Понять зиму, полюбить холод и одиночество посреди снежной пустыни – искусство. Но Рей не понимала тех, кто не любит зиму. Они несчастны уже только по этому. Как можно не вглядываться в белый мельтешащий туман, не прислушиваться к неуловимому слухом шелесту снега. Не наслаждаться морозным воздухом ночи или слепящим чистотой ветром дня. Разве это не прекрасно, когда мелкие иголочки снега чуть впиваются в разгоряченное лицо…

Но эта зима была особенной. Небо было красивым, как никогда. Белый снег нежным, воздух ласкающим, деревья, укутанные белыми шалями, казались причудливым узором воздуха. Рей часто, кутаясь в теплый плащ, долго бродила по пустынным темным улицам… с ним… с Даниэлем. И не нужно было ничего, кроме тепла рук среди уличной прохлады и долгого взгляда вперед, взгляда, которого ничто не сковывало.

Порой Рей, поднимаясь с постели, прикрывшись лишь простыней, стояла около изрисованного инеем стекла и задумчиво водила по нему ногтем, будто добавляя последние штрихи к работе зимы. Тогда Даниэль из-под пушистых полуопущенных ресниц наблюдал за ней. И когда его ладонь накрывала руку Рей, девушка застывала, а Даниэль начинал медленно водить ее пальчиком по окну, завершая картину.

Этот вечер был так же хорош, как и многие вечера зимы. Тихий, спокойный. Оставалась неделя до Нового года. Дэн расслабленно лежал на диване и курил. Рей стояла у окна. Мягко кружились снежинки, то замирая и медленно опускаясь на землю, то несясь в бешеной пляске. Свет фонарей рассеивался в тысячах призм льдинок, лучи крошились на кусочки и устилали землю. Где-то вдалеке веселилась шумная компания. Сизый дымок сигареты Дэна подбирался к окну, подобный серому коту, что тихо крадется вдоль стены. Сам Даниэль почему-то был грустным. Рей закрыла форточку, потянулась. Простыня очертила изгибы фигуры, Дэн улыбнулся…

– Мне пора. Вдвоем было хорошо. Но мне пора – это прозвучало в устах Даниэля, как что-то ужасное, он будто прощался надолго…навсегда, – Не торопись ко мне, хорошо? Ты знаешь не все, да тебе это и не нужно. Бывай, Рей. Сейчас меня заберут.

Рей непонимающе смотрела на парня, тот чуть снисходительно улыбался. Глаза его из привычно серых стали прозрачно-голубыми, как лед. Кожа побелела. Секунда и он исчез, мелькнула белая молния, вихрь снежинок опал на ковер. И никого. Рей в ужасе оглянулась. За окном стоял Он. Девушка положила руки на стекло и выдохнула. Дэн чуть ухмыльнулся, и тут же лицо его скривила другая усмешка, усмешка боли. Ледяные цепи сковывали его ноги, обвивали тело. Тысячи и тысячи мелких осколков вонзались в его плоть, капли крови усеивали белоснежное полотно земли. Кожа Даниэля на глазах становилась все белее, он будто промерзал насквозь, зрачки его холодных ледяных глаз расширились, рука поднялась и резко ударила в стекло. Рей вздрогнула и поняла, что не может сделать ни шагу. Его ладонь касалась бы её, если бы не чертово стекло окна. А Дэн становился все бледнее. Он застывал в ледяную статую, теперь уже никогда его руки не будут горячими, губам никогда не зажечь ничье желание. Рей чувствовала, как горячие слезы почти прожигали на её замерзшей коже яркие полосы. Множество снежных вихрей рвали тело Дэна на куски, срывали кожу и бросали её в сугробы. Кровь брызнула на стекло и Рей осела на пол. Она не видела, как истерзанное тело Даниэля разорвал изнутри прозрачно синий стержень льда, тело парня разлетелось тысячью осколков кроваво-красных, замерзших осколков, усеявших пространство под окном Рей. А снежок все так же, тихо кружась, падал, скрывая кровавые следы торжества Ее Величества Зимы.

Сколько так еще сидела Рей… час? Два? Три? Наконец она поднялась. Посмотрела в окно. Никаких напоминаний, кроме кровавого размазанного пятна на самом стекле. Рей закрыла глаза, а когда открыла их вновь, они были абсолютно пусты и безразличны.

Следующие три дня Рей жила, как во сне. Ела, что было в холодильнике, никуда не выходила и часами стояла у окна, устремив взгляд куда-то вперед. За четыре дня до Нового года она вдруг ожила, провела их в беготне по магазинам. Выбрала платье. И вот… предновогодний вечер. Через несколько часов родится следующий год. Платье облегало стройную фигурку, темные локоны спадали на плечи, руки сжимали бокал шампанского. Она ждала. Рей неподвижно просидела последние часы оставшегося года. 12… Бой курантов. Резкие звуки бьющих часов вывели Рей из оцепенения, она встала и тихо прошептала в пустоту:

– За нас, Дэн.

Шампанское было каким-то странным, тягучим, горьким… оно обжигало губы, тяжело пить смерть… Осталось еще восемь ударов, последние удары сердца, последние секунды старого года. Шесть… Рей медленно сползла на диван, волосы рассыпались по подушкам, пальцы разжались – бокал покатился по полу. Губы что-то шептали. Дышать становилось тяжело. Дышать? А это вообще зачем? Мерно отбивали ритм куранты, и с ними глухо ударяло сердце в ребра, ударяло, умирая. Четыре. Рей чувствовала, как знакомый зимний холод охватывает её, только теперь это было глубже, сильнее. Она ощущала холодные дыханье, ледяные пальцы, скользящие по её телу. Два. Вот и все… Все кончилось. С последним ударом часов сердце девушки замерло. Красивое тело недвижно лежало на диване. Родился новый год. Мерно падал снежок.

– Я же просил не торопиться, а ты уже тут.

–Соскучилась. Кроме того, оказалось, я ненавижу зиму…