Сразу после объяснения с Купцом Финик отправился в Ригу. Пережитые ужасы бессонной ночи сказались — он прикорнул и едва не проехал свою остановку, электричка была сквозная. Уже на перроне он почувствовал зверский голод, пустой желудок предательски урчал, голова слегка кружилась, к горлу подступала неприятная тошнота. Он еще не решил, что будет делать дальше и, выйдя на привокзальную площадь, направился наугад по улице Меркеля. Ему повезло, через полсотни метров он наткнулся на полуподвальное заведение со скромной табличкой «Закусочная». Он спустился по ступенькам вниз и толкнул тяжелую дверь. Ноздри приятно защекотал запах жареного мяса и специй. Посетителей, к счастью, было немного, и уже через пару минут Финик с жадностью уплетал незамысловатые яства общепитовской точки. Когда заливная говядина и половинка копченой курицы, запитые лимонадом, достигли места назначения, он перевел дух, осмотрелся. Судя по обстановке, нравы тут были не строгие. Клиенты тихо распивали принесенное с собой спиртное, к чему пышногрудая хозяйка буфета относилась вполне лояльно. Напротив Финика расположился неказистый мужичонка с «Огоньком» в руках. Развернутая репродукция картины Васнецова «Три богатыря» из этого журнала надежно отгораживала от внешнего мира бутылку «Русской водки», на этикетке которой одним богатырем было меньше. Время от времени голова мужичка как поплавок ныряла за эту ширму и после принятия дозы возвращалась на место. За соседним столиком сбоку обосновались трое мужчин, в расцвете лет. Моложавые, крепкие, подтянутые. Финик мысленно позавидовал их импозантному виду и в то же время непроизвольно насторожился.

«А вдруг менты, тогда уже хана», — принялся было отпевать свою грешную душу Финик.

— Ники, возьми чего-нибудь запить-заесть.

Один из компании, брюнет в светлой рубашке, пошел к буфету и вернулся с подносом всякой снеди. К тому времени на их столе как по волшебству уже стояли поллитровка водки и частокол пивных бутылок.

«Эти здесь свои, — про себя решил Финик и успокоился, — не хитрят, не прячутся».

Ники расставил закуски на столе, другой, крупноголовый, с короткой стрижкой, видом напоминавший боксера, обратился к третьему, видимо, самому старшему из них:

— Джексон, не тяни, наливай, сушняк замучил…

— Серж, что ты спешишь, как голый на случку? — спросил тот, кого назвали Джексоном. — Сначала протри вилки, на них смотреть тошно, будто в мазуте плавали. А я пока закурю.

Он не спеша вытащил пачку «Риги» и, не предлагая сигарет компаньонам, закурил, несмотря на запрещающую надпись на пожухлой, засиженной мухами, картонной табличке. Серж послушно выполнил указание и нетерпеливо заерзал на стуле. Наконец Джексон взялся за вожделенную бутылку. Он свинтил пробку и отработанным жестом плеснул в стаканчики три разные порции водки.

— За успех нашего дела, — негромко произнес Ники.

— Ни слова о делах, — оборвал его Джексон, — лучше поговорите с Сержем о бабах. Вы по этой части большие мастаки.

«Видать, это ихний „Купец“, — подумал Финик. — Интересно, чем они занимаются: мощны, уверенны, с манерами — эти по квартирам не лазят. Эх, мне бы с такими связаться, а не с Купцом да Кротом по чужим хатам ломиться, пока за жопу не взяли. Теперь, вот, трясись, чем все это кончится. Впрочем, Купец тоже не дурак, свою шкуру ценит, а значит, что-нибудь придумает…»

Тройка молча выпила и с аппетитом принялась за трапезу. Вдруг гулко хлопнула дверь и в заведение ввалилось нечто несуразное, что-то среднее между опереточным комиком и клошаром парижских трущоб из романов Гюго и Сименона. Опухшая небритая ряха красноречиво говорила о трудностях текущего момента ее обладателя. Прической этот странный тип напоминал Гоголя, но на этом его сходство с великим писателем и заканчивалось. А уж его облачение даже не поддавалось описанию: то, что когда-то называлось рубахой, было застегнуто на единственную пуговицу и обнажало внизу противное жирное брюхо. Ширинка засаленных, разодранных по шву брюк, была прихвачена булавкой гигантских размеров, достойных книги рекордов Гиннеса. Обувку составляли одетые на босу ногу тряпичные шлепанцы, заляпанные пятнами зеленки. От вошедшего так разило перегаром, что Финику на расстоянии десяти шагов сделалось дурно.

Завидев это ходячее недоразумение, Джексон оставил стакан с пивом, лицо его оживилось.

— Кого я вижу! — воскликнул он с показной радостью. — Лихой наездник Пегаса! Ну, как успехи, господин сочинитель, все доишь за сиськи свою задроченную Музу и пропиваешь шальные гонорары?

— Джексон, дай пятьдесят грамм, подыхаю, — сипло выдавил тот, жадно уставясь на бутылку.

— Цап, ты же знаешь, что «дай» под Шанхаем членом подавился. Почитай свои идиотские вирши, повесели народ, вот тогда и посмотрим.

— У меня не идиотские вирши, мои стихи гениальны, — с обидой произнес Цап, не отрывая безумного взгляда от водки. — И вообще, знай, сейчас на весь Союз есть только два настоящих поэта. Нет, не Вознесенский и Евтушенко — я и Гена Гавриков, он живет в Крыму, в Симеизе. Остальные — пыль, шелуха!

Он попытался напустить на себя важный вид, приосаниться, но от этого стал выглядеть еще смехотворней. Джексон приподнялся, взял с соседнего столика использованный стаканчик и налил туда ровно пятьдесят грамм по первую риску.

— Ладно, давай гениальные.

Цап встал в позу, выпятил грудь и, завороженно глядя на заветную приманку, начал:

Сделал паузу и потянулся за водкой.

— Куда! — властный окрик Джексона пресек это поползновение. — Думаешь, прочитал этот гнусный куплетик о своих вонючих потрохах и все? Читай еще, и что-нибудь поприличней.

— Только не про инопланетян, — вставил Ники, по-видимому, тоже хорошо знавший репертуар полоумного поэта.

Цап скорчил недовольную рожу, но не ушел. Закатил глаза и начал по новой:

Он замолчал и выжидательно посмотрел на Джексона, весь вид его словно говорил: «Ну каково, уважил?» Джексон взял стаканчик, поднес к носу Цапа, повертел и поставил на место.

— Цап, ты видно с перепоя потерял чувство реальности. Здесь собрались интеллигентные люди, поклонники твоей безумной Музы, а ты нас не уважаешь и гонишь старье. Нет, сучок драный, на халяву тут не пройдет. Хочешь водки, давай что-то непременно новенькое.

Цап сник, потух, на лице его отразилось неподдельное страдание. Однако жгучее желание опохмелиться заставило его предпринять новую попытку правдами и неправдами выцарапать спасительную дозу. Он так мучительно напрягал свою память, что казалось, присутствовавшие слышали скрипы в его черепной коробке.

— Хорошо, слушайте. Самой последней выпечки…

И поняв, что этого явно недостаточно для полного успеха, с вдохновением продолжил:

После секундной паузы гомерический хохот потряс стены.

— Свежо, свежо! — похвалил чтеца Джексон и подал водку. — Держи, заслужил.

Цап поспешно опрокинул водку в свою утробу, крякнул и тут же исчез в дверном проеме, так же неожиданно, как и появился. Тройка во главе с Джексоном продолжила дружеское застолье, Финик прислушивался к их разговору.

— Махну-ка я сегодня на танцульки, — произнес Ники.

— Рехнулся? Туда сейчас ходят одни малолетки.

— Серж, я хожу не на плац для пионеров, а на вечера для тех, кому за тридцать.

— Ну и как там? Есть товар? Что за публика? — поинтересовался Серж.

— Выбор огромный, на любой вкус, от двадцати до шестидесяти. Приходят вполне приятные дамочки, слегка увядшие, но со своими плюсами. Представьте, процентов девяносто там разведенки, остальные десять без надежд выйти замуж. Разве не малина?

— Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера, — вставил Джексон.

— Вот именно. Они истосковались от затяжного одиночества. Баба лет тридцать-тридцать пять, в теле, с бесенком в глазах, да с каким бесенком, с огромным похотливым бесом, это… Что у нее за радости: работа, дом, дети, и так до бесконечности, и только в конце недели светлый лучик, — накручивается, подкрашивается, напяливает все лучшее и — на танцы. А вдруг повезет, а вдруг он, принц из мечты… А там мужиков — шаром покати. И тут появляюсь я: молодой, интересный, сильный, и все мое! Выбираю телку по вкусу, — и к ней. Худо-бедно, у каждой есть свой угол. Признаться, люблю зайти в хорошую, чистую квартирку, развалиться в кресле. Хозяйка ставит тихую музыку, бутылку, закуску тащит, переодевается в пеньюар и норовит забраться мне на колени…

— А детки где ж? — полюбопытствовал Серж.

— В такое время в пионерлагерях или у бабушек, все продумано. Короче, после кофе — постель. Знаете, что такое месяцами сдерживаемая страсть одинокой женщины? Это Везувий! Море ласк и желаний! За эту ночь переживаешь такое… Я помню всех моих цыпок и буду долго помнить. Ночью — ураган, утром тебя нежно, почти по-матерински целуют в шею, прижимаются горячим телом: «Милый, я жду тебя!..» А я ухожу навсегда и остаюсь в ее памяти желанным сказочным принцем. Ухожу без громких слов, с тихой грустью в душе.

— Хм, ангел-искуситель, — сказал Джексон. — Несчастные женщины…

— А как же конкуренты? — спросил Серж. — Не один же ты там пасешься.

— Не один, но таких как я, — единицы. Основная масса либо пьянь черная, либо дурики, у которых с головой не все в порядке, либо полнейшие импотенты, что приходят туда потереться да поговорить о своих мифических сексуальных подвигах. Теперь все понятно?

— И где же в Риге находятся эти райские кущи? — спросил Серж.

— Я ошиваюсь в двух точках, — ответил Ники. — По субботам на Московской, а сегодня пятница — поеду в Илгуциемс. Кинотеатр «Илга», ресторан «Соната», а рядом танцы…

— Ники, ты должен забывать такие места, — перебил его Джексон. — Будущий миллионер должен привыкать общаться в другом обществе, в изысканном, а не среди сброда алкашей, сумасшедших и импотентов.

— Джексон, не интригуй. Я уже говорил, что готов подписаться на любую авантюру, если во главе ее станешь ты, но, честно говоря, я пока не понял, как мы станем миллионерами.

— О, это не авантюра, это математический расчет с элементами научного предвидения, — с важностью сказал Джексон. — Я вижу блеск золота и холодное мерцание бриллиантов.

— Не томи, — взмолился Серж.

— Всему свой срок и свое место. Главное, чтобы вы не передумали, дело непростое, мне одному не потянуть.

— Мы готовы! — в один голос заверили Серж и Ники.

Джексон с одобрением кивнул и разлил оставшуюся водку и встал, остальные встали вслед за ним. Словно офицер царской армии, держа локоть на уровне плеча, Джексон поднес стаканчик к губам и, произнеся короткое «хоп!», опорожнил его. Серж и Ники последовали его примеру. Затем компания, подхватив сумки, отправилась по своим делам.

«Да, вот это команда! — позавидовал Финик, когда те удалились, — миллионами ворочает. К таким бы подрядиться, я бы и на двадцатую часть согласился. Конечно, быть может, все это и блеф, пустая афера, но все же интересно»…

Но он тут же вернулся к действительности: нужно было теперь решать злободневный вопрос: как провести день, где перекантоваться ночью?