомнений, тоже.

Он задумался. Потом вынул какую-то бумагу.

– Вот вам пропуск. Вы получите сопровождающих. Может, мне светит трибунал, но я вижу, что для вас это вопрос жизни и смерти. К тому же, смею надеяться, таким образом мне хотя бы отчасти удастся искупить свою вину.

В лице Грейс промелькнуло что-то такое, чего он раньше не видел.

– Я вас простила. Сейчас я даже рада тому, что у нас ничего не вышло. А вы женились на своей индианке?

– Да, – неловко промолвил Джейсон. – У нас сын.

Услышав это, девушка произнесла нечто неожиданное для себя самой:

– Моя судьба тоже сложилась счастливо.

Флора Клайв проснулась на рассвете и почти сразу выбралась из постели. Путаясь в подоле ночной сорочки, она подошла к окну и выглянула наружу. В саду пробуждались птицы, вдали поблескивали купола храмов, где-то шумел Ганг. Все было, как и прежде, между тем ей привиделось, будто она очутилась в Англии.

Хотя был день, в небе застыл прозрачный серп раннего месяца. Холодный ветер обжигал лицо, подошвы ботинок скользили по обледенелой мостовой, и Флора думала, что надо быть осторожной, ведь теперь ноги держат ее далеко не так хорошо, как раньше, когда она была молода. А еще она очень четко осознавала, что, если все-таки упадет, никто не поможет ей подняться.

Отойдя от окна, женщина приблизилась к зеркалу. Посмотрев на себя, Флора вздрогнула. Пигментные пятна на лице. Высохшая, как у мумии, кожа. Глубокие морщины. Только глаза смотрели проницательно и пытливо, но все же не так, как прежде. В них не осталось надежды. Да и на что ей было надеяться? Что у нее было? Старое тело, пустая душа.

Она легко могла составить отчет о своей жизни, сложить столбцы дебита и кредита, подвести итог. По сути, все достижения и провалы, жесты доброты и акты жестокости ничего не значили. Большинство встреченных на пути людей не оставило в ее душе никакого следа, расставания с ними были ей безразличны.

Флора поняла, что слишком долго скрывала от себя чудовищный факт: она – неудачница. Полная нищенка в том, что касалось человеческих связей, привязанностей и чувств. Ее не спасли ни похоть, ни деньги. Она представляла собой существо с высохшим сердцем. Она от всего устала. Ей было незачем жить.

Самое страшное – остаться наедине с самой собой, когда ты себе совершенно не нравишься.

Старуха в отчаянии вернулась в смятую постель и, проглотив шарик опиума, погрузилась в некое подобие сна, из которого ее вырвал слуга. Флора предпочитала не держать в доме индианок, полагая, что куда приятнее смотреть на молодых красивых мужчин, чем на женщин. Но теперь она не знала, что хуже.

Оказалось, ее ждали. Спустившись вниз, Флора увидела… Грейс. Она не искала племянницу, не подавала заявления о ее исчезновении. Просто смирилась с тем, что ее покинула даже эта девчонка. Грейс оставила записку, потому было ясно, что на этот раз ее никто не похищал.

Девушка сделала шаг вперед, и Флора невольно попятилась. Она слишком хорошо помнила, как внезапно появившийся в доме Арун вцепился руками ей в горло.

– Что тебе нужно?!

Грейс молчала. Возможно, не придумала, что сказать. Флора с удовлетворением отметила, что девчонка выглядит как привидение. Растрепанные волосы, бледное лицо, круги под глазами. Платье и башмаки покрыты пылью. И только во взгляде появилось что-то новое.

Девушка видела, что тетка не изменилась. Черты Флоры застыли в маске ледяного презрения, губы сжались от гнева. А в душе по-прежнему тлеют тщеславие и эгоизм.

– Ты украла у меня деньги, – сухо произнесла старуха, и Грейс уточнила:

– Взяла.

– Называй, как хочешь. Главное, что ты сделала это без разрешения.

– Я привезла то, что стоит намного дороже.

– Чтобы отдать мне?

– Чтобы спрятать у вас.

– Во что ты вложила мои деньги? Мне не терпится посмотреть! – усмехнулась Флора, и Грейс отметила, что тетка говорит только о деньгах и даже не спрашивает, где она была.

– Хорошо. У ворот две повозки. Велите своим людям разгрузить их.

– Сейчас.

Обойдя Грейс, Флора направилась к выходу.

Сундуки были тяжелыми. Их крышки украшала искусная резьба и вправленные в дерево бесчисленные кусочки цветного стекла. В центре каждой было изображено глазастое солнце с длинными волнистыми лучами.

Увидев содержимое сундуков, Флора присвистнула.

– Ты что, купила все это?!

– Обменяла.

Старуха усмехнулась.

– Ты побывала во дворце у раджи?

– Это был не дворец.

– Нужно позвать оценщика.

– Нет. Никто не должен ничего знать. Возможно, когда-то мне придется вернуть оружие его законному владельцу. Я надеюсь на это.

– Кто он?

Грейс твердо ответила:

– Это неважно. – А после добавила: – Я могу уйти. Главное, чтобы вы сохранили эти сундуки и то, что в них находится.

Флора прищурилась.

– Тебе есть куда пойти?

– Нет.

– Тогда оставайся. Тебе надо умыться и переодеться. Ты плохо выглядишь. Потом расскажешь, где была.

Грейс покачала головой.

– Это сложно. Пройдет много времени, прежде чем я смогу что-то осмыслить. Скажу лишь, что встретила Джейсона Блэйда и он мне помог.

– Тот самый Джейсон Блэйд?!

– Да.

Грейс смыла с себя дорожную пыль. Ей было странно прикасаться к себе, к тем местам, какие гладил и ласкал Дамар. Она боялась, что когда-нибудь пережитое покажется ей просто сном. Далекой мелодией, ускользающим ароматом. Из пьянящей действительности вновь превратится в смутную грезу. Ритм любви и человеческого сердца не похож на ритм морских волн, он не вечный. И даже память не всегда можно взять с собой в будущее.

В столовой ждал прозрачный куриный бульон, зажаренные на решетке цыплята и творог с пажитником. Мясо было обильно посыпано корицей и приправлено зеленью.

Ели молча. Грейс подумала, что надо бы поблагодарить тетку и извиниться перед ней, но не нашла подходящих слов. Флора ни о чем не расспрашивала, лишь время от времени поглядывала на племянницу, да и в последующие дни тоже была сама сдержанность.

Грейс опасалась грядущего. Что ей предстоит делать в ближайшие дни, недели, а то и годы? Тосковать, ждать, бездельничать или попусту суетиться?

Ответ пришел неожиданно. Впрочем, она не сразу догадалась, что с ней происходит, ибо ее познания в столь деликатных делах были почерпнуты из тайных перешептываний пансионерок (которые, впрочем, ничего толком не знали) или туманных замечаний наставниц, тоже не особо сведущих в этом.

Грейс нездоровилось. Она чувствовала постоянную утомленность, хотя почти ничем не занималась. То она не могла смотреть на пищу, а то буквально набрасывалась на какой-нибудь маринованный фрукт. И при этом не была уверена, что меньше чем через четверть часа все съеденное не окажется в тазу. У нее болела грудь, а настроение менялось каждые пять минут.

В конце концов она все поняла. И, поразмыслив, решила признаться тетке. Будет лучше, если Флора узнает об этом как можно раньше. Пока она, Грейс, еще может позаботиться о себе.

Они сидели в гостиной. Разделенные молчанием и вместе с тем объединенные тем, что им нечего делать и некуда спешить.

Грейс слушала тиканье часов. Теперь ее время шло по-другому и вмещало в себя гораздо больше. Девушка поймала себя на мысли, что совершенно спокойно переносит отстраненность Флоры. Грейс не хотелось никаких взрывов и всплесков, но она не знала, как этого избежать.

Ее признание было похоже на прыжок с обрыва в ледяную воду, а слова прозвучали отчетливо и звонко:

– У меня будет ребенок.

Грейс не боялась гнева или презрения Флоры, ее не мучил стыд. Девушка была уверена в том, что не совершила ни одного неправильного поступка, отныне она знала, что ее жизнь не будет потрачена зря. Только едва ли тетка сможет это понять.

Взгляд старухи сделался острым. Хотя Грейс привыкла к ее манере подходить ко всему чисто по-деловому, к тому, что Флору Клайв трудно вышибить из седла, девушка все же не ожидала, что тетка спокойно спросит:

– От кого?

Грейс на миг растерялась, а потом решила сообщить главное. Сногсшибательное. Запретное.

– Он индиец.

Флора встрепенулась. Больше того – задрожала всем телом.

– Неужели?! Где ты его повстречала?

– Мне бы не хотелось рассказывать.

– Это была любовь?

Грейс задумалась. Она не ждала такого вопроса.

– Не знаю. Я не назвала бы это одним словом. Он не сделал ничего для того, чтобы меня обольстить, но…

– Ты очутилась в плену. В особом плену. Понимаю.

Тонкие бесцветные губы Флоры тронула улыбка, а в ее голосе прозвучала неожиданная теплота. Грейс не знала, что и думать. Неужели тетка уцепилась за возможность заботиться и думать о ком-то?

– Это его подарок? – Флора кивнула на браслет, который, конечно, заметила давным-давно.

– Да.

– Он не простой человек.

– Да.

– И где он теперь?

– Я не знаю.

– Он тебя бросил! – Это прозвучало как утверждение.

– Он не смог взять меня с собой.

– Все так говорят, – усмехнулась Флора и тут же добавила: – Это ничего. Так даже лучше. Во всяком случае, для меня.

Грейс замерла от неожиданности. Она ждала, что тетка окатит ее презрением, обзовет шлюхой и с позором выставит вон.

– У него светлая кожа?

Девушка смутилась, но все же ответила:

– Достаточно светлая.

– Тогда все в порядке. Всем, кто посмеет заикнуться, что ребенок – полукровка, мы заткнем рот.

Грейс по-прежнему ничего не понимала. С точки зрения английского общества, такое было просто немыслимо. Между тем Флора с воодушевлением продолжала:

– Это будет наш принц. Или принцесса. С кожей цвета чая с молоком и огромными черными глазами! Англо-индийский ребенок, которого мы воспитаем так, как никому и не снилось. У него будет все!

Вспомнив рассказ Дамара о его детстве, Грейс тут же спустила тетку на землю.

– У него будет то, что ему необходимо, – заявила она. – Я не желаю, чтобы наследник клана раджпутов проводил время в развлечениях и праздности и ценил деньги больше чего-то другого!

Похоже, Флору вполне удовлетворило услышанное. Она только спросила:

– Думаешь, это будет мальчик?

– Не знаю. Мне кажется, да.

– Тебе придется уехать в Англию, – произнесла Флора после паузы.

Грейс оторопела.

– Почему?!

– Чтобы создать иллюзию, будто ты вышла там замуж. Нам не нужны лишние сложности. Моя девичья фамилия и фамилия твоей матери – Тайгер. Возьмешь ее. Когда вернешься сюда, никто ничего не заподозрит. А если и посмеют, то, как я уже говорила, мы закроем им рты. А в Англии пусть думают, что твой муж остался здесь.

– Не лучше ли укрыться где-то поблизости?

– Нет. Тогда все неминуемо выплывет наружу.

Грейс зажмурилась. Лондон. Подернутые туманом улицы, серые здания, низкое небо, стылая земля. Она не была уверена, что вынесет это, потому что теперь ее родиной была жаркая красочная Индия. Все, что отныне могло сделать ее счастливой, находилось в этих пределах.

А потом Грейс подумала: Эйприл, лучшая подруга. Она сможет встретиться с Эйприл! Все рассказать, посоветоваться, а главное – получить дружескую поддержку.

– Это нужно для сохранения вашей репутации?

– Нет. Для ребенка.

Поняв, что имеет в виду тетка, Грейс ответила:

– Хорошо.

Хотя она плохо представляла, как сумеет совершить путешествие, будучи беременной.

– Когда я должна отплыть?

– Надо достать билеты. А пока, – подытожила Флора, – тебе придется появиться в обществе.

Девушка вспыхнула.

– Зачем?!

Тетка накрыла руку племянницы своей твердой ладонью.

– Так надо. Чтобы все видели, что ты вернулась, что у нас все хорошо.

– Будет лучше, – сказала Грейс после паузы, – если мы посетим те же госпитали. Появляться на приемах и балах – это уже не для меня.