После полуторачасового морского путешествия небольшой аккуратный теплоходик «Мухалатка» пришвартовался к причалу и голос в рубке объявил: «Конечная, Симеиз».

— Так-с, — сказал Джексон, сойдя на берег и стряхнув со своих великолепных джинсов несуществующую пылинку, — оркестр нас не встречает, а курортный агент, видимо, попал под сокращение штатов. Будем искать нужный адрес методом «язык до Киева». Впрочем, насколько мне известно, Симеиз не Рио-де-Жанейро, здесь всего шесть улиц, а посему вероятность заблудиться равна крепкому нулю.

— Джексон, а ребята знают, что ты заявишься сегодня? — заискивающе спросил Аркаша.

— Точную дату не сообщал, незачем. Хочу проверить боеготовность компаньонов внезапной ревизией.

— Я им не завидую, — усмехнулся неудавшийся бармен.

— Почему?

— А потому, что не знаю случая, чтоб после внезапной ревизии представляли к орденам, — ответил Аркаша и уточнил: — Ревизуемых.

— Пожалуй, — согласился Джексон. — И все же не будем гадать, двинули.

Они по ступенькам поднялись от пляжа наверх, пересекли маленький уютный парк и оказались на красивой аллее с рядом скульптур, изображающих античных атлетов. Судя по всему, эти произведения искусства не были обделены вниманием публики: у одной из фигур еще не успел увянуть букетик красных цветов, зажатый в ее кулаке, голову другой покрывала линялая матросская бескозырка, а у единственной в этом парковом ансамбле обнаженной женщины обе руки были обломаны на манер Венеры Милосской. Посередине аллеи находились два крохотных бассейника, на дне которых тускло поблескивали монетки.

— Ну вот, фонд нищих в этом поселке в полном ажуре, — констатировал Джексон, глядя на зеленоватую воду, — так что, Аркаша, при любом раскладе без куска хлеба не останешься.

Миновав аллею и свернув направо, они буквально наткнулись на цилиндрическую емкость о четырех колесах. Надпись на желтой облупившейся бочке гласила о том, что здесь продается пиво. На удивление, народа у этого оазиса блаженства было совсем немного, хотя солнце палило вовсю.

— Оказывается, в нашей тяжкой жизни еще могут случаться приятные сюрпризы, — оживился Джексон. — Я и не подозревал, Аркаша, что на одной шестой есть места, где с ячменным напитком проблем не бывает. Грех пройти мимо — в родной Риге это удовольствие стоит вдвое дороже.

Он спросил парочку кружек у улыбчивого продавца кавказской национальности.

— Пэй на здаровъе, дарагой, — елейно пропел тот, протягивая бокалы с щербатым верхом, словно их обгрыз какой-то стеклоед.

— Чувствуешь, какая забота о простом человеке, — пробормотал Джексон, обращаясь к своему спутнику. — Это надо приветствовать и поощрять.

И щедрым жестом отказался от сдачи.

— Дай бог тебе то, что пожелаешь, — благодарно кивнул продавец пива.

— Что я, лишь бы тебе, дарагой, хорошо жилось, — пожелал Джексон, переключаясь на процесс потребления.

Вкусовые качества напитка определились после первого глотка.

— Увы, революция в пивоварении этих краев не коснулась, — кисло заметил Аркаша отставляя кружку подальше.

— О чем ты глаголешь, отчизна для таких революций еще не созрела, других дел невпроворот, — произнес Джексон, глядя куда-то поверх его головы.

Внимание его приковал конец резинового шланга, вправленный в горловину цистерны. Джексон, проследив маршрут черной кишки, без труда определил, что он заканчивается у водопроводного крана. Слияние двух коммуникаций было надежным, что называется, взасос.

— Хозяин, а это что за штука? — полюбопытствовал Джексон, показывая взглядом на объект своего интереса. — Только не говори, что это громоотвод, не поверю.

— А эта, дарагой, бочку помить перед сдачей, — нимало не смутился вежливый торговец. — Санынспэкция придирается, панимаэш, замучила…

— Тебя за такие дела не мучить — кастрировать мало, — спокойно изрек Джексон, выливая мерзкое пойло под куст, а потом, наклонившись, неожиданно строго спросил:

— Какую марку порошка добавляешь? Ну, Менделеев, признавайся…

— Какова парашка? Нэ знаю, нэ знаю… — залопотал, опешив от такого напора, «улыбчивый». — Сюда бивает, да, — парашок нэту, нэту…

— Тебя как звать-то, красавец удалой? — недобро надвинулся на него Джексон.

— Рома, — учтиво и скромно ответил продавец.

— Так знай, Рома, — Джексон сунул ему под нос щербатый бокал. — Вот этот уродец давно плачет по твоей буйной головушке. Я с трудом уговорил его не трогать сейчас твою черепушку, но в следующий раз, клянусь, он вправит тебе мозги в нужную сторону. Пошли, Аркаша!

— О каком порошке ты вел речь? — поинтересовался Аркаша, когда они, покинув криминальную точку общепита, отправились дальше.

— О стиральном, — пояснил Джексон. — Некоторые скоты добавляют его в пиво вместе с водой, чтобы пену сделать и по балде било. Вообще, в стране нашей коктейли, заметь, в большом фаворе: бензин с водой идет, пиво с порошком и содой, в колбасу целлюлозу и всякую срань подмешивают. Этот сынок еще подмастерье, но способный, стервец, к ремеслу нестандартно подходит.

— От его нестандартного подхода у меня чего-то в животе похреновило, урчит, — вздохнул Аркаша.

— Моли бога, чтобы поносом все и закончилось…

Через десяток минут они добрели до автостанции, рядом с которой бок о бок пристроились несколько магазинов и маленький уютный базарчик. После пляжа это было, пожалуй, самое оживленное место. На небольшом пятачке здесь сконцентрировался самый разношерстный люд, несколько компаний — своеобразная поселковая тусовка. На барьере под киноафишами разместилась команда малопривлекательных типов с небритыми, обрюзгшими физиономиями, единственное хобби которых угадывалось без особого затруднения. В их одинаково грустных глазах прописалась усталость от однообразного течения жизни и отражалась неистребимая ностальгия по спиртному любой крепости и качества. Средний возраст этого коллектива не поддавался точному определению, но в его рядах явно присутствовали ветераны питейного дела, принявшие присягу на верность Бахусу еще во времена Великого Кукурузовода. Напротив, у автоматов газводы прямо на асфальте расселась в кружок компания длинноволосой молодежи, как один обряженной в штопанное-перештопанное джинсовое лохмотье. На штанах у многих были крестообразные надрезы, которые обнажали острые коленки. Из рук в руки передавалась огромных размеров «козья ножка», скрученная из газеты. В центре кружка сидела миловидная брюнетка, она единственная была одета более-менее прилично. На ней были непоношенные брюки цвета хаки и симпатичная голубая маечка с надписью на спине: «Кумир и бог мой — Виктор Цой». Девушка тренькала на гитаре и пела скучные песни. Песни были на злобу дня, что-то про рэкетиров и перестройку. По щекам певуньи тихо текли ручейки слез. Девушку было немного жаль, ее никто не слушал. В сторонке, сгрудившись в кучу у своих машин, о чем-то шептались таксисты. Вокруг челноками шныряли какие-то подозрительные личности, то ли что-то предлагавшие, то ли что-то выискивающие. Джексон подошел к одному из этих типов и спросил, как найти интересующий его адрес, но тот не ответил. Тогда он поманил Аркашу и они подошли к группе подростков, которые за пышным кустом жасмина резались в карты.

Игра шла, как оказалось, не на деньги, а всего-навсего на табачные окурки — «бычки». Немного понаблюдав за баталией, Джексон спросил у самого старшего на вид игрока с копной рыжих волос:

— Как дела, школяры, в высшую лигу готовимся?

Пацаны не обратили внимания, даже не подняли головы, продолжая игру. Только один что-то буркнул себе под нос.

— А что, и среди вас нет аборигена, кто знает, где находится улица Звездная? Я здесь раньше бывал, но о такой улице что-то не слыхал.

Рыжий оторвался от карт, заинтересованно посмотрел на заезжих дядь.

— А закурить дадите?

— Почему же не дать? — Джексон вынул из кармана пачку. — Можешь взять парочку.

— А мне? Мне… и мне… и мне закурить можно? — наперебой заголосили остальные.

— Можно, можно, — усмехнулся Джексон, подставляя «Космос» протянутым рукам. — Разрешено все, что не запрещено законом. Только не спрашивайте ключ от квартиры, где деньги лежат, я его утопил в Ледовитом океане.

— Балуешь молодежь, — заметил Аркаша. — Табачок нынче втридорога.

— Пошлину туземцам, запомни, нужно платить исправно, иначе удачи на этой земле нам не видать, как своих ушей, — то ли в шутку, то ли всерьез ответил Джексон.

Когда Джексон удовлетворил всю братию по минимуму, рыжий прилежно поведал, как добраться до нужного дома и даже как он выглядит.

Очередной подъем по крутым ступенькам в гору занял считанные минуты и там, за магазином «Культхозтовары», начиналась улица Звездная, и в самом начале этой улицы прятался в густой зелени временный приют, где обосновались Боб и Мироныч. У самого входа в подворье рос причудливо извившийся стволом раскидистый инжир, закрывавший весь обзор. Из глубины сада доносилась забойная музыка, громкие голоса.

— Здесь, кажется, не скучают, — заметно оживился Аркаша.

— Подозреваю, что ты прав, — Джексон для приличия постучал в металлическую калитку. — Тук-тук, кто в теремочке живет? Пошли!

Едва они зашли внутрь, как навстречу им откуда ни возьмись рванула свора разнокалиберных дворняг. Собаки, оскалившись уставились на вошедших, но ближе, чем на метр не подходили.

— Чак! Билли! Назад, ко мне! — послышался властный окрик. — Мужики, не бойтесь, идите сюда, они не тронут.

За небольшой дощатой постройкой между деревьями под навесом стоял длинный стол, за которым гуляла превеселая честная компания в составе трех девиц, Мироныча и молодого мужчины с загипсованной по колено левой ногой.

Мироныч, завидев Джексона, стряхнул с колен, словно наваждение, пьяненькую крашеную блондинку и подскочил, вскинув вверх обе руки.

— О, командор, наконец-то! — во все горло завопил он, порываясь обнять приятеля. — Аркашка, блудный сын, а ты откудова свалился?! Или это мираж?!

— Не мираж, — сказал Джексон, высвобождаясь из объятий восторженного Мироныча, — этот бойскаут упал мне на хвост на ялтинской набережной.

— За стол, мужики, за стол, — скомандовал мужчина с гипсовой ногой, — с дорожки надо хапнуть.

— А это наш хозяин, Сашок! Золотой человек! — представил мужчину Мироныч. — Бравый моряк и отважный Казанова. После очередной амурной авантюры на пару месяцев списался на берег для поправки здоровья. Так что нам не скучно.

— Да я уж вижу, — промолвил Джексон, бегло осматривая стол, заставленный водочными бутылками, бутылями с вином разной емкости и нехитрой снедью.

— Инночка, вытри здесь, ребят усадить надо, — обратился Мироныч к блондинке. — А это Наташа, Люда…

Девочки без особого энтузиазма принялись убирать рыбьи хвосты, огрызки, вытирать разлитое вино.

— А где ж мистер Боб? — поинтересовался Джексон, присаживаясь на скамейку.

— Он там, за дверью, сейчас выйдет, — ответил Сашок, показывая на зеленую дверь каменного строения у забора.

— А что там? — вмешался Аркаша.

— Ванна, душ, зеркала всякие, — пояснил Мироныч.

— Комната смеха, что ли? Любопытно взглянуть, кстати, и умыться бы не мешало, — сказал Джексон.

Зеленая дверь скрывала неприглядное зрелище. Там, в маленькой комнатке, под потолок обложенной кафелем, на четвереньках стоял Боб. Голова его и обе руки плетями свешивались в ванну. Боб отчаянно блевал, издавая при этом напоминающие рев орангутанга глухие гортанные звуки. Какая-то девица в заношенных шортах склонилась над ним и, поливая его, словно садовую клумбу, из душа, приговаривала:

— Блюй, Бобик, блюй, легче станет.

— А ты… ты… меня любишь? — запинаясь, вопрошал Боб, пуская длинные, как спагетти, слюни.

— Люблю-люблю, ты только пальчики в рот суй поглубже.

— Р-раз лю-у-бишь, тогда блю… блювану-у-у.

И он снова закряхтел в жутких потугах, мотая, как конь на привязи, головой из стороны в сторону.

Девица, продолжая поливать безвольное вздрагивающее тело, кокетливо уставилась на Джексона.

— Что, Боб, нокдаун? — с сочувствием спросил Джексон, не обращая на нее ни малейшего внимания.

Бедняга поднял на него мутные, налившиеся кровью глаза, и промычал что-то невразумительное.

— Вы кто? — спросила поливальщица.

— Для вас Евгений Роальдович.

— А я Света.

— Мадам Света, постарайтесь привести моего приятеля в чувство. Сегодня с него, кроме анализов, ничего не взять, а завтра он мне очень будет нужен. Свежий и бодрый.

— Дже… дже… — с трудом выдавил Боб.

— Ага, первые сдвиги уже есть, — с некоторым удовлетворением произнес Джексон. — Проблески сознания налицо, продолжайте, Света, за таких медицина еще борется.

Он вернулся к столу.

— Выпьем за знакомство! — бросил клич радушный хозяин дома, поднося Джексону и Аркаше по полному стакану светло-бурой жидкости. — Это первачок и не слабый.

Джексону пить что-то не хотелось, но проявить неуважение к хозяину, симпатичному вполне человеку, тоже было неудобно. Пришлось осушить посуду, а вскоре и повторить процедуру. Аркаша на глазах поплыл и тут же стал клеиться к сидевшей рядом девушке, что явно нравилось последней.

— Ну что, Мироныч, в таком духе и проходят ваши суровые будни? — наклонясь, спросил Джексон.

— Да нет, просто позавчера сняли новых подруг, ну, и завелись.

— Стало быть, в части подготовки экспедиции все в порядке?

— Все! — мотнул головой Мироныч, азартно вгрызаясь в соленый огурец. — Почти. Ну, там есть нюансы… кое-какие, но в общем…

Джексон боковым зрением увидел внушительную горку пустых бутылок у собачьей будки, почти заваливших вход в нее, и стал понимать, что «кое-какие нюансы» грозят обернуться к утру очень неприятными сюрпризами.

Из-за зеленой двери наконец выполз смертельно бледный Боб и дама, словно фронтовая санитарка, потащила его укладывать баиньки.

Веселье продолжалось. Подвешенная на стволе шелковицы, вовсю громыхала акустическая колонка. Аркаша уже танцевал со своей новой подругой и, плотно приклеившись к ней, жуликовато шарил бесстыжей рукой по ее аппетитному бюсту. Хозяин сидел, обняв за талию Люду, и что-то жарко нашептывал ей на ушко.

— А где ж хозяйка сей нескучной обители? — спросил Джексон, уставший созерцать этот разгул.

— Трудится, — беззаботно отмахнулся Мироныч. — Она дежурной медсестрой в санатории работает, сегодня на сутки ушла.

— Все ясно, — сказал Джексон, закуривая. — Хозяйка на работе, а здесь крутая оргия под патронажем шефа пансиона, так?

— Да здесь почти каждый вечер такое, — честно признался Мироныч. — Хозяйка тоже мировая баба, сама не промах кутнуть. Так что, ноу проблем.

— Насчет ноу проблем, это будет видно завтра, а пока тихенько спроваживай своих милашек и отбой! Утром на отходняк тяжелый не жалуйся — и слушать не стану. Учти, подыму рано, а там разбор полетов — погляжу, какой дуэт вы мне споете…

— Да ты что, шеф? — Мироныч с недоумением выпялился на Джексона. — Мы только раскрутились, забирай у Аркаши Наташку… ишь, сучонок, повис на ней, как на своей собственной… Она ведь для тебя, забирай и…

— Никаких «и»! — сердито зашипел ему на ухо шеф. — Дело прежде всего, а нет, так уволю — расчет на месте!

Дважды повторять не пришлось. Девочки, почувствовав что-то неладное, стали поспешно собираться. К явному огорчению Аркаши.

Через полчаса Джексон, пропустив стопку, заглянул в комнату, откуда доносился дружный храп. Оба его компаньона, утомленные ратными подвигами и обильным питием, крепко спали. Вдруг его внимание привлекла раскрытая общая тетрадь, лежавшая на тумбочке, поверх горки неиспользованных презервативов. Джексон узнал знакомый почерк Мироныча, машинально пробежался взглядом по строчкам. «Интересное досье, что ж посмотрим, чем они тут занимались. Это, по крайней мере, избавит меня от необходимости поутру выслушивать их похмельный бред…»