После свадьбы Ляля и Паша стали жить за городом, у Паши. Ляле там больше нравилось. Свекровь всегда была приветлива и, как думала Ляля, охотно уходила ночевать к дочери. И уж, конечно, никаких замечаний она не делала. Пожалуй, это больше всего и подкупало Лялю.

Павел вставал в семь утра, тихо одевался, чтоб не разбудить Лялю, шел в кухню, там наскоро что-нибудь съедал и уходил на работу.

Ляля просыпалась часов в десять, полчасика нежилась в постели, затем вставала и прежде всего накручивала на бигуди волосы. Каждый день в ней боролись два чувства: желание выпить чаю, съесть чего-нибудь горячего и отвращение к кухонным делам, необходимости разогревать еду, мыть посуду. Обычно она съедала бутерброд, яблоко или апельсин, припасенный для себя, и принималась сосать конфеты, которые очень любила и всегда держала про запас в сумке. Затем она брала какую-нибудь книгу и ложилась. Иногда засыпала снова и так крепко, что приходившие домой в обеденный перерыв Паша и тетя Катя заставали ей крепко спящей. Она поднималась, вялая, недовольная.

Тетя Катя поначалу подозревала, что Ляля больна, и этим объясняла образ жизни невестки. Она не могла даже заподозрить человека в такой непостижимой лени.

Тетя Катя быстро разогревала обед, Ляля ставила на стол тарелки, ножи и вилки. Втроем они обедали. Тетя Катя относила грязную посуду в кухню и всегда говорила:

— Ты, доченька, не возись с посудой, тебе заниматься надо. Я приду с работы и вымою. Мне все равно возиться, на завтра обед готовить.

Сын и мать спешили на работу. Павел целовал Лялю, договаривался, где встретится с ней вечером в Москве, после занятий, чтобы вместе ехать домой. Ляля снова оставалась одна. И начиналось таинство, при котором никто и никогда не должен был присутствовать.

Прежде всего Ляля снимала бигуди и начесывала волосы так, что сооружение на голове доминировало над лицом и шея становилась тонюсенькой. На лоб до самых глаз спадала челка. Такая прическа была последним криком моды.

Покончив с прической, Ляля начинала «делать» лицо: подкрашивала брови и ресницы. Краски брались разные, смотря по настроению или в соответствии с цветом платья, которое Ляля намечала надеть: то черная, то коричневая, то голубая. Мать и отец выговаривали ей за это. Но теперь кто посмеет делать замечание?

Перед зеркалом Ляля могла просиживать часами. Она рассматривала ресницы, каждый неуместный прыщик, меняла выражение лица. Лицо ее становилось то томным, то удивленным, то смеющимся, то серьезным, то тоскливым. Когда мимическая тренировка кончалась, Ляля одевалась и шла к поезду с выражением уже неподдельной скуки.

По дороге она начинала вспоминать, какие же сегодня занятия? А вспомнив, убеждалась, что необходимые тетради она как раз и забыла. Возвращаться было уже далеко, и лекции ее не пугали. Она боялась семинарских занятий, когда преподаватель мог обратиться к ней с вопросом. Если такая опасность была вероятной, она принимала решение не идти в институт и прикидывала, как ей провести это время. Пойти к Ире, которая учится на дневном и во второй половине дня обычно дома? Не стоит, пожалуй. Мать Иры почему-то ее не любила. В кино? Она не знает, хорошая ли картина идет. Пошататься по ГУМу! Пожалуй, лучше всего. Она получила от родителей деньги и искала модную вязаную кофточку.

Когда Ляля жила у родителей, мать контролировала ее время. А Пашу совсем не беспокоило безделье Ляли. Плохо учится? Ничего! В сессию экзамены сдаст, она способная. Не помогает по дому матери? Подумаешь! Все так.

Паша боялся одного: измены Ляли. Паше постоянно казалось, что Ляля глядит на незнакомого мужчину зовущими глазами, такими, какими она смотрела на него в первую встречу. Если Ляля опаздывала домой или вдруг Павел узнавал, что она не была в институте, бывал неприятный разговор, переходящий в ссору.

— Ты мне врешь! Не верю я тебе! — заявлял Паша.

Ляля пожимала плечами и, зевая, отворачивалась. Пашу это бесило.

— Ты обязана мне сказать, где ты была! Где?

Сегодня подобный разговор начался еще в поезде, когда они возвращались вечером из Москвы, и продолжался дома. Ляля хочет спать, а Паша не отстает. Голосом мученицы она говорит:

— Отстань! Я же сказала, что у Иры была.

— Зачем ты к Ире ходила? Почему не пошла на занятия? Не морочь мне голову! Опять кого-нибудь соблазняла: «Бах, Бетховен!» Да ты музыкой совсем не интересуешься! Не та музыка тебе нужна! Ну так где ты была? Почему пропустила занятия в институте?

— Не хотела — и все! Захочу — и совсем брошу учиться!

— Почему бросишь? Что тебе мешает учиться? Ведь ты дома ничего не делаешь!

Ляля молчит.

— Врешь ты все! Ты со своим Димкой свидания устраиваешь!

Ляля пожимает плечами и молчит.

— Почему ты молчишь? Что у тебя за манера отмалчиваться?

— А потому, что говорить бесполезно.

— Хорошо. Если правда, что ты была у Иры, поедем завтра к ней вместе, и я спрошу.

— Никуда я не поеду.

— Потому что ты там не была!

— Ну хорошо! Не была!

— Где ты шатаешься вечерами? — уже кричит Паша. — Каждый день говоришь, что уезжаешь на занятия, а твоя подружка по институту, Светка, сказала мне, что у тебя много пропусков! Где же ты проводишь время? Скажи.

— Светка знает, что ты ревнуешь! Вот и сказала назло! Больше я тебе ни слова не скажу!

И действительно, сколько Павел ни задавал после этого вопросов, ни на один не получил ответа. Так бывало не раз. И Паша знает, что может спрашивать хоть сутки, Ляля не ответит. Что за человек!

Они молча ложатся спать. Неприятности вытесняются новыми чувствами… Но осадок от ссор остается.

Ляля довольно скоро поняла свою ошибку: она не любит Павла. У них разные вкусы, разные взгляды на жизнь. Они все чаще ссорятся. Паша ей не верит, ревнует ужасно. Иногда, конечно, льстит, но вообще-то опять контроль. То родители надоедали расспросами, теперь он.

Почему-то свекровь стала ночевать домр. Ляле это тоже не нравилось. Почему не у дочери? Как-то она сказала Паше:

— Как это неудобно! Она ложится спать в десять, пол-одиннадцатого. Нельзя радио послушать!

Паша возразил:

— Но это же ее комната, а не моя. Ей дали.

— Ну и что же, что дали! Ты здесь живешь, ты прописан, значит, такой же хозяин!

— Даже если я такой же хозяин, как я могу обижать мать?

Ляля пожимает плечами.

Она не любит свекрови. Все в ней раздражает Лялю. Даже доброта. И хотя тетя Катя никогда не сказала ей плохого слова, Ляля чувствовала, что и она не нравится свекрови, догадалась, что та в жены Паше мечтала взять Галю. Ну и пожалуйста! Могу уступить!

Все чаще Ляля оставалась ночевать у своих родителей. Юлия Павловна расспрашивала, как ей живется. Ляля не жаловалась и свои ссоры с Пашей скрывала, знала, что родители осудят ее, а не Пашу.

— Ну а как, Ляля, у тебя дела в институте? — спрашивал отец.

Ляля уверенно отвечала:

— Очень хорошо!

— Ну вот это ты молодец! А мы-то с матерью боялись, что замужество помешает тебе учиться.

Надо бы молодым жить отдельно. Михаил Иванович уже подумывал, как бы купить дочери кооперативную квартиру. Жалел, что они не сделали достаточных накоплений. Может, пока снять комнату для Ляли с мужем?

Но Ляля никакого интереса к отдельной комнате не проявляла. Зачем это ей нужно? Так у нее нет никаких забот: за городом свекровь, в Москве родители. Куда придет, там ей и стол и дом. А будет жить отдельно — надо будет покупать продукты, готовить, стирать. Нет уж, избавьте!

Юлия Павловна сокрушалась, что дочь бесхозяйственна, равнодушна к дому, к семье. Она не верила в прочность ее брака. Михаил Иванович успокаивал ее:

— Что ты хочешь? Молода еще! А учится-то хорошо!

Паша, когда Ляля ночевала у родителей, бывал хмурый, неразговорчивый. Тетя Катя молчала.

Зато сестра Надя прямо как-то сказала Паше:

— Влип ты, Пашка! Эта фифа не жена тебе. С ней надо построже. Кошку чем больше гладить, тем выше она хвост задирает.

— Не смутьянь! — оборвала ее тетя Катя. — Все образуется со временем.

Паша промолчал. Что сказать? Его Лялька почему-то никому не нравится.

Знакомые ничего не говорили Павлу о Ляле, зато не стеснялись высказывать свое мнение о ней тете Кате. Ну где у Пашки глаза? Как можно было променять Галю на эту цацу? Галя — добрая, веселая, приветливая. Одевается скромно, но со вкусом. Прическа у нее без выкрутас, да загляденье. И специальность имеет. Кому в поселке медицинская помощь потребуется, идут к Гале, и она всем помогает безотказно. Сделает укол— никакой боли не почувствуешь. Банки поставит — человек на другой день выздоравливает. Легкая рука у нее. О такой жене. только мечтать можно.

А эта Ляля? Модница! Что ни день — новая прическа. По снегу идет на высоких каблуках, как цапля. Нет, не годится такая в жены трудовому человеку! Добра от этой женитьбы не будет!

Тетя Катя расстраивалась и всегда возражала:

— Да что вы болтаете! Она девушка приличная, образованная. Я от нее ничего худого не видала.

Но в душе тетя Катя тоже жалела, что Паша не женился на Гале.

Когда Павел женился, Галя думала, что жизнь ее навеки сломана, что не будет у нее больше никаких радостей, ни одному человеку она больше верить не будет. Если уж Павел так поступил, чего ждать от других! Вообще-то разговора о женитьбе у них не было. Но Павел говорил ей, что она самая хорошая и красивая девушка. А как он смотрел на нее? Так, как смотрят на любимых. И целовал он ее, как целуют любимых. И было ясно, что Паша и Галя поженятся. А как всегда радовалась, когда она приходила к Паше, тетя Катя!

Галя давно полюбила Пашу, еще когда была в девятом классе. Она ждала, когда он придет из армии. Вот и дождалась.

Мать и знакомые сочувствовали ей, и это еще больше растравляло ее рану. Хорошо бы уехать отсюда. Хоть на край света!

Но Галя никуда не уехала. Успокоилась со временем немного. Но, когда издали смотрела на Лялю, обида давила душу: как мог Павел полюбить такую девушку? Вся какая-то деланная, ломаная, так накрашена, что прохожие оглядываются. Неужели Павлу не стыдно за жену?

Павла Галя видела редко. Встретятся иногда на дороге или на платформе в ожидании поезда, поздороваются — и скорей в разные стороны.

Когда у Павла начались скандалы с Лялей, весть об этом быстро разнеслась по поселку. Ну что же? Этого надо было ожидать!

Однажды Павел — это было уже через год после свадьбы — оказался с Галей в одном вагоне.

— Ну как ты живешь? — спросил он, садясь на скамью рядом с Галей.

— Ничего, — ответила она и задала встречный вопрос: — А как ты?

— Я… плохо.

— Что так?

— Да разное. Тебе это неинтересно…

— Как экзамены? Сдаешь?

— Сдаю. А как ты?

— Хорошо. Говорят, я родилась врачом. В больнице комсоргом избрали.

— Молодец, Галчонок!

Ишь вспомнил, что так ее звали, когда она была совсем девчонкой. И посмотрел ласково. Неужели пожалел, что не вышло у них любви?..