«Великим апостолом филистеров» называл Мэтью Арнолд Томаса Маколея, авторитетного историка, критика, политического деятеля, придерживавшегося и в политике, и в истории, и в литературе взвешенных, охранительных позиций, автора монументального пятитомного труда «История Англии от вошествия на престол Якова II» (1849–1861). Высказывания и афоризмы Маколея взяты главным образом из его «Критических и исторических очерков», вышедших отдельной книгой в 1843 году и первоначально публиковавшихся в «Эдинбургском обозрении»: «О Мильтоне» (1825), «О Томасе Муре и его биографии лорда Байрона» (1831), «О Николо Маккиавелли» (1827), «О лорде Бэконе» (1837), «Монологи Саути» (1830), «Гражданская неправоспособность евреев», «Фридрих Великий» и др. В подборку вошли также отрывки из писем Маколея и выдержки из его выступлений, главным образом в парламенте.
Цель ораторского искусства — не истина, но убеждение.
Галерея (парламент. — А.Л.), где сидят репортеры, стала четвертой властью империи.
Насильное подчинение колоний обычно обходится дороже, чем они того стоят.
Католическая церковь превосходно понимает то, чего никогда не понимала никакая другая церковь, — как использовать энтузиастов.
Пуританин ненавидел травлю медведей не потому, что медведю было больно, а потому, что публике было весело.
В любую эпоху самых злостных представителей рода человеческого следует искать среди народных вождей.
С расцветом цивилизации приходит в упадок поэзия.
Вероятно, ни один человек не может быть поэтом, не может даже любить поэзию, если он, хотя бы в малой степени, не душевнобольной.
Нет зрелища более смехотворного, чем британская общественность, охваченная очередным приступом высокой морали.
«Не возлюби соседа своего, а возлюби жену его» — такова мораль, которую мы вынесли из поэзии лорда Байрона.
Я не буду доволен собой до тех пор, пока не создам чего-то такого, что хотя бы на несколько дней затмит модный роман у изголовья юной леди.
Нет ничего более бессмысленного, чем сентенция на общую тему.
Хорошее правительство — не то, которое хочет сделать людей счастливыми, а то, которое знает, как этого добиться.
Нет ничего более благодатного для народа, чем свобода торговли — и ничего более непопулярного.
Его воображение напоминало крылья страуса — он мог бежать, но подняться в воздух был не в состоянии.
Больше всего вероятности решить вопрос правильно — это решить его свободно.
Его ум был устроен таким образом, что все ничтожное представлялось ему великим, а все великое — ничтожным.
Один акр земли в Мидлсексе стоит целой империи в Утопии.
Лучшее доказательство добродетели — безграничная власть без злоупотреблений.
Он (Ричард Стил. — А.Л.) был мошенником среди ученых и ученым среди мошенников.
Те, кто сравнивает век, в котором им выпало жить, с золотым веком, существующим лишь в нашем воображении, могут рассуждать о вырождении и крахе; но тот, кто хорошо осведомлен о прошлом, никогда не станет отчаиваться по поводу настоящего.
Ваша (американская. — А.Л.) конституция — сплошные паруса и ни одного якоря.
Знания достигаются не быстрым бегом, а медленной ходьбой.
Большой ум, как и большая гора, первыми ловят и отражают утреннее солнце.
К тем, кому мы изменяем, мы испытываем то особое чувство злобы, которое во все времена было присуще отступникам.
Во флоте Карла II были джентльмены и моряки. Но моряки не были джентльменами, а джентльмены — моряками.
Проломленный череп в Колд-Бат-Филдсе производит на нас большее впечатление, чем все колониальные войны империи вместе взятые.
Умные… всегда с большим подозрением взирали и на ангелов, и на демонов толпы.
В наше время многие политики имеют обыкновение с апломбом рассуждать о том, будто народ не заслуживает свободы до тех пор, пока не научится ею пользоваться. Это умозаключение сделало бы честь дураку из старой сказки, который решил не идти в воду, пока не научится плавать. Если рабы будут ждать свободы до тех пор, пока они не поумнеют, ждать придется долго…
Первые плоды, собранные плохим хозяином, часто посажены хозяином хорошим.
Зло наказуемое хуже зла санкционированного, ибо оно оказывает пагубное воздействие на характер человека. Если первое зло — болезнь социальная, то второе — универсальная.
Единственный недостаток Макиавелли состоит в том, что в своих политических изысканиях он анализирует средства более подробно и взвешенно, чем цели.
В плохие времена у людей отбирают все подряд; в хорошие — оставляют все самое худшее и дорогое.
Всякий тиран настолько заинтересован в том, чтобы свой народ мог грабить только он сам, средства, которыми достигается эта цель, настолько ясны и просты, что людям, быть может, живется лучше при самой жестокой тирании, чем при анархии.
Наши правители будут более всего способствовать прогрессу нации, если ограничатся своими непосредственными, законными обязанностями.
Литераторы перестали обхаживать отдельных людей и начали обхаживать общественное мнение. Раньше они льстили, теперь заискивают.
Между гражданскими привилегиями и политической властью нет, если вдуматься, никакой разницы.
Обвинить… целую категорию людей в том… что они не патриоты — та же логика, какой руководствуется волк по отношению к ягненку. Это все равно что обвинить устье реки в отравлении ее истоков.
При деспотическом правлении люди вынуждены искать у своей партии той защиты, какую они по идее должны были получать от государства, а потому нет ничего удивительного в том, что любовь к родине они переносят на любовь к партии.
Правители должны не обвинять людей в отсутствии патриотизма, а сделать все от себя зависящее, чтобы они стали патриотами.
Мы часто забываем, что та же самая слабость, та же самая нерешительность, из-за которой мы предпочитаем настоящее будущему, делает нас не только хуже хорошей религии, но и лучше плохой.
Подобно тому, как у каждого климата имеются свои болезни, у каждой профессии есть свои, присущие только ему искушения… Так вот, в профессии писателя соединились искушения игрока и нищего.
Общество, как нам иногда кажется, постоянно приобретает в знаниях, и хвост его находится сейчас там, где еще несколько поколений назад была голова. Но ведь между головой и хвостом расстояние нисколько не сократилось…
Когда плохое правительство приходит на смену хорошему, разница поначалу не ощущается в полной мере ведь достоинства и добродетели, порожденные хорошей конституцией, могут на какое-то время эту конституцию пережить… Первые годы тирании еще пожинается урожай, посаженный в последние годы свободы.
Нет более убедительного доказательства того, что человечество пошло по ложному пути, чем два величайших события Средних веков: изобретение пороха и печатного станка.
Философия, которая способна научить человека быть совершенно счастливым, испытывая непереносимую боль, гораздо лучше той философии, которая боль смягчает… Философия, которая борется с алчностью, гораздо лучше философии, которая разрабатывает законы об охране собственности.
Тщетно надеяться, что может быть написана такая конституция, при которой любой избранник получит большинство голосов, а любой закон — единодушную поддержку.
Нет силы более разрушительной, чем умение представлять людей в смешном виде.
Всякое правительство, которое пытается достичь большего, добьется меньшего.
Каковы средства достижения политической цели? Их только две: вознаграждение и наказание. Вознаграждению и наказанию подвластно все в этом мире. Все, кроме сердца.
Причины ссоры множатся на глазах.
Существует поразительная аналогия между лицами и характерами людей. В природе не бывает двух одинаковых лиц, и в то же время лишь очень немногие лица значительно отличаются от остальных… То же и с характерами. И здесь число характеров необозримо, однако по-настоящему самобытных людей единицы.
То, что интересует всех, не интересует никого.
Насилие — суть войны. Умеренность на войне — непростительная глупость.
Больше всего публика превозносит того, кто является одновременно объектом восхищения, уважения и сострадания.
Единственным плодом сверхчеловеческих усилий величайших мудрецов мира на протяжении шестидесяти поколений стали слова, слова, и ничего, кроме слов.