Наташа болела долго и тяжело. Слабый организм девочки никак не мог справиться с двухсторонним воспалением легких. Лечение не давало эффекта. Высокая температура не спадала. Пожилой доктор, лечивший Наташу, все больше хмурился.
О том, что жена приехала из Ленинграда с дочерью, Антон Иванович Березов узнал через несколько дней. Из Бухареста он позвонил в Наркомат авиационной промышленности и попросил секретаршу соединиться по городскому телефону с Ириной Андреевной. Секретарша держала у каждого уха по трубке и передавала ему все, что говорила Ирина Андреевна, и Ирине Андреевне — то, что сказал Антон Иванович.
Вероятно, Березов просил кого-то из наркомата оказать помощь жене, потому что на другой же день к ней привезли известного профессора-педиатра. Потом помогли достать пенициллин, который тогда только что начали применять. Этот чудесный препарат спас жизнь Наташе.
Непрерывные волнения и заботы, тревожные бессонные ночи, страх за жизнь девочки крепко привязали Ирину Андреевну к Наташе. Привязали — не то слово, оно выражает что-то внешнее. Наташа стала частью души Ирины Андреевны. Теперь ей и в голову не приходила мысль, понравится Наташа мужу или нет.
Отправляя в Ленинград вещи, в которых приехала Наташа, Ирина Андреевна послала и письмо Раисе Яковлевне. Она рассказала о болезни Наташи и спрашивала, как живет Галя. Ирина Андреевна чувствовала себя виноватой перед этой девочкой. Хоть невольно, но она заставила ее страдать. Раиса Яковлевна быстро ответила на письмо. Она дала советы в отношении лечения Наташи и сообщила, что Галя уже живет у родителей, которые крепко полюбили ее.
Как только Наташа стала поправляться, Ирина Андреевна открыла швейную машинку, и началась пошивка платьиц, рубашек, фартучков. Екатерина Павловна распустила старую мягкую шерстяную кофточку и начала вязать носочки. Прошел уже май, в квартире стояла жара, но бабушку это не смущало.
— Готовь сани летом, а телегу зимой!
Спицы так и сверкали в ее руках. А когда бабушка вязала варежки, Наташа каждый час требовала примерки и с удовольствием продевала худую ручонку сквозь квадрат спиц.
Почти ежедневно Ирина Андреевна писала мужу письма, рассказывая о Наташе все, до мельчайших подробностей. И, находясь за тысячу километров, никогда еще не видев своей дочки, Антон Иванович уже многое узнал о ней. Наташа не выговаривает букв «с» и «ш», заменяя их одной «ч». Это очень потешно! Ночью больная попросит пить и благодарит: «Чпачибо, мамуча!»
Дочка умненькая и с лукавинкой. Ей дают лекарство, она отстраняет руку: «Чпачибо, не хочу!»
Антон Иванович в письмах и телеграммах настойчиво требует, чтобы Ирина Андреевна сообщила ему новые подробности о Наташе, срочно сфотографировала ее и прислала ему карточки. Ирина Андреевна только пожимает плечами. Чудак! Какая фотография, если девочка еще лежит в постели? Приезжал бы ты, Антон, скорее! Разве напишешь обо всем? Наташа выздоравливала. На щеках ее появился нежный румянец. В ярких цветных платьицах, с большими бантами в волосах она стала неузнаваемой. Но Ирина Андреевна огорчалась — там, в яслях, Наташа была иная, более естественная. Теперь какая-то деланная, ненастоящая.
Трудно взрослым понять маленького человека. Ирина Андреевна знала и видела, как жила Наташа до сих пор, И, несмотря на это, она удивлялась и огорчалась состоянием скованности и напряженности, в котором находилась девочка. А ведь Наташе было нелегко. Слишком много всего нового сразу обрушилось на нее. Приезд мамы, поездка в машине, в поезде, тяжелая болезнь, новый дом, где нет детей, нет подруг. На стене висит портрет братика Сережи, а живого его нет и Наташе не с кем играть. В квартире странные, незнакомые вещи: большие кровати, высокие столы, буфеты, трельяж, телефон, который сам звонит и с которым мама разговаривает. Все надо понять, запомнить все названия, которые трудно иногда выговорить.
Легче всего Наташа освоилась с кухней. Ей нравились кастрюли, сковородки, запах вкусной пищи и, главное, нравилось помогать бабушке — резать морковку, капусту, лепить из теста пироги. Но мама не позволяла ей долго оставаться в кухне.
— Здесь жарко и душно, — говорила она. Наташе не жарко, не душно. Хорошо с бабушкой! Но она позорно шла в комнату, сутулясь и спотыкаясь. Странное дело: если девочка делала что-нибудь неохотно, она становилась обмякшей и тусклой.
Наташа давно уже вместе со всеми ждала папу. Она хорошо узнавала его на всех фотокарточках, которые давала ей Ирина Андреевна. Мама и бабушка говорили, что папа скоро приедет. Слово «скоро» Наташа понимала как «сейчас», и сама бежала к двери, если раздавался звонок. Но пока приходили только письма от папы.
Когда Ирина Андреевна кончила пошивки для Наташи, считая, что у девочки на первое время все есть, Антон Иванович прислал маленький чемоданчик. Там оказалась уйма красивых вещей для Наташи — панталончики, рубашечки, шапочки, шарфики, носочки, разноцветные ленты и два платьица.
— Целое приданое! — восторгалась бабушка.
Наташа увешивалась подарками, смотрела на себя в зеркало и впервые после болезни громко смеялась. В чемоданчике лежало письмо, адресованное Наташе Березовой.
«Моя любимая, хорошая дочка! — писал отец. — Как я рад, что ты выздоровела. Я очень скучаю по тебе. Скоро приеду и привезу тебе большую куклу. Когда она ложится спать, то закрывает глаза.
Поправляйся, не хворай больше. Поцелуй маму и бабушку. Твой папа».
Когда Ирина Андреевна прочитала Наташе письмо, та подошла к ней и сказала:
— Дай почелюю, папа велел.
Она поцеловала мать в щеку, потом повернула ее голову.
— Дай другое личо!
И поцеловала вторую щеку. Так же она расцеловала бабушку. Письмо взяла себе и положила в кармашек фартука.
Спустя некоторое время Наташа снова попросила мать прочитать письмо. Она была задумчива весь день, а вечером сказала матери:
— Мамуча, поедем чами к папе. Мне его чалко. Он чкучает. И кукла там одна. Ей тоже чкучно.
Девочка вытянула нижнюю губу, готовая расплакаться.
— Но ведь папа скоро сам приедет, он же написал тебе!
— А когда будет папино чкоро?
Однажды, когда Ирины Андреевны не было дома, раздался резкий, незнакомый звонок. Бабушка побежала открывать дверь и, крикнув: «Сынок!» — обняла военного человека. Тогда Наташа тоже подбежала:
— Папа!
Военный посмотрел на нее, широко раскрыл глаза от удивления и медленно проговорил:
— Это что за человек?
Бабушка рассердилась вдруг на него:
— Володя! Ну как тебе не стыдно! Неужели ты не узнал дочку Ирины — Наташу?.. А ты, детынька, — ласково обратилась она к Наташе, — как же ты-то перепутала! Это дядя Володя, брат твоей мамы, мой сын. Он только тем и похож на папу, что форма военная.
Бабушка говорила, а дядя Володя стоял все такой же удивленный и растерянный. Потом, когда бабушка строго посмотрела на него и осуждающе покачала головой, он вдруг засмеялся, хлопнул себя по лбу и сказал:
— Какой же я дурень! Так это ты, моя племянница! Так выросла?
Он поднял Наташу, как перышко, выше своей головы и колючими губами поцеловал ее. И сразу началось веселье. Дядя Володя затеял с Наташей игру в прятки. Сам он не умел прятаться — Наташа это сразу заметила и поэтому быстро его находила, — а ее, Наташу, никак не мог отыскать. Наташа сидит под столом, а он ищет ее в буфете, на книжных полках, даже в книжках! Раскрывая то одну, то другую книгу, он говорит:
— А может, она здесь, моя племянница?
Когда пришла домой Ирина Андреевна, она удивилась: Наташа бегала, визжала от радости, толкала дядю Володю. Куда девалась ее скованность!
Ирина Андреевна ревниво посмотрела на брата. Сумел человек растормошить девочку!
К огорчению Наташи, дядя Володя пробыл всего сутки. Он сказал, что приедет к ней снова, когда побьет всех фашистов.
Наконец пришла долгожданная телеграмма: «Буду двадцатого Киевском вокзале шесть утра».
Укладываясь спать, Наташа знала, что завтра, когда проснется, папа уже будет дома.
Она проснулась ночью и разбудила бабушку:
— Папа приехал?
— Да что ты! — заворчала бабушка. — Ночь еще, я только уснула. Он завтра приедет.
Наташа просыпалась еще несколько раз, но в квартире было тихо, темно. А потом она крепко-крепко уснула.
Антон Иванович едет с женой с вокзала. Ему не хочется ни о чем рассказывать. Он не хочет и жену одолевать вопросами. Скоро он сам увидит дочку. Не надо бы сейчас вспоминать родное личико сына с каштановой челочкой. Не надо сравнивать или противопоставлять. Но он поневоле вспоминает Сережу. К горлу подкатывает ком, душит…
Квартира встречает хозяина ласково. Как всегда при встречах после долгой разлуки, стол накрыт и по квартире разносится аромат традиционных бабушкиных пирогов. Но сегодня Антон Иванович этого не замечает.
— Где она? — спрашивает он бабушку.
— Наташа спит еще! — отвечает та.
Но он не ждет, распахивает дверь в комнату и подходит к маленькой кроватке.
Наташа тотчас открывает глаза.
— Папа!!!
— Я, дочка!
Она вскакивает, теплыми ручонками обнимает его, целует.
А он, прижавшись к ее тельцу, весь замер, счастливый от детской ласки, доверчивости. Потом отстранил ее немного от себя, посмотрел на сонное личико с ярким крупным ртом, розовыми щечками, чистыми глазками и снова прижал к себе:
— Радость ты моя! Солнышко!..
Бабушка, закрыв лицо фартуком, вздрагивала всем телом. Ирина Андреевна стояла и не замечала, как текли слезы по ее щекам.
Где-то там, на работе, Антон Иванович главный. За ним часто приезжает машина, ему звонят по телефону, о чем-то спрашивают, советуются. Но дома хозяева они, женщины; Ирина Андреевна, бабушка и Наташа. Конечно, главная хозяйка — Ирина Андреевна. Но Антон Иванович не всегда её слушается. Вот если чего-нибудь захочет Наташа, ей он никогда ни в чем не откажет. И Наташа, сама еще беспомощная и неловкая, сразу почувствовала свою власть над отцом.
Она не злоупотребляет этой властью. Нет. Дочка, умная, понимает, что папа приезжает с работы усталый, немножко сердитый. И, как мама уже рассказывала, глаза у него становятся действительно круглые, невнимательные, как будто он никого не видит. Но обнимет его Наташа теплыми, мягкими ручонками, поцелует в колючую щеку влажными губками — папка сразу заулыбается. Глаза становятся узкими, как щелочки, веселыми и хитрыми.
Наташа помогает накрывать на стол, когда отец приезжает обедать, укрывает его пледом, когда он ложится на диван отдыхать. Если папа спит, ходит тихонько, на цыпочках. Отдохнул отец — Наташа к нему, и вся власть в ее руках. Захочет Наташа играть в прятки — ну что ж, отец не возражает! Но этого не любит бабушка, потому что в квартире все становится вверх дном и так шумно, что хоть уши затыкай. Захочет Наташа гулять — пожалуйста, с удовольствием! Только, конечно, ненадолго. Папа и вечером уезжает на работу. А возвращается, когда Наташа десятый сон видит.
Ирина Андреевна удивлялась — видно, с возрастом человек становится мягче, добрее: Антон гораздо строже и трезвее относился к своему сыну. Конечно, Наташа больше всего нуждается в ласке. Но Антон Иванович уж слишком ее балует. Надо вырастить хорошего человека. Жизнь — не легкая прогулка по накатанной дорожке. С первых шагов на пути встречаются ямки, бугорки, а потом могут встретиться и большие ухабы. Надо уметь направить человека: вовремя поддержать его, уметь не только поощрять, но и сказать «нет», «нельзя», «плохо». У Березовых как-то само собой получилось, что неприятная и тяжелая сторона воспитания легла на Ирину Андреевну. Когда она упрекала в этом мужа, Антон Иванович оправдывался:
— Ты права, Иринушка. Но что я могу сделать? Я так мало ее вижу! Да и не знаю, как мне ее воспитывать. Ты научи меня, подскажи. Хотя она, плутовка, все равно меня не послушается!
И, видно, Антону Ивановичу очень нравилось, что Наташа его не слушается, потому что при этих словах он так довольно улыбался, что Ирина Андреевна понимала всю бесполезность таких разговоров.
Для Наташи непререкаемым авторитетом была только мать. Если в действиях отца она замечала слишком большую самостоятельность, то обязательно спрашивала:
— Папа, а ты маму чпрочил? Она рачречила?
Антон Иванович, пряча улыбку, отвечал:
— Конечно, спросил! Разве можно без разрешения мамы такое затевать!
Затеи были довольно однообразные, но всегда приятные для отца и дочери. В воскресенье они отправлялись вдвоем гулять.
— Одевайте мою дочку покрасивее! — громко командовал Антон Иванович. — Мы уходим!.. Куда? Это секрет. К обеду вернемся!
Домой возвращались с новыми игрушками, с конфетами в кулечке и молча, покорно выслушивали упреки матери или бабушки за опоздание, за то, что Наташа чего-то наелась и теперь отказывается от обеда.
Ирине Андреевне стало казаться, что Наташа больше любит отца. Он всегда для девочки праздник. С ним связаны только удовольствия. Так, вероятно, думал и Антон Иванович. И однажды, желая похвастаться своей победой, он затеял шутливый разговор:
— Наташа! Я скоро поеду в командировку на юг. Там тепло, море, в котором можно купаться, много фруктов и вкусных конфет. Поедешь со мной?
— Ч мамой, — спокойно ответила Наташа.
Бабушка, подмигнув Антону Ивановичу, обратилась к Наташе:
— А если папа и я останемся дома, а мама поедет, — как ты?
— Ч мамой!
— А если, — на ходу придумывая вариант, заговорил Антон Иванович, — я и бабушка…
Наташа махнула рукой и не дала ему договорить:
— Ч мамой, только ч мамой!
Все засмеялись, а бабушка подвела итог:
— Нам с тобой, Антоша, никакого доверия. Ты конфетки, я котлетки, а она «только с мамой»! Как говорится: «У Фили пили, Филю и побили».
И, хоть бабушка сказала, что «Филю побили», Наташа понимала, что никто не обиделся. Ведь и папа и бабушка тоже любят маму.
Папа всегда говорит, что мама хорошая и все они должны ее слушаться. Бабушка тоже считает маму главной. Нередко она говорит Наташе:
«А что мать скажет? Ей это понравится? Смотри, девка, как бы нам с тобой не нагорело!»
С бабушкой Наташа очень подружилась. И не только потому, что они вместе готовили обед, вместе ходили гулять и спали в одной комнате. С бабушкой всегда весело и интересно, потому что они много разговаривали. Конечно, говорила больше бабушка, потому что она давно живет на свете, многое в жизни видала, слыхала и сама пережила.
Пожалуй, никому, кроме Наташи, Екатерина Павловна не рассказывала о себе так откровенно. Кто будет слушать? А Наташа слушает внимательно, не сводит с нее своих ясных глаз. Она многого, конечно, не понимает, но Екатерина Павловна не старается говорить так, чтоб девочка все поняла. Она «душу свою отводит» перед внучкой.
Жизнь бабушки была трудной. Жила в деревне, в нищете и бедности. Родила одиннадцать детей — семь мальчиков, четыре девочки. Трое умерли младенцами, от болезней, остальные, слава богу, все выросли.
— Кругом всегда куча ребят. Бывало, хочу позвать одного — не вспомню, как зовут: «Ванятка, Васятка, Мишатка, Душка, Полюшка, Степка, Аришка… Тьфу ты! Федька! Тебя зову!»
Когда умер муж, старшие, уже взрослые, дети сами пахали, сами молотили. Жили отдельным хозяйством, колхозов-то еще не было. Самый младший сын — Володя. Для Наташи он дядя Володя.
— Он побьет фашистов? — спрашивает Наташа.
— Побьет. Раз обещал, значит, сделает!
Грамоте бабушка выучилась, когда подросли дети. Учил ее сын Михаил, который теперь тоже на фронте. Бабушка любит читать и газеты и книги. Вслух она читает плохо, медленно и нараспев. Поэтому она про себя читает, а потом рассказывает Наташе:
— Опять наши наступают. Скоро придут в Берлин. Так вам, фашистам, и надо! Не лезь в чужой огород!..
Бабушка любит читать Чехова, Горького, Толстого. Прочитает и обязательно перескажет Наташе. Наташа смеется над Ваней. Глупый! Не хочет признаться, что съел одну сливу! Она горько плачет над судьбой Ваньки Жукова, который не знал адреса своего дедушки.
Сказки бабушка не любит рассказывать: — Вон включи радио и слушай! Там хорошо артисты рассказывают, я так не умею. И не люблю я эти выдумки.
Зато на пословицы, поговорки бабушка не скупилась. На каждый случай в ее памяти мгновенно отыскиваются самые меткие изречения. В приметы бабушка не верит, но не упустит случая заметить, что, если в ушах звенит, это кто-то лихом поминает, икнулось — добро вспомянулось, ресница выпадает — к подарку, губы чешутся — к гостинцу. Последние две приметы у Наташи всегда почти сбывались.
Уже взрослая, Наташа помнила все загадки, которые они разгадывали с бабушкой, и скороговорки, которые ей так трудно было выговаривать. Бабушка до слез смеялась над ней.
Постепенно Наташа осваивалась в новой жизни. Она никогда не вспоминала о жизни в Ленинграде. Быть может, в первое время и вспоминала, да говорить об этом не умела и не решалась. А потом и действительно забыла, потому что никто и никогда не напоминал ей об этом. Зато как жилось Наташе в Москве, все помнится и по всякому поводу вспоминается. Ну, а если взять семейный альбом Березовых да перелистать его, то, как на пленке диафильма, пройдет перед глазами вся жизнь Наташи Березовой.