Ирина Андреевна только тогда сказала Наташе «я твоя мама», когда все уже было решено: документы об удочерении, метрическое свидетельство Наташи и железнодорожный билет до Москвы лежали в ее сумке.

Провожая Ирину Андреевну в Ленинград, Антон Иванович дал ей адрес и телефон их давнего друга, Сергея Алексеевича Колесова.

— Ты обязательно ему позвони. Нужно будет — он тебе во всем поможет. И как врач даст хороший совет.

Когда все выяснилось с родственниками Наташи и предстояла сложная процедура оформления, Ирина Андреевна позвонила Сергею Алексеевичу и попросила его как можно скорее зайти к ней.

В тот же вечер он приехал.

— Ирина, милая! Как я рад, что вижу тебя! Ай-ай, височки-то как побелели! Но все такая же хорошая, уютная… Что у тебя случилось?

— Сережа! — волнуясь, заговорила Ирина Андреевна. — Мне очень трудно обо всем рассказывать, и давай договоримся — не сочувствуй и ни о чем не спрашивай. Иначе расплачусь и не остановлюсь… Всё, договорились. Так вот. Наш Сережа умер. По пути в Казань… Теперь я беру себе дочку. Из яслей. Ты не нужен мне как врач. Я знаю, девочка очень слабая, больная, но вопрос этот решен. Ты мне нужен как друг, помощник. Помоги все оформить, удочерить Наташу.

— Пожалуйста! Ну конечно, все, что могу, сделаю, Иринушка! Ты всегда была человеком необыкновенной души! Ты совершаешь подвиг…

— Глупости, Сережа! Какой подвиг? Это теперь-то, когда столько людей отдали свою жизнь на фронте и вот здесь, в Ленинграде! Взять обездоленного ребенка и воспитать его — разве это подвиг? Материнское чувство — это естественное чувство женщины. Чем радостнее будет жизнь ребенка, тем счастливее наша, моя и Антона. Я не понимаю и осуждаю людей, которые, взяв ребенка на воспитание, стараются рекламировать это, представить как подвиг.

Сергей Алексеевич поднял руки вверх:

— Сдаюсь! Сдаюсь, и баста! Молчу. Говори, что надо делать.

Через два дня Ирина Андреевна держала в руках документ об удочерении и метрическое свидетельство Наташи Березовой, тысяча девятьсот сорокового года рождения. Отец — Антон Иванович Березов, мать — Ирина Андреевна Березова.

Это навеки, навсегда!

Ирина Андреевна хотела купить одежду для Наташи, но промтовары отпускались только по карточкам. Она прибежала в ясли:

— Раиса Яковлевна! Что делать? Мне не в чем везти Наташу.

Раиса Яковлевна ее успокоила. Они оденут девочку, но, если будет возможность, пусть Ирина Андреевна пришлет потом эту одежду обратно.

Когда были решены все большие и малые вопросы, только тогда Ирина Андреевна сказала Наташе «я твоя мама».

Вечером того же дня они должны были уехать в Москву.

Попрощавшись ненадолго с дочкой, Ирина Андреевна побежала на квартиру. Надо собрать и упаковать вещи. Из черствого хлеба, купленного еще в Москве, она нажарила гренки для Наташи. В Ленинграде она ничего не могла купить — у нее не было ленинградских продовольственных карточек. Хорошо, что привезла с собой и сохранила немного конфет и кускового сахару. Для Наташи это будет большой радостью.

Были в этот день и другие дела — пришлось идти в домоуправление и, наконец, на почту, чтобы отослать телеграмму в Москву. Текст телеграммы был краткий: «Встречайте дочкой Наташей».

Ирина Андреевна представила себе, как начнет хлопотать ее мать, Екатерина Павловна, которая недавно приехала в Москву. Затеет уборку в квартире, побежит в магазин и, пожалуй, заберет по карточкам все продукты, которые полагаются на месяц. И, конечно, поставит тесто на пироги. К майским праздникам давали в магазинах пшеничную муку. Екатерина Павловна с ночи заняла очередь. Утром пришла домой усталая, измученная и решительно заявила:

«Дорого досталась эта мука! Буду беречь ее на случай болезни. Чтоб я вот так просто напекла вам пирогов, не ждите!»

Теперь-то она уж, наверно, не пожалеет этой муки!

А муж? Наверно, тоже готовится. Побежит искать игрушки. Уже, пожалуй, думает, как бы достать кроватку для Наташи. Не очень все-таки он верил, что Ирина Андреевна решится на такое дело. А теперь гадает, какая у него дочка…

Как было условлено, Сергей Алексеевич Колесов приехал к Ирине Андреевне в шесть часов вечера. До поезда час сорок минут. Времени достаточно, чтобы заехать за Наташей и выполнить последние несложные формальности.

На ближайшей площади они взяли такси и через несколько минут были на канале Грибоедова, у заветного особняка.

В кабинете Раисы Яковлевны, на большом стуле, свесив короткие ножки, сидела Наташа, одетая в новое платье.

— Ждешь меня?

Ирина Андреевна подхватила ее на руки и расцеловала. Девочка зарделась от радости, прильнула к ней всем телом.

Колесов, глядя на мать и дочь, совсем неожиданно для себя всхлипнул, а потом, застеснявшись, стал протирать стекла очков и незаметно смахивать нежданный иней с глаз.

— Сережа, — обратилась к нему Ирина Андреевна, — иди с Наташей в машину, а я на минутку задержусь.

Сергей Алексеевич подошел к Наташе:

— Пойдем со мной! Там стоит красивая машина!

Но Наташа отвернулась и осталась сидеть на месте. Тогда пришла на помощь Раиса Яковлевна.

— Сейчас я позову нянечку.

Вместе с няней Наташа, хоть и неохотно, пошла.

Ирина Андреевна положила в сумку медицинскую справку о Наташе, педагогическую характеристику, расписалась в получении вещей, в которые была одета Наташа, и, прощаясь с Раисой Яковлевной, сказала:

— Спасибо вам за все. За Наташу, за всех детей! Теперь у меня к вам только одна просьба: не давайте моего адреса Наташиной тетке.

— Не беспокойтесь, у нас на этот счет правила твердые.

А Наташа, сидя в машине, безутешно рыдала. Ни няня, ни Сергей Алексеевич не могли успокоить девочку. Когда появилась Ирина Андреевна, заплаканное лицо девочки вдруг просияло.

Пораженная няня заметила:

— Ну скажи на милость! Я думала, ей не хочется уезжать. Оказывается, она боялась, что мама тут останется. Чудеса с ними, с детишками!..

Няня говорит ворчливым голосом, а сама вытирает глаза полой белого халата. И Сергей Алексеевич вдруг снова стал протирать очки. Зато Наташа стала теперь спокойной и довольной.

Прильнув к Ирине Андреевне, она не отрываясь смотрела через окошко на пролетавшие мимо дома, на множество машин и людей. До сих пор она ни разу в жизни не ездила по городу. Как интересно, весело и шумно!

Когда приехали к вокзалу, Сергей Алексеевич сказал:

— Наташа, тут много народу. Давай я тебя понесу, а мама пойдет рядом.

Наташа согласилась. Но, когда в дверях поток людей оттиснул Ирину Андреевну, девочка заплакала и крикнула:

— Мама!

— Я здесь, дочка!

Так впервые и на всю жизнь стали они называть друг друга.

…И вот они в вагоне и, к счастью, оказались вдвоем в купе. Видно, опоздали пассажиры или просто билеты на эти места не были проданы. И хорошо. Им и надо быть вдвоем, пусть никто не мешает!

Когда поезд тронулся и застучали колеса, Наташа деловито осведомилась:

— Мама, а тут волков нету?

И сразу поверила, что ни волков, ни каких других зверей в вагоне нет.

Ирина Андреевна раскрыла маленький чемоданчик, и у Наташи начался пир. Сладкие мягкие гренки — ешь сколько хочется! Шоколадные конфеты! Наташа ела и улыбалась счастливой улыбкой. Сегодня там, в яслях, ей совсем не хотелось обедать. А теперь она сколько угодно может съесть. Но это ей только казалось. Она сама вдруг закрыла чемоданчик с продуктами и сказала:

— Завтра!

Показав на стакан, который принес проводник, она спросила:

— Это что?

— Стакан, — ответила Ирина Андреевна, поняв вдруг, что Наташа никогда не видела стакана. Ведь в яслях дети пили из чашек.

— А это что? — Девочка указала на настольную лампу.

В ее возрасте ребенок, выросший в семье, знает тысячу вещей, сотни слов. А Наташа никогда не видела простых предметов, говорит мало, отвечает односложно. Про волков — самая длинная речь за весь вечер. Но Ирину Андреевну это не расстраивало и не удивляло. Чему удивляться? Ведь из трех с половиной лет жизни девочка три года прожила в бомбоубежище блокированного города, полуголодная, всегда под неосознанным страхом.

Ирина Андреевна стала рассказывать Наташе про папу и бабушку:

— Папа наш большой, высокий. Выше меня на целую голову. Глаза у него такие же коричневые, как у тебя. Когда папа веселый, глаза узенькие, как щелочки. А когда огорчится или рассердится, они круглые, большие. Но папа почти всегда веселый и добрый. Бабушка тоже добрая.

Ирина Андреевна рассказывает, а сама внимательно рассматривает Наташу. Какие выразительные глаза у девочки! Спрашивает — и в глазах вопрос. Смешно — глаза смеются. Но грусть не уходит из глаз. Крепко прижилась. И вопрос и смех — все сквозь грусть. Волосы у Наташи каштановые. Наверно, будут говорить: «Как у мамы!»

— Уже поздно, пора спать, Наташенька, а когда проснемся, будет Москва. Там нас встретит папа.

Ирина Андреевна приготовила постель внизу, на двоих. Полка удобная, широкая. Они легли валетиком, каждый под своим одеялом.

В вагоне полумрак. Горит лишь синяя лампочка. Ирина Андреевна знает, что не уснет так скоро. Но она лежит тихо и неподвижно, боясь разбудить Наташу.

Что-то будет завтра? Вдруг Наташа не понравится Антону? За последние дни эта мысль возникала у нее не раз. Но теперь, когда она представила себе завтрашнюю встречу на вокзале, даже испугалась. Конечно, не понравится! Худенькая, испуганная девочка в сером, бесцветном платьице, в черных грубых ботинках. Да еще такая дикарка! И, как будто муж в самом деле сказал ей что-то подобное, она мысленно стала с ним спорить: «Ну нет, Антон! Я не буду тебя убеждать. Ты предоставил мне одной право решить этот вопрос. Теперь поздно. Не любишь — дело твое. Сама воспитаю девочку».

А потом ее захватывают новые тревожные мысли. А сама-то она знает эту девочку? А если Наташа останется «замкнутой» и «моторно отсталой» на всю жизнь? Ведь Ирина Андреевна не знает наследственности девочки. Ничего, по сути дела, не знает о ней…

Нет, нет! Не будет она ни замкнутой, ни отсталой. Будет веселая, красивая, самая хорошая дочка! Зарумянятся щечки, нальются живым соком ее худенькие ручки и ножки. Забудет все тяжелое и страшное. Ирина Андреевна не начнет работать, пока Наташа не освоится в новой обстановке, не привыкнет к своей семье.

Удастся ли ей сохранить в тайне, что Наташа приемная дочь? Будет взрослой, пусть узнает. Но пока растет, формируется человек, надо уберечь от ударов. Ничто не должно омрачать жизнь этой крошки…

Уже давно за полночь. Ирина Андреевна тихонько поднялась, чтоб убедиться, спит ли девочка. Наташа лежала с открытыми глазами.

— Спи, дочка, — сказала Ирина Андреевна.

Но обе они уснули только под утро, недолгим, тревожным сном.

Что-то их ждет в Москве!

Поезд замедляет ход. Москва. Наташа сидит с потухшими глазами, безжизненная, застывшая. На лице — ни страха, ни радости: полное равнодушие ко всему. Молчит, даже на вопросы не отвечает. Ирина Андреевна смотрит на Наташу и не узнает ее. Что стало с девочкой? Как будто вынули душу из ребенка!

Сейчас встретит Антон свою дочку, и Ирина Андреевна увидит в его глазах жалость. Одну только жалость к девочке и деликатную укоризну в ее адрес.

Поезд остановился.

Ирина Андреевна смотрит в окно — Антона Ивановича нет. Уже выходили последние пассажиры из вагона, когда она увидела мать.

— Мама! — крикнула Ирина Андреевна.

Екатерина Павловна зашагала быстрее и подошла к окну. Она что-то говорила, но шум стоял такой, что ни слова нельзя было разобрать.

В это время Ирина Андреевна увидела носильщика и подала ему знак. Екатерина Павловна вошла в вагон, когда носильщик уже связывал ремнями вещи.

— А вот и внучка! Здравствуй, детынька! — Она нагнулась, поцеловала девочку.

— Где Антон, скажи ради бога! — чуть не плача, спросила Ирина Андреевна.

— Еще позавчера улетел. Куда-то далеко.

— Как же он мог?!

— Послали. Какая-то там авария на самолете.

Как же это можно? Что она теперь будет делать?

— А когда вернется, он сказал? — раздраженно спросила Ирина Андреевна мать.

— Нет, не сказал. Сам не знает. А ты с ума-то не сходи! — рассердилась вдруг Екатерина Павловна. — «Когда» да «что»! Разве для тебя это впервые? На фронт улетел, вот и все. Давай выходи! Наташенька, детка, пойдем! — обратилась она к девочке.

Они вышли. Носильщик быстро шел по платформе, а Наташа, сутулясь, семенила короткими ножками, как будто они у нее были связаны. Так ходила она в паре с Галей, когда вся группа гуляла по улице. Так шла и теперь, держась за руку, с бабушкой. А когда Ирина Андреевна ушла вперед, чтоб не отстать от носильщика, Наташа как будто и не заметила этого, продолжая плестись по опустевшей платформе.

Дома девочка оставалась все такой же тусклой и безжизненной. Она не сказала ни одного слова, как ни старались бабушка и Ирина Андреевна развеселить ее. Есть она тоже ничего не стала. А когда Ирина Андреевна уложила Наташу в кровать, она закрыла глаза и сразу уснула.

Ирина Андреевна тут же поехала в промтоварный распределитель. Она использовала все талоны — купила материал на платьица, чулочки, штанишки и туфельки для Наташи.

Прошло больше трех часов, а Наташа все спала. Она лежала раскидавшись, с красным, пылающим лицом. Ирина Андреевна пощупала лоб и тут же сунула под мышку девочке градусник. Через пять минут вытащила его — тридцать девять и пять!

Правда говорят, что болезнь к человеку приходит, когда не выдерживают нервы.