Глава IX
813 год, Багдад
Война между новым халифом и его братом продолжалась два года. Постепенно армия аль-Мамуна заняла Западный Иран: все обладающие властью и состоянием персы были на его стороне. После взятия Восточной Аравии ему присягнули влиятельные Мекка и Медина. Потом началась осада Багдада, которая длилась почти год.
Сторонники халифа аль-Амина при поддержке той части горожан, которая смертельно боялась хорасанской армии и рассматривала ее приход почти как иноземное вторжение, яростно сопротивлялись захватчикам. Столица постоянно обстреливалась камнеметными орудиями; разрушения и пожары стали обычным делом. Не хватало продовольствия и оружия. Опасаясь грабежей, жители Багдада боялись выходить на улицы, а при редких встречах с беспокойством смотрели друг на друга, поскольку не знали, что их ждет.
Между тем генерал аль-Мамуна ат-Тахир ибн аль-Хусейн без конца подстрекал к измене военачальников и слуг халифа, в результате чего многие старшие офицеры перешли в лагерь противниках.
Аль-Амин ощущал недостаток в деньгах и был вынужден прибегнуть к обиранию имущих, что вызвало негодование и злобу состоятельных багдадцев. Незадачливый халиф попытался тайком переговорить с братом, обещал отречься от престола в его пользу, если тот сохранит ему жизнь. Вместо ответа аль-Мамун отправил в столицу рубашку без отверстия для головы.
Семейство аль-Бархи не обращало особого внимания на лишения. Алим по-прежнему служил в бариде и не принимал непосредственного участия в сражениях за Багдад. Зюлейка, привыкшая к невзгодам, переживала их сравнительно легко, ибо рядом с ней были любящий муж и сын. Джамиля проводила время в мечтах о встрече с Амиром.
Зухра замкнулась в мрачных мыслях: ее борьба за чистоту рода аль-Бархи обернулась полным крахом. Она уничтожила еще не родившегося ребенка Зюлейки, а взамен получила «маленького бедуина». Зухра ненавидела мальчика, но опасалась его трогать. Кто знает, что придет в голову такому зверенышу! Впрочем, наблюдая за Ясином, женщина не находила в нем повадок дикаря. Это казалось странным и не имело объяснения.
Алим нанял учителей, которые, все как один, твердили, что Ясин – очень смышленый ребенок. Он быстро научился читать и писать, с легкостью усваивал принятые в хорошем обществе манеры – словно вспоминал нечто полузабытое. Мальчик очень любил мать и сильно привязался к человеку, назвавшему себя его отцом. Ясина ни в малой степени не занимали такие вещи, как богатство, знатность, очередность наследования, – его интересовал огромный, полный чудес мир, который он не уставал познавать. У него оказался легкий, веселый характер – такой же, как у Зюлейки.
Алим с нетерпением ждал, когда супруга объявит, что она снова беременна, но молодая женщина молчала. Что ж, если ей больше не суждено родить, тогда этот мальчик – подарок Небес. Молодой человек не собирался брать другую жену. Зюлейка и без того настрадалась в жизни; пусть живет с сознанием того, что она единственная и любимая.
В почтовом ведомстве, как и повсюду, о войне говорили по-разному.
– Не удивлюсь, если рано ли поздно камни влетят в окна барида! – как-то раз заметил Алим, слыша далекий монотонный гул.
– Кажется, нам не стоит сидеть взаперти. Пора выходить на улицы. Почтовое сообщение прервано – нам все равно нечем заняться, – сказал Наджиб.
– Оно будет восстановлено. А пока диваны должны работать так, как работали прежде.
Наджиб покачал головой.
– Все же, я думаю, надо идти сражаться.
– Ты так считаешь? Ты хочешь сражаться за город или за аль-Амина?
Уловив в словах приятеля насмешку, Наджиб ответил:
– Почему бы нам не выступить в защиту правительства, ведь именно ему Багдад обязан благоденствием и блеском!
– За аль-Амина сражается тот, кто боится персидской армии, как нашествия саранчи, ибо беспокоится о своем имуществе и думает, что персы начнут истреблять арабов. Лично я не испытываю симпатии к династии Аббасидов. Бесконечные споры из-за престолонаследия, постоянные расторжения торжественно произнесенных присяг, вечный подкуп должностных лиц!
– Ты служишь и обязан служить халифу, как это делали твои предки.
– Хасан служил Харуну, который возвысил Багдад. Теперь его сыновья разрушают то, что создал отец.
Ближайшие к Куфийским воротам кварталы и в самом деле лежали в руинах, огонь уничтожил многие красивые здания, в том числе те, что считались священными. Через три дня пришла тревожная весть о том, что армия генерала ат-Тахира ибн аль-Хусейна вошла в город и занимает улицу за улицей. Алим строго-настрого запретил женщинам покидать дом и отправился в барид, пообещав скоро вернуться.
Время тянулось в томительном ожидании роковых перемен. Почти все обитательницы гарема сходили с ума от тревоги.
Если воины аль-Мамуна возьмут город и ворвутся в их дом, что тогда будет? Да и чернь может воспользоваться паникой и станет поджигать жилища знати, дабы начать грабежи! Перепуганные женщины прислушивались к грохоту метательных орудий и яростным крикам, доносившимся столь явственно, словно бой шел на соседней улице, а не в окраинных кварталах. Между тем, чтобы достичь центра Багдада, захватчикам нужно было преодолеть две стены высотой в тридцать пять локтей взять штурмом шесть десятков башен, перейти несколько больших мостов и открыть пятьдесят ворот, каждые из которых даже в мирное время охраняла тысяча человек.
Одна только мысль о том, что Багдад, этот великий, чудесный город, может быть осквернен пожарами, убийствами и грабежами, казалась чудовищной и нелепой.
Зюлейка беспокоилась не только за Алима и Ясина, но и за ребенка, которого носила под сердцем. Она узнала об этом совсем недавно и пока не решилась признаться мужу. Вдруг все закончится так, как в прошлый раз?
В середине дня, когда Алим все еще не вернулся домой, изведенная переживаниями молодая женщина вошла в комнату Джамили.
– Я так боюсь за всех нас! – сказала она. – Не может быть, чтобы это происходило на самом деле! Неужели мир сошел с ума?
Девушка повернулась к Зюлейке и совершенно спокойно произнесла:
– Багдад будет взят. И я хочу, чтобы это произошло как можно скорее.
Зюлейке показалось, что она ослышалась. Молодая женщина произнесла дрогнувшим голосом:
– Что ты говоришь?!
На миг ей почудилось, что Джамиля лишилась рассудка. Однако та улыбнулась и доверчиво пожала Зюлейке руку.
– Не сердись. Просто я, как это свойственно всем влюбленным, думаю о себе, о своем счастье. Когда воины аль-Мамуна займут Багдад, я, наконец, встречусь с Амиром!
Молодая женщина вздрогнула.
– Амир? Кто это?
– Разве ты не знаешь? Старший брат Алима.
– Муж никогда не называл его имени, – произнесла Зюлейка голосом, который показался ей чужим.
– Потому что они враждовали. А два года назад братья встретились и помирились. Это случилось, когда Алим ездил в пустыню за Ясином. Неужели он не рассказывал?
– Говорил, но я была поглощена встречей с сыном и… не обратила внимания на его слова. – Молодая женщина приложила руки к горящим щекам. – Сколько лет брату Алима?
– Он на пять лет старше твоего мужа.
Все встало на свои места. Зюлейка вспомнила. Вспомнила, как Амир говорил ей, что его отец служит в почтовом ведомстве халифа, что у него есть младший брат, которого он ненавидит, а его мать – властная и вздорная женщина. В последнюю их встречу Амир заявил, что собирается уехать в Мерв и что он женится на другой – богатой и знатной девушке. Значит, этой девушкой была Джамиля.
По всему телу, до самых кончиков пальцев, тягучей волной разлился черный ужас. Зюлейке почудилось, будто кто-то запустил ей за шиворот холодных, скользких, извивающихся змей. О Всемогущий, куда она попала?! В дом, где жил Амир, в его семью! Сама того не подозревая, вышла замуж за его брата! А пребывавший в таком же слепом неведении Алим усыновил Ясина.
Что теперь делать?! Как выпутаться из коварных сетей судьбы? Рано или поздно Алим узнает правду. Рассказать самой, чтобы он не подумал, будто она все знала и – притворялась, лгала?! Когда-то она скрыла от мужа, что согрешила в юности, но Алим ее простил. Простит ли теперь? А если Амир в самом деле вернется…
Молодая женщина посмотрела на Джамилю и на миг увидела в ней соперницу, ту, которую Амир предпочел ей, Зюлейке, после чего она изведала столько горя! Она вспомнила, как, впервые увидев девушку, была поражена ее изысканной красотой, а позже восхищалась ее образованностью и утонченностью. Конечно, этой богатой горожанке никогда не приходилось мести полы, мыть посуду, доить коз, долгие часы брести под палящим солнцем по горячему и вязкому песку безбрежной пустыни!
Зюлейка забыла о том, что именно Джамиля научила ее всему, чему она хотела научиться: умению выбирать одежду и украшения, пользоваться ароматическими маслами, чистить зубы толченым мелом, красить пальцы рук и ног порошком из хны. Эта девушка искренне радовалась, когда новая подруга впервые смогла разобрать прежде непонятные ей завитки, черточки и точки и неуверенно прочитала вслух первое предложение.
– Что с тобой? – в тревоге спросила Джамиля.
– Ничего. Мне тоже все равно, будет ли разрушен Багдад. Мой мир уже рухнул.
– Почему?
– Потому что твой возлюбленный по имени Амир – отец моего сына Ясина.
Джамиля жалко улыбнулась.
– О чем ты?
– О том, что твой жених забавлялся со мной, а когда узнал, что я беременна, решил бросить. Я плакала, валяясь у него в ногах, но он прогнал меня прочь! Он принес мне какое-то средство, велел выпить, чтобы избавиться от ребенка, но я не сделала этого. А потом…
Зюлейка могла говорить гневно и резко, тогда как Джамиля умела только прощать. Ее глаза всегда видели впереди свет, дающий надежду. Но сейчас этот свет померк.
Когда молодая женщина умолкла, младшая жена Хасана упала в обморок.
Зюлейка не успела ей помочь: в комнату вошел Алим и бросился к лежащей без чувств девушке.
– Что случилось?
– Она потеряла сознание, – сухо ответила Зюлейка.
Амир повернул к жене взволнованное лицо.
– Вижу. Почему? – немного резко произнес он.
Не дождавшись ответа, принялся приводить девушку в чувство, и вскоре Джамиля открыла глаза. Алим заговорил с ней, внимательно, ласково, нежно. Зюлейка почувствовала себя забытой. Неожиданно в голове шевельнулась мысль: может, Алим любил Джамилю? Когда она появилась в доме, ему было пятнадцать лет, возраст первой любви, пробуждения влечения, рождения пылких юношеских надежд.
Когда они вышли из покоев Джамили, доверив ее заботам служанок, Зюлейка спросила мужа:
– До того, как мы с тобой встретились, тебе… нравилась Джамиля?
Алим принужденно рассмеялся.
– Да, нравилась.
– Вот как?
Молодой человек пристально посмотрел на жену.
– Что в этом удивительного? Такая девушка, как Джамиля, способна очаровать любого мужчину!
– Ты бы женился на ней, если бы мог?
– Не знаю. При чем тут мои желания? Это было невозможно! Ее хотели видеть своей женой и отец, и Амир. Не хватало только меня! И потом – я женился на тебе. И по-настоящему люблю только тебя.
Глубоко вздохнув, Зюлейка обреченно сказала:
– Наконец-то ты произнес имя своего старшего брата.
– Я называл его и раньше.
– При мне – никогда.
– Какое это имеет значение?
Вместо ответа Зюлейка промолвила:
– Пообещай, что выслушаешь меня и… примешь… справедливое решение.
– Что произошло? – нетерпеливо проговорил Алим.
– Обещай!
Он кивнул.
– Говори.
Зюлейка воздела глаза к небу и, приложив правую руку к сердцу, произнесла:
– Призываю Аллаха в свидетели: прежде я не знала о том, что сейчас поведаю своему мужу; в моих словах нет ни притворства, ни лжи.
Потом рассказала правду, прямо и просто, изложив ее в нескольких словах.
Какое-то мгновение Алим молчал, отказываясь признать открывшуюся перед ним правду, но как только он осознал все, что сказала Зюлейка, внезапно вспыхнувшее бешенство обожгло его, как пламя. Молодая женщина впервые узнала, каким может быть ее муж: непримиримым, гневным, а главное – не желающим прощать.
Алим представлял, как его жена извивается под телом Амира, как она стонет от наслаждения. Его брат был опытным любовником, он умел покорять женщин и пробуждать в них безумную страсть. Ни одна из них не могла устоять перед его обаянием и красотой.
Молодой человек схватил Зюлейку за плечи и, яростно встряхнув ее, закричал:
– О нет! Только не это! Мне постоянно твердили, что Амир лучше, главнее меня! Старший сын, чистая кровь, благородные предки! Не важно, что у него была подлая душа и завистливое сердце! Когда отец его прогнал и лишил наследства, я полагал, справедливость восторжествовала, но нет! Он меня обошел, он посмеялся надо мной. Он, именно он был твоим первым мужчиной, и его сын стал главным наследником рода Бархи! Ты отдалась Амиру, презрев обычаи, страх возмездия, свою честь! Ты любила его до безумия! Если бы он тебя не оставил, ты и по сей день сдувала бы пыль с его ног! Мой брат всегда брал себе самое лучшее! Он выбрал Джамилю и женится на этой чудесной девушке, тогда как я…
В памяти Зюлейки всплыло то оскорбительное, обидное слово, каким ее наградил Амир.
– Женился на потаскухе, – подсказала молодая женщина и задала последний вопрос, ответ на который – она это знала – должен ее убить: – Скажи, ты бы взял меня в жены, если бы с самого начала знал правду о моей жизни?
– Нет. Ни за что. Никогда.
Услышав произнесенные холодным и твердым голосом слова, Зюлейка повернулась на негнущихся ногах и молча удалилась. Алим не стал ни окликать ее, ни догонять. Он даже не посмотрел ей вслед.
Зюлейка прошла в комнату сына. Ясин лежал на диване и увлеченно читал какую-то книгу.
– Вставай, сынок, мы уходим, – сказала она.
Мальчик повернулся, и Зюлейка вдруг посмотрела на него другими глазами. Сын Амира. Да, это его сын – те же глаза, лицо и улыбка. И вместе с тем Ясин – только ее ребенок. Ее и того несчастного немого бедуина, который пожертвовал своей жизнью ради обманувшей его женщины и который – единственный из мужчин – по-настоящему ее любил. В честь которого она и назвала своего сына.
– Куда мы уходим, мама?
– Пока не знаю. Но мы должны покинуть этот дом.
– Почему?
– Потому что мы по ошибке забрели не туда, куда надо, – ровным голосом произнесла Зюлейка.
Почувствовав в тоне матери нечто странное, Ясин не стал спорить и задал только один вопрос:
– Я должен взять вещи?
– Нет, ничего не бери.
Мальчик с удивлением наблюдал, как мать снимает с рук браслеты, с шеи – ожерелья, вынимает из ушей серьги и складывает все это на курси. Даже не взглянув на блестящую кучку, Зюлейка опустила на лицо покрывало, взяла ребенка за руку и сказала:
– Идем.
Молодая женщина вышла на улицу, не испытывая никакого страха: по сравнению с тем, что творилось в ее душе, самая жестокая, кровопролитная война казалась сущей ерундой.
Одни улицы были пусты и безмолвны, по другим непрерывно лился человеческий поток. Толпы изнемогающих от страха, недоедания и усталости людей мечтали вырваться из города, но это оказалось невозможным – армия аль-Мамуна окружила Багдад со всех сторон. Говорили, что если сам халиф аль-Амин укрылся в замке Хулд, стало быть, победа, врагов неизбежна.
Между тем воины халифа походным маршем продвигались по улицам города с развернутыми черными знаменами Аббасидов и при этом старались сохранить бодрый вид и чувство собственного достоинства.
Зюлейка ничего не видела, никого не слушала, она упорно брела вперед, не ведая, куда именно, ибо пребывала в страшном смятении и жестоком отчаянии. Горе накатило огромной разрушительной волной, и она не чаяла когда-либо выплыть на божий свет.
Живя в пустыне, Ясин привык к неожиданностям, привык к тому, что нужно подниматься среди ночи и идти с племенем, не задавая вопросов. Но жизнь изменилась, и в ней существовало нечто такое, о чем он не мог молчать.
– А как же отец? – тихо спросил мальчик.
Зюлейка не смогла ответить – ее душили слезы.
Тем временем ничего не подозревающая Зухра вошла в покои Джамили и лениво произнесла:
– Ну и скука! Когда все это закончится? Скорее бы один наследник победил другого!
Полная аристократического презрения как к солдатам вражеской армии, так и к простому народу Багдада, она не верила в то, что война способна в корне изменить ее жизнь. Будучи чистокровной персиянкой, Зухра полагала, что хорасанцы не причинят ей вреда.
Джамиля ничего не ответила. Она лежала в постели, оцепенелая, недвижимая, словно окаменевшая. Девушка по-прежнему думала об Амире, только теперь мысли о любимом не вызывали пьянящей сладости, а обжигали горечью.
– Что с тобой? – удивленно спросила Зухра.
– Моя жизнь кончена. Ожидание было напрасным. Своим упрямством я свела отца в могилу! Прошу, дай мне яду, я хочу умереть!
– Что случилось? – резко произнесла женщина.
Джамиля заговорила; после каждого слова следовал судорожный вздох.
– Амир… Зюлейка… У них есть сын… Это Ясин.
Зухра пожала плечами.
– Что за чепуху ты несешь?
– Это правда.
И Джамиля повторила рассказ Зюлейки.
В темных глазах Зухры застыло настороженное, выжидающее выражение. Она напрягла память и… вспомнила.
«Одна девушка ждет от меня ребенка… Она мне понравилась, и мы встречались по ночам. Я не думал жениться на ней, просто развлекался. Но недавно она объявила, что беременна» – так сказал Амир.
И назвал имя – Зюлейка.
Женщина дала сыну средство, о котором он просил. Очевидно, девушка не выпила жидкость или та не подействовала. «Маленький бедуин», которого ненавидела Зухра, был сыном Амира и ее внуком. Волею судьбы он занял то место, которое принадлежало ему по закону.
Словно ребенок, у которого ни с того ни с сего отобрали любимую игрушку, Зухра какое-то время растерянно смотрела в одну точку. Потом, встрепенувшись, осведомилась:
– Где Зюлейка?
– Не знаю.
Не обращая внимания на убитую горем Джамилю, женщина быстро вышла из комнаты и бросилась в сад. Одна из служанок сказала, что недавно Зюлейка вместе с Ясином вышла из дома. Госпожа сняла с себя все украшения и оставила их в комнате. Другая служанка слышала, как Алим и Зюлейка ссорились.
Зухра опустила на лицо покрывало и кинулась на улицу. Что-то произошло, но выяснять, что именно, и расспрашивать Алима было некогда. Следовало как можно скорее догнать Зюлейку.
Вдали, над крышами домов и верхушками деревьев, клубился дым, пахло гарью. С каждым шагом навстречу попадалось все меньше людей – Зухра бежала в тот конец города, где шли бои. Она не знала, в какую сторону могла отправиться Зюлейка; вероятно, молодая женщина инстинктивно выбрала путь, каким ходила чаще всего – к рыночным кварталам в восточной части Багдада.
Город выглядел притихшим и мрачным. Рынки опустели, словно их многочисленных обитателей внезапно унес чудовищный ураган.
Было душно, как перед грозой; Зухра задыхалась, ее одежда пропиталась потом, узкие туфли натерли нежные ноги, кровь стучала в висках. Женщина пребывала во власти суеверного страха. Сколько раз она желала смерти и Зюлейке, и своему внуку, в жилах которого текла кровь Амира! Теперь на ее голову упадет проклятие Аллаха! Только бы ничего не случилось, только бы ей удалось их догнать!
Навстречу спешили двое мужчин. Зухра спросила, не видели ли они женщину с мальчиком лет девяти.
– Да, – сказали они, – видели.
И посоветовали повернуть назад, но она не послушалась.
Там идут бои, госпожа, – добавил один из них. – Скоро хорасанцы будут здесь!
Кивнув им, Зухра побежала дальше.
Издалека, то нарастая, то затихая, доносился гул голосов, звон мечей, грохот камней, стук лошадиных копыт. Вдруг женщина заметила Зюлейку – та свернула в проулок и исчезла за стеной дома. Зухра прибавила шагу, а потом закричала.
Услышав, что ее кто-то зовет, Зюлейка остановилась и только сейчас увидела, где они оказались – в пустынной, полуразрушенной части города, куда вот-вот войдет неприятель. Молодая женщина в испуге повернула назад. Ясин обрадовался: он давно говорил матери, что они идут не туда, что нужно вернуться, но впавшая в трагическое оцепенение Зюлейка не обращала внимания на слова сына.
Зухра спешила навстречу; ее платье и покрывало развевались на ветру, легкие комнатные туфли скользили по камням мостовой. Подбежав к молодой женщине и мальчику, она, задыхаясь, воскликнула:
– Я все знаю, знаю! Прости! Идем домой!
Зюлейка смотрела отчужденным, затуманенным взглядом.
– У меня нет дома.
– Есть. У тебя и у Ясина.
Зухра произнесла имя мальчика с той нежностью и любовью, с какой обращалась только к Амиру.
– Мой муж больше не хочет меня видеть.
– При чем тут твой муж! – вскричала Зухра. – Ясин – сын Амира, мой внук, и этим все сказано!
Ясин посмотрел на женщину с удивлением и тревогой, потом перевел взгляд на мать.
Зюлейка не успела ответить – внезапно из проулка вырвались всадники и, будто черная туча, понеслись по дороге. За ними с криками и нестройным топотом двигалась лавина пехоты. Большинство солдат не останавливались на полпути, но кое-кто из наиболее предприимчивых и жадных уже рыскал вокруг в поисках ценностей, брошенных испуганными жителями Багдада.
Женщины и мальчик прижались к стене. Зухра подбежала к ближайшим воротам и забарабанила в них кулаками – никто не ответил.
Между тем один из воинов бросился к Зюлейке, схватил ее за руку и поволок к развалинам. Женщина закричала. Ясин, маленький мужчина и защитник матери, бросился на выручку. Он напал на воина так бесстрашно и яростно, будто надеялся одолеть его голыми руками. Солдат отпустил женщину и взмахнул саблей. Тело Зюлейки охватила страшная судорожная дрожь, разум заволокло глухой, непроницаемой чернотой. Сейчас она потеряет сына, лишится самого дорогого, что есть в ее жизни!
Женщина на мгновение зажмурилась и снова открыла глаза – в эту секунду между Ясином и саблей встала Зухра.
Зюлейка наблюдала, словно во сне, как Зухра медленно оседает на землю, а из глубокой раны на груди хлещет кровь. Затем к солдату подъехал другой воин и, не слезая с коня, уверенно и хладнокровно нанес ему удар. Ранивший Зухру человек упал, хрипя и содрогаясь всем телом, а всадник спрыгнул с лошади и подошел к женщинам.
– Как вы здесь оказались? – резко произнес он. – Кто вы такие?
Зюлейка не ответила; она склонилась над Зухрой, подняла ее и свое покрывало и с горестной жалостью смотрела в затуманенные глаза женщины, побелевшее лицо, на которое упала тень близкой смерти.
Вдруг за ее спиной прозвучал отчаянный вопль:
– Мама!
Зюлейка оглянулась. Мужчина опустился на колени и бережно приподнял голову лежащей на земле Зухры.
– Ты узнаешь меня, мама? Это я, Амир!
Всегда сверкающие живым, ярким огнем, будь то огонь неистовой ненависти или безрассудной, любви, а теперь потухшие глаза Зухры медленно открылись.
– Сынок! Ты вернулся! – с трудом произнесла она.
– Да. К тебе!
– Я рада, что мы все-таки встретились в этой жизни, потому что скоро я попаду в ад, – прошептала Зухра.
– Меня тоже не ждут в раю, мама! – горько усмехнулся Амир.
– Ты не знаешь, что я совершила. Отравила мать Алима, когда тот был еще младенцем, потом хотела лишить жизни его самого, но яд случайно выпил Хасан. Я заслужила смерть!
Амир отчаянно замотал головой.
– Для меня не имеет значения, что ты сделала. Ты должна жить.
– Прошу тебя, – сказала Зухра и из последних сил сжала руку сына своей холодеющей рукой, – позаботься о своем сыне!
Потом закрыла глаза и испустила дух.
Bсе минуты, когда Амир рыдал, припав к бездыханному телу матери, молодая женщина поняла, что простила его, простила сполна, а еще осознала, что он стал для нее посторонним человеком, тем, кому можно сочувствовать, но которого невозможно любить так, как любишь по-настоящему близких, родных людей.
Амир поднялся на ноги, и Зюлейка заметила, как сильно он изменился. Она не ожидала увидеть его таким. Его лицо обветрилось, черты стали резкими, в них проступала железная твердость воина, привыкшего сеять смерть.
Но глаза были полны глубокого горя и неподдельной скорби.
– Зюлейка? – растерянно промолвил Амир.
С тех пор как они виделись последний раз, прошло десять лет, но он ее узнал.
– Да, это я, – прошептала молодая женщина.
– Ты и… мать. Почему вы здесь? – непонимающе произнес Амир.
Молодая женщина покачала головой. Она ощущала себя измученной, опустошенной.
– Об этом долго рассказывать.
– Ты права. Надо уходить отсюда.
Амир поднял завернутое в покрывало тело Зухры и бережно положил поперек седла. Потом взял лошадь за повод. В это время Ясин шепнул матери:
– Я знаю этого человека! Он злой.
Амир резко обернулся.
– Что это за мальчик? И… о чем говорила мать?
Зюлейка тяжело вздохнула. На сегодня было довольно и признаний, и объяснений. Она ограничилась тем, что сказала:
– Вспомни.
Амир замер, пристально глядя на ребенка. По его лицу проносились тени самых разных чувств. Изумление, радость, смятение. Сын, его сын! Какие странные, чудесные, щемящие ощущения, будто в сердце внезапно просочилось нежное, ласкающее тепло. А еще там поселились неловкость и стыд.
– Он меня помнит. Кажется, я тоже его узнаю. Я видел его с Алимом. Но почему мой брат сказал, что…
– Теперь это не столь важно, – перебила Зюлейка, – все равно наши с тобой пути расходятся в разные стороны.
Она взяла Ясина за руку и решительно зашагала по улице. Пронзенный внезапной догадкой, Амир бросился следом.
– Так ты жена Алима?!
– Я была ею. Мой муж больше не хочет меня видеть, – ответила женщина и продолжила путь.
– Постой! Не уходи. Что я должен сделать? Как могу помочь?
Зюлейка остановилась. Когда-то она отдала бы за эти слова и сердце, и душу, а теперь они вызвали только горестную усмешку.
– Ты мне не поможешь. Иди к Джамиле. Она тебя любит и ждет.
Амир посмотрел на ребенка.
– Алим знает правду?
– Теперь да. И не может простить.
Они помолчали.
– Куда ты собираешься идти?
– К своему дяде. Поживу у него несколько дней. Потом решу, что делать.
– Будь осторожна, – сказал Амир, – и береги… своего мальчика. Я… тебя провожу.
Остаток пути они проделали молча. Улицы были пусты и безмолвны – бои шли в другой стороне, – лишь иногда навстречу попадались неведомо куда бегущие люди, которые пытались спасти свой нехитрый скарб.
Амир должен был находиться не здесь, а там, где генерал ат-Тахир ибн аль-Хусейн завоевывал улицу за улицей, превращая их в груды щебня. Но сейчас его вело другое чувство – чувство священного долга, который испытывают по отношению к умершему и который он некогда не выполнил перед живыми.
Когда, Зюлейка подошла к дому своего дяди, Амир неожиданно встал на колени и произнес прерывающимся, глухим голосом:
– Прости меня! Прости за все, что тебе пришлось пережить по моей вине!
Молодая женщина, опустила на его голову свою легкую руку и ответила:
– Прощаю, Амир! Во имя твоей матери, которая спасла жизнь моему сыну ценой своей.
Голос Зюлейки звучал проникновенно и искренне.
– Ты слышала ее признание? – прошептал Амир.
– Да. Об этом никто никогда не узнает.
Амир поднял голову и посмотрел ей в глаза. Потом перевел взгляд на Ясина. Он хотел что-то сказать, но мальчик вздрогнул, нахмурился и крепче сжал руку матери. Тогда Амир поднялся на ноги и молча побрел назад, ведя в поводу коня, который вез печальную ношу. Зюлейка проводила его взглядом и вошла во двор дома, который покинула десять лет назад.
Здесь ничего не изменилось, а что… изменилось в ней? День за днем она продолжала верить в то, что любовь приносит счастье, но это чувство, казавшееся таким светлым и неповторимым, приводило к горю, печали, разочарованиям, смерти. И все же Зюлейка могла гордиться тем, что никогда не предавала свое сердце.
– Сейчас я познакомлю тебя с родственниками, – сказала она Ясину, и в ее тоне зазвучали успокаивающие, ласковые нотки.
В последние годы Ясин сполна ощутил любовь близких людей и изведал безмятежную радость жизни! Она должна сделать так, чтобы его душа не пострадала.
К счастью, Касим, его подросшие дети и даже Надия приняли Зюлейку как дорогую гостью. Она сказала, что поживет у них несколько дней, и ее тотчас окружили вниманием и заботой. Теперь, когда Зюлейка была замужем за богатым багдадцем, родственные отношения с ней могли принести немалую пользу.
Надия с завистью разглядывала одежду молодой женщины. Она пыталась разговорить племянницу, но Зюлейка не отвечала на вопросы. Сказала только, что муж в отъезде и она воспользовалась моментом, чтобы навестить дядю и его семью Касим сокрушался по поводу дальнейшей торговли и судьбы своего имущества, намекая на то, что Зюлейка и ее муж могли бы взять его семью под свое покровительство.
Тем временем Амир подошел к дому, в котором прошли его детство и юность. Он внес мертвую Зухру туда, где она была счастлива и несчастна, где погубила многих людей. Амир решил не рассказывать Алиму о том, в чем призналась мать. Зюлейка права. Будет лучше, если об этом никто не узнает.
В гареме было тихо. Узорчатые тени ложились на белые стены, поток солнечных лучей разукрасил пестрые ковры янтарными пятнами, похожими на рассыпанные динары.
В комнате Зухры пахло духами, здесь были разложены ее вещи. Амир осторожно опустил мать на кровать и долго стоял в горестном оцепенении, будто прислушиваясь к голосу и шагам, которые никогда не прозвучат. Она была капризной, властной, жестокой, но она его любила, любила, как никто другой.
Зюлейка сказала, что Зухра спасла жизнь Ясина, и Амиру хотелось думать, что этим поступком она искупила вину. Что должен сделать он, чтобы искупить свою? Зюлейка его простила. Простит ли Джамиля?
Амир не знал, где она, и решил поискать в саду. Попадавшиеся навстречу служанки боязливо кланялись, а потом разбегались кто куда.
Молодой человек не ошибся. Джамиля стояла возле беседки и смотрела на него во все глаза. Девушка показалась Амиру такой же красивой и юной, как и десять лет назад, когда ему было двадцать, а ей шел восемнадцатый год.
Он сбросил плащ и опустился на колени. Не так, как перед Зюлейкой: Амир обвил руками стан Джамили и приник к ней с такой силой, что она едва не упала.
– Я вернулся. Пожалуйста, если сможешь, прости меня за мои грехи!
– Я знаю, – дрожащим голосом произнесла девушка, – Зюлейка мне рассказала.
– История с Зюлейкой – лишь малая часть того, что я натворил. И это не самое худшее. В этом случае я, по крайней мере, дал жизнь ребенку. А потом – только отнимал. Я грабил и убивал на дорогах! Год провел в мервской тюрьме – закованный в цепи, похожий на дикаря, полубезумный, страшный, грязный, – сделал паузу. – Сейчас я приехал затем, чтобы завоевать Багдад. И если получится – твое сердце.
– Мое сердце не нужно завоевывать, Амир: оно принадлежит тебе.
Он поднял глаза и встретился с ее взглядом – светлым, мечтательным, всепрощающим. Стоило Джамиле увидеть любимого, как недавние переживания растаяли, будто лед под лучами жаркого солнца, и самые страшные признания утратили значение.
– Тебя не пугает, что на моих руках кровь? – спросил он и показал ей ладони.
Джамиля положила на них свои – теплые, чистые, нежные, и этот жест означал больше, чем любые слова.
– Я тебя люблю! – страстно воскликнул Амир, покрывая поцелуями ее тонкие пальцы.
– Амир, мой Амир! – прошептала девушка.
– Надеюсь, твой отец позволит нам пожениться?
Джамиля опустила глаза.
– Мой отец умер. К сожалению, он не успел увидеть меня счастливой.
– Прости. – Амир помрачнел и добавил: – Сейчас ты кое-что узнаешь: Зухра тоже мертва. Ее убил хорасанский воин. Она заслонила собой Ясина.
Джамиля коротко вскрикнула и приложила пальцы к губам.
– Моя мать лежит в своей комнате. Прежде чем посвятить себя тебе, я должен отдать ей последние почести.
Джамиля погладила Амира по плечу.
– Мне очень жаль. Я подружилась с Зухрой. Позволь тебе помочь. Я надеюсь, что вместе мы сможем перенести любые несчастья!
Амир встал, обнял девушку и крепко прижал к себе.
– Если бы ты знала, как я благодарен за то, что ты сделала!
Джамиля печально улыбнулась.
– Я не сыграла в этой истории никакой роли. Я ничего не делала, только верила и ждала.
– Умение терпеть, ждать и верить – драгоценный дар, какой дается немногим из нас.