По скромности тетя Катя никогда не хвасталась тем, чем мысленно гордилась. Она считала непристойным хвалиться своими детьми или достатком. Но, кончая трудовой день и укладываясь спать, она потихоньку шептала слова благодарности жизни. Слава богу, все тяжелое осталось позади: вдовья жизнь с сорок первого года с двумя малолетками, голод, обида и непосильный труд. А сейчас-то какая благодать! Живет она самостоятельно. Получила комнату в новом доме, на втором этаже. Комната большая, светлая, с двумя окнами.
Эту комнату тетя Катя выслужила своим многолетним трудом. Санаторий, где она теперь работает кастеляншей, можно сказать, своими руками строила. На носилках таскала кирпич и цемент под фундамент, а потом на первый, второй и третий этажи. Ей в ту пору было уже за сорок! Работала она не только на стройке! Вечером то постирает кому-нибудь или на огороде у дачников подработает. Детей-то кормить, обувать-одевать надо!
Ну да что прошлое вспоминать! Вытянула. Зато когда для работников санатория дом построили, тете Кате в первую очередь комнату дали. А в скором времени дочка замуж вышла, за шофера санатория. И тетя Катя осталась жить в комнате с сыном Пашей. У тети Кати и внуки от дочери уже есть, здоровенькие да ладные. Когда она идет с ними по поселку, не скрывает своей гордости и ликования.
И все же главная гордость и радость тети Кати — это ее сын Паша. Он всегда жил в ее сердце и помыслах, о нем она постоянно думала и заботилась. Свою особую привязанность к сыну тетя Катя объясняла тем, что он родился сиротой (отец за несколько дней до рождения сына погиб на фронте), и тем, что он младший, и что в детстве много болел. Паша учился и жил в ремесленном, и тетя Катя к воскресенью, когда сын приезжал к ней (тогда она жила в общежитии), старалась накормить его получше, повкуснее. Когда Паша был в армии, она вязала для него варежки, теплые носки, собирала посылки. В ее сердце он всегда был с ней. И будто все свои силы и соки тетя Катя перекачала в сына. Она в пятьдесят три года выглядела старухой, зато Паша вырос всем на удивление — высокий, широкоплечий. Из армии писал: «Мама, я тут правофланговый». Ну еще бы!
В армии Паша окончил десятилетку. После демобилизации его сразу взяли механиком в гараж санатория. А летом он сдал экзамены в институт, на вечернее отделение. И теперь вот студент!
Конечно, Паше трудно и работать и учиться. Ну да ведь силы молодые!
К возвращению Паши из армии тетя Катя купила новую мебель: кровать с пружинным матрацем, диван, стол, четыре стула, шкаф платяной с зеркалом. Все как у людей.
Конечно, на одно жалованье не сделать бы всего. Но тетя Катя здоровьем, слава богу, не обижена, и она подрабатывала. Работу тете Кате искать не приходится. Больные санатория и врачи всегда к ней идут — кому постирать, кому погладить: «Тетя Катя, пожалуйста, очень прошу вас…»
Служащие санатория всегда шли к тете Кате и со своими бедами. Тетя Катя умеет внимательно слушать. Отведет человек душу, расскажет все как есть тете Кате, и вроде ему легче, спокойнее становится.
А сама тетя Катя с некоторых пор стала пожестче, потверже. И причины тому были серьезные. Год назад ее избрали народным заседателем в суд. Тетя Катя, когда выдвинули ее кандидатуру, страшно удивилась:
«Да что вы! Да какая моя грамотность? Я и газе-ты-то редко читаю, все больше радио слушаю. Не согласна я, не справлюсь».
А народ не принял ее отказ, и за тетю Катю все, как один, проголосовали!
С тех пор в жизни тети Кати многое изменилось. Всегда и все звали ее тетей Катей. А теперь стали величать — Катерина Ивановна или товарищ Орехова. И, заседая в суде, тетя Катя поняла, что одной добротой не обойдешься. Хулиган какой или вор требуют строгости. Рада бы иной раз простить, а надо наказать, чтоб другим неповадно было. Так думает судья, так и по статьям закона получается, так и Катерина Ивановна решает. Хоть душа и ноет, жалеет, а ничего не поделаешь.
Одно расстроило тетю Катю: народный заседатель, оказывается, работает всего две недели в году. Только попривыкла — перерыв на год.
К старости люди мрачнеют. А у тети Кати мягкая, счастливая улыбка не сходила с лица. Все-то у нее хорошо, все-то у нее ладно. Одно беспокоило: когда и на ком сын женится. Она-то сживется с любой невесткой. Был бы счастлив сын!
Втайне тетя Катя надеялась, что Паша женится на Гале — дочери медсестры санатория. Сама Галя тоже окончила курсы медсестер и уже работает в больнице. Она так же, как Паша, вечером учится, но только не в автодорожном, а в медицинском институте. Девушка — глаз не отведешь, до чего хороша! Стройная, с лица красивая, глаза как смородинки! От такой и внуки красавцы будут. Паша до армии поглядывал на Галю, и та как будто интерес к нему имела. И после армии встречаются, в кино вместе ходят, прогуливаются иногда.
Однажды в воскресный день Паша сказал:
— Мам! Я сейчас поеду в Москву. Вернусь часам к трем. Девушка со мной одна приедет. Ты тут уберись получше и чего-нибудь сготовь. Ладно?
— Ай влюбился в какую?
— Ладно, мам! Потом поговорим! — неопределенно ответил сын.
Павел долго собирался, погладил белую рубашку, брюки, старательно побрился, начистил ботинки. И ушел.
Тетя Катя расстроилась. Значит, не вышла любовь с Галей.
Она принялась за уборку, потом поспешила в магазин. Успеет ли все как следует приготовить?
Павел вернулся домой только к пяти часам.
— Вот, мама, знакомься. Это Ляля.
— Проходите, пожалуйста, в комнату, — пригласила тетя Катя, — Я давно вас жду. Обедать подавать?
— Конечно! — весело сказал Павел. — Мы голодные как волки.
В кухне тетя Катя поставила на поднос кастрюлю с борщом и торжественно понесла в комнату. В дверях она от удивления чуть не выронила поднос: Павел целовал девушку.
Тетя Катя смутилась несказанно, но сделала вид, что ничего не заметила.
— Вот и борщ! Садитесь, пожалуйста, к столу. Милости просим!
И только когда начали обедать, тетя Катя стала разглядывать девушку. Ничего, пожалуй! Не то чтоб красавица, но видная из себя. И не нахально держится. Нет. Глазки опускает, в упор не смотрит. Ест аккуратно, вроде совсем не голодная.
— Ну что ж, сынок, распечатай бутылочку. Кагор-чик я купила, чтоб повеселее обед был.
Павел посмотрел на девушку.
— Как?
— Я люблю сухое вино, — сказала она тихо.
Тетя Катя улыбнулась.
— Вино сухое не бывает.
Девушка вскинула глаза на Павла, пожала плечами и усмехнулась. Тетя Катя поняла, что сказала невпопад.
— Бывает, мам, — пояснил Павел. — Так называются некоторые вина.
Он встал, вышел в коридор и вернулся с бутылкой шампанского.
— Я вот привез из Москвы.
Он открыл пробку, достал стаканы из буфета и наполнил их искрящимся, шипучим вином.
— Ну, мам, поздравь нас с Лялей! Мы сегодня зарегистрировались.
Тетя Катя застыла со стаканом в руке.
— Это как же так?
— Ты выпей, выпей! Потом объясню!
Она машинально выпила.
— Вкусное винцо, — сказала тетя Катя, овладев собой. — Только что это тебе вздумалось над матерью смеяться?
— Я не смеюсь, — серьезно сказал Павел. — Мы действительно зарегистрировались с Лялей.
Тетя Катя растерянно посмотрела на сына, на Лялю.
— А зачем же вы так, по секрету? Разве я пошла бы против вашей любви?
— Мы потом тебе, мам, все объясним! — с досадой, что мать портит им настроение, сказал Павел.
— Как же так потом? — И, чувствуя, что вот-вот заплачет, тетя Катя встала. — Я пойду на кухню. А то там свинина подгорит.
В кухне она расплакалась. А там соседка.
— Ты чего?
— Да ничего! Не спрашивай пока!
И вдруг испугалась. Паша обидится, уйдет с этой Лялей; Ну сглупили молодые, так что ж их теперь казнить! Она вытерла слезы и с улыбкой вошла в комнату.
— Ну что же, давайте допьем бутылочку!
Павел просветлел. Он охотно разлил по стаканам остатки шампанского.
Тетя Катя, желая угодить сыну, подняла стакан.
— Ну, за тебя, Ляля! Это что ж, Елена или Людмила?
— Елена, — ответила та, опустив глаза.
— Ну вот, за Елену! — Тетя Катя храбро выпила вино до дна.
Все трое чувствовали себя неловко, разговор не клеился. Тетя Катя постаралась рассеять эту неловкость. Она начала рассказывать о дочери, о внуках, о делах в суде, которые ей пришлось разбирать. Рассказывая, она посматривала на невестку и вдруг подумала, что нехорошо, пожалуй, девушке сидеть опустив глаза при разговоре. Как будто со слепым беседуешь.
И еще одно не понравилось тете Кате. Белые, изнеженные руки невестки с длинными ногтями. «Белые ручки чужие труды любят», — вспомнила она пословицу. А уж с такими ногтями ни постирать, ни сготовить. Такие руки тетя Катя видела только в витринах парикмахерских.
Наверное, из богатых эта Ляля. Может, и домработница есть в семье. Спросить? А чего же бояться?
— У вас кто же родители-то?
С Пашей Ляля разговаривала весело, а когда к ней обратилась свекровь, опять опустила глаза и нехотя ответила:
— У меня мама — врач.
И опять вскинула глаза на Пашу и заговорила с ним.
А отец есть? И какого же возраста родители? Знают ли они, что дочь вышла замуж, или от них тоже это сделано в секрете? Вопросов возникало много, но спрашивать о чем-нибудь тетя Катя больше не решилась. Конечно, она человек простой, необразованный. Ляля явно не хотела с ней разговаривать.
Вот и женился сын. А что ей дальше делать? Где молодые жить будут? Где сегодня слать лягут? Ах ты, боже мой, голова кругом идет!
А они сидят и смеются, будто ничего и не случилось.
Тетя Катя собрала со стола, перемыла в кухне посуду, достала из шкафа чистое постельное белье и сказала новобрачным:
— Я пойду к дочке. Устраивайтесь тут.
Павел так обрадовался, что и скрыть этого не мог.
— Ты, мам, завтра рано придешь?
— Да нет. Я от Нади сразу на работу пойду.
…Она вышла в темноту. С неба моросит то ли дождь, то ли мелкий снег. Туман. Ноги тети Кати отяжелели, дышалось ей трудно.