Самоубийство Опарина заставило усомниться в выводах Гончаренко, придало расследованию новый импульс. Кондрашов был уверен, что оставленная Опариным записка — крик отчаяния загнанного, разуверившегося во всем человека. Эту точку зрения разделял и полковник Ломазов, несмотря на попытки начальника следственного отдела представить самоубийство в несколько ином свете, — преступника, мол, замучали укоры совести плюс боязнь наказания, истеричный характер и так далее.

К «трем денькам» полковник добавил Андрею для начала еще столько же, а там — по ситуации. Собственно говоря, все нужно было начинать с нуля. Задача высшей категории сложности, если учесть, что с момента совершения преступления прошло немало времени.

Согласовав с начальником управления план первоочередных мероприятий, Кондрашов решил с утра отправиться на ватную фабрику.

Из свидетельских показаний Чарторийского Алексея Карповича, 1946 года рождения, заместителя директора ватной фабрики.

… На фабрику я пришел осенью минувшего года. Сейчас у нас подобрался неплохой коллектив, много молодежи. План второго квартала перевыполнили на 2,8 %.

Вопрос. Алексей Карпович, вот вы говорите «сейчас». А как обстояли дела на фабрике раньше, скажем, пять-шесть лет назад?

Ответ. Мне трудно судить, но, думается, обстановки доброжелательности и взаимного доверия не было.

Вопрос. Почему вы так считаете?

Ответ. Насколько мне известно, раньше была большая текучесть кадров, вовсю орудовали несуны, профком не успевал разбирать жалобы и заявления. На сегодняшний день решены еще не все проблемы, в частности жилищная, нуждается в дальнейшем благоустройстве территория фабрики, но администрация и трудовой коллектив прилагают все силы к тому, чтобы в условиях демократического обновления общества идти в ногу со временем.

Вопрос. Ясно-ясно, но давайте все же возвратимся назад. Вам знакома такая фамилия: Давыдов Илья Семенович?

Ответ. Впервые слышу.

Вопрос. Это ваш бывший бухгалтер, можно сказать, ветеран труда. В восемьдесят пятом году его проводили на заслуженный отдых. Не знаете ли вы случайно о каких-нибудь чрезвычайных происшествиях на фабрике, предшествовавших уходу Давыдова на пенсию?

Ответ. В начале восьмидесятых была какая-то неприглядная история, имевшая отношение к небезызвестному «хлопковому» делу, но я, признаться, не очень в курсе, а повторять досужие сплетни не хочу.

Вопрос. А с кем из руководства вы бы посоветовали переговорить на эту тему?

Ответ. Даже затрудняюсь… Директор у нас человек новый, начальник отдела снабжения тоже недавно сменился, главный бухгалтер на бюллетене, но и он, по-моему, проработал здесь немногим дольше меня. Как говорится, иных уж нет, а те — далече.

Вопрос. Тогда последний вопрос: вам о чем-нибудь говорят эти цифры?

Ответ. Разрешите?.. Нет, абсолютно ни о чем.

Полное разочарование!.. Поток трескучих фраз, штампованная демагогия. Но в глазах собеседника, отстраненном выражении его лица Андрей читал затаенную мысль: меня это не касается, с милицией мне говорить не о чем, выносить сор из избы не буду, а то как бы потом чего не вышло.

Самое поразительное, что и с документацией прошлых лет Кондрашову ознакомиться не удалось, по причине пожара, «уничтожившего» в одну из зимних ночей восемьдесят четвертого года большую часть архива. Уголовное дело тогда возбуждено не было. Как это зачастую случается, пострадал «стрелочник» — начальника пожарно-сторожевой охраны уволили по статье.

Подозрительный (а иного слова Андрей подобрать не мог) пожар вроде бы косвенно подтверждал зыбкую версию, что Давыдов стал жертвой отнюдь не случайного нападения. Если кто-то пытался посредством пожара упрятать концы в воду, то этот новоявленный Герострат мог избавиться от бухгалтера фабрики как от нежелательного свидетеля. Предположение нуждалось в дальнейшей разработке, а пока его можно было принять в качестве рабочей гипотезы. Но не более. Попытка выдать желаемое за действительное при всей своей соблазнительности чревата непредсказуемыми последствиями.

Соседей Ильи Семеновича дома застать не удалось. Ничего нового капитан не выяснил и в зональном управлении.

Из свидетельских показаний Боковенко Екатерины Евгеньевны, 1939 года рождения, инспектора отдела кадров зонального управления спортивных лотерей.

… Илья Семенович Давыдов работал у нас с середины января. Вы знаете, когда пожилой человек приходит устраиваться на работу, а у него в трудовой книжке всего несколько записей — это свидетельствует о многом. И впечатление он произвел самое благоприятное: тихий, вежливый, добросовестный. И надо же, такое несчастье!. Подумать страшно.

Вопрос. В чем заключались служебные обязанности Ильи Семеновича?

Ответ. Он распространял билеты спортивно-числовых лотерей «Спортлото» и «Спортпрогноз», а также денежно-вещевой лотереи «Спринт».

Вопрос. Нареканий не имел?

Ответ. Что вы! Наш старший инструктор ставил его в пример другим.

Вопрос. В процессе работы Давыдов вел какие-нибудь подсчеты?

Ответ. Конечно.

Вопрос. Екатерина Евгеньевна, вы не могли бы нам помочь «расшифровать» эту запись?

Ответ. При всем желании, но… А у девочек в бухгалтерии вы не спрашивали?..

Наспех перекусив в какой-то забегаловке, Кондрашовотправился на поиски кооператива «Портретист». Как выяснилось, сделать это не так-то просто — в райисполкоме Андрей с удивлением узнал, что кооператив не имеет служебного помещения, а все дела председатель правления кооператива Геннадий Арнольдович Лекарь вершит на дому.

Адрес, по которому был прописан Геннадий Арнольдович, оказался своего рода промежуточным звеном для встречи с ним. Мать Лекаря — дородная малосимпатичная женщина в аляповатом шелковом халате и кокетливо повязанной чалме, устроила Андрею настоящий допрос с пристрастием. Сориентировавшись, капитан поведал почтенной даме, что он профессиональный фотограф, который хотел бы улучшить свое материальное положение, трудясь на кооперативной ниве. Несколько удачных комплиментов по поводу интерьера квартиры и головного убора хозяйки довершили дело — через пять минут перед Кондрашовым открылся шлагбаум к заветной цели. Раздобрившись, Софья Яновна собственноручно написала адрес и подробно объяснила, как лучше добраться на Алуштинскую, где в доме родителей супруги пребывает в настоящее время Геннадий Арнольдович.

Откланявшись, капитан направился по указанному адресу…

Дребезжа составными частями и оставляя удушливый шлейф выхлопных газов, дорогу медленно пересек допотопный пригородный автобус. Проводив взглядом дедушку отечественного машиностроения, Андрей в который раз пожалел, что не воспользовался служебным транспортом. Поездка с двумя пересадками и долгое блуждание по незнакомым улочкам довели его до состояния тихой злости, утомили и слегка притупили бдительность. Может, поэтому последний барьер в виде металлической калитки с предостерегающей табличкой «Осторожно, злая собака!» он преодолел, презрев опасность. И чуть не поплатился за пренебрежение к правилу «Мой дом — моя крепость»: едва Кондрашов вошел во двор, как на него бросилась крупная кавказская овчарка. Первый «удар» приняла на себя кожаная папка, которую Андрей успел автоматически выставить перед собой. И пришлось бы ему, наверное, худо, если бы одновременно с прыжком собаки на крыльце не показался полный мужчина в трусах и шлепанцах на босу ногу. Властного окрика «На место!» оказалось достаточно, чтобы пес отпрыгнул в сторону и замер, не сводя глаз с пришельца.

Пощупав пальцем глубокие канавки на папке — следы от клыков, — капитан с расстановкой произнес:

— Вам не кажется, что такую собаку следует держать на привязи?

— Простите, с кем имею честь? — проигнорировав вопрос, хмуро спросил мужчина.

— Старший оперуполномоченный отделения уголовного розыска капитан Кондрашов, — официальным тоном представился Андрей и добавил: — Мне нужен Лекарь Геннадий Арнольдович.

— Это я, — расплылся в фальшивой улыбке хозяин и тут же поинтересовался: — Извиняюсь, а документик у вас имеется?

Андрей полез в задний карман брюк за удостоверением. При этом собака зарычала.

— Секундочку, я только Ричарда уберу! — бестолково засуетился Геннадий Арнольдович, указывая рукой то на собаку, то на приотворенную дверь. Он мигом надел на овчарку ошейник с короткой цепью, прикрепленной к массивной будке.

Войдя в прихожую, капитан хотел было по привычке осмотреться, но услышал за спиной прерывистое дыхание Лекаря:

— Прошу направо!..

Опередив Кондрашова, Геннадий Арнольдович мягкотолкнул крайнюю справа дверь и Андрей очутился в просторной скромно обставленной комнате, которую оживляли цветные фотографии молодой девушки, развешанные по стенам. Снимки были сделаны недавно.

— Дочь? — бестактно спросил Кондрашов и тотчас догадался, каким будет ответ.

— Жена, — зарделся Геннадий Арнольдович, потирая ладонями волосатую грудь.

— Симпатичная, — по-приятельски подмигнул хозяину Андрей.

— Прошлым летом поженились, — словно оправдываясь, пустился в пространные объяснения Лекарь. — Конечно, определенная разница в возрасте и все такое, но, как: известно, сердцу не прикажешь. Сейчас Люся отдыхает с родителями в Гантиади, а я вот не смог вырваться. Работа, прах ее побери! — председатель правления кооператива сокрушенно развел руками.

Кондрашов понимающе кивнул. На какое-то время возникла неловкая пауза. Капитан продолжал хранить молчание, зная, как это обычно действует на собеседника. Геннадий Арнольдович, теряясь в догадках, тревожно посматривал на непрошенного гостя.

— Товарищ капитан, а вы, собственно, по какому вопросу? — наконец не выдержал он.

— Геннадий Арнольдович, мы нуждаемся в вашей помощи. — Андрей не спеша заглянул в папку, словно освежая в памяти детали предстоящего разговора. — Дело в том, что с одним из бывших членов вашего кооператива произошло несчастье.

— С кем? — мгновенно отреагировал Лекарь, опасливо поджав пухлые губы.

— Этой зимой у вас работал бухгалтером Давыдов Илья Семенович. Помните такого?

— Да, конечно, — нервно подтвердил Геннадий Арнольдович. — А что с ним случилось?

— Он погиб, — уклончиво ответил Кондрашов.

— Что вы говорите! — председатель правления кооператива придал лицу скорбное выражение. — Но, позвольте, я-то чем могу быть вам полезен?

— Возбуждено уголовное дело, проводится расследование. А поскольку потерпевший не так давно работал в вашем кооперативе, мы решили с вами побеседовать. — Андрей говорил вполне доброжелательно, но в то же время не сводил с Лекаря изучающего взгляда. — В частности, нас интересует, как Илья Семенович попал к вам, чем занимался и почему вы так быстро с ним расстались.

Геннадий Арнольдович неподвижно уставился на капитана, пытаясь понять, куда тот клонит.

— Минутку… Значит, так. Пришел он к нам по объявлению, проработал что-то около двух месяцев, после чего мы расторгли с ним трудовой договор по обоюдному согласию сторон. Больше я его в глаза не видел. — В голосе Лекаря Андрею почудилось какое-то напряжение.

— А как вы его можете охарактеризовать? Все-таки, два месяца — достаточный срок, чтобы составить мнение о человеке.

— Знаете, о покойниках или говорят хорошо, или не говорят ничего, — нахмурился Лекарь. — Не сочтите за нежелание помочь следствию, но я затрудняюсь ответить на ваш вопрос. Хотя бы потому, что абсолютно не интересовался личной жизнью Ильи Семеновича. А как работник он нам не подошел.

— Что, совал нос не в свои дела? — невинно спросил Кондрашов, убедившись, что Геннадий Арнольдович совладал со «стартовым волнением» и теперь держится демонстративно спокойно.

Покраснев от раздражения, председатель правления кооператива закусил губу.

— Деятельность «Портретиста» регламентируется Уставом. Кроме того, ежеквартально нас проверяет райфинотдел. Или, может, вы лично меня в чем-то подозреваете?

— С чего вы взяли?

— Послушайте, я не мальчик, — набычился Лекарь. — И ваш провокационный приход без внимания не оставлю. А сейчас, извините, я занят.

— Ну что ж, будем считать, что разговор у нас не получился, — насмешливо произнес Андрей. — Возможно мы еще встретимся в другой обстановке.

— Если понадобится заказать цветной фотопортрет — милости просим, — дерзко ответил Лекарь…

* * *

Было уже поздновато — жена начнет чинить «разборку» — но Кондрашов возвратился в управление, чтобы на сон грядущий еще раз перечитать материалы по делу Опарина. Капитан остро ощущал дефицит свежих мыслей — визиты на ватную фабрику и в зональное управление не внесли в дело ясности, а только добавили туманных догадок и предположений. И даже председатель правления кооператива, несмотря на эффект неожиданности, не стал виниться в грехах, реальных или мнимых. Такой финал дня для капитана был равносилен поражению.

«Ничего, отрицательный результат — тоже результат», — утешал себя Андрей.

Проходя узким длинным коридором третьего этажа, на полпути к своему кабинету, Кондрашов обратил внимание на то, что у начальника следственного отдела до сих пор горит свет. Внезапно желтая полоска, пробивавшаяся из-под двери, расширилась, перегородив коридор.

— А вы уверены… — начал чей-то тягучий голос, но его тут же перебил проникновенный баритон Гончаренко:

— Да он это, он!

Завидя Кондрашова, майор выдавил казенную улыбку:

— О! Легок на помине. Заходи, капитан!

— Вычислили? Долго вычисляли? — наигранная раздражительность Андрея имела единственной целью выдержать паузу для визуального ознакомления с вечерним собеседником майора. Им оказался щуплый мужчина лет тридцати пяти с лицом начинающего алкоголика. Казалось, странный визитер минуту назад вылез из-за стола, где с треском забивали «козла», потягивая бочковое пиво.

— Рассказывай, как успехи. Впрочем, не надо, вижу по твоей унылой физиономии: свидетели не колются, улик нет, обвинять некого. — Гончаренко слегка ерничал, выжидающе поглядывая на «алкоголика», словно говоря: «Ну, милок, не подведи!».

— Дело, Олег Сергеевич, сложное, — серьезно кивнул Андрей, устраиваясь поудобнее на жестком стуле для посетителей. — Иначе мне бы его не поручили.

— И шитое белыми нитками. Сверху донизу, — запальчиво подхватил Гончаренко. — Что и подтверждает загадочное самоубийство Опарина. Чего он добивался?

«Куда подевался твой менторский тон, коллега?» — подумал Кондрашов, но вслух лишь заметил:

— Чтобы ты получил выговор по служебной линии за неправильные методы ведения следствия.

— В точку! — не замечая скрытой иронии, хахакнул майор. — Именно за неправильные методы! Усекаешь, к чему я клоню?

— Нет.

— Ладно. Тогда давай по порядку. Это, — Гончаренко кивнул в сторону щуплого, — Владимир Печенежский, наш сотрудник. Со вчерашнего дня вынужден, бедняга, подрабатывать грузчиком на ватной фабрике.

— Нащупываете старые связи потерпевшего? — Андрей всем лицом выразил заинтересованность.

— Нечто в этом роде, — подтвердил «грузчик», получив от своего шефа малозаметный сигнал на участие в беседе. — Сотрудники, знавшие Давыдова, отзываются о нем довольно осторожно, как о человеке скрытном, мрачном, незаурядных умственных способностей. Единственный близкий друг — Денис Николаевич Харченко, бывший начальник отдела снабжения, с которым Илья Семенович премило расстался несколько лет назад.

— Этой зимой Давыдов устроился в зональное управление спортивных лотерей, а снабженец успел отбыть тридцать месяцев в другом «зональном управлении», — не удержался от реплики Гончаренко.

Печенежский умильно затряс дряблыми щеками, подтверждая. Андрей слушал, не шевелясь, с налетом одухотворенности на усталом лице.

— Денис Николаевич оказался едва ли не единственным, понесшим наказание за «сырьевой скандал», — продолжил Печенежский с рвением школяра, вытягивающего ответ на отличную оценку, — остальные руководители фабрики заблаговременно расползлись кто куда.

— Сырьевой скандал? — Кондрашов подыгрывал собеседникам с максимальной наивностью, на которую хватало сил.

— Это я на фабричном сленге, — вставив к месту мудреное словечко, самодовольно хмыкнул Печенежский. — Дело о фальсифицированных накладных на станциях получения груза, а именно: составов с хлопком-сырцом, который затем, в обход фабричных складов, поступал к городским цеховикам.

— Прообраз современных кооператоров, — веско дополнил начальник следственного отдела.

— Да, и несмотря на солидные масштабы оборота, ОБХСС почему-то не торопится передавать в прокуратуру материалы на ныне здравствующих участников махинаций. Но и это не все: кто даст гарантию, что левые поставки вообще в какой-то момент прекращались? Попросту: опасаясь огласки, вывели из-под огня людей на фабрике и там, на плантациях. А пряжа-то с той поры в цене не упала. Пряжа-то нынче в дефиците! — Печенежский с чувством выполненного долга замолчал.

— Молодцом, лейтенант! Полученные сведения трудно переоценить. — Гончаренко привстал с кресла, пожимая руку псевдогрузчику.

Печенежский степенно откланялся.

— Всего доброго, — произнес Андрей, но руки не подал.

Оставшись с Кондрашовым тет-а-тет, майор вдруг ссутулился, будто прямо-таки неодолимая тяжесть разом легла на плечи.

«Если я сейчас спрошу, на каком основании он самочинно направил человека на фабрику, Олег смертельно оскорбится и весь разговор пойдет прахом», — подумал Андрей.

— Так как же в свете новых данных рассматривать случившееся с Опариным? — прищурился Гончаренко и сам же скороговоркой продолжил: — Было это самоубийство или не совсем самоубийство, еще нужно хорошенько разобраться. Где ты видел в СИЗО осколки стекла? И почему все решили, что Опарин шлет проклятья именно на наши головы? Молчишь?. Кстати, лично у меня Васильченко не вызывает ни малейшего доверия. В свое время он схлопотал строгача за попытку вымогательства денег у родственников задержанного, чудом из органов не вылетел. — Майор перевел дух. — Да и вообще, для самоубийства должен иметься мотив, причем сильнейший…

— Де-факто — все? — в первый раз за время разговора

Кондрашовпроявил нетерпение.

— Вроде ты меня не знаешь, — обиделся майор, — главное впереди. Что означали сведения, зашифрованные в записке, найденной на месте преступления? Нет, ты только не подумай, что и меня поразил синдром кроссвордиста! — Гончаренко помахал в воздухе растопыренной пятерней. — Я исхожу из конкретной информации, которую раздобыл этот пожизненный неудачник. И текстик в свете вскрывшихся обстоятельств получается плевый. Помнишь те цифры?

— Хоть среди ночи разбуди.

— Вот и чудесно, — потер руки майор. — 25 т, конечно, следует читать как двадцать пять тонн — вес энной партии хлопка, ушедшего налево. 216 автоматически соотносится с суммой прибыли, — скажем, от продажи одной тонны. Последняя строчка обозначает точную дату получения груза — одиннадцатое февраля.

— А вторая строчка и число на обороте?

— Резонный вопрос. Здесь мы оставляем простор для оперативных возможностей. Не могу ведь я отбирать весь твой хлеб.

— Любопытно получается, — неопределенно сказал Андрей, — надо будет провентилировать с Ломазовым.

— Смотри, не простудись, — хмыкнул Гончаренко. — Начальник управления вот-вот уйдет на заслуженный отдых, и с кем ты останешься, подумай?

— Извини, не понял.

— А понимать тут нечего, — понизил голос майор. — Тебе не приходило в голову, что шеф может быть не слишком заинтересован в реальном расследовании этого дела? А ты, как я погляжу, собрался прямехонько под пули отечественной мафии. Это в случае, если будешь глубоко копать и выйдешь не на тех людей. Не обессудь за прямоту, но тебе нужно быть предельно осмотрительным.

— Я учту. — Кондрашов встал, собираясь уходить.

— Учти, Андрюшенька, учти, — ласково повторил начальник следственного отдела. — Соцреализм — штука серьезная…