Война уже откатывалась на запад, к границам и за границы нашей Родины. По мере наступления Советской Армии передвигались всё дальше и дальше фронтовые аэродромы, с которых взлетали наши самолёты.
Так, наконец, Дымов, лётчик транспортной авиации фронта, стал вылетать на выполнение заданий с аэродрома, находившегося близ болгарского города Добрич.
Был конец сентября 1944 года. Здесь, в Болгарии, стояли ясные, солнечные дни и погода всегда была лётной.
В двенадцать часов дня Дымов вернулся с выполнения очередного задания. Только он вышел из самолёта – к нему подбежал один лётчик.
– Наконец-то ты здесь! Тебя ждут.
– Кто?
– Какие-то военные. Вон, смотри, машина едет сюда.
По полю аэродрома к месту посадки самолёта мчалась «эмка». Дымов удивился: в чём дело?
Машина остановилась около самолёта, и из неё вышел офицер. Дымов вытянулся, приложив руку к козырьку.
– Вы командир корабля Дымов? – спросил офицер.
– Так точно, я командир корабля Дымов.
– Вам пакет из штаба армии. – И офицер вручил Дымову запечатанный конверт.
Дымов вскрыл его и начал читать. Чем дальше он читал, тем строже и озабоченнее становилось его лицо.
Офицер рассматривал Дымова. Высокий, худой лётчик казался ему слишком молодым, возможно, недостаточно опытным, чтобы выполнить новое задание.
– Когда надо вылетать? – спросил Дымов, складывая прочитанный приказ.
– Как можно скорее.
– Можем вылететь через час.
– Хорошо. Через час мы будем здесь…
Приказ озадачил Дымова. Ему предлагалось взять на борт самолёта двадцать пять автоматчиков и немедленно лететь в район города Свилинграда, недалеко от границы Болгарии. Большая часть Болгарии и её столица София были уже освобождены советскими войсками, а в районе Свилинграда ещё стояли гитлеровские войска. И вот где-то там по железнодорожному пути движется к границе поезд, состоящий из паровоза, двух классных вагонов и одного багажного. Задача заключалась в том, чтобы захватить этот состав.
В приказе было оговорено, что если неподалеку от поезда не найдётся подходящей площадки для посадки самолёта, то лётчик должен посадить машину прямо на полотно железной дороги, наперерез поезду.
Посадка на полотно железной дороги очень сложна, но возможна. Дымов знал, что сажать самолёт в этом случае нужно на брюхо, без шасси. Некоторые части машины могут выйти из строя, но люди останутся живы.
За войну Дымов прошёл большую школу. Он летал на бомбардировщике – бомбил вражеские объекты и соединения, летал на больших транспортных кораблях, выполнял самые сложные задания, связанные с риском для жизни. Но предстоящий полёт был особенно сложным…
Пока в самолёт грузились автоматчики, командир группы сообщил Дымову интересную подробность. В маленьком составе, который надо было перехватить, удирали от Советской Армии члены бывшего фашистского правительства Болгарии – министры – и члены гитлеровской миссии. В багажном вагоне они увозили народные ценнооти.
Самолёт поднялся в воздух. С высоты двух с половиной километров слева от борта хорошо было видно Чёрное море, хотя самолёт шёл от берега за двадцать пять километров. Внизу пейзаж всё время менялся. Некоторое время самолёт шёл над равниной, потом начались плоскогорья, возвышенности и, наконец, высокие, покрытые лесами горы Балканского хребта.
Дымов внимательно смотрел на землю, сличая местность со своей картой.
Сорок минут полёта – и большой советский транспортный самолёт подлетел почти к самой границе. Граница шла извилистой линией. Пять минут неправильного курса – и окажешься над чужой территорией.
Обеспокоенный командир группы вошёл в кабину пилота:
– Вы смотрите не проскочите границу! У вас звёзды на плоскостях – сразу определят, чей самолёт.
– Не проскочу, не беспокойтесь! – ответил Дымов.
Железнодорожный путь Дымов хорошо видел, но указанного состава не было.
Тогда командир группы решил:
– Садитесь здесь, на поле. Постарайтесь приземлиться недалеко от полотна железной дороги.
Дымов начал искать площадку. Но, сколько он ни кружил, подходящего поля для посадки большого самолёта не было. Тут было плоскогорье, разделённое на маленькие поля, разгороженные канавками и кустарниками. Пропаханные борозды шли то вдоль, то поперёк. На наших больших колхозных полях можно садиться на шасси. Здесь это исключалось.
Дымов понимал, что сейчас всё зависит от него. Он должен найти правильное решение, иначе задание не будет выполнено.
– Нельзя рисковать, – сказал он командиру. – Давайте я пойду по железной дороге навстречу поезду. А там увидим, что делать. Лучше уж садиться на полотно железной дороги, чем на эти рытвины.
Самолёт пошёл в стороне от железнодорожного полотна, не выпуская его из виду. Состав надо было найти, увидеть, но так, чтоб из вагонов этого состава советский самолёт не был замечен. Увидят – поймут, что за ними гонятся, и постараются скрыться.
Вдруг Дымов привскочил на своём сиденье.
– Смотрите, – крикнул он командиру, – вот он стоит!
– Где, где?
На небольшом полустанке стоял паровоз с двумя классными вагонами и одним багажным.
Теперь как можно быстрее надо было садиться. Дымов развернул самолёт и полетел назад, чтобы оказаться впереди по ходу поезда. Снизившись, он стал кружить над землёй и довольно скоро нашёл то, что искал: ровный, хороший луг. Ещё снизился, рассмотрел внимательно и, выпустив шасси, пошёл на посадку. Пробег – и машина остановилась. Заглохли моторы.
Автоматчики выпрыгнули из самолёта. И тут все увидели, что со стороны ближайшей деревни к самолёту бегут люди в зелёных мундирах.
– Сосредоточиться! – скомандовал командир группы.
Автоматчики залегли, держа оружие на взводе.
Люди в зелёных мундирах остановились метрах в двухстах от самолёта. Ближе не подходили.
Командир крикнул:
– Кто у вас старший?
Два человека направились к самолёту.
Дымов подошёл к двери. Командир группы, увидав его, сказал:
– Это не немцы.
И действительно, оказалось, что это болгарские партизаны. Десять дней назад они захватили этот район, перебили оккупантов и взяли власть в свои руки.
– Молодцы, товарищи! – выслушав их, сказал командир. – Теперь помогите нам. Можете быстро достать две грузовые машины?
Оказалось, что грузовые трофейные машины есть в посёлке за два километра. Через полчаса они подкатили к самолёту.
Автоматчики сели в машины и, взяв с собой одного партизана проводником, помчались к поезду. Для охраны самолёта остались три автоматчика и десять партизан.
Прошло минут двадцать ожидания, когда Дымов вдруг увидел на горизонте самолёты – пять бомбардировщиков в сопровождении истребителей. Это были советские самолёты.
Дымов догадался, что они посланы сюда же, чтобы обеспечить выполнение задания.
– Быстрее зелёную ракету! – сказал он второму пилоту Кирееву.
Зелёная ракета означала, что посадка возможна.
Ракета взвилась в воздух.
И тут же один бомбардировщик стал заходить на посадку. Только он сел, за ним – второй, третий, и скоро приземлились все пять машин. Из бомбардировщиков выскакивали автоматчики.
К машине Дымова подбежал офицер:
– Автоматчики давно уехали? Мы видели, где стоит поезд.
– Уехали минут тридцать назад.
Партизаны-болгары сказали, что у них есть ещё грузовые машины.
– Давайте быстрее! – сказал офицер.
Через некоторое время уехали ещё две грузовые машины с автоматчиками.
Вскоре одна грузовая машина вернулась. Командир вышел из кабины и скомандовал:
– Арестованных – на борт самолёта!
Под охраной автоматчиков в самолёт Дымова один за другим стали входить бледные, дрожащие от испуга люди. Все они были одеты в штатское.
– Запускайте моторы, летим! – сказал командир группы Дымову.
Когда самолёт был уже в воздухе, командир рассказал подробности:
– Поезд уже собирался уходить, когда мы его окружили. Там была вооружённая охрана, но мы сумели взять их без единого выстрела. Здесь у нас главари, а в поезде ещё человек двадцать осталось и народные ценности. Там мы своих людей оставили. Бомбардировщики всё подберут. Пусть теперь болгарский народ судит предателей своей родины!
На Добричском аэродроме машину Дымова встретили с большой вооружённой охраной.
Экипаж корабля – лётчики Дымов и Киреев, бортмеханик Пузанов и бортрадист Козловский за отличное проведение операции были награждены.
Наши войска уже заняли Берлин, и в газетах появились великолепные фотографии: советские знамёна развеваются над рейхстагом, над Бранденбургскими воротами. Но бои продолжались, гитлеровцы ещё сопротивлялись.
Утром 8 мая 1945 года, как обычно, по радио передавалась оперативная сводка. В ней сообщалось, что советские войска с боями, преодолевая сопротивление врага, заняли несколько городов и крупных железнодорожных узлов на территории Германии.
В это же утро, 8 мая, большой пассажирский самолёт поднялся с Центрального московского аэродрома и взял курс на Берлин.
На борту самолёта находились ответственные работники Министерства иностранных дел.
Вёл самолёт Алексей Иванович Семенков со вторым пилотом Тайметовым.
По пути в Берлин самолёт, снизившись, сделал круг над одним воинским аэродромом. Это было сигналом. С аэродрома один за другим поднялись в воздух девять истребителей. Они пристроились с боков, сверху и позади большого корабля. Война ещё продолжалась, и охрана представителей державы-победительницы была необходима.
Однако полёт проходил мирно. Не грохнула ни одна зенитка, не появился ни один фашистский истребитель.
Так спокойно Семенков уже давно не летал. За годы войны он привык к опасностям, к полётам ночью, в дождь или туман. И теперь даже как-то непривычно было лететь среди белого дня, при ярком солнце.
Земля хорошо просматривалась. Вот внизу, под бортом, – Белоруссия. Много раз он летал сюда по ночам к партизанам, делая посадки на крохотных болотистых лесных полянах… С болью в сердце разглядывал Семенков сожжённые деревни, разрушенные города. Всюду видны были следы страшной войны.
В три часа дня самолёт подлетел к Берлину.
Из широкого большого окна пилотской кабины весь город хорошо был виден. Центр его представлял собой сплошные руины. От зданий остались горы мусора и торчащие одинокие стены. Улицы завалены камнями и щебнем. Парк Тиргартен опалён и поредел.
Во многих местах Берлин ещё горел, и дым этих пожаров местами заволакивал город.
Советский транспортный самолёт приземлился на Темпель-гофском аэродроме. Здесь его уже ожидали: торжественно выстроился почётный караул. Под звуки оркестра пассажиры вышли, а самолёт скромно отрулил на стоянку, почти за километр от места встречи.
Вновь донеслись звуки оркестра. Что такое? Что готовится в Берлине? Семенков и Тайметов терялись в догадках.
Спросить было не у кого: экипажу было приказано ожидать и от самолёта никуда не отлучаться. Приходилось ждать. До самого вечера никаких распоряжений не последовало, и лётчики задремали в самолёте.
Под утро, когда было ещё совсем темно, их разбудил гудок подъехавшей легковой машины. Семенков вышел из самолёта. Подошёл полковник и сказал Семенкову:
– Командование приказывает вам немедленно вылететь в Москву. Возьмите на борт двух пассажиров – корреспондентов. С ними документы о капитуляции гитлеровской Германии и фотографии для московских газет. Поздравляю с окончанием войны! – Обернувшись, полковник крикнул: – Товарищи, прошу садиться!.. Счастливого вам пути, – сказал он на прощание.
Самолёт поднялся в воздух и полетел на высоте двух тысяч метров.
Начало светать. В ясном, безоблачном небе постепенно гасли звёзды: их вытесняло пробивающееся с востока зарево. Вдруг в наушниках послышались знакомые позывные: «Широка страна моя родная…»
А когда радио заговорило, Семенков и Тайметов услышали торжественный голос диктора:
«Приказ Верховного Главнокомандующего по войскам Красной Армии и Военно-Морскому Флоту.
8 мая 1945 года в Берлине представителями германского верховного командования подписан акт о безоговорочной капитуляции вооружённых сил.
Великая Отечественная война, которую вёл советский народ против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершена, Германия полностью разгромлена…»
Впереди, на востоке, всё больше и больше разгоралось зарево. Потом медленно стало выплывать солнце, громадное, чистое, яркое. Оно было необъятных размеров. С земли таким его никогда не увидишь.
Солнце несло свет и радость. Над покрытой ещё мраком землёй самолёт летел, освещённый солнцем. Постепенно ровной, могучей полосой свет наплывал и на землю, где только что кончилась война.
Многое в жизни забывается, но этого утра 9 мая и этого чистого солнца Семенков и Тайметов никогда не забудут.
5 октября 1948 года, в 23 часа 17 минут и 7 секунд по московскому времени сейсмическая станция «Москва» зарегистрировала толчок от землетрясения. Немногим позже выяснилось, что толчки зарегистрировали и другие сейсмические станции нашей страны.
Учёные в Москве определили, что центр землетрясения находится в Северном Иране, в районе хребта Копет-Даг, в восьмидесяти километрах от столицы Туркмении – Ашхабада, и что сила землетрясения в самом центре десять баллов, а в Ашхабаде восемь-девять баллов.
Ашхабад молчал. Ни радиосвязь, ни телефонная связь не работали. Город постигло стихийное бедствие.
Советское правительство немедленно приняло все меры по оказанию помощи населению, пострадавшему от землетрясения. Для первой, самой скорой помощи было послано сто двадцать транспортных самолётов гражданского воздушного флота. Из Москвы и других городов Союза поднимались в воздух большие корабли и брали курс на Ашхабад.
Три самолёта, вылетевшие из Москвы, уже пересекли Каспийское море и шли теперь над территорией Туркмении. Первый самолёт вёл Герой Советского Союза Таран. Справа от Тарана – Дымов, слева – Филонов. На самолётах летели члены правительственной комиссии по ликвидации последствий землетрясения и врачи. Вместо пассажирских чемоданов в хвосте каждого самолёта стояли тщательно запакованные ящики с медикаментами, хирургическими инструментами и перевязочным материалом.
Внизу расстилалась пустыня – пески и солончаки. Лишь изредка встречались маленькие селения. Пока не было заметно признаков бедствия, постигшего туркменский народ. По линии железной дороги из Красноводска в Ашхабад медленно и осторожно шёл паровоз с двумя вагонами. Вероятно, он разведывал путь.
Километров за пятьдесят от Ашхабада Таран стал всё больше снижать самолёт и пошёл на высоте ста метров. За ним послушно снизили свои самолёты Дымов и Филонов.
С малой высоты земля хорошо просматривалась. Вот на пути маленькое селение. Самолёты летят прямо над ним. Больше половины домиков сплюснуто, повалено. На улицах видны люди.
Чем ближе к Ашхабаду, тем больше разрушений. Линия железной дороги в нескольких местах разорвана – рельсы погнуты, шпалы разбросаны.
И. вот наконец показался Ашхабад. Не впервые пилоты летели в этот город. Раньше он выделялся как оазис среди громадной пустыни. Прямые улицы были окаймлены деревьями, и почти у каждого дома был сад.
Теперь всё было разрушено, скомкано могучей силой стихии. Очень мало домов уцелело. Вместо красивых, чистых зданий – груды мусора с одиноко торчащими стенами. Телефонные столбы повалены, многие деревья вырваны с корнем.
Вот и аэродром. Здесь уже стоят десятки самолётов, прибывших из ближайших городов.
Это небывалое скопление машин лишь усиливало картину бедствия.
Три самолёта один за другим сели и, как обычно, подрулили к зданию аэропорта – вернее, к остаткам этого здания.
Пассажиры вышли и огляделись. Никто их не встречал. Люди разгружали самолёты, носили раненых. Прилетевшие врачи стали сами выносить ящики с медикаментами. Потом командиры кораблей отрулили свои самолёты в сторону.
Таран распорядился:
– Останьтесь пока здесь. Я пойду узнаю относительно погрузки раненых.
Над аэродромом стоял гул. Прибывали новые самолёты, поднимались в воздух ранее прибывшие.
Таран скоро вернулся. Его обычно жизнерадостное лицо стало угрюмым и бледным.
– Эх, что там творится! Пойдёмте туда. Некому носить раненых. Самим надо… Оставим только дежурного у самолётов. Носилок не хватает, придётся носить на руках.
В сквере около аэропорта, прямо на земле, лежали раненые – мужчины, женщины, дети. Стоны, крики, плач… Врачи оказывали первую помощь. А из города всё прибывали автомашины с ранеными.
Таран шёл первым. Вот он вошёл в сквер, осмотрелся и подошёл к мальчику, который лежал с забинтованной ногой. Но только стал его поднимать, мальчик заплакал.
– Ну что ты, что ты? – спросил его Таран. – Не плачь, на самолёте полетишь!
– Не берите меня, я без мамы не хочу!.. Мама, мама! – громко звал мальчик.
– Где твоя мама?
– Да вот она лежит, она ничего не слышит! – ответил мальчик, показывая рукой на женщину, которая лежала без чувств, с забинтованной головой.
– Мы и маму твою возьмём.
Таран огляделся. Неподалёку он увидел Дымова, который склонился над раненым.
– Дымов! – крикнул Таран.
Тот подошёл.
– Возьми вот эту женщину и иди за мной.
Но мальчик ещё не был спокоен:
– Где моя мама?
Таран повернул его на руках так, чтобы он мог видеть шедшего позади Дымова:
– Видишь?
– Да… – всё ещё всхлипывал мальчик.
Мальчика положили в самолёте рядом с матерью. Таран и Дымов вышли и снова направились в сквер.
На этот раз Дымов решил взять мужчину, около которого он стоял в первый раз. Ноги и руки у этого человека были забинтованы. Дымов подошёл к нему:
– Ну, давайте я вас возьму.
– Да меня-то можно подождать. А вон девочка лежит бредит. Детишек сначала бы надо.
– Это ваша дочь?
– Нет, я её не знаю.
– Хорошо, – ответил Дымов, – я её возьму, а потом приду за вами.
Не чувствуя усталости, лётчики, бортмеханики, радисты носили раненых до самого вечера, пока самолёты не были полностью загружены.
Вечером поднялся ветер. Тучи песка неслись на город, на аэродром, на больных людей, лежавших в сквере. А вскоре началась настоящая буря. Пыль и песок закрыли небо и землю. Ветер сваливал с ног людей.
Дежурный из Управления Гражданского воздушного флота решительно сказал Тарану:
– Вылетать невозможно.
Таран запротестовал:
– Как так невозможно! А во время войны мы что, ждали погоды?
– Подумайте, ведь никакой видимости. Это же риск.
– Но посмотрите, какие люди у нас в самолётах! Мы же взяли самых тяжёлых. Они могут погибнуть, если мы не доставим их в больницы… Я ручаюсь, что взлетим хорошо.
– Тебя, Таран, не переспоришь!
– Вот и хорошо! – И Таран, поняв, что дежурный не станет больше возражать, впервые за этот день улыбнулся своей обычной, добродушной, весёлой улыбкой, так знакомой всем, кто его знал.
Дымову и Филонову он сказал перед вылетом:
– Смотрите будьте осторожны. Взлёт очень тяжёлый. На месте старта будут стоять два человека с фонариками. Как только оторвётесь от земли, не гасите сразу фары – потеряете пространственную ориентировку. И слушайте меня по командной радиостанции.
Таран взлетел первым. Так всегда бывало: где трудно, он шёл первым. Через пять минут взлетел Филонов, потом Дымов. По командной радиостанции Таран то и дело вызывал Дымова и Филонова:
«Филонов, Филонов! Таран говорит. Бери правее: слева горы. Выходи на высоту тысяча двести метров. Моя высота тысяча пятьсот. Понял?!»
«Таран, Таран! Я – Филонов, вас понял».
«Дымов, Дымов! Таран говорит. Бери правее. Набирай девятьсот метров высоты…»
Никакой видимости, никакой ориентировки, кроме приборов и мастерства пилотов.
Через два часа самолёты приземлились на аэродроме в Баку. Там их ждали врачи и санитары с автомашинами.
После заправки самолётов горючим лётчики снова полетели в Ашхабад.